Нити судьбы: Хогвартс (гет)

В начале декабря с Чёрного озера подул холодный ветер, резкий и неумолимый, он неустанно пробирался сквозь древние стены замка, просачиваясь в каждую щель, заставляя даже самые укромные уголки дрожать от стужи. Несмотря на толщину каменных стен, в коридорах стало так холодно, что воздух звенел тонким хрустальным эхом. Когда порой торопливый ученик задевал доспехи, и те с глухим лязгом обрушивались на пол, то звук разносился по галереям, словно звон ледяного колокола, напоминая всем, что зима здесь — не просто время года, а сила, с которой приходится считаться.

Портреты на стенах недовольно ворчали, когда ледяные порывы заставляли их рамы дрожать. Живописные персонажи один за другим отправлялись в путешествие по соседним картинам, ища уголки потеплее. «Сквозит, как в сарае!» — ворчала дама в пышном розовом платье с портрета на четвёртом этаже, перебираясь к какому-то рыцарю. Видимо, она рассчитывала не только на уют, но и на тепло его доспехов. В коридорах факелы, отчаянно боролись с холодом, но в итоге проигрывали неравный бой, и морозный воздух серебристыми узорами инея, победоносно оседал на каменных плитах.

Сквозняки, как невидимые проказники, рыскали по замку, подстерегая студентов у потайных выходов из гостиных, а затем неотступно следовали за ними по длинным коридорам. Не давая забыть о своём присутствии, они посвистывали в уши, касались холодными пальцами шеи и шевелили волосы ледяным дыханием. Тем же, кому не посчастливилось, и нужно было идти на урок Травологии к профессору Стебль, сквозняки были особенно безжалостны. Они преследовали учеников по всем коридорам, а у тяжёлых дубовых дверей замка передавали несчастных в лапы настоящего хогвартского ветра — того самого, что свободно гулял по открытым просторам между замком и теплицами.

Этот ветер вёл себя как самый настоящий хулиган: яростный и неукротимый, он дёргал за концы шарфов, задирал полы мантий и пытался стащить даже самые крепко надетые перчатки. Ученики, сгорбившись, отчаянно сопротивлялись стихии, пряча покрасневшие лица за поднятыми воротниками. Студеные иглы впивались в щёки, а ноги коченели, словно были закованы в ледяные доспехи, и только достигнув спасительных дверей теплиц и переступив их порог, они могли наконец-то выпрямиться и вздохнуть полной грудью.

Неделя летела за неделей, и монотонный ритм уроков порой казался бесконечным, особенно, когда профессор Бинс, как всегда паривший над кафедрой, вызывая у студентов зевоту, на одной ноте вещал о влиянии привидений на решения североамериканских шаманов при продаже земель переселенцам. Его голос действовал на учиников сильнее любого снотворного. Один за другим студенты начинали клевать носами, и через каждые несколько минут в тишине класса раздавался глухой стук — это чья-то голова, словно тяжелый учебник, опускалась на парту. Гарри с Роном даже не старались бороться с дремотой, и перья в их руках замирали ещё на полпути к пергаменту.

Совершенно иная атмосфера царила на уроках профессора МакГонагалл. Её взгляд, способный остановить даже самого расшалившегося ученика, и безупречно точные указания держали класс в постоянном напряжении. К этому времени студенты уже освоили превращение крыс в дроздов, и теперь перешли к более сложным трансформациям. В воздухе вспыхивали золотистые искры, а из-под парт то и дело выглядывали рыжие лисьи морды с хитрыми, блестящими глазками.

Особое оживление царило на Защите от Тёмных искусств, где профессор Фелл демонстрировал сложное заклинание света и серебра, смертоносное для оборотней и вампиров. Когда он взмахивал палочкой, по классу растекалось холодное сияние, а в воздухе появлялся характерный металлический привкус. Студенты старательно повторяли движения, но у большинства получались лишь бледные искры.

В теплице №7, куда студенты заходили, стуча зубами от холода, их встречал густой аромат дыма и специй. Профессор Стебель, с неизменной улыбкой и перепачканными землей руками, учила собирать урожай с Куста огненных семян. Надев защитные перчатки из драконьей кожи, и вооружившись охлаждающим заклинанием «Фригорио», семикурсники осторожно срезали маленькие, тлеющие семена, от которых, словно от раскаленных углей, исходил жар. Позже эти семена отправились на уроки зельеварения к профессору Слизнорту, где студенты из них варили зелье огненного дыхания, необходимое для высиживания драконьих яиц. Впрочем, судя по разговорам в коридорах и гостиных, никто из учеников не горел желанием связывать свою жизнь с драконами — уж слишком пугающими казались эти существа.

Неожиданно тема драконов всплыла на занятиях у профессора Блэквуд. Её лекция о Генрихе II и абсурдной попытке маглов обложить волшебников так называемым «Драконьим налогом» за «контроль над огнедышащими» вызвала у класса сдержанное оживление. Своим ледяным тоном, от которого даже в хорошо протопленной аудитории становилось прохладнее, профессор объясняла, как эта давняя история повлияла на современные маговские налоговые системы. «До сих пор, — отмечала она, поджимая тонкие губы, — они называют чрезмерные поборы «драконовскими», даже не подозревая, насколько буквальным был первоначальный смысл этого выражения».

Накануне рождественских каникул профессор Флитвик вновь доказал, что является непревзойдённым мастером превращать уроки в незабываемые представления. Встав на свой привычный подиум из толстых книг, он с воодушевлением поведал классу, как заклинание «Фантома Фуга» — «Бегство призрака» — спасло ему жизнь в 1968 году, когда он столкнулся с бандой троллей-контрабандистов в албанских горах.

«Секрет успеха, — прощебетал он, приподнимаясь на цыпочках от возбуждения, — в том, чтобы создать не одну, а несколько фантомных копий и направить их в разные стороны!»

Однако у студентов дело пошло не совсем по плану. Некоторые фантомы, словно обиженные призраки, упрямо застывали на месте и отказывались бежать. Другие, сталкивались лбами и растворялись в клубах дыма с тихим «пыфф». Третьи же, к всеобщему изумлению, пускались в неистовую джигу, отплясывая прямо перед ошеломлёнными учениками.

Но настоящий хаос начался, когда самые бойкие фантомы разбежались по замку. Хогвартские привидения, всегда считавшие себя единственными обитателями замка такого рода, с возмущением обсуждали появление «каких-то новомодных двойников».

Смех и возгласы удивления разносились по коридорам, а профессор Флитвик, наблюдая за этим беспорядком, пряча довольную улыбку, покачивал головой.

По воскресеньям, сразу после тренировок по квиддичу, которые проводились, несмотря на пронизывающий до костей мороз, Гарри, Рон, Гермиона и Джинни словно растворялись в воздухе — в эти дни их не было видно ни в библиотеке, ни в гостиной Гриффиндора, ни на улочках Хогсмида.

Друзья, следуя наставлениям профессора Фелла, спокойно и сосредоточенно оттачивали навыки противостояния Тёмным искусствам. На протяжении последних недель они скрупулёзно разбирали тонкости защиты от одного из самых опасных заклятий — Империус.

— Ни для кого не секрет, что это заклятие ломает разум, и только железная воля может противостоять ему, — говорил профессор, зная, что они не только изучали теорию, но и на собственном опыте испытали чувства, которые вызывает заклятие Империус. — Но есть способ... эффективнее. Он не только освободит вас от чужой воли, но и укажет на того, кто навёл заклятие на вас. Если вдруг вы почувствуете, что парите в небесах, что все тревоги растаяли, оставив лишь лёгкость и странное, безмятежное счастье... Если вас накроет волной блаженства, но где-то в глубине души вы ощутите чужое присутствие — чьи-то пальцы, сжимающие ваш разум, направляющие ваши мысли, ваши поступки... Тогда — невербальное «Либера Ментем!» Оно не просто вернёт вам контроль. Оно вырвет вас из-под чужой власти... а того, кто осмелился вас поработить, ждёт мгновенный обморок.

А как распознать заклятие и снять его с другого человека? Тот, кто попал под его воздействие, внешне почти не отличается от обычных людей — разве что рассеянным взглядом, монотонной речью, неестественными движениями... и распознать эти признаки может лишь тот, кто знал жертву до заклятия. Что делать, если перед тобой незнакомец? Если в сердце закрадывается смутное подозрение, но нет уверенности? Именно для таких случаев существует двухчастное заклинание. Первая часть — «Ревелаториум Империо» — определяет, находится ли человек под воздействием Империуса. При правильном исполнении вокруг головы заколдованного начинает виться тонкий зелёный дымок, а кончик волшебной палочки испускает золотистые искры, указывая на незримую угрозу. Если подозрения подтверждаются, вторая часть — освобождающее «Либертас!» — снимает чары, возвращая жертве контроль над собственным разумом.

* * *

В середине декабря, когда морозный ветер завывал на продуваемом всеми сквозняками стадионе Хогвартса, один за другим состоялись два матча по квиддичу. Команда Слизерина скрестила метлы со сборной Пуффендуя, а Когтевран сражался против сборной Гогенгейма. Зрители, кутавшиеся в толстые мантии, напоминали стаю дрожащих от холода сов, а их разноцветные шарфы трепеща на ветру, превращались в живые гербы факультетов.

Матч между Слизерином и Пуффендуем выдался особенно напряжённым. Пуффендуйцы, всё ещё переживавшие поражение от Гриффиндора в прошлой игре, вышли на поле с решимостью восстановить свою репутацию и показать свою силу. Однако слизеринцы под предводительством Грэхэма Монтегю не собирались им уступать. Его команда, тренировавшаяся при любой возможности, сразу же перешла в наступление. Охотники в зелёно-серебристых мантиях с хищной точностью обрушили град бросков на ворота, защищаемые Мэем Редфордом. Бедняга Мэй отчаянно метался между стойками, но не мог сдержать этот шквал ударов. К тридцатой минуте счёт был уже 150:20 в пользу Слизерина. Даже ранее нейтральные зрители начали склоняться к поддержке зелёно-серебристых, восхищаясь тем, как лихо они уворачивались от бладжеров и выстраивали свои ослепительные атаки.

На сороковой минуте, когда пронизывающий ветер выл в башнях стадиона, зрители, вцепившись в перила, замерли в напряжённом ожидании: Лаура Мэдли — ловец Пуффендуя — уловила едва заметный золотой отсвет у самой земли. Всё ещё терзаемая воспоминаниями о прошлом матче, где ей не удалось поймать снитч, она без раздумий рванула вперёд, и через три стремительных витка её пальцы сомкнулись вокруг крошечного золотого шарика. Трибуны взорвались оглушительным рёвом, а табло, возвестив о ничье, мигнуло: 180:180.

Комментаторы Андрей и Пётр, чьи голоса звенели над стадионом, не скрывали восхищения. Их симпатии, поначалу беспристрастные, к концу матча явно склонились к Слизерину.

— Заметьте, слизеринцы были на волосок от триумфа, — гремел голос Петра из репродукторов. — Если бы мисс Мэдли замешкалась хотя бы на секунду...

— Да, промедли она всего каких-то два быстрых взмаха ресниц, мисс Арабель, то Слизерин бы праздновал победу! — заметил Андрей, под восторженные крики трибун, заканчивая трансляцию.

Второй матч между Когтевраном и сборной Гогенгейма завершился с такой ошеломительной скоростью, что трибуны, заполненные зрителями, едва успели включиться в игру. Голоса болельщиков, готовые выкрикивать речёвки, замерли на полуслове, некоторые плакаты так и остались свёрнутыми в руках, а дудки и барабаны только успели размяться. Игра длилась всего пятнадцать минут, когда Изольда Буд, ловец сборной Гогенгейма, рванула вперёд…

— Словно молния она несётся на своей «Молнии»!.. Простите за каламбур! — кричал Петр. — И… — Он не успел договорить: «…и вот Изольда взмыла вверх, сжимая в кулаке снитч!» — потому что трибуны взорвались овациями — Гогенгейм победил.

Сидя среди зрителей, Гарри с Роном не сводили глаз с поля. Их внимание привлёк вратарь Когтеврана Дарт Мэтью: несмотря на хореографически слаженные, яростные, молниеносные атаки охотников Гогенгейма — Арабель Лафарг, Кларк Кэнди и Парсонс Белль, — Дарт не пропустил ни единого квоффла. Каждый раз, когда мяч устремлялся к кольцам, его руки, словно заколдованные, оказывались в нужном месте, отражая удар за ударом. Победа Гогенгейма состоялась лишь благодаря пойманному снитчу, и Гарри с друзьями не могли не признать, что Когтевран оказал достойное сопротивление — будь их ловец, Лонг Патрик, удачливее, они могли бы и выиграть.

Особенная атмосфера царила и у комментаторской стойки. В отсутствие Андрея Рысева, загонщика Гогенгейма, Пётр работал в паре с Марией Алтынниковой. Её звонкий и уверенный голос звучал не менее профессионально. Гарри невольно отметил про себя, что Мария разбирается в квиддиче ничуть не хуже Андрея, а возможно, даже превосходит его в тонкостях анализа. Именно она обратила его внимание на стратегию обороны Гогенгейма, невольно указав на едва заметные пробелы в их построении. В голове Гарри уже начал вырисовываться план будущего матча против Гогенгейма. Если правильно разыграть атаку, у гриффиндорцев появлялся реальный шанс прорвать оборону и нанести решающий удар.

* * *

До Рождественских каникул оставались считанные дни, и большинство преподавателей снисходительно сократило объем домашних заданий. Однако профессор Фелл по-прежнему проводил тайные занятия с Гарри, Роном, Гермионой и Джинни, обучая их особым заклинаниям, известным лишь членам Лиги. Когда после трудного освоения техник распознавания и снятия Империуса профессор Фелл неожиданно перешёл к легилименции, это стало сюрпризом для всех. Гарри считал это умение полезным и нужным, но не столь важным, чтобы уделять ему много времени. Однако профессор Фелл придерживался иного мнения. Со всей возможной серьёзностью он заявил, что допустил ошибку, начав их занятия с полётов вместо того, чтобы сосредоточиться на главном оружии — окклюменции.

Фелл знал, что профессор Снегг пытался обучить Гарри этому искусству — и что ученик, посещая уроки с явной неохотой, внутренне сопротивлялся процессу обучения. Получив от Гарри подтверждение этому, Фелл красноречиво кивнул — он и не ожидал иного исхода от занятий, на которых сам Гарри не горел желанием учиться:

— Противостоять волшебнику, владеющему легилименцией, невероятно сложно. Особенно если ученик сам возводит стену между собой и знаниями... — он задержал взгляд на Гарри, — Но вам, я полагаю, теперь не нужно объяснять ценность сохранения мыслей в тайне. Существует одно заклинание, малоизвестное и весьма сложное. Его происхождение уходит корнями к древним славяно-скандинавским чарам. Называется оно «Зерцхель». Это заклинание создаёт зеркальный щит в вашем сознании, который блокирует любое проникновение извне. Однако сложность в том, что мы не используем волшебную палочку. Всё происходит внутри вас. Закройте глаза и окажитесь в круглой комнате, где со всех сторон с множества зеркал на вас смотрят ваши же отражения. Их позы повторяют ваши, но с едва уловимым опозданием, как если бы между реальностью и отражением существовала тонкая плёнка искажений. Произнося беззвучно «Зерцхель», вы создаёте в разуме слепок — отпечаток мысли, застывший в момент её рождения. И теперь, через призму этих искривлённых отражений, любой чародей, осмелившийся проникнуть в ваше сознание, увидит свои же собственные мысли, но в искажённом и пугающем виде. Чем примечательно это заклинание, так это его длительность. Оно действует до десяти часов, защищая ваш разум даже во сне. Ни одна сила не сможет пробиться сквозь этот щит, пока он активен. Но помните: заклинание требует полного сосредоточения. Малейшее сомнение, и зеркала в вашем сознании могут треснуть.

Уже на пороге своего кабинета профессор Фелл придержал своих подопечных последним напутствием.

— Даже во время рождественских каникул, — произнёс он, обводя каждого из них пристальным взором, — вы должны ежедневно оттачивать искусство окклюменции. Незащищённый разум — словно раскрытая книга, которую враг прочтёт на одном дыхании…

— Прочтёт на одном дыхании... — хмуро сдвинув брови, ворчал себе под нос Рон, через несколько минут, шагая позади остальных по широкой мраморной лестнице, ведущей в гостиную Гриффиндора. — Прямо Дамблдор и Грозный Глаз в одном лице. Вечный пристальный взгляд и бесконечные напутствия…

— Как ты можешь! — воскликнула Гермиона, резко обернувшись к нему, но тут же, обратившись к Гарри. — Объясни же ему! Профессор абсолютно прав — всё, чему он нас учит, может спасти нам жизнь. Эти знания бесценны!

— Да знаю, я! — Буркнул Рон и мрачно ткнул пальцем в сторону высокого окна, за которым чернели воды озера. — До Рождества всего четыре дня... Хоть бы немного праздничного настроения! Взгляни только: лес мрачнее обычного, а озеро — точь-в-точь чернильная лужа. Где же снег, спрашивается? Ведь уже зима!

Подойдя к портрету Полной Дамы, Гермиона вздохнула.

— Морозный дракончик... — произнесла она пароль, затем уже мягче добавила: — Хватит ворчать, Рон. Всё не так уж плохо.

Полная Дама оценивающе оглядела компанию и с присущим ей достоинством отъехала в сторону, открывая проход в тёплую гостиную.

— Похоже, кто-то просто голоден, — заметил Гарри, пропуская Джинни вперёд, обмениваясь понимающим взглядом с Гермионой.

— Голоден? Ещё бы! — проворчал Рон, переступая через порог. — Пока я защищал свой разум, вы трое умудрились слопать всё самое вкусное с подноса на столе профессора!

Гермиона и Гарри не сдержали смеха, а Джинни рассмеялась так звонко, что эхо покатилось по всей гостиной.

— Тссс! — тут же приложила палец к губам Джинни. — Разбудим всех... — и, направляясь к винтовой лестнице, перешла на шёпот. — У меня в тумбочке припрятаны Сдобные Котелки. Но если слопаешь всё одним махом, больше не принесу!

— Приятного аппетита и спокойной ночи, — мягко сказала Гермиона, следуя за Джинни, на прощанье чмокнув Рона.

— Сладких снов! — ответил ей Рон, а Гарри добавил с улыбкой: — Доброй ночи, Гермиона!

В ожидании Джинни, Рон и Гарри, погружённые в созерцание огня, неподвижно стояли у камина. Искры взлетали вверх и спиралями исчезали в темноте дымохода, а треск поленьев, сливаясь с далёким гулом ветра в трубах замка, создавал уютную какофонию зимнего вечера. Прошло несколько минут, прежде чем раздался тихий шорох шагов по ступеням — Джинни возвращалась, бережно неся завёрнутые в салфетку Сдобные Котелки, от которых по всей гостиной сразу же распространился аромат корицы.

— Вот почему ты моя любимая сестра, — провозгласил Рон, с широкой улыбкой принимая угощение у Джинни и протягивая один из котелков Гарри. Тот, улыбнувшись, взял лакомство и, пожелав Джинни доброй ночи, устроился в уютном кресле у камина, где они принялись за угощение.

После того как последние крошки были съедены и глаза начали слипаться от усталости, Гарри и Рон по винтовой лестнице направились в спальню. Тёмно-красные балдахины кроватей и тёплые одеяла казались сейчас самым желанным местом на свете! Сбросив одежду и торопливо нырнув под одеяла, Рон потушил свечу, погрузив комнату в тёплую, сонную мглу. За окном тихо завывал ветер и закружились первые снежинки. Лёгкие, как пух, они беззвучно касались стен замка и оседали на подоконниках.

Когда утром ученики, зевая и плотнее закутываясь в мантии от утреннего холода, выглянули из окон, их взору открылась картина, от которой даже самые сонные глаза загорелись восторгом. Первый снег, робкий и воздушный, словно пробный мазок кистью на холсте зимы, плавно опускался на земли школы чародейства и волшебства. Он ещё не укрыл всё вокруг белым покрывалом, не сложился в сугробы, но успел припорошить тонким слоем землю.

Утренняя дымка мягко стелилась над гладью Чёрного озера, где падающие снежинки выводили еле заметные круги на воде. Белые хлопья, касаясь холодной поверхности, с тихой грацией растворялись в таинственных глубинах. А на горизонте Запретный лес, ещё вчера мрачный и грозный, сегодня смягчил свой лик: верхушки деревьев окутались нежным инеем, а снежинки, застывая в сплетении ветвей, сияли, как волшебные бусины.

На фоне заснеженного холма и бескрайнего леса идиллически смотрелась хижина Хагрида. Из трубы вился белый тонкий дымок; он лениво поднимался вверх и, не торопясь покидать это уютное местечко, медленно таял в морозном воздухе. Вокруг крыльца лежал нетронутый пушистый снег. Он укутал дровяную поленницу и, надев белые шапки на оставшиеся с Хэллоуина тыквы, превратил их в заснеженные фонарики. Даже старый лук Хагрида, прислонённый к стене, под снежным покрывалом обрёл новое очарование — зима старательно смягчила все углы этого необычного жилища.

За хижиной, подобно хрустальным дворцам, высились теплицы профессора Стебель. Их стеклянные стены, затянутые утренним инеем, превратились в огромные ледяные полотна, и сквозь эту морозную вуаль, если приглядеться, можно было заметить странное движение — слабое зелёное сияние, пульсирующее в такт невидимому ритму. То ли это мандрагоры ворочались в своих горшках, то ли какие-то другие, более таинственные растения готовились к зимнему цветению. Профессор Стебель, чья тень мелькала за мутными стёклами, должно быть, уже склонилась над своими капризными питомцами. Для неё первый снег, похоже, не существовал — мир её был здесь, за стеклом, среди этих зелёных огоньков, в царстве вечного лета.

Лужайки перед замком, ещё хранившие в глубине зелёное дыхание трав, стали пёстрыми. Снег ложился капризно где-то застилал землю плотным слоем, а где-то лишь припорошил, позволяя проглядывать изумрудным пятнам. Получалось живое лоскутное одеяло, небрежно наброшенное природой на дремлющую землю.

Неудивительно, что при виде этого, с самого утра, не в силах сдержаться, ученики высыпали на заснеженные лужайки. Первокурсники, раскрасневшиеся от возбуждения, с сияющими глазами хватали пригоршни ещё рыхлого снега, наспех лепили снежки и с заразительным смехом бросали их друг в друга. Старшекурсники же, более опытные в подобных забавах, тут же принялись демонстрировать своё мастерство. Их заколдованные снежки при попадании взрывались разноцветными искрами или издавали забавные звуки, вроде кваканья лягушек. А где-то на верхних этажах мелькали тени профессоров, наблюдавших за этой зимней вакханалией.

Последние два дня семестра промелькнули, как заколдованные, незаметно унося с собой уроки, недописанные конспекты и предпраздничные заботы. За окнами замка, окутывая мир в тихую зимнюю сказку, не переставая, мягко падал снег. Хижина Хагрида превратилась снежный теремок; озеро скрылось под толстым ледяным панцирем; у подножия холмов выросли глубокие пушистые сугробы, а деревья Запретного леса, согнувшиеся под снежными шапками, терялись в белой дымке, стирая границу между землёй и небом. Вместе с этим волшебным снегопадом в Хогвартс вступили и долгожданные рождественские каникулы.

По всему замку закипела суета — студенты начали собирать вещи, договариваться о совместных поездках и мечтали о праздничных приключениях, что ждали их за стенами школы. Рон, Джинни и Гарри готовились к поездке в Нору, где их ждал тихий семейный праздник, а Гермиона планировала короткий визит к родителям, чтобы присоединиться к друзьям уже рождественским утром.

Однако не все студенты покидали школу — несколько десятков оставшихся на каникулы учеников по традиции готовились к празднику. Под руководством преподавателей Большой зал превратился в огромную живую рождественскую открытку. Вдоль стен, отражая свет сотен парящих свечей, выстроились двенадцать величественных елей — их ветви сверкали серебряными звёздами и никогда не тающего заколдованного инея. По всему залу, от входа до преподавательского стола, с потолка свисали гирлянды из золотистых лент, изящно переплетённых с веточками омелы; среди них мерно покачивались миниатюрные хрустальные шары, внутри которых переливались разноцветные огоньки, а с высоких сводов Большого зала медленно падал снег, и, не достигая столов, он плавно растворялся в воздухе.