ГП и Ткач-недоучка (гет)

Каждый англичанин знает, что когда женщина плачет, то в первую очередь её следует напоить чаем — это лучшее лекарство для наших английских нервов. Поэтому я обнял плачущую жену, провёл её в дом (взять на руки, чтобы отнести, побоялся из-за собственной слабости), усадил за обеденный стол, и послал чуток жара в чайник, удачно стоявший на печи. Тот зашумел ещё до того, как загорелась конфорка, так что чай удалось заварить быстрее, чем ожидалось.

Я развёл молоко ароматным напитком, добавил сахар, подвинул к девушке. Та ухватилась обеими руками за чашку, глотнула, постукивая зубами о край.

— Представляешь, — выдавила она, — меня собирались подложить под того мерзавца из Аврората!

— Которого «того»? — осторожно спросил я.

— Ну, того, что меня хотел завалить в постель после выпускного! Ты его видел, когда мы в первый раз друг с другом встретились! Аврор Александер!

— Парень, что палочки в атриуме проверял?

— Ну да, он самый! Сёстры решили, что потомство будет хорошим! Твари!

Я прижал Бэкки к себе, посмотрел в её заплаканные глаза:

— Это точно? Информация проверенная?

Жена криво усмехнулась:

— У меня ведь дар, Колин. И Мэг об этом знала, оказывается, и Кетти, и даже розовая жаба!

Внутри меня похолодело, живот стянул тугой узел.

— Розовая, говоришь?

— Да, она самая! Ковен решил, что надо быть ближе к Министерству, чтобы вовремя реагировать на их глупости, подтолкнули несколько сестёр повыше. Моя бы воля, её даже на порог не пустили б! Как только начала делать карьеру, и про отца забыла, и про семью. Сука!

— Что мы теперь делаем? — Я погладил жену по плечу, она благодарно кивнула головой. Проблему придётся решать кардинально, такое не прощают. Значит, пришло время повоевать. А что я умею-то? Чем я буду здешних врагов мочить?..

— Колин! — в нашу беседу ворвался звонкий голос школьного приятеля. Он звал меня откуда-то из сада. — Колин!

Чего ему надо? Я вскочил, начал лихорадочно оглядываться по сторонам:

— Да куда же я дел эту долбанную серьгу?!

— Растеряха ты мой, — улыбнулась Бэкки, поднимаясь из-за стола. — Сейчас узнаю, что он от тебя хочет. Только иллюзию наведу...

Она взмахнула палочкой, на мгновение исчезла в мареве волшебства, и свежеиспечённый Колин Криви потопал к дверям. У самого порога жена обернулась ко мне, спросила мальчишеским голосом:

— Ты ведь не будешь сердиться, если я...

Чужой голос на улице рявкнул:

— Декапитатэ!

Красная полоса заклинания перечеркнула шею жены. Иллюзорные очертания мальчишки разлетелись радужными хлопьями, я увидел, как длинные волосы Бэкки, отрезанные колдовством, сыпятся вниз, а голова, качнувшись, валится с плеч. Время для меня остановилось.

Словно в замедленном кино, я увидел, как перерубленные мышцы шеи стягиваются в жуткую культю, над которой вздувается кровавый пузырь. Тот лопается, разлетается алым туманом, и прямо сквозь него ударяют вверх тугие струи артериальной крови. Тошнотворное зрелище скрутило потроха в узел, и я согнулся в мучительной рвоте.

Всё, что было сегодня съедено, выблёвывалось под ноги, потому что перед глазами стояло кровавое месиво, которое ещё минуту назад было гордо поднятой шеей. Бухнуло на пол обезглавленное тело, откатилась в сторону голова, а меня продолжало выворачивать.

— Бэкки!!!

Чёрная фигура в белой маске вместо лица возникла на пороге, махнула палочкой, меня стянули магические путы, да так плотно, что я кулем рухнул на пол. Враг шагнул к трупу, замер на мгновение, бросился ко мне:

— Ты!!! Почему ты не сдох, грязнокровка?!!

Убийца схватил меня за одежду, притянул лицо к самой маске, так близко, что я увидел искажённые отчаянием глаза в прорезях жуткой личины. Потом меня отшвырнуло на спину, я ударился затылком о пол, услышал сквозь шум в голове:

— Почему на улицу вышел ты, а не Бэкки, тварь?! Артефакт был настроен только на тебя! Сестра же обещала, что всё пройдёт как по маслу..! Бэкки!!

Убийца ещё раз обернулся к трупу, вокруг которого растекалась кровавая лужа, вздрогнул, повернулся ко мне:

-Ты будешь сдыхать долго, грязь!!! Круцио!!! Круцио!!! Круцио!!!

Тело свело жуткой болью, выгнуло дугой, я услышал, как скрипят зубы в нечеловеческом спазме, и меня выбросило из тела. Мир снова замер, время замедлило свой бег, и сквозь шорох бесконечных мгновений я увидел, как останавливается сердце у молодого парня, который извивается на полу под пыточным заклятием. И как лопается кровеносный сосуд в мозгу. И как рвутся связки. И как трещит диафрагма, когда её протыкает сломанное ребро. И как лёгкие захлёбываются кровью из лопнувшей аорты. В одно и тоже мгновение я увидел, осознал, ощутил десятки своих смертей, которыми закончится эта пытка. И как моё тело потом застывает рядом с обезображенным трупом Бэкки.

НЕТ!!!

Ярость и бешенство разбили хрупкую преграду, которой я отгородился от себя-другого, того, что пробудился возле Шенка в проклятом поместье. Пространство вокруг изменилось, я почувствовал, как становлюсь больше, толще, сильнее. Всеми своими чувствами я потянулся к миру вокруг, к его связям, раппортам, действиям и результатам. Дрянной запах мыслишек бурдюка, который спрятал свою личину под никчёмным артефактом, чтобы безнаказанно поразмахивать умклайдетом, взъерошил волоски-вибриссы на взбешённом теле, и хелицеры уже готовы были сомкнуться на хлипкой шее, чтобы насладиться смертным ужасом умирающего чародея, когда я отчаянным усилием заставил себя втиснуться обратно в тело мальчишки. Потому что Я не пью людей!

— ТЕБЯ НЕТ!!!

Движением руки и волевым толчком я дотянулся до убийцы, сорвал с его головы маску вместе с лицом — кожей, нервами, кровеносными сосудами, глазами, мышцами: всем тем, что составляет личность человека. Маг захлебнулся воем, вскинул руки к голой кости, открывшейся под капюшоном вместо перекошенной ужасом физиономии. Одуряющий запах человеческих эмоций бухнул мне в голову, смыл судороги и спазмы измученного «Круцио» тела, наполнил его злобной яростью к той грязи, что посмела исковеркать мою жизнь.

Изувеченный убийца рухнул на колени, и бешеное торжество силы толкнуло руку в повелевающем жесте:

— ВЫТРИСЬ!

И то, что несколько мгновений назад было лицом, а теперь стало окровавленным кошмаром, исчезло, превратилось в ровную поверхность соскобленной до желтизны кости. Тело нелепо взмахнуло руками, упало на пол и забилось в агонии, потому что вытерев ему лицо, я перекрыл и доступ кислорода, ибо отверстий в ровном костяном овале, которым стала его голова, не осталось. Ни для носа, ни для рта, ни для глаз. Не нужно это мертвецу.

— Мерлин! — вопль ужаса резанул по ушам, и я увидел ещё одну фигуру в чёрном плаще. Напарник убийцы, его помощник, такая же тварь в белой маске, бросился на улицу, крикнул что-то, закрутился в вихре аппарации. Но удрать он не успел — моя ярость дотянулась и до него.

Призрачными хелицерами, так жадно тянущимися к человеческой крови, я ухватил за магическое естество второго убийцы, за его нематериальную оболочку, ту, что отличает мага от человека, и которая так вкусна для всех магических тварей, потянул за неё изо всех сил. Затрещала ткань пространства, два бешеных желания столкнулись в противоборстве, и он бы ушёл, если бы смрад его нечистых мыслей не взорвался в памяти недавней ловушкой для старого Шенка. Упершись всеми конечностями в нити-раппорты, я проткнул тонкую страницу сегодняшнего дня и толкнул жертву в мёртвый мир, где убийцу ждёт подобающий приём.

Проталкивать верещащую жертву пришлось изо всех сил, обрывая все его связи, привычки, долги и обязанности. Сквозь узкий прокол проскользнуло только голое тело, оставив на зелёной мураве сада комок тряпок, который был одеждой, разорванную обувь, волшебную палочку, защитные артефакты и белую маску Пожирателя.

Мир восстановил однородность, вернулись звуки, краски, запахи и боль в теле.

— Бэкки!!!

Тело меня не слушалось. После того, что здесь только что произошло, мышцы отказались подчиняться приказам мозга — слишком много на них обрушилось. Мне осталось только бессильным червяком извиваться на полу, и сквозь слёзы видеть, как ихор оставляет любимое тело, а вместе с ним уходят магия и жизнь.

Обезглавленную жену окутало нежно-розовое, подобное лепесткам облетающей вишни, свечение, которое таяло в окружающем мире, с каждым мгновением становясь всё слабее. А потом, когда размытые очертания Бэкки вновь стали чёткими, и на полу остался только неподвижный труп, багровым заревом вспыхнула нить нашего магического брака. Она натянулась струной, заныло запястье тупой саднящей болью, и нить лопнула, а руку до самого сердца пронзила обжигающая стрела потери.

От этой муки тело выгнуло дугой, я задохнулся криком, и почувствовал, как вместе с болью уходит спазм в мышцах. Я кинулся к телу, прижал его к груди, завыл во весь голос.

— Бэкки-и-и!!!

— Колин!! Колин, что случи... буэ-э-э!

В дверях появились Сириус и Гермиона. Девушка, увидев меня с безголовым телом в руках, позеленела и бросилась наружу, а Блэк выхватил палочку:

— Что случилось, Колин?!

— Бэкки!.. Её убили!!! Бэкки!!!

Я рыдал, прижимая к себе мёртвую жену. Где-то неподалёку блевала Гермиона, и только Сириус остался достаточно хладнокровным, чтобы действовать. Он бросился в комнату, по стенам мелькнуло зелёное зарево порошка «Фью», потом я услышал, как Блэк кричит Дамблдору:

— Директор, это Сириус! На Криви опять напали!

Я ещё укачивал в руках остывающий труп, когда на плечо опустилась рука, и директорский голос произнёс:

— Колин, прости, но мне придётся...

Острые колючки ледяного холода пробежались по позвоночнику, ударили морозным кулаком в голову, и эмоции в тот же момент замёрзли — я даже услышал, кажется, хрустальный звон разлетевшихся осколков боли, отчаяния и тоски. Накатило абсолютное равнодушие. Я положил тело, поднялся, уставился в переносицу меж голубыми глазами:

— Здравствуйте, директор. Простите, я несколько загрязнился — кровь, слёзы, сопли...

— Что здесь случилось, Колин?

— Маг под маской Пожирателя смерти убил мою жену Бэкки Тетчер. Потом пытал меня. А потом я его уничтожил.

Он вытаращил глаза в немом изумлении — видимо, не ожидал такого фортеля от подростка.

— Вы ведь легилимент, директор. Давайте я вам покажу, — равнодушно бросил я. — Лучше один раз увидеть...

Пронзительный взгляд уставился мне прямо в душу, я неторопливо выдохнул, вспомнил слёзы жены, её мягкие ладошки, знакомый голос на улице. Чужое внимание попробовало нырнуть глубже, но я вывел перед ним фигурку жены в дверном проёме, голову, которая, словно мяч, катится по полу, кровавый пузырь, жутким нарывом вздувающийся над обрубком шеи.

Наш контакт прервался — видимо, не понравилось директору увиденное. Не удивительно: я вообще блевал после этого.

— Бедный мальчик! — хрипло выдавил Дамблдор. — Но кем был нападавший?

Он присел над трупом убийцы, осторожно коснулся безликой головы, которая сейчас выглядела ещё более жутко, обернулся ко мне:

— Он успел что-то сказать?

— Ничего, кроме пожелания мне сдохнуть, директор. Это аврор Александер, тот, что часто в Министерстве на глаза попадался. Он хотел переспать с Бэкки ещё на аврорских курсах, но та раскрыла его намерения подлить Амортенции, и с тех пор активно не замечала. Недавно он достал «течку Пасифаи», подлил её Бэкки, чтобы воспользоваться полученным шансом, однако девушка, почувствовав усиливающуюся похоть, бросилась спасаться ко мне. По её расчётам, малолетний подросток не вызвал бы желания у молодой женщины, а это помогло бы справиться с отравлением. Но я встретил её в нынешнем облике, удержаться девушке не удалось, а я не смог устоять, тоже попав под действие зелья. Всё закончилось магическим браком.

Дамблдор дёрнулся, как от удара, Гермиона, которая успела уже прийти в себя, охнула, прижала кулаки ко рту. Сириус нахмурился, явно что-то вспоминая.

— А сегодня Бэкки узнала, что помогали ему «усмирять кобылку» сёстры из культа Ночной Богини. Подробнее объяснить она не успела, потому что появились они...

— Опять Кибела... — недовольно бросил старик, и вкрадчиво продолжил. -Но что сказал этот мальчик? Он успел что-нибудь объяснить?

— Он сказал: «Почему ты не сдох, грязнокровка?». Его взбесило, что под заклинание попала жена, а не я. Потом он стал пытать меня «Круцио», произошёл магический выброс, я содрал с него маску вместе с лицом, а второго утопил в саду.

— Так здесь был второй! — встревожился Дамблдор. — Где он?!

— Там, где лежит куча одежды, — махнул я рукой. — Где-то под землёй.

Главный кудесник всея Великобритании бросился к месту упокоения второго ублюдка, замахал палочкой без каких-либо видимых результатов, потом задумался, выдал что-то непонятное на славянском языке. Хорватском? Сербском? От палочки потянулась широкая полоса магических эманаций, ушла в землю прозрачной радугой. Дамблдор постоял, чего-то ожидая, повторил заклинание с тем же результатом.

Потом он рявкнул что-то совсем зубодробительное, радуга всплыла из-под земли радужным шаром, стянулась в фигуру человека, изогнутую предсмертной судорогой. Старик тяжело вздохнул, скорбно повесил голову. Он что — спасти ублюдка надеялся?!

— Я не знаю, как он там оказался, сэр, — почти честно бросил я. — Мне просто хотелось, чтобы ноги его здесь не было.

Старик пронзил меня взглядом совсем не добрых голубых глаз, ещё какое-то время колдовал непонятно зачем, потом явно поддался и бросил это бесполезное занятие.

— Сириус, — обратился он к Блэку, который в это время приводил в чувство Гермиону — для неё увиденного и пережитого оказалось слишком много на раз. — У тебя найдётся место для мистера Криви? Боюсь, тут находиться ему больше нельзя.

— Конечно, директор, — тот кивнул головой. — Колин уже ночевал у меня, так что вернётся в привычные стены.

— Благодарю за гостеприимство, сэр, — обратился я к непутёвому наследнику древнего рода. — Простите за нечаянное беспокойство.

Тот вздохнул, молча потрепал меня по волосам.

— Сэр, — повернулся я к Дамблдору, — а что с похоронами Бэкки? Я не могу оставить её тело здесь, вы ведь понимаете.

— Я вызову Минерву, — вздохнул директор. — Она возьмёт на себя хлопоты, как ближайшая родственница.

— Со всем уважением, сэр, но ближайший родственник — это я, её муж.

Маг покачал головой, посмотрел на меня, как на несмышлёного подростка:

— Видишь ли, Колин, — начал он осторожно, — ваш брак ещё не вошёл в полную силу, и оспорить его может любой чистокровный крючкотвор. Не лучше ли отдать организационные хлопоты опытному человеку? Такому, как твой декан, например...

— Э-э...

— И вряд ли её родственники будут рады видеть тебя на похоронах, прости уж старика за откровенность.

— Конечно, сэр, вы абсолютно правы, — кивнул я, соглашаясь с жестокой реальностью. — Грязнокровку там никто видеть не захочет, особенно если учесть тот факт, что на самом деле убить хотели меня...

Слёзы потекли по лицу без какого-либо предупреждения. Я склонился над трупом, спрятал лицо в мантии, тихо застонал. Рядом протопали шаги, голос Дамблдора позвал Минерву, неразборчиво о чём-то поговорил, и почти сразу я услышал:

— Колин! ...Бэкки!!! Мерлин...

Профессор МакГонагал, моя госпожа по слову, задохнулась, когда увидела нас с женой. Её глаза заблестели, она моргнула, но не сдержалась, и на щеках появились блестящие полоски. Мужественная шотландка вытерла глаза откуда-то взявшимся кружевным платком, махнула волшебной палочкой, — голова Бэкки, всё это время лежавшая на полу, поднялась в воздух, присоединилась к шее, исчезли кровавые потёки, жуткий разрыв, на белоснежной коже осталась только тонкая полоска разреза. Тело вспыхнуло неярким сиянием, меня мягко оттолкнуло назад, я хлопнулся на ягодицы, обернулся к декану:

— Мэм?

— Стазис, Колин, — объяснила она. — Так ведь будет лучше, да?

— Конечно, госпожа по слову, — я поднялся на ноги, поклонился ей с благодарностью. И ведь правда, Бэкки ещё хоронить, всякие магические ритуалы проводить. — На наш дом напали, мэм. Жену я спасти не смог, но убийцам отомстил. Что мне теперь следует делать?

Декан с неожиданной силой прижала меня к груди, я поперхнулся, захлопал мокрыми ресницами. Потом аккуратно освободился, посмотрел в глаза старой женщины.

— Колин, — улыбнулась она сквозь слёзы, — ты поступил правильно. Мне очень жаль, что это случилось с вами.

МакГонагал ещё раз взмахнула палочкой, сияние вокруг тела убитой пропало, теперь она выглядела просто уснувшей. На лице застыло холодное спокойствие богини, недостижимо прекрасной в своём совершенстве, и от этого вида остро защемило сердце. Из глаз снова потекло. Потом мои пальцы почувствовали тепло человеческой руки, я поднял взгляд — с другой стороны к МакГонагал прижималась Гермиона с таким же мокрым, как у меня, лицом. От того, что горе со мной разделяют другие люди, стало чуть легче — настолько, что я смог вдохнуть полной грудью первый раз за всё это время.

Тем временем Бэкки снова окутало ослепительно-белое сияние, кокон замерцал, медленно растворился в воздухе вместе с телом. Грудь пронзила длинная ледяная игла, лопнула где-то внутри, осталась клубком острых ледяных иголок, которые покалывали на каждом вдохе и вылазили наружу где-то под левым соском. Но я даже обрадовался этой боли, потому что она перехватила дыхание, и подавила попытку разрыдаться ещё раз. Поэтому рыдал я молча.

— Сириус... — раздался голос Дамблдора.

— Конечно, директор, — вздохнул тот, — сейчас я открою камин, чтобы все могли перейти...

— Не стоит так рисковать, — хриплый голос МакГонагал прозвучал совершенно незнакомо. — Ты возьмёшь Гермиону, а я Колина.

— Хорошо, — согласился аристократ. Он взял мою подругу за руку, махнул палочкой, и исчез в вихре аппарации. Тем временем декан взяла меня под локоть, и магия рванула за пупок. Вывалился я на брусчатку, больно ударился коленями, но блевать было давно уже нечем, так что я просто издал громкую отрыжку, а потом заставил себя подняться, хотя ноги держать не хотели.

— Потерпи, Колин, осталось совсем немного...

Никем не замеченные, мы прошли через площадь, декан стукнула в мрачные двери, те неохотно раскрылись, и мы шагнули в сумрак пустого коридора.

Здесь всё было по-прежнему: в ноздри шибало старой пылью, запустением, одиночеством. Потом зашипели светильники, повинуясь магическому приказу, их дрожащий свет разогнал темноту, и я увидел Сириуса возле тяжёлой портьеры.

— Оставляю Колина на тебя, — вздохнула МакГонагал. — Думаю, стоит мальчику дать зелье без сновидений.

— Конечно, профессор, — Блэк кивнул головой, добавил с кривой ухмылкой. — Этого добра у меня хватает.

— Колин, — декан опустила руку на моё плечо. — Не волнуйся о Бэкки, я позабочусь обо всём.

— Спасибо, госпожа, — вытер я мокрое лицо. — Полагаюсь на вас.

— Мы ещё увидимся, — ответила она. — До встречи.

Декан исчезла за дверями, а мы отправились вверх по лестнице. Из кухни доносились голоса каких-то Уизли, но мы тихо прошли мимо, за что я был ужасно благодарен хозяину дома, потому что в нынешнем состоянии я бы эту бесцеремонную тётку не выдержал.

Мы поднялись на какой-то по счёту этаж, Сириус тормознул у первой слева двери, буркнул «Секунду», нырнул в неё, чтобы практически сразу же появиться с бутылочкой зелья в руках.

— Глотни, полегчает. — протянул он мне целебный сосуд. Я послушался совета, одним глотком осушил посудину, сразу же почувствовал, как ледяные иголки, что пытались проколоть грудину изнутри, начали таять под воздействием лекарства, которое мятным холодком прокатилось по пищеводу.

Средство на меня подействовало эффективно — к моменту входа в спальню я успел пропитаться бесчувственным равнодушием, в эмоциональном плане став похожим на замороженный кусок мяса. Дверь открылась по мановению хозяина, мы вошли в знакомую комнату, остановились на выцветшем ковре.

— Ложись спать, Колин, — вздохнул Сириус. — На ужин мы тебя разбудим.

— Спасибо, — произнёс я в уходящую спину. — Так и сделаю.

Но сразу ложиться я не стал. Подошёл к окну, поглядел на улицу, проверил, открывается ли ванная. Панели пришлось простукивать по-новому — видимо, хозяин послушал гиперзаботливую Молли, и спрятал источник гигиенического наслаждения подальше от рыжего летуна, дабы не искушать бедолагу.

Простукивание ничего не дало, но мысль гадить в ночной горшок, если посреди ночи вдруг приспичит, заставила включить мозги. Стоило лишь чуть напрячься, включить Истинный взгляд, как одна из панелей сбоку, совсем в другой стороне от входа, засветилась невидимым обычному глазу светом, и дорога к удобному туалету открылась. Видимо, таковы особенности местной магии, — рандомно перемещать входы-выходы. Убедившись, что основные блага цивилизации доступны по мановению руки, я рухнул в постель, потому что к этому времени накатила сонливость.

А разбудил меня Рон. Он энергично тряс за плечо, и когда я открыл глаза, спросил с жадным интересом:

— Колин, а ванную ты уже нашёл?!

— Нет, — соврал я бедолаге. — Наверное, её от нас заблокировали. От греха подальше.

— Жаль, — вздохнул разочарованно пилот-экстремал. — А я так надеялся...

Спал я не раздеваясь, так что отправились за едой мы сразу после того, как я заглянул в умывальник на этаже. Рон показал мне узкую дверь возле самой лестницы, я ополоснул физиономию в прохладной воде, которая бежала из открытой пасти очередной змеи — спросонья мне даже показалось, что склонившаяся к раковине рептилия блюёт этой водицей, — и потопали вниз.

На кухонном столе нас дожидался какой-то полусуп-полусоус из баранины, довольно вкусный, кстати, и пирог с почками в довесок. Было, как обычно, много, сытно и весьма съедобно. Миссис Уизли хоть и не имела домашних эльфов, проблему с готовкой решала кардинально, компенсируя отсутствие кулинарных изысков количеством стряпни и её нажоритостью, так что грех на неё было бы жаловаться. Совсем другое дело бесцеремонность этой магической клуши и абсолютное непонимание того, что люди разные, и со своими тараканами в чужую душу лезть на стоит.

Кудахтать над бедным сиротинушкой она стала сразу, как мы шагнули под кухонные своды. Подозрения насчёт её душевной тонкости меня глодали ещё с прошлого гостевания в этих стенах, так что я был почти готов к тому, что меня встретило в виде нежеланного бонуса к халявной жратве. Поэтому её монологи я воспринял практически равнодушно, без пробуждения ненужных эмоций. Извинился только на всякий случай, что я после успокаивающего, и принялся метать волшебную пайку, благо пример Жрона оказался перед глазами.

Закончив ужин, я поблагодарил рыжую повариху за стряпню, и отправился на боковую — она продолжала что-то там кудахтать вслед насчёт сиротинушки и несчастий, но я отключил слух для её же безопасности. Провожать меня не стали, потому как единственный сосед по столу продолжал чавкать над тарелкой, а счастливая маманя всё подкладывала ему добавку из громадной кастрюли. Может, Рона для утилизации остатков еды в семье используют? Вон как жрёт, словно не в себя.

Утром я проснулся самостоятельно, без чьих-либо усилий. Всю ночь мне что-то мешало, я то и дело выныривал из глубокого сна в поверхностную дрёму, и несмотря на лекарство, толком не выспался. Только утром, когда за окном посветлело, и зашумел пробуждающийся Лондон, стало ясно, что мне мешает одиночество — я уже отвык спать сам. Мне не хватало давления родной головы на плечо, сопения в ухо, ног, которые пытаются вскарабкаться сверху или загрести под себя одеяло. Мне не хватало Бэкки.

Острое чувство потери укололо в грудь, перехватило горло, бахнуло в голову отчаянием. Пока безумие не овладело телом, я вскинулся, зашарил рукой по тумбочке, и торопливо проглотил лекарство. Сразу же стало спокойно на душе, успокоилось сердце, прояснилась голова.

Я посидел немного, осознавая, куда попал, а потом двинул в ванную комнату, чтобы хоть на время прогнать депрессию. Несмотря на эффективное зелье, мне по-прежнему хотелось свернуться под одеялом, и никуда не идти, медленно растворяясь в накатившей утренней тоске. Однако разум подсказывал, что делать этого не стоит, потому что по-человечески страдать здесь никто не позволит. Мысль о том, что сюда припрётся мамаша Уизли, и своим визгливым голосом начнёт валить на бедную голову тонны сочувствия, вызвала такой ужас, что из постели я выскочил быстрее визга — чур меня, чур!

По этой же причине отпала ванная, куда было направились стопы. Я увидел кафельное чудо, вспомнил ощущение неги и блаженства, которое в нём возникает, понял, что если сейчас решусь нырнуть в воду, то пропаду для мира на час, если не больше. Значит, меня пойдут искать, и откроют этот оазис спокойствия со всеми вытекающими последствиями. Пришлось довольствоваться душем. Но магическим!

Дождик, который заморосил над выделенным участком пола, пах летней грозой и цветущим лугом. Озон, который явно вырабатывался вместе с водой, наполнил тело энергией, прогнал сонливость и даже улучшил настроение. Комок в горле пропал, даже плакать перехотелось, особенно, когда я растёрся жёсткой губкой, неожиданно попавшей на глаза. Вот это нечаянный подарок — настоящая люффа, как те, что на черноморских рынках продают!

Водные процедуры так меня увлекли, что на завтрак появился к самому его концу — славная компания моих новых соседей по жилплощади гоняла чаи, когда я вошёл в дверь. Страхи насчёт удушливой заботы оказались ложными, потому что за столом сидел сам молодняк, с Джинни начиная и близнецами Уизли заканчивая, а из взрослых присутствовал только задумчивый Сириус, который, поместившись на своём традиционном месте у края стола, о чём-то напряжённо думал. Гросс-поварихи на кухне не оказалось, сегодня тарелками командовала будущая миссис Поттер, которая что-то негромко втолковывала Гарри, пока тот, взъерошенный, хмурый и какой-то растрёпанный, поглощал утреннюю стряпню. Оба так погрузились в разговор, что на приветствие только кивнули головой. Рон продолжал доедать кашу, Гермиона тянула чай, близнецы, похоже, убивали время, чтобы не заниматься какой-нибудь работой.

— Джинни, — отвлёк я нашу повариху. — Извини за опоздание, но есть мне не хочется. Может, я просто чаем обойдусь?

— Конечно, — та кивнула головой, — сейчас вот только положу ещё одну сосиску тебе на тарелку, и пей, сколько хочешь.

— Но... — попробовал я воспротивиться, встретил неожиданно строгий взгляд, и заткнулся. — Хорошо, спасибо.

— Тебе надо быть сильным, Колин. — закончила дискуссию молодая Уизли, и передо мной хлопнулась тарелка с завтраком. Я поковырялся в каше, откусил кусочек сосиски, но есть действительно не хотелось, — во рту стояла горечь, а в животе комок.

— Извини, Джинни, — вздохнул я, поддаваясь в конце концов, и отодвигая тарелку. — Я действительно не могу.

— Ничего, ты хоть пытался, — улыбнулась сочувственно девушка. — Налить чай?

После еды нас всех озадачили работой по хозяйству — близнецов, как умеющих отличить заклятую вещь от простой, Сириус отправил в чулан, разбирать какое-то блэковское старьё, а нашу компанию молодых недоучек озадачил уборкой «малой курительной комнаты», что бы это ни значило на жаргоне старой волшебной семьи.

Вместе с нами вверх по лестнице отправились и близнецы. Как они заявили, им захотелось посмотреть на такое место, где волшебники курят, чтобы потом нечто подобное организовать в Норе. Когда скрипучие двери распахнулись во всю свою ширь, рыжие братцы тут же разбрелись по сторонам, подавленные размерами открывшегося пространства, потому что это место больше походило на спортивный зал, чем на ту скромную курильную, что сформировалась у меня в голове. На одном конце помещения с небольшое футбольное поле величиной, у чёрного зева погасшего камина, сгрудились запылённые кресла, а с другой стороны, под большими окнами, собрались диваны и канапе, на которых так удобно сплетничать с подружками, пока глупые мужчины дымят вонючими сигарами у огня. Что характерно — на стенах висели только пейзажи да натюрморты: самый подходящий выбор для места, где хочется пооткровенничать чуть больше обычного, спрятавшись подальше от портретов-сплетников.

Я глянул на предстоящий фронт работ, тормознул у двери, активировал Истинное зрение. Комната показалась безопасной, только в стене у камина отметилось что-то непонятное — два сгустка магии, похожих на спрятанные артефакты. Концентрироваться на этих захоронках я не стал, потому что за ними пришлось бы лезть прямо в камин, ковыряться где-то в дымоходе, и заниматься этой ерундой мне совершенно не улыбалось. Ну а если рыжие туда заберутся, так пусть сами потом радуются шилу в заднице, от которого ногам покою нет.

— Мерлин! — возглас Гермионы вырвал меня из медитативного созерцания. Девушка отскочила от тяжёлой пыльной портьеры, уставилась на предплечье: — Они меня укусили!

Младшая Уизли подошла к ней, внимательно осмотрела руку:

— Нормально всё. На этот раз ты обошлась испугом.

— Слава богу, — улыбнулась Гермиона облегчённо. — Я уж боялась, что снова придётся глотать зелье.

— Ага, — поёжился Рон, который, судя по выражению лица, вспомнил какую-то гадость. — Вкус у Снейповского варева хуже, чем боль от укуса.

— Профессор Снейп, — автоматически поправила Гермиона. — Но лекарство действительно отвратное...

Я напряг мозги, потянулся к портьере, и сразу почувствовал эманации нечистой жизни, отвратительной и зловонной. Сейчас убивать их было неразумно — на глазах истинных гриффиндорцев такое сотворить мог бы только настоящий кретин. Поэтому я лишь хлестнул магических тварей неосязаемым хлыстом, а остальное они сделали сами.

Неожиданно для всех остальных, гардины в комнате вспучились горбами, задёргались и взорвались бурей мелких чёрных тел, которые с пронзительным писком взмыли под потолок, сопровождаемые девчоночьим визгом. Там они нарезали круг почёта вокруг по-Блэковски традиционной змеиной люстры, и втянулись куда-то за тяжёлый, чёрный от времени буфет с тусклой посудой, которая слабо поблёскивала за мутным стеклом. Тот громыхнул, звякнул подпрыгнувшей чашей, скрылся в облаке взбаламученной пыли.

— Мордредовы яйца! — закричал Ром ни с того, ни с сего. — Они мне на голову насрали!

В доказательство бедолага протянул ладонь, перемазанную какой-то пакостью. — Чувствую, что-то воняет, сунул руку в волосы, а это моя голова!

— Надеюсь, это не мозги... — буркнул я негромко, и Гермиона поперхнулась, вытаращив на меня глаза.

— Беги под душ, Рон, — скривилась тем временем сестра пострадавшего, явно не приняв чужое горе близко к сердцу. — Оно быстро смывается, пока не засохло.

— Точно! — обрадовался рыжий. — Я пошёл!

— Теперь мы его не скоро увидим, — вздохнула Гермиона. — Нашёл лазейку, чтобы отлынивать от общих обязанностей.

— А они точно общие? — не удержался я. — Мне кажется, нас озадачивают лишь для того, чтобы занять наши юные головы делом, пока в них не пришло ничего дурного.

— Что ты имеешь в виду?

— Сама посуди — я повёл рукой вокруг. — Ненужная работа в чужом доме, где царят какие-то свои магические порядки. Теоретически, здесь можно нарваться на тяжелейшее проклятие, тем более, что мы здесь чужие, а Сириус главой Рода не стал, и, значит, дом подчинить себе не может.

— И что?

— А то, что пыль и волшебная псевдо-жизнь возвращаются назад после наших детских заклинаний очень быстро. Ты что, не замечала этого раньше?

— Замечала, — неохотно призналась Гермиона, — но ведь старших надо слушаться.

— Да я не против, слушайся сколько угодно. Только вот тебе не жалко времени, которое мы тратим на всю эту бесполезную хрень?

— Что ты предлагаешь?

— Взять книгу по магическому домоводству для начала. Вместо бесполезных здесь «Экскуро» и «Репаро» надо использовать чары более специальные, откалиброванные под конкретный манор и виды магии.

По лицу нашей отличницы пробежала тень — она явно не подумала об этом, и сейчас признаваться в этом не хотела. Это нормально, милая, ведь я тоже не люблю рассказывать окружающим о своих просчётах.

— Давай я найду эту книгу, и мы попробуем сделать нашу работу более качественной?

— Давайте! — обрадовалась возможному перерыву Джинни. — Вы поищите, а потом нас научите.

— А ты разве не знаешь? — удивился я. — Миссис Уизли выглядит большой специалисткой в этих делах. Она тебя не учила дома?

Теперь пришла очередь смутиться Джинни.

— Да я как-то раньше и не думала об этом — не было нужды...

— Понимаю, — улыбнулся я и перевёл глаза на фигуру, которая в это время бесшумно появилась в дверях.

— Кстати, Сириус, в вашей библиотеке есть список домашних чар?

Тот шагнул к нам, хмыкнул иронически:

— Есть, конечно. Только она зарезервирована исключительно для членов семьи, так что...

— Это из-за ловушек? Чтобы случайно не разбудить что-то усыплённое?

— Точно. И чтобы самим не нарваться.

— Но заклятия общего пользования манору не помешают?

— Нет, конечно. Только и долго не послужат.

— Да нам хотя бы на пару недель чтобы порядок удержался, а то сегодня убрали, а через три дня хоть заново начинай. Обидно.

— Это точно.

И мы отправились заниматься любимым делом Гермионы — читать и учиться. Книга «88 заклятий молодой жены», изданная ещё в конце девятнадцатого века и стоявшая среди томиков «для общего доступа», оказалась тем, что нужно, так что Гермиона забыла про время, когда погрузилась в текст. Джинни и Гарри тихонько ускользнули, и я остался в тишине родового книгохранилища наедине с красавицей, которую уже почти что потерял.

Она хмурила брови, что-то чиркала пером на клочке пергамента, а я сидел напротив, и в свете волшебного светильника разглядывал девушку, которая, возможно, послужила той самой причиной, по которой меня занесло в этот мир. Каштановые волосы, нахмуренные брови, едва заметные веснушки на переносице, и прикусывание кончика пера, когда в тексте попадается что-то непонятное — как мне, оказывается, не хватало этого!

Утренняя бледность лица Гермионы сменилась натуральным цветом, и судя по внешним признакам, она пришла в себя после вчерашних переживаний. Надолго ли?

— Гермиона, — негромко произнёс я, с трудом преодолевая очарование минуты . — Можно тебя отвлечь?

Девушка оторвалась от книги, подняла глаза:

— Да, Колин, конечно.

— Как вы смогли так быстро прибыть ко мне домой вчера? Вы так мне помогли... Даже не представляю, что бы я там делал в одиночестве...

Гермиона порозовела, смущённо отвела глаза:

— Это случайность, знаешь... Гарри чуть не лишили палочки за то, что он отразил нападение дементоров. Потом собрали Визенгамот на час раньше, чем написали в письме, Гарри повезло успеть на заседание в последнюю минуту, и только директор смог его спасти от чистокровных мерзавцев. И после пережитого стресса он стал такой раздражённый, злой на нас с Роном... Кричал, что мы ему не писали этим летом, что бросили его одного у родственников... Ну и мне стало ужасно обидно, знаешь, — стараюсь, чтобы как лучше было, а он только гадости говорит. И я вспомнила, что ты нас к себе приглашал. Поговорила с Сириусом, он обрадовался, говорит: «Давай!». И мы аппарировали к тебе. А там жуткий вой из дома, мы вбегаем, а это ты... с телом...

Она сглотнула, потёрла лицо, хрипло выдавила:

— Извини, я никак не могу забыть. Никогда такого раньше не видела...

Я аккуратно взял её ладошку, мягко прижал пальцами:

— Гермиона, это иногда случается. Мир вокруг нас бывает очень жестоким, и с этим ничего не поделаешь. Мне помогло зелье от Сириуса. Тебе лекарство дали?

Она поморщилась:

— Да, я выпила. Такой мерзкий вкус...

Я ухмыльнулся, наклонился ближе с миной заговорщика:

— Чувствуется рука Снейпа, да?

Девушка ответила слабой улыбкой:

— Профессора Снейпа, Колин.

— Мы сейчас на каникулах, дорогуша, так что можем называть его сальноголовое величество как хотим.

Гермиона хихикнула, блеснула глазами:

— Лучше не привыкать, а то как брякнешь что-нибудь такое при нём, и до самых выпускных из отработок не вылезешь.

— Точно, об этом я не подумал... А кстати, смотри: он запрещает пользоваться заклинаниями при чистке котлов, но ведь мы все используем одни и те же формулы. А если поискать что-нибудь интересное здесь, в книге? Помнишь ведь, как Молли пену убирала?

— Да, это было потрясающе, — девушка покачала головой. — Никогда бы не подумала, что можно с такой мощью наводить порядок!

— Вот я и говорю, давай-ка пороемся в книжках — вдруг что-то полезное для школы найдём?

Когда младшая Уизли пришла звать нас на ужин, возвращаться в реальный мир нам обоим пришлось с явным трудом.

— Мерлин, — буркнула Гермиона недовольно, убирая полностью исписанный пергамент в сумочку, — сколько времени потрачено зря!

— Ты о чём?

— Да ведь всем этим заклинаниям можно было научиться ещё в конце первого курса! И никто ведь даже слова нам не сказал!

— И соседки по спальне?

— Конечно!

— Ни о том, как ухаживать за волосами, ни о волшебной косметике, ни о чарах гламура?

Гермиона поперхнулась, смущённо выдавила:

— Да кто их слушать будет...

Я улыбнулся, положил ладонь на тёплое девичье плечо.

— Мне кажется, что разница в мышлении нас, выходцев из обычного мира, и потомков традиционных волшебных семей, намного сильнее, чем кажется на первый взгляд. Вряд ли кто-то специально умалчивает про эти полезные заклинания, скорее, о них забыли, потому что это ведь самая обычная повседневность. Что-то, что перед глазами с самого детства. Ты часто рассказываешь о том, как пользоваться умывальником по-английски? А знаешь, что нашу традиционную пробку для раковины в Европе многие считают воплощением средневековой нищеты и бедности?

Или вон, остановка автобуса на другой стороне улицы — я ведь тебя именно по ней нашёл: сначала автобус впомнил, который в окне увидел, потом его номер, потом карту глянул, потом сел и поехал. Много из наших друзей-магов смогут это повторить? Да им это в голову не придёт, потому что когда я Сириусу рассказал, у того глаза на лоб полезли. Так что, думаю, преподаватели не специально от нас такую прелесть скрывали.

— Да, наверное, — задумчиво опустила голову девушка. — Похоже, ты прав...

— Не расстраивайся, мы подумаем об этом завтра. Идём есть.

— Ты тоже читал «Унесённые ветром?» — удивилась Гермиона радостно. — Как?

— Ну, я же фотограф, дорогуша, а это значит почти что интеллигент!

Смеясь, мы протопали по тёмной лестнице, и почти ввалились на кухню, потому что на очередную мою шутку Гермиона решила ответить тычком кулака, а я попытался увернуться от этих проявлений женского внимания. Пусть лучше она такая будет, чем бледная и в слезах, потому что мою боль взваливать на плечи девочки-подростка я не хочу.

Наши весёлые физиономии удивили сидящих за столом домочадцев, так что под их взглядами пришлось закругляться с общением — Гермиона смутилась, шмыгнула на своё место напротив Гарри, который сидел, надувшись на весь мир. Мне же досталось место с краю, через одно от вечно усталого Люпина, игравшего в гляделки с Сириусом.

На стол тут же опустилась исходящая паром тарелка супа. Я немедленно сунул полную ложку варева в рот, зажмурился от удовольствия — в Европе распространено странное убеждение, что вся английская кухня заключается в скверно поджаренном куске говядины, да рыбе в жирной панировке, которую заедают ломтями безвкусной картошки. Так вот, ответственно заявляю, что это не так — у нас хватает и супов, и разного рода пирогов с пирожками, просто еда эта попала под каток анти-английской пропаганды, которую французы вели ещё с восемнадцатого века. Вот и думают те, кто здесь никогда не был, что нет на Острове ничего, кроме дрянного пива да безвкусных овощей. А это не так!

— Благодарю вас, сэр, — кивнул я Снейпу, чей неприязненный взгляд сверлил мне висок. После того, как первый голод слегка ослабел, этот взгляд начал мешать наслаждаться едой. — Ваше лекарство прекрасно подействовало.

Тот скривился в гримасе, отвернулся, не удостоив меня ответом. Зато «разводящая» Уизли отозвалась тут же:

— Бедный мальчик! Мы все так тебе сочувствуем!

— Благодарю вас, миссис Уизли, — улыбнулся я вежливо. — Думаю, со временем боль постепенно утихнет.

— Но жениться в таком юном возрасте... — продолжила матриарх рыжего Рода, пропустив мои слова мимо ушей, — Это ни в какие рамки...

— Это был магический брак, мэм, — объяснил я скорее для всех, чем для этой бестолковой курицы, — у нас просто не было иного выхода.

— Ну что ты, — кухарка, оказывается, меня услышала. — Всегда есть возможность отложить такое серьёзное событие до того момента, когда оба супруга созреют морально и физически.

Забавные рассуждения у этой дамочки — про себя и свой скороспелый брак она уже забыла, что ли? На физиономии Снейпа мелькнуло отвращение, и мне показалось, что мы с ним испытываем одинаковые эмоции к этой титанше интеллекта.

— Боюсь, мэм, в данном случае я не могу с вами согласиться, — от приклеенной улыбки уже свело губы, ещё немного, и она превратится в оскал. Когда-нибудь эта дама затнётся?

— Ты так молод, Колин, — продолжила вещание тётка. — Есть очень многое во взрослой жизни, с чем вам не приходилось сталкиваться.

— Вы про «течку Пасифаи» говорите, мэм? — перебил я понос рыжих мыслей. — Да, об этой мерзости в Хогвартсе мы, к счастью, не слышали. Или к сожалению, потому что способов противодействовать не знаем...

Тётка поперхнулась очередной тирадой, а у взрослых магов, включая желчного Снейпа, повело физиономии — одинаково потяжелели взгляды, стали такими колючими, что я невольно поёжился. Зато у остальных мои слова особой реакции не вызвали, только у малютки Джинни загорелся в глазках искренний интерес. Рон продолжил жрать, потому как наши высокие темы узенький круг его повседневных желаний пока не затрагивали, Гермиона с Гарри погрузились в собственные мысли, а вот близнецы замерли, прислушиваясь к беседе с идентичным выражением на лицах. Чёрт, не посеял ли я какую-нибудь дурацкую идею в головы наших самоделкиных?

— Почему вы вдруг вспомнили об этом запретном средстве, мистер Криви? — прервал неожиданную тишину зельевар.

— Потому что мою жену опоили этой мерзостью, сэр. Потом подвернулся я, и сам собой заключился магический брак.

— Изнасилование не является причиной и поводом брака, — скривился брезгливо Снейп, — магические законы...

— Вы не понимаете разницы между «консумацией брака» и «изнасилованием», мистер Снейп? Посмотрите на моё запястье, брачный знак ещё не успел раствориться после убийства.

Я поднял руку над головой, чуть напрягся, послал энергию в запястье, и на коже проявились кольца магических обетов.

— Так ты уже успел Непреложным обзавестись? — удивился Сириус. — Когда?

— Я подписал рабочий контракт с мистером Олсоу из рода Шенк.

Сириус покачал головой, Люпин машинально повторил его жест, Снейп молча скривился и отвел глаза. Похоже, наш великий шпион Старые Семьи побаивается.

— Только вот цвет брачного браслета изменился, — пробормотал я удивлённо. — Раньше он был светло-зелёным, а теперь стал багровым...

— Это означает, что ваша связь была по-настоящему сильной, — вздохнул Сириус. — И что у тебя будут проблемы, Колин.

— Не думаю, сэр, — растянул я онемевшее лицо в улыбке. — По закону я имею право на месть, так что сквибом стать не успею. Или убью виновника, или он убьёт меня.

Громко брякнула поварёшка, выпавшая из рук обалдевшей Молли Уизли. Народ замер. Все таращились на меня с разными выражениями на лицах — от слёз на глазах Гермионы до тупого удивления Рона, который, похоже, услышал мои последние слова, и теперь пытался понять, о чём тут вообще беседа идёт.

— Миссис Уизли, благодарю вас за ужин, было очень вкусно. До свидания, господа.

Я поклонился всей честной компании, и отправился на выход — оставаться здесь категорически не хотелось, потому что кудахтанье рыжей наседки уже достало, а желчная физиономия грязноволосого гения пузырьков и бутылочек начала вызывать изжогу.

Поэтому я вышел из комнаты, сопровождаемый общим молчанием, и потопал обратно в спальню. В библиотеке я сегодня уже посидел, так что пришло время заняться своим домашним горем. В тишине и сумраке я поднимался по скрипящим ступенькам, скользил пальцами по прохладной гладкости перил, анализировал внутренние ощущения.

Под отрубленными головами я тормознулся, потому что поймал отрывок чего-то знакомого, чего-то, что уже успел ощутить и испытать, попробовать — тщательно скрываемый запах тайны. Я посмотрел на искажённые морды, которые язык не поворачивался назвать лицами, подушечками пальцев провёл по шероховатой коже мумифицированного слуги, отправился дальше, раздумывая над тем, почему у этих эльфов такие странные морды?

Обычных магических слуг тоже красавцами не назовёшь, но эти, со свиными рыльцами, действительно похожи на чертей, один в один герои средневековых изображений. И в связи с этим появляются нехорошие мысли — сколько в тех историях выдумки, а сколько таких вот реальных эльфов? И что эти домашние слуги волшебников делали с обычными людьми?

Занятый мыслями, я поднялся на свой этаж, но мои размышления прервали голоса снизу. Похоже, кормёжка закончилась, и народ потянулся по камерам, готовиться к отбою. Общаться с молодёжью, а тем более притворяться, что мне интересны их рассказы, не хотелось абсолютно, — боялся, что не выдержу, сорвусь на Рона или Гарри. Первый меня раздражал своей тупостью, а второй эмоциональной взбаламученностью. Сидел за столом, надутый на весь мир, и ничего вокруг себя не хотел видеть. Или я просто к нему несправедлив, и это моё покорёженное состояние показывает ребят в кривом зеркале?

Так или иначе, видеть никого не хотелось, так что я ускорил шаг, и торопливо захлопнул дверь в спальню ещё до того, как голоса поднялись на лестничную площадку. Тлен запустения обволок меня своими объятьями сразу же, как дверь отрезала звуки коридора, и в уши ударила тишина нежилого пространства. Жуть...

Я постоял несколько минут, медленно погружаясь в отчаяние, потом сработала физиология — я почувствовал, что телу не хватает воздуха, из-за чего всё сильнее тянет скорчиться в комочек, свернуться, и завыть на срыв голосовых связок, потому что я остался один. Теперь СОВСЕМ один — понимание этого шарахнуло по башке так, что ноги подкосились, из глаз брызнули слёзы, а вой, который рвался из груди, удалось задавить только болью в прокушенной руке.

Боль привела меня в чувство, я увидел кровь на предплечье, следы зубов на коже, оскалился от злости на себя самого, опираясь на стену, поднялся на ноги. Да, настоящий Колин Криви сейчас метался бы по комнате, рыдал, и, возможно, повесился под утро вот на этой милой люстрочке из погружённых в стазис змей.

Но я не был подростком, счастливое детство которого прервало «Круцио» магического ублюдка, а взрослый мужик внутри подросткового тела успел получить несколько жестоких уроков от жизни, так что я принял максимально вертикальную позицию, глубоко вдохнул, и начал махать руками. Заработали лёгкие, кислород погнал по сосудам, мышцы впряглись в работу, и вместе с испариной на коже, тело погнало из себя суицидную тоску.

Через какое-то время я уже был практически в норме, если не обращать внимания на тугой узел под ложечкой. Забыть о нём было невозможно, но хоть дышать он теперь не мешал. Так что в ванную отправился почти спокойным, чтобы в тёплой воде расслабиться до конца, выровнять эмоции, и заснуть как можно быстрее — до того, как тело вспомнит об убитой жене.

Горячая вода и запах яблок вернули в душу блаженство и тишину, про несчастья на какое-то время удалось забыть. Я нежился в ванной, щурил глаза в дремоте, и медленно раздумывал, какой бы халат надеть перед тем, как отправиться в постель — тот, что ослепительно белый, но с чересчур длинными рукавами, или с зелёной оторочкой по краям. Против зелёного выступала моя гриффиндорская гордость.

— Колин? — знакомый голос заставил оторваться от разглядывания пенных айсбергов, которые постепенно собирались в ногах. Я шлёпал стопами по воде, пены становилось всё больше, но я следил, чтобы количество не переросло в качество, когда она начинает подниматься к потолку. К таким полётам я ещё был не готов. И вот мою почти что медитацию прервала Гермиона.

— Чего?

— Я могу войти? — девушка, не желая нарушать мою приватность, стояла за ширмой, видимо, помня о том утреннем инциденте.

— Конечно, я под водой сижу, так что заходи спокойно.

Девушка осторожно выглянула из-за расписанных драконов, плывущих по бирюзовому небу с яшмовыми облаками, с интересом огляделась. Судя по лёгкому разочарованию, что промелькнуло на милой мордашке, ожидала она большего буйства стихий, чего-то вроде Роновских полётов под потолком. Ну а я человек спокойный, мне излишества не нужны, поэтому встретила её только мокрая голова, торчащая из густой пены над мини-бассейном.

— Ты как, Колин? — шагнула она ближе. — После разговора с Молли?

— Был зол, сейчас уже нормальный. Вода помогает расслабиться.

— Знаю, — вздохнула девушка, садясь на невысокую полочку, может, как раз для этого созданную. — Я дома тоже люблю отмокать в ванной после нервных разговоров. Но на нашем этаже только душ...

— А что тебе мешает поплескаться здесь? — удивился я. — Вход сюда, как ты видишь, закрывается, да и нет у меня привычки подглядывать.

— Даже не знаю... — явно задумалась красавица.

— Тебе решать, — пожал я плечами. — Сейчас вот выберусь, завернусь в халат, и отправлюсь на боковую. Ты можешь расслабиться здесь как физически, так и психически, а можешь стесняться дальше. Ты уже большая девочка, Гермиона, так что решай сама. Отвернись, пожалуйста, я выхожу.

Девушка послушно отвернулась, я выбрался из монструальной ванны, открыл дверцу шкафчика, и наконец исполнил желание, которое в прошлый раз исполнить не удалось — натянул хозяйский халат. С зелёненьким, из вредности.

— Спасибо, — бросил я собеседнице. — Твоё чувство прекрасного в безопасности.

Потом я махнул рукой над крайним рычагом, тем, где змея пасть скалит, сработало хозяйское «Фините», и всё, что успело тут появиться — пена, запах шампуня, вода в бассейне, — начали растворяться в воздухе. Мы постояли, молча глядя, как ванная возвращается в первозданное состояние, потом посмотрели друг на друга.

— Я иду спать, — не выдержал я первым. — А твоё приглашение по-прежнему остаётся в силе. Только, пожалуйста, не бери отсюда халат — мне бы не хотелось видеть здесь Рона, потому что он уверен, будто ванная заблокирована. Пусть думает так и дальше.

— Понятно, — кивнула девушка. — Рон бывает... утомительным...

— И, к сожалению, совершенно не знает меры. Так же, как чувства благодарности.

— Ты изменился, Колин...

— Было отчего, знаешь. Доброй ночи, Гермиона. Кстати, ванна заполняется буквально за пару минут.

После неожиданного разговора пришлось воспользоваться флакончиком — проснулись чувства и поутихшая было тоска. Лекарство подействовало, в сон удалось провалиться быстрее, чем голова коснулась подушки.

Проснулся я посреди ночи, с ощущением,словно меня кто-то пнул снизу из-под постели, — в стиле тех армейских шуток, которыми так богаты казармы любой страны. Каждый, кто хотя бы год пробыл в компании таких же коротко остриженных идиотов, легко вспомнит пару — тройку развлечений, которыми разбавляли армейскую скуку одни солдаты за счёт других.

Но в этот раз я был сам, в огромной запущенной спальне, посреди ночного Лондона, в сказочной реальности. Пару минут я просто лежал, восстанавливая дыхание, затем поднялся, забрался на подоконник, прошлёпав по холодному полу босыми ногами. Вот, кстати, ещё один непорядок — где комнатные тапочки в этой юдоли скорби и богатства? Надо бы Сириусу на вид поставить, если он, конечно, захочет слушать. Или самому купить — лавку с домашними мелочами я видел, когда ещё на автобусе приехал, а к Хогвартсу следовало бы парочку купить на свои выросшие ласты.

За окном светились блёклые огни в спящих квартирах, сквозь пыльное стекло доносились звуки ночной жизни, и мне отчаянно захотелось распахнуть окно, вдохнуть полной грудью живой воздух, лишённый сладковатого аромата тления, которым пропитан весь дом выживших из ума волшебников. Дикий контраст между привычным миром телевизоров, пива, легковушек и утреннего кофе, и вот этой жуткой сказкой с вездесущей овсянкой, мантиями, дурацким огневиски и возможностью менять жизнь одним движением волшебной палочки, накатил на мозги взрывом эмоций.

Зачем мне это?! Почему именно я?!Злость и обида, страх смерти, пережитый стресс бухнули в голову так, что из глаз брызнули слёзы, а в горле заклокотало рычание. Будь оно всё проклято!!! Ненавижу этот мир! Ненавижу магию! И себя ненавижу!!!

Отрезвила меня боль в разбитой ладони — я так усердно стучал кулаком в окно, что поймал торчащий из рамы гвоздь. Зашипев больше от злости, чем боли, сунул ранку в рот, замер, анализируя свои ощущения. Ну да, обидно мне и страшно, одиноко после гибели жены, а что ещё? Чего это я срываюсь в истерику? Только ли из-за гибели Бэкки? Что за хрень вокруг меня творится?

Прямо на подоконнике я подогнул ноги под себя, расслабил тело, как смог, задышал ровно-ровно. Ровно... ро-о-овно... ещё ровней... Ниточка дыхания потянула за собой мысли, постепенно их успокаивая, выстраивая в логическую цепочку взаимосвязей. Или пробуя выстроить такую последовательность причин и следствия, чтобы сразу выявить дыры в рассуждениях — лакуны, вызванные нехваткой информации или моими ошибками.

Любил ли я Бэкки по-настоящему? Что это за чувство было вообще — смесь абсолютного восхищения, замешанная на буквально физической боли от понимания собственного несовершенства? В реальной жизни такие женщины, как моя Бэкки, появляются, словно вспышка метеора, исчезая для того, чтобы остаться терпким воспоминанием о чём-то великом, тем, что согревает пришедшую старость. А тут вдруг всё посыпалось к чёрту, я неожиданно повзрослел, трахнул богиню, да ещё и женился на ней при случае. Много ли я знаю обычных людей, которые женились на богинях, и прожили долгую счастливую жизнь с упором на «счастливую»? Ни одного вспомнить не могу, вот ведь незадача. Слишком неравный брак получается потому что...

Я не заметил, как меняюсь психически, как не задаю вопросов там, где богиня не хочет отвечать, хотя она сама же проговорилась, что после закрепления брака я стану совсем другим. Опять же, наш Стиви об этом предупреждал. Так что мне теперь делать — радоваться или плакать по убитой жене? И что с нашим браком, с той магической связью, что проявилась в нашу брачную ночь — ведь предплечье побаливает, тянущая боль чувствуется практически всё время, хотя и слабая пока. Исчезнет ли знак магического брака бесследно, или будет тянуть из меня силу, как в книжках пугают? У кого бы спросить — у Сириуса? Тут, кажется, больше никто не подходит на роль советчика — не Молли же, в самом деле, спрашивать, или Дамблдора. Хватит мне того, как дедушка отреагировал на убитых ублюдков!

А ещё мне не нравится запах в нашей юдоли скорби — умело забитый запахом пыли, этот аромат здешнего запустения напоминал что-то, пережитое совсем недавно, что-то очень знакомое, отталкивающее и желанное одновременно. Что за хрень может вызвать такие парадоксальные желания? Надо бы поковыряться в памяти, разобраться в воспоминаниях, потому что не даёт мне покоя этот запах. Ладно, этим позже займёмся, сейчас лучше попробовать ещё немного поспать...

Я снова посетил ванную комнату, завернулся в одеяло поверх халата, прямо как многослойная луковица (в этой пафосной хате отчаянно не хватало центрального отопления), засопел, нагоняя сон. Лучше бы я этого не делал — во сне меня забросило куда-то на безжизненную равнину, по которой я бесконечно убегал от невидимого врага, но даже страх не помогал смягчить разрывающее душу отчаяние, боль и страх потери...

Потери! Я резко уселся, пробуя удержать сердце в груди. Я вспомнил этот запах! Да это же та самая вонь, которой тянуло из провала в другой мир!

Тогда почему это знание так быстро улетело из памяти? Неужто ожившая мумия из Шенковской библиотеки поковырялась в моей голове? Когда он это успел со мной сделать? И почему семейное гнездо Блэков провонялось иномирными миазмами? Откуда эта мерзость тут взялась? Что за тайны прячет старый особняк? Пожалуй, стоит пойти, прогуляться по коридорам, пока все спят, — заснуть сейчас не удастся всё равно...

Торопливо одевшись, я вышел из комнаты, огляделся в ночной тишине — сумерки скрадывали расстояние, призрачный свет волшебных светильников едва разгонял темноту, искажал пропорции. Накатило ощущение, что я стою на тонком льду, который магические усилия неизвестных колдунов свернули в недлинную трубу, придав ей облик коридора, за которым расстилается бесконечное Ничто. И любое неосторожное движение, любой необдуманный пас волшебной палочкой приведёт к тому, что этот лёд треснет под ногами, разлетится осколками, а меня поглотит вечный Ужас.

Это чувство оказалось таким сильным, что пришлось буквально заставить себя прямо в коридоре присесть несколько раз, чтобы разогнавшаяся кровь и всякие ферменты с гормонами в ней вышвырнули из головы наведённый морок. Почему наведённый? Потому что я неожиданно понял это с ошеломляющей ясностью, равно как и то, что большая часть видимого интерьера вокруг — только декорация, которая отводит глаза случайных гостей от реального дома Древнейшего и Благороднейшего рода Блек. И полубезумный Кричер — только один из кубиков местной головоломки для невнимательных посетителей.

Однако сейчас меня больше волновал мерзко-приятный запах разложения, тот аромат Иномирья, который едва удалось сбросить с себя в поместье Шенк. Поэтому я закрыл глаза, расслабился, потянул носом, и, ведомый запахом, активизировал Истинный взгляд.

И я не ошибся, потому что стоило только сделать это, как меня захлестнул панический страх, настоящая клаустрофобия, ибо очутился я в самом центре паутины долгов, клятв, обещаний, преданных чувств и не сбывшихся надежд, погрузился в совершенно невообразимый клубок взимоотношений людей и магических существ, которые жили здесь многие сотни лет. Я бы потерялся в этом хаосе, от которого дико затошнило, но та моя часть, которую нельзя было назвать человеческой, воспринимала этот хаос абсолютно по-другому, — как стопку наложенных друг на друга, или даже друг в друга вложенных плоских и доступных для использования страниц-мгновений Бытия.

Осознание того, что здесь и сейчас творится многовековая история тысяч людей, связанных одной кровью и магией, вечно продолжающаяся в виде событий, которые никогда не произошли, или закончились множество параллельных мгновений назад, распирало голову дикой болью. Люди с волшебными палочками и нечистыми мыслями, существа из магических бестиариев, которые ненавидели, боялись, умирали и возрождались из боли других людей, крик и смех, музыка и смертная тишина, грохот заклинаний и тонкая вибрация межмировых сфер, бутылка Клейна, лист Мёбиуса, восьмиугольный треугольник, горячий запах разложения...

Стоило потянуться к запаху, как он оформился в виде полосы тумана, дымного языка, который пронизывал дом и пространство вокруг него сквозь листы вероятностей и событий, уходя на сотни лет в прошлое так же легко, как в будущее. Это противоестественное явление, которое отличалось от всего остального, сгущалось до осязаемости где-то далеко под ногами, потому что именно оттуда тянуло смрадом.

Я вынырнул в обычный мир, постоял, опираясь о стену, пока многострадальная бестолковка не вернулась в норму, сделал несколько шагов к лестнице и задумался — надо ли мне туда идти? Зачем я этим вообще занимаюсь? Что меня толкает пытаться раскрыть тщательно скрываемые секреты старого рода? Я от таких поисков случайно не пропаду? Не случится ли вдруг, что Колин Криви отправится вечером тихо поплакать в подушку, а утром его найдут холодным и окоченевшим? По-хорошему, стоило бы оставить дом его обитателям, пусть безумный портрет с выжившим из ума домовиком расхлёбывают кашу, наваренную многими поколениями рода Блэк. Но здесь находилась Гермиона, и влияние иномирной дряни угрожало ей так же, как и всем остальным постояльцам...

Ядро чужеродного зла пряталось глубоко под домом. Оттуда тянулись миазмы тления, проникая сквозь стены и потолки, совращая неокрепшие умы, постепенно затягивая их в пучину безумия. Наш мир имеет свои ограничения, но именно они этот мир формируют. И человек, как неотъемлемая часть этого мира, не может рисковать прикосновением к Иному, если не хочет сойти с ума. Уже само понимание, что где-то за тонкой границей, отделяющей наш уютный мирок от невообразимого кошмара, находится нечто Иное, гарантирует жуткие кошмары. Страшно ощущать хрупкость повседневной жизни в каждое мгновение своего существования , всю её непрочность и иллюзорность. Намного проще и спокойнее ходить по тонкому льду, который может треснуть под ногами в любой момент...

Я осмотрелся ещё раз, и медленно отправился вниз по лестнице, мимо змеиных канделябров, мёртвых голов, от которых тянуло сладковатым запахом чужеродного тления, мимо пыльных штор и чёрных дверей. Теперь этот образ умирающего величия воспринимался совсем по-другому, едва ли не по-домашнему. И даже мелкие пакости Кричера вроде особо скользкой ступеньки, ковровой дорожки, которая обязательно зацепится за каблук, чтобы нежеланный гость упал, или пыльной гардины на хлипком гвоздике, готовой свалиться на голову проходящего мимо зеваки — всё это воспринималось как милые «пионерские» шалости, вроде тех, что мы в детстве устраивали в лагерях и домах отдыха.

Я шагал мимо всех этих ловушек, слушал ночную тишину умирающего дома, которая сегодня казалась не угрожающей, а печальной, и думал, как бы мне поудачнее начать разговор. Состояние моё не слишком этому помогало, потому что психологический надлом после гибели жены вкупе с пережитым ужасом потери семьи, обильно сдобренные зельями, мешали сосредоточиться на поставленной задаче. Вполне вероятно, в другом состоянии я бы вообще не подумал сделать то, что намеревался сотворить, но спящий здравый смысл не смог меня остановить, так что я спокойно опустился в прихожую, приволок из кухни кресло полегче, раздвинул плотно закрытые шторы, и улыбнулся портрету старухи, которая недоумённо хлопала глазами, явно вырванная из глубокого сна.

— Приветствую вас, госпожа Блэк. Перед тем, как вы разбудите весь дом гневным монологом об отвратительных грязнокровках, ответьте, пожалуйста, — когда вы последний раз призывали демонов из Иномирья?

Мадам Блэк замерла с открытым ртом — явно программа зависла в этом магическом артефакте. Потом она шевельнулась, и чтобы её вопли не разорвали в клочья ночную тишину, я продолжил, перехватив нарисованную женщину на вдохе — так проще заткнуть человека.

— Мэм, я не собираюсь кричать на всё Министерство о злодеяниях Древнейшего и Благороднейшего рода. После ряда трагических событий мне пришлось измениться, а вслед за этим изменилась и моя система ценностей. И, предупреждая возможные попытки обмануть грязнокровку, госпожа Блэк, — я работаю на одну из Старых Семей, не так давно нам пришлось столкнуться с иномирным монстром, который ПОМЕТИЛ меня. Снять метку удалось ценой жизни домашних эльфов, после которых остались только очень характерные головы...

Я повернул голову в сторону лестницы. Сама она пряталась в темноте, но даже в ночном мраке улавливались очертания эльфийских голов. Старуха, точнее, зрелая женщина, совсем не похожая на ту верещащую ведьму, что встретила меня на холсте в первый раз, насмешливо усмехнулась, бросила звучным голосом человека, привыкшего повелевать:

— Не лги мне, мальчишка. Никто не станет тратить столько магии на грязнокровку. Передай Дамблдору, что он совсем забыл Кодекс Рода, раз прибегает к таким дешёвым трюкам.

— Причём здесь Кодекс, мэм? — удивился я. — Нас было двое, попавших на глаза той иномирной дряни, и мне просто повезло оказаться в нужном месте в нужное время. Для меня нашлось место в пентакле, потому что время поджимало. В ином случае, боюсь, я с вами сейчас не разговаривал.

— Ты не представился.

— О, простите, мэм! Точно, вы ведь меня ещё не видели после выброса! Колин Криви к вашим услугам, я появлялся здесь неделю-две назад, ещё занавесь на портрете задвинул магическим усилием.

Женщина удивлённо подняла брови:

— Тот белобрысый мальчишка, что разбудил меня посреди ночи?

— Он самый, госпожа Блэк. Вот, постарел после того, как попал в магическую ловушку на работе.

— На каком луче ты стоял? — сузила глаза нарисованная волшебница.

Я задумался, вспоминая наше расположение, медленно продолжил:

— В третьем от распорядителя. На втором располагался мой работодатель, ещё на трёх эльфы.

Блэк задумалась, потом неприятно ухмыльнулась:

— Ты хотел сказать, что работодатель ЛЕЖАЛ в луче, не так ли?

Я ответил такой же улыбкой:

— Мэм, вы знаете процесс лучше меня.

Дама улыбнулась ещё шире:

— Даже не представляю, о чём ты говоришь...

— Мне просто повезло, если это слово можно применить к подобной ситуации. Ведь если бы не обязанность помогать старому магу, я бы вообще не знал, что такие вещи случаются. Зато теперь я могу точно узнать, кто из волшебников балуется Запретным Искусством.

Волшебница снисходительно подняла бровь в немом вопросе.

— После того, как нас ПОМЕТИЛА тысячеглазая мерзость, госпожа Блек, я чувствую специфические эманации, не характерные для нашего мира. Такой, знаете, запах тления, который вызывает сразу и отчаянную жажду слиться с ним в экстазе, и одновременное стремление избавиться от него как можно скорее.

— Значит, ты кое-что узнал... — задумчиво протянула волшебница. — Но зачем ты пришёл к выжившей из ума старухе с портрета?

— Потому что мне кажется, мэм, нам есть что друг другу предложить. Ведь традиционное безумие Блеков не возникло просто так, правда?

Волшебница задумалась. Я тоже молчал, не желая мешать раздумьям бывшей хозяйки поместья. Тишина затянулась. Шипели светильники, потрескивали деревянные панели, поскрипывали ступеньки древней лестницы. Поскрипывали? Я вскинулся посмотреть, кто там приближается, но чужак оказался быстрее:

— Инкарцеро! Силенцио!