Повернуть вспять (гет)

Гермионе было удивительно хорошо. Она словно парила в невесомости, а вокруг, свиваясь в перламутровые спирали, клубился густой розовый туман. Ей было очень тепло и спокойно, но каждый вдох наполнял ее морозной утренней свежестью и лёгкостью. Она чувствовала, как откуда-то издалека к ней плывёт горький и терпкий аромат кофе, становясь отчётливее, ярче. Он манил к себе, тянул, и к нему примешивался пряный запах лечебных трав. Кто-то был рядом с ней в этом тумане, кто-то, кого она не могла разглядеть, но именно его присутствие делало Гермиону такой восхитительно спокойной и умиротворённой — совершенно счастливой. Именно из-за этого кого-то смесь ароматов вокруг была такой упоительной. Гермиона глубоко вдохнула, ощущая, что запах трав усилился, стал ближе, ещё ближе… И вдруг обернулся ужасной горечью на языке! От неожиданности она закашлялась и проснулась окончательно. Кашель отозвался вспышкой боли в плече, и она со стоном попыталась сесть.

Оглядевшись, Гермиона обнаружила, что лежит на кровати в палатке, в открытое окошко которой пробивается тусклый утренний свет и тянет холодом. Причиной столь неприятного пробуждения оказался Малфой, на что указывала бутылочка очередного зелья в его руке и обеспокоенное выражение на лице. Он поспешил остановить её:

— Лежи, не вставай! Как ты?

Гермиона послушно откинулась обратно на подушку — голова кружилась. Неуверенно ответила:

— Пока не поняла… Плечо болит. Что за гадость ты мне дал?

Выражение лица Драко сменилось с встревоженного на скептически-снисходительное.

— Всего лишь настойка растопырника, чтобы снять боль. Тебе грех жаловаться, я в тебя уже влил столько зелий, что одним больше, одним меньше — несущественно.

Гермиона проснулась окончательно. Запах кофе чувствовался и наяву так же, как во сне. Она снова попробовала приподняться и сесть. Плечо уже не болело, но голова по-прежнему кружилась. Кое-как устроившись, она попросила:

— Может, тогда ты вольёшь в меня ещё и чашку кофе? Пахнет потрясающе!

Хмыкнув, Драко отставил флакон с настойкой и протянул Гермионе объёмистую кружку. Сделав несколько больших глотков, она наконец обрела силы задавать вопросы.

— А почему мы в палатке? И сколько времени сейчас? — Её озарило внезапное воспоминание, и она почти подскочила на кровати: — А как ты?! Как твоя голова?

Малфой рассмеялся:

— Сколько вопросов! Ты, похоже, уже совсем пришла в себя. Со мной всё нормально, правда. Немного зелья, пара порошков — и я в полном порядке. А вот с тобой было хуже. Ты хоть знаешь, что эта тварь своими когтями разорвала тебе плечо? Когда я очнулся, ты потеряла уже столько крови, что отключилась прямо у меня на руках. Я думал… — Голос его дрогнул, а лицо помрачнело, но он тут же отогнал воспоминание и продолжил в прежнем тоне: — И снова немного зелий, порошков, плюс, конечно, мой непревзойдённый талант колдомедика, — он шутливо поклонился, — и на твоём плече появилось несколько очаровательных аккуратных шовчиков. Пройдёт пара дней, и ты о них думать забудешь!.. В это время ветер поднялся совершенно ледяной, да ещё и со снегом. Я разложил палатку, установил защитные чары и перенёс тебя на кровать. Вот, собственно, и всё.

По его лицу пробежала тень беспокойства, и он нерешительно добавил:

— Только я нигде не могу найти кошку. Надеюсь, она нашла себе более тёплое укрытие, чем этот зал…

Глаза Гермионы наполнились слезами. Миссис Норрис! Отважная, милая, верная Миссис Норрис! Драко ведь ничего не знает. И Гермиона, сдерживая слёзы, рассказала о вчерашней битве и о подвиге храброй кошки.

Малфой помолчал, отвернувшись к окну, а затем тихо сказал:

— Что ж, очень жаль. Она погибла за нас. Удивительно смелый поступок.

Гермиона вытерла слёзы. Действительно, кошка отдала за них свою жизнь…

— Драко, а ведь и правда! Вспомни баньши — Миссис Норрис, похоже, тоже видела её.

Малфой удивлённо взглянул на неё.

— Один из увидевших баньши умрёт до исхода дня, — повторил он. — Наверное, ты права. Мы оба живы, а она мертва. Чёртова баньши! Чёртова мантикора!

Он и сам не заметил, как перешёл почти на крик, сжав кулаки. Гермиона поспешила вмешаться:

— Оставь это. Она спасла нас, и тут уже ничего не изменить.

Они помолчали.

— Послушай, ты говоришь, что вытащила меч из той обгорелой тряпки? — внезапно заинтересовался Драко.

Гермиона кивнула.

— Так выходит, это то, что осталось от Распределяющей Шляпы!

Он быстро развернулся и вышел из палатки. Не прошло из пары минут, как он вернулся, неся в руках то, что они приняли за загадочный драный кулёк из чёрной ткани. Теперь, когда они поняли, что это Шляпа, всё стало ясно. У них в руках оказалась потрёпанная залатанная тулья, а то, что казалось бесполезным куском материи, пришитым к ней, было остатками полей. Шляпа не подавала признаков своей магической сущности, да это было бы и странно — слишком сильно она была повреждена. Однако главное своё предназначение она выполнила, послав Гермионе меч Годрика Гриффиндора в самый трудный момент. И это помогло им, хотя и не спасло Миссис Норрис. Тщательно завернув Шляпу, Малфой спрятал её в сумку. Гермиона начала было говорить, что, когда выберутся, нужно будет отдать её артефакторам на починку, но осеклась. Не «когда», а «если» выберутся! А если и выберутся, значит, вернутся в прошлое, а один из них (и вероятнее всего, именно она!) ничего обо всём этом не вспомнит. Она впервые осознала это так ясно. Всё случившееся навсегда будет стёрто из ее памяти. Она снова будет считать Малфоя всего лишь заносчивым гадёнышем, они снова будут совершенно чужими! Эта мысль показалась невыносимой, горло перехватило, и Гермиона почувствовала внутри почти физическую боль, от которой не помогла бы ни одна настойка. Но что же делать? Ведь нет другого выхода. Не оставаться же здесь навечно? Гермиона с ужасом отметила, что эта мысль пугает её меньше, чем перспектива забвения. Остаться? Но ради чего?..

Она взглянула на Малфоя, даже не догадывавшегося о том, какие отчаянные мысли сейчас проносились в её голове. Он невозмутимо помахивал палочкой над кружкой, заваривая себе кофе — ведь свой он отдал ей. В окошко палатки влетел холодный ветер, взъерошив его отросшие светлые волосы и пахнув морозной свежестью Гермионе в лицо. С пронзительной ясностью её разрозненные, спутанные мысли последних дней выстроились в стройный и чёткий узор. Всё встало на свои места. С ледяным, пугающим её саму спокойствием Гермиона мысленно наблюдала, как каждая её эмоция, каждое чувство, каждое действие и слово занимает своё, единственно подходящее место. Сомнений не осталось. Она знала ответ на свой вопрос — что, а вернее, кто заставляет её бояться возвращения в прошлое? Вот он, перед ней. Драко Малфой.

Гермиона почувствовала, как внутренняя бесплотная боль сжимает и скручивает всё внутри. Мышцы её лица будто окаменели, застыв неподвижной маской. Только бы он ничего не заметил! Гермиона прикрыла глаза и постаралась дышать спокойно и ровно, хотя и давалось это с неимоверным трудом. Драко начал было что-то говорить, но, обернувшись, увидел её лежащей с закрытыми глазами и замолчал. Стараясь ступать как можно тише, он вышел из палатки.

Едва полог за ним опустился, Гермиона закрыла лицо руками и прошептала: «Что же теперь делать?» Мысль эта была так настойчива, что заглушала остальные. Даже сейчас, осознав своё чувство, Гермиона всё же не могла хотя бы в мыслях назвать его.

Она не знала, сколько прошло времени. Привычные представления отступили, и, возможно, она задремала, а может, и грезила наяву. Когда Гермиона пришла в себя, за окном стало заметно светлее. Она была почти спокойна. Что бы там ни было, нужно было скрыть случившееся от Драко. Так она предпочла бы поступить и в нормальном мире, а уж здесь, в безумном опасном замке, ему меньше всего нужны её неуместные чувства. «Лучше всего будет всё забыть», — подумалось Гермионе, но отозвалось той самой бесплотной болью, к которой ей, по всей видимости, придётся теперь привыкнуть.

Стараясь избегать мыслей о том, как же так могло получиться и как ей теперь с этим быть, Гермиона попробовала сосредоточиться на практической стороне их проблем. Теперь, когда оружие Драко потеряно, у них остались только запасные палочки. Гермиона пошевелила рукой. Плечо и в самом деле не болело, но пока не ясно было, заслуга это обезболивающего зелья или заживляющего. А главное, о чём бы она ни думала, все перекрывало волнение от одной мысли, что Драко в любой момент может войти в палатку. Дыхания не хватало, а сердце билось, как сумасшедшее. Что за безумное наваждение!.. Возле входа в палатку в углу лежала сумка. Внезапная мысль пришла ей в голову…

Когда Драко заглянул в палатку, время уже близилось к полудню. Гермиона дремала. Лицо её было таким спокойным и безмятежным, что на мгновение он помедлил, не решаясь её будить. Но она потеряла много сил, много крови, и одни только зелья не могли ей помочь. Пора было поесть. Снаружи тянуло дымком и аппетитным ароматом жареного мяса. Драко негромко позвал её.

Поначалу Гермиона нахмурилась сквозь сон, но увидев Драко, сразу же приветливо улыбнулась. Взгляд её казался немного растерянным, расфокусированным. Хотя, после такого ранения, после битвы с мантикорой, чего ещё было ожидать? Плечо её совсем уже не болело, головокружение тоже прошло, поэтому, пообедав, пришли к единогласному мнению, что пора двигаться дальше.

Перед тем, как покинуть эту комнату, Гермиона подошла к самому краю провала. Она всматривалась изо всех сил, чтобы разглядеть внизу очертания тельца Миссис Норрис, но за ночь снегопада даже мёртвая мантикора превратилась в пологий холм. Рядом с ней ничего не удавалось различить, только ровное, нетронутое снежное полотно. Она подняла взгляд и посмотрела вдаль, на чернеющий Запретный лес, заметив там что-то странное. Совсем не удивившись, она отметила про себя: «Пожар. Пожар в Запретном лесу… Откуда бы там взяться пожару?» Но мысль её скользнула дальше, не задержавшись на увиденном.

— Гермиона! — окликнул её Драко. — Пора идти. Держи.

Он протягивал ей палочку. Та оказалась немного короче, чем привычная Гермионе, но показалась гибкой и ловкой. Да и выбирать, впрочем, не приходилось.

Гермиона заняла позицию слева от дверного проёма. Драко легонько толкнул дверь, и она бесшумно отворилась. Заглянув внутрь, Гермиона подумала, что открывшийся зал кажется знакомым, но мысль эта пробилась словно сквозь пелену тумана. Флоббер-червь, брошенный Драко, долетел до середины помещения, помедлил и пополз в сторону. Очевидная опасность ему не грозила.

Как и всегда, двигаясь медленно и осторожно, они вошли в комнату. Дверь позади с тихим хлопком закрылась. Каменные стены, никаких окон, небольшое помещение. Они снова оказались в подземелье, и оно явственно напомнило зал перед Лабиринтом Отражений. Следующая дверь находилась в противоположной стене — казалось бы, совсем недалеко, но стоило сделать несколько шагов, как воздух перед дверью задрожал, заколебался, сгустился, обретая форму…

Перед Гермионой и Драко был сфинкс. Менее всего он выглядел опасным. Странное существо парило в воздухе между ними и дверью. Тело у него было львиное, но в нём не было той звериной мощи, что отличала мантикору. Этот лев был спокоен и расслаблен. Человеческая голова сфинкса не казалась неуместной имитацией на теле животного — усталое, мудрое лицо мужчины в возрасте удивительным образом гармонировало с львиным телом. Если мантикора выглядела зверем с лицом человека, то сфинкс, напротив, — человеком с телом льва.

Наклонив голову, сфинкс поочерёдно смерил Драко и Гермиону взглядом, в котором поровну было равнодушия и заинтересованности. Снисходительная усмешка коснулась губ сфинкса, и он заговорил глубоким низким голосом:

— Так-так… Явились двое. У одного есть цель, у другого мечта, но ради первого он отдаст всё, лишь бы тот не достиг цели. Забавные. Как и все люди. — Усмешка превратилась в улыбку, и он продолжил: — Я рад вам. Здесь скучно, не с кем поговорить, кроме призраков, но они совсем не любят загадок. Я вижу, вы знаете, кто я и что должно ждать вас за этой дверью. Я удивлён, но вы знаете и о том, что этого там, вероятнее всего, нет.

Гермионе казалось, что она спит. Нелепое существо говорит нелепые слова. О ней? О Драко? О чём оно вообще?..

Тем временем сфинкс не замолкал:

— Однако так дело не пойдёт. Я довольно редко встречаю людей, поэтому они нужны мне полностью.

Один взмах львиной лапы, и Гермиона ощутила непреодолимое желание приблизиться. Словно под Империо, она сделала один неуверенный шаг вперёд, второй… Драко почти прыжком преградил ей путь, выставив перед собой палочку:

— Ещё один её шаг, и от тебя не останется мокрого места!

Сфинкс рассмеялся сухим кашляющим смехом и уверил его:

— Тише, тише, юноша, ей ничего не грозит. Но мне неинтересно иметь дело с накачанной успокоительным куклой. Живая, полная радостей и горестей, она гораздо занятнее.

Сфинкс поймал взгляд Гермионы — и она утонула, погрязла, словно в зыбучих песках. Через неё как будто проносились века — от египетских фараонов до римских легионов, от костров инквизиции до адронного коллайдера. Всё, что было, есть и будет на свете, хранил взгляд сфинкса. Потрескивающим разрядом шаровой молнии за какую-то секунду её сознание сотрясло до основания, уничтожая спасительный кокон успокаивающих зелий, выпитых в палатке.

Её вновь охватила паника. Но она странным образом наслаждалась ею. Присутствие рядом Драко одновременно было необходимым для неё и невозможным, вызывало ужас и счастье. Сердце трепетало — ей казалось, она вся и есть это сердце.

Сфинкс снова засмеялся и произнес:

— Люди, такие смешные, такие нерациональные! — Внезапно перестав смеяться, он предельно серьёзно посмотрел на Драко. — Но пропущу я только одного из вас. Ведь лишь один прошёл Лабиринт Отражений.

Драко, по-прежнему нацелив на него палочку и загораживая собой Гермиону, возразил:

— Мы оба были в Лабиринте, и оба прошли. Пропусти нас обоих!

Но сфинкс огорчённо покачал головой:

— Нет, нет… Я бы и рад, но прошёл только ты. Я вижу на твоём лице печать Отражений, ты видел в них себя. Ты сможешь пройти дальше, но она, — он кивнул на Гермиону, — она так прекрасна, ты прав. Она так необходима тебе, но незнакома сама с собой. Я не пропущу ее. А вот ты… Наверное, ты и сам знаешь? Я загадаю тебе загадку. Отгадаешь — пройдёшь, а нет — умрёшь.

Сфинкс расхохотался. Речь его становилась всё более быстрой и сбивчивой, а смех в конце не оставил сомнений в его безумии. Драко неуверенно оглянулся на Гермиону. Встретив её взгляд, он замер — такое смятение и тревога отражались в нём. Он повернулся к сфинксу и как можно твёрже ответил:

— Пожалуй, мы не станем отгадывать. Мы вернёмся обратно без твоей загадки.

— Ну уж нет. Сыграй со мной в игру, иначе выигрыш мой, и в двойном размере. Попробуете уйти — умрёте оба, — ответили ему два голоса.

И Драко, и Гермиона оглянулись. За их спиной возник двойник сфинкса, преграждая им путь назад. Если вначале сфинкс показался им не опасным, то теперь даже воздух в комнате был пропитан безумием и угрозой. Гермиона тихо предупредила:

— Драко, нет заклинания против сфинкса. Тем более что его здесь оставил Дамблдор. Нет заклинания, придётся отгадывать.

Сфинкс, заслышав ее слова, подтвердил двумя голосами — одновременно ему вторил его двойник:

— Да-да, юноша, девица права. И жизнь близка, и смерть не дальше.

Драко помедлил, но, сделав шаг вперёд, угрожающе взмахнул палочкой и решительно заявил:

— Тогда, если я отгадаю, ты пропустишь нас двоих. Иначе можешь убить сразу — не будет тебе никаких игр!

Сфинкс нахмурился. Пожевав губами и словно бы подсчитав что-то в уме, он кивнул:

— Быть по-твоему. Только отгадывать будешь ты один. А она чтоб — ни слова!

Гермиона подалась вперёд, намереваясь возразить, поспорить — почему один, как же она — но голос пропал. Она схватилась за горло, онемевшая, как от Силенцио, но Драко во все глаза смотрел на сфинкса в ожидании загадки.

Доносясь с двух сторон, голос сфинкса стал громче и звучал потусторонне, когда он начал свою загадку, не отрывая глаз от Драко:

— Она долготерпит, милосердствует, она не завидует, она не превозносится, она не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Она никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.* О ком или о чём это говорится?

Стоя за спиной Драко, Гермиона видела, как напряжён он был, слушая загадку. И она застонала бы, если б не чары, обезмолвившие её. Она знала отгадку, и знала, отчего именно это загадал сфинкс, так долго глядевший в её глаза. И так же точно она знала, что Драко не знает отгадки — он, чистокровный волшебник, не читал той книги, где можно было найти ответ.

Почти физически Гермиона чувствовала, как Драко судорожно ищет отгадку, как мечутся его мысли, вспоминая, анализируя, сравнивая… И ничего не находят. Она уже готова была попробовать помочь ему, протянула руку к его плечу, но сфинкс, внимательно следивший за ними обоими, предупреждающе покачал головой. В этом движении явственно чувствовалась угроза. Это был единственный раз, когда он взглянул на Гермиону, в остальное же время он неотрывно смотрел на Драко, наслаждаясь его замешательством. На лице сфинкса проступило выражение удовлетворения и предвкушения. Он вкрадчиво предупредил:

— Время твоё не безгранично. Я великодушен, а потому позволю тебе подумать ещё минуту, но если и по её истечении ты не дашь ответ, умрёте вы оба.

Стремительно побежали секунды. Гермиона чувствовала, что у Драко нет ответа — это было написано на его лице, когда он обернулся. Изо всех сил она пыталась преодолеть чары и подсказать ему, но ничего не получалось. С отчаянием в голосе он начал говорить, глядя ей в глаза:

— Гермиона, прости, я не представляю… — И вдруг он замер. Его лицо просветлело, а смятение и страх разом отступили, и, обернувшись к сфинксу, он заявил: — Я знаю ответ. В твоей загадке говорится о любви.

Гермиона крепче сжала палочку. Она была уверена, что сфинкс, разочарованный победой Драко, постарается силой остановить их или даже убить. Однако он только грустно улыбнулся. Переводя взгляд с Гермионы на Драко, он почти нежно произнёс:

— Такие глупые и такие мудрые люди. Думаете, что я вас задержал, поиграл с вами, угрожал… Так пусть эта загадка станет моим подарком вам. Прощайте!

И сфинкс исчез. Не растворился, не рассеялся — просто исчез, словно и не было. Вместе с ним исчезла и магия, не дававшая Гермионе говорить, но теперь ей и не хотелось нарушать тишину. Как Драко узнал правильный ответ? Прочитал ответ в её глазах? Догадался обо всём? Или причина в другом?

Хотя опасности больше не было, Гермиона чувствовала напряжение, исходившее от Драко. Он так и стоял, не оглядываясь на неё, а она не могла понять, остались ли её чувства тайной, и от этого его напряжение передавалось ей. Эта медленная пытка была невыносимой, и Гермиона почти уже готова была окликнуть Драко, когда он обернулся. Выражение его лица удивило её — оно было настороженным, почти испуганным, будто он ждал от неё какого-то подвоха. Почти минуту он вглядывался в её лицо и вдруг почти с облегчением выдохнул и улыбнулся:

— Повезло же нам! Я думал, что всё, нам конец. Ляпнул почти наобум, терять-то уже было нечего — и угадал!

Гермиона кивнула и с готовностью подхватила:

— И не говори. Я-то знала ответ, это цитата из одной религиозной книги. Но этот сфинкс наложил на меня заклятье, я ничего не могла сказать.

Драко покачал головой:

— Ну и ну. Тогда это точно чудо, что я отгадал. Ладно, идём дальше!

Более неестественного и фальшиво звучавшего диалога они ещё не вели.

Вслед за Драко Гермиона подошла к следующей двери. За ней оказался Главный холл. Если бы не мешанина комнат, то дверь, через которую Драко и Гермиона заглядывали внутрь, была бы парадным входом Хогвартса. И сейчас перед ними открылась знакомая картина: огромное помещение с уходящими вверх и вниз лестницами и неразличимым в вышине потолком. Только и это место оказалось разгромленным. Ступени центральной лестницы раскрошились, а во многих местах и обрушились. Правая лестница была полностью завалена обломками. Сгоревшие портреты на стенах зияли чёрными прямоугольниками. У дальней стены сверкали драгоценные камни, высыпавшиеся из разбитых факультетских часов, и этот сине-жёлто-красно-зелёный переливающийся калейдоскоп казался неуместным среди разрухи и запустения.

Обе двери по бокам от центральной лестницы были свободны — по счастью, их не завалило и не выбило во время битвы. И Гермиона, конечно, знала, что если подняться или спуститься по какой-нибудь из лестниц, там тоже найдётся множество дверей, но эти две были ближайшими. Осталось только выбрать — левая или правая. И почему-то Гермионе показалось, что она знает, какую предпочтёт Малфой, но она всё-таки решила уточнить:

— В этот раз у нас неплохой выбор. К какой двери двинемся?

Драко покосился на неё и с усмешкой ответил:

— Ну, на кухне мы уже были, поэтому предлагаю левую.

Гермиона фыркнула:

— Ну да, кто бы сомневался!

Пора было входить. Драко размахнулся и бросил в холл флоббера.

Флоббер-червь упал в десятке футов от двери. Он собрался было ползти куда-то, но вдруг замер, а затем и вовсе свернулся кольцом, да так и остался лежать. И что это могло значить?

Гермиона взглянула на Малфоя, а он, нахмурившись, не отводил глаз от червя. Пробормотал:

— Не шевелится… Ладно, всё равно надо идти.

Сжав палочки, они осторожно вошли. Огромный холл казался пустым и даже безопасным, хотя поведение флоббера и оказалось таким странным. Но сделав всего пару шагов, Гермиона почувствовала нарастающую тревогу. В холле будто стало темнее, тени сгустились по углам. Она почему-то шёпотом позвала:

— Драко!.. Что-то происходит!

Он оглянулся на неё, и на его лице она явственно различила ту же усиливающуюся тревогу. До дверей пока было далеко, нужно было идти дальше. Ещё несколько шагов, и тревога переросла в настоящий страх. Тени стали гуще, чернее, казалось, они колышутся, подползают, перешёптываются. Гермиона вздрогнула, когда Драко сжал её ладонь — его пальцы мелко дрожали. Волнами накатывала паника. Севшим голосом Драко спросил:

— Ты тоже их видишь? Что это такое?

Страх окружил Гермиону, он был повсюду, как воздух, не давал сосредоточиться, но тут она увидела тех, о ком спрашивал Драко — их можно было принять за обретшие плоть тени, они выползали из углов один за другим. Не больше полудюйма в толщину, похожие на чёрную ткань, они стелились над самым полом, медленно приближаясь к Гермионе и Драко. Хотя неконтролируемый страх продолжал сотрясать тело дрожью ужаса, Гермиона с облегчением выдохнула. Теперь было ясно, откуда эта паника! Смеркуты. Много, не меньше десятка, и уже окружили их, но зато она прекрасно помнила, как бороться с этими тварями. Вдвоём с Драко они справятся, должны справиться. Она постаралась придать голосу твёрдости, но паника, вызванная смеркутами, всё ещё владела ею:

— Драко, не бойся, это не наш страх — они насылают его. Это смеркуты! Вызываем Патронусов, только это против них действует.

С трудом Драко отвёл взгляд от подползающих всё ближе тварей и уставился на Гермиону полными ужаса глазами. Казалось, что он не понимает смысла её слов. Запинаясь, он переспросил:

— Патронусов? Гермиона, я не умею вызывать Патронуса.

Гермиона отшатнулась. Одной ей ни за что не справиться! Как он может этого не уметь? Поникнув, она уточнила:

— Совсем-совсем?

Драко уже снова заворожённо смотрел на приближающихся смеркутов. Он покачал головой:

— Я знаю заклинание, знаю движение палочкой, но у меня никогда не выходил настоящий Патронус. Однажды был голубоватый дымок из палочки, и всё. Забыла? Я ведь Пожиратель.

— Вовсе нет! Если получился дымок, значит, и Патронус получится. Драко, у меня без тебя не выйдет. Ты должен попробовать! Вспомни всё самое лучшее, самое приятное и дорогое, что есть у тебя в жизни! Давай же!

Гермиона и не заметила, что уже кричит полным страха голосом. Пытаясь взять себя в руки, она повторила:

— Вспомни всё самое лучшее — и на счёт три!

Она закрыла глаза, прогоняя страх, но он не отступал. Тогда Гермиона глубоко вдохнула и принялась вспоминать, чувствуя, как в груди становится тепло. То, что она вспоминала и всегда, вызывая Патронуса, все те яркие моменты счастья — все они были связаны с её друзьями: одно за другим в памяти всплывали все невероятные спасения Гарри и Рона, когда она уже переставала надеяться на чудо… Она ощутила, как её заполняет счастье, как оно вытесняет страхи и тревоги, и произнесла: «Раз… Два… Три! Экспекто Патронум!» В последнюю секунду, когда из её палочки уже вырвался сияющий голубым светом поток магии, в памяти вспыхнуло новое воспоминание — о том, как Драко крепко прижимает её к себе после очередной опасности. Глаза Гермионы распахнулись — её Патронус обрёл полную мощь. Ловкая полупрозрачная выдра устремилась к смеркутам, подкравшимся уже совсем близко. При виде Патронуса они злобно зашипели отшатнулись, но выдра была одна, а их — целая стая. Там, где она проносилась перед ними, смеркуты отступали, но стоило ей отдалиться — пытались подползти ближе.

Гермиона взглянула на Драко. Он раз за разом повторял заклинание, но ничего не выходило. Лишь однажды блеснула голубая вспышка, но сразу же погасла. По его лицу пробежала тень отчаяния.

— Я не могу, Гермиона! У меня не получится!

Выдра теряла силы. Смеркуты, напротив, поняли, что противник всего один, возобновили движение. Нужно было что-то делать. Счастливых воспоминаний Драко явно не хватало, чтобы вызвать телесного Патронуса. Как же помочь ему? Счастье… Откуда-то в голове замелькали давно забытые строчки и слова: гормоны счастья, эндорфин, дофамин… Вырабатываются при поцелуе! Гермиона почти застонала. Нет, нужно придумать что-то другое.

Голос Драко позади неё не переставал повторять заклинание, но звучал всё менее уверенно. А выдра уже теряла яркость и чёткость очертаний, её движения становились медленнее. Смеркуты были совсем рядом, а Гермиона знала, что стоит одному коснуться их — и остальные тоже нападут. Тогда не останется ни единого шанса. Времени больше не осталось. И она решилась.

— Драко, — позвала она. — Постарайся ещё раз, прошу тебя!

Как только он взмахнул палочкой и выкрикнул: «Экспекто Патронум!» — Гермиона резко повернулась и, зажмурившись, прижалась губами к его губам.

В первые мгновения ей показалось, что ничего не вышло, что сейчас он оттолкнет ее. Драко словно окаменел. Гермиона хотела было отстраниться, как вдруг его рука скользнула по её талии, притягивая ближе, и он ответил на поцелуй.

Этот поцелуй был чистой магией; концентрированная, она, искрясь, проходила через их тела. Гермиона почувствовала, как она сносит на своём пути все страхи, все тревоги… Словно где-то далеко, она чувствовала, как дрожит палочка в её руке, наполняя Патронуса небывалой прежде мощью и силой. Разорвать эту магическую связь было немыслимо. Не только ощущение губ Драко, его тела так близко, его сбившегося дыхания, но гораздо большее по силе чувство заставляло Гермиону раствориться в этом поцелуе. Чувство, что происходящее — самое правильное событие в её жизни. Как и всё прочее, любые её прежние сомнения оказались сметены.

Гермиона не ответила бы, сколько продолжался этот поцелуй — вечность, секунду, столетия, миг… Время исчезло, растворилось. Но не опасность. Шёпот смеркутов, о которых она уже совершенно не думала, взвился много громче, переходя в визг на грани слышимости. Этот непереносимый звук отозвался болью в голове, и магия между ней и Драко оказалась нарушена. Гермиона пошатнулась, схватилась за голову, в то же время не прерывая заклинания, и обернулась к Патронусу.

К её радости и удивлению, рядом с выдрой она увидела второе существо. Немного меньше выдры, но отдалённо её напоминающее, оно было длинным, гибким и ловким, с маленькой острой мордочкой и короткими лапками. Двигаясь быстрее, оно перемещалось по кругу, отпугивая смеркутов и по временам агрессивно набрасываясь на них. Да и выдра Гермионы, получившая поддержку, теснила смеркутов всё дальше.

Оглянувшись на Драко, Гермиона увидела, как он потрясённо и восхищённо наблюдает за своим Патронусом, не веря в успех. Его отражение мерцало сверкающими голубыми бликами в его глазах. Как ни жаль было Гермионе прерывать момент его триумфа, медлить было нельзя, ведь сила заклинания истощается. Она как раз заметила, что Патронусы оттеснили смеркутов так, что образовался просвет на пути к двери. Гермиона схватила Драко за руку и потянула за собой, крикнув:

— Бежим, скорее! Это наш шанс, Драко, бежим!

Поддавшись, он отвёл взгляд от Патронусов, и бросился вслед за ней. Почуяв, что добыча уходит, смеркуты отчаянным рывком попытались нагнать их. Патронусы уже не могли справиться с таким натиском и один за другим растворились в воздухе. Но было слишком поздно — Драко и Гермиона скользнули за дверь и поспешили захлопнуть её прямо перед разочарованной и взбешённой стаей смеркутов.

Тяжело дыша, Гермиона повернулась к Драко. Он прижимался спиной к двери и со странным выражением смотрел на неё в упор. Его вопрос заставил её сжаться:

— И как это понимать?

* * *

Рон даже шагу не успел ступить, как его остановил насмешливый окрик Блейза:

— Постой-ка, супергерой всея Британии! Ты с пустыми руками собрался разгуливать по Запретному Лесу?

Рон притормозил и недовольно обернулся:

— Ну, а ты что предлагаешь?

Блейз закатил глаза, поражаясь самоубийственному гриффиндорскому безрассудству, и полез в рюкзак.

— Как минимум, все должны взять по ножу, — пояснил он. — Как ни прискорбно, это единственное оружие, которое у нас имеется. Они должны быть всё время под рукой. Кроме того, советую всем держать поближе зажигалку и верёвку. Эти три предмета хоть как-то могут заменить привычные для нас заклинания.

Хоть и без энтузиазма, но остальные члены команды переложили названные Блейзом предметы из рюкзаков в карманы. Но на их лицах было написано, что никто не верит в реальную их пользу.

Когда всё необходимое было сделано, а Забини с картой в руках занял место во главе отряда, они наконец двинулись в путь. Тропинка поначалу ещё просматривалась, но вскоре начала петлять, прятаться между кочек и постепенно пропала вовсе. Перемещаться дальше пришлось, перепрыгивая с кочки на кочку и выискивая сухие ветки подлиннее и покрепче, чтобы проверять путь впереди — едкая болотная жижа разъедала палки за несколько минут.

Безлистные деревья по сторонам росли всё плотнее. Становилось душно, да и свет проникал под их сень уже тусклым и безрадостным. Двигаться вперёд становилось тяжелее с каждым пройденным ярдом, и трудно было понять много ли они уже прошли. Каждому из членов отряда не по разу подумалось о передышке, но все молчали. Балансируя на очередной кочке, Блейз вдруг воскликнул:

— Вы не поверите! Впереди начинается тропа!

Новость пронеслась как свежий ветер. Перекрикивая друг друга, все разом начали требовать карту — каждый хотел убедиться в этом несказанном везении. И действительно, оставалось пройти совсем немного, и их путь пересекался с тропой. Она шла откуда-то с запада, делала изгиб и направлялась на юг — а значит, в сторону замка! На карте она была изображена чёткой, хотя и извилистой линией, что внушало сомнения — всё-таки довольно давно в Запретном лесу не было никого, кто мог бы ходить лесными тропами. Но самое главное — если верить карте, то эта тропа должна была вывести их к выходу из леса совсем скоро, к вечеру или, самое позднее, к полудню следующего дня.

Новость привнесла воодушевление в ряды маленького отряда. Оставшееся до тропы расстояние преодолели в считаные минуты. И она действительно оказалась там, где обещала карта, — ровная, широкая, удобная… Даже чересчур. Первым подозрительно нахмурился Гарри и поспешил предостеречь друзей:

— Слушайте, но откуда здесь тропа? Да ещё такая… Она давно должна была зарасти или превратиться в болото. Здесь что-то не так.

Джинни со смехом подмигнула ему:

— О, вечно этот твой пессимизм! Нам просто повезло, вот и всё. Или ты предпочитаешь пробираться и дальше по кислотным топям?

Остальные согласно загалдели — никому не хотелось снова скакать по кочкам, как клабберты. Гарри ничего не оставалось, как последовать за ними на тропу, хотя предчувствие говорило ему, что идея эта плохая.

Тропинка словно была создана для приятного путешествия. Ширина её позволяла свободно идти рядом даже троим, а ветви деревьев над тропой размыкались, пропуская больше света и воздуха. Неожиданная смена обстановки расслабила друзей, и они шли, негромко болтая и почти не глядя по сторонам. Даже Гарри поддался всеобщему настроению и посматривал на тёмные деревья без прежней настороженности.

Перед очередным поворотом тропа расширилась настолько, что решено было сделать привал на обед. Настроение стало ещё лучше, когда Джинни, Рон и Панси (под дружеский смех Гарри, Блейза и Элайзы) поочередно попробовали развести огонь без магии — разумеется, безуспешно. К счастью, чары на предметах продолжали действовать, поэтому в рюкзаках с заклятьем Незримого расширения нашлось всё необходимое, хотя и пришлось помучаться поисками. После того как Гарри и Блейз разожгли костёр, дело пошло на лад. Еда, приготовленная магловским способом, показалась в нынешней обстановке даже вкуснее привычной.

Когда все закончили с обедом и, оживлённо переговариваясь, уже пили чай, Элайза подошла к Панси и нерешительно позвала её:

— Извини… Можно с тобой поговорить?

На секунду Панси оторопела. Она растерянно посмотрела на Элайзу и чуть не поддалась искушению оглядеться, чтобы убедиться, что она обратилась именно к ней. Но удивление быстро отступило. Панси поднялась и, поджав губы, сухо ответила:

— Изволь.

Девушки отошли на несколько футов назад по тропинке. Панси скрестила руки на груди и выжидающе уставилась на Элайзу. Та замялась и неуверенно начала:

— Панси, я… Так вышло, что я случайно услышала ваш с Блейзом разговор. Тот, о Драко и Гермионе…

Панси угрожающе прищурилась, но промолчала. Элайза продолжила:

— Я думаю, что вы зря так подумали — что он может сделать что-то плохое Гермионе. Он же совсем не такой! Но там ведь очень опасно, в замке, и с ней могло что-нибудь произойти совсем не по его вине. Я не хочу, чтобы вы и остальные решили, что это из-за него… И вообще…

Под конец Элайза совсем спуталась и сбилась, опустив взгляд. Панси помолчала ещё несколько секунд и уточнила:

— Всё?

Элайза кивнула.

— То есть, я правильно тебя понимаю? Ты подслушала наш разговор. Ты обвиняешь меня в том, что я плохо думаю о моём друге. И это единственное, о чём ты хочешь поговорить со мной.

С каждым словом тон Панси становился все жёстче и холоднее, а последнее слово она так выразительно подчеркнула, что Элайза вскинула на неё взгляд. Тогда Панси подалась вперёд, глядя ей прямо в глаза, и презрительно продолжила:

— В отличие от тебя, ни я, ни Забини не предаём своих. Что бы ни сделал Малфой, мы будем с ним, на его стороне. А такая, как ты, нас в этом никогда не поймёт — готовая в любой момент отказаться, бросить и сбежать, даже не оглянувшись…

Панси видела, как задрожал подбородок Элайзы, а её глаза наполнились слезами, но уже не могла остановиться и припечатала:

— Я даже не презираю тебя. Ты и этого не стоишь.

Не выдержав, Элайза закрыла лицо ладонями и бросилась по тропе за поворот. Пробегая мимо друзей, она даже не обернулась, когда Джинни вскочила с места и окликнула её. Рон тоже подскочил и набросился на Панси:

— Что ты ей сказала? Да что она тебе сделала, в конце концов?! Ты постоянно ведёшь себя с ней, как конченая стерва!..

— Эй, Уизли, придержи язык! — тут же поспешил вмешаться Блейз.

— А то что? — резко повернулся к нему раскрасневшийся Рон.

Дело шло к драке, и её было бы не избежать, если бы в этот момент не раздался пронзительный крик Элайзы.

Не медля ни секунды, все бросились вслед за ней. Открывшаяся за поворотом тропы картина была настолько жуткой, что они замерли. Элайза лежала на земле, тщетно пытаясь подняться, — от рукава её куртки к земле тянулась плотная и клейкая белая сеть. А над ней, уже совсем близко, нависал, щёлкая жвалами, громадный акромантул. Рон застонал:

— Проклятые пауки… Только не это… — и тут же бросился на него. Он и сам не заметил, когда успел вытащить нож.

Скорость и решительность Рона обеспечили ему победу — акромантул не успел даже повернуться, когда Рон прыгнул ему на спину, глубоко воткнул нож между головой и брюхом и провернул. Мерзкий паук задёргался, разбрызгивая зеленоватую вонючую жидкость, брызнувшую из раны, издал отвратительный писк на грани слышимости и упал замертво.

Круглыми от ужаса глазами Элайза смотрела на тяжело дышавшего Рона. Сейчас же подбежала Джинни и помогла ей освободиться от паутины, а в это время немного пришедшая в себя Элайза рассказала, что произошло.

Забежав за поворот она остановилась, чтобы успокоиться и прийти в себя. Внезапно она почувствовала, как что-то тянет её за рукав. Она попыталась стряхнуть это что-то, но ладонь наткнулась на нечто липкое. А когда Элайза обернулась, совсем близко она увидела огромного паука, который подползал к ней всё ближе. Тогда-то, отступая от него, она упала и закричала.

Все молчали, поглядывая на труп акромантула и думая о том, что было бы, не успей Рон убить его. Размышления прервал Гарри:

— Мы должны уходить как можно быстрее. Берём вещи — и бегом. Мы с Роном не понаслышке знаем, что этот, — он кивнул на мёртвого паука, — далеко не единственный акромантул в лесу. Здесь их целая колония — сотни, возможно, даже тысячи! Без палочек, с одними ножами, у нас не будет ни единого шанса, если они узнают, что мы здесь. Нужно скорее выбираться из леса!

Не теряя ни минуты на разговоры, все молча бросились к месту стоянки за вещами. Только Рон, проходя мимо Панси, наклонился и тихо и мрачно произнес:

— Это всё из-за тебя, Паркинсон.

Панси вздрогнула и испуганно обернулась на Элайзу.

Кое-как пошвыряв вещи в рюкзаки, друзья поспешили вперёд. От прежнего хорошего настроения не осталось и следа. Любой шорох или движение теней между стволов деревьев по сторонам тропы вызывало тревогу. Теперь каждый из членов отряда сжимал в руке нож, твёрдо намереваясь сражаться до последнего. Гарри, шедший впереди, вдруг замер.

— Стойте! Вы слышите это?

Теперь звук заметили и остальные. Какое-то пощёлкивание, потрескивание раздавалось из глубины леса, становясь громче и ближе. Друзья переглянулись и, не говоря ни слова, кинулись бежать.

Первый акромантул выпрыгнул на тропу прямо перед ними, заставив резко затормозить. Он был меньше напавшего на Элайзу, но так же злобно щёлкал жвалами, пытаясь подобраться ближе. Рон бросился к нему сбоку, нацелившись на длинные, поросшие редкой чёрной шерстью лапы. Как только паук повернулся к нему, Гарри разбежался и, скользнув под толстым брюхом, вспорол его. Вывалив зловонные внутренности, паук упал на бок и затих.

Быстрая победа не дала и короткой передышки — один за другим из леса начали появляться акромантулы. Довольно неуклюжие и уязвимые, они в то же время были и очень опасны — острые жвала сочились смертельным ядом. К тому же их было слишком много, на одного человека приходилось по три паука, и они продолжали прибывать. И вот уже каждый отбивался, стараясь если не убить, то хотя бы как можно сильнее ранить врага.

Ловко уворачиваясь, Блейз двигался между пауков, не замедляясь, чтобы их убивать. Острым ножом он подсекал их длинные лапы, и, заваливаясь, они уже не могли подняться и продолжать бой. Два акромантула теснили Рона к краю тропы, сходить с которой было никак нельзя — там ещё попадались топкие места с кислотной жижей. Джинни и Элайза спина к спине отбивались ещё от двух пауков. Панси удачно пригнулась под паутиной, выпущенной в неё, и почти наугад ткнула ножом в морду паука — и полоснула ему прямо по глазам. Пронзительно заверещав, он завертелся на месте. Оказавшийся рядом Гарри с силой воткнул нож ему в надутый бок…

Отовсюду раздавался писк раненых или умирающих акромантулов и вскрики людей. Но на место одного поверженного паука из леса стремились трое. Битва с ними была заведомо проигранной. Надо было искать другой выход. Чувствуя, что сил остается всё меньше, Рон постарался вспомнить, как они с Гарри впервые столкнулись с акромантулами, и у него появилась идея. Отбиваясь от небольшого паука, он поискал взглядом то, что ему было нужно, и нашёл — у самого края тропы лежала крепкая и на вид сухая палка. Сделав резкий выпад и воткнув нож прямо под жвала паука, он выиграл несколько секунд и бросился к палке, доставая на бегу зажигалку из кармана. Несколько движений, и палка, хотя и испачканная с одной стороны болотной грязью, занялась огнем. Развернувшись, Рон ткнул в морду ближайшего паука разгорающейся палкой, как вдруг она ярко полыхнула, будто хлопушка. Теперь она пылала вовсю, а акромантул, как и другие поблизости, в ужасе запищал и начал отползать. Палка быстро прогорала, времени было совсем мало, и Рон что есть сил крикнул:

— Огонь! Они боятся огня, палите лес!

Одной быстро сгоревшей ветки было определённо мало, чтобы отпугнуть множество голодных акромантулов. Но один за другим друзья подхватывали палки и ветки, до каких могли дотянуться, щёлкали зажигалками и отбрасывали их в лес. К их удивлению, едкая болотная грязь, бывшая до этого опасной, теперь стала спасительной — она отлично горела, ярко вспыхивая, ослепляя и безумно пугая акромантулов. Всего несколько минут, и лес по сторонам от тропы пылал, а пауки, панически вереща, метались по тропе. Но они всё ещё были крайне опасны. То ли желая перед гибелью унести с собой людей, то ли поддаваясь инстинктам, они по-прежнему пытались нападать.

Рон, стоявший на тропе дальше всех впереди, обернулся и вдруг вскрикнул:

— Гарри!

Убедившись, что Гарри заметил его, он указал на самый край тропы. Горели деревья, горела земля, тяжело было что-то рассмотреть за сполохами огня. Но Гарри с трудом различил Элайзу, которую огромный паук теснил с тропы. Ножа в её руках видно не было.

Не успел Гарри броситься ей на помощь, как его опередила Панси, тоже заметившая указание Рона. Она пронеслась мимо него быстро и бесшумно, в одно мгновение оказавшись рядом с Элайзой и с силой вытолкнув её из-под угрожающе нависшего акромантула далеко на тропу. Раздался оглушительный треск — на тропу между Панси и остальными, отрезая обратный путь, рухнуло полыхающее дерево. Тропу заволокло дымом, а когда он рассеялся, стало видно, как акромантул, с трудом удерживая спелёнутое паутиной тело, перепрыгивает с одного дерева на другое. Земля между деревьями была уже сплошным пламенем.

Джинни рванулась вперёд, но Гарри схватил её за руку, пытаясь остановить:

— Куда?! Там везде огонь!

Но Джинни и сама уже была огонь. Взмахнув пламенно-рыжими волосами, она обожгла Гарри взглядом, вырвала руку из его ладони и легко побежала прямо по объятой огнём земле вслед за пауком. Блейз бросился было за ней, но едва он ступил на горящую землю, его ботинок вспыхнул, и он, щедро рассыпая проклятия, попытался его затушить.

Живых акромантулов на тропе не осталось. Повсюду лежали только их израненные трупы. Те пауки, которых не убили, сбежали в глубь леса, либо попытались сбежать, но сгорели в пожаре. Догорая, трещали и падали деревья в лесу. Время шло, страх за Джинни и Панси всё больше овладевал друзьями…

И тем сильнее была их радость, когда на тропу шагнула Джинни, неся на плече обмотанную паутиной Панси. Видно было, что этот трофей нелегко дался Джинни — волосы её с одной стороны сильно обгорели, она прихрамывала сильнее, чем до этого, а щёку украсил длинный порез. Тёплая мантия была в саже и пыли и во многих местах порвалась.

Дотащив свою ношу до тропы, Джинни тяжело выдохнула и как можно аккуратнее опустила Панси на землю. Повисло жуткое молчание. Лицо Панси было залито кровью, которая местами уже начала запекаться, чёрной коркой почти скрывая его.

Однако времени медлить не было — особенно если учесть, что Панси была без сознания. Окинув друзей взглядом, не оставлявшим и шанса на споры, Блейз подхватил Панси на руки, и они побежали — вперёд и вперёд по тропе, оставляя позади затухающий пожар и убитых акромантулов.

Сложно сказать, сколько длился этот сумасшедший бег, но лес кончился резко и внезапно. Отряд вылетел на открытую местность, едва успев затормозить. Перед ними раскинулись окрестности Хогвартса, а вдали виднелся тёмной громадой и сам замок. Вокруг всё было белым-бело — в отличие от лесной местности, здесь всё укрыл ночной снегопад. Тяжело дыша после долгого бега, друзья замерли, оглядываясь. Дневной свет уже угасал, сгущались сумерки. Да и сил двигаться дальше не было, хотя до замка было всего несколько часов пути. Без слов они решили ставить палатку здесь, боясь думать о Панси и о том, насколько она пострадала.

_____________

Увы, я не сильна в оформлении сносок и не знаю, как правильно указать цитату из Библии. Однако необходимо сказать, что в качестве загадки сфинкса я взяла известную цитату из «Послания к коринфянам», заменив слово «любовь» местоимением «она». Я уважительно отношусь ко всем вероисповеданиям и их литературным составляющим и очень надеюсь, что никого не оскорбила этим включением. Если чьи-то чувства всё же были задеты, я приношу свои искренние извинения.