Поединок со сфинксом (джен)

«…Ты всегда должен быть один. Как только ты допускаешь кого-то в свои мысли или, не приведи господь — в свое сердце, ты становишься уязвимым. Ты обретаешь слабое место. И твои враги, будь уверен, не упустят возможности этим воспользоваться...»

Да. Они и не упустили.

Они нашли его слабое место. Крючок, за который можно потянуть и выловить из пруда ловкую увертливую рыбку.

Но как? Как, черт побери?! Как они пронюхали про Гейл?

Впрочем… После той шумихи, которая поднялась в Сен-Канаре следом за кражей «Утренней звезды», мудрено было не связать имя Антиплаща с именем мисс Андерс, их обоих тогда склоняли как только можно, сначала — как преступников и обвиняемых, потом — как невинно пострадавших и оболганных жертв. Были ведь какие-то вшивые сопливые статейки… репортажи на телевидении… какая-то нездоровая суета в желтой прессе… и фотографии… Фотографии. Тоже. Наверняка. Были.

Антиплащ этим не интересовался.

А вот Железный Дровосек — даже очень. И наверняка взял это себе на заметку — так, на всякий случай. Очень уж большой и острый зуб он имел на Антиплаща. И забывать свои обиды был ни в коем случае не намерен.

Но ведь уже год прошел… Почти год! Своих отношений с Гейл Антиплащ ни тогда, ни сейчас не афишировал, наоборот — старался скрывать их как только можно… Как они догадались, куда именно нужно бить?!

Тот снимок, который лежал у Антиплаща в «секретном блокноте» и попался на глаза Мамаше… Черт побери! «Фотографии двоюродных сестер обычно не вклеивают в симпатичную рамочку и не хранят в тихом и укромном местечке, хе-хе…» Эта старая стерва, конечно, обо всем догадалась. И наверняка напомнила об этом Дровосеку. А найти в Сен-Канаре Гейл, выяснить адрес дома, где она живет, и клиники, где она работает, для ВАОН — пара пустяков, при их-то развитой агентурной сети и количестве шпионов на квадратную милю! Дровосек только дал отмашку своим людям — и паре крепких кожаных громил ничего не стоило подкараулить Гейл где-нибудь на тихой безлюдной улице и затолкать в черную машину с зеркальными стеклами…

Антиплащ застонал. Как он мог быть таким непроходимым кретином!

Он стоял на углу, возле автомата, продающего колу, жвачку и сигареты, и мял в пальцах тонкий бумажный стерженек «Мальборо», время от времени судорожно затягиваясь. Бесполезно — унять дрожь во всем теле никак не удавалось… В стеклянной витрине ближайшего магазина он видел свое отражение: странная призрачная фигура с лицом бледным и жутким, застывшим неподвижно, точно маска из алебастра. Герениты лежали у него в кармане джинсов.

Ту безобразную сцену, которая случилась два часа назад в доме Гавсов, вспоминать было абсолютно невыносимо. Но она так и стояла у него перед глазами…

Что ж, он вполне понимал своих дружков. Оставаться в дураках и терять честно заработанные миллионы из-за идиотской прихоти главаря им совсем не хотелось.

Да, он их вполне понимал. И даже не осуждал. Но на душе его все равно было липко, противно и мерзко — как на дне грязной плевательницы.

— Это блеф, — спокойно сказал Бушрут, едва взглянув на сообщение на экранчике пейджера. — Мамаша обозлилась на нас и теперь пытается взять тебя на пушку. Как ты можешь этому верить, Анти?

Ага, ага. Вот только дело было в том, что Антиплащ не мог этому не верить. Да, Мамаша видела фотографию Гейл и могла попросту придумать эту маленькую месть… но она не знала её имени. Она не знала, как зовут девушку, изображенную на фотографии!

А вот Железный Дровосек — знал.

И написать это сообщение мог только он. Хотя, вполне возможно, по наущению Мамаши.

Антиплащ объяснил… попытался объяснить это своим дружкам. Но они по-прежнему не понимали.

Не хотели понимать.

Слишком больно было падать с высоты красивой и триумфальной победы в глубокую беспросветную яму глупого поражения. Слишком больно было так безнадежно и бестолково терять деньги, которые они уже считали своими, слишком жалко и досадно — отказываться от развернувшихся перед ними долгожданных перспектив и уже маячившего на горизонте осуществления давних желаний.

— Вы должны мне помочь, — говорил Антиплащ, стараясь быть если уж не категоричным, то, по крайней мере, более-менее убедительным. — Ещё в наших силах все исправить и повернуть события нам на пользу. Если мы будем действовать сообща… Если мы сообразим какой-нибудь план…

Какой, к чертовой матери, план?! Этого он не знал. И ничего не мог придумать — мысли его рассыпа́лись, словно крупа, он был слишком взволнован, слишком напуган, чтобы что-то соображать, и его сообщники помочь ему никак не хотели — да, собственно говоря, ничем и не могли.

— Может быть, обратиться в полицию? — наконец нерешительно предложил Бушрут. И на него посмотрели, как на сумасшедшего.

— В полицию?! — возопил Квага. — И отдать им герениты? И все наши деньги? Ты что, спятил?

— Какого черта? — яростно шипел Мегавольт. — Какого черта мы должны терять честно заработанное бабло из-за твоей сопливой девчонки, а? Какое нам-то до неё дело? И до этого проклятого Дровосека? Верни нам наши паи — и катись на все четыре… Сам решай свои проблемы!

Так — ну, или примерно так — звучали их доводы. И Антиплащ, пожалуй, мог бы признать, что какой-никакой резон в их словах несомненно есть…

Если бы только речь не шла о жизни Гейл.

Какого черта на него свалился такой жуткий выбор?

Стиснув зубы, он смотрел на экран пейджера, по которому ползли строчки новых сообщений:

«Что надумал, сукин сын? Время идет».

«Ты лжешь! С какой стати я тебе должен верить? — торопливо набирал он в ответ, едва попадая пальцами по кнопкам, путаясь в буквах и знаках препинания. — А если это правда — то ты просчитался, мерзавец! Какое мне дело до этой девахи? Можешь делать с ней все, что угодно. Я, знаешь ли, предпочту взять деньгами».

Отзыв следовал незамедлительно:

«Правда? Значит, я могу прислать тебе по почте её ухо? Для начала, ага?»

И Антиплащ точно наяву видел перед собой тяжелую грузную фигуру Дровосека, его твердый, тщательно выбритый подбородок, его тонкие губы, кривящиеся в глумливой усмешке, и жуткую непроницаемую маску с темными провалами вместо глаз…

«Сука! Я тебе не верю. Дай ей пейджер. Пусть она напишет, в какой блузке была в день нашей встречи на Касл-рок-сквер».

«Это невозможно. Она сейчас не в том состоянии, чтобы отвечать на дурацкие вопросы».

«Что вы с ней сделали?!»

«Вкололи транквилизатор».

Ну да, это они умеют. Антиплащ скрипел зубами от ярости и бессилия. Что, если он не блефует? Что, если Гейл действительно в полной и безраздельной власти ВАОН, и эти палачи теперь начнут медленно отреза́ть от неё по кусочку? Железный Дровосек расправляется со своими врагами с неимоверной жестокостью… Он, Антиплащ, это очень, очень хорошо помнил.

— Кретин! — презрительно сказал Мегавольт, брюзгливо оттопыривая губу, выражая общую, витающую в воздухе мысль. — Совсем соображение потерял… Ну какое тебе дело до этой девчонки? Велика потеря… отыщешь себе другую! Нашел из-за чего слюни распускать! Ты лучше это… дай сюда камни, а то наделаешь каких-нибудь глупостей… и останемся мы все у разбитого корыта… — И, угрожающе сыпля искрами, Элмо решительно протянул руку, намереваясь отобрать у главаря злосчастные камни — единственное, что еще могло спасти Гейл и имело сейчас для Антиплаща хоть какую-то ценность.

Поэтому он сделал то, за что ему до сих пор было противно и стыдно. Схватил со стола увесистую деревянную скалку — и врезал ею подошедшему Мегавольту по выступающим передним зубам. Мегс с проклятием отлетел к стене, Квага испуганно охнул. Репейник, прикрыв глаза, осторожно молчал из дальнего угла — растерялся? Или делал вид, что растерялся? А в действительности — просто не хотел вмешиваться?

Антиплащ не стал дожидаться, пока они придут в себя — сунул герениты в карман и выпрыгнул в кухонное окно. Рассчитывать на дружков, ослепленных блеском призрачных миллионов, явно не приходилось… А жаль! Возможно, сообща им действительно удалось бы что-нибудь придумать и как-нибудь выкрутиться… но — увы! Его даже не удивило бы, если бы они бросились за ним в погоню в надежде вернуть только что обретенное и вновь ускользающее богатство — но догнал его лишь яростный, хриплый от боли, обиды и негодования вопль Мегавольта:

— Идиот! Совсем спятил! Друзей своих предаешь, да? Из-за этой девахи? Она что, единственная баба в Сен-Канаре, козел?

Нет. Не единственная. Антиплащ и сам это отлично понимал. Но что-то переворачивалось внутри него, когда он — против воли — представлял себе, как бритоголовые отморозки из ВАОН будут жадно хватать Гейл грубыми лапами, терзать её и тискать, безжалостно мучить — и упиваться её страхом, страданием и невыразимым отчаяньем.

Его теплая и ласковая домашняя кошечка… Он слишком привязался к ней за этот год, чтобы вот так запросто все перечеркнуть и наплевать на её судьбу. Предать её за горсть поганых камешков. Она принадлежала ему — и он не мог допустить, чтобы к ней прикасались грязные руки каких-то дегенератов. Да и какой он к черту пахан и криминальный авторитет, если даже не может защитить от посягательств злобных супостатов свою непреложную собственность… то есть свою подругу?

Он чувствовал себя совершенно больным. И ненавидел себя за это.

Но изо всех сил старался не отчаиваться.

Он нашёл ближайший телефон-автомат, бросил монетку в щель, снял трубку и набрал домашний номер Гейл.

Длинные гудки тянулись бесконечно… тянулись и тянулись… и каждый гудок был — как гвоздь в крышку его гроба. Ну же, молил он, подними трубку… подними, пожалуйста, докажи, что ты — дома, что с тобой все в порядке, что проклятый Дровосек лжет от начала и до конца… Но трубку так и не подняли. Телефон надрывался в пустой квартире. В крохотной, такой знакомой квартирке, состоящей из двух комнат, коридорчика и малюсенькой кухоньки, где на столе стоят две прижавшиеся друг к другу фаянсовые чашки и солонка-грибочек… Удастся ли ему когда-нибудь туда вернуться?

Пустота. Никого нет.

Может быть, Гейл на работе? Но сегодня, кажется, не её смена… Может быть, вызвали кого-нибудь заменить? Антиплащ все еще не желал, не мог поверить в неотвратимое и отчаянно цеплялся за малейший шанс…

Он с усилием потер лоб, вызывая в памяти номер рабочего телефона Гейл и — с третьей попытки — сумел-таки дозвониться до больницы. Ответил незнакомый голос:

— Да?

— Э-э… Будьте добры, позовите к телефону Гейл Андерс. Это очень важно.

— Мисс Андерс? — Где-то далеко зашелестела какая-то бумага. — Простите, её сегодня не было в клинике. Попробуйте позвонить ей на домашний, я вам продиктую номер…

— Спасибо… не стоит… — Телефонная трубка бессильно выскользнула из его потной ладони…

Ему было страшно. Очень страшно. И хуже всего, что не за себя.

Оставалась, конечно, слабая вероятность, что Гейл куда-нибудь ушла… в магазин, или в кино, или в парк… или в библиотеку, в конце-то концов… Но даже Гейл, даже в библиотеке, даже в читальном зале не может, черт побери, сидеть несколько часов! Антиплащ пытался дозвониться до неё целый день — но её домашний телефон безнадежно молчал. Сейчас, стоя у автомата, напичканного жвачкой и дешевыми сигаретами, Антиплащ вновь набрал знакомый номер… И почему он, кретин, не догадался перед отъездом купить Гейл один из этих новомодных «мобильников»?

Гудки… долгие гудки… Ничего.

Хозяйки нет дома.

Потому что она в цепких когтях Дровосека и его отъявленных палачей.

И надеяться, кроме Антиплаща, ей абсолютно не на кого. Как она сейчас испугана, растеряна и обессилена! Как она, должно быть, проклинает тот день, когда судьбе угораздило свести её с таким опасным и непредсказуемым уголовником, из-за которого её преследуют одни только бесконечные беды, неприятности и несчастья!

Антиплащ провел трясущейся рукой по лицу.

Мамаша все-таки оставила его в дураках… Гавсы прихватили сокровища Скруджа — а теперь придется отдать Дровосеку и проклятые герениты. В обмен на жизнь Гейл. Девушки, которая ему, в общем-то, никто. Не сестра, не жена и даже не любимая кузина — просто милая и пушистая домашняя кошечка…

Но почему же у него тогда так холодеет в желудке и щемит в груди? Отчего мешает дышать этот проклятый ком в горле?

Ладно, сволочь, паршивая Железная Рожа, сказал он себе, я с тобой еще поквитаюсь. Дай мне только вызволить Гейл…

Он выплюнул дотлевшую до фильтра сигарету и набрал новое сообщение.

«Гады. Будьте вы прокляты! Я согласен… Когда и где?»

«Во-от, это другой разговор. Сегодня вечером. В старом ангаре на окраине Даксбурга. Подробности сообщу позже. Будь на связи, чмо! И не вздумай выкидывать никаких фокусов».

«Ты, мразь! Где гарантии, что я увижу её живой?»

Молчание.

«Если хоть один волос упадет с ее головы, я тебя из-под земли достану, ты понял?»

Дровосек не ответил. Дурацкие угрозы Антиплаща его ни капли не задевали. Скатывались, словно с гуся вода.

Он знал, кто́ сейчас вправе диктовать условия.

* * *

Автобус шел ни шатко ни валко, подолгу задерживаясь на светофорах и на остановках, извергая из брюха и вновь заглатывая группки угрюмых, поглощенных своими мыслями пассажиров. Кто-то спешил на работу, кто-то — на учебу, кто-то — по иным немаловажным делам, и никому не было заботы до забившегося в угол салона, съежившегося в кресле светловолосого человека, плотно завернувшегося в желтую замшевую куртку и прикрывающего рукой измученное лицо.

Антиплащ проехал по городу от одного автобусного кольца до другого. Рядом с ним ехала пустая банка из-под пива, оставленная под сиденьем кем-то из предыдущих пассажиров.

Он ничего не мог придумать. Ничего. Абсолютно ничего! Мыслей не было — был ужас, шок, потрясение, ярость, поток мучительных бессвязных эмоций. При таких условиях отбить Гейл у ВАОН не представлялось возможным.

Если бы он знал, где они её держат… Если бы ему удалось уговорить своих вероломных соратников рискнуть шкурой и отправиться на предстоящую встречу вместе с ним… Ха-ха! Да они скорее связали бы чересчур прыткого главаря бельевой веревкой и продали его Дровосеку вместе с геренитами — за обещанные «бабки»… С какой стати они должны лезть на рожон ВАОН и с риском для жизни решать странные антиплащовские проблемы? Из-за какой-то девчонки…

Неужели все-таки придется отдать камни? Но где гарантии, что, заполучив герениты, Дровосек позволит Гейл (да и ему, Антиплащу) благополучно вырваться из-под его длинной и жесткой длани? Как известно, ВАОН предпочитает не оставлять свидетелей, тем более таких неудобных…

Автобус остановился — конечная… Антиплащ на негнущихся ногах выбрался из салона и, пройдя пешком около полумили, оказался на узкой и почти безлюдной Лаймон-стрит, в конце которой находилась старая автомобильная свалка.

Место встречи, назначенное ему Дровосеком.

«В глубине свалки есть старый ангар. Приходи туда к семи часам вечера. Один. С геренитами. Не вздумай вмешивать в дело полицию или еще кого бы то ни было. Иначе твоей девке конец».

Антиплащ нащупал пистолет, лежащий во внутреннем кармане куртки.

Когда два часа назад он вернулся к дому Гавсов, тот был пуст. Ни ярких шмоток Кваги, ни раскиданных повсюду проводов и лампочек Мегавольта, ни диковинных колб и пробирок Бушрута… Повсюду виднелись следы неряшливых сборов: видимо, его дружки, разобидевшись на весь белый свет, решили, что с их стороны будет разумнее как можно быстрее убраться из Даксбурга и вернуться обратно в Сен-Канар — и собрали манатки… Ну и черт с ними!

Антиплащ вошел в дом, открыл дверь в свою комнату и достал спрятанный за шкафом, завернутый в полиэтилен верный «глок».

Здесь же, в шкафу, под ворохом старого барахла находилась и голубая папка со скруджевскими секретами — но сейчас она не представляла для Антиплаща никакого интереса, и он сомневался, что когда-нибудь представит. Поэтому он оставил её на месте — а пистолет зарядил и спрятал во внутренний карман куртки. Вышел из дома и на ближайшей остановке сел на автобус, идущий в противоположный конец города.

И вот теперь стоял на углу Кривого тупика и Лаймон-стрит, на берегу бескрайней и неизведанной, как океан, простирающейся далеко в обе стороны автомобильной свалки.

Солнце, заходящее на посадку, висело над горизонтом большим и круглым оранжевым блином. Глыбились там и тут груды ржавого искореженного железа, ожидающего своей очереди на переработку. Чего здесь только не было: остовы автомобилей — мертвые, с выбитыми стеклами, с облупившейся краской… скелеты отслужившей свой век производственной техники… груды износившихся покрышек и сломанных бытовых приборов… туши каких-то полуразобранных механизмов и агрегатов… Антиплащ вытер пот со лба: нет ни ветерка, воздух душен и неподвижен, пропитан красноватым светом заходящего солнца; вокруг — тишина: космически безжизненная, равнодушная и зловещая, точно привезенная сюда со старого кладбища. Безмолвие. Одиночество. Никого нет… Правда никого?

Половина седьмого…

Пейджер ожил снова:

«Ты здесь?»

«Да».

«Один? Камни при тебе?»

«Да».

«Иди к ангару. Я жду».

«Черта с два!»

«В чем дело?»

«Я не войду в ангар».

«Ты мне не доверяешь?»

«Я должен увидеть Гейл».

«Увидишь».

«Живой. Прежде, чем я передам тебе герениты».

«Зайди в ангар. Никто тебя не тронет. Я гарантирую тебе полную безопасность».

«Нет».

Ответа не было минуты две-три. Дровосек совещался со своими приспешниками? Антиплащ ждал, скорчившись за каким-то съежившимся в гармошку железным трупом. В том, что ангар — откровенная ловушка, он ни капли не сомневался. На свалке тоже было опасно — но свалка была обширная и запутанная, настоящий дремучий лес, извилистый лабиринт, изобилующий поворотами, закоулками и лазейками, и вряд ли бритоголовые детины Дровосека могли контролировать её полностью. Поэтому здесь оставался крохотный шанс ускользнуть с наименьшими потерями… Но Антиплащ не знал, что́ сейчас происходит с Гейл. Где они ее прячут? И — как? Держится ли она на ногах? Может ли самостоятельно передвигаться?

Думает ли о нем — и о возможности побега? Надеется ли на него? Ну хоть немного, самую капельку?

Жива ли она ещё?..

Наконец пейджер негромко пискнул:

«Мы друг другу не доверяем. Хорошо. Будем проводить сделку на нейтральной территории. Мои телохранители выйдут через центральный вход. Девчонка будет с ними».

«Хорошо».

«После этого ты передашь моему человеку герениты».

«Сначала вы отпустите девчонку и позволите ей отойти на безопасное расстояние».

«Видишь красный «форд» неподалеку от входа? Мы оставим заложницу около него. И будем держать её под прицелом. Убежать она не сможет. Если ты позволишь себе какую-нибудь глупость — её пристрелят. Если выкинешь какой-нибудь финт и попытаешься нас нагреть — тоже».

«Почему я должен тебе верить?»

«А почему я должен верить — тебе?»

Этак мы никогда ни до чего не договоримся, с беспокойством подумал Антиплащ. Неужели все-таки придется рискнуть? Он перебрал пальцами по рукояти пистолета, перехватывая оружие поудобнее… Пейджер опять напомнил о себе:

«Мне нет резона с тобой ссориться, Антиплащ. Выполни свою часть сделки — и мы выполним свою».

«Если девчонка погибнет — никому из вас тоже не жить, железный урод! Я найду вас всех и перебью, как бешеных собак!»

«Ну, попробуй! — Ухмыляющаяся черно-белая рожица-смайлик. — Нас слишком много. Тебя пристрелят первым, дурак!»

«Мне плевать».

Антиплащ дал отбой. Он понимал, что шансов выжить и у него, и у Гейл очень и очень мало.

Лавируя между искореженными кузовами мертвых автомобилей, он медленно подбирался к блестящему металлическому ангару, притаившемуся в центре гигантской свалки, точно паук — в центре смертоносной паутины. Вот и центральный вход… двустворчатые, плотно закрытые железные двери… перед ними — широкое пустое пространство… красный (когда-то красный) «форд», вросший брюхом в землю неподалеку от входа…

Антиплащ скользнул за гусеницы экскаватора, притулившегося на краю площадки (откуда здесь столько железного хлама? В Даксбурге не может быть столько машин… их свозят сюда со всей Калисоты, не иначе!) и замер, съежился, стараясь слиться с  нагревшимся на солнце металлом и сделаться незаметным — и в то же время видеть все, что происходит у дверей ангара: площадка возле входа в строение была перед ним словно на ладони. И простреливалась насквозь.

«Ты здесь?»

«Я жду». — Он крепче сжал в руке пистолет… Проклятые герениты жгли его сквозь прочную ткань джинсов, словно раскаленные угли.

Ничего не происходило. Железные двери ангара оставались закрытыми и неподвижными.

«Ну же! Где они там пропали?» — Антиплащ волновался все больше, градус его нервного напряжения достиг своего пика. Ощущение нарастающей опасности и какой-то роковой, допущенной им ошибки никак не желало его покидать, наоборот — с каждой секундой становилось ярче и невыносимее… Он изо всех сил постарался взять себя в руки и, сдавив эмоции в кулаке, мыслить более-менее хладнокровно. Это — западня? Ловушка? Они пытаются его провести? Вычислить, где он прячется — и напасть: подло, коварно, исподтишка, этак абсолютно по-ваоновски…

Сколько у Дровосека людей — дюжина, две? Скольких Антиплащ успеет уложить до того, как им с Гейл удастся удрать… или до того, как бритоголовые всадят в него десяток пуль?

Тишина. Наконец едва слышно скрипнула, приоткрываясь, створа железной двери…

Сейчас он увидит Гейл.

Антиплащ внутренне собрался. Он внезапно ощутил вкус крови во рту — и понял, что от волнения неосознанно прокусил губу, даже не почувствовав боли.

Сейчас…

Он привстал.

Нет!

Что-то едва слышно хрустнуло и скрежетнуло… позади него.

Проклятие! Все-таки они его выследили! Он резко обернулся и вскинул пистолет — но было уже поздно.

Слева, справа, спереди и сзади — повсюду угрожающе залязгали затворы автоматов. И нарисовавшийся за его спиной человек бросился на него быстрым кошачьим прыжком.

Лицо нападающего было скрыто плотной черной маской с прорезями для глаз.