Акварели (гет)

В зале номер десять было, как обычно, мрачно и холодно. Несколько лет назад по настоянию Драко, которому чаще всего было холодно даже в светлых и солнечных помещениях, здесь сделали ремонт, но, похоже, старинный зал чихать хотел на все эти ремонты. Изменений не смог бы заметить никто, разве что кресло с цепями на подлокотниках исчезло с глаз долой. Теперь, когда Визенгамот собирался не только и не столько для того, чтобы карать и миловать, разбирая судебные дела, но чаще и больше для обсуждения законодательных вопросов, большой нужды в этом кресле и не было. А в случае необходимости его всегда можно было призвать с помощью магии.

От площадки, где раньше стояло кресло, трёхсторонним амфитеатром поднимались ряды тёмных лавок. Справа — для заинтересованных слушателей и прессы, в случае, если совещание проводилось в открытом формате. Слева — для помощников и секретарей, именно там в первом же ряду разместилась Роза, тут же пристроившая на коленях плоскую папку и свиток пергамента. Перо она вытянула из-за уха, где, судя по всему, часто носила карандаши и кисточки, а чернильницу с помощью быстрого движения палочки заставила повиснуть в воздухе.

Драко отстранённо улыбнулся, и от ответной улыбки в мрачном зале стало как будто немного светлее.

Вместе со своими кукловодами он уселся в длинном ряду высоких кресел, обращённых лицом к центру комнаты. Внутренняя настороженность не отпускала, хотя в глубине души Драко всё же надеялся, что почтенные старцы были далеки от идеи устроить своему министру прилюдный разнос или озвучить новую инициативу, грозящую ему очередным политическим тупиком. Надежда была, с одной стороны, наивной и глупой, ведь от Визенгамота в любой момент можно было ждать какой угодной подлости, особенно теперь. Но с другой стороны, прошёл всего день.

Люди, которые и вне своей законотворческой деятельности, занимали не последние места в политической жизни страны, могли сперва попытаться оказать на него давление каким-нибудь другим способом.

В кулуарах — например, на грядущем министерском балу в честь Рождества. Или в личных разговорах у себя в кабинетах. У него в кабинетах. Или с помощью шантажа, ведь если даже Драко давным-давно раскусил Асторию, крутившую тайный роман, то и любой другой мог догадаться об этом. Или даже обязан был, если хотел держать руку на пульсе.

У горла.

Руку с волшебной палочкой и готовым сорваться заклинанием — у его, Драко, горла.

Он поёжился, словно наяву ощутив под кадыком прохладное дерево, и тут же поднялся, чтобы поприветствовать собравшихся. Следом за ним поднялись и все остальные, и одного короткого взгляда, брошенного Скримджером, оказалось достаточно, чтобы понять: надежды на лучшее были беспочвенными.Взгляды остальных только подтверждали эту догадку. Сухонькие, сморщенные старики и почтенные, но всё ещё молодящиеся ведьмы, они все не только просиживали мантии в Визенгамоте, но и занимали высокие посты в самом Министерстве.

Едва ли не впервые за срок своего пребывания в кресле министра Драко ощутил сильнейшее, почти неконтролируемое желание просто взять и отправить их в отставку. Всех.

Проблема заключалась разве что в том, что остальные были не лучше: прогнило всё Министерство, вся политическая система… Даже те, кто приходили сюда наивными идеалистами, давно растеряли все свои идеалы, как, например, Гермиона Грейнджер, превратившаяся в усталую серую пародию на саму себя. Даже те, кто приходили сюда полными энтузиазма карьеристами, как Перси Уизли, успели завести себе интересы на стороне: сложно было не заметить, каким задумчивым время от времени становился взгляд личного помощника Драко, сложно было не прочитать на его лице увлечённость совсем другими, совсем далёкими мыслями. И также сложно было обвинять его в этом. Во всяком случае, до тех пор, пока он оставался надёжной опорой и компетентным помощником.

Но, как бы то ни было, практика достаточно ясно показывала: любой, кто проработал в Министерстве достаточно долго, лишался иллюзий о возможности что-либо изменить. Поэтому, даже разгони Драко нынешний Визенгамот и нынешнее Министерство до последнего, самого крохотного отдела, вряд ли это могло бы изменить ситуацию.

Впрочем, у него всегда оставался ещё один вариант. Самый логичный и самый правильный, самый, пожалуй, беспроигрышный (особенно в условиях, когда времени и свободы чуть больше) — такой, которому он, по сути, уже начал следовать. Собрать вокруг себя своих людей. Верных и преданных. Найти их, поверить в них — и влить свежую кровь в гниющие жилы министерских коридоров.

Уже сейчас у него были Роза и Перси. Точнее, Перси у него был всегда, а теперь появилась ещё и Роза. А за Розой — очевидно и пугающе одновременно — тянулась яркая и прочная нить в сторону, например, её матери, одной из самых умных ведьм современности, и пусть с Гермионой отношения у Драко не складывались никогда, но ведь они никогда и не пытались. Выдающиеся мозги Грейнджер могли сделать много полезного, не постарайся Люциус задвинуть её туда, где она при всём желании не могла бы ничего предпринять, и Драко по силам было это исправить. А ещё у него был собственный сын, которому оставался лишь год обучения. И жена, отпустив которую он имел все шансы сохранить хорошие отношения, а где жена, там и Рон Уизли — ещё одна яркая ниточка, на этот раз в Аврорат.

А ещё у него было, видимо, слабоумие, раз он всерьёз рассматривал подобные варианты. Причём крайняя стадия, ведь перспективы рисовались если не радужными, то вполне себе рабочими, пусть и требующими определённых затрат.

И, видимо, кроме очевидного слабоумия, у него было ещё и слишком мечтательное выражение лица, которое, конечно же, не осталось незамеченным Скримджером.

Сухо кашлянув, старый сморчок (бессменный председатель собрания!) доложил:

— На повестке дня сегодня принятие законов об образовании и рассмотрение нового проекта налогового законодательства.

Драко расслабил плечи, только сейчас почувствовав, насколько они были напряжены. Почти до боли. Как и всё его тело. Как и весь его разум.

Но то, о чём говорил Скримджер, не несло в себе опасности. Принятие закона об образовании было чистой формальностью: каждая строчка, лично переработанная Драко, соответствовала той букве и той благим целям, которые когда-то озвучили почтенные старцы, и вот то, насколько эти строчки расходились с их изначальными планами, уже никого не волновало. Министр использовал своё право вето и сделал из проекта конфетку, драже Берти Ботс со вкусом бессонных ночей, чужой злости, собственной хитрости и, как итог, блестящего будущего для школьников Хогвартса, и обозлённым старцам ничего не оставалось кроме как проглотить это драже. В исходе голосования Драко даже не сомневался.

Что до нового налогового законодательства… Проект есть проект, правильно? Что в нём может быть такого опасного?

Так Драко думал ровно до того момента, как помощник Скримджера, перекинув верхний пергаментный лист, принялся вслух зачитывать документ. Способ ознакомления аудитории с проектом был, конечно, допотопнее некуда, но зато требовал кучу времени — а значит, позволял престарелым волшебникам считать себя чертовски занятыми людьми. Чертовски занятыми и чертовски злыми на Драко людьми, которые собирались практически вдвое повысить налоги, и не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, почему.

Это его демарш с законом против образования подтолкнул Визенгамот к активным действиям. Повысить налоги вдвое, заставить всё население магической Британии затянуть пояса и самостоятельно затянуть удавку на их горле — вот что собирались сделать почтенные старцы. С его подписью. От его имени.

Сплошное безумие, и в который раз Драко снова ощутил себя словно при жизни Волдеморта. Только тогда угроза была всё-таки, если так можно выразиться, внешней, исходящей от одной, вполне конкретной персоны, которая большинством воспринималась однозначным врагом, а теперь… Теперь угроза исходила не от того, кто пытался изменить мир в худшую сторону, поработить его, перевернуть под себя. Теперь угроза исходила от того, кто должен был заботиться и вести к процветанию, а вместо этого только принимал один ужасающий закон за другим, загонял оборотней в резервации, провоцируя ненависть к ним, менял вековые устои школьного обучения и тянул, тянул из народа последнее, что у него было.

Оппозиция будет рада.

Драко как наяву видел новые кричащие листовки и даже вполне мог представить себе текст, написанный там алыми буквами. Нужно будет дать Перси задание узнать, откуда они и что происходит. Нужно будет найти способ справиться с тем, что происходит. И с оппозицией, и с Визенгамотом тоже.

Да. Это он, только он был виноват в том, что сейчас разворачивалось в стенах тёмного зала, в каждом слове, что произносил скучный и монотонный голос помощника Скримджера. Он сам был во всём виноват. Сиди Драко тихо, довольствуйся своим положением министра-марионетки, не высовывайся со своими инициативами, не зли тех, кто сильнее его, и сейчас всё было бы тихо. Нет, тут же поправил он сам себя, конечно, не тихо, но и не настолько оглушительно, возмутительно громко, как вот сейчас. Не настолько плохо.

Подушный налог, соответственно названию, с каждого жителя — увеличить вдвое. Налог на предпринимательство и недвижимость — увеличить вдвое. Ввести налог на анимагию — от пяти до десяти процентов, в зависимости от опасности того животного, в которого превращаются волшебник или волшебница. Налог на артефакты — ежегодно по пять процентов от стоимости каждого имеющегося в наличии (а далеко не у всех, владеющих артефактами, есть деньги на такое их содержание, так что кому-то будет проще продать семейную реликвию, чем платить за неё ежегодно). Налог на магглорождённых и брак с магглами — внутренний голос откликнулся смехом, до боли похожим на смех Волдеморта. Налог на бездетность и налог на детей, налог на содержание фамилиаров… Как ещё не додумались до налога на волшебные палочки.

В лучшем случае ты будешь отдавать в казну половину дохода. Но сколько их будет, лучших случаев? И сколько волшебников окажется за чертой — без жилья, без средств к существованию, без артефактов.

Драко стиснул зубы. Он был виноват во всём этом. Или — нет. Всё было бы точно так же, разве — чуть медленнее. Но он спровоцировал Визенгамот, снёс тот единственный мелкий камушек, за которым была готова сорваться лавина, и теперь не остаётся ничего другого, только… Умнее всего было бы убраться с её пути, и Драко чувствовал, что практически всем своим существом хочет сделать именно это, но другая часть его желала другого. Предотвратить лавину. Остановить её. Разобраться с последствиями.

Увидеть во внимательных серьёзных глазах Розы Уизли не только восторг, но и… уважение.

Увидеть уважение в своём собственном взгляде — сквозь отражение в зеркале.

Медленно закипая, Драко слушал сухие витиеватые предложения, срывавшиеся с языка безымянного помощника. За несколько лет он так и не удосужился выяснить, как зовут этого долговязого парня, но теперь его имя не имело значения. Совсем скоро, если Драко повезёт, новые законопроекты будет читать вслух совсем другой человек… Или, может быть, никто не станет читать их вслух: каждый член собрания получит свою копию, зачарованную на внимательное прочтение, и пусть только попробует не прочитать…

— Кто-нибудь хочет высказаться? — Ядовитый, исполненный затаённой ненависти и ощущения собственного превосходства голос Скримджера прервал его мысли.

Драко открыл было рот, чтобы высказаться, но Роза опередила его.

— Но так нельзя, — тихо сказала она. Судя по горящим глазам, она была готова повторить это громче, но её услышали и без того.

По залу прокатился смешок.

— И почему же, мисс Уизли? — резко развернулся к ней раздосадованный появлением нового действующего лица Скримджер.

Он, надо думать, ожидал возражений от Драко. Он, надо думать, специально его провоцировал — знал, прекрасно знал, что это Люциус был невозмутимым и идеально держащим лицо, а Драко — вовсе не Люциус. И Драко, что греха таить, в какое-то мгновение был почти готов дать Скримджеру то, что ему нужно: сорваться при всех и показать себя глупым мальчишкой, только укрепив уверенность членов Визенгамота в том, что они делают у него за спиной и не только.

Проблема была в том, что Драко не мог себе такого позволить.

Он сделал глубокий вдох.

Оскалившись, Скримджер смотрел Розе прямо в глаза, и оставаться спокойным, наблюдая эту картину, было сложнее, чем просто «тяжело». Здесь и сейчас, несмотря на необходимость держать себя в руках, Драко испытывал сильнейшее желание потянуться за палочкой, потому что так не должно было быть.

Рука Розы чуть дёрнулась под мантией. Видимо, её желания совпадали с его.

Взгляда она, конечно, не отвела. Драко был бы полным идиотом, ожидай он от неё капитуляции, вот он не ожидал. Просто смотрел, не понимая, что ему делать, одновременно страстно желая защитить её и понимая, что не имеет никакого права вмешаться. Дети должны набивать свои собственные шишки, однажды сказала Астория, и пусть его отношение к Розе было далеко от того, как следует относиться к ровеснице сына…

Он подхватит её, если что, и прикроет её, если что, но вмешаться сейчас — это почти гарантированно заступить ей дорогу, оборвать на полуслове, и Роза подобного ему не простит.

— Потому что это неправильно. — Худые плечи расправились, острый подбородок поднялся. Роза всё ещё смотрела Скримджеру прямо в глаза и даже не думала чего-то бояться.

Драко, видимо, дрожал за двоих.

Как в его жизни появилась эта девочка и откуда у неё столько сил, чтобы ничего не бояться?

Скримджер оскалился ещё больше.

— И что же вы предлагаете? — В его голосе звучал даже не яд и не вкрадчивая осторожность охотника. В его голосе звучало откровеннейшее, ничем не прикрытое желание отыграться.

Если министр обидел его, вздумав встать на дыбы, то не поздоровится всему министерскому окружению. И наплевать, что «окружению» едва исполнилось восемнадцать, а в родителях у него числятся герои войны. Только сейчас до Драко это дошло. Только сейчас он в полной мере понял, как сам запустил ситуацию — и насколько Визенгамот закусил удила.

Словно подтверждая его слова, в зале загрохотало. Старики, уже решившие всё за себя, за министра и даже за население магической Британии, не могли и представить, что кто-то рискнёт встать у них на пути. Нужно было предотвратить это, но как?

Давным-давно Драко точно так же стоял, в подступавшей к нему ослепительной темноте, и отчаянно надеялся, что кто-то придёт и спасёт. Тогда он дождался — крёстный взял на себя его страшную миссию, отодвинув с дороги не сумевшего стать убийцей юнца, но сейчас бывший юнец сам должен был стать спасителем… И всё ещё боялся. Боялся так, что в горле пересыхало, а на виске принималась судорожно биться кровеносная жилка. Вступать в открытую конфронтацию было рано, нужно было вести себя хитро и осторожно, иначе — никого не удивит несчастный случай, вдруг случившийся с нелюбимым народом министром, но, на самом деле, время всех умных «нужно» прошло. Он уже сделал свой первый шаг — тогда, когда повернул закон об образовании в свою сторону, и отступать было некуда.

Мысли в голове бились горячие, суматошные.

Драко продвинулся вперёд, собираясь встать и что-то сказать, пока ещё не зная, что именно, но получилось только:

— Хватит.

А Роза, игнорируя его, снова посмотрела на Скримджера.

— Что я предлагаю? — спросила она, и на нежном лице отразились удивление пополам с решимостью. — Да всё что угодно.

Кто-то хмыкнул:

— Тоже мне, Годива, — и в этот момент Драко уже понял, что будет дальше.

Это было осознание, похожее на вспышку, абсолютно спонтанное, как гром среди ясного неба. Или, точнее, молния, которая, он был уверен, ударила в две головы одновременно.

Он знал эту легенду и видел эту картину. Все знали о доброй и прекрасной леди Годиве, рискнувшей проехаться по городу обнажённой, только бы король снизил непомерные налоги крестьянам. Все знали, и Роза — художница! — тоже должна была знать.

— Годива? — она вскинула брови, тёмно-рыжие, такие яркие на фоне белой, почти фарфоровой кожи, сделавшись похожей на удивлённую птицу. И тут же улыбнулась, светло и решительно: — А почему бы и нет?

Воздух в зале сгустился, как будто перед грозой, и Драко почти наяву услышал грохот грома и увидел ослепительную яркость молний. Кожу покалывало, как если бы он попал в комнату, перенасыщенную буйной, ничем не сдерживаемой магией.

У Драко перехватило дыхание. Визенгамотские старики, они сожрут её и не поморщатся. И нет никакого бога, который мог бы — как в древней легенде — наказать любого, кто посмеет подглядывать за леди Годивой. Есть, впрочем, версия, что в том деле был задействованы вовсе не бог, а самое обычное волшебство, и существуют, конечно, подобные заклинания, и, надо думать, даже его уровня хватит на то, чтобы укутать Розу такими заклинаниями плотнее, чем самой толстой из мантий, но всё же.

Скримджер довольно откинулся назад на своём стуле. Он был абсолютно уверен в том, что наглая девчонка не сделает того, что он предложит. Или, скорее, он был абсолютно уверен в собственной всесильности и безнаказанности.

Одного взгляда в его глаза хватило Драко, чтобы понять: если где-то и существовала черта, отделявшая обозлённого и властолюбивого старика от окончательной — фанатичной! — веры в свою правоту и свою исключительность, то эта черта была пройдена. Прямо сейчас.

— Хорошо. Вы, мисс Уизли, — Скримджер ухмыльнулся, — пройдёте по Хогсмиду голой, и мы отложим принятие этого проекта.

— Нет, — попытался сказать Драко, но вместо голоса вышло только сипение.

— Нет, — повторила за ним Роза, имея в виду, впрочем, абсолютно другое: — Вы не отложите его принятие, а просто поставите на нём крест. И никогда даже не заикнётесь о чём-то подобном.

Она наконец-то посмотрела на Драко, и он увидел в её потемневших глазах что-то, что против воли заставило его подбородок приподняться и тут же опуститься. Он кивнул ей, словно желая дать понять, что не оставит и не отступит, а вовсе не одобряя поступок, но Роза явно приняла кивок именно за одобрение.

Неважно.

Наивно было полагать, что Скримджер поведётся на такую уловку. Точнее, наивно было полагать, что хоть кто-то вообще поведётся на такую уловку — это политика, и даже перспектива забавной расправы над наглой девчонкой не имеет никакого значения перед лицом защиты собственных интересов. Только в этот раз всё, похоже, совпало, потому что Скримджер, всё ещё наслаждаюсь самим собой, протянул:

— Вы уверены?

Зал взорвался хохотом, свистом и аплодисментами. Драко закрыл глаза, чувствуя, как под ресницами взрываются звёзды.

— Уверена. Я, Роза Уизли, пройду обнажённой по Хогсмиду, и вы найдёте другой способ пополнить казну. Вы отложите этот законопроект.

Роза, в отличие от Скримджера, не рисовалась и не наслаждалась собой. Её голос звенел от ярости, в нём было столько огня, что Драко ощутил, как его щёки вспыхнули красным.

Роза играла всерьёз.

Неожиданно его осенило. Какая бы шахматная партия здесь ни разыгрывалась, он знал, что ему следует сделать. Драко вытащил волшебную палочку, с кончика которой сразу же посыпались искры.

Страх наконец-то стал совершенно бессмысленным: он больше не стоял, вжавшись спиной в шаткую стену и раздумывая, как перебраться через огромную, дышащую лавой и заполненную кольями пропасть. Он уже летел через неё, а значит, нужно было сконцентрироваться только на том, как добраться до противоположного края.

Живым. Невредимым. И, главное, с Розой.

Ему не нужно было отталкивать её от себя, чтобы сохранить её в безопасности. Достаточно было просто добиться успеха. Переиграть Визенгамот. Победить.

Он собирался попробовать.