Уильям Калхоун. Черное перо (джен)

Когда перегринация завершилась, Уильям первым же делом осмотрелся. Он стоял посередине какой-то улицы. Была глубокая ночь. Вокруг не было ни души, и вся улица выглядела абсолютно пустынной. Со всех сторон на него смотрели мрачные дома, и даже в темноте Уильям сразу определил, что они пусты и в них давно никто не живет. Двери домов были распахнуты настежь, а в окнах отсутствовали стекла. Вся эта местность вызывала ощущение какой-то безысходности и одним своим видом убивала всякую надежду на что-либо хорошее.

— Иллюминатио! — прошептал Уильям

Ничего не произошло. Перо почему-то отказывалось освещать эту местность. И тогда, придя в отчаяние от того, что даже не знает, в какую сторону ему идти, он снова стал вглядываться в мрачную улицу, пытаясь разглядеть на ней хоть что-то.

Он сделал над собой усилие и попытался внимательно всмотреться в таблички с номерами домов, но в кромешной тьме определить что-либо, а тем более разглядеть маленькие таблички с цифрами представлялось невыполнимой задачей. Прекрасно понимая, что каждая секунда может стоить жизни Элу, он снова начал кружиться на одном месте, пытаясь хоть что-то разобрать, как вдруг остановился, и внутри у него похолодело все от страха. Позади ряда домов он различил едва уловимый тусклый свет, который теплился в окне одного из

домов. Сомнений быть не могло: это именно тот дом, который ему нужен.

Поначалу неуверенно и медленно, а затем быстрее и с каждым шагом все решительнее он двинулся по направлению к светящемуся окну. По мере приближения он понял, что свет горит лишь в одном из окон, и оно, это окно, по всей видимости, было заколочено, так как свет оттуда вырывался лишь лучами, а не целиком. Вдобавок свет горел в окне на втором этаже.

Вскоре дошагав до самого дома, он оказался на крыльце. Стоило ему дотронуться до двери, как она с тихим скрипом отворилась вовнутрь. На первом этаже, в отличие от второго, царствовала непроглядная тьма. Остановившись у порога, он убедился, что разглядеть ему здесь что-то удастся разве что в непосредственной близи, и медленно стал продвигаться дальше. И вот, по мере того, как он продвигался глубже в дом, его глаза потихоньку начали привыкать к темноте. И теперь он пусть и не совсем четко, но мог уже различать очертания предметов. Сделав несколько шагов, он увидел перед собой лестницу.

Уильям чувствовал, как перо в его руке вытянулось в струнку, и с удивлением понял, что нервничает сейчас не он один. Покрепче сжав перо в руке, он медленно и осторожно начал подниматься вверх. Достигнув второго этажа, он очутился в просторном коридоре, в который проникал свет из комнаты, частично его освещая. В тусклом свете Уильям разглядел, что мебелью в этом доме давно не пользовались. Толстый слой пыли и гирлянды паутины по углам выразительно свидетельствовали об этом. Уильям осторожно направился к комнате, из двери которой падал свет.

Подойдя к дверному проему, он понял, что дверь открыта лишь наполовину. Тогда он остановился и, замерев на мгновение, внимательно прислушался, не донесется ли из комнаты какой-нибудь голос. Уильям весь обратился в слух, стараясь уловить буквально каждый шорох, каждый крохотный звук. Но в комнате стояла мертвая тишина. Тогда он собрался с духом и, покрепче сжав перо, решительно шагнул в полуоткрытую дверь.

Приготовившись к худшему, Уильям замер в дверном проеме. Он мигом окинул взглядом всю комнату, держа наготове волшебное перо. Но никого не увидел. Тогда он, все еще не двигаясь с места, стал тщательно всматриваться в предметы, стараясь лучше разглядеть обстановку. Этому занятию мешал густой полумрак, лишь частично разбавленный тусклым светом свечи у заколоченного окна. Но даже слабого освещения было достаточно, чтобы сразу же узнать стол, стоящий в центре комнаты. Именно за ним он сидел, когда писал письмо Нойвиллю, в том сне.

Значит, это и есть тот самый дом. Он слегка зажмурил глаза, пытаясь сфокусировать зрение на остальных предметах, и, приглядевшись, увидел Эла, который без сознания лежал на полу в дальнем углу комнаты. Стремительно подбежав к другу, он убрал перо в карман и, схватив Эла за плечи, стал трясти двумя руками, пытаясь привести в чувство. Но результата это не дало. Эл все еще лежал, не подавая признаков жизни.

— Ну же, Эл! — тряс его сильнее Уильям. — Очнись же, наконец! Давай же! — он не хотел верить в то, что после всего, что произошло, окажется, что Эл все же умер.

Уильям не сдавался до последнего и продолжал пытаться всеми способами привести друга в чувство.

В тишине, прерываемой лишь голосом самого Уильяма, внезапно раздался чуть различимый звук. Он показался Уильяму лишь намеком, как будто кто-то на мгновение коснулся клавиш фортепьяно. Звук оборвался так же быстро, как и возник. Настолько быстро, что Уильям, прислушавшись к тишине и не уловив в ней ничего, кроме собственного дыхания, решил, что звук ему просто послышался. Он вновь попытался привести Эла в сознание. Он продолжал трясти его что было сил, как вдруг звук раздался во второй раз, но теперь уже гораздо отчетливей. Он определенно был вызван нажатием клавиш. Уильям сразу же застыл, оцепенев. Он очень хотел немедленно выяснить природу звука, но при этом он не мог заставить себя обернуться и посмотреть на того, чьи пальцы сейчас извлекали эти звуки.

Но буквально в следующую секунду его оцепенение сменилось откровенным ужасом и страхом. В полумраке комнаты бессвязные звуки клавиш плавно перешли в мрачную мелодию. В этой мелодии явственно звучала вселенская грусть, и еще от нее веяло смертью. От этой, почему-то притягивающей мелодии по спине бежали мурашки, и холодный пот выступал по всему телу.

Скованный страхом, Уильям замер на месте, продолжая зачарованно слушать эту зловещую музыку. Он почти не дышал, опасаясь выдать себя неловким движением. Но тут его взгляд вновь упал на Эла, который все еще не подавал признаков жизни. Это мгновенно придало ему сил и помогло набраться смелости именно тогда, когда он так нуждался в ней.

Уильям медленно повернул голову и увидел в противоположном от них с Элом углу комнаты, почти не освещавшемся догорающей свечой, темный силуэт кого-то, спокойно сидящего за фортепьяно. В следующую секунду в комнате раздался спокойный и холодный, словно лед, приводивший в ужас голос.

— Столько сотен лет я ждал этой минуты, чтобы сейчас к ней оказаться не готовым, Уильям… — в этом голосе, который, казалось, исходил из-под земли, было столько мертвой грусти, столько холода…

Сам по себе голос не был устрашающим, но отсутствие в нем жизни и какая-то необъяснимая усталость превращали его во что-то гиблое и кошмарное. Уильям был уверен, что слышал этот голос впервые. Тем временем сидящий продолжил:

— У тебя мурашки бегут по телу от одного моего голоса, не правда ли, Уильям? — от этих слов Уильяма действительно бросило в дрожь. — Да… я чувствую твой страх… Ты боишься, Калхоун, — спокойный и уставший тон говорящего как бы накладывался на звучащую мрачную мелодию. — Кто бы мог подумать, что Потомок, в жилах которого течет Гордая Кровь, — эти слова были произнесены с особой насмешкой, — трепещет при одной тусклой тени Герцога Вельзедара!

От этого имени Уильяму мгновенно стало трудно дышать. Он ожидал здесь встретить Нойвилля, Лодердейла, или же тех,

других упомянутых в новостях графов, но в итоге встретил того, кто был опаснее всех их вместе взятых. Он хорошо помнил рассказ Уэлбека о том, кем был Вельзедар. В его памяти мигом всплыли те картины, которые он представлял на протяжении рассказа Уэлбека о том, какие ужасные вещи вытворял этот страшный волшебник множество веков назад. И теперь он, Уильям, сидел на коленях рядом с Элом, который все никак не приходил в себя, а напротив них, буквально в нескольких шагах, сидел тот, одно упоминание о котором способно было ввергнуть в ужас легионы.

— Страх перед страхом больше, чем просто страх… — продолжал тот, будто читая мысли Уильяма. Вельзедар внезапно рассмеялся своим сиплым голосом, после чего вновь заговорил: — Старик Деверелл, наверно, в гробу перевернулся сейчас от вида своего жалкого потомка, — при этих словах он встал со стула и не спеша вышел на свет.

Как это ни странно, но его лицо было знакомо Уильяму. Он узнал в нем того самого белокурого молодого волшебника, фотографию которого видел в газете тогда, в Альпурге, в гостиной абитуриентов. Он узнал в нем Генри Лодердейла, убийцу литерария. Удивление, наравне со страхом, вспыхнуло вдруг в Уильяме, когда он отметил, что мелодия не прекратилась, когда Вельзедар встал и подошел к нему, и сейчас звучала так же, как и ранее. Присмотревшись, он увидел перо, которое играло, пробегая по клавишам.

— Чего ты хочешь от меня? — дрожащим голосом, наконец, спросил его Уильям.

Теперь он смотрел прямо на Вельзедара. Тот, услышав голос Уильяма, среагировал немедленно:

— Делаешь успехи, Уильям!.. — с издевкой отметил Вельзедар. — Ты уже научился произносить слова в моем присутствии! У меня даже есть смутное подозрение, что если мы простоим здесь еще минуту, ты набросишься на меня и в страхе убьешь.

При этих словах злость раскатом грома вспыхнула в Уильяме, и к нему вновь вернулась смелость:

— Я задал тебе вопрос, колдун! Что тебе нужно от меня?!

— Браво, Калхоун! Браво! — голос Вельзедара звучал все так же насмешливо. — Все-таки гены в тебе берут свое!

— Отвечай! Я жду! — совсем осмелев, гневно повысил голос Уильям.

— Ну что ж, раз так, то не пристало Его Милости Герцогу Вельзедару заставлять тебя ждать! — он шагнул к Уильяму и, оказавшись в непосредственной близости от него, одной рукой схватил его за горло, а вторую протянул назад. Мелодия при этом резко оборвалась, и длинное черное перо, которое само по себе, казалось, представляло не меньшую опасность, чем его владелец, послушно пролетело через комнату и влетело в протянутую руку Вельзедара. — Мне нужно то, что ты уже мне подарил, придя сюда, — прошептал он в ухо Уильяма.

— Сейчас или никогда! — подумал Уильям. Давно уже держась за волшебное перо в заднем кармане, он мгновенно его вынул и навел на Вельзедара, собираясь сотворить заклятие Щита.

Но он не успел произнести и слова, не говоря уже о заклятии. Вельзедар, казалось, ожидавший такой реакции, опередил его и первым нанес удар, одним лишь легким взмахом своего пера отшвырнув Уильяма к стене. И Уильям, стремительно теряя сознание от удара, медленно закрыл глаза. Однако прежде, чем его окончательно потерять, он успел заметить, как комнату, в которой они находились, внезапно озарил ослепительный свет.

Это стало последним, что было суждено увидеть Уильяму в Доме №4 в Пустой Деревне.