Сын героя (джен)

Полуденное солнце, проходя сквозь синие полузадёрнутые занавески, освещало кухню мистическим голубым светом, создавая таинственную атмосферу. Впрочем, на самом деле атмосфера здесь была совсем иной.

— Да не хочу я есть! — воскликнул Акира и тут же сел за стол, повинуясь тяжёлому взгляду из-под рыжих бровей, — Между прочим, я спешу. Меня вызывал Хокаге.

— Если ты шлёпнешься в обморок от недоедания прямо в кабинете Шестого, вся твоя спешка будет бесполезна, — Кимура Наоми, энергичная женщина тридцати лет и по совместительству мать Кимуры Акиры, была непоколебима в вопросах питания.

— Да с чего бы мне… — Акира осёкся, когда перед ним поставили тарелку с рисом. — Блин, я так не в обморок от голода упаду, а в дверь кабинета не пролезу. А она, к слову, двустворчатая!

— Не волнуйся, — ответила Наоми, подав ему палочки, — Такие дураки, как ты, никогда не толстеют.

— Ну спасибо, мам, — фыркнул Акира, нехотя приступая к трапезе.

— Ешь аккуратно, дорогой, — пропела женщина и вышла из кухни, чтобы досмотреть наконец очередную серию любимого сериала.

— Ага, — на автомате пробормотал Акира.

Вернувшись через пятнадцать минут, она с удивлением застала сына на том же месте. Он уныло ковырял палочками обед.

— Ты же торопился к Хокаге.

— У меня уже весь запал кончился, — со вздохом протянул мальчик, — Мне, если я куда-то собираюсь, надо сразу туда идти или даже бежать, а незапланированные промедления просто выбивают меня из колеи и…

— Просто скажи, что ты предпочёл бы есть какую-нибудь гадость вместо риса, — оборвала его мать.

— Я такого не говорил, — тут же запротестовал Акира.

Наоми вздохнула.

— Вот ведь… Был бы здесь Кезуки, он бы тебя быстро заставил. Как-то ему это удаётся…

Акира помрачнел.

— Да, — вяло отозвался он. — Вот только он уже неделю из комы не выходит. И врачи ничего не могут сказать точно, — протянув последние слова, он положил голову на стол, вытащил из тарелки палочки, облепленные рисом, и стал мотать ими перед глазами.

Палочки у него тут же отобрали. Тарелку тоже.

— Ладно, не хочешь есть, не надо. Пусть тебе Хокаге-сама готовит. — она выложила рис обратно в кастрюлю, и стала мыть посуду. — А насчёт Кезуки… говорят, если у человека, находящегося между жизнью и смертью, есть люди, которые любят его и ждут его возвращения, и таких людей больше, чем тех, кто ненавидит и желает смерти, то этот человек обязательно выживет.

— Было бы хорошо, если это так, — сказал Акира, осмыслив слова матери. Потом отлепился от стола, потянулся и замер, глядя на часы. — Ух ты. Опаздываю.

— Следить же надо за временем, — упрекнула сына Наоми, но тот только махнул, рукой, выбегая из кухни.

— Я ушёл! — прокричал он с порога и хлопнул дверью.

В кабинете, несмотря на то, что там находилось всего два человека, звенело напряжение.

— Я не позволю тебе допрашивать их, Саске, — веско сказал Какаши, снизу вверх глядя на бывшего ученика.

— Я их не убью, так что нет причин беспокоиться, — спокойно и даже устало проговорил Саске.

— Есть. Причина беспокоиться лежит в тюремной больнице. Огава Роичи. Ты его чуть не убил.

— Не убил же.

— Потому что я тебя остановил, если ты помнишь. — Какаши достал из стола несколько листов с медицинскими заключениями. — Зато теперь мы не можем его толком допросить. Его только вчера перевели из реанимации и пока не разрешают с ним разговаривать. А это, между прочим, задерживает следствие.

— Поэтому я и хочу допрашивать остальных. С шаринганом у меня получится выжать из них всю информацию. Да и Огава дал уже достаточно показаний, — раздражённо процедил Саске, не отводя глаз от Хатаке.

Тот нахмурил брови и чуть подался вперёд — явный признак, что уступать он не собирается. Нехотя Учиха признал, что порой Какаши может быть очень несговорчивым.

— Ты меняешься, Саске. Ты всегда становишься жестоким, когда страдает кто-то, кто тебе близок. Огава Роичи живое тому доказательство. Кстати, насчёт него. Почему ты избил его только через три дня после того, как он был пойман? Два дня он спокойно провёл в камере, пока к концу третьего не пришёл ты. Я понимаю, что раз Огава ранил Кезуки, то ты захочешь ему отомстить. Но почему не сразу?

Саске закатил глаза, устало вздохнув.

— Я не хотел ему мстить. Вернее, хотел, конечно, но мне удавалось сдерживаться. А в тот день… — он вдруг замолчал. Наклонил голову, обхватив пальцами одной руки виски. Через какое-то время продолжил, — одна медсестра ляпнула, что-то вроде «симпатичный мальчик, жаль будет, если он всё же умрёт».

— И? Тебя это так затронуло?

Саске убрал руку, посмотрев на учителя.

— Это услышала Сарада, — ответил он тихо, — Мы не говорили ей, что Кезуки может умереть, не хотели добавлять ребёнку ненужных волнений. Но слова медсестры Сарада поняла правильно и… В общем, её насилу удалось успокоить.

Какаши кивнул.

— Кажется, теперь я понимаю. После этого ты решил выместить переизбыток эмоций на Огаву.

Саске скривился в чём-то похожем на усмешку.

— Я решил, что лучше, если это будет он, чем кто-нибудь невиновный.

— Ну, — Какаши откинулся в кресле, — может, это было правильным решением. Но я в любом случае не могу допустить тебя до арестованных. Если, например, ты перед допросом узнаешь, что Кезуки стало хуже. Сможешь ли ты сдержаться тогда? — Саске не отвечал, и Хатаке продолжил. — Кроме того, я знаю, зачем тебе это нужно. Ты страдаешь из-за того, что ничем не можешь помочь Кезуки, и таким образом пытаешься хоть как-то успокоить себя. Но…

— Мне просто нужно дело. — перебил его Учиха. — Нужно чем-нибудь заняться. Я не могу уйти из деревни на миссию, так что…

— Займись семьёй. — настала очередь Какаши перебивать ученика, — Им сейчас, возможно, тяжелее чем тебе. Я даже не хочу представлять, что чувствует Сакура, которая, будучи медиком, не может спасти близкого ей человека. Да и Сарада тоже переживает за брата, а ведь для неё это впервые.

— Я знаю, — коротко сказал Саске.

Какаши снова подался вперёд, поставив локти на стол.

— Тогда ты должен понимать, что, если случится худшее и Кезуки умрёт, у тебя не будет права раскисать. Как муж и отец, ты в первую очередь должен будешь позаботиться о жене и дочери.

— Это я тоже знаю, — процедил Учиха.

— Тогда почему бы не начать прямо сейчас?

— Ты что, думаешь, что я не забочусь о них? — по лицу Саске было видно — если ответ ему не понравится, Какаши несдобровать.

Тот примирительно поднял руки.

— Нет, я не сомневаюсь, что ты хорошо справляешься с ролью главы семьи. Но раз у тебя есть время, которое ты хочешь потратить на допросы, не лучше ли потратить его на Сакуру с Сарадой?

— Это время я провожу в больнице, — ответил Саске. — Впрочем, нет так нет. Не буду больше отнимать твоё время.

Он развернулся, собираясь уйти.

— Эй, — окликнул его Какаши, — между прочим это я тебя вызвал, а не ты пришёл с просьбой.

Саске остановился, посмотрев на Хокаге.

— И в чём дело?

— Это насчёт восстановления имени твоего брата. Скоро, — Какаши взглянул на часы и немного нахмурился, — скоро должен подойти Акира, и с ним мы обсудим это подробней. Я знаю, что тебе сейчас не до этого, поэтому скажу лишь то, что надо сказать. Мои слова как Хокаге и слова Наруто, конечно, возымеют свой эффект, но вместе с тем жители наверняка…— он на секунду задумался, — Нет, они точно захотят услышать твои слова. Тебе нужно будет дать что-то вроде интервью, ответить на вопросы и… Не надо на меня так смотреть. Я знаю, что ты это ненавидишь. Но нам нельзя допустить недомолвок и ложных слухов. Ты сам понимаешь, как мы рискуем.

Учиха лишь кивнул.

— Это всё? — немного раздражённо спросил он.

— Да. Ты можешь идти.

Снова кивнув, Саске направился к двери, которая с грохотом распахнулась, стоило ему подойти ближе. В кабинет влетел Акира.

 — Извините, опоздал! — выпалил он и, заметив Учиху, добавил уже тише, — Здравствуйте, Саске-сан.

— Здравствуй, — ответил на приветствие Саске и прошёл мимо мальчика. У самого выхода он остановился. — Могу я ещё кое-что спросить, Какаши? — спросил он, чуть обернувшись. Хокаге кивнул. — Кто-нибудь из преступников говорил, когда они вычислили, где находится Кезуки?

Хатаке задумался.

— Да, — наконец ответил он, — один упоминал, что они напали на убежище через несколько часов после того, как засекли его чакру.

— Ясно, — бесцветным голосом сказал Учиха, — Спасибо.

Он вышел, закрыв дверь, и Акира с Хатаке остались в кабинете одни.

— Разве он не будет обсуждать с нами раскрытие правды об Итачи? — спросил после некоторой паузы Кимура у Какаши.

— Нет, — покачал головой Хатаке, — Тебе, кстати, тоже необязательно участвовать в этом. Ты своё дело сделал отлично, дальше мы с Наруто справимся.

Акира посмотрел на него с удивлением.

— Но я бы хотел ещё немного помочь вам, — возразил он, — Всё-таки Кезуки мой друг, да и Саске-сан мне как отец, которого у меня никогда не было. Я понимаю, что для них это важно и… это единственное, что я могу сейчас сделать.

— В таком случае начнём, — раздался голос у него за спиной, — Кажется, нам надо будет многое обсудить.

Акира обернулся чтобы встретиться взглядом с Наруто, стоящим в проходе. Тот выглядел непривычно серьёзным.

— Да, — кивнул Какаши, — начнём.

Больница в последнее время вызывала у Саске всё больше отвращения. Явных причин этому не было, наоборот, здесь работала его жена, за племянником отлично ухаживали.

Добрый, отзывчивый персонал; чистые, стерильные помещения.

Тем не менее с каждым визитом приходило тянущее ощущение, что лучше немедленно покинуть это место. Быть может, это был просто страх. Страх, преследующий Саске изо дня в день, следующий за ним попятам, здесь, наверное, просто принимал другую форму.

В палате это чувство немного отступало. Саске смотрел на наполовину закрытое кислородной маской лицо Кезуки, потом на монитор, убеждался, что всё в норме, и только после этого позволял себе войти в палату.

Сакуре то ли кто-то говорил о его визите, то ли она это как-то чувствовала и вскоре после него входила в палату спокойными шагами, почти неслышными из-за мягких балеток, которые она в последнее время почему-то предпочитала каблукам.

Вот и сейчас Саске услышал лёгкий шорох и, не оборачиваясь, спросил:

— Всё так же?

— Да, — ответила Сакура и села на стул рядом с кроватью. Саске всегда садился с другой стороны на край постели.

Первые два дня после травмы состояние Кезуки было крайне нестабильным, показания приборов постоянно менялись в худшую или лучшую сторону, и Саске с Сакурой не отходили от племянника. Потом всё нормализовалось, но из комы мальчик до сих пор не вышел.

— Какаши сказал, что чакру Кезуки обнаружили за несколько часов до нападения, — сказал Саске, — Значит он всё-таки выходил из убежища, несмотря на моё предупреждение.

— Ты должен будешь поговорить с ним об этом, когда он очнётся, — прошептала в ответ Сакура, поправляя прикреплённые к голове мальчика датчики. — К слову, зачем тебя вызывал Какаши-сенсей?

— Не важно, — отмахнулся Саске. Почувствовав на себе пристальный взгляд зелёных глаз, посмотрел на жену. — Пока не важно. Потом скажу.

Сакура перевела взгляд на Кезуки.

— Как хочешь, — согласилась она. В будней жизни чета Учиха могла спорить между собой по поводу любых вопросов: начиная воспитанием детей и заканчивая тем, кто будет сегодня убирать со стола после ужина. Это была неотъемлемая часть их жизни, естественное следствие одинаковой упёртости в характерах, к которому оба привыкли. Но в тяжёлые моменты все разногласия между ними пропадали, и муж, и жена понимали друг друга буквально с полуслова. Саске особенно ценил это в их отношениях.

Он тоже опустил взгляд на племянника, и, избегая лица мальчика, разглядывал его волосы. Перед операцией врачам пришлось коротко остричь Кезуки, и сейчас его пряди, раньше достававшие до уровня подбородка, стояли коротким ёжиком. Саске вдруг подумал, что раньше видел племянника только с длинными волосами, и он, когда очнётся, будет выглядеть довольно непривычно.

Когда очнётся.

Когда,, а не если.

Саске постоянно приходилось повторять это про себя. Когда — это рано или поздно. То есть единственное, что нужно — набраться терпения. Скорее всего, ждать осталось совсем недолго.

— Саске, — позвала Сакура, заметив отрешённость в его взгляде.

— Что? — на удивление сразу отозвался Саске.

— Всё будет хорошо, — она улыбнулась, — Кезуки ведь очень сильный, он не сдастся так просто.

Саске кивнул.

— Я верю в это, — ответил он и, помолчав немного, спросил, — Ты сегодня во сколько домой идёшь?

— Я сегодня в ночную.

— Сарада у родителей?

Сакура покачала головой.

— Да, но… она звонила мне, просилась домой. Я так и не поняла, почему, торопилась на операцию. Может, ты заберёшь её? Переночуешь сегодня дома, за Кезуки я присмотрю.

— Хорошо, — подумав, на удивление легко согласился Саске.

Все слова уже были сказаны, и оставшееся время до конца перерыва Сакуры они просидели молча. Потом её позвали. Саске поднялся раньше жены. Которая почему-то не торопилась возвращаться к работе, продолжая смотреть на Кезуки, неотрывно и грустно.

Саске обошёл кровать и встал за спиной жены. Тронул её за плечо.

— Прости, — в который раз прошептала Сакура.

Солнце за окном близилось к горизонту.

— Ты сделала всё возможное, — спокойно ответил Саске.

Она обернулась через плечо, подняв на него взгляд.

— А как же невозможное? На тебе останется?

Саске улыбнулся и, наклонившись, коснулся губами нежной щеки.

— В конце концов это сын моего брата, — сказал он, выпрямившись. — Потом именно я виноват в случившемся. Мне следовало прислушаться к твоим словам и поговорить с ним раньше. А теперь… осталось только пытаться всё исправить и совершать невозможное.

Сарада встретила отца крепкими объятьями, вцепившись руками в его рубашку.

— Ты был сегодня у братика? — спросила она, задрав голову. Саске кивнул. — Как он?

— Всё так же. — Сарада сразу погрустнела. — Не расстраивайся. Главное, что ему не хуже.

Саске провёл рукой по волосам дочери, и она отпустила его, чуть отступив назад, а потом, развернувшись, зашла в прихожую чтобы собраться.

— Она сегодня сама не своя, — вступила в разговор стоявшая в конце коридора Мебуки, подходя поближе. — На месте усидеть не может, то в больницу просится, то домой. Даже есть отказалась.

Сарада тем временем, насупившись, застёгивала на ноге сандалии. Наконец, справившись с обувью, она выпрямилась.

— Я просто боюсь, что, когда братик очнётся, мне забудут об этом сказать, и я узнаю самой последней, — сказала девочка, переступая через порог и подходя к отцу.

— Тебе бы обязательно позвонили, — возразила Мебуки.

— Ещё я боюсь, вдруг он решит пойти сразу домой, — не унималась Сарада, — А дома никого не будет.

— Милая, его сразу никто не выпустит из больницы, — улыбнувшись, сказала Мебуки.

— Почему?

— Потому что очнуться — не значит стать здоровым. Кезуки придётся провести в больнице ещё какое-то время, прежде чем он вылечится, — ответил Саске дочери и повернулся к тёще, — Нам пора. Спасибо, что присмотрели за ней.

— Не за что, — откликнулась Мебуки.

— Пока, бабушка, — сказала Сарада, и Харуно нагнулась, чтобы обнять её. Саске в стороне терпеливо дожидался окончания обряда прощания бабушки с внучкой.

Наконец дочь подбежала к нему, и Саске протянул ей ладонь, за которую девочка сразу уцепилась. Мебуки зашла в дом, закрыв дверь. Саске с Сарадой спустились с лестничной площадки на улицу. Уже темнело, но Коноха была необычайно оживлённой.

Сарада была особенно задумчивой. Она всегда любила просто молча идти куда-нибудь, но сегодня девочка даже не поднимала голову, хотя посмотреть было на что — готовились к очередному фестивалю. Сарада любила фестивали, но их не любил Саске, а Сакура всегда где-нибудь дежурила вместе с другими медиками. Поэтому Кезуки, идущий на фестивали со своими друзьями, обычно всегда брал сестру с собой. В этот раз, наверное, придётся всё-таки Саске вести дочь. Если, конечно, она вообще захочет идти.

Дом встретил их непривычной тишиной. Тёмный коридор вдруг показался чужим и неуютным.

— Пап, включи свет, — прошептала Сарада. Видимо, аура пустого дома, в котором нет того, кого они любят и ждут, подействовала и на ребёнка.

Саске щёлкнул выключателем. Лучше не стало, учитывая, как мало времени они теперь здесь проводили, но по крайней мере всё было чётко видно. Вздохнув о чём-то, Сарада принялась разуваться. Саске тоже скинул сапоги, проходя на кухню. Открыв холодильник, он понял, что Сакура была сегодня дома — там был уже готовый ужин, который оставалось только разогреть.

Шлёпая босыми ногами, в кухню зашла Сарада и остановилась у дверного проёма.

— Что-то не так? — спросил Саске, заметив, что она беспокойно теребит край рубашки.

— Включишь свет наверху? — помявшись, попросила девочка и чуть наклонила голову в бок.

— Не припомню, чтобы ты боялась темноты, — заметил Саске, ставя ужин на плиту.

— Я не боюсь, — возразила Сарада. — Просто… — она подошла к отцу и ухватилась за край его рубашки, несильно, но настойчиво потянув, — Ну включи, папа.

Саске покачал головой.

— Ладно, что с тобой поделаешь.

Они поднялись на второй этаж. Здесь было ещё неуютней, несмотря на озарившую всё ярким светом люстру. Стараясь не смотреть в сторону комнаты брата, Сарада побежала в свою.

— Переоденешься, спускайся ужинать, — вслед сказал ей Саске.

Насупленное личико тут же выглянуло из-за двери.

— Я не хочу. Можно я не буду есть? — тихо спросила Сарада.

Саске нахмурился.

— Ты же и у бабушки ничего не ела. Так нельзя.

— Но…

— Спускайся ужинать, — он попытался сказать это строго, но вышло просто устало.

Впрочем, Сараде этого хватило.

— Ладно, — неохотно протянула она и закрыла дверь.

Саске вернулся на кухню. Ему вдруг вспомнилось, как он заставлял есть Кезуки после смерти Медоки. Вспомнилось это не по-детски угрюмое лицо, сухие отрешённые глаза, упорное молчание. Что, если так будет и с Сарадой, если умрёт её брат?

А что будет с ним самим? Да, сейчас можно честно признаться, что он всегда видел в Кезуки отражение своего брата. Но, если Саске его потеряет, он потеряет не брата. Он потеряет ребёнка. И это гораздо хуже.

Саске невольно зажмурился, пытаясь справиться с волной ледяного страха, внезапно охватившего его.

— Папа, еда горит! Папа! — крик Сарады вырвал его из оцепенения. Смысл слов дошёл не сразу, но наконец он выключил газ. Кухню наполнил запах горелого. Всё ещё словно в тумане Саске достал ложку и помешал рис в овощами.

— Всё в порядке. Подгорело только снизу.

На автомате он достал тарелки, наложил в них ужин, поставил на стол.

— Пап, что с тобой?

Саске задумчиво опустил взгляд на дочь. Сарада, выглядевшая испуганной, стояла рядом и смотрела на него своими большими, почти круглыми чёрными глазами. Повинуясь внезапному порыву, Саске опустился рядом с ней на колени и притянул девочку к себе, крепко обнимая её маленькое тёплое тело.

— Эй, ты чего? — снова спросила Сарада, чуть отстраняясь от отца и заглядывая ему в лицо. Потом она улыбнулась. — Всё ведь будет хорошо.

Неужели он уже дошёл до того состояния, когда тебя успокаивает твой же ребёнок? Саске кивнул, прикрыв глаза.

— Да, конечно. Давай есть.

Он поднялся.

Ужинали они молча. Также разошлись по спальням, лишь пожелав друг другу спокойной ночи. Саске боялся, что Сарада захочет спать с ним — она делала так иногда, когда чего-то боялась или была взволнована. Но девочка беспрекословно ушла в свою комнату, чему Саске был рад. Он мог потревожить сон Сарады, так как в последнее время слишком беспокойно спал.

Эта ночь не стала исключением.

Саске проснулся, и несколько секунд с ужасом глядел в потолок, не понимая, где он находится, и что с ним. Перед глазами мелькали жуткие картинки кошмара: люди в чёрных одеждах, перешёптывание, «соболезную». А среди всего этого, тела его детей, Кезуки и Сарады, холодные и неестественно белые.

Наконец Саске сообразил, что это был лишь сон. Сел в кровати, провёл рукой по влажному холодному лбу. Потом откинул одеяло, встал, медленно и тихо оделся. Зачем-то занавесил окно. Вышел в гостиную. Окинул взглядом сумрачное помещение и заметил на полу прямоугольники лунного света. С замиранием сердца подошёл к окнам. Яркая полная луна словно издевалась над ним, зависнув над деревней, пробуждая в душе давний детский страх. Саске зашторил оба окна гостиной — от луны так не избавиться, но хотя бы можно не пускать её в дом.

Потом он заглянул в спальню Сарады и убедился, что девочка мирно сопит, обнимая во сне любимого мишку. Прошёл мимо комнаты племянника, спустился в прихожую, обулся. Хотел было накинуть плащ, но передумал. Тихо открыл дверь.

Улица встретила его ночной прохладой и ясным полнолунием. Заперев дверь, Саске повернулся спиной к серебряному диску, буквально чувствуя, как он ехидно улыбается. По дороге в больницу ему не встретилось ни одного человека, и это ещё больше напрягало Учиху. Он шёл по пустынным дорогам, торопливо, но не переходя на бег. Дома в свете луны зловеще мерцали, всё больше напоминая ту ночь, которая не раз приходила к нему в кошмарах.

Ночь, когда он в одночасье потерял своих близких.

Здание госпиталя возвышалось над остальными и внушало бы страх, если бы в нём не светились отдельные окна. В некоторых даже виднелись силуэты людей. Несмотря на то, что это здание повидало множество смертей, жизнь там никогда не прекращалась. Саске вошёл в бокового входа, не желая, чтобы о его визите узнала Сакура. Медсестра, дежурившая у палаты Кезуки, подняла голову от журнала, но ничего не сказала, лишь жалостливо проводив мужчину глазами.

Обычно Саске бесила жалость со стороны чужих людей, но сейчас он не обратил на это никакого внимания. В палате горел светильник, стоящий на тумбочке рядом с кроватью. Снова, уже по привычке, Саске посмотрел на лицо Кезуки, на монитор, на чуть вздымающееся одеяло и облегчённо выдохнул. Живой.

Вошёл и как обычно сел на край постели. Протянул руку и коснулся короткого ёжика волос, потом нащупал шрам на затылке. Медики хорошо постарались — рана уже давно затянулась. Но мальчик не спешил приходить в себя, и в этом помочь ему никто не был в силах.

— Ну и зачем ты выходил из убежища? — тихо спросил Саске, убрав руку. Спросил так, будто разговаривал не с лежащим в коме человеком, а со здоровым Кезуки. Будто ждал ответа. — Ты же понимаешь, что, если бы ты не вышел тогда, сейчас бы не находился здесь на грани жизни и смерти, и не заставлял нас беспокоиться. Хотя… — Саске усмехнулся, — Если бы… Сколько этих «если бы» можно придумать. Если бы я послушал Сакуру и рассказал тебе всё раньше. Если бы заметил слежку за тобой. Если бы, сразу после того, как ты пришёл ко мне, мы отправились домой. Если бы я вернулся раньше. — Учиха запрокинул голову, смотря в потолок и по-прежнему улыбаясь, — Ты прекрасно знаешь, как я ненавижу этот оборот, и видишь, всё равно он так и просится на язык. Если бы… — он покачал головой, — Если бы твой папаша думал, что творит. Тоже хорош. Он ведь всегда продумывал свои ходы до последней мелочи. Как же он так налажал с тобой, Кезуки? На что он надеялся? Я ведь мог вообще не найти тебя. И тогда… один, без матери, с шаринганом ты бы стал лёгкой добычей. И у тебя могли либо забрать глаза, либо настроить против меня и вырастить из тебя второго Учиху Мадару. Ну, — он снова усмехнулся, — или второго Учиху Саске, это как посмотреть. Неужели он не подумал об этом?..

Саске опустил голову, снова посмотрев на Кезуки. Грустно улыбнулся. Потом устало сполз на пол, облокотившись спиной на кровать. Снова запрокинул голову, положив её на матрас. Его слова превратились в неразборчивый шёпот.

— Ну, положим, оно того стоило. Хотя ты всё равно мог бы позаботиться о нём, Итачи. Но сейчас. Чёрт возьми, это же твой сын, брат! Ты что, не можешь ничего для него сделать? Просто позволишь ему умереть, как позволил умереть себе? Но ведь он, в отличии от своих родственников, ни в чём не виноват. У него вся жизнь впереди, счастливая жизнь! Да, эту жизнь подарил ему ты, но это ведь несложно было сделать. Ты дай ему возможность прожить её! — Саске закрыл глаза и судорожно вздохнул. Потом положил руки на согнутые колени, уткнулся в них лбом, как часто делал в детстве. — Не забирай его у нас, — отчаянно попросил он, — Зачем он тебе? Ты ведь даже не знал о его существовании. А нам он нужен. Мы любим его. Так верни же его нам. Неужели, ты не можешь этого сделать?

Ответом ему была лишь тишина да начинающий раздражать писк приборов.