Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Глава 19
Следующие дни слились для Гермионы в непрерывную гонку по кругу. Её помощь требовалась постоянно — кого-то перевязать, кому-то дать зелье, на кого-то наложить исцеляющие чары, кого-то успокоить. Девушка вскакивала утром и валилась с ног от усталости поздно вечером, засыпая в дежурке на несколько часов, чтобы утром включиться в новый круг. Родольфуса она не видела. Колдман обмолвился, что Лестрейндж пришёл в себя, но по-прежнему слаб и подобрать лечение пока не удаётся.
Проходя по коридору отделения Ранений от живых существ, она увидела двух авроров возле закрытых дверей одной из палат.
«Двое-то зачем, — подумала девушка. — Лестрейндж, по словам Колдмана, с трудом встаёт, так что вряд ли сбежит. На палату наложено антиаппарирующее заклятье, Браш ему тоже не помощник. Или они охраняют Родольфуса от тех, кто хотел бы ему отомстить?»
— Гермиона, — отрвал её от размышлений Колдман, — отнеси Лестрейнджу это зелье. Пусть пьёт каждые 10 минут в течение часа. Я попрошу тебя остаться с ним и понаблюдать за его состоянием, мне тяжело будет находиться с ним рядом столько времени.
Гермиона кивнула.
— После второй-третьей дозы может начаться сильное головокружение. Если не пройдёт после следующей дозировки, зови меня. Через час я приду, посмотрю на результат.
Подойдя к дверям палаты Родольфуса, Гермиона постучала под удивлёнными взглядами авроров. Поскольку никакой реакции не последовало, повторила стук.
— Входите, — в этот раз откликнулся Лестрейндж.
— Так и думал, что это вы, — заметил он, когда девушка вошла.
— Почему?
— Больше никому не приходит в голову стучаться.
«Ну да, он же на положении арестованного. То-то авроры удивились»
Гермиона передала Лестрейнджу инструкции Колдмана. Тот кивнул, послушно выпил первую порцию и поморщился:
— Боюсь, от этого лечения я скорее угроблю печень, чем мой брат от огневиски.
Гермиона ничего не ответила. Родольфус внимательно взглянул на неё и вернулся к прерванному занятию.
Перед ним на одеяле лежали два огромных фолианта. Одна из книг явно была маггловской.
«Откуда у него такое пристрастие к маггловским книгам? Одну неясно из каких соображений подарила Алиса, а остальные? — подумала Гермиона, наблюдая за Лестрейнджем. — Браш после визита Беллатрикс отобрал приличную стопку».
Родольфус сосредоточенно вчитывался то в одну, то в другую книгу попеременно, попутно делая заметки на пергаменте или прямо на книжных листах , время от времени перелистывал страницы, возвращаясь к прочитанному, задумывался, покусывая перо, перечёркивал написанное и писал снова. Когда Гермиона окликнула его, чтобы выпить вторую порцию лекарства, он выглядел как человек, которого вырвали из глубоких размышлений.
— Да, палочка бы мне сейчас очень пригодилась. Без неё это всё теория, которая на практике может обернуться неизвестно чем, — пробормотал он, захлопывая книгу, при этом от неловкого движения оба тома съехали на пол.
— Чёрт!
— Не наклоняйтесь, я подниму.
«Магия музыки» открылась на фронтисписе, где под портретом автора — пожилого волшебника с приятным добродушным лицом, она машинально прочитала подпись «Родольфусу Лестрейнджу, который умеет слышать сердцем и однажды превзойдёт учителя».
«Интересно, что слышать, крики пытаемых?»
— Что, простите? -удивлённо переспросил Лестрейндж, и Гермиона поняла, что, забывшись, произнесла это вслух. Отвечать она не посчитала нужным.
Глаза Родольфуса сузились.
— Понятно, вас уже просветили на мой счёт. Кто же постарался, Кингсли или Колдман?
— Какая разница, если это правда?
— Абсолютная, могу вас уверить, — Лестрейндж холодно улыбнулся и откинулся на подушку.
Несколько минут оба молчали, потом Гермиона всё же не выдержала.
— Я пытаюсь понять и не могу — как, как можно совершать такое? Ладно Фенрир, это его природа, но вы, с вашими знаниями, умом, аристократизмом… Не могу поверить!
— Избавляйтесь от вашей наивности, мадмуазель, — жёстко ответил Лестрейндж, — и будьте готовы к тому, что люди способны на всякое. Любой человек может вас очень удивить, иногда весьма неприятно.
— Ну да, для вас же все люди одинаковы. Но это не так! Если бы Колдман убил вашего брата, вы стали бы ему помогать? А он лечит вас, неохотно, но лечит.
— Колдман знает, что, когда он меня вылечит, мои мучения только начнутся. Я был бы к нему милосерднее. Слова «Авада слишком лёгкая смерть для тебя» я слышал не только от Волдеморта.
— Не очень-то вы спешили подарить лёгкую смерть его невесте или родителям Невилла.
Родольфус закрыл глаза, обозначив нежелание продолжать разговор.
— Вы без колебаний согласились умереть ради брата, вы же понимали, что Волдеморт вас убьёт, и ваша смерть не будет лёгкой. Вы рассказывали мне, как спрятаться от Нагайны и потом безопасно покинуть ваш дом. Вы передавали Рону лекарства. Я знаю, что то, что рассказал Кингсли, правда, но не могу ни понять, ни поверить…
Лестрейндж прикоснулся к побледневшим, но всё ещё отчётливым следам бича на лице.
— Вы могли бы поверить, что ваш друг способен на это?
— Если бы вы не сказали ему…
— Я спрашиваю о другом, мадмуазель.
Гермиона вспомнила перекошенное лицо Невилла, свист бича, стук ударов, извивающееся от боли тело Лестрейнджа на полу, вспухающие на его лице багровые полосы…
— Нет, — призналась она.
Родольфус удовлетворённо кивнул.
— Как вы думаете, ваш друг станет в будущем применять этот набор заклятий или им подобные? Не обязательно ко мне, возможно, к кому-то ещё.
Гермиона решительно помотала головой.
— Нет.
К её удивлению, Лестрейндж не стал ни спорить с ней, ни смеяться над её наивностью.
— Почему? — спокойно спросил он.
— Но это же ясно. Он понял, что это гнусно и недостойно.
— А как он это понял?
Девушка подозрительно взглянула на Лестрейнджа, предположив, что тот, по своему обыкновению, издевается над собеседником, но он выглядел серьёзным.
— Мы ему сказали. Кингсли сказал. Аберфорт скажет. Все, кто его знает, кто знал его родителей, не хотят, чтобы Невилл поступал как вы и ваша жена.
Родольфус грустно усмехнулся.
— Да, вас было трое и все вы сказали ему, что так поступать не стоит. А представьте, что и вы, и все остальные, кто знает его и знал его родителей, говорили бы «наконец-то, Невилл! Наконец-то ты понял, как надо обращаться с Пожирателями, они же не заслуживают ничего другого, они вообще не заслуживают того, чтобы жить, наконец-то ты полностью с нами, наконец-то ты один из нас. Молодец, парень, твой отец гордился бы тобой!» Если бы именно это сделало его своим в том мире, к которому он принадлежал по праву рождения, но в который не вписывался по своим интересам и ценностям, если бы девушка, которую он любил больше жизни, которая и есть его жизнь, восхищалась тем, как он отделал убийцу своих родителей и поощряла б его не останавливаться.Если бы каждое новое убийство и истязание встречалось одобрением и восторгом, если бы ему повторяли, что это и есть правильно, что именно в этом состоит его долг, что это то, что от него ждут, то, за что его наградят и полюбят. — Лестрейндж замолчал, потом добавил. — Бросьте здоровое яблоко в мешок гнилья и посмотрите, во что оно превратится очень скоро. Я не оправдываюсь, мадмуазель. Я ответил на ваш вопрос.
Гермиона потрясённо молчала. Она понимала, что в чём-то Родольфус был прав.
— А те люди с фотографий в вашем доме? — наконец, спросила она. — Разве они тоже поощряли вас пытать и убивать?
— К тому времени я уже давно порвал с ними.
— Вы порвали с ними? Почему?
— Они принадлежали к миру, в котором мне больше не было места.
Гермиона выжидательно смотрела на него. Продолжать Родольфусу не хотелось, но он понимал, что уже сказал слишком много.
— Я занимался музыкой, с детства. Вы видели. Это было очень важно для меня. Мне прочили большое будущее. Это было не совсем то будущее, которого хотел для меня мой отец и которое, по его мнению, приличествовало наследнику рода Лестрейнджей, но то, к которому я стремился всей душой. Тогда в моей жизни были две страсти, две огромные, всепоглощающие и в чём-то взаимоисключающие любви — Белла и музыка. И я до сих пор не уверен, что я выбрал бы, если бы мне пришлось выбирать. Но я повредил руку. На моей игре это поставило крест. — Лестрейндж зло крест-накрест рубанул ладонью воздух. — И выбора не осталось. В 16 лет я получил Метку, вернулся в Хогвартс уже с кровью на руках. Обратного пути не было. Потом погиб отец. Я чувствовал вину. Не за его смерть, там я ничего не мог сделать — за то, что сам остался жив. За то, что не послушал его, не взорвал нас и авроров. Не передать, сколько раз за свою жизнь я пожалел об этом. Когда я излечился, я вернулся к Лорду. Он меня ничем не попрекнул, меня жалели, сочувствовали, я вдруг ощутил себя своим среди Пожирателей. Подумал, значит, так тому и быть. Судьба.
Сначала всё было хорошо. Меня несло какой-то безумной, мрачной эйфорией. Я был среди своих, с любимой женщиной, у меня были сила и власть, Волдеморт отмечал меня. Что по сравнению со всем этим значили жизни каких-то магглов и предателей крови? Уговорить совесть и забыть музыку оказалось на удивление легко.
Лестрейндж замолчал.
— А потом? — спросила Гермиона.
Родольфус вопросительно взглянул на неё.
— Вы сказали «сначала». Значит, затем было «потом».
Он хмуро кивнул.
— Да. Рядовое задание, уничтожить семью ничем не примечательных магглов, непонятно как оказавшихся в списке Волдеморта. Я не планировал задерживаться, никого с собой не брал, подошёл к дому, — Родольфус сглотнул, — и услышал музыку. Кто-то играл на рояле. Я заглянул в окно. Маггловская девочка, лет 13 (как мальчику на портрете, — подумала Гермиона). Как она играла! Я будто оцепенел, перестал чувствовать время, просто стоял и слушал. К ней несколько раз подходила женщина, видимо, мать, что-то говорила, наверное, уговаривала ложиться спать, было уже поздно, а девочка всё играла, будто последний раз в жизни… — Внезапно голос Лестрейнджа сорвался и Гермиона с удивлением увидела у него на глазах слёзы. — Извините.
— Вы…
— Я ушёл. Не смог. Их это не спасло, кто-то из Пожирателей сделал это вместо меня.
— А вас…
— Я зашёл в первый попавшийся бар и напился там до полусмерти. Приходил в себя и пил снова. Пропал на несколько дней.
— Это был тот первый раз, когда вы нарушили приказ Волдеморта?
— Да, — кивнул Лестрейндж. — Он разъярился сильнее, чем я ожидал, но мне было всё равно. В один миг всё опротивело. Пытать я больше не мог.
— А родители Невилла?
Лестрейндж непонимающе взглянул на неё, потом кивнул:
— Ну да. Но это было гораздо позже. А тогда я стал испытывать жуткий, панический страх за своих близких. Белла вечно лезла в самое пекло, Рабастан к тому времени уже присоединился к нам. Мать была против его инициации, но он тянулся ко мне, а я думал, что если брат будет рядом, мне будет проще его защитить. Все свои силы я бросил на защитные заклинания. Боевыми к тому времени и так неплохо владел. В схватках я всегда был рядом с Беллой, прикрывал её и убивал всех, кто пытался до неё дотянуться. А пытались многие. Так что и я убивал много.В бою, где или тебя, или ты, это как-то проще.
— И ещё, — Родольфус опять вздохнул. — Белла пугала меня. Её страсть к пыткам, к причинению боли. Я видел, что это её калечит, поэтому старался, чтобы ей доставалось поменьше пленных. По отношению к ним это тоже было своего рода актом милосердия. Попасть в руки Беллы…
Гермиона поёжилась.
— Вот, собственно, и всё, — устало завершил Лестрейндж. — Ответил на ваш вопрос насколько смог исчерпывающе, мисс Грейнджер.
Гермиона не знала, что сказать. Родольфус и не ждал никаких слов. Повисло молчание, которое нарушило появление Колдмана.
— Ну что тут? Гермиона, — он внимательно посмотрел на девочку, — ты в порядке?
— Да, мистер Колдман, спасибо. Устала.
— Неудивительно.
Колдман, избегая встречаться с Лестрейнджем взглядом, тщательно осмотрел рану, сменил окровавленную повязку, задал несколько дежурных вопросов, потом потребовал, чтобы тот встал и прошёлся по палате. Родольфус немного пошатывался, но сохранял равновесие, хотя в какой-то момент вынужден был остановиться из-за головокружения.
— Что ж, уже лучше, — задумчиво произнёс Колдман. — Пока остановимся на этом. Пошли, Гермиона.
Целитель вышел первым. Гермиона переложила книги поближе к койке, чтобы Родольфусу не приходилось за ними тянутся, кивнула на прощание и тоже направилась к двери.
— Мисс Грейнджер, — окликнул её Лестрейндж, когда она уже взялась за дверную ручку, — спасибо за вашу деликатность.
Девушка с недоумением взглянула на него.
— За то, что не стали распространяться о подробностях нашей с Волдемортом, очень надеюсь, последней встречи, — пояснил Родольфус.
— А почему вы в этом так уверены? — удивилась Гермиона.
— Потому что будь это не так, поверьте, мне бы уже дали это понять, — лицо Лестрейнджа перекосилось в судорожной гримасе, — и не один раз. Так что спасибо.
— Это даже не стоит упоминания, мистер Лестрейндж, — твёрдо сказала девушка. — Это просто нормальное поведение нормального человека.
Лестрейндж лишь вздохнул.
"У него железная выдержка, — подумала Гермиона, выходя из палаты. — Но на сколько его ещё хватит?"
Оставшись один, Родольфус какое-то время отрешённо смотрел в одну точку, потом снова открыл книги и погрузился в них.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |