Мешать соединенью двух сердец... (джен)

Аберфорт тяжело вздохнул, выслушав сообщение гонца, и лишь тихо переспросил:

— Ты уверен?

Молодой волшебник молча кивнул.

— Они живы?

— Наш человек говорит, что да… Пока да. Волдеморт ведёт переговоры с абизу и оханкану . Будто ему своих уродов мало. До конца недели вряд ли вернётся. Без него Пожиратели не решатся их убить. По крайней мере, Гарри Поттера.

— Где их держат?

— В подвале лондонского дома Лестрейнджей.

— Разумеется. Беллатрикс не упустит своего шанса.

— Мы будем что-то делать?

— Что??? Атаковать штаб-квартиру Тёмного Лорда? Ты готов положить остатки Ордена в бессмысленной попытке освободить двух глупых мальчишек, возомнивших себя неуязвимыми?

— У нас почти не осталось ингредиентов для зелий, нечем лечить раненых, не на чём обучать новичков. Всё это есть у нейтралов, но всё стоит денег. У Волдеморта с деньгами проблем нет, запасы Лестрейнджей, Малфоев и Розье поистине бездонны, — заметил тихо вошедший в комнату темнокожий мужчина. Довольно крупный, он двигался удивительно бесшумно и грациозно, напоминая хитрого и опасного дикого зверя. — Мальчики всего лишь хотели помочь.

— И не нашли ничего умнее, как отправиться в Гринготтс, — недовольно буркнул Аберфорт. — Лучше бы поместье Малфоев попробовали обчистить, это было бы не в пример легче.

— А почему не Лестрейнджей? Они богаче, — спросил третий собеседник.

— Потому что там защиты ставил Родольфус Лестрейндж. И поверь, мальчик, они мало чем уступают защитам Гринготтса. А в чём-то, возможно, и превосходят.

— Ага, особенно в спальне, — хмыкнул темнокожий.

— Кингсли, не повторяй глупые сплетни, — поморщился Аберфорт Дамблдор. — Лучше подумай, что мы можем сделать. Потеря Гарри Поттера приведёт к отчаянию, люди утратят веру в победу, и тогда войну можно считать оконченной.

За дверью послышались быстрые шаги и в комнату влетела взволнованная девушка.

— Аберфорт, это правда?

— К сожалению, да, Гермиона.

— Почему же вы все тут сидите и просто разговариваете? Надо что-то делать! Гарри и Рон не сидели бы вот так, если б кто-то из вас попал в руки Пожирателей. Они бы думали, как вас освободить.

— А чем же мы тут занимаемся, глупая девчонка?

При этих словах Кингсли снова неопределённо хмыкнул.

— И что вы предлагаете? Какие идеи?

— Найджел, например, предлагает брать штурмом поместье Лестрейнджей. Как далеко ты рассчитываешь продвинуться, Найджел? До второй ступени крыльца, и то если очень повезёт?

— У нас есть там свой человек. Правда, он не решается на что-то серьёзное, только передаёт информацию, но, думаю, мы сможем уговорить его буквально на минуту нейтрализовать защитные чары и открыть дверь…

— Нет уже у нас там своего человека, — мгновенно помрачнев, перебил Найджела Кингсли. — Собственно, это я и пришёл сообщить. Да и не помог бы он ничем. Что за глупость, Найджел — на минутку снять чары. Не ожидал от тебя.

Волшебники замолчали. Гермиона беспомощно переводила взгляд с одного на другого и, не выдержав, закричала:

— Но сделайте же хоть что-то! Должен же быть какой-то выход! Должен!!!

Аберфорт задумчиво погладил бороду.

— Найджел, пришли Невилла и смени часовых, им пора отдохнуть.

Найджел, кивнув, вышел. Спустя несколько минут примчался Невилл Лонгботтом.

— Это правда, — не дожидаясь вопросов, рявкнул Аберфорт. —И рисковать силами Ордена мы не будем, да и бессмысленно вступать в открытый бой на их территории. Надо действовать умом и хитростью.

— Думаешь перехитрить Беллатрикс? — недоверчиво спросил Кингсли. — И поручаешь это детям?

При упоминании Беллатрикс кулаки Невилла непроизвольно сжались, а лицо исказила ненависть.

— Нет, с Беллатрикс связываться нельзя, её нам не одолеть. У неё нет слабых мест, — покачал головой Аберфорт. — А вот Родольфус…

Старик взглянул на Невилла.

— Сынок, я знаю, что ты чувствуешь. И если не сможешь сдержаться, эту идею придётся оставить. Одна Гермиона не справится, а в помощь ей сейчас никого, кроме тебя, я выделить не могу.

Кулаки Невилла медленно разжались.

— Я справлюсь, — глухо произнёс он. — Ради Гарри, ради нашей победы, ради того, чтоб мама с папой страдали не зря, я справлюсь.

— Вот и хорошо, — кивнул Аберфорт. — Итак, Родольфус, нынешний глава дома Лестрейнджей. Что вы знаете о нём?

— Такой же сумасшедший маньяк, как его жена, — с ненавистью выдохнул Невилл.

— А ещё?

Невилл пожал плечами.

— Владеет практически всеми известными боевыми заклятиями, создал парочку своих, довольно мощных и сложных в отражении, отлично управляет магией звука, легко выстраивает сильные защитные чары, — перечислил Кингсли. — Никогда не берёт пленных.

Невилл и Гермиона переглянулись.

— В юности Родольфус столкнулся с несправедливой, бессмысленной жестокостью, — задумчиво произнёс Аберфорт. — Это ожесточило его самого. Он умён, талантлив, бесстрашен, неподкупен и фанатично предан…

— Тёмному Лорду, — нетерпеливо перебила Гермиона. — Как и Беллатрикс. Но что нам с этого всего?

— … своей семье, — не обращая на неё внимания, закончил Аберфот. — И всегда держит слово, кому бы его ни давал.

Кингсли прищурился и понимающе кивнул.

— Значит, мы должны вынудить Родольфуса дать слово освободить Гарри и Рона? — спросила Гермиона.

— Интересно, как мы это сделаем, разве что под Империусом? — буркнул Невилл.

— Он довольно успешно противостоит Империусу, — заметил Кингсли. — Семье Лестрейнджей больше тысячи лет, там своя родовая магия, там сила поколений предков, которые помогают главе рода, там мощные амулеты, которые в чужих руках будут бесполезными игрушками…

— Не запугивай их, Кингсли, — прервал его Аберфорт. — — Да, Гермиона, ты всё поняла правильно, вынудите Родольфуса дать слово не причинять вам вреда и помочь освободить наших друзей. Сам он их освобождать не будет, это ваша задача.

— Но как, как??? — снова закричал Невилл.

— Вы сказали, он фанатично предан своей семье. Его семья — это Беллатрикс и…

— Рабастан Лестрейндж, его младший брат. Беллу не трогайте, она вам не по зубам. А вот Рабастан — вполне. В отличие от Родольфуса, Рабастан легкомысленный, поверхностный, слабый. Он всю жизнь привык чувствовать себя за спиной брата, в нём нет собранности и настороженности Родольфуса, с ним вы легко справитесь.

— Думаете, Родольфус будет нам помогать, чтобы спасти брата? — недоверчиво уточнила Гермиона.

— Я не могу точно сказать, что у Родольфуса в голове, — он, кстати, довольно сильный окклюмент. Не такой сильный, как Беллатрикс, но тем не менее. Но если он остался хоть немного таким, каким я знал его когда-то, думаю, что да.

Аберфорт снова повернулся к Невиллу.

— Невилл, ещё раз прошу тебя хорошо взвесить свои силы. Если ты не выдержишь…

— Я выдержу, — пообещал Невилл. — Лестрейнджи мне за всё ответят. Но не в этот раз. Сейчас главное — спасти Гарри и Рона.

Аберфорт кивнул.

— Рабастан болтается по барам и притонам, не чурается и маггловских, — перехватил нить беседы Кингсли. — Часто возвращается под утро навеселе. Сделайте так, чтобы Родольфус видел, что брату угрожает реальная опасность, но не перестарайтесь. Если он решит, что брату уже не помочь, он уничтожит вас, его и себя. У него хватит на это сил. Невилл, слышишь?

— Да слышу, — зло бросил Лонгботтом.- Я понял. Главное, чтоб сработало. Эти Пожиратели трусы и не думают ни о чём, кроме собственной шкуры.

— Недооценивать противника глупо, — осадил парня Кингсли. — Можешь считать Родольфуса маньяком, психопатом, фанатиком, но не трусом. Я видел, как он защищал Беллу и Рабастана, когда мы их брали. Он не трус. И Аберфорт прав — он фанатично предан семье. В этом его слабость. Сыграйте на ней. Удачи, ребята.

— Вот он, — кивнул Невилл. — Лондонский дом Лестрейнджей.

Гермиона окинула оценивающим взглядом огромное, и в тоже время изящное здание. Хотя думала она о том, как им проникнуть внутрь, удастся ли заставить Родольфуса им помочь, живы ли Гарри и Рон, взгляд невольно отметил затейливую резьбу фронтонов, изящные канефоры и дезюдепорты, стрельчатые окна, кое-где украшенные витражами. «Надо же, — подумала девушка, — какой контраст между домом и делами, которые в нём творятся».

— Я приходил сюда как-то, — продолжал Невилл, — когда Лестрейнджи ещё были в Азкабане. Авроры здесь хорошо поработали, не думал, что этим гадам удастся его восстановить.

— А зачем ты сюда приходил? — рассеяно поинтересовалась Гермиона.

— Хотел понять, что за людьми надо быть, чтобы сотворить то, что они сделали с моими родителями. Но там всё было перевёрнуто вверх дном, разбросано. Я ничего не понял, мне здесь было плохо. Я не говорил бабушке, что ходил сюда, она имена Лестрейнджей до сих пор слышать не может.

— Что там внутри?

— Как заходишь, холл, мраморная лестница ведёт наверх. Я поднялся до середины второго пролёта, оттуда были видны комнаты. Дом будто чуял, что я ненавижу хозяев и отвечал мне тем же.

Невилл замолчал. Гермиона с сочувствием взглянула на него.

— А если Рабастан аппарирует? — сменил тему парень.

— Навряд ли решится в пьяном виде.

— Или вернётся через камин?

— Из маггловского бара?

— А если…

— Невилл, хватит. Будем решать проблемы по мере их поступления. Лестрейнджи много лет просидели в Азкабане, им наверняка нравится просто ходить по земле, ощущать, что они могут это сделать, что они свободны. Поэтому я думаю, что он придёт пешком.

— Беллатрикс прекрасно аппарирует.

— Беллатрикс — другое дело. Давай не будем гадать заранее, просто ждём.

Часа через полтора возле дома появился высокий плотный человек. Пройдя мимо ребят, вжавшихся в стену, он небрежно взмахнул рукой и прошёл через гостеприимно распахнувшиеся двери.

— Родольфус, — прошептала Гермиона. — Видишь, он ходит пешком.

На третьем этаже зажглось окно.

— С той стороны окна тёмные. Значит, он в доме один. Ну, не считая тех, кто сторожит в подвале.

— Думаешь, там есть живая охрана?

— Да, Найджел говорил, что Родольфус обошёлся бы только заклинаниями, он не любит чужих людей в доме, но Волдеморт и Беллатрикс настояли на присутствии оборотней.

— Он что, не хозяин в собственном доме?

— Он сделает всё, что скажет Беллатрикс. Да и хотел бы я видеть, как он станет возражать Тёмному Лорду.

— Смотри!

В конце переулка показался ещё один человек. Он брёл, покачиваясь и что-то бормоча. Потом остановился и задрал голову.

— Так, братец дома. Значит, не миновать очередной лекции о безопасности, осторожности и ценности моей бренной жизни.

Внезапно вынырнувшая из воздуха рука обхватила его за горло. Рабастан почувствовал прикосновение холодного лезвия к шее.

— Что за…

— Тихо. А то останешься без головы. Брат расстроится.

Рабастан скосил глаза. Лезвие плотнее прижалось к шее, острие ножа болезненно кольнуло кожу. Невилл сунул руку в карман его мантии и вытащил волшебную палочку.

— Где Беллатрикс? — этот голос, к удивлению мгновенно протрезвевшего Рабастана, был девичьим.

— Отбыла в Кантабрию к Тёмному Лорду, — машинально ответил он. — На переговоры. Лорд счёл, что её присутствие поддержит его позицию, и вызвал в срочном порядке.

-Прекрасно. А теперь медленно идём к дому, не делаем резких движений, не производим лишних звуков.

Рука исчезла, но лезвие ножа по-прежнему неприятно холодило шею. Рабастан, медленно переставляя негнущиеся ноги, подошёл к двери.

— Вы можете сейчас войти вместе со мной благодаря магии крови, но что вы будете делать дальше? Думаете, Родольфус не почувствует незваных гостей или ему нечем вас встретить? — негромко произнёс он. — Не знаю, что вам нужно, но вряд ли вы это здесь получите. Ребята, у вас последний шанс тихо исчезнуть. Я даже ничего не скажу брату. Сделаем вид, что этого происшествия не было, и забудем друг о друге.

Невилл нажал сильнее. Нож проколол кожу. Рабастан почувствовал, как по шее потекла струйка крови. Замолчав, он сделал тот же жест, что и Родольфус перед ним. Дверь распахнулась. Невилл втолкнул пленника, вошёл следом, поправив мантию-невидимку так, чтобы она скрывала их обоих, и неслышно отступил в сторону. Гермиона, напротив, выскользнула из-под мантии и двинулась к лестнице.

Она поднялась на несколько ступенек, кожей чувствуя холодную, враждебную атмосферу дома.

— Так-так-так, — раздался насмешливый голос над головой. — У нас гостья, и совсем не похожая на тех, кто обычно приходит с моим братом. Чем обязан визиту столь очаровательной мадмуазель и где же Рабастан? Без него вы бы не вошли.

На пролёте второго этажа, сунув руки в карманы, стоял высокий плотный мужчина. Если бы Гермиона вместе с Гарри заглянула в Омут памяти Дамблдора, она узнала бы в нём одного из четверых волшебников, которых судили за пытки четы Лонгботтомов. А может, и нет. Конечно, он изменился. Стал старше, в тёмно-каштановых волосах добавилось седины, лоб прорезало несколько морщин, в уголках рта залегла жёсткая складка. Но главное — изменились его глаза. Сейчас они не были пустыми. Вопреки насмешливой улыбке и язвительному тону, взгляд слегка прищуренных карих глаз оставался жёстким и сосредоточенным.

— Я хочу, чтобы вы помогли мне освободить моих друзей, мистер Лестрейндж, — глядя в глаза волшебника, произнесла Гермиона, гадая, когда же он успел спуститься.

Лестрейндж изумлённо приподнял бровь.

— Вот так сразу? Я даже не знаю вашего имени, не говоря уж о том, кто ваши друзья. Хотя… — он сделал вид, что задумался. — Учитывая, что сейчас здесь находится не так много людей, нуждающихся в освобождении, рискну предположить, что вы говорите о Гарри Поттере и его приятеле. Уизли, кажется? Тогда вы наверняка мисс Гермиона Грейнджер. Я прав?

Гермиона кивнула. Лестрейндж оценивающе взглянул на неё и быстро оглядел холл.

"Пытается понять, где его брат", — поняла девушка.

— А почему вы решили, что я буду вам помогать? — тем же насмешливым тоном поинтересовался хозяин, хотя в его глазах мелькнуло беспокойство.

— Посмотри сюда! — рявкнул Невилл, отбрасывая мантию-невидимку.

Родольфус перевёл взгляд и улыбка сползла с его лица, глаза расширились, взгляд застыл на струйке крови, стекающей по шее Рабастана. Сомнения Гермионы мгновенно улетучились. Она поняла, что Аберфорт Дамблдор не ошибся.

— Узнаёшь меня, Лестрейндж? Смотри, твой братец у меня в руках. Хочешь получить его целиком или голову отдельно?

— Невилл, ослабь хватку и не дави ножом так сильно, — спокойно произнёс Родольфус.

— Ты не понял, да? — взвился Лонгботтом. — Ты здесь больше не указываешь. Хочешь чего -то — проси вежливо, а я подумаю.

Лицо Родольфуса передёрнулось, в глазах появилось странное выражение.

— Невилл, ПОЖАЛУЙСТА, — было видно, что это даётся ему нелегко, очевидно, он не привык просить. Гермиона подумала, что вряд ли он стал бы делать это для себя и ещё раз мысленно поблагодарила Кингсли и Аберфорта за точный психологический портрет Лестрейнджа-старшего, — ослабь хватку и не дави ножом так сильно, ты или задушишь моего брата или перережешь ему горло. После этого, боюсь, наш разговор примет несколько иное, не столь нужное нам всем направление.

«А он не такой податливый, как мы решили», — пронеслось в голове Гермионы.

— Мои родители тоже просили тебя о пощаде? Тоже просили не давить так сильно и ослабить заклятия? Ты их слушал? — Невилл сильнее сдавил горло пленника. Тот захрипел, лицо его покраснело, глаза полезли из орбит. Нож плотнее прижался к шее, струйка крови потекла быстрее. Родольфус выхватил палочку.

«Если он решит, что брату уже не помочь, он уничтожит вас, его и себя», — вспомнила Грейнджер и отчаянно закричала:

— Невилл! Вспомни, зачем мы здесь!

Невилл тяжело дышал, глядя на Родольфуса. Тот не отводил взгляда. Палочка в его руках слегка подрагивала, заклятие было готово сорваться с губ. Наконец, парень ослабил хватку и слегка отвёл руку с ножом. Рабастан судорожно втянул воздух. Лезвие по-прежнему касалось шеи пленника, грозя в любую секунду перерезать сонную артерию, но больше не вспарывало кожу. Родольфус опустил палочку.

— Итак, вы хотите, чтобы я помог вам освободить пленников? — произнёс он почти спокойно, волнение выдавала лишь лёгкая осиплость голоса.

— Освободить пленников и выбраться из вашего дома, не причинять нам вреда, никому о нас не рассказывать, — выпалила Гермиона.

— Насчёт не рассказывать — не обещаю, боюсь, когда всё закончится, придётся рассказать, остальное вполне приемлемо, — кивнул Родольфус.

Рабастан дёрнулся. Невилл предостерегающе встряхнул его. Родольфус, глядя на брата, покачал головой. Рабастан опустил голову и затих.

— Дайте слово, — потребовала Гермиона.

— Даже так? -усмехнулся хозяин. — Хорошо. Даю слово Родольфуса Лестрейнджа. Теперь ваша очередь.

— Невилл, отпусти Рабастана, — кивнула Гермиона.

Лонгботтом медлил.

— Я ему не верю, — пробормотал он, но всё же спрятал нож и толкнул пленника вперёд.

По инерции пробежав несколько шагов Рабастан стал оседать, но коснуться пола не успел. Одним неуловимым текучим движением Родольфус оказался рядом и, подхватив брата, осторожно усадил его в кресло.

— Роди, прости, — простонал тот.

— Всё хорошо, Басти, — прошептал Родольфус. — Всё хорошо.

Не обращая внимания на ребят, он прикоснулся палочкой к порезу на шее брата и негромко произёс :

-«Вулнера Санентур».

Порез тут же перестал кровоточить и затянулся. Рабастан благодарно улыбнулся. Родольфус улыбнулся в ответ, провёл тыльной стороной ладони по щеке брата и снова взмахнул палочкой:

— Сонсопайро!

Голова Рабастана опустилась на грудь, мужчина негромко захрапел. Родольфус поднял палочку в третий раз:

— Обливиэйт!

— Что вы делаете? — спросила Гермиона.

— Спасаю брата от обвинений в соучастии, иначе всё это будет совершенно бессмысленно, — не оборачиваясь, ответил Родольфус, легонько стиснув плечо брата. — Так, теперь вы.

Развернувшись, он взмахнул палочкой.

— Экспелли… — мгновенно среагировал Невилл, но закончить заклинания не успел.

— Силенцио, — перебил Лестрейндж. Невилл умолк на полуслове, беспомощно открывая и закрывая рот. — Какой, к чёрту, экспеллиармус? Весь дом на уши поднять? Ваш человек наверняка сообщил вам, что в подвале ваших друзей сторожит шайка оборотней.

— Вы знали о нём? — поразилась Гермиона.

— Конечно, — усмехнулся Родольфус. — Так забавно было наблюдать за этим идиотом, тешившим себя мыслью, что ему удалось меня обмануть. Умер счастливым, до конца оставаясь в неведении.

— Вы его убили?

— Мне нет необходимости выполнять грязную работу своими руками, — хозяин брезгливо поморщился.

Невилл замычал, с ненавистью глядя на Лестрейнджа.

— Вы выдали его оборотням? — продолжала допытываться девушка.

— Мадмуазель, у меня не так много развлечений, чтобы от них отказываться. Этот идиот решил заодно и подзаработать. Пока таскал деньги по мелочи, всё было нормально. Я молчал, денег много, с меня не убудет, опять же, забавно было наблюдать, как растёт самомнение ничтожного человечка, а вместе с ним и его наглость. Это его в итоге и погубило. Решил стащить семейную реликвию, а такие вещи чужим в руки не даются, особенно идиотам. Сгорел на месте, даже понять ничего не успел. Так что, мадмуазель, скажите вашему другу, чтоб ничего здесь не трогал.

Невилл в бешенстве схвалил Родольфуса за плечо и развернул к себе. Тот брезгливо стряхнул его руку.

— Меня тоже трогать не надо. — Тон хозяина был спокойным, но в нём явственно прорезались угрожающие нотки.

— Вы дали слово, — напомнила Гермиона.

— К сожалению, да. С вашего позволения, я всё-таки закончу. Вреда вам это не причинит, но в доме будете чувствовать себя лучше. Сейчас вам ведь наверняка не очень уютно? — Родольфус снова взмахнул палочкой и что-то негромко произнёс. Слов Гермиона не разобрала. Очевидно, что-то из личных заклинаний, о которых говорил Кингсли.

И правда, после этого в атмосфере дома что-то изменилось. Стало теплее, Гермиона больше не чувствовала враждебности и угрозы, хотя понимала, что не стоит расслабляться.

— Ну вот, так гораздо лучше. Поднимайтесь за мной, не стоит вот так столбеть посреди холла, я не жду гостей, но мало ли кого принесёт.

Родольфус, не оглядываясь, зашагал вверх. Невилл и Гермиона тронулись за ним.

— У вас есть Болтливое Зелье? — спросила девушка. — Невиллу нужно вернуть голос.

— Вы уверены? По-моему, так гораздо лучше.

— Да, уверена, — Гермиона едва успела схватить за руку Невилла, кинувшегося на Родольфуса. — И перестаньте его провоцировать.

— Это я его провоцирую?

— Вы знаете, у него есть причина ненавидеть вас, вашего брата и вашу жену.

— У всех нас есть причины ненавидеть друг друга, — заметил Лестрейндж, затем толкнул дубовую дверь, украшенную затейливой резьбой.

— Проходите.

Гермиона шагнула через порог и замерла в восхищении. Хозяин привёл их в библиотеку. Книжные шкафы, тянувшиеся до потолка, ломились от книг — от древних фолиантов до современных изданий. Родольфус усмехнулся, довольный произведённым впечатлением.

— Приятно принимать людей, способных оценить эти сокровища. К сожалению, таких немного. Располагайтесь, — он махнул рукой в сторону роскошных кожаных диванчиков, стоявших в простенках между шкафами. — Я займусь зельем. Браш!

Под негромкий щелчок пальцев перед ними материализовался домашний эльф. Гермиона, выступавшая против рабства, неодобрительно взглянула на Родольфуса.

— Принеси мяту, медовую воду, чемерицу и мандрагору.

Эльф кивнул и исчез, вернувшись через несколько секунд, молча выложил перед Родольфусом все ингредиенты, поклонился и замер, ожидая дальнейших распоряжений.

— Что там наши гости?

— Сидят в подвале. Сожрали все запасы сырого мяса,. Их предводитель рвётся шастать по дому. Я запретил.

— Ну почему же, пусть идёт, если хочет. Один уже шастал. Я их предупредил, остальное — не моя забота. А что пленники?

— Тоже сидят. Я отнёс им укрепляющее зелье, как вы приказали. Поттер в порядке, его друг до сих пор слаб, но его состояние улучшилось по сравнению с тем, что было после визитов хозяйки.

При упоминании укрепляющего зелья Гермиона удивлённо взглянула на Родольфуса. Лестрейндж слегка смутился.

— Хорошо, я понял. Иди.

Эльф снова поклонился и исчез.

— Сами займётесь зельем или доверите мне, мисс Грейнджер?

Невилл, мыча, замотал головой, схватил со стола флакон с медовой водой и ткнул в руки Гермионе.

— Да, пожалуй, лучше вы, я не настолько силён в зельеварении.

— Может, вам лучше пока сходить за нашими друзьями? — спросила девушка.

Родольфус покачал головой.

— Мисс Грейнджер, я, конечно, могу пойти один, но даже моих сил может не хватить, чтобы справиться с шестью оборотнями. Я проведу вас и попробую заговорить им зубы, а дальше ваша забота.

— Может, им что-то подсыпать в еду?

— Не советую. У Фенрира очень тонкий нюх, учует сразу.

— Хорошо, тогда сразу после того, как Невилл выпьет зелье.

— Да, так будет лучше.

Родольфус опустился в кресло у камина.

— Мисс Грейнджер, могу я поинтересоваться, кто надоумил вас апеллировать к моим родственным чувствам?

— Аберфорт Дамблдор, — ответила Гермиона, подумав, что никакого вреда Аберфорту эта информация не принесёт, зато позволит втянуть Лестрейнджа в разговор и, может быть, узнать что-то полезное.

— Ну да, ну да, — Родольфус усмехнулся. — Не было случая, чтобы я не пожалел о своей откровенности с кем бы то ни было.

— Мистер Лестрейндж, а могу я вас спросить, — не отрываясь от помешивания котла, обратилась к нему Гермиона. Родольфус вопросительно приподнял бровь. Сочтя это приглашением к продолжению разговора, девушка поинтересовалась

— Почему вы не заручились никакими гарантиями?

— А зачем? — пожал плечами Родольфус. — Что мне дадут ваши гарантии? Трата времени и сотрясение воздуха.

— Наше слово значит ничуть не меньше вашего, — уязвлённо заметила Гермиона.

— О, да, — с горечью бросил Родольфус. — Когда-то мне предоставили все мыслимые и немыслимые гарантии безопасности, кроме разве что Нерушимого обета, но к нему обстановка не располагала.

— И что? — спросила Гермиона, уже догадываясь о том, что услышит.

Родольфус молча отвернул воротник рубашки. Гермиона вздрогнула, увидев жуткое сплетение уродливых сине-багровых шрамов.

— Конфринго в упор. Отца разнесло в клочья. Я выжил. Чудом. С тех пор никаких гарантий не спрашиваю и в разговоры с аврорами и их приспешниками не вступаю. Разве что с вами пришлось, спасибо Аберфорту и Басти. На Беллу, небось, советовал не замахиваться?

Гермиона кивнула. Лестрейндж хмыкнул, откинулся в кресле и закрыл глаза.

«В юности Родольфус столкнулся с несправедливой, бессмысленной жестокостью. Это ожесточило и его самого,» — вспомнила девушка слова Аберфорта. Теперь она понимала, о чём говорил брат Дамблдора.

Девятнадцатилетний Родольфус загнанно метался по заброшенному зданию, в которое их загнали авроры. Его отец на корточках сидел у стены, зажимая руками страшную рану на животе.

— Я найду выход, отец, найду, обязательно. Только не умирай, пожалуйста, не умирай…

Камины были заблокированы. Аппарирование перекрыто. Из каждой дыры летели заклинания. Родольфус огрызался в ответ, в глубине души понимая, что это бесполезно.

— Родольфус, — тихо позвал Лестрейндж-старший. Юноша бросился к нему.

— Да, папа.

— Послушай меня… Нам отсюда не вырваться... Подпусти их поближе и обрушь здесь всё… Используй Скипилапсус БиМаксима…

— Папа! — по лицу Родольфуса текли слёзы, но он их не чувствовал, как не чувствовал ни страха, ни боли от ран, ни усталости многочасового боя.

— Прости, сынок. Не верь им. Не сдавайся. Сделай, как я сказал. У мамы останется Басти.

Родольфус кивнул. Корвус VI Лестрейндж потратил слишком много сил на этот разговор. Тело его обмякло, и только слабое подрагивание губ говорило, что он ещё жив.

Родольфус всхлипнул, машинально вытер лицо и занялся заклинанием. Стало тихо. Потом в тишине послышались шаги.

— Эй, крысёныш, ты там ещё не сдох в своей норе? — спросил грубый мужской голос.

Родольфус забормотал быстрее. Шаги приблизились. Пятеро мужчин и одна женщина с отвращением разглядывали юношу. За их спинами что-то оглушительно треснуло. Авроры обернулись. Одного взгляда им хватило, чтобы понять, что сейчас произойдёт. Четверо выхватили палочки. Родольфус зло, истерично засмеялся. Поздно! Заклятие набирает силу, единственный, кто может его остановить, это он сам. А он не будет этого делать.

Предводитель авроров сделал шаг вперёд.

— Родольфус, остановись.

Юноша не обратил на него внимания.

— Родольфус, тебе всего девятнадцать лет. Тебе рано умирать. Ты не успел сделать ничего непоправимого, ты ещё можешь изменить свою жизнь.

— В Азкабане, да? — крикнул Лестрейндж, бросив очередной взгляд на отца. Кажется, ещё дышит.

— Дома, Родольфус. Мы отпускаем тебя. Забирай отца, он слишком тяжело ранен, чтобы создавать нам проблемы в будущем, даже если выживет, и уходи.

— Идите к чёрту! Я вам не верю!

— Подумай о маме, Родольфус. Она не переживёт потери мужа и старшего сына. А из Рабастана сделают пушечное мясо, бросят в сражение, и он погибнет в первом же бою. Ты ведь знаешь, в отличие от тебя, твой брат слаб. Ваш род прервётся, Родольфус. Семья с тысячелетней историей исчезнет. Подумай, какая это будет потеря для волшебного мира. Подумай о маме. Бери отца и уходи, мама ждёт вас.

— Почему я должен вам верить?

— Я не могу заставить тебя поверить, но я гарантирую жизнь тебе и твоему отцу, если ты сейчас уйдёшь. Слово аврора. Сними чары, мы разблокируем аппарирование, и ты уйдёшь домой. Вместе с отцом.

Лестрейндж оглянулся на отца. Тот всё так же сидел у стены, лицо было синевато-бледным, губы бескровными, но грудь едва заметно поднималась. Он был ещё жив. Юноша снова взглянул на аврора. Аврор ответил ему взглядом, полным искреннего сочувствия.

Сглотнув, Родольфус взмахнул палочкой. Треск за спиной авроров утих. Никто из них не шевельнулся. Все смотрели на него.

Опустившись перед отцом на колени, он закинул его руку себе за шею и с трудом поднялся, пытаясь удержать тяжелое неподвижное тело.

— Всё хорошо, папа. Сейчас мы будем до…

— Конфринго!

Мир взорвался ало-багровым пламенем, волна боли накрыла Родольфуса, наступила темнота…

-Мистер Лестрейндж!

Голос Гермионы выдернул Родольфуса из воспоминаний.

— Да, мадмуазель?

— Я могу посмотреть книги, пока зелье остывает?

— Да, конечно. За исключением вон той секции, там довольно опасные издания, которые не терпят чужих рук.

Конечно, именно эти книги Гермиона посмотрела бы в первую очередь и с особым удовольствием, но решила не пренебрегать предупреждением Родольфуса. На самом деле, ей и книги не очень-то хотелось смотреть, она просто испугалась отрешённо-застывшего выражения лица Лестрейнджа и позвала его, толком не придумав, зачем.

Однако, подойдя к полкам, она забыла обо всём на свете. Библиотека Лестрейнджей ничем не уступала, а в чём-то даже превосходила библиотеку Хогвартса. Больше всего было книг по разным аспектам Тёмной магии (что нисколько не удивило Грейнджер) и, как ни странно, книг по искусству. Эти книги были самыми новыми, похоже, их собирал нынешний хозяин дома. Кроме того, на глаза донельзя удивлённой Гермионе попалось несколько полок с маггловскими изданиями по физике и биологии.

"А это ему зачем? Трофеи, что ли? Натащил из домов убитых им магглов?" — никаких других вариантов ей в голову не пришло.

Тут её внимание привлекло издание в дорогом кожаном футляре.

— Ух ты! Мама мечтала о таком альбоме, но для нас это было слишком дорого.

Гермиона достала роскошный том. Родольфус немного нахмурился, увидев, что за книга у неё в руках. «Сам сказал, что можно всё, кроме той секции», — злорадно подумала девочка.

— Дольф, ты здесь? — донеслось из коридора.

Не узнать голос Беллатрикс было невозможно.

Невилл вскочил, Гермиона застыла с книгой в руках.

— Да, Белла, — ответил Родольфус и шагнул к двери, прошипев ребятам: — Прячьтесь! Быстро!

Гермиона бросила книгу на стол, выхватила из кармана Невилла мантию-невидимку и едва успела накрыть накинуть её на себя и Лонгботтома, как в дверях показалась Беллатрикс.

Глава 5

— Здравствуй, Белла. С возвращением, рад тебя видеть, — с этими словами Родольфус остановился в дверях, не позволяя ей войти в комнату.

— Так, может, сдвинешься и дашь мне пройти?

Бросив быстрый взгляд за спину, Лестрейндж убедился, что Гермиона и Невилл спрятались, после чего отошёл, освобождая Белле проход.

— Твой братец сегодня набрался так, что заснул на лестнице. Ты намерен что-то с этим делать или будешь и дальше ему потакать? Может, мне этим заняться? Бросит пить раз и навсегда.

Не отвечая, Лестрейндж щёлкнул пальцами.

— Браш, возьми Грэйти, перенесите моего брата в его комнату и уложите спать.

Домашний эльф поклонился Белле, кивнул и кинулся выполнять задание.

— Что это за запах? Духи??? Рабастан приводит своих шлюх СЮДА???

— Не думаю, — пожал плечами Родольфус, проигнорировав первую часть вопроса. Гермиона растерянно зажала рот руками. «Неужели такой сильный запах? Что я наделала? Навряд ли Родольфус скажет, что он сам сюда кого-то приводил, да и не поверит она, все знают, что для него не существует других женщин…»

— А это что? Мерлина ради, Болтливое Зелье тебе зачем???

— Хотел подлить его оборотням Фенрира и посмотреть, станут они нести большую чушь, чем сейчас, или это уже невозможно, — спокойно ответил Лестрейндж.

Беллатрикс воззрилась на него.

— Тебе что, совсем заняться нечем, с ума сходишь от безделья? Мы с Повелителем объездили пол-Европы, вербуя новых сторонников, а что сделал ты?

— Дал денег для них, — так же спокойно ответил Родольфус, недовольно поморщившись при словах «мы с Повелителем».

— Денег! И это всё, на что ты способен во имя нашего дела?

— Белла, не забывай, что я ещё год провёл в Азкабане. Вернуться туда второй раз было очень болезненно, могу тебя уверить.

При этих словах Невилл злорадно ухмыльнулся.

— Для чего Наш Лорд вытащил тебя оттуда? Чтобы ты оборотням Болтливое Зелье подливал? Участвовать в боях ты не можешь — ты ещё не восстановился после Азкабана и заклятий, которые получил от школьников. Долохов восстановился, Крэбб восстановился, Нотт восстановился, Руквуд восстановился, а ты — нет.

— Руквуд участвует в боях? — удивлённо поднял брови Лестрейндж. — Он же немногим моложе моего отца.

— Не паясничай! Твой отец был настоящим Пожирателем, всей душой преданным Повелителю! Ты, к сожалению, не в него. Допрашивать пленных тебе не позволяет тонкая душевная организация. Раньше позволяла, а сейчас — нет. И не думай, что я не знаю про Укрепляющее зелье!

— О тебе заботился. Ты убьёшь пленных раньше, чем они перестанут быть нужны Тёмному Лорду, он будет недоволен, — тихо произнёс Родольфус.

«Каково ему выдерживать весь этот скандал, зная, что тут находимся мы, — подумала Гермиона. Невилл всё так же злорадно ухмылялся. — Пожалуй, хорошо, что Невилл ещё не выпил зелье, ляпнул бы что-то, когда она уйдёт, наконец».

— Как, как, как меня угораздило выйти за тебя замуж?

— Я скучал, Белла. Очень скучал. Как прошла поездка?

— Прекрасно! Повелитель был очень убедителен!

«А уж мои деньги насколько были убедительны», — подумал Лестрейндж, но подливать масло в огонь не стал.

— Оханкану такие же тупые уроды, как и все великаны, но абизу… — Беллатрикс восторженно захохотала. — Удивительная магия! Позволяет разить болезнями целые народы. Если, конечно, хорошо… Так, А ЭТО ЧТО???

Беллатрикс с отвращением указывала на книгу, оставленную Гермионой на столе.

— Маггловская книжонка? Здесь? Ты опять за своё??? Ах, ну, конечно, — она раскрыла книгу и издевательским тоном прочла «Родольфусу от Алисы в день рождения с наилучшими пожеланиями». Что ещё могла тебе подарить эта предательница крови? Ты скажешь хоть что-то?

Лестрейндж отрицательно качнул головой.

— Инсендио! — взвизгнула Белла, взмахнув палочкой. Книга вспыхнула.

Родольфус с непроницаемым лицом смотрел на кучку пепла на столе. Невилл, открыв рот, переводил взгляд со сгоревшей книги на Родольфуса, а с него на Беллатрикс.

«Алиса! Она что, говорит о матери Невилла? Мать Невилла когда-то дарила Родольфусу книгу, причём маггловскую? Ничего себе!»

— Избавься от всех маггловских книг, или я сама сожгу этот хлам, не перебирая!

Беллатрикс Лестрейндж направилась к двери.

— Белла, ты что-то хотела мне сказать, помимо того, что Рабастан заснул на лестнице?

— Завтра утром Повелитель убьёт мальчишку. Проследи, чтобы всё было готово. Уизли скормим Нагайне, может, живьём. Смеху будет.

С этими словами женщина вышла.

— Не сомневаюсь, — пробормотал Родольфус ей вслед, запер дверь и вернулся в кресло.

Глава 6

Гермиона сбросила мантию.

— Извините за довольно безобразную сцену, — сказал Лестрейндж, избегая встречаться с ней взглядом .

— Извините за книгу. Я не думала, что так выйдет.

— Не извиняйтесь, рано или поздно это должно было случиться.

— Мистер Лестрейндж, но почему вы позволяете…

— Мадмуазель, наша договорённость не включает обсуждение моей частной жизни, даже если вам не посчастливилось стать свидетелями её отдельных сцен, — резко оборвал Гермиону Родольфус.

— Любовь слепа и нас лишает глаз… — пробормотала девушка.-

— … не вижу я того, что вижу ясно.

Я видел красоту, но каждый раз

Понять не мог, что дурно, что прекрасно, — кивнул Родольфус.

Гермиона изумлённо взглянула на него

— И если взгляды сердце завели

И якорь бросили в такие воды,

Где многие проходят корабли, -

Зачем ему ты не даешь свободы? — прочла она следующие строки.

— Как сердцу моему проезжий двор

Казаться мог усадьбою счастливой?

Но все, что видел, отрицал мой взор,

Подкрашивая правдой облик лживый, — с горечью продолжил Лестрейндж.

— Правдивый свет мне заменила тьма,

И ложь меня объяла, как чума, — вздохнув, завершил он строфу.

Невилл смотрел на них удивлённым взглядом, красноречиво говорившим без слов «вы оба спятили!».

Родольфус налил бокал вина и отсалютовал Гермионе.

«Господи, не хватало только, чтобы он напился сейчас. Хотя после такой сцены, да ещё и при свидетелях, я бы не удивилась».

— Это же Шекспир, мистер Лестрейндж, — произнесла она вслух. — Вы… вы знаете Шекспира?

— А что, я произвожу впечатление человека, которому Шекспир категорически чужд? — засмеялся тот.

— Нет, но он же маггл! Что скажут ваши друзья, если узнают?

— Действительно. — Родольфус потёр переносицу. — Но они не узнают. Они же не читают маггловских поэтов. А если я не удержусь и что-то процитирую, решат, что это мои стихи.

— А вы пишите стихи?

— В юности писал. До Азкабана. После него не пишется.

Невилл замычал.

— Невилл, выпей зелье, наконец! — накинулась на него Гермиона. — Повезло ещё, что оно в камин не полетело.

— Да, вполне могло, — кивнул Лестрейндж. — Кстати, спасибо, что напомнили.

За очередным щелчком пальцев последовало явление неизменного Браша.

— Убери здесь, — кивнул Родольфус на кучку пепла на столе. — Потом отбери маггловские книги и перенеси их… ко мне.

Браш кивнул и молча занялся работой.

— Усложнилась наша задача. Тёмный Лорд в доме, казнь с утра. А это значит, толпа его прихлебателей, суета, толкотня, повышенные меры безопасности.

— Значит, надо спешить, — вскочила Гермиона.

— Спешить не надо. Сейчас, наоборот, надо подождать. Пусть угомонятся. Раз уж я должен всё подготовить к казни, будем надеяться, смогу беспрепятственно войти к ним в камеру. Войдёте со мной, под вашей мантией. Возьмёте за руки их и меня, и я перенесу вас в… безопасное место.

При этих словах Браш поднял голову и недоверчиво взглянул на Родольфуса.

— Да, Браш, туда. Если… если со мной что-то случится, перенесёшь ты, а дальше они тебе скажут, как действовать.

— Хозяин… — в писклявом голоске эльфа Гермиона явственно расслышала возмущение.

— Браш! — Родольфус нахмурился. Эльф умолк.

— Что за место? — спросила Гермиона.

— Безопасное. О нём не знает никто, кроме меня и Браша. Оттуда сможете аппарировать, куда захотите. Правда, в случае моего отсутствия придётся вытерпеть общество моего эльфа, аппарировать оттуда можем только я и он.

— Мы предпочли бы сразу…

— Мадмуазель, из этого дома тоже могут аппарировать не все и не куда угодно, — резко ответил Лестрейндж, — и сейчас, при наличии в доме такого количества волшебников, перенастраивать защитные чары означает лишь привлечь совершенно ненужное внимание. Вы заручились моим словом и моей помощью. Если вас что-то не устраивает — действуйте на свой страх и риск, я не стану ни мешать вам, ни помогать.

Родольфус допил вино и плеснул в бокал следующую порцию.

— Мистер Лестрейндж, вы бы на вино не налегали. Аппарирование требует свежей головы, а то ведь попадём непонятно куда. Или вообще никуда не попадём, — нахмурилась Гермиона.

— Не бойтесь, мисс Грейнджер, допиться до состояния моего брата мне не грозит, я столько не выпью, — засмеялся Лестрейндж.

Гермиона хотела что-то сказать, но тут Невилл тонким голоском проверещал:

— Чепуха, чепуха,

Это просто враки!

Куры съели петуха, -

Говорят собаки.

Родольфус заинтересованно взглянул на него.

— Да-да, продолжайте, мистер Лонгботтом.

— На заборе чепуха

Жарила варенье.

Куры съели петуха

В одно воскресенье, — выдал Невилл следующую порцию.

Лестрейндж отставил бокал и поощрительно кивнул , всем своим видом демонстрируя, что ждёт продолжения.

-Между небом и землей

Поросенок рылся

И нечаянно хвостом

К небу прицепился, — не разочаровал его Невилл.

— Мистер Лестрейндж, это побочное действие Болтливого Зелья, — поспешила объяснить Гермиона. — Оно скоро пройдёт.

— А, так он не всегда такой? — наигранно удивился Родольфус.

— Счас как режиком заножу -

Будешь дрыгами ногать! — угрожающе процедил Невилл.

— Мистер Лестрейндж, я же просила вас не провоцировать Невилла!

— Извините, не удержался, — фыркнул Родольфус.

«Ему надо сбросить напряжение. Он зол после разговора с Беллатрикс, его достали нападки Невилла, он просто боится того, что будет, когда всё это кончится. Мы вернёмся в штаб-квартиру Ордена, а ему куда деваться? Он хотел выпить, но сам понимает, что перед аппарированием не стоит. Если он сорвётся, он всё погубит. Не нарочно, а просто потому, что не выдержит, — размышляла Гермиона. — Он уже как натянутая струна».

Лестрейндж допил очередной бокал, покрутил его в пальцах, потом неохотно отставил и приказал:

— Браш, сделай мне кофе.

Эльф поставил перед хозяином дымящуюся чашку.

— Молодые люди, вам?

— Нет, спасибо, — отказалась Гермиона. — Невилл, иди сюда.

Отойдя в дальний угол, она накинулась на Лонгботтома.

— Хватит, Невилл. Не говори с ним. Вообще. Я буду говорить, у меня это лучше получается. А ты молчи!

— Лает кошка из лукошка, — возмущённо запищал Невилл.

— Невилл, я знаю. Я понимаю. Мне жаль, очень жаль. Но я прошу тебя — не оскорбляй его. Слышишь, что сказала Беллатрикс — он больше не пытает, он практически не участвует в войне, он согласился нам помочь и пока помогает. Многие Пожиратели стали бы держать слово? В конце концов, он отсидел в Азкабане почти 15 лет. Невилл, я не прошу тебя его прощать, я прошу тебя сейчас, пока мы не закончили то, зачем сюда пришли, не дёргать его. Он нам нужен спокойный и собранный. Пожалуйста, Невилл.

Лонгботтом хмуро кивнул. Гермиона улыбнулась.

— Спасибо.

Потом они оба посмотрели на Родольфуса. Тот пил кофе, глядя на огонь камина. Плечи его опустились, поза стала более расслабленной.

Тут в голову Гермионе пришла ещё одна мысль.

— Мистер Лестрейндж, — несмело заговорила она. — Вы обещали нам помогать… Я могу вас попросить… Это не совсем то, о чём мы договаривались, но это тоже помощь, и она очень важна для нас. Я хотела…хотела…

— Вам денег, что ли, дать? — насмешливо перебил Родольфус.

— А как вы догадались?

— С таким лицом чаще всего просят именно денег, — засмеялся Лестрейндж.

— Я не себе.

— Понятно, что не себе. Себе такие, как вы, не просят. Воевать не на что?

В голосе Лестрейнджа звучали откровенно издевательские нотки.

— Да, — взглянув ему в глаза, твёрдо сказала Гермиона.

— Война — недешёвое удовольствие, — согласно кивнул Родольфус. — Вот я вам денег, а вы на эти деньги мой дом же и разнесёте, со мной вместе.

Гермиона промолчала. «В чём-то он прав, конечно, — подумала она. — Плохая идея, но надо было попробовать. И, кажется, он всё-таки основательно пьян.»

Родольфус смерил её долгим, неприятным, словно раздевающим взглядом.

— Да, эта услуга не входит в наш договор. Но я готов её оказать. Что вы можете мне предложить взамен?

Гермиона растерялась. Лестрейндж выжидающе смотрел на неё. Невилл, слава Богу, молчал.

— Ничего, мистер Лестрейндж. К сожалению, у меня нет ничего, что могло бы вас заинтересовать. Зря я начала этот разговор. Извините.

Родольфус криво ухмыльнулся, поднял палочку и начертил в воздухе несколько знаков, слившихся в смутно знакомый Гермионе рисунок. Часть стены отъехала, открыв сейф. Невилл, не выдержав, присвистнул.

— Да, не нищий, — усмехнулся Лестрейндж. — Забирайте. Воюйте.

— Сколько можно взять? — не веря своим глазам, спросила Гермиона.

— Сколько сможете.

Невилл подошёл и молча сгрёб кучу галлеонов . Рисунок в воздухе стал дрожать.

— Поторопитесь, сейф открыт, пока воздушный ключ не распадётся.

Невилл, поколебавшись, взял ещё стопку монет. Дверца щёлкнула, едва не прищемив ему пальцы. Парень резко отдёрнул руку. Родольфус расхохотался.

— Браш, собери деньги и доставь их Аберфорту Дамблдору, — приказал он эльфу.

— Какое-то письмо добавить? — спросил эльф. — Или что-то передать на словах?

— Да, напиши… — Лестрейндж сощурился. — Напиши «чума на оба ваши дома». Подписи не надо, старик поймёт. Забавно я придумал, как по-вашему? — повернулся он к Гермионе и захохотал снова.

« У него пьяная истерика, — подумала девушка. — Как не вовремя!»

— Нет у меня никакой истерики, мадмуазель. По вашей рекомендации я сбрасываю напряжение, чтобы не сорваться в ответственный момент и оставаться спокойным и собранным. Кингсли не предупредил вас, что я и легилимент неплохой?

Гермиона схватила первую попавшуюся книгу и демонстративно уткнулась в неё. Браш поставил перед Родольфусом очередную чашку кофе. Невилл устроился поудобнее и закрыл глаза. Какое-то время все трое сидели в молчании, думая каждый о своём. Наконец, Родольфус бросил взгляд на часы и встал.

— Время. Надевайте вашу мантию и идите за мной. Старайтесь не производить лишнего шума. И да помогут нам всем любые силы, способные помочь.

Глава 7

Дойдя до дверей, Родольфус внезапно остановился, словно вспомнив что-то. Вернулся к камину, взял с каминной полки бутылку огневиски и плеснул в стакан.

— Мистер Лестрейндж! — возмутилась Гермиона.

Лестрейндж отхлебнул из стакана, однако не проглотил, а прополоскав рот, выплюнул в камин, затем вылил остатки на ладонь и растёр по лицу, шее и одежде.

— Теперь вы, — протянул он бутылку ребятам.

— Зачем?!

— Перебить ваши проклятые духи. Если уж Белла унюхала, оборотни почувствуют сразу. Себя я себя духами обрызгать не могу, это вызовет слишком много ненужных ни мне, ни вам вопросов. Огневиски перебьёт, да и запах от нас будет одинаковый.

Гермиона проделала те же манипуляции, оценив про себя деликатность Родольфуса, который не стал сам пить из бутылки.

Невилл, прежде чем глотнуть, покрутил бутылку в руках.

— Ничего себе! — пробормотал он уже своим обычным голосом. — Коллекционное. Галлеонов 100 за бутылку.

— 150, — уточнил Лестрейндж, потом, замявшись, искоса взглянул на Гермиону.

— Мисс Грейнджер, прошу меня извинить, но я вынужден задать вам весьма деликатный вопрос. Оборотни не смогут учуять от вас запах крови?

Гермиона вспыхнула до корней волос. Лестрейндж ждал ответа.

— Я… я не подумала об этом. Боюсь, что да, — прошептала она, глядя в пол.

Родольфус на секунду задумался, потом взял со стола серебряный нож для бумаги, примерился, с силой провёл лезвием по боковой стороне ладони и стряхнул несколько капель на рубашку и брюки. Затем, вытащив из кармана белоснежный платок с монограммой СRRL, смочил его остатками огневиски и перетянул ладонь. Порез был глубоким, и платок мгновенно окрасился кровью.

— Будем надеяться, что такой коктейль им напрочь отшибёт нюх.

«Он просчитывает все варианты, учитывает все возможности и мгновенно находит решения. Кингсли был прав, когда предостерегал нас от того, чтобы его недооценивать».

Лестрейндж самодовольно ухмыльнулся и подмигнул ей.

— Перестаньте! — возмущённо зашипела Гермиона.

— А что он делает? — не понял Невилл.

— Всё, не буду, не буду, — засмеялся Родольфус. — Браш, иди за ними, чтобы выглядело, будто ты идёшь за мной на почтительном расстоянии. Так, по крайней мере, на них никто сзади не наткнётся. Вам тоже придётся идти за мной вплотную, если Браш станет плестись в пяти шагах, это будет выглядеть подозрительно.

— Мистер Лестрейндж, может, остановить кровь? — спросила Гермиона, кивнув на промокший платок.

— Не надо, от запаха крови оборотни будут хуже соображать.

«Дразнить оборотней запахом и видом свежей крови… Вы что, идиот, мистер Лестрейндж?" -Гермиона постаралась как можно чётче мысленно проартикулировать каждое слово, мстительно глядя на Родольфуса. Тот никак не среагировал. То ли действительно прекратил считывать её мысли, то ли не подал вида.

Подойдя к двери, Лестрейндж на мгновение задержался, обернулся и обвёл взглядом библиотеку, задерживаясь глазами на некоторых книгах, картинах и статуях, потом толкнул дверь и вышел. Гермиона с Невиллом проскользнули следом. Браш вышел последним. Дверь бесшумно закрылась.

Не производить шума оказалось достаточно легко. Коридор был покрыт пушистым ковром. Было темно, но там, где они проходили, мягким приглушённым светом вспыхивали свечи. Портьеры, стоило к ним приблизиться, сами собой отгибались, пропуская Лестрейнджа и его невидимых спутников, хотя в коридоре не было ни малейшего намёка на сквозняк. Этот дом любил своего хозяина.

За дверями многочисленных комнат стояла тишина, лишь из-под одной пробивалась тонкая полоска света, а внутри слышалась какая-то возня. Проходя мимо этой двери Лестрейндж на мгновение сбился с шага, из-за чего Гермиона чуть не наткнулась на него. Она заметила, как уголок рта Родольфуса непроизвольно дёрнулся, а ладони сжались в кулаки. Начавшая было свёртываться кровь потекла из пореза с новой силой, несколько капель сорвалось с импровизированной повязки и упало на пол. Это отрезвило Лестрейнджа, он с шумом втянул воздух сквозь стиснутые зубы и пошёл дальше.

Выйдя на лестницу, Родольфус снова сбавил шаг, задерживаясь возле многочисленных портретов, которыми были тесно увешаны стены. Ребята с досадой приноравливались к его неторопливой походке. «Мистер Лестрейндж, поторопитесь, пожалуйста, — несколько раз мысленно воззвала к нему Гермиона. Родольфус ничем не показал, что слышит её. Он неторопливо спускался, вежливо кивая портретам. Гермиона, чтобы отвлечь себя, тоже рассматривала лица предков Родольфуса. Они были разные — высокомерные и открытые, надменные и приветливые (последних было не в пример меньше), выразительные и отрешённые. Кто-то встречал Родольфуса улыбкой, кто-то смотрел неодобрительно, кто-то приветливо махал рукой. Перед одним из последних портретов Лестрейндж снова замер. Хмурый мужчина окинул его недовольным взглядом и молча покачал головой. Родольфус виновато развёл руками. Женщина, стоявшая рядом с мужчиной, вздохнула. Родольфус нежно улыбнулся ей и поднял ладонь. Женщина подошла к краю рамы и протянула руку ему навстречу. Живая и нарисованная кисти встретились на границе полотна. Постояв так некоторое время, Лестрейндж отнял руку и, кивнув,сделал шаг назад. Женщина ответила ему таким же кивком и снова стала рядом с мужчиной. Родольфус, больше не оглядываясь, быстро зашагал вниз, к подвалу.

«Он прощается, — догадалась Гермиона. — Прощается с домом, с предками, с родителями. Он не надеется выжить».

«Мисс Грейнджер, — зазвучал в её голове спокойный голос Родольфуса. — Обещаю, это последний раз. Я не идиот, как вы изволили заметить, и прекрасно понимаю, как опасно дразнить оборотней свежей кровью. Я не горю желанием быть растерзанным кучкой существ, стоящих ближе к животным, чем к человеку, но, может статься, это будет единственным способом освободить ваших друзей. Если вы отсюда выберетесь, чего я вам искренне желаю, передайте Аберфорту, что я прошу его сохранить жизнь Рабастану. Он знает, что мой брат равнодушен к идеям Лорда, да и вообще к любым идеям. Он не сделал ничего, что заслуживало бы смерти, в отличие от меня. Считайте это последней просьбой приговорённого к казни».

Гермиона взглянула на идущего перед ней Родольфуса. Тот шёл совершенно спокойной походкой человека, занятого привычной рутиной.

«Мисс Грейнджер?»

«Да, мистер Лестрейндж, я передам ему. В любом случае».

«Спасибо. Больше я вас не побеспокою. Мы пришли. Не удивляйтесь и не пугайтесь того, что я стану говорить, делайте всё быстро и чётко. Второго шанса не будет. Скоро рассвет».

Глава 8

— Отправляй людей за заказами, Кингсли, — сказал Аберфорт, водружая на стол объёмный мешок.

Кингсли заглянул в него и не поверил своим глазам.

— Откуда, Мерлинова борода?

— Принёс домовой эльф в простыне наизнанку. Швырнул на стол и улетучился.

— Что, даже ничего не сказал?

— Что-то сказал, но, по-моему, это не из тех слов, что приняты в приличном обществе.

— А записка какая-то прилагалась? Вдруг эти деньги прокляты?

— Я проверил. Прекрасные, полновесные, так необходимые нам галлеоны. А записка была, да. — Аберфорт покрутил перед Кингсли листком бумаги.

— И что в ней? — Кингсли взял из рук Дамблдора-младшего записку и прочёл: — Чума на оба ваши дома. Аберфорт, деньги точно не прокляты? У тебя есть идеи, кто мог это прислать с такой запиской?

— А ты знаешь много волшебников, которые ворочают такими деньгами и цитируют Шекспира?

— Да я даже не знаю, кто такой Шекспир, но догадываюсь, о ком ты говоришь. Хотя не представляю, что могло его заставить передать деньги нам. Он же, вроде, финансирует другую сторону, причём делает это по зову души и крови. Ребята надавили?

— Надавили? Навряд ли, — погладил бороду Аберфорт. — В этом случае деньги прислали бы они и написали бы что-то другое. Это его решение.

— И зачем же Родольфусу снабжать нас деньгами?

— Кто знает, кто знает…

— Аберфорт, ты не жалеешь, что выходил его тогда?

— Я жалею, что не успел помешать Робардсу использовать Конфринго против девятнадцатилетнего мальчишки, которому напомнили про маму и гарантировали жизнь.

— Как он вёл себя?

— А как мог себя вести девятнадцатилетний мальчишка, только что потерявший отца и чудом разминувшийся со смертью? Плакал об отце, плакал от боли, захлёбывался ненавистью, обещал отомстить…

— Это ему неплохо удалось.

— Мы сами создали монстра, Кингсли. Из вполне нормального юноши.

— Не перегибай, Аберфорт. Родольфус к тому времени уже не раз отметился в рейдах Пожирателей, и был там не на самом плохом счету. А уж что после этого творил... Ты никогда не думал, что кровь его жертв и на твоих руках?

— Может быть, может быть. Но что, по-твоему, я мог сделать? Добить его?

— Достаточно было его там оставить. Не заметить, что он ещё дышит.

— Ты бы оставил?

Кингсли вздохнул. Разговор был бессмысленным, и он это знал. Он бы не оставил. Он бы не стал использовать убийственное заклинание, если бы гарантировал жизнь.

— И всё же, что могло заставить Лестрейнджа передать нам деньги? — снова спросил он.

— Ненависть. Ненависть ко всему, что разрушает то, что он любит. Он ненавидит многое и многих и по свою, и по нашу сторону баррикад. Хотя о чём это я. Он ни одну сторону не считает своей, он сам по себе. Наследник рода Лестрейнджей.

— Да, парень родился с золотой ложкой во рту, — хмыкнул Кингсли.

— И да, и нет. Конечно, наследник такой семьи имеет огромные привилегии и возможности, но ещё больше обязанностей и ограничений. Родольфус от рождения имел совершенно другие склонности. Мечтательный, задумчивый, совершенно неамбициозный мальчик. Совсем не то, что требовалось Корвусу. Родольфус любил отца и очень старался ему угодить. Он хорошо осознавал свой долг перед семьёй, но при этом не отказывался от своей природы, ему удавалось сочетать в себе эти два начала и даже как-то уравновешивать их. А потом с ним что-то случилось, ещё до того, как отец взял его в тот злосчастный рейд. Что-то в нём сломалось, будто его светлую часть отсекли, и осталось лишь то, что сделало его одним из самых известных Пожирателей.

— Аберфорт, не громозди гипотезы. Скорее всего, отец пригрозил оставить без наследства и передать всё Рабастану, вот он и распрощался с детством, мечтательностью и светлой стороной.

— Корвус никогда не сделал бы такой глупости. Он бы скорее всё Волдеморту оставил. Или Беллатрикс. Она, как и Корвус, всегда обожествляла Тёмного Лорда. Корвус был счастлив заполучить такую невестку, имеющую, к тому же, огромное влияние на его сына. Родольфус, к несчастью, боготворил её так, как сам Корвус боготворил Волдеморта.

— А сейчас?

— Не знаю. Я давно его не видел.

— Слухи о его семейной жизни…

— Кингсли, ещё раз прошу тебя, не собирай сплетни. Родольфус всегда вёл себя достойно, и сейчас тоже, а что касается Беллы… К сожалению, хорошей жены из неё не вышло. Кстати, это одна из причин, по которой Лестрейндж может ненавидеть Волдеморта. Не из-за тех слухов, что ты пытаешься мне пересказать, а потому что служение Тёмному Лорду разрушило Беллу, выбило из неё те остатки разума и здравого смысла, что у неё ещё были. В общем, мы убили его отца, искалечили его самого, Волдеморт , считай, отнял у него жену — чума на оба наши дома. И ему не жаль денег, лишь бы мы подольше убивали друг друга.

— А Лонгботтомы что у него отняли?

— С Фрэнком и Алисой Лонгботтомами тёмная история, в которой никто так и не стал разбираться.

— Что тебе неясно, Аберфорт? Лестрейнджей взяли на месте преступления, все улики были налицо, никто из них не стал ничего говорить, никто не отпирался, при задержании погибло шесть авроров — шесть, Аберфорт! — причём с четырьмя расправился Родольфус. Да и какая теперь разница. Даже если ты детально узнаешь, кто из Лестрейнджей когда и в каком порядке произносил Круциатус, ни Алисе, ни Фрэнку это не поможет. Им уже ничто не поможет, они навечно заперты в своём аду. Я понимаю, ты чувствуешь вину перед Родольфусом за то треклятое заклятье и ты привязался к нему, пока выхаживал, ты знал его с детсва и по-прежнему видишь в нём мечтательного, задумчивого мальчика, но давай смотреть фактам в лицо: Родольфус Лестрейндж — мерзавец, каких мало, его в лучшем случае ждёт Азкабан пожизненно, и то, если сдастся без сопротивления, потому что каждый из нас только ждёт повода метнуть в него Аваду. Давай деньги, я пошёл, наши запасы на исходе.

Схватив мешок, Кингсли вышел.

Аберфорт проводил его долгим взглядом, потом вытащил стопку листовок с грифом «Разыскиваются беглые волшебники», оставшуюся ещё со времён первого побега из Азкабана, и нашёл снимок Родольфуса.

На фото Лестрейндж мрачно смотрел исподлобья через спутанные волосы, свисавшие на лицо, не кривляясь и не гримасничая, в отличие от других Пожирателей.

— Что же ты скрываешь от нас, Родольфус Лестрейндж? И зачем тебе это нужно?

Но портрет молчал.

Глава 9

— Что за вонь, — брезгливо поморщился Родольфус, ступив в подвал.

Оборотни, которым часто пеняли запахом мокрой псины, враждебно заворчали.

— Огневиски, — с вызовом ответил Фенрир, пристально разглядывая капли крови на одежде Лестрейнджа.

Родольфус остановился перед решёткой, отгораживающей пленников, покачнулся, изображая пьяного, и небрежно взмахнул палочкой. Гермиона ощутила неприятное давление в ушах, будто нырнула на глубину.

— Предупредите ваших друзей, пусть будут готовы, — не понижая голоса, сказал он, глядя на Фенрира.

Гермиона похолодела.

— Оборотни слышат другие слова, — так же не таясь, произнёс за её спиной Браш. — Делайте, что говорит хозяин.

— Гарри, Рон, — несмело позвал Невилл. — Вы нас слышите?

Рон подскочил, как ужаленный, завертев головой, но тут же со стоном опустился.

Оборотни, как по команде, развернулись к нему.

— Не привлекайте внимания, — не поворачивая головы, произнёс Родольфус. — Можете переговариваться, но не прыгайте, не кидайтесь к решётке и не бросайтесь обниматься.

Палочка в его руках, повинуясь лёгким движениям пальцев, выписывала затейливые фигуры.

«Магия звука, — поняла Гермиона. — Так вот как это выглядит».

— Гарри, мы под мантией-невидимкой, — торопливо произнесла она. — Сейчас Родольфус откроет дверь и мы все аппарируем отсюда, будьте готовы, не пугайтесь, когда мы возьмём вас за руки.

— Я знал, что вы нас не бросите, — не поворачивая головы, ответил Гарри. — Но как..

— Вопросы потом, — перебил Родольфус. — Умолкаем, я больше не могу поддерживать чары многоголосия.

Палочка замерла. Неприятное давление в ушах отпустило.

-… сказал тебе, что твоя жена приказала никого не пускать. Вообще никого. Без исключений, — раздражённо, очевидно, не в первый раз, втолковывал Фенрир.

— Что и Повелителя не пустишь? — пьяно хмыкнул Лестрейндж.

— Не хочу тебя обижать, но ты не Повелитель.

— Я повелитель в своём доме. Ты у меня в гостях, не забывай. — Пьяные нотки исчезли. Похоже, Лестрейндж начал заводиться серьёзно.

— Я выполняю свою работу там, куда меня поставили. Беллатрикс передала приказ Тёмного Лорда — до утра ни-ко-го не впускать к пленникам. Тебе надо убедиться, что они в порядке, на месте и доживут до утра — вот они, смотри. Но клетку я не открою ни тебе, ни твоему эльфу.

— А вдруг их там нет, а то, что я сейчас вижу — иллюзия? — пьяно упёрся Родольфус. — Я должен войти и убедиться.

— Чего? — не понял Фенрир. — Дольф, я не знаю твоих мудрёных словечек, говори нормально.

— Как ты меня назвал???- взвился Лестрейндж, и, похоже, это была не игра. — Ты что себе позволяешь, скотина? Забыл, животное, кто ты и кто я?

Оборотни заворчали громче и сгрудились полукругом за спиной Фенрира.

— Я здесь хозяин, и никто больше. Я решаю. Я сказал, что мой эльф войдёт и проверит, значит, он войдёт и проверит. С дороги! — рявкнул Родолфус, разворачиваясь лицом к решётке. Гермиона поняла, что эти слова обращены к ним и метнулась в сторону, отдёрнув Невилла и уже не заботясь, что мантия-невидимка может слететь. — Бомбарда!

Часть решётки с грохотом обрушилась. Невилл выскочил из-под мантии и метнулся к друзьям. Гермиона кинулась следом, не тратя времени на то, чтобы снять и спрятать мантию. Оборотни с рёвом бросились на Лестрейнджа, замершего в обрушенном проходе.

— Назад, твари! Шавки, псы подзаборные! Редукто! — сразу троих оборотней отшвырнуло об стену. Один остался недвижим, двое поднялись и, прихрамывая, присоединились к товарищам, изготовившимся к новой атаке.

— Аппарируй, Браш! — крикнул Лестрейндж, посылая в толпу оборотней следующее заклятие. Эльф со вздохом протянул корявую лапку Невиллу. Тот схватился за неё, другой рукой сжав ладонь Рона. Гарри правой рукой вцепился в плечо друга, вытянув левую назад Гермионе, которую не видел из-за мантии. Девушка обхватила его ладонь.

— Есть! — крикнул Гарри. В тот же момент Фенрир метнул в Родольфуса тяжёлый стол, за которым оборотни играли в карты. Удар был настолько силён, что Лестрейндж, согнувшись пополам, влетел в камеру, сбив Гермиону, от неожиданности выпустившую руку Гарри. Раздался хлопок. Трое мальчиков и домашний эльф исчезли. Родольфус, оглушённый ударом, лежал на полу. Его палочка, выпав из рук, подкатилась под ноги Гермионе. Девочка безотчётно схватила её и спрятала в карман, потом забилась в самый дальний угол клетки и затаила дыхание.

Фенрир, не торопясь, вошёл в камеру и навис над Родольфусом.

— Как ты думаешь, Повелитель позволит мне тебя сожрать? Или, может, не стоит ждать? — он хищно оскалил зубы и утробно взрыкнул.

Родольфус слабо шевельнулся.

— Фенрир, много на себя берёшь. Вернись на место. Что за шум? Что здесь происходит? Где пленники? Вы их что, упустили?

Фенрир резко обернулся.

— Это не мы их упустили. Это Лестрейндж освободил их, — прорычал он бледному темноволосому волшебнику.

«Долохов!» Гермиона сжалась ещё сильнее.

— Лестрейндж освободил Поттера и Уизли? Ты что несёшь? Родольфус, что скажешь?

— А что он скажет, он пьян в стельку, ты что, не чувствуешь, как от него огневиски несёт? — спросил спутник Долохова, высокий блондин.

— Родольфус не пьёт огневиски, это всем известно, — усмехнулся Долохов, — он только бутылки коллекционирует. Он же аристократ, предпочитает Шато-Латиф и Шато-Марго. Зачем ты устроил этот спектакль, Дольф?

Лестрейндж поднялся с пола. Долохов вскинул палочку.

— Тихо. Стой на месте. Кого-то надо предъявить Повелителю, так что это будешь ты. Где палочка?

Родольфус, всё ещё оглушённый, огляделся вокруг и пожал плечами.

— Роули, глянь внимательно.

Блондин нехотя прошёлся по клетке, едва не зацепив Гермиону, потом повернулся к Долохову.

— Не вижу.

— А была вообще?

— Судя по раскуроченной решётке и парню, который всё ещё валяется у стены, очевидно, да. Может, мальчишки прихватили?

— Скорее всего. Как они сбежали?

— Лестрейндж заявился со своим эльфом , который ведёт себя так, будто он здесь соправитель, и стал требовать пустить его к пленникам. Нёс какую-то чушь, потом вызверился, взорвал решётку, его эльф влез туда и аппарировал с мальчишками, — коротко изложил суть событий Фенрир.

— Только мальчишек было трое, — вклинился в разговор один из оборотней.

Долохов, со скучающим видом разглядывавший ногти, удивлённо поднял голову.

— Как трое? А третий откуда взялся?

— Не знаю. Было двое, а когда решётка бумкнула, стало трое, — сам удивился оборотень. — Так, ребята?

Но мнения оборотней разделились. Двое подтвердили, что мальчиков было трое. Остальные третьего не видели. Фенрир, во время стычки не спускавший глаз с Родольфуса, тоже никого не заметил.

— Там, кажись, и девчонка была, — вдруг выпалил один из оборотней. Пищало что-то. И запах, — он плотоядно облизнулся.

— А также феи, тролли, драконы, гиппогрифы и садовые гномы, — раздражённо перебил его Долохов. — Валите отсюда, пока Лорд не пришёл, а то на своих ногах не уйдёте, особенно если будете нести ему эту чушь.

Оборотни, ворча, убрались. Фенрир на прощание обернулся и недобро глянул на волшебников.

— Тебя отдельно попросить? — холодно осведомился Долохов.

Фенрир молча ушёл.

— Что это было, Родольфус? Что на тебя нашло? Ты понимаешь, что ты сделал и что тебя ждёт?

— Да, — безучастно произнёс Лестрейндж, не глядя на Долохова и Роули.

— Понимаешь. Хорошо. А что нашло?

— А ты не догадываешься? — Родольфус, моментально утратив свою безучастность, резко повернулся к Долохову, предостерегающе вскинувшему палочку. В голосе прозвучали ярость и вызов.

Роули и Долохов переглянулись.

— Мне надоело видеть ваши ухмылки, слышать шепотки за спиной и грязные намёки.

Долохов махнул рукой Роули, они вышли из клетки.

— Репаро!

Решётка стала на место.

— Побудь пока здесь, Дольф. И подумай, что ты скажешь Повелителю. Тебе придётся быть очень убедительным, чтобы не пойти на корм Нагайне. Хотя, боюсь, тут уже ничего не поможет. Торфинн, иди, доложи. Я подожду здесь.

— Эльф за ним не вернётся?

— Молодец, соображаешь. — Долохов взмахнул палочкой. — Теперь нет.

Гермиона чуть не зарыдала от отчаяния.

Глава 10

Гарри тяжело рухнул на каменистую почву. Рядом с глухим стуком упал Рон. Откуда-то снизу раздался крик Невилла «Помогите! Помогите!» Гарри стал на четвереньки, помотал головой и обернулся на Рона. Его друг лежал весь в крови, с неестественно подогнутой ногой, и не подавал признаков жизни. Чуть поодаль на земле сидел изрядно помятый домашний эльф и не проявлял никакого внимания ни к ним, ни к крикам Невилла.

— Эй, ты слышишь? — окликнул его Гарри.

Эльф не шевельнулся.

— Гермиона, займись Роном! — крикнул Поттер и поспешил на крик. — Я иду, Невилл!

Из-под ног посыпались мелкие камешки. Гарри едва успел притормозить на самом краю обрыва. Чуть ниже, уцепившись за полусломанный чахлый ствол невесть как державшейся в расщелине сосенки, отчаянно барахтался в воздухе Невилл. Под ним простиралась пропасть, внизу торчали из воды острые камни, о которые с шумом разбивались волны.

— Невилл, не дёргайся, сорвёшься!

Невилл замер. Гарри лёг на живот и попытался дотянуться до друга, но безуспешно.

— Попробуй протянуть руку мне навстречу.

Лонгботтом опасливо отцепился одной рукой от дерева, которое тут же угрожающе затрещало. Невилл тут же снова вцепился в ствол обеими руками.

Гарри оглянулся на эльфа.

— Эй ты! Иди сюда! Помоги!

Эльф не шевельнулся.

Гарри снова попробовал ухватить Невилла за край мантии. После полудюжины безуспешных попыток ему это удалось. Он рывком выдернул Невилла, и они оба обессиленно растянулись на вершине утёса.

— Безопасное место! Сволочь! — с ненавистью выдохнул Невилл.

— Здесь никого нет, и поэтому безопасно, — сказал подошедший, наконец, эльф. — А ты сам дёрнул меня в момент аппарирования. Хорошо, что вообще в море не свалился. Хотя и жаль.

После этих слов эльф развернулся к ним спиной и вернулся на прежнее место.

— Чего это он? — спросил Гарри.

— Из-за Лестрейнджа переживает. Он же остался там, сейчас, небось, объясняет Беллатрикс, куда мы делись, — злорадно засмеялся Невилл.

— Кстати, а как вы смогли заставить его? Империус?

— Нет, Кингсли сказал, что он хорошо сопротивляется Империусу. Пообещали перерезать глотку его братцу у него на глазах. Чтобы спасти Рабастана, он согласился освободить вас и переправить нас всех в безопасное место. Как видишь, всё сделал. — Немного помолчав, Невилл добавил, — чесались у меня руки прикончить Рабастана у него на глазах, чтобы Родольфус почувствовал, каково это, когда тот, кого ты любишь страдает, а ты ничем не можешь ему помочь … и… потом… — голос юноши сорвался. Он замолчал.

— Интересно, что с ним сделает Волдеморт, — постарался перевести тему Гарри, сделав вид, что не замечает состояния Невилла.

— Надеюсь, хорошенько вздрючит Круциатусом, — с ненавистью сплюнул Лонгботтом. — А потом скормит Нагайне вместо Рона.

— Рон! Герми, как он? — Гарри повернулся туда, где оставил Уизли.

Рон в той же позе лежал на земле. Гермионы рядом с ним не было.

— Гермиона! — Гарри вскочил на ноги. — Где она?

Он подбежал к эльфу

— Где она?!!

— Аппарировали только вы, — пожал тот плечами.

Гарри попробовал вспомнить последние секунды в камере. Он хватает плечо Рона, чувствует, как его ладонь обхватывают пальцы Гермионы, Родольфус кричит эльфу, чтобы аппарировал, воют, визжат и рычат наседающие оборотни, громыхают заклятия, потом Фенрир хватает стол… С ужасом Гарри понял, что Родольфус, падая, зацепил Гермиону , и она осталась там вместе с ним.

— Гермиона осталась там! Мы должны вернуться! — заорал он. — Слышишь! Перенеси нас обратно!

Эльф не шевелился.

— Ну и чёрт с тобой, сами вернёмся. Невилл, держись за меня!

Гарри сосредоточился, представил себе подвал, где их держали оборотни и крутнулся на месте. Ничего не произошло. Он попробовал снова. Опять ничего. Поттер снова бросился к эльфу.

— Если ты сейчас же не перенесёшь нас…

— Не перенесу, — мрачно ответил тот. — Они закрыли проход. Я сам хотел вернуться к хозяину, но не могу.

Гарри бессильно опустился на землю рядом с ним.

— Хозяин приказал мне переместить вас туда, куда скажете, но ваш друг, — он кивнул на Рона, — вряд ли переживёт ещё одно аппарирование. Он слишком слаб.

— Твоя хозяйка очень постаралась для этого, — с ненавистью подтвердил Гарри.

— Она мне не хозяйка, — резко ответил эльф. — То есть, формально, конечно, да,- смущённо поправился он, но бить себя по голове или кидаться с размаху на камни, как сделал бы на его месте Добби, не стал. — Если бы не укрепляющее зелье хозяина, ваш друг бы и этого аппарирования не перенёс.

— За зелье Родольфусу спасибо, — кивнул Гарри. — А с чего это он так раздобрился?

— Чтоб Белла вас случайно не убила и не огребла от Лорда, — объяснил Невилл.

Эльф угрюмо глянул на него.

— Глупый, злобный, неблагодарный мальчишка, — пробормотал он и отвернулся.

— Ты поможешь нам?

— Нет, своим другом занимайтесь сами. Когда он будет готов аппарировать, я перенесу вас куда скажете. Больше хозяин мне ничего не поручал.

— Ну и чёрт с тобой.

Невилл и Гарри склонились над Роном.

Глава 11

Гермиона, изо всех сил вжимаясь в решётку (будто это могло ей помочь!), смотрела на Лестрейнджа, не решаясь даже мысленно его окликнуть из-за присутствия Долохова. Она помнила, что практически все сторонники Тёмного Лорда прекрасные легалименты. А Родольфус, кажется, не подозревал о её присутствии.

Где-то наверху послышался крик, исполненный боли.

— А раньше гонца, принесшего недобрые вести, казнили, — задумчиво протянул Долохов, глядя в потолок. — Ну, раз кричит, значит, Круцио, а не Авада. Хотя Торфинн тут при чём, да, Родольфус?

Лестрейндж всё ещё молча стоял посреди камеры.

— Дольф, тебя что, так сильно приложило? Скажи что-нибудь.

— В подвале очень плохая звукоизоляция, — пробормотал Лестрейндж. — Я и не догадывался.

— Мда… Навряд ли это сейчас твоя самая большая проблема. А приложило, похоже, основательно. Ну, может, оно и к лучшему. Дольф, сколько ты на себя вылил? Дышать невозможно!

Долохов прошёлся вдоль решётки, остановившись напротив Гермионы.

— Тут ещё больше несёт. Ты хоть обычное пойло взял из запасов братца или коллекционное распотрошил?

Родольфус не успел ответить. Прямо перед ним из воздуха соткалась костлявая фигура Тёмного Лорда. За спиной Волдеморта маячила Беллатрикс. Её лицо искажала гримаса отвращения, глаза метали молнии, однако она молчала, предоставив говорить Повелителю.

Долохов, низко поклонившись, отступил.

— Иди, Антонин, помоги Роули, — прошипел Волдеморт.

Долохов мгновенно ретировался. Гермиона мельком подумала, что, кажется, он немного сочувствует Лестрейнджу, хотя и старается этого не показывать.

Какое-то время в подвале царило молчание.

— Итак, Родольфус, — нарушил его Волдеморт, — ты предал меня. Ты, сын моего лучшего друга и самого близкого соратника. Ты выпустил моего врага. Ты желаешь моей смерти, Родольфус?

— Отвечай!!! — взвизгнула Беллатрикс так, что Гермиона чуть не подскочила от неожиданности.

— Вы сами всё сказали, мой Лорд, — выдавил из себя Лестрейндж.

— Мой Лорд, — передразнил его Волдеморт. — Наверное, тебе стоит так обращаться к этому мальчишке Поттеру. Или к брату Дамблдора. Он теперь, кажется, глава этого их Ордена Феникса? Ведь это он занимался тобой, когда ты струсил и сдался, вместо того, чтобы погибнуть с честью? Уже тогда ты получил от авроров награду, достойную предателя и труса. Я думал, ты сделал выводы, но нет, ты предал меня снова. Ты знаешь, Родольфус, мне даже жаль, что Фенрир остановил тебя. Тебе следовало уйти с ними. На их стороне очень многие жаждут встречи с тобой. Твоя камера в Азкабане тоже тебя ждёт. И любой дементор будет счастлив подарить тебе свой поцелуй. Почему ты выбрал себе такое будущее? Ты отказался от славы, почестей и всех привилегий, которые я мог бы тебе дать, от милостей, которыми мог бы тебя осыпать. Ты предпочёл жалкую участь предателя. Я разочарован тобой, Родольфус.

Лестрейндж молчал.

— Мне следовало убить тебя ещё тогда, когда ты в первый раз нарушил приказ. Я был с тобой незаслуженно милосерден в память о твоём отце. Это была моя ошибка. Родольфус, какую смерть ты хочешь выбрать? Поцелуй дементора? Поцелуй Нагайны? Поцелуй Фенрира? Я не предлагаю тебе умереть от Авада Кедавра, это слишком быстрая и лёгкая смерть, ты её недостоин. Что ты выбираешь?

— Мне всё равно, — хрипло ответил Лестрейндж.

— Тогда пусть будет Нагайна, её как раз пора кормить. Сегодня утром должна была состояться казнь Гарри Поттера и я хотел, чтобы её увидели мои сторонники. Поттер был сильным и достойным врагом несмотря на возраст. Сегодня я мог отправить его в небытие, но из-за тебя придется начинать всё сначала. Ничего, я справлюсь. А твоя смерть будет такой же жалкой и убогой, как твоя пустая, ничтожная жизнь. Нет смысла устраивать из неё зрелище. Ты просто пойдёшь на корм, как падаль. Такова участь предателя, Родольфус. Белла, попрощайся с мужем, нам пора отправляться дальше.

С лёгким хлопком Волдеморт исчез.

Беллатрикс сделала несколько кругов вокруг Лестрейнджа, напомнив Гермионе хищника, подбирающегося к жертве. Родольфус следил за ней взглядом, но по-прежнему ничего не говорил.

Напряжение звенело в воздухе, сделавшись почти невыносимым.

— Конфринго!

Лестрейндж побелел, его лицо исказилось от ужаса, он отшатнулся, сжавшись и закрыв лицо руками. Беллатрикс издевательски захохотала. Родольфус судорожно сглотнул, опустил руки и выпрямился, не глядя на Беллу.

— Вот поэтому, — резко оборвала она смех, — я предпочла Его. Он ничего не боится и ни перед чем не останавливается. Быть рядом с Ним, принадлежать Ему — великая честь. А ты… Он прав. Ты не стоишь времени для разговора и сил для заклятия. Ты — корм для скота, это и есть твоё предназначение. Наконец-то ты исчезнешь из моей жизни.

Новый хлопок — Беллатрикс тоже исчезла.

Родольфус сделал несколько неуверенных шагов и вцепился в решётку, навалившись на неё всем телом

— Мистер Лестрейндж, — шёпотом позвала Гермиона.

Лестрейндж вздрогнул.

— Вы ещё здесь? — не поворачиваясь, прохрипел он. — Что теперь вам нужно? Я дал вам всё, что вы хотели. Больше ничем помочь не смогу.

— Мистер Лестрейндж, — чуть не плакала Гермиона, — вы задели меня, когда падали, я выпустила руку Гарри, они аппарировали без меня.

— Что сейчас вам мешает?

За дверью послышались шаги. Кто-то возвращался в подвал и, похоже, это был не один человек.

— Заклятие Долохова. Я не могу его снять. И вы же сами сказали, что отсюда нельзя аппарировать куда угодно и кому угодно. Помогите, пожалуйста! Вы же дали слово.

— Слово? А чего оно стоит сейчас, моё слово? Вы же слышали, кто я. Трус, предатель, падаль и корм для скота.

— Это неправда, — прошептала Гермиона. — Помогите, прошу вас. Не из-за слова. Просто прошу — помогите.

— У магглов есть выражение «ноль без палочки». Это сейчас обо мне, — невесело усмехнулся Родольфус. — Я мог бы снять заклятие Тони, но мне нечем.

Будто услышав своё имя, в подвале возник Антонин Долохов. И не один. За собой он тащил упирающегося Рабастана. Родольфус окаменел.

— Зря. Всё зря. Я ничего не смог. Будьте вы прокляты, — прошептал он.

— Дольф,отойди, — потребовал Долохов, подтащив Рабастана к решётке. Видя, что Родольфус не шевелится, он угрожающе поднял палочку. — Давай по-хорошему. Лорд приказал, чтобы твой брат смотрел на казнь. Тебе же спокойнее, если Нагайна будет подальше от него.

«Значит, Волдеморт всё-таки не докопался до истины и не приказал казнить Рабастана вместе с братом, — с невольным облегчением подумала Гермиона.

Родольфус, тоже поняв это, кивнул и отступил назад.

— Прощай, Басти, — негромко сказал он. — Береги себя. Теперь ты последний Лестрейндж.

_ Что ты наделал, Роди, — по лицу Рабастана текли слёзы. — Что ты наделал???

Родольфус отвернулся.

— Если змея вас не учует, выйдите потом, когда придут здесь отмывать, выберитесь из дома и попробуйте добраться до места, откуда сможете аппарировать. В окрестностях дома не стоит, тут много охранных заклинаний, которые настроены так, чтобы сбивать несанкционированные трансгрессии. Жаль, Браша нет, он бы вас вывел.

— Дольф, с кем ты там говоришь? — поинтересовался Долохов.

— С теми, кого больше не увижу, — не поворачиваясь, ответил Лестрейндж.

Рабастан закричал.

Лестрейндж быстро обернулся. Проскользнув мимо волшебников, в камеру вползала огромная змея. Родольфус побледнел и сделал шаг вперёд, чтобы не дать ей случайно наткнуться на Гермиону. Кингсли и здесь не ошибся, Родольфус Лестрейндж был кем угодно, но не трусом.

Гермиона неслышно скользнула к нему и осторожно вложила в руку палочку, которую подобрала, когда Родольфус упал после удара Фенрира.

Пальцы Лестрейнджа сжали палочку, он слегка улыбнулся.

— Что ж, попробуем. Протего тоталум!

Воздух вокруг них сгустился, образовав нечто вроде прозрачной камеры, непроницаемой ни для людей, ни для заклятий. Рабастан недоверчиво вскинул голову. Долохов выругался и швырнул несколько заклинаний. Гермиона выпалила в него ответным заклятием. Это далось ей с трудом. Палочка плохо слушалась её, в то время как Антонин, похоже, не испытывал никаких затруднений.

«Дом настроен на Тёмную магию и тёмных волшебников, — пронеслось в голове Гермионы. — Родольфус перехитрил сам себя. Хотя такого поворота событий даже он не мог предугадать.»

— Мисс Грейнджер, оставьте Долохова, держите щит, мне нужно время, чтобы снять блокировку!

— Протего Тоталус Репаре! — крикнула Гермиона. Эти чары удались неожиданно легко. Родольфус сосредоточенно водил палочкой .

— Экспульсо! — рявкнул Долохов. Из его палочки вырвался столб синего пламени. Рабастан, стоявший рядом, толкнул его плечом. Долохов пошатнулся и заклятие ударило рядом со щитом, которым Лестрейндж окружил себя и Гермиону, при этом зацепив Нагайну. Змея зашипела, взвившись во всю свою невероятную длину и обрушилась на незримый щит. Удар был настолько силён, что чары поддались и Нагайна едва не рухнула им на голову.

— Готово! — Родольфус сделал последнее движение и опустил палочку. — Но щит надо снять, иначе не аппарируем.

Лестрейндж протянул руку. Гермиона, по-прежнему остававшаяся в мантии-невидимке, вцепилась в него, на всякий случай став как можно ближе. Долохов, сыпавший заклятиями, внезапно остановился и с интересом стал наблюдать за происходящим.

— Финита Инкантатем! — крикнула девочка, дождавшись, когда Нагайна отклонилась от них, готовясь к очередному броску, и направила палочку на щит.

Последнее, что она увидела, была метнувшаяся к ним огромная змеиная пасть.

Глава 12

Рон стонал. Гарри неумело пытался вправить вывих, Невилл уговаривал Уизли немного потерпеть. Эльф по-прежнему наблюдал.

— Не трогайте меня, приведите Гермиону, — пробормотал раненый.

— Если б мы могли, — ответил Гарри. — Гермиона, как же нам тебя не хватает.

— А ну помоги! — заорал Невилл эльфу. — Твой ублюдочный хозяин приказал тебе помогать нам.

— Я не понимаю, о ком ты говоришь, твои слова никак не относятся к моему хозяину, — холодно парировал эльф, до смешного напомнив самого Родольфуса. Но мальчикам было не до смеха.

— Я тебя заставлю нам помочь, — Невилл взмахнул палочкой.

— Невилл, перестань, не хватало нам ещё с домовиком подраться. И потом, сможем ли мы без него убраться отсюда? Ты же знаешь, Лестрейндж помешан на защитных чарах, неизвестно, что он тут понаставлял.

— Всего боится, трус поганый, — сплюнул Невилл. — Ну ничего, я до него доберусь, если после Волдеморта ещё что-то останется. И не помогут ему его заклятия.

Словно бросая вызов Невиллу, рядом с ними возник Родольфус. Его появление прошло не в пример удачнее, он удержался на ногах, лишь слегка покачнулся, с лёгкой гримасой прижав руку к груди. Он был один.

Эльф с радостным писком бросился к хозяину.

— Где Гермиона? — крикнул Гарри.

— Я здесь, — девушка сдёрнула мантию. — Что с Роном?

— Ты в порядке?

— Да, со мной всё хорошо.

— Рон сильно ушибся и подвернул ногу. Ещё у него, кажется, внутреннее кровотечение.

— А почему вы не занесли его в дом? — поинтересовался Родольфус, по-прежнему потирая грудь. — Там же удобнее.

— В какой дом? Где здесь дом???

— Браш? — Лестрейндж недовольно нахмурился, потом взмахнул палочкой. — Вот дом. Браш, хватит своевольничать.

Ребята обернулись. За ними будто из воздуха соткался небольшой коттедж, стоявший в тени сосен.

— Невилл, Гарри, берите его… — скомандовала Гермиона.

— Может, воспользуетесь Мобиликорпусом? — предложил Лестрейндж.

— Да, конечно. Совсем голова кругом, — Гермиона взмахнула палочкой. Рон поднялся в воздух и поплыл к дому.

Родольфус выразительно взглянул на эльфа. Тот исчез. Дверь дома распахнулась, Гермиона направила Рона туда, но несколько неудачно, парень болезненно ударился головой о косяк.

— Ай! Осторожнее!

— Извини, Рон, сама не знаю, как получилось.

Родольфус беззвучно рассмеялся. Ребята, стоявшие к нему спиной, не увидели его усмешки. Снова машинально потерев грудь, Лестрейндж пошёл за ними к дому.

— Извините, здесь тесновато. Положите его на диван. Браш, дай мисс Грейнджер наши запасы, пусть выберет то, что ей нужно. Я, с вашего позволения, займу ванну, мне нужно переодеться и побриться.

— Пижон, — пробормотал Гарри, проводив Лестрейнджа взглядом.

Браш выложил перед Гермионой ящик, в котором были аккуратно сложены ингредиенты и готовые зелья, и ушёл к Родольфусу. Гермиона взяла одну из склянок и стала смазывать раны Рона остро пахнущим зельем.

— Ай! Печёт! — возмутился Рон.

— Потерпи!

Браш материализовался рядом ними, отодвинул Гермиону, с озабоченным видом влез в ящик, выхватил из него несколько склянок и снова исчез.

— Лестрейндж ранен? — спросил Гарри.

— Вроде нет, — неуверенно ответила Гермиона. — Браш взял крововосполняющее зелье. Может, из-за руки, Родольфус глубоко порезался.

— Как он вообще выбрался? Мы думали, Волдеморт его убьёт на месте после нашего побега. А не он, так Беллатрикс.

— Волдеморт хотел, чтобы его убила Нагайна. Нам удалось её задержать, а потом он аппарировал и перенёс меня сюда, — объяснила Гермиона. Мальчики ждали подробностей, но она не собиралась пересказывать им всё, что пришлось выслушать Лестрейнджу.

— Жаль, придётся доделывать грязную работу. Я надеялся, что Беллатрикс сделает её за нас, — процедил Невилл, злобно взглянув на дверь, за которой скрылся Родольфус.

— Ты о чём? — повернулась к нему Гермиона.

— А ты не догадываешься? Думаешь, я оставлю Лестрейнджа живым?

— Невилл, он же спас нас! — возмутилась девушка.

— И что? Мы ему ничего не обещали! Авроры показывали мне его дело, знаешь, сколько человек он убил, и магглов и волшебников? Там даже не на десятки счёт — на сотни!

Лестрейндж, чисто выбритый и в свежей рубашке, вернулся в гостиную и сел в кресло.

— Браш, разведи огонь.

— Жарко же, — удивился Рон.

— Мне — нет. Извините, юноша, но я всё-таки буду ориентироваться на собственный комфорт. Вам предлагаю перейти в спальню. Она больше, там кровать, кушетка и два дивана, сможете все разместиться. Я останусь здесь. Браш, дай мне что-нибудь выпить.

Эльф протянул Лестрейнджу стакан. Тот сделал глоток и изумлённо взглянул сначала на напиток, потом на эльфа.

— Браш, я не это имел в виду.

— Выпейте, хозяин. Пожалуйста, — эльф сложил ручки на груди и умоляюще взглянул на хозяина.

— Дожили. Мой собственный эльф указывает мне, что пить. Браш, доиграешься. Принеси коньяк.

Однако голос Лестрейнджа был добродушным, совсем не таким, когда Фенрир осмелился с ним фамильярничать, отметила про себя Гермиона. Очевидно, Брашу много позволялось и многое прощалось.

Гарри осмотрел спальню и кивнул.

-Да, там нам будет лучше.

Гермиона снова подняла Рона в воздух и он опять ударился головой.

— Ай! Ты что, нарочно?

— Не говори глупостей, Рон.

Шедший за ними Невилл поскользнулся на пороге и схватился за косяк. Неожиданный порыв ветра захлопнул дверь, больно ударив его по пальцам.

— Это же твои штучки, — злобно повернулся он к Лестрейнджу, с усмешкой наблюдавшему за их злоключениями. — В этом доме воняет Тёмной магией, я лучше на улице переночую.

— Вздор, Невилл, — одёрнула его Гермиона. — Нормально здесь. Я ничего не чувствую.

— Здесь и правда неприятно, — заметил Рон. Гарри кивнул в знак согласия.

— Не знаю, я ничего такого не чувствую, — повторила Гермиона.

— Не спорьте, молодые люди. Магия этого дома такова, что он считывает ваши чувства ко мне и возвращает их вам. Отзеркаливает, проще говоря. Может даже немного усилить. С этой точки зрения, — усмехнулся Родольфус, — мистеру Лонгботтому действительно лучше больше времени проводить на свежем воздухе.

— А то заклятие, которое вы накладывали на нас в лондонском доме? — спросила Гермиона.

— Здесь оно не действует. Это очень разные дома, — покачал головой хозяин.

— А зачем здесь такое заклятие? Вы же сказали, что никто, кроме вас и Браша не знает об этом месте, значит, здесь никто не бывает, кроме вас? — продолжала допытываться девушка.

— Тренировался, а потом решил так и оставить, — пожал плечами Лестрейндж.

— Неплохая идея, — оценил Рон. — Те, кому что-то не нравится, долго не задержатся.

— Именно так, — кивнул Родольфус. — Изначально, правда, мысль была другая. Это предполагалось как мой подарок тем, кто меня любит. Чтобы и им в моём доме было хорошо. Но таковых не осталось, — добавил он очень тихо, так, что ребята не расслышали. — Остальное оказалось побочным действием, весьма полезным, надо сказать. Так что извините за некоторые неудобства. Браш, приготовь еду нашим гостям.

— А вы, хозяин?

— Я не голоден, мне кофе.

— Попробовать придётся, — процедил Невилл. — А то мало ли.

— Не нравится — не ешь, — спокойно ответил Лестрейндж. — Я не голоден и ничего пробовать не буду.

«Опять начинается, — подумала Гермиона. — Гарри и Рона мы освободили, Невилл больше не сдерживается. Но это неправильно…»

Невилл шагнул к Родольфусу, но запнулся за угол ковра и едва не растянулся на полу. Лестрейндж иронично поднял бровь. Лонгботтом в ярости выскочил из дома, напоследок хлопнув дверью.

Глава 13

После обеда ( к которому Невилл демонстративно не прикоснулся) Гарри и Рон заснули.

Невилл бродил где-то в окрестностях дома, Гермиона вышла в гостиную, чтобы не беспокоить друзей. Родольфус, прикрыв глаза, сидел у камина и, кажется, дремал. Рядом с ним на столике стояла нетронутая тарелка, накрытая салфеткой. В комнате было невыносимо жарко, при этом все окна закрыты и шторы спущены.

— Вам бы стоило отдохнуть, мадмуазель, — не открывая глаз, произнёс Лестрейндж. — Ночь выдалась тяжёлая.

— Я вас разбудила? Извините.

— Нет, просто задумался. — Родольфус подбосил в камин ещё пару поленьев. — Браш! Открой окна и дай мне одеяло.

Комната наполнилась воздухом и светом. Гермиона сразу почувствовала себя лучше. Хозяин же придвинулся ближе к огню. Девушка обратила внимание, что он очень бледен.

— Мистер Лестрейндж, вы в порядке? Вы плохо выглядите.

Эльф за её спиной громко вздохнул.

— Спасибо, со мной всё хорошо. Ночь выдалась тяжёлая, — повторил Лестрейндж.

Гермиона огляделась. Обстановка чем-то напоминала библиотеку Лестрейнджа. Книги, вазы с цветами, удобная мебель, на стенах картины.

— Какое чудо! — залюбовалась девушка небольшой акварелью. Корабельные сосны, уходящие ввысь, поляна, устланная розовыми цветами, море в просветах сосен, на горизонте сливающееся с небом. Всё было живым, дышало, манило, казалось, протяни руку — и сможешь прикоснуться к шершавой коре ствола, вдохнёшь аромат хвои, смешанный с солоноватым запахом моря. Это не имело ничего общего с обычными двигающимися картинками, как не имеет ничего общего печатная штамповка магглов с истинным произведением искусства. В углу картинки стояла подпись художника — R.L.

— Ваше?

— Нет, так мне рисовать никогда не удавалось. Рабастан. Он прекрасно рисовал до Азкабана. Сейчас не может. Знаете, я особо не удивляюсь тому, что он так пьёт и не сильно пилю его за это. Утратить такой дар…

Родольфус замолчал.

Гермиона тоже не стала ничего говорить. Взрослые люди, сами выбрали свою судьбу, сами за всё ответили. Она стала рассматривать многочисленные фотографии. На одной девочка сразу узнала женщину с портрета. Одной рукой женщина придерживала сидевшего на коленях крошечного малыша, второй обнимала прижавшегося к ней мальчика лет 7-8.

— Это вы? — спросила она, указав на мальчика.

— Да, — кивнул хозяин. — Правда, с тех пор несколько изменился.

— Да нет, вполне узнаваемы, — улыбнулась девушка.

Разглядывая фотографии, Гермиона обратила внимание, что на всех их Родольфусу было не больше 15-16 лет. Ни одной фотографии взрослого или хотя бы молодого Лестрейнджа не было.

«В Азкабан он попал гораздо позже, лет через 10, — подумала девушка. — Странно. Разлюбил сниматься?» Она искоса взглянула на хозяина, помня о его способностях легалимента, но Лестрейндж, похоже, думал о другом.

И ещё одна странность — не было ни одной фотографии Беллатрикс, хотя Белла и Родольфус учились вместе. Было несколько снимков Родольфуса в Хогвартсе, одного или с Рабастаном — Гермиона легко узнала знакомые места, но ни на одном из них не было его будущей жены.

— Вы кого-то ищете? — спросил Родольфус, как оказалось, внимательно наблюдавший за ней.

— Нет, — поспешно ответила Гермиона.

— У вас не очень хорошо получается лгать, — засмеялся Лестрейндж. — И вы наверняка удивлены отсутствием портретов моей жены.

Он на мгновение замолчал.

— Здесь люди, с которыми связана другая сторона моей жизни. Я стараюсь их не смешивать. А Белла…

Он потянул висевшую на шее цепочку, вытащил серебряный медальон, щёлкнул крышкой и показал Гермионе изящно выписанный портрет юной Беллатрикс, какое-то время смотрел на изображение, потом прикоснулся к нему губами, закрыл медальон и снова спрятал под рубашку.

«Боже мой, после всего, после всех её выходок!» — ужаснулась Гермиона.

— Я помню, что обещал не применять к вам легалименцию и, честно говоря, сейчас у меня нет на неё сил, но у вас всё на лице написано, — печально улыбнулся Родольфус. — Да, вот так. Мои чувства к Белле не зависят от её отношения ко мне. У меня достаточно достоинства, чтобы не выпрашивать её любовь, но недостаточно сил, чтобы перестать любить самому. Да я и не хочу, если честно.

— Мешать соединенью двух сердец

Я не намерен. Может ли измена

Любви безмерной положить конец?

Любовь не знает убыли и тлена, — прочитал он, снова прикрыв глаза, и замолчал.

— Любовь — над бурей поднятый маяк,

Не меркнущий во мраке и тумане.

Любовь — звезда, которою моряк

Определяет место в океане, — откликнулась девушка.

— Любовь — не кукла жалкая в руках

У времени, стирающего розы

На пламенных устах и на щеках,

И не страшны ей времени угрозы, — продолжил Родольфус, глядя на угасающее в камине пламя.

-А если я не прав и лжет мой стих,

То нет любви — и нет стихов моих!

— Спасибо, мисс Грейнджер. Так говорить я мог только с этими людьми, — Лестрейндж кивнул на фотографии. -Никого из них уже нет в живых, кроме Рабастана.

— А вы?

— Я? Я настолько изменился с тех пор, что можно сказать, что меня — того, что здесь, — тоже.

Пока Гермиона пыталась осмыслить слова Родольфуса, в комнате появился Браш. Он принёс Родольфусу очередную чашку с тёмно-багровым напитком. Лестрейндж покривился, однако молча глотнул. После этого его лицо немного порозовело.

— Да, жарковато, — он отодвинулся от камина.

Эльф что-то озабоченно сказал. Хозяин равнодушно пожал плечами. Эльф начал горячо доказывать.

— Браш, сгинь, — раздражённо бросил Родольфус. Эльф исчез.

— Мистер Лестрейндж, а вы никогда не думали дать вашему эльфу свободу? — оседлала любимого конька Гермиона.

— Я его иногда этим пугаю, — засмеялся тот. — Когда надоедает своей заботой, как сейчас.

— А что он вам приносит?

— Неважно, — отмахнулся Родольфус.

«Что-то с ним не то», — подумала девушка, хотя Лестрейнджу явно полегчало, он даже встал с кресла и подошёл к Гермионе.

— Вы играете, мистер Лестрейндж? — спросила девушка, кивнув на полускрытый портьерой рояль в углу.

— Нет, — ответ прозвучал неожиданно резко. Гермиона с недоумением обернулась на Лестрейнджа, потом перевела взгляд на большой портрет, висевший над роялем и тоже наполовину скрытый портьерой. На портрете подросток лет 13 сидел за этим самым инструментом и вдохновенно играл. На лице мальчика были написаны восторг, вдохновение и сосредоточенность. Чувствовалось, что для него это не просто игра, что это — его жизнь. Это тоже был Родольфус, но узнать его здесь было сложнее, чем в семилетнем возрасте. Гермиона пыталась понять, что так изменилось, потом сообразила — мальчик на портрете смотрел открыто и доверчиво, по-щенячьи радостно и восторженно. Казалось, он верил, что мир прекрасен, люди добры, а его ждёт светлое, безоблачное будущее, и выражал это своей игрой. Родольфус смотрел на портрет с тем каменным выражением, которое, как заметила Гермиона, появлялось у него, когда ему было особенно больно, потом зло бросил:

— Этот сдох первым.

Гермиона замолчала, не зная, что сказать, и понимая, что развивать тему Лестрейндж не станет. Родольфус залпом допил остатки зелья, пробормотав:

— Как вообще можно пить такую бурду?

— Мистер Лестрейндж, а…

— Это что, мама? Это моя мама??? — Невилл, вернувшийся в дом, показывал рукой на один из снимков.

Глава 14

Лестрейндж с досадой дёрнул уголком рта.

Гермиона взглянул на снимок, который Невилл уже сорвал со стены. Она помнила Алису Лонгботтом по фотографии членов Ордена Феникса. Да, это была она. Юная, примерно их возраста. С Родольфусом. Родольфус был старше, чем на предыдущем портрете, теперь это был не мальчик, а юноша. В нём уже чувствовалась сила и зачастки будущей зрелости, но взгляд оставался таким же открытым и восторженным.

Они катались на качелях. Алиса присела, Родольфус возвышался над ней, оба беззаботно смеялись, оба были молоды, счастливы и беспечны.

— Что она… Как ты посмел повесить здесь её фотографию? После того, что ты с ней сделал… Как ты посмел?!! Мразь! Палач! Убийца!

Невилл с ненавистью смотрел на Родольфуса. Лестрейндж отвечал ему не менее яростным взглядом, ноздри его раздувались от гнева. Он ещё держал себя в руках, но Гермиона понимала, что это ненадолго.

— Невилл, перестань. Я же тебя просила, не оскорбляй его. И потише, Гарри и Рон спят, им нужно набраться сил.

— Дай сюда, — Родольфус властно протянул руку. — Я не собираюсь ни в чём отчитываться сопливому мальчишке.

Невилл резким движением разорвал фотографию пополам и швырнул Лестрейнджу обрывок с его изображением. Родольфус скрипнул зубами, но сдержался. Увы, Невилл не собирался следовать его примеру.

— Ты… Ты был влюблён в неё, а когда она не захотела иметь с тобой дела, когда предпочла папу, потому что папа был в тысячу раз лучше тебя, ты решил отомстить и замучил их…

Лестрейндж с грохотом ударил кулаком по каминной полке.

— Я никогда не любил Алису! Я. Всегда. Любил. Только. Свою. Жену. Жаль, что это так и не дошло до твоего тупоголового отца!

«Это конец,» — успела подумать Гермиона.

— Круцио! — заорал Невилл, выхватив палочку. Родольфуса сбило с ног, его тело выгибалось от боли, затылок с глухим стуком ударялся об пол.

— Невилл, стой!

— Всего лишь, Круцио, Фрэнк? А почему же сразу не Авада? Давай, а друзья пусть помогут, вас как раз снова четверо, — несмотря на перекошенное от боли лицо, выкрикнул Родольфус.

— Флагеллум! — вопил Невилл, бешено размахивая палочкой. В воздухе послышался свист, на Родольфуса обрушился град ударов незримого бича. Зажатый между креслом и камином, тот безуспешно пытался уклониться, прикрывая руками глаза. На лбу, щеках и ладонях уже вспухли багровые полосы.

— Как тебе это, Лестрейндж? Не нравится? Попроси меня прекратить! Давай, проси, гнида!

— Не дождёшься, — прохрипел Родольфус, но тут же, несмотря на сыпящиеся удары, поднял голову и, к удивлению Гермионы, действительно крикнул:

— Нет! Не смей! Слышишь, я сказал — не смей!

— Не смей? Так не просят, Лестрейндж! Круцио!

— Хватит! — выскочивший из спальни Гарри мгновенно оценил обстановку и схватил Невилла за плечи, пытаясь остановить.

— Трус! — орал Невилл, вырываясь из рук Поттера. — Трус! Я знаю, мама и папа тебя ни о чём не просили, а ты трус и слизняк, сразу о пощаде замолил.

— Он не с тобой говорил, — мрачно заметил стоявший на пороге спальни Рон и кивнул Невиллу за спину.

Оглянувшись, ребята увидели Браша. Забавная мордочка домашнего эльфа пылала гневом, рука была поднята для заклятия.

— Я сказал — не смей, — корчась от боли, повторил Лестрейндж. — Я дал им слово. Без ограничений по времени и условиям.

— Но я не давал, — неожиданно глубоким и звучным голосом ответил Браш.

— Ты — мой домашний эльф, я за тебя отвечаю.

Браш задумался, потом менее уверенно пробормотал:

— Хозяин предлагал Брашу свободу…

Лестрейндж изумлённо поднял брови.

— И ты, наконец, созрел?

— Если Браш иначе не может защитить своего хозяина…

— Не в этот раз, дорогой. Я передумал, — Родольфус улыбнулся и тут же застонал.

— Что произошло? — Гарри обвёл взглядом Гермиону, Невилла и Родольфуса.

Лестрейндж, тяжело дыша и собираясь с силами, чтобы встать, проигнорировал вопрос. Невилл, оттолкнув Гарри, по-прежнему ненавидяще смотрел на хозяина. Гермиона молчала, боясь спровоцировать новую вспышку.

— Молодые люди, — наконец, поднявшись, хрипло произнёс Родольфус . — Вам не кажется, что вы несколько злоупотребляете моим гостеприимством? Я вижу, вы достаточно оправились, поэтому предлагаю вам покинуть мой дом. Думаю, ваши друзья вас уже заждались.

— Да, вы правы, — кивнул Поттер. — Рон, ты как?

Рон не успел ответить. Лестрейндж, побелев и судорожно хватая ртом воздух, сполз по каминной решётке и распростёрся на полу. На белой рубашке расплывалось огромное ярко-алое пятно. Спустя всего несколько секунд он уже лежал в луже крови, и эта лужа быстро увеличивалась.

Глава 15

Браш подскочил к хозяину и осторожно приподнял ему голову. Гарри помог ему усадить Родольфуса в кресло.

— Невилл, что ты сделал? — повернулась к Лонгботтому Гермиона.

Тот только помотал головой.

— Это не он, мисс Грейнджер, — тихо, с усилием произнёс Лестрейндж. — Нагайна. Ей удалось-таки меня до меня дотянуться.

— И вы аппарировали так точно? — изумилась девушка.

Родольфус слабо улыбнулся.

— Как говорит мой брат, мастерство не пропьёшь. Хотя это, увы, не его случай.

Даже эти несколько слов отняли у него слишком много сил.

Гермиона схватила палочку:

— Вулнера Са…

— Не надо, — остановил её Лестрейндж. — Мы пробовали. Кровотечение лишь усиливается.

— Браш, надо крововосполняющее зелье! — повернулась девушка к эльфу.

Эльф протянул Родольфусу хорошо знакомую ей чашку с красной жидкостью.

— Наши запасы почти на исходе, — с тревогой сказал он.

— Принеси горячей воды, губку и бинты, — скомандовала Гермиона.

Родольфус качнул головой.

— Право, вам не стоит себя утруждать, Браш прекрасно справится сам.

— Мистер Лестрейндж, может, хватит играть в Супермена?

— В кого? — не понял Родольфус.

— Неважно, — передразнила его Гермиона.

Он лишь пожал плечами и умолк. Гермиона с тревогой отметила, что крововосполняющее зелье уже не даёт должного эффекта, Лестрейндж был так же бледен и слаб.

Расстегнув промокшую от крови рубашку, Гермиона осторожно обтёрла кровь и увидела, что выражение «живого места нет» не всегда бывает фигуральным. Жуткие сине-багровые шрамы покрывали всю левую сторону тела Лестрейнджа почти до пояса. Справа кожа была исполосована бугристыми рубцами и шрамами.

— Неплохо поработали, — холодно сказал Невилл. — Жаль, что не добили.

— Невилл, заткнись, — возмутилась Гермиона. Родольфус, к счастью, промолчал. То ли был слишком слаб, то ли решил больше не поддаваться на провокации Невилла. — Мистер Лестрейндж, я не вижу рану.

Лестрейндж указал на под ключицу. Всмотревшись, Гермиона увидела две крохотные точки, в которых пульсировали алые капли. Она вспомнила быстро надвигающуюся змеиную пасть и возникшую между ней и клыками гадины спину Родольфуса.

— Действие зелья ослабевает почти сразу, — вздохнул Браш, — и тогда кровь начинает течь быстрее.

— Вам нужно в больницу святого Мунго, — решительно заявила Гермиона.

— Зачем? — приподнял бровь Родольфус.

— Потому что иначе вы истечёте кровью.

— Я говорю хозяину то же самое, — горестно вздохнул эльф. — Но хозяин не слушает Браша.

Лестрейндж пожал плечами.

— Мисс Грейнджер, в случае столь опрометчивого решения я вижу четыре варианта развития событий.

Вариант первый: меня не станут лечить в больнице Святого Мунго, я истеку кровью там точно так же, как и здесь.

— Этого не может быть! — горячо воскликнула Гермиона.

— Мне нравится ваша наивность и вера в людей.

Вариант второй: меня убьют сразу же, как только я там появлюсь. Этот вариант мне самому кажется маловероятным по сравнению с предыдущим, моё состояние позволяет избавиться от меня без активных действий («не стоишь сил для заклятия» — вспомнила Гермиона), но полностью сбрасывать его со счетов всё-таки не стоит.

Вариант третий — мне оказывают помощь, более-менее стабилизируют моё состояние и возвращают в Азкабан, уже без всякой надежды и шансов на освобождение. Возможно, приговорят к поцелую дементора или обойдутся без приговора, будем считать это подвариантом. Да-да, — он предостерегающе поднял руку, — вы не верите в возможность такого решения без приговора, но я смотрю на вещи реалистично.

И, наконец, четвёртый вариант — меня вылечат, — Лестрейндж жёстко усмехнулся, — а потом обменяют на кого-то из ваших сторонников. Вы цените своих людей, я вам, по большому счёту, теперь совершенно не нужен, пользы от меня никакой, всё, что я мог вам дать, вы от меня уже получили, а Волдеморт будет очень рад вернуть меня обратно, тем более, что Нагайна, бедняжка, осталась голодной.

Как вы думаете, мисс Грейнджер, какой вариант для меня предпочтительнее? Правильно, спокойно умереть в своём доме, среди воспоминаний о тех, кто когда-то был мне близок, в окружении вещей, напоминающих мне лучшие годы моей жизни, и вдали от всех. Если вы, наконец, меня покинете, мои последние минуты будут исполнены тишины и покоя. А потом Браш зароет меня здесь, среди сосен. Вряд ли в Азкабане или где-то ещё озаботятся переносом моего тела в фамильный склеп, так что, как видите, по всем пунктам это лучшее решение.

Родольфус, утомлённый долгой тирадой, замолчал. Эльф воспользовался этим, чтобы издать душераздирающий горестный вой. Ребята вздрогнули.

— Браш, — обратился к нему Лестрейндж. — Я прошу тебя производить эти звуки, когда я уже не смогу их услышать. Для человека с абсолютным слухом они невыносимы.

— Но, мистер Лестрейндж, — обратилась к нему Гермиона, — может, всё не так мрачно? Вы же помогли нам, вы перешли на нашу сторону.

Родольфус, превозмогая боль, выпрямился.

— Мисс Грейнджер, я был вынужден вам помочь, чтобы спасти жизнь брата, но я не переходил на вашу сторону и никогда, запомните, никогда не планирую этого делать.

— Значит, сдохнешь в Азкабане. Если, конечно, до него доживёшь, — заключил Невилл.

— Вы сделали большую ошибку, хозяин, — пробормотал эльф, искоса взглянув на Лонгботтома.

— Я сделал то, что должен был сделать, и больше об этом не упоминай, — недовольно ответил Родольфус.

У Гермионы сложилось впечатление, что говорят они о гораздо более отдалённых событиях, нежели те, что случились прошлой ночью.

— И вообще, какого чёрта мы его уговариваем, — не мог успокоиться Невилл. — Хочет сдохнуть сам — пусть подыхает, меньше возни. Вы же слышите, он не перейдёт на нашу сторону. И про брата всё это отмазки, все знают, почему он вдруг невзлюбил Волдеморта. — Лонгботтом скабрезно ухмыльнулся. — Давайте выбираться отсюда, Аберфорт уже, небось, с ума сходит, гадая, куда мы подевались.

Лестрейндж и в этот раз никак не отреагировал на выпад Невилла, лишь снова стиснул зубы. Капли крови в ранках от укуса стали крупнее. Эльф снова ткнул ему чашку. Родольфус через силу сделал глоток и отдал остатки эльфу.

— Невилл, это мерзко, и Аберфорт, если ты помнишь, просил Кингсли не разносить эти сплетни. Но, вижу, с тобой он поделился.

— О Беллатрикс и Волдеморте все говорят, — ухмыльнулся Лонгботтом.

— Свечку держали, юноша? — всё-таки не выдержал Лестрейндж.

— То-то тебя перед дверью собственной спальни вчера так корёжило, — глумливо фыркнул Невилл.

Родольфус снова прикрыл глаза. Капли скатились из ранок и потекли вниз, слившись в небольшой ручеёк.

— Уходите, — тихо сказал он.

— Нет, пожалуй,всё-таки задержимся, подождём, пока ты сдохнешь, — ухмыльнулся Невилл. — Я хочу увидеть это своими глазами.

— Невилл, успокойся, — не выдержал Рон. — Ведёшь себя, как… как Пожиратель.

— Мы не можем вот так вас бросить, — твёрдо сказал Гарри, бросив на Невилла недовольный взгляд.

— Почему?- не открывая глаз, спросил Лестрейндж.

— Потому что мы не Пожиратели.

Родольфус сам протянул руку в направлении Браша, взял чашку и сделал ещё глоток. Кровавый ручеёк остановился.

— Все вы абсолютно одинаковы, мальчик. В том, что не считаете за людей тех, кто не с вами. Да и тех, кто с вами… до поры, до времени. Сколькие из ваших стали разменной монетой для Альбуса? Я знаю их имена, собственно, ты тоже в этом списке.

Гарри хотел возразить, но Родольфус взглядом попросил Поттера дать ему закончить.

— Волдеморт называл моего отца другом, но когда авроры загнали нас в угол и отец был ранен… тяжело ранен… я звал его, умолял вытащить отца, я бы справился сам… или не справился, неважно… Он слышал меня, но не счёл нужным ответить. Он просто бросил… своего друга и ближайшего соратника.

— И ты продолжал служить ему? — спросил Рон.

— Он был прав… — не обращая внимания, продолжал Лестрейндж. — Я не должен был сдаваться. Слово аврора — он горько усмехнулся и провёл пальцами по следам ожогов, — вот она, цена слова аврора. Я хотел убить их всех… и себя… но главное — их… мне обещали жизнь… в обмен… испугались за свои шкуры… я поверил им… я хотел спасти отца… — голос Родольфуса становился всё слабее, слова начали путаться.

— Это ложь, — холодно ответил Гарри. — Слово аврора нерушимо. Если бы тебе обещали жизнь, то отпустили бы.

Лестрейндж с трудом поднял голову и взглянул на него.

— Спроси… у Аберфорта… Он… был… там… он… знает… правду…

— Аберфорт говорил об этом, — негромко сказал Гермиона. — Не вдавался в подробности, но говорил. Это правда.

— Кто это был? Такой человек не может оставаться в рядах авроров. Ты знаешь его имя? Если это правда, Робардс вышвырнет его.

Родольфус через силу засмеялся.

— Наивные дети, — прошептал он.

Браш принёс полную чашку.

— Последняя, — горестно пробормотал он.

Родольфус залпом проглотил зелье.

— Я бы не вернулся к Тёмному Лорду, если бы мне тогда действительно дали уйти,- более твёрдым голосом сказал он, глядя на Рона. — Отец, если бы выжил, скорее всего, да. Я — нет. И Рабастана бы не пустил. Но всё сложилось, как сложилось. Волдеморт всего лишь бросил. Он ничего нам не обещал. Мог спасти, но не обещал. Знали, кому служили. А эти, — его лицо исказилось от ненависти, — тебе всего девятнадцать, Родольфус, ты ещё можешь изменить свою жизнь, твой брат без тебя погибнет в первом же бою, твоя мама не переживёт вашей смерти, бери отца и возвращайся домой, но главное — сними заклятие, дурак, слово аврора действует ровно до этого момента.

— А потом? — спросил Рон

Лестрейндж снова указал на шрамы.

— Конфринго.

— Конфринго не используют против людей, разве что совсем безвыходная ситуация, — возразил Гарри.

— Зависит от того, кого ты считаешь людьми, а кого не считаешь, — криво усмехнулся Лестрейндж. — Я вернулся к Волдеморту, потому что только с ним мог отомстить. И я отомстил. Жаль, до Робардаса не дотянулся. Я очень хотел, но он изворотливо прятался за спины своих авроров, таких же восторженных дураков, каким когда-то был я сам до встречи с ним. Потом Азкабан, новая война, и вот теперь я здесь, истекаю кровью от укуса волдемортовой твари. А ведь всё могло сложиться иначе, — задумчиво произнёс он и замолчал.

— Нам здесь больше нечего делать, — тихо сказал Гарри. — Мы ему уже ничем не поможем. Он не перенесёт аппарирования в таком состоянии. Браш!

— Я буду с хозяином до конца, — тихо сказал эльф. — Подождите… где-то… Осталось недолго.

— Да, — кивнул Гарри. — Пошли, ребята. А где Невилл?

— Да вроде здесь стоял, — пожал плечами Рон.

Гермиона опустилась на колени рядом с Родольфусом.

— Спасибо, мистер Лестрейндж, — тихо произнесла она. — Мне жаль…

Лестрейндж не шевельнулся.

Толкнув плечом дверь, в гостиную ввалился Невилл. В руках он держал огромный пук травы.

— Это кровохлёбка, — буркнул он, швырнув траву на стол. — Её здесь немного, но на пару доз хватит. До утра протянет, утром аппарируем в больницу.

Родольфус с усилием приподнял веки и удивлённо взглянул на Невилла.

— Я был здесь, — сказал Лонгботтом, глядя ему в глаза. — Я был здесь раньше, я вспомнил. И я хочу знать правду.

Глава 16

Родольфус спал. Гермиона добавила в отвар кровохлёбки сон-травы, рассудив, что хозяину необходимо отдохнуть как следует. Вскоре после прихода Невилла Лестрейндж впал в полузабытьё, им с трудом удалось напоить его отваром, но сейчас, кажется, кровотечение уменьшилось, и озноб, бивший Родольфуса, немного утих.

— Почему он всё время дрожит? — спросил Рон. — Жарко же.

— У него огромная кровопотеря, ему холодно.

— От такого крошечного укуса?

— Если бы не он, Нагайна укусила бы меня. Она меня не видела, но чувствовала даже под мантией.

— Ну, он дал слово…

— Действие его слова закончилось в лондонском доме после того, как вы аппарировали. Он освободил тебя и Гарри и помог нам сбежать оттуда. Всё остальное — его выбор. И то, что не дал эльфу размазать Невилла — тоже.

— Псих он законченный, как и его жена, только по-другому, вот и всё. До сих пор играет в рыцаря короля Артура.

— Я рада, Рон, что уроки истории магии неполностью прошли мимо тебя. Только он не играет, он так живёт.

— Почему ты его защищаешь?

— Потому что не хочу быть такой, как те, о ком он говорил.

Невилл, не вмешиваясь в разговор, сосредоточенно нарезал корни и стебли кровохлёбки для следующей порции.

— Невилл, а с чего это ты вдруг? То его убить хотел, а сейчас спасаешь? — поинтересовался Уизли.

— И почему ты решил, что был здесь? — спросила Гермиона. — Лестрейндж говорит, что про это место никто не знает.

— Когда он сказал, что не вернулся бы к Волдеморту, я подумал, что тогда мама с папой могли бы сейчас… Были бы нормальными, сражались бы рядом с нами…

— Навряд ли Беллатрикс и его отец позволили бы ему, — пожал плечами Гарри. — И не забывай, остались бы она, Крауч, вместо Родольфуса мог бы быть его отец, с Рабастаном тоже не всё ясно.

— Может быть, — сумрачно согласился Невилл, — просто пока я об этом думал… ковёр, там, где я споткнулся утром, он так и остался чуть отвёрнутым, там царапины на полу и у меня в голове вдруг возникла картинка — я маленький сижу на этом ковре и чем-то царапаю пол. Мне больно, страшно, плохо, я хочу домой, а кто-то надо мной говорит…

— Что говорит?

— Не помню. Но не угрожающе, а тихо, будто успокаивает. И грустно. Я точно знаю, что я не придумал.

Гарри и Гермиона переглянулись. Рон пожал плечами. Слова Невилла звучали неубедительно.

— И ещё… — Невилл оглянулся, потом кивнул на рояль. — Там сбоку должен быть рисунок, вроде того, которым Лестрейндж открывал сейф.

Он оставил кровохлёбку, подошёл к роялю и с усилием отодвинул его от стены. Рон присвистнул. На боковой крышке действительно был схематический рисунок из хаотично разбросанных точек, соединённых линиями.

— Я вижу себя, как вожу по ним пальцем, а голос говорит какие-то слова. — Невилл напрягся. — Саиф… Аль…аль-ни-та-ка… дальше не помню. Это я точно не придумал. И рисунка не видел, его, если рояль не отодвинуть, не видно.

— Ну конечно! — шёпотом, чтобы не разбудить Лестрейнджа, воскликнула Гермиона. — Я сразу поняла, что рисунок знакомый. Просто у Родольфуса здесь ошибка. Смотрите, Беллатрикс…

Мальчики вскочили на ноги, вскинув палочки.

— Вы на астрономию ходили? Это же созвездие Ориона. Беллатрикс — гамма Ориона и Ригель — его бета, — они не соединяются напрямую, их соединяет Минтака, а здесь они соединены. Или… — Гермиона задумалась. Мог ли Родольфус повторить одну и ту же ошибку дважды? Она вспомнила платок с монограммой СRRL.

— Браш, а как полное имя твоего хозяина?

Эльф, понуро сидевший у ног Родольфуса, поднял голову.

— Корвус VII Родольфус Ригель Лестрейндж.

«Теперь понятно. Ригель и Беллатрикс.»

Рон фыркнул. Эльф ответил ему взглядом, говорившим «плебеям не понять».

— Я хочу знать, когда и почему я здесь был, — закончил Невилл. — Один или с мамой. И вообще, хочу знать, как всё произошло… там. Ни Лестрейнджи, ни Крауч ни в чём не признались. Они молчали, Крауч отпирался. Так никто и не знает, почему именно они, мои мама с папой. Я хочу, чтобы Лестрейндж мне всё рассказал.

— Невилл, если ты будешь его расспрашивать таким способом,он тебе вряд ли что-то расскажет, даже если ты его до смерти забьёшь, — заметил Гарри. — Ты же видишь, он не боится ни смерти, ни боли. Не превращайся в такого, как он, твои родители хотели не этого. Кстати, — повернулся он к Гермионе, — а что за сейф?

— Я не успела вам рассказать, Родольфус дал нам денег.

— Что-о-о??? — вытаращил глаза Рон. — Как дал? Сколько?

— Много, очень много, целый мешок. Браш доставил его Аберфорту. Да, Браш?

Эльф кивнул.

Гарри и Рон переглянулись.

-Что-то я ничего не понимаю.

— Я подумала, если уж он согласился нам помогать, может, и деньгами поможет. Не особо рассчитывала, но спросила, он поёрничал сначала, но денег дал. И открывал сейф этим же рисунком.

— Надо запомнить, — хмыкнул Рон.

— Не трудитесь, — буркнул эльф, — дело не только в рисунке, но и в том, кто его воспроизводит.

— Ладно, и на том спасибо. Видишь, всё-таки не зря отправились, не в Гринготтсе, так у Лестрейнджа денег раздобыли, — ухмыльнулся Уизли.

— Невилл, а ты понял, о чём говорил Родольфус, когда назвал тебя Фрэнком ? — спросила Гермиона. — Он сказал что-то вроде «а друзья пусть помогут, вас же снова четверо».

Невилл пожал плечами.

— Откуда мне знать?

— Да у него в голове всё смешалось, — вмешался Рон. — Невилл, Фрэнк, там четверо, здесь четверо. Посмотри на него — кровь хлещет, Круциатус, Флагеллум, тут своё имя забудешь, особенно такое заковыристое.

— Ладно, давайте поспим немного, — предложил Гарри. — А завтра посмотрим.

Глава 17

Утро выдалось сырым и мрачным. За окном лил дождь, уныло шумели сосны, где-то внизу слышался отдалённый рокот волн. Гермиона поёжилась от холода и опасливо взглянула на Лестрейнджа. Он всё ещё спал. Дыхание было неглубоким, прерывистым, лицо осунулось, рубцы от ударов незримым бичом покраснели и распухли.. Эльф по-прежнему сидел у его ног.

— Как он? — шёпотом спросила девушка.

Браш тяжело вздохнул.

Повязка на груди Лестрейнджа была влажной, но, к счастью, не пропитанной насквозь.

— Ночью менял?

Эльф отрицательно покачал головой.

В кухне Невилл возился с отваром.

— Зря я, наверное, это затеял, — сумрачно пробормотал он. — Сам не знаю, что на меня нашло. Может, и не было ничего, я всё придумал. Что он мне скажет? Он вообще не хочет говорить.

Помешивая отвар, мальчик провёл рукой в опасной близости от огня. Пламя горелки отклонилось в сторону, хотя дверь была закрыта и сквозняка не было.

«А ведь это дом, — подумала Гермиона. — Дом с самого начала пытался напомнить Невиллу о чём-то. И ковёр отвернулся именно в том месте, где, Невилл считает, он что-то рисовал».

Звучало дико, но… Родольфус ведь искренне любит это место, и наделил его почти живой душой. Гермиона вспомнила, как в подвале Лестрейнджа её магия ослабла. «Его дом видел в нас врагов, а Долохова, который явно сочувствовал Родольфусу, считал его другом. И только когда я перешла к защитным заклинаниям, дом перестал сопротивляться».

— Есть что пожрать? — заглянул Рон.

— Тебе лишь бы жевать всё время!

— Гермиона, мы из-за их драки, — Рон кивнул на Невилла, — вчера не ужинали.

— Не знаю, Браш вряд ли сейчас станет готовить нам завтрак, а Родольфус явно не в том состоянии, чтобы ему приказать. Он, кстати, уже сутки не ел. В больнице поешь, там прекрасный кафетерий!

Рон обиженно пожал плечами.

— Опять ты его защищаешь, — проворчал он.

— Как ты думаешь, может, экстракт бадьяна попробовать? — проигнорировав Рона, обратилась Гермиона к Невиллу.

— Ага, вместо Круциатуса, хорошо подойдёт, — опередил его Уизли, до сих пор помнивший болезненный процесс лечения бадьяном.

— Давай обойдёмся укрепляющим зельем и кровохлёбкой, а целители в больнице пусть решают, — так же сумрачно ответил Невилл. — На, дашь ему, — он сунул в руки Гермионе плошку с зельем.

— Сам не хочешь?

— Не хочу.

— Я б на месте Лестрейнджа у него и не брал бы, мало ли, что он туда подсыпать мог, — снова встрял Рон.

— Рон, заткнись!

Ребята вернулись в гостиную. Гарри уже был там.

— Браш, буди хозяина.

Эльф осторожно прикоснулся к плечу Родольфуса. Тот открыл глаза, окинул всех мутным, неузнавающим взглядом и снова опустил веки.

— Выпейте, — протянула отвар Гермиона.

Лестрейндж равнодушно протянул руку, молча выпил и отдал плошку эльфу.

— Можете встать?

Родольфус так же равнодушно молча встал. Немного покачнулся, но устоял на ногах, сжал пальцами виски, потряс головой, потом с трудом выпрямился. Он по-прежнему не говорил ни слова и не встречался ни с кем взглядом.

Гермиона и мальчики переглянулись.

— Рон, давай, — Гарри и Рон подхватили Лестрейнджа с обеих сторон, Невилл взял за руку Поттера, Браш протянул лапки Гермионе и Рону. Навалилось привычное ощущение сдавливания. Гермионе показалось, что она услышала, как захрипел Родольфус. Хлопок — и они стояли в холле больницы.

Больница Святого Мунго и в мирное время была довольно оживлённым местом, а с начала войны бурление не утихало ни на мгновение. Сюда свозили тяжелораненых со всех концов Британии, сюда по-прежнему поступали волшебники, получившие раны или травмы во время опытов, неосторожного использования заклятий или по каким-то другим причинам.

Вот и сейчас, по холлу в разные стороны сновали десятки людей, многие стонали, некоторые были с ног до головы залиты кровью, другие, находясь под воздействием заклятий, вели себя очень странно — ржали, кукарекали, топали ногами и стояли на голове, но здесь к этому привыкли и уже давно ничему не удивлялись.

То и дело в толпе мелькали лимонные халаты целителей.

— Гермиона, останови кого-то, Лестрейндж теряет сознание, — попросил Гарри.

Родольфус, не в силах держаться на ногах, опустился на пол.

Девушка огляделась вокруг и увидела знакомое лицо.

— Мистер Колдман! Можно вас? У нас раненый!

Светловолосый мужчина с усталым лицом подошёл к ней, поправляя халат.

— Гермиона, рад тебя видеть! А это… Гарри, Рон, вам удалось вырваться? Какое счастье! Хоть что-то хорошее в наше смутное время. Мы все так переживали за вас! Что с вашим раненым?

Он склонился над Родольфусом осторожно прикоснулся к стремительно намокающей повязке и вдруг отпрянул.

— Родольфус Лестрейндж? — тон его резко изменился, став холодным и отчуждённым.

— Да, он истекает кровью, ему нужно помочь.

Колман встал, брезгливо отряхивая руки и тем же тоном спросил:

— А зачем ему помогать?

— Но… но он же ранен. Он истекает кровью, — повторила Гермиона. — Вы же целитель, вы должны помогать людям.

— Людям! — С нажимом повторил Колдман. — А он разве человек?

После чего встал и пошёл прочь.

Гермиона ошеломлённо смотрела ему вслед, потом перевела взгляд на Лестрейнджа. Тот скривился и силился что-то сказать. Говорить он не мог, но Гермиона догадывалась — «вариант первый».

— Колдман, вернитесь! — крикнул Гарри.

— Гарри Поттер собственной персоной! А с ним Рон Уизли и прочая компания. Вы куда запропастились? Мы тут с ума сходим, не понимаем, куда вы подевались, у Волдеморта переполох, вы исчезли там, не появились тут, мы с Аберфортом уже не знали, что и думать, где вас искать.

— Кингсли! — Ребята и аврор крепко обнялись. — А ты как здесь оказался? Ты что, ранен?

— К счастью, нет. Доставили в больницу медикаменты и ингредиенты для зелий. Ваши деньги пришлись как нельзя вовремя.

— Его деньги, — яростно выкрикнула Гермиона, кивнув на Родольфуса. — Которые он, кстати, дал добровольно, просто потому что я его попросила. А ему здесь, в больнице, никто не хочет помочь. Так, может, он прав, когда говорит, что между нами и Пожирателями никакой разницы?!

Кингсли перевёл взгляд на Лестрейнджа. Взгляд его потемнел, а рука машинально потянулась за палочкой.

Лестрейндж силился ухмыльнуться, хотя губы его не слушались. «Вариант второй?» — почудился Гермионе насмешливый голос.

«Ты бы бросил?» — всплыло между тем в памяти Кингсли. Гигант вздохнул спрятал палочку и, не повышая голоса, но, тем не менее, перекрыв гул, наводнявший приёмный покой, позвал:

— Колдман, а ну вернись.

Колдман, отошедший уже довольно далеко, остановился, затем развернулся и с недовольным видом подошёл к ним.

— Вот раненый. Займись им, — не терпящим возражений тоном приказал Кингсли. — И поторопись, а то у него такой вид, будто он в любой момент окочурится.

— Что с ним? — Колдман неохотно повернулся к ребятам.

— Он истекает кровью, — очередной раз повторила Гермиона.

— Это я уже слышал. Характер раны, куда мне его отправить?

— Его укусила змея.

Колдман недоверчиво взглянул на повязку.

— Судя по кровотечению, я бы скорее предположил, что это был дракон.

— Это была Нагайна, змея Волдеморта.

— Что, Волдеморт решил избавиться от…

— Колдман, ближе к делу, — недовольно перебил Кингсли.

— А с лицом у него что? — целитель указал на распухшие рубцы.

— Флагеллум, — искоса взглянув на Невилла, пояснил Гарри.

— Неплохо поработали, — в голосе Колдмана звучало явное удовлетворение. — Тоже Волдеморт?

Невилл покраснел, что не укрылось от Кингсли.

— Ещё какие-то заклятия?

— Круциатус, — глядя в сторону, пробормотал Лонгботтом.

На этот раз Колдман воздержался от комментариев.

— Посмотри на его зрачки, — тронул Колдмана за плечо второй целитель, прислушивавшийся к разговору. — Он головой не ударялся?

— Об пол… — неуверенно сказал Невилл, всё так же глядя в сторону. — Когда… Круциатус.

— Пол каменный, деревянный?

— Деревянный.

— Странно.

— Да, — вспомнила Гермиона. — Он упал, от сильного толчка, на каменный пол. Выглядел оглушённым.

Колдман прикоснулся к затылку Лестрейнджа.

-Гематома приличная. Насколько сильный был толчок?

— Очень сильный. В него попал стол. Тяжёлый.

— Тяжёлый стол сильно не толкнёшь, инерция погасит, — засомневался собеседник Колдмана.

«Пруверс», — прочитала Гермиона бирку на халате над эмблемой целителя.

— Ага, инерция, Фенрир тот стол швырнул, будто бладжер. И эффект был такой же. Лестрейндж через половину подвала пролетел, — вмешался Рон, — а подвал у него немаленький.

— Да, весело у вас было, я посмотрю. Змея, оборотни, летающие столы…Вы-то хоть целы?

— Целы, потому что Лестрейндж всё принял на себя, — отчеканила Гермиона.

— Куда стол попал? — поинтересовался Пруверс. Родольфус шевельнул пальцами, указывая на правый бок. Пруверс осторожно прикоснулся. Лестрейндж вздрогнул и попытался отстраниться.

— Тихо, не в пыточной. Колдман, у него надлом третьего и трещина четвёртого ребра. Ну и сотрясение. Голова не кружилась?

— Да, он говорил, что кружится, — вспомнила Гермиона, — но мы думали, что от потери крови.

— Думали они. Чего ждали?

— Небось, Лестрейнджа уговаривали, — бросил Кингсли. — Навряд ли он к нам в больницу рвался.

— Он предчувствовал такой приём, поэтому не хотел, — парировала Гермиона. — Так ему помогут, наконец?

— Помогут, помогут. С такой-то защитницей, — Колдман махнул палочкой. Перед ними возникли носилки.

— Второй этаж, отделение Ранений от живых существ. Начнём с этого.

— Отдельную палату, Колдман, — обратился к целителю Кингсли. — Я пришлю человека, будет дежурить. И вот ещё, — он подошёл к Лестрейнджу и вытащил его палочку. — Всё, теперь забирайте.

Носилки поплыли в отделение. Оба целителя пошли за ними.

— Я могу, наконец, пожрать? -спросил Рон.

Глава 18.

— О чём вы думали, — возмущённо накинулся на Гарри и Рона Кингсли, когда вся компания устроилась в углу кафетерия. — Гарри, ты же знаешь, что ты значишь для всех нас. Ты понимаешь, каким ударом для нас стала бы твоя смерть? Ты отдаёшь себе отчёт, сколько людей разуверились бы в победе и отказались от борьбы?

— Не преувеличивай, Кингсли. Я такой же волшебник, как все остальные, не лучше и не хуже. Я не хочу быть знаменем или символом, я хочу сражаться наравне со всеми. Те, кто по-настоящему предан нашему делу, боролись бы ещё яростнее, чтобы отомстить и чтобы моя смерть не была напрасной. Мы с Роном не могли сидеть сложа руки, зная, что завтра раненые начнут умирать без лекарств.

— А мантию почему не взял? Хотя, не скрою, она нам очень пригодилась.

— А какой от неё толк, если Рон больше под ней не помещается? Мы полагались на Оборотное зелье, но от него тоже оказалось мало толку.

— Гриннготс охраняется лучше, чем Азкабан, пора бы вам это усвоить. Повезло, что Лестрейндж так дорожит своим непутёвым братом. Рон, может, тебе тоже стоит показаться целителям?

— Сначала позавтракаю, — с набитым ртом прогундосил парень.

— Рону досталось, — кивнул Гарри. — Меня Беллатрикс не трогала, я был нужен Тёмному Лорду для шоу перед его сторонниками, а на Роне оторвалась по полной. Если бы Волдеморт её не вызвал, не знаю, чем бы кончилось.

— Лестрейндж не пытался её остановить?

— Он с таким же успехом мог попытаться дракона остановить, причём голыми руками. Один раз сказал ей, чтоб не переусердствовала, так мы думали, она и в него Круциатусом швырнёт.

— И что он?

— Пожал плечами и ушёл. Присылал нам зелья после каждого её визита.

— Беллатрикс сказала, что им удалось договориться с оханкану и абизу, — вступила в разговор Гермиона. — И что магия абизу позволяет разить болезнями целые народы.

— Плохо, — помрачнел Кингсли. — С оханкану справятся ребята Хагрида и Гроша, а вот абизу… Она не говорила, кого ещё Волдеморт планирует привлечь на свою сторону?

— Нет. Увидела у Родольфуса маггловскую книгу и переключилась на неё.

— Полагаю, судьба книги оказалась незавидной, — хмыкнул аврор.

— Сожгла, — кивнула Гермиона.

— Эту книгу Родольфусу подарила моя мама, — угрюмо сказал Невилл. — Кингсли, я хочу, чтобы он мне рассказал всё, что случилось… тогда. Как оно всё было.

— Судя по его лицу, ты уже его спрашивал, — заметил Кингсли. — Полагаю, безрезультатно.

— Он сам виноват, обозвал отца тупоголовым.

Кингсли покачал головой.

— Иногда мне кажется, что Лестрейндж сам стремится к смерти.

— Да он прямо говорил — валите, дайте мне умереть, — дожевал, наконец, Рон, тут же стянув кусок из тарелки Гермионы.

— Ты наешься когда-нибудь?

— Его эльф… кстати, а где Браш?

Ребята заозирались, но эльфа нигде не было.

— Сидит у Лестрейнджа, наверное.

— В жизни не видел такого наглого эльфа, — Рон потянулся за следующим куском, но Гермиона хлопнула его по руке. — Ай! Тебе жалко, что ли?

— А я — такого преданного. Кроме Добби, конечно, — погрустнел Гарри.

— Я никогда не видела, чтобы волшебник, особенно уровня Лестрейнджа, так обращался с домашним эльфом, почти на равных, — сказала Гермиона. — Лестрейндж вообще сейчас не похож на Пожирателя. Беллатрикс возмущалась, что он не участвует в войне, не пытает пленных, держится в стороне.

— Ага, только раньше пытал, — прошептал Невилл.

— Не обольщайся насчёт Лестрейнджа, Гермиона, — снова покачал головой Кингсли. — Не знаю, что с ним сейчас случилось, может, и правда, Азкабан повлиял, но было время, когда Родольфус ничем не уступал своей жене. Знаешь, почему Колдман не хотел ему помогать? Родольфус жестоко пытал семью его невесты, а потом всех их убил. Тела были страшно изуродованы, с трудом опознали, кто есть кто. И это не единственный эпизод в его биографии. Он так бесновался около года. Правда, потом, вроде, пытать перестал, до того, как в руки к семейке Лестрейнджей попали родители Невилла, но убивать — нет. У него руки не то что по локоть в крови — странно, как он ею ещё не захлебнулся. Про это он тебе не рассказывал, так? Поверь, он недаром предпочёл бы умереть, но не появляться здесь. Он не боится, нет, как я уже говорил, Лестрейндж не трус, но и не глупец, так что прекрасно понимает, что ничего хорошего здесь его не ждёт.

Гермиона побледнела, не в силах поверить.

— Но как в одном человеке могут одновременно уживаться любовь к брату, смелость, самоотверженность, жертвенность, верность слову и такая звериная жестокость?

— Могут, как видишь. И кто знает, какая сторона его натуры возьмёт верх в следующий момент. Так что мой тебе совет — держись от него подальше.

— Аберфорт говорил, что Лестрейндж так ожесточился из-за смерти отца и своего ранения, — вспомнила девушка.

— Гермиона, не знаю, что Аберфорт вбил себе в голову насчёт Родольфуса, но если бы в нём этого не было, оно бы не появилось. Ладно он бы замучил Робардса и остальных, кто там был, хотя остальные уже не при чём, но Лестрейнджу было всё равно, кто перед ним. Как и любой Пожиратель, он просто жаждал крови. Покажу тебе его дело, если хочешь окончательно убедиться.

— Не надо, — покачала головой девушка. — Я верю.

— То-то.

— Смотрите, вон Колдман, — показал Гарри на целителя, оглядывающегося в поисках свободного места.

Он призывно помахал медику, и тот присоединился к ним.

— Что там Лестрейндж? — поинтересовался Кингсли.

— Живучий. Другой бы до утра не дожил с такой кровопотерей, не говоря уже про аппарирование, а этот, хоть и полумёртвый, но имеет все шансы выкарабкаться. Я погрузил его в Заколдованный сон, сделал всё необходимое, кости срастутся быстро, сотрясение небольшое, пройдёт без последствий, а вот с укусом сложнее. Не помогает ничего, кровь не останавливается. Будем искать, подбирать… Вроде без него работы мало, — с досадой закончил Колдман.

— Мистер Колдман, если в больнице нужна помощь, я готова, — предложила Гермиона.

— Не откажусь, — с благодарностью отозвался Колдман. — Мы уже с ног валимся, свободные руки со светлой головой в комплекте очень пригодятся. Невилл, я знаю, что ты великолепно разбираешься в травах, если и ты сможешь помочь…

— Смогу, конечно, — с готовностью кивнул Невилл.

«Заодно сможет быть поближе к Лестрейнджу», — подумала Гермиона. На лицах Кингсли и Гарри отразилось примерно то же самое.

— Да не собираюсь я… Просто спрошу. Не захочет отвечать — пусть идёт к чёрту. Я — не он, — буркнул парень.

Глава 19

Следующие дни слились для Гермионы в непрерывную гонку по кругу. Её помощь требовалась постоянно — кого-то перевязать, кому-то дать зелье, на кого-то наложить исцеляющие чары, кого-то успокоить. Девушка вскакивала утром и валилась с ног от усталости поздно вечером, засыпая в дежурке на несколько часов, чтобы утром включиться в новый круг. Родольфуса она не видела. Колдман обмолвился, что Лестрейндж пришёл в себя, но по-прежнему слаб и подобрать лечение пока не удаётся.

Проходя по коридору отделения Ранений от живых существ, она увидела двух авроров возле закрытых дверей одной из палат.

«Двое-то зачем, — подумала девушка. — Лестрейндж, по словам Колдмана, с трудом встаёт, так что вряд ли сбежит. На палату наложено антиаппарирующее заклятье, Браш ему тоже не помощник. Или они охраняют Родольфуса от тех, кто хотел бы ему отомстить?»

— Гермиона, — отрвал её от размышлений Колдман, — отнеси Лестрейнджу это зелье. Пусть пьёт каждые 10 минут в течение часа. Я попрошу тебя остаться с ним и понаблюдать за его состоянием, мне тяжело будет находиться с ним рядом столько времени.

Гермиона кивнула.

— После второй-третьей дозы может начаться сильное головокружение. Если не пройдёт после следующей дозировки, зови меня. Через час я приду, посмотрю на результат.

Подойдя к дверям палаты Родольфуса, Гермиона постучала под удивлёнными взглядами авроров. Поскольку никакой реакции не последовало, повторила стук.

— Входите, — в этот раз откликнулся Лестрейндж.

— Так и думал, что это вы, — заметил он, когда девушка вошла.

— Почему?

— Больше никому не приходит в голову стучаться.

«Ну да, он же на положении арестованного. То-то авроры удивились»

Гермиона передала Лестрейнджу инструкции Колдмана. Тот кивнул, послушно выпил первую порцию и поморщился:

— Боюсь, от этого лечения я скорее угроблю печень, чем мой брат от огневиски.

Гермиона ничего не ответила. Родольфус внимательно взглянул на неё и вернулся к прерванному занятию.

Перед ним на одеяле лежали два огромных фолианта. Одна из книг явно была маггловской.

«Откуда у него такое пристрастие к маггловским книгам? Одну неясно из каких соображений подарила Алиса, а остальные? — подумала Гермиона, наблюдая за Лестрейнджем. — Браш после визита Беллатрикс отобрал приличную стопку».

Родольфус сосредоточенно вчитывался то в одну, то в другую книгу попеременно, попутно делая заметки на пергаменте или прямо на книжных листах , время от времени перелистывал страницы, возвращаясь к прочитанному, задумывался, покусывая перо, перечёркивал написанное и писал снова. Когда Гермиона окликнула его, чтобы выпить вторую порцию лекарства, он выглядел как человек, которого вырвали из глубоких размышлений.

— Да, палочка бы мне сейчас очень пригодилась. Без неё это всё теория, которая на практике может обернуться неизвестно чем, — пробормотал он, захлопывая книгу, при этом от неловкого движения оба тома съехали на пол.

— Чёрт!

— Не наклоняйтесь, я подниму.

«Магия музыки» открылась на фронтисписе, где под портретом автора — пожилого волшебника с приятным добродушным лицом, она машинально прочитала подпись «Родольфусу Лестрейнджу, который умеет слышать сердцем и однажды превзойдёт учителя».

«Интересно, что слышать, крики пытаемых?»

— Что, простите? -удивлённо переспросил Лестрейндж, и Гермиона поняла, что, забывшись, произнесла это вслух. Отвечать она не посчитала нужным.

Глаза Родольфуса сузились.

— Понятно, вас уже просветили на мой счёт. Кто же постарался, Кингсли или Колдман?

— Какая разница, если это правда?

— Абсолютная, могу вас уверить, — Лестрейндж холодно улыбнулся и откинулся на подушку.

Несколько минут оба молчали, потом Гермиона всё же не выдержала.

— Я пытаюсь понять и не могу — как, как можно совершать такое? Ладно Фенрир, это его природа, но вы, с вашими знаниями, умом, аристократизмом… Не могу поверить!

— Избавляйтесь от вашей наивности, мадмуазель, — жёстко ответил Лестрейндж, — и будьте готовы к тому, что люди способны на всякое. Любой человек может вас очень удивить, иногда весьма неприятно.

— Ну да, для вас же все люди одинаковы. Но это не так! Если бы Колдман убил вашего брата, вы стали бы ему помогать? А он лечит вас, неохотно, но лечит.

— Колдман знает, что, когда он меня вылечит, мои мучения только начнутся. Я был бы к нему милосерднее. Слова «Авада слишком лёгкая смерть для тебя» я слышал не только от Волдеморта.

— Не очень-то вы спешили подарить лёгкую смерть его невесте или родителям Невилла.

Родольфус закрыл глаза, обозначив нежелание продолжать разговор.

— Вы без колебаний согласились умереть ради брата, вы же понимали, что Волдеморт вас убьёт, и ваша смерть не будет лёгкой. Вы рассказывали мне, как спрятаться от Нагайны и потом безопасно покинуть ваш дом. Вы передавали Рону лекарства. Я знаю, что то, что рассказал Кингсли, правда, но не могу ни понять, ни поверить…

Лестрейндж прикоснулся к побледневшим, но всё ещё отчётливым следам бича на лице.

— Вы могли бы поверить, что ваш друг способен на это?

— Если бы вы не сказали ему…

— Я спрашиваю о другом, мадмуазель.

Гермиона вспомнила перекошенное лицо Невилла, свист бича, стук ударов, извивающееся от боли тело Лестрейнджа на полу, вспухающие на его лице багровые полосы…

— Нет, — призналась она.

Родольфус удовлетворённо кивнул.

— Как вы думаете, ваш друг станет в будущем применять этот набор заклятий или им подобные? Не обязательно ко мне, возможно, к кому-то ещё.

Гермиона решительно помотала головой.

— Нет.

К её удивлению, Лестрейндж не стал ни спорить с ней, ни смеяться над её наивностью.

— Почему? — спокойно спросил он.

— Но это же ясно. Он понял, что это гнусно и недостойно.

— А как он это понял?

Девушка подозрительно взглянула на Лестрейнджа, предположив, что тот, по своему обыкновению, издевается над собеседником, но он выглядел серьёзным.

— Мы ему сказали. Кингсли сказал. Аберфорт скажет. Все, кто его знает, кто знал его родителей, не хотят, чтобы Невилл поступал как вы и ваша жена.

Родольфус грустно усмехнулся.

— Да, вас было трое и все вы сказали ему, что так поступать не стоит. А представьте, что и вы, и все остальные, кто знает его и знал его родителей, говорили бы «наконец-то, Невилл! Наконец-то ты понял, как надо обращаться с Пожирателями, они же не заслуживают ничего другого, они вообще не заслуживают того, чтобы жить, наконец-то ты полностью с нами, наконец-то ты один из нас. Молодец, парень, твой отец гордился бы тобой!» Если бы именно это сделало его своим в том мире, к которому он принадлежал по праву рождения, но в который не вписывался по своим интересам и ценностям, если бы девушка, которую он любил больше жизни, которая и есть его жизнь, восхищалась тем, как он отделал убийцу своих родителей и поощряла б его не останавливаться.Если бы каждое новое убийство и истязание встречалось одобрением и восторгом, если бы ему повторяли, что это и есть правильно, что именно в этом состоит его долг, что это то, что от него ждут, то, за что его наградят и полюбят. — Лестрейндж замолчал, потом добавил. — Бросьте здоровое яблоко в мешок гнилья и посмотрите, во что оно превратится очень скоро. Я не оправдываюсь, мадмуазель. Я ответил на ваш вопрос.

Гермиона потрясённо молчала. Она понимала, что в чём-то Родольфус был прав.

— А те люди с фотографий в вашем доме? — наконец, спросила она. — Разве они тоже поощряли вас пытать и убивать?

— К тому времени я уже давно порвал с ними.

— Вы порвали с ними? Почему?

— Они принадлежали к миру, в котором мне больше не было места.

Гермиона выжидательно смотрела на него. Продолжать Родольфусу не хотелось, но он понимал, что уже сказал слишком много.

— Я занимался музыкой, с детства. Вы видели. Это было очень важно для меня. Мне прочили большое будущее. Это было не совсем то будущее, которого хотел для меня мой отец и которое, по его мнению, приличествовало наследнику рода Лестрейнджей, но то, к которому я стремился всей душой. Тогда в моей жизни были две страсти, две огромные, всепоглощающие и в чём-то взаимоисключающие любви — Белла и музыка. И я до сих пор не уверен, что я выбрал бы, если бы мне пришлось выбирать. Но я повредил руку. На моей игре это поставило крест. — Лестрейндж зло крест-накрест рубанул ладонью воздух. — И выбора не осталось. В 16 лет я получил Метку, вернулся в Хогвартс уже с кровью на руках. Обратного пути не было. Потом погиб отец. Я чувствовал вину. Не за его смерть, там я ничего не мог сделать — за то, что сам остался жив. За то, что не послушал его, не взорвал нас и авроров. Не передать, сколько раз за свою жизнь я пожалел об этом. Когда я излечился, я вернулся к Лорду. Он меня ничем не попрекнул, меня жалели, сочувствовали, я вдруг ощутил себя своим среди Пожирателей. Подумал, значит, так тому и быть. Судьба.

Сначала всё было хорошо. Меня несло какой-то безумной, мрачной эйфорией. Я был среди своих, с любимой женщиной, у меня были сила и власть, Волдеморт отмечал меня. Что по сравнению со всем этим значили жизни каких-то магглов и предателей крови? Уговорить совесть и забыть музыку оказалось на удивление легко.

Лестрейндж замолчал.

— А потом? — спросила Гермиона.

Родольфус вопросительно взглянул на неё.

— Вы сказали «сначала». Значит, затем было «потом».

Он хмуро кивнул.

— Да. Рядовое задание, уничтожить семью ничем не примечательных магглов, непонятно как оказавшихся в списке Волдеморта. Я не планировал задерживаться, никого с собой не брал, подошёл к дому, — Родольфус сглотнул, — и услышал музыку. Кто-то играл на рояле. Я заглянул в окно. Маггловская девочка, лет 13 (как мальчику на портрете, — подумала Гермиона). Как она играла! Я будто оцепенел, перестал чувствовать время, просто стоял и слушал. К ней несколько раз подходила женщина, видимо, мать, что-то говорила, наверное, уговаривала ложиться спать, было уже поздно, а девочка всё играла, будто последний раз в жизни… — Внезапно голос Лестрейнджа сорвался и Гермиона с удивлением увидела у него на глазах слёзы. — Извините.

— Вы…

— Я ушёл. Не смог. Их это не спасло, кто-то из Пожирателей сделал это вместо меня.

— А вас…

— Я зашёл в первый попавшийся бар и напился там до полусмерти. Приходил в себя и пил снова. Пропал на несколько дней.

— Это был тот первый раз, когда вы нарушили приказ Волдеморта?

— Да, — кивнул Лестрейндж. — Он разъярился сильнее, чем я ожидал, но мне было всё равно. В один миг всё опротивело. Пытать я больше не мог.

— А родители Невилла?

Лестрейндж непонимающе взглянул на неё, потом кивнул:

— Ну да. Но это было гораздо позже. А тогда я стал испытывать жуткий, панический страх за своих близких. Белла вечно лезла в самое пекло, Рабастан к тому времени уже присоединился к нам. Мать была против его инициации, но он тянулся ко мне, а я думал, что если брат будет рядом, мне будет проще его защитить. Все свои силы я бросил на защитные заклинания. Боевыми к тому времени и так неплохо владел. В схватках я всегда был рядом с Беллой, прикрывал её и убивал всех, кто пытался до неё дотянуться. А пытались многие. Так что и я убивал много.В бою, где или тебя, или ты, это как-то проще.

— И ещё, — Родольфус опять вздохнул. — Белла пугала меня. Её страсть к пыткам, к причинению боли. Я видел, что это её калечит, поэтому старался, чтобы ей доставалось поменьше пленных. По отношению к ним это тоже было своего рода актом милосердия. Попасть в руки Беллы…

Гермиона поёжилась.

— Вот, собственно, и всё, — устало завершил Лестрейндж. — Ответил на ваш вопрос насколько смог исчерпывающе, мисс Грейнджер.

Гермиона не знала, что сказать. Родольфус и не ждал никаких слов. Повисло молчание, которое нарушило появление Колдмана.

— Ну что тут? Гермиона, — он внимательно посмотрел на девочку, — ты в порядке?

— Да, мистер Колдман, спасибо. Устала.

— Неудивительно.

Колдман, избегая встречаться с Лестрейнджем взглядом, тщательно осмотрел рану, сменил окровавленную повязку, задал несколько дежурных вопросов, потом потребовал, чтобы тот встал и прошёлся по палате. Родольфус немного пошатывался, но сохранял равновесие, хотя в какой-то момент вынужден был остановиться из-за головокружения.

— Что ж, уже лучше, — задумчиво произнёс Колдман. — Пока остановимся на этом. Пошли, Гермиона.

Целитель вышел первым. Гермиона переложила книги поближе к койке, чтобы Родольфусу не приходилось за ними тянутся, кивнула на прощание и тоже направилась к двери.

— Мисс Грейнджер, — окликнул её Лестрейндж, когда она уже взялась за дверную ручку, — спасибо за вашу деликатность.

Девушка с недоумением взглянула на него.

— За то, что не стали распространяться о подробностях нашей с Волдемортом, очень надеюсь, последней встречи, — пояснил Родольфус.

— А почему вы в этом так уверены? — удивилась Гермиона.

— Потому что будь это не так, поверьте, мне бы уже дали это понять, — лицо Лестрейнджа перекосилось в судорожной гримасе, — и не один раз. Так что спасибо.

— Это даже не стоит упоминания, мистер Лестрейндж, — твёрдо сказала девушка. — Это просто нормальное поведение нормального человека.

Лестрейндж лишь вздохнул.

"У него железная выдержка, — подумала Гермиона, выходя из палаты. — Но на сколько его ещё хватит?"

Оставшись один, Родольфус какое-то время отрешённо смотрел в одну точку, потом снова открыл книги и погрузился в них.

Глава 20

Утром в дверь дежурки просунулась взлохмаченная голова Рона.

— Гермиона, можешь проверить книгу, с ней всё чисто? Мы смотрели, но лучше ты.

Девушка провела палочкой вдоль обложек и корешка, открыла, осмотрела несколько страниц.

— Всё в порядке, обычная маггловская книга. Хм, «Динамическая теория звука». Откуда она у тебя?

— Браш утром принёс, попросил передать Родольфусу. Говорит, если сам принесёт, авроры заберут, скажут, что книга проклята, заколдована или портал.

Гермиона полистала книгу.

— Он что, понимает тут что-то? — заглянул ей через плечо Рон.

— Наверное, раз Браш ему принёс. Он вчера такую же читал.

— Говорю же, не очень он нормальный. Зачем нормальному волшебнику маггловские книги с какими-то заумными формулами? Ему что, волшебных книг не хватает? Зачем ему вообще сейчас книги?

— Можешь сам у него спросить, заодно скажешь спасибо за зелья.

— Ну, давай, — неожиданно согласился Рон, впечатлённый «Динамической теорией».

— Подожди, возьму его лекарства.

Подойдя к посту, Гермиона показала книгу дежурному аврору.

— Дуглас, я могу передать это Лестрейнджу? Я проверила, с книгой всё в порядке.

Аврор кивнул и, не удержавшись, подмигнул девушке.

— Чего он тебе глазки строит? — тут же набычился Рон.

— Рональд, успокойся.

Гермиона постучала. Рон закатил глаза.

— Доброе утро, мисс Грейнджер. Приветствую, юноша. — Лестрейндж отодвинул стопку исписанных пергаментов.

— Вы что, всю ночь писали?

— Не всю, но довольно долго. Господа авроры были очень недовольны, опасались, что я составляю план побега. Логики в их рассуждениях я не увидел, но, поскольку не особо на неё надеялся, то и не был разочарован. Потом пытались вывести меня из равновесия намёками на мою жену, которой, по их предположениям, я всё это пишу, и, когда я не отреагировал ожидаемым ими образом, их разочарование было вполне очевидным, чем немало меня позабавило.

«Ему явно легче. Значит, Колдман, наконец, нашёл лечение. Но это значит, что скоро его заберут из больницы, — подумала Гермиона.

— Вот, это вам, Браш передал, — Рон протянул Лестрейнджу книгу. — И это… спасибо за зелья.

Родольфус удивлённо взглянул на него.

— Рад был помочь. Приношу извинения за ненадлежащий приём и некоторую несдержанность моей жены. А за книгу спасибо.

— А зачем она вам? — спросил Рон.

Гермиона опасалась, что Лестрейндж снова начнёт язвить, но тот вполне миролюбиво объяснил.

— Видите ли, юноша, когда-то я обнаружил, что магглы весьма любопытно описывают физические явления и процессы, в частности, всё, что связано со звуком. У них вообще очень интересное видение окружающего мира, в корне отличающееся от нашего.В остальное не вникал, а вот их трактовки природы звука попытался совместить с нашими представлениями и на их основе создавать свои заклинания в области звуковой магии. Пример такого заклинания вы могли наблюдать, когда ваши друзья явились за вами в мой подвал. Помните, когда вы и оборотни слышали разные слова, а кое-что не слышали вовсе. Обычно я могу поддерживать подобные чары довольно долго, но вас и их было слишком много, решил не рисковать. Однако представление, думаю, вы получили.

— Было круто! — восхитился Рон.

— Я чуть от ужаса не умерла, когда вы сказали Фенриру «предупредите ваших друзей, пусть будут готовы», — засмеялась Гермиона.

— Я тоже пережил неприятные минуты, когда мистер Уизли своей непосредственной реакцией привлёк внимание оборотней, — улыбнулся Лестрейндж.

_ А легилименция? — вспомнила Гермиона. — Вы её тоже усовершенствовали? Обычно легилимент видит образы, а мы с вами словно разговаривали.

— Тут сложнее, — кивнул Лестрейндж. — Всё началось с того, что мне очень плохо давалась невербальная магия. Моя стихия — звук, без него ничего не получалось. Однако, оказалось, что далеко не все люди мыслят образами, у некоторых есть привычка мысленно проговаривать слова. Тут стало проще, то, что говорят, хотя бы мысленно, я могу услышать. Пришлось, правда, разбираться в физиологии слуха, но какой-никакой результат есть, так что не совсем зря потерял время.

— Не совсем зря! — удивилась Гермиона. — Да вы скромничаете, мистер Лестрейндж.

— На самом деле, нет, — покачал головой Родольфус. — Это как дорогостоящая, но бесполезная игрушка. Во-первых, у большинства в голове всё-таки образы, а не слова, или мешанина, обрывки того и другого, зачастую приправленные эмоциями, в которых невозможно разобраться. Во-вторых, это требует значительного напряжения и сильно истощает. Я тут решил заглянуть в мысли нашего друга Колдмана, но выбрал крайне неудачный момент. Кровь плеснула как из разорванной аорты, а я больше часа провёл в беспамятстве, после чего Колдман ещё долго держал меня под усыпляющими чарами. И было бы ради чего — услышал, что он намерен сделать всё, чтобы вылечить меня, а потом отдать дементорам, и хорошо бы для поцелуя. Ничего нового и ничего, что стоило бы таких усилий.

Мало таких методичных и обстоятельных людей, как вы, мадмуазель, — он шутливо поклонился Гермионе, — которые мыслят чётко и понятно. Я уже и не хотел вас слушать, но то, как вы охарактеризовали мои умственные способности перед визитом к оборотням, звучало так, будто вы прокричали это мне на ухо.

— Извините, — смутилась Гермиона.

— Не волнуйтесь, я понимаю, вы сбрасывали нервное напряжение, — ехидно кивнул Лестрейндж.

"Вот же язва злопамятная", — подумала девушка.

— Кроме того, у вас по-прежнему всё отражается на лице, так что в подобных усилиях нет никакой необходимости. Сил у меня сейчас немного, приходится распределять их разумно. Я предпочитаю просидеть весь день с книгой, тем более, что у меня появилось несколько интересных гипотез.

— А зачем вам это здесь? — спросил Рон.

Родольфус посерьёзнел.

— Это отвлекает меня от бесплодных размышлений о будущем, — пояснил он. — Всяко лучше разбираться в природе звука, чем гадать, что завтра решат со мной сделать. Ну и мне это просто интересно.

Рон бросил взгляд на пергаменты, исписанные сложными формулами и расчётами.

— А Шляпа вас точно на Слизерин определила?

— Угадали, юноша, — засмеялся Лестрейндж. — Распределительная Шляпа очень хотела отправить меня на Райвенкло, мне стоило немалых трудов её переубедить. Но всё-таки удалось.

— Почему? Я всегда считал, что нет ничего хуже Слизерина.

— Рон! — возмущённо зашипела Гермиона. — Думай, что говоришь!

— Да правильно я всё говорю! Слизерин — факультет тёмных магов, это все знают, вон, и Сама-Знаешь-Кто его окончил!

Лестрейндж с улыбкой наблюдал за ними.

— Видите ли, Рональд, в моей семье учатся на Слизерине с момента основания Хогвартса, и я был не готов нарушать эту традицию. Я не мог так разочаровать отца. Я и так долго был для него сплошным разочарованием, — со вздохом отметил он. — Что касается тьмы и света, так они не в факультетах, они в людях, и их проявление не зависит ни от стороны, которой ты служишь, ни от идей, которые защищаешь, ни от факультета, на котором учился. И, хоть, я знаю, вы со мной не согласитесь, большинство выбирает тьму, просто в определённых позициях её легко выдать за свет.

Гермиона покачала головой, но в спор вступать не стала. Рон, похоже, вообще не понял, о чём речь.

— А как вам пришло в голову совмещать маггловские и магические теории? — поинтересовалась девушка.

— Началось с маггловской музыки, у них есть просто волшебная, извините за каламбур, — усмехнулся Лестрейндж. — Потом стал сравнивать вопросы музыкальной теории. Ну а когда заинтересовался разработкой заклятий магии звука, занялся маггловской акустикой в целом и в какой-то момент захотелось проверить теорию на практике.

— А ваши друзья как на это реагировали? Вы постоянно с маггловскими книгами.

— Моих друзей полностью устраивал результат, так что на некоторые детали процесса они закрывали глаза.

— Прикольно, — с уважением заметил Рон. — Ладно, я пошёл, мы с Гарри отбываем.

Он обнял Гермиону на прощание.

— Удачи, юноша. И вот ещё, — Родольфус немного замялся. — Коль скоро вы мне благодарны за зелья, то и у меня к вам просьба. Если вдруг сведёт вас судьба с моим братом, оставьте его в живых. Сопротивляться он вам вряд ли станет, и, поверьте, никаких страшных преступлений за ним нет. В деле Лонгботтомов его роль невелика. Даю слово, — серьёзно добавил он.

— Ладно, — кивнул Рон. — Я понимаю, у самого пять братьев и сестра.

— Спасибо, — всё так же серьёзно поблагодарил Лестрейндж. Рон помахал рукой и вышел.

— Не думаю, что Волдеморт сейчас бросит Рабастана в бой или попробует отыграться на нём за наше бегство, — задумчиво заговорил Родольфус. — Когда Браш отнёс Аберфорту деньги, на обратном пути он завернул в Гринготтс и передал кое-какие мои распоряжения. Теперь доступ к основной части денег имеют только носители крови Лестрейнджей, то есть я и брат, других не осталось. Так что, если хочет платить своим наёмникам, Рабастана ему придётся беречь. Но подстраховаться не мешает.

— И Волдеморт не сможет это обойти? — удивилась Гермиона.

— Нет. Это древняя магия крови, не он её создавал, не ему её менять.

— А заставить Рабастана отдать все деньги разом?

— Мисс Грейнджер, в моей семье практически не было дураков. Были люди вспыльчивые, эмоциональные, порывистые, но дураков не было. Однако на случай их появления либо каких-то других непредвиденных обстоятельств тоже кое-что предусмотрено. Мой род позаботился о том, чтобы не оставить следующие поколения без гроша.

— А откуда у вашей семьи такие деньги?

Лестрейндж засмеялся.

— Мадмуазель, вы же знаете, как создавались состояния в Тёмные века. Кто сильнее, злее, безжалостнее и бесстрашней, тот и разбогател.

— А вы не очень-то почтительны к своим предкам.

— Я всего лишь называю вещи своими именами, не давая им оценок, — Родольфус с улыбкой пожал плечами.

«Разумный подход», -подумала Гермиона.

— Мистер Лестрейндж, а «Магия музыки» вам сейчас нужна?

— Нет, мне вполне хватит книги, которую любезно передал мистер Уизли. Она займёт меня на достаточно продолжительное время. Можете взять, только постарайтесь, чтобы ваш вспыльчивый друг её не увидел. Объяснить вы ему всё объяснили, однако, как вы правильно заметили, провоцировать не стоит.

Гермиона недоумевающе взглянула на книгу.

— Это его дед по материнской линии, отец Алисы. В самой книге ничего крамольного, но вот дарственная надпись может его расстроить. Профессор Пурсоул был моим учителем музыки, я много времени проводил в его доме, — пояснил Лестрейндж.

«Теперь понятно, откуда фотография. Но как он мог потом…»

Родольфус пристально взглянул на неё, очевидно, догадавшись, о чём она думает.

— Невилл больше не приходил к вам? — спросила Гермиона.

— Заглянул вчера. Не волнуйтесь, всё было вполне прилично, обошёлся сывороткой правды.

«Всё-таки не может успокоиться».

— Вы ему рассказали то, что он хотел?

-Да, разумеется. Противостоять столь мощному средству практически невозможно, а моём состоянии просто нереально.

В голосе Лестрейнджа явственно скользили насмешливые нотки, а в глазах плясали весёлые огоньки.

— И всё же, мне кажется, вы нашли способ.

— Сознаюсь, — Родольфус не выдержал и засмеялся. — Я ему рассказал, но по-норвежски. Сыворотка правды не позволит вам солгать, но повлиять на выбор языка, на котором вы будете говорить правду, она бессильна. Французский и итальянский я счёл недостаточно надёжными, а норвежский изучал по самоучителю, вживую его никогда не слышал и имею все основания полагать, что даже коренные норвежцы вряд ли что-то поняли бы в моём рассказе.

— Невилл не пытался прибегнуть к… более сильным средствам?

— Нет. В какой-то момент мне показалось, что все ваши душеспасительные беседы пойдут прахом, но мистер Лонгботтом сумел совладать с собой и даже оставил навязчивую идею вынудить меня о чём-то его умолять.

Гермиона облегчённо вздохнула.

— А зачем вы изучали норвежский?

— Надо было чем-то занять голову. В Азкабане, — пояснил Лестрейндж. — Мать всегда говорила нам с братом «если на душе тяжело, займите чем-то руки, ноги и голову». Там очень тяжело, поэтому её совет пришёлся как нельзя кстати. С утра прогулки по камере — 10 000 шагов по периметру, пять шагов в длину три в ширину. Если слишком тяжело — 15 000. Потом руки. Расчертил выступ на стене рисунком клавиш и делал упражнения для гибкости пальцев. Знал, что они мне уже не понадобятся, но гнал эти мысли подальше. Просто делал, механически, ни о чём не задумываясь, следя за техникой, до тех пор, пока руки не начинали неметь. После этого книги. Что-то передавала мать, что-то приносил Браш, таскал у магглов, по-моему, даже на свалках выуживал, но я не придирался, не в том был положении. Магические книги охрана часто отбирала, а вот на маггловские смотрела сквозь пальцы. Очевидно, видели в этом ещё одно унижение для заключённого — чистокровный волшебник, один из наиболее приближённых к Тёмному Лорду вынужден читать маггловские книги. Мне было плевать, а голову они занимали основательно, на страдания и бесплодные сожаления сил не оставалось. Мне иногда казалось, что мозг вскипит и голова взорвётся, как перегретый котёл. Но выбирать не приходилось — что попадало в руки, то и читал. Сейчас не жалею. Помимо заклятий, которые обычно весьма неприятно удивляют противников, в результате такого чтения я стал по-другому видеть мир, более объёмно, что ли, в его огромном, невероятном разнообразии. Заодно избавился от многих предрассудков.

— И поэтому сейчас практически не участвуете в войне?

— Отчасти. Воевать стало не за что, — усмехнулся Родольфус и продолжил рассказ: — Вечером ещё одна «прогулка», до тех пор, пока не чувствовал, что валюсь от усталости. Проваливался в сон и засыпал, если повезёт — без сновидений. При таком распорядке чаще везло. Дементоры меня не любили, я был для них плохой кормушкой, — он зло сощурился . — Так проходили дни, недели, месяцы, годы. Вы не представляете, какими сведениями забита моя голова, иногда сам удивляюсь, когда вдруг всплывает. Вот и норвежский пригодился.

— Второе заключение, после нашей достопамятной стычки в Отделе тайн Министерства Магии, хотя и продолжалось всего год, но далось гораздо тяжелее, — Лестрейндж вздохнул. — Годы не те, силы не те, мать не дожила даже до нашего первого побега, ни смысла, ни надежды не осталось. Продержался только на фамильном упрямстве. Не думал, что Волдеморт вытащит меня второй раз, может, просто за компанию прихватили.

— А остальные? — тихо спросила Гермиона, догадываясь, о чём Родольфус умолчал и почему у него не осталось ни смысла, ни надежды.

— Выжил и более-менее сохранил себя тот, кто мог чем-то себя занять. Рабастан рисовал. Понятно, что не картины — какие-то хрестоматийные вещи для отработки техники. Бумагу ему не давали или давали редко и мало, он царапал на стенах, на полу, на чём угодно. Долохов по двадцать часов в сутки упражнялся до полного изнеможения. Руквуд что-то считал, он вообще малоэмоционален, среди цифр ему было вполне комфортно, насколько это вообще возможно в таком месте.

— А Беллатрикс?

— Белла выжила за счёт фанатизма и ненависти. Иногда мне кажется, что ей было в каком-то смысле легче, чем любому из нас. От неё даже дементоры шарахались.

Родольфус безотчётно погладил медальон.

Гермионе пора было включаться в ежедневный круг рутин. Она подумала, что её жизнь в больнице святого Мунго чем-то напоминает то, что только что описал Лестрейндж. Бег по кругу, без эмоций, без сил, без остановки. Но девушка делала это не для себя, а ради других, это наполняло её действия смыслом и давало облегчение.

— Хорошего дня, мисс Грейнджер.

Родольфус вернулся к книге.

Глава 21.

— Гермиона, как ты оцениваешь состояние Лестрейнджа? — спросил Колдман через несколько дней.

Девушка задумалась.

— Он, конечно, идёт на поправку и выглядит гораздо лучше, чем когда мы его сюда доставили, но рана до сих пор не затянулась, а при малейшем напряжении кровотечение усиливается.

— Да, если б удалось затянуть рану, он давно бы сидел в Азкабане и ждал решения там.

— Какого решения? — удивилась Гермиона.

— Да так, — уклонился от ответа Колдман, — несущественно.

«Какое решение можно ждать в Азкабане? Неужели?.. Господи, нет, это слишком жестоко, особенно сейчас, когда Родольфус отказался от служения Тёмному Лорду!»

— Вы же не говорите о поцелуе дементора, мистер Колдман? — задала она прямой вопрос.

— В любом случае, это не нам решать.

— А кто будет это решать, Робардс?

— Визенгамот, Гермиона. Такие решения принимает Визенгамот.

«Но информацию Визенгамоту предоставит Робардс», — убито подумала девушка.

— Надеюсь, Лестрейндж получит то, что заслужил, — процедил Колдман. — Отнеси ему зелье, пожалуйста.

Войдя в палату, Гермиона обнаружила, что Родольфус стоит у окна и рассматривает улицу.

— Мисс Грейнджер, можете меня поздравить, похоже, наш приятель превзошёл самого себя. Кровотечение наконец-то остановилось, этот проклятый укус фактически затянулся. Как я от него устал, не могу вам передать, — сообщил он, непонятно что имея в виду — то ли укус, то ли Колдмана.

«О, нет!»

— Вы бы не вставали пока, мистер Лестрейндж, ещё вчера повязку дважды пришлось менять.

— Да бросьте, сколько там было. Не сравнить с первыми днями, когда кровь лилась как после Сектусемпры, — улыбнулся Лестрейндж. — Устал лежать, хочу хоть по палате пройтись, в коридор меня доблестный аврорат выпускать отказался.

«Авроры расскажут Колдману, что он встаёт, пытается ходить и вообще выглядит бодрым. Хотя, зачем им рассказывать, Колдман сам зайдёт и всё увидит. Что же он делает! Он что, не понимает, что его держат в больнице только пока он неспособен обходиться без лекарств и нуждается в постоянном уходе?»

— Мисс Грейнджер, вы чем-то озабочены? — спросил Родольфус, уловив её состояние.

— Мне кажется, что вы встали слишком рано и вообще, переоцениваете свои возможности.

— Уверяю вас, я чувствую себя прекрасно, но если вас это так беспокоит… — Лестрейндж пожал плечами и, улыбаясь, сел на койку. — У вас точно всё в порядке? — спросил он, снова внимательно взглянув на Гермиону. — Вы сегодня сами на себя не похожи.

— Да, у меня всё хорошо, — расстроено ответила девушка.

Родольфус смотрел с сочувствием, и от этого ей становилось ещё хуже.

Повисло тягостное молчание, которое прервал неожиданный визитёр, который тоже постучал в дверь, прежде, чем войти.

— Аберфорт? — удивился Лестрейндж, увидев старика, и Гермиона поразилась тому, как вдруг потеплел его взгляд и Родольфус на секунду стал удивительно похож на мальчишку с детского портрета. — Старый мошенник, и у тебя ещё хватает совести заявиться ко мне, после того, как натравил на меня этих детишек и научил их шантажировать меня моим братом?

— Рад тебя видеть в добром здравии, Родольфус, я слышал, что твоё состояние намного хуже, — откликнулся Дамблдор. Что-то в его голосе подсказало Гермионе, что Аберфот тоже знает о планах Робардса и доброе здравие Лестрейнджа его совсем не радует.

— Слухи о моей смерти несколько преувеличены, — засмеялся Родольфус. — Лучше скажи, как ты мог меня так подставить?

— Я отвечаю за людей, которые мне доверились, а жизнь Гарри Поттера крайне важна для нас. Никто, кроме тебя, не мог помочь, пришлось рискнуть.

— И пожертвовать неважным старым знакомым, да? Ладно, мне не привыкать, — улыбка Лестрейнджа чуть потускнела, но взгляд оставался тёплым и дружелюбным. — Так, вы объясните мне, что случилось, почему вы оба сидите как на похоронах и смотрите на меня, как на покойника?

— Я пойду, Аберфорт? — вскочила Гермиона.

— Останься, девочка. Родольфус, у меня плохие новости. Очень плохие. Робардс крайне заинтересовался тобой.

— Что тут нового, он и не переставал мной интересоваться все эти годы, — пожал плечами Родольфус. Даже обычной вспышки ярости в ответ на упоминание имени Робардса не последовало. — Я в его руках, так что не сегодня — завтра отправлюсь в Азкабан. Я ждал этого. Я готов.

— Боюсь, всё гораздо хуже, — вздохнул Аберфорт. — У меня есть основания полагать, что он будет настаивать на поцелуе дементора.

Лестрейндж помрачнел.

— Понятно. Ну что ж… Он ждал этого почти тридцать лет, я… — неожиданно Родольфус замолчал, его лицо исказилось от боли и отчаяния. — Господи, только не это. Что угодно, только не это.

Гермиона, глядя на него, невольно представила, как умные глаза Лестрейнджа становятся бездумными и пустыми, живой, цепкий взгляд — тупым и безразличным, насмешливый голос, смех, улыбка, чувства, разум — всё исчезает, оставляя вместо человека пустую оболочку, словно выеденную изнутри страшным безжалостным паразитом.

«Лучше б мы действительно дали ему спокойно умереть, чем доставили в больницу, вылечили и обрекли на такую участь, — с запоздалым раскаянием подумала девушка. — Он понимал, он пытался нам объяснить, но мы его не слышали. Нам казалось, что мир справедлив, что все поймут, как много он для нас сделал, что он изменился, и проявят великодушие, отплатят добром за добро, а вышло так, как он говорил. Что мы наделали!»

— Это… это неправильно! — со слезами в голосе воскликнула она. — Аберфот, сделайте что-то! Так нельзя! Это слишком жестоко и несправедливо!

Родольфус взглянул на неё.

— Вы знали, мадмуазель?

Девушка кивнула.

— Вы из-за этого так расстроены?

Гермиона кивнула снова.

— Спасибо, не ожидал. Хоть одна живая душа, помимо Басти и Браша. Тебя, старик, не считаю, нет у тебя души, — Лестрейндж снова улыбнулся. Улыбка была хоть и вымученной, но спокойной и полной достоинства. Гермиона поразилась, как быстро ему удалось овладеть собой. — В любом случае, когда… когда это случится, мне уже будет всё равно. Что Авада, что дементор. Единственное, — Родольфус повернулся к Дамблдору, — Басти не должен это увидеть. Не должен увидеть меня, после того, как... Ну, ты сам понимаешь. После поцелуя дементора, — сделав над собой усилие, твёрдо закончил он.

— Родольфус, не сдавайся так быстро. Мне есть, что сказать Визенгамоту в твою защиту и я очень надеюсь, что мои аргументы окажутся достаточно весомыми.Но важно, чтобы ты сам всё не испортил. Робардс скоро появится здесь, набьёт палату народом и станет всячески тебя провоцировать. Ему нужно, чтобы ты сорвался и начал ему угрожать при свидетелях. Тогда он может заявить, что ты — ни в чём не раскаявшийся Пожиратель, который по-прежнему жаждет крови, что ты неисправим и опасен для волшебного мира, что другого выхода у нас нет.

— Не сомневаюсь, что в это охотно поверят, — Лестрейндж презрительно дёрнул уголком рта. — Люди всегда верят тому, что подтверждает их собственные представления.

— Поэтому, Родольфус, молчи. Прошу тебя, молчи, что бы он тебе ни говорил, как бы ни изгалялся над тобой. Одна вспышка — и тебе конец. Ни я, ни кто бы то ни было ещё ничего не сможет для тебя сделать.

— Ну, насчёт кого бы то ни было ещё ты хватил…

— Я бы тоже хотела вам помочь, — горячо произнесла Гермиона, — но не знаю, как. Может… — она умоляюще взглянула на Аберфорта.

— Мадмуазель, я надеюсь, вы не планируете организовать мне побег? — проницательно сощурился Лестрейндж. — Не глупите. Во-первых, здесь заклятий не для одного десятка волшебников, даже таких умных, как вы. Во-вторых, не думайте, что Робардс будет к вам милосерднее, чем Волдеморт ко мне. Поверьте, я неплохо знаю их обоих. В- третьих, — Родольфус усмехнулся, — устал я бегать. Лучше принять неизбежное и покончить с этим раз и навсегда. Но я ценю ваш порыв. Вы действительно поколебали мои представления о людях.

— Родольфус, ты меня понял? — повысил голос Аберфорт. — Молчи, что бы тебе ни говорил Робардс или кто-то другой. В крайнем случае отвечай «да» или «нет», во всех остальных — молчи. Не дай ему выиграть тот бой и уничтожить тебя окончательно.

— Роди, — он положил руки на плечи Лестрейнджу и взглянул ему в глаза, — тебе пора вернуться с войны в мирную жизнь, ты уже достаточно навоевался. Пора вспомнить, каково это — просто жить. Не в тюремной камере, не в военном лагере любой стороны — в своём доме, в стороне от всех. Ты не принадлежишь ни одной из сторон, так оставайся сам по себе, это лучший выход для тебя. Ты же знаешь, — он испытующе взглянул на Лестрейнджа, — тебя больше там ничего не держит.

Родольфус со стоном стиснул медальон.

— Почему, Аберфорт? — тихо проговорил он, ни на кого не глядя. — Она же ему не нужна. Ему никто не нужен. Зачем? Ведь раньше он не был таким. Жестоким, безжалостным — всегда, но не так. Он легко списывал со счетов любого, но намеренно своих не уничтожал. Почему же сейчас и почему я?

— Он уничтожил собственную душу, расколол её на части, и теперь ему невыносимы те, кто сохранил свою душу живой, и неважно, противники они ему или сторонники. Волдеморт так боится смерти, что убивает любое проявление жизни вокруг себя. А любовь — это и есть жизнь. Любовь — то, чего он лишён, чего он не понимает и никогда не поймёт, что едва не убило его однажды. Так, как любишь ты, в его окружении мало кто способен любить. Вообще мало кто способен так любить. Вот он и постарался это разрушить, тем более, прости, Родольфус, Беллатрикс, насколько я знаю, совсем не против. Их с Лордом объединяет одно — неумение любить. Ту одержимость, что она к нему питает, я не могу назвать любовью.

— Тогда я и так уже мёртв, — горько прошептал Лестрейндж.- И я одержим. Я не смогу без неё жить. У меня же совсем ничего не осталось.

Маска насмешливого циника спала, Гермиона видела перед собой надломленного, измученного человека, уставшего прятать от всех и, возможно, от самого себя, переполнявшую его боль. Она гневно взглянула на Аберфотра, не понимая, почему тот не дал ей уйти. Вряд ли её присутствие сейчас приятно Лестрейнджу.

— Ты жив, Родольфус, — твёрдо сказал Дамблдор. — Твоя душа уже пошла трещинами, но ещё жива. Ты справился со своей одержимостью, когда отказался от пыток и бессмысленного уничтожения ни в чём неповинных людей, справишься и сейчас. Прошу тебя, не сдавайся. Ты сумел сохранить себя в аду Азкабана, не позволяй ни Волдеморту, ни Робардсу тебя уничтожить. Ты найдёшь, для чего жить. Я в тебя верю. В конце концов, ты глава рода, и его выживание сейчас зависит лишь от тебя. Рабастан один не справится, мы оба это знаем. Ты сможешь ему помочь, но для этого ты должен выжить! Просто позволь мне сейчас помочь тебе и помоги себе сам.

"Разумно, подумала Гермиона, — больше он вряд ли что-то сейчас услышит. Но как это ужасно! Как у него только хватает сил всё это выдерживать!"

Будто уловив её мысли (хотя девушка верила, что он по-прежнему выполняет своё обещание), Лестрейндж взглянул на неё.

— Извините, мисс Грейнджер, что вам снова пришлось стать невольной свидетельницей некоторых аспектов моей частной жизни. Только не жалейте меня, пожалуйста, — добавил он, — это меня совсем добьёт.

Затем он перевёл взгляд на Дамблора и качнул головой в знак согласия, хотя всем своим видом выражал сомнение в том, что из затеи Аберфорта что-то выйдет. Какое-то время все молчали, давая Родольфусу прийти в себя.

Вскоре в палату неслышно проскользнул Кингсли, подошёл к Аберфорту и вполголоса сообщил:

— Он уже здесь.

Затем стал за спиной Лестрейнджа, скрестил руки на груди и замер.

Родольфус тут же выпрямился. Лицо его снова стало холодным и непроницаемым. Перед Гермионой сидел совсем другой человек. Девушка поняла, почему у Лестрейнджа два имени.

Следом за Кингсли, оставив дверь открытой, вошёл Колдман.

«Свидетели, — подумала Гермиона, — он собирает здесь тех, кто откровенно ненавидит Родольфуса».

— Вы же целитель, — презрительно прошипела она Колдману, — а играете в эти грязные игры.

Колдман даже не повернул головы в её сторону.

— Не стоит, мадмуазель, — ответил вместо него Лестрейндж. — Вам с ним ещё работать, а мистер Колдман уже не раз продемонстрировал свою злопамятность.

«Будет он молчать, как же, — подумала девушка. — Силенцио надо было использовать, но сейчас уже поздно».

Аберфорт тоже недовольно взглянул на Лестрейнджа, взглядом призывая того к молчанию.

— Здравствуй, Родольфус, — продребезжал старческий голос.

На сцене появилось новое действующее лицо — костистая старуха в зелёном платье и высокой шляпе, увенчанной чучелом грифа. Она выглядела бы забавной, если бы не гримаса отвращения и лютой ненависти, искажающая её лицо.

За спиной старухи маячил Невилл.

Глава 22

— Здравствуйте, миссис Логботтом, — настороженно ответил Лестрейндж, слегка склонив голову.

— Тяжёлая артиллерия, — пробормотал за спиной Гермионы Кингсли. — Умно со стороны Робардса, очень умно. Даже если Лестрейндж будет молчать, хватит того, что скажет она. А Гавейну и появляться не придётся. И Конфринго, пущенное им когда-то в израненного юнца с умирающим стариком на руках, тут не поможет, у неё козыри круче.

Невилл осторожно обогнул старуху и сел рядом с Гермионой.

— Ты зачем бабку притащил? — гневно прошептала девушка.

— Она сама пришла. Робардс сказал ей, что Лестрейндж здесь и что с её помощью от него можно будет окончательно избавиться.

— А ты знаешь, как именно Робардс хочет от него избавиться?

— Знаю.

Кингсли опустил руки им на плечи, призывая к молчанию.

— Я рассчитывала застать тебя в более худшем состоянии, но и так неплохо, — процедила старуха, окинув Лестрейнджа ненавидящим взглядом.

— Извините, что не оправдал ваших ожиданий, — привычно пожал плечами тот.

— Да твою ж мать, — шёпотом выругался Кингсли и, как показалось Гермионе, пнул Родольфуса ногой. Она бы с удовольствием сделала то же самое.

— Всё такой же наглый, циничный хам, — с удовольствием констатировала Августа Лонгботтом.

В этот раз Лестрейндж благоразумно промолчал, может быть, просто не желая получить очередной пинок.

— Что у тебя с лицом, кто тебя так разукрасил? — старуха, в отличие от Родольфуса, угомониться не собиралась.

— Пустяки, не стоит упоминания, — махнул рукой Лестрейндж, искоса взглянув на Кингсли и слегка отодвигаясь.

— А знаешь, мне нравится. Надеюсь, тот, кто это сделал, получил истинное удовольствие.

«Она не знает, что это Невилл? — удивилась Гермиона и запоздало подумала, что бабушка как раз и могла сказать внуку всё то, о чём упоминал Родольфус, и тем самым определить его дальнейшую судьбу. — Хорошо, что сначала мы, а потом Кингсли объяснили Невиллу, как это выглядит на самом деле».

— Тебе удовольствия такого рода должны быть особенно близки, — продолжала изгаляться старая ведьма.

Лестрейндж, к облегчению Гермионы, промолчал и в этот раз.

— А может, это твоя жена? Ходят слухи…

— Августа! — осуждающе покачал головой Аберфорт.

Старуха даже не взглянула в его сторону.

-…что в последнее время она уделяет тебе слишком мало внимания.

«Хоть бы он промолчал,» — подумала Гермиона. Но Лестрейндж заговорил.

— Да, эти слухи имеют под собой основание. К моему большому сожалению, наш брак распался. Случается. Не я первый, не я последний. Моя жена предпочла мне другого… волшебника, и отнюдь не первого встречного. Это её право и её выбор, который я уважаю, не понимаю только, почему наша частная жизнь вызывает столь пристальный интерес магического сообщества. Но если им больше говорить не о чём, — Родольфус снова пожал плечами, — пусть строят домыслы и обсасывают воображаемые подробности. Могу лишь посочувствовать столь скудной эмоциональной жизни.

Эту тираду он выдал на удивление спокойным, почти равнодушным тоном, лишь окаменевшие мышцы спины, подёргивающееся веко и побелевшие костяшки пальцев, которыми он вцепился в край койки, выдавали, чего на самом деле стоило Лестрейнджу это спокойствие.

Кингсли неопределённо хмыкнул и, как показалось Гермионе, взглянул на Родольфуса с уважением. Аберфорт, если и был возмущён, то скорее выпадом старухи, нежели ответом Лестрейнджа. Лицо Колдмана оставалось непроницаемым. Невилл покраснел и, судя по его виду, мечтал провалиться сквозь землю или исчезнуть отсюда любым другим способом.

— Два скорпиона не ужились в одной банке, — покивала головой старуха. — Что ж, это неудивительно.

«Что бы Родольфус ни сказал, она лишь очередной раз его оскорбит и постарается вывести из равновесия».

По-видимому, Лестрейндж тоже это понял и отвечать не стал.

— Бедный Родольфус, тебе никогда не везло с женщинами, — притворно вздохнула старуха.

«Она вообще уймётся?» — Гермиона гневно взглянула на Невилла. Тот ответил ей несчастным взглядом, говорившим «а что я могу сделать?».

— Не знаю, что вы имеете в виду, миссис Лонгботтом, но в моей жизни была только одна женщина — моя жена, и с ней мне сказочно повезло, чем бы ни закончились наши отношения, — выдержка начала изменять Лестрейнджу.

«Сейчас она поймёт, что добиться его реакции гораздо проще, оскорбляя Беллатрикс, а не его самого».

В коридоре за дверью послышалась какая-то возня. Колдман взглянул туда и слегка нахмурился.

— Может, дверь прикрыть? — спросил Кингсли.

— Отчего же? Тут столько народа, — отмахнулась старуха. — Свежий воздух не помешает. Не так будет тянуть мертвечиной.

— Это всё-таки больничная палата. Колдман, не хотите навести порядок? — возмутился Аберфорт.

Колдман снова никак не отреагировал. Гермиона попыталась вскочить, но Кингсли пригвоздил её к месту.

— Сделаешь ещё хуже, — прошептал он.

— Только твоя жена, — насмешливо повторила старуха. — А как же Алиса?

«Молчи, молчи, молчи, пожалуйста, не отвечай ей!» — взмолилась про себя девушка, догадавшись, что замыслила старая ведьма.

К сожалению, Родольфус не заметил ловушки и проглотил наживку.

— С Алисой Пурсоул мы всегда были просто друзьями, — начал он и тут же умолк. Но было поздно.

— Друзьями, — издевательски протянула старуха. — Что ж, очевидно, именно так Пожиратели понимают дружбу. Ты, девочка, — она ткнула костлявым пальцем в Гермиону, — ты тоже у него в друзьях, да?

Гермиона, разрываясь между желанием утвердительно ответить ведьме и страхом ещё больше навредить Родольфусу, замешкалась с ответом.

— Ты, конечно, вольна дружить с кем угодно, — краем глаза Гермиона заметила, что Кингсли придерживает Лестрейнджа за шею, не давая тому ни встать, ни открыть рот , — но имей в виду — друзья Пожирателей кончают очень плохо, и сейчас ты в этом убедишься. Родольфус, — переключилась она на Лестрейнджа, — поздоровайся со своей… подругой.

Один из авроров, стороживших палату, ввёл худую, измождённую женщину с измученным лицом и седыми волосами, торчащими клочьями.

Глава 23

Глаза Лестрейнджа расширились, лицо побелело, вывернувшись из рук Кингсли, он вскочил и с ужасом смотрел на возникший перед ним призрак — только так можно было назвать это несчастное существо, ничем не походившее на смеющуюся девушку с фотографии.

— Августа, это слишком! — возмутился Дамблдор.

— Что ты делаешь, бабушка! — пронзительно вскрикнул Невилл.

Даже с Колдмана разом слетела его привычная невозмутимость.

— Миссис Лонгботтом, вы перешли все границы! Кто вам позволил это самоуправство?

Старуха, ни на кого не обращая внимания, наслаждалась произведенным эффектом.

Алиса Лонгботтом никак не реагировала на произведенный ею переполох.

— Невилл, отведи мать в её палату, — распорядился Колдман.

Мальчик подошёл к женщине и осторожно взял её под локоть.

— Пойдём, мама. Пожалуйста.

Алиса улыбнулась ему рассеянной, бездумной улыбкой и послушно сделала шаг в сторону двери. Её взгляд, расфокусированный и бессмысленный, скользил по присутствующим, ни на ком долго не задерживаясь, но, когда она взглянула на Родольфуса, Гермионе показалось, что в ней что-то изменилось.

Сначала её взгляд заскользил дальше, но тут же остановился. Вернулся назад, выискивая кого-то среди присутствующих, и теперь уже определённо задержался на Лестрейндже.

— Роди? — неуверенно произнесла Алиса.

Все разом замерли. Родольфус побледнел ещё сильнее.

— Роди, — повторила Алиса и вдруг, метнувшись к Лестрейнджу и вцепившись в него, закричала, — Роди, где Невилл? Ты забрал его? Она не дотянется до моего сына, не сможет причинить ему вред?

Невилл остолбенел с открытым ртом. Кингсли и Дамблдор переглянулись. Августа хотела что-то сказать, но Колдман властно остановил её.

— Молчать! Всем молчать! Она впервые узнала кого-то за все эти годы и впервые заговорила. Не мешайте ей!

Старуха, к удивлению Гермионы, покорилась и лишь сверлила взглядом то Алису, то Родольфуса.

Гермиона почувствовала на себе чей-то неприятный взгляд и оглянулась, увидев в коридоре Робардса, подошедшего ближе и с недовольным лицом прислушивающегося к происходящему. Проследив за её взглядом, Колдман кивнул Кингсли на дверь. Гигант с огромным удовольствием закрыл её прямо перед носом главы аврората.

— Роди, почему ты молчишь? — стоны Алисы выворачивали душу. — Скажи, ты забрал отсюда Невилла? Она не доберётся до него?

— Лестрейндж, ответь ей, — прошипел Колдман.

— Алиса, вот Невилл, он вырос, он в безопасности, — пробормотал ошеломлённый Родольфус, кивая на мальчика. Его слова не произвели на женщину никакого впечатления, она их будто не услышала.

— Для неё не существует сейчас, она говорит с тобой из того времени, отвечай ей так же, — Колдман остановился в паре шагов от них. — Не мучай её, тебе что, до сих пор мало?

Родольфус дёрнулся. Его взгляд метался по сторонам, лицо пошло пятнами.

— Да, Алиса, — наконец, ответил он, ни на кого не глядя, — я забрал его. Он в безопасности. До него никто не доберётся.

— Где он, Роди? — продолжала трясти его Алиса. — Куда ты его перенёс?

— К твоему отцу, — всё так же опустив глаза, выдохнул Лестрейндж.

Все молчали. Августа внимательно смотрела на Алису и Родольфуса, ловя каждое слово.

Аберфорт и Кингсли снова переглянулись. Колдман подошёл ещё ближе.

Алиса перестала кричать и несмело улыбнулась.

— Спасибо, Роди.

— Алиса, прости, — голос Лестрейнджа сорвался, глаза заблестели. — Я не смог… не смог помочь тебе.

— Невилл в безопасности. Это всё, что мне нужно. А я останусь с Фрэнком. Мы же должны оставаться с теми, кого любим, да, Роди?

Лестрейндж молча кивнул.

Алиса погладила его по щеке, натолкнулась пальцем на рубцы и внимательно посмотрела на них, будто только что увидела.

— Роди, твоё лицо. Что это? Тебя били? Это опять Фрэнк?

«Опять? Давай, Фрэнк, а друзья пусть помогут, вас же снова четверо!» — вспомнила Гермиона.

— Пустяки, Алиса. Уже всё прошло. Это не Фрэнк, — качнул головой Лестрейндж.

— Смотри ей в глаза. Не отводи взгляд, удерживай её здесь, — негромко произнёс Колдман. — Боюсь поверить…

Женщина погладила его по правой кисти.

— Роди, то, что сделал Фрэнк — это ужасно. Мне так жаль! Он не должен был…

— Всё в прошлом, Алиса. Я смирился.

— Лестрейндж! — злобно прошипел Колдман.

— Для того момента оно тоже в прошлом, — не отрывая взгляда от Алисы, пояснил Родольфус.

— Роди, обещай, что ты не бросишь играть. Прошу тебя!

Лестрейндж на секунду прикрыл глаза. По лицу прошла судорога.

— Алиса, в этом больше нет смысла.

— Роди, пожалуйста. Обещай мне! Ты должен играть. Ты не сможешь стать тем, кем мог бы стать, но прошу тебя, не бросай играть! Прошу тебя, обещай мне!

Было очевидно, что этот разговор причиняет Лестрейнджу огромную боль. Он медлил с ответом. Алиса снова застонала.

— Лестрейндж, скажи ей то, что она хочет!

«Она хочет, чтобы он дал слово. А своё слово он считает себя обязанным сдержать, даже если даст его несчастной полубезумной женшине, не понимающей, где она и о чём говорит».

Алиса с мольбой смотрела на Лестрейнджа.

— Роди, пожалуйста! Это ведь из-за меня! Обещай, что ты не бросишь играть.

— Родольфус, тебе придётся это сделать, — тихо сказал Аберфорт. — Не заставляй её страдать, она и так настрадалась.

Лестрейндж вздохнул.

— Хорошо, Алиса. Обещаю, — мягко сказал он.

— Слово Родольфуса Лестрейнджа?

Родольфус грустно улыбнулся.

— Слово Родольфуса Лестрейнджа.

Алиса ответила ему такой же мягкой улыбкой. Потом в ней снова что-то изменилось. Взгляд опять стал рассеянным, из него ушла осмысленность, он так же, как вначале, скользил по присутствующим, ни на ком не останавливаясь. Она отступила на шаг и отвернулась.

Родольфус, совершенно обессиленный, рухнул на койку и обхватил руками голову. Его трясло.

Колдман разочарованно вздохнул.

— Невилл, мне жаль. Боюсь, в ближайшее время надежды нет. Отведи маму и принеси успокоительное зелье.

— Она, вроде, спокойна, я не хочу зря давать ей сильнодействующие средства.

— Лестрейнджу принеси.

— Я в порядке, — глухо возразил Родольфус.

— Здесь я решаю, кто в порядке, а кто нет! — взорвался Колдман и, подойдя к старухе, наклонился к ней с угрожающим видом.

— Миссис Лонгботтом, если ещё раз вы позволите себе что-то подобное, я клянусь — вы больше не переступите порога этой больницы. Все новости будете узнавать от Невилла, но вас я сюда не впущу.

— Когда Алиса исчезла почти сразу после Фрэнка, Невилла нашли одного в поместье Пурсоулов, — проигнорировав медика, задумчиво произнесла старуха. — Мы были уверены, что это кто-то из них переправил его туда, чтобы спасти.

— Родольфус, — снова обратилась она к Лестрейнджу, но сейчас в её голосе не было той жгучей ненависти, которая ощущалась почти физически в начале её визита, — что там произошло? Как Невилл оказался у своего деда?

Лестрейндж по-прежнему сидел, опустив голову. Вернувшийся Невилл ткнул ему в руку стакан с микстурой. Родольфус взял его трясущимися руками, половину выплеснув на себя.

— В порядке он, — зло бросил Колдман.

— Родольфус, — снова требовательно обратилась старуха.

— Какая теперь разница, — наконец, произнёс тот срывающимся голосом. — Всё равно ничего уже ни изменить, ни исправить. Невилл жив, Алиса и Фрэнк… — он замолчал.

— Ты и твоя семья провели четырнадцать лет в Азкабане, — подхватил Аберфорт. — Родольфус, может, пришло время рассказать, что же случилось там на самом деле? Да, ничего ни изменить, ни исправить, но Невилл и Августа имеют право знать правду. Им это нужно.

— Вы действительно так считаете, Аберфорт? — Робардсу, очевидно, надоело стоять в коридоре. — Вы думаете, мальчику и старой женщине нужны подробности издевательств и пыток?

При появлении Робардса Кингсли снова навис над Лестрейнджем, но Родольфус был слишком обессилен.

— Гавейн, я сама в состоянии решить, что мне нужно, а чего не нужно, — отрезала старуха, мгновенно превращаясь в ведьму, затем снова повернулась к Лестрейнджу. — Родольфус, я прошу тебя, расскажи, наконец, что на самом деле произошло с моим сыном и невесткой.

— Хорошо, — у Лестрейнджа больше не было сил сопротивляться. — Мне нужна палочка.

— А больше тебе ничего не нужно? — ухмыльнулся Робардс.

Кингсли молча протянул Лестрейнджу палочку. Родольфус прикоснулся к виску. На конце палочки затрепетала серебристая нить.

— Смотрите, — устало произнёс Лестрейндж и закрыл глаза.

Глава 24

— Братец вернулся! — обрадовался Рабастан — Долго тебя не было, мы уже волноваться начали.

— Мы? — уточнил Родольфус.

— Ну-у-у… Твоя жена волнуется лишь о том, куда подевался его Темнейшество.

— Басти, не болтай лишнего. — Родольфус без сил плюхнулся на продавленный стул и устало закрыл глаза. Он выглядел очень странно — в затрапезном свитере и рваных джинсах, заросший бородой почти до самых глаз, волосы всклокочены, правая щека расцарапана, на скуле синяк, у виска запеклась кровь. Но, надо сказать, прекрасно гармонировал с окружающей обстановкой — убогая хибара с грязной, поломанной мебелью, с дырявой крышей, через которую ночью романтично светили звёзды, но очень неромантично шёл дождь. Рабастан выглядел под стать брату, разве что свитер был новее, а джинсы целыми.

— Ты что-то узнал?

Лестрейндж открыл глаза и невольно залюбовался. Его жена даже среди этого убожества выглядела королевой в изгнании, грозной, непокорной и ослепительно прекрасной.

— Дольф, ты меня слышишь? Ты видел его? Он что-то знает? Он поможет нам?

— Видел. Ничего он не знает и помогать нам не будет. За ним следит Министерство, он до сих пор под подозрением у авроров, ему не доверяют и у него маленький ребёнок. Вот всё, что он мне сказал.

— Предатель! Предатель и жалкий трус! Когда Повелитель вернётся, ему придётся ответить! — Беллатрикс разразилась проклятиями и угрозами, совершенно игнорируя кровь на лице Родольфуса.

— Роди, ты ранен? — с тревогой спросил Рабастан.

— Немного зацепило. Меня ждали. В Гринготтсе всё прошло спокойно, гоблины в наши игры не играют, а вот на выходе меня поджидали. Спасибо Брашу, помог отбиться.

— А он?

— Остался там. Не знаю, уцелел ли. Было жарко. Заклятия так и летали.

— Жаль, — расстроился Рабастан. — Я к нему привык.

— И мне жаль.

— Вы что, оба с ума сошли? Домашнего эльфа оплакивают. До такого не каждый предатель крови додумается, — возмутилась Беллатрикс.

Родольфус выложил на стол небольшой мешочек.

— Это все наши деньги. В Гринготтс теперь соваться слишком опасно, а Малфой нам не поможет. Да, а это тебе, — он протянул брату небольшой свёрток. Тот засиял.

— Ты что, в Косой переулок за бумагой заходил? — с отвращением спросила Беллатрикс.

— Нет, конечно. У гоблинов попросил, в Гринготтсе этого добра хватает.

— Представляю, что они о тебе подумали.

— Наша семья отваливает им кучу денег не первое столетие, так что думать они могут всё, что угодно, но принесли по первому слову.

Рабастан, примостившись в углу, вытащил из стопки бумаги, оказавшеся в свёртке, несколько листов и что-то лихорадочно набрасывал. Родольфус с улыбкой посмотрел на него, потом встал и повернулся к жене.

— Белла, нам нужно уходить. В Британии нам сейчас делать нечего. Никто не знает, куда делся Волдеморт. Он просто исчез. Растаял в воздухе. Наших взяли всех. Те, кто не сложил оружия, лежат в могилах или сидят в Азкабане, остальные затаились в норах и носа не показывают. Мы последние, и кольцо вокруг нас сжимается, я это чувствую. Пока ещё я могу переправить нас во Францию, но скоро и этот канал закроется, надо торопиться. Переждём там, а когда всё успокоится…

— Переждём? — перебила его Беллатрикс. — Повелителю нужна наша помощь, а мы будем ждать?

— Откуда ты знаешь, что ему нужна помощь? — спросил Рабастан. — Мало ли, почему он решил исчезнуть. Может, мы ему только помешаем, если будем путаться под ногами.

— Молчи, идиот, рисуй свои картинки!

— Белла, пожалуйста, не оскорбляй моего брата. Не думаю, что мы сможем помочь Повелителю, оказавшись в Азкабане или в могиле. И вот ещё. — Родольфус нахмурился, взглянул на Беллатрикс и твёрдо заявил. — Белла, роду Лестрейнджей нужен наследник.

— Нашёл время! — возмутилась Беллатрикс.

— Мы женаты больше десяти лет. Люциус и твоя сестра моложе нас и поженились позже, но у семьи Малфоев уже есть наследник. Я помню о своём долге перед Повелителем и не отказываюсь от него, но у меня есть долг перед родом. У тебя тоже. Ты приняла его, когда вошла в мою семью.

Глаза Беллатрикс метали молнии, но сказать ей было нечего — Родольфус был прав, и она это знала. Разговор о наследнике поднимался не в первый раз, но сейчас её муж был настроен решительно и очень серьёзно.

— Бои затихли и вряд ли скоро возобновятся. Если Лорд вернётся, под его знамёна встанут тысячи магов по всей Европе, он не останется в одиночестве.

— Если?.. Ты сказал — если???

— Когда Лорд вернётся, — поправился Родольфус. — Но роду Лестрейнджей нужен наследник. И нынешнее затишье — самое благоприятное время, многие им уже воспользовались.

— У рода Лестрейнджей есть наследник — твой брат, — Беллатрикс попыталась выложить последний аргумент.

— Э, нет! — шутливо замахал руками Рабастан. — Меня не впутывайте. Сами, сами, сами. — И уже серьёзно добавил: — Белла, ты же знаешь законы нашего рода. Родольфус прав. И не стоит шутить с магией крови.

— Я дам тебе этого наследника, — зло ощерилась Беллатрикс, — но потом никто и ничто меня не остановит! Я буду искать Повелителя до конца своих дней! И найду его! Он вернётся, мы уничтожим всех грязнокровок и предателей крови, и только чистая кровь снова будет цениться в волшебном мире!

Родольфус согласно кивнул:

— Да, Белла. Я никогда не ограничивал твою свободу и впредь не собираюсь этого делать. Когда ты исполнишь свой долг перед родом, ты вольна распорядиться своей жизнью как пожелаешь. Готовьтесь к отъезду, перед рассветом выходим. Скоро будешь рисовать на Монмартре, братишка, — снова улыбнулся он Рабастану.

За окном зашуршали листья. Родольфус мгновенно выхватил палочку и направил её на дверь.

— Это я! — послышался со двора звонкий голос и в хибару влетел веснушчатый юноша с длинными светлыми волосами.

— Я знаю, где искать Повелителя! — выпалил он с порога.

Глава 25

Глаза Беллатрикс вспыхнули. Родольфус, наоборот, помрачнел.

— Что ты несёшь? Тебе-то откуда знать? — он презрительно вздёрнул уголок рта.

— Я подслушал! Отец говорил с главой аврората, тот сказал, что его заместитель Фрэнк Лонгботтом точно знает, куда исчез Тёмный Лорд.

— Ему что, больше негде было говорить о таких вещах, как у тебя под носом? Лапши на уши он тебе навешал, чтобы ты её дальше разносил, если только ты сам всё это не придумал, чтобы произвести впечатление.

— Я не придумал! Я слышал!

— Родольфус, дай ему сказать! Или ты ни о чём, кроме наследника, думать не можешь? Или не хочешь? — с угрозой спросила Беллатрикс.

— Наследника? Гы-гы, — захохотал парнишка. — Вы что тут…

Лестрейндж влепил ему пощёчину, от которой тот еле устоял на ногах.

— Как ты смеешь, — юноша схватился за палочку.

— Тихо, не ссорьтесь! — Рабастан поспешил втиснуться между ними. — Барти, Родольфус уже несколько месяцев спит по 3-4 часа в сутки, прости его. Роди, — повернулся он к брату, — а ты всё-таки держи себя в руках. Давайте выслушаем, что Барти узнал.

— Отец спросил Робардса, есть ли какие-то известия о том, куда подевался Повелитель, а тот ему ответил, что единственный человек, который знает это доподлинно — его заместитель Фрэнк Лонгботтом и что он ни с кем не делится этой информацией, чтобы соблюсти абсолютную секретность. — Мальчишка победоносно взглянул на взрослых волшебников.

— Ну так мы у него спросим, думаю, с нами ему придётся поделиться, — промурлыкала Белла. — Главное, правильно спрашивать, да, Барти?

Барти Крауч хихикнул.

— Сомнительно выглядит, — не сдавался Родольфус. — Откуда Фрэнку это знать? Лорд исчез после визита к Поттерам.

— Дольф, приведи Фрэнка, мы его спросим и всё узнаем сами. Из первых рук.

— И откуда мне его взять?

— Я знаю! Отец сказал, что хотел бы переговорить с Фрэнком, а Робардс ответил, что сегодня не получится, Фрэнк уйдёт раньше, потому что у них с женой ребёнок заболел и она сама не справляется, а по дороге зайдёт в лавку Тутса за микстурой. Где-то по дороге его можно перехватить.

— Так, может, сам и перехватишь, если ты такой умный?

— Родольфус, ты что, боишься? — в Беллатрикс слышалось откровенное презрение.

— Белла, Роди только что вернулся, он выдержал схватку, он ранен, — вмешался Рабастан.

— И он оплакивает вашего домашнего эльфа, ха-ха-ха!

— Оплакивает домашнего эльфа? — вытаращился Крауч.

— Всё, я пошёл! — Родольфус аппарировал.

Ждать пришлось недолго. Сумерки только начали сгущаться, когда Фрэнк Лонгботтом появился у лавки герболога. Через стекло Лестрейндж наблюдал, как аптекарь протянул ему мутно-зелёную бутылочку, Фрэнк взял её, рассчитался и вышел. Когда он свернул с оживлённой улицы в узкий проулок, Родольфус отделился от стены и шагнул ему навстречу. Лонгботтом выхватил палочку, но, встретившись с ним взглядом, почему-то на секунду замешкался и Лестрейндж не упустил своего шанса.

— Петрификус Тоталус!

Фрэнк рухнул ему на руки. Подхватив его, Родольфус вернулся обратно и швырнул под ноги Белле неподвижное тело.

— Вот он. Выясняйте. Я вам только звукопоглощающие чары поставлю, чтобы какой-то ненароком забредший маггл не заинтересовался, что тут происходит. Ну и мне чтоб дали поспать.

— А ты разве к нам не присоединишься? — спросил мальчишка.

— Я почти сутки на ногах, без меня справитесь, — злобно рявкнул Лестрейндж.

— Чего это он? — поинтересовался Крауч у Беллы.

— Наследника хочет, — промурлыкала та, уже предвкушая любимое занятие.

Родольфус с огромным трудом подавил желание изо всех сил грохнуть дверью, так как от подобного удара их хибара рисковала полностью развалиться. В спальне он, не раздеваясь, улёгся на постель и тут же заснул.

Проснулся от яркого солнечного света, бившего в глаза через дырявую крышу.

— Это ж сколько я проспал?

— Четырнадцать часов, — раздался над головой какой-то замороженно-отрешённый голос брата.

Родольфус потёр глаза.

— Да, устал. Накопилось. Белла давно встала?

Рабастан истерично засмеялся.

— А она и не ложилась. Они всё ещё там… развлекаются.

Родольфус, уже полностью отойдя от сна, вспомнил все события вчерашнего вечера.

— Он что-то сказал?

— Ничего. Кажется, ты был прав, ничерта он не знает. Он вообще сначала не понимал, чего мы от него хотим.

— А сейчас?

— А сейчас уже просто ничего не понимает. Роди, там… там ад. И я не знаю, кто в этом аду верховный демон — твоя жена или этот сопляк.

— Ты там зачем торчал?

Рабастан не ответил. Родольфус пошарил вокруг себя, вытащил смятый листок бумаги и ткнул брату.

— Рисуй.

— -Я…

— Рисуй, я сказал!

Рабастан послушно зачиркал по бумаге. Родольфус знал, что с раннего детства это был лучший способ успокоить брата.

— Роди, а ты серьёзно насчёт наследника? — спросил тот через несколько минут, когда его дыхание выровнялось, а глаза приобрели более осмысленное выражение.

— Конечно. И так затянули. А тебе-то что?

— Ничего, просто хотелось бы, чтобы наследник рода Лестрейнджей был нормальным.

— Рабастан, ты говоришь о моей жене!

— Родольфус, я говорю о твоей жене правду. Она не в себе.

— Так, хватит. Ты устал. Давай я тебя лучше к матери переправлю, там успокоишься, отдохнёшь, выбросишь это всё из головы. А потом и наследника вам пришлю, Белла, как мы оба понимаем, навряд ли будет возиться с младенцем, это не Нарцисса, которая в сыне души не чает.

— Ага, у неё более насущные задачи — искать его Темнейшество.

Родольфус нахмурился.

— Ладно, братик, не занудствуй, — похоже, Рабастан окончательно успокоился. — А хочешь, я тебе подарю наследника прямо сейчас?

Он схватил новый лист и несколькими уверенными линиями очень похоже изобразил Родольфуса, держащего за руку мальчика с таким же мрачно-упрямым выражением лица.

— Давай ещё одного, для страховки?

Рядом появилась фигурка поменьше.

— И ещё…

Ты будешь жить на свете десять раз,

Десятикратно в детях повторённый,

И вправе будешь в свой последний час

Торжествовать над смертью покорённой.

Ты слишком щедро одарен судьбой,

Чтоб совершенство умерло с тобой,

— дурашливо продекламировал он, быстро набросав двух близнецов, сидящих на плечах Родольфуса

— Хватит, — засмеялся тот, — мне бы с этими справиться.

— Э, нет, мы про девочек забыли, сейчас организую тебе пару юных красоток…

Страшный крик, перешедший в утробный вой, в котором не осталось уже ничего человеческого, оборвал его. Братья вздрогнули, карандаш в руках Рабастана сломался, острый обломок пробил и разорвал рисунок.

— Когда же это кончится… Роди, — он вскинул на брата умоляющие глаза, — я больше не могу. Это немыслимо!

— Сиди здесь, я посмотрю, что там у них.

Родольфус шагнул к двери.

— Роди, — остановил его Рабастан. — Крауч сказал, что ты тоже пытаешь, как они.

Это даже не было вопросом. Родольфус зло стиснул зубы и присел около брата.

— Басти, это в прошлом. Когда-то я принял неверное решение. Был зол, хотел быть как все.. круче всех. Но давно положил этому конец. Я воин, а не палач, как и все Лестрейнджи.

Рабастан ничего не ответил.

— Где этот сопляк? — рявкнул Родольфус, заходя в комнату и тут же наткнулся взглядом на изувеченное окровавленное тело. К горлу моментально подкатила тошнота. Он сделал несколько глотательных движений, чтобы её прогнать, и оглянулся, ища Крауча.

— Ушёл, ему надо показываться дома, чтобы его отец ничего не заподозрил, — безмятежно откликнулась Беллатрикс, вычищая из-под ногтей запёкшуюся кровь.

— Что он намолол Рабастану?

— Да ничего такого, наоборот, тебя в пример поставил, когда этого неженку начало тошнить. Дольф, нам надо избавиться от Рабы, он бессмысленная обуза и в опасный момент может нас подвести.

— Да, я отправлю его к матери, там ему будет спокойно и безопасно,- рассеянно кивнул Родольфус и тут же, осмыслив услышанное, пристально взглянул на жену. — Ты ведь именно это имела в виду, не так ли, Белла?

— Конечно, — всё так же безмятежно кивнула та. — А ты что вообразил?

— Он мой брат, не забывай это.

— Забудешь об этом, ты с него глаз не спускаешь, за руку водишь и сопли вытираешь. Похоже, тебе действительно нужен младенец.

— Вы что-то узнали? — сменил тему Лестрейндж.

— Молчит пока. Но ничего, у меня в запасе есть ещё один очень весомый аргумент. А может, даже два, — загадочно улыбнулась Белла.

— Нельзя рассказать того, что не знаешь. Наплёл Крауч. Покрасоваться захотел. Или Робардс загоняет нас в ловушку, а мы идём в неё, как бараны на бойню.

— А вот и я! — радостно воскликнул Барти. — И не один. С-ю -ю-ю- рприз!

Рядом с ним стояла Алиса Лонгботтом, жена Фрэнка. На руках она держала малыша.

Глава 26

— Барти, где мы? — она удивлённо озиралась, прижимая ребёнка к себе. — Ты сказал, что здесь нас с Невиллом будет ждать Фрэнк, ты передал мне его кольцо… Где он?

— Вот, — кивнул Крауч на окровавленное тело.

Алиса в ужасе уставилась на то, в чём уже трудно было опознать человека.

— Что за… — к Родольфусу, онемевшему от неожиданности, вернулся дар речи. Он шагнул вперёд. Барти молниеносно выхватил палочку и угрожающе наставил на него.

— Не надо, Родольфус, — процедил он.

— Белла, какого чёрта? Что происходит? Зачем он ребёнка притащил? Ребёнок уж точно вам не скажет, где Лорд.

Беллатрикс с сожалением взглянула на него.

— Ребёнок не скажет. Скажет его мамочка. Она же не хочет, чтобы её крошка сейчас вопила от Круциатуса.

— Родольфус! — Алиса в отчаянии метнулась к нему, но остановилась, когда Беллатрикс угрожающе взмахнула палочкой. — Помоги мне, пожалуйста! Не позволяй ей причинить вред моему ребёнку! Не дай ей мучить Невилла!

Лестрейндж шагнул к ней.

— Экспульсо!

Рядом с ним, едва не разнеся хижину, в земляной пол ударил столб синего огня.

— Я же сказал, не надо, — угрожающе процедил Краус. — Следующее — твоё.

— Лучше Конфринго, Барти, — посоветовала Беллатрикс. — Оно Родольфуса больше впечатляет.

Лестрейндж остановился. Алиса умоляюще смотрела на него, но он лишь покачал головой.

— Прости. Я ничего не могу для тебя сделать.

— Не спускай с него глаз, — приказала Беллатрикс и повернулась к Алисе. — Дай сюда мальчишку.

Женщина пыталась удержать сына, но Белла грубым рывком выхватила Невилла и швырнула его на пол. Ребёнок зашёлся в истошном крике. Барти засмеялся. Фрэнк застонал.

— Да, Фрэнк, — полуобернулась к нему Белла. — И всё это результат твоей несговорчивости. Если ты не хочешь, чтобы твой милый малыш… Барти, смотри за Родольфусом, — рявкнула она, заметив, что Крауч немного опустил палочку, прислушиваясь к разговору. — Так вот, если ты не хочешь, чтобы твой гадёныш сейчас корчился как уж на сковородке, а его мамочка извивалась рядом с ним, то у тебя есть последний шанс этого избежать. Где Тёмный Лорд?

— Я не знаю… пожалуйста… не трогай их… Я сказал бы тебе, если бы знал. Он исчез, я не знаю… — забормотал истерзанный пленник, с ужасом глядя то на Беллатрикс, то на Алису, то на Невилла, заходящегося криком.

— Ты меня не понял, — разочарованно развела руками Белла. — Что ж, ты сам этого захотел, это твой выбор. Круцио!

Крошечное тельце ребёнка затрепетало от боли, крик захлебнулся. Алиса в отчаянии попыталась наброситься на Беллатрикс, та легко отшвырнула её и направила в неё следующее заклятие, заходясь при этом безумным смехом. Появившийся на пороге спальни Рабастан с ужасом наблюдал за происходящим.

Крауч вертел головой, пытаясь одновременно не выпустить из вида Родольфуса и насладиться зрелищем пытки.

— Роди, сделай что-то! Я прошу тебя, Роди! Умоляю!!! — рыдала Алиса.

— Ничего он не сделает, дорогая, поэтому , пока твой ублюдок ещё не сдох, лучше скажи, где…

Резким прыжком Родольфус метнулся в сторону, перекатился через голову, дотянувшись до вопящего ребёнка и прижав его к себе, оттолкнулся ногами, уходя от заклятия.

— Редукто! — заорала Белла, но секундой раньше Рабастан успел выставить между ней и братом магический щит.

Родольфус аппарировал, в последнюю секунду услышав вопль Крауча «Экспульсо!» и ощутив сильный толчок в плечо.

Ему всё-таки удалось аппарировать точно, но удержаться на ногах не получилось. Ударившись головой о каминную полку, Родольфус потерял сознание.

Когда он пришёл в себя, за окном сгущались сумерки. Он пробыл в беспамятстве несколько часов. Заплаканный Невилл, уже не издавая ни звука, сидел рядом с ним на ковре и механически царапал пол осколком статуэтки, разбившейся при их падении.

— Малыш, ты цел? — Родольфус аккуратно осмотрел мальчика. Вроде, цел. Беллатрикс не успела нанести ребёнку серьёзного вреда.

— Боюсь, мы сделали тебя сиротой. Зная свою жену, могу с уверенностью предположить, что нет у тебя больше ни папы, ни мамы.

Лестрейндж сел рядом, осторожно забрал у Невилла острый осколок. Тот без сопротивления разжал пальцы.

— И куда мне тебя девать? Собственно, выбор небольшой. Поскольку я не имел удовольствия посещать Лонгботтомов и вряд ли меня там ждут, остаётся твой дед. Он славный, добрый человек, с ним тебе будет хорошо. А я вернусь обратно. Ничего хорошего меня там не ждёт, но это моя семья, другой у меня нет. По большому счёту, в моей жизни ничего нет, кроме них. Больше всего мне бы сейчас хотелось вернуться домой — не в эту развалюху, а в свой дом, обнять жену, поиграть с карапузом вроде тебя, — Родольфус вздохнул, — но что-то мне подсказывает, что после того, что мы сотворили, на этих планах можно поставить крест.

Невил покрутил головой и заинтересовался рисунком на боковой крышке рояля. Он подобрался ближе и провёл пальчиком по линиям и точкам.

— Созвездие Орион. Бетельгейзе, Ригель, Саиф, Альнитак, Бел… Это тебе не надо, пожалуй. Её имя тебе лучше забыть. Ну всё, малыш, пошли.

Родольфус взял мальчика на руки и переместился в хорошо знакомый ему сад поместья Пурсоулов.

Он был готов к тому, что незаконное аппарирование вызовет тревогу, но всё было тихо. Значит, в этом доме его всё ещё считали своим.

Лестрейндж осторожно поставил мальчика на землю и тихонько подтолкнул:

— Иди, Невилл. Там тебя ждут.

Когда мальчик повернулся к нему спиной и неуверенно заковылял к дому, Родольфус поднял палочку:

— Обливиэйт.

Он не мог видеть, но знал, что сейчас выражение лица ребёнка из перепуганно-застывшего стало спокойным и безмятежным, разве что слегка недоумевающим.

— Боюсь, малыш, в будущем тебя ждут проблемы с памятью, но поверь, это лучше, чем почти каждую ночь просыпаться от кошмаров.

Оставаясь в тени, Лестрейндж дождался, пока Невилл добрался до дома, вскарабкался на крыльцо и стал скрестись в дверь.

— Кто там? — раздался взволнованный старческий голос. Дверь открылась. — Невилл? Детка, как ты здесь оказался? Ты с мамой? С папой? Алиса! Фрэнк! Где вы? Здесь есть кто-то?

Близоруко щурясь, профессор всматривался в темноту.

Родольфус отступил дальше, хотя старик вряд ли мог его заметить.

— Простите, профессор. Я снова подвёл вас после того, как вы столько для меня сделали. Я оказался плохим учеником. Простите.

Дверь захлопнулась. Он сделал всё, что смог. Пришло время возвращаться.

Глава 27.

— Идиот! Слизняк! Слюнтяй! Тряпка! Размазня! — орала Беллатрикс. — Всё мнишь себя светлым рыцарем без страха и упрёка? Так рыцари не пытают и не вырезают целые семьи, ты забыл? А они не забыли, никто из них ничего не забыл. Ты хоть понимаешь, что только Лорд может спасти твою жалкую шкуру? И вот, вместо того, чтобы заставить Лонгботтомов признаться, где искать Повелителя, ты устраиваешь этот цирк и утаскиваешь мальчишку! Ах, ну да, твоя нежная душа не может забыть, как вы с Алисой валялись на травке и бренчали на рояле. Ты понимаешь, что ты сделал?

— Понимаю, — негромко ответил Родольфус. — Понимаю, что все мы сделали и насколько призрачными стали наши шансы вырваться из кольца.

— У тебя все мысли лишь о том, чтобы сбежать. Когда ты стал трусом, Родольфус?

Как ей объяснить, что он боится не за себя — на себя он давно махнул рукой, в тот самый момент, когда его пальцы хрустнули, зажатые между дверью и косяком. Он боится за них, двух самых близких ему людей в этой жизни. Они — всё, что у него есть.

Не дождавшись ответа, Беллатрикс обожгла его злым взглядом и отвернулась. Мальчишка Крауч ехидно ухмылялся. Свернуть бы ему шею, всё равно ничего путного из него не выйдет, но Белла не позволит.

— Вы закончили?

— Да, — продолжает лыбиться мальчишка. — Было весело. Жаль, что они так недолго продержались.

Родольфусу мучительно хочется выпить, он бы согласился на самое дрянное огневиски, но ничего нет. Барти приносит им еду, но таскать выпивку слишком рискованно.

Мысли Родольфуса прерывает мучительный стон.

— Кто-то из них жив? — удивляется он.

— Оба живы, — отвечает Рабастан. — Если это можно так назвать.

— Спятили они, — смеётся Крауч. — Сбрендили. Чокнулись. Съехали с катушек. Сначала Алиса. Белла немного разнервничалась, когда ты удрал с мальчишкой, и слегка перестаралась. А Фрэнк свихнулся, глядя на свою дорогую жёнушку. Теперь сидят оба, трясутся и пускают слюни, точно как их сынок. Умора! Белла хотела их прикончить, но потом мы подумали, что оставить их в таком виде ещё смешнее.

Барти с вызовом смотрит на Родольфуса, но тому всё равно. Он чувствует себя так, словно попал в вязкий, тягучий кисель. Время замедлилось, оно с усилием тянется, напряжённо сопротивляясь, будто медленно растягивается пружина.

Рабастан приносит из кухни тарелку с остатками еды.

— Вот, мы тебе оставили. Ты когда в последний раз ел, Дольф?

Дольф? Раньше брат никогда его так не называл. Родольфус с усилием подносит ложку ко рту, пытается прожевать, глотает, не чувствуя вкуса.

— Через час выходим, — произносит, ни на кого не глядя. Слова выталкиваются с трудом, он продолжает вязнуть в трясине, из которой нет выхода. А потом за стеной раздаются хлопки, звучат голоса и капсула, сжимающаяся вокруг него, со звоном лопается, пружина выстреливает, время восстанавливает свой бег.

Дверь рухнула под ударом заклятий, комната заполонилась народом.

— Авада… — заорал прыщавый юнец, влетевший первым.

— Кедавра, — лёгкое движение палочкой, луч зелёного огня, и юнец рухнул с остекленевшими глазами. Авада Кедавра считается неотразимым заклятием, но кто сказал, что его нельзя перенаправить, если правильно к нему подстроиться? Никто не говорил, потому что это никому не приходило в голову. А у него давно мелькала такая идея, но вот шанса проверить её не было. Не попросишь же кого-то специально метнуть в тебя Аваду. Да и не было уверенности, что сработает. А ведь сработало. Он был прав.

— Акцио! — Лестрейндж подхватил палочку убитого аврора. Мозг, годами тренированный координировать движения обеих рук, работал быстро и чётко. Правая рука — боевые заклинания, левая — защитные. Гибкие пальцы, пусть и отвыкшие от рояльных клавиш, безошибочное выполняют сложные движения.

— Редукто! Протего! Экспульсо! Бомбарда! Депульсо!

Первая волна нападавших смята, авроры вынуждены отступить. На полу остаётся несколько тел. Юнец, пытавшийся использовать аваду (не стоило бросаться непростительными заклятиями, мальчик, разве тебе это не объяснили?), рядом с ним такой же юный, похожий на подростка. Этот неудачно наскочил на Беллу. Кто прикончил третьего, Родольфус не заметил, да и какая разница?

Теперь авроры действуют острожнее, прячутся, заклинания летят реже, но прицельнее, отражать их сложнее. Где-то рядом истерично вопит Крауч, посылая направо и налево по большей части бестолковые заклятия. Да, парень, это тебе не пленных пытать. Рабастан бледен и сосредоточен. Он не воин, но он будет сражаться, не отступит, не бросит их, не сбежит. Хотя сбежать невозможно. Барти пытается аппарировать, но первое, что делают в таких случаях авроры — накладывают антиаппарирующие заклятия, уж кому, как не сыну главы Департамента по магическому законодательству это знать. Законодательству… — не останавливая заклятий, Родольфус усмехается. — Магическому беззаконию звучало бы точнее.

Белла… Его супруга, как всегда, самозабвенно сражалась, упиваясь горячкой боя, похожая на грозную валькирию, решающую, кому предстоит умереть. Опасность, смерти, кровь и боль лишь возбуждали её. Родольфус почувствовал, как и он, вслед за ней, поддаётся этому мрачному возбуждению. В такие моменты, сражаясь плечом к плечу, прикрывая друг другу спину, они были близки, как никогда. И Родольфус не в силах отказаться от этих моментов, хотя они оплачены его кровью и, в гораздо большей степени, кровью других, зачастую ни в чём не повинных людей. Но не в этот раз. Сейчас бой шёл на равных, вернее, с явным превосходством противника, но когда это их останавливало!

Лестрейндж отбил направленное в жену заклятие, Белла послала боевое заклинание в аврора, пытавшегося воспользовавшегося его сосредоточенностью на её защите. Их глаза на секунду встретились, они улыбнулись друг другу и между ними проскочила давно забытая искра, как тогда, в самом начале.

— Импедимента! — пока Родольфус прикрывал Беллатрикс, кто-то из авроров метнул заклятие в Рабастана. Тот споткнулся, его движения замедлились.

— Ступефай! — брат падает.

— Сектусемпра! — выкрикивает Родольфус, направив палочку на противника Рабастана.

— Редукто! — добавляет Белла.

Заклинания складываются и аврора разрывает в кровавые клочья. Эффект, возможный лишь у по-настоящему близких людей.

Их осталось двое. Крауч не в счёт. Папочка поможет, а не поможет, и чёрт с ним. Если бы не проклятый гадёныш, их бы уже не было в этой убогой дыре, не было бы в Британии, и пусть Белла смотрела бы на него не с восторгом, как сейчас, а с отвращением, как вчера, но они все были бы живы и в безопасности. И Фрэнк с Алисой нянчили бы своего малыша, а не валялись в углу окровавленной грудой без проблеска мысли и сознания.

Отвлёкшись, он едва не пропускает удар. Но Беллатрикс парирует, метнув на него злой взгляд. Да, в бою не стоит думать ни о прошлом, ни о будущем. Ещё один аврор взмахивает палочкой. Родольфус успевает считать по губам «Ав…» и кричит первым. Один раз удалось развернуть, но повторить он не рискнёт, лучше метнуть в противника собственную. Ещё одна зелёная вспышка, ещё один гвоздь в крышку гроба. Два непростительных заклятия за один бой, его третий убитый, а в общем пятый. Они обречены, но авроры дорого заплатят за свою победу.

Заклинания летят со всех сторон. В какой-то момент , отбиваясь от массированной атаки, Родольфус не успевает среагировать.

— Экспульсо! — синяя вспышка бьёт Беллу в грудь. С ужасом он смотрит, как его прекрасная жена падает навзничь, так и не выпустив палочку.

Ответное заклинание Родольфуса отшвыривает нападавшего с такой силой, что тот сползает по стене. Шея вывернута, глаза застыли. С ним покончено, но поздно, поздно…

Перед Лестрейнджем вырастает темнокожий громила. Родольфус уклоняется от атаки, но сзади что-то толкает в повреждённое плечо. Крауч продолжает не глядя палить заклинаниями, идиот! Удар слабый, но его достаточно, чтобы онемевшие пальцы на миг разжались, выронив палочку.

— Акцио, — мгновенно реагирует бугай и тут же, без передышки, — Экспеллиармус!

Чужая палочка предательски выскальзывает из рук. Он безоружен. Это конец. Родольфус выпрямляется, с вызовом глядя на противника. Тот смотрит ему в глаза, но добивать не спешит.

— Инкарцеро! — руки туго стягивает верёвка. Решили взять живьём.

— А это у нас кто? — авроры вытаскивают из-под стола упирающегося мальчишку. — Крауч? Сын Барти Крауча? Ты что здесь делаешь?

— Это не я! Это всё они! Они меня заставили! — верещит мальчишка. — Это он, он всё придумал, — кивает он на Родольфуса. — Я не виноват, я не хотел, это не я!

Пока авроры хлопают глазами, пытаясь разобрать что-то в этом истошном визге, кто-то из них обнаруживает Лонгботтомов.

— Аластор, Кингсли, смотрите! Это… это…

Паршивое это зрелище, мысленно соглашается Родольфус и понимает, что сейчас, похоже, ему придётся ответить за всех. Белла и брат без сознания, Крауч сам пускает пузыри и сопли не лучше пленников, он — единственный, кто остался на ногах.

Кингсли (так зовут темнокожего) вскидывает палочку. Родольфус переводит взгляд на Беллу. Увидеть её в последний раз, умереть, глядя на её прекрасное лицо.

— Авада…

— Кингсли, стой. Хочешь подарить ему быструю и лёгкую смерть? Пусть гниёт в Азкабане до конца своих дней. Там он быстро превратится в такое же… в такого же… — аврор, не находя слов кивает на Фрэнка, трясущего головой и размазывающего по лицу слюни и сопли.

Кингсли опускает палочку, отходит, опускается рядом с Лонгботтомом и заботливо начинает его обтирать. Один из оставшихся авроров бьёт Родольфуса по лицу. Удар настолько силён, что ему не удаётся удержаться на ногах. Остальные охотно присоединяются к избиению.

Сначала его просто бьют, потом авроры вспоминают, что они всё-таки волшебники. В ход идут пыточные и ритуальные заклятия. Вскоре всё тело превращается в единый комок боли, одежда пропитывается кровью, во рту металлический привкус, перед глазами плывёт алая пелена, губы искусаны в кровь, но уже не удаётся удержать ни стоны, ни крики.

Последнее, что он видит, перед тем, как отключиться — торжествующее лицо Робардса. Губы аврора растягиваются в довольной ухмылке, он что-то произносит, но Родольфус уже не может понять, что.

Глава 28

Воспоминание растаяло. Гермиона вздрогнула, с трудом возвращаясь в настоящее. Остальные тоже выглядели ошеломлёнными и подавленными. Невилл, не таясь, вытирал слёзы. Августа, казалось, постарела на десять лет. Родольфус ушёл глубоко в себя. Дамблдор выглядел мрачным, и девушка догадывалась, почему.

Она не могла решить, помогут или ещё больше навредят Лестрейнджу эти воспоминания. Судя по недовольному выражению лица Робардса, тот думал примерно так же, и потому сразу пошёл в атаку.

— Ну и что кардинально нового мы узнали? Да, Лестрейндж сам не применял заклятие Круциатуса, но вы же видели, именно он захватил Фрэнка и передал его в руки своей обезумевшей жены. Да, он не позволил ей замучить Невилла. Хвала Мерлину,случается, что есть предел жестокости даже у самых отъявленных мерзавцев, но вы сами видели, на что способен этот… (Робардс сделал эффектную паузу) Пожиратель, вы видели, как легко он швырялся непростительными заклятиями, вы видели, как ему нравится убивать!

«Положим, непростительными заклятиями он швырялся, когда видел, что вот-вот их швырнут в него самого, — подумала Гермиона, — он просто сработал на опережение. Он уже тогда был старше, опытнее и сильнее авроров, участвующих в захвате.»

Однако девушка не могла не признать, что словах Робардса есть доля правды. Шальные глаза Родольфуса, рот, перекошенный в безумной гримасе, ликование во взглядах, которыми он обменивался с Беллатрикс каждый раз, когда их заклятия достигали цели, производили пугающее впечатление. Гермиона понимала, что Лестрейнджу нравилось не убивать, а сражаться, он отдавался бою всем своим существом и растворялся в нём со всей страстью, на которую был способен, но кто будет разбираться в таких тонкостях!

— Ты видел, что Беллатрикс безумна, — обратилась к Лестрейнджу старуха, — ты не мог не понимать, чем всё это кончится, ты не хотел этого, так почему же ты её не остановил?

— Я не мог, — не поднимая головы, ответил тот.

Гермиона ожидала, что старуха разразится бранью, оскорблениями и проклятиями, но она лишь покачала головой. Очевидно, понимала, что остановить Беллу не смог бы никто.

— Августа, я полагаю, вы имеете все основания настаивать на применении к Лестрейнджу поцелуя дементора, — проникновенно обратился к ней Робардс. — После того, что Лестрейндж сделал с вашей семьёй, на что обрёк ваших близких!

— Пусть решает Визенгамот, — ответила старуха.

— Но если вы обратитесь к Визенгамоту с ходатайством, ему будет легче принять решение…

— Сами справятся, — отрезала Августа. — Я сказала — пусть решает Визенгамот. Я узнала то, что хотела, больше мне здесь делать нечего. Не провожай меня, Невилл, — остановила она внука, — тут полно бездельников, они мне помогут.

Лицо Аберфорта немного посветлело. Робардс, напротив, скорчил недовольную гримасу, но связываться со старухой не рискнул и настаивать не стал.

«Что он сказал, когда смотрел на Лестрейнджа там, в лесу?» — почему-то Гермионе казалось, что это очень важно — понять, что произнёс Робардс, окинув взглядом сначала Алису и Фрэнка, потом Лестрейнджей и Крауча. В его глазах определённо было торжество, но это понятно — последние сторонники Волдеморта, наконец, попали в руки его людей, пусть даже и при таких печальных обстоятельствах, но что же он сказал?

— Хотя, — Робардс почувствовал, что идея с поцелуем дементора не находит поддержки и вряд ли схватка почти двадцатилетней давности, где авроры показали себя, прямо скажем, не лучшим образом, так сильно впечатлит Визенгамот, в отличие от истории со спасением Невилла и тем обстоятельством, что непосредственно в пытках Лонгботтомов Родольфус не участвовал, — может, и правда, не стоит беспокоить Визенгамот. Достаточно вернуть Лестрейнджа в Азкабан.

— Откуда он сбегал уже два раза, — ввернул Колдман. Гермиона бросила на него враждебный взгляд. Ей не понравилось, что Робардс так быстро сдался, наверняка у него припасена ещё какая-то гадость.

— Больше не сбежит, глаз не спустим. А если в руки Волдеморта снова попадёт кто-то из наших людей, мы сможет обменять его на Лестрейнджа. Я думаю, Волдеморт охотно согласится на такой обмен.

«Четвёртый вариант! Конечно, Волдеморт согласится, а Родольфусу придётся испытать на себе всё, что перенесли Фрэнк и Алиса. Тогда Волдеморт спешил, но сейчас одной Нагайной дело не кончится. Робардс не может этого не понимать, но, похоже, именно поэтому он так уцепился за эту идею. Как же он ненавидит Родольфуса! Что, что он сказал тогда? Жаль, что Лестрейндж не услышал»

Родольфус снова сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

— Разделаться со мной чужими руками. Убивать меня будут долго и мучительно, а ты, сволочь, не при чём останешься, — прошептал он.

— Что ты там бормочешь? — тут же вцепился в него Робардс. — Ты что-то сказал?

— Гавейн, — обратился к нему Аберфорт. — Среди сторонников Волдеморта нарастает страх перед его бессмысленной жестокостью и беспощадностью к своим. Немало магов готовы покинуть его. Не все из них стремятся стать под наши знамёна, но уже тот факт, что они хотят уйти от Тёмного Лорда, не может не радовать. Как ты думаешь, если ты отдашь Родольфуса дементорам или вернёшь Волдеморту, сколько из них решатся иметь с нами дело, осмелятся к нам обратиться?

— Может, его вообще отпустить? — ощерился Робардс. — Мы примем магов, отказавшихся служить Тьме, но лишь тех из них, кто не замарал себя кровью невинных жертв! Лестрейндж к таким не относится. Всем известно, Аберфорт, что ты испытываешь тёплые чувства к этому подонку и хотел бы избавить его от наказания, но знай, что в этот раз у тебя ничего не получилось. Лестрейнджу не уйти от ответственности. Колдман, оформляйте выписку, мои люди заберут Лестрейнджа и доставят в Азкабан, а там посмотрим, что решит Визенгамот.

Колдман открыл блокнот, но писать почему-то не спешил.

«Мы ничем не смогли ему помочь, — расстроено думала Гермиона, — Мы проиграли. Он прав, у нас ничего не получилось»

Есть! Вот же оно, вот! Точно! Девушка снова мысленно представила себе сцену из воспоминания Лестрейнджа. Робардс входит, бросает взгляд на обезумевших от боли и ужаса Алису и Фрэнка, потом смотрит на окровавленного Родольфуса, его глаза загораются торжеством и он, не в силах удержаться, очень тихо, себе под нос, чтобы никто не услышал (хотя на него никто и так не обращает внимания — одни авроры заняты тем, что избивают Лестрейнджа, другие пытаются что-то сделать для Лонгботтомов) произносит…

— Мистер Робардс!

— Да, девочка? — Робардс, раздражённо наблюдавший за раздумывающим Колдманом, недовольно повернулся к ней.

— Что вы имели в виду там, в воспоминании мистера Лестрейнджа, когда сказали «получилось»?

Глава 29

— Что ты несёшь? Что за чушь? — брезгливо отстранился от неё Робардс, но его забегавшие глазки убедили Гермиону, что она не ошиблась.- Вообще не понимаю, о чём ты говоришь.

— Когда вы вошли и увидели всё, что там происходило, вы прошептали «получилось». Вы старались, чтобы вас никто не слышал, хотя там и так было не до вас, но у вас очень чёткая артикуляция, поэтому можно догадаться.

Кингсли нахмурился, внимательно прислушиваясь к разговору. Родольфус вскинул голову, на его лбу пролегла глубокая складка, казалось, он тщательно обдумывал слова Гермионы.

— Отчего же чушь, Гавейн? Я тоже обратил внимание, что ты что-то произнёс, но не разобрал, что, — поддержал Гермиону Дамблдор.

— Аберфорт, и ты туда же. С какой стати я буду отвечать на инсинуации какой-то грязнокровки, спутавшейся с Пожирателем?

— Мразь, — с ненавистью выдохнул Родольфус.

— Грязнокровки? Как ты смеешь, Робардс, — возмутился Кингсли.

— Родольфус, которого вы тут пытаетесь представить монстром в человеческом обличии, не назвал меня так ни разу, даже когда мы ещё были врагами, — запальчиво выкрикнула девушка.

— Родольфус? — издевательски вскинул брови Робардс — Были врагами. — Он старательно подчеркнул слово «были». А теперь, я вижу, вы друзья, уж не знаю, насколько близкие.

Лестрейндж открыл рот, но Гермиона не позволила ему вмешаться.

— Да, теперь мы друзья, потому что он спас мне жизнь, помог нам освободить Гарри и Рона, передавал Рону лекарства, а что касается грязи, на которую вы намекаете, то выставляйте себя идиотом, если вам так нравится. Кажется, Родольфус был прав — у вас очень скудная эмоциональная жизнь, если вас тянет на такие разговоры.

Лестрейндж взглянул на Гермиону. «Не стоило, но спасибо», — читалось в его взгляде.

— Уж не знаю, кто тебя держит в ордене Феникса с такими замашками и с такими друзьями, но я прослежу за тем, чтобы это исправить, — угрожающе процедил Робардс. — Колдман, вы закончили? Вставай, что расселся? Твоё место в Азкабане, дементоры ждут, — повернулся он к Лестрейнджу.

Тот не двинулся с места.

— А ведь это ты, — неожиданно произнёс он, — ведь это ты, сволочь, всё подстроил. Ты вычислил этого дурака Крауча, и он вывел тебя на нас. Ты мог взять нас в любой момент, всех сразу или по одиночке, но этого тебе было мало. Просто арестовать нас тебе было мало, ты хотел побольше шума. Это ты наплёл Краучу, что Фрэнк знает, куда исчез Волдеморт, зная, что он тут же помчится с этой информацией к нам. Ты знал, что мы ищем Лорда, знал, что Беллатрикс не упустит случая выяснить, куда он подевался. Ты подсказал, где перехватить Фрэнка. Но всё равно тебе казалось, что мы будем выглядеть недостаточно чудовищно в глазах общественности, поэтому ты навёл на мысль об Алисе и Невилле. Может, ты взял бы нас раньше, не допустил, чтобы Алису и малыша замучили до смерти, это выставляло в плохом свете твоих авроров — как же, три беглых Пожирателя творят такие ужасы у вас под носом, может, ты привёл бы их быстрее, но я спутал твои планы, когда аппарировал с Невиллом. Белла с Барти пытали Алису, а ты не вмешивался, ты ждал, чтобы я вернулся. Тебе хотелось эффектно захватить всех разом и тебе был нужен я на месте преступления. Ты знал, что я вернусь, что я не брошу свою семью. Ты ждал. Алису и Фрэнка пытали, а ты ждал. Твои люди появились только когда я вернулся. Ты мог её спасти, но решил, что так даже лучше — двое замученных вместо одного, главное, что ребёнка там не будет. Ты же всех нас подставил, — Родольфус уже почти кричал. Никто не пытался его остановить, — меня, Беллу, Рабастана, дурака этого, Крауча. Ты своих подставил, Фрэнк и Алиса были твоими людьми! Ты бросил на нас новичков, ты знал, что мы с Беллой сотрём их в порошок, что им нечего нам противопоставить, но тебе нужно было ещё больше трупов, чтобы эффектней выглядеть на страницах «Пророка». Сколько жизней ты сломал, сволочь!

Робардс цинично ухмыльнулся, склонился к Родольфусу и прошипел:

— Ты никогда этого не докажешь.

Резко выпрямившись, Лестрейндж вскочил и выхватил палочку из кармана остолбеневшего Невилла:

— Авада…

Молниеносно среагировавший Кингсли вывернул руку Родольфуса вверх

-… кедавра!

Зелёный луч сорвался с палочки и ударил в потолок, осыпав присутствующих пылью и ошмётками штукатурки.

— Родольфус! — простонал Дамблдор.

Глаза Робардса вспыхнули торжеством.

— Замечательно! Использовать непростительное заклятие против главы аврората прямо в стенах больницы на глазах у свидетелей. Прекрасно, Лестрейндж, лучшего подарка ты не мог мне преподнести. Всё ясно. Бесноватый Пожиратель, которого нельзя подпускать к людям. Он опасен. Что он придумает завтра, на кого набросится с Авадой или Круциатусом? Зверь должен быть обезврежен.

Родольфус, всё ещё пытавшийся вырваться из рук Кингсли, обмяк.

— Робардс, — хмуро заговорил гигант, — Фрэнк был твоим заместителем, но все прочили ему твоё место в самом ближайшем будущем. Он был моложе, у него была прекрасная хватка, отличные организаторские способности, он берёг людей, да и к пленным относился не в пример человечнее. Трагедия, которая с ним случилась, позволила тебе сохранить место главы аврората на долгие годы.

— Что ты хочешь сказать, Шеклболт? — презрительно вздёрнул губу Робардс. — Ты обвиняешь меня в том, что случилось с Логботтомами?

— Я не могу обвинять, не имея доказательств, — ответил Кингсли, — но Лестрейндж действительно рассказал очень интересные вещи, которые мне хотелось бы проверить. Я инициирую служебное расследование.

— Валяй, — ухмыльнулся Робардс. — Что ты мне предъявишь? Воспоминания Лестрейнджа? Или тот бред, который он сейчас нёс? Давай, хоть посмеёмся. Колдман, вы написали, наконец? Кажется, мне пора.

Колдман захлопнул блокнот и, не глядя на Робардса, произнёс:

— Я, пожалуй, понаблюдаю за Лестрейнджем ещё несколько дней.

— Что-о-о??? Ты что, с ума сошёл? Кажется, мы обо всём договорились. Что на тебя нашло, Уильям? Ты не боишься за людей, которые здесь лечатся? Лестрейндж только что пытался использовать непростительное заклятие…

— Каким образом? — равнодушно спросил Колдман. — У него же нет палочки.

Робардс задохнулся от возмущения. Остальные, включая Родольфуса, с изумлением уставились на Колдмана.

— Ты что себе позволяешь? Ты забыл про Марион? Она, наверное, сейчас в гробу переворачивается от того, что ты непонятно из каких соображений защищаешь её убийцу! Ты забыл её? Ты ему простил?

— Гавейн, не надо этой театральщины, — поморщился Колдман. — Я не Лестрейндж, в истерике не забьюсь. Не забыл. Не простил. Но Лестрейндж побудет в больнице до окончания служебного расследования, которое инициирует Кингсли. Тем более, что, судя по его воплям, я погорячился, планируя выписку. У него сильное отравление змеиным ядом, периодически бывают галлюцинации, он тогда несёт что-то не совсем ясное, можно и за непростительные заклятия принять. Правда, временами говорит и более интересные вещи, которые неплохо бы проверить. В общем, пока он останется тут. Это моё последнее слово.

— Ты пожалеешь, Уильям. Очень пожалеешь. Когда этот фарс под названием «служебное расследование» закончится. А он закончится очень быстро. Вам же нечего мне предъявить, кроме, как ты правильно заметил, бреда укушенного змеёй Пожирателя. У вас нет никаких доказательств. Ни-ка-ких! — Робардс торжествующе рассмеялся.

Кингсли продолжал хмуриться. Доказательств и правда не было, хотя каждому в этой комнате было ясно, что дело нечисто, слишком уж нарочитым и неестественным было поведение Робардса.

— Слова и воспоминания, действительно, слабые доказательства, — кивнул Колдман. — Верить можно только написанному. В лавке Тутса, например, — я там когда-то проходил практику, — пояснил он зачем-то, — сохраняются все записи о покупках за последние 250 лет.

— И к чему это ты? — не понял Робардс.

— Крауч сказал Лестрейнджам, что Фрэнк, с твоих слов, зайдёт к Тутсу за микстурой для ребёнка. Я видел, что он купил и, признаться, не совсем понял, зачем ребёнку Жёлчь броненосца. Кто послал Фрэнка к Тутсу, Гавейн? Кому он это покупал?

Робардс отступил.

— Не знаю, что ты несёшь, Уильям. Лестрейндж тебя не укусил, случайно, бредите вы с ним одинаково.

Однако было видно, что он испуган не на шутку.

— На Лестрейндже много крови, — размеренно произнёс Колдман, — но своих он не бросал и не подставлял.

Гермиона ободряюще взглянула на Родольфуса. Похоже, дело наконец-то принимало благоприятный оборот. Но тут же девушка вздрогнула.

— Мистер Колдман!

Медик обернулся. Гермиона кивнула в сторону Родольфуса. У ног Лестрейнджа поблёскивала лужица крови.

— Прошу всех покинуть палату, — резко встал Колдман. — Я действительно поторопился. Всех, Гермиона, — приказал он девушке, хотевшей остаться. Той пришлось подчиниться.

Колдман возился с раной долго и скрупулёзно, прочищал, зашивал, накладывал мазь и менял намокающие повязки. За всё это время он не сказал Лестрейнджу ни слова. Родольфус тоже молчал. Закончив, медик, по-прежнему не глядя ему в лицо, отчеканил:

— С койки не подниматься. Узнаю, что встал — будешь сидеть на усыпляющем зелье, пока не решат, что с тобой делать, — после чего направился к выходу.

— Колдман, — окликнул его Родольфус.

Колдман, не поворачиваясь, остановился.

— Я понимаю, что тебе это не поможет и не принесёт облегчения, но мне жаль. Если бы я мог что-то исправить, что-то изменить… но я не могу. Мне жаль, очень жаль.

Колдман молча вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Глава 30

— И что теперь? — спросила Гермиона, когда они вышли из палаты.

— Пока неясно, — вздохнул Аберфорт. — Поцелуя дементора, думаю, избежать удастся, а вот заключения в Азкабан или обмена… Боюсь, последняя идея Робардса, при всей её жестокости, встретит много поддержки.

— Но это же чудовищно!

— Это война, девочка. Война — это всегда кровь, грязь, боль, страдания, смерть и много, очень много несправедливости.

— Если вас это утешит, то менять Лестрейнджа не на кого — Пожиратели неохотно берут в плен наших людей, а наши люди, зная, что их там ждёт, не спешат сдаваться, — включился в беседу Кингсли, уже пославший авроров к Тутсу.

«Слабое утешение," — подумала девочка.

— Почему Родольфус никому не сказал о том, что произошло на самом деле? — спросила она Дамблдора.

— Во-первых, как ты сама видела, его никто ни о чём не спрашивал. Во-вторых, он скорее взял бы на себя вину Беллатрикс, чем попробовал оправдаться за её счёт. В-третьих, он действительно принёс много зла и пролил много крови, так что это мало что изменило бы. И, не забывай, именно он похитил Фрэнка.

— И, тем не менее, ты прилагаешь все усилия, чтобы он избежал наказания, — заметил неслышно подошедший к ним Колдман.

— Четырнадцать лет Азкабана, Уильям, более чем достаточное наказание.

— Не думаю, что жертвы Лестрейнджа согласились бы с тобой. И знаю, что близкие его жертв с тобой не согласны

— И всё же ты не позволил Робардсу его забрать. Не уверен, что в сложившихся обстоятельствах Родольфуса доставили бы в Азкабан живым.

— Робардас мерзавец, его давно пора остановить. Но что касается Лестрейнджа, я до сих пор не уверен, что поступил правильно. Я не хочу, слышите, не хочу ему помогать. Я никогда не смогу простить, никогда не смогу забыть… — голос Колдмана сорвался. — Вы не видели, что там творилось, что он …

— Никто не вправе этого от тебя требовать, Уильям. Но сегодня ты был справедлив с ним. В этом нет оскорбления памяти Марион и её семьи. Если мы не будем справедливы и милосердны к тем, кто перестал творить зло, по-прежнему имея для этого огромные возможности, нам никогда не закончить войну, потому что, даже уничтожив Волдеморта и его сподвижников, мы сами превратимся в таких, как они, и тогда после нашей победы очень скоро кто-то придёт бороться уже с нами. Мы и так сейчас слишком часто переходим грань, отделяющую нас от наших врагов.

Не бессмысленная жестокость Азкабана, с которой я никогда не устану бороться, отвратила Родольфуса от зла, это его сознательный выбор. Немногие в наше время на него способны. Он как может пытается исправить хоть что-то. И, поверь, я не отправил бы детей к нему в руки, если бы не был уверен, что он не причинит им вреда. Да, мой план был очень рискованным, всё могло сорваться из-за тысячи причин, но Родольфусу я верил и, как видишь, не ошибся.

Колдман устало покачал головой.

— Что с ним, Уильям? Кровотечение возобновилось?

— Да, рана снова открылась. Ещё бы, так орать и прыгать. Не думаю, что это серьёзно, полежит пару дней, и укус затянется окончательно. Решайте, что с ним делать, но не забывай, Аберфорт, когда-то ты уже отпустил его, думая, что он больше не станет творить зла. Сам знаешь, чем всё это кончилось.

Один из авроров знаком подозвал Кингсли. Гигант выслушал его кивнул, отдал несколько распоряжений и вернулся к друзьям.

— Колдман, ты был прав. Мои люди подняли записи Тутса. В тот день Фрэнк действительно покупал жёлчь броненосца. Ингредиент не из тех, что легко найти, заказ оформлен авроратом, за личной подписью Робардса. Лестрейндж всё понял правильно, этот мерзавец одним ударом расправился и с ними, и с конкурентом на своё место. Жаль, что мы выяснили это только сейчас. На ближайшем заседании Визенгамота доложу об этом деле. Похоже, быть им с Лестрейнджем в Азкабане соседями.

— Ну, это мы ещё посмотрим, — погладил бороду Аберфорт. — Уильям, я правильно понимаю, что Родольфуса нельзя будет доставить на слушание?

Колдман искоса взглянул на него.

— Я не привык спускать псу под хвост свою работу. Пусть лежит, если тебе так хочется его защищать, то думаю, в его отсутствие это лучше удастся.

«Это уж точно,» — мысленно согласилась с Колдманом Гермиона.

— Извините, но у меня много работы, — попрощался с ними медик. — И так полдня на Лестрейнджа угробил.

— А мне пора побеседовать с Робардсом о делах прошлых и нынешних, — Кингсли махнул рукой ребятам и Аберфорту и аппарировал.

— Невилл, ты как? — Гермиона пытливо взглянула на друга.

— Как Колдман, — хмуро ответил Невилл. — Лестрейндж схватил отца. Лестрейндж спас меня. Он убил авроров. Глава аврората отправил моих родителей прямиком в руки Пожирателей и ждал, чтобы те их замучили. Лестрейндж не пытал моих родителей, зато я применил к нему пыточные заклятия. Кого мне ненавидеть, кого благодарить, что мне теперь думать о самом себе?

Мне сейчас кажется, — добавил он тихо после небольшой паузы, — что Лестрейндж прав, что все одинаковы, и мы, и они.

— Нет, Невилл, это не так, — мягко обнял его Аберфорт. — И Родольфус Лестрейндж, если быть к нему справедливым, сам служит опровержением своих слов. Люди разные, и то, какие они, не всегда определяется стороной, которой они служат. Среди нас встречаются мерзавцы вроде Робардса и Петтигрю, среди сторонников Волдеморта есть достойные люди. Более того, люди меняются. Иногда в худшую сторону. Ни Робардс, ни Петтигрю не родились мерзавцами. Иногда в лучшую, если у них хватает на это сил, как Родольфус и Северус, как Джеймс Поттер, Сириус и Регулус Блэки. В каждом из нас есть и светлая, и тёмная сторона, и лишь сам человек решает, что он выберет.

Жизнь разводит людей по разные стороны, подчас вынуждает их заниматься тем, что им совсем несвойственно. Да, разумеется, каждый отвечает за свои поступки, но иногда просто не понимает, как вырваться из западни, в которую попал. Ему надо лишь немного помочь. И тогда, возможно, завтра он поможет кому-то ещё. Конечно, его можно в эту западню глубже толкнуть, но на кого тогда он завтра выплеснет свою боль, злость и ненависть?

Невилл, внимательно слушавший Аберфорта, вдруг помрачнел ещё больше.

— Мама сказала, что отец что-то сделал Лестрейнджу… что не должен был делать… что ей очень жаль. Что-то с рукой?

— Не знаю, Невилл. Родольфус никому не рассказал, что произошло. На шестом курсе вернулся из Хогвартса на рождественские каникулы и заявил, что больше играть не будет, потому что повредил руку. Как это случилось, от него не добились.

— Папа мог успеть, он уже выхватил палочку, но когда узнал Лестрейнджа, остановился. Я хочу знать...

— Да оставь ты его уже в покое, — возмутилась Гермиона.

— Да, Невилл, — поддержал её Аберфорт. — Я думаю, ты успел убедиться: Родольфуса невозможно заставить говорить, если он говорить не хочет. А об этом он не говорит уже почти тридцать лет.

Невилл неопределённо пожал плечами.

— Ладно, я пошёл. У меня тоже работы полно.

Гермиона и Аберфорт остались вдвоём.

— Аберфорт, а мне обязательно было присутствовать при твоём разговоре с Лестрейнджем? — тут же напустилась на него девушка.

— Робардс мог появиться в любую минуту, и мне было важно, чтобы рядом с Родольфусом оказался хоть кто-то, кто хорошо к нему относится. И ему это тоже было очень важно. Он доверяет тебе, Гермиона. Не знаю, как тебе это удалось, но поверь мне, если бы он не хотел что-то говорить в твоём присутствии, он бы не сказал. Ты же видела, как быстро он способен овладеть собой.

— А откуда ты его так хорошо знаешь?

— Родольфус рос практически на моих глазах. Я дружил с отцом Алисы, а он проводил у Пурсоулов едва ли не больше времени, чем дома, к вящему неудовольствию Корвуса.

— Его отец же был Пожирателем Смерти? — уточнила Гермиона.

— Одним из первых, — кивнул Аберфорт. — Кроме того, деньги Лестрейнджей уже тогда потекли к Тёмному Лорду, которого в то время ещё звали Томом Реддлом. При всех талантах Реддла, его взлёт был бы далеко не таким стремительным, если бы не эти деньги. Да что говорить, нынешняя война была бы далеко не столь кровавой.

— Это отец привёл Родольфуса к Волдеморту? — спросила девушка.

— Нет, — к её огромному удивлению ответил Дамблдор. — Это решение Родольфус принял сам.

— Но ты же говоришь...

— Видишь ли, Гермиона, не стоит видеть Корвуса исключительно в чёрном свете. Человеком он был жёстким, суровым, не особо приятным но, как и все Лестрейнджи, имел тягу к противоположным началам. И если его тяга к Тьме воплотилась в преклонении перед Реддлом, то тяга к светлому началу — в любви к жене. С ней ему повезло гораздо больше, чем Родольфусу. Маргарита Лестрейндж и убедила Корвуса позволить сыновьям выбирать свой жизненный путь самим. Корвус, насколько я знаю, не стеснялся в выражениях, рассказывая старшему сыну, насколько тот не соответствует образу наследника рода Лестрейнджей, и не скрывал своего разочарования, но никогда не пытался заставить его что-то делать силой или шантажом. Родольфус страдал, старался хоть чем-то порадовать отца, но ходил к Пурсоулу на уроки музыки, а не к Реддлу на занятия Тёмными искусствами.

— Всё-таки не понимаю, как его отец с этим смирился, — изумилась Гермиона. — И как смирился Волдеморт.

— Корвус не смешивал свою одержимость Тёмным Лордом с обожанием жены. Его семья стала местом, куда Реддлу хода не было. А Реддлу деньги Лестрейнджа на тот момент были гораздо важнее его сына.

— Аберфорт, а одержимость Родольфуса Беллатрикс — это не чары Волдеморта? Он же понимал, что после смерти Корвуса Лестрейнджа может лишиться этих денег.

— Нет, — засмеялся Дамблдор. — Его мать была категорически против этого брака и можешь быть уверена, уж она-то проверила досконально.

— Но я всё равно не понимаю, что его могло привлечь к ней? Она же ненормальная! И совсем его не любит.

— Беллатрикс не всегда была такой, — вздохнул Аберфорт. — Да, фамильное безумие Блэков проскальзывало в ней, равно как патологическая жестокость. Но в ней бил неиссякаемый фонтан энергии, она была преисполнена жизни, вокруг неё всё кипело, взрывалось и неслось с сумасшедшей скоростью. Родольфус, как ты могла заметить, гораздо спокойнее. Если Беллатрикс — это горная река с порогами и водопадами, то Родольфус — равнинная, глубокая, внешне невозмутимая, что бы ни происходило в глубине. Конечно, если такая река встречает препятствие, она какое-то время собирается с силами, зачастую незаметно для окружающих, и в какой-то момент препятствие сносит, а потом снова течёт спокойно и невозмутимо.

Эта жизненная сила, которую Белла щедро разбрасывала вокруг себя, и привлекла Родольфуса изначально. Ну и, как я уже говорил, Лестрейнджам нужно два начала, светлое и тёмное, только так они могут уравновесить свою натуру и жить полноценной жизнью. Перекос в любую сторону пагубно на них сказывается. Любви к Родольфусу у Беллатрикс не было никогда, но какая-то близость первоначально была, да ты же сама видела, когда они дрались плечом к плечу, они выглядели как близкие люди, понимающие друг друга с полуслова. Родольфус, особенно после того, как утратил музыку, был согласен и на это.

— А как она вообще согласилась за него выйти, если не любила?

— А у неё выбора не было. В их кругу распространялись слухи о том, что её сестра Андромеда влюбилась в магглорождённого и собирается вступить с ним в брак, что отвратило от Блэков представителей многих чистокровных семей. С другой стороны, сокурсники Беллатрикс тоже не жаждали связать с ней жизнь, видя, что она вытворяет. Так что внезапно вспыхнувшая страсть Родольфуса была на руку всем. Блэки выдавали замуж старшую дочь за представителя древнейшего рода из списка священных двадцати восьми, Корвус обретал невестку, точно так же боготворившую Волдеморта, как и он сам, Родольфус получал женщину, которую обожал. Её отношение было ему безразлично.

— И Корвус Лестрейндж не побоялся скандала с Андромедой?

— Корвус Лестрейндж ничего не боялся. А надежда, что сын придёт-таки к Тёмному Лорд вслед за женой, заставила его махнуть рукой на скандал и как можно скорее объявить помолвку, а потом и устроить свадьбу. Они поженились сразу после Хогвартса. И Родольфус, к радости отца, действительно стал Пожирателем. Правда, первое время он не проявлял такого уж сильного рвения. Всё изменилось после того, как Робардс попытался сжечь его живьём.

— Родольфус говорил, что если бы Робардс отпустил его тогда, он не вернулся бы к Волдеморту, — вспомнила Гермиона.

— Не вернулся бы, — кивнул Аберфорт.- И Корвус не стал бы его гнать, если бы выжил. Не знаю, правда, чем бы он занимался, и как сложились бы его отношения с Беллой, но зато, хорошо зная самого Родольфуса, уверен — он бы не вернулся. Правда, насколько он зол, как на нём сказалось случившееся и во что это выльется, я тоже не мог предположить. Вернее, догадывался, потому и не хотел его отпускать.

— Но всё-таки отпустил? И не взял с него слова уйти от Волдеморта?

— Нет, — покачал головой Дамблдор. — Он сбежал. С полузажившими ожогами, ещё толком неспособный стоять на ногах. Что было потом, Кингсли тебе рассказал.

Гермиона вздохнула.

— А с рукой, значит, всё-таки Фрэнк постарался, — задумчиво произнёс Аберфорт. — Многие это предполагали, но Родольфус резко обрывал любую попытку разговора на эту тему. Корвус, к его чести, как ни ненавидел он увлечение сына, предлагал ему найти лучших целителей, но Родольфус отказался. Да, вот так нелепо всё сложилось. Глупые мальчишеские стычки, которые откровенно поддерживал мой брат, обернулись реками крови, десятками невинных жертв и поломанными судьбами.

— Неужели Фрэнк действительно так ревновал? — удивилась Гермиона. — Ты говоришь, что Родольфус влюбился в Беллу ещё в Хогвартсе и не скрывал своих чувств.

— Ты видела Августу? — спросил Дамблдор.

Гермиона поёжилась.

— Если Маргарита Лестрейндж считала, что детей надо любить такими, какие они есть, потому что неизвестно, что ждёт их в будущем, а любовь, полученная в детстве, будет поддерживать их всю жизнь, то Августа с ранних лет давала понять сыну, что любить его будут только если он первый и лучший. Фрэнк был первым и лучшим все семь лет обучения в Хогвартсе. Отличник, капитан команды по квиддичу, староста школы. Он очень любил Алису, но впитанная с детства уверенность, что его обязательно бросят, если найдётся кто-то получше, страшно отравляла ему жизнь. И разум был тут бессилен. Родольфус, выросший рядом с Алисой, воспринимал её как младшую сестру, она видела в нём почти что брата, иногда их поведение действительно могло показаться провокативным, особенно мальчику, страшно боявшемуся оказаться вторым. А у Родольфуса было перед Фрэнком колоссальное преимущество — он играл. Алиса тоже играла, в такой семье это было само собой разумеющимся, но у неё не было и десятой доли таланта Родольфуса. Она искренне восхищалась папиным учеником и простодушно говорила об этом Фрэнку. А Фрэнк слышал в этих словах "Ты хуже! Он сильнее, талантливее, удачливее тебя!". Для него оказаться хуже значило потерять любовь. Вот он и решил проблему.

— Господи! — пробормотала потрясённая Гермиона. — Родольфус упомянул, что Фрэнк был не один, что их было четверо, — вспомнила она.

— Он рассказал тебе и об этом?! — изумился Аберфорт.

— Нет. Он, видимо, начинал бредить от кровопотери, от боли, у него смешалось прошлое и настоящее, он назвал Невилла Фрэнком и сказал "давай, а друзья пусть помогут, вас же снова четверо".

— Что ж, это многое объясняет, — вздохнул старик. — Родольфус был старше, крупнее, драться не любил, но умел. У Фрэнка было не так много шансов справиться с ним в одиночку. Да и реакция Лестрейнджа, его категорический отказ говорить о случившемся указывает на то, что очень уж неприглядная вышла история.

— Маргарита догадывалась, что произошло. Как-то они с Августой столкнулись в больнице святого Мунго, и когда Августа, со свойственной ей прямотой заявила леди Лестрейндж, что та воспитала монстров, особенно Родольфуса, та ей ответила, что да, её мальчики не ангелы, особенно Родольфус, но если Фрэнк когда-то придёт в себя, то пусть мать поинтересуется у него, как Родольфус повредил руку.

— Они не подрались? — спросила Гермиона, представив себе эту картину.

— Нет, — усмехнулся Дамблдор. — Хотя Августа порывалась.

— А вы были там? — догадалась Гермиона.

— Да, я пытался поддержать Маргариту как мог. От неё все отвернулись. Для неё это было страшным ударом. Оба сына, пожизненно. Знаешь, она, как и мать Барти Крауча, хотела уговорить сыновей поменяться с ними местами с помощью Оборотного зелья. Сначала предложила Родольфусу, в надежде, что тот, оказавшись на свободе, найдёт способ и брата освободить. Родольфус пообещал ей разбить голову о камни у неё на глазах, если она ещё раз упомянет эту идею. Маргарита знала трепетное отношение старшего сына к слову и больше не пыталась. Рабастан пообещал уморить себя голодом, если мать будет ему такое предлагать. — Аберфорт вздохнул. — Маргарита воспитала достойных сыновей. И сильных. Четырнадцать лет Азкабана, без надежды на освобождение, — а они выдержали. Причём не только Родольфус, тот всегда был стойким, но и Басти, который там и полугода не должен был протянуть, по общему мнению. А Фрэнк, видишь, сломался. Вот тебе и ответ на вопрос, как надо воспитывать детей, в строгости или в любви.

"И мучили Родольфуса не меньше", — подумала Гермиона, невольно представив ужасные сцены из воспоминания Лестрейнджа, вспомнив историю с Конфринго и страшные шрамы по всему телу.

— Маргарита приходила в Азкабан при каждой возможности. Обивала пороги аврората, унижалась перед Робардсом, умоляя о свиданиях. Сыновья просили её не приходить, они видели, как тяжело даётся ей каждый визит, но тут она осталась непреклонной. Её смерть стала для них тяжёлым ударом, особенно для Родольфуса. Она любила обоих сыновей, но со старшим у неё была удивительная, мистическая связь. Потрясающая была женщина, — вздохнул Аберфорт. — Не думай, я не был в неё влюблён, — улыбнулся он Гермионе, — но очень её ценил и глубоко уважал.

Гермиона вспомнила как Лестрейндж смотрел на женщину на портрете и как она отвечала ему взглядом, полным любви и грустного понимания

— Гермиона, — обратился к ней Дамблдор, — я могу рассчитывать на тебя на заседании Визенгамота? Ты умеешь быть очень убедительной.

— Конечно! — кивнула девочка. — Лестрейндж так нам помог, я бы хотела хоть чем-то помочь ему в ответ.

— Я зайду за тобой перед ближайшим заседанием, — кивнул Дамблдор.

Девушка и старик расстались. Каждого ждала работа.

Глава 31

8 643… 8 644… 8 645… 8 646… Пот заливает глаза, сердце колотится о рёбра так, словно вот-вот разломает грудную клетку. Он и не представлял себе, насколько ослаб. Раньше размашисто вышагивал эти 10 000 шагов, почти не запыхавшись.

8 647… 8 648… Колдман очень неохотно дал разрешение на выписку и предупреждал не напрягаться. Похоже, правильно предупреждал.

8 649… 8 650… 8 651 … Он всё-таки добьёт эти проклятые 10 000, он…

В глазах потемнело, к горлу подкатила тошнота, рот наполнился горькой слюной, колени будто ватные. Родольфусу пришлось схватиться за стенку, чтоб не упасть. Он ненавидел собственное бессилие, но лгать себе бесполезно — он слишком слаб. Он должен отдохнуть. Всё равно сбился. Лучше закончить потом, чем упасть в обморок и валяться на полу неизвестно сколько. Мысль начать сначала Лестрейндж отверг — понимал, что не выдержит.

Слабость немного отпустила, так что он смог добраться до кувшина с водой, сделать несколько глотков и обтереть лицо. С тошнотой удалось справиться.

Родольфус вытянулся на кровати и закрыл глаза. Плохо дело. А ведь тут даже дементоров нет.

— Хозяин, — писклявый голосок откуда-то из-под ног. Ну да, ещё и это ходячее недоразумение.

— Кто разрешил открыть рот? — не открывая глаз, нахмурился Лестрейндж. Хотел рявкнуть, но голос не слушался. — Сидеть тихо, на глаза не показываться.

Браш обиженно засопел, но умолк.

Гермионы тут нет, — усмехнулся про себя Лестрейндж. — То-то бы сейчас выслушал пламенную речь за предоставление прав и свобод домашним эльфам. Всё-таки только маглорождённая — по отношению к Гермионе Родольфусу даже мысленно не хотелось произносить слово «грязнокровка», — могла до такого додуматься. Хотя, ей, кажется, всё равно, кого защищать. Вон, и его перед Робардсом защищала. Не вышло бы ей это боком. Впрочем, её-то Аберфорт сумеет отстоять, на это у него сил и влияния хватит. И Поттер, их священное знамя борьбы с Волдемортом, не допустит, чтобы с его напарницей дурно обошлись. А вот что будет с ним?

Конечно, то, что он дожидается решения не в стылой, продуваемой ледяным ветром камере Азкабана в окружении разъярённых прошлыми побегами дементоров, а в грязном номере дрянной гостиницы, хозяин которой сотрудничает с аврорами, под домашним арестом, можно счесть хорошим знаком, но Родольфус давно не верит в знаки. Он знает, как быстро такой знак может обернуться насмешкой судьбы. Пока решение не принято, пока не наступила определённость, расслабляться нельзя, иначе потом можно и не собраться.

Ждать, не имея возможности ровным счётом ничего предпринять, невыносимо мучительно. Ходить нет сил. Работать с книгами не даёт нервное напряжение, которое он обычно сбрасывал через ходьбу. Замкнутый круг. Родольфус знал — валяться на кровати, глядя в потолок и размышляя о безотрадности будущего — первый шаг к тому, чтобы сдаться. Именно так начинали все те, кто очень быстро после этого замыкался в себе, переставал есть, смотрел в одну точку, раз за разом переживая самые мучительные и горькие моменты своей жизни и, в конце концов, сходил с ума или просто тихо угасал. Надо было за что-то зацепиться в этой жизни, за что-то, что дало бы ему цель и смысл. Тогда силы обязательно придут. Он искал и не находил. Разве что брат. Он должен выжить очередной раз хотя бы ради того, чтобы вытащить брата. Как это сделать, он будет думать потом. Сейчас главное — выжить.

За окном послышалось хлопанье совиных крыльев, застучали окна, зашуршала бумага. Пришёл новый выпуск «Ежедневного пророка».

— Принеси газету, — по-прежнему не открывая глаз, отрывисто бросил Лестрейндж.

Эльф, подчиняясь предыдущему приказу, ничего не ответил, но через минуту на грудь Родольфусу лёг свежий номер. Лестрейндж быстро просмотрел заголовки. Всё та же трескотня о войне, о победах, о потерях, за которые враг непременно ответит и за которые отомстят друзья. Имён было мало, и по большей части незнакомые. Тех, кого он боялся увидеть в списке погибших, не упоминали. Если, упаси Мерлин, с кем-то из них что-то случится, об этом будут трубить в каждой строчке. По крайней мере, о ней… Узнать о брате можно другим способом.

— Выписку из Гринготтса.

В этот раз ждать пришлось дольше. Родольфус быстро пробежал взглядом колонки цифр, слегка приподняв бровь. Да, аппетиты Лорда растут. Банк сопроводил выписку запросом на увеличение лимитов для Рабастана. Лестрейндж решил пока оставить всё как есть. О нём в газетах не упоминалось, пусть считают, что он в плену и не имеет доступа к банку. Гоблины болтать не будут.

В соседнем номере дурным голосом орало магическое радио. Родольфус поморщился. Он ненавидел фоновую болтовню. Наложить бы звуконепроницаемое заклятие, но доверие к нему не простиралось настолько, чтобы вернуть палочку. Снова вспомнилось маггловское выражение «ноль без палочки». Он так и не понял, какой смысл вкладывали в него магглы (несмотря на интересные гипотезы и трактовки научных вопросов, в остальном они часто ставили его в тупик), но само выражение очень нравилось. Хотя были у него знакомые, которые оставались нулями что с палочкой, что без палочки. Крэбб, Кэрроу, Роули… И ведь все, как на подбор, чистокровные волшебники из священного списка двадцати восьми. Забавно, что с момента освобождения из Азкабана говорить на равных, ощущая интерес к собеседнику и чувствуя, что интересен сам, с полуслова подхватывая и продолжая мысли друг друга, ему удалось только с магглорождённой девушкой.

Отец не одобрил бы эти умозаключения, но Родольфус давно не нуждался ни в чьём одобрении.

Ход мыслей прервало упоминание Визенгамота. Лестрейндж прислушался.

«Завершилось очередное заседание, — бодро отрапортовало радио. — Был принят ряд важных решений, которые, несомненно, окажут влияние на ход войны и склонят чашу весов в нашу сторону».

Ну вот, какое-то решение уже есть, и можно не сомневаться, что скоро это решение до него донесут. Неизвестность, наконец, закончится. От одной этой мысли стало легче. Родольфус встал, сделал ещё несколько кругов по комнате, потом сел на подоконник, наблюдая за людьми, свободно передвигавшимися по улице и явно не ценившими этого счастья.

Задумавшись, он не услышал ни звука открывшейся двери, ни шагов. Правда, вошедший был профессионалом и, несмотря на габариты, передвигался совершенно бесшумно, так что выросшая прямо перед ним фигура Кингсли стала для Родольфуса полной неожиданностью.

— Теряешь хватку, Лестрейндж, — отметил Кингсли, с удовольствием наблюдая, как пленник шарахнулся, услышав его голос.

— Если бы я сейчас вывалился в окно, это считалось бы попыткой побега? — язвительно поинтересовался Родольфус.

— Если бы ты при этом прикусил себе язык, я б закрыл на это глаза, — не остался в долгу Кингсли.

Родольфус соскользнул с подоконника и выпрямился, невольно отметив, что сцена практически точно воспроизводит ту, что недавно повторялась в его воспоминаниях . Много лет назад они точно так же стояли друг против друга. Тогда он мысленно готовился к смерти.

Словно желая ещё сильнее увеличить сходство, Кингсли достал палочку и взглянул Родольфусу в глаза.

— Держи. Решением Визенгамота все обвинения сняты. Ты свободен.

Лестрейндж машинально взял протянутую палочку и только тогда до него дошёл смысл слов Кингсли. Он продолжал молча смотреть аврору в глаза, боясь, что ослышался, что сам придумал эти слова, которых Кингсли не сказал и не скажет, что, в конце концов, тот просто издевается над ним. Но палочка в руках подтверждала, что всё так и есть, что чудо, на которое он не смел надеяться, о котором не решался даже подумать, потому что давно усвоил — чудес не бывает, всё-таки случилось.

Кингсли, понимая его состояние, молчал, давая Родольфусу время прийти в себя.

— Та самая, — наконец срывающимся голосом произнёс тот, глядя на палочку.

— Да, все эти годы лежала на складе, никому не подходила, — кивнул Кингсли.

— Кедр и волос единорога, 13 дюймов, гибкая. Я помню, как мы её покупали. Мне было всего шесть лет. Олливандер очень удивился, сказал, что ещё не продавал палочку столь юному волшебнику. Но деньги отца закрыли ему глаза. Отец считал, что только магглорождённые получают палочку в одиннадцать лет, а носитель чистой крови к этому возрасту должен быть состоявшимся магом, знающим, чего хочет и как будет этого добиваться. Так, собственно, и получилось, хотя отца мой выбор долго не радовал…

Родольфус оторвался от воспоминаний и снова взглянул на Кингсли.

— Ты сказал…

— Ты свободен, Лестрейндж, — повторил Кингсли, отметив про себя, что даже в столь ошеломлённом состоянии Родольфус не произнёс слова «грязнокровки». Чёрт его знает, может, Аберфорт и Гермиона правы и им не придётся жалеть о решении, которое Дамблдор буквально выбил из Визенгамота. — Но предупреждаю: влезешь во что-то снова — тебя даже в плен больше никто не возьмёт. Не говоря уже о том, что подставишь всех, кто за тебя поручился перед Визенгамотом.

— Всех — это?.. — переспросил Лестрейндж, всё ещё крутя в руках палочку.

— Аберфорта, меня и Гермиону.

— Тебя??? — изумление Родольфуса от души позабавило Кингсли.

— Считай, мой тебе подарок за ребят и Робардса. Лестрейндж, повторяю: если ты опять вернёшься к Волдеморту, что, я понимаю, маловероятно, но всё же, или если сам полезешь в какие-то разборки — я лично тебя найду и прикончу. Своими руками. Лучшее, что ты можешь сделать, это исчезнуть, и пусть тебя никто не видит. Визенгамот тебя оправдал, но если в тёмном переулке в тебя швырнут проклятие, это меня не удивит. А если ты на это проклятие ответишь, это будет считаться проявлением насилия с твоей стороны, с теми последствиями, что я тебе только что описал. Так что отправляйся туда, где тебя никто не найдёт, и сиди там как можно дольше, в идеале — всю жизнь.

— Я так и планировал, — кивнул Родольфус.

— И ещё. У нас есть выход на твоего брата. Что ему сказать, чтобы он поверил сразу, не переспрашивая, не выясняя, не требуя доказательств? Он не идёт на контакт, а уговаривать его у нас нет времени.

— Вы и правда собираетесь вытащить его от Волдеморта? — недоверчиво спросил Лестрейндж.

— Да, чёрт возьми, потому что через него деньги Лестрейнджей по-прежнему обеспечивают Тёмного Лорда сторонниками и оружием.

— Скажите ему… — Родольфус на секунду задумался, перебирая воспоминания. В памяти всплыла акварель, так впечатлившая Гермиону. — Скажите, что лес в Ландах ждёт его.

— Лес в Ландах, — повторил Кингсли. — Хорошо. Всё, я пошёл, а с тобой тут ещё кое-кто хочет попрощаться. Удачи, Лестрейндж. Надеюсь, мы с тобой больше не встретимся.

— Удачи, Кингсли. Прощай.

Глава 32

Кингсли вышел, а его место заняла Гермиона и, к немалому удивлению Родольфуса, Невилл.

— Поздравляю, мистер Лестрейндж!

— Спасибо, Гермиона, — улыбнулся Родольфус. — Но, Мерлина ради, как? Как вам это удалось?

— Нелегко, — улыбнувшись в ответ, призналась девушка, отметив, что Лестрейндж в первый раз назвал её просто по имени. — Аберфорт сражался как лев. Доказывал, увещевал, объяснял, насколько важен будет такой шаг для того, чтобы в будущем тёмные волшебники, которые захотят уйти от Волдеморта, не боялись обращаться к нам. Это, пожалуй, стало одним из решающих аргументов. То, что вы помогли нам освободить Гарри Поттера, поддержали Рона, история с Робардсом… Ох, что мы только не говорили.

Гермиона не упомянула, что Невилл и Колдман заявили на заседании Визенгамота, что считают срок, отбытый Лестрейнджем в Азкабане, достаточным, и поддерживают прошение Аберфорта Дамблдора об амнистии. Августа Лонгботтом, ко всеобщему удивлению, вмешиваться не стала.

— Аберфорт показал ваши воспоминания, там, где вы спасаете Невилла. Это тоже впечатлило судей.

«Только не показал тот момент, где он захватил папу», — с горечью подумал Невилл.

— Что, решился-таки? — удивился Родольфус.

— Только это, — призналась Гермиона. — В остальных вы выглядите… странно.

— Да, мне свойственно увлекаться, — рассмеялся Лестрейндж, поняв, что она имеет в виду, и не удержавшись, процитировал:

— Есть упоение в бою,

И бездны мрачной на краю,

И в разъяренном океане,

Средь грозных волн и бурной тьмы,

И в аравийском урагане,

И в дуновении Чумы.

Все, все, что гибелью грозит,

Для сердца смертного таит

Неизъяснимы наслажденья —

Бессмертья, может быть, залог!

И счастлив тот, кто средь волненья

Их обретать и ведать мог.

Изумлённая Гермиона осторожно взглянула на Невилла, которого могли вывести из себя эскапады Лестрейнджа, явно терявшего голову от неожиданно обрушившейся на него свободы. Он уже выглядел примерно так, как в воспоминании — глаза горели, на губах играла восторженная улыбка.

— Я вас пугаю? — Родольфус заметил её удивление. — Не бойтесь. Эта увлечённость для меня всего лишь возможность чувствовать себя живым.

— А других способов чувствовать себя живым у вас нет? — поинтересовалась девушка и тут же пожалела об этих словах, так резко изменилось лицо Лестрейнджа. Улыбка погасла, огоньки в глазах потухли, взгляд стал отстранённо-печальным.

— По моим наблюдениям, чувствовать себя живым помогают три вида деятельности — война, любовь и творчество. Бой, наверное, самый простой способ, — негромко заговорил он, — но для него нужны некоторые условия, в первую очередь — иметь, с кем и за что сражаться. Конечно, не всем, многие обходятся без этого, им достаточно крови, которая льётся вокруг. В любом случае, по условиям предоставления мне свободы, этот способ для меня теперь закрыт, так что не пугайтесь, — он через силу усмехнулся, улыбка вышла вымученно-бледной.

— Любовь… — улыбка превратилась в болезненную гримасу. Родольфус положил руку на грудь, туда, где под тонкой рубашкой угадывался массивный серебряный медальон, судорожно сжал его, потом отпустил и, не в силах говорить, лишь развёл руками. — Не сложилось.

— Творчество… — Лестрейндж потёр переносицу. — Увы, здесь я тоже бессилен. Так что остались лишь воспоминания.

— Но вы же будете играть? — спросила девушка.

— А куда мне деваться? Я дал слово. Правда, извлекать звуки из инструмента — это далеко не то же самое, что играть, а я, к сожалению, сейчас способен только на это. Это не возможность почувствовать себя живым, это бесконечная пытка. — Осёкшись, Родольфус бросил быстрый взгляд на Невилла. Тот продолжал упорно смотреть в сторону, не принимая участия в разговоре.

— Играть мне нечем и не на чём.

— А тот рояль? — Невилл, наконец, подал голос.

— Декорация, — махнул рукой Лестрейндж. — Когда-то был высококлассный инструмент, один из лучших в мире. Но, увы. Когда рука только-только зажила, я всё-таки решил попробовать. Результат меня, скажем так, сильно расстроил, я позволил себе поддаться чувствам. Когда овладел собой, оказалось, что в руке добавилась ещё одна трещина, а рояль восстановлению не подлежит. Разбил вдребезги, проще говоря. И руку, и инструмент.

— Но инструмент же можно купить, — несмело предположила Гермиона, обходя вопрос с травмой руки. Ей вообще не нравилась эта тема. Она чувствовала, что Невилл вот-вот влезет в разговор и задаст так беспокоящий его вопрос, на который неизвестно как отреагирует Родольфус.

— Такой — к сожалению, нет, — между тем покачал головой Лестрейндж.

— Они настолько дорогие?

Родольфус засмеялся.

— Мисс Грейнджер, вы уже не раз могли заметить, что деньги для меня не проблема. Таких инструментов практически не осталось. А те, кому посчастливилось ими обладать, не отдадут их ни за какие деньги. Не всё в этом мире продаётся и покупается, как ни банально это звучит. Впрочем, — заметил он, — может, оно и правильно. Толку мне сейчас от такого инструмента.

— У нас остался дедов рояль, — всё так же упорно глядя мимо Лестрейнджа, заметил Невилл.

— Тебе очень повезло, если надумаешь играть. Мой инструмент, как я уже сказал, был один из лучших, но рояль профессора Пурсоула — это… это легенда музыкального мира. Ему нет равных. Чистейший звук, такого я больше нигде не слышал. Он уникален, второго такого нет. Береги его, Невилл.

— Я не буду играть, — выдавил мальчик. — Поэтому будет лучше, если ты его… вы его заберёте.

Лестрейндж потерял дар речи, потрясённо воззрившись на Невилла.

— Мама бы так и сделала, — неохотно пояснил он. — И дед тоже.

Родольфус покачал головой.

— Алиса — возможно. Добрейшей души человек, я таких больше не встречал. А вот профессор, после всего, что случилось… не думаю, Невилл. Боюсь, это будет оскорблением его памяти.

— Сделал бы, — угрюмо возразил Невилл и, поколебавшись, продолжил. — Незадолго до его смерти, когда мы все вместе навещали родителей, у них с бабушкой был разговор… Они думали, что я не слышу, но я слышал. Бабушка, как всегда, проклинала вас всех, а дед сказал ей, — Невил нахмурил лоб, припоминая, — сказал:»К несчастью, Родольфус не сумел остановить свою безумную жену, но я никогда не поверю, что он мог причинить вред Алисе». Потом они заспорили, поругались, больше не разговаривали, но он был в этом уверен до самой смерти, я знаю. Я всегда был на стороне бабушки, а вышло, что он оказался прав.

Родольфус прикрыл глаза и какое-то время молчал, потом глухо произнёс:

— Спасибо, Невилл. Мне очень, очень важно было это услышать.

— Так что забирайте рояль, а то бабушка его выбросит в конце концов.

— Невилл, этот инструмент стоит огромных денег, я не могу взять его просто так. Я выпишу тебе чек…

— НЕТ!!! — пронзительно взвизгнул Невилл так, что Родольфус отшатнулся от неожиданности, и с яростью добавил:

— Я никогда не прикоснусь к деньгам Лестрейнджей!

Гермиона ожидала ответного взрыва, но Лестрейндж лишь кивнул.

— Прости. Но ты не станешь возражать, если я пожертвую эти деньги вашей больнице? Взять просто так столь ценную вещь я не могу, — словно извиняясь, пояснил он.

Лонгботтом молча кивнул.

Родольфус написал несколько слов и протянул мальчику листок. Тот взял, мельком взглянул и буркнул:

— А ты… вы не ошиблись?

— Возможно, он стоит дороже, определить цену такой вещи практически невозможно, — смутился Лестрейндж.

Гермиона из-за плеча Невилла заглянула в записку и оторопела.

— Мистер Лестрейндж, но это же нереально много!

— А, вы в этом смысле, — усмехнулся Родольфус. — Нет, ребята, это его очень приблизительная цена. Дать её, конечно, мало кто способен, но, поверьте, он её стоит.

— И вы так легко можете заплатить такие деньги? — удивилась девушка.

— Не то, чтобы легко, это немало даже для меня, так что платёж будет разбит на три части с интервалом в два месяца между выплатами. Надеюсь, Колдман с умом распорядится этими деньгами.

— Я хочу спросить, — Невилл, наконец, решился. — Не за рояль, а просто. Или за рояль.

Лестрейндж спокойно смотрел на него, ожидая продолжения.

— Мама сказала, что это отец вам руку повредил.

— Да, это была драка с твоим отцом, — так же спокойно кивнул Родольфус.

— И он был не один? Их было четверо?

— Остальные больше подзуживали. Обычная школьная драка. Никто не ожидал, что её последствия будут для меня столь фатальными.

Невилл недоверчиво посмотрел на него.

— А мама сказала…

— Невилл, твоя мама слишком близко к сердцу приняла эту, в общем-то банальную историю. Мы с ней фактически вместе выросли, она очень переживала за меня. Скажи, ты дерёшься со слизеринцами?

— Конечно, — кивнул Невилл. -С Малфоем и его прихлебателями. Вот они всегда втроём-вчетвером на одного.

— Что-то ломать приходилось?

— Да, случалось.

— Вот видишь.

— Но костерост обычно решал все проблемы.

— Костерост сращивает кости, но вернуть пальцам гибкость, которая была до перелома, он бессилен. В большинстве случаев её и раньше не было, поэтому никто не замечает разницы. Мне просто не повезло. Но это всё далеко в прошлом.

Невилл с подозрением взглянул на Лестрейнджа. Тот по-прежнему был абсолютно спокоен.

— Почему тогда отец замешкался, когда выхватывал палочку, после того, разглядел, кто перед ним?

— Не знаю, Невилл. Может, вспомнил, что когда-то мы с твоей матерью были друзьями.

— Ну ладно, — кивнул, наконец, мальчик. — Мне тоже было очень важно это услышать.

Лестрейндж вежливо наклонил голову.

«Врёт, — подумала Гермиона, глядя на Родольфуса. — Не так просто там всё было.» Она заметила и то, что Родольфус, сожалея об Алисе, о девушке Колдмана, о других своих жертвах, ни разу не упомянул Фрэнка.

— Как вам рояль отправить? — Невилл немного расслабился и, наконец, взглянул Лестрейнджу в лицо.

— Этот мелкий пакостник всё сделает, — Родольфус щёлкнул пальцами. Перед ними тут же материализовался домашний эльф.

— Привет, Браш! — обрадовалась Гермиона. Давно тебя не видела. Ой! Что с тобой?

Эльф выглядел так, словно по нему пробежало стало кентавров. Оба глаза заплыли, нос свёрнут набок, губы распухли. Гермиона возмущённо взглянула на Лестрейнджа.

— Я, конечно, бываю вспыльчив, — правильно истолковал он взгляд девушки, — но не до такой степени и предпочитаю равных противников. Отправил его к брату, чтобы Рабастану не было так безотрадно, а этот олух не смог разминуться с моей… с Беллатрикс. Хорошо, хоть жив остался, после встречи с Беллой это не каждому удаётся. Брат посмотрел на это всё и вернул его обратно, передав, что не готов взваливать его смерть на свою совесть. Браш, — обратился Родольфус к эльфу, — ты всё слышал.

— Да, хозяин, — эльф склонился в глубоком поклоне.

— Будь осторожен с инструментом. Очень осторожен!

— Не беспокойтесь хозяин, Браш всё сделает.

Лестрейндж кивнул. Браш протянул руку Невиллу, и мальчик с эльфом исчезли.

Глава 33

— Поверить не могу, — обратился Родольфус к Гермионе. — Сначала Кингсли , потом Невилл. Свобода, моя старая палочка, рояль профессора… День чудес, не иначе.

— А Невиллу вы солгали, — заметила Гермиона.

— Солгал, — легко согласился Лестрейндж. — А зачем ему правда? Пусть сохранит образ отца чистым и незапятнанным. Ему так будет легче, а вот мне от того, что я вылью грязь на его батюшку, легче не станет, так зачем вытаскивать на свет подробности школьной драки тридцатилетней давности? Всё действительно в прошлом, мисс Грейнджер.

Однако его затуманившиеся глаза, взгляд, наполненный болью, говорили о другом.

* * *

- Белла, позволь пригласить тебя…

— Лестрейндж, у тебя с Беллой вся жизнь впереди, — оттеснил его Яксли. Беллатрикс охотно приняла приглашение Корбана и они элегантно закружились в танце. Родольфус с досадой проводил их взглядом и отошёл к стене.

— Сестричка в своём репертуаре, — хихикнула рядом Нарцисса Блэк. — Привыкай, Дольф, по-другому не будет. Люциус, мы идём?

— Я, вообще-то думал…я хотел, — промямлил Малфой, но Нарцисса, решительно подхватив его под руку, стремительно направилась к выходу.

— Репертуар у вас общий, сестрички Блэк, — усмехнулся про себя Родольфус, снова отыскав взглядом Беллатрикс и любуясь её изящными движениями. Она перехватила его взгляд и крепче прижалась к Корбану.

— Не переживай, Роди, она просто тебя дразнит. — Симпатичная круглолицая девушка с добрыми глазами сочувственно взглянула на него.

— Я знаю, Алиса, — кивнул Родольфус. — Спасибо.

— Я слышала, со дня на день вы объявите о помолвке?

— Да, в первый день Нового года, — Лестрейндж расплылся в счастливой улыбке.

Собеседница Родольфуса явно не разделяла его восторга, хотя изо всех сил старалась этого не показывать.

— Роди, извини, но ты уверен, что Белла тебя любит?

— Алиса, ты сейчас точно как моя мать, она тоже постоянно задаёт мне этот вопрос, а ещё проверяет меня на любовные чары и воздействие Амортенции, — засмеялся Родольфус, и, тут же посерьёзнев, ответил. — Я люблю. Этого достаточно.

— Роди, папа приглашает тебя к нам на каникулах.

Родольфус замялся.

— Спасибо, я очень благодарен профессору, но не знаю… Сейчас, когда я помолвлен с Беллой, а у тебя есть Фрэнк, это будет выглядеть несколько двусмысленно. Я не хотел бы причинять боль тем, кто нас любит.

Алиса, не удержавшись, бросила взгляд на повисшую на Корбане Яксли Беллатрикс. Вот уж кто не думал о боли, которую причинял!

— Мы с мамой уезжаем во Францию на все каникулы, дома остаётся только папа, и он, как всегда, будет рад тебя видеть.

— Замечательно, — Лестрейндж снова улыбнулся. — Это меняет дело. Передай профессору, что я обязательно приеду. Ненадолго — сама понимаешь, помолвка, гости...

— Папа будет ждать, Роди. Счастливых праздников!

— И тебе, Алиса!

Алиса привычно слегка прикоснулась губами к его щеке и отошла, сразу же затерявшись в толпе .

На плечо Родольфуса легла чья-то рука.

— Лестрейндж, я тебе говорил, чтобы ты держался от Алисы подальше?

— А я что, твой домашний эльф и должен тебя слушаться? — Родольфус стряхнул руку Фрэнка Лонгботтома и поморщился — от того явственно несло дешёвым огневиски.

— Давай выйдем, поговорим один на один, как мужчина с мужчиной, решим, кому будет принадлежать Алиса, — Фрэнк слегка покачивался, его налитые кровью глаза злобно смотрели на собеседника.

— Не вижу необходимости, — равнодушно ответил Родольфус. — Нам абсолютно не о чём говорить. Алиса тоже не домашний эльф, поэтому принадлежать никому не будет.

— Лестрейндж, ты трусишь? Хочешь, чтобы все, включая твою невесту, узнали, что ты трус? — повысил голос Фрэнк. На них начинали оглядываться.

— Лонгботтом, мне абсолютно всё равно. В отличие от тебя, меня никогда не заботило чужое мнение.

— Что такое, мальчики? Кто тут поминает Дольфову невесту? — Танец закончился и Белла подошла к ним.

— Да вот, зову твоего жениха выйти на пару слов, а ему страшно, — ухмыльнулся Фрэнк, по-прежнему сверля глазами собеседника.

— Дольф, что я слышу? Ты отказываешься сломать кости гриффиндорцу, который, к тому же на год младше тебя? — Беллатрикс презрительно сощурилась. — Может, мне пойти с ним поговорить?

Родольфус покраснел.

— Белла, он же пьян, он и на ногах не устоит. Пусть хотя бы протрезвеет, — примирительно проговорил он. — Не вижу смысла в таких разговорах .

— Дольф, — Беллатрикс обвила руками шею Родольфуса, — давай так. Ты выйдешь с ним, скажешь пару слов и вернёшься, а я весь вечер буду танцевать только с тобой. До конца бала ещё уйма времени. Такой смысл тебя устроит?

Родольфусу по-прежнему не нравилась эта идея, но он понимал, что теперь его отказ невозможен.

— Хорошо, — кивнул он и повернулся к Фрэнку. — Идём, только быстро.

— Я тебя долго не задержу, — с угрозой в голосе пообещал Лонгботтом.

— Далеко ещё? — поинтересовался Родольфус, вышагивая за Фрэнком по пустым коридорам Хогвартса.

— Пришли. Заходи.

— Фрэнк, ты спятил? — Родольфус отступил на шаг. — Это же женский туалет!

— Да ладно, это же туалет Плаксы Миртл, сюда никто никогда не заглядывает. На улице мороз и снег метёт, в коридорах вечно кто-то ошивается, здесь в самый раз. Тут нам точно никто не помешает.

Лонгботтом рывком распахнул дверь и вошёл внутрь. Родольфусу ничего не оставалось, как последовать за ним. Неуверенно озираясь, он прошёл к центру комнаты, где возвышалась мраморная колонна. За спиной скрипнули двери. Лестрейндж обернулся. Из закрытых кабинок, отрезая его от выхода, вышли трое гриффиндорцев.

— Один на один, Фрэнк? — усмехнулся Родольфус. — И кто же из нас трус?

Лонгботтом размахнулся. Родольфус присел, уклоняясь от удара, и впечатал противнику кулаком в живот. Фрэнк согнулся пополам. Лестрейндж развернулся и спокойно шагнул к двери, на ходу требовательно бросив гриффиндорцам:

— С дороги.

Конечно, его не выпустили. Конечно, справиться с тремя ему было не под силу. Когда Фрэнк, наконец, разогнулся, троица его приспешников крепко держала Родольфуса, не давая пошевелиться. Он не вырывался, понимая, что это бессмысленно, и желая лишь, чтобы всё побыстрее закончилось.

Лонгботтом с силой пнул его по голени. Нога подломилась. Второй пинок — и Родольфус стоял перед ним на коленях. Противники давили на плечи, не давая встать.

— Вот так-то лучше, — криво ухмыльнулся Фрэнк. Его друзья громко заржали. Затем он размахнулся и несколько раз ударил Родольфуса по лицу, приговаривая:

— Никогда… больше… не подходи… к Алисе. Ты понял? — Он наклонился к Лестрейнджу, обдав его перегаром.

Родольфус резко выбросил голову вперёд, целя лбом в переносицу. Удар снизу вверх получился смазанным, но всё же достиг цели, из разбитого носа Фрэнка хлынула кровь. Лонгботтом ударил Родольфуса ногой в грудь с такой силой, что едва не опрокинул и Лестрейнджа, и его конвоиров, затем отошёл к раковине, пытаясь остановить кровотечение.

— Ох, зря ты это, — негромко сказал один из гриффиндорцев. — А ведь мог отделаться легко.

— Тебе конец, тварь слизеринская, — прогнусавил вернувшийся Лонгботтом. Кровь остановилась, но нос стремительно распухал. — Ты сам напросился. Тащите его сюда, — он кивнул в сторону кабинок.

Троица подтянула Лестрейнджа к Фрэнку.

— Держите крепко, — приказал он друзьям и дёрнул на себя правую руку пленника, разжимая пальцы. Что он задумал, Родольфус понял лишь тогда, когда Фрэнк протолкнул его ладонь между дверью и косяком.

— Фрэнк, хватит. Не надо, прошу тебя, не делай этого. Пожалуйста. — Сейчас ему было плевать на гордость.

— Просишь? — Лонгботтом резко рванул дверь. Руку от кисти до плеча прошила боль, хруст ломаемых костей громом отозвался в ушах. Родольфус замолчал. — Поздно, Лестрейндж. Но мне нравится, как ты просишь. Проси ещё, а то повторю.

Родольфус не произнёс ни слова.

— Хорошо. Вижу, тебе понравилось. Так и быть, для тебя на бис. — Ещё один рывок, ещё одна вспышка боли, снова хруст. — Проси меня прекратить! Давай!

Молчание. От очередного рывка он едва не потерял сознание.

— Фрэнк, хватит. С него достаточно, — остановил его один из приятелей. — Нарвёмся на неприятности. Одно дело пару раз по морде дать, а другое дело изувечить. Как бы нас из Хогвартса не попёрли.

— Эд, что ты несёшь? — засмеялся Фрэнк. — Когда это гриффиндорца при Дамблдоре исключали из Хогвартса, да ещё за слизеринскую плесень? Ну, снимет двадцать баллов с Гриффиндора, потом пятьдесят добавит. Ладно, будем считать, что наш пианист своё получил. А чтоб не возникало соблазна бежать жаловаться… — он вытащил из-под мантии начатую бутылку. — Придержите ещё чуток.

Схватив Родольфуса за голову, Лонгботтом попытался влить ему в горло огневиски. Лестрейндж мотал головой и отплёвывался, но несколько глотков всё же пришлось проглотить. От омерзительного вкуса его чуть не вырвало. Остальное попало на одежду.

— Ну вот, — удовлетворённо кивнул Фрэнк, бросая в угол пустую бутылку. — Теперь будут считать, что он пьян и сам нарвался, как оно, собственно, и произошло. Я его предупреждал много раз. Жаль, пришлось остатки бухла на него потратить.

— Лестрейндж, ты нам должен огневиски, — снова заржали гриффиндорцы, и отшвырнув его на пол, ушли.

Какое-то время Родольфус, не двигаясь, сидел на полу, потом встал, неуклюже действуя левой рукой, кое-как привёл себя в порядок, развязал галстук и, помогая себе зубами, туго стянул распухшую изуродованную ладонь. Каждое движение отдавалось болью, но эта боль отвлекала его от другой, которая уже пробивалась в сознание и которую он ещё не готов был впустить. Всё кончено. Он больше не будет играть. Не с такой рукой.

Когда он вернулся в зал, его лицо было совершенно спокойным, лишь глаза выдавали, что случилось что-то невыносимо страшное. Они были застывшими, пустыми. Мёртвыми.

В этот раз Беллатрикс танцевала с Розье.

Родольфус не стал дожидаться окончания танца, а проталкиваясь между танцующими, подошёл к ним.

— Белла, я вернулся.

— Дольф, а подождать ты никак не можешь? — возмутился Розье.

— Извини, Эван, у нас уговор, — верная своему слову Белла перетекла от него к Лестрейнджу.

— Долго ты. Фрэнк уже давно тут. Физиономию ты ему красиво разукрасил, стало гораздо лучше, чем было. А ты что, отметил уже? — она принюхалась.

— Глоток, — деревянно усмехнулся Родольфус, осторожно кладя ей на плечо обмотанную галстуком руку.

— Может, заглянешь в Больничное крыло? — кивнула на повязку Белла.

«Нет смысла», — подумал про себя Родольфус, сказав вслух:

— Только после бала. А вообще, само пройдёт. Выпью костероста.

— Не пойму, что в тебе изменилось, — задумчиво произнесла Беллатрикс, — но таким ты мне больше нравишься. Дольф, на каникулах будет инициация. Для лучших из лучших. Ты не ходил к Нему, но ради меня и твоего отца Он тебя примет. Присоединишься к нам?

— Конечно, — не раздумывая, кивнул Родольфус. — Разве у меня есть другие варианты?

— Определённо, таким ты мне очень даже нравишься, — Беллатрикс плотнее прижалась к нему.

Родольфус уверенно вёл в её танце. Его лицо было спокойным, на губах играла небрежная улыбка, лишь глаза оставались мёртвыми, а внутри поднималось что-то мрачное, жестокое, страшное, о чём он в себе даже не подозревал, и со всей яростью обрушивалось на мальчика с восторженно-доверчивым взглядом. Мальчик отчаянно сопротивлялся, он не хотел умирать, но силы были слишком неравны, его сопротивление становилось всё слабее и слабее, пока он, наконец, не затих окончательно.

* * *

— Мистер Лестрейндж! Родольфус! Что с вами? Очнитесь! — кто-то тряс его за плечо.

Родольфус непонимающе вертел головой, пытаясь сообразить, где находится. На него встревоженно смотрела Гермиона.

— Вы в порядке? Вы так странно выглядели. Мы говорили, а потом вы вдруг замолчали, перестали реагировать — Гермиона не стала упоминать ни остекленевшие глаза, ни тяжёлое дыхание, ни бешено колотящееся сердце, от которого грудь Лестрейнджа ходила ходуном.

Родульфус какое-то время бессмысленно смотрел на неё, потом окончательно пришёл в себя.

— Извините. Иногда я будто проваливаюсь в прошлое и застреваю там, — сипло произнёс он, глядя на правую руку и словно удивляясь тому, что она выглядит нормально.

«Просила же Невилла не начинать этот разговор!» — подумала Гермиона.

— Не знаю, что тогда нашло на Фрэнка, — Родольфус не столько говорил с Гермионой, сколько продолжал размышлять, теперь уже вслух. — Скорее всего, просто был пьян. Оставшиеся полтора года, что я учился в Хогвартсе, мы больше не сказали друг другу ни слова. Если сталкивались, проходили мимо друг друга, будто незнакомцы. Не знал, что он рассказал всё Алисе.

Что бы там ни было, — Лестрейндж махнул рукой, — Фрэнк рассчитался за то, что было между нами. Счёт закрыт. Мы оба всё потеряли, но я хоть в своём уме остался.

Гермиона демонстративно вздохнула и скептически покачала головой. Родольфус недоумённо приподнял бровь и вдруг искренне, заразительно рассмеялся. Девушка тоже улыбнулась.

— Вы ведь говорили, что разрабатывали руку всё то время, что были в Азкабане. Может, всё не так страшно, как вы думаете? Сразу после перелома, может, было слишком рано, — спросила она, желая поддержать Лестрейнджа.

— Не знаю, Гермиона, — вздохнул тот. — Посмотрим.

С негромким хлопком рядом с ними материализовался Невилл.

— Всё нормально, доставили, — обратился он к Лестрейнджу, потом взглянул на Гермиону. — Герми, нам, наверное, пора?

— Да, — кивнула девушка.

Невилл кивнул Родольфусу и вышел.

Родольфус взглянул на Гермиону.

— Спасибо. За всё спасибо. Благодаря вам я понял, что люди разные. А вы действительно отличаетесь от всех.

Девушка неожиданно для себя обняла его. Родольфус деликатно прижал её к себе и она ощутила холодную тяжесть медальона у него на груди.

— Прощайте, мистер Лестрейндж, — тихо произнесла она, отступив на шаг, в последний раз взглянула на Родольфуса и вышла.

Невилл что-то рассказывал. Гермиона его не слушала. Когда они переходили через улицу, она оглянулась. Родольфус стоял в окне и смотрел им вслед. Встретившись с ней глазами, он улыбнулся, помахал рукой и исчез.

— Гермиона, ты вообще меня слушаешь? — обиженно поинтересовался Лонгботтом.

— Извини, Невилл,нет, — честно призналась Гермиона. Всё закончилось, и закончилось хорошо. Но почему же ей было так грустно…

* * *

Посреди большой Земли у судьбы на перевале

Повстречались две любви и друг друга не узнали.

У одной любви всегда — майский день и птичье пенье,

У другой любви — беда и плохое настроенье.

Им бы заглянуть в глаза, одарить друг друга счастьем.

«Добрый день!», — одной сказать, а другой ответить: «Здравствуй!»

Та, которая легка, позабыла встречу эту,

За другой теперь тоска вслед таскается по свету.

Посреди большой Земли у судьбы на перевале

Повстречались две любви, и друг друга не узнали.

(стихи Н. Олева)

Эпилог

Один день сменялся другим, и он не всегда успевал заметить эту смену, не знал, прошла неделя или месяц. Часами бродил среди сосен, слушая пение птиц, лежал на траве, глядя в небо и стискивая в руке медальон. Браш вздыхал, но Родольфус чувствовал — это именно то, что ему сейчас нужно. Здесь, в этой тишине, вдали от всех, боль, переполнявшая его столько лет, наконец-то начинала понемногу отпускать, переплавляясь в тихую печаль, медленно таявшую в чистом воздухе, напоенном запахами хвои и моря. После неё в душе оставалась пустота. Возможно, когда-нибудь он сможет её заполнить, но это время ещё не пришло.

Больше всего ему нравилось стоять на краю утёса. Под ногами волны с грохотом разбивались о скалы, наверху свистел ветер, а он стоял в точке пересечения двух стихий и временами ему казалось, что где-то глубоко внутри него начинает звучать музыка. И тогда мир вокруг исчезал.

Нередко, очнувшись, Родольфус обнаруживал, что уже стемнело или, наоборот, рассвело. Сейчас его вырвал из забытья холод. Вернувшись к реальности, Лестрейндж понял, что идёт дождь, и, похоже, давно, поскольку он вымок до нитки и основательно замёрз. Словно в ответ на его мысли на плечи легло одеяло.

— Роди, ты же насквозь промок!

— Задумался. Ничего, в Азкабане бывало и похуже.

Рабастан покачал головой.

— Роди, ты бы от края отошёл, — озабоченно проговорил он, заметив, что носки ботинок брата, вокруг которых с утёса срывались в море потоки дождевой воды, практически висят в воздухе. Родольфус удивлённо взглянул вниз и послушно отступил на шаг, став рядом с ним. Сердце Рабастана сжалось. Он ещё не видел брата таким уязвимым.

«Он никогда не станет таким, как раньше. Никто из нас не станет. Всем нам предстоит учиться жить заново».

— Мне у тебя удивительно хорошо, — сказал он вслух, — мне нигде не было так хорошо, как у тебя.

Родольфус искоса взглянул на него и понимающе улыбнулся.

— Знаешь, я ведь снова пробую рисовать.

Родольфус порывисто обернулся к нему.

— Пока получается примерно как в трёхлетнем возрасте, — вздохнул Рабастан, — но всё равно это лучше, чем каждый вечер напиваться.

— Я горжусь тобой, Басти, — прошептал Родольфус, снова глядя на горизонт, и Рабастан понял, что старший брат ещё не решился.

— Роди, мне пора, — неуверенно произнёс Рабастан.

— Тебя ждут? — полуутвердительно спросил Родольфус.

— Да, — улыбнулся тот. — От тебя ничего не скроешь.

И неуверенно ковырнул землю носком ботинка. Родольфус, не поворачивая головы, ждал. Он видел, что брат хочет что-то сказать, но колеблется, однако не торопил его.

— Она… — Рабастан снова замолчал, в этот раз надолго.

«Она, — с удовлетворением отметил про себя Родольфус. — Неплохо».

— Магглорождённая? — подсказал он брату, понимая, что тому нелегко переступить через все запреты и правила рода.

— Маггла, — выдохнул Рабастан, глядя под ноги.

Родольфус, наконец, обернулся к нему и, ничего не говоря, смерял пристальным взглядом. Рабастан ожидал продолжения, но старший брат молчал.

— Ты скажешь что-то?

— Что, по-твоему, я могу на это сказать? — холодно осведомился Родольфус.

— Скажи, что ты об этом думаешь, — Рабастан стиснул кулаки. Он так надеялся, что брат поймёт его, но, похоже, есть вещи, через которые он не перешагнёт и предубеждения, от которых не откажется.

— Думаю, что имя Лестрейнджей покинет список священных двадцати восьми, — ледяным тоном произнёс Родольфус и уже обычным своим голосом добавил, — и чёрт с ним. Будь счастлив, брат.

— Ах ты… ах ты, зараза! — возмутился Рабастан. — Не можешь без спектакля!

Родольфус рассмеялся. Рабастан какое-то время с возмущением смотрел на него, потом тоже захохотал.

— Спасибо, Роди! Представляю, что сделал бы на твоём месте отец. Швырнул бы меня с этой скалы, наверное.

— Tempora mutantur, — усмехнулся Родольфус.

— et nos mutamur in illis, — подхватил младший. — Да, все мы здорово изменились. Но выжили, и это главное.

Родольфус кивнул. Глаза его были усталыми и грустными. Рабастан почувствовал, что брат хочет остаться один.

— Спасибо за всё, что ты для меня сделал и делаешь, Роди. Но мне и правда пора.

— Аппарировать отсюда сможешь? Может, Браш тебе поможет? — встрепенулся Родольфус.

— Роди, поверь, я уже вырос. Справлюсь.

— Конечно. Извини, маленький братец, — не удержался тот, чтобы не поддеть брата. Рабастан лишь фыркнул в ответ. Братья обнялись, затем Рабастан, сосредоточившись, прикрыл глаза и с лёгким хлопком исчез. Родольфус вернулся к краю обрыва и долго смотрел, как вдали, на горизонте волны встречаются с облаками.

Он вернулся в коттедж, когда совсем вымок и окончательно закоченел. Браш тяжело вздохнул при виде промокшего хозяина с посиневшими губами. Родольфус выразительно взглянул на лежащий на каминной полке миниатюрный пояс. Эльф мгновенно стушевался. В прошлый раз его попытка объяснить хозяину, что нельзя так с собой обращаться, привела того в бешенство, Еле удалось умолить его не вручать одежду, но Родольфус поклялся, что следующий раз будет последним. Памятуя, что хозяин всегда держит слово, Браш больше не решался рисковать.

— Хватит вздыхать, страдалец, дай переодеться. Что ты брату наплёл, что он на меня с таким же трагизмом в глазах смотрел? Ты помнишь, что я тебе обещал?

Браш перепугано замотал головой, прижимая к груди крохотные лапки — дескать, ничего, слова не сказал.

— Ладно, не трясись, я пошутил, — Родольфус примирительно поднял руки. — Могу даже выпить отраву, которую ты мне подсовываешь, если я вдруг кашляну. Неси, я действительно продрог.

Позже, согревшись, он сидел перед камином и, глядя на пламя, думал о словах брата.

«Значит, снова рисует. Молодец. Все считали, что Басти слабак, ни на что не способен и без меня ничего не стоит. Да что говорить, я и сам так считал. А он оказался сильнее меня».

Ему, конечно, не пришло в голову, что Рабастану сейчас помогло именно то, что все удары, нацеленные в Лестрейнджей, Родольфус всегда принимал на себя. Он считал это естественным и правильным.

Наконец, он встал, подошёл к роялю, провёл пальцами по крышке. Сколько часов провёл он когда-то за этим инструментом! Самых, как оказалось, счастливых часов его жизни. Жаль, что тогда он этого не знал.

В памяти зазвучал глуховатый голос профессора « Не напрягайся, Родольфус. Не лупи по клавишам, не маши руками. Попробуй сначала услышать музыку в себе, а потом просто вырази её. Я вижу, у тебя получится»

Лестрейндж сел за рояль. Сколько можно тянуть, всё равно придётся. Он дал слово. Откинул крышку. С клавиш сорвался листок и мягко спланировал на пол. Родольфус поднял его. Фотография. Они с Алисой на качелях. Аккуратно заклеенная, лишь тонкая чёрная линия напоминала о случившемся. Но её уже не убрать. Не убрать всего, что произошло. И всё же, Басти прав. Надо жить дальше. Собирать себя из осколков и снова жить.

Как там говорила Гермиона? Может, всё не так страшно? Вот сейчас и узнает. В конце концов, вернуться в трёхлетний возраст не так уж плохо.

Родольфус хотел повесить фотографию на место, но боялся, что вернуться за рояль ему не хватит духу, поэтому просто поставил её на пюпитр. Помассировал правую руку, привычно ощутив под пальцами места переломов. Окинул взглядом лица дорогих ему людей. Они любили его. Их любовь не умерла вместе с ними, Родольфус снова ощущал её, как тогда, когда они были живы. Он не один. Какое-то время Лестрейндж рассматривал клавиши, потом поднял голову и взглянул на мальчика с портрета. Мальчика, которого он когда-то жестоко и методично убивал в себе.

Мальчик серьёзно взглянул ему в глаза, потом слегка, краешками губ улыбнулся и ободряюще кивнул. Мужчина улыбнулся в ответ. Его пальцы легко взметнулись вверх и мягко опустились на клавиши. Родольфус заиграл.