Времена иные (гет)

Адреналин, подпитывавший Алису в домене её сира, сменился леденящим ужасом. Она сидела напротив Роланда в его номере, и её руки всё ещё мелко дрожали. Запах крови, пыли и безумия, казалось, въелся в неё. Она видела мёртвого парня на крюке. Слышала планы Серафима о сдирании кожи с Софии. Понимала, что этот монстр не остановится.

— Я не справлюсь, — выдохнула она, сжимая пальцами край стула. Голос её срывался. — Он… он сильнее. Он древнее. У него гули, ловушки. Я не могу просто так прийти и… — она не договорила, но смысл был ясен: «и победить его».

Роланд сидел напротив, его лицо было невозмутимым. Он не предлагал утешений, не кивал с пониманием. Он просто ждал.

— Вы обещали помощь, — напомнила Алиса, почти умоляюще. Она чувствовала себя ребёнком, бегущим к взрослому за защитой.

— И я своё слово сдержу, — спокойно ответил Роланд. — Но помощь бывает разной. Я могу пойти и разобраться с ним сам. Это быстро. Но что это даст тебе? Кроме нового, ещё более могущественного покровителя, перед которым ты будешь в долгу?

Алиса молчала. Он был прав. Это не решало её проблему, а лишь меняла диктатора.

— Или, — продолжил Летописец, его голос приобрёл оттенок холодной педагогичности, — мы можем подумать, как тебе решить эту проблему. Что является его самой большой слабостью? Не как бойца, а как существа?

Алиса задумалась, прокручивая в памяти их встречу. — Ярость. Ненависть к Софии. Он помешан на ней. Это ослепляет его.

— Хорошо. А что является его силой в глазах общества? Почему князь до сих пор терпит его?

— Статус. Старейшина. Его… положение. — ей стало ясно, куда он клонит.

— Значит, нужно лишить его этого положения. Легитимно. Сделать так, чтобы его сила стала его слабостью. Как можно спровоцировать старейшину, чтобы он сам отказался от защиты своего статуса?

Идея родилась медленно, как будто Роланд своими вопросами вытягивал её из самой глубины её сознания.

— Если бы София… напала на его домен… — начала она неуверенно. — Это было бы нарушением Традиции. Но она ранена, она не сможет…

— А если бы она выглядела достаточно сильной, чтобы бросить ему вызов? — мягко подсказал Роланд. — Если бы он был уверен в своей победе? Если бы ему предложили не просто месть, а публичное унижение противника на законных основаниях?

— Дуэль, — прошептала Алиса. Глаза её загорелись. — Он её ненавидит. Он жаждет не просто убить её, а унизить перед всеми. Если бы князь разрешил дуэль… а София была бы готова… Он согласится! Он слишком arrogant, чтобы отказаться!

Она смотрела на Роланда, ожидая одобрения. Но он лишь спросил:

— А что нужно, чтобы София была готова? И чтобы князь дал согласие?

И снова, вопрос за вопросом, он заставлял её достраивать план. Ритуал с сердцем, чтобы подавить эмоции и дать Софии шанс. Разговор с князем, где правда о нападении на домен станет козырем. Всё это складывалось в единую картину.

— Вы хотите, чтобы я всё это сделала сама? — наконец спросила она, осознавая масштаб замысла.

— Я хочу, чтобы ты перестала быть пешкой, — поправил он. — Мой долг — помочь тебе. Лучшая помощь — научить тебя играть. Теперь у тебя есть план. Осталось найти в себе силы его исполнить.

В тот вечер Алиса ушла от него не с ощущением спасения, а с грузом ответственности. Но это был знакомый, твёрдый груз. Он был её собственным выбором. И впервые она почувствовала не страх перед Серафимом, а холодную, расчётливую уверенность охотника. Роланд не дал ей рыбу. Он вручил ей удочку и научил, как забрасывать крючок.

Ночь после встречи с Серафимом тянулась мучительно долго. Алиса металась по квартире, не в силах найти покой. Образ жениха, томящегося в застенках её сира, преследовал её. Она пыталась придумать способ договориться с Серафимом — предложить ему другую игрушку, откупиться, пригрозить. Но каждый раз в памяти всплывало его довольное лицо, смакующее подробности будущих пыток Софии. С этим чудовищем нельзя было договориться. Его можно было только остановить.

И тогда она вспомнила слова Роланда. «И в каждом из нас сидит свой собственный Зверь. Вопрос лишь в том, кто кого держит на поводке». Зверь Серафима сорвался с цепи. Её собственный — рычал в глубине души, требуя вмешаться. Но как? Лобовая атака была самоубийством.

Мысль пришла внезапно, как вспышка молнии. Роланд. Летописец. Восьмисотлетний воин, закованный в доспехи традиций и долга. Он стал участником вечной борьбы не потому, что жаждал её, а потому, что обстоятельства не оставили выбора. «София — воин», — подумала Алиса. Её ярость была стихией, подобной урагану. Но неконтролируемый шторм ломает мачты и топит корабли. Её нужно было направить. Облечь в форму. Сделать оружием, а не слепой разрухой.

План начал обретать черты. Он был безумным, отчаянным, пахнущим серой и кровью. Но другого у неё не было.

Встреча была назначена на пять утра на пустынной просёлочной дороге за городом. Если домен Серафима олицетворял ледяной, пронизывающий до костей дождь, то здесь властвовал ветер. Он был яростным, неукротимым, срывал с берёз последние жёлтые листья и трепал волосы девушек, словно пытаясь унести их прочь от надвигающейся беды.

Практически собственное маленькое княжество — формально эта деревня была отделена от Минска. Она и её гули, которых остальные сородичи называли валькириями, были одним из рубежей защиты города от сверхъестественных угроз. Изъян под стать — могла пить кровь только войнов.

София ждала её, прислонившись к байку. Её поза была напряжённой, взгляд — горящим изнутри.

— Ну? Какие гениальные идеи? — бросила она, не здороваясь. — Говори быстро. У меня мало времени. Каждую секунду тот ублюдок может…

— Штурмовать его домен — самоубийство, — холодно парировала Алиса, пересиливая порыв ветра. — Он ждёт этого. У него там ловушки, гули. Даже если ты прорвешься, князь за такое самолично отправит тебя в торпор. Ты нарушишь Маскарад и поднимешь руку на сородича.

— А что предлагаешь ты, дитя? — язвительно спросила София. — Сидеть сложа руки и ждать, пока он по кусочкам пришлёт мне того парня? Или, может, молиться твоему Камарильскому порядку? Он уже показал свою эффективность!

Ветер выл, подхватывая её слова, усиливая их горечью и бессилием.

— Я предлагаю не штурм, а дуэль, — твёрдо сказала Алиса. — Вызвать его на поединок. По всем правилам. В Элизиуме, перед лицом князя.

София фыркнула, но в её глазах мелькнул интерес.

— Он никогда не согласится. Он трус. Он предпочтёт прятаться за спинами своих жертв.

— Он согласится, если мы правильно преподнесём это, — Алиса сделала шаг вперёд, ветер бил ей в лицо. — Мы обратим его же оружие против него. Его трусость. Его жажду унизить тебя. Мы выставим это как вопрос чести. Если он откажется, он публично признает себя подлецом, недостойным звания старейшины. А если согласится… у тебя будет шанс сразиться с ним на равных.

— На равных? — София горько рассмеялась. — Он древнее меня. Сильнее. Его дисциплины…

— Именно поэтому ты не можешь идти на дуэль такой, какая ты есть сейчас, — перебила её Алиса. Её голос прозвучал неестественно спокойно, будто она сама испугалась собственной смелости. — Твоя ярость ослепляет тебя. Она же сделает тебя предсказуемой. Тебе нужно стать… холоднее. Расчётливее. Не воином-берсерком, а клинком без рукояти. Острым и смертоносным, но не чувствующим боли.

— И как же я это сделаю? Медитацией? — съязвила София.

— Нет. Хирургией, — выдохнула Алиса. Ветер на мгновение стих, будто прислушиваясь. — Ты должна пойти к сеттиту. Гураму. Пусть он вырежет тебе сердце.

София отшатнулась, будто её ударили.

— Ты спятила? Это же…

— Это лишит тебя эмоций? Нет. Но это символично. Это станет актом. Ты literally отрежешь часть своей жалости, своей боли, всего, что мешает тебе быть идеальным оружием. Ты отдашь его на хранение князю — в знак доверия и как залог твоего возвращения. И когда ты выйдешь на дуэль, ты будешь помнить: твоё сердце в безопасности. Тебе нечего терять. Только победа. Только его смерть.

Алиса говорила быстро, горячо, сама поражаясь чудовищности и гениальности этого плана. Она видела, как в глазах Софии борются шок, недоверие и проблеск безумной надежды.

— Ты предлагаешь мне стать монстром, чтобы убить монстра, — тихо прошептала София.

— Я предлагаю тебе использовать ту самую природу, что делает тебя воином, — поправила её Алиса. — Не отрицать её, а обуздать. Превратить слабость в силу. Серафим играет грязно. Значит, и нам нужно изменить правила. Не нарушая их.

Ветер снова завыл, но теперь его рёв звучал не как угроза, а как боевой клич. София долго смотрела на Алису, изучая её лицо, ища подвоха или страха. Но находила лишь решимость.

— Ты либо гениальна, либо совершенно безумна, вентру, — наконец произнесла она. — И, чёрт побери, возможно, и то, и другое. Хорошо. Я согласна. Договорись с этим змеем. Но если это ловушка…

— Это не ловушка, — твёрдо сказала Алиса. — Это шанс. Для тебя. И для того парня.

Они стояли друг напротив друга, две вампирши в предрассветной тьме, а ветер трепал их волосы, унося в ночь семена заговора, который мог либо спасти жизнь, либо погубить их обеих. Но бездействие было хуже смерти.