Почти полтора года прошло с того самого дня, как окончательно и безповоротно умер немного наивный и все ещё добрый Энакин Скайуокер. Его место занял обученный по родовым программам рода Эл боевой командир, обладающий поистине уникальными способностями в области управления силой. Командир уже успевший прославиться как Несокрушимый Палач императора. Его верный цепной пёс и просто чёрный, закованный в броню, ужас галактики. Именно таким его видели массы, настоящий же Энакин показывался до крайности редко и только для своих, для тех, кто нуждался именно в нём, в Энакине. И так как таких было до крайности немного, то по галактике гуляли слухи один страшнее другого.
Когда впервые услышал о том, что в действительности удавленные им двое идиотов каким-то непостижимым для нормального разума способом превратились в несколько десятков, был, мягко говоря, в немалом таком шоке. Срочно проведённое расследование показало, что трудится над таким вот его имиджем галактического палача ни много ни мало как императорская канцелярия и чуть ли не лично глава СИБ.
Спорить с, как выяснилось, уже поехавшим мозгами Сидиусом смысла не имелось. Именно поэтому и, конечно же, ради собственной безопасности Энакин, как казалось со стороны, покорно принимал навязываемый ему учителем имидж тёмного и во многом не в полной мере управляемого монстра в черных доспехах. Резвящийся же Палпатин не упускал ни единого случая. Его главным развлечением были интриги, а уж если стравить пару другую власть имущих друг с другом, то день можно считать однозначно прожитым не зря. Именно поэтому Энакину периодически приходилось то тапочки подносить, то газетой по мордам. Правда, реакции не было. Юный Эл с упорством взявшего след наштаха шёл к своей цели, а заключалась она в сильном практически непобедимом флоте.
Каких-то полтора года как принял звание главкома имперских войск, а добрая половина флотских уже попросту молится на своего босса. И это притом, что далеко не все боевые операции были удачными. Правда, мало кто из грызущих друг друга по указке милостиво наблюдающего за сим действом императора, мофов, гранд-мофов и прочих носителей всевозможных пафосных, но от этого зачастую не менее безполезных званий, заметил одну маленькую особенность, а именно то, что проваливались те и только те операции, где командовал кто угодно, но только не Вейдер или кто-либо из его приближенных генералов. Если же за дело брался штаб Вейдера и лично главком, то операции неизменно и всецело сопутствовал всесторонний успех. Создавалось такое ощущение, что в аналитической службе всех этих высокопоставленных приближенных и не очень к Палпатину, служат буквально одни идиоты. А если не идиоты, так шпионы и прочие предатели и блюстители чьих угодно, но только не имперских интересов.
Дважды узревший сие безобразие Палпатин лично посылал ученика, так сказать, разрешить конфликт и дважды после такого вот решения лишался нескольких не слишком умных и не очень дальновидных деятелей. Огорчался, журил и, принуждая к покорности, приказывал носить тапочки кому-либо из своих приближенных. Энакин носил, носил и не роптал, а параллельно с сим не сказать, чтоб увлекательным занятием копил компромат. Ведь одной возможности безнаказанно влезть в секреты потенциального врага мало, надо ещё чтобы было куда влезать. И именно поэтому Энакин терпел и, изображая полнейшую покорность, ждал своего часа.
«Сказал бы кто о таком ну скажем два года назад, поднял бы на смех. А поди ж ты как знания предков мозг прочищают», — с немалым интересом подумал в очередной раз принявшийся за анализ ситуации Энакин. «Глупый был», — припечатал сам себя ныне уже ни разу ни генерал ВАР, после чего вернулся к горе требующих его внимания электронных дек.
Этот день обещал быть точно таким же и не отличаться от того, что был вчера или неделю назад. Очередное не вспомнить какое по счёту совещание, и упорная борьба с практически неистребимым желанием передушить всю эту свору. Да, именно передушить и то, что в полной мере ситхом Энакин не был, тут никоим образом не препятствовало. Он Эл от костного мозга и до малейшей частички собственного ДНК, плоть от плоти воина, и только материнские гены и её непревзойдённый талант к дипломатии позволяли найти в себе силы и вместо удушения придумать иной, пусть более хлопотный, но при этом менее наказуемый способ избавиться от очередного возомнившего себя гением стратегии идиота.
В свои покои молодой лорд-главнокомандующий не иначе как влетел. После чего, заперевшись, дал волю чувствам и от всей своей широкой души отпинал попавшееся на пути нечто. Нечто оказалось утилизатором и ныне свои функции исполнять было уже неспособно.
Обругав себя за излишнюю горячность и починив пострадавший почём зря агрегат щитами хедрон, Энакин уселся за стол и принялся набирать текст какого-то сообщения. Прочитал, удалил, начал было снова набирать, плюнул и, откинувшись на спинку кресла, погрузился в силу.
Последние недели выдались не сказать, чтобы радостными, а если учесть то, что что-то неясное и непонятное теребило где-то на самой грани сознания... Понять, что же это не удавалось. Видение? Нет, не оно. Предчувствие? Тоже нет, а если не оно, то что, что тогда!? Вопросы, в очередной раз оставшиеся без ответа, оборвались в один миг. Причиной такого резкого выброса силы вытолкнувшего его, Энакина, в реальный мир, оказалось то, что пред его светлые очи явился его падаван. Вот секунду назад не было и не предвещало, и нате вам, получите, распишитесь, стоит родимый, глазами лупает.
— Ты чего здесь, зачем? — моментально вскакивая с места и машинально перебирая в уме все причины, по которым его мальчишка рискнул бы явиться пред его светлые очи, и одновременно гоня самые страшные из них подальше вон, произнёс взволнованный Энакин.
— Простите, учитель, но у нас проблема, моя вина, мы об этом забыли, ваш сын…
— Что с моим ребёнком?! Он поранился, пострадал, кто посмел!?
— Никто и нет, не ранен, мы совсем забыли, что Эридан почти такой же, как вы. Алия девочка, а они взрослеют чуть позже, и…
— Да что случилось-то? — требовательно произнёс уже взявший себя в руки Энакин. О том, что его дети получили имена, отличные от тех, которые он слышал ранее, он знал, просто знал, что нет на этом свете ни Люка Скайуокера, ни его сестры, Леи, знал и одобрял, уж если рвать нити прошлого и будущего, то все и разом, а имя, имя это судьба. И вот теперь он знает имена своих детей. «Эридан и Алия, если правильно помню, то это что-то набуанское, — немного лениво пронеслось в голове. — Красивые имена, мне нравится, да и с обеими фамилиями звучит, правда, совершенно не объясняет того, что же всё-таки заставило падавана сигануть не менее чем через пол галактики».
— Тут такое дело, — вырвал его из затянувших было размышлений ученик. — Мы забыли о том, что вашей расе присуща очень сильная привязанность к родным. Золотой род буквально живёт родами, да вы и сами об этом уже знаете. Узы меж ними отнюдь не пустой звук и именно об этом-то я и забыл, моя вина. Малыш Эридан, он, понимаете, он ищет вас, пытается позвать. Мама не отзывается, она не Эл. Вот только зов его безответен. Я только сегодня узнал, госпожа посетовала, что малыш какой-то грустный и постоянно касается груди. Учитель, вам надо увидеться с сыном, иначе это может привести к беде. Не мне вам объяснять, что есть связь рода, и как она важна.
Машинально сделав глубокий вдох, Энакин точно тем же жестом, что и малыш Эридан потёр грудь, там все ещё трепетал обрывок его связи с уже давно умершей матерью и там же, сокрытый под неимоверным количеством щитов, скрывался упругий, сверхпрочный канат, тянущийся куда-то вдаль, туда, где было его сердце, туда, где он себе запретил.
— И как ты себе это представляешь? И почему, скажи на милость, я сам ничего и близко подобного не испытывал?
— Я перенесу, а что до вас, вашу связь с родом перекрыл отец, именно поэтому, пока вы были ребёнком, вам не приходило в голову позвать кого-то из Элов, и именно поэтому я и забыл. Простите, учитель, моя вина.
На то, чтобы сообщить адъютанту, что его ни для кого нет, что пусть хоть сам император на линии, а он ушёл общаться с Силой, и когда вернётся не знает, ушло немногим более минуты, а затем был не сказать чтобы приятный скачок в пространстве, по крайней мере, с непривычки немного мутило. Появились где-то в непонятном переулке, и только тут до Гарри дошло, что учитель все ещё в броне, пусть даже и без шлема…
Как итог, пришлось срочно озаботиться иллюзией, отводящей взгляд, после чего целые полчаса грохнуть на то, чтобы приобрести какой никакой гардероб. В итоге Энакин обзавёлся вполне приличными джинсами, футболкой и рубашкой в клетку. После чего уже сам тормознул у лотка с цветами и, недолго думая, обзавёлся очень милым букетом каких-то местных, словно маленькие солнышки, цветов. Затем было любопытство, вызванное проявлением скрытого от всего мира дома.
— Интересная иллюзия, надо подумать над тем, чтобы разработать что-то схожее, вот будет весело, если сделать по такому принципу собственный флагман. Внутри всем всё нормально, а снаружи хрен найдёшь, — с едва тронувшей уголки рта улыбкой произнёс наскоро оправляющий обновки Энакин. Конечно, можно было просто навести оптическую иллюзию, ну или отключить броню, но первое палевно, а второе это практически голышом, а точнее в очень тонком надеваемом под броню облегающем как вторая кожа костюме. Последнее, мягко говоря, не совсем то, что хотелось бы демонстрировать, и дело вовсе не в том, что демонстрировать нечего. Рельеф мышц был в полном порядке, но, тем не менее, ну не приучили его, Энакина, в исподнем по гостям шастать, а то, что он тут в гостях, чувствовалось с первой секунды.
Едва пересекли порог, как с лёгким хлопком появилось нечто и начало лепетать на каком-то не в полной мере понятном диалекте. Падаван ответил и нечто испарилось, не забыв отвесить не иначе как земной поклон. Энакин хотел было уточнить, что за, но спустя миг ощутил его, маленькое и очень грустное солнышко силы. Вопросы о том, что за странный зверь такой, отпали сами собой, и Энакин уставился туда, откуда доносился целый сонм эмоций, большая часть из которых была пропитана грустью и совершенно невыразимым словами одиночеством. Где-то там же ощущалось присутствие супруги, кажется, она пыталась хоть как-то подбодрить малыша. Удавалось откровенно не очень. Стоящий рядом падаван лишь едва заметно кивнул и, более не медля ни секунды, Энакин направился вверх по лестнице.
В то же самое время, как Энакин поднимался по даже на вид весьма старым, но от этого не менее крепким деревянным ступеням, сидящая в одной из гостиных дома Блэк Падме вот уже не в первый раз пыталась понять, что же именно происходит с их маленьким Эри.
Первый год прошёл просто замечательно. Малыш рос точно также, как и все маленькие дети. Где-то в шесть месяцев прорезались зубки. Малыш даже захныкать не успел, брат супружеского падавана принёс какую-то склянку и сказал смазывать десны раз в пару часов. В общем, зубки прорезались без слез и истерик. Обезболивающее, как выяснилось, зелье было специально создано для таких вот моментов. Оно не только снимало боль, но также убирало и воспаление, как итог малыш совершенно не нервничал, знай себе грызёт свою погремушку. Затем были первые попытки встать и наконец первые шаги. Всё это проходило в практически полной тишине. Эри, как и его сестра, отличался просто-таки нечеловеческим спокойствием.
Немного безпокоило то, что сын, как и дочка, совершенно не желает говорить, но падаван супруга успокоил, сообщив, что дети расы, к которой относится Энакин, развиваются несколько медленнее и могут молчать даже до двух. Так и тянулись дни, заботы о детях и помощь молодому лорду Блэку, последний вечно пропадал, где угодно, но только не дома. И вот примерно месяц назад появились первые странности.
Сынок начал странно замирать, после чего неизменно тряс головой, словно бы пытался что-то отогнать. Случалось это приблизительно раз в день и именно поэтому Падме по началу не слишком безпокоилась. Сомнений в том, что Эри весь в отца, не было от слова совсем, ведь ещё в свои восемь он уже призывал свою бутылочку с соком. Недели через две случилась первая истерика. Падме всего лишь попыталась немного растормошить странно затихшего и улёгшегося на ковёр сынишку. Как же тот кричал, было такое чувство, что это кричит вовсе не маленький ребёнок, а нечто совершенно невообразимое.
Успокоить истерящего сына удалось только спустя практически час и то исключительно благодаря принесённому местным служкой зелью. Спустя четыре дня всё повторилось. А с недавних пор сынишка просто начал метаться от безцельного брожения по дому до опять-таки странного лежания на полу, перемежающегося с не менее странными перекатами и постоянными прикосновениями к груди в области сердца.
То, что её ребёнок где-то не здесь, было ясно, как и то, что идей, как его вернуть, попросту нет. Почему потревожила падавана супруга только сейчас? Да она и сама не знает, вот ведь почти всегда же рядом, а если не он, то его брат. Но как-то так вышло, что молчала и лишь сегодня обратилась за советом. Для себя Падме решила, что всему виной возраст. Ну не привыкла она, с детства крутящаяся во власти, просить совета у детей. Гарри Джеймсу едва-едва восемнадцать. Падавану и того меньше. Самый старший из мужчин двадцатилетний лорд Блэк. И вот как скажите просить совета и помощи у, по сути, детей? Да ей таких усилий стоило примириться с мыслью, что так уж вышло, что её супруг младше неё аж на четыре года, а тут...
Энакин, её незаходящее где-то там солнце. Она была ему взаимна с первых дней, стоило только увидеть, а уж когда он сказал, что женится..., звучало это, как если бы он сказал, я приду, ты только жди. Сказать, что ждала, да нет, не особо, но и сказать, что не ждала… Это уже позже сама себе тихо призналась, что просто испугалась этих совершенно не по-детски в тот момент серьёзных глаз. А Энакин тем временем вырос и принялся за исполнение обещания. Отказать было выше каких бы то ни было сил, но эта разница в возрасте попросту убивала и, словно тормозной парашют, осаждала любые порывы. Как итог, это не Энакин защищал её от всех бед, а она его. И именно поэтому так сложно пересилить себя. Сама, всё всегда сама, никто не поможет, а если и поможет, то только на выгодных исключительно и только ему условиях.
Победить эти въевшиеся уже буквально в подкорку установки было практически невозможно, и именно поэтому молчала до последнего. Но у всего бывает логический конец, вот и у этой маленькой истории он тоже имелся. Эри закатил очередную истерику, на его плач в комнату заглянул Гарри Джеймс, и не иначе как под влиянием момента Падме вывалила не него все свои страхи и переживания. Парень моргнул, заметно побледнел и, выхватив свою палочку, сделал ей какой-то замысловатый взмах. Палочки и привыкание к магии были совершенно отдельным и требующим полного осмысления разговором, а здесь и сейчас был только выход накопившегося стресса.
По прошествии немногим более минуты дом едва заметно дрогнул, так сигнализируя о том, что падаван супруга явился отнюдь не через дверь. Его голова показалась в проёме гостиной спустя ещё секунд тридцать. Он посмотрел на вновь вернувшегося к своему лежанию на ковре Эри, затем на Падме, после чего тяжело вздохнул и тихо спросил:
— Госпожа, ну что же вы молчали, он же отца зовёт.
— Прости, что? — совершенно изумлённо пробормотала явно ошарашенная таким поворотом Падме.
— Зов рода, и как только проглядели. Мой косяк, госпожа, — совершенно убитым, полным вины голосом пробормотал Гарри, а спустя пару секунд полыхнул зелёным заревом и был таков.
— А…?
— Не уверен, но его нет в ближайшем пространстве, — как-то неуверенно пробормотал всё также топтавшийся у двери Гарри Джеймс.
Следующие полчаса ушли на то, чтобы успокоить Эри, его даже удалось накормить. А затем объявился местный служка и сообщил, что молодой господин привёл гостя. Едва успела хоть как-то осмыслить, как может быть связано то, что происходит с Эри и то, как повёл себя самый младший из Поттеров, как произошли сразу две вещи. На лестнице послышались чьи-то шаги, Эри как-то странно встрепенулся, и теперь всё его внимание было сконцентрировано на входе в гостиную, он даже встал, а затем, будто маленький ураган, сорвался с места и с захлёбывающийся посложным криком: «ПА… ПА!» — бросился к двери, и в тот же момент эта самая дверь распахнулась, являя миру и собравшимся в гостиной довольно экзотического с непривычки вида мужчину. Ну не привыкла Падме к тому, что на Энакине может быть хоть что-то, кроме его джедайской робы. Не успевший даже моргнуть Энакин скорее машинально, чем осознанно, отловил несущийся на него снаряд и, подняв оный на руки, с улыбкой сказал.
— Здравствуй, сынок.
— ПА-ПА! — вновь пролепетал малыш и внезапно громко навзрыд разревелся, буквально клещом вцепляясь в отца.
— Ну будет тебе, будет, не реви, — несколько неуверенно, явно стараясь быть как можно более мягким, пробормотал Энакин. Сидящая же на диванчике Падме, уже отошедшая от первого шока, просто похлопала по месту рядом ладонью и спустя несколько секунд устроилась не хуже сына.
Детские слезы сошли на нет минуты через три, малыш резко повеселел и словно бы взведённый неизвестным доброхотом будильник начал лепетать что-то своё детское и одновременно изучать столь новый и столь вожделенный объект своего детского интереса. В общем, следующие два часа вниманием Энакина целиком и безраздельно пользовался исключительно Эри. А чуть погодя присоединилась и Алия. Затем был обед, после которого уже вовсю клюющих носом малышей устроили в кроватке.
— Эни, — прошептала, едва дождавшись, когда малыши окончательно угомонятся и заснут Падме. — Эни, родной, любимый мой! — в итоге следующие несколько часов ушли на то, чтобы успокоить теперь уже жену. Правда, с этим было значительно проще. Это ведь с малышом всё так сложно, и его или их то ли обнять, то ли в угол поставить. Жена же, она уже взрослая и это хорошо. Затем был ужин, а после него уже обдумавший что и как сделать Энакин немного модернизировал спальню малышей. Как итог, над кроватками, которые Энакин, не особо себя утруждая, сдвинул борт к борту, появился сияющий хрусталеподобный, куполообразный навес. С внутренней стороны горели самые настоящие миллиарды маленьких огоньков, полностью повторяющих звёздное небо, таким, каким его видно, если ты окажешься на Элизиуме. Снаружи же вся эта конструкция едва заметно переливалась всполохами наполняющей её внутренней энергии, концентрирующимися в самом центре, там, где среди затейливой вязи расположился родовой знак рода Эл.
— Уверен, что это поможет?
— Абсолютно, такие колыбели были, есть и будут у всех малышей моей расы. А если будет безпокоить свет, то просто задрапируй.
— Я скучала, Эни, — вместо ответа прошептала уткнувшаяся в его грудь Падме.
— Я тоже, но это никак не отменяет того, что я всё ещё в самом начале намеченного и предначертанного мне по праву рождения пути.
— То есть следующие полтора года о тебе можно попросту забыть?
— Э… нет дорогая, мы так не договаривались, — весело улыбаясь, произнёс явно вознамерившийся позволить себе полноценный выходной Энакин.
Ночь прошла увлекательно и очень плодотворно, правда встать пришлось рано, после чего таки, пощеголяв перед женой в обтягивающем фигуру подброннике, Энакин лукаво улыбнулся и призвал броню. Затем была демонстрация того, что же таки на придумывал ситх. Впечатлились все, а Падме констатировала то, что в своих чёрных доспехах Энакин просто-таки до ужаса прекрасен.
Расставаться не хотелось, но иногда есть такое понятие как надо. Вот и Энакину было надо. Поэтому, попрощавшись с малышами и женой, молодой Эл посредством всё того же Еримантес-экспресс вернулся на борт своего флагмана. Тут же проверил текущую сводку и, убедившись, что ничего срочного нет, категорически настоял на том, чтобы падаван хоть немного отдохнул. Ему хватило того, каким он стал бледным после двух скачков через полгалактики практически подряд. Гарри особо не спорил и с благодарностью устроился в уже давно и надёжно обустроенной Энакином спальне.
Следующие полтора месяца пролетели практически незаметно. Из интересного разве то, что сынишка периодически звал, теперь уже весьма плодотворно и приходилось отвечать, посылая волну тёплого внимания и заботы. Вот и сейчас сынишка вновь решил проверить, здесь ли его папа. Как обычно откликнулся и послал по связи ощущение, будто бы треплет по волосам, а спустя миг чуть не подпрыгнул на месте.
В то же самое время, как едва проснувшийся Эри принялся за попытки получить от папы поздравление с началом нового и скорее всего очень даже плодотворного дня, Падме стояла в ванной и тупо смотрела на самый обыкновенный тест на беременность. Подозрения появились приблизительно неделю назад, задержка и, как и в случае с Эри и Алией, едва заметный безпречинный подъём сил. Тогда она так и не сказала Энакину, что первые три месяца её буквально с ума сводили ощущения чужих эмоций. И если раньше чужой взгляд мерещился приблизительно ну пару раз в неделю, то во время первого триместра это ощущение было практически постоянным.
И вот нечто подобное вернулось вновь. Первой ласточкой стало то, что утром третьего дня слишком сильно прониклась радостным гиканьем сидящего в кроватки Эри. Малыш буквально лучился восторгом и, совершенно не таясь, делился им с окружающими. Сегодня же она поняла, что отчётливо слышит голос Энакина, что-то нашёптывающий буквально сияющему безпричинным восторгом Эри. Поначалу испугалась, а затем рванула в ванну. Тест на определение того, в положении ты или нет, купила ещё на той неделе. Сама не поняла зачем, но факт остался фактом, оный имел место быть и не проверить… И вот она сидит в ванной и тупо пялится на две тонких розовых полоски:
— ЭНАКИН!!!
Услышавший этот полный целой гаммы чувств вопль в силу молодой Эл едва не подпрыгнул в кресле, и если бы он не находился на плановом совещании генштаба, вот не факт, что не нашёл бы способ поговорить с женой. Но здесь и сейчас всё, что ему оставалось, так это радоваться тому, что закован в совершенно глухую антрацитово-черную броню, и как следствие, никто из присутствующих не видит его шокированного лица.