Однажды в Кеттердаме (гет)

Ни разу еще Инеж не видела Каза настолько больным. Собственно, она вообще его больным ни разу не видела. Но накануне он вернулся поздним вечером с явным недомоганием. Он был бледнее обычного, на лбу выступила испарина, а грудь разрывал надрывный кашель. От медика он конечно же отказался. Инеж не стала настаивать и теперь жалела об этом.

Потому что первое, что она почувствовала, проснувшись утром — ненормальный жар, исходивший от лежавшего рядом Каза. А когда Инеж попыталась его разбудить, он не проснулся. Только что-то невнятно пробормотал и мотнул головой по подушке. Подавив приступ паники, Инеж поспешно оделась и помчалась за медиком.

— Воспаление легких в тяжелой форме, — вынес вердикт медик, осмотрев по-прежнему не приходившего в сознание Каза. — Это опасно, но при правильном уходе шансы выжить есть.

Инеж испустила дрожащий выдох. Шансы выжить. Не слишком многообещающе. Усилием воли она отмела в сторону все страхи — Каз не умрет, она ему не позволит — и сосредоточилась на инструкциях медика, стараясь всё запомнить в точности.

— Спасибо, — выдохнула Инеж, взяв у него из рук список лекарств, а потом молниеносным движением приставила ему нож к горлу и совсем другим тоном предупредила: — Если вы хоть одной живой душе обмолвитесь об этом, вы покойник. Ясно?

Медик сглотнул и попытался кивнуть, но, наткнувшись на лезвие, просто сдавленно ответил:

— Да.

— Хорошо, — Инеж опустила нож, вручила ему пачку крюге за работу и отступила в сторону, позволяя выйти.

Ей совсем не надо было, чтобы кто-нибудь из других банд решил воспользоваться столь уязвимым состоянием Каза. К счастью, ее репутация в каком-то смысле не уступала репутации Каза, и медик выглядел вполне испуганным. Инеж была уверена, он не станет болтать.

Каз снова что-то невнятно забормотал и беспокойно заметался по кровати. Инеж в одно мгновение оказалась рядом. Осторожно проведя ладонью по его волосам, она прошептала:

— Тише, Каз, всё хорошо. Я здесь.

Он затих, но дыхание оставалось тяжелым и прерывистым. На этот раз Инеж не решилась оставить его одного и отправила за лекарствами Анику, а сама вернулась к Казу, сев рядом на кровать.

Некоторое время в комнате царила унылая тишина, нарушаемая только хриплым дыханием Каза. А потом он снова заговорил, и на этот раз Инеж смогла разобрать слова.

— Я жив… Не оставляйте меня… Я жив… — повторял он снова и снова паническим прерывающимся голосом.

У Инеж всё заледенело внутри, когда она поняла, что происходит. В воспаленном жаром сознании Каз заново переживал самые жуткие мгновения своей жизни. Инеж закусила губу, пытаясь не разрыдаться, когда в воображении возник яркий образ девятилетнего мальчика, погребенного в куче трупов и отчаянно пытающегося докричаться до сборщиков тел. Решительно прогнав жуткую картину, она принялась лихорадочно соображать, чем ему помочь. А потом в памяти всплыл его хриплый голос в тот момент, когда они ехали в тюремном фургоне к Ледовому Двору: «Продолжай говорить».

И Инеж говорила — обо всем, что придет в голову, периодически зовя его по имени. Каз затих, его лицо расслабилось. Инеж облегченно выдохнула. Кажется, подействовало.

— Инеж… — выдохнул он.

— Я здесь, любовь моя. Я с тобой, — ответила она, отчаянно надеясь, что это не начало нового кошмара.

* * *

Каз был на Барже Жнеца, в куче смердящих трупов. Его окружали холод и темнота. Он пытался позвать сборщиков тел, сказать, что он жив, но его голос был слишком слаб, и они не слышали его.

— Каз, — вдруг донесся откуда-то издалека знакомый голос.

Голос что-то говорил — он не мог разобрать слов, но само его звучание действовало успокаивающе — и постоянно звал его.

Всеми силами сознания Каз уцепился за голос, потянулся к нему. Баржа Жнеца растворилась в небытии, и он вдруг оказался на залитой солнцем поляне, а перед ним стояла та, кому принадлежал голос.

— Инеж…

Он потянулся к ней, и она солнечно улыбнулась и протянула руку в ответ.

— Я здесь, любовь моя. Я с тобой.

Каз выдохнул и позволил себе закрыть глаза, чувствуя тепло ее маленькой ладони, вместо холодных скользких трупов. Сознание окутала теплая сияющая тишина.

* * *

«Правильно мне говорили, не связывайся с этими бандитами», — подумал Виктор, покидая Клепку. Заплатили ему, правда, более чем хорошо, но приставленный к горлу нож… Хотя в глубине души он понимал мотивы Призрака — слабость в Бочке равносильна смертному приговору, особенно для такого человека как Каз Бреккер, — но лучше ему от этого не становилось.

Правда, всего несколько дней спустя Виктор изменил свое мнение на этот счет. Выйдя утром на кухню, чтобы приготовить себе завтрак, он обнаружил на столе крепко набитый чем-то явно тяжелым мешочек. Виктор с опаской приблизился к нему — в Бочке можно было ожидать чего угодно, вплоть до бомбы. Хотя он не мог представить, кому так насолил, чтобы его хотели подорвать, но исключать такой возможности не следовало.

Однако мешочек оказался полон крюге. А под ним на столе обнаружилась записка, нацарапанная резким неровным почерком:

«Спасибо за помощь и молчание».

Подписи не было. Но у Виктора имелось хорошее подозрение, от кого он мог получить столь неожиданный подарок. Которое подтвердилось, когда он вышел из квартиры и обнаружил с внешней стороны двери изображение чаши и ворона — знак того, что обитатель этой квартиры находится под защитой Отбросов. Виктор усмехнулся и покачал головой:

— Пожалуйста, мистер Бреккер.

Возможно, ему показалось, как неподалеку раздался тихий смешок и мелькнула тут же исчезнувшая тень.