21,55,01 (джен)

На Лягушево надвигалась Пляска чертей. Новость была сродни грому среди ясного неба, но я увидел в ней возможность. Мечтатель говорил, что у чертей проще выменять годы жизни. Вот он — шанс спасти себя и сестру хотя бы на один год.

Я ввалился в поместье этой женщины, быстро вытер ноги о коврик в прихожей, пролетел через гостиную и ворвался в кабинет. Надя вздрогнула, когда я проскочил в тайную библиотеку — пора бы уже перестать ее так называть.

— Где мое оружие? — вместо приветствия крикнула она мне в спину.

Я достал с полки Указатель. Нашел книгу про чертей. Вот бы все книги называли также лаконично: «Черти. Том 1».

— Эй! — воскликнула Надя, стоило мне плюхнуть толстый том на рабочий стол.

Пришлось потеснить ее книги. Сама виновата — разложила на столе не меньше дюжины. Ни сантиметра свободного места.

— К городу приближается Пляска, — выдал я, жадно вбирая воздух. Бежал со всех ног до поместья, вот и сбилось дыхание. — Это наш шанс! Мы выплатим часть долга и отодвинем приход Ничтожного!

— Почему бы не выплатить весь долг?

— Дорого. Проще платить частями.

Надя задумалась на секунду, а затем сказала:

— Ладно. Но мы же читали про Пляски. Они типа грабят села и разрушают деревни. Думаешь показаться им хорошая затея?

— Да, — кивнул я. — И не все. Некоторые посещают города и предлагают свои услуги. Черти, буквально, обманывают мир. Желающих разжиться их волосами не мало.

— И ты думаешь, эта Пляска одна из таких?

— Надеюсь на это. Нам нужен план на все случаи.

— В прошлый раз мы поступили так же. Ну знаешь, составили план, и все полетело к чертям. А вернее, к черту! И он был один. Может, лучше переждем?

Я оторвал взгляд от книги и поднял его на сестру. Она сидела со скрещенными руками на груди, смотрела в сторону, не решалась взглянуть прямо в глаза.

Да, мое чутье подсказывало: лучше залечь на дно. Закрыться в поместье, запереть двери, заколотить окна и дождаться, пока Пляска уйдет. Но тогда от города останутся пустые дома и безлюдные улицы. В книгах этой женщины описывался один случай, когда черти навестили поселок. Они представились кочующими циркачами, возвели шатры и устроили представление. Местные радовались и отводили в цирк детей. Затем в поселке пропала сотовая связь, начало сбоить электричество. Жители не волновались — отключения света случались и раньше. Дальше почернела вода в кранах и колодцах, в магазины перестали завозить новые продукты, а овощи и фрукты на грядках заразились болезнью. Люди пытались покинуть поселок, но их «магическим образом» возвращало обратно. Черти умели отводить от путей и запутывать следы. Целый поселок оказался отрезан от внешнего мира. Что случилось потом неизвестно. Записи свидетеля событий обрываются на убийстве старосты. Известно, что того поселка больше нет на современных картах. А те, у кого там были родные, ничего не помнят о потерянных родственниках.

Этот случай был одним из наихудших. Но были и другие, когда села и деревни оставались целыми. Потому что в них находились ведьмы или ведьмаки — мистики, которые работают с чертями. Поэтому я думал, что все обойдется. Ведь у Лягушево есть я. Да, молодой и неопытный ведьмак, но на моем счету уже есть одна победа над чертом. А это что-то да значило для мира.

— Если отсидим, — начал я и осекся. Обещания потеряны навсегда. Даже мимолетные и ничего не значащие. Черт. — Городу нужен ведьмак.

Надя нахмурилась, но сдалась.

— Хорошо. И каков план?

— Для начала собрать оружие…

— О, да! — радостно воскликнула она. — Итак? Пистолет или меч?

— Нож. В лучшем случае.

— Ты издеваешься? — улыбка на ее лице сменилась недовольной миной. — Нож — детская тыкалка. Какой идиот подходит к врагу так близко?

— Меч слишком тяжелый и заметный. А пистолет не достать, — парировал я. — С ножом проще.

— Допустим, я согласна с тобой. Что собрался делать с ножом?

— Для мира каждое действие обмен. Я хочу окропить нож кровью побежденного черта. Типа, вложить ее в оружие, — сказал я первое, что пришло на ум.

Затея не раз встречалась в книгах. Мистики часто зачаровывали оружие кровью убитых и побежденных Скрытых, чтобы усилить его против них же. Драконоборцы омывали в ручьях крови доспехи, кинжалы и щиты. Шаманы вселяли духов в инструменты. Даже Скрытые делали нечто подобное. Правда с кровью мистиков и обычных людей…

— Неплохая идея, — закивала Надя. — Но как ты уговоришь черта пожертвовать кровь?

— Об этом еще не думал, — признался я.

— Может, ты еще рассчитывал искупаться в крови бога? Или призвать воплощение Внешнего и выпросить у него бесплатное желание?

— Не капай на мозги.

— Ну извини, что беспокоюсь за наши жизни.

Спор прекратился ближе к вечеру. После захода солнца я вышел из поместья, обошел дом и выбрался на террасу.

Яркий свет по-прежнему бил во все стороны. Пляску чертей привлек зов о помощи ангела. Значит, они будут искать его. Но зачем? Черти не самоубийцы, чтобы освобождать ангела. Они несли гибель и разруху, но не ценой своих жизней. С одной стороны я радовался, что наконец-то появился выход из нашего шаткого положения. Но с другой, как и сказал Мечтатель, это черти. Изворотливые Скрытые, что опустошали деревни. И сейчас они направлялись в Лягушево, ведомые светом одинокого ангела на заднем дворе.

Бесполезно думать об этом. Ответ не придет по щелчку пальцев. У меня не хватало ни знаний, ни опыта даже для хрупкого предположения. Нужно подготовиться к встрече с ними.

Я покинул участок этой женщины, вышел из СНТ, добрался до своего дома, открыл домофонную дверь и поднялся. По пути размышлял, что обменяю на кровь черта. Уверен, он не распрощается с ней так просто. Волосы были платой за проживание в квартире, но кровь… Кровь стоила непомерно больше.

Щелчок замка прервал цепочку мыслей, дверь протяжно заскрипела, и мне открылся темный коридор. Я включил свет.

Квартира. Обычная квартира. Ни луж крови на полу, ни трупиков голубей на пути на кухню, ни даже развешанных на стенах потрохов. С губ сорвался тяжелый вздох. В следующую секунду сердце забилось чаще. Мара не напугала меня на пороге.

На кухне посреди обеденного стола стояла накрытая темной тканью клетка. Ее обводил кривой круг мела. Внутри курлыкало чудовище, что выдавало себя за голубя. Оно замолчало, когда половицы скрипнули от моих шагов. Я прислушался. За стенкой болтали соседи, через открытое окно в квартиру просачивались звуки улицы: завывания ветра и приглушенный рев мотора уезжающей с парковки машины.

— Не молчи, — как гром среди ясного неба раздался голос черта. Я дернулся от неожиданности и чуть не вскрикнул. — Бедное дерганное дитя. Совсем эта мара тебя извела.

Слова жалости от него звучали как насмешка. Они ей и являлись.

— Мне нужна твоя кровь, — выпалил я на одном дыхании, оглядывая кухню.

Белые шкафчики над плитой и разделочным столом, черный обеденный стол и стулья, холодильник, что гудел без перерыва. Вроде ничего «кошмарного». Где же мара? Что она задумала?

— Дороговато для тебя, — проскрипел черт.

— Готов взять в долг.

Мастерство мистика определялось: нажитым имуществом и умением обращаться с ценностью. Исходя из первого я был «зеленым новичком». Да и из второго — тоже. Но я стремился исправить это. Простым накопительством много не заработаешь. Все как в жизни. Если положить деньги под проценты в банк, с трудом спасешь их от инфляции. Но если умело обращаться с долгами… Есть шанс разбогатеть быстрее. Скорее всего, об этом и думала эта женщина, когда брала в долг годы жизни. Я снова шагал по ее дорожке, но осторожно. Я не ошибусь на том же месте. Не возьму в долг больше, чем смогу когда-либо отдать. Не закрою для себя путей отступления и уж точно не отверну от себя всех Скрытых в городе. Только медленные и хорошо обдуманные шаги.

— Скаредъ, — протянул черт. — Ты не вернешь мне мою же кровь. Лишь полный глупец возьмет кровь в долг.

— Я не говорил такого, — сказал я и сел за обеденный стол.

Коленки тряслись от ожидания. Мара до сих пор не проявила себя. Что-то не так. Вот-вот из холодильника вылетит приведение, или в темноте коридора разверзнется пасть с сотней острых клыков, или в квартиру ворвутся изувеченные соседи. Надо только подождать. Напугает и отстанет. Как и всегда.

— Взять кровь и отплатить чем-то другим, — предположил черт.

Отлично. Его мысли двигались в верном направлении.

— Предлагаю «силу», — опередил я его. — Ведьма забрала у мары глаза и согласилась оплатить неудобства «силой». Я предлагаю поступить похожим образом.

— У тебя ничего нет.

— Поэтому я сказал про долг.

Черт замолчал. Видимо, обдумывал предложение.

Я же продолжил ощупывать взглядом кухню. Внимательнее всматривался в полости между шкафчиками, мысленно заползал в темные углы, вслушивался в «дыхание квартиры». Каждое помещение жило по-своему, звучало в своей неповторимой манере. Заброшенные дома выли, будто огромный булыжник тащили по каменному полу. Поместье этой женщины скрипело, как старые половицы. Моя квартиры же напоминала оркестр: голоса соседей за стеной, ветер и машины за окном, гул холодильника по ночам и тихий, едва заметный треск электричества в компьютере. Если среди голосов знакомых «инструментов» доносился новый — совершенно неизвестный — значит, постаралась мара. Например, бульканье крови под ногами или хруст костей убитых голубей.

Но сейчас квартира звучала обыденно. Даже пахло затхлостью и пылью, а не кровью и смертью. Я настолько привык к ее ужасам, что их отсутствие натягивало нервы не хуже качественного фильма ужасов.

Она же не сбежала? Нет, как она это сделает?

— Отказываюсь, — сказал черт, и я подпрыгнул на стуле.

— В таком случае, — с моих губ сорвался писк. Я прокашлялся и повторил: — В таком случае это не предложение. Вспомни про клетку на дне ямы.

— И снова угрозы, — хохотнул он. — Благо у тебя хватило ума не заставлять меня признавать нулевой ценность своей же крови.

— Соглашайся, — приказал я.

— Мне нужна свобода, а не «сила».

— У тебя нет выбора. Соглашайся.

— Одно обещание и я отдам столько крови, сколько скажешь.

— А я потеряю карму из-за неравного обмена. Если не согласишься, я… Тот, кто был бы на моем месте, завтра купил бы билеты на автобус из города, нашел лес и закопал тебя там. Соглашайся.

— Ты! Ты не сделаешь этого! Я нужен тебе! Кроме меня, тебе никто не даст волос! Ты слишком осторожен, чтобы выкидывать единственный источник!

Осторожен?

Я фыркнул, сам того не понимая.

— Я призвал ангела, — признался и не поверил в свои же слова. — Сковал его на заднем дворе, а сестра закопала взрывчатку с таймером. Такая вот «мертвая рука» получилась.

Услышь я себя сейчас, когда только приехал в Лягушево, подумал бы, что совсем из ума выжил. Раньше я избегал рискованных ходов, всегда просчитывал пути отступления и шагал медленно, но верно. Призыв ангела можно назвать «скачком в неизвестность». Лишь бы за ней не скрывалась пропасть.

Иного не осталось. Большой риск, большой выигрыш? Так считала эта женщина. Что ж… К сожалению, я согласен с ней.

— Ты выбрал свою участь, — встал я со стула и прошаркал в сторону коридора. Тьма в проходе показалась густой и беспокойной, поэтому не спешил войти в нее.

— Стой! Я… я согласен! Сволочь! Я согласен с предложением!

Уголки губ приподнялись. Я развернулся к обеденному столу, вытащил из правого кармана джинсов отражение серебряного ножа — хотелось бы достать настоящий, но нельзя терять время. Если дать черту время, он, возможно, передумает. Как и учила эта женщина: чтобы сделать жертву внушаемой, выдерните у нее из-под ног опору, заставьте паниковать и беспокоится. Мерзко. Язык опалила горькость, будто выпил стакан желчи. А ноздри заполнил запах гнили. Я подумал о маре, но кухня оставалась «обычной», как и коридор.

— Предлагаю пять капель твоей крови в обмен на «силу». «Сила» пойдет мне в долг, — сказал я и провел лезвие ножа через тонкие прутья клетки.

Сам нож не отпустил, держал его над кругом, чтобы черт не стер часть белой границы. Или не обратился шустрым тараканом и не перебежал по серебру, как по мосту через реку мела. Да, серебро ошпарит его, но отчаяние легко притупляло боль.

— Согласен, — воскликнул черт.

Из клетки послышалось шипение, будто масло попало на раскаленную сковороду. Оно повторилось еще четыре раза.

— Готово!

Я молча вытянул лезвие и увидел на блестящем серебре темно-красный налет. Он оплетал лезвие, как корни дерева. Похоже, кровь застыла за секунду.

— Отлично, — протянул я, рассматривая свое новое оружие против чертей.

С одним закончил. Осталось придумать что-то для Нади.

Отправил нож обратно в правый карман джинсов. Нащупал рукой во тьме переключатель и щелкнул. Тьма в коридоре расступилась под тусклыми лучами ряда ламп. По-прежнему обычный коридор.

Испытывать удачу не хотелось. К черту ожидание.

Глубоко вдохнул. Выдохнул. Вдохнул. Выдохнул. Сердце бешено стучало в груди, виски пульсировали от крови.

Я прошептал еле слышно:

— Мара.

Тишина.

— Мара, — позвал чуть громче и…

— Да, — будто взрыв, громыхнул ее голос над левым ухом.

Резко повернувшись в сторону кухни, увидел ее. На краю обеденного стола сидела детская игрушка — кукла в черно-белом платье. По одежде ползли ряды бантиков. Голова расколота на две части, рот открыт в безмолвном крике, а вместо глаз — два черных провала.

— Ты не стала изменять квартиру, — сказал я, когда отдышался и успокоился.

— Порой ожидание пугает не хуже мерзких декораций.

Я постоял десять секунд в коридоре, а затем только и сказал:

— Блядь…

☉☉☉

Полторы недели проползли в томительном ожидании. Каждый вечер я засыпал с мыслью, что вот сегодня Совет вытащит меня из сна в Грезы и скажет, что Пляска прибыла в Лягушево. Четыре опытных мистика и один Скрытый отправят новичка на самоубийство. Надя просматривала новости, искала объявления о пропаже девушек — ведь черти славились животной страстью — и лазила по онлайн-кассам. Пляски маскировались под странствующих артистов, циркачей и черт пойми еще кого.

В один день она нашла новость, а я нашел свернутую бумажку на пороге квартиры:

«Выставка каменных чудес! Более 50 экспонатов! Вход для детей бесплатный! На ул. Большая Садовая 14…»

Также в свертке обнаружился клочок бумаги с приглашением на заседание Совета завтра утром.

Я сразу пошел в поместье, где меня встретила Надя с вестью о приезде в город «Музея каменных чудес». В онлайн-кассах появился анонс.

— Думаешь это Пляска? — спросила сестра, стоило мне войти в кабинет.

На ней были черная водолазка и джинсы, как в день нашей первой встречи.

— Да, — ответил я. — Принеси ножницы и чашку воды.

— Что ты задумал?

— Пора лечить руку.

Она скользнула в коридор, а я снял с плеча лямку рюкзака и опустил «верного друга» на рабочий стол.

Расстегнул змейку и вытащил банку из-под кофе. Вместо темно-коричневого порошка, в ней была серая пыль и десятки темных катышков. Отвратительное зрелище. Я много думал про оружие для сестры. Хотел отдать ей свой нож, но одумался. Мне нужнее. Ведь я пойду в самое сердце Пляски, пока она останется на безопасном расстоянии.

Надя вернулась с белой кружкой в руках. Поставила ее посреди стола, уселась на кресло и достала из кармана джинсов маленькие ножницы для ногтей.

— Других не нашла, — опередила она меня. — Думаю, мама убрала все опасные предметы.

Наружу рвался очевидный вопрос: «почему?»; но вместо него я сказал:

— Ладно. Дай мне свой нож.

У Нади округлились глаза. Она скрестила руки на груди, и я уже понял, каков ответ.

— Пожалуйста, — сказал я. — Я хочу сделать оружие для тебя.

Сестра нахмурилась. Пока Надя думала, я вытащил из рюкзака сверток белых салфеток, двумя пальцами извлек из него два черных волоска, которые закручивались, как пружины, и бросил их в чашку с водой.

За полторы недели мы с сестрой облазили всю библиотеку этой женщины, прочитали все книги про чертей, выписали все способы использования их волос. К сожалению, у изворотливых Скрытых слабостей кот наплакал. Только белые круги, тлеющий уголек, серебро, молитвы и мат. Никаких ритуалов, как с молоком и хлебом возле холодильника у домового, не нашлось.

— Держи, — протянула Надя мне серебряный нож.

Я взял его левой рукой. Извернулся, чтобы достать нож сломанной рукой. Сжал правой банку с мороком, впился зубами в крышку и прокрутил.

— Фу, — поморщилась сестра. — Сказал бы мне, я бы открыла.

— Неважно, — отмахнулся я, стирая с подбородка слюни.

Полез пальцами в горлышко, сгреб пригоршню и посыпал на нож.

У этой женщины не было книг про Кошмары и мар — если не считать той летописи — поэтому я действовал наугад. Закрыл глаза и мысленно представил кривой кинжал, лезвие в крови и чудные символы на деревянной рукоятке. Образ показался мне слишком блеклым, поэтому прошелся по нему еще раз. Представил острые зубцы на лезвии. Сетку крови на блестящем клинке. Символы, буквы забытого алфавита — смесь кириллицы и латиницы. Даже вообразил, как они собирались в слово «убить».

Распахнул веки и увидел серебряный нож, посыпанный серым порошком.

— Мда, — вздохнула Надя. — Не чувствую в тебе силы, юный джедай.

Думаю, не сработало из-за взгляда сестры и из-за моего скудного воображения. Черт. Когда нужно представить нечто ужасное, оно добавляет подробности, запахи, звуки. А в остальное время дрыхнет без задних ног.

Может, я неправильно воспользовался мороком? Мары питались страхом, возможно, и серый порошок работал похожим образом?

— Закрой глаза, — попросил я Надю.

Она надула губы, но подчинилась. Для уверенности я отвернулся от нее и закрыл серебряный нож спиной. Чтобы точно не разглядела.

Кошмары. Морок работал на ужасах. Питался страхом и разбивался сомнениями.

Я закрыл глаза, нырнул в океан памяти, на дно давно забытых, похороненных воспоминаний. Коснулся первого камешка и дернулся всем телом. Перед глазами ожил день побега. Такой смутный, далекий, мутный. Лица людей смазались в чистый телесный холст, одежда потеряла цвета, голоса упростились до одиноких звуков, вместо ночного неба разверзлась черная пустота. Точная дата выветрилась из разума давным-давно. Помню только, что сбежал два года назад, ночью, когда все обитатели поместья спали. Собрал в рюкзак майки, трусы, носки, карманные деньги. Взять с собой еду мне мозгов не хватило. Я вышел из комнаты то ли на цыпочках, то ли выбежал. На мне были то ли синяя толстовка и джинсы, то ли коричневые брюки и желтый свитер, то ли одна пижама. Открыл входную дверь ключами из прихожей и шагнул во тьму. Дальше все как в тумане. Не помню отъезд из города, не помню, как добрался до Зеленоярска. Лишь пустота.

«Не то, — мысленно одернул себя. — Мне нужно оружие. Какое-нибудь воспоминание про оружие. Кинжал или нож».

Вспышка. Я лежу на скамейке в парке. Рядом светит уличный фонарь. На мне три куртки и две пары брюк. С неба срываются крохотные хлопья снега. По телу бежит дрожь, с выдохом изо рта вырываются клубы пара, пальцы на руках синеют, потому что я не нашел перчаток, ноги горят от холода, легкий ветерок убаюкивает и уносит мой разум в царство грез. Я борюсь с сонливостью. Знаю, что умру, если засну здесь. На свет фонаря выходит бородатый мужик. На нем тоже несколько слоев одежды: сверху дырявая зеленая куртка и мешковатые фиолетовые брюки. На голове шапка-колпак как у гномов из детских сказок. Такая с помпоном. Его руки дрожат сильнее моих. Мужик водит ими из стороны в сторону, вырисовывает восьмерки перед собой. Он сжимает в руках предмет. Нож. Нет, скорее, кинжал. Из-за темноты плохо видно. Рукоятка слишком длинная и напоминает копыто. Лезвие слишком кривое — таким только разрывать. Мужик бубнит и бубнит, бубнит и бубнит, бубнит и бубнит, выдыхая облачка пара. До меня долетают лишь слова: «отдавай» и «рюкзак».

Я встаю со скамейки. Пячусь. Выставляю перед собой дрожащие руки. Успокаиваю мужика и заверяю, что сейчас все отдам. А сам срываюсь на бег и кричу. Срываю горло, но кричу. Кричу о помощи. Бегу по парку, по бокам проносятся скамейки и уличные фонари. Бегу на огни города, на свет из окон, которые напоминают звезды в ночном небе. Бегу на звуки машин, на разговоры ближайших людей. Не оборачиваюсь. Мужик несется за мной. Одна секунда стоит моих вещей, стоит моей свободы, стоит моей жизни. Я выбегаю на улицу, в толпу студентов, что идут домой или в общежитие. Они кричат, ругают меня, один даже бьет в лицо, и я падаю на холодную землю. Ничего. Синяк заживет. Главное, что я сбежал. Я выжил.

Я перемотал воспоминание назад, как кассету в видеопроигрывателе. Вновь я в парке, на скамейке, а передо мной мужик с ножом. До сих пор отчетливо помню этот вечер. Этот страх. Это отчаяние в глазах мужика. И этот уродливый нож. Скорее всего, он не был таким. Воображение дорисовало лишние подробности, искривило и вытянуло его. Мужик держал в руке кухонный нож или кусок арматуры. Но я зацепился за ужасный образ. Рукоятка-копыто и кривое лезвие, которым разве что разрывать, а не резать и протыкать. Думаю, на нем были капли крови. Должны быть.

Мысленно подошел ближе к мужику с «ножом». Сердце забилось чаще, кожи коснулся холод того вечера.

Мизинцем правой руки коснулся настоящего ножа в левой и посыпал его мороком, представляя то уродливое оружие. Его очертания. Каждую мелочь в искаженной картине.

Открыл глаза и посмотрел на левую руку. Пальцы обнимали настоящее копыто. Из него торчал треугольный кусок металлического листа с каплями крови. Посередине «кинжала» виднелась синяя лента. Она скрепляла две несовместимые части. В воспоминаниях ее не было. Видимо, морок исправил невозможность оружия.

— Ну как? — спросила Надя. — Сработало.

— Посмотри, — развернулся я к ней.

Когда ее взгляд коснулся кинжала, глаза сестры округлились. С губ сорвался воодушевленный свист.

— Можешь когда хочешь, — широко улыбнулась Надя и протянула руку.

Я не отдал кинжал, поэтому она приподняла бровь.

— Рано, — объяснил я. — Сейчас он хрупок. Любое сомнение развеет морок.

— И зачем мне оружие, которым нельзя пользоваться?

— Нужно вложить веру или страх. Пока не знаю.

— Ладно. Лучше скажи, этой штукой можно ранить Скрытых?

Кинжал в руке задрожал.

— Можно, — спешно заверил я. — Это оружие против чертей. Не сомневайся!

— Окей-окей!

Изолента поблекла, но морок выдержал. Отлично. Позже укреплю его.

Я оставил кинжал на краю стола и перевел взгляд на кружку, в которую кинул два черных волоска. Вода почернела, словно в ней разбавили черную краску.

— Мне нужно кресло, — сказал я и взял ножницы для ногтей.

— Держи, — встала Надя, отошла в сторону выхода в коридор.

Усевшись на кресло, положил на стол левую руку в гипсе и бинтах. Подъехал поближе, и рука оказалась на середине стола.

— Как ты разрежешь гипс…

— Не знаю, — перебил я. — Моя дорогая сестра не нашла ножниц побольше.

— Извини, — приобняла Надя себя и отвела глаза в сторону.

Полчаса я «разрезал» гипс: делал надрез, расширял его двумя пальцами, делал еще надрез, снова расширял и так по кругу. Боль напомнила о переломе, когда дошел до середины, и рука свободно задвигалась между половинок гипса. Достаточно. Перелом находился ближе к локтю.

Взял правой рукой кружку с черной жидкостью и полил левую руку, представляя, как заправлял кровать, как одевался, как убирал одежду и как шваброй мыл полы в квартире. Во всех случаях использовал обе руки.

Кость хрустнула, по руке прокатилась волна острой боли, будто рука раскололась надвое, и осколки вонзились в мышцы. Я завыл.

— Эй! Так и должно быть? — спросила Надя.

— Не знаю! — сквозь зубы прошипел я.

Рука вздулась и почернела. Пальцы онемели. А в следующую секунду все прошло. Чернота всосалась в кожу, пухлость уменьшилась. Я подвигал пальцами. Повращал ладонью. Боль испарилась!

Я на радости сорвал с себя остатки гипса и медленно, со всей осторожностью выпрямил левую руку.

Надя открыла рот, я опередил ее:

— Не сомневайся! Если… если спадет, она вновь сломается.

— Что дальше?

— Дальше я буду использовать ее как можно чаще. Буду «разрывать» рану, чтобы не «зажила».

— Отлично. Какие еще планы?

— Дождаться заседания Совета. Думаю, завтра мы пойдем на встречу с Пляской чертей.

♀♀♀

Если бы меня попросили составить список самых жутких комнат в доме, я бы отдала первое место библиотеке в карманном измерении. Жуткое зеркало перед читальным местом, полки с древними гримуарами, «вечно-светлые» окна и, конечно же, сам факт нахождения в стене. В библиотеке пугала до чертиков ее неестественность, невозможность.

Но второе место в списке заслуженно занимала мамина спальня. Она встречала гостей старой дверью с черными отпечатками рук вокруг железной ручки. Один проворот, и вам откроется жилище ведьмы. Иначе и не скажешь. Внутри комната ощущалась больше, чем снаружи. Похоже, мама увлекалась играми с пространством или очень любила один британский сериал.

В детстве она всегда прогоняла меня, когда я пыталась пробраться внутрь. И только повзрослев, я поняла почему.

Спальня пропиталась разными травами, внутри вокруг двери висели свертки сухих растений и цветов. Нашелся даже давно сгнивший чеснок. Интерьер не сильно отличался от «комнаты девочки»: туалетный столик вдоль стены с дверью и высокий комод с одеждой напротив кровати. Но были исключения. Например, компьютерный стол рядом с туалетным столиком. Также нигде не было полок с косметикой. Вместо них целую стену занимали черепа птиц и животных. Серьезно, мама? Когда я впервые увидела их, чуть не оставила здесь душу! Двумя ладонями закрыла рот, чтобы не закричать, чтобы Теодор внизу не услышал.

Черепа были подписаны. Какого животного или птицы, а также год смерти хозяина. Они висели на гвоздях. Некоторые пустовали. В особенности внимание привлекал гвоздь с табличкой «человек». Год смерти зачеркнули карандашом не меньше десятка раз.

Полторы недели назад Теодор попросил найти мамин дневник. Ведь все старые люди ведут дневники. Я нехотя согласилась. Тогда я сказала ему, что ничего не нашла. Что мама убрала все документы. Я соврала.

Документы мама хранила в высоком шкафу напротив кровати. Там же, где и одежду. В прошлый раз я нашла завещание Кати и автобиографию Миши в красной спортивной сумке. Необычный выбор. Думала, мама закрыла документы в сейфе или заперла в сундуке и закопала его на заднем дворе.

Уже полторы недели я разбирала ее вещи и прятала самые дорогие в своей спальне. Да, не лучший выбор, но купить сундук или сейф я не могу — боюсь выйти за пределы участка, а заказать доставку на дом — не поймет Теодор.

Сейчас я искала одну книжку. Старший братец все время говорит, что нас назвали в честь героев детской сказки. Ее не было в моей спальне. Значит, мама припрятала ее у себя.

Я сидела на полу. Передо мной лежала красная спортивная сумка, открытая. В ней виднелись пожелтевшие листы в прозрачных мятых файликах. Под ними находились книги и документы в твердом переплете. История болезни Дениса из детской поликлиники. Дневник Миши за второй класс — зачем мама его хранила? Свидетельство о смерти Мирослава Рязанова. О, нашла!

Среди скучных бумаг показалась цветная книжка с яркими картинками на обложке. Два человека стояли плечом к плечу. У одного в руках меч, у другого — посох. Мальчик и девочка. С двух сторон на них наступали злобные черные кляксы с щупальцами и клешнями. Над парочкой героев на всю ширину обложки растягивалось название сказки:

«Приключения Теодора и Авроры».