Мотыльки сгорают в полночь (джен)

Скотт одиноко сидел на стуле в палате, окруженный звуками равномерной работы подключенных к пациенту машин, глубоко задумавшись. Он старался не обращать внимания на то, как от Тео волнами исходил кислый запах страха и обволакивающей смеси разочарования и растерянности. Ощущал мускусный запах вины — опаляющего его, как пламя, что жадно пожирало свечу. Старался не обращать внимания, как внутри него что-то пульсировало в такт этим волнам, смутно похожее на мерзкое жалкое чувство обиды и досады.

Разговор основательно выбил его из колеи. Почему-то было больно, но он не знал от чего именно: что Стайлз оказался прав, полагаясь на свое чутье и задавая верные вопросы, или что сам оказался слеп и доверчив. Ему так хотелось верить Тео, что не прислушивался и игнорировал все предупреждения, какие звучали, и ради чего? Чтобы узнать, как жестоко ошибался, а за их спинами происходило столько событий.

Когда Тео был ранен, Скотт не задумывался о причинах неожиданной атаки. На тот момент все казалось очевидным и логичным: Тео враг врачевателей, потому что помогал чужой стае и Малии. Реальность оказалась иной и разочарование разлилось по венам горьким жгучим послевкусием, как раскаленное масло. И вот теперь Скотт сидел здесь, в тихой больничной палате, пока его… друг? Враг? Соперник? Кто они теперь друг другу?.. Восстанавливался после тяжелой травмы и операции. А он сам как заведенный прокручивал все события, лихорадочно цепляясь за все, что узнал и увидел, пытаясь заполнить тревожные пробелы новой информацией.

У него слегка тряслись руки, которыми обхватил голову и приглаживал пальцами волосы. Почему-то их структура немного успокаивала нервы, заземляя. Он стиснул зубы до боли в челюсти. Казалось, нельзя было ухудшить плохую ситуацию еще больше, чем уже она была, но каким-то образом у него получилось все окончательно испортить. Какой из него лидер, если не замечал того, что творилось под самым носом? Наверное, впервые за все время хотелось скулить и жалеть себя. Скотт прерывисто выдохнул, подняв глаза к потолку, пытаясь сморгнуть застилающую пелену. Он наделал очень много ошибок.

Стайлз был бы лучшим альфой и лидером, чем он, жаль, что нельзя просто взять и передать это ему. Как все разгрести? Врачеватели, эксперименты, охотники, подковерные игры — Скотт смертельно от этого всего устал. Так устал всех подводить и разочаровывать, хотя, наверное, он разочарован в себе больше всех. Впрочем, когда все узнают, что происходит, наверняка отвернутся от него. Почему-то раньше Скотт не задумывался о том, что мог в любой момент потерять свою стаю из-за неверных решений, воспринимал их как должное, непоколебимое, что-то, что всегда будет рядом несмотря ни на что, ведь они — его друзья, его семья. Тем больнее представлять разочарование и осуждение на их лицах, когда они узнают о масштабах и последствиях его доверчивости и ошибок.

От одной мысли о подобном неприятно резануло в груди, и Скотт приложил к ней руку, пытаясь унять тошноту и тревогу. Внутри будто что-то слегка надломилось, когда тяжесть его решений надавила на него со всей ужасающей силой.

Скотт мотнул головой. Он знал, что накручивал лишнего, но остановиться и не винить себя не получалось. Чем дольше думал, тем больше этот поезд мыслей набирал скорость и рисовал масштаб.

Когда Тео скрылся за дверями операционной, все просто молча расселись в свободной палате, которую для них выделила Мелисса. Тишина висела гнетущая, атмосфера — мрачная. События развивались так, как ни один из стаи не мог предположить. Даже Дерек задумчиво молчал, пока не вспомнил, что весь в чужой крови и не отправился в туалет мыть руки. Стайлза еще какое-то время потряхивало: его пальцы мелко дрожали, и он нервно качал ногой, при этом выглядел бледнее, чем обычно, но собранным, анализирующим.

Скотт молча следил за Стайлзом, закрытой дверью туалета и остальными членами стаи, включая Аллена. Последний был просто тенью. Пустой отсутствующий взгляд на расслабленном лице многое поведал. Лиам, отведя Скотта в сторону, рассказал, что Аллен всерьез задумался над предложением Коррин и теперь оставалось ждать, наделает ли тот глупостей или нет. Очень не хотелось, чтобы он становился противником стаи из-за любви и привязанности, и Скотту предстояло как-то доказать, что они сделают все возможное, чтобы помочь Паоле. Даже если та умирала.

Ну и дерьмо.

Как спасать оборотня, у которого даже живой органики в процентном соотношении осталось намного меньше, чем должно — вопрос на миллион. Преврати они ее обратно в человека, то что будет с этими модификациями и тем, что они заменяют? Насколько они глубоки? По какой-то причине Скотт был уверен, что обратное обращение в человека попросту невозможно, но оставлять тех, кто когда-то был человеком, в таком виде — кощунство. Однако надежда, что Дитон смог бы что-то придумать, что-то неординарное и смелое также была ничтожной. Если бы только был шанс спасти оборотней, вырвав из рук врачевателей, спася от экспериментов и страданий, то сделал бы все ради того, чтобы этот самый шанс был реализован.

Однако…

Скотт чувствовал себя загнанным в угол. Отвратительный холод касался его нутра и от этого болезненно сводило желудок. Казалось, что все проблемы мира резко навалились на него и нет ни малейшего понятия, как их решать, кто друг, кто враг, кому доверять… По какой-то причине вдруг почувствовал себя таким одиноким и беспомощным.

Он вздохнул. Последнее, что было нужно — это расклеиться, но его уверенность и решимость уже дали трещины и стремительно таяли. Нервно проведя рукой по волосам, взъерошив их, Скотт поднялся со своего места, размял затекшие мышцы и вышел из палаты. Может, кружка горячего кофе то, что нужно, чтобы собраться с мыслями и перевести дух?

Волчье чутье заставило остановиться за мгновение до того, как из-за угла вышла явно раздраженная Арая, идущая со стороны морга. Когда она заметила его, в ее глазах вспыхнуло что-то такое неприятное, но Скотт не мог понять, что именно. Что точно прочитал в ее глазах — так это крайнюю степень отвращения. Он напрягся, хотя, казалось, что больше некуда.

— Скотт, если правильно помню? — спустя долгую паузу заговорила женщина, сверля Скотта взглядом. Он кивнул. Вообще-то ему совсем не хотелось с ней разговаривать и находиться в одном здании, или даже в одном городе.

Арая мгновение подумала, а затем развернулась в сторону кухни и махнула рукой, чтобы Скотт за ней следовал. Он бросил единственный взгляд на ее телохранителя, но тот, казалось, прекрасно справлялся с ролью мебели и делал вид, что не замечал его, хотя и бросал время от времени на него почти незаметные взгляды. Арая нашла посуду, перерыв почти все ящики, налила две чашки кофе и, сев за стол, жестом пригласила Скотта присесть напротив, а затем пододвинула одну из чашек ближе к нему.

— Чего вы хотите? — не теряя времени на любезности, спросил Скотт, садясь за стол.

— Сразу к делу? Молодец. Тоже не люблю тратить время на пустые разговоры. — Она отхлебнула из своей чашки и продолжила. — Я слышала, что произошло. Наверное, тебе сейчас нелегко. — Арая сочувственно покачала головой, но он видел, как механически это выглядело. — Но могу одно сказать: твой друг — живучая тварь.

— Какое вам дело до Тео? — вздохнув, спросил он, откинувшись на спинку стула. Мышцы казались деревянными, а поясница не была благодарна за то, что так долго просидел сгорбившись.

— Ты не так меня понял. Я про… Стайлза. — вспомнила Арая наконец имя. — Хотя и Тео тоже.

Она так резко подалась вперед, глядя прямо в глаза, что Скотт приложил все усилия, чтобы не дернуться. Мурашки пробежали под футболкой, но он старался изо всех сил выглядеть уверенно и спокойно, выдерживая ее оценивающий взгляд.

— Вы, оборотни, такие упертые, цепляетесь за жизнь клыками и когтями. И, наверное, чем младше, тем живучее. — Она фыркнула, выглядя все более раздраженно. — У меня к тебе дело, Скотт, и хочу, чтобы ты понял: если откажешься, Стайлз окажется там, где ему и положено быть, и я буду очень даже не против избавить Тео от мучений в довесок.

— И что вам нужно?

— Достань для меня кое-какие документы. Дело давнее, но я уверена, что у Мануэля, если не сам доступ к ним, то могут остаться копии бумаг. Мне не особо интересны подробности дела, но крайне важен список жертв и выживших, если таковые имеются.

— Я не знаю, кто такой Мануэль, — нахмурившись, медленно произнес Скотт.

— Знаешь. Местный патологоанатом. Мне все равно, каким образом ты достанешь эти документы, но должен это сделать. Взамен я не трону твоих друзей. Все просто, не так ли? — Хмыкнула Арая и улыбнулась. — К тому же Стайлзу нужна помощь: он еще развивается, а для Мао-Пелады это тяжелый период. Могу помочь своими богатыми знаниями, все же, не первая подобная тварь, что я встречала. — Она ухмыльнулась, отпив кофе и глядя на Скотта поверх чашки. — Однако это не бесплатно. Сделай то, о чем просят, и все будет хорошо.

Скотт почувствовал, как внутри образовался тяжелый камень, а со всех сторон подступали холодные стены, окончательно загоняя в ловушку, практически захлопывая крышку. Хотелось рвать и метать, и одновременно с этим просто спрятаться и перевести дух. Он так устал от всех этих проблем, устал, что нет ни дня без опасностей и шантажа. Но сбежать не получится, как бы быстро и далеко не бежал… Угроза недвусмысленна. Скотт не мог позволить Стайлзу пострадать — не тогда, когда он только вернулся и еще разбирался с тем, как жить спустя полтора года, став оборотнем. Он сделал все, чтобы помочь Скотту, когда тот только стал оборотнем, всегда был рядом, чтобы подставить плечо, и Скотт сделает ради него то же самое, и даже больше. Сглотнув вязкий комок, подступивший к горлу, он неуверенно кивнул, окончательно помрачнев. Этот день не мог стать хуже… В теории.

— Мудрый выбор, — проворковала Арая, поднимаясь из-за стола. — Я уверена, мы отлично сработаемся. Свяжись со мной, как достанешь документы.

Хотелось все проклинать. Он уже понял, что зря согласился. Одолевало чувство неправильности, разъедая подобно крайне агрессивной кислоте, наверное, у него идеально получалось принимать одно неверное решение за другим. Скотт тяжело дышал, уверенный, что все, чего касался, просто ломалось в его руках…

— Дяденька? — робко и тихо спросил детский голос, вырвав из пучин самобичевания. Скотт слегка вздрогнул от неожиданности, поднял глаза и растерянно моргнул, вдруг поняв, что слишком надолго задумался. Сфокусировав взгляд, он огляделся и заметил, что Араи и ее хвоста нигде нет, а перед ним, неловко склонив голову, стоял хорошо знакомый малыш.

— Ох, Мереель. — Скотт провел рукой по лицу, стараясь надеть маску «все в порядке». — Что ты тут делаешь? — хрипло спросил он, пытаясь понять, сколько времени прошло после разговора с Араей.

— Папа, — Мереель указал рукой на мужчину в очках за столиком в углу, окруженного кипой беспорядочно лежащих бумаг. Он явно весь в работе и совсем не замечал окружающего мира. Будто почувствовав взгляд на себе, он поднял голову и встрепенулся, поняв, что на него смотрят.

— О, прошу прощения, ребенок вам помешал? Мереель, иди сюда, — ровным тоном произнес мужчина, но Скотт в ответ покачал головой.

— Он не мешает, мы с ним знакомы. Я и мой друг приглядывали за ребятами. — Скотт попытался улыбнуться, но получилось как-то неуверенно. Мереель склонил голову, серьезно и с любопытством изучая его лицо, словно читал как открытую книгу. — А где Джестер?

— Джестер спит. Значит, вы помогали Мелиссе приглядывать за ними?

Скотт кивнул.

— Они задали нам жару, но было весело. — Усмехнулся он и погладил Мерееля по голове. Тот довольно завибрировал и забрался на стул рядом.

— Можно… Можно он пока тут посидит?

Мужчина, казалось, что-то понял, улыбнулся и кивнул, а затем вновь склонился над блокнотом.

— Они замечательные маленькие психологи. Очень чуткие и понятливые. Не переживайте. Что бы ни происходило, события всегда напоминают американские горки: в один момент все плохо, но в следующий все станет лучше. Нужно просто пережить этот период «внизу».

Скотт вздохнул, пытаясь не поддаваться мрачному настроению, и одновременно стараясь не удивляться тому, как легко совершенно незнакомые люди видят его насквозь. Должно быть, все мысли написаны на его лице, раз так точно незнакомец смог подобрать слова и понять, что ему нужно. Это расстраивало еще больше.

— Мне кажется, я все только порчу. Вдруг навалилось столько проблем… — Скотт вновь провел рукой по светлым волосам мальчика, который довольно мурлыкал в ответ. — Не представляю, что мне делать. Как все не испортить еще больше. — Вдруг Скотт подобрался, вдохнув. — Простите, я не хотел вас грузить своими проблемами. Не знаю, что на меня нашло.

— Вы слишком напряжены, то, что сейчас происходит — естественная реакция в попытке справиться со стрессом. — Мужчина улыбнулся. — Все абсолютно нормально, — повторил он. — Иногда просто слишком много всего. Это перегружает. Нужно заставить себя замедлиться, понять, что именно пугает и идет не так, разобрав этот клубок на что-то поменьше, попроще, и разбираться с одной проблемой за раз, постепенно, шаг за шагом.

— Боюсь, пока я буду решать эти проблемы, сверху навалится еще десяток, — вздохнул Скотт, глядя на Мерееля, который пытался стащить со стола одноразовую деревянную палочку для размешивания.

— Уверен, вы не так одиноки, как думаете, так что поделитесь своими переживаниями с кем-то. Нести ношу вдвоем легче, чем в одиночку. Вы не обязаны решать все проблемы мира самостоятельно. — Мужчина улыбнулся и поправил очки. — Всегда будет что-то, что покажется слишком тяжелым. Но только от вас будет зависеть: сломаетесь вы под этими обстоятельствами или закалитесь.

Скотт вдруг почувствовал, что ему действительно легче. Такие простые заверения совершенно постороннего человека, каким-то образом подобранные верные слова, заставили что-то потеплеть внутри, и он почувствовал себя куда лучше. Скотт полтора года учился принимать решения сам и оберегал всех яростнее, чем когда-либо. На тот момент сразу две потери и сломленный шериф щелкнули каким-то выключателем в нем и все стало отстраненным, далеким, но простым. Есть проблема — нужно реагировать. Он перестал просить помощи, стараясь просто сохранить остатки своих друзей.

Но теперь-то больше не один. К этой мысли было тяжело прийти и еще тяжелее вновь привыкнуть. Как бы трудно не было раньше, сейчас Стайлз вернулся к ним, его стая — рядом. Может, действительно пора снова научиться доверять и делиться? Столько всего держать в себе больше незачем и слишком тяжело. Скотт понимал, что, скорее всего, никто ему не откажет, попроси он о помощи. Да, сейчас подвел их, может, разочаровал, но они же со своим уникальным взглядом на вещи и жизнь могли бы взглянуть на все под другим углом, по-новому, а решение, не очевидное для него, может оказаться очевидным для них.

Скотт улыбнулся.

— Спасибо вам. Простите, что так все вывалил на вас. — искренне поблагодарил он, и вновь погладил мальчика по голове. — Я не представился, меня зовут Скотт.

— Всегда пожалуйста, — улыбнулся собеседник в ответ. — Я все понимаю. Иногда бывают такие моменты, когда кажется, что все плохо. Это нормально. — Кивнув, он вновь уткнулся в свою работу. — Я доктор Хопкинс, но учитывая, что вы присматривали за моими двумя бесятами, полагаю, мы дошли до той стадии, когда вы можете звать меня Фрэнк.

Скотт ухмыльнулся, когда Мереель широко ему улыбнулся, и вдруг энергично начал рассказывать, что они с братом придумали. Для их шести лет, у них были оригинальные и живые идеи, что неплохо отвлекло от происходящего. Эдакий лучик света передышки. Проблемы словно отступили.

Казалось бы…

Но тут он понял кое-что еще: то, о чем просила Арая, все равно придется как-то достать. Ему совершенно не хотелось втягивать во все это хоть кого-нибудь из стаи, еще меньше желал, чтобы вообще кто-то об этом знал, и по какой-то причине он был уверен, что подобные вещи, как эти документы, так просто за «пожалуйста» и большие, наполненные мольбой глаза, не получить. К тому же его одолевало сомнение, почему Арая сама предпочла действию шантаж.

Скотт вздохнул. Мереель отошел к отцу, усевшись за стол, сразу получив свой десерт и большую чашку чая, и, оставшись наедине со своими мыслями, успокоенный словами Фрэнка, Скотт все же принял решение. Сомнительное, ненадежное, решение, за которое его наверняка отчитал бы любой, кто о нем узнал, или даже осудил, но, тихо поднявшись со своего места и попрощавшись, он направился в сторону морга. Как и сказал Фрэнк: разбить проблему на более мелкие и работать над решением. И сделав это, он понял, с чем предстоит иметь дело и решился на действие.

Все еще сомневаясь в своем выборе, Скотт на мгновение остановился. Что-то тянуло его назад. Все казалось неправильным. Какого черта он вообще творит? Зачем соглашается на условия Араи, откровенный шантаж, если есть те, кто мог бы помочь? Стайлза было бы легко защитить, но вот Тео…

Он фыркнул. Какое вообще дело ему до Тео? Он предатель. Предатель… Однако что-то все равно не давало просто забыть о нем, оставить наедине с угрозой, когда тот так слаб и уязвим. Все же помимо плохого, тот сделал и много хорошего. Даже если Тео последний лжец, его единственной просьбой взамен на действительно важную информацию была защита и спасение. Иронично. Тео сам подверг всех этих подопытных такой опасности, но все же попытался их спасти, по сути, торгуясь.

Ну почему все так сложно? Почему все не может быть черным или белым? Тогда все было бы куда проще: зло злое, добро доброе, все счастливы.

И все же это не решало той дилеммы, с какой столкнулся Скотт. Ему ненавистна мысль идти на поводу у Араи, еще меньше нравилось то, что придется врать своим друзьям, практически семье. Вот только вряд ли бы кто-то понял и принял его решение, узнай о нем. Он просто не мог рассказать им. Это означало бы в очередной раз всех подвергнуть опасности. Им хватало врагов, не стоило добавлять в этот список еще и охотников. К тому же Скотт не знал, какие отношения связывают Араю и Криса. Если бы он отказался, — хотя не сказать, что вообще согласился, — на чьей стороне был бы Крис? Хотелось верить, что на стороне стаи, а если нет?

Все так запутанно и сложно. Скотт покачал головой. Он обязан защитить тех, кто ему дорог, даже если это означает, что придется их разочаровать, но взамен они будут в безопасности. После того, что произошло с Тео, ему вообще не хотелось подвергать кого-то еще опасности, но он уже знал, что попытка оградить их хотя бы от врачевателей ни к чему бы не привела: ребята просто продолжили бы действовать, но за его спиной. Скотт не мог допустить, чтобы кто-то безрассудно подвергал себя опасности из-за его ошибок и страхов. Будет лучше, если он сделает всю грязную работу, а затем присмотрит за своей стаей и убедится, что с ними все в порядке, что из всей этой ситуации с экспериментами и оборотнями все выйдут с минимальными травмами и потерями.

Решено.

Кивнув своим мыслям, словно заключив сделку, Скотт двинулся по коридору, вглубь больничных помещений. Если память не подводила, Джош должен отсутствовать, что означало свободный доступ в кабинет. Пришлось несколько раз останавливаться и прятаться от случайных свидетелей, один раз он был невероятно близок к тому, чтобы его заметили, но все обошлось. Тихо пробираясь к цели, Скотт вскоре оказался перед входом в морг.

Аккуратно толкнув дверь, он оказался в стерильном помещении, в котором ему никогда не хотелось больше бывать. Оно вселяло в него ужас и одного взгляда на холодильные камеры хватило, чтобы эмоции вновь захлестнули его. Эллисон и Стайлз… Было ужасно больно видеть их здесь. Как бы рад ни был, что Стайлз вернулся к жизни, как бы счастлив ни был, видя его живого, целого и невредимого, остроумно шутящего и рассыпающегося в сарказме и милом юморе, ничто и никогда не избавит Скотта от болезненных и все таких же реальных и свежих воспоминаний о его смерти. В тот момент можно было бы попытаться убедить себя, что Стайлз всего лишь спит. Однако он не слышал его сердцебиения. Бледная холодная кожа, расслабленное лицо навсегда отпечатались в памяти. Слегка изменившийся запах, что он чувствовал, когда в последний раз навещал его здесь…

Скотт со свистом вдохнул, не подозревая, что задерживал дыхание. Казалось, все это произошло миллион лет назад и в то же время было невероятно свежим. Затянется ли эта рана когда-нибудь? Вряд ли. Скорее станет бледным шрамом на его душе, причиняя лишь немного меньше боли, чем рана от потери Эллисон.

Оторвав взгляд от холодильных камер, Скотт нашел взглядом дверь в кабинет. Бесшумно прокравшись к ней и толкнув, он убедился, что внутри никого нет. Идеально. Его нутро кричало о неправильности. Нет, — помотал Скотт головой, — если хочет защитить своих друзей, порой приходится прибегать к не самым приятным и правильным методам. Если это означает их безопасность, что ж, он готов пойти на сделку с совестью ради них.

Ради них.

Себя простит как-нибудь потом.

Скотт старался не шуметь и возвращать все, что осматривал, на место ровно так, как оно стояло. Он перебрал шкаф, и двинулся к письменному столу, поражаясь тому, насколько педантично все разложено. Во всех папках в шкафу царил такой академический порядок, что кристаллическая молекулярная решетка восхитилась бы. Лист к листу, папка к папке в алфавитном порядке. На столе тоже царил идеально выверенный порядок: все вещи разложены так, чтобы до них было легко дотянуться рукой практически не напрягаясь, ровно, будто по линейке. У каждой мелочи свое место. Ручки, документы, печати, и куча различных вещей, о назначении которых Скотт даже понятия не имел. В ящиках тоже абсолютный порядок.

И сколько бы документов Скотт не перебрал, не было ничего, что хотя бы отдаленно напоминало бы нужный. Сент-Берт. Зачем вообще Арае знать об этом месте? Что там произошло? Вероятно, Крис знает что-то об этом, но совсем не было желания задавать ему такие вопросы.

Вспомнив о приемах в кино, Скотт попытался поискать скрытые секции в ящиках. Ничего. Вообще. Он вздохнул. Время утекало как вода сквозь пальцы, Джош вот-вот вернется, а найти документы никак не получается. Это раздражало. Совсем не хотелось напрямую спрашивать, потому что был уверен, что ему в этом откажут. Не будь это так важно, Джош уже передал бы документы Арае, верно? И почему она сама не перерыла это место, а послала его? Почему не пригрозила Джошу, не применила силу?

Он сел на диван в другом конце кабинета. Медленно обведя помещение взглядом, попытался расшевелить свою фантазию. Будь он столь педантичным человеком, то куда бы спрятал то, за чем кто-нибудь охотится и что потенциально является невероятно важным или секретным? Логично, что подобные вещи проще всего прятать среди других, более безобидных документов. Однако Джош не был похож на заурядного человека. Если он, подросток, подумал, что документ был бы спрятан среди других документов, то нужно думать от обратного. Джош педантичен, логичен и аналитичен, и именно эти качества создали определенный образ в голове у тех, кто с ним общался. Никто бы и не подумал проверить абсолютно противоположные варианты. Может, в диване? Или в цветочном горшке? Или…

Кто бы мог подумать.

Скотт не ожидал, что окажется прав, когда, встав на стул и осторожно сдвинув плитку над шкафом, пошарив рукой, среди пыли нащупал текстуру бумаги. Удивительно. Он осторожно достал свою находку. Визуально в ней ничего примечательного, просто подписанная ровным витиеватым почерком папка. Однако то, что находилось внутри… Быстро пролистав, чтобы убедиться, что это действительно то, что искал, он спрятал ее в толстовку и вернул на место все, как было, едва не вылизав кабинет до первоначального состояния.

Оставалось только сбежать. Он напряг волчий слух, чтобы понять, не попадется ли кому-нибудь на глаза, если выйдет из кабинета сейчас и, к своему ужасу, услышал приближающиеся голоса. Наверное, еще никогда Скотт не передвигался так быстро, и, едва скрылся за дверью соседнего с моргом помещения, оказавшегося кладовой, вновь прислушался.

— …не думаю, что это поможет. Если так оставить, то придется сокращать интервалы между приемами.

— Я начинаю думать, что мы напрасно тратим твои таланты в хирургии и на самом деле тебе надо было идти в биохимики. — Джош, которого Скотт узнал по голосу, фыркнул и, судя по звуку, получил весьма ощутимый, но безобидный удар. — Посмотрите, кто тут недоволен. Я всего лишь констатирую факт.

— Скажешь тоже — биохимия, — усмехнулась женщина, — просто проследи за интервалами, ладно? Нужно понять, с какой скоростью организм вырабатывает толерантность.

— Я все время на работе, когда мне за этим следить? — Голос явно недовольный, и Скотт представил, как человек нахмурился. Затем голоса стали приглушенными, будто их владельцев и Скотта разделила дверь.

Вновь прислушавшись и поняв, что коридор чист, альфа выскользнул из своего укрытия. И, может, он собирался передать документы Арае, для начала с ними предстояло ознакомиться. Что-то в них представляло ценность и Скотт был обязан узнать, что именно.

Он добрался до дома так быстро, как только смог. Буквально влетев в свою комнату, закрыл дверь и сел за стол, не понимая даже, чего ожидает увидеть. С некоторым трепетом и волнением достав документ из папки, какое-то время просто сидел, уставившись на него. Почему-то казалось, что то, что там описано ему совсем не понравится. Сомнение, закравшееся в уголки сознания, было быстро отброшено: нет, он обязан узнать из-за чего вся шумиха. Что-то в этом клочке бумаги представляет особый интерес для Араи, и это может быть что угодно.

Что ж.

Информации действительно много. Слава богу текст был напечатан, — было бы странно читать такой объем ровным почерком Джоша. Это был полноценный отчет с данными о месте преступления и жертвах, полный сложной терминологии, и Скотт поймал себя на мысли, что из знакомого в нем только буквы. Агона-какой период? Какие осколки неправильной формы? Конечно же все должно быть сложно, он был ужасно наивен, думая, что так просто смог бы разобраться в чем-то подобном. Пришлось прибегнуть к помощи интернета. Чем больше он читал, тем отчетливее чувствовал, как волосы на загривке вставали дыбом, а спустя несколько часов уже яростно желал, чтобы здесь был Стайлз, чтобы помочь со всем этим дерьмом.

Документ был явно внутренним и неофициальным — он содержал информацию, которую никто никогда не должен был бы узнать, например, виды оборотней, но также отсутствовали печати и подписи, которые наверняка должны быть. Была проведена по истине впечатляющая работа, по мнению Скотта, но наверняка ничем непримечательная для судмедэксперта: большая часть документа — это результаты вскрытий, осмотров и лабораторных исследований сорока человек. Сорок человек. Скотт неверяще выдохнул. Что произошло в Сент-Берте? Он не мог получить ответ из документа, а различные травмы и причины смертей заставляли думать о двух вещах: либо там постарались охотники, либо что-то такое, подобно вирусу, что заставило всех поубивать друг друга. Но будь это вирус или что-то другое, что заставило бы оборотней наброситься друг на друга, то это наверняка было бы в отчете. А пулевые и ножевые ранения давали весьма четкую подсказку.

Ему даже стало интересно, какова официальная версия произошедшего. Наверняка там было гораздо меньше подробностей, а в качестве версии было бы что-то наподобие внутренних распрей, приведших к физическому насилию и смертям. Что, если подумать, тоже звучало бы не слишком реалистично: наверняка были те, кто пытался бы сбежать или укрыться, а значит — выжившие.

Скотт вновь уткнулся в документ, перелистывая страницу за страницей. Часть жертв была опознана, но большинство подписаны холодным Джон или Джейн Доу. Бедолаги лишились не только своих жизней, но даже имен. Внезапно его рука замерла. В подшивке к документу он узнал имя — Паола Регера. Она числилась выжившей, но серьезно пострадавшей. После инцидента ее доставили в больницу ближайшего населенного пункта, где позднее скончалась от полученных травм. Любопытно. Либо это Джош пытался прикрыть ее, либо врачеватели сделали что-то такое, что смогло вернуть оборотня к жизни. Какой вариант верный? Или, возможно, сначала Джош пытался защитить ее, но потом она пропала без вести, попав к врачевателям? Это больше похоже на правду, если принять во внимание слова Аллена в библиотеке.

Так и подмывало прийти к Джошу и спросить все напрямую, а не строить догадки, но тогда Скотт добровольно раскрыл бы свое проникновение в кабинет и откровенную кражу конфиденциального документа. Что вообще-то преступление. Он сглотнул. Нет, пожалуй, сам разберется.

В висках застучало, но легкий массаж пальцами немного помог. Мозг уже кипел. После почти целого дня чтения и поисков глаза молили о пощаде. Желудок тоже напомнил о себе, громко заурчав.

Короткое отвлечение на перекус позволило перевести дух. Скотт какое-то время просто сидел на кухне с бутербродом в руке и пытался строить теории. Одна хуже другой. Охотники зашли слишком далеко, а врачеватели не отставали. Две команды, соревнующиеся между собой в том, кто из них более жесток и отвратителен. Скотт вздохнул. Это все поспешные выводы, может, он вообще все неправильно понял. Нужно с кем-то посоветоваться. Выбор пал на Дитона, но нужно придумать, как аккуратно к этому разговору подвести.

Закончив с перекусом, Скотт поставил грязную чашку в раковину и вернулся в комнату. Он продолжил, медленно продвигаясь по подшитым страницам, которые явно были добавлены позже. На них уже присутствовали официальные печати и подписи других экспертов и врачей, даже текстура и запах бумаги отличались, но всего таких объемных дополнений было три. Помимо Паолы, выжил еще один мальчик, но скончался по дороге в больницу. Однако третьим был Аллен Вильота. Документ, как и его содержание, разительно отличался от всех предыдущих подшивок по шаблону и оформлению.

В злополучную ночь Аллен серьезно пострадал: получил ножевое ранение от нижней части живота до груди, из-за чего лишился левой почки и имел серьезные повреждения внутренних органов, вынужден получать межреберную блокаду, и обзавелся такими диагнозами как тяжелая депрессия и ПТСР. Что-то щелкнуло внутри Скотта. Ему было жаль его. События в Сент-Берте произошли восемь лет назад, Аллен тогда был совсем ребенком и пережил такое… Это страшно. Потеряв всю семью, включая близнеца, он вышел из этой ситуации даже лучше, чем мог бы. Наверняка охота за Паолой стала для него глотком свежего воздуха, что хоть кто-то, кроме него, пережил ту ночь.

Скотт тяжело вздохнул, пытаясь собрать разбежавшиеся мысли в кучу. В этих документах оказалось слишком много всего. Информация давила на него, он чувствовал себя выжатым лимоном с отвратительным настроением. Скотт ущипнул себя за переносицу, на минутку прикрыв глаза.

Вот только что-то явно не сходилось. Он вспомнил самый первый разговор: Аллен утверждал, что они с Паолой переехали в Бейкон Хиллс ради учебы, но в документе она числится погибшей. Выходит, он был прав, предположив, что Джош или кто-то из его знакомых пытался ее защитить. От кого? Калаверас первыми всплыли в голове и Скотт поморщился от этой мысли. Он уже не знал, что и думать об охотниках в целом и Калаверас в частности после этого документа. Глубоко внутри поселилась странная ярость. События Сент-Берта — сорок погибших — чересчур даже для них. Все это неправильно, вся охота. Скотт сжал кулаки.

Если Арая получит документ, то узнает, что Аллен — выживший. Она прямым текстом сказала, что ее интересует список жертв, а Джош пытался все это скрыть. Похоже, Калаверас начали подчищать хвосты, в то время как один упрямый судмедэксперт, очевидно, пытался этого не допустить.

Недолго думая, Скотт открепил подшитые страницы об Аллене. Нельзя, чтобы такая опасная информация попала в руки охотников: если оставить все, как есть, он наверняка окажется в опасности. Скотт не мог предсказать, что именно может произойти, но проверять и потом жалеть об этом не собирался. Ему и так есть в чем себя пообвинять и нет ни малейшего желания добавлять к этому обширному списку еще один пункт. Да, Аллен не его бета и не является полноправным членом стаи, но все равно он чувствовал, что несет какую-то ответственность за его безопасность. Забавно, если учесть, что они знакомы меньше месяца.

Он сфотографировал весь документ, включая открепленные страницы, засунул то, что не собирался отдавать в файлик и надежно спрятал под ящик стола. Никто не должен знать об этом.

* * *

Первое, что почувствовал Стайлз — это слабый ветер на своей коже и соль. На зубах хрустело что-то похожее на песок, слух наполнил все более проясняющийся звук волн, омывающих берег. Под веками ярко и через мгновение, прислушавшись к ощущениям, почувствовал, как его пригрело солнце. Где бы он ни находился — это явно не то место, где должен быть — у себя дома в мягкой постели.

Стайлз открыл сонные глаза в попытке понять, что происходит и сразу сощурился от ярких солнечных лучей. Он действительно на берегу, а в нескольких метрах от него накатывали и отступали морские волны; впереди — бирюзовая бесконечность, а обернувшись, увидел позади себя густой лес, и такой пейзаж простирался неизменно, на сколько хватало его глаз. Он слышал пение птиц, но оно было необычным, будто зацикленным: всегда одинаковым по тональностям и той же последовательности. Не то чтобы Стайлз разбирался в музыке и ритмах, но это было похоже на заевшую пластинку, проигрывающую определенный кусок по кругу.

Внимание привлек песок: он блестел ярко и лучисто, как маленькие граненные алмазы и зачерпнув горсть, Стайлз понял, что это маленькие, едва крупнее песчинки, светло-желтые, почти белые стеклышки. Несмотря на это «песок» был скорее завораживающим и не причинял дискомфорта.

Где он, черт возьми, оказался?

Стайлз поднялся на ноги и машинально отряхнулся, продолжая оглядываться. Не покидало чувство, что это странный сон; он не помнил, как попал сюда, и никогда не был в подобных местах, а из следов были только… кошачьи.

Все понятно.

Он тихо выругался и подавил тяжелый вздох, рвущийся из глубины груди и побрел по берегу, следуя за отпечатками на песке, как за нитью, в надежде, что это не приведет к разъяренному коту. Ему хватило встречи в лесу, хотя, стоило признать, с того момента тот больше себя особо не проявлял. Неожиданно появлялся и исчезал, следил и даже разок предупредил, но не более. Не понятно, радоваться этому факту или расстраиваться.

След вел глубоко в лес. Первые пару метров это были пальмы, затем — зелень вокруг становилась все разнообразнее. Постепенно обстановка менялась на обычные лиственные деревья, обвитые лианами и какими-то цветами с сильным сладким приторным запахом. Кустарники ухудшали видимость и Стайлз, пытаясь преодолеть эту зеленую преграду, несколько раз едва не падал, запинаясь о корни, камни и поскальзывался на грязи. Воздух густой, влажный, тяжелый, и Стайлз сильно запыхался от недостатка кислорода и физической нагрузки, вспотел так, что футболка неприятно прилипла к спине. Ему приходилось делать перерывы, опираясь рукой о стволы деревьев — сесть не решался, потому что промок бы насквозь, как ему казалось.

Лес вновь плавно изменился и Стайлз даже не сразу это заметил, борясь с тем, что у него перехватывало дыхание и слегка пульсировало в висках. Вот только что были тропические, затем лиственные деревья, а теперь пушистые ели и папоротники. Воздух стал чуть легче, запахи — не такие интенсивные, но тропическое «послевкусие» все еще преследовало его, раздражая рецепторы носа и легкие. Впрочем, это все равно приятная перемена.

Стайлз не стал задерживаться, повинуясь интуиции и упрямо шагая вперед. Он даже не представлял, куда идет, зачем и что именно ищет, просто чувствовал, что так надо. А кто он такой, чтобы игнорировать свою интуицию?

Картина вновь изменилась, когда после елей перед ним возникли первые стройные сосны. Они тянулись вверх, подобно небоскребам и глаза Стайлза получили неожиданный отдых. После того, как он продирался через натуральные тропики и раскидистый ельник, когда обзор был ограничен и постоянно что-то маячило перед глазами, теперь было даже как-то пустовато.

Здесь было намного свежее, чем в тропической части, где было жарко и душно, запахи — сдержаннее и приятнее. Дышать стало легче. Покрытую тонкой пленкой пота кожу покалывало от окутывающей прохлады. Стайлз поднял голову к небу и понял, что уже практически вечер. Солнечный свет с трудом проникал сквозь кроны, блестящими искрами играя среди ветвей.

Стайлз не знал, сколько времени брел, спотыкаясь обо все и поскальзываясь на влажной грязи, запачкавшей его ботинки, цепляясь за корни и теряя равновесие из-за шишек, но его ноги горели от усталости, а сам вспотел и тяжело дышал.

Он на секунду прислонился спиной к прямому стволу сосны и уперся ладонями в колени, давая себе небольшой отдых. И по какой-то причине только сейчас заметил, что впереди среди деревьев виднелся небольшой дом. Свет горел в одном из окон, но больше никаких признаков жизни. И лишь сейчас Стайлз осознал, что не заметил, когда лес вокруг замолчал. Ни пения птиц, ни жужжания насекомых, ни малейшего шороха. Только слабый ветер, едва касающийся открытой кожи и волос.

Ему казалось, что это плохая, очень плохая идея, но он уже стоял, пригнувшись и оглядываясь по сторонам, и тянулся рукой к входной двери. Она открылась на удивление тихо. Ни скрипа, ни шороха. Также осторожно, медленно и бесшумно Стайлз проскользнул внутрь.

Дом внутри оказался гораздо просторнее, чем снаружи. Ах, классика. Если честно, он ожидал этого, но думал, что будет нечто классическое, вроде длинного пустого темного коридора, а по краям закрытые двери и где-нибудь в конце тусклый свет, но все оказалось… Просторно. Светло. И красиво даже. Он находился в аккуратном и ухоженном чистом холле, но почему-то на втором этаже. Стайлз помнил, что снаружи домик был не только небольшим, но и одноэтажным.

Слева от него — открытое пространство, огражденное деревянной блестящей лаком балюстрадой, и было хорошо видно лестницу, ведущую на первый этаж. Огромные панорамные окна пропускали неожиданно много теплого солнечного света, и взглянув на пейзаж за стеклом, Стайлз поразился открывшемуся прекрасному виду. Окна выходили на зеленые, усеянные самыми разными цветами, бескрайние поля. Высокую, плавно колышущуюся сочную траву с аппетитом пощипывали олени, а некоторые животные просто мирно отдыхали среди цветов.

Солнце действительно клонилось к закату, окрашивая воздушные пушистые мягкие облака в палитру оранжевого, розового и бледно-красного оттенков. И сквозь эту невесомую вату в причудливом танце кружились птичьи стаи.

Он с трудом оторвался от пейзажа. Природа за окном казалась такой… успокаивающей. В груди поселилось глубокое чувство умиротворения и приятного, наполненного нежностью тепла. Моргнув, словно прогоняя наваждение, Стайлз оперся ладонями на перила и взглянул вниз, пытаясь увидеть, что на первом этаже. Кроме самой обычной мебели, вроде тумбочек, дивана и ваз с цветами, ничего не привлекло внимания. Значит, придется изучать этаж за этажом.

Стайлз не спеша поплелся вперед, прошел по короткому узкому коридору. Его ботинки бесшумно ступали по светлому деревянному паркету и сначала он забеспокоился, что оставил грязные следы. Оглянувшись, заметил, что паркет такой же чистый, каким и был. Стайлз растерянно моргнул и опустил взгляд на ботинки. Он прекрасно помнил, что поскользнулся и едва не упал в грязь, когда неуклюже споткнулся о край ямки, но сейчас его одежда была сухой и чистой, словно и не было ничего.

Хоть какой-то приятный бонус от нахождения во сне.

В конце коридора оказалась весьма просторная комната. Он считал, что обычно в подобных комнатах должна быть библиотека или они заставляются громоздкими музыкальными инструментами, но это оказалась просто столовая. Слева — такие же большие панорамные окна, как и в холле, а по бокам были собранны бархатные портьеры молочного цвета. Стол рассчитан максимум на шестерых, но всего придвинуто четыре стула. Он накрыт чистой белой скатертью, украшенной нежной паутиной узоров. Стол был пуст, за исключением хрустальной вазы с алыми розами в ней, играющей резкими гранями на солнечном свету.

Справа у стены находился буфет, заполненный тарелками, чашками, блюдцами, украшенными простыми голубыми линиями. Рядом — застекленный бар, где ровными рядами расставлены бутылки с самым разным, наверняка дорогим, алкоголем, а над ними несколько наборов бокалов разнообразных размеров и форм. На стенах светло-кофейного цвета висели бра, наполняющие помещение приглушенным теплым светом в дополнение к естественному, но, несмотря на это, стены казались пустыми и одинокими из-за отсутствия хоть каких-то картин и украшений.

Это явно не то место, куда ему было нужно. Интуиция вела куда-то вглубь дома… особняка… Что это вообще?

Развернувшись, Стайлз вернулся в коридор и нашел вход на лестницу. Она, как выяснилось, была с другой стороны, скрытая неприметной дверью. Он спускался неспеша, настороженный, несмотря на тихую и кажущуюся безопасной обстановку. Первый этаж оказался чуть больше обставлен мебелью, но таким же странным, вычурным, но ему будто чего-то не хватало, каких-то деталей. Он нашел кабинет, просторную библиотеку, наполненную книгами на неизвестном языке, но ничего из найденного не представляло интереса. Однако Стайлз заметил, что по мере продвижения становилось все меньше деталей.

Вскоре показалась еще одна лестница. По мере приближения становилось все явнее, что эта часть дома попросту заброшена. Мебель тоже была разных возрастов и чем ближе к лестнице, тем старше. На обоях появлялись пятна, где-то — отслоившиеся рваные края. Вдоль стен стояла частично рассохшаяся мебель; пол, усеян пылью и мелким мусором, а ставшие редким явлением маленькие окна были мутными, едва пропускающими свет. Светильники не работали, поэтому становилось все мрачнее.

Ему это нравилось все меньше, но и повернуть назад нельзя — что-то тянуло его вперед, звало все громче и громче по мере приближения.

Лестница вела куда-то вниз, где не было окон и дверей, но это не похоже на подвал, скорее какое-то техническое помещение и где-то справа от нее, за поворотом, колыхаясь, горел свет, будто от свечи.

Стайлз медленно спустился, все еще напряженный, ожидая… чего-то. Нападения. Его мышцы и ум напряжены, готовые защищаться в любую секунду.

Очень тихо, лишь едва уловимые голоса впереди. И темно. Горящий свет, что он увидел раньше, был единственным маяком. Под потолком от потоков воздуха легко трепетала паутина, и все казалось таким старым, хрупким, одиноким и заброшенным. Он провел пальцем по поверхности тумбочки, оставив след среди толстого слоя пыли, уже ставшей похожей на невесомый песок. Потерев посеревшие пальцы друг о друга, Стайлз отряхнул руки и наконец заглянул в помещение, откуда лились свет и тихие голоса.

Помещение оказалось кухней, освещенной керосиновой лампой. В воздухе витали запахи различных блюд, насыщенные, аппетитные, но незнакомые. Глаза Стайлза расширились, когда понял, кому принадлежали голоса. На столе, довольно ухмыляясь, громко мурлыкая и наслаждаясь лаской, сидел уже хорошо знакомый кот, но спиной ко входу сидела женщина, наслаждающаяся пушистой компанией, которую он узнал бы, где угодно. Этого просто не может быть…

— Мама?