Берег моей надежды (гет)

Аня очнулась почти сразу. Она никогда не теряла сознание надолго. Пара мгновений и все. Другое дело, что этих мгновений хватало, чтобы случилась какая-то неприятность...

Егор удержал ее от падения и теперь смотрел расширившимися от беспокойства глазами.

Она мягко отвела его руки и попыталась встать.

— Егор, Егор, хватит меня трясти. Мне уже лучше! — объявила Аня.

— Ты потеряла сознание? А от чего? — спросил подросток.

— Да, такое со мной случается... Иногда. Можно мне еще сладкого чая? — спросила Аня.

— Иди, приляг на диван в гостиной, я сейчас все принесу! — с большой заботой засуетился Егор. — Ты даже не белая, Аня, ты посерела!

— Ладно, пойду прилягу, — не стала спорить девушка. Она схватилась за косяк. Голова гудела.

Аня прошла в другую комнату и прилегла на кожаный диван-кушетку. В минуты приступов она чувствовала такую беспомощность! Хотелось плакать от того, что ее тело подводит и не может себя контролировать. Она не может водить машину и еще десятки ограничений.

Сейчас долго жалеть себя было некогда. Девушка напряженно размышляла о том, как доходчивей объяснить Егору, что ездить, пока не поймали преступника, ему просто-напросто нельзя. Опасно!

Аня, как медиум, впервые попала в настолько серьезную ситуацию. Она может предотвратить преступление, но как сделать это, пока не очень понятно. В ее видении Егора сбивали поздней осенью. На асфальте были уже не лужи, а небольшой снежок. Значит, время пока есть, в Приозерске снегом еще и не пахнет. Но все относительно. А вдруг возьмет, похолодает, да и в ночь выпадет снег?

---

Ее странности началось еще в далеком детстве. Начались видения с весьма драматического события. Юной Анне Мироновой было лет пять, когда она, оставшись без присмотра, залезла на высокую яблоню и, оступившись, упала на землю, больно стукнувшись головой.

Очнулась девочка уже в больнице, в реанимации. Оказалось, без сознания Аня пробыла около недели. У нее была серьезная травма головы.

Пятилетняя Аня долго восстанавливалась в больнице, потом дома, понятно, что лето было совсем потеряно. К осени она, на первый взгляд, полностью выздоровела и пошла в старшую группу детского сада.

Родители выдохнули и стали было забывать о случившемся, но тут у Ани случился большой,и самое главное, длительный стресс. В старшую группу взяли нового воспитателя, жестокую, себялюбивую, нарциссичную женщину и от переживаний у девочки стал наблюдаться регресс. Она начала забывать стихи, выученные буквы и цифры, по ночам у Анны случались кошмары и истерики.

Родители вновь всполошились и пошли с дочерью по психологам. Один, второй, третий. На сеансах маленькая Аня послушно рисовала семью, животных, выполняла разные тесты, лепила из соленого теста. Специалисты разводили руками. Они просто не находили особых нарушений.

Между тем девочке становилось все хуже. Под новый год к ней в первый раз пришли видения. Духи показывали картины, смысла которых Аня не совсем понимала, как не понимала она, правда это, или ложь. Они показывали ребенку пожары, грабежи, пьяные драки, а, главное, смерти.

Духи предупреждали о разном, зачастую о том, о чем маленькой девочке знать не положено.

Поначалу Аня простодушно все рассказывала окружающим, главным образом подружкам в саду. Девочки от рассказов подруги пугались и плакали, а некоторые жаловались дома.

— Аня сказала, что дядя Костя скоро умрет, — переживала дома маленькая Вика.

— Это плохая девочка, больше не разговаривай с ней! — сердилась Викина мама и потом выговаривала Марии Тимофеевне за странности дочери.

— А у вас скоро дом сгорит, — невинно говорила Аня воспитательнице и тут же за эти неосторожные слова взбешенная женщина отправляла девочку в угол.

Через некоторое время дядя Костя попал в аварию, а дом у педагога выгорел чуть больше, чем наполовину.

Любви окружающих Анне эти совпадения явно не прибавили. Вика отказывалась общаться с подругой, а воспитательница и вовсе третировала Аню по любому поводу, возненавидев "ведьму".

— Любовь Юрьевна, а Миронова сказала, что я ногу сломаю! — пожаловался на девочку хулиган Вадик.

— Не слушайте ее, дети, обманщица она! — возмущалась воспитательница.

С тех пор Аню сторонились, считая девочку обманщицей или, в лучшем случае, фантазеркой.

— Анечка, девочка моя, не говори людям такие ужасные вещи, я умоляю тебя! — чуть не плача, просила мама. — Понимаешь, ты говоришь то, чего люди очень боятся.

Очень скоро Аня пришла к выводу, что о своих знаниях лучше молчать, чтобы никто не знал. Своим умом пятилетней крошки она не понимала, что духи предупреждают о бедах близких не для того, чтобы напугать, а чтобы предотвратить... Но чем могла помочь маленькая девочка, которой никто не верит?!

Теперь Аня большей частью молчала, став угрюмой и опасливой. Но не тут то было, покоя в семье Мироновых все равно не было. Когда молчала дочь, духи, напротив молчать не желали, желая сломать сопротивление малолетней духовидицы. Им же неведомо сочувствие.

Родители были в ужасе — их маленькая Аня частенько закрывала уши, плакала, раскачивалась и прятала голову в подушку. Психиатрические отклонения были на лицо.

В конце концов родители не выдержали. Мария Тимофеевна была страшно напугана, и потихоньку, шепотом обсуждала с мужем, какому врачу лучше показать дочку, пока анонимно. Логично, что родители остановились на детском психиатре.

— Расскажите о симтомах, которые стали проявляться после черепно-мозговой травмы, — попросила пожилая профессорша, подозрительно оглядывая девочку.

— Рассказы о привидениях... Анечка постоянно прислушивается к чему-то, неочевидному для других. Потом, у нее зрительные, тактильные, звуковые видения. По ночам кошмары, сомнамбулизм, обмороки! — перечисляла мама.

— Девочку нужно госпитализировать для обследования и наблюдения. Пока мой прогноз крайне неблагоприятный — покачала головой психиатр. — От сада вас нужно отстранять. Анна небезопасна для окружающих.

Возможно, боязливая Мария Тимофеевна послушалась бы пожилую профессоршу и положила дочь в больницу, но тут вмешался папа Анечки.

Взяв обследование единственного ребенка в свои руки, Виктор Иванович по своим каналам принялся искать осторожного, понимающего специалиста.

Такой доктор нашелся. Среди тех врачей, которые сами верили во все нетрадиционное, потустороннее, умело сочетая традиционную медицину, нетрадиционную, восточную, и Бог знает, какую еще. Сам немного не от мира сего, специалист много тестировал Аню, мимоходом отменил все назначенные пожилой профессоршей таблетки и велел немедленно свозить девочку к морю. Пусть играет, смеется, плавает, устает физически. Это успокоит возбужденную психику.

— Год перед школой забыть о садике и восстанавливаться, — буквально приказал доктор.

Саму Аню он научил блокировать непонятные видения и закрывать психику от вмешательства потусторонних сил.

— Понимаешь, малыш, тебе дано больше чем другим. Но пока ты не вырастешь, нужно скрывать свои способности, чтобы не было проблем. Не говорить о призраках, не рисовать их... Чтобы другие дети не пугались, а доктора не выписывали таблетки. Будешь рассказывать о видениях, будут проблемы и у тебя, и у родителей... как сейчас. Это же очень грустно...

Специалист научил Аню нехитрым фокусам — девочка училась представлять себя маленьким цыпленком в золотом яичке, через волшебную скорлупу которого не мог прорваться ни один незваный гость.

Аня Миронова оказалась очень понятливой маленькой пациенткой, и к первому школьному году ее поведение и самочувствие окончательно выровнялись. Родители были счастливы. Мама, глядя на успехи дочери, отдала ее в школу пораньше. Дома сидеть с маленькой Аней было некому.

От былого хаоса остались редкие обмороки, и огромный пласт того, что девочка скрывала даже от себя самой, предпочитая закрывать глаза и не думать... А еще оставались проблемы в общении с окружающими. Школьницей Анечка Миронова представляла собою гремучую смесь наивности, жажды любви и в тоже время тайного недоверия ко всем людям сразу.

--

Теперь же уже взрослой духовидице предстояло рассказать Егору о видении. Она давно оставила попытки что-то кому-то доказать и надеяться, что ей поверят. Но что делать?

— Как ты Ань?! — волновался подросток.

— Да все в порядке! — осторожно отпивая чай, сказала Аня. — Егор, нам нужно серьезно поговорить. Это по поводу моего обморока и вообще всего... У меня есть некоторые сведения по поводу преступника, сбивающего мотоциклистов. Следующей жертвой можешь стать ты. Понимаешь, у меня есть одна особенность...

Егор, не перебивая, слушал подругу. Аня рассказывала ему и про яблоню, и про духов, про злых и добрых врачей и о том, почему она, зная, что произойдет что-то нехорошее, чаще всего молчит.

— Я несколько раз видела сбитых ребят, они приходили ко мне, особенно тот, что был постарше, Сева. Он показал преступника, я теперь знаю его внешность, правда в молодости. А сегодня мне показали, как этот человек гонится за тобой и вконце концов сбивает. Ты в том видении получил страшные травмы, и с этим уже ничего нельзя было сделать. Но сейчас то можно! Ты мне должен дать обещание, что пока преступника не поймают, за мотоцикл ты не сядешь.

Егор молчал, пытаясь уложить в голове услышанное. Красивая и добрая Аня, истории про психиатров, духов и преступников.

— Ну что ты молчишь, ты мне веришь?! — с беспокойством просила девушка.

— Верю, — твердо произнес Егор. — Я не верю в привидения, но верю в тебя.

— Обещай, что не сядешь на байк, пока я не скажу, что уже можно! — взмолилась Аня.

— Но ведь ты сама сказала, пойдет первый снег, — заупрямился Егор.

Подросток хотел бы пообещать, и не хотел обманывать подругу, но без байка он был как без рук. Казалось, все сразу увидят его некрасивую, нездоровую походку. А у него только-только стало получаться общаться с девушками...

Разговор с Егором Аню не убедил. Подросток есть подросток, тем более, такой упрямый, как Егор. Всегда есть вероятность, что он решит с друзьями ловить преступника на живца или придумает еще какую-нибудь глупость...

Нет, нужно было предупредить об опасности самого Якова Платоновича. Он приложит свой отцовский административный ресурс и, возможно, вообще изымет мотоцикл сына. На время.

Вот только поговорить со Штольманом Аня не решилась. Проведя в раздумьях полдня, она все еще приходила к выводу, что Яков Платонович отнесется к ее рассказам точно так же, как мама — скептически или вовсе откажется слушать. Он вообще относится к ней с предубеждением.

У нее вообще язык не повернется ему что-либо рассказать про духов. Аня еще помнила его гневную, не вполне адекватную реакцию после аварии — Штольман тряс ее, требовательно заглядывал в зрачки, еще и на медосвидетельствовании настаивал. Он был похож на всех злых психиатров разом!

Наконец, Аня приняла половинчатое решение. Оно не устраивало ее, но что делать?! Не предупредить Якова Платоновича совсем, было нельзя... Она напишет отцу Егора анонимное письмо, а сама, с помощью Андрея Петровича, обратится к его знакомым в полицию.

Если все провернуть осторожно, Яков Платонович ее не заподозрит и не примет за сумасшедшую. Письмо она осторожно положит к входящим, а принтеры всего мира печатают одинаково... Чернила для печати закупают централизованно. Попробуй, разберись, кто напечатал.

-

У самого Штольмана с обеда было запланировано несколько консультаций для пациентов, которые решились на плановую замену коленных или тазобедренных суставов. Не каждый такой прием давался легко. Приходили и мнительные, всего боящиеся люди, задававшие по несколько десятков вопросов, зачастую связанных с операцией лишь опосредованно. Приходили пациенты с абсолютными или относительными противопоказаниями. Таким людям приходилось отказывать или переносить операцию на длительный срок, что тоже не всегда было легко.

Сегодня как раз пришел пациент с относительным противопоказанием — ожирением 2-3 степени. Яков Платонович начал терпеливо рассказывать про сложности наркоза, про ненормальную нагрузку на протез и высокий риск осложнений.

— Доктор, вы назначьте мне дату операции, а я к этому времени похудею! — клятвенно обещал очень тучный пациент. — Из деревни каждый раз недосуг на консультации ездить.

Штольман вздохнул. Сколько он слышал таких обещаний... По опыту знал — назначить операцию можно, но тогда и через пару месяцев приедет все такой же тучный пациент с виноватым лицом и будет божиться, что он несколько недель почти ничего не ел.

Яков Платонович был уверен — под честное слово больной не похудеет. Поэтому он твердо сказал пациенту:

— Якимов, давайте договоримся так. Вот сбросите 30 килограмов, и я возьму вас на операцию, а если нет, то и назначать ничего не буду.

— Так вы мне не назначите, доктор, — опечалился пациент, зло и разочарованно глядя на Штольмана.

— Ни я, ни кто другой! — резко сказал правду доктор.

Нет, конечно Штольман от души сочувствовал пациенту. С разрушенным суставом зачастую больные и спать от боли нормально не могут, но и взять на операцию такого человека было никак нельзя.

Взбешенный Якимов, ковыляя, ушел консультироваться к другому хирургу.

Яков задумался, привычно глядя на фотографию под стеклом. Его голубка сегодня вечером дежурит, сразу после пар. Надо будет задержаться, чтобы увидеть хотя бы мельком... Обведя пальцем фото Анны, спрятанное под стеклом, Яков внутренне собрался.

Он оставил мысли о проблемах и предыдущем пациенте. Впереди было еще много дел.

На столе лежала неразобранная почта, принесенная Ириной Витальевной.

Счета, приглашения, рекламные буклеты... в толще конвертов его внимание привлек простой, белый, незапечатанный уголок.

"Уважаемый господин Штольман. Прошу Вас, прислушайтесь к моему предупреждению. Вашему сыну Егору грозит опасность. В ближайшее время на его байк может быть совершен наезд, и мальчик получит серьезнейшие травмы. Прошу вас забрать мототранспорт у сына и не допускать его самостоятельных поездок по городу."

Штольман с нарастающим гневом перечитывал список предполагаемых травм сына и вновь обстоятельную просьбу анонима "не допускать Егора до управления мототранспортом".

Разумеется, сына главного врача в клинике знали. Он активно пользовался залом кинезиотерапии и много плавал. Парнем он был приметным.

Штольман задумался. Что за мерзкий гад шантажирует его подобными вещами? Что ему нужно, чтобы мальчик опять ходил пешком? Может быть, кто-то, пользуясь историей со сбитыми мотоциклистами, просто пытается вывести его, Якова, из равновесия?Откуда анониму может быть известно о наезде, и не мог ли подобное письмо отправить какой-то сумашедший, собирающийся навредить Егору? Мысли путались. Сына Яков любил и вложил в его здоровье очень много. Чтобы его угробил какой-то сумасшедший полудурок?!

Это нельзя было оставить просто так. Автора анонимки нужно было найти. Штольман набрал телефон знакомого следователя.

Через пару часов к зданию клиники подъехала машина с оперативниками.