Под Созвездием Дракона (гет)

Примечание: Таймлайн — через полгода после событий предыдущей главы. Начало летних каникул.

Музыкальная тема: White Apple Tree — Snowflakes

Patrick Joseph — Setting Sun

«Мы вместе, соединены на всю жизнь, и если эта жизнь кончится, мы встретимся в другом мире и останемся вместе во веки веков».

©Романова Александра Фёдоровна в дневнике Николая II

В доме стоял едкий запах кедра и совсем немного гари. Тангро, проснувшийся пару часов назад, принялся носиться по всему дому и плеваться огнём. Ванька с трудом его поймал, а Таня только с третьего раза смогла потушить пламя. Всё-таки наличие магии значительно облегчало жизнь. Как ни крути.

За прошедшие часы запах гари почти полностью выветрился, а обугленные стены… В сущности, Таня уже давно к ним привыкла, хотя зачастую и возвращала их первоначальный вид парой искр.

Вскипятив на растопленной печи чайник с водой, Таня заварила чай, бросила туда горстку листиков, и комната тотчас наполнилась запахом вишни. В последнее время она пристрастилась к подобным экспериментам с напитками и собирала много разных трав, чтобы потом заваривать их вместе с чаем.

— Уютненько тут у вас однако, — послышался бодрый голос из-за стола.

— Всё благодаря Тане, — с какой-то нежностью в голосе сказал Ванька, смотря, как она разливает кипяток по кружкам. — Но мне не терпится узнать цель твоего визита. Держу пари, что ты не просто так прилетел, — насмешливо сказал Ванька, обращаясь к сидящему за столом гостю, пока Таня ставила перед ними чашки.

— В каком это смысле не просто так? Что это ещё за обвинения такие? Разве я не могу прилететь к дорогим друзьям, которых так давно не видел? Я, между прочим, скучал! Может быть, я по ночам спать не мог, всё думал о вас? — как-то слишком театрально оскорбился гость и почти схватился за сердце, словно показывая, как сильно ранили его такие слова.

— Ага, ещё скажи, что плакал всю ночь и успокоиться не мог от того, как скучал, — не унимался Ванька.

Однако все эти подтрунивания и колкие фразы совсем не звучали оскорбительно. Ещё со времён Тибидохса они привыкли к подобным разговорам, которые для них двоих давно уже стали своего рода проявлением глубокой братской любви.

— А может, и так, и что?

— Ягун, мы тоже скучали по тебе, — успокаивая перепалку двух друзей, сказала Таня, севшая рядом с ним за стол. — Но ты не можешь отрицать, что тебе есть что сказать. У тебя ведь на лице всё написано.

Уши Ягуна тотчас словно замерцали, а сам он вновь воспрял, вспомнив о том, какую тайну сюда привёз вместе с собой.

— Ладно, так уж и быть. Скажу, — набивая себе цену, медленно сказал он, намеренно растягивая слова. А затем выпалил как на духу. — В общем, я сделал Катьке предложение.

Ванька по-доброму улыбнулся, а Таня бросилась к Ягуну с объятиями и поздравлениями. Она знала, что Ягун не продержится и полугода и женится-таки на Катьке. Как бы он ни противился и не пытался казаться независимым, но Катька для него с юных школьных лет была солнечным светом, к которому он всегда стремился.

Он слишком сильно её любил, чтобы отказаться из-за какой-то гордости и твердолобости. Таня знала об этом с самого начала. Помнится, когда они разругались с Ягуном, Катя жаловалась Тане на его равнодушие и нежелание брать на себя ответственность. Таня же, знавшая Ягуна как облупленного, понимала, что он не столько не хочет брать на себя ответственность, сколько ему нужно прийти к этому самостоятельно.

Он был из тех людей, которые ненавидят навязанные обществом и всеми вокруг стандарты. Он терпеть не мог, когда ему указывали на то, как он должен жить и поступать. И даже если ему пытались навязать то, что он и сам считал правильным, в нём тотчас просыпался дух противоречия, и он находил тысячу причин отказаться. Из вредности.

Таня знала, что, когда пройдёт волна сопротивления, Ягун сам придёт к тому, чтобы жениться на Кате, поскольку это сделает её счастливой, а это всегда было его приоритетом. Именно это она тогда и сказала Лотковой, прося немножко подождать и дать Ягуну «дозреть». И не прогадала.

Сейчас же Ягун, сообщая эту новость, прямо светился от счастья, будто не Катя, а он сам ждал того мгновения, когда они смогут пожениться. Для Тани это не было открытием, но было прекрасным поводом порадоваться за друга. Она задавала множество вопросов, спрашивая о том, как тот сделал предложение её подруге, как она отреагировала и как всё происходило. Ягун шутил, смеялся и дурачился, но говорил о своей уже невесте с бесконечной нежностью и благоговением, что было редкостью для него. И по такому поведению Таня поняла, что он счастлив.

Ванька же отреагировал немного спокойнее. Он обнял друга, похлопал его по плечу и искренне поздравил. Кому-то такая реакция могла показаться несколько суховатой и равнодушной, но Ягун прекрасно знал, что эти слова и жесты были самыми искренними. Знал не только потому, что Ванька был его лучшим другом в течение долгих лет, но и потому, что уже успел тайком шмыгнуть в его сознание и убедиться, насколько Ванька был счастлив за него.

Они втроём ещё долго обсуждали дела, смеялись и шутили. Обговаривали свадьбу и строили планы на будущее, как будут дружить семьями, а их дети сведут Тибидохс с ума, когда придёт время. Обсуждения плавно перетекали в шутки, шутки — в планы, а планы — обратно в обсуждения. Так длилось, пока задремавший Тангро вновь не проснулся и не попросился на ежедневную прогулку, куда Ванька ходил вместе с ним. Обычно он уходил глубоко в лес, где была огромная поляна.

Когда-то давным давно люди вырубили целый гектар леса, из-за чего там образовалась такая большая проплешина. Высаживать новые саженцы никто не горел желанием, и Ванька, когда только поселился здесь, всерьёз задумывался о том, чтобы заполнить всё хвойным лесом, но, когда у него появился Тангро, тот в первую прогулку выжег здесь всю землю, лишая возможности что-либо высадить. Так эта поляна и осталась пустовать, а Ванька каждый день приходил сюда с Тангро, где дракончик вдоволь мог налетаться и удовлетворить свою потребность в извержении пламени, не рискуя кого-то или что-то подпалить.

Поэтому и сейчас, проснувшись, Тангро тотчас запросился на прогулку, угрожая в противном случае спалить их дом до тла. Ванька нехотя попрощался с Ягуном, поцеловал Таню и отправился на улицу, оставляя старых друзей наедине.

Ягун, чувствуя себя как дома, почти развалился на кресле в гостиной и грелся у затопленной печи. Напившись чаю со свежими плюшками, он почувствовал, как его немного разморило, и стал спокойнее. Тане казалось, что ещё чуть-чуть и он вовсе уснёт, но Ягун не сдавался, и их беседа из оживлённых обсуждений переросла в тихие и спокойные приступы ностальгии.

Они вспоминали детство. То, как обошли весь Тибидохс, уклоняясь от преследований Поклёпа, и как они каждую ночь могли найти что-то новое в школе. Неизведанное. Те времена остались глубоко позади, но они по-прежнему грели душу, напоминая о том, какой крепкий оплот ребята втроём составляли. Столько всего они прошли вместе. Они делили и радость, и печаль на троих. Таня с Ягуном умудрились попасть на тёмное отделение и вырвать себе билет на обратный поезд. Они радовались достижениям друг друга как своим собственным. И поддерживали друг друга там, где были нужны. Отправляясь в Тибидохс десять лет назад, Таня и не надеялась, что на всю жизнь обретёт таких верных друзей, и её жизнь сложится таким чудесным образом.

— Ты какая-то слишком спокойная, — внезапно заметил Ягун. — Неужели жизнь в лесу так усмиряет? — лениво хохотнул он.

Таня улыбнулась на его замечание и вспомнила, как впервые прилетела сюда к Ваньке после того, как он поселился здесь после выпуска. Тогда она тоже поразилась тому, каким спокойным он стал за короткий промежуток времени. А сейчас и сама стала такой же. Словно тайга и правда как-то по-особенному влияла на жителей.

— Может быть, — загадочно ответила она. — Но уверена, что ты не угомонился бы и здесь. У тебя пожизненное шило в одном месте, — засмеялась она.

— Так я, может быть, и живу благодаря этому шилу. Я, знаешь ли, во многом ему благодарен. Сколько всего я сделал в жизни только благодаря своему драгоценному шилу, — снова начал хохмить Ягун, и Таня улыбнулась.

Он не любил быть серьёзным, поскольку считал, что только смех придаёт ему особую черту характера и облегчает жизнь. Он всегда говорил, что быстрее умрёт от тоски и скуки, если станет хоть немного серьёзнее.

— Но скажи мне вот что, подруга дней моих суровых, ты хоть счастлива?

В его словах послышалось искреннее любопытство. Ягун всегда беспокоился и заботился о своих друзьях. Пусть в своей манере, с кучей подколов и совсем не показывая истинных мотивов, но он заботился.

— Да, я счастлива, — не задумываясь ответила Таня.

— Точно? — карикатурно прищуривая один глаз, спросил Ягун. — А то смотри, в противном случае я быстро посажу тебя на свой новенький пылесосик и увезу отсюда. Я тут раздобыл пару волосков с бороды Сарданапала, смешал с майонезом и тухлой водой из заболоченного рва, так получилась такая ядрёная смесь, мамочка моя бабуся. Объёмчик, конечно, небольшой, эксклюзив, так сказать. Но до Тибидохса хватит. Берёг специально для такого случая. Домчим за пару часов. Правда, держаться придётся очень крепко.

Ягун, как всегда, не смог удержаться от хвастовства своими экспериментами с пылесосами, и Таня улыбнулась. Внутри разлилось тёплое чувство нежности. Ягун был для неё как брат, и она дорожила его дружбой и ценила каждую их встречу. Особенно сейчас, когда их пути разошлись и они больше не виделись каждый день.

— Правда? И ты готов оставить здесь Ваньку одного? — усмехнулась она, зная, что Ягуна подобный вопрос не поставит в неловкое положение. Этот жук вывернется из любой ситуации.

— Ваньку? А Ваньке мы отправим Зализину, которая будет с него пылинки сдувать и кормить с ложечки.

Таня громко засмеялась подобному исходу. После их последней встречи к Зализиной у неё осталось двоякое отношение. С одной стороны, она взаимно её недолюбливала, но с другой — ей было в какой-то степени жаль Лизку, которая своей вредностью достала всех вокруг.

— Ну уж нет, Ваньку оставь мне, пожалуйста.

— Ага, ревнуешь! — подловил её Ягун, чуть ли не подпрыгивая с кресла. — Значит, и правда любишь, — уже спокойнее дополнил он, снова откидываясь на спинку кресла. — Ладно уж, живи. Но если что, я приберегу ту смесь с волосом академика. Ибо зачем ещё нужны друзья, мамочка моя бабуся?

Таня ничего не ответила, понимая, что Ягун вошёл во вкус и может ещё долго шутить и подтрунивать над ней, поэтому самым правильным было сейчас не давать ему повода для новых шуток.

— Я и правда счастлива, Ягун. Вот веришь или нет, но мне так хорошо, как никогда не было, — вдруг на полном серьёзе сказала Таня после долгого раздумья.

— Значит, ты наконец-то пришла туда, куда пробиралась сквозь тернии столько лет, — слегка усмехнувшись, но в то же время без намёка на шутку сказал Ягун.

Таня глубоко задумалась над его словами, а потом кивнула, понимая, что так и было. Столько лет она искала себя и наконец нашла здесь. В том месте, куда так долго не хотела ехать. Сколько раз она ругалась с Ванькой, капризничала и говорила, что не поедет в эту глухую тайгу. Что она здесь зачахнет. А в итоге всё оказалось с точностью до наоборот. Здесь она чувствовала, как её душа медленно расцветала.

— Ты кому-то пишешь письма? — внезапно вырывая её из раздумий, спросил Ягун.

Таня посмотрела на Ягуна и только сейчас заметила, что он обошёл половину комнаты, видимо решив поближе всё рассмотреть, и остановился недалеко от письменного стола, где Таня ещё утром оставила несколько листков бумаги, сложенных в три раза. Письмо пришло ей за пару часов до визита Ягуна, и она просто не успела дописать ответ. Решив закончить вечером, когда останется одна, она бросила всё на столе.

— Да, я не успела дописать ответ Медузии утром, — небрежно бросила она.

Ягун развернулся к ней и посмотрел как-то странно, как показалось Тане, но она не придала этому должного значения.

— Вы пишете друг другу письма?

— Да. Иногда. Я редко вижусь с ней, когда бываю в Тибидохсе, поэтому иногда пишу ей.

Тане было непонятно, почему Ягуна так заинтересовал этот факт. За полгода она уже привыкла, и ей казалось это таким естественным — писать письма Медузии. Она не понимала, что в этом было такого странного и заслуживающего пристального внимания Ягуна.

После её слов он стал каким-то задумчивым, что было для него слишком странным. Ягун редко впадал в такую задумчивость и замолкал. Для него это и правда было странным, и Таня не на шутку забеспокоилась.

— Я давно не видел её. Ещё до летних каникул.

— Я видела её мельком около недели назад. Она была какой-то грустной и расстроенной, но в письмах ничего такого не писала. Думаю, это всё многоглазка, — рассуждая вслух, сказала Таня.

Она и правда видела Медузию за пару дней до каникул. Они с Соловьём тогда провели последнюю тренировку у сборной и отпустили их на две недели каникул, дав самым младшим из команды немного отдохнуть, чтобы потом вновь вернуться к тренировкам. Драконбол требовал постоянных усилий, поэтому если летние каникулы длились обычно три месяца, то Соловей давал лишь две недели для отдыха и считал это большой роскошью.

Таня под шумок выпросила и для себя пару тройку выходных, обещая вернуться к составлению плана тренировок в первый же рабочий день. Соловей же, всегда любивший и уважавший Таню больше остальных, легко пошёл на поводу, поворчав лишь для приличия.

— Правда? Я не замечал за ней подобного. А что ты видела в ней благодаря многоглазке? — задал очередной вопрос Ягун, вызывая своим любопытством у Тани ещё больше подозрений.

— Почему ты так интересуешься? — не выдержала она.

— Мне просто интересно, как работает эта ваша многоглазка. Так что ты видела? — небрежно отмахиваясь от её вопроса, повторил он.

Таня немного поразмыслила, вспоминая последнюю встречу.

— Я не знаю, как это объяснить. Она выглядела уставшей, немного грустной, и я знала, что это так. Многоглазка показывает истинное состояние человека, не давая никаких пояснений. Я просто знала, что она грустит, слегка нервничает и как будто чувствует себя виноватой, вот и всё.

Ягун снова задумался. Сначала он как будто обдумывал что-то, взвешивал все за и против, а потом его взгляд вдруг наполнился какой-то решимостью, и он уверенно посмотрел на Таню. Такой горящий уверенностью взгляд у него всегда был, когда он узнавал о каком-то ранее неизведанном месте Тибидохса и планировал отправиться на разведку в ту же ночь, уговаривая друзей составить ему компанию. Таня удивлённо приподняла бровь, словно спрашивая, что он задумал, и Ягун быстро пересёк комнату, возвращаясь в своё кресло.

— Я тут вспомнил, что ты когда-то просила меня научить тебя подзеркаливанию.

Таня ожидала чего угодно, но только не такого. Она просила Ягуна о таком много лет назад, но подобный азарт уже давно прошёл, и она даже не думала о том, что Ягун когда-нибудь вспомнит об этом, не говоря уже о том, чтобы и вправду обучить её.

— Что ты задумал? — с подозрением спросила она.

Ягун никогда не делал ничего просто так. И даже в таком внезапном порыве читалась какая-то расчётливая схема, которую Таня пока не могла понять.

— Я задумал передать тебе знания об искусстве телепата, — напыщенно начал он, снова возвращаясь к своему амплуа. — Ты будешь учиться или нет? Ты должна смотреть мне прямо в глаза.

Таня послушалась, наклонилась вперёд, опираясь локтями о колени, и посмотрела ему в глаза, решив, что разгадает причину его странного поведения по ходу событий. Ягун повторил её позу и тоже наклонился вперёд.

— Урок первый: так как ты новичок, тебе следует смотреть мне прямо в глаза, пытаясь углубиться настолько, чтобы проникнуть в моё сознание. Для подзеркаливания не существует чётких заклинаний. Это всё равно, что дышать: ты не можешь этому научиться, ты либо делаешь это, либо нет. Искусство состоит не в том, чтобы проникнуть в сознание, а в том, чтобы обойти барьеры и среди множественной информации найти ту, что необходима именно тебе.

Ягун говорил спокойно, размеренно, как будто читал лекцию. В его словах не было излишней напыщенности, как обычно. Он действительно объяснял понятные для себя азы доступно и терпеливо, обращая внимание на все тонкости.

Таня долго смотрела в его глаза, не до конца понимая, как именно должна была проникнуть в его сознание. А потом всё вокруг как будто исчезло из поля зрения, оставив лишь его глаза. И она внезапно словно с разбега наткнулась на непроницаемую стену, вздрогнув от неожиданности.

— В будущем постарайся не так резко, но для первого раза очень хорошо, — похвалил её Ягун, продолжая, как казалось Тане, расслабленно сидеть и смотреть в её глаза. — Урок второй: когда ты проникаешь в чужое сознание, у тебя есть два варианта развития событий — либо ты проникнешь в незащищённый разум, либо наткнёшься на защитный барьер, подобный моему. Чем опытнее телепат, тем безупречнее его защита. Однако даже самый идеальный барьер имеет слабые места. Твоя задача найти такое место. Ты должна мысленно обойти защиту, «прощупав» каждый сантиметр. Как только ты найдёшь брешь, тебе на мгновение покажется, словно ты провалилась и снова наткнулась на стену. Именно в этом месте нужно надавить посильнее.

Таня не понимала, что вообще делает и как именно у неё получается, но честно пыталась сконцентрироваться. Она долго смотрела ему в глаза и пыталась не потерять то ощущение твёрдой стены. Казалось, будто она не двигается с места. Везде, куда бы она ни обратилась мыслями, её преследовала эта злосчастная стена. На лбу появилась испарина от длительных усердий, и Таня уже подумала о том, чтобы сдаться, но внезапно словно оступилась. Лишь на краткое мгновение. Это ли имел в виду Ягун, когда говорил про брешь?

Где-то на подкорке сознания появилась мимолётная мысль, что Ягун ей поддался, увидев её желание всё прекратить, но концентрации на эту мысль уже не хватило, и она исчезла также быстро, как и появилась.

Таня постаралась представить визуально эту брешь, и перед глазами тотчас появился огромный стеклянный купол с большой трещиной прямо перед ней. Когда перед глазами появилась вполне понятная картинка, действовать стало легче. Она вдруг ощутила твёрдую решимость и уверенность. Она знала, что сможет пройти через эту трещину, но ей вдруг стало интересно, что будет, если она прикоснётся к этому барьеру.

Купол выглядел очень крепким, но Тане вдруг показалось, что ей не составит труда избавиться от него. Она подошла чуть ближе и протянула ладонь, останавливаясь в миллиметре от него. С минуту поколебалась, оценивая, стоило ли её любопытство таких рисков, и всё-таки прикоснулась кончиками пальцев.

От ладони вверх по куполу тотчас пошла сеточка мелких трещин, а через несколько секунд он внезапно посыпался мелкими осколками к её ногам, а Ягун тотчас громко вскрикнул, словно от сильной боли, и схватился за голову.

— Прости, я не хотела, — тотчас испуганно воскликнула Таня.

Картинка с осколками тотчас исчезла.

— Ну ты даёшь, мамочка моя бабуся! Дать мне по мозгам, это ж надо умудриться, — в сердцах крикнул он, не отнимая рук от головы.

— Я правда не знаю, как это получилось, прости, — виновато сказала она, не зная, как могла ему помочь.

Ягун ещё несколько секунд покачался из стороны в сторону, словно в попытке успокоить свою боль, а потом аккуратно отнял руки от головы, боясь, что боль вернётся. Затем медленно покрутил головой, убеждаясь, что всё в порядке, и облегчённо улыбнулся.

— Ерунда, — уже спокойнее отмахнулся он. — Но как ты это сделала? Даже у меня не всегда такие трюки получаются, — восхищённо затарахтел он, давая Тане понять, что он не сердится.

— Я не знаю, — растерялась Таня. — Я просто представила купол, а потом прикоснулась к нему, и он рассыпался на осколки, а ты закричал.

— Невероятно, — восхитился Ягун. — Это ведь уровень профессионалов. Получилось даже сильнее, чем у моей бабуси, когда она решает слегка дать мне по мозгам в профилактических целях. А ведь она богиня, на минуточку.

Ягун тотчас осёкся, словно что-то поняв. Глаза его пробежали по Тане с ног до головы, и он отрешённо выпалил:

— Ну да, точно. Ладно, не важно. Давай ещё раз. Только больше не прикасайся так, пожалуйста, к моей защите.

Таня кивнула и снова посмотрела в глаза Ягуна. Снова наткнулась на крепкую стену, нашла небольшую брешь. Перед глазами возник уже привычный купол и огромная трещина перед ней. В этот раз она была даже больше, чем в предыдущий, и Таня на мгновение задумалась, стала ли она больше от того, что Ягун не смог полностью восстановить свою защиту, или он сделал эту трещину нарочно, поддаваясь.

Тем не менее она попыталась аккуратно протиснуться внутрь, ничего не задевая.

— Отлично, — тихо сказал Ягун.

Она слышала его голос издалека, как будто он был в другой комнате, а не напротив неё. Перед глазами тотчас заплясали разные сцены, прерываясь на полуслове, сменяя друг друга в хаотичном порядке, и Таня потерялась от такого изобилия чужих мыслей.

— Проникнуть в сознание мало, нужно найти то, что ты ищешь. Я могу подкидывать самые разные мысли неосознанно или с целью запутать и скрыть что-то важное. Но тебе следует сконцентрироваться на том, что ты ищешь.

Таня подумала о детстве, вспомнила, как они втроём наткнулись на защиту Поклёпа и убегали далеко в подвалы. Вспомнила, как проникла в кабинет Клоппа и, сама того не зная, обошла все смертельные ловушки. Ей вдруг захотелось узнать, что именно думал об этом тогда Ягун. Не прошло и секунды, как перед ней всплыло то воспоминание, только его глазами. Она увидела, как он был поражён её силе, затем лёгкое чувство зависти передалось ей. И обида за то, что она скрывала это от них — от её лучших друзей. Как Ягун с Ванькой разговаривали о том, что она ведь Танька Гроттер — она не могла попасться на такую дешёвку, хотя оба прекрасно знали, что дешёвкой подобные трюки не были. И тем не менее желание оправдать её неосознанно выходило на первый план. А потом он просто узнал о существовании Талисмана Четырёх Стихий, и вся эта история канула в лету.

Таня блуждала между воспоминаниями и мыслями, не зная, что именно хочет найти, как вдруг увидела, словно специально подброшенное воспоминание, как Ягун обходил заклинание Разрази Громус, сидя к ней спиной и разговаривая со стулом. Тогда ей было смешно, и она едва могла сдержаться, но сейчас внезапно подумала, не пытается ли Ягун подобным образом показать ей то, что не мог сказать?

Она подумала о какой-либо тайне, которую Ягун мог скрывать от неё, как на Таню разом обрушились все воспоминания, складываясь в единый фильм длиною в несколько лет.

Она увидела деревянную дверь магпункта, которую Ягун лёгким движением открыл, не издав ни единого звука. У дальней стены показалась кровать, на которой она узнала себя. Правда, там она была намного младше. В голове словно в ответ на незаданный вопрос всплыла мысль, что это было сразу после того, как её вытащили с Исчезающего Этажа. Рядом с кроватью сидела ужасно уставшая Медузия, которая медленно гладила её по ладони. Взгляд у неё был отрешённый, и Таня, как и Ягун, почувствовала желание покинуть комнату, боясь быть обнаруженной, запоздало вспоминая, что всё это было воспоминанием.

Вслед за отступившим страхом быть обнаруженной появился вопрос: почему Медузия сидела рядом с ней? Тогда? Таня прекрасно помнила, какой истощённой была преподавательница. Помнила, как Ягун рассказывал ей, что та едва не погибла от множества проклятий, которые академик с Ягге снимали очень длительное время. Да и сейчас, видя её возле кровати, она понимала, насколько та была измученной и уставшей.

Вслед за немым вопросом посыпались разные воспоминания, которые Ягун увидел в ту ночь, нехотя нырнув в разум самой Медузии. И Таню завертело в круговерти воспоминаний. В голове то и дело эхом отдавались разные фразы и картинки, навсегда отпечатываясь в её памяти.

То, как Медузия швырнула тарелку со словами: «Я не отдам им свою дочь!», как плакала на плече академика, приговаривая: «Она всего лишь ребёнок». Как не хотела отдавать её Дурневым. Как Медузия отогревала замёрзшую Таню на лоджии. Затем последовало воспоминание о том, как Медузия сидела в палате Тани после освобождения титанов. Как она сидела в кабинете академика после истории с Исчезающим Этажом и винила себя в том, что поддалась зомбированию. Таня задерживалась надолго на каждом воспоминании, желая запомнить и узнать всё вплоть до мельчайших деталей.

Это было так важно сейчас… Так важно.

Она увидела, как Ягун дал клятву, обещая молчать, и которую хранил вот уже почти десять лет, не выдавая никакой осведомлённости. В голове мелькали воспоминания о том, как часто он обращал внимание на поведение Медузии, обращённое к Тане, каждый раз лишь убеждаясь в том, что эта тайна ему не приснилась.

Когда Таня подумала, что уже ничего больше увидит, её откинуло в воспоминание четырёхлетней давности, когда она лежала в магпункте Магфорда, долго не приходя в себя. Глазами Ягуна она увидела, как тот легко вошёл в Магпункт и так же, как в тот первый раз много лет назад, наткнулся на сидящую рядом с Таней Медузию. В этот раз удивления не последовало. В этот раз всё было понятно без слов.

Таню поразило то, что в этих воспоминаниях в разговорах с Медузией он был таким серьёзным и собранным, каким она его никогда не видела. Он не паясничал, не шутил, а был предельно точен в своих высказываниях. И в его словах было столько понимания.

Она увидела, как он и в этот раз нырнул в её сознание, мельком вырывая поверхностные воспоминания о том, как множество раз Медузия успокаивала Таню, когда та плакала, как она с Сарданапалом не раз обсуждала какое-то пророчество, которое никогда не всплывало в полном объёме, насколько близки они были с академиком. Таня была шокирована тем, как много заботы и нежности Сарданапал и Медузия проявляли в отношении друг друга, когда они были не на виду. Она догадывалась об их отношениях. Об этом всегда ходили слухи, но она не предполагала, что они были настолько близки. Настолько близки, что у них была дочь… Что она была их дочерью…

Они так много делали для неё. Тайно и незримо. Чтобы она никогда не догадалась. Эти воспоминания открывали столько тайн. Они так сильно страдали. Медузия столько лет несла в себе эту боль, вырывая с боем краткие мгновения, которые могла провести со своей дочерью.

Краткие мгновения, в которые могла проявить свою любовь…

Сейчас все их разговоры наедине приобрели новый смысл. Все слова Медузии и её особое отношение к Тане приобрело новый смысл. Всё заиграло совсем другими красками.

Воспоминания, сначала тянувшиеся в правильном порядке, сейчас накатывали хаотичными потоками. Вот здесь Медузия держит на руках новорожденную Таню, а через секунду лишь сообщает академику о своей беременности, вызывая в нём неукротимый поток счастья. А в следующее мгновение впервые целует его, окрылённая счастьем о том, что он выжил в первой войне. Затем — протягивает ладонь Ягге для ритуала, сидя у Таниной кровати. А в следующий миг она увидела Леопольда и Софью в последний миг их жизни, в который они сражались за неё.

Воспоминания смешались в один большой снежный ком, и Таня уже не понимала, что было раньше, а что — позже, но она понимала одно: главную тайну, которую ей нужно было узнать, она узнала. Поскольку, как только она стала теряться в водовороте воспоминаний, её тотчас выкинуло из сознания Ягуна.

— И последнее на сегодня, — словно ничего и не произошло продолжил преподавательским тоном Ягун. — Когда подзеркаливаешь, нельзя знать наверняка, что именно ты увидишь в чужой голове: надоедливый мотивчик или роковую тайну. Но никогда нельзя забывать одно: чужие тайны остаются чужими всегда, и ты не имеешь права их раскрывать даже близким друзьям. Не тебе решать, кому и когда предавать их огласке. Умение виртуозно вламываться в чужие мысли — это не дар, это большая ответственность, и ты всегда должна быть к этому готова.

Таня не могла вымолвить ни слова, лишь поражённо смотрела на Ягуна. В голове была полная неразбериха. Тотчас проносились фрагменты воспоминаний. Её собственных и недавно увиденных. Всё перемешалось и лишь изредка выстраивалось в цельную картинку. Воспоминания, от которых она даже на мгновение теперь никак не могла отделаться.

«— Мы не можем её отдать.

— Не можем… Но мы должны».

«— Попробуй, станет легче.

— Горячий шоколад?

— Он очень быстро перебивает вкус, к тому же в разумных пределах шоколад очень полезен».

«— Простите, я…

— Не извиняйся… Никогда не извиняйся за то, что чувствуешь».

«Медузия Зевсовна всегда приходит за мной».

«— Почему?

— Потому что ты — моя дочь».

«— Можно я вас обниму?»

«— Тебе было три с половиной, мы с Сарданапалом тогда прилетали».

«— Почему вы грустите?

— Я не люблю прощания. Они всегда оставляют неприятный привкус горечи после себя».

«— Значит, время расставаний ещё не наступило.

— Мне бы хотелось, чтобы это время вовсе никогда не наступало».

Таня тихо шмыгнула носом, не сразу понимая, что плачет. По её щекам тонкими дорожками текли слёзы, а взгляд был затуманен и отстранён. Она думала обо всём, что увидела. Постепенно, мелкими рывками возвращались и те воспоминания, которые были утеряны из-за слияния её сознания с двойником.

Она вдруг так ярко вспомнила тот разговор с Медузией. Вспомнила, как плакала от услышанного. От той несправедливости, которая преследовала её с самого рождения. Вспомнила полный сожаления и вины взгляд Медузии. И то, как ушла, тихо закрыв дверь, не сказав Медузии тех самых нужных слов, которые крутились на языке, но так и не сорвались с губ.

Тогда она и правда была не готова услышать подобное. Сейчас, как оказалось, тоже, но сейчас она была взрослее и умнее. Она понимала многие из причин, хотя то внутреннее чувство обиды и несправедливости по-прежнему душило её. Она подавляла своего внутреннего ребёнка. Брошенного и обиженного. Чтобы объективно оценить ситуацию и не сделать поспешных неправильных выводов.

Но сейчас у неё это получалось с трудом. Она едва могла совладать с собственными эмоциями. Она так хотела сорваться с места и полететь в Тибидохс, чтобы поговорить с Медузией и Сарданапалом прямо сейчас. Узнать всё из первых уст и расставить все точки над i. Но в то же время она боялась наговорить лишнего. Сделать что-то необдуманное. Она боялась всё испортить и потерять. И это единственное, что её останавливало.

— Veniet tempus miraculorum et multa mysteria solventur.⁽¹⁾ — внезапно проскрежетало кольцо.

Тане внезапно захотелось упрекнуть его в том, что старик Гроттер столько лет молчал, но она вовремя вспомнила, что кольцо сохраняло лишь часть его души, и эта часть достоверно знала лишь то, что знал сам Гроттер, будучи живым. И она промолчала.

Ягуну она тоже ничего не сказала, поскольку он всё ещё был связан клятвой, и любое неосторожное слово могло его убить. К тому же она прекрасно видела в его воспоминаниях, как детально была дана клятва и как долго он думал о том, чтобы её обойти. Несмотря на сказанные им слова, он прекрасно понимал, что ему тоже есть место в том пророчестве. Особенно когда совсем недавно подзеркалил последние строчки у академика. Тогда-то всё и встало на свои места. Он сразу же понял, что клятва, о которой сказано в пророчестве — это его клятва, данная когда-то Медузии. И он тотчас сообразил, что именно он должен будет положить конец страданиям этих троих. Тогда он начал искать варианты обойти клятву ещё старательнее, пока не нашёл тот единственный и беспроигрышный.

— Хэй, мы вернулись, — послышался из коридора звонкий голос Ваньки, и тотчас в комнату влетел Тангро, устраиваясь у самого огня печи.

Дракончик, налетавшись вдоволь, теперь был готов проспать до утра, прижавшись боком к раскалённой стене.

— Что-то случилось? — с подозрением спросил Ванька, зайдя в комнату и поражаясь такой тишиной.

Таня быстрым движением смахнула слёзы и повернулась к Ваньке, улыбнувшись.

— Всё в порядке. Просто Ягуну уже пора вылетать.

Ягун активно закивал, но на удивление ни сказал не слова. Таня никогда раньше не выпроваживала его так откровенно, и он на мгновение подумал, что она винит его в молчании. Однако на пороге, когда он уже готов был улететь, она так крепко его обняла и прошептала:

— Спасибо! Ты мой самый лучший друг!

И в этот миг Ягун понял, что дружба между ними лишь укрепилась. Ей всегда требовалось время, чтобы обдумать любые шокирующие новости, и этот раз не стал исключением. Ягун вмиг выдохнул и успокоился. Терять лучшего друга ему никак не хотелось.

— Я тоже тебя люблю. Не как Лоткову, конечно, но люблю, — попытался аккуратно пошутить он, на что Таня усмехнулась и крепче сжала его в объятиях.

Ягун улетел, оставляя в избушке двух своих друзей, которым было о чём поговорить. Он знал, что Таня всё расскажет Ваньке, а уж в его мудрости Ягун никогда не сомневался. Там, где Таня не сможет найти выход, Ванька поможет ей. В этом не было никаких сомнений.

* * *

Вечером того же дня Таня рассказала Ваньке обо всём, что случилось в его отсутствие. Они сидели в гостиной у затопленной печи и пили чай с малиной. Таня любила его больше всех, поэтому они с Ванькой запасались им впрок.

Ванька терпеливо выслушал её рассказ, не перебивая и не задавая никаких вопросов, давая ей возможность выговориться, а когда она закончила, ненадолго задумался, анализируя всё услышанное.

— То что тебя это шокировало, я понял, но прежде чем делать какие-то выводы, скажи мне, что ты чувствуешь, узнав об этом? — медленно и спокойно, словно желая донести каждое слово до Тани, спросил Ванька.

— Что я могу чувствовать, узнав об этом, кроме шока и удивления? — слегка злясь, спросила она.

— Радость? Грусть? Надежду? Злость? Ярость? — начал перечислять Ванька. — Можно чувствовать что угодно. Спектр чувств не ограничивается одной эмоцией. Мне важно знать, что почувствовала ты.

Таня призадумалась. Уже спокойнее она начала анализировать свою реакцию на увиденное в голове Ягуна и поняла, что за завесой шока, вышедшего на первый план, скрывалось слишком много эмоций для того, чтобы описать их односложно.

— Это известие поразило меня, — начала Таня, осторожно подбирая слова. — Сначала я разозлилась из-за того, что вся моя жизнь оказалась не тем, чем казалась раньше. Буквально вся. Всё будто перевернулось с ног на голову, и меня испугала такая перемена. Я рада, что мои настоящие родители оказались живыми. Но в то же время я не могу поверить в то, что они мои родители. Я почувствовала сильную обиду, узнав, что мои родители не умерли, а бросили меня. Хотя это и неправильная формулировка. Не думаю, что мне было бы легче, если бы они тоже умерли, но внутри… Меня как будто предали.

Вместе с тем, когда я увидела, как сильно переживала и страдала Медузия… Как сильно она не хотела меня отдавать… Как плакала… Мне было так её жаль. Я понимаю, что она не виновата… Что никто из них не виноват и предательством это не назовёшь, но всё равно не могу отделаться от этой обиды. Причём я даже не знаю, обижаюсь ли на них или на всю эту ситуацию.

Но когда я вспоминаю всё, что сделали для меня Медузия и Сарданапал, как сильно они меня поддерживали… Как Медузия успокаивала и обнимала меня каждый раз, когда мне это было нужно, я вдруг чувствую такую благодарность и любовь к ним. Я действительно люблю их. И я знала это ещё до того, как увидела все эти воспоминания. От того, что я узнала, моя любовь никуда не исчезла. Просто… Просто я не могу подпустить их ближе после этого. Не сейчас. И я чувствую себя такой виноватой за это. За то, что не могу реагировать правильно. Я ведь понимаю, что… почему они так поступили и что всё это было ради меня, но не могу заставить себя перестать чувствовать эту обиду.⁽²⁾

Ванька отставил чашку на столик и в мгновение ока оказался рядом с Таней. Он присел на колени перед ней и крепко сжал её ладони, посмотрев прямо в глаза.

— Ты не должна реагировать правильно. Ты должна реагировать так, как чувствуешь. Ты должна дать волю своим чувствам и позволить себе прожить это так, как тебе хочется. Обижаться в такой ситуации — это нормально. Злиться — это нормально. Любить их — это нормально. И чувствовать всё это противоречие в один миг — это тоже нормально. Тебе просто нужно время, чтобы разложить свои чувства по полочкам, но ты не должна отказываться ни от одного из них.

Таня шмыгнула носом, чувствуя, как к глазам подступают слёзы, и сжала Ванькины ладони в ответ, чувствуя себя маленьким ребёнком, который нуждался в любви и защите.

— Если ты хочешь знать моё мнение, я считаю, что тебе сейчас не нужно начинать с ними этот разговор. Тебе нужно разобраться в себе. Тебе нужно успокоиться и выдохнуть. Хорошенько обдумать всё произошедшее и сложить об этом собственное мнение. Это очень сложно и требует много времени. Не торопись, пожалуйста. Дай себе столько времени, сколько чувствуешь нужным. И только тогда, когда ты всё взвесишь, проанализируешь и поймёшь, когда ты остынешь и сможешь говорить спокойно, только тогда подними эту тему и поговори с ними.

Таня несколько раз кивнула и, обхватив ладонями его лицо, притянула к себе и поцеловала. Она была так благодарна Ваньке за то, что он был у неё. За то, что он был таким, какой он есть. Всепонимающим, мудрым и заботливым. Она так сильно его любила и в подобных ситуациях лишь убеждалась в этом ещё сильнее. Она чувствовала, как её захлестнула волна любви и нежности к нему, и она ещё сильнее обняла его.

— Спасибо тебе, — тихо прошептала она, чувствуя в нём такую необходимую сейчас поддержку.

1) Придёт время чудес, и будут разгаданы многие тайны (лат.)

Вернуться к тексту

2) Иллюстрация к сцене: https://drive.google.com/file/d/1O5-tO0GM98Xljm-OukPYz39VY0-2t0ZY/view?usp=drive_link

Вернуться к тексту