Призрак, диггер, катакомбы... (джен)

— Отвечай, когда с тобой разговаривают, сукин ты сын! — я с силой тряханула Эрика за шиворот чувствуя, как колотятся в голове со страшной силой молотки.

Тварь! А ведь я ведусь на это уже второй раз… Первый раз был после того, как мы весь вечер довольно мило проболтали, он показывал мне свои изобретения и вел себя так, что прямо цветет и пахнет человек. Сегодня он после всей нервотрепки как раз успокоился, мы поговорили, я собралась печь пирог и вот — стоило мне выйти за пледом… Две минуты, блять, а у этого уже рука изрезана!

Как вообще можно было поверить в обещания? Блять, да все просто — я привыкла к тому, что люди обещания сдерживают. И Эрик… Да во время истерик и следующих за ними приступов с ним происходит черт знает что, но в другое-то время человек вполне адекватен… Да вот хотя бы тем, что в отличие от многих других психов, способен взять и признать: «да, у меня серьезные проблемы со психикой».

Снова замахиваюсь, но весь боевой задор слетает, когда замечаю, что человек абсолютно не дает ответной реакции.

— Гррр! — разжимаю ладонь, швыряя Эрика обратно в кресло.

— За что? — эти слова доносятся едва слышно, после чего мужчина прижимает руку к щеке, по которой я его саданула.

Ничего не ответив, разворачиваюсь и иду из кухни в комнату. Принимаюсь собирать свои вещи, которые успели разбросаться по всей комнате за прошедшие дни. Документы сразу кладу во внутренний карман на штанах, чтобы если что, без них не остаться.

Так, что дальше… Куртка… Взяла. Аптечка… взяла. Щетку зубную и пасту из ванной забрать… Взяла. Вроде бы все…

— Что вы делаете? — со стороны входа доносится слабый, дрожащий голос Эрика.

— Сваливаю, — кратко, но информативно отвечаю я. После чего зашнуровываю ботинки и привычно натягиваю на голову капюшон. — Как говорится, мир этому дому, пойду к другому.

— Вы же обещали не оставлять меня… Вы же обещали помочь мне…

В душе шевелится чувство вины, но оно тут же забивается подкованным сапогом куда подальше.

— А я сдаюсь. Не могу. Все. Помочь можно тому, кто хочет, чтобы ему помогли, а ты, стоит мне только отвернуться, уже пытаешься себя на куски пошинковать. Мне в прошлый раз впечатлений хватило на всю оставшуюся жизнь, спасибо, больше не надо. Я — не психиатрический стационар, где к каждому пациенту можно приставить по медбрату, который будет следить, чтобы никто себе не навредил. Я — человек. Который тоже ест, пьет, спит, ходит в ванную, выходит из комнаты на пару минут за какой-то вещью. И лучше я буду винить себя только за то, что бросила тебя, чем ты вымотаешь мне своей самонарезкой все нервы, потом я за тобой не услежу и буду до конца своих дней об этом вспоминать. Знаешь, может, наши профессиональные медики могут вытащить человека, который жить не хочет, но я-то диггер, а не врач. Одно дело — когда один раз под влиянием момента, когда все пиздец как хреново, а совсем другое — вот это вот вытворять, когда все только-только налаживаться начало.

— Эрик ничего не вытворял. Эрик хотел, но вспомнил про обещание, Эрик больше не будет, только не оставляйте Эрика одного… Эрику так плохо…

Мужчину повело влево. Протянув руку вперед, поддерживаю под локоть, не давая упасть. Для Эрика это служит каким-то сигналом — он оказывается вплотную ко мне, прижимая голову к моему плечу.

— Знаете, когда Эрик умирал, он… Там было так тепло, так спокойно… Иногда ему становится спокойно рядом с вами. Но с вами… Это же тоже нельзя… Это ненормально… Нельзя так… Лезть к другим людям… Когда плохо… Эрик себя ненавидит, а вы… Вы его тоже презираете… Презираете, но жалеете, поэтому разрешаете… Пожалуйста, пожалейте еще раз… Еще немного… Эрика никто и никогда…

Обняв мужчину, осторожно тяну его в сторону кровати. Мимоходом щупаю лоб. Горячий. Вот твою мать, свалилось счастье на голову. Недолюбленный и всеми брошенный Эрик готов впиться, аки пиявка, в любого мало-мальски хорошо относящегося к нему человека. И на мою беду таким человеком оказалась я. И ладно бы просто впивался, но начинает выкрутасы вытворять.

— А теперь слушай меня. Очень внимательно, — злость сдержать не удалось и я со всей силы вцепилась Эрику в ухо. Тот ойкнул, но тут же сжал зубы, исподлобья глядя на меня и то сжимая, то разжимая кулаки. И, видимо, очень сильно жалея, что где-то в подкорку четко вбито правило «женщин не лупить». — Еще одна попытка самонарезки — и я свалю. И молись всем, в кого веришь, чтобы я сейчас быстро успокоилась. Потому что если я этого не сделаю, то выломаю нахер все замки на всех комнатах, прикую тебя к себе наручником и даже срать ты будешь под моим пристальным зрительным контролем, любитель тепла. Все понял?

— Эрик понял… — жалобно отозвался псих, клубочком сворачиваясь на кровати. Вздохнув, скидываю куртку и запихиваю ногой вещмешок в первый подвернувшийся угол. Вспомнив о порезах Эрика, достаю аптечку.

— Давай руку. Не эту.

— Эрик в порядке…

Не слушаю, силком заставляю показать мне изрезанную ладонь, щедро заливаю все перекисью, чтобы остановить еще сочащуюся кровь. Заматываю порезы бинтом на пару оборотов, отрезаю, завязываю, прячу концы. Только после этого ложусь рядом в кровать.

— Вы не уйдете?

— Посмотрим на твое поведение.

— Эрик будет хорошо себя вести.

Детский сад, группа «ясли», блять. Утомленный похмельем и нервотрепкой организм требовал отдыха. Но сначала надо было разобраться с припадочным. Блять, к кровати его привязать что ли, ну чисто на всякий случай? Решив до таких мер не доходить, я просто обхватила Эрика руками, положила на него голову вместо подушки и для верности еще закинула сверху ногу. Все, теперь точно не свалит без моего ведома.

Вот же, блин, свалилось счастье на мою голову… Можно подумать, мне своих проблем было мало, еще подала вселенная на блюдечке с голубой каемочкой мужика на два десятка лет старше и с убитой в хлам психикой. И что мне с ним делать? Это еще мне повезло, что он как-то с романтическими поползновениями завязал. Правда, боюсь, что это временно.

И еще спит так спокойненько, сволочь… Мне нервы все вымотал, а сам свернулся клубочком — и баюшки. Блять, убила бы… Вслушиваюсь в сонное сопение и давлю в себе желание стукнуть, или хотя бы ущипнуть гада. Черт, может, пока он дрыхнет, быстренько взять рюкзак и свалить восвояси? Тем более, что вещи я пока что не разобрала…

Вздохнув, прекращаю придавливать Эрика к кровати и запрокидываю руки за голову, таращаясь в теряющийся в темноте потолок. Чтобы хоть как-то успокоиться, мысленно считаю до тысячи. Засыпаю на трехста с чем-то…

Первым делом проснувшись отмечаю отсутствие рядом тощего длинного тела. Ахтыжблять! Чертыхнувшись, вскакиваю и босиком несусь по комнатам в поисках. Уже настраиваюсь на обнаружение удавленного где-нибудь тела, мысленно проклиная невовремя проснувшуюся привычку привыкать к обстановке, из-за которой дом Эрика, похоже, перестал восприниматься враждебной подземной территорией.

На кухню влетаю, как была — лохматая, в одном тапочке, с полуспущенными штанами и расстегнувшейся ночной рубашке. То, что она расстегнулась, я поняла только когда моментально покрасневший Эрик отвернулся, бросив перед этим мимолетный взгляд на выглядывающий край моего лифчика. Тьфу ты, пропасть.

— Это что за херня?

— Эрик делает завтрак, — псих поставил на стол тарелки. — А вам лучше переодеться и умыться.

— Без тебя знаю, — огрызнулась я, после чего пошкандыбала обратно в комнату. В ванную. Черт подери, да я с этим утырком скоро свихнусь, совмещая в себе функции лучшего друга, психотерапевта, сестры, причем старшей, и бдительного санитара.

Когда я возвращаюсь на кухню, Эрик сидит на своем привычном месте, а по чашкам разлит горячий и ароматный чай. Сажусь за стол.

— Приятного аппетита.

— Вы злитесь, да? Забавно… Вы меня ударили и я же виноват.

Тост прошел не в то горло. Последующий кашель занял меня на полминуты, только решив проблему я смогла поднять голову и посмотреть на Эрика.

— Вы не подумайте, я не жалуюсь. Эрик привык, что его постоянно избивают и знаете — он ведь даже ответить вам на эту оплеуху не может…

Та блять!

— Была не права. Зверски пересрала, обновила впечатления с прошлого раза и мозги отключились. Извини.

— Извини? И все, Эрик должен простить, да… А если я не могу? Или не хочу прощать, что тогда?

— Ну тогда не прощай, имеешь право. Тебе ничто не мешает прекратить общение с не нравящимся тебе человеком как на основании какого-либо инцидента, так и не объясняя причину, или без причины вообще.

— Прекратить… Конечно, у вас так просто… Просто взять и прекратить. Это вы так можете, Виктория. С Эриком поссоритесь — пойдете, найдете себе вон… какого-нибудь виконта. А что Эрику тогда сделать? Умереть в темноте одному? Я прощу… Прощу, но только с одним условием.

— Ну давай выкладывай, что там у тебя. Свидание, поцелуй, стриптиз, секс, что там еще можно нафантазировать…

— Один раз Эрика уже целовали по принуждению. Больше не надо… Не надо… — голос мужчины стал глухим и отрывистым. Он обхватил себя руками, словно пытаясь согреться. — Хотя меня ведь только по принуждению и можно поцеловать или обнять. Или из чувства долга, так ведь, Виктория? Вы ведь поэтому все это делаете для меня, чтобы успокоить свою излишне сострадательную совесть…

Левой рукой Эрик слишком сильно сжал стакан, из-за чего тот хрустнул и осыпался на стол осколками. Часть этих осколков застряла в повязке. Дальнейшая реакция мужчины меня выбила из колеи — он всхлипнул и, вскочив на ноги, кинулся к выходу из комнаты. Бросившись за ним, успеваю поймать в тот момент, когда трясущееся тело сползает вниз по стенке.

— Эрик!

— Эрик не хотел, Эрик не собирался, Эрик помнит про обещание, Эрик хороший, Эрик не хотел…

Так, вот это уже что-то новенькое. Раньше он все громил, потом он кидался ко мне обниматься, сейчас же он наоборот выдирается из моих цепких ручонок, отползая в сторону. Прекращаю попытки удерживать и собираюсь пройти в комнату, дабы притаранить психопату водички и успокоительного. Но меня неожиданно хватают за ногу, из-за чего я не удерживаю равновесие и падаю на пол. Эрик же этого словно не замечает — обхватив мои ноги, он утыкается лицом мне в колени и продолжает что-то неразборчиво бормотать.

— Ну все-все-все, все хорошо, все в порядке… — осторожно глажу рукой по голове. — Все хорошо, не надо тут сырость разводить. Давай сейчас сядем, обнимемся, ты подумаешь о чем-нибудь хорошем, успокоишься, потом пойдем пожрем уже наконец и займемся чем-нибудь интересным.

— Чем?

— Ну, хотя бы, сядем и подумаем, как можно тебя переключать. Особо много способов я, конечно, не знаю, но глядишь, и подберем что-нибудь. А то за меня все время цепляться не дело…

— Не дело. Конечно, кому приятно, когда за него цепляется урод?

— Эрик, дело не в твоей внешке. Честно — я из-за этого всего дергаюсь каждый раз, когда ты на улицу уходишь. В нашем времени, по крайней мере, люди на улице тебе дерьма не сделают. А если тут «накроет» — то я видела вчера, к чему это может привести. В общем, для твоей же безопасности надо научиться это все или выключать, или хотя бы снижать градус до более-менее адекватного состояния, при котором ты сможешь куда-то в безопасность убраться. И, кстати, раньше ты так часто не валился в полубессознанке. Видать, я тебе тоже психику нехило шатаю. Кстати, в моем мире я не собираюсь торчать возле тебя сутками. У меня работа такая, что мы можем уйти на объект и лазать там от нескольких часов до нескольких дней.

— А если я… Если я буду работать с вами?

— Забудь. Во-первых, группа укомплектована и новые люди нам не нужны. Во-вторых, ты не пройдешь… Сам считай… Психиатр — раз, невропатолог — два, эндокринолог — три. С таким шикарным набором тараканов тебе ни светит ни одна из работ с повышенным уровнем опасности. Ни одна, Эрик. Тебя даже склад сторожить не возьмут.

— И где же я тогда буду работать по-вашему?

— Кхм… Интересный вопрос. Ну, можешь освоить программирование и заняться разработкой всяких приложений, игр для компов и так далее. Можешь идти расти над собой в каком-нибудь творческом направлении — там психи всех мастей актуальны во все времена. Где еще… Ну, всякая удаленная работа через интернет. Я в студенческие времена курсачи и статьи всякие кропала, как видишь — с голоду не подохла. Можно еще у деда спросить — ему постоянно на всякую удаленку люди нужны, а у тебя голос красивый — самое то по телефону общаться.

— Ну да, с людьми мне лучше не работать.

— Даже не думай. Знаешь, самые гандонские работы — это учителя, врачи и продавцы. Потому что там столько блядского человеческого фактора…

— Да вы никак в мизантропию подались, Виктория, м?

— Да нет, вроде пока нет. Я просто человеческий фактор не очень люблю. Верней — не люблю тупых людей. В торговле мне довелось поработать, целых два дня. Потом меня один из клиентов шлепнул по заднице. Ну, я пошла и спокойно отнесла заяву в полицию на домогательства и запись с камер туда же. Меня после этого мудак-начальник сразу уволил, дескать, я испортила репутацию компании и создала отрицательную рекламу. Вот что за хуйня, блять? У нашего шефа на глазах только попробуй кого-то из группы не то что по заднице шлепнуть — пальцем тронуть, он же размажет ровным слоем по ближайшей поверхности! А вот в этих человеческих сферах — там такое дерьмо, что… Не, нахер. Лучше в компах быстро шарить научись, ты же этот… вундеркинд. И тема интересная, и с лавэ проблем не будет...

— А врачи и учителя вам чем не угодили? — Эрик, кажется, абсолютно успокоился и, улыбнувшись, сел спиной к стене, чуть отодвинувшись от меня и обхватив руками колени.

— Мне? Да нет, я-то против них ничего не имею. Просто я бы так, как они, тоже работать не смогла. Врачам приходится разгребать всякое дерьмо вида «мы думали, что само пройдет, поэтому засунули огурец в жопу и ждали две недели, а вы теперь быстро лечите разлитой перитонит». Учителям, опять же, приходится иметь дело со всякими долбоебами, от которых не избавишься. Не, которые частники-репетиторы, те сами могут учеников выбирать, меня такой чувак французскому за три месяца научил. А те, кто в школах… Бррр! — я передернулась и, встав на ноги, протянула руку вперед и вниз. — Давай вставать, пока не отморозили себе все к херам.

— Вы… Можете… Нет, вы должны мне пообещать… Если хотите, чтобы я вас простил, то должны, — Эрик поднял голову и уставился на меня прямым взглядом глаза в глаза. Обычно он всегда старался прятать лицо, но сейчас, видимо, был какой-то особый случай. — Вы никогда больше не поднимете на меня руку. Вы ведь сами говорили мне, что обвинение жертвы — это преступление, так почему оправдываете себя сейчас тем, что вам показалось, или что вы испугались, или что я вас довел своим поведением?

— Я не говорила, что ты меня довел, а…

— Не говорили сейчас, сказали бы потом. Эрику надоело быть виноватым. Он виноват в том, что так выглядит, поэтому над ним все издеваются. Он виноват в том, что сделал что-то, что вам не понравилось, и вы считаете, что можете его ударить? Это разве правильно? Честно? Справедливо? Я ведь ни разу на вас руку не поднял, почему же вы… За что же вы так?! Я ведь вам верю, да я… Да я ведь не пытался снова… только потому, что пообещал… И потому что верю, до сих пор верю, что вы спасете меня от этого кошмара. Что вы поможете мне… Вам тяжело, говорите? А думаете, мне легко? Когда вот все хоть как-то нормально, а потом все стучит, плывет и становится так страшно, что не знаешь, куда бежать, куда кинуться? Когда раз за разом вспоминаешь все это — срыв маски, крышу… Дон Жуана…

— Прости, — снова опустившись на пол рядом с Эриком, протягиваю руку к его плечу. — Обещаю, что в следующий раз ударю только в том случае, если ты причинишь мне вред.

— Ты такая хорошая, — блин, вот какого хрена он такой милый, когда улыбается? Мда, а ведь действительно, психи — милые люди, пока не носятся за тобой с ножом по всей хате…

— Ты тоже хороший. Если обмен любезностями завершен, то давай поднимай свое теловычитание и пойдем уже завтракать, пока все не остыло…

В этот раз Эрик первым поднялся на ноги и протянул руку мне. Улыбнувшись, принимаю протянутую ладонь и выравниваюсь, после чего иду к двери кухни.

В момент, когда Эрик тянет руку к дверной рукоятке, время словно замедляется. Поле зрения вдруг сужается, нос чувствует что-то странное.

— Стой! — хватаю его за руку и тяну за собой по коридору в сторону выхода. Под ногами все неожиданно вздрагивает. Через долю секунды после этого разносится оглушающий грохот и нас обоих что-то сбивает с ног и валит на пол. В воздухе виснет облако каменной крошки и цементной пыли. Закрываю глаза. Все равно ничего не видно…