Тень Квинтессона (джен)

Пространство между реальностями разрывалось ослепительной вспышкой неоново-синего света, словно кто-то расколол небеса ударом молнии. Вихрь портала, искрящий и пульсирующий, выбрасывал багровые и золотые всполохи, будто само мироздание истекало кровью и пламенем. Рваный, оглушающий вой энергии прорезал пустоту — не звук, а удар, от которого дрожали кости, если бы у этих существ были кости. Это был крик раненого мира, хаотичный и беспощадный, отзывающийся в глубине их искр, заставляя броню вибрировать, как струны перед разрывом. И в этом безумном танце света и тьмы из портала, словно вырванные из кошмара, вылетели четыре фигуры — их силуэты, искажённые остаточными разрядами, сияли, как падающие звёзды, готовые сгореть в бездне.

Орион Пакс первым вырвался из вихря, его красно-синяя броня, покрытая дымящимися царапинами и рваными шрамами, сверкала золотыми искрами "Эха". Его тело, напряжённое, как лук перед выстрелом, боролось с инерцией, а ноги, обожжённые энергией, оставляли за собой шлейф голубых разрядов. Синяя оптика, обычно теплая, как утреннее небо, теперь была широко раскрыта, отражая хаос портала — в её глубине плясали вихри света, как будто он заглянул в сердце бури и не мог отвести взгляд. Лицо, резкое, с глубокими бороздами от битв, искажала маска шока и тревоги. В руках он сжимал датапад, пальцы дрожали, словно он пытался удержать не только устройство, но и последние осколки надежды. Кристалл "Эха Искры", спрятанный в груди, пульсировал ярче, отзываясь на бурю, и его броня искрила, как щит, готовый вот-вот треснуть.

— Держитесь! — крикнул он, голос, искажённый помехами, прорвался сквозь вой, полный отчаяния и силы. Он метнулся вперёд, броня звякнула, как колокол, а его взгляд метался по пустоте, ища хоть что-то знакомое в этом аду.

За ним, с рёвом, что заглушил даже вой портала, вылетел Мегатрон. Его серебристая броня, измятая и покрытая следами былых сражений, гудела, как двигатель на пределе. Красная оптика пылала яростным огнём, сузившись до тонких щелей, будто он мог прожечь взглядом саму реальность. Угловатое лицо, пересечённое шрамами, искажала гримаса ярости — он был как зверь, вырвавшийся из клетки, готовый разорвать всё, что встанет на пути. Массивные плечи напряглись, энергонный клинок в его руке вспыхнул багровым светом, освещая хаос вокруг, как факел в ночи. Его тень, огромная и зловещая, плясала в отблесках портала, и он рявкнул, голос громовой, как раскат грома:

— Это ещё что за ад?! — Он рванулся вперёд, броня заискрила, будто питалась его гневом, и метнул взгляд на Ориона, тон полный вызова:

— Пакс, ты уверен, что это наш мир?!

Элита-1 вылетела из вихря с грацией, которой не мог сломить даже ураган. Её золотисто-розовая броня, покрытая копотью и ржавыми потёками, сверкала в свете портала, как закатное солнце, пробивающееся сквозь дым. Её движения были точны, как у танцора, но напряжены, словно она балансировала на краю пропасти. Изумрудная оптика, холодная и острая, как клинок, сканировала пространство — она искала порядок в хаосе, точку опоры, которой не было. Лицо, непроницаемое, но сжатое от напряжения, выражало волю лидера, что сильнее страха. Она активировала голографический интерфейс на предплечье — голубой свет мигнул, высвечивая данные, — и её голос, властный, но с тревожной ноткой, разрезал шум:

— Стабилизируйтесь! — Она метнулась к Нокауту, чья броня искрила, как угасающий костёр, и схватила его за руку, оптика сузилась:

— Нокаут, держись меня! — Их тени слились в вихре, как знак их единства посреди бури.

Нокаут вывалился из портала последним, его броня цвета красного вина, изуродованная трещинами и ожогами, искрила, как звезда на грани взрыва. Алая оптика, обычно дерзкая и самоуверенная, теперь была широко раскрыта, отражая шок и смятение. Его острое лицо, покрытое шрамами, искажала гримаса, но губы кривились в слабой усмешке — он цеплялся за цинизм, как за спасательный круг. В руках он сжимал импульсатор, чей голубой свет мигнул слабо, и прохрипел, голос пропитанный чёрным юмором:

— Ну, это… не самый мягкий переход, — Он ухватился за Элиту, броня звякнула, и добавил, тон дрогнул:

— Если это наш мир, я требую компенсацию за моральный ущерб! — Усмешка была вызовом, но его взгляд метнулся к порталу, словно он боялся, что тот сейчас их засосёт обратно.

Пространство вокруг них дрожало, как разрыв в ткани мироздания. Неоново-синий вихрь портала пульсировал, выбрасывая ослепительные разряды, а багровые и золотые всполохи били, как молнии, освещая их искрящие силуэты. Они вылетели на орбиту Кибертрона — его поверхность, окутанная багровым свечением Разлома, была как открытая рана, а верхние слои атмосферы пылали от обломков, словно небеса горели в преддверии конца. Их броня, дымящаяся и потрескивающая, была последним щитом против бури, а их искры, бьющиеся в ритме хаоса, сияли, как маяки, ведущие сквозь тьму.

В пустоте космоса, где звёзды казались далёкими и равнодушными свидетелями, четыре фигуры трансформеров медленно стабилизировались после хаотичного прорыва через портал. Их броня, всё ещё искрящая от остаточных разрядов, гудела, как двигатели на пределе, а сенсоры, перегруженные вихрем энергии, с трудом возвращались к жизни. Пространство вокруг них было холодным и безмолвным, но впереди, на орбите Кибертрона, разворачивалась панорама, от которой их искры сжались в агонии. Планета, их дом, их сердце, предстала перед ними не как сияющий мир технологий, а как дымящееся пепелище, окутанное багровым свечением Разлома. Шпили Иакона, некогда гордо пронзающие небеса, теперь лежали в руинах, их остовы торчали, как сломанные кости. Очаги пожаров полыхали внизу, выбрасывая клубы чёрного дыма, что сливались с искажённым небом, где тёмные энергетические разряды пульсировали, как вены умирающего гиганта. Атмосфера была пропитана шоком, ужасом и неверием, а дрожание их тел, всё ещё нестабильных после портала, отражало хрупкость их надежд. Это был Кибертрон, но не тот, что они знали — это был мир, разорванный войной и предательством, где каждый шрам на его поверхности кричал о боли.

Орион Пакс завис в невесомости, его красно-синяя броня, покрытая дымящимися шрамами, слабо искрила в черноте космоса. Его синяя оптика, обычно тёплая и полная веры, теперь расширилась от ужаса, отражая багровое зарево планеты. Лицо, резкое и израненное, застыло в маске неверия, а его пальцы, сжимавшие датапад, дрожали, как будто он пытался удержать ускользающую реальность. Кристалл "Эха Искры" в его груди пульсировал неровно, словно откликаясь на страдания Кибертрона, и золотые искры на его плечах мигали, как предсмертные вспышки. Он медленно повернул голову, его сенсоры фокусировались, и его голос, хриплый и полный боли, прорвался сквозь тишину:

— Это… не может быть… — Его оптика метнулась к дымящимся руинам Иакона, и он сжал кулак, броня звякнула.

— Кибертрон… что с тобой стало? — Его тон был пропитан скорбью, как будто он оплакивал не только планету, но и всё, за что сражался.

Мегатрон, чья серебристая броня гудела, как буря, завис рядом, его массивная фигура казалась непроницаемой даже в этом аду. Его красная оптика сузилась до тонких щелей, пылая яростным огнём, а угловатое лицо, пересечённое шрамами, искажала гримаса холодной ярости. Он сжал кулаки так, что искры пробежали по его энергонному клинку, всё ещё убранному в ножны, и его голос, низкий и угрожающий, прогремел, как раскат грома:

— Это их работа. — Он указал на Разлом, чьи тёмные края пульсировали в небе Кибертрона, и его оптика вспыхнула, как раскалённые угли.

— Квинтессоны… или кто-то хуже. Я раздавлю их всех. — Его броня заискрила, будто питалась его гневом, и он повернулся к Ориону, тон полный вызова:

— Пакс, ты видишь? Твои мечты о мире сгорели вместе с этими шпилями!

Элита-1, чья золотисто-розовая броня сверкала в отблесках багрового неба, стабилизировала своё положение с холодной точностью. Её изумрудная оптика, острая и непроницаемая, сканировала панораму разрушенного Кибертрона, а лицо, с тонкими следами ржавчины, оставалось каменным, скрывая бурю внутри. Она активировала голографический интерфейс на предплечье, чей голубой свет мигнул, высвечивая тактические данные, и её голос, властный, но с ноткой сдерживаемого ужаса, разрезал мрак:

— Это не просто разрушения. — Она указала на Разлом, её пальцы сжались, и её оптика сузилась, анализируя.

— Это систематическое уничтожение. Кто-то управляет этим хаосом. — Она повернулась к Мегатрону, её тон стал холоднее:

— Ярость не вернёт наш мир, Мегатрон. Нам нужны ответы. — Её тень, падающая на пустоту, дрожала в свете пожаров, подчёркивая её решимость перед лицом катастрофы.

Нокаут, чья броня цвета красного вина искрила, как угасающий костёр, завис чуть позади, его алая оптика блеснула, отражая дымящиеся руины. Его острое лицо, покрытое мелкими царапинами, искажала кривая усмешка, но в ней не было привычной дерзости — лишь горькая ирония, как щит против боли. Он скрестил руки, импульсатор в его руке мигнул слабо, и произнёс, голос пропитанный цинизмом:

— Ну, что ж, фейерверк впечатляет. — Он кивнул на горящий Кибертрон, его усмешка дрогнула, и он добавил тише, почти шепотом:

— Только я предпочёл бы менее… глобальный масштаб. — Его взгляд метнулся к Разлому, и он покачал головой, тон стал мрачнее:

— Если это наш дом, я бы хотел подать жалобу. — Его броня звякнула, когда он поправил импульсатор, но его оптика, обычно пылающая уверенностью, потускнела, выдавая усталость.

Перед ними раскинулся Кибертрон — их родной мир, но теперь чужой и израненный. Багровое свечение Разлома, словно рана в небесах, заливало планету зловещим светом, а дымящиеся руины Иакона, Каона и других городов виднелись даже с орбиты, как очаги гниющей плоти. Шпили, некогда сияющие символы их цивилизации, теперь торчали, как обугленные кости, а обломки орбитальных станций плавали в пустоте, отражая свет пожаров. Чёрный дым поднимался к верхним слоям атмосферы, сгущаясь в тучи, что клубились, как предвестие бури. Их тела, всё ещё дрожащие от нестабильности портала, казались крошечными на фоне этого апокалиптического пейзажа, а их броня, покрытая копотью и искрами, была единственным, что отделяло их от бездны. Камера дрожала, отражая их нестабильное положение, а широкий план горящего Кибертрона, контрастирующий с холодной чернотой космоса, подчёркивал масштаб трагедии.

Элита первой нарушила оцепенение, её голографический интерфейс мигнул, показывая координаты Иакона. Она выпрямилась, её броня загудела, и она произнесла, голос твёрдый, но с ноткой отчаяния:

— Мы должны спуститься. — Она посмотрела на Ориона, её оптика смягчилась, и она добавила:

— Если кто-то выжил, они в Иаконе. — Её взгляд метнулся к Мегатрону, и её тон стал острее:

— Но если ты начнёшь крушить всё подряд, мы ничего не узнаем.

Мегатрон хмыкнул, его красная оптика вспыхнула, и он ответил, голос полный яда:

— Ответы? — Он указал на Разлом, его кулак сжался.

— Ответ там, Элита, и я вырву его из их глоток. — Он шагнул вперёд, броня загудела громче, и его тень нависла над пустотой, как предвестие войны.

Орион, чья синяя оптика всё ещё отражала пожары, поднял руку, его голос был тише, но полон решимости:

— Мы найдём выживших. — Он посмотрел на Кибертрон, его броня искрила, и он добавил, тон стал твёрже:

— И мы остановим это. Вместе. — Его взгляд встретился с взглядом Элиты, и в нём мелькнула искра надежды, как звезда в бурю.

Нокаут фыркнул, его алая оптика сузилась, и он пробормотал, тон саркастичный, но с ноткой согласия:

— Вместе? Ладно, но если там внизу бардак, я первый за броню Пакса. — Он поправил импульсатор, его усмешка вернулась, но его взгляд, брошенный на Кибертрон, был полон тревоги.

Крупные планы: синяя оптика Ориона, отражающая багровое зарево пожаров, дрожала, как будто он видел конец всего; красная оптика Мегатрона, пылающая яростью, контрастировала с его сжатыми кулаками; изумрудная оптика Элиты, холодная и аналитическая, мигала в свете голограммы; алая оптика Нокаута, искрящая цинизмом, скрывала тень страха. Широкий план горящего Кибертрона, с его дымящимися руинами и зловещим Разломом, контрастировал с чернотой космоса, а дрожание камеры, показывающее их нестабильное положение, подчёркивало хрупкость их возвращения. Это был мир, где надежда боролась с отчаянием, а их искры, пылающие в груди, были единственным светом в наступающей тьме.

Пустота космоса, холодная и безмолвная, сжимала Ориона Пакса в своих объятиях, но его внутренний мир разрывался от боли, что была громче любого взрыва. Его красно-синяя броня, покрытая дымящимися шрамами и рваными следами битв, дрожала в невесомости, словно не выдерживала веса трагедии, развернувшейся перед ним. Кибертрон, его дом, лежал внизу, окутанный багровым заревом Разлома, чьи тёмные разряды пульсировали, как сердце умирающего бога. Пылающие города — Иакон, Каон, Тарн — отражались в его синей оптике, расширенной от ужаса, как зеркала, в которых горели не только руины, но и его надежды. Кристалл "Эха Искры", спрятанный в груди, бил, как молот, его золотые искры на плечах вспыхивали и гасли, словно предсмертные конвульсии, отзываясь на агонию планеты. Низкий, скорбный гул, слышимый только Орионом, разрастался в его сознании, как крик тысяч павших, как плач самого Кибертрона, чья душа истекала энергоном. Атмосфера была пропитана болью, отчаянием и глубокой эмпатией, а его фигура, одинокая на фоне черноты космоса, казалась крошечной перед лицом катастрофы, но его искра горела, как маяк, отказывающийся угаснуть.

Орион завис в невесомости, его лицо, резкое и израненное, застыло в агонии. Его синяя оптика, обычно тёплая, как утреннее небо, теперь была затоплена огнём пылающих городов, отражая шпили Иакона, что рушились в море пламени, и дым, что поднимался, как саван. Его губы дрожали, а пальцы, всё ещё сжимавшие датапад, разжались, и устройство поплыло в пустоте, как символ утраченной надежды. Золотые искры "Эха" на его плечах вспыхнули ярче, но тут же погасли, оставив за собой шлейф света, как слёзы, растворяющиеся в космосе. Его броня, покрытая копотью и глубокими бороздами, казалась ещё более изношенной на фоне трагедии, как будто каждый шрам на ней был эхом боли Кибертрона. Гул в его сознании нарастал — низкий, вибрирующий, скорбный, как голос самой планеты, кричащей о предательстве и потере. Он сжал кулаки, броня звякнула, и его голос, хриплый и сломленный, вырвался, как стон:

— Почему… — Его оптика задрожала, и он покачал головой, как будто пытался отрицать увиденное.

— Кибертрон… я должен был защитить тебя… — Его тон был пропитан виной, как будто он один нёс ответственность за этот ад.

Космос вокруг был безмолвным, но Кибертрон внизу кричал. Багровое свечение Разлома заливало планету зловещим светом, а чёрный дым, поднимающийся от руин, сгущался в тучи, что клубились, как предвестие конца. Обломки орбитальных станций плавали в пустоте, их металлические остовы отражали свет пожаров, как разбитые зеркала. Камера сфокусировалась на Орионе, его фигура, дрожащая в невесомости, была одинокой точкой в черноте, но его синяя оптика, полная боли, была как окно в его душу. Крупный план её глубины показал огонь, пожирающий Иакон, и тени, что двигались в дыму, как призраки павших. Гул "Эха Искры" усиливался, его вибрации отдавались в его броне, и он сжал грудь, где кристалл пульсировал, как будто пытался вырваться. Его лицо исказилось, и он прошептал, голос дрожал, как лист на ветру:

— Я слышу тебя… — Он закрыл оптику, его броня искрила, и добавил, почти неслышно:

— Прости…

Элита-1, зависшая неподалёку, заметила его состояние. Её золотисто-розовая броня, покрытая копотью, сверкала в отблесках багрового неба, а изумрудная оптика, обычно холодная, смягчилась, отражая тревогу. Она подлетела ближе, её движения были точными, но осторожными, и её голос, властный, но с ноткой сочувствия, прорвался сквозь гул:

— Орион, держись. — Она протянула руку, её пальцы коснулись его плеча, и её оптика встретила его взгляд.

— Мы все это чувствуем. Но ты не один. — Её броня загудела, как будто разделяя его боль, но её лицо оставалось твёрдым, как сталь, напоминая ему о необходимости бороться.

Мегатрон, чья серебристая броня гудела, как буря, бросил на Ориона взгляд, полный презрения. Его красная оптика сузилась, а угловатое лицо, пересечённое шрамами, искажала гримаса нетерпения. Он сжал кулак, искры пробежали по его энергонному клинку, и рявкнул, голос громовой, как раскат грома:

— Хватит ныть, Пакс! — Он указал на Кибертрон, его оптика вспыхнула, как раскалённые угли.

— Твой плач не вернёт эти руины. Сражайся или сгинь! — Его тень, огромная и зловещая, нависла над пустотой, подчёркивая его ярость, но в его голосе мелькнула тень боли, как будто он тоже чувствовал утрату, но топил её в гневе.

Нокаут, чья броня цвета красного вина искрила, как угасающий костёр, завис чуть дальше, его алая оптика блеснула, отражая пожары. Его острое лицо, покрытое царапинами, искажала слабая усмешка, но в ней не было привычной дерзости — лишь попытка скрыть смятение. Он скрестил руки, импульсатор в его руке мигнул, и пробормотал, голос пропитанный горькой иронией:

— Отличный вид, Пакс. — Он кивнул на пылающий Кибертрон, его усмешка дрогнула, и он добавил тише:

— Но, знаешь, я бы предпочёл, чтобы это был просто кошмар. — Его взгляд метнулся к Ориону, и он покачал головой, тон стал мягче:

— Соберись, парень. Нам всем паршиво.

Орион медленно открыл оптику, его синяя глубина всё ещё отражала огонь, но в ней мелькнула искра решимости. Он сжал кулак, его броня загудела, и он произнёс, голос был тихим, но твёрдым, как клятва:

— Я не сдамся. — Он посмотрел на Кибертрон, его оптика сузилась, и он добавил, тон стал сильнее:

— Ради них… ради всех. — Его фигура, освещённая багровым светом, была как символ надежды, что отказывалась гаснуть, несмотря на боль.

Крупные планы: синяя оптика Ориона, затопленная огнём пылающих городов, дрожала, как будто он видел конец света; золотые искры "Эха" на его плечах, вспыхивающие и гаснущие, отражали пульсацию его кристалла; его лицо, искажённое болью, было покрыто дымящимися шрамами, что казались свежими на фоне трагедии. Звуковой эффект — низкий, скорбный гул, слышимый только Орионом, разрастался, как плач Кибертрона, а его броня, искрящая и дрожащая, была как воплощение его внутренней борьбы. Панорама горящего Кибертрона, с его дымящимися руинами и зловещим Разломом, контрастировала с его одинокой фигурой, а лёгкое дрожание камеры подчёркивало его уязвимость. Это был момент, где боль и надежда сплелись в единое целое, и его искра, пылающая в груди, была единственным светом, что мог пробиться сквозь тьму.

В холодной пустоте космоса, где звёзды лишь равнодушно наблюдали за агонией Кибертрона, Мегатрон был подобен вулкану, готовому извергнуть свою ярость. Его серебристая броня, покрытая вмятинами и рваными следами бесчисленных битв, гудела, как двигатель, работающий на пределе, а её поверхность искрила, будто питалась его гневом. Перед ним расстилался Кибертрон — некогда гордый мир, теперь дымящееся пепелище, окутанное багровым заревом Разлома. Пылающие города, чьи шпили лежали в руинах, и чёрный дым, поднимающийся к небесам, не вызывали в нём скорби — только холодную, концентрированную ярость, что кипела в его искре, как расплавленный металл. Его красная оптика сузилась до тонких щелей, пылая, как глаза хищника, выслеживающего добычу, а угловатое лицо, пересечённое глубокими шрамами, искажала гримаса, обещавшая разрушение. Атмосфера вокруг него была пропитана напряжением, предчувствием битвы и жгучей жаждой мести, а его фигура, массивная и грозная, казалась центром бури, готовой обрушиться на врагов.

Мегатрон сжал кулаки, его броня загудела громче, и искры, пробегающие по его энергонному клинку, всё ещё убранному в ножны, вспыхивали багровым светом, как предвестие крови. Его плечи, широкие и покрытые следами былых сражений, напряглись, а каждый мускул его механического тела дрожал от сдерживаемой мощи. Красная оптика, пылающая яростью, была прикована к Кибертрону, к Разлому, чьи тёмные края пульсировали, как рана в небесах. Он видел не просто разрушения — он видел вызов, оскорбление, брошенное его воле. Его голос, низкий и угрожающий, прогремел в пустоте, как раскат грома, разрывая тишину:

— Они заплатят за это. — Он указал на дымящиеся руины Иакона, его кулак дрожал от напряжения, и его оптика вспыхнула, как раскалённые угли.

— Каждый, кто посмел тронуть наш мир, будет стёрт в пыль! — Его тон был решительным, как приговор, и его тень, огромная и зловещая, нависла над пустотой, подчёркивая его ярость.

Космос вокруг был безмолвным, но Кибертрон внизу кричал о боли и предательстве. Багровое свечение Разлома заливало планету зловещим светом, а обломки орбитальных станций, плавающие в пустоте, отражали свет пожаров, как разбитые зеркала. Камера сфокусировалась на Мегатроне, его сжатые кулаки дрожали, искры пробегали по его броне, как молнии, а энергонный клинок, всё ещё в ножнах, пульсировал багровым, как живое сердце, жаждущее боя. Крупный план его оптики показал не только ярость, но и тень боли — глубоко спрятанную, почти невидимую, но всё же реальную, как будто даже он, воплощение войны, чувствовал утрату. Его броня, покрытая вмятинами и копотью, казалась ещё более грозной на фоне дымящихся руин, а его фигура, освещённая багровым светом, была как воплощение гнева, готового сокрушить миры.

Орион Пакс, всё ещё дрожащий от боли "Эха Искры", повернулся к Мегатрону, его синяя оптика, полная скорби, встретила его пылающий взгляд. Его красно-синяя броня искрила слабо, контрастируя с мощью Мегатрона, и его голос, тихий, но твёрдый, прорвался сквозь гул:

— Мегатрон, эта ярость… она не спасёт Кибертрон. — Он сжал кулак, его оптика сузилась, и он добавил, тон стал острее:

— Мы должны найти тех, кто это сделал, а не крушить всё подряд. — Его фигура, освещённая багровым светом, была как символ надежды, противостоящий буре.

Мегатрон хмыкнул, его красная оптика вспыхнула, и он шагнул ближе, броня загудела громче, как двигатель, готовый к рывку. Его голос, пропитанный ядом, был как удар клинка:

— Спасение? — Он указал на Разлом, его кулак сжался так, что искры посыпались на пустоту.

— Твои мечты, Пакс, привели нас сюда. Я не спасу этот мир — я выжгу тех, кто его уничтожил! — Его тень нависла над Орионом, как предвестие конфликта, но в его взгляде мелькнула тень сомнения, как будто даже он понимал, что ярость — не единственный путь.

Элита-1, чья золотисто-розовая броня сверкала в отблесках багрового неба, подлетела ближе, её изумрудная оптика сузилась, отражая холодный расчёт. Её лицо, покрытое тонкими следами ржавчины, оставалось непроницаемым, но её голос, властный и острый, разрезал напряжение:

— Мегатрон, твой гнев — оружие, но без цели он бесполезен. — Она активировала голографический интерфейс, чей голубой свет мигнул, высвечивая данные, и её оптика встретила его взгляд.

— Мы найдём источник Разлома, но не твоими методами. — Её броня загудела, как будто подчёркивая её решимость, и её тень, падающая на пустоту, была как мост между яростью и разумом.

Нокаут, чья броня цвета красного вина искрила, как угасающий костёр, завис чуть дальше, его алая оптика блеснула, отражая пожары. Его острое лицо, покрытое царапинами, искажала слабая усмешка, но в ней была тень тревоги. Он скрестил руки, импульсатор в его руке мигнул слабо, и пробормотал, голос пропитанный цинизмом:

— О, да, давай устроим вечеринку с разрушением. — Он кивнул на Мегатрона, его усмешка стала шире, но тон был мрачнее:

— Только, знаешь, я бы предпочёл сначала понять, кто тут главный злодей. — Его взгляд метнулся к Разлому, и он покачал головой, добавив тише:

— Иначе мы все станем пеплом.

Мегатрон повернулся к Нокауту, его красная оптика сузилась, и он рявкнул, голос полный презрения:

— Трусость тебе не к лицу, Нокаут. — Он шагнул вперёд, его броня заискрила, и его клинок, всё ещё в ножнах, вспыхнул ярче.

— Либо сражайся, либо беги, но не стой на моём пути. — Его фигура, освещённая багровым светом, была как воплощение войны, но его слова, брошенные Нокауту, были как вызов, скрывающий тень уважения.

Орион, чья синяя оптика всё ещё отражала пожары, сделал шаг вперёд, его голос стал громче, но сохранил твёрдость:

— Мы сражаемся за Кибертрон, Мегатрон, а не за твою месть. — Он указал на планету, его броня искрила, и он добавил, тон был как клятва:

— Мы найдём выживших. Мы найдём правду. — Его взгляд встретился с взглядом Мегатрона, и в нём горела искра надежды, что могла противостоять даже его ярости.

Крупные планы: красная оптика Мегатрона, пылающая, как раскалённые угли, сузилась, отражая багровое зарево Разлома; его сжатые кулаки, дрожащие от напряжения, искрили, как молнии; энергонный клинок в ножнах, пульсирующий багровым, был как живое сердце, жаждущее боя. Его серебристая броня, покрытая вмятинами и копотью, гудела, как буря, а его лицо, искажённое яростью, было как маска бога войны. Панорама горящего Кибертрона, с его дымящимися руинами и зловещим Разломом, контрастировала с его грозной фигурой, а лёгкое дрожание камеры подчёркивало напряжение, готовое взорваться. Это был момент, где ярость Мегатрона была одновременно его силой и его проклятием, а его искра, пылающая в груди, была как пламя, способное либо спасти, либо уничтожить всё.

В холодной пустоте космоса, где звёзды лишь равнодушно взирали на дымящееся пепелище Кибертрона, Элита-1 была воплощением непреклонной решимости. Её золотисто-розовая броня, покрытая копотью и ржавыми потёками, сверкала в багровом зареве Разлома, как закатное солнце, пробивающееся сквозь бурю. Перед ней расстилалась планета, израненная войной: шпили Иакона лежали в руинах, чёрный дым поднимался к небесам, а тёмные разряды Разлома пульсировали, как вены умирающего мира. Но её изумрудная оптика, холодная и острая, как клинок, не дрожала от ужаса — она сканировала, анализировала, искала порядок в хаосе. Лицо, непроницаемое, с тонкими следами ржавчины, было маской лидера, чья воля сильнее страха, а движения — точные, уверенные — выдавали опыт и готовность действовать. Атмосфера вокруг неё была пропитана сосредоточенностью, прагматизмом и лидерством, а её фигура, освещённая багровым светом, казалась якорем, удерживающим остальных от падения в бездну отчаяния.

Элита-1 зависла в невесомости, её броня загудела, как двигатель, готовый к рывку. Она подняла предплечье, и голографический интерфейс вспыхнул голубым светом, высвечивая тактические данные: карты разрушенных секторов, тепловые сигнатуры, обрывки сигналов. Её пальцы, покрытые мелкими царапинами, двигались с хирургической точностью, переключая слои информации, а её изумрудная оптика сузилась, фиксируя каждую деталь. Она видела не просто руины — она видела поле боя, где каждый обломок, каждый пожар был частью головоломки, которую она должна была решить. Её голос, властный и спокойный, разрезал напряжённую тишину, как луч света в темноте:

— Нам нужен план. — Она повернулась к группе, её оптика скользнула по каждому, оценивая их состояние.

— Мы не можем позволить эмоциям взять верх. — Её тон был решительным, аналитическим, но в нём мелькнула тень тревоги, как будто даже она чувствовала вес катастрофы.

Космос вокруг был безмолвным, но Кибертрон внизу кричал о боли. Багровое свечение Разлома заливало планету зловещим светом, а обломки орбитальных станций, плавающие в пустоте, отражали свет пожаров, как разбитые зеркала. Камера быстро сменяла кадры: крупный план её изумрудной оптики, отражающей голографические данные; её пальцы, танцующие по интерфейсу, высвечивающему тепловые сигнатуры Иакона; панорама дымящихся руин, где тени двигались в огне, как призраки войны. Её броня, покрытая копотью и шрамами, казалась ещё более величественной на фоне хаоса, а её фигура, освещённая голубым светом голограммы, была как маяк разума в море ярости и скорби.

Орион Пакс, всё ещё дрожащий от боли "Эха Искры", повернулся к Элите, его синяя оптика, полная скорби, встретила её холодный взгляд. Его красно-синяя броня искрила слабо, контрастируя с её сиянием, и его голос, тихий, но твёрдый, прорвался сквозь гул:

— Элита, ты права… — Он сжал кулак, его оптика сузилась, и он добавил, тон стал решительнее:

— Но мы должны найти выживших. Они там, внизу. Я чувствую их. — Его фигура, освещённая багровым светом, была как символ надежды, ищущий опоры в её прагматизме.

Мегатрон, чья серебристая броня гудела, как буря, бросил на Элиту взгляд, полный нетерпения. Его красная оптика сузилась, а угловатое лицо, пересечённое шрамами, искажала гримаса раздражения. Он сжал кулак, искры пробежали по его энергонному клинку, и рявкнул, голос громовой, как раскат грома:

— Планы? — Он указал на Разлом, его кулак дрожал от напряжения.

— Мой план прост: найти тех, кто это сделал, и раздавить их! — Его тень, огромная и зловещая, нависла над пустотой, но в его голосе мелькнула тень уважения к её решимости, как будто он признавал её силу, но не её методы.

Элита повернулась к Мегатрону, её изумрудная оптика вспыхнула, и она ответила, голос холодный, как сталь:

— Твоя ярость — топливо, Мегатрон, но без направления она сожжёт нас всех. — Она переключила голограмму, высветив координаты Иакона, и её оптика сузилась.

— Мы начнём с Иакона. Если есть выжившие, они там. Если есть ответы, они тоже там. — Её броня загудела, подчёркивая её слова, и её взгляд, твёрдый, как клинок, встретил его вызов.

Нокаут, чья броня цвета красного вина искрила, как угасающий костёр, завис чуть дальше, его алая оптика блеснула, отражая голографический свет. Его острое лицо, покрытое царапинами, искажала слабая усмешка, но в ней была тень усталости. Он скрестил руки, импульсатор в его руке мигнул слабо, и пробормотал, голос пропитанный цинизмом:

— О, да, планы, анализы… — Он кивнул на Элиту, его усмешка стала шире, но тон был мрачнее:

— Только не забудь, что внизу, скорее всего, не пикник. — Его взгляд метнулся к Кибертрону, и он покачал головой, добавив тише:

— Но если там есть хоть кто-то живой, я за. — Его броня звякнула, когда он поправил импульсатор, и его оптика, обычно дерзкая, смягчилась, выдавая тень надежды.

Элита кивнула Нокауту, её лицо осталось непроницаемым, но в её движениях мелькнула тень благодарности. Она переключила голограмму, высветив траекторию спуска к Иакону, и произнесла, голос твёрдый, как клятва:

— Мы спускаемся. — Она посмотрела на Ориона, её оптика смягчилась, и она добавила:

— Вместе. Но держите себя в руках. — Её взгляд метнулся к Мегатрону, и её тон стал острее:

— Особенно ты. — Её фигура, освещённая голубым светом голограммы, была как воплощение разума, ведущего их сквозь хаос.

Крупные планы: изумрудная оптика Элиты, холодная и аналитическая, отражала голографические данные, как звёзды в ночи; её пальцы, танцующие по интерфейсу, высвечивали тепловые сигнатуры и координаты; голографический экран, показывающий дымящиеся руины Иакона, где тени двигались в огне. Её золотисто-розовая броня, покрытая копотью и шрамами, сверкала в багровом свете, а её лицо, непроницаемое, но решительное, было как маска лидера, готового вести в бой. Быстрая смена кадров показывала её сканирование: разрушенные сектора, тепловые сигнатуры, обрывки сигналов, а панорама горящего Кибертрона, с его зловещим Разломом, контрастировала с её сосредоточенной фигурой. Это был момент, где её холодный расчёт был единственным якорем в море ярости и скорби, а её искра, пылающая в груди, была как свет, ведущий их к надежде.

В холодной пустоте космоса, где звёзды казались равнодушными зрителями трагедии Кибертрона, Нокаут был словно тень, скользящая на грани света и мрака. Его броня цвета красного вина, изуродованная трещинами и дымящимися следами недавних битв, искрила слабо, как угасающий костёр, цепляющийся за последние искры жизни. Перед ним расстилался Кибертрон — дымящееся пепелище, окутанное багровым заревом Разлома, чьи тёмные разряды пульсировали, как вены умирающего мира. Его алая оптика блеснула, отражая пожары Иакона, но в её глубине таилась усталость, как будто бесконечная война выжгла в нём всё, кроме горькой иронии. Его острое лицо, покрытое мелкими царапинами, искажала кривая усмешка — не дерзкая, как обычно, а хрупкая, как щит, за которым он прятал свою боль. Атмосфера вокруг него была пропитана горькой иронией и усталостью, а его фигура, освещённая багровым светом, казалась одинокой нотой чёрного юмора в симфонии трагедии.

Нокаут завис в невесомости, скрестив руки, его импульсатор, всё ещё сжимаемый в правой руке, мигнул слабым голубым светом, как будто разделяя его усталость. Его броня, покрытая копотью и рваными шрамами, звякнула, когда он поправил позу, и его взгляд скользнул по дымящимся руинам Кибертрона. Он видел не просто разрушения — он видел очередной акт бесконечного спектакля войны, где он играл роль циника, чтобы не сойти с ума. Его губы изогнулись в усмешке, и он произнёс, голос пропитанный едкой иронией:

— Ну, по крайней мере, фейерверк впечатляет. — Он кивнул на пылающий Иакон, его усмешка дрогнула, и он добавил тише, почти шепотом:

— Хотя я предпочитаю менее… глобальные шоу. — Его тон был циничным, усталым, как будто он шутил не для других, а для себя, чтобы заглушить боль в своей искре.

Космос вокруг был безмолвным, но Кибертрон внизу кричал о предательстве и утрате. Багровое свечение Разлома заливало планету зловещим светом, а чёрный дым, поднимающийся от руин, сгущался в тучи, что клубились, как предвестие конца. Обломки орбитальных станций плавали в пустоте, их металлические остовы отражали свет пожаров, как разбитые зеркала. Камера сфокусировалась на Нокауте, его кривая усмешка была как мазок краски на холсте трагедии, а его алая оптика, блестящая, но потускневшая, отражала огонь, но не его тепло. Крупный план его лица показал тонкие трещины на броне, как морщины усталости, и лёгкое дрожание его губ, выдающее борьбу между цинизмом и болью. Его броня, покрытая копотью и шрамами, искрила слабо, а его фигура, освещённая багровым светом, была как воплощение горького смеха над судьбой.

Элита-1, чья золотисто-розовая броня сверкала в отблесках багрового неба, повернулась к Нокауту, её изумрудная оптика сузилась, отражая лёгкое раздражение. Её голографический интерфейс всё ещё светился, высвечивая координаты Иакона, и её голос, властный, но с ноткой усталости, разрезал тишину:

— Твои шутки, Нокаут, не помогут нам внизу. — Она переключила голограмму, её пальцы двигались с точностью, и её оптика встретила его взгляд.

— Если хочешь выжить, держи свой импульсатор наготове. — Её броня загудела, подчёркивая её слова, но в её тоне мелькнула тень понимания, как будто она знала, что его цинизм — это броня, а не оружие.

Нокаут фыркнул, его алая оптика блеснула, и он ответил, тон саркастичный, но с ноткой уважения:

— О, не волнуйся, Элита, мой импульсатор всегда готов. — Он похлопал по оружию, его усмешка стала шире, но его взгляд метнулся к Кибертрону, и он добавил тише:

— Только не уверен, что он справится с этим бардаком. — Его броня звякнула, когда он поправил позу, и его оптика, обычно дерзкая, смягчилась, выдавая тень тревоги.

Мегатрон, чья серебристая броня гудела, как буря, бросил на Нокаута взгляд, полный презрения. Его красная оптика сузилась, а угловатое лицо, пересечённое шрамами, искажала гримаса раздражения. Он сжал кулак, искры пробежали по его энергонному клинку, и рявкнул, голос громовой, как раскат грома:

— Твоя болтовня, Нокаут, так же бесполезна, как твой страх. — Он указал на Кибертрон, его оптика вспыхнула, как раскалённые угли.

— Либо сражайся, либо исчезни. — Его тень, огромная и зловещая, нависла над пустотой, но в его словах мелькнула тень вызова, как будто он ждал, что Нокаут докажет свою ценность.

Нокаут поднял бровь, его усмешка стала острее, и он ответил, голос пропитанный чёрным юмором:

— Исчезнуть? — Он кивнул на дымящиеся руины.

— С таким видом я бы предпочёл остаться и посмотреть, как ты крушить всё подряд. — Его тон был дерзким, но его взгляд, брошенный на Мегатрона, был осторожным, как будто он знал, где проходит грань.

Орион Пакс, чья красно-синяя броня искрила слабо, повернулся к Нокауту, его синяя оптика, полная скорби, смягчилась, отражая понимание. Он сжал кулак, его голос был тихим, но твёрдым:

— Нокаут, я знаю, что ты чувствуешь. — Он посмотрел на Кибертрон, его оптика сузилась, и он добавил, тон стал теплее:

— Но мы нужны друг другу. Даже твой… юмор. — Его фигура, освещённая багровым светом, была как символ надежды, протягивающий руку даже к цинику.

Нокаут посмотрел на Ориона, его алая оптика блеснула, и он фыркнул, но его усмешка стала мягче, почти искренней. Он покачал головой, голос стал тише, но сохранил иронию:

— Пакс, ты слишком добр для этого ада. — Он кивнул на Кибертрон, его броня звякнула, и он добавил, тон стал серьёзнее:

— Но ладно, я в деле. Только не жди, что я буду петь гимны надежды. — Его взгляд метнулся к Элите, и он подмигнул, но его оптика, блестящая, но усталшая, выдала тень решимости.

Крупные планы: алая оптика Нокаута, блестящая, но потускневшая, отражала багровое зарево пожаров; его кривая усмешка, дрожащая на грани боли, была как маска цинизма; его броня цвета красного вина, покрытая трещинами и копотью, искрила слабо, как угасающий костёр. Его лицо, покрытое царапинами, было как холст усталости, а его импульсатор, мигающий голубым, был как последний маяк его силы. Панорама горящего Кибертрона, с его дымящимися руинами и зловещим Разломом, контрастировала с его одинокой фигурой, а лёгкое дрожание камеры подчёркивало хрупкость его цинизма. Это был момент, где его горькая ирония была одновременно щитом и криком о помощи, а его искра, пылающая в груди, была как свет, цепляющийся за жизнь в море тьмы.

В холодной пустоте космоса, где звёзды тускнели под багровым заревом умирающего Кибертрона, гигантский Разлом в небе планеты зиял, как рана, раздирающая само мироздание. Его края, неровные и пульсирующие, извивались, будто живые, выбрасывая тёмные энергетические разряды, что рассекали пространство, как молнии в бурю. Из глубины Разлома исходила зловещая тьма — не просто отсутствие света, а нечто осязаемое, густое, как смола, поглощающее всё, что попадало в её объятия. Искажённые тени, смутно напоминающие силуэты Теней Прайма, мелькали в его глубине, их очертания растворялись в вихрях тёмной энергии, словно призраки, ждущие своего часа. Низкий, вибрирующий гул, исходящий от Разлома, разрастался, проникая в броню и искры, как предсмертный стон мира. Атмосфера была пропитана угрозой, предчувствием неизбежного и космическим масштабом ужаса, а небо Кибертрона, разорванное этой бездной, казалось порталом в кошмар, готовый поглотить всё сущее.

Камера медленно приблизилась к Разлому, его края дрожали, искажая пространство вокруг, как жар над раскалённым металлом. Тёмные разряды, багровые и чёрные, вырывались из его глубины, оставляя за собой шлейфы, что растворялись в пустоте, как дым. В центре Разлома зияла абсолютная тьма, но в ней мелькали силуэты — угловатые, с горящими красными глазами, их движения были рваными, как у марионеток, подчинённых невидимой воле. Пространство вокруг Разлома искривлялось, звёзды за его краями казались растянутыми, а обломки орбитальных станций, затянутые в его орбиту, медленно разрывались на части, их металл визжал, растворяясь в тьме. Звук — низкий, вибрирующий гул — был не просто шумом, а силой, что отдавалась в груди, заставляя броню дрожать, а искры сжиматься от ужаса. Кибертрон внизу, окутанный багровым светом, казался лишь фоном для этой космической бездны, чья мощь обещала конец всему.

Орион Пакс, зависший в невесомости, повернулся к Разлому, его красно-синяя броня, покрытая дымящимися шрамами, искрила слабо, как будто сопротивляясь тьме. Его синяя оптика расширилась, отражая зловещее сияние Разлома, и кристалл "Эха Искры" в его груди запульсировал неровно, отзываясь на гул. Его лицо, резкое и израненное, искажала маска ужаса, но в его взгляде горела решимость. Он сжал кулак, его голос, хриплый, но твёрдый, прорвался сквозь тишину:

— Это… оно растёт. — Его оптика сузилась, и он добавил, тон стал тише, но полон боли:

— Оно пожирает наш мир. — Его фигура, освещённая багровым светом, была как маяк надежды, дрожащий перед лицом космического ужаса.

Мегатрон, чья серебристая броня гудела, как буря, уставился на Разлом, его красная оптика сузилась до тонких щелей, пылая яростью. Его угловатое лицо, пересечённое шрамами, искажала гримаса вызова, а энергонный клинок в его руке вспыхнул багровым, как будто откликаясь на тьму. Он сжал кулак, искры посыпались, и его голос, громовой, как раскат грома, разорвал гул:

— Пусть попробует! — Он указал на Разлом, его броня заискрила, и его оптика вспыхнула, как раскалённые угли.

— Я разрублю эту тьму, как и всё, что встанет на моём пути! — Его тень, огромная и зловещая, нависла над пустотой, но в его ярости мелькнула тень страха, как будто даже он чувствовал масштаб угрозы.

Элита-1, чья золотисто-розовая броня сверкала в отблесках багрового неба, активировала голографический интерфейс, её изумрудная оптика сузилась, анализируя Разлом. Её пальцы, покрытые царапинами, двигались с точностью, высвечивая данные, но её лицо, непроницаемое, дрогнуло, выдавая тень тревоги. Она произнесла, голос холодный, но с ноткой напряжения:

— Это не просто портал. — Она переключила голограмму, показывающую энергетические сигнатуры, и её оптика вспыхнула.

— Его энергия… она не из нашего мира. — Её броня загудела, подчёркивая её слова, и её взгляд, твёрдый, но встревоженный, встретился с Орионом.

— Мы должны остановить это, пока оно не поглотило всё.

Нокаут, чья броня цвета красного вина искрила, как угасающий костёр, отступил на шаг, его алая оптика расширилась, отражая зловещее сияние Разлома. Его острое лицо, покрытое царапинами, искажала слабая усмешка, но в ней не было привычной дерзости — лишь горькая попытка скрыть страх. Он скрестил руки, импульсатор в его руке мигнул слабо, и пробормотал, голос пропитанный чёрным юмором:

— Ну, это… не совсем то, что я имел в виду под "впечатляющим шоу". — Он кивнул на Разлом, его усмешка дрогнула, и он добавил тише, почти шепотом:

— Если эта штука нас засосёт, я подаю в отставку. — Его броня звякнула, когда он поправил позу, но его оптика, блестящая, но потускневшая, выдала страх, что он пытался задушить цинизмом.

Разлом зиял всё шире, его края дрожали, выбрасывая тёмные разряды, что рассекали пустоту, как когти. Силуэты Теней Прайма, мелькающие в его глубине, становились отчётливее — их красные глаза вспыхивали, как звёзды в агонии, а их движения, рваные и неестественные, внушали ужас. Пространство вокруг Разлома искажалось, звёзды за его краями растягивались, как в кривом зеркале, а обломки, затянутые в его орбиту, растворялись с визгом, как будто их поглощала сама вечность. Гул Разлома усиливался, его вибрации отдавались в броне, заставляя искры сжиматься, как от холода. Кибертрон внизу, с его дымящимися руинами и пылающими городами, казался лишь жалким эхом перед этой космической бездной, чья мощь обещала конец всему.

Орион сжал кулак, его синяя оптика сузилась, и он произнёс, голос твёрдый, но дрожащий:

— Мы не можем позволить этому победить. — Он посмотрел на Элиту, его броня искрила, и он добавил, тон стал решительнее:

— Есть ли шанс закрыть его? — Его фигура, освещённая багровым светом, была как символ надежды, цепляющийся за свет в тени ужаса.

Элита переключила голограмму, её изумрудная оптика вспыхнула, и она ответила, голос холодный, но с ноткой надежды:

— Возможно. — Она указала на данные, её пальцы сжались.

— Но нам нужно попасть в Иакон. Там могут быть технологии… или ответы. — Её взгляд метнулся к Разлому, и она добавила тише:

— Если мы не поторопимся, будет слишком поздно.

Мегатрон хмыкнул, его красная оптика вспыхнула, и он шагнул вперёд, броня загудела громче. Его голос, пропитанный вызовом, был как удар:

— Тогда чего мы ждём? — Он указал на Кибертрон, его клинок вспыхнул ярче.

— Я готов встретить эту тьму лицом к лицу. — Его тень нависла над пустотой, как предвестие войны, но в его словах мелькнула тень решимости, как будто он видел в Разломе не только угрозу, но и вызов.

Нокаут фыркнул, его алая оптика сузилась, и он пробормотал, тон саркастичный, но с ноткой согласия:

— Лицом к лицу? — Он покачал головой, его усмешка вернулась, но была горькой.

— Я бы предпочёл пострелять издалека, но… ладно, я в игре. — Его броня звякнула, когда он поправил импульсатор, и его взгляд, брошенный на Разлом, был полон тревоги, но и решимости.

Крупные планы: зияющий Разлом, его пульсирующие края, выбрасывающие тёмные разряды, как когти; силуэты Теней Прайма, их красные глаза, вспыхивающие в тьме; искажённое пространство, где звёзды растягивались, как в кошмаре. Визуальные эффекты показывали нестабильность Разлома: дрожание его краёв, шлейфы тёмной энергии, растворяющие обломки, и гул, от которого дрожала камера. Панорама Кибертрона, с его дымящимися руинами и зловещим Разломом, контрастировала с одинокими фигурами трансформеров, а их броня, искрящая и дрожащая, была как последний щит против космического ужаса. Это был момент, где угроза Разлома была не просто врагом, а воплощением конца, а их искры, пылающие в груди, были единственным светом, что мог бросить вызов тьме.

В ледяной пустоте космоса, где звёзды тускнели под багровым заревом Разлома, зияющего в небе Кибертрона, тишину разорвал голос — властный, искажённый, словно рождённый в глубинах самой бездны. Он исходил не из одного источника, а, казалось, сочился из самого Разлома, чьи пульсирующие края выбрасывали тёмные разряды, как когти, раздирающие реальность. Голос был холодным, как металл, пропитанным злорадством, что леденило искры, и одновременно тяжёлым, как поступь древнего бога, заявляющего о своём возвращении. Это была Тень Прайма — или, возможно, Альфа Трион, чья сущность, искажённая тьмой, теперь правила этим кошмаром. Его слова, пробивающиеся сквозь помехи коммуникаторов, были как яд, медленно отравляющий надежду. Атмосфера была пропитана угрозой, безысходностью и злорадным триумфом, а Кибертрон внизу, с его дымящимися руинами и пылающими городами, казался лишь декорацией для этого зловещего спектакля.

Коммуникаторы героев зашипели, их экраны замерцали, искажённые помехами, а голографические интерфейсы задрожали, высвечивая хаотичные волны звука, как будто сам Разлом пытался заговорить. Визуализация звуковых волн, багровых и чёрных, вырывалась из глубины Разлома, извиваясь, как змеи, и растворяясь в пустоте. Голос Тени Прайма, низкий и вибрирующий, прорезал помехи, его интонация была смесью насмешки и абсолютной уверенности:

— Вы вернулись… — Слова сопровождались треском, как будто металл рвался под давлением.

— Как трогательно. Но этот мир уже мой. — Голос стал громче, его эхо отражалось в броне, заставляя искры сжиматься.

— Ваши надежды, ваши битвы… всё обратилось в пепел. Созерцайте мою победу!

Кибертрон внизу был погружён в багровое сияние Разлома, чьи тёмные края пульсировали, выбрасывая разряды, что рассекали небо, как молнии. Обломки орбитальных станций, затянутые в его орбиту, растворялись с визгом, а силуэты Теней Прайма, мелькающие в его глубине, становились отчётливее, их красные глаза вспыхивали, как маяки в кошмаре. Камера сфокусировалась на Разломе, его нестабильные края дрожали, искажая пространство, а звуковые волны, багровые и чёрные, вырывались из его центра, как дыхание древнего зла. Пространство вокруг искривлялось, звёзды растягивались, а гул Разлома усиливался, сливаясь с голосом, что звучал, как приговор.

Орион Пакс, зависший в невесомости, сжал кулаки, его красно-синяя броня, покрытая дымящимися шрамами, искрила слабо, сопротивляясь тьме. Его синяя оптика расширилась, отражая багровое сияние Разлома, а кристалл "Эха Искры" в его груди запульсировал неровно, отзываясь на голос. Его лицо, резкое и израненное, искажала смесь ужаса и решимости. Он активировал коммуникатор, его голос, хриплый, но твёрдый, прорвался сквозь помехи:

— Кто ты? — Его оптика сузилась, и он добавил, тон стал острее:

— Что ты сделал с нашим миром? — Его фигура, освещённая багровым светом, была как маяк надежды, бросающий вызов тьме.

Голос Тени Прайма рассмеялся — низкий, раскатистый звук, что отдавался в броне, как удар молота. Помехи усилились, экраны замерцали, а его слова, пропитанные злорадством, хлынули, как яд:

— Орион Пакс… всё ещё цепляешься за свои мечты? — Голос стал глубже, его интонация была как лезвие, разрезающее искру.

— Я — конец ваших иллюзий. Кибертрон пал, и вы… вы лишь тени, блуждающие в моём царстве.

Мегатрон, чья серебристая броня гудела, как буря, шагнул вперёд, его красная оптика вспыхнула, пылая яростью. Его угловатое лицо, пересечённое шрамами, искажала гримаса вызова, а энергонный клинок в его руке загорелся багровым, как будто откликаясь на угрозу. Он сжал кулак, искры посыпались, и рявкнул, голос громовой, как раскат грома:

— Твоё царство? — Он указал на Разлом, его броня заискрила, и его оптика сузилась.

— Я разрублю тебя и твою тьму! Назови себя, трус! — Его тень, огромная и зловещая, нависла над пустотой, но в его ярости мелькнула тень тревоги, как будто даже он чувствовал, что этот враг — нечто иное.

Элита-1, чья золотисто-розовая броня сверкала в отблесках багрового неба, активировала голографический интерфейс, её изумрудная оптика сузилась, анализируя помехи. Её пальцы, покрытые царапинами, двигались с точностью, пытаясь отследить источник сигнала, но её лицо, непроницаемое, дрогнуло, выдавая тень страха. Она произнесла, голос холодный, но с ноткой напряжения:

— Это не просто голос. — Она переключила голограмму, показывающую хаотичные волны звука, и её оптика вспыхнула.

— Он связан с Разломом. Мы должны заглушить его. — Её броня загудела, подчёркивая её слова, и её взгляд, твёрдый, но встревоженный, встретился с Орионом.

— Иначе он сломит нас ещё до боя.

Нокаут, чья броня цвета красного вина искрила, как угасающий костёр, отступил на шаг, его алая оптика расширилась, отражая зловещее сияние Разлома. Его острое лицо, покрытое царапинами, искажала слабая усмешка, но в ней не было привычной дерзости — лишь попытка скрыть ужас. Он скрестил руки, импульсатор в его руке мигнул слабо, и пробормотал, голос пропитанный чёрным юмором:

— Отличный приём, парень. — Он кивнул на Разлом, его усмешка дрогнула, и он добавил тише:

— Но я бы предпочёл, чтобы ты заткнулся. — Его броня звякнула, когда он поправил позу, но его оптика, блестящая, но потускневшая, выдала страх, что он пытался задушить цинизмом.

Голос Тени Прайма загремел снова, его слова сопровождались треском помех, а экраны коммуникаторов замерцали, высвечивая искажённые волны звука.

— Вы будете сопротивляться? — Голос стал ниже, его интонация была как удар хлыста.

— Ваше сопротивление лишь продлит вашу агонию. Созерцайте конец… и примите его. — Смех, холодный и безжалостный, эхом отразился в пустоте, а Разлом, словно в ответ, выбросил новый разряд, что рассёк пространство, как клинок.

Орион сжал кулак, его синяя оптика сузилась, и он произнёс, голос твёрдый, но дрожащий:

— Мы не сдадимся. — Он посмотрел на Разлом, его броня искрила, и он добавил, тон стал решительнее:

— Ты не получишь наш мир. — Его фигура, освещённая багровым светом, была как символ надежды, бросающий вызов бездне.

Элита переключила голограмму, её изумрудная оптика вспыхнула, и она произнесла, голос холодный, но с ноткой решимости:

— Мы заглушим его. — Она указала на данные, её пальцы сжались.

— Но нам нужно попасть в Иакон. Там может быть ключ. — Её взгляд метнулся к Разлому, и она добавила тише:

— Иначе он уничтожит нас всех.

Мегатрон хмыкнул, его красная оптика вспыхнула, и он шагнул вперёд, броня загудела громче. Его голос, пропитанный вызовом, был как удар:

— Пусть говорит. — Он указал на Разлом, его клинок вспыхнул ярче.

— Я найду его и заставлю замолчать навсегда. — Его тень нависла над пустотой, как предвестие войны, но в его словах мелькнула тень решимости, как будто он видел в этом враге достойного противника.

Нокаут фыркнул, его алая оптика сузилась, и он пробормотал, тон саркастичный, но с ноткой согласия:

— Заставить замолчать? — Он покачал головой, его усмешка вернулась, но была горькой.

— Я бы начал с отключения его микрофона, но… ладно, я в деле. — Его броня звякнула, когда он поправил импульсатор, и его взгляд, брошенный на Разлом, был полон тревоги, но и решимости.

Крупные планы: зияющий Разлом, его пульсирующие края, выбрасывающие тёмные разряды, как когти; искажённые волны звука, багровые и чёрные, вырывающиеся из его глубины; экраны коммуникаторов, замерцавшие помехами, высвечивающие хаотичные узоры. Визуальные эффекты показывали нестабильность Разлома: дрожание его краёв, шлейфы тёмной энергии, растворяющие обломки, и гул, от которого дрожала камера. Панорама Кибертрона, с его дымящимися руинами и зловещим Разломом, контрастировала с одинокими фигурами трансформеров, а их броня, искрящая и дрожащая, была как последний щит против голоса, что обещал конец. Это был момент, где Тень Прайма заявила о своём триумфе, но их искры, пылающие в груди, были как свет, бросающий вызов тьме.

В ледяной пустоте космоса, где зловещий Разлом зиял над Кибертроном, как рана в мироздании, герои приняли решение: больше нельзя медлить. Их повреждённый челнок, покрытый шрамами от прошлых битв, загудел, как раненый зверь, готовый к последнему рывку. Его броня, некогда серебристая, теперь была покрыта копотью и рваными пробоинами, а двигатели, кашляя искрами, боролись за жизнь. Атмосфера Кибертрона, пылающая багровым заревом, была усеяна обломками орбитальных станций и горящими фрагментами, что кружились в хаотичном танце, как пепел над костром. Челнок нырнул в этот ад, его корпус задрожал, а пламя, лизавшее броню, рисовало огненные следы в небе. Внутри кабины напряжение было осязаемым — воздух гудел от работы систем, а лица героев, освещённые отблесками пожаров, отражали смесь решимости, страха и яростной воли к выживанию. Атмосфера была пропитана опасностью, хаосом и динамикой боя, а Кибертрон внизу, с его дымящимися руинами и зловещим Разломом, ждал их, как разверзшаяся пасть ада.

Камера сфокусировалась на челноке, чья броня пылала, входя в атмосферу. Огненные шлейфы тянулись за ним, а обломки, сталкиваясь с корпусом, взрывались снопами искр, их металл визжал, растворяясь в жаре. Внутри кабины Орион Пакс сжимал штурвал, его красно-синяя броня искрила, а синяя оптика, отражая пламя за иллюминатором, горела решимостью. Его лицо, резкое и израненное, было напряжено, но в нём читалась непреклонная надежда. Кристалл "Эха Искры" в его груди пульсировал, как будто чувствуя зов Кибертрона. Он бросил взгляд на Элиту, его голос, хриплый от напряжения, прорвался сквозь гул двигателей:

— Элита, держи курс! — Он уклонился от летящего обломка, челнок резко накренился, и он добавил, тон тревожный, но твёрдый:

— Мы должны добраться до Иакона!

Элита-1, чья золотисто-розовая броня сверкала в отблесках огня, стояла у консоли, её изумрудная оптика сузилась, анализируя данные на голографическом экране. Её пальцы, покрытые царапинами, летали по интерфейсу, корректируя траекторию, а лицо, непроницаемое, но напряжённое, отражало холодный расчёт. Она ответила, голос властный, но с ноткой тревоги:

— Системы на пределе! — Она переключила экран, высветив тепловые сигнатуры Иакона, и её оптика вспыхнула.

— Уклоняйся вправо, Орион, или нас разорвёт! — Её броня загудела, подчёркивая её слова, а её фигура, освещённая багровым светом, была как маяк разума в хаосе.

Мегатрон, чья серебристая броня гудела, как буря, стоял у заднего отсека, его красная оптика пылала яростью, отражая пламя за иллюминатором. Его угловатое лицо, пересечённое шрамами, искажала гримаса нетерпения, а энергонный клинок, сжатый в руке, искрил багровым, как будто жаждал боя. Челнок тряхнуло, и он рявкнул, голос громовой, как раскат грома:

— Быстрее, Пакс! — Он ударил кулаком по переборке, искры посыпались, и его оптика сузилась.

— Если этот хлам развалится, я сам доберусь до Иакона! — Его тень, огромная и зловещая, нависла над кабиной, но в его ярости мелькнула тень решимости, как будто он был готов разорвать саму атмосферу.

Нокаут, чья броня цвета красного вина искрила, как угасающий костёр, цеплялся за поручень, его алая оптика расширилась, отражая огненные шлейфы за иллюминатором. Его острое лицо, покрытое царапинами, искажала слабая усмешка, но в ней была тень паники, скрытая под цинизмом. Он пробормотал, голос пропитанный чёрным юмором:

— О, да, спуск в ад — как раз то, что я заказывал! — Он уклонился от падающей панели, его импульсатор мигнул слабо, и он добавил тише, тон горький:

— Если мы разобьёмся, я требую компенсацию! — Его броня звякнула, когда челнок снова тряхнуло, но его оптика, блестящая, но потускневшая, выдала решимость, спрятанную за сарказмом.

Челнок нырнул глубже, его броня пылала, как метеор, а обломки, сталкиваясь с корпусом, взрывались снопами искр, их осколки разлетались, как звёзды в ночи. Камера показала крупные планы: лицо Ориона, его синяя оптика, затопленная огнём, дрожала от напряжения; лицо Элиты, её изумрудная оптика, холодная, но встревоженная, отражала голографические данные; лицо Мегатрона, его красная оптика, пылающая яростью, была как маска бога войны; лицо Нокаута, его алая оптика, блестящая, но потускневшая, скрывала страх за усмешкой. Горящие следы челнока в атмосфере рисовали огненные дуги, а взрывы обломков, сталкивающихся с корпусом, озаряли небо багровыми вспышками. Гул двигателей смешивался с визгом металла, а атмосфера Кибертрона, пылающая и хаотичная, была как лабиринт, где каждый поворот грозил смертью.

Орион резко потянул штурвал, уклоняясь от огромного фрагмента орбитальной станции, чьи рваные края пылали, как раскалённый металл. Челнок накренился, переборки заскрипели, и он крикнул, голос напряжённый:

— Держитесь! — Его броня искрила, а кристалл "Эха Искры" пульсировал ярче, как будто чувствовал близость Кибертрона.

— Мы почти на месте!

Элита переключила голограмму, высветив координаты Иакона, и её голос, холодный, но твёрдый, прорвался сквозь гул:

— Снижай угол, Орион! — Она указала на экран, её пальцы сжались.

— Если войдём слишком круто, нас раздавит! — Её оптика сузилась, и она добавила тише:

— Мы должны выжить, чтобы найти ответы.

Мегатрон, чья броня загудела громче, ударил кулаком по переборке, его клинок вспыхнул ярче. Он рявкнул, голос пропитанный яростью:

— Хватит болтать! — Он указал на иллюминатор, где Иакон маячил в дыму.

— Спускайся, Пакс, или я сам вышвырну нас наружу! — Его оптика пылала, но в его словах мелькнула тень доверия, как будто он знал, что Орион справится.

Нокаут, цепляясь за поручень, фыркнул, его усмешка вернулась, но была горькой. Он пробормотал, тон саркастичный:

— О, да, давай устроим вечеринку с посадкой! — Он уклонился от искры, вылетевшей из панели, и добавил тише:

— Только, знаешь, я бы предпочёл остаться в одном куске. — Его импульсатор мигнул, а его взгляд, брошенный на Ориона, был полон тревоги, но и веры.

Челнок пробил последние слои атмосферы, его броня, пылающая и дымящаяся, задрожала, как будто прощаясь с жизнью. Иакон, окутанный дымом и огнём, приближался, его разрушенные шпили торчали, как кости павшего гиганта. Взрывы обломков озаряли небо, а гул двигателей, смешанный с визгом металла, был как предсмертный крик машины, отдавшей всё. Герои, их лица, освещённые пламенем, были как портреты решимости, страха и надежды, сплетённые в единое целое. Это был момент, где хаос спуска был не просто испытанием, а крещением огнём, а их искры, пылающие в груди, были единственным светом, что вёл их в ад Кибертрона.

Челнок, дымящий и израненный, пробил последние слои пылающей атмосферы Кибертрона, его броня, раскалённая до багрового сияния, визжала, как умирающий зверь. С оглушительным грохотом он врезался в разрушенный район Иакона, некогда сияющей столицы, а ныне кладбища металла и огня. Обугленные шпили, что когда-то гордо пронзали небеса, торчали из земли, как сломанные кости, а здания, чьи фасады некогда сверкали под светом звёзд, лежали в руинах, окутанные чёрным дымом. Площадь Совета, где когда-то звучали речи о будущем, была завалена обломками, а Архивы, хранилище знаний Кибертрона, тлели, их золотые стены покрыты копотью и кровью энергонного оттенка. Пыль, тяжёлая и едкая, оседала на броне героев, смешиваясь с запахом гари и смерти, что пропитал воздух. Тела павших трансформеров, их искры угасшие, лежали среди обломков, их броня, изуродованная и обожжённая, была немым свидетельством войны. Атмосфера была пропитана скорбью, опустошением и гневом, а Иакон, некогда сердце Кибертрона, теперь был его разбитым скелетом, кричащим о предательстве.

Камера медленно облетела место крушения, показывая панораму разрушенного Иакона: обугленные руины Архивов, чьи колонны рухнули, как поваленные деревья; площадь Совета, заваленная обломками статуй и горящими фрагментами; багровое небо, где Разлом зиял, как рана, выбрасывая тёмные разряды. Контраст былого величия — сияющих шпилей, гудящих улиц, жизни — и нынешнего упадка разрывал сердце. Челнок, дымящий и искрящий, лежал в кратере, его корпус был смят, а двигатели, наконец, затихли, испустив последний вздох. Пыль оседала, как саван, а гул Разлома, далёкий, но зловещий, эхом отдавался в руинах. Герои выбрались из челнока, их броня, покрытая копотью и пылью, искрила слабо, как будто сопротивляясь смерти мира вокруг.

Орион Пакс, чья красно-синяя броня была покрыта свежими вмятинами, шагнул на землю Иакона, его синяя оптика расширилась, отражая дымящиеся руины. Кристалл "Эха Искры" в его груди пульсировал неровно, как будто оплакивая утрату. Его лицо, резкое и израненное, искажала маска скорби, но в его взгляде горела искра надежды, цепляющаяся за жизнь. Он опустился на одно колено, его пальцы коснулись обугленной земли, и пыль, осевшая на его броне, смешалась с гарью. Его голос, хриплый и дрожащий, прорвался сквозь тишину:

— Иакон… — Он сжал кулак, его оптика сузилась, и он добавил, тон полный боли:

— Это был наш дом. — Его фигура, освещённая багровым светом, была как символ утраченной мечты, но его плечи, напряжённые и твёрдые, говорили о решимости.

Элита-1, чья золотисто-розовая броня, покрытая пылью и копотью, всё ещё сверкала, как закатное солнце, остановилась у края кратера. Её изумрудная оптика сузилась, сканируя руины, а голографический интерфейс на её предплечье мигнул, высвечивая тепловые сигнатуры. Её лицо, непроницаемое, но с тенью скорби, отражало холодный расчёт, борющийся с болью. Она шагнула к обугленному телу трансформера, его броня была расколота, а искра угасла. Её пальцы, покрытые царапинами, сжались, и она произнесла, голос холодный, но с ноткой гнева:

— Это не просто разрушения. — Она указала на Архивы, её оптика вспыхнула.

— Это целенаправленное уничтожение. — Её броня загудела, подчёркивая её слова, и её взгляд, твёрдый, но встревоженный, встретился с Орионом.

— Мы должны найти, кто это сделал.

Мегатрон, чья серебристая броня гудела, как буря, выбрался из челнока с громким лязгом, его красная оптика пылала яростью, отражая багровое небо. Его угловатое лицо, пересечённое шрамами, искажала гримаса гнева, а энергонный клинок в его руке вспыхнул багровым, как будто впитывая огонь вокруг. Он сжал кулак, пыль посыпалась с

его брони, и рявкнул, голос громовой, как раскат грома:

— Это оскорбление! — Он указал на разрушенную площадь Совета, его оптика сузилась, и искры посыпались с его кулака.

— Я найду тех, кто посмел тронуть Иакон, и раздавлю их! — Его тень, огромная и зловещая, нависла над руинами, но в его ярости мелькнула тень боли, как будто даже он, воплощение войны, чувствовал утрату.

Нокаут, чья броня цвета красного вина искрила, как угасающий костёр, выбрался последним, его алая оптика блеснула, отражая дымящиеся руины. Его острое лицо, покрытое царапинами, искажала слабая усмешка, но в ней не было привычной дерзости — лишь горькая попытка скрыть отчаяние. Он скрестил руки, импульсатор в его руке мигнул слабо, и пробормотал, голос пропитанный чёрным юмором:

— Ну, что ж, добро пожаловать домой. — Он кивнул на обугленные шпили, его усмешка дрогнула, и он добавил тише:

— Только я бы предпочёл менее… постапокалиптический вид. — Его броня звякнула, когда он шагнул вперёд, но его оптика, блестящая, но потускневшая, выдала скорбь, что он пытался задушить цинизмом.

Камера показала крупные планы: лицо Ориона, его синяя оптика, затопленная дымом, дрожала от скорби; лицо Элиты, её изумрудная оптика, холодная, но встревоженная, отражала тлеющие Архивы; лицо Мегатрона, его красная оптика, пылающая гневом, была как маска разрушения; лицо Нокаута, его алая оптика, блестящая, но потускневшая, скрывала боль за усмешкой. Пыль оседала на их броне, как пепел утраченного мира, а запах гари, едкий и тяжёлый, пропитал воздух. Панорама Иакона показала разрушенные шпили, обугленные статуи, тела павших, чьи искры угасли, и багровое небо, где Разлом зиял, как глаз, наблюдающий за их страданиями. Гул Разлома, далёкий, но зловещий, смешивался с треском тлеющих руин, а ветер, несущий пепел, завывал, как плач Кибертрона.

Орион поднялся, его синяя оптика сузилась, и он произнёс, голос твёрдый, но дрожащий:

— Мы не можем позволить этому остаться таким. — Он указал на Архивы, его броня искрила, и он добавил, тон стал решительнее:

— Мы найдём выживших. Мы найдём правду. — Его фигура, освещённая багровым светом, была как символ надежды, цепляющийся за свет в тени скорби.

Элита кивнула, её изумрудная оптика вспыхнула, и она переключила голограмму, высветив координаты центра Иакона. Её голос, холодный, но с ноткой решимости, прорвался сквозь гул:

— Архивы — наша цель. — Она указала на тлеющие руины, её пальцы сжались.

— Если есть ключ к Разлому, он там. — Её взгляд метнулся к Мегатрону, и она добавила остро:

— Но держи свой гнев в узде, Мегатрон. Нам нужна ясная голова.

Мегатрон хмыкнул, его красная оптика вспыхнула, и он шагнул вперёд, броня загудела громче. Его голос, пропитанный яростью, был как удар:

— Ясная голова? — Он указал на тела павших, его клинок вспыхнул ярче.

— Это требует мести, Элита, и я её добуду! — Его тень нависла над руинами, но в его словах мелькнула тень согласия, как будто он уважал её расчёт.

Нокаут фыркнул, его алая оптика сузилась, и он пробормотал, тон саркастичный, но с ноткой усталости:

— Месть, правда, ключи… — Он покачал головой, его усмешка вернулась, но была горькой.

— Я просто хочу, чтобы этот кошмар закончился. — Его импульсатор мигнул, а его взгляд, брошенный на Ориона, был полон тревоги, но и доверия.

— Веди, Пакс. Только не веди нас в ещё больший ад.

Крупные планы: пыль, оседающая на броне Ориона, как пепел утраты; тлеющие Архивы, чьи золотые стены покрыты кровью энергонного оттенка; тела павших, их броня, расколотая и обожжённая, как немой укор; багровое небо, где Разлом зиял, выбрасывая тёмные разряды. Панорама Иакона показала контраст былого величия — сияющих шпилей, гудящих улиц — и нынешнего упадка, где огонь и дым стали его единственными жителями. Гул Разлома, треск тлеющих руин и завывание ветра сливались в трагическую симфонию, а герои, их искры, пылающие в груди, были единственным светом, что мог бросить вызов этому аду.

В сердце разрушенного Иакона, где обугленные шпили торчали из земли, как кости павшего мира, а багровое небо, разорванное зияющим Разломом, дышало угрозой, Орион Пакс стоял среди руин, окружённый скорбью и пеплом. Его красно-синяя броня, покрытая пылью и свежими шрамами, искрила слабо, как будто сопротивляясь смерти Кибертрона. Его синяя оптика, полная решимости, но затенённая болью утраты, остановилась на повреждённом терминале, вросшем в обломки Архивов. Это был один из древних датападов, чей треснувший экран всё ещё мигал слабым голубым светом, как последний вздох умирающей машины. Пыль оседала на его броне, запах гари пропитал воздух, а далёкий гул Разлома, низкий и зловещий, эхом отдавался в руинах. Атмосфера была пропитана тайной, интригой и предчувствием чего-то нового — угрозы или надежды, скрытой в осколках информации. Иакон, некогда сияющий центр знаний, теперь был лабиринтом загадок, и Орион, ведомый своей искрой, чувствовал, что ответы где-то близко.

Орион опустился на одно колено, его пальцы, покрытые царапинами, коснулись терминала, и слабый электрический разряд пробежал по его броне, как будто машина узнала его. Он активировал датапад, его синяя оптика сузилась, отражая мерцающий экран, где сквозь помехи и трещины начали проступать данные. Камера сфокусировалась на крупном плане экрана: искажённые символы кибертронского алфавита мелькали вперемешку с обрывками изображений — звёздная карта, где выделялась одинокая голубая планета, окружённая кольцом спутников; странный логотип с семью звёздами, образующими круг, и надписью, едва читаемой из-за помех: "Сектор-7". Обрывки текста, всплывающие на экране, были неполными, но пугающе интригующими: "…спящие титаны…", "…древние артефакты…", "…голубая планета… ключ к…". Данные обрывались, экран мигал, а помехи, как паутина, искажали информацию, оставляя больше вопросов, чем ответов.

Орион сжал кулак, его лицо, резкое и израненное, искажала смесь любопытства и тревоги. Кристалл "Эха Искры" в его груди запульсировал ярче, как будто откликаясь на сигнал, и его голос, хриплый, но твёрдый, прорвался сквозь тишину:

— Это… не кибертронское. — Он повернулся к Элите, его оптика вспыхнула, и он добавил, тон загадочный:

— Эта планета… она не из нашей системы. — Его броня искрила, а пыль, оседающая на его плечах, казалась пеплом прошлого, контрастирующим с новой тайной.

Элита-1, чья золотисто-розовая броня сверкала, несмотря на копоть, шагнула ближе, её изумрудная оптика сузилась, анализируя экран. Её голографический интерфейс мигнул, синхронизируясь с терминалом, и её пальцы, покрытые царапинами, замерли над данными. Её лицо, непроницаемое, но с тенью тревоги, отражало холодный расчёт, борющийся с интригой. Она произнесла, голос властный, но с ноткой напряжения:

— Сектор-7… — Она переключила голограмму, высветив фрагмент звёздной карты, и её оптика вспыхнула.

— Это не наши архивы. Кто-то вёл наблюдение за этой планетой. — Её броня загудела, подчёркивая её слова, и она посмотрела на Ориона, добавив тише:

— Это может быть ключ… или ловушка.

Мегатрон, чья серебристая броня гудела, как буря, стоял чуть поодаль, его красная оптика пылала гневом, отражая тлеющие руины. Его угловатое лицо, пересечённое шрамами, искажала гримаса нетерпения, а энергонный клинок в его руке искрил багровым, как будто жаждал действия. Он сжал кулак, пыль посыпалась с его брони, и рявкнул, голос громовой, как раскат грома:

— Тайны? Планеты? — Он указал на терминал, его оптика сузилась, и искры посыпались с его кулака.

— Нам нужны враги, которых можно раздавить, а не загадки! — Его тень, огромная и зловещая, нависла над руинами, но в его ярости мелькнула тень любопытства, как будто даже он чувствовал, что эта информация — нечто большее.

Нокаут, чья броня цвета красного вина искрила, как угасающий костёр, прислонился к обугленной колонне, его алая оптика блеснула, отражая мерцающий экран. Его острое лицо, покрытое царапинами, искажала слабая усмешка, но в ней была тень усталости, смешанная с интригой. Он скрестил руки, импульсатор в его руке мигнул слабо, и пробормотал, голос пропитанный чёрным юмором:

— Голубая планета, спящие титаны… — Он кивнул на терминал, его усмешка дрогнула, и он добавил тише:

— Похоже, кто-то решил устроить межзвёздную вечеринку без нас. — Его броня звякнула, когда он поправил позу, но его оптика, блестящая, но потускневшая, выдала искру любопытства, скрытую за цинизмом.

Камера показала крупные планы: экран терминала, где звёздная карта с голубой планетой мигала сквозь помехи; логотип Сектора-7, чьи семь звёзд сияли, как маяки в ночи; обрывки текста, растворяющиеся в искажённых волнах помех. Панорама Иакона раскрыла разрушенные Архивы, чьи тлеющие стены были покрыты кровью энергонного оттенка, и обугленные шпили, торчащие из земли, как надгробия. Пыль оседала на броне героев, запах гари пропитал воздух, а далёкий гул Разлома, низкий и зловещий, напоминал о времени, утекающем, как песок. Контраст между былым величием Архивов — их золотыми стенами, гудящими терминалами — и нынешним упадком был как нож, вонзённый в искру. Орион, стоя у терминала, был как археолог, раскопавший тайну, чья тень могла изменить всё.

Орион переключил датапад, пытаясь стабилизировать сигнал. Но экран моргнул, и данные начали исчезать. Его синие оптические линзы расширились. Он произнёс твёрдо, но с тревогой:

— Мы теряем сигнал. — Он сжал кулак, его броня искрила, и он добавил, тон стал решительнее:

— Но эта планета… она может быть нашей надеждой. — Его взгляд метнулся к Элите, и он спросил, почти шепотом:

— Сможешь восстановить данные?

Элита кивнула, её изумрудная оптика вспыхнула, и она подключила голографический интерфейс к терминалу. Её пальцы летали по данным, и она ответила, голос холодный, но с ноткой надежды:

— Я попробую. — Она указала на экран, её броня загудела.

— Но это займёт время. И нам нужно защитить этот терминал. — Её взгляд метнулся к Мегатрону, и она добавила остро:

— Без разрушений, Мегатрон.

Мегатрон хмыкнул, его красная оптика вспыхнула, и он шагнул ближе, броня загудела громче. Его голос, пропитанный сарказмом, был как удар:

— Защитить? — Он указал на терминал, его клинок вспыхнул ярче.

— Если эта штука не даст мне врага, я сам разнесу её! — Его тень нависла над терминалом, но в его словах мелькнула тень согласия, как будто он признавал важность находки.

Нокаут фыркнул, его алая оптика сузилась, и он пробормотал, тон саркастичный, но с ноткой интереса:

— О, да, давай охранять старый хлам. — Он покачал головой, его усмешка вернулась, но была мягче.

— Но если эта голубая планета реальна, я за то, чтобы навестить её. — Его импульсатор мигнул, а его взгляд, брошенный на Ориона, был полон тревоги, но и веры.

Крупные планы: экран терминала, где голубая планета мигала, как маяк надежды; логотип Сектора-7, чьи звёзды сияли сквозь помехи; лицо Ориона, его синяя оптика, полная решимости, отражала мерцающий экран. Панорама Иакона показала тлеющие руины, тела павших, чьи искры угасли, и багровое небо, где Разлом зиял, как глаз судьбы. Пыль, оседающая на броне, запах гари и гул Разлома создавали гнетущую симфонию, а герои, их искры, пылающие в груди, были как свет, ищущий путь в лабиринте тайн. Это был момент, где осколки информации — голубая планета, Сектор-7, спящие титаны — стали нитью, ведущей к надежде или новой угрозе.

В сердце разрушенного Иакона, где обугленные шпили Архивов торчали, как надгробия, а багровое небо пульсировало зловещим светом Разлома, тишина руин разорвалась яростным рёвом. Из тени обломков, покрытых копотью и кровью энергонного оттенка, вырвался отряд искажённых трансформеров — некогда, возможно, автоботов или десептиконов, но теперь их искры были осквернены тёмной энергией Разлома. Их броня, некогда сияющая, теперь была покрыта чёрными, как смоль, наростами, из которых сочилась багровая дымка, а глаза, пылающие красным и фиолетовым, светились безумной, неестественной яростью. Их движения были рваными, как у марионеток, подчинённых чужой воле, а из их суставов вырывались искры тёмной энергии, оставляя за собой шлейфы, что растворялись в воздухе. Атмосфера была пропитана яростью, отчаянием и жестокостью, а Иакон, некогда символ надежды, стал ареной для битвы, где каждый удар мог стать последним. Пыль взметнулась, запах гари смешался с металлическим лязгом, а гул Разлома, далёкий, но зловещий, подчёркивал хаос боя.

Камера стремительно пронеслась над полем битвы, показывая панораму: разрушенные

Архивы, чьи тлеющие колонны рушились под ударами; обугленные тела павших, раздавленные обломками; багровое небо, где Разлом выбрасывал тёмные разряды, как молнии. Искажённые трансформеры, их броня, покрытая мутациями, двигались с нечеловеческой скоростью, их когти и клинки, пропитанные тёмной энергией, рассекали воздух с шипением. Быстрый монтаж боя показал их атаку: один из врагов, чья броня была изуродована шипами, прыгнул на Ориона, его фиолетовые глаза вспыхнули, а когти оставили дымящийся след на земле. Другой, с рваными крыльями, бросился на Мегатрона, его красные глаза сияли, как угли, а из его пасти вырвался нечеловеческий рёв.

Орион Пакс, чья красно-синяя броня искрила, отразил удар когтей, его синяя оптика сузилась, отражая багровое небо. Кристалл "Эха Искры" в его груди запульсировал ярче, как будто сопротивляясь тьме. Его лицо, резкое и израненное, искажала смесь решимости и ужаса перед этими монстрами, некогда бывшими его братьями. Он выхватил энергонный меч, его лезвие вспыхнуло голубым, и крикнул, голос хриплый, но твёрдый:

— Держитесь вместе! — Он отбил удар, искры посыпались, и добавил, тон яростный:

— Эти твари… они не наши! — Его броня загудела, когда он контратаковал, его меч рассёк воздух, оставив дымящийся след на броне врага.

Элита-1, чья золотисто-розовая броня сверкала, несмотря на пыль, двигалась с хирургической точностью, её изумрудная оптика пылала холодным расчётом. Её энергонные клинки, закреплённые на предплечьях, вспыхнули зелёным, и она закружилась в вихре ударов, отбивая атаку двух искажённых. Её лицо, непроницаемое, но с тенью отвращения, отражало борьбу между долгом и болью. Она выкрикнула, голос властный, но с ноткой гнева:

— Они подчинены Разлому! — Она рассекла когти врага, её броня загудела, и её оптика вспыхнула.

— Цельтесь в их искры! — Её голографический интерфейс мигнул, высвечивая слабые точки врагов, и она бросилась вперёд, её клинки оставляли зелёные шлейфы.

Мегатрон, чья серебристая броня гудела, как буря, встретил атаку с яростным рёвом, его красная оптика пылала, как раскалённые угли. Его угловатое лицо, пересечённое шрамами, искажала гримаса дикого восторга, а энергонный клинок в его руке вспыхнул багровым, разрубая крылья врага. Он сжал кулак, искры тёмной энергии отразились от его брони, и рявкнул, голос громовой, как раскат грома:

— Вы осмелились бросить мне вызов? — Он разрубил искажённого пополам, его оптика сузилась, и он добавил, тон жестокий:

— Я уничтожу вас всех! — Его тень, огромная и зловещая, нависла над полем боя, а его клинок, покрытый дымящейся энергией, был как жнец, жнущий тьму.

Нокаут, чья броня цвета красного вина искрила, как угасающий костёр, уклонился от когтей врага, его алая оптика расширилась, отражая фиолетовый блеск глаз противника. Его острое лицо, покрытое царапинами, искажала слабая усмешка, но в ней была тень страха, скрытая под цинизмом. Он выстрелил из импульсатора, голубой разряд ударил в грудь искажённого, и пробормотал, голос пропитанный чёрным юмором:

— Ну, ребята, вы явно не в моём вкусе! — Он отпрыгнул, его броня звякнула, и добавил тише, тон язвительный:

— Кто-нибудь, уберите этих уродов, пока они не испортили мне броню! — Его импульсатор мигнул, а его движения, быстрые и ловкие, контрастировали с его сарказмом.

Камера показала быстрый монтаж боя: Орион, чей меч рассёк плечо врага, искры тёмной энергии взорвались, как чёрный фейерверк; Элита, чьи клинки вспыхивали зелёным, разрубая наросты на броне искажённого; Мегатрон, чей багровый клинок разрубил врага, его рёв эхом отразился в руинах; Нокаут, чей импульсатор выпустил серию разрядов, отбрасывая врага к обугленной колонне. Крупные планы показали удары: когти искажённого, оставляющие дымящиеся борозды на броне Ориона; красные глаза врага, пылающие, как адские огни; тёмные наросты, сочащиеся багровой дымкой, лопающиеся под ударами. Энергетические вспышки — голубые, зелёные, багровые — озаряли руины, а пыль, взметнувшаяся от ударов, смешивалась с запахом гари и металла.

Орион отбил атаку, его меч столкнулся с когтями врага, и искры осветили его лицо. Он крикнул, голос напряжённый, но решительный:

— Элита, фланг! — Он уклонился, его броня искрила, и добавил:

— Мы должны оттеснить их! — Его кристалл "Эха Искры" пульсировал, как будто подпитывая его силу.

Элита кивнула, её клинки вспыхнули ярче, и она прыгнула на врага, её голос прорвался сквозь лязг:

— Поняла! — Она рассекла наросты на груди искажённого, тёмная энергия хлынула, и она добавила, тон острый:

— Мегатрон, не ломай всё подряд! — Её оптика сузилась, а её движения, точные и смертоносные, были как танец в хаосе.

Мегатрон хмыкнул, его клинок разрубил ещё одного врага, и он рявкнул, тон пропитанный яростью:

— Ломать? — Он сжал кулак, его броня загудела громче.

— Я творю справедливость! — Его оптика пылала, а его удары, мощные и беспощадные, рушили всё на своём пути.

Нокаут, уклоняясь от когтей, выстрелил в голову врага, его усмешка вернулась, но была горькой. Он пробормотал, тон саркастичный:

— Справедливость? — Он отпрыгнул, его импульсатор мигнул.

— Я просто хочу дожить до конца этого цирка! — Его взгляд, брошенный на Ориона, был полон тревоги, но и доверия.

Бой продолжался, руины Архивов дрожали от ударов, а тёмная энергия, вырывающаяся из ран искажённых, растворялась в воздухе, как ядовитый дым. Панорама Иакона показала разрушенные колонны, тлеющие обломки и багровое небо, где Разлом зиял, как глаз, наблюдающий за битвой. Гул Разлома, лязг металла и рёв врагов сливались в яростную симфонию, а герои, их искры, пылающие в груди, были как свет, бросающий вызов тьме. Это был момент, где первая битва на Кибертроне раскрыла новую угрозу — искажённых воинов, чья жестокость была лишь предвестником грядущего кошмара.

В разрушенном сердце Иакона, где тлеющие руины Архивов дышали гарью, а багровое небо, разорванное зияющим Разломом, пульсировало угрозой, бой с искажёнными воинами достиг своего апогея. Их тёмная броня, покрытая чёрными наростами, сочилась багровой дымкой, а красные и фиолетовые глаза пылали безумной яростью, как маяки кошмара. Лязг металла, рёв врагов и шипение тёмной энергии сливались в яростную симфонию, а пыль, взметнувшаяся от ударов, смешивалась с запахом раскалённого металла. Герои, окружённые врагами, сражались спиной к спине, их стили боя — разные, как огонь и лёд — сталкивались, но необходимость выживания вынуждала их действовать сообща, пусть и без полной координации. Атмосфера была пропитана напряжением, вынужденным сотрудничеством и динамикой боя, а Иакон, некогда сияющий, теперь был ареной, где каждый шаг мог стать последним.

Камера стремительно пронеслась над полем боя, показывая панораму: обугленные колонны Архивов, рушащиеся под ударами; тлеющие обломки, озарённые багровыми вспышками; багровое небо, где Разлом выбрасывал тёмные разряды, как когти. Искажённые трансформеры наступали волной, их когти и клинки, пропитанные тёмной энергией, рассекали воздух с шипением. Слоу-мо кадры запечатлели ключевые моменты: Орион, чей энергонный меч вспыхнул голубым, отбивающий удар, защищая Нокаута; Элита, чьи зелёные клинки мелькали, как молнии, рассекающие врага; Мегатрон, чей багровый клинок разрубил искажённого, его рёв эхом отразился в руинах; Нокаут, уклоняющийся от когтей, его импульсатор выпустил голубой разряд, отбрасывая врага к обломкам.

Орион Пакс, чья красно-синяя броня искрила под слоем пыли, стоял в центре, его синяя оптика сузилась, анализируя хаос. Кристалл "Эха Искры" в его груди пульсировал, как маяк надежды, а его лицо, резкое и израненное, отражало стратегический ум, борющийся с яростью боя. Он прикрывал Нокаута, чей импульсатор мигал, пока тот пытался взломать повреждённый терминал, вросший в обломки. Орион отбил когти искажённого, его меч оставил дымящийся след, и крикнул, голос хриплый, но твёрдый:

— Нокаут, быстрее! — Он уклонился, его броня загудела, и добавил, тон напряжённый:

— Мы не продержимся долго! — Его движения были точными, защитными, как щит, охраняющий союз.

Нокаут, чья броня цвета красного вина искрила, как угасающий костёр, присел у терминала, его алая оптика блеснула, отражая мерцающий экран. Его острое лицо, покрытое царапинами, искажала сосредоточенная гримаса, смешанная с привычной усмешкой. Его пальцы, ловкие и быстрые, летали по интерфейсу, взламывая коды, а импульсатор, лежащий рядом, мигал голубым. Он пробормотал, голос пропитанный чёрным юмором:

— О, да, Пакс, дай мне ещё больше давления! — Он уклонился от искры, вылетевшей из терминала, и добавил тише, тон язвительный:

— Если эта штука взорвётся, я вишу счёт тебе! — Его броня звякнула, когда он использовал обломок колонны как укрытие, его хитрость контрастировала с хаосом вокруг.

Элита-1, чья золотисто-розовая броня сверкала, несмотря на копоть, двигалась с грацией хищника, её изумрудная оптика пылала холодным расчётом. Её энергонные клинки, закреплённые на предплечьях, вспыхивали зелёным, рассекающие врагов с хирургической точностью. Её лицо, непроницаемое, но с тенью гнева, отражало тактический ум, сдерживающий ярость. Она сдерживала натиск, её клинки отсекли когти искажённого, и она крикнула, голос властный, но напряжённый:

— Мегатрон, держи левый фланг! — Она прыгнула, её броня загудела, и добавила, тон острый:

— И не разрушай всё подряд! — Её голографический интерфейс мигнул, высвечивая позиции врагов, а её удары, точные и смертоносные, дополняли хаотичную мощь Мегатрона.

Мегатрон, чья серебристая броня гудела, как буря, был воплощением разрушения, его красная оптика пылала яростью, отражая багровое небо. Его угловатое лицо, пересечённое шрамами, искажала гримаса дикого восторга, а энергонный клинок в его руке вспыхнул багровым, разрубая врагов, как буря, сметающая всё на своём пути. Он сжал кулак, тёмная энергия отразилась от его брони, и рявкнул, голос громовой, как раскат грома:

— Разрушать? — Он разрубил искажённого, его оптика сузилась, и он добавил, тон жестокий:

— Я творю хаос, Элита! — Его тень, огромная и зловещая, нависла над полем боя, но его удары, хоть и агрессивные, защищали фланг, дополняя точность Элиты.

Камера показала слоу-мо моменты: Орион, чей голубой меч отбил когти, искры тёмной энергии взорвались, как звёзды; Элита, чьи зелёные клинки рассекли броню врага, её движения, как танец; Мегатрон, чей багровый клинок разрубил искажённого, его рёв заглушил лязг; Нокаут, чьи пальцы взломали терминал, экран мигнул, высветив данные.

Крупные планы запечатлели взаимодействие: Орион, прикрывающий Нокаута, его меч вспыхнул, отбрасывая врага; Элита и Мегатрон, стоящие плечом к плечу, их клинки — зелёный и багровый — рассекли волну врагов. Энергетические вспышки озаряли руины, а пыль, взметнувшаяся от ударов, смешивалась с багровой дымкой, сочащейся из ран искажённых.

Орион отбил ещё одну атаку, его меч столкнулся с когтями, и искры осветили его лицо. Он крикнул, голос напряжённый, но решительный:

— Нокаут, сколько ещё? — Он уклонился, его броня искрила, и добавил: — Нам нужно это сейчас! — Его кристалл "Эха Искры" пульсировал, как будто подпитывая его силу.

Нокаут, не отрываясь от терминала, фыркнул, его усмешка вернулась, но была натянутой. Он пробормотал, тон саркастичный:

— О, дай мне минуту, Пакс! — Его пальцы замерли, экран мигнул, и он крикнул, тон торжествующий:

— Есть! Карта Иакона! — Его импульсатор выстрелил в приближающегося врага, и он добавил:

— Теперь убирайте этих уродов!

Элита прыгнула на врага, её клинки рассекли его искру, и она крикнула, голос прорвался сквозь лязг:

— Орион, держи позицию! — Она уклонилась от когтей, её оптика сузилась, и добавила:

— Мегатрон, правый фланг слабеет! — Её движения были как вихрь, дополняя разрушительную мощь Мегатрона.

Мегатрон хмыкнул, его клинок разрубил ещё одного врага, и он рявкнул, тон пропитанный яростью:

— Слабеет? — Он сжал кулак, его броня загудела громче.

— Я раздавлю их всех! — Его удары, мощные и беспощадные, закрыли фланг, а его взгляд, брошенный на Элиту, был полон вызова, но и уважения.

Панорама Иакона показала разрушенные Архивы, тлеющие обломки и багровое небо, где Разлом зиял, как глаз судьбы. Гул Разлома, лязг металла и рёв искажённых сливались в напряжённую симфонию, а герои, их искры, пылающие в груди, были как свет, держащий тьму на расстоянии. Это был момент, где их неслаженный союз, полный контрастов и напряжения, стал их силой, а бой раскрыл не только их навыки, но и хрупкую связь, что держала их вместе перед лицом новой угрозы.

Поле боя в разрушенном Иаконе затихло, но тишина была тяжёлой, как сгустившийся дым, пропитанный запахом гари и пролитого энергона. Обугленные руины Архивов, некогда сияющие золотом, теперь были усеяны новыми обломками — дымящимися останками искажённых воинов, чья тёмная броня, покрытая чёрными наростами, тлела, испуская багровую дымку. Капли энергона, яркие, как жидкий рубин, блестели на потрескавшейся земле, отражая багровое сияние Разлома, зияющего в небе, как глаз судьбы. Герои стояли среди этого кладбища металла, их броня, покрытая пылью и свежими шрамами, искрила слабо, а лица, освещённые тлеющими огнями, отражали усталость, скорбь и непреклонную решимость. Атмосфера была мрачной, тяжёлой, пропитанной чувством неотвратимости, а Иакон, раздавленный войной, был как зеркало их искр, балансирующих между отчаянием и надеждой.

Камера медленно облетела поле боя, показывая широкий план: разрушенные колонны Архивов, чьи обугленные обломки торчали, как кости; дымящиеся останки искажённых, их красные и фиолетовые глаза, угасшие, но всё ещё зловещие; багровое небо, где Разлом выбрасывал тёмные разряды, как предвестие новых ужасов. Пыль оседала, как пепел утраченного мира, а капли энергона на земле блестели, как слёзы Кибертрона. Герои, их фигуры, освещённые багровым светом, стояли среди руин, их броня, покрытая копотью, была как доспехи, несущие шрамы победы и потерь. Гул Разлома, низкий и зловещий, эхом отдавался в тишине, напоминая, что эта битва — лишь малая часть грядущего кошмара.

Орион Пакс, чья красно-синяя броня искрила, опустил энергонный меч, его голубое лезвие мигнуло и погасло. Его синяя оптика, отражая тлеющие руины, была затенена усталостью, а лицо, резкое и израненное, искажала маска скорби. Кристалл "Эха Искры" в его груди пульсировал слабо, как будто оплакивая павших. Он шагнул к дымящимся останкам искажённого, его пальцы сжались, и пыль, осевшая на его броне, смешалась с гарью. Его голос, хриплый и тяжёлый, прорвался сквозь тишину:

— Это не победа. — Он посмотрел на капли энергона, его оптика сузилась, и добавил, тон подавленный, но с искрой решимости:

— Это лишь начало. — Его фигура, освещённая багровым светом, была как маяк надежды, дрожащий в тени потерь.

Элита-1, чья золотисто-розовая броня, покрытая копотью, всё ещё сверкала, как закатное солнце, опустила энергонные клинки, их зелёное сияние угасло. Её изумрудная оптика, холодная, но затенённая усталостью, осматривала поле боя, а голографический интерфейс на её предплечье мигнул, высвечивая карту Иакона. Её лицо, непроницаемое, но с тенью боли, отражало борьбу между долгом и скорбью. Она шагнула к Ориону, её голос, властный, но дрожащий, прозвучал тихо:

— Мы потеряли слишком много. — Она указала на дымящиеся останки, её пальцы сжались, и её оптика вспыхнула.

— Но мы не можем остановиться. — Её броня загудела, подчёркивая её слова, и её взгляд, твёрдый, но встревоженный, встретился с Орионом.

— Архивы всё ещё могут дать ответы.

Мегатрон, чья серебристая броня гудела, как угасающая буря, стоял над поверженным врагом, его красная оптика пылала гневом, отражая багровое небо. Его угловатое лицо, пересечённое шрамами, искажала гримаса ярости, смешанной с усталостью, а энергонный клинок в его руке, покрытый дымящейся энергией, всё ещё искрил багровым. Он сжал кулак, капли энергона брызнули с его брони, и рявкнул, голос громовой, но с ноткой горечи:

— Победа? — Он указал на руины, его оптика сузилась, и искры посыпались с его кулака.

— Это лишь кровь на моих руках! — Его тень, огромная и зловещая, нависла над полем боя, но в его ярости мелькнула тень боли, как будто даже он чувствовал тяжесть потерь.

Нокаут, чья броня цвета красного вина искрила, как тлеющий костёр, прислонился к обугленной колонне, его алая оптика блеснула, отражая дымящиеся останки. Его острое лицо, покрытое царапинами, искажала слабая усмешка, но в ней не было привычной дерзости — лишь горькая попытка скрыть усталость. Он скрестил руки, импульсатор в его руке мигнул слабо, и пробормотал, голос пропитанный чёрным юмором:

— Ну, что ж, мы живы. Это уже что-то. — Он кивнул на капли энергона, его усмешка дрогнула, и добавил тише, тон усталый:

— Но если это "победа", я бы предпочёл поражение с лучшим видом. — Его броня звякнула, когда он поправил позу, но его оптика, блестящая, но потускневшая, выдала скорбь, что он пытался задушить цинизмом.

Камера показала крупные планы: лицо Ориона, его синяя оптика, затопленная дымом, дрожала от усталости; лицо Элиты, её изумрудная оптика, холодная, но встревоженная, отражала тлеющие руины; лицо Мегатрона, его красная оптика, пылающая гневом, была как маска войны; лицо Нокаута, его алая оптика, блестящая, но потускневшая, скрывала боль за усмешкой. Дым, поднимающийся от поверженных врагов, вился, как призраки, а капли энергона на земле блестели, как звёзды в агонии. Широкий план показал героев среди руин: Орион, стоящий у дымящихся останков; Элита, проверяющая карту; Мегатрон, сжимающий клинок; Нокаут, опирающийся на колонну. Панорама Иакона раскрыла разрушенные Архивы, тлеющие обломки и багровое небо, где Разлом зиял, как предвестие конца. Гул Разлома, треск тлеющих руин и завывание ветра сливались в мрачную симфонию, подчёркивая тяжесть момента.

Орион поднял взгляд к Разлому, его синяя оптика сузилась, и он произнёс, голос твёрдый, но подавленный:

— Мы выиграли бой, но не войну. — Он указал на Архивы, его броня искрила, и добавил, тон стал решительнее:

— Нам нужно двигаться дальше. Ответы ждут нас. — Его фигура, освещённая багровым светом, была как символ надежды, цепляющийся за свет в тени скорби.

Элита кивнула, её изумрудная оптика вспыхнула, и она переключила голографическую карту, высветив путь к центру Архивов. Её голос, холодный, но с ноткой решимости, прозвучал:

— Согласна. — Она указала на руины, её пальцы сжались.

— Но нам нужно быть готовыми. Это не последние враги. — Её взгляд метнулся к Мегатрону, и она добавила остро:

— И держи свой гнев под контролем, Мегатрон. Он нам ещё понадобится.

Мегатрон хмыкнул, его красная оптика вспыхнула, и он шагнул вперёд, броня загудела громче. Его голос, пропитанный горечью, был как удар:

— Контроль? — Он указал на дымящиеся останки, его клинок вспыхнул ярче.

— Мой гнев — единственное, что держит меня в бою! — Его тень нависла над руинами, но в его словах мелькнула тень согласия, как будто он уважал её призыв к дисциплине.

Нокаут фыркнул, его алая оптика сузилась, и он пробормотал, тон саркастичный, но с ноткой усталости:

— Гнев, ответы, планы… — Он покачал головой, его усмешка вернулась, но была мягче.

— Я просто хочу найти место, где не пытаются меня убить. — Его импульсатор мигнул, а его взгляд, брошенный на Ориона, был полон тревоги, но и доверия.

— Веди, Пакс. Но не жди, что я буду петь гимны.

Крупные планы: дым, вьющийся от останков искажённых, как призраки войны; капли энергона, блестящие на земле, как слёзы; лицо Ориона, его синяя оптика, полная решимости, отражала багровое небо. Широкий план показал героев среди руин, их фигуры, освещённые тлеющими огнями, были как последние стражи Кибертрона. Панорама Иакона раскрыла разрушенные Архивы, тела павших, чьи искры угасли, и багровое небо, где Разлом зиял, как глаз, наблюдающий за их борьбой. Это был момент, где горечь победы и тяжесть потерь стали их крещением, а их искры, пылающие в груди, были единственным светом, что вёл их вперёд.

Среди дымящихся руин Иакона, где обугленные колонны Архивов торчали, как сломанные кости, а багровое небо, разорванное зияющим Разломом, дышало угрозой, тишина после битвы была обманчивой. Капли энергона блестели на потрескавшейся земле, дым от поверженных искажённых воинов вился, как призраки, а запах гари и металла пропитал воздух. Герои, их броня, покрытая пылью и шрамами, искрила слабо, а лица, освещённые тлеющими огнями, отражали усталость, смешанную с искрой решимости. В этот момент, когда надежда казалась угасающей искрой в море отчаяния, слабый, зашифрованный сигнал пробился сквозь помехи, как далёкий маяк в ночи. Он исходил из коммуникатора Нокаута, чей импульсатор, лежащий рядом, мигнул голубым, словно откликаясь на зов. Атмосфера была пропитана проблеском надежды, смешанной с тревогой, а Иакон, раздавленный войной, стал ареной, где этот сигнал мог стать нитью, ведущей к выжившим.

Камера медленно облетела поле боя, показывая панораму: разрушенные Архивы, чьи тлеющие стены были покрыты копотью; обломки искажённых, их тёмная броня, сочащаяся багровой дымкой, тлела; багровое небо, где Разлом выбрасывал тёмные разряды, как предвестие новых бурь. Пыль оседала, как пепел утраченного мира, а гул Разлома, низкий и зловещий, эхом отдавался в руинах. Крупный план сфокусировался на коммуникаторе Нокаута, чей экран замерцал, высвечивая искажённые волны сигнала, сквозь которые пробивались обрывки кибертронского кода. Голографическая карта, вспыхнувшая над устройством, показала координаты источника — где-то в глубине Иакона, в районе старых энергонных шахт. Сигнал был слабым, прерывистым, но его существование было как глоток воздуха в вакууме.

Нокаут, чья броня цвета красного вина искрила, как тлеющий костёр, замер, его алая оптика расширилась, отражая мерцающий экран коммуникатора. Его острое лицо, покрытое царапинами, искажала смесь удивления и скептицизма, но в его усмешке, обычно язвительной, мелькнула тень надежды. Он поднял коммуникатор, его пальцы, ловкие и быстрые, коснулись интерфейса, и пробормотал, голос пропитанный чёрным юмором:

— Ну, вот это сюрприз. — Он кивнул на экран, его усмешка дрогнула, и добавил тише, тон настороженный:

— Кто-то там, внизу, всё ещё дышит. Или это ловушка. — Его броня звякнула, когда он повернулся к Ориону, его оптика, блестящая, но потускневшая, выдала искру любопытства, скрытую за цинизмом.

Орион Пакс, чья красно-синяя броня искрила под слоем пыли, шагнул ближе, его синяя оптика сузилась, анализируя голографическую карту. Кристалл "Эха Искры" в его груди запульсировал ярче, как будто откликаясь на сигнал, а его лицо, резкое и израненное, отражало смесь надежды и тревоги. Он сжал кулак, пыль посыпалась с его брони, и произнёс, голос хриплый, но твёрдый:

— Это автоботы. — Его оптика вспыхнула, и он добавил, тон пропитанный решимостью:

— Или то, что от них осталось. Мы должны найти их. — Его фигура, освещённая багровым светом, была как маяк, ведущий через тьму, а его взгляд, устремлённый на карту, горел верой.

Элита-1, чья золотисто-розовая броня сверкала, несмотря на копоть, активировала свой голографический интерфейс, синхронизируясь с коммуникатором Нокаута. Её изумрудная оптика, холодная, но с тенью волнения, анализировала сигнал, а её лицо, непроницаемое, но напряжённое, отражало тактический ум, борющийся с надеждой. Она произнесла, голос властный, но с ноткой осторожности:

— Сигнал зашифрован. — Она переключила голограмму, высветив координаты шахт, и её оптика вспыхнула.

— Это может быть Сопротивление… или кто-то, кто знает наш код. — Её броня загудела, подчёркивая её слова, и она посмотрела на Ориона, добавив тише:

— Мы не можем рисковать, но и не можем игнорировать.

Мегатрон, чья серебристая броня гудела, как угасающая буря, стоял чуть поодаль, его красная оптика пылала скептицизмом, отражая багровое небо. Его угловатое лицо, пересечённое шрамами, искажала гримаса недоверия, а энергонный клинок в его руке искрил багровым, как будто жаждал нового боя. Он сжал кулак, искры посыпались, и рявкнул, голос громовой, но с ноткой раздражения:

— Выжившие? — Он указал на руины, его оптика сузилась.

— Это ловушка, Пакс, и ты это знаешь! — Его тень, огромная и зловещая, нависла над полем боя, но в его ярости мелькнула тень любопытства, как будто даже он чувствовал, что этот сигнал — нечто большее.

Камера показала крупные планы: экран коммуникатора, где сигнал пробивался сквозь помехи, как свет в тумане; голографическая карта, высвечивающая координаты шахт, мигающая красным; лицо Нокаута, его алая оптика, полная скептицизма, но с искрой надежды. Панорама Иакона раскрыла тлеющие руины, обугленные колонны и багровое небо, где Разлом зиял, как глаз, наблюдающий за их судьбой. Пыль, оседающая на броне, запах гари и гул Разлома создавали гнетущую симфонию, а слабый сигнал, пробивающийся сквозь помехи, был как мелодия надежды, звучащая в диссонансе.

Орион повернулся к Нокауту, его синяя оптика вспыхнула, и он произнёс, голос твёрдый, но с ноткой мольбы:

— Можешь усилить сигнал? — Он указал на коммуникатор, его броня искрила.

— Если там наши, мы должны их найти. — Его взгляд, полный решимости, встретился с взглядом Нокаута, и он добавил тише:

— Это наш шанс.

Нокаут фыркнул, его усмешка вернулась, но была мягче. Он пробормотал, тон саркастичный, но с ноткой согласия:

— Шанс? — Он покачал головой, его пальцы снова коснулись коммуникатора.

— Ладно, Пакс, но если это засада, я первый укажу на тебя. — Его импульсатор мигнул, а экран коммуникатора замерцал ярче, высвечивая чёткие координаты.

Элита переключила голограмму, её изумрудная оптика сузилась, и она произнесла, голос холодный, но с проблеском надежды:

— Шахты… — Она указала на карту, её пальцы сжались.

— Это глубоко. Если там выжившие, они хорошо спрятались. — Её взгляд метнулся к Мегатрону, и она добавила остро:

— Нам понадобится твоя сила, Мегатрон. Но без геройства.

Мегатрон хмыкнул, его красная оптика вспыхнула, и он шагнул вперёд, броня загудела громче. Его голос, пропитанный вызовом, был как удар:

— Моя сила? — Он указал на руины, его клинок вспыхнул ярче.

— Я раздавлю всё, что встанет на пути. Но не ждите, что я буду нянькой для ваших "выживших". — Его тень нависла над группой, но в его словах мелькнула тень согласия, как будто он признавал важность цели.

Крупные планы: экран коммуникатора, где сигнал, как пульс, пробивался сквозь помехи; голографическая карта, мигающая координатами шахт; лицо Ориона, его синяя оптика, полная решимости, отражала багровое небо. Панорама Иакона показала тлеющие руины, тела павших, чьи искры угасли, и багровое небо, где Разлом зиял, как предвестие судьбы. Гул Разлома, треск тлеющих обломков и слабый писк сигнала сливались в мелодию, где надежда боролась с тревогой. Это был момент, где слабый зов Сопротивления стал их новой целью, а их искры, пылающие в груди, были светом, ведущим через тьму к возможному спасению.

В тени разрушенного Иакона, где обугленные руины Архивов дымились, а багровое небо, разорванное зияющим Разломом, отбрасывало зловещие тени, герои стояли на перепутье. Пыль оседала на их броне, капли энергона блестели на потрескавшейся земле, а слабый сигнал, пойманный Нокаутом, всё ещё мигал на его коммуникаторе, указывая путь к энергонным шахтам. Но надежда, зажжённая этим сигналом, тут же столкнулась с огнём разногласий. Напряжение между Орионом и Мегатроном, тлевшее, как угли, вспыхнуло яростным пламенем, их идеалы — спасение против разрушения — столкнулись, как клинки в бою. Элита, чей холодный разум боролся с эмоциями, пыталась удержать хрупкое единство, а Нокаут, с его циничной усмешкой, наблюдал, как их союз трещал по швам.

Атмосфера была пропитана конфликтом, предчувствием раскола и драмой, а Иакон, раздавленный войной, был как сцена, где их слова могли определить судьбу мира.

Камера медленно облетела группу, показывая панораму: тлеющие колонны Архивов, чьи обугленные обломки отбрасывали рваные тени; багровое небо, где Разлом пульсировал, как сердце тьмы; дым, вьющийся над останками искажённых воинов, растворяющийся в воздухе. Крупные планы запечатлели лица героев: Орион, чья синяя оптика горела надеждой, но была затенена тревогой; Мегатрон, чья красная оптика пылала гневом, как раскалённые угли; Элита, чья изумрудная оптика отражала холодный расчёт; Нокаут, чья алая оптика блестела сарказмом. Игра теней от тлеющих руин падала на их броню, подчёркивая напряжение, а гул Разлома, низкий и зловещий, был как барабанная дробь, предвещающая бурю.

Орион Пакс, чья красно-синяя броня искрила под слоем пыли, шагнул вперёд, его синяя оптика сузилась, отражая голографическую карту на коммуникаторе Нокаута. Кристалл "Эха Искры" в его груди пульсировал ярче, как будто подпитывая его решимость. Его лицо, резкое и израненное, искажала маска надежды, борющейся с болью. Он сжал кулак, пыль посыпалась с его брони, и произнёс, голос твёрдый, но дрожащий от страсти:

— Мы идём к шахтам. — Он указал на карту, его оптика вспыхнула.

— Там выжившие, наши братья. Мы должны их спасти. — Его фигура, освещённая багровым светом, была как маяк идеализма, но его слова, полные веры, повисли в воздухе, как вызов.

Мегатрон, чья серебристая броня гудела, как буря, шагнул навстречу, его красная оптика пылала яростью, отражая багровое небо. Его угловатое лицо, пересечённое шрамами, искажала гримаса презрения, а энергонный клинок в его руке искрил багровым, как будто жаждал крови. Он сжал кулак, искры посыпались, и рявкнул, голос громовой, как раскат грома:

— Спасать? — Он указал на руины, его оптика сузилась.

— Эти шахты — ловушка, Пакс! Мы должны найти источник Разлома и уничтожить его! — Его тень, огромная и зловещая, нависла над группой, а его слова, пропитанные прагматизмом и гневом, были как удар молота.

Элита-1, чья золотисто-розовая броня сверкала, несмотря на копоть, встала между ними, её изумрудная оптика сузилась, отражая голографическую карту. Её лицо, непроницаемое, но напряжённое, отражало холодный расчёт, борющийся с раздражением. Её голографический интерфейс мигнул, высвечивая данные о шахтах, и она произнесла, голос властный, но с ноткой усталости:

— Хватит. — Она указала на карту, её пальцы сжались.

— Орион, спасение выживших не решит проблему Разлома. Мегатрон, уничтожение источника без разведки — самоубийство. — Её броня загудела, подчёркивая её слова, и она добавила, тон острый:

— Нам нужен план, а не ваши эго. — Её взгляд, твёрдый, но встревоженный, метнулся между ними, как арбитр, пытающийся удержать равновесие.

Нокаут, чья броня цвета красного вина искрила, как тлеющий костёр, прислонился к обугленной колонне, его алая оптика блеснула, отражая тени руин. Его острое лицо, покрытое царапинами, искажала слабая усмешка, но в ней была тень раздражения, смешанная с цинизмом. Он скрестил руки, импульсатор в его руке мигнул слабо, и пробормотал, голос пропитанный чёрным юмором:

— О, да, давайте спорить, пока Разлом не проглотит нас всех. — Он кивнул на карту, его усмешка дрогнула, и добавил тише, тон язвительный:

— Спасение, уничтожение… Может, просто улетим отсюда, пока ещё можем? — Его броня звякнула, когда он поправил позу, но его оптика, блестящая, но потускневшая, выдала тревогу, скрытую за сарказмом.

Камера показала крупные планы: лицо Ориона, его синяя оптика, полная страсти, отражала багровое небо; лицо Мегатрона, его красная оптика, пылающая гневом, была как маска войны; лицо Элиты, её изумрудная оптика, холодная, но встревоженная, отражала голографическую карту; лицо Нокаута, его алая оптика, блестящая, но с тенью усталости, скрывала боль за усмешкой. Игра теней от тлеющих руин падала на их броню, подчёркивая напряжение, а гул Разлома, низкий и зловещий, был как фон, усиливающий драматизм. Панорама Иакона раскрыла разрушенные Архивы, тлеющие обломки и багровое небо, где Разлом зиял, как глаз, наблюдающий за их спором.

Орион шагнул ближе к Мегатрону, его синяя оптика вспыхнула, и он произнёс, голос напряжённый, но полный убеждённости:

— Уничтожение не спасёт Кибертрон, Мегатрон! — Он указал на дымящиеся руины, его броня искрила.

— Если мы потеряем тех, кто ещё жив, за что мы сражаемся? — Его кристалл "Эха Искры" пульсировал ярче, как будто поддерживая его слова, а его взгляд, полный веры, был как вызов.

Мегатрон хмыкнул, его красная оптика сузилась, и он шагнул вперёд, броня загудела громче. Его голос, пропитанный яростью, был как удар:

— За что? — Он указал на Разлом, его клинок вспыхнул ярче.

— За силу, Пакс! Если мы не раздавим угрозу, выжившие будут лишь пеплом! — Его тень нависла над Орионом, но в его словах мелькнула тень боли, как будто он знал цену своей ярости.

Элита подняла руку, её изумрудная оптика вспыхнула, и она крикнула, голос прорвался сквозь их спор:

— Довольно! — Она переключила голографическую карту, высветив шахты, и её тон стал твёрже:

— Мы идём к шахтам, но не слепо. Разведка, затем решение. — Она посмотрела на Мегатрона, добавив остро:

— Твоя сила нужна, но не твоя безрассудность. — Её взгляд метнулся к Ориону:

— А твоя надежда не должна ослеплять.

Нокаут фыркнул, его алая оптика сузилась, и он пробормотал, тон саркастичный, но с ноткой усталости:

— Разведка, надежда, сила… — Он покачал головой, его усмешка вернулась, но была горькой.

— Похоже, я единственный, кто просто хочет выжить. — Его импульсатор мигнул, а его взгляд, брошенный на Ориона, был полон тревоги, но и доверия.

— Ладно, Пакс, веди. Но если это ловушка, я припомню тебе этот спор.

Крупные планы: лицо Ориона, его синяя оптика, полная страсти, отражала багровое небо; лицо Мегатрона, его красная оптика, пылающая гневом, была как огонь; голографическая карта, мигающая координатами шахт, освещала лицо Элиты. Панорама Иакона показала тлеющие руины, тела павших, чьи искры угасли, и багровое небо, где Разлом зиял, как предвестие раскола. Гул Разлома, треск тлеющих обломков и напряжённые голоса героев сливались в драматическую симфонию, где идеалы и прагматизм столкнулись, угрожая разорвать их союз. Это был момент, где спор о пути раскрыл их сердца, а их искры, пылающие в груди, были единственным, что держало их вместе перед лицом неизвестности.

В тени разрушенного Иакона, где обугленные руины Архивов дымились, а багровое небо, разорванное зияющим Разломом, пульсировало, как сердце тьмы, герои стояли на краю судьбоносного решения. Пыль оседала на их броне, капли энергона блестели на потрескавшейся земле, а слабый сигнал, пойманный Нокаутом, мигал на его коммуникаторе, указывая путь к энергонным шахтам — возможному убежищу выживших или ловушке Тени Прайма. Напряжение, разгоревшееся между Орионом и Мегатроном, всё ещё тлело, как угли, но Элита, чей холодный разум был как якорь в бурю, взяла бразды правления, её прагматичный план стал компромиссом, скрепляющим их хрупкий союз. Атмосфера была пропитана решимостью, смешанной с предчувствием опасности, а Иакон, раздавленный войной, был как арена, где их следующий шаг мог стать либо спасением, либо гибелью.

Камера медленно облетела группу, показывая панораму: тлеющие колонны Архивов, чьи обугленные обломки отбрасывали зловещие тени; багровое небо, где Разлом выбрасывал тёмные разряды, как молнии судьбы; дым, вьющийся над останками искажённых воинов, растворяющийся в воздухе. Герои стояли плечом к плечу, их взгляды, устремлённые в одном направлении — к далёким шахтам, — были как нить, связывающая их перед лицом неизвестности. Их броня, покрытая пылью и шрамами, искрила слабо, а лица, освещённые багровым светом, отражали неохотное согласие, смешанное с решимостью. Гул Разлома, низкий и зловещий, был как барабанная дробь, подчёркивающая напряжённый ритм момента.

Элита-1, чья золотисто-розовая броня сверкала, несмотря на копоть, шагнула вперёд, её изумрудная оптика сузилась, отражая голографическую карту, высвечивающую путь к шахтам. Её лицо, непроницаемое, но с тенью усталости, отражало холодный расчёт, укрощающий бурю эмоций. Её голографический интерфейс мигнул, высвечивая тактический план: разведка, обходные пути, точки укрытия. Она подняла руку, её голос, властный, но с ноткой убеждённости, прорвался сквозь гул:

— Мы идём к шахтам. — Она указала на карту, её пальцы сжались.

— Разведка, затем удар, если это ловушка. — Её броня загудела, подчёркивая её слова, и она посмотрела на Ориона и Мегатрона, добавив твёрдо: — Это не спасение и не разрушение. Это выживание. — Её взгляд, твёрдый, но встревоженный, был как маяк, ведущий их через хаос.

Орион Пакс, чья красно-синяя броня искрила под слоем пыли, кивнул, его синяя оптика вспыхнула, отражая карту. Кристалл "Эха Искры" в его груди пульсировал ярче, как будто поддерживая её план. Его лицо, резкое и израненное, искажала маска надежды, борющейся с тревогой. Он сжал кулак, пыль посыпалась с его брони, и произнёс, голос хриплый, но решительный:

— Хорошо. — Он посмотрел на шахты, его оптика сузилась.

— Но если там выжившие, мы их вытащим. — Его фигура, освещённая багровым светом, была как символ веры, согласившейся на компромисс, но не утратившей своей сути.

Мегатрон, чья серебристая броня гудела, как буря, скрестил руки, его красная оптика пылала скептицизмом, отражая багровое небо. Его угловатое лицо, пересечённое шрамами, искажала гримаса неохотного согласия, а энергонный клинок в его руке искрил багровым, как будто сдерживая ярость. Он хмыкнул, искры посыпались с его кулака, и рявкнул, голос громовой, но с ноткой уступки:

— Разведка? — Он указал на карту, его оптика сузилась.

— Пусть будет так. Но если это ловушка, я разнесу всё, что там найдём. — Его тень, огромная и зловещая, нависла над группой, но в его словах мелькнула тень уважения к плану Элиты.

Нокаут, чья броня цвета красного вина искрила, как тлеющий костёр, прислонился к обугленной колонне, его алая оптика блеснула, отражая голографическую карту. Его острое лицо, покрытое царапинами, искажала слабая усмешка, но в ней была тень усталости, смешанная с цинизмом. Он скрестил руки, импульсатор в его руке мигнул слабо, и пробормотал, голос пропитанный чёрным юмором:

— О, чудесно, все согласны. — Он кивнул на шахты, его усмешка дрогнула, и добавил тише, тон язвительный:

— Только не ждите, что я буду первым в этой шахтёрской экскурсии. — Его броня звякнула, когда он поправил позу, но его оптика, блестящая, но потускневшая, выдала тревогу, скрытую за сарказмом.

Камера показала крупные планы: голографическая карта, мигающая координатами шахт, освещающая лицо Элиты; лицо Ориона, его синяя оптика, полная решимости, отражала багровое небо; лицо Мегатрона, его красная оптика, пылающая скептицизмом, была как огонь; лицо Нокаута, его алая оптика, блестящая, но с тенью усталости, скрывала тревогу за усмешкой. Герои, стоящие плечом к плечу, смотрели в одном направлении, их фигуры, освещённые тлеющими огнями, были как последние стражи Кибертрона на фоне разрушенного пейзажа. Панорама Иакона раскрыла тлеющие руины, обугленные колонны и багровое небо, где Разлом зиял, как глаз, наблюдающий за их решением. Пыль, оседающая на броне, запах гари и гул Разлома сливались в напряжённую симфонию, где решимость боролась с предчувствием опасности.

Элита переключила голографическую карту, её изумрудная оптика вспыхнула, и она произнесла, голос холодный, но с ноткой убеждённости:

— Мы движемся скрытно. — Она указала на обходные пути, её пальцы сжались.

— Орион, ты с Нокаутом проверяете периметр. Мегатрон, ты со мной на передовой. — Её взгляд метнулся к Мегатрону, и она добавила остро:

— И без самодеятельности. — Её броня загудела, подчёркивая её авторитет.

Орион кивнул, его синяя оптика сузилась, и он произнёс, голос твёрдый, но с ноткой доверия:

— Понял. — Он посмотрел на Нокаута, его броня искрила.

— Готов, Нокаут? — Его кристалл "Эха Искры" пульсировал, как будто поддерживая его решимость, а его взгляд, брошенный на шахты, был полон веры.

Нокаут фыркнул, его алая оптика сузилась, и он пробормотал, тон саркастичный, но с ноткой согласия:

— Готов? — Он покачал головой, его усмешка вернулась, но была мягче.

— Только если "готов" значит "не хочу, но выбора нет". — Его импульсатор мигнул, а его взгляд, брошенный на Ориона, был полон тревоги, но и доверия.

— Ладно, Пакс, не подведи.

Мегатрон хмыкнул, его красная оптика вспыхнула, и он шагнул вперёд, броня загудела громче. Его голос, пропитанный вызовом, был как удар:

— Скрытно? — Он указал на шахты, его клинок вспыхнул ярче.

— Я не прячусь, Элита. Но я пойду. — Его тень нависла над группой, но в его словах мелькнула тень согласия, как будто он признавал её лидерство, пусть и неохотно.

Крупные планы: голографическая карта, мигающая красным, освещающая напряжённые лица; лицо Элиты, её изумрудная оптика, полная решимости, отражала тени руин; герои, стоящие вместе, их взгляды, устремлённые к шахтам, на фоне тлеющих обломков. Панорама Иакона показала разрушенные Архивы, тела павших, чьи искры угасли, и багровое небо, где Разлом зиял, как предвестие бури. Гул Разлома, треск тлеющих руин и решительные голоса героев сливались в военную симфонию, где компромисс стал их временным перемирием, а их искры, пылающие в груди, были светом, ведущим их в сердце бури.

В сердце разрушенного Иакона, где обугленные руины Архивов дымились, а багровое небо, разорванное зияющим Разломом, отбрасывало зловещий свет, герои пробирались сквозь лабиринт смерти. Решение двигаться к энергонным шахтам, принятое под руководством Элиты, сплотило их хрупкий союз, но путь был усеян угрозами: патрули искажённых воинов, чьи тёмные силуэты мелькали в тенях; нестабильные конструкции, грозящие обрушиться под ногами; ловушки, чьи механизмы, пропитанные тёмной энергией, шипели, как змеи. Разрушенные улицы Иакона, некогда сияющие энергией жизни, теперь были завалены обломками, а обрушенные мосты и тёмные туннели скрывали опасности, готовые пожрать неосторожных. Атмосфера была пропитана постоянной угрозой и напряжением, а каждый шаг героев, их броня, покрытая пылью и шрамами, искрила, как вызов судьбе. Это был новый Кибертрон — мир, где выживание требовало не только силы, но и хитрости.

Камера стремительно пронеслась над разрушенным Иаконом, показывая панораму: тлеющие шпили, торчащие, как сломанные кости; обрушенные мосты, чьи обломки висели над пропастью, где багровый свет Разлома отражался в лужах энергона; тёмные туннели, чьи стены сочились тёмной дымкой, как яд. Смена ракурсов запечатлела продвижение героев: Орион, крадущийся вдоль разрушенной стены, его синяя оптика сканировала тени; Элита, ведущая группу, её голографический интерфейс мигал, высвечивая ловушки; Мегатрон, чей клинок искрил, готовый к бою; Нокаут, использующий обломки как укрытие, его импульсатор наготове. Пыль взметалась под их шагами, запах гари и металла пропитал воздух, а гул Разлома, низкий и зловещий, был как пульс этого умирающего мира.

Орион Пакс, чья красно-синяя броня искрила под слоем пыли, двигался впереди, его синяя оптика сузилась, улавливая движение в тенях. Кристалл "Эха Искры" в его груди пульсировал, как маяк, а его лицо, резкое и израненное, отражало смесь решимости и тревоги. Он поднял руку, сигнализируя остановку, и прошептал, голос хриплый, но твёрдый:

— Патруль. — Он указал на разрушенную улицу, где тёмные силуэты искажённых, их броня, покрытая чёрными наростами, мелькали в багровом свете.

— Обходим через туннель. — Его броня загудела, когда он прижался к обугленной стене, используя её как укрытие.

Элита-1, чья золотисто-розовая броня сверкала, несмотря на копоть, кивнула, её изумрудная оптика вспыхнула, анализируя голографическую карту. Её лицо, непроницаемое, но напряжённое, отражало тактический ум, укрощающий хаос. Она переключила интерфейс, высветив ловушку впереди — сеть энергонных проводов, искрящих тёмной энергией. Её голос, властный, но с ноткой осторожности, прозвучал тихо:

— Туннель нестабилен. — Она указала на обрушенный свод, где трещины сочились багровой дымкой.

— Держитесь ближе к стенам. — Её энергонные клинки мигнули зелёным, готовые к бою, а её движения, точные и грациозные, были как танец в тени угроз.

Мегатрон, чья серебристая броня гудела, как буря, шагал позади, его красная оптика пылала, отражая багровое небо. Его угловатое лицо, пересечённое шрамами, искажала гримаса нетерпения, а энергонный клинок в его руке искрил багровым, как будто жаждал действия. Он сжал кулак, искры посыпались, и рявкнул, голос громовой, но сдержанный:

— Обходить? — Он указал на патруль, его оптика сузилась.

— Я могу раздавить их прямо сейчас! — Его тень, огромная и зловещая, нависла над группой, но он последовал за Элитой, его броня загудела, как сдерживаемая буря.

Нокаут, чья броня цвета красного вина искрила, как тлеющий костёр, крался последним, его алая оптика блеснула, улавливая ловушку. Его острое лицо, покрытое царапинами, искажала слабая усмешка, но в ней была тень тревоги, скрытая за цинизмом. Он использовал обломок колонны как укрытие, его импульсатор мигнул голубым, и пробормотал, голос пропитанный чёрным юмором:

— О, да, туннели, ловушки, патрули… — Он покачал головой, его усмешка дрогнула.

— Напомните, почему я не остался в руинах? — Его броня звякнула, когда он перепрыгнул энергонный провод, его ловкость контрастировала с сарказмом.

Камера показала смену ракурсов: Орион, прижимающийся к стене, его меч наготове, когда патруль искажённых, их красные глаза, пылающие, как угли, прошёл мимо; Элита, отключающая ловушку, её клинки рассекли провода, искры тёмной энергии взорвались; Мегатрон, чей клинок разрубил обрушившийся обломок, спасая группу от обвала; Нокаут, использующий обломки моста как трамплин, чтобы обойти трещину в земле. Крупные планы запечатлели опасности: когти искажённого, оставляющие дымящиеся борозды на стене; энергонная ловушка, шипящая, как змея; обвал, чьи обломки рухнули в пропасть, где багровый свет Разлома отражался, как адский огонь.

В тёмном туннеле, чьи стены сочились багровой дымкой, группа наткнулась на засаду. Искажённые воины, их броня, покрытая шипами, вырвались из теней, их фиолетовые глаза вспыхнули, а когти рассекли воздух с шипением. Орион отбил удар, его голубой меч столкнулся с когтями, искры осветили его лицо. Он крикнул, голос напряжённый, но решительный:

— Элита, фланг! — Он уклонился, его броня искрила, и добавил:

— Нокаут, держи тыл! — Его кристалл "Эха Искры" пульсировал, подпитывая его силу.

Элита прыгнула вперёд, её зелёные клинки рассекли броню врага, тёмная энергия хлынула, как кровь. Её голос прорвался сквозь лязг:

— Поняла! — Она уклонилась от когтей, её оптика сузилась, и добавила:

— Мегатрон, центр их линии! — Её движения, точные и смертоносные, были как вихрь, использующий стены туннеля для манёвров.

Мегатрон рванулся в бой, его багровый клинок разрубил искажённого пополам, его рёв эхом отразился в туннеле. Он рявкнул, тон яростный:

— Центр? — Он сжал кулак, его броня загудела громче.

— Я раздавлю их всех! — Его удары, мощные и беспощадные, использовали обломки как оружие, разбрасывая врагов.

Нокаут выстрелил из импульсатора, голубой разряд отбросил врага к стене, его усмешка вернулась, но была натянутой. Он пробормотал, тон саркастичный:

— Тыл? — Он перепрыгнул трещину, его импульсатор мигнул.

— Похоже, я всегда получаю лучшую работу! — Его взгляд, брошенный на Ориона, был полон тревоги, но и доверия, а его ловкость использовала туннель как лабиринт укрытий.

Камера показала динамичные кадры: Орион, чей меч рассёк плечо врага, искры тёмной энергии взорвались; Элита, чьи клинки вспыхивали зелёным, используя стены для прыжков; Мегатрон, чей клинок разрубил врага, обломки туннеля рухнули от его силы; Нокаут, чей импульсатор выпустил серию разрядов, отбрасывая врага в пропасть. Панорама Иакона раскрыла разрушенные улицы, обрушенные мосты и тёмные туннели, где каждая тень скрывала угрозу. Пыль, взметнувшаяся от боя, запах гари и гул Разлома сливались в тревожную симфонию, а герои, их искры, пылающие в груди, были как свет, бросающий вызов тьме.

Пройдя засаду, группа выбралась на разрушенный мост, чьи обломки качались над пропастью. Нестабильная конструкция затрещала, и Орион крикнул, голос напряжённый:

— Быстрее! — Он прыгнул на следующий сегмент, его броня искрила, и добавил:

— Мегатрон, не ломай мост! — Его взгляд, брошенный назад, был полон решимости.

Мегатрон хмыкнул, его красная оптика вспыхнула, и он шагнул вперёд, броня загудела громче. Его голос, пропитанный сарказмом, был как удар:

— Ломать? — Он указал на мост, его клинок мигнул.

— Я спасаю нас, Пакс! — Его шаги, тяжёлые, но осторожные, вызвали треск, но он удержал равновесие.

Элита, балансируя на краю, переключила карту, её изумрудная оптика сузилась. Она произнесла, голос холодный, но с ноткой тревоги:

— Шахты близко. — Она указала на горизонт, где тёмные шпили шахт торчали, как когти.

— Но угрозы только растут. — Её клинки мигнули, готовые к бою.

Нокаут, перепрыгивая трещину, фыркнул, его алая оптика блеснула. Он пробормотал, тон саркастичный:

— Близко? — Он покачал головой, его усмешка вернулась.

— Если это "близко", я хочу новый навигатор! — Его импульсатор мигнул, а его взгляд, брошенный на шахты, был полон тревоги, но и веры.

Это был момент, где путь сквозь руины раскрыл опасности нового Кибертрона, а их взаимодействие, полное напряжения и доверия, стало их силой. Их искры, пылающие в груди, были светом, ведущим через тьму к шахтам, где ждала либо надежда, либо гибель.

На окраинах центрального района Иакона, где некогда сияющие шпили древней Цитадели Праймов возвышались как символы надежды, теперь царил мрак, пропитанный тёмной энергией Разлома. Герои, пробравшиеся сквозь разрушенные улицы, обрушенные мосты и тёмные туннели, остановились на краю пропасти, отделяющей их от укреплённого сердца города. Цитадель, захваченная Тенью Прайма, была окутана багровой дымкой, её золотые шпили, потускневшие и изуродованные, торчали, как когти, а массивные стены, усиленные баррикадами и энергетическими щитами, пульсировали зловещим светом. Осадные орудия врага, чьи стволы, покрытые чёрными наростами, изрыгали тёмные разряды, охраняли подходы, а патрули искажённых воинов, их красные и фиолетовые глаза, пылающие в тенях, рыскали среди укреплений. Атмосфера была пропитана предчувствием грандиозной битвы, напряжение достигло пика, а Иакон, раздавленный войной, стал ареной, где судьба Кибертрона висела на волоске.

Камера медленно поднялась, показывая широкий план: разрушенные окраины Иакона, усеянные обломками и лужами энергона, контрастировали с укреплённой Цитаделью, чьи стены, усиленные тёмной энергией, сияли багровым. Энергетические щиты, мерцающие, как призрачные купола, окружали баррикады, где осадные орудия, похожие на механических чудовищ, изрыгали разряды, оставляя дымящиеся борозды на земле. Тёмные туннели, ведущие к Цитадели, сочились багровой дымкой, а над шпелями, окутанными тьмой, Разлом в небе зиял, как глаз, наблюдающий за приближающейся осадой. Пыль, взметнувшаяся от ветра, запах гари и гул Разлома сливались в эпическую симфонию, предвещающую бурю.

Орион Пакс, чья красно-синяя броня искрила под слоем пыли, стоял на краю обрыва, его синяя оптика сузилась, отражая багровый свет Цитадели. Кристалл "Эха Искры" в его груди пульсировал ярче, как будто сопротивляясь тьме, а его лицо, резкое и израненное, искажала смесь решимости и ужаса перед масштабом врага. Он сжал кулак, пыль посыпалась с его брони, и произнёс, голос хриплый, но твёрдый:

— Это больше, чем мы ожидали. — Он указал на осадные орудия, его оптика вспыхнула.

— Но если выжившие там, мы прорвёмся. — Его фигура, освещённая багровым светом, была как маяк надежды, но его взгляд, устремлённый на Цитадель, дрожал от осознания грядущей битвы.

Элита-1, чья золотисто-розовая броня сверкала, несмотря на копоть, активировала голографический интерфейс, её изумрудная оптика анализировала укрепления. Её лицо, непроницаемое, но напряжённое, отражало тактический ум, борющийся с масштабом угрозы. Её голограмма высветила слабые точки в щитах, но её голос, властный, дрожал от напряжения:

— Щиты питаются от Разлома. — Она указала на баррикады, её пальцы сжались.

— Нам нужен отвлекающий манёвр, чтобы пробить оборону. — Её броня загудела, подчёркивая её слова, и она посмотрела на Мегатрона, добавив остро:

— Твоя сила понадобится, но не теряй голову. — Её взгляд, твёрдый, но встревоженный, был как компас в хаосе.

Мегатрон, чья серебристая броня гудела, как буря, стоял чуть поодаль, его красная оптика пылала, отражая багровое небо. Его угловатое лицо, пересечённое шрамами, искажала гримаса яростного восторга, а энергонный клинок в его руке искрил багровым, как будто предвкушая бой. Он сжал кулак, искры посыпались, и рявкнул, голос громовой, как раскат грома:

— Укрепления? — Он указал на Цитадель, его оптика сузилась.

— Я разнесу их в пыль! — Его тень, огромная и зловещая, нависла над группой, но в его ярости мелькнула тень уважения к масштабу врага, как будто даже он чувствовал вес предстоящей осады.

Нокаут, чья броня цвета красного вина искрила, как тлеющий костёр, присел за обломком стены, его алая оптика блеснула, отражая осадные орудия. Его острое лицо, покрытое царапинами, искажала слабая усмешка, но в ней была тень страха, скрытая за цинизмом. Он проверил импульсатор, его пальцы дрожали, и пробормотал, голос пропитанный чёрным юмором:

— О, да, просто прогулка к Цитадели. — Он кивнул на щиты, его усмешка дрогнула.

— Кто-нибудь заказал билет на эту вечеринку? — Его броня звякнула, когда он поправил позу, но его оптика, блестящая, но потускневшая, выдала тревогу, которую он пытался задушить сарказмом.

Камера показала крупные планы: лицо Ориона, его синяя оптика, полная решимости, отражала багровый свет; лицо Элиты, её изумрудная оптика, холодная, но встревоженная, анализировала голограмму; лицо Мегатрона, его красная оптика, пылающая гневом, была как огонь; лицо Нокаута, его алая оптика, блестящая, но с тенью страха, скрывала боль за усмешкой. Широкий план раскрыл масштаб предстоящей битвы: Цитадель, окутанная тёмной энергией, её шпили, изуродованные наростами, возвышались над баррикадами; осадные орудия, изрыгающие разряды, освещали патрули искажённых; багровое небо, где Разлом зиял, как глаз судьбы. Панорама Иакона показала разрушенные окраины, усеянные обломками, и укреплённый центр, чьи щиты мерцали, как призрачные стены.

Орион повернулся к группе, его синяя оптика вспыхнула, и он произнёс, голос твёрдый, но с ноткой мольбы:

— Мы можем это сделать. — Он указал на Цитадель, его броня искрила.

— Вместе. — Его кристалл "Эха Искры" пульсировал, как будто подпитывая его веру, а его взгляд, брошенный на Элиту, был полон доверия.

Элита кивнула, её изумрудная оптика сузилась, и она переключила голографическую карту, высветив план атаки. Её голос, холодный, но с ноткой решимости, прозвучал:

— Отвлечение на западе. — Она указала на баррикады, её пальцы сжались.

— Мегатрон, ты с Орионом бьёте по орудиям. Нокаут, со мной — отключаем щиты. — Её взгляд метнулся к Мегатрону, и она добавила остро:

— И без геройства. — Её броня загудела, подчёркивая её авторитет.

Мегатрон хмыкнул, его красная оптика вспыхнула, и он шагнул вперёд, броня загудела громче. Его голос, пропитанный вызовом, был как удар:

— Геройство? — Он указал на Цитадель, его клинок вспыхнул ярче.

— Я покажу им бурю! — Его тень нависла над группой, но в его словах мелькнула тень согласия, как будто он признавал план Элиты.

Нокаут фыркнул, его алая оптика сузилась, и он пробормотал, тон саркастичный, но с ноткой усталости:

— Отключать щиты? — Он покачал головой, его усмешка вернулась, но была горькой.

— Если я погибну, запишите, что я был против этой идеи. — Его импульсатор мигнул, а его взгляд, брошенный на Ориона, был полон тревоги, но и доверия.

— Ладно, Пакс, не подведи.

Крупные планы: голографическая карта, мигающая планом атаки, освещающая напряжённые лица; осадное орудие, изрыгающее тёмный разряд, чьи искры осветили патруль искажённых; лицо Ориона, его синяя оптика, полная решимости, отражала багровый свет. Широкий план показал героев на краю обрыва, их фигуры, освещённые тлеющими огнями, были как последние стражи Кибертрона перед укреплённой Цитаделью. Панорама Иакона раскрыла разрушенные окраины, баррикады, щиты и шпили, окутанные тьмой, а гул Разлома, треск осадных орудий и напряжённые голоса героев сливались в эпическую симфонию, предвещающую осаду. Это был момент, где преддверие битвы стало их крещением, а их искры, пылающие в груди, были светом, бросающим вызов тьме Тени Прайма.

На краю обрыва, где земля обрывалась в пропасть, отделяющую героев от Цитадели Праймов, ветер выл, словно раненый зверь, поднимая в воздух вихри пыли и пепла. Багровое небо, разорванное зияющим Разломом, полыхало, как рана в теле мира, отражаясь в зеркальной оптике трансформеров и окрашивая их лица в оттенки крови и огня. Цитадель возвышалась впереди — мрачный колосс, чьи шпили, искривлённые и покрытые чёрными наростами, пронзали небеса, словно когти давно мёртвого чудовища. Её стены, пронизанные пульсирующими венами тёмной энергии, гудели низким, зловещим гулом, от которого дрожала земля под ногами. Иакон, некогда сияющий город, лежал в руинах у её подножия, раздавленный войной, его обугленные башни торчали, как сломанные кости.

Герои стояли на краю, их силуэты — маленькие, но непреклонные — вырисовывались на фоне этого кошмара. Их броня, покрытая шрамами и вмятинами, слабо искрила, отражая багровый свет, а искры в их грудных отсеках мерцали, как угасающие звёзды. Атмосфера была густой, пропитанной смесью решимости, страха и предчувствия чего-то необратимого. В этот момент их судьбы, как нити, сплелись в тугой узел, который мог либо удержать их вместе, либо разорваться, погребя всё под обломками.

Орион Пакс шагнул вперёд, его красно-синяя броня скрипела от свежих ран, нанесённых в последней стычке. Его синяя оптика, глубокая, как бездонный океан, горела решимостью, но в её глубине дрожала тень тревоги. Кристалл "Эха Искры", вмонтированный в его грудь, пульсировал мягким светом, отбрасывая блики на его израненное лицо — резкое, с острыми чертами, покрытое следами пыли и копоти. Он сжал кулак, и с его брони посыпалась пыль, как песок времени.

— Мы не можем отступить, — произнёс он тихо, но его голос резал воздух, как клинок.

— Иакон — это больше, чем город. Это наша надежда. Если мы потеряем его… — Он замолчал, его взгляд устремился к Цитадели, и в его оптике отразились её зловещие шпили.

— Мы потеряем всё.

Мегатрон, стоявший рядом, издал низкий, гудящий смешок. Его серебристая броня, массивная и угловатая, гудела от сдерживаемой мощи, а красная оптика пылала, как раскалённые угли. Шрамы пересекали его лицо, придавая ему вид воина, выкованного в огне бесчисленных битв. Энергонный клинок в его руке искрил багровым, отражая свет Разлома, и дрожал, словно живой, предвкушая кровь.

— Надежда, Орион? — Его голос был резким, как удар молота.

— Надежда — это цепи для слабых. Я вижу только врага. И я раздавлю его. — Он сделал шаг вперёд, его тяжёлая поступь заставила землю дрогнуть, но в его взгляде, устремлённом на Цитадель, мелькнула тень — не страх, но сомнение.

— Или он раздавит нас.

Элита-1, чья золотисто-розовая броня сверкала, как угасающий закат, стояла чуть в стороне. Её изумрудная оптика холодно анализировала укрепления Цитадели, но её лицо — изящное, с тонкими линиями — дрогнуло, выдавая бурю эмоций. Голографический интерфейс перед ней мигнул, высвечивая план атаки, но она отключила его резким движением руки.

— Победа возможна, — сказала она, её голос был твёрд, но в нём звенела скрытая боль.

— Но какой ценой, Мегатрон? Сколько ещё искр погаснет, прежде чем ты насытишься своей войной? — Она посмотрела на Ориона, и в её взгляде мелькнула мольба.

— А ты, Орион… Ты готов пожертвовать всем ради этой надежды?

Нокаут, прислонившийся к обломку стены, фыркнул, скрестив руки. Его чёрно-алая броня блестела, как полированный обсидиан, а алая оптика лениво блеснула, отражая багровое небо. Его лицо, с острыми чертами и слабой, насмешливой усмешкой, казалось щитом против хаоса вокруг.

— О, пожалуйста, — протянул он, его голос сочился сарказмом.

— Давайте все обнимемся и споём о мире, пока Цитадель не разнесла нас в пыль. Если это конец, я хочу, чтобы он был зрелищным. — Он выпрямился, и его усмешка стала шире.

— И желательно с хорошим видом.

Ветер взвыл громче, поднимая пыль в воздух, как саван, окутывающий их всех. Камера приблизилась, выхватывая крупный план: синяя оптика Ориона, полная веры и тревоги, встретилась с красной оптикой Мегатрона, пылающей вызовом и тенью сомнения. В этом молчаливом обмене взглядами было всё — их разногласия, их вынужденный союз, их общая судьба, натянутая, как струна, готовая лопнуть. Орион чуть заметно кивнул, словно подтверждая их хрупкое единство, а Мегатрон стиснул клинок сильнее, но не отвернулся.

— Мы идём вместе, — наконец сказал Орион, его голос дрожал от напряжения.

— Или падаем поодиночке.

Мегатрон лишь хмыкнул, но не возразил. Камера медленно отъехала, показывая их силуэты — маленькие, но непреклонные — на фоне огромной, угрожающей Цитадели. Её шпили, окутанные тьмой, пронзали небо, а багровый свет Разлома озарил горизонт, как предвестие бури. Пыль закружилась вокруг них, ветер завыл, как прощальная песнь, и экран потемнел, оставив лишь эхо их слов и страх перед неизбежным.