Новая жизнь (джен)

Воздух густо пропитан запахом чего-то едкого, вроде нашатыря. Снейп отодвинул склянки с очередным усложненным зельем в сторону. Перед Гарри стояло большое, тяжелое зеркало в простой дубовой раме — не волшебное, просто отражающее поверхность. Рядом лежал пергамент с цитатами из писем Люциуса Малфоя — изысканные, маслянистые фразы, полные скрытых угроз и лести.

— Начнем, Поттер, — голос Снейпа был низким, как скрежет камня. — Зеркало — твой самый беспощадный судья. Оно покажет каждую трещину, каждую фальшь. Забудь о том, кто ты. Ты — пустой сосуд. Холодный, гладкий камень. Твоя задача — стать той маской, которую требует ситуация. Ни эмоций, ни мыслей за ней. Только отражение ожиданий собеседника. Покажи мне лицо человека, который только что услышал прогноз погоды, — приказал Снейп. — Не твое лицо. Лицо никого.

Гарри сглотнул, глядя на свое отражение. Он попытался расслабить мышцы, но брови то хмурились, то приподнимались, губы подрагивали. Он выглядел не нейтральным, а просто глупым.

— Жалко, — холодно констатировал Снейп. — Ты напряжен, как струна. Смотри: лоб — гладкий. Брови — на средней линии. Ни намека на морщину озабоченности или удивления. Губы — расслаблены, но сомкнуты. Не сжаты. Просто… нейтральны. Как у спящего. Но глаза… — Снейп подошел вплотную, его тень упала на зеркало. — Глаза — зеркало души? Забудь. Твой взгляд должен быть… пустым. Не тупым. Не злым. Просто… отсутствующим. Сфокусированным на точке за спиной собеседника. На стене. На пылинке. Не на нем. Попробуй снова. Дыши ровно. Животом. Медленно. Вдох… выдох…

Минуты шли. Снейп стоял неподвижно, как статуя, лишь изредка бросая ледяные реплики: "Левый уголок рта дернулся. Контролируй микродвижения. Бровь! Опять! Ты не думаешь о погоде, ты пытаешься не думать. Это ошибка. Думай о чем-то абсолютно нейтральном. О текстуре камня за мной. О числе трещин на потолке. Но не позволяй этой мысли отразиться в глазах. Глаза — стекло".

Постепенно, под неумолимым давлением взгляда и голоса Снейпа, лицо Гарри в зеркале начало меняться. Мышцы лица, обычно столь подвижные, особенно вокруг рта и глаз, будто застывали. Напряжение уступало место странной, восковой неподвижности. Взгляд, сначала метавшийся, затем сосредоточенный на точке за Снейпом, наконец, потерял фокус. Он стал рассеянным, как у человека, погруженного в скучную лекцию, но без тени скуки. Просто… пустым.

— Лучше, — признал Снейп без тени одобрения. — Теперь удержи это. Пока я не скажу остановиться. Дыши. Считай трещины на потолке.

**

— Теперь голос, — Снейп взял пергамент. — Прочти это. Вежливо. Безупречно вежливо. Как Люциус читает приговор нищему. — Он ткнул пальцем в изысканную фразу: "Ваше мнение, безусловно, заслуживает внимания, однако, позвольте заметить, не учитывает всех нюансов сложившейся ситуации".

Гарри прочел. Голос звучал вежливо, но плоским, как чтение учебника. Снейп фыркнул.

— Слишком робко. Слишком... Ты не просишь. Ты констатируешь факт. Тон должен быть теплым, как бархат, но твердым, как сталь под ним. Легкая улыбка? Нет. Уголки губ — вверх на миллиметр. Только на миллиметр! И не больше! Смотри в зеркало! Видишь? Это не улыбка. Это… намек на расположение. Голос — ниже. Мягче. Но каждый слог — отчеканен. Попробуй снова. Представь, что говоришь это Драко, который предложил какую-нибудь глупость.

Гарри снова прочел. Он заставил уголки губ чуть приподняться, глядя в зеркало. Голос опустил, сделал его чуть бархатистее, но сохранил четкость. В глазах — все та же пустота.

— Приемлемо, — буркнул Снейп. — Теперь прочти вот это, представляя, что обращаешься к тому, кого презираешь. Но он — твой начальник. Или Люциус. Фраза: "Ваша проницательность, как всегда, восхитительна".

Гарри почувствовал, как внутри поднимается волна привычного сарказма. Он прочел. Голос был вежлив, но в нем прозвучала едва уловимая язвительность.

— Провал! — отрезал Снейп. — Ты выдал себя тоном! Вежливость должна быть абсолютной. Безупречной. Как идеально заточенный нож — гладкий, холодный, опасный своей безупречностью. Никакой горечи! Никакого сарказма! Только… ледяное совершенство. Снова. Дыши. Выгони из головы презрение. Представь, что говоришь это пустому месту. Но месту важному.

Десять попыток. Двадцать. Снейп был неумолим. Он заставлял Гарри повторять фразу снова и снова, поправляя малейшую нотку, малейший жест: "Палец! Ты постукиваешь им по столу! Немедленно прекрати! Руки — либо спокойно сложены, либо совершают минимально необходимые жесты. Плавно! Элегантно! Не как топор! Глаза! Не отводи взгляд резко! Скользи взглядом, как тень! Снова!

Гарри чувствовал, как пот стекает по спине под простой рубашкой. Челюсть сводило от напряжения. Лицо в зеркале стало чужим: с безупречно вежливым, но абсолютно пустым выражением, с глазами, похожими на два куска темного стекла. Голос звучал как механический, но безукоризненно учтивый. Он был измотан, но маска держалась.

**

— Теперь проверим прочность, — в глазах Снейпа мелькнул холодный огонек. Он подошел вплотную к Гарри, глядя поверх его плеча в зеркало. — Представь, что Люциус Малфой только что назвал Дурслей… грязными маггловскими свиньями, недостойными дышать тем же воздухом, что и чистые крови. А ты стоишь перед ним. И должен ответить. Вежливо. Безупречно вежливо. Что скажешь?

Внутри Гарри все сжалось в тугой, раскаленный узел ярости. Кровь ударила в виски. Он увидел, как в зеркале его глаза вспыхнули, губы задрожали, готовые искривиться в рычании. Он чуть не сорвался.

— Контроль! — шипел Снейп прямо в ухо. — Дыши! Животом! Считай! Маска! Сейчас! Что скажешь? Вежливо!

Гарри заставил себя сделать медленный, глубокий вдох. Он чувствовал, как дрожь бежит по рукам, спрятанным за спиной. Он смотрел не на Снейпа в зеркале, а на точку на его мантии. Пустота вернулась в глаза. Уголки губ приподнялись на тот самый роковой миллиметр.

— Мистер Малфой, — его голос звучал удивительно ровно, бархатисто, почти тепло. — Ваша… образная речь, безусловно, ярка. Однако, позвольте выразить надежду, что столь сильные эпитеты не затмят суть дальнейшего нашего обсуждения.

Он сказал это. Безупречно вежливо. Ни один мускул на лице не дрогнул. В глазах — все та же ледяная пустота. Но внутри все горело.

Снейп отступил на шаг. В его черных глазах промелькнуло что-то нечитаемое — возможно, тень уважения к силе воли, возможно, просто удовлетворение от работы.

Гарри, не отрывая пустого взгляда от зеркала, слегка наклонил голову, как бы с интересом. Его рука плавно поднялась, не выше уровня груди, пальцы сложились в элегантный, но абсолютно нейтральный жест.

Снейп открыл рот, чтобы задать следующую, еще более провокационную задачу, но Гарри вдруг плавно, без суеты, повернул к нему свое безупречно контролируемое лицо. В глазах все еще была пустота, но в них появилась… не эмоция, а цель. Холодная, расчетливая.

— Профессор Снейп, — голос Гарри звучал идеально: вежливо, ровно, с той же бархатистой теплотой, что и при воображаемом разговоре с Малфоями. Он использовал их манеру речи против самого Снейпа. — Позвольте прервать наше плодотворное занятие на минуту, чтобы обсудить пункт контракта.

Снейп замер. Его собственное каменное лицо на мгновение дрогнуло от чистой, немой ярости и… изумления. Ученик применял его же оружие.

— Ты что-то сказал, Поттер? — его голос был опасным шепотом.

Гарри не дрогнул. Маска держалась. Он даже позволил себе тот самый миллиметр улыбки, который отрабатывал часами.

— Конечно, профессор. Напоминаю о праве на посещение законных маггловских опекунов продолжительностью до сорока восьми часов. Следующий визит запланирован на предстоящие выходные.

Он произнес это безупречно. Как дипломат, зачитывающий ноту. Ни тени волнения, вызова или страха. Только холодная констатация факта, обернутая в безупречную вежливость. Его руки были спокойно сложены перед собой. Взгляд был направлен чуть выше левого плеча Снейпа, в точку на каменной стене.

Тишина в лаборатории стала густой, как смола. Снейп смотрел на Гарри, а Гарри смотрел сквозь него, сохраняя свою новообретенную, жутковатую маску. Пустота в его глазах была теперь не тренировочной — она была оружием. Он использовал урок Снейпа, чтобы потребовать то, что хотел, в лицо учителю, не дрогнув. Он стал именно тем "холодным, гладким камнем", каким его хотел видеть Снейп. И направил эту холодность против него.

Снейп медленно, очень медленно выдохнул. Его пальцы сжались в кулаки, но лицо снова стало непроницаемым. В его черных глазах бушевала буря — ярость от наглости, признание мастерства ученика, циничное восхищение тем, как ловко Гарри использовал его же инструменты, и ледяное предчувствие опасности, которую он сам и взрастил.

— ...Приемлемо, Поттер, — наконец прошипел он. Звук был похож на шипение раскаленного металла, опущенного в ледяную воду. — Уведомление принято. Но не вздумай считать это победой. Это всего лишь... демонстрация того, что дрессировка дает первые результаты. Ничтожные. Теперь вернись к зеркалу. У нас еще час до конца занятия. И на этот час... забудь, что у тебя есть имя. Ты — просто зеркало. Отражай. Молчи. Контролируй.

Гарри молча повернулся к зеркалу. Его лицо в отражении было идеально гладким, пустым, вежливо-нейтральным. Ни тени триумфа или страха. Только ледяная маска, за которой бушевал ураган. Он вдохнул животом, медленно, как учили. И начал считать трещины на потолке, отрабатывая вечность до следующего визита домой.

* * *

Воздух перед домом номер четыре содрогнулся, будто от сильного, но беззвучного удара. Не было ни вспышки света, ни клубов дыма, ни хлопка. Просто внезапно, с разницей в долю секунды, в пустом переулке стояли две фигуры. Северус Снейп, его черная мантия даже не колыхнулась при мгновенном перемещении, и Гарри Поттер, слегка качнувшийся на ногах от резкого перепада давления. Снейп мгновенно окинул переулок острым, змеиным взглядом, сканируя тени, окна, крыши. Ничего. Только далекий гул маггловской магистрали.

— Не задерживайся у порога, разглагольствуя о красотах аппарирования с тетушкой. — Он уже поворачивался, его пальцы скользнули к внутреннему карману мантии, где лежала палочка.

— А что, нельзя? — Гарри притворно удивился, направляясь к дому. — Она же оценит экологичность метода. Ни пыли, ни шума, в отличие от вашего драгоценного камина, где вечно чуть не свернешь шею...

— Поттер. — Одно слово, произнесенное ледяным тоном, но в нем звучало скорее привычное раздражение, чем реальная угроза. — Твои минуты тают. Как и мое терпение. Воскресенье. Двадцать. Ноль-ноль. Здесь. — Он резко указал на мокрый асфальт под их ногами. — Без опозданий. Без эксцессов. Понял?

— Кристально, о Мрачный Покровитель Моих Выходных, — Гарри отдал преувеличенно вежливый поклон. — Приятного вам затворничества в подземелье. Надеюсь, ваши котлы не взбунтуются в мое отсутствие.

Снейп лишь фыркнул — звук, который мог означать что угодно, от презрения до смирения перед неизбежностью сарказма Гарри. Он даже не стал отвечать. Просто резко развернулся, его черная фигура исчезла так же мгновенно и бесшумно, как и появилась. Не было ни вспышки, ни хлопка. Воздух просто сомкнулся там, где он стоял.

Гарри не стал задерживаться. Он побежал по короткой дорожке к знакомой входной двери, не скрывая улыбки.

— ГАРРИ! — Петунья встретила его в дверях кухни, пахнущей беконом и кофе, с легким румянцем на щеках от плиты. Ее цепкий взгляд сразу же скользнул по нему, оценивая, и задержался на верхней одежде. — О! Это... новое? — Она осторожно потрогала рукав его темно-синей куртки, оценивая качество ткани. — Добротное... и джинсы... сидят куда лучше тех мешков, что ты увозил.

Вернон, за столом, зарылся в газету глубже, но один глаз выглядывал поверх страницы. Дадли, уминавший стопку тостов, замедлил челюсть.

Гарри скинул куртку, повесив ее на вешалку рядом с огромным пальто Вернона.

— Да, тетя Петунья. Профессор Снейп выдал. — Он сел за стол, наливая себе чай.

— Снейп? — Багровое лицо Вернона появилось из-за газеты полностью, выражая чистейшее недоумение. — Тот Снейп? Купил тебе одежду? Добровольно? Не в счет будущих... э-э...

— Добровольно? — Гарри хмыкнул, накладывая себе яичницу. — Скорее, по пункту Контракта. "Обеспечение всем необходимым для обучения". Видимо, старые джинсы, в которых я щеголял, его представлениям о "социальной интеграции" не соответствовали. — Он откусил тост, делая вид, что это самое обычное дело. — Сказал что-то про "неприемлемый вид для потенциальных встреч с определенными семьями". Видимо, боится, что я опозорю его перед богатыми знакомыми потрёпанными локтями.

Петунья прикрыла рот рукой, но в ее глазах светилось не столько удивление, сколько глубокое, неподдельное облегчение и благодарность.

— Ну... что ж... — она перевела взгляд на Вернона, — ...хоть кто-то следит, чтобы ты выглядел прилично, дорогой. И качество... — она снова потрогала висящую куртку, — ...действительно хорошее. Не маггловский ширпотреб. Спасибо ему. Серьезно. — Последние слова она сказала тише, но очень искренне.

Вернон фыркнул, снова прячась за газетой, но его бас пророкотал:

— Контракт есть контракт. Исполняет. Молодец. Хоть что-то путное от него дождались. — Это было почти высшей похвалой от Вернона Дурсля.

**

Комната походила на филиал спортзала, очередное новое увлечение. Дадли сидел на краю кровати, забыв про гири, его глаза горели азартом охотника за сокровищами. Гарри только что прошептал: "Есть кое-что... запретное. Из волшебной кондитерской".

Дверь была заперта. Гарри поставил сумку на единственный свободный клочок ковра и начал выкладывать свертки из плотной коричневой бумаги с едва заметным золотым тиснением.

— Вот, держи, Большой Д. Берти Боттс Всевозможные Вкусы. — Он протянул коробочку. — Можешь получить вкус клубники... а можешь — жареной печени. Веселье гарантировано.

— Ништяк! — Дадли осторожно взял коробку. — А как узнать?!

— Никак. Рулетка вкусов. — Гарри усмехнулся. — Вот Кислые Огурцовые Леденцы — сводит скулы. Кровяные леденцы Поппи — выглядят жутко, но сладкие. Мармеладные черви — они чуть шевелятся. — Он высыпал гору липких червяков. Дадли ахнул с восторгом.

Но главное было впереди. Гарри достал плоскую, изящную коробку, перевязанную темно-зеленой лентой. На крышке витиеватыми буквами: Шоколадная Лягушка Премиум. Коллекционное Издание.

— А это... — Гарри развязал ленту с театральным пафосом, — ...гвоздь программы. Не просто съедобна. Она... оживает.

— Чего?! — Дадли замер, глаза округлились. — Как?! Настоящая?!

— Почти. Смотри. — Гарри приоткрыл крышку. На золотой фольге лежала идеально отлитая из темного шоколада лягушка, размером с ладонь. Он аккуратно вынул ее и положил на свободное место ковра. Секунда... Другая... Шоколадное тельце дёрнулось! Потом подпрыгнуло! Невысоко, сантиметров на двадцать, но совершенно явственно! Приземлилось, дернуло лапкой и прыгнуло снова, теперь в сторону комода!

— ВОТ ЭТО ДА!!! — взревел Дадли, забыв про шепот. Он спрыгнул с кровати, приземлившись на пол с глухим стуком. — ОНА ПРЫГАЕТ!!! НАСТОЯЩАЯ!!! СМОТРИ!!!

Он ринулся наперерез следующему прыжку. Лягушка отскочила от его огромной ладони, перелетела через гантель и приземлилась под кроватью. Дадли, пыхтя, опустился на колени, пытаясь заглянуть под нее.

— ЛОВИ ЕЕ! — заорал он, смеясь и тыча пальцем под кровать.

Гарри рассмеялся, ныряя за шоколадной беглянкой. Они носились по комнате, спотыкаясь о гири и диски, пытаясь поймать юркую сладость. Хохот стоял такой, что Петунья снизу стукнула шваброй в потолок. Но они были слишком увлечены погоней.

Когда лягушка наконец замерла под письменным столом, явно исчерпав магический заряд, Дадли осторожно, как хрусталь, поднял ее. Шоколад был слегка помят, но цел. Он смотрел на нее с благоговением.

— Это... это самое офигенное, что я видел, Гарри, — прошептал он, запыхавшись. — Честно. Спасибо.

Гарри, прислонившись к стене и отдуваясь, улыбался во весь рот.

— Пожалуйста, Большой Д. Только чур не съедать сразу. Или съесть, но знай — внутри карточка с волшебником. Коллекционная штука.

Дадли бережно положил лягушку обратно в коробку.

— Ни за что! Это же... чудо. — Он посмотрел на Гарри. — Снейп... он не влепит тебе за это взбучку? За "утечку магии"?

Гарри махнул рукой, начиная собирать обертки.

— Пф. Сказал "разумные личные расходы" разрешены. Это подпадает. Главное — тишина и порядок. И помни: Тайна. Ни гу-гу. Даже Пирсу. Особенно Пирсу. Он же болтун.

Дадли кивнул, вдруг став серьезным. Он сжимал коробку с лягушкой.

— Ага. Тайна. — Его комната, царство железа, теперь хранила настоящее волшебство — сладкое, прыгающее и совершенно безобидное.

— Ладно, Дадли, пойдём вниз, — Гарри поманил его за собой. — Я очень соскучился по всем вам.

Вернон Дурсль восседал в своем "королевском" кресле, газета служила ему импровизированным одеялом. Петунья, с клубком шерсти и спицами в руках, устроилась на диване. Воздух был наполнен ароматом свежего чая и едва уловимым запахом фруктового кекса. Гарри удобно расположился на пуфе напротив, а Дадли, все еще слегка запыхавшийся после возни с шоколадной лягушкой, тяжело опустился рядом с матерью. Атмосфера была спокойной, по-домашнему теплой.

— Ну, сынок, — Вернон отложил газету, его бас звучал скорее заинтересованно, чем раздраженно. — Как продвигается твоя… подготовка под крылом этого Снейпа? Не только же зелья варите в его подземелье? — Он подчеркнул этого Снейпа, но без прежней агрессии, скорее как о неизбежной части их жизни по Контракту.

Гарри улыбнулся, смакуя чай из знакомой кружки.

— Осваиваю новые навыки, дядя Вернон. Например, летать.

Петунья вздрогнула, спицы замерли в ее руках.

— Летать? — ее голос дрогнул. — На… на метле? Это же так опасно, Гарри!

— На метле, тетя Петунья, — кивнул Гарри, стараясь звучать обнадеживающе. — Но не на обычной. На специальной, спортивной. Управляемой. — Он увидел, как Вернон невольно скосил глаза на старый хозяйственный веник, прислоненный в углу у камина. Выражение лица дяди ясно говорило: "На этой штуковине? Сомнительно!". — Совсем не похоже на наш веник, дядя, — поспешил добавить Гарри. — Это сложные устройства, почти как… реактивные снаряды, только безопаснее. И есть защитные заклинания, чтобы не упасть.

— Ох, Гарри… — вздохнула Петунья, беспокойно теребя спицы. — Я все равно переживаю. Лучше бы что-то более… приземленное.

— Зато теперь, если опоздаю на автобус, теоретически есть альтернатива, — пошутил Гарри. Дадли фыркнул.

— А еще, — продолжил Гарри, переключаясь на менее тревожную для тети тему, — меня учат… светским манерам. Очень специфическим.

— Манерам? — переспросил Вернон, нахмурившись. — Каким еще манерам? Этикету что ли?

— Именно, — подтвердил Гарри. — Но не обычному. Например, языку веера. — Петунья подняла брови, Вернон выглядел озадаченным. — Оказывается, в кругах, куда меня… готовят, это целая система сигналов. Закрытый веер у губ означает "нам нужно поговорить серьезно". Резкое раскрытие — "ты меня оскорбил". Взмах определенной стороной — "следуй за мной". — Он изобразил несколько элегантных движений пустой рукой. — И дама, которая учила… она владела им как настоящий фехтовальщик шпагой. И постоянно смотрела на меня, проверяя, понимаю ли я намек.

— И что, ты тоже начал веером махать? — усмехнулся Дадли, неуклюже передразнивая движения Гарри.

— Чуть не начал, — засмеялся Гарри. — Мне так захотелось взять салфетку со стола и помахать ей в ответ: вот так, мол, это по-нашему значит "иди ты… ну, вы поняли". — Он показал резкий, отмахивающийся жест воображаемой салфеткой.

Дадли фыркнул, а затем грянул громким, раскатистым смехом, от которого диван затрясся.

— Ха-ха-ха! Вот это язык! Вот она обалдела бы! Представляю ее лицо! — Он схватился за живот, корчась от смеха. Даже Вернон хмыкнул, а на лице Петуньи промелькнула улыбка.

— Но я сдержался, Большой Д, — вздохнул Гарри с преувеличенной скорбью. — Контракт, социальные обязательства, все дела. Пришлось улыбаться и говорить что-то про "изысканность техники".

— Правильно, что сдержался, — одобрительно кивнула Петунья, ее лицо смягчилось. Она отложила вязание. — Кстати, о школе… твоей старой, обычной. Я заходила к директору. Объяснила, что ты теперь в школе — интернате. Получаешь более... Углублённое образование.

— Образование? — фыркнул Дадли, перестав смеяться и надув щеки с преувеличенной обидой. — Вот спасибо, мама. Теперь вся школа на меня смотрит как на дурака! Учителя говорят: "Дурсль, где твой кузен? Почему он перешёл в другую школу, а ты тут? Наверное, он умный, а ты…" — Он изобразил презрительную гримасу. — И за разбитую вещицу теперь я один отрабатываю! За все наши старые проделки теперь отвечаю один! Помнишь, как мы раковины в туалетах красили в розовый? Теперь все шишки — на меня! "Это Дурсль! Он один такой мог!" А идея-то была твоя, Гарри! Ты сказал: "Дад, давай добавим школе ярких красок!"

Гарри рассмеялся.

— Моя идея? Да ты сам носился с баллончиком, как торпеда! Я только стоял на шухере! А краска-то была твоя.

— Неважно! — Дадли продолжал "дуться", но глаза его смеялись. Он ткнул пальцем в Гарри. — Тебе хорошо, ты у своего Снейпа летаешь на дорогих метлах, веера разгадываешь и с лягушками развлекаешься, а я тут расхлебываю последствия! Несправедливо!

Вернон крякнул, откладывая газету.

— Хватит ныть, Дадли. Раз Гарри занят серьезным делом, значит, и тебе пора за ум браться. Меньше есть, больше заниматься. И шалости прекратить. А то и правда прослывешь последним оболтусом. — Он сказал это беззлобно, скорее по инерции, и его взгляд скользнул по Гарри с невольным уважением к его "серьезному делу".

Петунья улыбнулась, глядя на перепалку "братьев". Гарри чувствовал это тепло, этот шумный, настоящий мир. Здесь не было ледяных гостиных Малфоев, жестких уроков контроля Снейпа или змеиного шепота. Здесь были родные лица, смех Дадли, ворчание Вернона и тихая сила Петуньи. Он откинулся на пуфе, позволяя усталости уйти, растворяясь в уюте и привычном хаосе дома. Ради этого стоило выносить все остальное. Ради этого стоило быть осторожным и сильным. Здесь он мог быть просто Гарри.