Новая жизнь (джен)

 Тишину дома номер четыре по Тисовой улице разорвал пронзительный детский плач.

 Вернон Дурсль, чей храп только что сотрясал спальню, фыркнул и перевернулся на другой бок, натянув одеяло на уши. Петунья, спавшая чутко, вздрогнула и приоткрыла один глаз.

 — Вернон… — прошептала она, толкая мужа в бок. — Ты слышал?

 — М-м-м… — пробурчал он, не желая прерывать сладкий сон.

 Но плач повторился — громче, настойчивее.

 Петунья села на кровати, сердце её бешено колотилось. Кто-то кричал во дворе. Нет, не просто кричал — плакал.

 — Вернон! — её голос дрожал. — Это ребёнок!

 Теперь и Дурсль не мог игнорировать звук. Он ворча поднялся, натянул халат и, спотыкаясь о разбросанные тапочки, подошёл к окну.

 — К чёрту… — прошипел он, раздвигая шторы.

 Луна освещала аккуратный газон, и в её холодном свете Вернон увидел корзину, стоящую прямо на крыльце.

 — Что за…?

 Петунья, уже накинувшая поверх ночной рубашки шаль, подбежала к нему.

 — О боже… — её голос сорвался.

 Они спустились вниз, и Вернон, бормоча что-то о «ночных выходках соседей», распахнул дверь.

 Холодный октябрьский воздух ворвался в прихожую. Корзина, аккуратно укутанная в тёплое одеяло, слегка покачивалась — из неё доносились всхлипы.

 Петунья, забыв про осторожность, опустилась на колени и откинула край покрывала.

 Там лежал младенец.

 Маленький, не больше года, с тёмными, чуть взъерошенными волосами и бледной кожей. Его большие, ярко-зелёные глаза, полные слёз, смотрели на неё, и в них читалось что-то такое… знакомое.

 — Лили… — имя сорвалось с её губ само собой.

 Ребёнок замолчал, словно узнав его.

 Вернон нахмурился.

 — Что это за дрянь? Кто подбросил нам ребёнка?!

 Петунья, не слушая его, заметила конверт, прикреплённый к уголку одеяла. Дрожащими пальцами она сорвала его и развернула.

 Надпись гласила:

 «Моей дорогой сестре».

 Сердце Петуньи упало. Она узнала этот почерк.

 Петунья развернула письмо дрожащими пальцами. Чернила слегка растеклись, будто Лили писала его в спешке — или сквозь слёзы.

«Дорогая Петунья,

Ты, наверное, ненавидишь меня. И у тебя есть на это право. Но сегодня я прошу тебя о последней милости — забери к себе моего сына.*

Джеймс и я… мы не можем быть родителями. Наш мир — это война, заговоры, вечная опасность. Мы выбрали свободу, а не пелёнки и детский плач. Мы ещё слишком молоды. Гарри заслуживает нормальной жизни.

Я знаю, ты ненавидишь магию. И это к лучшему. Пусть он до определённого момента будет обычным.

В корзине ты найдёшь конверт с деньгами и документами — он записан как Гарри Поттер. Этого хватит, чтобы обеспечить его. Больше от нас ничего не будет.

Прости. И… пожалуйста, полюби его хоть немного. Он всё же твой племянник.

— Лили»

 Письмо выпало из рук Петуньи.

 Вернон, наблюдавший за её реакцией, нахмурился ещё сильнее.

 — Ну и что там?

 Она не ответила. Вместо этого её пальцы дрожью коснулись щёчки младенца.

 Гарри потянулся к её руке и ухватился за палец.

 — Мы… мы не можем оставить его на улице, — прошептала она.

 Вернон покраснел.

 — Ты что, с ума сошла?! У нас свой сын! Нам не нужен ещё один!

 — Это ребёнок Лили, — голос Петуньи стал твёрже.

 — Твоей психоделической сестры, которая…

 — Моей сестры! — она резко подняла голову, и в её глазах вспыхнуло что-то, чего Вернон не видел годами.

 Он отступил.

 Гарри, словно чувствуя напряжённость, нахмурил маленький лобик.

 Петунья медленно подняла его на руки, прижимая к груди.

 — Он остаётся.

 Вернон открыл рот, чтобы возразить, но вдруг заметил другой конверт, лежащий в корзине. На нём было написано:

 «Для опекунов Гарри Поттера».

 Он потянулся к нему, но едва пальцы коснулись бумаги, конверт… исчез.

 Вернон Дурсль застыл на пороге, его толстые пальцы всё ещё сжимали пустоту, где секунду назад лежал конверт.

 — Исчез… — прошипел он удивляясь. — Он просто… испарился!

 Петунья, прижимавшая к себе Гарри, резко обернулась.

 — Что?

 — Вот же только что был! — Вернон ткнул пальцем в корзину, будто надеясь, что конверт материализуется обратно. — Бумага с надписью, а теперь — фьють! Нету!

 Он озирался по сторонам, словно ожидал, что из темноты выскочит шутник и захохочет над его замешательством. Но ночь была тихой, и лишь холодный ветер шевелил листья на тротуаре.

 — Вернон, закрой дверь, — прошептала Петунья, внезапно побледнев.

 Она знала.

 Знала, что магия — не просто фокусы. Знала, что если Лили что-то спрятала, то так оно и останется.

 Дурсль, всё ещё бормоча проклятия, захлопнул дверь и повернулся к жене.

 — Это… это одна из их штучек, да? — его лицо побагровело. — Твоей сестры и её… её ненормальных друзей!

 Петунья не ответила. Она медленно прошла в гостиную, укачивая Гарри, который, казалось, наконец успокоился в её руках.

 Вернон шёл за ней, продолжая жестикулировать.

 — Мы не можем оставить его! Это же… это же… — он искал подходящее слово, но Петунья резко обернулась.

 — Это мой племянник.

 — Он волшебник! — прошипел Вернон.

 — Он младенeц, — отрезала Петунья, и в её голосе впервые за годы прозвучала твёрдость.

 Они замерли, глядя друг на друга.

 Гарри сладко зевнул, его маленькие пальчики сжали край шали Петуньи.

 — Я не позволю, чтобы с ним что-то случилось, — тихо сказала она.

 Вернон хотел возразить, но в этот момент сверху раздался плач.

 Дадли.

 Петунья вздохнула и передала Гарри мужу.

 — Подержи его.

 — Что?! — Вернон отпрянул, как от раскалённого угля.

 Но Петунья уже шла наверх, оставив его одного с ребёнком.

 Гарри уставился на Дурсля своими огромными зелёными глазами.

 Вернон скривился.

 — Ты… э-э… не вздумай тут колдовать, — пробормотал он, держа младенца на вытянутых руках, словно бомбу.

 Гарри чихнул.

 Вернон вздрогнул.

 Вернон Дурсль затянул галстук так туго, будто собирался задушить в нём все воспоминания о прошлой ночи. В зеркале отражалось его пунцовое лицо с набрякшими веками — он не спал до самого утра, ворочаясь и ворча под нос проклятия в адрес «этого мальчишки».

 — Петунья! — рявкнул он, спускаясь вниз. — Мне нужен завтрак!

 На кухне царила непривычная тишина. Дадли, обычно создающий шум, мирно сопел в кроватке. Петунья же стояла у плиты, одной рукой помешивая кашу, а другой придерживая Гарри, завёрнутого в старую пелёнку.

 — Ты что, нянчишь его, как своего? — фыркнул Вернон, швыряя портфель на стул.

 — Он плакал, — сухо ответила Петунья, даже не оборачиваясь.

 Вернон хотел было разразиться гневной тирадой, но тут Гарри сладко зевнул, и его крошечная ручка ухватилась за прядь Петуньиных волос. Что-то в этом жесте заставило Вернона смолчать. Он грузно опустился на стул и налил себе кофе.

 Вернон Дурсль шагал по Тисовой улице, сжимая портфель так крепко, что костяшки пальцев побелели. Утро началось с мерзкого осадка — соседи, обычно равнодушно кивавшие ему, сегодня пялились, как на преступника.

 — *Слышал, у Дурслей ночью подбросили ребёнка…*

 — *Говорят, прямо на крыльце оставили…*

 Шёпот, как назойливые мухи, преследовал его до самого автобуса.

 — Дурсль! — начальник подозвал его с непривычной ухмылкой. — Поздравляю с пополнением!

 — О чём вы? — Вернон нарочито громко фыркнул.

 — Ну, ребёнок-то! Все уже судачат. — он понизил голос. — Соседка ваша видела, как вы вчера с Петуньей что-то прятали в доме.

 — Это мой племянник, — сквозь зубы процедил Вернон. — Временная мера.

 — Странно, что никто не видел его раньше, — начальник многозначительно поднял бровь.

 Вернон промолчал, но внутри всё кипело.

 Когда он свернул на свою улицу, сердце его упало.

 У дома стояли полицейская машина и неприметный серый автомобиль со значком социальной службы.

 — Чёрт! — вырвалось у Вернона.

 Он ускорил шаг, но было поздно.

 — Мистер Дурсль? — К нему подошла женщина в строгом костюме. — Я сотрудник социальной службы. Нам поступил анонимный звонок о возможном… незаконном ребёнке в вашем доме.

 — Это возмутительно! — взорвался Вернон.

 — У вас есть документы на мальчика? — в разговор вступил полицейский.

 Вернон почувствовал, как пот стекает по спине.

 — Всё в порядке, — вдруг раздался голос Петуньи. Она стояла на пороге, бледная, но собранная. — Это мой племянник. Его мать… пропала. Мы оформляем опекунство.

 — Без документов это невозможно, — холодно ответила соцработница.

 Вернон понял намёк.

 — Может, решим вопрос цивилизованно? — он нарочито громко похлопал по карману пиджака, где лежал толстый кошелёк.

 Полицейский и соцработница переглянулись.

 Через десять минут, после "бурного обсуждения" в гостиной, незваные гости ушли, пообещав "дать время на оформление бумаг".

 — Мы не можем оставить его, — прошипел Вернон, когда дверь закрылась. — Нас все обсуждают!

 — А куда мы его денем? — Петунья нервно теребила край фартука. — Выбросим на улицу?

 — Может, приют…

 — Нет! — неожиданно резко сказала Петунья. — Он… он всё же племянник.

 Вернон уставился на неё, будто видя впервые.

 Гарри, мирно спавший в корзинке, вдруг зашевелился. Его крошечная ручка сжалась в кулачок, будто даже во сне он готов был бороться.

* * *

 Вернон Дурсль стоял в очереди в ЗАГСе, потный и красный, как варёный рак. Женщина за стеклом щёлкнула жвачкой и протянула руку:

 — Свидетельство о рождении ребёнка?

 — Вот. — Вернон швырнул единственный документ, который у них был — потрёпанную бумажку с именем "Гарри Джеймс Поттер" и поддельной подписью несуществующего врача.

 — А где документы матери?

 — Она... э-э... иностранка. — Вернон вытер лоб. — Бумаги потерялись при переезде.

 Чиновница подняла бровь. Вернон незаметно просунул в окошко сложенную купюру.

 — ...Заполните форму №7.

**

 — Ты хочешь, чтобы я подписал задним числом, что видел мать ребёнка?! — шипел нотариус, старый приятель Вернона.

 — Ты же знаешь, как бывает... семейные обстоятельства... — Вернон положил на стол конверт.

 Мужчина вздохнул и достал печать.

**

 — Мистер Дурсль, объясните, почему в больницах нет записей о рождении Гарри Поттера?

 — Он родился дома! — Вернон скрипел зубами. — В Уэльсе! У моей тёщи!

 — А где тогда она?

 Ещё одна купюра исчезла в папке соцработницы.

**

 — Дурсль, мы передаём контракт Смитсону. — начальник избегал взгляда.

 — ПОЧЕМУ?!

 — Клиенты... э-э... услышали слухи. Про подброшенного ребёнка. Им это кажется... ненадёжным.

 Премия испарилась. По пути домой Вернон купил самую дешёвую кроватку, скрипящую, как проклятая. Денег почти не было.

**

 — Он... он разбил окно! — прокричала Петунья в трубку, голос дрожал.

 — Как?!

 — Я не знаю! Он закричал, и... и стёкла лопнули!

 Пришлось вызывать ремонтников. Соседи наблюдали с любопытством.

**

 Гарри плакал без остановки. Вернон, не спавший третью ночь, орал:

 — ЗАТКНИСЬ НАКОНЕЦ!

 В ответ взорвалась лампочка в прихожей. Петунья перекрестилась.

**

 Вернон сидел на кухне, считая остатки денег.

 — Мы разорены, — прошептал он.

 Петунья молча гладила Гарри по голове. Мальчик ухмылялся, будто знал всё.

 Вернон Дурсль вернулся домой позже обычного, держа в руках пакет из магазина.

 — Вот! — он швырнул на стол яркую коробку. — Подарок от клиента. Сказал, что для нового сына.

 Петунья, с мокрым пятном от слюней Гарри на плече, устало посмотрела на упаковку.

 — Что это?

 — Книга. С картинками. — Вернон фыркнул. — Нам же сказали, что «чтение с пелёнок развивает».

 Он разорвал упаковку. Внутри лежала толстая книга с надписью «Волшебные звери и где они обитают»

 Петунья открыла книгу на случайной странице.

 Нарисованный единорог моргнул.

 Она резко захлопнула обложку.

 — Что? — Вернон нахмурился.

 — Ничего. — Петунья сунула книгу в шкаф. — Она… я потом им почитаю.

 В три часа ночи Гарри зашевелился в кроватке. Петунья, уже научившаяся отличать его "скоро будет орать" от "просто кряхтит", встала с кровати, не дожидаясь катастрофы.

 — Опять? — вздохнула она, на ощупь хватая первую попавшуюся вещь со шкафа- ту самую книгу.

 Гарри, обычно плакавший до посинения, затих, уставившись на обложку.

 — Что…?

 Петунья машинально открыла страницу:

 Ночная фея расправила крылья, рассыпая блестящую пыль.

 — Это… — её голос дрогнул.

 Гарри засмеялся и потянулся к странице. В тот же миг бумажный пушистый зверёк прыгнул к нему на ладошку, но исчез, едва Петунья моргнула.

**

 — Где книга? — рявкнул Вернон за завтраком.

 Петунья, впервые выспавшаяся, безразлично пожала плечами:

 — Потерялась.

 Она не сказала, что книга теперь лежала под матрасом Гарри, он засыпал только с ней.

**

 Петунья Дурсль скрипнула дверью детской, неся в одной руке мокрые пелёнки, а другой придерживая на бедре сонного Дадли. Луч утреннего солнца пробивался сквозь занавески, освещая кроватку, где Гарри уже бодрствовал. Мальчик сидел, склонившись над книгой, страница была пустой, но почему-то именно она всегда привлекала его.

 — Опять эта книга! — проворчала она, подходя ближе.

 Гарри поднял на неё свои огромные зелёные глаза, когда Петунья потянулась, чтобы закрыть книгу.

 — Давай-ка уберём это, малыш. Пора завтра...

 Её пальцы едва коснулись книги, как Гарри взвыл.

 — Гарри?!

 Мальчик вцепился в страницу мертвой хваткой, его крошечные ногти впились в бумагу.

 — Отпусти, ты её порвёшь! — попыталась разжать его пальцы Петунья, но Гарри зашелся в истерике.

 Хруст.

 Страница осталась в его кулачке.

 Оторванный клочок засветился в руке Гарри — слабым серебристым мерцанием. На оставшейся части страницы проступили слова: Не отнимай. Это наша единственная связь.

 Петунья отпрянула, сердце бешено колотилось.

 — Что за чёрт...

 Гарри моментально затих, прижимая клочок бумаги к груди. Его дыхание стало ровным, глаза закрылись — будто он получил то, что хотел.

* * *

 Петунья Дурсль стояла под струями почти кипящей воды, закрыв глаза и стараясь не думать о том, что это первые пять минут наедине с собой за последние три недели. Пар заполнял маленькую ванную комнату, скрывая её измождённое отражение в зеркале. Она не замечала синяки под глазами, похожие на фиолетовые разводы, облезший лак на ногтях, за которыми она когда-то так тщательно ухаживала, выпавшие волосы, клочьями застрявшие в сливе душа.

 Вода стекала по её плечам, но не могла смыть постоянное напряжение в мышцах, глухую боль в пояснице от бесконечного ношения детей на руках и непроходящую дрожь в пальцах — от недосыпа, от страха, от постоянного чувства, что она вот-вот сорвётся.

 Петунья уже намыливала волосы, когда сквозь шум воды донёсся пронзительный плач. Не обычное хныканье — а тот самый крик, от которого сжималось сердце — резкий, испуганный, почти животный.

 За ним сразу раздался рёв Дадли — её сын всегда подхватывал истерику кузена, будто соревнуясь, кто громче.

 Петунья дернулась, резко закрывая кран.

 Пол в ванной был мокрым. Она не заметила лужу у своих ног. Резкий шаг — нога подвернулась, голень с хрустом ударилась о кафельный край. Боль — острая, горячая — пронзила ногу, но Петунья даже не вскрикнула.

 Она схватилась за раковину, ногти впились так,что оставляли белые царапины.

 Она не помнила, как натянула на мокрое тело старый халат Вернона. Не почувствовала, как кровь с разбитой голени оставляет алые пятна на светлом ковре.

 Петунья влетела в детскую, задыхаясь, с дико колотящимся сердцем, готовым разорвать грудную клетку.

 Комната была в порядке. Дадли сидел в своей кроватке, красный от крика, но без единой царапины.

 Гарри стоял, держась за прутья своей кроватки, его зелёные глаза с интересом смотрели на неё, ребёнок больше не плакал.

 Петунья опустилась на колени, не в силах больше стоять. Нога болела. Сердце бешено стучало. Но дети были целы.

 Только через час, когда она перевязала голень, а дети заснули, Петунья разрешила себе тихо зарыдать на кухне, зажав в зубах край полотенца, чтобы никто не услышал.

* * *

 Вернон Дурсль замер в дверном проеме, зажав в руках портфель и только что купленную бутылку вина. Его толстые пальцы сжали бумажный пакет так крепко, что он хрустнул.

 Перед ним, за кухонным столом, сидела Петунья.

 Но это была не его Петунья.

 Женщина, сгорбившаяся над чашкой остывшего чая, похожая на призрака. Волосы, обычно аккуратно уложенные, висели грязными прядями. Глаза — красные, с опухшими веками. Руки — с потрескавшимися ногтями и синяком на запястье.

 И самое страшное — она даже не заметила, что он вошёл.

 Вернон никогда не задумывался, как Петунья справляется с двумя младенцами.

 До сегодняшнего дня.

 Он вспомнил как неделю назад нашел ее спящей стоя у плиты. Как вчера она не отреагировала, когда он рассказал о повышении. Как сегодня утром просто проигнорировала его замечание о несвежей рубашке. Его жена исчезала. И это была его вина.

 Он поставил вино на стол так громко, что Петунья вздрогнула.

 — Ты идешь спать.

 Она подняла на него глаза — пустые, без понимания:

 — Что?

 — Сегодня я беру всё на себя. А ты — отдыхаешь.

 Петунья заморгала, будто не понимая слов:

 — Но дети...

 — Я разберусь.

* * *

 Вернон никогда не общался с мисс Хилари Смит — пожилой дамой из дома №6.

 Но сегодня он постучал в ее дверь.

 — Мисс Смит, мне нужна помощь.

 Женщина лет семидесяти, в вязаной шали и с добрыми морщинками у глаз, уже знала:

 — Два младенца — это слишком для одной женщины, мистер Дурсль.

 Оказалось, что вся улица видела, как Петунья медленно сходит с ума.

 — Я 35 лет работала в яслях,— сказала мисс Хилари, уже надевая пальто. — Покажу вам кое-какие хитрости.

* * *

 Через час Вернон: трижды уронил Гарри на мягкий диван, перепутал бутылочки, Дадли возмущенно выплюнул смесь. Обнаружил, что пеленки можно закреплять в трех местах, а не просто заворачивать, как буррито.

 Мисс Хилари смеялась, поправляла его и удивлялась:

 — Они же совершенно разные!

 — Кто?

 — Ваши мальчики. Дадли — требует постоянного внимания, но засыпает, если погладить ему спинку. Гарри — ненавидит, когда его слишком плотно пеленают, но успокаивается, если у него в руках оказывается этот клочок бумаги.

 В 23:00, когда дети наконец уснули, мисс Хилари ушла, пообещав зайти завтра.

 Он заглянул в спальню. Петунья спала.

 Впервые за всё это время — без сжатых челюстей, без слез на ресницах.

 Просто спала. Вернон впервые увидел жену, а не "ту, что справляется"

* * *

 Вернон Дурсль проснулся раньше будильника. Его толстые пальцы сжали край одеяла, когда он наблюдал, как Петунья в полусне инстинктивно тянется к воображаемой кроватке. Её веки дёргались, губы шептали что-то о молоке и пелёнках.

 Он впервые осознал, что она даже во сне не отдыхает.

 За завтраком Вернон положил на стол брошюру.

"Санаторий "Сосновый гребень"

 — Ты уезжаешь. На месяц.

 Петунья уронила ложку. Капля каши оставила жирное пятно на брошюре.

 — Ты с ума сошел? Кто будет...

 — Я. — Он перекрыл её голос. — Мисс Хилари днём. Я — вечером. Мы справимся.

 Петунья три дня сопротивлялась: прятала чемодан, притворялась, что "уже лучше", плакала ночью, думая, что он не слышит.

 Переломный момент настал в четверг, когда она разбила свою любимую кружку — и даже не накричала, просто застыла, глядя на осколки.

 Вернон молчадостал телефон.

 Утро отъезда:

 Мисс Хилари уже сидела в гостиной, качая Гарри на коленях. Дадли ревел, чувствуя напряжение. Петунья стояла у такси с трясущимися руками, будто её выгоняли из дома.

 Вернон поцеловал её в лоб:

 — Возвращайся человеком.

* * *

 Первые дни Вернон проводил в постоянном напряжении. Каждый раз, когда он оставался наедине с Гарри, лампа в гостиной мерцала без причины, погремушки падали со стола, стоило ему отвернуться. Однажды детская каша сама поднялась в воздух и шлепнулась ему на макушку.

 Вернон кричал, швырял пелёнки в стену и угрожал "вышвырнуть этого маленького монстра".

 Но потом...

 Гарри плакал уже три часа подряд. Никакие бутылочки, укачивания и даже грозные окрики Вернона не помогали.

 В отчаянии Вернон упал в кресло, прижав мальчика к груди.

 — Да что же тебе нужно, чёрт возьми?!

 И тут... Гарри затих.

 Его крошечные пальцы вцепились в галстук Вернона. Зелёные глаза широко раскрылись, глядя прямо в лицо дяде.

 И Вернон впервые увидел не "маленького колдуна", а...

 Просто ребёнка.

 Испуганного. Зависимого. Беззащитного.

 Вернон начал замечать, что Гарри смеялся, когда он ворчал — будто понимал его интонацию. Перестал вздрагивать, когда Вернон брал его на руки.

 Когда мисс Хилари осторожно спросила:

 — Вы уверены, что хотите оставить... э-э... обоих мальчиков?

 Вернон неожиданно ощетинился:

 — А что, по-вашему, я должен сделать? Выбросить его на улицу?

 Он даже не понял, откуда эта ярость. Но с этого дня: клочок бумаги Гарри больше не пытались отбирать. Вернон начал говорить с Гарри так же много, как с Дадли.

 Однажды Вернон дремал в кресле, раскинув руки на подлокотниках. Дадли мирно сопел у него на груди, укутанный в голубое одеяльце. Гарри сидел в манеже, сосредоточенно разглядывая свой драгоценный клочок страницы. В доме царила редкая тишина — ни плача, ни взрывающихся лампочек, ни летающей посуды.

 И тогда это случилось.

 Дадли во сне дёрнулся — его любимая пустышка выпала изо рта и покатилась по полу, остановившись у самых прутьев манежа.

 Гарри поднял голову.

 Его зелёные глаза сузились — не с испугом, а с необычайной сосредоточенностью.

 Маленькая ручка потянулась через прутья... Слишком далеко.

 И тогда Гарри нахмурился и тихо хлопнул ладонью по воздуху. Пустышка дрогнула — будто её кто-то поддел невидимой ниткой. Поднялась на десять сантиметров — медленно, будто нехотя. Провалилась сквозь прутья манежа прямо в протянутую руку Гарри.

 Мальчик торжествующе сунул её в рот и уставился на Вернона.

 Мужчина забыл дышать.

 Перед ним чётко выстроились факты: никаких случайностей и неконтролируемых взрывов. Это был осознанный жест. Чёткий результат.

 Его приёмный сын только что намеренно использовал магию.

 И самое странное — Вернон не испугался.

 Он...

 Рассмеялся.

 Громко, раскатисто, от всего живота — так, что Дадли проснулся и тоже засмеялся, ничего не понимая.

 Позже, укладывая детей спать, Вернон размышлял вслух:

 — Значит, ты можешь, когда захочешь... — он поправил одеяльце Гарри. — Только вот...

 Его толстый палец осторожно дотронулся до шрама на лбу мальчика.

 — ...Не вздумай шалить, когда рядом посторонние. Они не должны видеть этого.

* * *

 Петунья вернулась домой в день, когда:

 Вернон сидел в гостиной, держа на каждом колене по ребёнку.

 Дадли смеялся, хватая его за усы.

 Гарри сосредоточенно жевал его галстук.

 И ни один предмет в комнате не летал.

 Петунья замерла в дверях.

 — Ты...

  Вернон покраснел, но не стал отпираться:

 — Он... не такой уж невыносимый.

 Привести обоих мальчиков в детский сад было для Дурслей решением, продиктованным жестокой необходимостью и тревогой, граничащей с паникой. Вернон, вернувшись к работе с удвоенной нагрузкой. чтобы расплатиться с долгами, физически не мог сидеть с детьми дома. Петуния, вымотанная годами стресса, бюрократических битв и постоянным страхом перед "аномалиями" племянника, отчаянно нуждалась хотя бы в нескольких часах относительного спокойствия для домашних дел и собственного психического восстановления.

 Неделя перед первым днем сада прошла в нервных разговорах шепотом, когда мальчики уже спали.

 — Ты уверена, что он... не сделает это там? На глазах у всех? — качал головой Вернон, представляя, как Гарри невольно заставляет игрушки летать.

 Петунья, стискивая зубы, отвечала:

 — Нам нужно это, Вернон. Мы не можем вечно держать их взаперти. И... он стал лучше контролировать. В последнее время почти ничего не было, правда? — Она больше убеждала себя.

 Они провели с Гарри строгий инструктаж:

 — Веди себя тихо, не высовывайся, слушайся воспитательницу, и НИКАКИХ... фокусов! Ни-ка-ких! Понял?

 Гарри, уже хорошо понимавший, что его "фокусы" пугают тетю и дядю и приносят им неприятности, кивал серьезно, его большие зеленые глаза были полны решимости не подвести.

 Утро первого дня было напряженным. Петуния привела мальчиков, Дадли — упитанный и любопытный — сразу рванул к игрушкам. Гарри держался за ее руку, широко раскрытыми глазами оглядывая новое место. Сердце Петунии бешено колотилось. Она ловила каждый взгляд воспитательницы, добродушной, но весьма наблюдательной пожилой дамы, ожидая увидеть подозрение или удивление. Но ничего необычного не происходило. Гарри тихо сидел на ковре, осторожно брал предложенные карандаши. Дадли, конечно, пытался громче всех спеть песенку и первым схватить лучшую машинку, но это было обычным детским поведением.

 Дни превратились в недели. Петуния каждое утро провожала их со сжатым сердцем, а забирала — с чувством глубочайшего облегчения, граничащего со слезами. Никаких летающих кубиков. Никаких внезапных изменений погоды в игровой комнате. Никаких разноцветных волос у других детей. Ее строгие наказы и, возможно, естественное затишье в магических проявлениях Гарри, или его сознательное сдерживание — сработали. Гарри вел себя тихо, даже застенчиво, но без проблем. Страх отступил, сменившись настороженной надеждой.

 Однажды, забирая детей, Петуния задержалась, разговаривая с воспитателем. Та показала ей рисунки, висевшие на стенде.

 — Посмотрите, миссис Дурсль, — улыбнулась воспитательница, указывая на яркую, не по годам выразительную акварель. — Это работа вашего Гарри. У него действительно необыкновенное чувство цвета и композиции для его возраста. Такой живой, образный взгляд на мир! Настоящий талантик Петунья смотрела на буйство красок. В ее душе боролись гордость и привычная тревога: "Талант... или опять оно?" Но воспитатель говорила о вполне земном художественном даре.

 Петунья неловко улыбнулась:

 — О-о, да... Спасибо. Он... любит рисовать дома. Впервые кто-то хвалил Гарри за что-то хорошее, нормальное. Это было странно и приятно.

 Дадли же адаптировался мгновенно и со свойственным ему энтузиазмом. Он быстро стал центром маленькой компании мальчишек, обожающих шумные игры. Но главной новостью для Петуньи стал не его аппетит или громкий голос. Как-то раз, по дороге домой, Дадли, краснея и мнусь, неожиданно спросил:

 — Мама, а... а можно мне завтра взять в садик ту шоколадку, что дедушка прислал? Только одну?

 — Зачем? — удивилась Петуния. — Я... я хочу угостить Эмили. Она девочка. У нее косички. И платье розовое. Она мне нравится. Она смеется громко, как я! — Дадли произнес это с такой серьезной важностью, что Петуния едва сдержала улыбку. Ее большой, шумный сынок впервые влюбился! Пусть по-детски, но это было мило и трогательно.

 — Хорошо, Дадли, — сказала она, гладя его по голове. —Только одну. И обязательно поделись с другими ребятами, хорошо?

 — Конечно, мам! — радостно заверил ее Дадли, уже представляя, как великодушно вручает драгоценную шоколадку Эмили с косичками.

 Гарри тихо шагал с другой стороны, разглядывая свой рисунок, который Петуния взяла с собой, а Дадли болтал без умолку об Эмили. Петуния чувствовала непривычную легкость. Сад не стал катастрофой. Гарри вел себя хорошо и даже проявил способность, которой можно гордиться без страха. Дадли был счастлив. Возможно, несмотря на все трудности, страхи и прошлое, их жизнь, наконец, начинала налаживаться. Мысль о том, что Гарри стал для нее по-настоящему своим, теперь уже не казалась такой пугающей. Она украдкой взглянула на племянника, крепче сжала его маленькую руку в своей и подумала: "Мы справимся".

 После уроков кабинет был пуст и залит косыми лучами вечернего солнца, подсвечивающими летающую пыль. Повсюду стояли мольберты с незаконченными картинами, столы были завалены цветной бумагой, клеем, блестками и... гордостью мисс Пламтри — ее личной коллекцией причудливых керамических фигурок, привезенных из разных уголков мира. Самая ценная — хрупкая, почти полуметровая фарфоровая пагода с крошечными звенящими колокольчиками на каждом ярусе, стоявшая на отдельном столике у окна. Мисс Пламтри попросила "надежных" Дадли и Гарри — ее любимчика за художественный талант, донести коробки с глиной до кладовки и запереть кабинет. "Надежность", как обычно, испарилась быстро.

 — Забей гол, Гарри! — проревел Дадли, забыв про тишину и просьбы мисс Пламтри. Он размахнулся и запустил мяч через кабинет, мимо мольбертов, прямо над столом с блестками. Мяч летел как шальная пуля.

 Гарри, стоявший у кладовки, ахнул. Он понял траекторию. "Нет! Пагода!" — успел подумать он, прыгая наперерез летящему мячу. Его рука вытянулась, пальцы схватили воздух и... кончиками ногтей чиркнули по резине. Мяч дрогнул, сбился с пути и, вместо того чтобы врезаться в шкаф с тканью, рванул прямиком к подоконнику.

 ДЗЫНЬ-ДЗЫНЬ-БРЯЯЯЯК-КККХХХХ!

 Звук был какофонией разрушения. Сначала тонкий перезвон десятка колокольчиков, сорванных с мест, затем глухой удар мяча о основание пагоды, и наконец — оглушительный грохот, когда вся хрупкая конструкция рухнула со столика на каменный пол. Тысячи осколков фарфора, как слезы китайского императора, разлетелись во все стороны. Колокольчики жалобно закатились под шкаф.

 Тишина накрыла кабинет, густая, как клей ПВА. Дадли замер с идиотски открытым ртом. Гарри опустил руки, глядя на место преступления с видом человека, который только что случайно сжег Лувр.

 — Ой... Блин. — промямлил Дадли широко раскрыв глаза. — Это... это была та штука, про которую Пламтри говорила, что она "бездыханная поэзия в фарфоре, купленная за последние гроши в забытой богом лавке Шанхая"?

 — Не просто "поэзия". — произнёс Гарри, медленно подходя к месту катастрофы, осторожно отшвыривая ногой крупный кусок крыши. —Она называла ее "тихим напоминанием о бренности бытия и о том, что руки у некоторых учеников растут... ну, ты знаешь, откуда". И да, "последние гроши". В смысле — очень последние. — вздыхает. — Тетя Петунья хотела купить нам новый набор маркеров...

 — Маркеры! — начал паниковать Дадли. — Гарри, что делать?! Она же нас убьет! Вернее, меня! Ты же только пытался спасти! Это я кинул! Как снайпер! Только... промахнулся!

  — Снайпер. — Гарри поднял уцелевший колокольчик. — Точное попадание в культурное наследие, Дадл. Прямо в яблочко. Яблочко, правда, было размером с пагоду. Ладно, истерика не поможет. Быстро! Помоги собрать осколки! Может... может, мы скажем, что она сама упала? От... порыва вдохновения? Или её подкосила бренность бытия?

 — Гениально! — Дадли лихорадочно начал собирать осколки. — Скажем, она не выдержала груза творческих мук! Или... или её сдуло! Сквозняком! Мощным! Из окна! Хотя окно закрыто... Странно...— Он посмотрел на Гарри. — Ладно, ладно! Скажем, что на неё напала... моль! Огромная моль! Яростная! И мы пытались её отогнать мячом! Героически!

 — Яростная моль атаковала пагоду, а мы, рыцари круглого стола... то есть мяча, пытались её спасти ценой самого сокровища. Да, звучит как сюжет для нового шедевра Дадли Дурсля. Мисс Пламтри точно прослезится от умиления. Особенно когда ей покажут этот... археологический памятник.

 В этот момент дверь кабинета тихо скрипнула. На пороге стояла мисс Пламтри. Её взгляд скользнул по напряженным фигурам мальчиков, сгорбленным над ковром из осколков, затем упал на пустой столик у окна. Её обычно доброе, чуть рассеянное лицо начало медленно менять выражение от недоумения к ледяному ужасу, а затем к такому гневу, что Дадли невольно попятился.

 — Дурсль... Поттер...—очень тихо произнесла она, но каждый слог падал как осколок. — Моя... пагода... Где она? Или мне не стоит спрашивать, учитывая... пейзаж, который вы так старательно... собираете?

 —Мисс Пламтри! — вскочил Дадли, роняя горсть осколков с характерным жутким звоном. — Вы не поверите! Это была... МОЛЬ! Огромная! Злая! Она хотела сожрать дракона! И Гарри пытался ее отогнать! Бросал мяч! Как герой! Но... но пагода не выдержала натиска! Бренность, понимаете?!

 Гарри закрыл глаза, мысленно прощаясь с маркерами и, возможно, со свободой творчества навсегда:

 — Мы... приносим глубочайшие извинения, мисс. Это была... неудачная попытка интерактивного перформанса на тему хрупкости прекрасного. Мячик... вышел из-под контроля. Моя попытка перенаправить его лишь... сместила эпицентр разрушения на ваш "тихий символ бренности". Видимо, символ оказался хрупче, чем творческий порыв. Очень жаль.

 Мисс Пламтри медленно подошла, наступив на мелкий осколок. Хруст прозвучал как последний аккорд похоронного марша.

 Мисс Пламтри взглянула на них поверх очков, ее голос дрожал, но не от слез, а от сдерживаемой ярости:

 — Интерактивный перформанс на тему хрупкости прекрасного? Поттер, твоя способность облекать варварское уничтожение в термины современного искусства... поразительна. Дурсль, история про моль-террориста — достойна пера Стивена Кинга. Я уверена, что ваши родители будут "в восторге" от подробностей вашего... художественного эксперимента. А пока... — Она указала на совок и щетку для мусора — Соберите. Каждый. Осколок. И каждый. Колокольчик. А потом мы отправимся к директору. И да...—ее голос стал ледяным и саркастичным — поздравляю с успешной демонстрацией хрупкости прекрасного. Жаль, что объектом демонстрации стала моя пагода, а не ваши шансы когда-либо снова взять в руки что-то ценнее мелка в этом кабинете.

 Дадли понуро потянулся за совком, громко всхлипнув. Гарри вздохнул и начал осторожно подбирать самые мелкие осколки. Маркеры таяли на горизонте, а вечер обещал быть долгим и насыщенным лекциями о ценности искусства, ответственности и недопустимости игр с мячом в храме творчества. Единственным утешением была мысль, что хоть магии в этом разгроме не было — чистая, беспримесная, дадловская сила и законы физики во всей их разрушительной красоте. "Интерактивный перформанс", — мрачно усмехнулся про себя Гарри, подбирая ухо дракона. — "Хоть название придумали красивое".

 Под пристальным, молчаливым взглядом мисс Пламтри — она лишь изредка вздыхала или произносила что-то вроде: "Ах, дракончик... Его мордочка была такой выразительной..." — Гарри и Дадли провели почти час, собирая мельчайшие осколки фарфора. Дадли порезал палец, что добавило драматизма и клякс крови на бумажных полотенцах. Гарри, с его ловкостью, нашел почти все колокольчики, закатившиеся в самые невероятные углы. Коробка с "археологическими находками" была готова.

 Поход к директору был похож на шествие на эшафот. Мисс Пламтри, неся коробку с останками пагоды как урну с прахом, изложила факты. Дадли пробормотал что-то про моль. Гарри, видя бесполезность выдумок, честно признал:

 — Мы играли в мяч, сэр. Я не поймал. Это наша общая вина.

 Директор, человек практичный и не склонный к поэтическим метафорам о бренности бытия, выслушал и вздохнул:

 — Пагода... Да, мисс Пламтри, понимаю ваше огорчение. Мальчики, ваше поведение после уроков, особенно в доверенном вам кабинете, абсолютно неприемлемо. Хулиганство и разрушение школьного имущества. — Он посмотрел на коробку. —Особенно такого имущества. Ваши родители будут немедленно уведомлены. Кроме того, вы оба получаете неделю дополнительных дежурств по уборке школы после уроков. Начинаем завтра. А теперь идите домой и ждите разговора с семьей. Мисс Пламтри, вам мое глубочайшее сочувствие."

 Обычно шумная дорога домой прошла в гробовом молчании. Дадли шмыгал носом и тер порезанный палец. Гарри чувствовал тяжелый камень вины в желудке. Он представлял лицо тети Петуньи, ее разочарование, вспоминал разбитые надежды на маркеры. И самое страшное — ее возможную мысль: "А вдруг это... оно? Магия?" Он знал, что это не она, но страх перед этим подозрением был сильнее страха перед наказанием.

 Вернон еще не вернулся с работы. Петунья встретила их у двери. Ее лицо было бледным, а в руках она сжимала телефонную трубку — видимо, только что говорила со школой.

 — Заходите. — Тихо произнесла Петунья. — Садитесь.

 Они послушно сели на диван. Петунья медленно подошла, ее взгляд метался между ними.

 — Пагода. Пагода мисс Пламтри. Разбита вдребезги. Школа звонила. — Она замолчала, собираясь с духом. — Кто?.. КТО ЭТО СДЕЛАЛ?!

 Я кинул мяч, мам! — Всхлипнул Дадли. — Я! Гарри пытался поймать! Он не виноват! Это я промахнулся!

 — Мяч? —Ее взгляд резко сфокусировался на Гарри. — Ты... ты уверен, Дадли? Ты точно кинул мяч? И он... просто мяч? В ее голосе звучал немой вопрос: "Не было ли там чего... другого?" Она боялась магии больше, чем гнева Вернона.

 — Тетя Петунья, клянусь. — Гарри посмотрел ей в глаза. — Это был мяч. Только мяч. Я его почти поймал, но он выскользнул и попал в пагоду. Никаких... фокусов. Чистая случайность. И глупость.

 Петунья выдохнула, ее плечи немного опустились. Страх перед магией отступил, сменившись гневом и разочарованием:

 — Случайность? Глупость? Два десятилетних балбеса, которым доверили кабинет, и они играют в футбол с коллекционной фарфоровой пагодой?! Дадли Дурсль! Твоя сила — это не повод крушить все вокруг! А ты, Гарри! Ты же умный мальчик! Почему не остановил его?! — Ее голос дрожал. — Вы понимаете, что это значит? Ремонт? Новая пагода? Это же целое состояние! Мы только-только... Вернон...— Она отвернулась, смахивая набежавшую слезу злости и беспомощности. Мысль о новых долгах, о разочарованном муже, о том, что ее сын и племянник устроили такой хаос, была невыносима.

 Вернувшийся Вернон узнал новость. Его лицо побагровело, он тяжело дышал. Он отругал обоих мальчиков так, что стены дрожали, акцентируя на безответственности, неуважении к чужому труду и имуществу, и о том, как они подводят семью. Но самым страшным был его финальный вердикт:

 — Маркеры? Забудьте. Новые кроссовки? Забудьте. Кино? На каникулах? Забудьте. Все ваши карманные деньги до конца года уйдут в фонд "Спасения Репутации Дурслей и Возмещения Ущерба Мисс Пламтри". А эти ваши школьные дежурства? После них вы будете приходить домой и делать ВСЮ работу по дому, которую скажет Петунья. Летом — работа в саду, помощь соседям за гроши. И если я услышу хоть ОДИН намек на то, что вы опять что-то разбили, сломали или устроили — вы не увидите солнца до совершеннолетия! Понятно?!

 — Понятно. — Хором ответили ребята.

 Лежа той ночью в своих кроватях мальчики не спали.

  —Прости, Гарри. — Произнёс Дадли шёпотом. — Это я влип... и тебя втянул.

 — Я мог остановить тебя раньше. — вздохнул Гарри. — Или просто не играть. Мы оба дураки. Зато... тетя Петунья не подумала про... фокусы.

 — Ну и ладно! Лучше пусть ругает за мяч, чем боится тебя! Это тупо! — пауза — Папа прав... нам надо быть осторожнее. Особенно мне.

 — Особенно тебе, Снайпер. — Усмехнулся Гарри.

 Он швырнул в Дадли подушку. Тот ответил тем же. Началась тихая подушечная война, сбившая напряжение. Они были в одной лодке: наказаны, без карманных денег, но хоть тетя не смотрела на Гарри со страхом. И это было главным. Ущерб пагоде был огромен, но их братство, выкованное в бюрократическом аду и теперь закаленное в совместном провале и наказании, осталось целым. Они заснули, зная, что завтра их ждет первая смена уборки школы — начало долгого искупления.

* * *

 Холодный ветер гнал по пустынной школьной площадке опавшие листья. Гарри и Дадли, уставшие после двух часов дежурства, мытья парт в коридорах под бдительным оком уборщицы, молча сидели на старых металлических качелях. Тишину нарушал только скрип цепей и их тяжелое дыхание. Пальцы Гарри были липкими от остатков чистящего средства, а Дадли потирал ушибленный локоть — результат неловкого столкновения с ведром.

 Идиллия усталости длилась недолго. Из-за угла спортзала вывалилась троица парней лет 13-14 — местные «авторитеты», известные своей любовью к издевательствам над младшими. Лидер, коренастый Энди с крысиным лицом, сразу заприметил Гарри.

 — Ну, ну, поглядите-ка, кто у нас тут! — Энди растянул лицо в ухмылке, подходя. Его прихвостни, близнецы Мик и Ник, тупо засмеялись. — Сам выброшенный щенок и его жирный телохранитель. Чистили парты? Наверное, привычно — мамка твоя, Поттер, тоже полы мыла, пока не запилила?

 Гарри напрягся, стараясь не показывать вида. Он привык к насмешкам над своей поношенной одеждой, над очками. Но это... это было другое.

 — Отвали, — пробурчал Дадли, вставая. Его кулаки сжались.

 — Ой, испугались! — передразнил Ник. Энди же уперся взглядом в Гарри:

 Чего молчишь, подкидыш? А ведь правда же — тебя твои алкаши-родители на помойку вынесли. Как котенка слепого. Петунья Дурсль — твоя тетка, да? Мамаша моя с ней в комитете родительском. Так она рассказывала — нашли тебя на крыльце в картонной коробке, воняющего, орущего. А записка там... типа, "заберите, надоел".

 — Мамка твоя, видимо, так нажралась, что забыла, куда тебя выкинула в прошлый раз! Ха! — выплюнул

 — А папаша твой... он вообще тебя в лицо видел? Или только в бутылку смотрел? — подхватил Мик.

 — Дурсли тебя из жалости подобрали! Как бродячую собаку! Думаешь, они тебя любят? Ха! Ты им обуза! Из-за тебя у Вернона Дурсля чуть сердце не остановилось, все в округе знают!

 Каждое слово било, как молотком, по незажившей ране, о которой Гарри старался не думать. И вот теперь это вывернуто наружу, оплевано, выставлено на всеобщее осмеяние. Его лицо горело, в глазах стояла горячая влага. Он сжал цепи качелей так, что костяшки пальцев побелели.

 — ЗАТКНИСЬ! — рявкнул Дадли. Его лицо побагровело от ярости. Он не просто защищал кузена — он защищал брата. Защищал их семью, которая прошла через ад бюрократии, долгов, страха и все равно не сдалась. — Ты ничего не знаешь, тупая гнида! Гарри — мой брат! А его родители... его родители...— Дадли запнулся, не зная, что сказать правдивого, что не было бы еще больнее.

 — Брат? — фыркнул Энди. — Ты ему не брат, ты ему милостыню подаешь! Он тебе чужой!

 Это было последней каплей. Дадли, забыв про разницу в возрасте и силе, с ревом бросился на Энди. Завязалась драка. Мик и Ник тут же вцепились в Дадли, пытаясь оттащить. Дадли, сильный, но неуклюжий, отбивался, но два против одного — это тяжело. Гарри вскочил, парализованный на мгновение страхом за Дадли. Он видел, как Мик дернул Дадли за волосы, как Ник попытался пнуть его по ногам. В груди у Гарри что-то рвануло — волна паники, ярости и беззащитной любви к этому огромному, глупому, но такому отважному кузену, который лез в драку за него.

 — НЕТ! ОТСТАНЬТЕ ОТ НЕГО! — закричал Гарри, инстинктивно выбросив руку вперед. Никакого света, никакого грома. Просто...

 Ярко-розовый, неестественный, как жевательная резинка, цвет стремительно побежал по волосам Ника, того самого, что пытался пнуть Дадли. От корней до кончиков. За секунду его грязно-русые волосы превратились в неоново-розовое облако. Ник даже не сразу понял, что случилось, продолжая пытаться удержать Дадли.

 — Чего у тебя с башкой?! — Вскрикнул Мик отпрянув от Дадли.

 Ник дотронувшись до волос, увидел розовые пальцы:

 — ЧТО ЭТО?! ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ, УРОД?! — Его лицо исказилось от ужаса и гнева. Он оглядел свои розовые пряди, пытаясь их рассмотреть без зеркала.

 Энди оттолкнув от себя опешившего Дадли, уставился сначала на розовую голову Ника, потом на Гарри. В его глазах был не гнев, а животный, первобытный страх:

 — Кол... Колдун! Он ведьмак! Как в тех фильмах ужасов! Беги!

 Дадли замер, забыв про драку. Его глаза были круглыми от шока. Он посмотрел на розовые волосы Ника, потом на Гарри. В его взгляде не было страха, только ошеломление и... что-то вроде горького понимания: "Вот оно. Опять. Из-за меня."

 Энди, Мик и розоволосый Ник, который уже начал истерично сдирать с себя куртку, чтобы накрыть голову, бросились наутек, спотыкаясь и оглядываясь на Гарри, как на привидение. Их крики: "Колдун!", "Розовый!", "Он нас заколдовал!" — разносились по пустой площадке.

 Гарри стоял, дрожа всем телом. Он смотрел на свои руки, потом на убегающих хулиганов, потом на Дадли. Ужас от содеянного смешивался с остатками боли от жестоких слов. Слезы, которые он сдерживал, наконец хлынули.

 — Д-Дадл... — его голос сорвался. — Я... я не хотел... Они тебя...

 Дадли подошел к нему, тяжело дыша. Его щека была расцарапана, пиджак порван. Он не стал ничего говорить. Просто обхватил Гарри за плечи, грубо, по-братски, прижал к себе — большой, неуклюжий щит.

 — Пошли домой, Гарри, — прохрипел Дадли. Его голос был твердым, но в глазах читалась тревога — не за себя, а за кузена. За то, что теперь его тайна, его проклятие и его защита, вырвалась наружу так публично и так... розово. Они медленно пошли, оставив позади пустые качели и неоново-розовый след в памяти убегающих хулиганов. Дорога домой обещала быть еще страшнее, чем после пагоды. Теперь речь шла не о разбитом фарфоре, а о разбитой тайне.

* * *

 Дверь дома распахнулась, прежде чем Дадли успел вставить ключ в замок. Петунья стояла на пороге, лицо — маска гнева и паники. Ее пальцы белели на косяке, губы уже сложились для первого, самого ядовитого упрека:

 — Так, вы двое! Только что звонила Марта Картер! Она орет, что вы...- ее взгляд скользнул по ним, цепляя порванный рукав Дадли, царапину на щеке, общую перепачканность. И замерла. На левой скуле Дадли ярко алело розовое пятно, как будто кто-то шлепнул ему размазанной акварелью. А Гарри... Гарри стоял за спиной Дадли, спрятав лицо, но его плечи мелко дрожали, и слышалось прерывистое, едва сдерживаемое всхлипывание. Весь его вид кричал о глубочайшем потрясении, не о проказе.

 — ...что вы ее Ника... — Петунья автоматически закончила фразу, но голос потерял силу. Гнев еще клокотал где-то внутри — розовые волосы! Скандал! Соседи! Но вид Гарри, этого обычно тихого, сдержанного мальчишки, стоящего на грани истерики, перевесил. Ее глаза метнулись к розовому пятну на щеке Дадли — это было оттуда? От Ника Картера? Значит, они задели... задели самое больное.

 — ...изуродовали... — выдохнула она уже почти беззвучно, глядя не на Дадли, а поверх его плеча — на вздрагивающую спину Гарри.

 Гарри не стал ждать продолжения. Едва услышав слово «изуродовали», слившееся в его воспаленном сознании с криками «выброшенный щенок!» и «алкаши!», он рванул с места. Он проскочил мимо тети Петуньи, как тень, вжав голову в плечи, не глядя ни на кого. Его ноги сами понесли его вверх по лестнице. Хлопнула дверь их общей с Дадли комнаты. И сквозь тонкую дверь тут же донесся сдавленный, горловой, отчаянный плач — рыдания человека, у которого только что вырвали и растоптали самое сокровенное.

 Петунья замерла на пороге. Проклятия Картеров, мысли о розовых волосах и грядущих разборках — все это смялось, отступило перед этим душераздирающим звуком. Дадли стоял рядом, тяжело дыша, его лицо было искажено смесью ярости и беспомощности.

 — Они, мам... они ему сказали... про... про то, что его... выбросили, — пробормотал Дадли хрипло. — И про родителей... гадости. Я полез... а потом... у Ника волосы... Гарри не хотел! Он испугался за меня!

 Петунья закрыла глаза на мгновение. "Выбросили". "Алкаши". Картеры. Эти сплетницы... Они посмели? Ее собственный страх перед магией, перед скандалом, внезапно показался ничтожным перед тем холодным, расчетливым злом, которое только что обрушили на ее... на мальчика. На того, кого она тащила через чиновничий ад, кого защищала, на кого злилась, но кто стал частью их жизни.

 Она резко развернулась от двери и прошла на кухню. На автомате налила стакан воды. Но вместо того, чтобы пить, взяла его и пошла наверх. Шаги ее были твердыми, но не гневными.

 Она не постучала. Просто открыла дверь. Гарри лежал лицом в подушку, сжимая в руке тот самый клочок бумаги, который он не выпускал с детства, словно тот мог его успокоить. Тело сотрясали беззвучные теперь спазмы. Дадли стоял рядом, растерянно похлопывая его по спине, словно не зная, что делать.

 — Дадли, иди умойся. И смени рубашку, — тихо, но твердо сказала Петунья. — И... протри это розовое с лица. Мыло должно помочь.

 Дадли кивнул, бросив на кузена последний беспокойный взгляд, и вышел, стараясь не хлопнуть дверью.

 Петунья подошла к кровати. Поставила стакан на тумбочку. Медленно села на край матраса рядом с Гарри. Он не повернулся, лишь глубже вжался в подушку.

 Минуту царила тишина, нарушаемая только его прерывистым дыханием и тиканьем будильника. Петунья не знала, что сказать. Извинения? Они были бы фальшивы. Оправдания? Их не было. Утешения? Какие слова могли залечить такую рану?

 Она осторожно положила руку ему на спину, между лопатками. Он вздрогнул, но не оттолкнул.

 — Глупые, злые люди, — произнесла она наконец, глядя куда-то в стену, а не на него. Голос был неожиданно ровным, без привычной резкости. — Картеры. Им лишь бы гадость ляпнуть, чтобы самим выше казаться. — Она сделала паузу. — Знаешь, Гарри... Дурсли — не короли. У нас нет замков и кучи денег. Но есть одно правило, твердое, как скала. Дурсли не бросают своих в грязь лицом. Никогда. Ни за что. И точка.

 Она не сказала «мы тебя любим». Не сказала «ты нам как сын». Но эти слова — «не бросают своих» — прозвучали в тишине комнаты громче любых признаний. Они были о нем. О нем, Гарри. Он был свой. Не щенок на пороге, не обуза, а свой.

 Рыдания Гарри постепенно стихли, сменились глубокими, неровными вздохами. Он не повернулся, но его спина под ладонью Петуньи чуть расслабилась. Она не убирала руку. Сидела молча, глядя, как за окном гаснет осенний день, а на стене от розового пятна с лица Дадли, которое он не до конца смыл, остался едва заметный розовый отсвет. Проблемы никуда не делись. Розовые волосы Ника Картера висели дамокловым мечом. Но здесь, в этой комнате, под ее неуклюже лежащей рукой, был мальчик, который был их проблемой. Их мальчик. И это было главное. Все остальное они как-нибудь переживут. Вместе.

 Вернон, багровея, слушал сжатый отчет Петуньи о розоволосом Нике Картере, драке и... выбросе. Петунья говорила быстро, сжато, опуская самые болезненные для Гарри детали оскорблений, но делая акцент на провокации Картеров и страхе Гарри за Дадли.

  — ...и ты просто замяла это с Мартой Картер? — сдавленно спросил мужчина, потирая висок. — Розовые волосы, Петунья! РОЗОВЫЕ! По всему району уже трещит!

 — Я сказала Марте, что ее Ник сам залез в какую-то краску на заброшенной стройке, пока они трое нападали на наших мальчиков. Что Дадли защищался, а Гарри от испуга швырнул комок грязи, который "оказался" рядом. И что если хоть один слушок про "колдовство" выйдет за пределы их кухни, я расскажу директору и всему родительскому комитету подробности о том, как ее Энди вымогает деньги у третьеклассников. Она скулила, но... заткнулась. Волосы Ника уже почти отмылись. Скандал потухнет.

 Вернон выдохнул, облегчение смешалось с остатками ярости.

 — Ну хоть это... Но этот... фокус... Петунья, он становится опасным! Сегодня волосы, завтра...

 — Вернон. — Перебила его Петунья , её голос вдруг стал очень тихим. — Это не главное. Главное... что они ему сказали. Про... выброшенного щенка. Про родителей-алкоголиков. Это... это его сломало.

 Она замолчала, глотая комок в горле. Вернон нахмурился, но что-то в ее тоне заставило его прислушаться.

 — Ему скоро одиннадцать, Вернон. Одиннадцать. Помнишь... что я про Лили рассказывала? Про письма. Про... ту школу. Они придут. Они его заберут. И...— Она закрыла глаза. — А если они там? Лили и тот... Джеймс. Если они вдруг одумались? Если захотят его забрать? После всего, что он услышал? После того, как они...— Она не договорила, но Вернон понял. После того, как они выбросили его, как мусор. Но для обиженного ребенка даже такие родители могут казаться желанным спасением от мира, где его дразнят подкидышем.

 Страх в глазах Петуньи был уже не страхом перед магией или скандалом. Это был животный страх потери. Потери мальчика, которого она таскала по соцслужбам, за которого влезала в долги, которого ругала и... к которому привязалась. Который был ее проблемой, ее болью, ее... почти сыном.

 — Но... — хрипло начал Вернон, — что мы можем сделать? Мы же обычные! Против их законов...

 — Ничего. — Петунья резко встала и начала мерить шагами комнату. — Ничего мы не можем. Но... есть кто-то, кто может знать. Кто знал Лили. Настоящую. Кто... ненавидел Джеймса Поттера почти так же, как я.

 Она остановилась, лицо ее было бледным и решительным.

 — Тот противный тип, что приходил к Лили? Но ты же его терпеть не могла! Говорила, что он как летучая мышь, злой и...

 — Да. Северус Снейп. Он был... единственным, кого Лили впускала в свой мир до Поттера. Он знал ее. Если кто и знает, что там происходит, если кто сможет... предупредить, проследить, помешать им просто взять... — Она не договорила. — Я должна найти его. У Лили остались старые письма... там был адрес его матери. Возможно, он там... или знают, как его найти.

 Вернон смотрел на жену, словно видя ее впервые. Эта решимость, готовность связаться с миром, который она ненавидела и боялась, ради... Гарри. Он тяжело вздохнул.

 — И... что ты скажешь ему? Этот Снейп... он же волшебник! Он может быть опасен!

 Скажу правду. — Горько усмехнулась Петунья. — Что Лили выбросила сына. Что мы его растим. Что он... что он наш мальчик. И что если его родители вдруг решат поиграть в счастливую семью после одиннадцати лет забвения... пусть Снейп знает. Пусть... присмотрит. Чтобы они не навредили ему еще больше. Чтобы... — Голос ее дрогнул. — Чтобы он знал, что у него есть дом. Здесь. Если вдруг... если вдруг там ему будет плохо.

 Она не произнесла слова "любовь". Но в ее голосе, в решимости идти к ненавистному Северусу Снейпу, в страхе потерять Гарри, было больше материнской любви, чем во всех ее прошлых строгостях и заботах. Она боролась за своего ребенка. Пусть даже мир, в котором ей пришлось начать эту борьбу, был миром, от которого она всю жизнь отворачивалась.

 На следующее утро, пока мальчики были в школе, Петунья Дурсль, руки ее слегка дрожали, а в сумочке лежал пожелтевший листок с адресом, отправилась на вокзал. Ей предстояла встреча с призраком прошлого, с летучей мышью из детства ее сестры. Но она шла, потому что "Дурсли не бросают своих. Даже если для их защиты нужно войти в логово дракона".

* * *

 Петунья Дурсль стояла у калитки дома №12 по Тупику Прядильщиков, ее пальцы судорожно сжимали конверт из плотной, слегка пожелтевшей бумаги. Адрес был написан ее аккуратным, угловатым почерком, который она выработала за годы работы секретарем:

"Мистеру Северусу Снейпу. Лично." Ни обратного адреса, ни пояснений — только скупые слова внутри: "Прошу о встрече. Дело крайней важности, касается Лили Эванс. Петунья Дурсль."

 Она огляделась. Улица казалась вымершей, дома по соседству выглядели нежилыми, с заколоченными окнами и заросшими садами. Сам дом Снейпа был самым мрачным — краска облупилась, сад напоминал джунгли, а окна нижнего этажа были плотно завешены грязноватыми шторами. Петунья почувствовала, как по спине пробежали мурашки. "Что я здесь делаю? Иду к этому... этому..." Мысль не находила подходящего слова. Она помнила его со школы Лили — бледного, злобного подростка в слишком больших, поношенных одеждах, который смотрел на всех с ненавистью. И на нее, маггловку, — с презрением.

 Но страх за Гарри был сильнее. Мысль о письме из Хогвартса, о том, что там он может столкнуться с ними, с людьми, которые выбросили его как ненужную вещь и теперь, возможно, из каприза захотят забрать... Эта мысль сводила ее с ума. Вернон был на работе, мальчишки играли в саду, не подозревая о буре в душе матери. Она должна была попытаться.

 Собрав всю свою волю, Петунья прошла по заросшей тропинке к входной двери. Сердце бешено колотилось. Она рванула ручку старого дверного молотка — тяжелую, в виде змеиной головы. Удар прозвучал глухо и зловеще в тишине тупика. Петунья затаила дыхание, прислушиваясь. Ни звука из-за двери. Ни шагов, ни голосов. Только жужжание мух где-то в зарослях крапивы.

 Она постучала еще раз, сильнее.

 — Мистер Снейп?.. — позвала она, голос дрогнул. Никакого ответа. Отчаяние смешалось с облегчением. "Его нет. Он не дома. Я пыталась". Она сунула конверт в щель между дверью и косяком — он плотно застрял на виду. "Пусть увидит, когда вернется." Быстро, почти бегом, она покинула зловещий тупик, даже не оглядываясь, чувствуя, как гнетущая атмосфера этого места спадает с плеч, уступая место знакомому страху перед будущим. Что если он проигнорирует? Что если уже слишком поздно?

* * *

 Пыль конференции по редким компонентам зелий в Амстердаме все еще висела в горле Северуса Снейпа, как и привкус бессмысленных академических споров и дешевого кофе.

 Лампы в прихожей вспыхнули тусклым желтым светом, отражаясь в его усталых, запавших глазах.

 Первое, что он заметил — неестественно чистый по меркам его жилища прямоугольник на пыльном полу у двери. Конверт. Белый, маггловский. Его черные брови поползли вверх. Кто мог...? Он не получал обычной почты сюда годами. Всё важное шло через Хогвартс или частных сов.

 Снейп наклонился, длинными пальцами подхватывая конверт. Пыль прилипла к бумаге. Он повертел его в руках, мгновенно анализируя: обычная бумага, обычные чернила, не магические. Почерк... аккуратный, женский, маггловский. Знакомый? Смутно.

 Он разорвал конверт резким движением. Один лист. Короткие строчки. Его взгляд скользнул по словам... и замер.

...касается Лили Эванс. Петунья Дурсль.

 Имя Эванс ударило его, как плеть, хотя лицо осталось непроницаемой маской. Лили. Давно забытый укол боли, мгновенно подавленный годами разочарования и цинизма. Эванс. Он никогда не думал о ней как о Поттер.

 А Петунья... Петунья Дурсль. Маггловская сестра. Та самая, которую Лили когда-то защищала от его язвительных замечаний, та, что смотрела на него с таким же страхом и отвращением, как и он на нее. Что ей могло понадобиться? И что могло связывать ее с Лили сейчас, спустя столько лет? Разве они общались? Судя по прошлому Лили и ее нынешнему... образу жизни, это казалось маловероятным.

 Его острый ум, отточенный годами шпионажа и работы с ингредиентами, мгновенно начал перебирать варианты. Проблемы? С Лили что-то случилось? Но почему обращаться к нему? Шантаж? Но чем Петунья Дурсль могла шантажировать его? Абсурд. Просьба о помощи? С какой стати он должен помогать маггловке, сестре женщины, которая отвергла его и выбрала... Поттера?

 Но... "Дело крайней важности". И упоминание Лили. Это был крючок. Любопытство — холодное, аналитическое — перевесило презрение. Что-то здесь было не так. Что-то, что могло представлять интерес. Или угрозу.

 Снейп медленно сжал письмо в кулаке. Усталость от конференции отступила, сменившись привычной бдительностью. Его черные глаза сузились, глядя в пустоту холла, но видя уже не пыльные склянки, а загадку, брошенную к его порогу маггловской женщиной из прошлого.

 Беззвучное решение созрело в нем за секунды. Он не мог проигнорировать это. Слишком много вопросов. Слишком странно. Слишком... потенциально полезно или опасно, чтобы оставлять без внимания.

 Снейп швырнул смятый конверт на ближайший заваленный книгами стол. Его мантия взметнулась, как крылья гигантской летучей мыши, когда он резко развернулся. Он появится у Дурслей. Сейчас же. И узнает, что за "крайне важное дело" заставило Петунью Эванс-Дурсль стучаться в его дверь. И почему оно связано с призраком его давно похороненного прошлого.

 Петунья металась по кухне. Суп убежал, котлеты подгорали. Нервы были на пределе — три дня прошло, а от Снейпа ни слуху ни духу.

 — Туни, — Вернон подошёл к жене, тяжело дыша. — Дай я помогу. — Он выключил конфорку и спас котлеты. — Опять переживаешь из-за… него?

 — Вернон, он не придёт! — Петунья вскинула руки в отчаянии. — Я же знала! Он нас ненавидит! Зачем ему помогать?

 — Ну-ну, успокойся, дорогая, — Вернон неуклюже обнял её. — Может, занят очень, этот ваш… колдун.

 В дверь резко позвонили.

 — Наверное, миссис Хилари, — пробурчал Вернон. — Заходила вчера за сахаром. Открою.

 Вернон направился к двери. Открыв её, он ожидал увидеть соседку, но на пороге стоял худой, бледный мужчина в чёрном, с крючковатым носом и пронзительным, недобрым взглядом.

 — Э-э… — Вернон опешил. — Вы… вы из похоронного бюро?

 — Очевидно, нет, — холодно отрезал Снейп, его голос был тихим и шипящим. — Я здесь по приглашению Петуньи Дурсль. Если она ещё не передумала.

 — Ах, да! Мистер Снейп! — Вернон спохватился, отступая. — Проходите, проходите! Петунья! Он пришёл!

 Петунья появилась в дверном проёме кухни, бледная, с трясущимися руками.

 — Северус… — выдохнула она. — Я… я не думала, что ты…

 — И были близки к истине, — Снейп перешагнул порог, окидывая кухню презрительным взглядом. — Но моё малодушное любопытство взяло верх. Что же заставило вас, миссис Дурсль, искать помощи у того, кого вы с детства клеймили как ненормального ублюдка?

 Петунья покраснела до корней волос, губы её задрожали.

 — Я… я была глупа и невежественна, Северус, — пролепетала она. — Мы были детьми…

 — Детство давно кончилось, — отрезал Снейп, не смягчаясь. — Говорите, что вам нужно. Мое время ценно.

 Вернон поспешил вмешаться:

 — Может, за стол? Ужин готов. Обсудим за едой?

 — Прекрасная идея! — с облегчением подхватила Петунья.

 Снейп молча занял предложенный стул, его поза оставалась напряжённой и закрытой. Петунья торопливо накрыла на стол.

 — Мальчишки на баскетболе, — пояснила она, садясь. — Вернутся через полчаса. Есть время поговорить.

 — Так, — Снейп взял ложку, но не стал есть, его чёрные глаза приковались к Петунье. — Ваше письмо, миссис Дурсль. В чём суть вашей… безвыходной ситуации?

 — Дело в Гарри, — выпалила Петунья.

 Снейп едва заметно усмехнулся в уголке губ:

 — Мой педагогический опыт, к сожалению, ограничен Хогвартсом и… определёнными типами учеников. Вряд ли я смогу помочь с дисциплиной избалованного отпрыска.

 — Избалованного? — Вернон нахмурился. — О чём вы?

 — О вашем племяннике, мистер Дурсль, — Снейп повернул к нему голову. — Гарри Поттер. Волшебник. Как и его… брат, насколько я понимаю. Хотя Джейкоб Поттер — образец избалованности и наглости, унаследованной от отца.

 — Брат?! — Петунья вскрикнула. — У Лили… двое детей?

 — Разве она не поддерживала с вами связь? — Снейп приподнял бровь, в его голосе зазвучало искреннее, хотя и язвительное, удивление.

 — Мы не общаемся с Лили! — резко сказала Петунья. — С тех пор, как они… подбросили нам Гарри младенцем!

 Ложка Снейпа замерла на полпути ко рту. Его лицо стало каменным.

 — Подбросили? — его голос стал опасным шёпотом. — Уточните.

 Петунья, запинаясь, стала рассказывать: про обнаружение младенца на пороге, про оформление опеки, про полное отсутствие вестей от Поттеров за все эти годы. По мере рассказа лицо Снейпа становилось всё мрачнее. В газетах мелькали сплетни о брошенном ребёнке, но их быстро опровергли, назвав клеветой. А потом родился Джейкоб… И первенца словно стёрли из семейной картины. В Хогвартс привезли только одного наследника.

 — Вот оно как… — прошипел Снейп, откладывая ложку. Аппетит исчез полностью. — Так почему же они обратились сюда? К вам?

 — Мы боимся! — вскричала Петунья. — Она теперь в Хогвартсе! Работает! Когда Гарри исполнится одиннадцать…

 — …она явится сюда, — закончил Снейп, его глаза сузились в щёлочки. — Расскажет мальчику сказки, очарует его, и заберёт своего долгожданного сына обратно в волшебный мир. А вы останетесь с носом. Или того хуже. — Он откинулся на спинку стула, пальцы сложил домиком. — И чего же вы ждёте от меня?

 — Есть ли другие школы? — с отчаянием спросила Петунья. — Не Хогвартс? Где-то далеко? Чтобы он был в безопасности? Чтобы они его не нашли?

 — Магические школы?! — Раздался громкий возглас с порога. Дадли ввалился на кухню, его лицо сияло. — Правда?! Гарри будет колдовать?!

 За ним робко стоял Гарри. Мальчик молча подошёл к столу, его большие зелёные глаза с тревогой и любопытством смотрели на незнакомца в чёрном.

 — Добрый вечер, сэр, — тихо сказал он.

 Дурсли замерли. Снейп медленно повернул голову, его проницательный взгляд изучал мальчика, словно редкий, подозрительный ингредиент. Ни наглости, ни избалованности. Лишь осторожность и скрытый голод узнать что-то важное.

 — Ты… тоже умеешь делать… такое? — робко спросил Гарри, жестом обозначая нечто неопределённое.

 Снейп не улыбнулся. Он холодно смотрел Гарри в глаза.

 — Волшебство? Да. Я волшебник. Как и ты. — Его рука плавным, почти небрежным движением выхватила палочку из рукава. Он указал ею на пустую тарелку перед Гарри и резко щёлкнул пальцами свободной руки. Тарелка мгновенно превратилась в клубок извивающихся, шипящих гадюк, которые тут же рассыпались в пепел и исчезли. Демонстрация была не для восхищения, а для проверки реакции.

 Гарри отпрянул, широко раскрыв глаза от страха, а не восторга. Дадли ахнул. Дурсли побледнели.

 — Это… это было… — Гарри не мог подобрать слов, он всё ещё был под впечатлением от внезапной опасности.

 — Реальность, — сухо закончил Снейп, убирая палочку. — Твой мир, нравится тебе это или нет. — Он снова повернулся к Дурслям, игнорируя испуганного мальчика. — Вы спрашивали об альтернативах Хогвартсу. Она есть. Дурмстранг.

 Петунья и Вернон переглянулись. Название звучало чуждо и угрожающе.

 — Дурмстранг? — переспросил Вернон. — Где это? Это… безопасно?

 — Находится далеко на севере, — пояснил Снейп бесстрастно. — Гораздо дальше Хогвартса. Имеет прочные традиции, строгую дисциплину. Они — Снейп едва заметно кивнул в сторону, подразумевая Поттеров, — не имеют там влияния. Доступ туда ограничен. Мальчик будет недосягаем для их… сантиментов. — В его голосе прозвучало отвращение к последнему слову.

 — Но… но как? — спросила Петунья. — Как мы можем его туда определить? Мы же… мы не из вашего мира.

 — Это потребует… посредничества, — Снейп произнёс это слово так, словно оно было ему противно. — И формальных обязательств. Чтобы зачислить его в Дурмстранг и обеспечить его обучение, потребуется опекун из магического мира. Кто-то, кто возьмёт на себя ответственность за его магическое образование. Фактически, стать его наставником. — Он сделал паузу, его чёрные глаза сверлили Дурслей. — При определённых условиях… я мог бы рассмотреть возможность взять на себя эту… обузу.

 Наступила тяжёлая пауза. Петунья и Вернон смотрели друг на друга, затем на Снейпа, затем на Гарри, который замер, пытаясь понять суть разговора.

 — Наставник? — прошептала Петунья. — Вы… вы бы стали его… учить?

 — Я сказал — рассмотреть возможность, — резко поправил её Снейп. — При условии составления юридически обязывающего контракта об ученичестве. Контракта, который определит условия, сроки и, что важнее всего, полную передачу ответственности за его магическое воспитание и место учёбы мне. Вы лишаетесь права вмешиваться в этот аспект его жизни. Окончательно. — Его взгляд стал ледяным. — Вы будете обеспечивать его кровом и едой в каникулы, пока он не достигнет совершеннолетия в вашем мире. Всё остальное — моя прерогатива. И прерогатива Дурмстранга.

 Тишина повисла гнетущей тяжестью. Гарри смотрел то на Снейпа, то на тётю с дядей, чувствуя, что решается его судьба.

 — Контракт… — пробормотал Вернон. — Это… это возможно?

 — В нашем мире — да, — ответил Снейп. — Я подготовлю проект. Вы его изучите. Если условия вас устроят… — Он встал, его движения были резкими и полными решимости покинуть это место. — …мы подпишем его завтра. Обдумайте. Моё предложение стоит ровно до завтрашнего вечера. — Он направился к выходу, не оглядываясь.

 Гарри, движимый внезапным импульсом, рванул за ним.

 — Мистер Снейп! — окликнул он, уже в прихожей.

 Снейп остановился, медленно обернулся. Его взгляд был непроницаем.

 — Сэр… — Гарри сглотнул. — Дурмстранг… там… там научат? Как… как вы?

 Снейп несколько секунд молча смотрел на мальчика, оценивая его. Не Поттера. Не Джеймса. Ребёнка, брошенного теми, кто должен был его любить.

 — Дурмстранг научит тому, что необходимо, — холодно ответил он. — Если ты будешь достаточно умен, чтобы учиться. — Он открыл дверь. — До завтра, Поттер. Будь готов. Решения, принятые завтра, определят твоё будущее. — И он шагнул в темноту, слившись с ночью.

 Гарри стоял на пороге, глядя ему вслед, смесь страха и странной надежды сжимала ему горло.

 — До завтра, сэр, — тихо прошептал он в пустоту.

* * *

 Гарри то и дело поглядывал на часы на кухонной стене. С самого утра он помогал тете Петунье — вытирал пыль, аккуратно расставлял чашки, украдкой поглядывая на входную дверь. Мысли о вчерашнем визите строгого волшебника не выходили у него из головы. Магия. Настоящая. И этот мистер Снейп знал о ней все.

 — Тётя Туни, — наконец не выдержал он, оторвавшись от протирания стола, — а мистер Снейп… он точно придёт? Как вчера сказал?

 Петунья, помешивая гуляш на плите, обернулась. На лице её читалась тревога.

 — Он сказал к ужину, Гарри, значит, придёт, — ответила она, стараясь звучать уверенно. — А теперь будь осторожен с этой вазой, дорогой. Поставь её вон туда. И не бегай, а то споткнешься.

 — Хорошо, тётя, — Гарри бережно перенес хрустальную вазочку на буфет. — А… а для мистера Снейпа прибор поставить? На всякий случай?

 Петунья задумалась на секунду, кивнула.

 — Да, поставь, милый. И большую чашку, пожалуйста. Наверное, чай будет пить. — Она вздохнула. — Хоть бы все прошло гладко…

 Гарри старательно добавил к трем уже стоящим тарелкам четвертую, положил нож, вилку, ложку. Его движения были точными, старательными. Он хотел помочь, хотел, чтобы все было правильно. Потом взял тяжелый чайник, чтобы поставить его на подставку. В этот момент резкий, властный звонок колокольчика разнесся по дому. Мальчик вздрогнул, едва не уронив чайник, и замер, широко раскрыв глаза, полные ожидания и легкого страха.

 — Я открою! — раздался голос Вернона из гостиной. Тяжелые шаги застучали по прихожей.

 Сердце Гарри заколотилось. Он услышал скрип открывающейся двери, низкий, шипящий голос, знакомый по вчерашнему вечеру, и ответный бас дяди Вернона. Через мгновение в кухню вошел Северус Снейп. Его черный профессорский плащ казался еще мрачнее при дневном свете, падавшем из окна. Холодный, пронзительный взгляд мгновенно окинул помещение, задержавшись на Гарри, замершем с чайником в руках, затем на Петунье.

 — Здравствуйте, мистер Снейп, — почти выдохнул Гарри, поспешно ставя чайник на стол. Голос его дрожал от волнения.

 — Северус, — кивнула Петунья, вытирая руки о передник. Видно было, что она нервничает, но старалась держаться. — Ужин почти готов. Проходи, садись.

 Снейп бесшумно снял плащ, повесил его на спинку стула — того же, что и вчера — и занял место. Его внимание привлек Гарри, суетившийся у стола.

 — Усердствуешь, Поттер? — спросил он. Голос был ровным, лишенным тепла, но и без привычной язвительности. Просто констатация.

 — Да, сэр, — ответил Гарри, выпрямляясь. — Я… я помогал чистить и резать овощи для гуляша. И подавал тёте Туни специи, когда она просила. — В его голосе звучала робкая гордость.

 Снейп едва заметно приподнял бровь. Уголки его тонких губ дрогнули в подобии усмешки, но в ней не было насмешки над мальчиком.

 — Подавал специи? — переспросил он медленно. — Точность дозировки… основа основ. Первый шаг на пути зельевара. — Он произнес это слово с особым шипящим оттенком, как будто пробуя его на вкус. — Пусть и кулинарного, пока что.

 — Зельевара? — Гарри забыл на мгновение о сдержанности. Глаза его загорелись. — Это… это как в тех историях? С котлами и… и разными ингредиентами? Даже… странными? Вроде… лапок жаб или… корней? — Он тут же спохватился, вспомнив вчерашних гадюк, и добавил тише: — Я читал… в одной книжке в библиотеке…

 — Зелья, да, — подтвердил Снейп, его взгляд стал пристальным, изучающим. — Лекарства и яды, эликсиры и растворы тьмы. Алхимия в чистом виде. И да, Поттер, — он намеренно сделал паузу, — ингредиенты зачастую не для слабонервных. Рога, клыки, корни, издающие душераздирающий крик при сборе… Магия редко бывает эстетичной.

 — Гарри, — мягко, но твердо вмешалась Петунья, наливая суп в тарелки. — Позже, дорогой. Сейчас давай поедим, а взрослые поговорят. Все за стол, пожалуйста. Гарри, ты не в курсе, когда Дадли вернется с тренировки?

 — Через час, наверное, тётя, — Гарри сел на свое место. — У них сегодня задерживаются. Я оставил ему еду в тепле.

 — Молодец, парень, — кивнул Вернон, разливая воду по стаканам. — Садись, Северус, не стесняйся, бери гуляш, Петунья отлично его готовит.

 Как только первые ложки были съедены, Петунья не выдержала. Она отложила прибор и посмотрела на Снейпа, сложив руки перед собой.

 — Северус… ты говорил о контракте. И о школе. Есть… какие-то новости?

 Снейп медленно положил свою ложку. Он не спешил. Достал из внутреннего кармана мантии не сверток пергамента, а аккуратно сложенный лист плотной бумаги с четким машинописным текстом — маггловский вариант для удобства Дурслей. Рядом лежал другой документ, на тяжелом пергаменте, исписанный изящными, но незнакомыми Дурслям письменами и украшенный сургучной печатью с переплетенными змеями — магический оригинал.

 — Новости есть, — произнес он четко. — Я связался с Дурмстрангом. Школа согласна принять Гарри Поттера… после Рождественских каникул.

 Вернон выдохнул с облегчением. Петунья схватила мужа за руку.

 — Это… это чудесно! — воскликнула она.

 — Однако, — холодно продолжил Снейп, его голос срезал радость, как нож, — существует проблема. Учебный год в Дурмстранге начинается в сентябре, как и везде. Гарри пропустил первый семестр. Для успешного вливания в программу ему необходима… интенсивная подготовка. Освоение основ магической теории, практики безопасности, языка… — Он бросил взгляд на мальчика. — Без этого он будет как щенок, брошенный в клетку к грифонам.

 Гарри побледнел. Петунья сжала руку Вернона сильнее.

 — Подготовка? Но… как? Где? — спросила она.

 — Подготовку должен провести я, — ответил Снейп, его пальцы легли на пергаментный документ. — Как потенциальный наставник, ответственный за его зачисление. Проблема в моем времени. Я не могу покидать Хогвартс на недели. Единственное решение… — Он сделал паузу, его черные глаза перешли с Дурслей на Гарри и обратно, — …Гарри должен отправиться со мной. В Хогвартс. На время подготовки. До начала каникул в Дурмстранге. Он будет жить в моих апартаментах, заниматься по индивидуальной программе. На выходные… он сможет возвращаться сюда. Если это будет безопасно и целесообразно.

 Тишина повисла тяжелым покрывалом. Гарри смотрел на Снейпа, потом на тетю и дядю, пытаясь осознать: он уедет? Надолго? В замок волшебников?

 — В Хогвартс? — прошептала Петунья. — Но… но там же… они…

 — Теоретически, да, — холодно подтвердил Снейп. — Лили и Джеймс Поттер работают там. Однако, Хогвартс велик. Мои апартаменты изолированы. Расписание мальчика будет подчинено подготовке к Дурмстрангу. Риск случайной встречи… минимален. Я приму меры. — В его голосе прозвучала ледяная уверенность. — Но выбор за вами. И за ним. — Он кивнул в сторону Гарри.

 — Простите, — тихо, но четко прозвучал голос Гарри. Все взгляды устремились на него. — Мистер Снейп… о каких школах вы говорите? Я… я не совсем понимаю.

 Снейп повернулся к нему. Его взгляд был не таким колючим, как вчера, но все еще неумолимо серьезным.

 — Дурмстранг, Поттер, — сказал он прямо. — Школа магии, куда ты поступишь. Далекая, сильная, уважаемая. Там тебя научат контролировать ту силу, что бурлит внутри тебя. Научат защищаться. Научат понимать мир, частью которого ты являешься. Научат творить то, что ты видел вчера, — он слегка кивнул, — но осознанно и мощно. Хогвартс… лишь временная ступень на этом пути. Место, где ты получишь необходимый фундамент, чтобы не утонуть в Дурмстранге.

 Гарри слушал, затаив дыхание. Контроль. Защита. Понимание. Сила. Эти слова отзывались в нем глубоко и сильно. Он кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

 — Гарри, милый, — мягко сказала Петунья, видя его переполненность чувствами. — Ты уже поел. Может, пойдешь… поиграешь? Или начнешь собирать вещички? Нам с мистером Снейпом нужно обсудить взрослые дела. Ты потом все узнаешь.

 Гарри посмотрел на нее, потом на Снейпа, потом на дядю Вернона, который подбадривающе кивнул.

 — Хорошо, тётя, — он встал. — Спасибо за обед. До свидания, мистер Снейп. — Он робко кивнул профессору и вышел из кухни, его мысли уже были далеко, в мире магии и далеких школ.

 Как только шаги мальчика затихли на лестнице, Петунья обернулась к Снейпу, ее глаза были полны тревоги.

 — Северус… этот риск… в Хогвартсе… Он точно минимален? Гарри… он такой беззащитный перед всем этим…

 — Я не позволю ему столкнуться с Поттерами, — отрезал Снейп. Его голос звучал как сталь. — Мои апартаменты находятся в подземельях, далеко от мест их обычного пребывания. Его перемещения будут ограничены и контролируемы мной. Он будет под моей постоянной охраной. — Он положил руку на пергамент. — Но это подводит нас к главному. Основам нашего… соглашения. Контракту об Ученичестве.

 Он развернул пергаментный документ, скрепленный темно-зеленой сургучной печатью с изображением двух переплетенных змей. Текст был написан густыми черными чернилами, буквы казались слегка подвижными.

 — Вот оригинал, закрепленный магией, — пояснил он, указывая на пергамент. — А это, — он ткнул пальцем в машинописный лист, — дословный перевод для вашего понимания. Суть проста, но обязательна.

 Снейп начал читать, его голос был низким и не терпящим возражений:

— Пункт Первый: Назначение.

Северус Снейп, Мастер Зелий, профессор Хогвартса, принимает на себя обязанности Магического Наставника (далее — Наставник) Гарри Джеймса Поттера (далее — Ученик).

Пункт Второй: Обязанности Наставника.

* Обеспечить подготовку Ученика к поступлению и обучению в Академии Дурмстранг.

* Обеспечить безопасность Ученика на время его пребывания под опекой Наставника, включая период подготовки в Хогвартсе.

* Нести полную ответственность за магическое образование, дисциплину и благополучие Ученика в контексте магического мира.

* Обеспечить зачисление и дальнейшее обучение Ученика в Дурмстранге.

— Пункт Третий: Обязанности Опекунов (Вернон и Петунья Дурсль).

* Полностью передать Наставнику право принимать решения, касающиеся магического образования, места обучения и дисциплины Ученика в магическом мире.

* Не вмешиваться в учебный процесс и дисциплинарные меры, применяемые Наставником.

* Обеспечивать Ученика кровом, питанием и всем необходимым в не-магическом мире во время каникул Дурмстранга, до достижения им магического совершеннолетия (17 лет).

— Пункт Четвертый: Сроки. Контракт вступает в силу немедленно после подписания и действует до окончания Учеником обучения в Дурмстранге или до достижения им 17 лет, в зависимости от того, что наступит позже.

— Пункт Пятый: Разрыв. Разрыв контракта возможен только по обоюдному согласию сторон или в случае грубого нарушения одной из сторон своих обязательств, доказанного перед Советом Магического Права. Самовольный разрыв влечет магические санкции для нарушившей стороны.

 Снейп замолчал, дав Дурслям вникнуть. Вернон тяжело дышал, Петунья перечитывала машинописный перевод, ее губы шевелились.

 — Это… это так официально, Северус, — прошептала она.

 — Магия любит порядок, Петунья, — холодно ответил Снейп. — Этот контракт защищает интересы всех. Меня — от вашего необоснованного вмешательства в методы обучения. Вас — от притязаний Поттеров, ибо по магическому праву я становлюсь ответственным за его магическую судьбу. И его самого — от хаоса и опасностей мира, в который он вступает без должной подготовки и защиты. — Он ткнул пальцем в строку о безопасности. — Моя обязанность — оберегать его. И я выполняю свои обязательства. — В его голосе прозвучала неумолимая твердость. — Подпишите оба. Здесь, — он указал на специально оставленные строки внизу пергамента, — и здесь. — Он показал на перевод, хотя юридическую силу имел только пергамент. Чернильница с пером появились на столе как по волшебству.

 Дурсли переглянулись. Страх за Гарри боролся с болью от предстоящей долгой разлуки и ощущением, что они отдают часть ответственности за мальчика этому суровому, непонятному человеку. Но альтернативы — риск встречи с Поттерами, отсутствие подготовки — пугали сильнее. Петунья первой взяла перо, ее рука дрожала, но она четко вывела свое имя на пергаменте и на копии. Вернон, кряхтя, сделал то же самое.

 Как только последняя подпись была поставлена, пергамент вспыхнул мягким зеленым светом. Печать со змеями словно ожила на мгновение, змеи переплелись быстрее. Контракт был скреплен магией.

 Снейп аккуратно свернул пергамент и спрятал его в складки мантии. Машинописную копию оставил Дурслям.

 — Он вступает в силу немедленно, — констатировал он. — Гарри должен быть готов отправиться со мной через час. Вещи — только самое необходимое на неделю. Остальное можно привезти позже или приобрести. — Он встал. — Я подожду в гостиной. Не задерживайтесь.

 Он вышел, оставив Дурслей сидеть за столом, глядя на копию контракта. Через несколько минут Вернон тяжело поднялся.

 — Ладно, Туни… Пойду помогу парню собраться. И… предупредить его, как оно теперь будет. — Он тяжело вздохнул и направился к лестнице.

 Петунья сидела, сжимая в руках уголок скатерти. Глаза ее были влажными. Они подписали. Они отправили Гарри с этим человеком, в этот странный, опасный мир, в какую-то далекую школу. Но они верили — или хотели верить — что это единственный способ защитить его от других опасностей и дать ему шанс на свою судьбу. Они любили его. И это решение, каким бы трудным оно ни было, было продиктовано именно этой любовью и страхом за него. Теперь оставалось только надеяться, что холодный профессор Снейп сдержит свое слово и выполнит взятые на себя обязательства.

 Гарри едва поспевал за длинными, размашистыми шагами профессора Снейпа, его кроссовки шлепали по мокрой от недавнего дождя траве. Он вцепился в складку черной мантии наставника, как в спасательный круг.

 — Мистер Снейп, — выдохнул он, спотыкаясь о кочку, — вы уверены, что нельзя было просто вызвать волшебное такси? Или летающую метлу? Я бы предпочел даже этот ваш... аппендицит, кажется?

 — Аппарирование, Поттер, — поправил Снейп, не замедляя хода. Его голос был ровным, но в нем звенело легкое раздражение. — И нет. Метлы привлекают внимание магглов. Такси — медленно и дорого. Аппарирование — быстро, бесплатно и не требует разрешения на парковку. Ищем укромное место.

 — Укромное? — Гарри оглядел залитый багрянцем заката холмистый пейзаж. Вдали маячили крыши домов. — А что, разве нельзя аппетировать прямо посреди толпы? Ну, знаете, для драматического эффекта? "Та-дам! Явился волшебник!" Народ бы оценил.

 — Оценил бы штраф размером с твой будущий гонорар зельевара и, возможно, визит сотрудников Министерства, — сухо отрезал Снейп, сворачивая за груду замшелых валунов, скрывавших узкую ложбину от посторонних глаз. — Здесь сойдет. Стой здесь и не дергайся. Как павлин на приеме у королевы.

 — Павлин? — Гарри фыркнул. — Больше лебедь, по моему скромному мнению. Грациозный и молчаливый. — Он все же замер, стараясь принять вид образцовой статуи.

 Снейп повернулся к нему. Его черные глаза были непроницаемы.

 — Держись. Крепко. Представь, что это последняя шоколадка в магазине, и ты пытаешься отобрать ее. Не отпускай. Готов?

 — Готов, как никогда не был, — бодро солгал Гарри, впиваясь пальцами в ткань мантии.

 Мир сжался в тугой, безвоздушный узел. Гарри почувствовал, как его буквально выворачивают наизнанку через игольное ушко. Вселенная на миг превратилась в гигантскую стиральную машину на режиме "Отжим". Потом — резкий щелчок, и он стоял, пошатываясь, на краю мрачного леса, лицом к лицу с самым уродливым и злобно выглядящим деревом, которое он когда-либо видел. Тошнота подкатила волной.

 — Ох, — выдавил он, опираясь руками о колени и стараясь не смотреть на сумасшедше дергающиеся ветви дерева. — Так вот почему вы предпочитаете ходить пешком, сэр? Экономия на рвотных порошках?

 — Состояние? — проигнорировал сарказм Снейп, наблюдая за ним с ледяным спокойствием хирурга перед операцией.

 — О, прекрасно! — Гарри выпрямился, делая вид, что отряхивает невидимую пыль с рукава. — Просто восхитительно. Двигаемся к замку, надеюсь, пешком?

 Снейп уже зашагал по тропинке, ведущей к величественному замку вдалеке. Гарри поплелся следом, все еще чувствуя себя так, будто его пропустили через мясорубку.

 — Машина, — начал он снова, стараясь догнать профессора, — самолет, поезд, велосипед, роликовые коньки, ходьба на руках — все это кажется мне теперь невероятно привлекательной альтернативой. Даже если это займет год. Особенно если это займет год. Ваш "эффективный" способ, сэр, явно разрабатывал кто-то с очень специфическим чувством юмора. Или глубокой ненавистью к человечеству.

 — Терпи, Поттер, — бросил Снейп через плечо. — Неприятные ощущения притупляются с опытом. Как и твоя болтовня, надеюсь.

 — О, не надейтесь слишком сильно, сэр, — парировал Гарри. — Болтовня — мой щит и меч. Особенно когда внутренности пытаются стать внешностями. — Он вдруг замер, уставившись на то самое корявое дерево. Ветви его медленно, угрожающе раскачивались, словно живые дубины. — Э-э, профессор? Это дерево… оно только что погрозило мне веткой? Или мне показалось после нашего… космического путешествия?

 Снейп обернулся, проследив за его взглядом. На его губах дрогнуло что-то, отдаленно напоминающее усмешку.

 — Это Гремучая Ива, Поттер. Она не грозится. Она бьет. Считай ее очень недружелюбным, но эффективным охранником периметра. Советую держаться на расстоянии вытянутой ветви. Если, конечно, не хочешь, чтобы твои кости приобрели модную зигзагообразную форму. Идем.

 Гарри поспешил за профессором, бросив на дерево оценивающий взгляд. Они молча подошли к дубовым вратам Хогвартса. Снейп остановился, повернувшись к Гарри. Его лицо было как маска из тесаного камня.

 — Слушай, Поттер. Сейчас войдем. Ты — тень. Моя тень. Иди рядом, смотри под ноги, рот на замок. Ни звука. Ни любопытных глаз. Никакого "та-дам". Ты здесь нелегал, и твоя задача — раствориться. Понятно?

 — Кристально, сэр, — Гарри сделал вид, что застегивает молнию на губах. — Тень. Молчаливая, невидимая, с идеальной осанкой.

 Врата бесшумно распахнулись. Вестибюль оглушил масштабом: факелы, гул голосов из-за дверей Зала... и картины! Люди на полотнах махали ему, перешептывались! Гарри замер, ошеломленный.

 — Двигайся, Поттер! — шипящий шепот Снейпа и железная хватка на локте вернули его к реальности. Профессор резко потянул его в темный боковой коридор, ведущий вниз. — Не пялься, как маггл на фокусника!

 — А как иначе на них смотреть? — прошептал Гарри на ходу, оглядываясь на даму в парике, посылавшую ему воздушный поцелуй. — Они же... ожившие! Это ж надо было так напортачить с лаком для картин...

 Они миновали массивную дверь, из-за которой лился поток смеха, голосов и умопомрачительного запаха жареной курицы и горячих пирожков. Живот Гарри предательски заурчал громче, чем двигатель старого "Форда" дяди Вернона.

 — Предатель, — шепнул он своему желудку, краснея. — Всего пару часов назад мы ели тетин пирог! Хотя... пахнет действительно божественно.

 — Молчать! — прошипел Снейп.

 — Профессор Снейп! — Звенящий от паники голос разрезал полумрак. По коридору бежал запыхавшийся студент.

 Снейп замер, как гончая, учуявшая дичь. Он резко толкнул Гарри в глубокую нишу за массивной колонной.

 — Сиди! Тише воды, ниже травы! Не дыши, если можешь! Жди! — приказ прозвучал как щелчок бича. Гарри вжался в холодный камень.

 — Что? — Снейп шагнул навстречу студенту, его осанка мгновенно превратилась в воплощение ледяного авторитета.

 — Профессор! Третий курс! Устроили дуэльный турнир в классе Заклинаний! Половина парт — щепки! Мы не можем их остановить!

 Лицо Снейпа исказила гримаса холодной ярости.

 — Веди. Сейчас. — Он бросил быстрый, предостерегающий взгляд на колонну и исчез за поворотом, плащ взметнулся, как крыло ночи.

 Гарри остался один. Время поползло, как улитка по стеклу. Он осторожно выглянул. Пусто. Лишь шепот картин да далекий гул из Зала. Он сполз по колонне на пол, устроившись поудобнее.

 — Ну что ж, — пробормотал он, разглядывая толстого монаха, храпящего на соседнем портрете. — Один на один с говорящими обоями. Занятие для истинных ценителей. Могли бы и телевизор включить. Или хотя бы радио. — Его взгляд скользнул по суровому рыцарю, пытавшемуся вытащить меч из ножен на своем полотне. — Эй, сэр Рыцарь! Не застрял? Может, масла подлить?

 Потом он услышал шаги. Легкие, быстрые, женские. И голоса. Гарри притих, выглянув из ниши.

 По коридору шли две женщины. Впереди — высокая, строгая, с волосами в тугом пучке и очками на носу. Ее лицо было напряжено. Рядом — молодая, с огненно-рыжими волосами, знакомыми до боли по единственной спрятанной фотографии тети Петуньи. Мама.

 За ними, скучая, плелся мальчик лет восьми. Взъерошенные рыжие волосы, карие глаза и капризная складка губ. Брат. Джейкоб.

 Они приближались. Гарри затаил дыхание.

 — ...просто не понимаю, Лили! — голос строгой женщины звучал резко. — Джейкобу здесь не место! Правила существуют не для украшения!

 — Профессор Макгонагалл, умоляю, — голос Лили был умоляющим. — Как я оставлю его одного? Мы с Джеймсом работаем! Ему нужно внимание!

 — Ты справлялась дома! Джеймс пришел работать один. Нужно было ждать, когда сын поступит как все! Не таскать его, нарушая устав! — женщина остановилась, сверкая стеклами очков.

 Сынок. Слово вонзилось, как нож. Гарри смотрел на рыжие волосы, на знакомые черты матери, на мальчика с отцовскими глазами. Они заменили. И он с ними. Всегда с ними.

 — Мама! — нывший голос Джейкоба вернул Гарри к реальности. Мальчик прильнул к Лили. — Ты же меня не отправишь домой? Правда? Мне тут нравится! Пожалуйста!

 Лили мгновенно преобразилась. Лицо смягчилось, засияло. Она присела, обняла Джейкоба.

 — Конечно нет, солнышко, — ее голос лился теплом и нежностью, которой Гарри никогда не знал. — Мы с папой тебя очень любим. Ты всегда будешь с нами. Никто тебя не прогонит. — Она крепко прижала его, уткнувшись лицом в его волосы.

 "Всегда будешь с нами..."

 Мир Гарри рухнул беззвучно, но с оглушительным грохотом где-то внутри. Боль, острая и жгучая, пронзила грудь. Дыхание перехватило. Он судорожно обхватил себя, но дрожь пробивала насквозь. Глаза предательски наполнились. Он зажмурился, сжал кулаки, пытаясь сдержать жжение.Они счастливы. Без меня. Они забыли.

 Слезы были предательством слабости, но они катились, горячие и соленые. Он вскочил. Бежать! Прочь от этой картины чужого счастья! Он рванул вниз по темному коридору, спотыкаясь, не видя дороги. Слезы мешали, в горле стоял ком. Он налетел на выступ стены, упал на колени, закашлялся, давясь рыданиями и яростью. Боль была невыносимой. Он свернулся калачиком на холодном камне, трясясь, кусая губу, чтобы не закричать от обиды и унижения. Ненужный. Замененный.

 Он не услышал шагов. Только тень, упавшую на него. Сильные руки подняли его. Гарри, не глядя, вцепился в черную ткань, прижался лбом к груди, и рыдания вырвались наружу — горькие, яростные, полные недетской боли и гнева. Он чувствовал, как одна рука держит его за плечо, а другая — тяжелая, неуклюжая — легла между лопаток. Не гладила. Просто держала. Твердо. Когда самые острые спазмы прошли, над головой раздался низкий, шипящий голос, лишенный обычной язвительности:

 — Довольно, Поттер. — Пауза. Рука на спине слегка сжала ткань рубашки. — Слезы — дурной тон. Особенно для будущего дурмстранговца. Там плачут только от побоев или отлично сваренного яда. — Еще пауза. Голос звучал чуть тише. — Возьми себя в руки. Дыши. Глубоко. И запомни: сарказм — лучшая броня. Даже против... семейных драм.

 Гарри всхлипнул, пытаясь вдохнуть. Он чувствовал запах камня, трав и горьковатой горечи — запах Снейпа. И эту руку. Она не утешала. Она была якорем в шторме. Опорой. Пусть и колючей, как сам профессор. Он прижался сильнее, позволив последним яростным слезам выйти под черной мантии. Он плакал не только о потере. Он плакал о предательстве. И о странной, суровой поддержке, найденной в самом неожиданном месте. Сарказм, как броня? Возможно. Но пока броня треснула, и под ней было просто больно.

 Сильные руки удерживали ребенка в объятиях. Как якорь в бурю. Гарри вцепился в черную ткань мантии, лицом в грудь профессора, позволяя рыданиям вырваться наружу — не тихим всхлипам, а яростным, горьким, полными горечи предательства. Не было нежности, был факт: он не один. Крепкая хватка не давала ему развалиться на части. Постепенно рыдания стихли, сменившись прерывистым дыханием и редкими, глухими всхлипами. Он все еще сжимал ткань в кулаках, словно боясь, что эта единственная опора исчезнет.

 Когда он, наконец, поднял голову, его встретил не обеспокоенный или грустный взгляд. Взгляд Снейпа был непроницаемым, как поверхность черного озера. Лишь легкое напряжение у рта выдавало… что? Нетерпение? Неловкость? Усталость? Слов он не произнес. Просто встал, выпрямился, поправил мантию, смятую детскими руками, и жестом велел Гарри следовать за собой.

 Гарри шел следом, уткнув взгляд в каменный пол. Мысли кружились вихрем обид и саркастичных уколов самому себе. "Счастье? Руку протянуть? Да она бы, наверное, отдернула, как от грязной тряпки. "Ой, извините, у меня уже есть один сынок, идеальный". Он мысленно корчил рожи своему воображаемому брату. "Чем он лучше? Тем, что не валялся на пороге как ненужный сверток? Тем, что у него глаза правильного цвета, а не как у..." Он резко оборвал поток мыслей. Ответов не было. Только едкая горечь и ощущение ледяного камня в груди.

 Они свернули в знакомый коридор и остановились у неприметной двери.

 — Мои апартаменты, — произнес Снейп, его голос был ровным, без прежней резкости, но и без тепла. Он открыл дверь жестом. — Здесь ты будешь жить и заниматься. Входи.

 Гарри переступил порог, сделав пару шагов и замер, оглядываясь. Темные тона, полки с книгами и склянками, суровый порядок. Ничего лишнего.

 — Ну что ж, угрюмая обитель злого волшебника? — пробормотал он себе под нос, но достаточно громко, чтобы Снейп услышал. — Ожидаемо. Не хватает только пары заспиртованных голов в углу.

 Снейп проигнорировал комментарий, направившись в гостиную и указав Гарри на мягкое кресло.

 — Садись. — Он сам остался стоять, опираясь о каминную полку, его фигура вырисовывалась на фоне слабого огня в камине. — Ты хочешь… обсудить случившееся? — Фраза прозвучала не как предложение поддержки, а как констатация необходимости. Деловой подход.

 Гарри сжал губы, затем резко выдохнул, его глаза сверкнули гневом и сарказмом.

 — Обсудить? А что обсуждать, сэр? Очевидный факт, что я оказался бракованной моделью? Что они предпочли более новую, усовершенствованную версию? — Он горько усмехнулся. — "Джейкоб Поттер: теперь без функции 'неудобные воспоминания' и с улучшенной комплектацией 'родительской любви'!" Или вам нужны технические детали моего эмоционального краха?

 — Поттер, — голос Снейпа понизился, став опасным шепотом. — Твоя колкость — дурная броня. Она защищает лишь от честного взгляда. — Он сделал паузу, его черные глаза приковались к лицу мальчика. — Ты спрашиваешь, "почему"? Ответ прост: глупость. Эгоизм. Слабость. Они были не готовы тогда. Стали ли они готовы позже? — Снейп презрительно скривил губы. — Они выбрали путь наименьшего сопротивления. Забыть. Начать заново. Это не делает их решение правильным или тебя — хуже. Это делает их мелкими и трусливыми. Пойми это. И перестань искать изъян в себе там, где его нет.

 Гарри смотрел на него, гнев постепенно сменялся усталостью и… странным пониманием. В словах Снейпа не было утешения, но была ледяная, неприкрытая правда. Горькая, как полынь, но честная.

 — Значит, я просто попал под раздачу их… мелкости? — спросил он тише, без прежнего вызова.

 — Ты стал нежелательным последствием их незрелости, — холодно подтвердил Снейп. — И это их вина, а не твоя. Теперь хватит. Ты устал. Иди спать. Комната для тебя не готова, будешь в моей. — Это был приказ, а не предложение.

 Он проводил его в спальню, указал на кровать. Гарри, без сил спорить, молча скинул ботинки и улегся, отвернувшись к стене. Снейп набросил на него одеяло.

 — Спи. — Он остался стоять в дверях, наблюдая, как напряженная спина мальчика постепенно расслабляется, дыхание выравнивается. Лишь когда Гарри явно уснул, Снейп тихо подошел, поправил одеяло. Его лицо в полумраке было непроницаемо. — Сновидения… пусть будут нейтральными, — пробормотал он скорее себе, чем спящему, и отвернулся. Он не планировал спать здесь. У него были отчеты. Но усталость и напряжение дня оказались сильнее. Он опустился в кресло у кровати, скрестив руки на груди, и его сознание погрузилось в тяжелую, беспокойную дрему.

* * *

 Снейп проснулся от того, что его шея затекла, а в спине стреляло. Яркий свет, имитирующий солнечный, бил в глаза. Он моргнул, пытаясь сориентироваться. Кресло. Спальня. Ребенок. Он резко повернул голову. Кровать была пуста. Одеяло аккуратно сложено. И… плед, обычно валявшийся в ногах кровати, теперь был накинут на его плечи и колени. Снейп нахмурился, скидывая плед. Наглость.

 Он встал, разминая затекшие мышцы, и вышел в гостиную. Гарри сидел на полу у камина, прислонившись к креслу, и листал какую-то потрепанную книгу. Услышав шаги, он поднял голову.

 — Доброе утро, профессор. Надеюсь, моя скромная персона не слишком нарушила ваш аскетичный сон в кресле? — В его голосе звучала знакомая колкость, но без утренней злости, скорее с проблеском старого сарказма. — Книжку взял. "Ядовитые Тропические Травы". Увлекательное чтиво на завтрак.

 — Доброе утро, Поттер, — Снейп проигнорировал комментарий про сон. Его взгляд упал на плед, теперь лежавший на кресле. — И не вздумай больше накрывать меня. Я не инвалид и не старушка, нуждающаяся в попечении.

 — Просто подумал, что в подземельях может быть сквозняк, — парировал Гарри, закрывая книгу. — А про комнату… извините, что занял вашу кровать. Видимо, мое присутствие вынудило вас на экстремальный отдых.

 — Вина за неготовность комнаты лежит на мне, — сухо сказал Снейп, направляясь к двери. — Сегодня исправим. Сейчас — завтрак. Идем.

 Желудок Гарри громко заурчал, заставив его скривиться.

 — Предатель, — пробормотал он. — Только вчера клялся в вечной верности тетиным пирогам.

 — Тинки! — Снейп резко позвал, входя на кухню.

 С характерным хлопком появился домовый эльф с огромными ушами и выпученными глазами. Гарри отпрянул.

 — Кровь Тони Монтаны! — вырвалось у него. — Это что, ваш… кто, сэр? Побочный эффект неудачного зелья?

 — Это домовый эльф, Поттер. Тинки, — представил Снейп, игнорируя сравнение. — Завтрак в мои покои. Обычный набор. — Эльф исчез с поклоном.

 — Прислуга? — уточнил Гарри, садясь за стол.

 — Верные… существа, отвечающие за хозяйство в магических домах и Хогвартсе, — поправил Снейп.

 — Им платят? Зарплату? Премии? Соцпакет? — Гарри прищурился.

 — Нет.

 — Ни пенни? — Гарри покачал головой. — Прямо скажем, сэр, ваша "верность" выглядит подозрительно похожей на рабство особо изощренного вида. У них есть профсоюз? Право на забастовку? Или они просто мазохисты?

 — Их потребность служить заложена магией, Поттер, — Снейп отхлебнул чаю. — Освобождение для них — величайший позор. Считай это… симбиозом.

 — Симбиозом, где одна сторона бесплатно пашет, а другая получает выгоду? — Гарри поднял бровь. — А свет? — он махнул рукой в сторону окна с "солнечным" светом. — Это галлюцинация от голода или ваше окно подключено к спутниковому телевидению подземного мира?

 — Зачарованное окно, — коротко ответил Снейп. — И хватит вопросов. Ешь.

 После завтрака Снейп повел Гарри не в гостиную, а к другой двери в своих апартаментах. Он открыл ее.

 — Лаборатория. И твой учебный класс на ближайшее время.

 Гарри замер на пороге. Воздух был густым от запахов трав, химикатов и чего-то неуловимого, острого. Полки ломились от банок с кореньями, сушеными насекомыми, мерцающими порошками. Склянки с жидкостями всех цветов радуги стояли рядами. В одной плавало что-то, напоминающее глаз. Гарри брезгливо поморщился.

 — Вау. Настоящий кабинет доктора Франкенштейна. А там, — он кивнул на банку с паукообразными тварями, — это ваши… питомцы? Или завтрак на черный день?

 — Ингредиенты для зелий, Поттер, — Снейп прошел к полке с книгами. — Но до котлов тебе еще далеко. Сейчас — фундамент. История Магии. — Он вытащил толстый том и шлепнул им на стол перед Гарри. — Начни с введения. Затем — Статут о Секретности. Конспектируй ключевые пункты. Буду спрашивать. Четко.

 — "Буду спрашивать. Четко", — пробормотал Гарри, открывая книгу. — Прямо как в армии. "Принял, товарищ генерал!" — Он погрузился в чтение, время от времени ворча: "Запретить, скрыть, наказать… Веселенький у вас мир, профессор. Прямо как школа-интернат с усиленным режимом".

 Снейп, работая с тиглем и острым ножом над какими-то кореньями, лишь изредка бросал на него оценивающий взгляд. Мальчик ворчал, но читал. И делал пометки. Это было главное.

 Он увлекся, пытаясь сформулировать пункт о "неприятных последствиях" для маггловских родителей, слишком резко потянулся за чернильницей и случайно смахнул на пол свою старую, потрепанную тетрадь, которую прихватил "на удачу" из дома Дурслей.

 — Ой, черт! — вырвалось у него. Он наклонился, чтобы подобрать разлетевшиеся листки. Среди них был не просто листок — это был потрепанный по краям, пожелтевший клочок бумаги, явно вырванный из какой-то книги. На нем красовался яркий, но потускневший от времени рисунок — смешной дракончик, пускающий радужные пузыри.

 Снейп, помешивая зелье, мельком взглянул на хаос. Его взгляд, привыкший замечать детали, скользнул по необычному клочку. Что-то в нем было... странное. Бумага казалась старой, но рисунок был неестественно ярким для своего явного возраста. И была едва уловимая, слабая аура... чего-то. Не магии в привычном смысле, а чего-то теплого, успокаивающего.

 — Поттер, что это... — начал он, инстинктивно протягивая руку, чтобы поднять клочок для осмотра.

 Гарри среагировал молниеносно. Он буквально нырнул вперед, перекрывая руку Снейпа, и схватил клочок, крепко зажав его в кулаке. Его глаза, секунду назад погруженные в чтение, были широко раскрыты, в них мелькнула паника, быстро сменившаяся вызовом.

 — Ничего! — выпалил он резче, чем планировал. — Просто... дурацкий клочок. Старый. — Он сунул его обратно в тетрадь, старательно закрывая ее.

 Снейп медленно опустил руку. Его черные глаза пристально изучали лицо мальчика. Такая реакция была не просто странной — она была говорящей. Этот клочок что-то значил.

 — Такая яростная защита "дурацкого клочка" выглядит... излишней, Поттер, — произнес он холодно, но без обычной язвительности. Был лишь спокойный, требовательный интерес. — Объясни поведение. Сейчас.

 Гарри покраснел, избегая его взгляда. Он теребил угол тетради.

 — Это... это просто бумажка, сэр. Из детской книжки. Ее дядя Вернон когда-то принес. Говорил, подарил какой-то... "клиент", — он произнес это слово с легким сомнением. — Я... я был маленький. Она мне нравилась. Картинки там не было, они сами появляются, разные. Я... случайно выдрал ее. — Он замолчал, явно не зная, как объяснить дальше без риска показаться дураком.

 — И? — настаивал Снейп, его взгляд не отпускал.

 — И... я ее сохранил. — Гарри проговорил с трудом, глядя в пол. — Просто... она помогала. Когда было... не по себе. Темно. Или страшно. Или... — он махнул рукой, не решаясь сказать "когда плакал о родителях". — Она... ну... светилась иногда. Тихо. Голубоватым. И словно... грела. Немного. Глупо, да? — Он резко поднял голову, ожидая насмешки.

 Но насмешки не последовало. Снейп смотрел на него с тем же непроницаемым выражением, но его глаза сузились в раздумье. "Светилась. Грела. Успокаивала." Самопроизвольно. Без видимого заклинания. Артефакт утешения? Очень старый, очень специфический. И попавший к магглам от какого-то "клиента"? Интересно. Очень.

 — "Глупо" — не то слово, Поттер, — наконец произнес он, отводя взгляд к своему тиглю, как бы давая мальчику передышку. — Скорее... необычно. — Он сделал паузу, помешивая зелье. — Держи свой... "якорь" при себе. И следи, чтобы он не попал в котел. Некоторые бумаги при контакте с основой Огненного Зелья дают весьма... впечатляющий эффект.

 Он больше не спрашивал. Не требовал показать. Но Гарри видел — тот короткий, аналитический взгляд, который профессор бросил на тетрадь, прежде чем вернуться к работе. Интерес был зафиксирован. Исследовано будет позже. Сейчас важнее было не разрушить хрупкое перемирие и доверие, которое только начало формироваться после вчерашнего потрясения. Тайна голубоватого клочка могла подождать. Снейп запомнил ее.

* * *

 — Запрещено демонстрировать магию магглам, кроме случаев непосредственной угрозы жизни мага или маггла, — четко отчеканил Гарри, стоя по стойке смирно перед Снейпом, закончившим варить зелье. — Нельзя использовать магию на виду у маггла, даже если это просто "Люмос" в темном переулке. Нельзя рассказывать магглам о магическом мире, если они не связаны с ним через брак или рождение волшебного ребенка. Нельзя менять ход маггловской истории с помощью заклинания "Обливиэйт" на целые правительства — это, видимо, чревато бумажной волокитой в Министерстве.

 — Достаточно, — прервал его Снейп, пряча флакон с готовым зельем. — Исключения?

 — Брак с магглом — магл в курсе. Ребенок-волшебник у магглов — родители в курсе и становятся хранителями секрета под угрозой… э-э… неприятных последствий, — Гарри сделал многозначительную паузу. — И, видимо, маггловские премьер-министры тоже в курсе, чтобы не паниковать, когда статуи начинают танцевать макарену. Правильно?

 — Приблизительно, — уголок рта Снейпа дрогнул. Минимально. Почти незаметно. — Ты усвоил основы. Не без… своеобразных интерпретаций, но усвоил. Это хорошо. Обед. Затем — твоя комната.

* * *

 — Хм, «Уютный уголок для будущего дурмстранговца» в стиле «Мрачные Подземелье», — прокомментировал Гарри, заходя в небольшую комнату, которую Снейп выделил ему. Стены были темно-серыми. — Цвет… бодрящий. Напоминает мне тюремную камеру из одного фильма. Или подвал серийного убийцы. — Он увидел, как Снейп поднимает палочку. — О, момент истины! Покажите фокус, господин Волшебник! Превратите эту серую тоску во что-то менее… депрессивное?

 Снейп взмахнул палочкой. Обои замерцали и стали глубокого, темно-синего цвета, как ночное небо.

 — Приемлемо? — спросил он сухо.

 — Ого! — Гарри искренне удивился. — Уже лучше. Теперь не камера, а… люкс в подземном отеле. А можно звездочек? — он спохватился. — Не светящихся наклеек, конечно. Это для малышей. А… ну, знаете, проекцию? Чтобы изучать созвездия. Для навигации. Чисто в образовательных целях, — добавил он с наигранной серьезностью.

 Снейп взглянул на него, потом еще раз взмахнул палочкой. На потолке вспыхнули крошечные, но четкие точки света, выстроившись в узнаваемые созвездия. Никакой мишуры, только точность.

 — Северная Корона, Большая Медведица, Кассиопея, — перечислил он. — Основные для ориентации. Довольны?

 — Более чем! — Гарри улыбнулся, впервые за день — искренне. — Теперь это не комната, а планетарий! Спасибо, профессор. — Он заметил свои вещи в шкафу, книги на столе. И… заглянул под кровать. Аккуратный деревянный набор для игры в волшебные шахматы и сложная механическая головоломка, явно маггловского производства. — А это что? Заработная плата за терпение?

 — Считай это… необходимым инструментом для развития стратегического мышления, — отозвался Снейп, стоя в дверях. — Шахматы учат предвидению. Головоломка — терпению. Качества, необходимые в Дурмстранге. И в жизни. Книги — на столе. Игрушки — под кроватью. Не разбрасывай.

 — Спасибо, — сказал он быстро и четко, отступая. — За комнату. За звезды. За… инструменты.

 — Не за что, Поттер. Прибирай вещи. — Он развернулся и вышел, оставляя Гарри в его новой, синей, усыпанной звездами комнате. В подземелье Хогвартса поселилось нечто новое. И Снейп смутно чувствовал, что контролировать это нечто будет гораздо сложнее, чем самый капризный ингредиент зелья. И, возможно, интереснее.

 Золотистый свет, зачарованный Хогвартсом, но неотличимый от настоящего солнца, упрямо лез под веки. Гарри зарылся с головой в подушку.

 — Неужто нельзя было добавить шторы с функцией «ночь среди дня»? — пробормотал он, но улыбка предательски тронула губы. Сегодня снова погружение в мир, где его фокусы были нормой. И где профессор Снейп, похожий на ожившую готическую статую, был его гидом.

 Потянувшись, он открыл глаза и приподнялся.

 Хлоп!

 Гарри вздрогнул так, что очки с тумбочки полетели на пол. Нащупывая их, он уставился на появившееся существо.

 — Пинки напугал Гарри Поттера? — виновато пискнул эльф, уши-крылья дрожали. — Профессор Снейп велел Пинки присматривать, пока он учит больших глупых учеников!

 — Э-э, доброе утро… Пинки, — Гарри натянул очки. — А где сам… командир подземелья?

 — Профессор Снейп на уроках! — эльф вытянулся. — Если Гарри Поттер захочет взорвать что-нибудь или просто поесть — зови Пинки! — Хлоп! И эльф исчез.

 — Взорвать? — Гарри фыркнул. — Вот уж точно знает, как мотивировать. — Он с восхищением посмотрел на пустое место. Эффектный выход.

 Вернувшись в комнату после утренних процедур, он переоделся и направился в гостиную, где его уже ждал завтрак. Никогда бы не подумал, что обычная овсяная каша может быть настолько вкусной! Нет, его тётушка, конечно, готовила вкусно, но этот вкус нельзя было передать словами. Завершив свой завтрак тостом с джемом и запив всё яблочным соком, мальчик обратил внимание на пергамент, лежавший чуть поодаль.

 Взяв его в руки, он принялся читать указания профессора:

"Мистер Поттер,

Надеюсь, ваш завтрак не спровоцировал у вас желания экспериментировать с содержимым моей лаборатории. Туда вход воспрещен под страхом превращения в слизняка. Книга «Магические отвары и зелья» — на кресле. Усвойте:

1. Качества зельевара (терпение, точность, отсутствие идиотизма).

2. Зельеварение: наука, а не шаманские пляски.

3. Ингредиенты: почему глаз тритона не дружит с корнем мандрагоры.

4. Зелье и Сыворотка: учитесь отличать целебный эликсир от побочного продукта.

Не разочаруйте. И не трогайте Пинки за уши.

С. Снейп"

 Гарри усмехнулся.

 — "Отсутствие идиотизма" — это про студентов, которые взрывают котлы? Учту. Мальчик вздохнул и поплёлся к камину. Он, конечно, понимал, что магии тоже нужно обучаться, но не думал, что это такая же зубрёжка, как и в обычных школах. Кстати о школе, интересно, что тётушка скажет его учительнице, куда пропал племянник и почему только он один?

 Думая об этом, он поднял книжку, забрался на кресло с ногами и снова задумался. Интересно, как теперь Дадли будет учиться без него? Да и он сам. Они всегда ходили вместе. И почему у кузена нет магических способностей. Сейчас бы они вместе учились. Жаль, что у кузена нет таланта устраивать магический хаос. Попытавшись отогнать эти размышления на потом, он открыл книгу и принялся искать информацию, на которую указал профессор Снейп.

* * *

 Дверь распахнулась с такой силой, что Гарри едва не выронил книгу. В гостиную ворвался Снейп, черный мантия развивалась, как знамя перед битвой. Лицо было темнее тучи.

 — Профессор! — Гарри привстал, стараясь выглядеть невинно. — Успешная… бомбардировка?

 Ледяной взгляд впился в него.

 — Поттер. Отчет. — Снейп сбросил мантию на спинку кресла. — Вы усвоили требуемое? Или предпочитаете оставаться в блаженном неведении, как мои пятикурсники?

 — Усвоил! — Гарри поспешил ответить. — Зельеварение — это когда одно неверное движение, и вместо лекарства получаешь… э-э… фейерверк? — Он увидел, как губы Снейпа дрогнули в почти улыбке. — Что случилось? Кто-то спутал сушеных слизней с изюмом?

 — Недооцениваете глупость, Поттер, — Снейп опустился в кресло, потирая переносицу. — Сегодня пытались ускорить варку Сыворотки Правды с помощью "Инсендио". Результат предсказуем. Лазарет пополнен, потолок требует реставрации. Обед. Идем.

 За столом появились жареная курица и картофель. Гарри ковырял вилкой.

 — Профессор… а как еда попадает сюда? Волшебники-официанты за кулисами? Или она просто… телепортируется из кухни? — Он кивнул на появившийся пирог.

 — Последнее, — Снейп отрезал кусок курицы. — Столы зачарованы. Эффективно и исключает… нежелательные контакты между кухней и большим залом. — Он заметил, как Гарри отложил вилку, лицо мальчика стало серьезным.

 — Профессор, — голос Гарри дрогнул. — Они… Поттеры… они сейчас там? В Большом Зале?

 Ложка Снейпа замерла на полпути ко рту. Его взгляд стал непроницаемым.

 — Поттер, — он отставил ложку. — Этот разговор требует иного времени. Сейчас — обед.

 Гарри кивнул, глядя в тарелку. Снейп наблюдал за ним. Поддержка. Слово чуждое. Его змеи приходили с проблемами, но не требовали утешения. Они шипели, кусались, но не плакали. Этот мальчишка… он был другим. И это было… неудобно.

 После обеда Снейп встал.

 — Изложите прочитанное на пергамент. Своими словами. Плагиат раскроется мгновенно. — Он заметил замешательство Гарри. — Вечером жду гостя. Одевайтесь соответственно. Пинки поможет. — И он удалился, мантией шелестя по камням.

 Гарри подошел к столу, где уже лежал чистый пергамент, чернильница и… орлиное перо.

 — О, великолепно, — он поднял перо, как археолог редкий артефакт. — Шаг назад в эволюцию письменности. Привет, Средневековье. — Он макнул перо в чернила и попытался вывести первую букву. На пергаменте расплылась жирная клякса. — Черт! — Гарри отпрянул, как от змеи, и машинально вытер руку о джинсы, добавив чернильных разводов на ткань и коже. — Просто… замечательно. Теперь я похож на жертву нападения канцелярского монстра.

 Последующие полчаса были битвой. Строки ползли вверх, буквы прыгали, чернила то исчезали, то заливали пол-листа. Перо скрипело, цеплялось, казалось, издевалось. Гарри сгреб волосы в беспорядке.

 — И как этим вообще пользовались? — он швырнул перо на стол, оставляя очередной кляксный автограф. — Вот бы волшебную ручку! Пишет сама, ошибки исправляет… — Он уткнулся лбом в прохладный пергамент, представляя раздраженное лицо Снейпа. — "Отсутствие идиотизма", говорил… А я даже пером овладеть не могу. Лазарет для потолка и отчисление для Поттера. Идеально.

 Сумерки сгущались за зачарованными окнами, окрашивая каменные стены апартаментов Снейпа в глубокие сизые тона. Гарри, наконец отмывший чернила с рук и частично с лица, сидел за столом, склонившись над новым свитком. Прогресс был относителен: кляксы стали меньше, но строчки упорно напоминали кардиограмму пациента в предынфарктном состоянии.

 Тишину разрезал щелчок открывающейся двери. Гарри вздрогнул. В гостиную вошел Снейп. Его черная мантия струилась за ним, как живая тень, а лицо было высечено из того же камня, что и стены Хогвартса — усталое, замкнутое, непроницаемое.

 — Поттер, — его голос был низким, как скрип несмазанной двери в подземелье. Он направился к своему креслу у камина, не глядя на мальчика, и опустился в него, будто сбрасывая невидимый груз. — Предъявите плоды ваших... усилий.

 Гарри внутренне сжался. Он нервно подтолкнул пергамент через стол, стараясь прикрыть особенно вопиющую кляксу ладонью.

 — Эм... Профессор, — он прокашлялся, — Возможно, потребуется переводчик с... "почерковедческого"?

 Снейп молча взял пергамент, развернул его с видом патологоанатома, вскрывающего подозрительный труп, и начал изучать. Его взгляд скользил по строчкам, задерживаясь на особенно корявых буквах и чернильных пятнах. Тишина нависла, густая и давящая. Гарри мог поклясться, что слышит, как трещат угли в камине и как его собственное сердце колотится о ребра.

 Наконец, Снейп поднял глаза. В них не было привычного ледяного презрения, скорее... усталое раздражение, смешанное с долей научного интереса к феномену столь убогого письма.

 — Объясните, Поттер, — произнес он тихо, но так, что Гарри напрягся, — это сознательная стилизация под древние руны? Или результат секретной миссии по уничтожению запасов чернил?

 Гарри опустил взгляд.

 — Я старался, сэр. Обещаю. Перо... оно живет своей жизнью.

 — Жизнью пьяной летучей мыши в шторм, судя по траектории, — парировал Снейп. Он снова посмотрел на пергамент, его тонкие пальцы провели по нескольким относительно разборчивым строкам. — Однако... — он сделал паузу, будто слова давались ему труднее, чем расшифровка самого текста, — суть изложена верно. Основные принципы зельеварения... схвачены. Адекватно. — Он швырнул пергамент обратно на стол. — Содержание — терпимо. Форма исполнения — вопиющее преступление против эстетики. В следующий раз, Поттер, попробуйте обойтись без чернильного потопа. Теперь избавьте мой стол от этого... артефакта вашего усердия. Эльфу в утиль.

 Гарри быстро схватил пергамент, чувствуя странное облегчение. Его не растерзали. Более того, он уловил крупицу... не похвалы, но признания усилий. Прогресс!

 Пока Гарри пытался усмирить перо с новым рвением и с переменным успехом, в комнате с характерным хлопком возник Пинки.

 — Мистер Поттер! — завизжал эльф, хлопая ушами. — Профессор Снейп велит Пинки нарядить вас! Важные гости ждут! Пинки должен найти что-то... не позорное!

 Гарри нахмурился, оглядывая свой скромный гардероб, разложенный эльфом. Футболки, джинсы, поношенные свитера...

 — Да в этом и так нормально, — пробурчал он. — Выгляжу как обычный человек, а не выставка кукол.

 Но Пинки был неумолим. После минутной паники он вытащил единственную рубашку, напоминавшую парадную — слегка великоватую и пахнущую нафталином. Эльф ловко заколол ее сзади булавками, подобрал наименее потертые темные брюки и надраил до ослепительного блеска Гаррины кроссовки (единственные "приличные" ботинки отсутствовали).

 — Ох, мистер Поттер, — вздохнул Пинки, оглядывая результат. — Почти как настоящий маленький волшебник! Почти!

 Гарри поймал свое отражение в зеркале и скривился.

 — Выгляжу как официант в дешевом ресторане на собеседовании, — констатировал он. Пинки, однако, сиял от гордости.

 В гостиной Снейп, в своей безупречно черной, словно только что сотканной пауком-тенетником, мантии, уже ждал. Его взгляд скользнул по Гарри, оценивающе и быстро.

 — Приемлемо, — буркнул он, что в устах Снейпа звучало почти как комплимент. — Не горбитесь. И ради всего святого, думайте, прежде чем открывать рот. Молчание — золото, особенно в присутствии... определённых лиц.

 Едва он закончил, раздался точный, властный стук в дверь. Снейп бесшумно отворил.

 В проеме возник Люциус Малфой. Высокий, ослепительно светловолосый, одетый в мантию из тяжелого, темно-серого шелка, отороченную серебряным шитьем. Он излучал холодное величие и уверенность, словно король, снизошедший в подземелье. Его бледно-серые глаза медленно обвели комнату, останавливаясь на Гарри с легкой, презрительной усмешкой.

 — Северус, — его голос был гладким, как масло, и таким же холодным. — Всегда аскетично... впечатляюще. — Он сделал шаг вперед, его трость с серебряным набалдашником в виде змеиной головы мягко стукнула о камень. Взгляд упал на Гарри. — А это, должно быть, юный... Поттер? — Он протянул последнее слово, как будто пробуя его на вкус и находя не слишком изысканным. — Очаровательно.

 Гарри почувствовал, как под взглядом Малфоя его новая рубашка внезапно стала на три размера больше и невероятно колючей. Он промолчал, лишь слегка кивнув, следуя совету Снейпа о золоте молчания.

 За столом, сервированным с холодной элегантностью благодаря Пинки, атмосфера была напряженной. Снейп сидел, как изваяние, Люциус — с отстраненной вежливостью аристократа, разглядывающего экзотическое блюдо. Гарри пытался вспомнить, как правильно держать вилку для рыбы, если вдруг подадут рыбу, и чувствовал себя мухой в паутине.

 — Итак, мистер Поттер, — начал Люциус, отломив крошечный кусочек хлеба, — Северус упоминал о ваших... амбициях в отношении Дурмстранга. Солидный выбор. Школа для тех, кто ценит порядок, силу и... статус. — Его взгляд скользнул по Гарри, будто оценивая его соответствие последнему критерию.

 Гарри нахмурился, уловив странный подтекст.

 — Сэр?

 Люциус улыбнулся тонко, как лезвие бритвы. Он обменялся быстрым взглядом со Снейпом, который на мгновение сжал нож в руке.

 — Северус, неужели ты все еще держишь юношу в неведении относительно его... уникального статуса? — спросил он с притворным удивлением. — Это жестоко.

 — Люциус, — голос Снейпа прозвучал резко, как удар хлыста. — Мы договорились.

 Но Малфой уже повернулся к Гарри, его голос снизился до интимного, конфиденциального тона, полного ложного сочувствия:

 — Милый мальчик, разве тебе не говорили? Ты же наш... маленький герой. Тот самый Мальчик-Который-Выжил. Тот, перед кем пал Сам-Знаешь-Кто. Ты избавил наш мир от великой тьмы. — Он произнес это с придыханием, как будто сообщал величайшую тайну.

 Гарри замер. Слова ударили, как обухом по голове. "Герой? Падение кого?" Это звучало как безумие.

 — Я... я ничего не... — он запнулся, чувствуя, как пол уходит из-под ног. — Выжил? Как? Профессор? — Он устремил растерянный взгляд на Снейпа.

 Снейп встал так резко, что его стул отъехал назад с пронзительным скрежетом. Его лицо было искажено холодной яростью.

 — Малфой, — прошипел он, и в его голосе зазвенела сталь. — Ты перешел черту. Это было не твое право!

 Люциус лишь изящно отпил вина, наслаждаясь эффектом.

 — Право? Северус, дорогой, — он махнул изящной рукой, — он заслуживает знать. Скрывать его славу? Это кощунство! В нем течет кровь победителя. Он должен осознавать свою силу, свое предназначение! — Его взгляд скользнул по Гарри, оценивающе и жадно.

 Снейп сделал шаг к столу, его пальцы впились в спинку стула Гарри. Он боролся с собой, с яростью, кипевшей внутри.

 — Он ребенок, Люциус! — его голос был низким, опасным. — Ребенок, которого только что выдернули из маггловской норы и бросили в наш змеиный клубок! Эта слава — не подарок, это гиря на шею! Он должен сначала научиться ходить в этом мире, прежде чем на него навесят ярлык спасителя!

 — Гиря? — Люциус приподнял бровь. — Или меч? Я вижу потенциал, Северус. Больший, чем ты, кажется, готов признать. Он не сломается. Он... Поттер. — Последнее слово он произнес с особым ударением.

 Снейп закрыл глаза на мгновение, собираясь. Когда он открыл их, в них горел лишь холодный огонь. Он повернулся к Гарри, который сидел, бледный и подавленный.

 — Гарри, — сказал Снейп, его голос был жестким, но лишенным прежней ярости. — То, что он сказал... факт. Но это не вся правда. И это не определяет, кто ты есть. Понимаешь? Ты здесь и в Дурмстранге, отчасти и для того, чтобы избежать... последствий этой самой "славы". И чтобы тебя не нашли те, кому не следовало бы тебя находить. Включая... твоих биологических родителей. — Он посмотрел Гарри прямо в глаза. — Их интерес к тебе, когда они знают, кто ты для нашего мира, будет... гипертрофирован. Искренним? Сомнительно. Полезным для тебя? Едва ли. Хогвартс для тебя закрыт не только из-за них, но и из-за толп идиотов, жаждущих прикоснуться к Мальчику-Который-Выжил. Дурмстранг даст тебе тишину, защиту и знания. Без шума.

 Гарри молча кивнул. В голове гудело. "Герой. Родители захотят меня забрать? Только потому что я знаменит?" Мысли путались, но одно было ясно: Снейп пытался его оградить. От всего этого.

 Снейп резко развернулся к Малфою.

 — Теперь, Люциус, о твоей... помощи. — В его голосе снова зазвенело презрение. — Ты хотел обсудить условия?

 Люциус откинулся на спинку стула, скрестив пальцы. Удовлетворение светилось в его холодных глазах.

 — Но конечно, Северус. Я вложу время и ресурсы в образование юного... героя. Этикет, история, тонкости нашего общества. Взамен... — он сделал паузу для драматического эффекта, — я ожидаю, что ты возьмешь моего Драко под свое особое... крыло. В Хогвартсе. Обеспечишь ему комфортное обучение, защитишь от... нежелательных влияний. Поможешь ему занять подобающее место среди сверстников. И, разумеется, проследишь, чтобы его академические и спортивные успехи были... заметны. — Он улыбнулся. — Он мой единственный наследник. Его будущее должно быть безупречным.

 Снейп смотрел на Малфоя с таким отвращением, будто тот предложил ему выпить зелье из боггарта.

 — Ты просишь меня фабриковать успехи для твоего избалованного отпрыска? — прошипел он. — Понижать планку? Покрывать его проделки?

 — Северус, Северус, — Люциус покачал головой с ложной печалью. — Какая прямолинейность. Я прошу лишь о... разумном покровительстве. Направляющей руке опытного наставника. Чтобы потенциал Драко раскрылся в полной мере, без помех. Уверен, ты понимаешь, как важны связи в нашем мире. И долги. — Последнее слово он произнес особенно четко.

 Снейп замер. Его взгляд скользнул к Гарри, который наблюдал за этим торгом с широко открытыми глазами, чувствуя себя товаром на аукционе. В глазах Снейпа мелькнуло что-то — отвращение, бессилие, а затем — холодная решимость. Он нуждался в Малфое. Для Гарри. Ради его будущего в Дурмстранге, ради защиты от всего этого безумия.

 — В рамках разумного, Люциус, — наконец произнес Снейп, его голос был ледяным. — Я не стану жульничать за него. Но я... присмотрю. Защищу от явных угроз. Остальное — на его совести и способностях. Чудес не жди.

 Люциус улыбнулся, как кот, получивший не только сливки, но и канарейку.

 — Прекрасно. Я знал, что ты человек слова. — Он повернулся к Гарри, будто только сейчас вспомнив о его существовании. — Что ж, юный Поттер, начинаем в среду. Моя усадьба, Малфой-Мэнор. Пунктуальность обязательна. Мы займемся формированием из тебя... приемлемого члена общества. История, этикет, генеалогия — все, что отличает волшебника от случайно получившего палочку. — Он кивнул в сторону Снейпа. — Северус, полагаю, займется твоей магической... огранкой в остальные дни. Чтобы ты не опозорил Дурмстранг. Ах да, — добавил он небрежно, — у тебя будет возможность понаблюдать за моим Драко. Блестящий ум, безупречные манеры. Старайся брать с него пример. Он задает планку.

 Снейп едва сдержал презрительный фырк.

 — На сегодня хватит, — резко подвел черту Снейп, вставая. Его терпение было исчерпано. — Гарри, спать. Завтра начинаем в шесть. Без опозданий.

 Гарри послушно встал, чувствуя себя выжатым, как лимон после схватки с василиском. Его мир снова перевернулся. Герой. Торг его будущим. Драко Малфой как образец для подражания. Это было сюрреалистично. Но сквозь усталость и смятение пробивалось острое, саркастическое любопытство. "Герой, спрятанный в подземелье у Злобного Зельевара, чтобы его не съели собственные фанаты и не прибрали к рукам фамильные змеи?" Это звучало как начало самой дурацкой и, возможно, самой интересной истории в его жизни. Он последовал за Снейпом к двери своей комнаты, уже предвкушая завтрашние шесть утра и новые неожиданности этого безумного волшебного мира.

Новый день прокрался в подземелья Снейпа как вор, крадучись по щелям в камнях. Сначала лишь бледный призрак света пробился сквозь щели зачарованных окон, выхватывая из мрака пыльные корешки в банках и мерцание стекла. Затем свет набрал силу, залив лабораторию холодным, стальным сиянием, неумолимо вытаскивая Гарри из объятий сна.

Он проснулся с ощущением тяжести на сердце, будто проглотил слиток свинца. Картины вчерашнего дня всплывали с пугающей четкостью: счастливые лица Лили и Джейкоба в коридоре — удар, от которого до сих пор ныло внутри. Они выбрали его. Меня бросили. Рациональные объяснения Снейпа висели в воздухе, но не согревали. Потом — Дурсли. Неожиданная тоска по ворчливому голосу дяди Вернона, по запаху подгоревших тостов тети Петуньи, по туповатым, но привычным выходкам Дадли. И поверх всего — давящая тяжесть «избранности». Герой. Спаситель. Слова звучали фальшиво, как дешевая побрякушка. Он чувствовал себя не героем, а перепуганным щенком, вышвырнутым в бурлящий котел чужого, опасного мира.

Он боялся. Боялся не соответствовать ожиданиям, которые висели над ним невидимым грузом. Боялся разочаровать Снейпа — единственную опору в этом хаосе. Боялся правды о родителях, которая, он чувствовал, будет горькой и жестокой. Боялся, что его «избранность» — не дар, а проклятие, навсегда отрезавшее его от простого счастья.

Тишину нарушали лишь приглушенные звуки из соседней комнаты: шорох пергамента, тихий звон стекла. Снейп уже бодрствовал, погруженный в свои мрачные дела или подготовку к дню. Гарри заставил себя подняться. Действовать. Хоть что-то делать. Он направился в ванную, ледяная вода немного прояснила мысли.

В гостиной запах жареного бекона и свежего хлеба боролся с привычным ароматом старых книг и чего-то горьковатого. Снейп сидел за столом, погруженный в фолиант, похожий на гробницу. Перед ним дымилась чашка черного как деготь кофе. Гарри подошел.

— Доброе утро, профессор.

Снейп не поднял головы, лишь пальцем указал на свободный стул. Гарри сел, натянуто ковыряя вилкой яичницу. Мысли снова поплыли, делая еду безвкусной.

— Сэр? — голос прозвучал тише, чем он хотел.

Черные глаза поднялись от книги, уставившись на него, как два буравчика.

— Вываливай, Поттер. Что гложет?

Гарри сглотнул ком в горле.

— Вы же знаете… я видел их. Маму. С… с ним.

Снейп нахмурился, отложив книгу с тихим стуком.

— Видел. Продолжай.

— Я… не понимаю, — прошептал Гарри, глядя на скатерть, будто в ней был спрятан ответ. — Почему они… бросили меня? Почему они счастливы с ним, а я… жил с Дурслями? Что я сделал не так? — Голос сорвался на шепот.

Снейп откинулся на спинку стула. Его лицо было каменным.

— Жизнь, Поттер, редко справедлива, — произнес он холодно, но без привычной язвительности. — Мотивы других людей часто иррациональны и эгоистичны. Искать в них логику или оправдания — занятие для дураков. Прими это как факт. Как погоду. Бесполезно злиться на дождь.

— Как?! — Гарри резко поднял голову, в глазах блестели непрошеные слезы. — Как принять, что твои родители… не хотели тебя?!

Снейп замер. Тишина повисла тяжёлой завесой.

— Ты не изменишь прошлое, — наконец выдохнул он, слова падали, как камни. — Но ты можешь ковать будущее. То, как ты отреагируешь на этот удар, определит, станешь ли ты сильнее или сгниешь в жалости к себе. Выбор за тобой. Всегда.

Гарри кивнул, но боль в груди не утихала.

— Еще… Малфой… он говорил об избранности, — добавил он, нервно теребя край скатерти. — Что это значит? Что от меня ждут?

Лицо Снейпа потемнело.

— Малфой — болтливый идиот, — прошипел он, в голосе зазвенела сталь. — Я разберусь с ним. Что касается «избранности»… — он сделал паузу, будто подбирая слова, не предназначенные для детских ушей, — …это грязное пятно истории, к которому ты имеешь несчастье быть причастным. Пока тебе достаточно знать, что на тебя смотрят. Но смотреть будут в любом случае. Твоя задача — стать тем, на кого стоит смотреть. Через учебу. Через силу. Через умение выживать. Забудь о надеждах других. Создай свои.

Гарри нахмурился.

— Но что я должен сделать? Какие надежды? — настаивал он.

Снейп резко встал.

— Не сейчас, Поттер. Когда будешь готов нести это знание, не сломавшись. Сейчас — зелья. Твои страхи? — Он бросил на Гарри пронзительный взгляд. — Хорошо. Страх — топливо. Топливо для концентрации. Для того, чтобы не сжечь лицо кислотой или не взорвать пол-подземелья. Используй его. Или он сожрет тебя. Лаборатория. Сейчас.

Лаборатория встретила их ледяным полумраком и едким коктейлем запахов: горькая полынь, сладковатая гниль корней, резкий уксусный дух и что-то металлическое, кровяное. Полки ломились от банок — там скрученные сушеные твари, глаза в мутной жидкости, порошки мерцающие и смертельно-бледные. В центре — каменный алтарь науки: ступки, ножи с зазубренными лезвиями, колбы с делениями, похожими на шкалу пыток. На столе лежал потрепанный учебник «Тысяча магических растений и грибов» и лист пергамента с рецептом Усыпляющей Настойки — первым шагом в пропасть зельеварения.

— Основа всего — точность, Поттер, — голос Снейпа резал тишину, как нож. — Одно неверное движение, лишняя капля, не тот помол — и вместо снотворного получишь взрывчатку или яд, разъедающий плоть заживо. Читай. Ингредиенты для Настойки.

Гарри подошел, стараясь не смотреть на банку с чем-то, похожим на законсервированного паука размером с кулак.

— Листья валерианы… цветы лаванды… измельченный корень валерианы… сок лепестков лунного цветка, — перечислил он, сверяясь с рецептом.

— Найди. На полках. Ошибешься — последствия на твоей совести, — Снейп отступил в тень, сливаясь с мраком, лишь глаза сверкали, как угли.

Гарри, сжав кулаки, чтобы скрыть дрожь, двинулся к полкам. Запахи атаковали, голова слегка кружилась. Он вчитывался в пожелтевшие этикетки, пальцы скользили по холодному стеклу. Листья валерианы… не корень… Цветы лаванды, а не чертополоха…Наконец, дрожащими руками, он принес ингредиенты к столу.

— Листья — в ступку. Молоть до состояния пыли. Не пыли сам, — приказал Снейп из своего угла. — Лаванду — в котел. Залить дистиллированной водой до отметки. До отметки, Поттер. Затем — огонь. До кипения. И только тогда — корень валерианы. Порционно. Помешивая. Постоянно. Понимаешь?

— Да, сэр, — Гарри взял ступку. Запах валерианы ударил в нос, горький и успокаивающий. Он начал толочь, стараясь не рассыпать. Звук пестика по фарфору гулко отдавался в тишине.

Лаванда шипела в котле, наполняя воздух сладковатым дурманом. Гарри поставил котел на огонь. Пламя лизало дно, отбрасывая танцующие тени на стены. Он следил за водой, за первыми пузырьками. Кипит. Он взял щепотку корня валерианы, бросил в кипяток. Помешал деревянной ложкой. Зелье потемнело, от него потянулся легкий, странный дымок.

— Цвет? — шипящий вопрос из темноты.

— Темнеет… Фиолетовый оттенок… Дым есть, — ответил Гарри, не отрывая глаз от котла.

— Продолжай. Чувствуй зелье. Оно живое. Оно дышит, меняется. Твоя задача — уловить момент. Идеальный момент, когда все элементы сольются. Промедлишь — испортишь. Поспешишь — взорвешься. — Пауза. — Сосредоточься, Поттер! Твои страхи — мусор. Выбрось их. Здесь и сейчас есть только зелье и ты. И твоя ошибка может стоить тебе пальцев. Или жизни.

Гарри втянул воздух, стиснул зубы. Только зелье. Он погрузился в ритм помешивания, в слежение за изменением цвета — от лилового к глубокому, почти чернильному фиолету, за густотой аромата. Мысли о родителях, о Малфое, о своей «славе» отступили, подавленные насущной задачей не устроить катастрофу. Остался только котел, ложка, растущее напряжение и пристальный взгляд из мрака.

Часы спустя, вымотанный до предела, но с тлеющим угольком гордости внутри, Гарри снял котел с огня. Усыпляющая Настойка мерцала в колбе густым, бархатисто-фиолетовым светом, пахнущим сном и покоем.

Снейп вышел из тени, как призрак. Он взял колбу, поднес к свету, покрутил. Молчал. Лицо — маска.

— Терпимо, — вынес он наконец приговор. — Для первого раза. Но внимания — ноль. Дрожь в руках. Рассеянность. Следующий раз будет сложнее. И ошибка — болезненнее. Убери бардак. На сегодня свободен. — Он повернулся, чтобы уйти.

Гарри стоял, переводя дух. Терпимо. От Снейпа это звучало почти как восторг.

— Спасибо, сэр, — выдохнул он искренне.

Снейп остановился у двери, не оборачиваясь.

— Страх, Поттер, — его голос был низким, безэмоциональным, но каждое слово падало с весом, — это твой инструмент. Как нож. Можно порезаться. А можно — вырезать себе путь. Выбирай. И помни: просить помощи — не слабость. Глупость — не просить, когда тонешь. Но выплывешь — или утонешь — в итоге только ты. — Он вышел, черная мантия скользнула за ним беззвучно. — Покои не покидать. Лабораторию не трогать. Нарушишь — пеняй на себя.

Гарри остался один. Запахи трав въелись в кожу, пальцы пахли валерианой и дымом. Он убрался механически, расставляя банки, протирая стол до скрипа. Слова Снейпа о страхе и выборе звенели в голове. Но тишина и бездействие быстро стали невыносимы. Каменные стены давили. Скука, острее страха, зашевелилась под ребрами.

Ну что такого? Минутная прогулка? Просто глотнуть другого воздуха? Никто не узнает.

Искушение победило. Он высунулся в коридор. Хогвартс встретил его гулкой пустотой. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь высокие витражи, рисовали на полу пыльные узоры. Гарри шел на цыпочках, прижимаясь к прохладным стенам. Завернул за угол — и столкнулся с… безумием.

Из воздуха, с хохотом, сорвавшимся с карусели, материализовалось нечто. Парящее, с лицом, будто вылепленным из лунного света и озорства, в колпаке и бантах. Оно зависло перед ним, широко ухмыляясь.

— Ого-го! Кого мы тут имеем? Ма-а-аленький нарушитель спокойствия! — заверещало создание, кружась вокруг ошеломленного Гарри. — Заблудился? Сбежал? Ищешь приключений на свою… э-э… голову?

Гарри остолбенел. Призрак? Но он двигался, говорил, смеялся! В его мире таких вещей не существовало. Сердце колотилось, как барабан в панике. Он не мог пошевелиться.

— Я… я просто… — выдавил он.

— Просто? Ха! В Хогвартсе не бывает просто! — создание подлетело так близко, что Гарри почувствовал ледяное дуновение. — Ты кто? Шпион? Лазутчик? Или новенький, забредший не туда? Слишком мал для ученика! Слишком!

Гарри отшатнулся. Существо тараторило, смеялось, его присутствие было оглушительным, нереальным. Единственное желание — бежать.

— А знаешь что? — создание вдруг замерло, глаза сверкнули озорством. — Я расскажу Дамблдору! Старику будет весело узнать про маленького воришку, шныряющего по коридорам! Он обожает сюрпризы! Особенно живые! — И с диким, раскатистым хохотом, переходящим в кудахтанье, оно шмыгнуло вглубь коридора и растворилось в воздухе.

Гарри застыл, ледяной ужас сковал тело. Дамблдор. Директор. Его поймали. Ослушавшись Снейпа, он привлек внимание. Теперь его найдут. Отдадут Поттерам. Или выгонят. И все — обучение, Дурмстранг, надежда — рухнет.

Адреналин ударил в кровь. Он развернулся и помчался назад, спотыкаясь о собственные ноги, сердце выпрыгивало из груди. Надо успеть! Надо спрятаться! Он влетел в знакомый коридор, подбежал к двери покоев Снейпа, дернул ручку — заперто. Еще раз, сильнее — глухой щелчок замка. Паника накрыла с головой.

— Профессор! — его крик, сдавленный и отчаянный, разбился о каменные стены. — Профессор Снейп! Откройте! Пожалуйста! Я… я в беде! — Он колотил кулаками в массивную дверь, но в ответ — мертвая тишина. Снейп был на занятиях. Он был один. Заперт снаружи. И где-то рядом летало это… существо, чтобы сдать его директору.

Гарри прислонился спиной к холодной древесине, сползая на пол. Дрожь пробивала все тело. Слезы текли сами по себе, оставляя соленые дорожки на щеках. Он загнал себя в ловушку. Ослушался. И теперь расплата была неминуема. Он сжался в комок, пряча лицо в колени, беззвучно рыдая от страха, стыда и полной беспомощности. Каменный пол холодил сквозь ткань брюк, а в ушах все еще звенел тот безумный, издевательский хохот.

Холод камня стен Хогвартса проникал сквозь ткань, пока Гарри сидел, прижавшись спиной к двери покоев Снейпа. Он пытался слиться с тенью, сделать себя невидимым. Где-то в коридорах уже раздавались истеричные переливы голоса Пивза — тот явно мчался сдавать его директору с потрохами.

Отлично, Поттер. Гениальный ход. Вышел на пять минут — и вот тебе: выгнан из Хогвартса, сдан обратно Дурслям или, что еще «лучше», вручен «любящим» родителям, которые тебя как грязный носок выбросили. Сердце колотилось так, что, казалось, его эхо разносилось по коридору. Гарри резко вытер лицо рукавом, стирая предательскую влагу с глаз. Он представил себе ледяной взгляд Снейпа, тонкие губы, поджатые в знакомой гримасе презрения, когда тот узнает об этом гениальном побеге.

— Мальчик?

Голос прозвучал прямо над ухом. Гарри вздрогнул и резко поднял голову. Перед ним стояла… прозрачная дама в старомодном платье и шляпке с перьями. Её глаза, казалось, светились изнутри добротой.

— Ты плачешь, -констатировала она, склоняясь так близко, что Гарри почувствовал лёгкий морозный ветерок. — Пивз напугал тебя?

— К-кто? — прошептал Гарри, вытирая лицо рукавом. Отлично, ещё один призрак, ну и вечеринка.

— Пивз. Этот маленький проказник, — фыркнула дама. — Он любит пугать первокурсников. Но ты… ты не похож на ученика.

Гарри сглотнул.

— Я… я с профессором Снейпом.

— О-о-о, — призрак подняла брови. — Северус и ребёнок? Как интересно…

Гарри похолодел. Теперь ещё и привидение будет болтать!

— Пожалуйста, никому не говорите! — вырвалось у него, хотя он уже представлял, как эта новость разлетается по портретам.

— Хм, — дама склонила голову. — Ладно. Пивз уже побежал к Дамблдору, тебе лучше вернуться в покои. Северус будет не в восторге.

— Дверь заперта! — выдохнул Гарри.

Женщина улыбнулась.

— Призраки могут проходить сквозь стены, милый. Дай-ка я…

Она исчезла на секунду, и тут же дверь щёлкнула, приоткрывшись.

— Спасибо! — Он рванул дверь на себя, влетел в покои и огляделся в панике.

Где-то за спиной уже раздавались торопливые шаги— Пивз несся по коридору, визгливо выкрикивая:

— Директор! Директор! Я видел его! Маленький, в очках, совсем один!

Сердце Гарри бешено колотилось. Шкаф с книгами? Слишком банально. Сундук? Слишком тесно и пахнет странно. Взгляд упал на кровать Снейпа. Ну что ж..

Снаружи голоса становились все ближе.

— Я клянусь, он был здесь! — не унимался Пивз.

— Спокойно, мой дорогой, — раздался мягкий, но невероятно четкий голос. — Давай проверим.

Гарри едва успел юркнуть под кровать Снейпа, как дверь в покои скрипнула.

Альбус Дамблдор переступил порог, оглядывая комнату внимательным взглядом. Его голубые глаза, были холодны и сосредоточены.

— Северус? — позвал он, но в ответ — тишина.

Пивз, кружа под потолком, тыкал пальцем в разные углы:

— Он где-то тут! Я чувствую!

— Интересно, — пробормотал директор, останавливаясь у стола. На пергаменте еще не высохли чернила — кто-то недавно писал.

Пивз тем временем нырнул под стол, заглянул за шторы, даже просунул голову в камин.

— Он исчез! Но он был здесь! — полтергейст злился все больше.

Под кроватью Гарри замер, стараясь не дышать. Пыль щекотала нос, грозя вызвать чихание. Он прижал ладони ко рту, чувствуя, как сердце готово вырваться из груди. Вдруг что-то холодное и гладкое коснулось его лодыжки. Он едва не дернулся, увидев черную змею с серебристыми узорами, медленно обвивающую его ногу. Желтые глаза змеи встретились с его, полные немого предупреждения: Тише.

— Северус обычно не приветствует незваных гостей, — задумчиво произнес Дамблдор, поднимая со стола перо. — Особенно в своих покоях.

— Может, он прячет что-то? Или… кого-то? — Пивз завис прямо над кроватью.

Гарри закрыл глаза. Все кончено.

В этот момент дверь распахнулась с такой силой, что стены дрогнули.

— Что за чертовщина происходит в моих покоях? — прогремел голос, наполненный ледяной яростью.

Гарри чуть не вскрикнул от неожиданности. Снейп стоял в дверях, его черные глаза горели, а пальцы сжимали палочку так, что костяшки побелели.

— Ах, Северус, — Дамблдор повернулся к нему, не теряя спокойствия. — Мы как раз…

— Вы как раз вторглись в мое личное пространство без предупреждения, — прошипел Снейп, шагая вперед. Его мантия развевалась, как крылья разгневанной птицы. — Объяснитесь.

Пивз, вдруг оробев, забился за спину Дамблдора.

— Пивз утверждает, что видел ребенка в этом крыле, — мягко сказал директор. — Ребенка, который, казалось, направлялся именно сюда.

Снейп замер. Гарри видел, как его спина напряглась.

— И вы, конечно, поверили полтергейсту, известному своей любовью к розыгрышам? — Снейп скрестил руки на груди. — Может, вы еще поверите, что я перекрасился в розовый цвет?

В этот момент змея у ног Гарри резко дернулась. Она стремительно скользнула к центру комнаты, привлекая всеобщее внимание.

— А, вот и моя помощница, — сказал Снейп, его голос внезапно смягчился. — Она, должно быть, почуяла крысу. В буквальном смысле.

Змея подняла голову и зашипела в сторону Пивза, который тут же отпрянул.

-Ваша… змея? — удивился Дамблдор.

— Дагни. Она помогает мне в сборе редких ингредиентов, — объяснил Снейп, протягивая руку. Змея послушно заползла на его ладонь. — И, как видите, она отлично чувствует незваных гостей.

Пивз, тем временем, выглядел смущенным:

— Но я точно видел… Он был маленький… В очках…

— Возможно, ты видел домового эльфа, — предположил Дамблдор, хотя в его глазах все еще светился интерес.

Снейп резко повернулся к Пивзу:

— Если ты еще раз осмелишься ворваться в мои покои с подобными обвинениями, я лично позабочусь о том, чтобы тебя на месяц заперли в самом дальнем туалете Хогвартса. Понятно?!

Пивз, обычно такой дерзкий, съежился и кивнул.

— Прости за беспокойство, Северус, — сказал Дамблдор, хотя его взгляд еще раз скользнул по комнате. — Мы уже уходим.

Когда дверь закрылась за ними, Снейп замер на месте, словно ожидая. Через минуту он резко повернулся и наложил на дверь серию сложных заклинаний.

Выходи. — Голос был низким и твердым.

Гарри выполз из-под кровати, отряхивая пыль с рукавов. Лицо было бледным, но выражение скорее зажатое, чем плаксивое.

— Я не…

— Заткнись, — Снейп подошел так близко, что Гарри почувствовал запах трав и чернил. — Ты едва не угробил все. Включая себя.

Где-то в стене послышался едва уловимый шорох — Пивз все еще подслушивал.

Снейп схватил Гарри за плечо, его пальцы впились в ткань, и прошипел прямо в ухо:

— А теперь иди в спальню и не выходи, пока я не позову.

Когда дверь закрылась за ним, Гарри услышал, как Снейп что-то бормочет, накладывая дополнительные защиты.

А где-то в стенах Хогвартса, Пивз ликовал — он знал, что мальчик здесь. И он обязательно это докажет.

* * *

Дамблдор остановился перед резной дубовой дверью класса Защиты от Тёмных Искусств, прислушиваясь к доносящимся из-за неё звукам. Громкий, уверенный голос Джеймса Поттера перекрывал оживлённый гул студентов:

— Боггарт принимает облик того, чего вы боитесь больше всего. Но сила против него — смех. Представьте его в чём-то нелепом!

Раздался взрыв хохота. Дамблдор мягко постучал и приоткрыл дверь.

Просторный кабинет был затемнён — на стенах мерцали светящиеся шары, имитирующие лунный свет. В центре стоял огромный шкаф, слегка подрагивающий на петлях. Перед ним выстроились студенты, а у учительского стола, развалившись в кресле, сидел Джейкоб Поттер — мальчик с рыжими, чуть вьющимися волосами, не такими взъерошенными, как у отца. Он что-то увлечённо рисовал в блокноте, изредка поглядывая на студентов.

Джеймс, заметив Дамблдора, прервался и широко улыбнулся:

— Альбус! Входите, мы как раз разбираем боггартов. Что-то случилось?

— Все в порядке, Джеймс. Просто уточняющий вопрос — Джейкоб был с тобой все утро?

Джеймс слегка нахмурился, но ответил уверенно:

— Конечно. Он сидел вот здесь. Он указал на угол стола, где мальчик действительно сидел с пергаментом и пером.

Джейкоб поднял голову и добавил:

— Я даже не выходил в коридор, профессор Дамблдор.

Директор кивнул, его взгляд скользнул по классу:

— Благодарю. Просто Пивз утверждает, что видел маленького ребенка, и я хотел исключить все варианты.

Джеймс рассмеялся:

— Ну, если Пивз что-то увидел, это еще не значит, что это действительно было. В прошлый раз он клялся, что видел, как Филч танцует с метлами.

Дамблдор улыбнулся в ответ:

— Справедливое замечание. Не буду больше отвлекать вас от урока.

Справедливое замечание. Не буду больше отвлекать вас от урока.

Пока директор шел по коридорам обратно в свой кабинет, его лицо сохраняло привычное спокойствие, но в глубине ясных голубых глаз таилась тень размышления. Он не спешил с выводами, но нить заинтересованности была натянута.

Дойдя до каменной горгульи, охраняющей вход в его кабинет, Дамблдор на мгновение задержался, размышляя. Возможно, стоит поговорить с портретами в том крыле. Или с Филчем — хоть старый смотритель и ворчун, но мало что ускользает от его внимания.

— Лимонный леденец, — произнес он пароль, и горгулья отъехала в сторону, пропуская директора. Принятие окончательного решения можно отложить до ужина в Большом зале — там будет возможность понаблюдать за всеми участниками этой загадки.

* * *

Дверь в комнату открылась, и наступила тишина. Снейп медленно подошёл к Гарри, который все еще сидел на кровати, бледный, с дрожащими руками.

— Ты понимаешь, что могло случиться? — спросил Снейп, скрестив руки на груди. — Если бы Дамблдор тебя увидел…

— Я… я не думал… — прошептал Гарри.

— Вот именно. Не думал.

Снейп тяжело вздохнул и подошел к окну, отдернув штору. Замок был погружен в предвечерние сумерки.

— Я не буду тебя ругать, — сказал он наконец. — Ты и так понял свою ошибку. Но теперь ты должен быть осторожнее.

Гарри кивнул, сжимая край одеяла.

— Профессор… а кто это? — он указал на черную змею, которая выползла из-под стола и теперь свернулась кольцом у ног Снейпа.

Тот на мгновение задумался, затем слегка наклонился и протянул руку. Змея лениво заползла на его ладонь.

— Это Дагни. Она живет здесь давно, но обычно прячется, когда приходят посторонние.

— Она… красивая, — осторожно сказал Гарри.

— Да. И умная. Сегодня она тебя спасла.

Гарри хотел спросить ещё что-то, но Снейп уже положил змею обратно на пол и выпрямился.

— Сейчас я пойду в лабораторию. Ты останешься здесь. Понял?

— Да, сэр.

Снейп задержался в дверях, обернувшись:

— И, Поттер… — он немного помедлил, — в следующий раз, если захочешь прогуляться — скажи мне. Я сам тебя проведу.

Дверь закрылась, и Гарри остался один с Дагни, которая устроилась у его ног, как живой черный браслет. Мальчик осторожно наклонился, поймав желтый, немигающий взгляд змеи. Интересно, она всегда тут подслушивает?

— Эй, чешуйчатый страж, — прошептал он, стараясь звучать небрежно. — Ты там… шипела что-то профессору? Или просто выражала общественное мнение о гостях?

Дагни медленно подняла голову. Раздвоенный язык мелькнул.

— Маленький говорящий… — прошипела она, звук был похож на сухой шелест. — Слушал… не слушал?

Гарри замер. Он понял. Буквально. Слова змеи отдавались в его голове ясным смыслом. Вот это сюрприз. Видимо, часть «пакета избранности».

— Ого, — выдохнул он, саркастично приподняв бровь. — Значит, мой талант включает и чешуйчатых Полезно. Особенно для обсуждения погоды с местными гадюками. А ты… эм, Дагни? Подползла тогда специально? Или просто ногу приняла за удобную ветку?

Змея медленно обвилась вокруг его лодыжки, холодные кольца сжимались чуть ощутимее.

— Ты пахнешь… старыми камнями… и пеплом. Как тот, кого нельзя называть.

— Кто это? — нахмурился Гарри.

Но Дагни лишь покачала головой, как будто не решаясь сказать больше. Вдруг её тело напряглось.

— Он возвращается. Молчи.

Дверь открылась — Снейп вошёл с подносом, на котором дымился чай и лежали булочки.

— Ешь, — коротко сказал он, ставя поднос перед Гарри. — Завтра нужно проснуться раньше.

Гарри хотел спросить о змее, но Дагни уже исчезла в складках мантии Снейпа.

Поздней ночью, когда замок погрузился в тишину, а Снейп заснул в своем кресле у камина, Гарри почувствовал легкое прикосновение к руке. Он открыл глаза — перед ним на подушке лежала Дагни, ее желтые глаза светились в темноте.

— Ты не спишь, — прошептал Гарри. Прямо как нянька.

— Ты хочешь знать правду, — ответила змея, ее голос был едва слышным шелестом.

Гарри кивнул, сердце его бешено колотилось.

— Твои родители… они не просто бросили тебя. Они испугались.

— Испугались? Чего?

— Тебя.

Рассвет выдался холодным и серым. Первые лучи солнца, пробиваясь сквозь стекла, рисовали на каменном полу призрачные узоры. Гарри лежал на спине, уставившись в потолок, его пальцы судорожно сжимали край одеяла. В ушах все еще звучал тот змеиный шепот: «Они испугались. Тебя.» Мысль казалась абсурдной. И чем я так страшен был? Тем, что плакал по ночам? Или моей гениальной способностью пачкать рубашки за завтраком?

Он провел бессонную ночь, перебирая в памяти каждый звук, каждую интонацию змеиного голоса. Что она имела в виду? Почему родители испугались именно его? И почему Снейп, зная об этом, все равно взял его под свою опеку? А знает ли?

Три резких стука в дверь заставили его вздрогнуть.

— Гарри! Завтрак через десять минут! — сквозь дубовую дверь прозвучал голос профессора, холодный и не терпящий возражений.

Гарри медленно поднялся с кровати, чувствуя, как тяжесть бессонной ночи давит на плечи. Его отражение в зеркале выглядело изможденным — темные круги под глазами, бледная кожа, растрепанные волосы. Он намочил лицо ледяной водой, надеясь смыть следы усталости, но они не исчезли, лишь стали чуть менее жалкими.

Запах жареного бекона и свежего хлеба обычно вызывал у Гарри аппетит, но сегодня от одного вида пищи скрутило желудок. Он осторожно присел на край стула, стараясь не скрипнуть ножками по каменному полу.

Снейп уже сидел за столом, погруженный в чтение «Ежедневного пророка». Его длинные пальцы перелистывали страницы с привычной точностью, черные глаза быстро скользили по строкам. Внезапно он резко перевернул страницу, и газета издала громкий шорох.

— Ты ничего не ешь, — произнес Снейп, не отрывая глаз от газеты. Его голос звучал ровно, но в нем чувствовалось напряжение. —Объяснись.

Гарри нервно провел языком по пересохшим губам.

— Просто… не голоден, профессор. Видимо, предвкушение этикета с Малфоями отбило аппетит. Удивительный эффект.

Снейп медленно опустил газету. Его черные глаза, холодные и проницательные, изучали Гарри с ног до головы, будто пытаясь прочитать его мысли.

— Интересно, — протянул он. — Вчера ты был голоден. Сегодня — нет. Вчера спал спокойно. Сегодня — нет. Он отложил газету в сторону. —Что изменилось, Поттер?

Гарри почувствовал, как его ладони стали влажными. Он опустил взгляд на свои руки, сжимающие край стола. Стоит ли говорить о змее?Сказать о змее? А что, если это ключ к тому, почему они меня бросили.

— Просто… странный сон, — пробормотал он.

Снейп внезапно встал, его тень накрыла Гарри.

— Встань.

Гарри послушно поднялся, чувствуя, как колени слегка дрожат.

Снейп приблизился, его длинные пальцы мягко, но неумолимо приподняли подбородок Гарри, заставляя встретиться взглядом.

— Когда я взял тебя под свою опеку, — произнес он тихо, но очень четко, — я дал слово защищать тебя. Но я не могу защитить тебя от того, о чем не знаю.

Глаза Снейпа, обычно такие холодные, сейчас горели странным внутренним светом. Гарри почувствовал ком в горле. Рискнуть?

— Дагни… ваша змея сказала… — начал он неуверенно.

Снейп резко отпустил его подбородок, отшатнувшись, будто обжегшись.

— Ты… разговаривал с ней?

Гарри почувствовал, как по спине пробежали мурашки.

— Я… я не знал, что это запрещено.

— Запрещено? — Снейп скрестил руки на груди, его голос стал опасным шепотом,— Это не запрещено, Поттер. Это невозможно. Для обычного человека. Это Парселтанг. Редчайший и… опасный дар.

Тишина повисла между ними, густая и тягучая. Гарри сглотнул, чувствуя, как ладони становятся влажными.

— Но… но я понял ее. Она сказала…что-то странное. О моих родителях…

Лицо Снейпа стало каменным.

— Что именно?

— Что они… испугались. Меня. — Гарри сглотнул, в его глазах мелькнула искренняя растерянность, смешанная с горечью. — Чего, профессор? Моей потрясающей способности разговаривать со змеями? Или просто я был слишком… обычным?

Снейп отвернулся, его пальцы сжали спинку стула так сильно, что костяшки побелели.

— Сегодня у тебя занятие с Малфоем, — произнес он наконец, голос звучал хрипло. — Одевайся. Через час мы отправляемся. И о Дагни — молчи. Ни слова. Особенно там.

Когда он вышел, Гарри остался один с гудящей в ушах фразой: "Опасный дар". И странным чувством, что он только что переступил какую-то невидимую, зловещую грань. В тени желтые глаза змеи наблюдали за ним.

* * *

Серебряные змеи на решетке, казалось, следили за Гарри холодными глазами-самоцветами.

— Запомни, — резко бросил Снейп, не глядя на него. — Парселтанг. Никто. Ни слова. Особенно здесь.

Гарри кивнул, сжимая руки в карманах. Да, потому что это так нормально — пугать людей разговорами со змеями.

Ворота распахнулись беззвучно. Перед входом их ждала Нарцисса Малфой. Высокая, с гордой осанкой, в платье цвета лунного света.

— Северус, — улыбнулась она, протягивая руку. Улыбка не добралась до холодных голубых глаз. — Как приятно.

Снейп почтительно поцеловал ей пальцы.

— Нарцисса.

Ее взгляд упал на Гарри.

— А это, должно быть, ваш воспитанник. Тот самый… герой?

— Гарри Поттер, мадам, — поклонился Гарри, как учил Снейп, чувствуя, как это слово — "герой" — режет слух.

— О, какие прекрасные манеры! — воскликнула Нарцисса, но ее взгляд был оценивающим, как у коллекционера редкого насекомого. — Уверена, с твоими… уникальными способностями, ты быстро освоишься.

В этот момент сверху раздался громкий топот и возбужденный голос:

— Мама, кто пришёл?! Это он?

По лестнице стремительно спускался Драко Малфой — беловолосый, с острыми чертами лица, в безупречном синем костюме. Увидев Гарри, он замер на последней ступеньке, серые глаза широко распахнулись от любопытства, а не враждебности.

— Это же Поттер! Тот самый… — начал он с искренним интересом.

— Драко!

Леденящий голос Люциуса Малфоя раздался из глубины зала. Он появился в дверях гостиной, опираясь на трость,— Разве я учил тебя носиться, как взбесившийся гиппогриф? Или позволять первому впечатлению вытеснить манеры?

Драко мгновенно выпрямился, лицо покраснело от досады, но не страха.

— Прошу прощения, отец, — произнес он четко, но его взгляд все еще с интересом скользил по Гарри. — Я просто… удивился.

Люциус подошел ближе, холодно оценивая Гарри.

— Северус, я рад, что ты привел его. Думаю, нам есть чему научиться.

Снейп кивнул, затем повернулся к Гарри.

— Я вернусь к ужину. Слушайся. И помни. — Последнее слово прозвучало как пароль. Он развернулся и вышел, черная мантия развевалась.

Гарри остался стоять в холле под прицелом трех блодинов. Драко смотрел на него с нескрываемым любопытством и, кажется, даже с долей азарта. "Наконец-то что-то интересное в этом скучном особняке", — казалось, говорил его взгляд.

Но Люциус уже жестом приглашал Гарри в гостиную.

— Пойдёмте, мистер Поттер. У нас много работы.

* * *

Темно-зеленая гостиная Малфой-Мэнора была наполнена мягким светом, проникавшим через витражи с фамильными гербами. Люциус Малфой, восседая в кресле у камина, начал урок с характерной для него холодной вежливостью.

— Поттер, сегодня ты узнаешь, как ведут себя настоящие аристократы, — произнес Люциус. — Начнем с основ.

— Урок первый. При представлении: младшего — старшему, мужчину — женщине. — Его трость легла на пергамент с генеалогическим древом. — Ты уже ошибся, поспешив с рукопожатием. Поспешность — признак нервозности или невоспитанности.

Гарри покраснел. Отлично. Начало положено. Теперь я официально "нервный невоспитанный".

**

— Столовые приборы, — продолжал Люциус, указывая тростью на разложенный перед Гарри набор. — Вилка для улиток — только для улиток. Нож для рыбы — только для рыбы. Перепутаешь — станешь посмешищем. И никогда не используй магию для нарезки пищи — это вульгарно. Как есть руками.

Гарри с трудом сдержал саркастический комментарий про вульгарность голода. Видимо, аристократы питаются воздухом и собственной важностью.

Дверь бесшумно открылась, впуская Нарциссу с серебряным подносом.

— Я подумала, вам нужно подкрепиться, — сказала она, ставя изысканные пирожные и фарфоровый чайник.

— Благодарю вас, леди Малфой, — вежливо ответил Гарри, стараясь применить новые знания. Хоть бы чай не пролить.

— О, изумительные манеры! — улыбнулась Нарцисса, ее голубые глаза изучали Гарри с хищной интенсивностью. — С твоей… историей, ты быстро войдешь в наш круг. А сколько юных сердец покорит! — Она взяла кружевной веер. — Веер — язык кокетства. Закрытый у губ — 'нам нужно поговорить'. Резкое раскрытие — 'ты оскорбил меня'. — Движения ее руки были отточенными, как у фехтовальщика. — Комплимент должен быть тонким, как лезвие. Не "ты красива", а "этот цвет так подчеркивает твои глаза". И никогда не сравнивай с маггловскими знаменитостями. Это табу.

Гарри кивнул, мысленно представляя, как говорит кому-то: "Ваше платье так подчеркивает... эээ... факт, что вы в платье?"

**

Люциус развернул пергамент:

— Блэки, Малфои, Лестрейнджи, Нотты — столпы общества. С ними — предельная почтительность. — Трость остановилась на имени. — А вот Поттеры… — он бросил взгляд на Гарри, — хоть и древний род, но их репутация… осложнилась после последней войны. Излишний… героизм иногда вредит связям.

— Что за война? — спросил Гарри, нарочито невинно. Может, наконец узнаю, кого я там "победил"?

— Это… длинная история, — уклончиво ответил Люциус, трость уже указывала на следующих предков.

Размеренный урок прервал громкий топот на лестнице. Драко ворвался в гостиную, его обычно безупречные волосы растрепались от быстрого бега.

— Отец! Можно я… — начал он, но Люциус одним движением руки остановил его.

— Драко! — его голос прозвучал как хлыст. — Ты позоришь имя Малфоев! Разве я учил тебя врываться, как взбесившийся кентавр?

Драко мгновенно замер, выпрямив спину. — Прошу прощения, отец, — произнес он, но его глаза жадно изучали Гарри.

Люциус тяжело вздохнул.

— Раз уж ты здесь… Садись. И показывай Поттеру пример. Без лишних комментариев.

Драко сел напротив Гарри, его поза была безупречной, но в глазах светился азарт исследователя, столкнувшегося с редким экземпляром. Он ловко продемонстрировал, как бесшумно помешивать чай, взять сахар щипцами. Гарри попробовал повторить, но фарфоровая чашка дрожала в его руке.

— Неужели ты никогда не пил чай из нормальной посуды? — спросил Драко, не со злостью, а с искренним, почти детским удивлением. Он же вырос у магглов! Как там вообще живут?

— Драко! — резко оборвал его Люциус, но в его взгляде мелькнуло скорее предупреждение, чем гнев. — Вежливость.

Драко кивнул отцу, но не отводил любопытного взгляда от Гарри.

Когда часы пробили шесть, Люциус закрыл учебник.

— На сегодня достаточно. Драко, ты хотел показать Поттеру коллекцию мётел? У тебя есть полчаса. Под присмотром эльфов. — Взгляд упал на Гарри. — Ты летал?

— Нет, сэр, — честно ответил Гарри. — Моя… прежняя семья не использовала магию. Видимо, считали это вульгарным, — не удержался он от легкого сарказма, глядя на Люциуса.

В уголке губ Люциуса дрогнуло подобие улыбки. Драко же оживился.

— Ничего! Это же элементарно! Даже первокурсники справляются! — воскликнул он с непривычным для него энтузиазмом. Наконец-то я смогу быть экспертом в чем-то для него!

Три старинных метлы лежали на мраморной скамье у фонтана. Драко с гордостью провёл рукой по полированному дереву одной из них.

— Это «Серебряная стрела» 1930 года, — пояснил он с неожиданным энтузиазмом. — Отец коллекционирует. Для тренировок возьмём обычные. — Он протянул Гарри метлу с аккуратной гравировкой Nimbus 1700.

Гарри неуверенно взял метлу, чувствуя, как дрожь пробегает по пальцам.

— Я… я даже не знаю, как правильно сесть, не опозорив твою коллекцию.

Драко рассмеялся — не высокомерно, а по-дружески.

— Да ладно! Смотри. — Он ловко перекинул ногу, держа спину прямо. — Главное — не сутулься и держись крепче. Первый раз всегда… интересно.

Гарри попытался повторить. Мягко. Метла выскользнула. Он бы упал, если бы Драко не подхватил его за локоть.

— Эй, спокойно! — Драко фыркнул, но в его голосе не было насмешки, только азарт инструктора. — Толкайся плавнее. Представь, что отталкиваешься от воды. Вот так! Видишь?

После нескольких попыток Гарри наконец удержал равновесие на высоте фута. Он дрожал от напряжения.

— Держись! — Драко парил рядом, легко и уверенно. — Не смотри вниз! Смотри вперед! Дай мне руку, если страшно! — Предложение было искренним.

И когда два мальчика поднялись чуть выше — Драко уверенно, Гарри цепляясь за древко, но уже без паники, — в парке Малфоев раздался смех. Сначала нервный — от Гарри, потом заразительный, чистый — от Драко. Даже садовые эльфы переглянулись: молодой хозяин, кажется, забыл о своей надменности.

Темная фигура Снейпа появилась на краю парка, когда закат окрасил шпили в багрянец.

— Поттер, пора, — прозвучал его голос.

Гарри вздрогнул, метла качнулась. Драко ловко стабилизировал ее, придерживая Гарри за плечо.

— Осторожно! Ты же только освоился! — прошептал он, прежде чем повернуться к Снейпу: — Профессор, он схватывает на лету! Буквально!

Снейп поднял одну бровь, окидывая взглядом сцену: Гарри на метле, Драко, поддерживающий его, их оживленные лица. Неожиданно уголки его губ дрогнули в чем-то, отдаленно напоминающем одобрение.

— Рад, что время потрачено не только на светские церемонии, — сухо заметил он. — Но пора. Поттер, прощайся.

Гарри осторожно сполз с метлы.

— Спасибо, Драко. За… терпение и уроки, — сказал он, неловко протягивая руку, но с улыбкой. Друг? Пока больше похоже на эксцентричного инструктора по полетам, но... неплохо.

К его удивлению, Драко не просто пожал руку, а улыбнулся по-настоящему, по-мальчишески.

— До следующего раза? Отец разрешил мне помогать с уроками. — В его глазах светилось ожидание новых совместных "исследований". Наконец-то кто-то, кто не знает всех моих историй и не боится отца так, как другие.

— До встречи, — кивнул Гарри, тепло разливалось в груди. Возможно, в этом странном мире появился… союзник?

— Твои успехи? — спросил Снейп по дороге к воротам. — Помимо авиации.

— Э-э… Мистер Малфой сказал, я… подаю надежды, — ответил Гарри, стараясь скопировать интонацию Люциуса.

Снейп фыркнул.

— Лестно. А Драко? — В его голосе был легкий, почти незаметный интерес.

— Он… помог. На удивление не зазнался, — признал Гарри. — Научил не падать. Пока что.

Снейп изучающе посмотрел на него.

— Мальчишка Малфой… проявил неожиданную снисходительность. Или любопытство.

Когда они вошли в знакомую гостиную, первое, что увидел Гарри — желтые глаза Дагни, сверкающие в темном углу. Воспоминания о прошлой ночи нахлынули, как ледяная волна.

— Ты свободен, — сказал Снейп, снимая мантию. — Завтра продолжим занятия в обычном режиме.

Но Гарри уже не слышал его. Его взгляд был прикован к змее, которая медленно скользила по полу, будто напоминая: Они испугались. Тебя.

Радость от проведенного дня угасла, словно погасшая свеча. Гарри молча кивнул и побрел в свою комнату, чувствуя, как тяжесть неизвестности снова опускается на его плечи.

За его спиной Снейп нахмурился, заметив этот резкий спад. Его взгляд скользнул на Дагни, замершую в тени, затем на дверь, за которой исчез Гарри. Что-то в этом тихом возвращении змеи и реакции мальчика беспокоило его гораздо больше, чем он готов был признать. Его пальцы непроизвольно сжали палочку

Уважаемые читатели!

Прежде чем приступить к этой главе, я хочу предупредить вас: все предыдущие главы были переписаны. Если вам не хочется перечитывать их заново, можете не беспокоиться — существенного влияния на основной сюжет это не окажет. Однако стоит учесть, что могут возникнуть вопросы по некоторым мелким деталям, которые были добавлены или уточнены.

Если говорить в общих чертах:

В предвдущих главах был изменён стиль повествования. Добавлены новые, пусть и небольшие, но немаловажные детали. Характеры персонажей стали более приближёнными к канону.

Желаю вам приятного чтения! Буду стараться радовать вас новыми главами как можно чаще.

 Сон Гарри был беспокойным, перемежаясь обрывками шипящего голоса и холодными камнями подземелий. Он ворочался, одеяло сползло на пол, когда ледяное прикосновение к руке заставило его резко открыть глаза.

 Дагни. Черная змея с серебристыми узорами лежала на подушке, ее желтые глаза горели в темноте неотступным взглядом.

 — Проснись, говорящий, — прошипела она, звук был сухим шелестом в его сознании. — Идем. Пока спит Камень-без-улыбки.

 Гарри замер. Сердце бешено заколотилось. Он осторожно приподнялся на локте, оглядывая комнату. За открытой дверью Снейп спал в кресле у камина, его профиль был резким и неподвижным в мерцающем свете. Нарушать запрет снова? После провала с Пивзом, после всех предупреждений?

 — Нет, — прошептал он змее, стараясь звучать твердо, хотя голос дрожал. — Я не пойду. Я уже достаточно проблем ему доставил. Если он узнает… — Гарри представил себе ледяную ярость профессора, его тонкие губы, поджатые в презрении. "Ты опять ослушался, Поттер? После всего?" — Он сжал кулаки. — Иди спать, Дагни. Или… шипи себе в уголке.

 Змея не шелохнулась. Ее взгляд стал интенсивнее.

 — Он спрятал правду. Как камень в болоте. Там, — она повернула голову к двери, — там ответ. На страх твоих создателей.

 — "Создателей"? — Гарри фыркнул с горечью. — Ты про тех, кто меня выбросил? Какая разница, почему они испугались? Они все равно ушли. — Но любопытство, острое и гложущее, уже копошилось в груди. Что Снейп скрывал? Что такого страшного было в нем?

 — Пойдешь? — настойчиво повторила Дагни. — Или будешь дрожать здесь, как птенец, выпавший из гнезда?

 Фраза задела за живое. Дрожать? Он не дрожал, когда летал впервые вчера. Не дрожал (ну, почти), когда Снейп вчера утром сверлил его взглядом. Гарри стиснул зубы. Черт с ним, с Снейпом. Черт с запретами. Ему нужны были ответы. Хотя бы один.

 — Ладно, — выдохнул он тихо, как преступник. — Но если он проснется… ты меня не знаешь, я тебя не знаю, поняла?

 Дагни лишь скользнула с подушки на пол и направилась к двери, ее чешуя мерцала в полумраке. Гарри, стараясь не шуметь, натянул мятую рубашку поверх пижамы и босиком последовал за ней.

 Путь был кошмаром. Дагни вела его по самым темным, самым забытым коридорам Хогвартса. Тени от факелов плясали на стенах, превращаясь в пугающие силуэты. Каждый скрип, каждый шорох заставлял Гарри вздрагивать и озираться, ожидая увидеть разгневанного Снейпа или, что хуже, вездесущего Пивза. Он чувствовал себя идиотом, идущим на поводу у змеи по призрачному замку среди ночи. "Отличная идея, Поттер. Просто гениально. Нарушить все правила ради таинственного 'там'."

 Наконец Дагни свернула в узкий проход, завешенный старым, пыльным гобеленом, изображавшим что-то неразборчивое. Она проползла под ним. Гарри, сжавшись от предчувствия чего-то нехорошего, последовал за ней.

 Он оказался в небольшой, полуразрушенной комнате. Воздух был спертым и пахнул пылью веков. В центре, под высоким арочным окном, сквозь которое лился лунный свет, стояло огромное, величественное зеркало в золоченой раме, достигавшее почти потолка. Наверху была выведена замысловатая надпись: "Еиналеж".

 Гарри замер, пораженный. Зеркало было пугающе красивым и… живым. Оно не просто отражало. Оно показывало. Но что именно? Он видел только свою собственную, изможденную, испуганную фигуру в мятой рубашке и пижамных штанах, босую, с растрепанными волосами.

 — Там, — прошипела Дагни, указывая головой на зеркало. — Смотри. Жди.

 — Ждать чего? — прошептал Гарри, шагнув ближе. Он вглядывался в свое отражение. Ничего. Только он сам, комната за спиной… И вдруг отражение улыбнулось ему. Улыбнулось так, как он сам не улыбался давно — тепло, беззаботно. А за спиной у отражения… мелькнули силуэты. Неясные, расплывчатые. Двое взрослых? Трое? Он напряг зрение, но они таяли, как дым. — Что?.. — растерянно пробормотал он. Кто это? Дурсли? Родители? И почему они кажутся… счастливыми рядом с ним? Это было так непохоже на правду, что вызывало лишь тоску. Обман. Иллюзия. Как и все в этом замке.

 Он не знал, сколько простоял так — минуту или час — вглядываясь в обманчивое стекло, пытаясь разгадать его секрет, почувствовать то тепло, которое излучало отражение. Ответов не было. Только все усиливающееся чувство безысходности и глупости своего поступка.

 — Я все гадал, про кого же так настойчиво твердил наш друг Пивз, — раздался мягкий, знакомый голос прямо за его спиной.

 Гарри вздрогнул так сильно, что чуть не подпрыгнул. Он резко обернулся.

 Альбус Дамблдор стоял в проеме, затянутом гобеленом. Его длинные серебряные волосы и борода казались фосфоресцирующими в лунном свете. На лице играла его знаменитая, добродушная улыбка, но голубые глаза за полумесяцами очков смотрели на Гарри с проницательной, всепонимающей глубиной. В них не было гнева, лишь безмерное любопытство и… тень печали.

 — П-профессор Дамблдор! — выдохнул Гарри, чувствуя, как кровь отливает от лица. Конец. Полный и окончательный. Он оглянулся на Дагни, но змея бесследно исчезла. Предательница. — Я… я не знал… как вы…?

 — Как я узнал, что ты здесь? — Дамблдор мягко перебил его, делая шаг вперед. Его взгляд скользнул по величественному зеркалу, затем вернулся к Гарри. — О, мальчик мой, Пивз — существо весьма… целеустремленное, когда его что-то заинтересовало. Он следил за тобой с того самого момента, как ты и твой… чешуйчатый проводник… покинули покои профессора Снейпа. Пивз — мастер оставаться невидимым, когда ему это выгодно. Он привел меня сюда. — Дамблдор подошел ближе, его взгляд стал теплее. — Но не волнуйся. Я не собираюсь тебя наказывать. И профессору Снейпу об этом… инциденте… знать не обязательно. Пока что.

 Гарри сглотнул. Он не верил своим ушам. Никакого гнева? Никаких последствий? Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. И слишком подозрительно.

 — Но… зачем? — спросил он, не в силах сдержать вопрос. — Зачем вы… позволили мне дойти? Зачем не остановили сразу?

 Дамблдор улыбнулся еще шире, в его глазах мелькнул тот самый огонек, который заставлял студентов одновременно восхищаться и побаиваться его.

 — Любопытство, мистер Поттер. Глубокое, неистребимое любопытство старого человека. Я хотел посмотреть… куда тебя приведет этот необычный путь. И что ты увидишь. — Он кивнул в сторону зеркала. — Зеркало Еиналеж… Оно показывает самое сокровенное, самое глубокое желание нашего сердца. Что ты видел, Гарри?

 Гарри покраснел и отвел взгляд. Признаться, что видел улыбающегося себя со счастливыми, но неясными людьми? Звучало жалко и глупо. И слишком личное.

 — Я… я не совсем понял, — пробормотал он уклончиво. — Там было… неясно.

 Дамблдор не настаивал. Он просто смотрел на Гарри с тем же проницательным, добрым взглядом.

 — Зеркало показывает не будущее, Гарри, и не обязательно прошлое. Оно показывает то, чего нам не хватает. То, чего мы жаждем больше всего. — Он вздохнул, и в его взгляде появилась тень той же тоски, что виделась Гарри в зеркале. — Но зацикливаться на нем опасно. Многие люди теряли рассудок, глядя в него, пытаясь достичь невозможного. Правда, которую ты ищешь… о себе, о своих родителях… она не в этом зеркале. Она в тебе самом. И вокруг тебя. Но для нее нужно время. И готовность услышать.

 Он положил руку Гарри на плечо. Прикосновение было неожиданно теплым и успокаивающим.

 — А теперь, юный искатель приключений, тебе пора возвращаться в постель. Путь обратно знаешь? Или позволишь Пивзу… э-э… проводить тебя? — В его глазах мелькнула искорка веселья.

 Гарри поспешно покачал головой. Пивз в роли провожатого? Нет уж, спасибо.

 — Я… я найду дорогу, профессор. Спасибо. За… за то, что не… — он запнулся.

 — За то, что не превратил эту ночную прогулку в еще больший скандал? — Дамблдор закончил за него, улыбаясь. — Все мы были молоды и любопытны, Гарри. И иногда самые необычные проводники ведут нас к важным открытиям. Спокойной ночи. И помни — зеркало Еиналеж притягивает не только свет, но и… внимание. Будь осторожен.

 Дамблдор отступил в тень гобелена, его фигура растворилась в полумраке так же внезапно, как и появилась. Гарри остался один перед огромным зеркалом, чувствуя себя одновременно опустошенным и переполненным новыми вопросами. Он бросил последний взгляд на свое улыбающееся отражение — такое далекое и недостижимое — и тихо выбрался из комнаты, проклиная свое любопытство и всевидящего Пивза.

 Когда он на цыпочках вернулся в свою комнату, Снейп все еще спал в кресле. Но его брови были сведены в глубокую складку, а пальцы одной руки непроизвольно сжаты в кулак, будто даже во сне он чувствовал следы древней, тревожной магии, принесенной в его покои вместе с пылью забытой комнаты и отголосками разговора у зеркала самых сокровенных желаний.

* * *

 Кабинет директора Хогвартса купался в утреннем солнце. Пылинки танцевали в лучах, падающих на финиксово перо и серебряные приборы на столе Альбуса Дамблдора. Но его мысли были далеко от текущих дел. Образ маленького, испуганного мальчика у Зеркала Еиналеж, его растерянность и скрытая боль — не отпускали. Пивз, несмотря на свою вздорность, указал на реальную загадку: кто этот ребенок, скрываемый Северусом Снейпом? И почему его присутствие вызывает такой ажиотаж у полтергейста?

 Прямой вопрос Снейпу был бы бесполезен. Северус выстроил бы стену из колючих слов и ледяного презрения. Нужен был обходной путь. И Дамблдор знал, с кого начать. Он аккуратно сложил письмо, которое писал, и позвал Фоукса.

 — Дорогой друг, — мягко сказал он, привязывая записку к лапке феникса, — отнеси это мистеру и миссис Поттер. Пригласи их на чай. Скажи… скажи, я хочу обсудить успехи Джейкоба и их замечательную работу в Хогвартсе. И… семейные дела.

 Фоукс издал мелодичную трель и исчез в вспышке золотого пламени.

 Джеймс и Лили Поттер прибыли ровно через час. Джеймс вошел с привычной уверенной улыбкой, волосы чуть более аккуратно приглажены, чем обычно. Лили светилась своей природной теплотой, но в ее зеленых глазах Дамблдор уловил тень легкого беспокойства.

 — Альбус! — воскликнул Джеймс, пожимая руку директору. — Отличная идея с чаем! Мы как раз хотели поблагодарить тебя за доверие к Джейку. Он просто расцветает здесь!

 — Он замечательный мальчик, — искренне улыбнулся Дамблдор, усаживая гостей. — Талантливый, общительный. Настоящий Поттер. — Он разлил чай по тончайшим фарфоровым чашкам. — И ваша работа с первокурсниками просто бесценна, Лили. А твои уроки по Защите, Джеймс, стали легендарными еще до начала семестра.

 Поттеры сияли от комплиментов. Несколько минут прошли в легкой беседе о Хогвартсе, учениках, планах на год. Дамблдор наблюдал, как они расцветают, говоря о Джейкобе, о его успехах, о том, как он влился в жизнь замка.

 — Вы, должно быть, очень скучаете по дому, — осторожно вставил Дамблдор, когда разговор немного утих. — И по вашему… старшему сыну. Как он?

 Наступила микроскопическая, но ощутимая пауза. Легкая тень пробежала по лицу Лили. Джеймс чуть откинулся в кресле, его улыбка стала чуть более напряженной.

 — О, Гарри! — быстро сказала Лили, слишком быстро. — Он… он в порядке, Альбус. Прекрасно проводит время дома.

 — Да, да, — подхватил Джеймс, беря чашку. — Мальчишка самостоятельный. Не то что наш Джейкоб, который постоянно требует внимания, знаешь ли. — Он усмехнулся, но звучало это как-то вымученно. — Гарри… он другой. Более самодостаточный. Ему не нужны толпы людей, шум. Он предпочитает тишину. С няней ему вполне комфортно.

 — С няней? — Дамблдор поднял брови с мягким удивлением. — Но ведь он еще так молод. Всего на пару лет старше Джейкоба? Разве ему не хочется быть с родителями? Видеть замок? Особенно сейчас, когда вы оба здесь…

 Лили потупила взгляд, нервно поправляя салфетку. Джеймс закашлялся.

 — Ну… понимаешь, Альбус, — начал он, избегая прямого взгляда директора, — Гарри… у него особый характер. Он не очень… социализирован. Большие скопления людей, новая обстановка — это его пугает. Может, в следующем году… когда он чуть повзрослеет…

 — Да, конечно, — поспешно добавила Лили, ее голос звучал чуть выше обычного. — Мы просто не хотели его травмировать. Переезд, новые люди… Он такой чувствительный. А тут Джейкобу нужно было наше полное внимание для адаптации… — Она умолкла, осознав, как это звучит: один сын заслужил их внимание, другой — нет.

 Дамблдор медленно отхлебнул чай. Его голубые глаза, обычно теплые, сейчас были внимательными, как у хищной птицы, скользя по их лицам, отмечая неловкие паузы, избегающие взгляды, нервные жесты Лили.

 — Чувствительный… — задумчиво повторил Дамблдор. — Понимаю. Забота о благополучии ребенка прежде всего. — Он сделал паузу, словно размышляя. — Странно, однако… Пивз на днях клялся, что видел в замке маленького мальчика, очень похожего на вашего Джейкоба, но, как он утверждал, тот был темноволосым, с другими глазами… зелеными. И в очках. Как у тебя, Лили. — Он посмотрел прямо на нее.

 Лили побледнела. Джеймс резко поставил чашку, чай расплескался на блюдце.

 — Пивз?! — фыркнул он с преувеличенным презрением, но Дамблдор заметил, как напряглись его плечи. — Альбус, ты же знаешь этого идиота! Он вчера клялся, что видел, как Филч поет серенады миссис Норрис! Чушь собачья! Гарри спокойно сидит дома, под присмотром. Тысячу миль отсюда!

 — Разумеется, — мягко согласился Дамблдор. — Пивз известен своими… фантазиями. Просто показалось любопытным совпадение. — Он улыбнулся, разряжая напряжение. — Простите за беспокойство. Просто, знаете, старик иногда слишком глубоко копает. Забота директора. — Он перевел разговор на нейтральные темы — планируемый бал на Хэллоуин, новые книги для библиотеки.

 Когда Поттеры, явно облегченные, покинули кабинет, Дамблдор подошел к окну. Его добродушная улыбка исчезла. Лицо стало серьезным, почти суровым. Он смотрел, как они идут по дорожке, Джеймс что-то оживленно говорил, Лили кивала, но ее поза была скованной.

 "Он другой". "Самодостаточный". "Чувствительный". "Не хотели травмировать". "С няней комфортно". "Джейкобу нужно было внимание".

 Каждое слово, каждая неуклюжая отговорка, каждый нервный жест Лили и защитная агрессия Джеймса — все это складывалось в ужасающую картину. Картину, которая не имела ничего общего с заботливыми родителями, временно разлученными с сыном.

 Гарри Поттер никогда не жил с ними. Никогда. Ни в их доме, ни в их жизни. "Дом", где он был с няней — вероятно, чистая выдумка. "Особый характер", "боязнь социализации" — удобная ширма.

 Но тогда... где он был все эти годы? Кто о нем заботился? И почему они так отчаянно лгут? Зачем им вообще понадобилось притворяться, что у них есть еще один сын, которого они… бросили на произвол судьбы? И что связывает этого потерянного мальчика с Северусом Снейпом, который, судя по всему, теперь его прячет?

 Холодная волна осознания прокатилась по спине Дамблдора. Он подошел к одному из портретов бывших директоров — Эвермонду, мудрому и молчаливому старику.

 — Эвермонд, — тихо произнес Дамблдор, его голос звучал непривычно тяжело. — Кажется, в стенах этого замка скрывается тайна куда более мрачная, чем любая из тех, что хранились здесь веками. И сердце ее — брошенный ребенок.

 Он повернулся и взглянул на пустую чашку Лили Поттер, на краю которой остался след от ее нервно дрожавших губ. Ответы нужно было искать не в словах Поттеров, а в тени, которую они так яростно отрицали. И следующая остановка на этом темном пути, как ни парадоксально, лежала через подземелья Северуса Снейпа. Но подходить к этому нужно было с величайшей осторожностью. Ибо то, что он начал подозревать, могло разбить не одну жизнь.

Холодное утро после беспокойной ночи. Гарри сидел за столом в мрачных покоях Снейпа, пытаясь проглотить кусок тоста. Каждый хруст казался оглушительно громким в гнетущей тишине. Он украдкой посматривал на профессора, который стоял у окна, спиной к нему, неподвижный, как статуя, окутанная предгрозовой атмосферой. Знание о том, что Дамблдор знает, что он был у зеркала, и что Снейп, вероятно, уже в курсе его ночной вылазки, висело в воздухе тяжелым свинцом. Гарри ждал взрыва. Ждал ледяного урагана слов, уничтожающего презрения. Но тишина была хуже.

Внезапно Снейп резко повернулся. Его черные глаза, обычно холодные и оценивающие, сейчас пылали сдержанной, но яростной энергией. Он не кричал. Его голос был низким, шипящим, как раскаленная сталь, опущенная в ледяную воду.

— Приятно провели ночь, Поттер? — спросил он, делая медленный шаг к столу. Каждое слово было отточенным лезвием. — Насладились атмосферой заброшенных коридоров? Полюбовались на старинную мебель? Или, быть может, удовлетворили свое неуемное любопытство у какого-нибудь пыльного артефакта?

Гарри почувствовал, как кровь отливает от лица. Он опустил взгляд на свою тарелку.

— Я… я не хотел… — начал он, но голос предательски дрогнул.

— Не хотел?! — Снейп перебил его, его голос сорвался на опасный шепот. Он ударил кулаком по столу так, что посуда задребезжала. Гарри вздрогнул. — Ты осмелился! Осмелился вновь нарушить прямой приказ! После Пивза, после предупреждений, после того, как ты едва не вверг нас всех в катастрофу! Ты вышел ночью! По воле змеи! И не просто вышел — ты отправился к Зеркалу Еиналеж! К опасному артефакту в этих стенах для неуравновешенного ума!

Гарри задыхался. Он знал, что Снейп узнает, но услышать это, да еще с такой яростью…

— Как вы… — прошептал он.

— Как я узнал?! — Снейп склонился над столом, его лицо было в сантиметрах от Гарри. Гарри почувствовал запах трав, чернил и чистой, неконтролируемой ярости. — Очаровательная особенность моих покоев, Поттер. Я чувствую следы посторонней магии. Особенно той, что несет отпечаток древних и опасных вещей. А Зеркало… оно оставляет шлейф, как гниющая плоть для грифона. И Дамблдор… — Снейп выпрямился, его лицо исказила гримаса глубочайшего презрения, смешанного с чем-то вроде… страха? — Дамблдор почтил меня визитом на рассвете. Весьма… содержательной беседой. О ночных блужданиях. О необычных проводниках. О любопытстве.

Гарри сжался в кресле. Дамблдор сдержал слово — не выдал его напрямую, но дал Снейпу понять, что он знает. И Снейп понял. Понял все.

— Он… он не сказал, что я… — попытался Гарри.

— Он не должен был говорить! — рявкнул Снейп. — Его намеки были прозрачнее горного ручья! Он знает, что ты здесь! Он знает, что я тебя скрываю! И теперь он копает, Поттер! Копает в самое нутро этой… этой авантюры! И знаешь, благодаря кому он получил первую зацепку?! Благодаря твоему идиотскому, самонадеянному, предательскому ночному променаду!

Слово "предательский" вонзилось, как нож. Гарри вскочил, лицо пылало от обиды и стыда.

— Я не предатель! Я просто… я хотел понять! Понять, почему они меня бросили! Почему они испугались! Дагни сказала… — он выдохнул.

— Дагни! — Снейп фыркнул с таким презрением, что казалось, воздух замерз. — Змея! Тварь, которая ползает в темноте и шепчет на ухо полуправды! И ты послушал ее?! Ты поставил под угрозу все — свое место здесь, свое будущее в Дурмстранге, мою репутацию — ради шепота рептилии?! Твой мозг, Поттер, он что, полностью вытеснен эмоциональным мусором и юношеской идиотией?!

Гарри сжал кулаки, глядя в эти пылающие глаза.

— А что мне было делать?! — выкрикнул он, голос сорвался. — Спросить вас?! Вы же ничего не говорите! Только "опасный дар", "молчи", "не задавай вопросов"! Вы знаете правду! Знаете, почему они бросили меня! Почему они испугались! И вы… вы прячете это, как дракон свое золото! Как я могу вам доверять, если вы мне не доверяете?!

Тишина повисла густая, как смола. Ярость в глазах Снейпа не угасла, но в ней появилась трещина — что-то холодное, расчетливое. Он медленно отступил на шаг.

— Доверие, — прошипел он, — это привилегия. Которая зарабатывается. Послушанием. Благоразумием. А не ночными вылазками по указке говорящих гадов и истеричными воплями. — Он повернулся к двери, ведущей в его лабораторию. — Ты хочешь правды, Поттер? Хочешь знаний? Прекрасно. Сегодня твое обучение начинается по-настоящему. Сейчас. Идем. Без возражений. Без вопросов. Ты получишь столько "правды", сколько сможешь вынести. И, возможно, — его голос стал ледяным, — ты наконец поймешь, почему некоторые вещи лучше оставлять в темноте.

Снейп распахнул дверь в лабораторию. Резкий, сложный запах трав, химикатов и чего-то гнилостного ударил Гарри в нос. Он колебался на пороге, сердце колотилось. Это не было похоже на обычный урок. Это было похоже на приговор.

— Идем! — приказ прозвучал как щелчок бича.

Гарри переступил порог.

* * *

Лаборатория Снейпа была царством тьмы, порядка и потенциальной смерти. Стеллажи, уставленные склянками с мерцающими жидкостями всех цветов радуги (многие из них выглядели откровенно зловеще), сушеные растения, похожие на части тел неизвестных существ, корешки, издающие тихое шипение в банках. В центре стоял массивный дубовый стол, на котором уже были разложены инструменты — серебряные ножи, ступки, мерные цилиндры из темного стекла. И два ингредиента, заставившие кровь Гарри похолодеть: пучок колючих, темно-фиолетовых цветов с черной сердцевиной и небольшая коробочка, из которой доносилось зловещее жужжание.

— Садись, — коротко бросил Снейп, указывая на табурет у стола. Сам он встал напротив, его длинные пальцы с безупречной точностью взяли серебряный нож. — Сегодня, Поттер, ты прикоснешься к основам не просто зельеварения, а искусства выживания. К искусству работы с тем, что убивает. Ты будешь готовить основу для Противоядия Широкого Спектра. И первым ингредиентом будет...

Он указал ножом на колючие фиолетовые цветы. Гарри видел их — в книге, оно упоминалось с ярлыком "Чрезвычайно Ядовито".

— Каждая часть этого растения смертельна, — голос Снейпа был холоден и лишен эмоций, как лекция по анатомии. — Пыльца вызывает галлюцинации и остановку дыхания. Сок — мучительный некроз тканей. Даже легчайшая царапина шипом впрыскивает нейротоксин, парализующий за минуту. — Он взял один цветок пинцетом. — Твоя задача — извлечь нектар из сердцевины. Без единой царапины. Без вдыхания пыльцы. Без контакта сока с кожей. Малейшая ошибка — и твоя глупая, неугомонная жизнь закончится здесь, на этом столе. И никакое зелье не спасет тебя достаточно быстро.

Гарри почувствовал, как по спине пробежал холодный пот. Это не урок. Это испытание. Наказание. Возможно, смертный приговор, замаскированный под обучение.

— Но… но я никогда… — начал он.

— Никогда не делал ничего сложнее варки каши? — перебил Снейп с ледяной насмешкой. — Тем лучше. Страх — отличный учитель концентрации. Надевай перчатки. Толстые. И маску. — Он швырнул на стол пару грубых кожаных перчаток и респиратор, похожий на противогаз. — И помни: дрогнешь рукой — умрешь. Отвлечешься — умрешь. Позволишь страху взять верх — умрешь. Начинай.

Дрожащими руками Гарри натянул перчатки, застегнул респиратор. Запах резины и собственного страха заполнил его ноздри. Он взял пинцет, подражая Снейпу, и осторожно поднес его к зловещему цветку. Шипы казались огромными, ядовито-блестящими. Его рука дрожала.

— Контроль, Поттер! — шипел Снейп, наблюдая за каждым его движением. — Дыхание ровное! Рука — продолжение мысли! Не борись со страхом, используй его! Заставь его заострить твои чувства, а не парализовать!

Гарри впился взглядом в черную сердцевину. Он представлял себе Дагни, ее слова о страхе. Представлял Поттеров, отворачивающихся от него. Представлял Снейпа, наблюдающего за его возможной агонией без тени жалости. Гнев, острый и чистый, вспыхнул в нем. Нет. Он не умрет здесь. Не так. Он заставит их всех увидеть.

Дрожь в руке чуть утихла. Он ввел тонкий кончик пинцета в сердцевину, чуть раздвинул лепестки. Капелька густого, черного, как деготь, нектара выступила на поверхности. Он осторожно поднес крошечную пипетку. Капля нектара дрожала на кончике. Еще миллиметр… И он перенес ее в приготовленный кристальный флакон с нейтральным раствором. Нектар упал, растворившись в жидкости без следа.

Гарри откинулся, выдохнув струю воздуха через респиратор. Рубашка прилипла к спине.

— Приемлемо, — сухо констатировал Снейп. Никакой похвалы. Просто констатация факта, что Гарри не убил себя. — Теперь — второй ингредиент. Шершни — убийцы.

Он открыл коробочку. Оттуда вылетело несколько существ с прозрачными крыльями и жалом на хвосте. Они жужжали, как крошечные дрели. — Яд не смертелен, но вызывает мучительную, недельную боль во всем теле и временную слепоту. Твоя задача — поймать трех. Пинцетом. Не раздавив. Не спровоцировав на укус. Жала содержат яд.

Это было почти невозможно. Существа были быстрыми, непредсказуемыми. Гарри пытался, пинцет щелкал в воздухе. Одно жужжальце пролетело в сантиметре от его незащищенного запястья, заставив его отшатнуться. Другое село на стол прямо перед ним, его жало подрагивало.

— Концентрация, Поттер! — шипел Снейп. — Предсказывай траекторию! Используй периферийное зрение! Они реагируют на резкие движения! Действуй плавно! Как вода!

Гарри закрыл глаза на долю секунды, пытаясь унять панику. Он вспомнил полет с Драко. Чувство ветра, свободы, контроля. Он открыл глаза. Его движения стали чуть увереннее, плавнее. Он не гнался за ними, а ждал, предугадывал. Вот одно село на край склянки. Медленно… плавно… Щелк. Пинцет сомкнулся вокруг тельца, не задев крыльев. Существо замерло. Он перенес его в специальную сетчатую клетку. Потом второе. Третье ускользало, ныряя под стол. Гарри опустился на колени, двигаясь медленно, как охотник. Минута напряженного ожидания… и пинцет снова сработал.

Он поднялся, держа клетку с тремя плененными шернями. Он сделал это. Снейп смотрел на него. В его глазах не было одобрения, но был… интерес. Острый, оценивающий.

— Теперь, — сказал Снейп, его голос все еще холоден, но, кажется, чуть менее ядовит, — измельчи в ступке лепестки лунного камня. До состояния тончайшей пыли. Без комков. От точности помола зависит эффективность всего зелья. И помни — лунный камень пылит. Вдыхание пыли вызывает… неприятные сны. Надолго.

Гарри кивнул, беря пестик. Его руки все еще дрожали от адреналина, но уже не так сильно. Он сосредоточился на монотонной работе — растирании нежно-голубых лепестков в фарфоровой ступке. Запах был сладковатым и пьянящим. Лаборатория погрузилась в напряженное молчание, нарушаемое только ритмичным постукиванием пестика. Гнев Снейпа, казалось, немного отступил, сменившись его привычной, хищной концентрацией на процессе.

— Страх, — внезапно произнес Снейп, не поднимая глаз от флакона, куда он аккуратно переливал раствор с нектаром. — Ты спрашивал, чего они испугались. — Он сделал паузу, его пальцы замерли над склянкой. — Они испугались неизвестного. Испугались силы, которую не понимали. Испугались… отражения.

Гарри замер, пестик застыл в воздухе.

— Отражения? — прошептал он. — Отражения чего?

Снейп медленно повернулся к нему. Его лицо было закрытым, но в глазах мелькало что-то сложное — воспоминание? Боль?

— Ты родился в разгар войны, Поттер. Войны с Темным Лордом, чье имя теперь боятся произносить. Ты родился под знаком пророчества. — Он произнес это слово с явным отвращением. — Пророчества о том, кто сможет бросить ему вызов. Кто будет обладать силой, ему недоступной. Многие считали, что речь о тебе. Сам Темный Лорд… поверил в это. Он пришел за тобой той ночью.

Гарри слушал, не дыша. Его родители… Волан-де-Морт… Пророчество?

— Он пытался убить тебя, — сказал Снейп мрачно. — Убил бы. Но его проклятие... отрикошетило. Уничтожило его физическую форму. Тебе оставило шрам. — Он кивнул на лоб Гарри. — И оставило… отпечаток. Связь. Отголоски его силы. Парселтанг — один из них. Но были… другие проявления. В младенчестве. Темные. Сильные. Неконтролируемые. Как будто часть его силы, его ярости, его страха, отразилась в тебе. Как в кривом зеркале.

Снейп отвернулся, дозируя капли раствора. — Твои родители… Джеймс и Лили… — его голос стал жестким, — они были героями войны. Безрассудными. Но они были и людьми. Напуганными людьми. Они видели, как Темный Лорд пал от их ребенка. Видели твой шрам. Видели… эти странности. Твою магию, которая порой была… чужеродной. Пугающей. Они испугались не тебя, Поттер. Они испугались того эха, того отражения, которое, как им казалось, жило в тебе. Тени Того-Кого-Нельзя-Называть. Они испугались, что спасли мир от одного монстра, чтобы вырастить… другого. В собственном доме. Рядом с их новым, чистым ребенком. — Он резко поставил склянку. — И вместо того чтобы искать помощи, понять, разобраться… они предпочли бегство. Отдаление. А потом… сознательный, трусливый выбор. Сохранить свою новую семью, своего нового сына. Отгородившись от тебя. Выбросив тебя, как зараженную вещь. Чтобы защититься. От тебя. От твоей тени.

Гарри сидел, ошеломленный. Пророчество. Волан-де-Морт. Шрам. Эхо Темного Лорда в нем… И страх родителей перед этим эхом. Они жили. Счастливо. С Джейкобом. Пока он рос в забвении у Дурслей. Гнев, леденящий ужас и жгучая обида смешались в ядовитый коктейль.

— А вы… — Гарри сглотнул ком. — Вы знали? Все это время знали? И вы… вы тоже видите во мне эту… тень? Используете ее? — Голос дрожал от смеси вызова и отчаяния.

Снейп обернулся. Их взгляды встретились. В глазах Снейпа не было страха. Была холодная, хищная оценка и… нечто похожее на понимание, лишенное сантиментов.

— Страх — инструмент дураков, Поттер. Я им не пользуюсь. Я анализирую. — Он отложил склянку, его пальцы сложились домиком. — Я знаю, что в тебе есть сила. Знаю, что в тебе есть потенциал для тьмы. Как и в любом, кто пережил предательство такого масштаба. — Его взгляд стал острым, как скальпель. — Но я также знаю, что ты — не Волан-де-Морт. Ты — продукт их трусости. Живое доказательство того, как страх и глупость калечат жизни. — Он сделал паузу, его черные глаза сверлили Гарри. — И моя задача — не бояться твоей силы или ее истоков. Моя задача — направить ее. Контролировать. Обуздать. Чтобы ты не стал тем монстром, каким они тебя боялись увидеть — не из-за пророчества, а из-за их собственного предательства. Чтобы ты выжил и стал орудием не хаоса, а порядка. Сильнее тех, кто тебя отверг. Вот почему ты здесь. Не из сентиментальности к давно забытым чувствам. — Его губы искривились в безрадостном подобии усмешки. — Из необходимости. Из холодного расчета. Мир нестабилен. Тени прошлого сгущаются. Сила, даже с таким… темным оттенком, слишком ценна, чтобы позволить ей сгинуть или обратиться против нас из-за их идиотизма. Или чтобы позволить им когда-либо почувствовать себя в безопасности от последствий своего выбора.

Гарри смотрел на него. Не на рыцаря, давшего клятву. На стратега, увидевшего ценный, но опасный ресурс и решившего его взять под контроль. Это было жестоко. Цинично. Но в этой откровенности была странная… честность. Он был пешкой в чьей-то игре? Или учеником, которого готовят в оружие? Разницы, казалось, не было.

Гулкий, размеренный стук в дверь лаборатории разорвал напряженную тишину. Так стучал только Дамблдор.

Снейп мгновенно преобразился. Маска опустилась. Глаза стали ледяными щелями. Он жестом приказал Гарри встать в тень у стеллажа.

— Войдите, — прозвучал ледяной приглашение.

Дверь открылась. Альбус Дамблдор стоял на пороге. Его голубые глаза, лишенные обычного тепла, были серьезны и проницательны. Взгляд скользнул по лаборатории, Гарри в тени, Снейпу, застывшему у стола с опасными ингредиентами.

— Северус, — произнес Дамблдор, мягко, но с неоспоримой твердостью. — Простите за вторжение. Нам нужно поговорить. Срочно. Наедине.

Снейп не шелохнулся.

— Мы и так наедине, Альбус. Говорите. Или ваши слова слишком нежны для ушей моего… ученика? — Он подчеркнул последнее слово.

Дамблдор взглянул на Гарри. Его взгляд был глубоким, всевидящим — ночь у зеркала, страх, только что услышанная правда.

— Мальчик мой, — обратился он к Гарри, — не мог бы ты подождать в гостиной? Нам с профессором Снейпом нужно обсудить… школьные дела. Взрослые дела.

Гарри посмотрел на Снейпа. Тот едва заметно кивнул, взгляд говорил: "Иди. Молчи."

— Да, профессор, — тихо сказал Гарри и вышел, чувствуя тяжелый взгляд Дамблдора на спине.

Закрыв дверь, он не пошел в гостиную. Прислонился к холодной стене рядом, затаив дыхание. Он должен был слышать.

Тишина за дверью. Потом голос Дамблдора, непривычно лишенный всякой игры:

— ...Я знаю, что он сын Джеймса и Лили. И я знаю, что они бросили его. Младенцем. На пороге маггловской семьи. Пока растили другого сына здесь. — Голос Дамблдора был лишен игры, тверд.

Тишина. Потом голос Снейпа, гладкий и ядовитый:

— Очаровательные сплетни, Альбус. Источник — Пивз? Или твоя вера в святость семейных уз пошатнулась настолько, что ты видишь предательство повсюду?

— Не лги мне, Северус! — Редкий, настоящий гнев прорвался в голосе Дамблдора. — Я видел их глаза! Видел, как они корчатся в паутине собственной лжи! Они живут здесь, улыбаются, воспитывают одного сына в роскоши Хогвартса, пока другой был выброшен как мусор! Они отреклись, Северус! Сознательно и подло! И ты… ты прячешь их позор! Держишь этого мальчика в подземелье, как украденную вещь или опасный экспонат!

— Я стабилизирую ситуацию! — Голос Снейпа взрезал тишину, резкий и лишенный прежней "защитной" ярости. Теперь в нем звучала холодная ярость стратега, чей план ставят под угрозу. — От них! От их лицемерного благополучия, которое рухнет, как карточный домик, если правда выйдет наружу! От общества, которое либо растерзает его как диковинку, либо возненавидит как носителя темного отпечатка, которого они так испугались! Я даю ему шанс! Шанс обрести контроль! Силу! Чтобы он не стал тем, кем они его уже считают! И чтобы он не сгорел в огне их глупости и всеобщего любопытства!

— Шанс в подземелье?! — парировал Дамблдор. — Что дальше, Северус? Вечная жизнь в тени? Что ты будешь делать, когда Пивз или кто-то еще разнесет слухи? Когда Поттеры, защищая свой фасад, обрушатся на него с обвинениями? Твоя «стабильность» — это пороховая бочка!

— Я управляю рисками! — прошипел Снейп, и Гарри услышал, как что-то тяжелое и стеклянное с грохотом падает на каменный пол (опрокинутая стойка со склянками?). — Я делаю то, что необходимо! Пока они играют в счастливую семью здесь, он учится выживать! Учится контролировать то, что заставило их сбежать! Я не позволю их трусости и твоему сентиментальному вмешательству разрушить единственный шанс этого мальчика стать чем-то большим, чем жалкая жертва или пугало! Он — фактор! Сильный, нестабильный, но ценный! И я не отдам его на растерзание их лицемерию или твоим экспериментам в «восстановлении справедливости»!

— Ценный фактор? — Голос Дамблдора стал опасным шепотом. — Так вот как ты его видишь? Оружие? Компенсация за все унижения от Джеймса Поттера? Шанс вырастить силу, которая однажды поставит их на колени? Это ли твой «холодный расчет», Северус? Использовать боль ребенка для сведения старых счетов?

— Я ВИЖУ ЕГО! — Рев Снейпа был оглушительным. Это был рев человека, чей анализ, его единственно верное решение, ставят под сомнение. — Я ВИЖУ ТО, ЧЕГО ОНИ НЕ СМОГЛИ УВИДЕТЬ! СИЛУ! ПОТЕНЦИАЛ! И ДА, ПОСЛЕДСТВИЯ ИХ ТУПОСТИ! ОНИ ВЫБРОСИЛИ ЕГО КАК ЯДОВИТЫЙ ИНГРЕДИЕНТ, БОЯСЬ ИСПАЧКАТЬСЯ! Я ЖЕ ПОНИМАЮ, ЧТО ДАЖЕ САМЫЙ ОПАСНЫЙ ИНГРЕДИЕНТ МОЖЕТ СТАТЬ ОСНОВОЙ СПАСЕНИЯ, ЕСЛИ ЕГО ПРАВИЛЬНО ПРИМЕНИТЬ! Я ДАЮ ЕМУ ШАНС СТАТЬ ЧЕМ-ТО БОЛЬШИМ, ЧЕМ ПРОКЛЯТИЕМ ИЛИ ЖЕРТВОЙ! И Я НЕ ПОЗВОЛЮ ТЕБЕ ИЛИ ИМ ПРЕВРАТИТЬ ЕГО ОБРАТНО В МУСОР, КОТОРЫМ ОНИ ЕГО СЧИТАЮТ!

Тишина после этого взрыва была звенящей. Манифест циничного прагматика, увидевшего ценность в отвергнутом.

Потом заговорил Дамблдор. Голос звучал устало, с глубокой печалью, но и с новым пониманием:

— Твоя ярость… твой расчет… Они не меняют сути, Северус. Мальчик — не ингредиент. Не оружие. Не фактор стабильности. Он — человек. С исковерканной душой из-за предательства самых близких. Твоя «стабилизация» в подземелье — лишь еще одна клетка. Ему нужна не только твоя хирургическая точность контроля. Ему нужен воздух. Свет. Признание его существования. Без лжи, но и без твоей… холодной утилизации его боли.

— Какие варианты?! — Голос Снейпа был хриплым, но уже без надрыва, скорее с ледяным вызовом. — Объявить миру? Устроить цирк? Разрушить жизнь их золотого мальчика? Отдать его на растерзание? Твоя правда может убить его вернее любого яда!

— Я предлагаю осторожность, Северус. Не бегство, а стратегию выхода из тени, — сказал Дамблдор твердо, в его голосе появилась стальная решимость, созвучная, но отличная от снейповской. — По капле. По шагу. Обеспечивая защиту на каждом уровне. И я даю тебе свое слово, слово, которое я не бросаю на ветер. Пока я жив, никто: ни Поттеры, защищающие свой фасад, ни любопытные, ни вернувшиеся тени прошлого — не причинят ему вреда. Он будет под моей защитой, так же, как и под твоим… контролем. Но ему нужен шанс не быть только тенью или оружием. Шанс найти свой собственный путь. Каким бы он ни был. И для этого ему нужно выйти из этого подземелья. Очень осторожно. Но выйти.

Тяжелая пауза. Гарри почти слышал, как работает холодный, аналитический ум Снейпа, взвешивая риски и преимущества предложения Дамблдора.

— ...Конкретные предложения? — прозвучал наконец сдавленный, но лишенный прежней ярости голос Снейпа. — С четкими гарантиями и ограничениями. Никаких порывов «во имя справедливости». Только расчет.

— Детали обсудим, — ответил Дамблдор, и в его голосе вернулась тень обычной мягкости, но теперь она была обременена тяжестью договора. — Сейчас же… убедись, что твой «ценный ингредиент» усвоил сегодняшний урок. И что он готов к… более сложным реакциям в будущем.

Гарри отодвинулся от стены. Дрожь в коленях сменилась странной, ледяной ясностью. Он услышал слишком много. Правду о предательстве. О том, что он — "фактор". "Ценный ингредиент". "Сила, которой нельзя позволить пропасть или обратиться против них". Снейп не защищал его из-за старой из доброты. Он видел в нем инструмент. Опасный, но полезный. И Дамблдор... Дамблдор предлагал не любовь, а стратегию. Защиту не из жалости, а из признания его "ценности" и опасности его положения.

Он тихо прокрался в свою комнату, закрыл дверь. Не прислонился к ней. Просто стоял посредине. Тяжелая мантия "Брошенного Сына" сгорела в горниле сегодняшних откровений. Ей на смену пришла другая, холодная и тяжелая: "Гарри Поттер. Орудие. Фактор. Проблема, требующая контроля". Его "союзники" не были рыцарями. Они были стратегами. Один хотел его выковать в оружие и спрятать в тени до часа "Х". Другой — осторожно вывести на свет, чтобы лучше контролировать и использовать в своей великой игре. Доверия не было. Были взаимные обязательства, расчет и осознание взаимной выгоды (или угрозы).

Путь вперед был не из тьмы к свету, а через минное поле чужих планов и его собственного, необузданного потенциала. И первым шагом на этом пути было не доверие, а безупречное следование инструкциям Снейпа. Чтобы стать настолько ценным и контролируемым оружием, чтобы ни один стратег не смог позволить себе его сломать. Он подошел к узкому окну, вглядываясь в серые камни Хогвартса. Где-то там, за этими стенами, жили его родители и брат. Где-то там бродили тени прошлого. А он стоял здесь, в подземелье, между двух волшебников, решивших, что его судьба — их шахматная доска. Гарри сжал кулаки. Он научится играть в эту игру. Он научится управлять своей "ценностью" и своей "опасностью". Чтобы однажды перестать быть пешкой. Не брошенным сыном. Не отражением тьмы. Не ценным ингредиентом. А силой, которую он сам направит. Первый урок контроля сегодня в лаборатории был только началом. Самый важный урок — контроль над собственной судьбой — был еще впереди. И он выучит его. Любой ценой.

Гулкая тишина в комнате Гарри после подслушивания взрывоопасного разговора была гуще смолы. Он стоял у окна, не видя серых камней Хогвартса, а видя лишь шахматные фигуры на доске, где он был пешкой. "Ценный фактор". "Опасный ингредиент". "Стабилизация". Слова Снейпа и Дамблдора звенели в ушах, смешиваясь с горечью предательства родителей. Он сжал кулаки, ногти впиваясь в ладони. Контроль. Надо было научиться контролю. Над всем.

Резкий стук в дверь заставил его вздрогнуть. Не просьба — приказ, отчеканенный костяшками по дереву. Гарри обернулся, приняв максимально нейтральное выражение лица. Дверь открылась без приглашения. В проеме стоял Северус Снейп. Его лицо было привычной маской холодной сдержанности, никаких следов недавней ярости или спора с Дамблдором. Только глубокая складка между бровями выдавала напряжение.

— Собирайся, Поттер, — произнес он коротко, без предисловий. Его черные глаза скользнули по Гарри, оценивая, запоминая детали — растрепанные волосы, помятую рубашку, тень под глазами. — Быстро. Пять минут.

Гарри не двигался с места, поднимая вопросительную бровь с нарочитой медлительностью.

— Собираться, профессор? — спросил он с легкой ноткой сарказма в голосе. — В чулан? На очередную лекцию о смертоносной флоре? Или, может, на показательную порку за вчерашние грехи? Просто хочется морально подготовиться к предстоящему веселью.

Снейп не удостоил сарказм ответом. Его взгляд стал острее, ледяным.

— Пять. Минут. — Он отчеканил каждое слово. — Теплая одежда. Уличная обувь. — Он развернулся, чтобы уйти, но замер в дверях, не оборачиваясь. — И смени выражение лица. Ты идешь не на казнь. Пока что.

Дверь захлопнулась. Гарри фыркнул. "Не на казнь. Пока что." Обнадеживающе. Он торопливо натянул свои самые приличные джинсы (немного короткие, бывшие Дадли), чистую, хоть и простую рубашку, потрепанную куртку и кроссовки. Интригующе. Куда это Снейп собирается его вести? На разборки с призраками? На тайную сделку с контрабандистами ядов? Гарри мысленно пожелал себе удачи.

Ровно через пять минут он вышел в гостиную. Снейп уже ждал, закутанный в свою мантию. Он молча кивнул на дверь, и они вышли в мрачные коридоры Хогвартса. Шли быстро, молча, Снейп длинными размашистыми шагами, Гарри едва поспевая. Профессор вел его не к главному входу, а по боковым лестницам и переходам, минующим людные места. Очевидно, конспирация все еще была в силе. Они вышли через маленькую потертую дверь где-то в основании замка, окунувшись в прохладный, влажный воздух. Перед ними расстилалась ухоженная дорожка, ведущая к воротам, но Снейп свернул резко влево, за угол башни.

— Профессор, — Гарри не выдержал, спотыкаясь о корень, — а куда, собственно…?

— Молчи и иди, Поттер, — отрезал Снейп, не замедляя хода. — Любопытство — не добродетель, а путь к новым неприятностям. Помнишь урок? Одно неверное движение…

— …и превращаешься в памятник собственному любопытству, да, помню, — парировал Гарри, стараясь идти в ногу. — Просто хотел мысленно попрощаться с Дадли. На всякий случай. Он будет расстроен, если я не вернусь, чтобы доесть его запасы печенья.

Снейп лишь фыркнул, что могло сойти за презрение или краткое подтверждение. Они обогнули замок, и перед Гарри открылся вид, от которого он замер на мгновение. Живописная деревушка, словно сошедшая с рождественской открытки, раскинулась у подножия холма. Кривые, уютные домики с дымящимися трубами, вывески с волшебными символами, покрытая инеем мостовая. Хогсмид. Он знал это место по книгам, которые успел стащить у профессора. Но видеть его воочию…

— Не пялься, как маггл на первый фокус, — шипящий голос Снейпа вернул его к реальности. — Двигайся. У нас есть дела.

Они спустились по дороге и вошли в деревню. Гарри чувствовал себя инопланетянином. Повсюду были студенты Хогвартса, смеявшиеся, толкающиеся, с пакетами из магазинов. Он невольно втянул голову в плечи, стараясь идти как можно ближе к Снейпу, его черная мантия была как щит. "Тень. Моя тень", — вспомнились слова профессора. Он старался слиться с этой тенью.

Снейп, не обращая внимания на любопытные взгляды (которые, впрочем, быстро отводились при встрече с его ледяным взором), уверенно вел Гарри по главной улице и остановился перед нарядной витриной. На вывеске изящными буквами было выведено: "Мадам Малкин. Роскошные мантии на все случаи жизни".

— Сюда, — бросил Снейп, распахивая дверь. Звенел колокольчик.

Внутри пахло новыми тканями, душистым деревом и чем-то волшебно-чистящим. Повсюду на манекенах и вешалках красовались мантии всех цветов и фасонов — от скромных ученических до роскошных вечерних. За прилавком стояла улыбчивая полная женщина — сама мадам Малкин.

— Профессор Снейп! Какая неожиданная честь! — воскликнула она, слегка всплеснув руками. Ее взгляд тут же переключился на Гарри, сканируя его скромную маггловскую одежду с профессиональной оценкой. — И вы привели… клиента?

— Да, — отрезал Снейп, не вдаваясь в объяснения. — Ему требуется полный комплект. Повседневные мантии. Парадная. Теплое верхнее одеяние. Все необходимое под них. Качественные ткани. Практичные цвета. Никаких вычурностей. — Он окинул Гарри оценивающим взглядом.

— О-о-о, понимаю, понимаю! — засуетилась мадам Малкин. — Молодой человек, прошу сюда, на платформу! Сейчас все измерим, подберем, подгоним!

Гарри, слегка ошеломленный, поднялся на небольшую платформу перед трельяжем зеркал. Он поймал свое отражение — худощавый, бледный, в явно неместной одежде — резкий контраст с элегантным миром вокруг. К нему тут же подлетели лента-сантиметр и несколько иголок, которые начали порхать вокруг него, обмеряя и делая пометки на парящем пергаменте.

— Профессор, — тихо, но настойчиво проговорил Гарри, пока мадам Малкин бормотала заклинания, заставляя ткани примеряться сами по себе. — Я… у меня нет денег. Дурсли… они не волшебники, и даже маггловская одежда… это редко и небогато. Я не могу…

— Замолчи, Поттер, — Снейп, изучавший рулон темно-серой шерсти, даже не повернулся. Его голос был ровным, но не допускающим возражений. — Я твой магический наставник. Согласно контракту, я обязан обеспечить тебя всем необходимым для твоего обучения и… социальной интеграции в соответствующих кругах. — Он слегка подчеркнул последние слова. — Одежда, соответствующая твоему статусу и… потенциального гостя определенных семей, — он имел в виду Малфоев, — является необходимостью. Финансовые аспекты — моя забота. Твоя — стоять смирно и не мешать мадам Малкин творить чудеса.

Гарри замолчал, ощущая странный ком в горле. Это не была щедрость. Это был прагматизм, прописанный в контракте. "Социальная интеграция". "Статус". "Необходимость". Но вид качественных, теплых тканей, аккуратно подгоняемых под него, а не бывших чьих-то обносков… это было ново. Он ловил взгляд Снейпа в зеркале. Тот выбирал ткани: глубокий синий, как ночное небо, темно-зеленый, угольно-серый. Никаких ярких цветов. Все практично, сдержанно, но явно дорого. "Ценный фактор должен выглядеть соответственно", — подумал Гарри с горькой усмешкой.

Через час, казавшийся вечностью под пристальным взором Снейпа и порхающими иголками, Гарри стоял уже в новых одеждах. Повседневные мантии из мягкой темно-синей шерсти идеально сидели по фигуре. Отличное драповое пальто глубокого зеленого оттенка с серебряными застежками в виде стилизованных змей (мадам Малкин радостно пояснила, что это "классика, дорогой!"). Под всем этим — шелковистая рубашка угольного цвета и удобные брюки из прочной ткани. Даже носки и нижнее белье были новыми, мягкими и теплыми. В руках он держал аккуратно упакованную парадную мантию из тяжелого черного бархата с едва заметным серебряным отливом.

— Отлично, отлично! — сияла мадам Малкин, принимая внушительную сумму галлеонов от Снейпа, который даже не взглянул на счет. — Молодой человек, вы просто преобразились! Настоящий джентльмен! Приходите еще!

Выйдя на улицу, Гарри ощущал себя немного чужим в новой коже. Одежда была невероятно удобной, теплой, но она была еще одним напоминанием о его новой, странной роли. Он покосился на Снейпа.

— Ну что, профессор? — спросил он, стараясь звучать легко. — Соответствующе? Достаточно «стабилизировано» для выхода в свет? Или мне стоило попросить мантию с вышитыми склянками и черепами для полного антуража «опасного ингредиента»?

Снейп бросил на него быстрый, оценивающий взгляд, похожий на то, как он рассматривал ингредиент для зелья.

— Приемлемо, — буркнул он. — Хотя шутки про черепа оставь для более подходящей компании. Например, для отсутствующей. Теперь следующий пункт.

Он направился дальше по улице, и вскоре Гарри настиг знакомый, умопомрачительный аромат. Сладкий, фруктовый, шоколадный, ванильный… Он исходил из яркого, словно пряничного домика магазина с вывеской: "Сладкое Королевство". Окна были завалены пирамидами шоколадных лягушек, коробками с берти боттс, банками с леденцами на палочках всех цветов радуги.

Снейп без лишних слов вошел внутрь. Гарри последовал за ним, и его тут же атаковал калейдоскоп красок, запахов и восторженных визгов нескольких первокурсников, толпившихся у прилавка. Профессор Снейп одним ледяным взглядом заставил их поспешно ретироваться в дальний угол магазина.

— Выбирай, — коротко бросил Снейп, указывая на бесконечные полки и витрины. — У тебя десять минут. Учти, Дурмстранг не славится изобилием кондитерских. И на твоем месте я бы запаслись. Основательно.

Гарри замер. Он смотрел на горы сладостей, потом на Снейпа, потом снова на сладости. В голове крутились цифры из маггловского супермаркета, экономные списки тети Петуньи, укоризненный взгляд дяди Вернона на ценнике шоколадки.

— Профессор, я… — он сглотнул. — Это очень щедро, но… чужие деньги… Да и я не привык…

— Поттер, — Снейп перебил его, и в его голосе зазвучало знакомое, терпящее ледяное раздражение. — Я только что потратил сумму, за которую можно купить десять новых котлов высшего качества, на твой гардероб. Неужели ты думаешь, что несколько галлеонов на мармеладных червей меня разорят? — Он сделал паузу, его черные глаза прищурились. — Ты — мой ученик. Находящийся на моем попечении. Питание, одежда, учебные материалы, разумные личные расходы — входят в обязанности наставника. Это не щедрость. Это обязательство. Контракт, если ты забыл. Теперь прекрати глупое смущение, которое совершенно не к лицу будущему дурмстранговцу, и наполни эту корзину. — Он сунул ему в руки плетеную корзину внушительных размеров. — Пока я не передумал и не заменил сладости на дополнительный том по теории ядовитых испарений.

Взгляд Снейпа был красноречивее слов: "Не заставляй меня повторять, идиот."

Гарри вздохнул, но внутри чтото дрогнуло. Это снова был прагматизм контракта. Но… разрешение тратить "чужие деньги" на сладости? Это выходило за рамки строгой необходимости. Он поймал взгляд Снейпа — тот наблюдал за ним с привычной скучающей гримасой, но в уголках глаз, казалось, мелькало что-то вроде… вызова? Или терпения?

"Разумные личные расходы". Ну что ж… Гарри усмехнулся про себя. Посмотрим, что Снейп сочтет "разумным".

Он двинулся вдоль прилавков. Корзина начала наполняться с саркастичной решимостью:

Шоколадные лягушки: "Для изучения зооморфных свойств шоколада, профессор. И пополнения коллекции карточек — вдруг Дамблдор попадется, расскажет еще чего интересного."

Берти Боттс Всевозможные Вкусы: "Опыт по определению ядовитых вкусов методом проб и ошибок. Надеюсь, ушат — не смертельный."

Кислые Огурцовые Леденцы: "Превосходное средство для приведения в чувство после лекций по скучной теории. Или после разговоров с определенными директорами."

Кровяные Леденцы Поппи: "Для поддержания гемоглобина в суровых условиях подземелья. И придания лицу здорового румянца перед визитами."

Тыквенный сок и Крем-сода в бутылках: "Жидкая составляющая рациона. Чтобы не иссохнуть, изучая свитки."

Огромный пакет мармеладных червей: "Основной пищевой ресурс. Высококалорийный и мотивирующий."

Он подошел к прилавку, где корзина уже грозила переполниться. Снейп бросил на нее беглый взгляд. Его губы дрогнули в едва заметном подобии усмешки — или гримасы отвращения к такому количеству сахара.

— Убедился, что червей хватит, чтобы прокормить небольшой отряд? — сухо спросил он.

— Стратегический запас, профессор, — парировал Гарри с серьезной миной. — Вы же говорили о стабильности. А что стабильнее полного желудка, особенно перед изучением опасных зелий? К тому же, — он добавил, копаясь в корзине и вытаскивая два огромных, золотистых "Кричащих Пирожных", — надо же поддерживать дружеские связи. Это — для моего кузена Дадли. Чтобы компенсировать моральный ущерб от моего отсутствия и возможной порчи его запасов печенья в случае моей… ну, вы знаете. Преждевременной стабилизации.

Он положил пирожные сверху. Снейп посмотрел на них, потом на Гарри. В его глазах мелькнуло что-то нечитаемое — может, легкое недоумение перед маггловской сентиментальностью, а может, мимолетное понимание. Он ничего не сказал, лишь молча протянул продавщице галлеоны.

Выходя из "Сладкого Королевства" под тяжестью пакетов (Снейп, к удивлению Гарри, волшебным образом уменьшил их и засунул в карман своего плаща), Гарри чувствовал себя… странно. Он был одет с иголочки, в дорогих, удобных вещах. У него был целый арсенал сладостей. Он купил подарок Дадли. И все это — по воле сурового, циничного профессора, который видел в нем "фактор" и "ингредиент".

— Спасибо, профессор, — сказал он тихо, глядя прямо перед собой, когда они пошли обратно к замку. Не из вежливости. Из признания факта: Снейп выполнял свои обязательства. Холодно, расчетливо, но — выполнял. И, возможно, "разумные личные расходы" включали в себя чуть больше, чем строгая необходимость. Хотя он ни за что не признался бы в этом вслух.

Снейп не замедлил шага, не повернулся. Его ответ был тихим, как шелест его плаща по мостовой:

— Не благодари, Поттер. Это не подарок. Это — инвестиция. В твою… адекватность. И в отсутствие жалоб на голодные обмороки во время подготовки к Дурмстрангу. Теперь идем быстрее. Эти мармеладные черви не вечны, а у меня еще три котла требуют внимания. И твое домашнее задание по свойствам корня мандрагоры — тоже.

Гарри почти улыбнулся, ускоряя шаг. Инвестиция. Адекватность. Да, это звучало как Снейп. Но, проходя мимо витрины, где отражались их фигуры — высокая, мрачная, и его, теперь одетая с непривычным достоинством, — он подумал, что быть "инвестицией" Снейпа, возможно, не так уж плохо. Особенно если эта инвестиция включала в себя "Кричащие Пирожные" для кузена и стратегический запас мармеладных червей. Путь к контролю, решил он, начинается с теплой мантии и полного желудка. А там, глядишь, дойдем и до управления судьбами. Шаг за шагом. Начиная с возвращения в подземелье и корня мандрагоры.

* * *

Возвращение в Хогвартс проходило под аккомпанемент сарказмирующего Гарри. Он шел вприпрыжку рядом с длинными шагами Снейпа, пакеты с одеждой и сладостями (уменьшенные и засунутые в карман плаща профессора) не мешали ему жестикулировать.

— Так, инвестиция в адекватность, — размышлял он вслух, глядя на серые башни замка, вырастающие впереди. Разговоры дяди о работе не прошли мимо его любопытных ушей даром— Интересная концепция. Значит, чем больше я адекватен, тем выше моя… ликвидность? Стоит ли мне завести котировочный лист? «Гарри Поттер: Сегодня стабилен, курс к зельеваренческому галлеону — 1:10. Ожидается легкая волатильность после урока с корнем мандрагоры».

Снейп лишь издал нечленораздельный звук, похожий на шипение кипящего котла.

— Или вот одежда, — продолжал Гарри, поглаживая рукав новой мантии. — Темно-синий. Цвет надежности. Или глубокого уныния? Сложно сказать. А змейки на застежках пальто — это тонкий намек на мой Парселтанг? Или просто профессор отождествляет меня с чем-то скользким и потенциально ядовитым? В любом случае, стильно. «Тень в дорогом обрамлении». Дагни оценила бы.

На упоминание змеи Снейп слегка повернул голову, но промолчал. Они миновали ворота, и Гарри снова втянул голову в плечи, стараясь слиться с тенью профессора, пока они шли по оживленным после уроков коридорам.

— Главное, — бормотал Гарри, пропуская Снейпа вперед в узком проходе, — чтобы эти «инвестиции» не требовали дивидендов в виде моей бессмертной души. Хотя, учитывая контракт… — он бросил многозначительный взгляд на спину профессора. — Вы же не станете отрицать, что мелкий шрифт там мог быть?

— Поттер, — голос Снейпа был низким и опасным, как предупреждение перед взрывом, — твоя болтовня — это дивиденд, который я предпочел бы не получать. Молчи. Или следующая инвестиция будет в твое молчание с помощью зелья немоты. Выбор за тобой.

Гарри притворно зажал рот рукой, но глаза его смеялись. Они благополучно достигли потаенной двери в подземелья Снейпа. Воздух в гостиной профессора был прохладным, пропитанным запахами сухих трав и химикатов. На столе уже стоял простой, но сытный ужин: тушеное мясо с овощами, хлеб, кувшин воды. Дагни свернулась кольцом на своем теплом камне у камина, лишь приоткрыв один глаз при их появлении.

— Ешь, — приказал Снейп, сбрасывая мантию. — И не затягивай. Корень мандрагоры ждет своего исследователя. И его крики.

Гарри не заставил себя ждать. Новая одежда не жала, а еда в Хогвартсе, даже в подземелье Снейпа, была несравнимо вкусная. Он ел с аппетитом, мысленно распределяя мармеладных червей по категориям: на подъем (утром), на успокоение (после Снейпа), на черный день (всегда). Он уже собирался пошутить насчет того, что мандрагора — просто несчастный ребенок по сравнению с Дадли в плохом настроении, когда случилось нечто неожиданное.

С резким звуком, похожим на хлопок крыла, в центр стола материализовалась величественная сова цвета воронова крыла. На ее лапке был закреплен свиток пергамента с аккуратной зеленой сургучной печатью — знаком Малфоев. Сова презрительно оглядела скромную обстановку, гордо вскинула голову и протянула лапку с письмом явно в сторону Снейпа.

Снейп, прервав свой ужин, нахмурился. Он снял письмо, сове кивнул, и та исчезла с тем же бесшумным хлопком. Гарри замер с ложкой на полпути ко рту, наблюдая, как профессор разламывает печать и разворачивает пергамент. Лицо Снейпа, как всегда, было нечитаемой маской, но Гарри уловил мгновенное напряжение в его пальцах, сжимавших бумагу, и едва заметное сужение глаз.

Профессор пробежал глазами текст. Молчание повисло густое, нарушаемое только потрескиванием огня в камине и тихим шипением Дагни, которая теперь внимательно следила за хозяином.

Наконец, Снейп медленно опустил письмо на стол и поднял взгляд на Гарри. Его черные глаза были непроницаемы, но в них читалась тяжелая, расчетливая мысль.

— Похоже, Поттер, — произнес он ледяным, ровным тоном, — твои недавние приобретения и, возможно, слухи о твоем… потенциале, начинают приносить первые плоды. — Он слегка подтолкнул письмо через стол.

Гарри осторожно взял пергамент. Почерк был каллиграфическим, изысканным:

"Профессору Северусу Снейпу,

Надеюсь, это письмо застанет Вас в добром здравии.

Мой сын, Драко, неоднократно с теплотой отзывался о Вашем новом ученике, мистере Гарри Поттере, отмечая его неординарный ум и впечатляющие успехи в освоении магических дисциплин, несмотря на непростые обстоятельства.

В свете зарождающейся дружбы между нашими юными джентльменами и признавая уникальное положение мистера Поттера под Вашим мудрым наставничеством, моя супруга Нарцисса и я были бы искренне рады принять мистера Поттера в нашем доме.

Мы любезно приглашаем его провести ближайшее время в Малфой-Мэнор. Здесь ему будет обеспечен самый радушный прием, комфорт и возможность отдохнуть от строгости ваших стен в достойном обществе. Драко с нетерпением ждет возможности показать наш скромный дом и обсудить общие интересы.

Естественно, мы полностью полагаемся на Ваше усмотрение, уважаемый Профессор, относительно целесообразности и условий этого визита. Мы гарантируем безопасность и благополучие мистера Поттера как нашего почетного гостя.

С нетерпением ожидаем Вашего ответа.

С глубочайшим уважением,

Люциус Малфой"

Гарри дочитал и медленно положил письмо обратно на стол. Внутри все похолодело. Малфой-Мэнор. Логово Люциуса Малфоя. Вежливые, маслянистые слова, скрывающие… что? Интерес к «уникальному положению»? К «потенциалу»? Драко действительно был искренен? Или это ловушка, замаскированная под «радушный прием»? Его глаза встретились со взглядом Снейпа. Тот наблюдал за ним с холодной, аналитической интенсивностью, словно изучая реакцию редкого и опасного ингредиента на новый катализатор.

— Ну что ж, — проговорил Гарри, его голос звучал нарочито спокойно, хотя пальцы слегка дрожали под столом. Он нарочито потянулся за кувшином с водой. — «Скромный дом». Скромненько так. А «достойное общество»... — Он налил воды, делая паузу для эффекта. — Интересно, входит ли посещение потенциально смертоносных реликвий в программу «отдыха от строгости школьных стен»? Или это будет отдельным пунктом, профессор? За дополнительную плату из фонда «инвестиций в адекватность»?

Он ждал ледяной отповеди, напоминания о манерах или угрозы зельем немоты. Но Снейп лишь медленно отпил из своего бокала, его взгляд не отрывался от Гарри. В его глазах не было гнева. Была холодная, всеведущая оценка.

— Твой сарказм, Поттер, — произнес он наконец, его голос был тихим и острым, как лезвие, — это дешевый щит. Он не спасет тебя в гостиной Малфоев. Люциус Малфой не маггл-магазинчик, где можно отбрехаться колкостью. Это тонкая игра. И ты только что получил приглашение на доску.

Он отставил бокал.

— Твое решение? — спросил Снейп прямо, его черные глаза буравили Гарри. — Принять приглашение? Войти в логово змей, пусть и позолоченное? Или отсидеться здесь, в тени, продолжая жевать мармеладных червей и корень мандрагоры? Выбор, — он подчеркнул слово, — за тобой. Но помни: отказ тоже будет ходом. И его последствия Малфои просчитают не менее тщательно.

Снейп откинулся на спинку стула, сложив длинные пальцы перед собой. Его лицо было каменным, но в глубине глаз мерцал вызов и… что-то похожее на ожидание. Он ждал, как Гарри, этот «ценный фактор», этот «опасный ингредиент», поставит свою первую осознанную фигуру на шахматной доске своей новой жизни. Дагни на своем камне тихо зашипела, будто чувствуя напряжение в воздухе. Игра началась.

Пыль старого камина в гостиной Снейпа въелась в ноздри Гарри. Он скептически разглядывал горсть порошка.

— Знаете, профессор, — Гарри сыпал порошок из руки в руку, саркастично щурясь на темный проем, — когда мне рассказывали про сожжение магов на кострах, я представлял себе что-то более… эпичное. Больше криков, меньше копоти в легких. А это? Просто дорогая пыль для быстрого перемещения. Какое разочарование. Надеюсь, сам процесс хоть немного драматичен?

Снейп, уже стоявший в камине, обернулся. Его взгляд был острее лезвия.

— Твои представления о магической истории столь же поверхностны, как и твои познания в зельеварении, Поттер, — прошипел он. — Брось порошок, четко произнеси «Малфой-Мэнор» и не дыши, пока не выйдешь. Если, конечно, твоя жажда драматизма не предписывает тебе застрять в дымоходной трубе. Двигайся.

Гарри фыркнул, но послушно шагнул в холодный камин рядом со Снейпом. Он швырнул порошок под ноги.

— Малфой-Мэнор!

Оглушительный рев, зелено-золотой вихрь, ощущение, будто тебя втянули в гигантскую соломинку и выплюнули со всей силы. Гарри кувыркнулся в пространстве, теряя ориентацию, и вылетел вперед с такой скоростью, что не успел сгруппироваться. Он увидел мелькание знакомого дорогого паркета, роскошные гобелены и… понял, что летит лицом вниз.

Сильная рука вцепилась ему в плечо и резко дернула назад. Гарри споткнулся, но удержался на ногах, качнувшись как пьяный. Он услышал над самым ухом ледяное шипение:

— Не позорься, Поттер. Выпрямись. Сейчас же.

Гарри откашлялся от остатков пепла, пытаясь отдышаться. Первым делом он увидел свои новые, теперь покрытые серой сажей ботинки на безупречно отполированном черно-белом мраморном полу. Потом поднял голову.

Перед ним, в центре просторного холла Малфой-Мэнор, стояла вся семья Малфоев. Они уже ждали. Все трое. Как будто знали точную секунду их прибытия.

Люциус Малфой, безупречный, как монумент. Его длинные светлые волосы были убраны безукоризненно, трость с серебряным набалдашником в виде головы змеи покоилась рядом. На лице — вежливая, но прохладная, как мрамор зала, улыбка. Его бледно-серые глаза, лишенные тепла, скользнули по Гарри с моментальной, безжалостной оценкой — от испачканной золой дорогой мантии до все еще слегка перекошенного от толчка лица. Взгляд был как скальпель, вскрывающий недостатки. Никакого удивления, только холодное наблюдение. Нарцисса рядом с мужем, воплощение аристократической красоты и сдержанности. Ее светлые волосы были уложены в сложную, безупречную прическу, темно-синие бархатные одеяния подчеркивали бледность кожи. Ее лицо оставалось почти неподвижным, лишь тонкие брови слегка приподнялись при виде их не слишком грациозного появления. В ее голубых глазах читалось не столько осуждение, сколько холодное любопытство и… настороженность? Драко Малфой Стоял чуть впереди родителей, его обычно надменное лицо светилось искренним, едва сдерживаемым ожиданием и азартом. Увидев Гарри, чуть не шлепнувшегося, он не смог скрыть довольной ухмылки и легкого подрагивания плеч от смеха. Но в его серых глазах не было злобы — только знакомое оживление и готовность к продолжению их недавних "исследований" (будь то этикет или полеты). "Ну вот он, мой магловский проект", — казалось, говорил его взгляд.

Гарри почувствовал, как жар стыда разливается по его щекам под прицелом этих шести уже знакомых, но от этого не менее оценивающих глаз. Он резко выпрямился, отряхивая золу с рукава с мрачным видом. Он повернулся к Снейпу, который стоял рядом, абсолютно безупречный и невозмутимый, как будто только что сошел с портрета.

— Ну вот, профессор, — Гарри громко прочистил горло, стараясь звучать небрежно, хотя голос слегка дрожал от адреналина и сажи. — Видите? Я же говорил, что сжигание магов должно быть более зрелищным. Этот выхлоп… больше похож на неудачный фокус с кроликом и шляпой. Только кролик, — он кивнул на себя, — чуть не свернул себе шею при выходе. Опять. Спасибо за страховку, кстати. А то мой второй визит в «достойное общество» начался бы с поцелуя мраморного пола. Очень пафосно. Надеюсь, миссис Малфой не сочтет это новым маггловским приветствием?

Он бросил вызывающий взгляд на Люциуса и Нарциссу, пытаясь скрыть дрожь в коленях за ширмой сарказма. В голове пронеслось: "Инвестиция в адекватность терпит крах каждый раз. Курс падает стремительно".

Снейп не взглянул на него. Его черные глаза были прикованы к Люциусу. Лишь уголок его тонкого рта дрогнул в едва уловимом подобии презрительной усмешки. Его голос, когда он заговорил, был гладким, холодным и безупречно вежливым, контрастируя с дерзостью ученика:

— Люциус. Нарцисса. Простите за столь… энергичное появление. Пыль путешествий порой прилипает слишком буквально. Особенно к тем, кто жаждет драматизма. — Он слегка повернул голову, наконец-то глядя на Гарри, и в этом взгляде был стальной приказ замолчать и вести себя адекватно. — Гарри, поприветствуй хозяев дома. Правильно. — Последнее слово прозвучало как напоминание об уроках этикета, которые Гарри уже получил здесь.

Гарри почувствовал, как тяжелая рука Снейпа легла ему на плечо — не поддержка, а предупреждение и утверждение контроля. Он встретился взглядом с Люциусом. Холодные серые глаза скользнули по нему снова, задерживаясь на шраме на лбу. В зале повисла тишина, густая и звонкая. Люциус первым нарушил ее, его голос был ровным, без тени насмешки:

— Северус. Гарри. Добро пожаловать. Надеюсь, дорога не была слишком… утомительной? — Его взгляд скользнул по золе на полу у ног Гарри. — Драко, — он не поворачиваясь, обратился к сыну, — будь добр, проводи Гарри в уборную, чтобы он мог привести себя в порядок перед ужином. Ты знаешь дорогу. — Это был не вопрос, а приказ, но в нем не было прежней строгости, скорее привычное поручение. — Мы ждем вас в гостиной.

Драко тут же шагнул вперед, его лицо все еще светилось от сдержанного веселья.

— Конечно, отец! Пошли, Поттер, — он кивнул Гарри, уже поворачиваясь к знакомой боковой лестнице. — У нас тут есть зеркало, которое так и норовит дать совет по прическе. Очень… навязчивое. — Его глаза блестели от предвкушения реакции Гарри на очередную странность Малфой-Мэнора.

Гарри кивнул Люциусу и Нарциссе, следуя за Драко, чувствуя, как напряжение немного спадает с появлением уже знакомого, хоть и эксцентричного, союзника. Снейп же остался стоять с Малфоями, его темная фигура резко контрастировала с холодной роскошью холла. Игра продолжалась. И первый ход, несмотря на золу и почти падение, был сделан.

Уборная, куда привел Драко, оказалась размером со спальню Гарри в подземелье Снейпа. Мрамор, золотые краны, зеркало в золоченой раме… и да, оно действительно говорило.

— «Ах, молодой господин Поттер! Позвольте заметить, пепел на рукаве — это, конечно, авангардно, но для ужина с леди Нарциссой… рекомендую аква-санитас!» — прозвучал из ниоткуда бархатистый голос, как только Гарри подошел к раковине.

Гарри вздрогнул. Драко фыркнул.

— Говорил же. Надоедливое. Но моет хорошо. Пользуйся.

Гарри послушно сунул рукав под струю воды, и пепел мгновенно исчез. Зеркало одобрительно промурлыкало. Пока он приводил в порядок волосы (зеркало тактично молчало, лишь издавало легкие вздохи), Драко прислонился к косяку.

— Отец сегодня… в духе, — заметил он небрежно, но Гарри уловил нотку облегчения. — После того, как ты в прошлый раз не разбил ни одной вазы и даже попробовал улиток… он смягчился. Чуть-чуть. — Он помолчал, изучая Гарри. — Ты все еще дрожишь? От полета или от… зеркала?

— От предвкушения улиток, — парировал Гарри, отряхивая руки. — Или, может, от того, что твоя мать опять будет говорить веером. В прошлый раз я чуть не ответил ей салфеткой.

Драко рассмеялся — коротко, но искренне.

— Она тебя тестирует. Веер — ее любимое оружие. Главное — не принимай близко к сердцу ее «о, какие прекрасные манеры». Это как «интересно» от Снейпа — ничего хорошего не значит. Пошли, не заставляй их ждать.

Гостиная встретила их тихим звоном хрусталя и запахом дорогих духов. Ужин был сервирован с пугающей точностью. Люциус и Нарцисса уже сидели во главе стола. Снейп занял место справа от Люциуса, его черная фигура казалась инородным пятном в этой сияющей гармонии серебра и голубого фарфора. Место для Гарри было слева от Нарциссы, напротив Драко.

— А, вот и наши юные джентльмены, — произнесла Нарцисса. Ее голос был сладок, как сироп, но глаза, голубые и холодные, оценили безупречность рукава Гарри. Веер лежал рядом с тарелкой, сложенный, как нож. — Надеюсь, зеркало не слишком донимало советами, мистер Поттер?

— Оно было… весьма настойчиво в вопросах гигиены, леди Малфой, — ответил Гарри, садясь и стараясь не задеть лес вилок. — Но, кажется, мы пришли к взаимопониманию. Я чист, оно довольно.

Нарцисса слегка наклонила голову, уголки губ дрогнули на миллиметр. Люциус, разливая темно-рубиновое вино из хрустального графина, бросил на Гарри быстрый взгляд.

— Зеркала в этом доме обладают характером, — заметил он сухо. — Как и его обитатели. Северус, как продвигаются приготовления к отправке Поттера в Дурмстранг? Сроки поджимают.

Снейп отпил вина, его пальцы плавно обхватили ножку бокала.

— Идут по плану, Люциус. Ученик демонстрирует… достаточную прилежность. И неожиданную устойчивость к ядовитым испарениям. Полезное качество. — Его взгляд скользнул по Гарри, будто напоминая о недавнем инциденте на уроке.

— Яды? — Драко на мгновение оторвался от супа, его глаза расширились от интереса. — Настоящие? В Дурмстранге учат такому?

— Драко! — предупредительно произнес Люциус, не повышая голоса. — Суп не терпит рассеянности. И не все знания стоит выносить за пределы мастерской. — Он повернулся к Гарри. — А ты, юноша, привыкаешь к нашим… традициям? Этикет, чайные церемонии? Или все еще тянет к маггловской… простоте?

Вопрос повис в воздухе, острый, как нож для рыбы. Нарцисса поднесла веер к губам — «нам нужно поговорить», или просто щит? Снейп замер, его взгляд стал острым.

Гарри почувствовал, как под столом сжимаются его колени. Простота. Как простота голода? Как простота старой одежды Дадли? Он положил ложку.

— Традиции… сложны, сэр, — начал он, глядя на свою тарелку с изысканным супом-пюре, который стоил бы месячного бюджета Дурслей. — Но интересны. Как новый язык. В маггловском мире… тоже есть правила. Просто другие. Иногда не менее строгие. — Он поднял глаза, встретив холодный взгляд Люциуса. — Например, не трогать чужое. Или благодарить за еду. Даже если это… просто суп.

Тишина. Драко замер с ложкой на полпути ко рту. Нарцисса медленно опустила веер на колени. Люциус изучал Гарри долгим, невеселым взглядом. Затем он почти незаметно кивнул.

— Довольно философски для стола, Поттер, — произнес он наконец. — Но точка зрения… заслуживает внимания. Драко, подайте Поттеру соус. Кажется, он ему понравился в прошлый раз.

Разрядка была почти физической. Драко торопливо протянул серебряную соусницу. Снейп взял свой бокал, его пальцы чуть менее белые.

Основное блюдо — нечто изысканное под сливочным соусом — прошло под разговоры Люциуса и Снейпа о поставках редких ингредиентов для зелий и нестабильности на магической бирже. Нарцисса время от времени вставляла тонкие замечания. Гарри молчал, копируя движения Драко с приборами, чувствуя себя шпионом за вражеской территорией.

Когда подали десерт — воздушный шоколадный мусс с ягодами, похожими на застывшие рубины, — Нарцисса неожиданно обратилась к Гарри:

— Мистер Поттер, Драко говорил, вы неплохо держались на метле в прошлый раз. Для первого раза. — Ее голос был ровным.

— Драко — терпеливый инструктор, леди Малфой, — ответил Гарри, откладывая крошечную вилочку для десерта. — Без него я бы, наверное, познакомился с вашими прекрасными розами… слишком близко.

Драко снова фыркнул, на этот раз громче.

— Он скромничает, мама! Он чуть не перевернулся, когда Снейп появился! Но потом — просто герой! Держался!

— Драко, — голос Люциуса был тише, но жестче. — Героизм — удел глупцов и Поттеров. Скромность и контроль — достоинство. Запомни. — Его взгляд скользнул по Гарри, задерживаясь на шраме. — И как твоя… уникальность, юноша?

Гарри почувствовал, как леденеет кровь. Уникальность? Он про проблеск магии? Снейп положил свою десертную ложку с едва слышным звоном.

— Задатки требуют кропотливой огранки, Люциус, — вмешался он, его голос был гладким, как поверхность мусса. — Как и любой редкий ингредиент. Сырость и небрежность портят даже самый многообещающий материал. Сейчас мы сосредоточены на основах. Контроль. Дисциплина. — Он посмотрел прямо на Люциуса. — Все остальное — подождёт.

Люциус задержал взгляд на Снейпе, затем медленно кивнул, словно принимая границы дозволенного.

— Разумно, Северус. Очень разумно. Контроль — основа всего. — Он отпил вина. — Драко, проводи Гарри в библиотеку. Покажи ему новые поступления по истории зельеварения. Мы с профессором Снейпом закончим наши дела.

Это было явное отстранение. Драко, однако, выглядел довольным. Библиотека была его убежищем.

— Конечно, отец! Пойдем, Гарри! Там есть трактат шестнадцатого века про яды в придворных интригах! С картинками! — Он уже встал.

Гарри последовал за ним, чувствуя на спине тяжелые взгляды Люциуса и пристальное внимание Нарциссы. Веер в ее руках был неподвижен. Снейп не смотрел на него, его профиль был обращен к Люциусу, жесткий и непроницаемый.

Библиотека Малфоев была царством тишины, старых кожанных переплетов и пыльного золота. Драко сразу же увлек Гарри к дальнему стеллажу.

— Вот, смотри! — Он осторожно снял огромный фолиант. — «Смертоносные Эликсиры Флоренции Медичи». Говорят, она травила соперниц этим зельем, замаскированным под духи. Представляешь? — Его глаза горели азартом исследователя. — Отец достал его с огромным трудом. Тут есть рецепт… — Он понизил голос, — …который, говорят, не оставляет следов. Совсем.

Гарри листал тяжелые страницы с гравюрами склянок и увядающих цветов. Магия здесь была другой — не палочки и заклинания, а тихий, смертоносный шепот трав и кореньев.

— Страшно? — спросил Драко, наблюдая за его лицом.

— Скорее… логично, — ответил Гарри, глядя на изображение безвкусного цветка. — Если нельзя ударить мечом, подсыпь яду. Просто бизнес.

Драко ухмыльнулся.

— Вот! Именно! Отец говорит, настоящая сила — та, которую не видят. Как Снейп со своими зельями. Или… — он замолчал, осекшись.

— Или? — мягко спросил Гарри.

Драко покраснел, отводя взгляд.

— Ничего. Просто… у тебя тоже есть что-то такое. Чувствуется. Отец это заметил. Поэтому он… заинтересован. — Он быстро перевернул страницу. — Смотри, вот рецепт сыворотки правды! Но ее сложно достать, нужен рог единорога…

Они просидели так почти час, пока не появился эльф, кланяясь до пола.

— Молодые господа… Профессор Снейп готов к отъезду.

В холле Снейп уже ждал, закутанный в мантию. Его лицо было непроницаемым. Люциус и Нарцисса стояли рядом, образец прощальной вежливости.

— Благодарю за гостеприимство, Люциус, Нарцисса, — произнес Снейп, слегка склоняя голову. — Вечер был… познавательным.

— Всегда рады, Северус, — ответил Люциус. Его взгляд упал на Гарри. — Юноша держался достойно. Подает надежды. Драко, попрощайся с гостем.

Драко шагнул вперед, неловко протянув руку. В его глазах светилось что-то похожее на разочарование от прерванных исследований и… надежду?

— До следующего раза, Поттер? Может, в следующий раз покажу сад ночных цветов? Они светятся… и некоторые даже поют. Если знать, как спросить.

— Это звучит… интересно, — улыбнулся Гарри, пожимая холодную руку. Союзник? Пока — единственный проводник в этот странный мир.

— Поттер, — позвал Снейп, уже стоя в камине. Порошок в его руке блестел. — Не задерживайся. — В его голосе была знакомая сухость.

Гарри подошел к камину, набрав в легкие воздуха. Он бросил порошок.

— Подземелье Снейпа!

На этот раз он был готов к рывку. Он сгруппировался, напряг мышцы и вылетел в знакомую гостиную профессора не с кувырком, а с резким, но контролируемым шагом вперед. Он лишь слегка качнулся.

— Ха! — не удержался Гарри, оглядываясь на Снейпа, который вышел за ним, безупречный, как всегда. — Видите? Никакого поцелуя для пола. Инвестиция в гравитацию окупилась!

Снейп не удостоил это комментарием. Он сбросил мантию, его лицо было серьезным.

— Поттер. За мной. Сейчас, — его голос разрезал усталую тишину, как нож.

Гарри, уже направлявшийся к своей комнате, вздрогнул и повернулся. Снейп жестом велел ему войти в кабинет. Воздух здесь был густым от запахов сушеных трав, химикатов и чего-то остро-металлического. Снейп не сел за свой массивный стол, заваленный свитками и склянками. Он остался стоять посреди комнаты, спиной к полкам с мрачно поблескивающими банками, и уставился на Гарри. Его черные глаза горели холодным, аналитическим огнем.

— Ты считаешь, что справился? — начал он, и каждый звук падал, как камень. — Что твоя болтовня о «маггловской простоте» и «благодарности за суп» была остроумной? Ты наивный, самоубийственно глупый щенок.

Гарри открыл рот, чтобы возразить, но Снейп резко поднял руку, заставив его замолчать.

— Ты был не гостем, Поттер. Ты был подопытным кроликом на столе анатома. И каждое их слово было скальпелем. Ты даже не заметил лезвий. Сиди.

Гарри опустился на жесткий стул перед столом, чувствуя, как леденеет внутри. Снейп начал ходить взад-вперед.

— Начнем с «традиций» и «маггловской простоты». — Он остановился, вонзив взгляд в Гарри. — Когда Люциус спросил, тянет ли тебя к маггловской простоте, он не интересовался твоими кулинарными предпочтениями. Он проверял твою лояльность. Твою готовность отречься от маггловского прошлого, от тех, кто тебя вырастил. Для него и ему подобных магглы и грязнокровки — люди второго сорта. Недочеловеки, лишенные магии, достойные лишь презрения или, в лучшем случае, снисходительного пренебрежения. Твое упоминание о них, да еще с оттенком… привязанности — было красной тряпкой. Оно показало твою слабость. Твою эмоциональную привязку к тому, что они презирают.

— Но какая разница, магглы они или нет?! — не удержался Гарри, гневно вскинув голову. — Если человек хороший, если он… если он семья! Что плохого в том, что я благодарен тете Петунье за то, что она меня кормила? Да, они не волшебники, но они…

— ЗАТКНИСЬ! — рев Снейпа был тихим, но таким яростным, что Гарри физически откинулся на спинку стула. Профессор наклонился, уперев руки в стол, его лицо оказалось в сантиметрах от Гарри. — Ты не слушаешь, Поттер! Ты все еще мыслишь категориями детской сказки о «хороших» и «плохих»! В мире, куда ты попал, «хороший» маггл — все равно что хорошо дрессированная собака для тех, кто у власти. И твоя привязанность к этим...- это не добродетель. Это дыра в твоей броне. Гигантская, сияющая мишень!

Снейп выпрямился, его голос стал ледяным и методичным, как лекция о смертельном яде:

— Если враг знает, что ты к кому-то привязан — будь то магглы, как твои Дурсли, или даже волшебник, — они ударят именно туда. Не по тебе в первую очередь. По ним. Чтобы сломить тебя. Чтобы заставить подчиниться. Чтобы причинить максимальную боль через то, что тебе дорого. Люциус Малфой — не добрый дядя. Он — хищник. И он уже заметил твою слабину. Он отметил про себя: «Поттер привязан к маггловской семье». И эта информация теперь — его оружие. Потенциальное оружие против тебя.

Гарри почувствовал, как кровь отливает от лица. Он представил Вернона, Петунью, Дадли… и холодные, безжалостные глаза Люциуса.

— Но… они же ничего не сделали… — прошептал он.

— Пока, — отрезал Снейп. — Пока ты не представляешь для него интереса. Или пока он не решит, что ты представляешь угрозу. Или пока ему просто не понадобится рычаг давления. Тогда — сделают. Изящно. Без свидетелей. И ты даже не докажешь причастность Малфоев. Твой «хороший» дядя Вернон умрет от сердечного приступа. Твоя тетя Петунья сорвется с лестницы. Твой кузен Дадли… — Снейп сделал паузу, его взгляд был безжалостен, — …попадет под поезд. Или просто исчезнет. И виноват в этом будешь ты, Поттер. Потому что ты показал миру, где твое слабое место.

Он снова начал ходить, его шаги были мерными, как удары метронома.

— Далее. Вопрос Нарциссы о полетах. «Неплохо держались для первого раза». — Он передразнил ее сладкий тон. — Это не комплимент. Это проверка твоей управляемости, твоей обучаемости. Насколько ты податлив? Насколько быстро усваиваешь их правила? Твой ответ о Драко как «терпеливом инструкторе» был… приемлем. Но сам факт, что она спросила об этом публично, показывая интерес — это маркер. Она тоже изучает тебя. Веер в ее руках — не безделушка. Это инструмент коммуникации и оружие психологической дуэли. Каждое движение — сообщение. Резкое раскрытие? «Ты оскорбил меня». Закрытый у губ? «Нам нужно поговорить наедине». Она тестировала тебя, как тестируют новый механизм. И ты этого даже не понял.

— А Люциус? Его «уникальность»? — Гарри сглотнул, вспоминая холодный взгляд, скользнувший по его шраму.

— Это был прямой зонд, Поттер! — Снейп резко обернулся. — Зонд в самое опасное — в твой Парселтанг! В твою связь с тем, что они боятся и… чем некоторые восхищаются втайне. Он подозревает. Или знает больше, чем нам кажется. Он ищет подтверждение. Ищет рычаг влияния или повод для изоляции. Мой ответ о «небрежности, портящей материал» был попыткой отгородить его от этой темы. Но он не отступит. Он будет копать. И если он узнает о Дагни, о твоем разговоре с ней… — Снейп замолчал, и в его паузе было больше угрозы, чем в крике. — Это знание сделает тебя либо ценным активом, либо мишенью высшего приоритета. И то, и другое смертельно опасно на данном этапе.

Снейп подошел вплотную. Его дыхание было холодным на лице Гарри.

— Твоя задача номер один: БЕЗУПРЕЧНАЯ МАСКА. Никаких эмоций за столом. Никаких привязанностей на публике. Никаких упоминаний о Дурслях, о магглах вообще, если это не абсолютно необходимо и не выгодно тебе. Никаких споров о «хороших людях». Ты должен стать гладким, холодным камнем. Вежливым, сдержанным, предсказуемо учтивым. И абсолютно непроницаемым. Твои мысли, твои чувства, твои страхи — только твои. Не позволяй им увидеть ни трещинки. Любое проявление слабости, любой намек на привязанность — это кинжал, который они позже воткнут тебе в спину или в сердце твоих… маглов.

Он отступил на шаг, его взгляд все еще пригвождал Гарри к месту.

— Завтра вечером мы начинаем дополнительные занятия. Не по зельям. По контролю. Над лицом. Над голосом. Над каждым мускулом. Над каждым взглядом. Ты научишься лгать так, чтобы в это верили. Или тебя сожрут заживо в этом «достойном обществе». Теперь иди. И перестань выглядеть как щенок, которого только что пнули. Это тоже слабость. Исправь.

Снейп резко отвернулся и снова подошел к столу, беря в руки тяжелый фолиант с мрачной обложкой. Разговор был окончен.

Гарри встал. Ноги были ватными. Слова Снейпа, жестокие и циничные, врезались в сознание, как ножи. "Грязнокровки". "Дыра в броне". "Умрет от сердечного приступа". "Исчезнет". Образы тети Петуньи, дяди Вернона, Дадли — смешные, нелепые, несовершенные, но его семья — мелькали перед глазами, смешиваясь с холодным лицом Люциуса Малфоя. Он понял. Понял ужасающую цену своей неосторожности. Понял, что его обычная жизнь, его маггловское прошлое — теперь не просто часть его, а его ахиллесова пята в мире, где правили Малфои.

Он вышел из кабинета, шатаясь. В гостиной было темно и тихо. Но в углу, на своем камне, свернулась Дагни. Ее желтые глаза светились в темноте, следя за ним. Казалось, в них читалось что-то вроде… понимания? Или предостережения.

— Маска…- прошелестел знакомый змеиный шепот, такой тихий, что он мог принять его за воображение. — …или… смерть…

Гарри сжал кулаки. Не страх теперь горел в груди, а холодная, острая решимость. Снейп был прав. Он больше не мог позволить себе быть просто Гарри. Ему нужно было стать камнем. Стать тенью. Надеть маску и не снимать ее. Ради себя. Ради них. Он медленно пошел к своей комнате, больше не оглядываясь на змею. Первый урок настоящей игры только что закончился. И цена за незнание правил оказалась слишком высокой

Воздух густо пропитан запахом чего-то едкого, вроде нашатыря. Снейп отодвинул склянки с очередным усложненным зельем в сторону. Перед Гарри стояло большое, тяжелое зеркало в простой дубовой раме — не волшебное, просто отражающее поверхность. Рядом лежал пергамент с цитатами из писем Люциуса Малфоя — изысканные, маслянистые фразы, полные скрытых угроз и лести.

— Начнем, Поттер, — голос Снейпа был низким, как скрежет камня. — Зеркало — твой самый беспощадный судья. Оно покажет каждую трещину, каждую фальшь. Забудь о том, кто ты. Ты — пустой сосуд. Холодный, гладкий камень. Твоя задача — стать той маской, которую требует ситуация. Ни эмоций, ни мыслей за ней. Только отражение ожиданий собеседника. Покажи мне лицо человека, который только что услышал прогноз погоды, — приказал Снейп. — Не твое лицо. Лицо никого.

Гарри сглотнул, глядя на свое отражение. Он попытался расслабить мышцы, но брови то хмурились, то приподнимались, губы подрагивали. Он выглядел не нейтральным, а просто глупым.

— Жалко, — холодно констатировал Снейп. — Ты напряжен, как струна. Смотри: лоб — гладкий. Брови — на средней линии. Ни намека на морщину озабоченности или удивления. Губы — расслаблены, но сомкнуты. Не сжаты. Просто… нейтральны. Как у спящего. Но глаза… — Снейп подошел вплотную, его тень упала на зеркало. — Глаза — зеркало души? Забудь. Твой взгляд должен быть… пустым. Не тупым. Не злым. Просто… отсутствующим. Сфокусированным на точке за спиной собеседника. На стене. На пылинке. Не на нем. Попробуй снова. Дыши ровно. Животом. Медленно. Вдох… выдох…

Минуты шли. Снейп стоял неподвижно, как статуя, лишь изредка бросая ледяные реплики: "Левый уголок рта дернулся. Контролируй микродвижения. Бровь! Опять! Ты не думаешь о погоде, ты пытаешься не думать. Это ошибка. Думай о чем-то абсолютно нейтральном. О текстуре камня за мной. О числе трещин на потолке. Но не позволяй этой мысли отразиться в глазах. Глаза — стекло".

Постепенно, под неумолимым давлением взгляда и голоса Снейпа, лицо Гарри в зеркале начало меняться. Мышцы лица, обычно столь подвижные, особенно вокруг рта и глаз, будто застывали. Напряжение уступало место странной, восковой неподвижности. Взгляд, сначала метавшийся, затем сосредоточенный на точке за Снейпом, наконец, потерял фокус. Он стал рассеянным, как у человека, погруженного в скучную лекцию, но без тени скуки. Просто… пустым.

— Лучше, — признал Снейп без тени одобрения. — Теперь удержи это. Пока я не скажу остановиться. Дыши. Считай трещины на потолке.

**

— Теперь голос, — Снейп взял пергамент. — Прочти это. Вежливо. Безупречно вежливо. Как Люциус читает приговор нищему. — Он ткнул пальцем в изысканную фразу: "Ваше мнение, безусловно, заслуживает внимания, однако, позвольте заметить, не учитывает всех нюансов сложившейся ситуации".

Гарри прочел. Голос звучал вежливо, но плоским, как чтение учебника. Снейп фыркнул.

— Слишком робко. Слишком... Ты не просишь. Ты констатируешь факт. Тон должен быть теплым, как бархат, но твердым, как сталь под ним. Легкая улыбка? Нет. Уголки губ — вверх на миллиметр. Только на миллиметр! И не больше! Смотри в зеркало! Видишь? Это не улыбка. Это… намек на расположение. Голос — ниже. Мягче. Но каждый слог — отчеканен. Попробуй снова. Представь, что говоришь это Драко, который предложил какую-нибудь глупость.

Гарри снова прочел. Он заставил уголки губ чуть приподняться, глядя в зеркало. Голос опустил, сделал его чуть бархатистее, но сохранил четкость. В глазах — все та же пустота.

— Приемлемо, — буркнул Снейп. — Теперь прочти вот это, представляя, что обращаешься к тому, кого презираешь. Но он — твой начальник. Или Люциус. Фраза: "Ваша проницательность, как всегда, восхитительна".

Гарри почувствовал, как внутри поднимается волна привычного сарказма. Он прочел. Голос был вежлив, но в нем прозвучала едва уловимая язвительность.

— Провал! — отрезал Снейп. — Ты выдал себя тоном! Вежливость должна быть абсолютной. Безупречной. Как идеально заточенный нож — гладкий, холодный, опасный своей безупречностью. Никакой горечи! Никакого сарказма! Только… ледяное совершенство. Снова. Дыши. Выгони из головы презрение. Представь, что говоришь это пустому месту. Но месту важному.

Десять попыток. Двадцать. Снейп был неумолим. Он заставлял Гарри повторять фразу снова и снова, поправляя малейшую нотку, малейший жест: "Палец! Ты постукиваешь им по столу! Немедленно прекрати! Руки — либо спокойно сложены, либо совершают минимально необходимые жесты. Плавно! Элегантно! Не как топор! Глаза! Не отводи взгляд резко! Скользи взглядом, как тень! Снова!

Гарри чувствовал, как пот стекает по спине под простой рубашкой. Челюсть сводило от напряжения. Лицо в зеркале стало чужим: с безупречно вежливым, но абсолютно пустым выражением, с глазами, похожими на два куска темного стекла. Голос звучал как механический, но безукоризненно учтивый. Он был измотан, но маска держалась.

**

— Теперь проверим прочность, — в глазах Снейпа мелькнул холодный огонек. Он подошел вплотную к Гарри, глядя поверх его плеча в зеркало. — Представь, что Люциус Малфой только что назвал Дурслей… грязными маггловскими свиньями, недостойными дышать тем же воздухом, что и чистые крови. А ты стоишь перед ним. И должен ответить. Вежливо. Безупречно вежливо. Что скажешь?

Внутри Гарри все сжалось в тугой, раскаленный узел ярости. Кровь ударила в виски. Он увидел, как в зеркале его глаза вспыхнули, губы задрожали, готовые искривиться в рычании. Он чуть не сорвался.

— Контроль! — шипел Снейп прямо в ухо. — Дыши! Животом! Считай! Маска! Сейчас! Что скажешь? Вежливо!

Гарри заставил себя сделать медленный, глубокий вдох. Он чувствовал, как дрожь бежит по рукам, спрятанным за спиной. Он смотрел не на Снейпа в зеркале, а на точку на его мантии. Пустота вернулась в глаза. Уголки губ приподнялись на тот самый роковой миллиметр.

— Мистер Малфой, — его голос звучал удивительно ровно, бархатисто, почти тепло. — Ваша… образная речь, безусловно, ярка. Однако, позвольте выразить надежду, что столь сильные эпитеты не затмят суть дальнейшего нашего обсуждения.

Он сказал это. Безупречно вежливо. Ни один мускул на лице не дрогнул. В глазах — все та же ледяная пустота. Но внутри все горело.

Снейп отступил на шаг. В его черных глазах промелькнуло что-то нечитаемое — возможно, тень уважения к силе воли, возможно, просто удовлетворение от работы.

Гарри, не отрывая пустого взгляда от зеркала, слегка наклонил голову, как бы с интересом. Его рука плавно поднялась, не выше уровня груди, пальцы сложились в элегантный, но абсолютно нейтральный жест.

Снейп открыл рот, чтобы задать следующую, еще более провокационную задачу, но Гарри вдруг плавно, без суеты, повернул к нему свое безупречно контролируемое лицо. В глазах все еще была пустота, но в них появилась… не эмоция, а цель. Холодная, расчетливая.

— Профессор Снейп, — голос Гарри звучал идеально: вежливо, ровно, с той же бархатистой теплотой, что и при воображаемом разговоре с Малфоями. Он использовал их манеру речи против самого Снейпа. — Позвольте прервать наше плодотворное занятие на минуту, чтобы обсудить пункт контракта.

Снейп замер. Его собственное каменное лицо на мгновение дрогнуло от чистой, немой ярости и… изумления. Ученик применял его же оружие.

— Ты что-то сказал, Поттер? — его голос был опасным шепотом.

Гарри не дрогнул. Маска держалась. Он даже позволил себе тот самый миллиметр улыбки, который отрабатывал часами.

— Конечно, профессор. Напоминаю о праве на посещение законных маггловских опекунов продолжительностью до сорока восьми часов. Следующий визит запланирован на предстоящие выходные.

Он произнес это безупречно. Как дипломат, зачитывающий ноту. Ни тени волнения, вызова или страха. Только холодная констатация факта, обернутая в безупречную вежливость. Его руки были спокойно сложены перед собой. Взгляд был направлен чуть выше левого плеча Снейпа, в точку на каменной стене.

Тишина в лаборатории стала густой, как смола. Снейп смотрел на Гарри, а Гарри смотрел сквозь него, сохраняя свою новообретенную, жутковатую маску. Пустота в его глазах была теперь не тренировочной — она была оружием. Он использовал урок Снейпа, чтобы потребовать то, что хотел, в лицо учителю, не дрогнув. Он стал именно тем "холодным, гладким камнем", каким его хотел видеть Снейп. И направил эту холодность против него.

Снейп медленно, очень медленно выдохнул. Его пальцы сжались в кулаки, но лицо снова стало непроницаемым. В его черных глазах бушевала буря — ярость от наглости, признание мастерства ученика, циничное восхищение тем, как ловко Гарри использовал его же инструменты, и ледяное предчувствие опасности, которую он сам и взрастил.

— ...Приемлемо, Поттер, — наконец прошипел он. Звук был похож на шипение раскаленного металла, опущенного в ледяную воду. — Уведомление принято. Но не вздумай считать это победой. Это всего лишь... демонстрация того, что дрессировка дает первые результаты. Ничтожные. Теперь вернись к зеркалу. У нас еще час до конца занятия. И на этот час... забудь, что у тебя есть имя. Ты — просто зеркало. Отражай. Молчи. Контролируй.

Гарри молча повернулся к зеркалу. Его лицо в отражении было идеально гладким, пустым, вежливо-нейтральным. Ни тени триумфа или страха. Только ледяная маска, за которой бушевал ураган. Он вдохнул животом, медленно, как учили. И начал считать трещины на потолке, отрабатывая вечность до следующего визита домой.

* * *

Воздух перед домом номер четыре содрогнулся, будто от сильного, но беззвучного удара. Не было ни вспышки света, ни клубов дыма, ни хлопка. Просто внезапно, с разницей в долю секунды, в пустом переулке стояли две фигуры. Северус Снейп, его черная мантия даже не колыхнулась при мгновенном перемещении, и Гарри Поттер, слегка качнувшийся на ногах от резкого перепада давления. Снейп мгновенно окинул переулок острым, змеиным взглядом, сканируя тени, окна, крыши. Ничего. Только далекий гул маггловской магистрали.

— Не задерживайся у порога, разглагольствуя о красотах аппарирования с тетушкой. — Он уже поворачивался, его пальцы скользнули к внутреннему карману мантии, где лежала палочка.

— А что, нельзя? — Гарри притворно удивился, направляясь к дому. — Она же оценит экологичность метода. Ни пыли, ни шума, в отличие от вашего драгоценного камина, где вечно чуть не свернешь шею...

— Поттер. — Одно слово, произнесенное ледяным тоном, но в нем звучало скорее привычное раздражение, чем реальная угроза. — Твои минуты тают. Как и мое терпение. Воскресенье. Двадцать. Ноль-ноль. Здесь. — Он резко указал на мокрый асфальт под их ногами. — Без опозданий. Без эксцессов. Понял?

— Кристально, о Мрачный Покровитель Моих Выходных, — Гарри отдал преувеличенно вежливый поклон. — Приятного вам затворничества в подземелье. Надеюсь, ваши котлы не взбунтуются в мое отсутствие.

Снейп лишь фыркнул — звук, который мог означать что угодно, от презрения до смирения перед неизбежностью сарказма Гарри. Он даже не стал отвечать. Просто резко развернулся, его черная фигура исчезла так же мгновенно и бесшумно, как и появилась. Не было ни вспышки, ни хлопка. Воздух просто сомкнулся там, где он стоял.

Гарри не стал задерживаться. Он побежал по короткой дорожке к знакомой входной двери, не скрывая улыбки.

— ГАРРИ! — Петунья встретила его в дверях кухни, пахнущей беконом и кофе, с легким румянцем на щеках от плиты. Ее цепкий взгляд сразу же скользнул по нему, оценивая, и задержался на верхней одежде. — О! Это... новое? — Она осторожно потрогала рукав его темно-синей куртки, оценивая качество ткани. — Добротное... и джинсы... сидят куда лучше тех мешков, что ты увозил.

Вернон, за столом, зарылся в газету глубже, но один глаз выглядывал поверх страницы. Дадли, уминавший стопку тостов, замедлил челюсть.

Гарри скинул куртку, повесив ее на вешалку рядом с огромным пальто Вернона.

— Да, тетя Петунья. Профессор Снейп выдал. — Он сел за стол, наливая себе чай.

— Снейп? — Багровое лицо Вернона появилось из-за газеты полностью, выражая чистейшее недоумение. — Тот Снейп? Купил тебе одежду? Добровольно? Не в счет будущих... э-э...

— Добровольно? — Гарри хмыкнул, накладывая себе яичницу. — Скорее, по пункту Контракта. "Обеспечение всем необходимым для обучения". Видимо, старые джинсы, в которых я щеголял, его представлениям о "социальной интеграции" не соответствовали. — Он откусил тост, делая вид, что это самое обычное дело. — Сказал что-то про "неприемлемый вид для потенциальных встреч с определенными семьями". Видимо, боится, что я опозорю его перед богатыми знакомыми потрёпанными локтями.

Петунья прикрыла рот рукой, но в ее глазах светилось не столько удивление, сколько глубокое, неподдельное облегчение и благодарность.

— Ну... что ж... — она перевела взгляд на Вернона, — ...хоть кто-то следит, чтобы ты выглядел прилично, дорогой. И качество... — она снова потрогала висящую куртку, — ...действительно хорошее. Не маггловский ширпотреб. Спасибо ему. Серьезно. — Последние слова она сказала тише, но очень искренне.

Вернон фыркнул, снова прячась за газетой, но его бас пророкотал:

— Контракт есть контракт. Исполняет. Молодец. Хоть что-то путное от него дождались. — Это было почти высшей похвалой от Вернона Дурсля.

**

Комната походила на филиал спортзала, очередное новое увлечение. Дадли сидел на краю кровати, забыв про гири, его глаза горели азартом охотника за сокровищами. Гарри только что прошептал: "Есть кое-что... запретное. Из волшебной кондитерской".

Дверь была заперта. Гарри поставил сумку на единственный свободный клочок ковра и начал выкладывать свертки из плотной коричневой бумаги с едва заметным золотым тиснением.

— Вот, держи, Большой Д. Берти Боттс Всевозможные Вкусы. — Он протянул коробочку. — Можешь получить вкус клубники... а можешь — жареной печени. Веселье гарантировано.

— Ништяк! — Дадли осторожно взял коробку. — А как узнать?!

— Никак. Рулетка вкусов. — Гарри усмехнулся. — Вот Кислые Огурцовые Леденцы — сводит скулы. Кровяные леденцы Поппи — выглядят жутко, но сладкие. Мармеладные черви — они чуть шевелятся. — Он высыпал гору липких червяков. Дадли ахнул с восторгом.

Но главное было впереди. Гарри достал плоскую, изящную коробку, перевязанную темно-зеленой лентой. На крышке витиеватыми буквами: Шоколадная Лягушка Премиум. Коллекционное Издание.

— А это... — Гарри развязал ленту с театральным пафосом, — ...гвоздь программы. Не просто съедобна. Она... оживает.

— Чего?! — Дадли замер, глаза округлились. — Как?! Настоящая?!

— Почти. Смотри. — Гарри приоткрыл крышку. На золотой фольге лежала идеально отлитая из темного шоколада лягушка, размером с ладонь. Он аккуратно вынул ее и положил на свободное место ковра. Секунда... Другая... Шоколадное тельце дёрнулось! Потом подпрыгнуло! Невысоко, сантиметров на двадцать, но совершенно явственно! Приземлилось, дернуло лапкой и прыгнуло снова, теперь в сторону комода!

— ВОТ ЭТО ДА!!! — взревел Дадли, забыв про шепот. Он спрыгнул с кровати, приземлившись на пол с глухим стуком. — ОНА ПРЫГАЕТ!!! НАСТОЯЩАЯ!!! СМОТРИ!!!

Он ринулся наперерез следующему прыжку. Лягушка отскочила от его огромной ладони, перелетела через гантель и приземлилась под кроватью. Дадли, пыхтя, опустился на колени, пытаясь заглянуть под нее.

— ЛОВИ ЕЕ! — заорал он, смеясь и тыча пальцем под кровать.

Гарри рассмеялся, ныряя за шоколадной беглянкой. Они носились по комнате, спотыкаясь о гири и диски, пытаясь поймать юркую сладость. Хохот стоял такой, что Петунья снизу стукнула шваброй в потолок. Но они были слишком увлечены погоней.

Когда лягушка наконец замерла под письменным столом, явно исчерпав магический заряд, Дадли осторожно, как хрусталь, поднял ее. Шоколад был слегка помят, но цел. Он смотрел на нее с благоговением.

— Это... это самое офигенное, что я видел, Гарри, — прошептал он, запыхавшись. — Честно. Спасибо.

Гарри, прислонившись к стене и отдуваясь, улыбался во весь рот.

— Пожалуйста, Большой Д. Только чур не съедать сразу. Или съесть, но знай — внутри карточка с волшебником. Коллекционная штука.

Дадли бережно положил лягушку обратно в коробку.

— Ни за что! Это же... чудо. — Он посмотрел на Гарри. — Снейп... он не влепит тебе за это взбучку? За "утечку магии"?

Гарри махнул рукой, начиная собирать обертки.

— Пф. Сказал "разумные личные расходы" разрешены. Это подпадает. Главное — тишина и порядок. И помни: Тайна. Ни гу-гу. Даже Пирсу. Особенно Пирсу. Он же болтун.

Дадли кивнул, вдруг став серьезным. Он сжимал коробку с лягушкой.

— Ага. Тайна. — Его комната, царство железа, теперь хранила настоящее волшебство — сладкое, прыгающее и совершенно безобидное.

— Ладно, Дадли, пойдём вниз, — Гарри поманил его за собой. — Я очень соскучился по всем вам.

Вернон Дурсль восседал в своем "королевском" кресле, газета служила ему импровизированным одеялом. Петунья, с клубком шерсти и спицами в руках, устроилась на диване. Воздух был наполнен ароматом свежего чая и едва уловимым запахом фруктового кекса. Гарри удобно расположился на пуфе напротив, а Дадли, все еще слегка запыхавшийся после возни с шоколадной лягушкой, тяжело опустился рядом с матерью. Атмосфера была спокойной, по-домашнему теплой.

— Ну, сынок, — Вернон отложил газету, его бас звучал скорее заинтересованно, чем раздраженно. — Как продвигается твоя… подготовка под крылом этого Снейпа? Не только же зелья варите в его подземелье? — Он подчеркнул этого Снейпа, но без прежней агрессии, скорее как о неизбежной части их жизни по Контракту.

Гарри улыбнулся, смакуя чай из знакомой кружки.

— Осваиваю новые навыки, дядя Вернон. Например, летать.

Петунья вздрогнула, спицы замерли в ее руках.

— Летать? — ее голос дрогнул. — На… на метле? Это же так опасно, Гарри!

— На метле, тетя Петунья, — кивнул Гарри, стараясь звучать обнадеживающе. — Но не на обычной. На специальной, спортивной. Управляемой. — Он увидел, как Вернон невольно скосил глаза на старый хозяйственный веник, прислоненный в углу у камина. Выражение лица дяди ясно говорило: "На этой штуковине? Сомнительно!". — Совсем не похоже на наш веник, дядя, — поспешил добавить Гарри. — Это сложные устройства, почти как… реактивные снаряды, только безопаснее. И есть защитные заклинания, чтобы не упасть.

— Ох, Гарри… — вздохнула Петунья, беспокойно теребя спицы. — Я все равно переживаю. Лучше бы что-то более… приземленное.

— Зато теперь, если опоздаю на автобус, теоретически есть альтернатива, — пошутил Гарри. Дадли фыркнул.

— А еще, — продолжил Гарри, переключаясь на менее тревожную для тети тему, — меня учат… светским манерам. Очень специфическим.

— Манерам? — переспросил Вернон, нахмурившись. — Каким еще манерам? Этикету что ли?

— Именно, — подтвердил Гарри. — Но не обычному. Например, языку веера. — Петунья подняла брови, Вернон выглядел озадаченным. — Оказывается, в кругах, куда меня… готовят, это целая система сигналов. Закрытый веер у губ означает "нам нужно поговорить серьезно". Резкое раскрытие — "ты меня оскорбил". Взмах определенной стороной — "следуй за мной". — Он изобразил несколько элегантных движений пустой рукой. — И дама, которая учила… она владела им как настоящий фехтовальщик шпагой. И постоянно смотрела на меня, проверяя, понимаю ли я намек.

— И что, ты тоже начал веером махать? — усмехнулся Дадли, неуклюже передразнивая движения Гарри.

— Чуть не начал, — засмеялся Гарри. — Мне так захотелось взять салфетку со стола и помахать ей в ответ: вот так, мол, это по-нашему значит "иди ты… ну, вы поняли". — Он показал резкий, отмахивающийся жест воображаемой салфеткой.

Дадли фыркнул, а затем грянул громким, раскатистым смехом, от которого диван затрясся.

— Ха-ха-ха! Вот это язык! Вот она обалдела бы! Представляю ее лицо! — Он схватился за живот, корчась от смеха. Даже Вернон хмыкнул, а на лице Петуньи промелькнула улыбка.

— Но я сдержался, Большой Д, — вздохнул Гарри с преувеличенной скорбью. — Контракт, социальные обязательства, все дела. Пришлось улыбаться и говорить что-то про "изысканность техники".

— Правильно, что сдержался, — одобрительно кивнула Петунья, ее лицо смягчилось. Она отложила вязание. — Кстати, о школе… твоей старой, обычной. Я заходила к директору. Объяснила, что ты теперь в школе — интернате. Получаешь более... Углублённое образование.

— Образование? — фыркнул Дадли, перестав смеяться и надув щеки с преувеличенной обидой. — Вот спасибо, мама. Теперь вся школа на меня смотрит как на дурака! Учителя говорят: "Дурсль, где твой кузен? Почему он перешёл в другую школу, а ты тут? Наверное, он умный, а ты…" — Он изобразил презрительную гримасу. — И за разбитую вещицу теперь я один отрабатываю! За все наши старые проделки теперь отвечаю один! Помнишь, как мы раковины в туалетах красили в розовый? Теперь все шишки — на меня! "Это Дурсль! Он один такой мог!" А идея-то была твоя, Гарри! Ты сказал: "Дад, давай добавим школе ярких красок!"

Гарри рассмеялся.

— Моя идея? Да ты сам носился с баллончиком, как торпеда! Я только стоял на шухере! А краска-то была твоя.

— Неважно! — Дадли продолжал "дуться", но глаза его смеялись. Он ткнул пальцем в Гарри. — Тебе хорошо, ты у своего Снейпа летаешь на дорогих метлах, веера разгадываешь и с лягушками развлекаешься, а я тут расхлебываю последствия! Несправедливо!

Вернон крякнул, откладывая газету.

— Хватит ныть, Дадли. Раз Гарри занят серьезным делом, значит, и тебе пора за ум браться. Меньше есть, больше заниматься. И шалости прекратить. А то и правда прослывешь последним оболтусом. — Он сказал это беззлобно, скорее по инерции, и его взгляд скользнул по Гарри с невольным уважением к его "серьезному делу".

Петунья улыбнулась, глядя на перепалку "братьев". Гарри чувствовал это тепло, этот шумный, настоящий мир. Здесь не было ледяных гостиных Малфоев, жестких уроков контроля Снейпа или змеиного шепота. Здесь были родные лица, смех Дадли, ворчание Вернона и тихая сила Петуньи. Он откинулся на пуфе, позволяя усталости уйти, растворяясь в уюте и привычном хаосе дома. Ради этого стоило выносить все остальное. Ради этого стоило быть осторожным и сильным. Здесь он мог быть просто Гарри.

Холодный воскресный вечер в доме №4 по Тисовой улице пропитался предчувствием расставания. Солнце едва пробивалось сквозь тяжелые тучи, отбрасывая бледные тени в комнату Дадли, где царил хаос от вчерашнего праздника волшебных сладостей. Обертки от "Берти Боттс", пустая коробка от премиальной шоколадной лягушки и пара мармеладных червей, застрявших под гирей, напоминали о веселье. Теперь же воздух был густ от тихой грусти.

Гарри застегивал сумку, старательно укладывая подарки от тети Петуньи — свежеиспеченное печенье в жестяной коробке и новый комплект теплых носков ("Подземелья-то сырые!"). Дадли, сидя на краю кровати, вертел в руках пустую зеленую ленту от шоколадной лягушки. Его обычно буйное лицо было необычно серьезным.

— Так, значит, в следующий раз… через месяц? — спросил Дадли, стараясь звучать небрежно, но не сумев скрыть надежду в голосе.

Гарри затянул ремень сумки, улыбнувшись. В его улыбке не было ледяного контроля Снейпа, только теплая, чуть грустная искренность, доступная лишь здесь.

— Если не взорву что-нибудь важное у Снейпа в процессе "стабилизации потенциала", то да. Или если он не решит, что мои микродвижения бровей во время варки зелий угрожают магической безопасности Британии. — Он подмигнул. — Привезу еще лягушек. Может, найдем ту, что прыгает выше комода.

Дадли хмыкнул, но уголки его губ дрогнули в подобии улыбки. Он кивнул на коробку от лягушки, стоявшую на полке как трофей.

— Она еще чуть-чуть шевелилась утром. Лапкой. — Он замолчал, потом добавил тише: — Ты вернешься? Точно?

Гарри подошел, легонько ткнул его кулаком в плечо, как делал всегда перед уходом.

— Куда я денусь, Большой Д? Кто еще будет спасать тебя от последствий твоих розово-раковинных подвигов? Жди. И не съешь все кислые леденцы сразу.

Внизу, в прихожей, пахло кофе и воском для мебели. Вернон Дурсль уже прятался за своей любимой газетой, его багровое лицо было видно лишь частично. Петунья нервно перебирала край своего фартука. Когда Гарри спустился с сумкой, она метнулась к нему, словно боясь, что он исчезнет раньше времени.

— Курточку, дорогой, не забудь курточку, — засуетилась она, снимая темно-синюю куртку с вешалки. Ее руки дрожали, когда она помогла ему надеть ее, старательно застегивая молнию до самого верха, поправляя воротник. — Там же, наверное, сырость, сквозняки… — ее голос прервался. Она вдруг подняла руку и нежно, почти робко, провела ладонью по его вечно непослушным волосам, пытаясь пригладить одну особо строптивую прядь. Ее глаза блестели подозрительно влажно. — Береги себя, Гарри. Пожалуйста. Учись хорошо. И… будь осторожен с этим… всем.

— Петунья, — пророкотал Вернон из-за газеты, не опуская ее. — Он же не навсегда уходит. Всего на месяц. Не делай из этого трагедию. — Газета слегка опустилась, открыв один его глаз, смотрящий на Гарри строго. — Давай, парень. Учись лучше. Выучишься — будешь себе хозяин. Главное — голову не теряй и… контракт соблюдай. — Это было почти напутствие.

— Постараюсь, дядя Вернон, — кивнул Гарри, ловя взгляд Петуньи. Он видел, как она сжимает губы, сдерживая слезы. "Береги себя". Эти слова, сказанные дрогнувшим голосом, значили больше, чем все формальности Контракта. — Спасибо за все. За печенье, носки… за все. — Ему вдруг стало комом в горле.

Петунья кивнула, быстро вытирая тыльной стороной ладони уголок глаза.

— Иди, иди, а то опоздаешь. Он же не любит ждать, твой… профессор.

Гарри взвалил сумку на плечо, открыл дверь. Холодный, влажный воздух ударил в лицо. Он вышел, не оглядываясь, но чувствовал их взгляды в спину: Петуньи — тревожный и полный любви, Вернона — оценивающий из-за занавески, Дадли — возможно, смотревший сверху из окна своей комнаты. Ради этого чувства, этой хрупкой крепости, он и надевал ледяную маску. Ради этого он вернется.

Переулок был пуст и мрачен. Ветер гнал по асфальту обрывки газет и целлофановые пакеты. Гарри поставил сумку на мокрую землю у стены. Минуты тянулись медленно. Он замерз. Мысль о теплой кухне, запахе бекона и смехе Дадли была почти физически болезненной.

Воздух перед ним содрогнулся беззвучно, как будто гигантская невидимая струна была резко щипнута. И он появился. Северус Снейп. Черная мантия, черные волосы, лицо, высеченное из самого мрачного мрамора Хогвартса. Ни вспышки, ни звука. Просто был пустой переулок — и вот он стоит, сканируя окрестности змеиным взглядом, который тут же упал на Гарри.

— Пунктуальность, Поттер, — произнес Снейп ледяным тоном, который, казалось, понизил температуру воздуха еще на пару градусов. — Единственное твое достоинство сегодня. Или тебя так тянет назад в сырость подземелий, что ты примчался сломя голову?

Гарри поднял сумку, позволив себе легкую, почти дерзкую ухмылку.

— О, профессор, вы недооцениваете мою любовь к вашим гостеприимным каменным стенам и ароматам вашей лаборатории, — парировал он, подходя. — Я просто боялся, что если замешкаюсь, вы решите сэкономить на аппарировании и отправите меня обратно в камине. А там, знаете ли, высок риск приземлиться лицом или угодить в кочергу. Опозорить ваш безупречный вкус в глазах Малфоев своим видом? Не могу себе такого позволить. Предпочел стать "падающей звездой" по расписанию.

Снейп не удостоил его шутку даже фырканьем. Он лишь измерил Гарри взглядом — от по-прежнему строптивых волос до носков, торчащих из-под джинсов, — и его тонкие губы сжались в еще более тонкую линию. Однако в его черных глазах не вспыхнуло привычного гнева. Было лишь холодное, почти привычное раздражение и… тень усталости. Он уже привык к этому тону, к этой дерзости вне стен подземелья и особняков. Это была часть сделки, часть его "инвестиции" — колючий, неудобный ребёнок с острым языком.

— Остроумие — последнее прибежище глупцов, Поттер, — процедил он, но без настоящей злобы. Это был автоматический ответ, ритуал. — И если бы твои усилия по "не опозорить" меня равнялись усилиям по острословию, возможно, ты бы уже освоил элементарный контроль над выражением своего лица. — Он резко протянул руку. — Дай сумку. Аппарируем.

Гарри передал ему сумку с печеньем. Снейп взял ее, как берут что-то потенциально заразное, но без лишних комментариев. Его длинные пальцы сомкнулись вокруг запястья Гарри — холодное, цепкое прикосновение.

— Не дыши, не думай, не дергайся, — бросил Снейп привычную инструкцию, уже сосредоточившись. Его черные глаза стали абсолютно пустыми, готовыми к сжатию пространства.

Гарри успел лишь вдохнуть напоследок запах мокрого асфальта и далекого маггловского кофе из открытого окна дома №4, ощутить последний намек на тепло и безопасность...

Мир сжался до точки, исчезнув в немыслимом давлении.

* * *

Холодная сырость подземелий обволакивала их, как саван, когда Снейп и Гарри вошли в сумрачный коридор, ведущий к личным покоям профессора. Запах горьких трав и влажного камня сменился еще более густым ароматом консервированной тьмы и редких ингредиентов. Снейп беззвучно провел рукой перед дубовой дверью — щелчок замка прозвучал гулко. Он распахнул дверь, жестом, полным презрительного гостеприимства, впуская Гарри первым.

И Гарри замер на пороге.

В кресле у слабо тлеющего камина, где обычно царила лишь аскетичная пустота или тень самого Снейпа, восседал Люциус Малфой. Он не грелся у огня. Он занимал пространство, его платиновые волосы казались единственным источником света в мрачной комнате. Длинные пальцы покоились на набалдашнике трости. Его изысканный костюм и безупречная осанка были диссонансом среди стеллажей с пузырьками, сушеными жабьими лапками и мрачными фолиантами.

— Северус, — голос Люциуса был гладким, как полированный агат. Его серые глаза медленно поднялись от пламени и скользнули по Гарри, оценивающе, будто проверяя качество ткани на новом костюме. — И наш юный... протеже. Возвращаетесь с пополнения запасов терпения в маггловском мире? Или просто наслаждались прелестями вечернего аппарирования? Не слишком ли поздний час для таких... экскурсий? — Вопрос повис в воздухе, легкий, но с острым шипом.

Маска, теплая от прощания с Дурслями, резко похолодела. Гарри заставил уголки губ приподняться на тот самый, отработанный миллиметр. Пустота в глазах? Она дрогнула, как вода под первым ударом весла. Внутри сжалось: Он знает о магглах. Знает, что я там был.

— Мистер Малфой, — голос Гарри звучал ровно, вежливо, лишенным бархата, но и без трещин. — Пунктуальность, как известно, — он чуть повернул голову в сторону Снейпа, — королевское достоинство. А поздний час... — легчайшая, едва уловимая нотка сарказма, — ...видимо, придает визитам особую... значимость? Или вы просто скучали по атмосфере подземелий в своем светлом Мэноре?

Снейп замер за спиной Люциуса. Его черные глаза, устремленные на Гарри, метнули молниеносную искру предупреждения.Сдержись. Контроль.

Люциус небрежно махнул рукой, будто отгоняя назойливую муху.

— Значимость, атмосфера... Мило. Драко, между прочим, не на шутку воодушевлен вашими совместными... полетами. — Он произнес это слово с легкой, язвительной интонацией. — Уверяет, что ты — природный дар. Любопытно. Ни один ребёнок с первого раза не будет держаться так хорошо. Где же ты умудрялся практиковаться до этого? В тех самых... маггловских кварталах? На местных пустырях, среди ржавых машин и битого стекла? — Его взгляд, холодный и аналитический, впился в Гарри, выискивая любую микрореакцию на уничижительное описание мира, который Гарри защищал.

Давление нарастало. Маска требовала усилий. Гарри держал руки спокойно сложенными, взгляд устремленным в точку на каменной кладке за Люциусом. Считай трещины. Дыши.

— Вы обеспечили... подходящую локацию. Без помех. И без битого стекла. — Он добавил последнее с едва заметным ударением, парируя укол.

— Подходящую локацию, — повторил Люциус, наслаждаясь звучанием слов. Он медленно поднялся, опираясь на трость, и сделал несколько шагов к Гарри. Его тень легла на мальчика. — Знаешь, Гарри, меня всегда занимал парадокс твоего положения. Вскормленный магглами, но столь... восприимчивый к истинной магии. — Он остановился в шаге. — Драко говорит, ты схватываешь все на лету. Буквально. Но вот вопрос: эти магглы... что растили тебя... Они хоть понимали, что в их руках? Или ты был для них просто... обузой? Еще одной голодной пастью? Они ведь не любят лишних расходов, эти люди из грязи. — Его голос стал тише, ядовитее. Он не знал о Дурслях, но бил в самую больную точку — в страх Гарри, что его любовь к Дурслям может быть невзаимной, что их забота — лишь долг.

Удар пришелся точно в цель. Гарри почувствовал, как ярость и защитная дрожь пробивают ледяной панцирь маски. Он увидел лицо Петуньи с влажными глазами, услышал бас Вернона: "Учись лучше". Увидел Дадли, бережно хранящего коробку от шоколадной лягушки. И этот... этот аристократ смел сомневаться в их чувствах? Сводить все к деньгам и обузе?!

— Они... — голос Гарри дрогнул, маска треснула, обнажая кипящую под ней боль и гнев. Он больше не смотрел в точку. Его зеленые глаза, полные огня, впились в серые глаза Люциуса. — Они дали мне больше, чем... — он задыхался, пытаясь сдержать крик, найти слова, которые не выдадут, но защитят.

— Люциус! — Голос Снейпа прозвучал резко, как щелчок бича. Он шагнул вперед, его черная фигура вклинилась между Гарри и Люциусом. — Достаточно. Цель достигнута. Проверка на прочность — это одно, но ты опускаешься до дешевых инсинуаций о том, чего не знаешь. Урок окончен. — В его тоне была не просто формальность. Было ледяное раздражение, граничащее с гневом. Он спланировал провокацию, но Люциус вышел за рамки.

Слова "урок окончен" стали последней каплей. Они не просто остановили Люциуса — они подтвердили Гарри, что вся эта мерзкая сцена, этот допрос, эти ядовитые намеки — были всего лишь... уроком. Спектаклем, поставленным для проверки его выдержки. Его боль, его ярость, его святыня — Дурсли — были просто... учебным материалом.

— УРОК?! — Гарри выкрикнул, и его голос сорвался в пронзительный, истеричный смех, полный горечи и предательства. Он отпрянул от обоих, его взгляд метался между Снейпом и Люциусом, полный немого обвинения. — Вы... вы оба... вы думаете, это ШОУ?! Что моя жизнь, мои... мои чувства — это ваше ПОЛЕ ДЛЯ ЭКСПЕРИМЕНТОВ?! Чтобы проверить, как хорошо я научился не чувствовать?! Я... — Он задыхался, слезы унижения и ярости жгли глаза. — Я зря вообще... зря старался! Зря верил, что хоть что-то здесь настоящее! Вы просто... два паука, плетущих паутину из ЧУЖОЙ БОЛИ!

Он резко развернулся, ослепленный гневом. Его рука дернулась, смахнув стоявшую на краю стола Снейпа пустую, но старинную хрустальную мензурку. Звон разбившегося хрусталя прокатился по кабинету — резкий, пронзительный, как вопль.

— Поттер! — рявкнул Снейп, но его голос утонул в грохоте распахиваемой двери.

Гарри уже вылетел в темный коридор. Его шаги, тяжелые и сбивчивые, гулко отдавались по каменным плитам, смешиваясь с прерывистыми всхлипами ярости и унижения. Он бежал, не видя пути, лишь бы подальше от этого логова манипуляторов.

В кабинете воцарилась тишина, тяжелая и неловкая, нарушаемая лишь потрескиванием углей. Люциус смотрел на осколки хрусталя, сверкающие на полу. На его губах играла привычная полупрезрительная улыбка, но в глазах не было прежнего удовлетворения. Было что-то... недоуменное.

— Интенсивная реакция, — произнес он наконец, поворачиваясь к Снейпу. — Твой "гладкий камень" все же имеет весьма... острые грани. Или, скорее, трещины.

Снейп стоял, глядя в пустой дверной проем. Его лицо было маской, но в напряженной линии плеч, в белизне костяшек пальцев, сжатых в кулаки за спиной, читалось нечто большее, чем гнев. Раздражение? Да. Но и... досадливое осознание провала.

— Он не просто разбил мензурку, Люциус, — глухо проговорил Снейп, не отрывая взгляда от темноты коридора. — Он разбил контроль. До основания. И это... — он резко обернулся, его черные глаза встретились с холодным взглядом Малфоя, — ...было излишне. Ты зашел слишком далеко с магглами. Мы перегнули палку. Теперь вместо отточенной маски мы имеем разъяренного ребёнка, который может наломать дров. Или наговорить лишнего.

В его голосе звучало редкое, но отчетливое раздражение, направленное не только на Гарри, но и на союзника. План был проверкой. Но Люциус, как всегда, решил подлить яду в эксперимент, и теперь результат был горьким и непредсказуемым. Разбитый хрусталь был лишь символом треснувшей, пусть и на время, их хладнокровной стратегии

Гарри мчался по бесконечному, сырому коридору подземелий, как загнанный зверь. Камни стен сливались в темную полосу, потолок давил низкими сводами. Отголоски его собственных шагов — гулких, сбивчивых — смешивались со стуком сердца в висках и прерывистыми всхлипами, которые он пытался заглушить. Ярость жгла изнутри, смешиваясь с ледяным ужасом: Они знали. Это был спектакль. Моя боль — их развлечение. Осколки хрусталя из покоев Снейпа звенели в его памяти, как злобный смех.

Он свернул за угол, выбежав в более широкий, чуть менее мрачный коридор где-то на уровне главных этажей замка. И замер, будто врезавшись в невидимую стену.

Вдалеке, у высокого окна, залитого лунным светом, шли двое. Джеймс Поттер, его волосы весело торчали во все стороны, он что-то оживленно рассказывал, размахивая руками. Лили Поттер, ее рыжие волосы сияли в лунном свете, словно пламя, смеялась, прикрывая рот рукой. Они шли, легко касаясь друг друга, погруженные в свой маленький, сияющий мир. Мир, в котором не было места брошенному сыну.

Гарри почувствовал, как все внутри него — ярость, обида, унижение — сжалось в один белый, раскаленный шар боли. Он уже сделал шаг вперед, рот открылся, чтобы выкрикнуть все, что клокотало годами: Смотрите! Вот он я! Ваш сын! Тот, кого вы выбросили, как мусор! Почему?! За что?! Посмотрите на меня!

— Иногда, — прозвучал мягкий, задумчивый голос совсем рядом, — самые глубокие раны наносят не враги, а те, кто, по нашему мнению, должен был беречь нас от всех ран. И исцелить их может только понимание, что боль — это не цепь, а ключ.

Гарри вздрогнул, резко обернувшись. Альбус Дамблдор стоял в тени арочного прохода, словно возник из самого камня замка. Его длинные серебряные волосы и борода светились в полумраке, голубые глаза за полукруглыми очками смотрели на Гарри не с осуждением, а с тихой, бездонной печалью и… пониманием. Он не улыбался. Он просто был.

Гарри сглотнул ком в горле. Крик замер на губах. Он смотрел на Дамблдора, на этого старика, чья мудрость казалась такой далекой от его собственной ярости. Слова о ранах и ключах прозвучали как эхо его собственных мыслей, но… спокойнее. Глубже.

— Поругался с профессором Снейпом? — спросил Дамблдор мягко, делая шаг из тени. Его взгляд скользнул в сторону удаляющихся фигур Поттеров, затем вернулся к Гарри. В его глазах не было любопытства, только внимание.

— Он… они… — Гарри задыхался, чувствуя, как слезы снова подступают, смешиваясь с гневом. — Они все… все одно и то же! Играют! Используют! Снейп… он устроил целый спектакль с Малфоем! Проверял мою "маску"! Подсовывал гадости про… про тех, кто мне дорог! А потом сказал, что это просто "урок"! — Его голос срывался. — Как они! Как мои… — он кивнул в сторону уже почти скрывшихся за поворотом Поттеров, — …родители! Они тоже поиграли в семью, а потом выбросили меня, когда стало страшно! Ничем не лучше! Все они… все хотят что-то сломать во мне или использовать!

Дамблдор не перебивал. Он слушал, его лицо оставалось серьезным, лишь легкая складка печали легла между бровей. Когда поток слов Гарри иссяк, перейдя в прерывистое дыхание, старый волшебник поднял руку в умиротворяющем жесте.

— Гарри, — его голос был тихим, но обладал странной силой успокоить бурю, — позволь мне сказать кое-что в защиту Северуса. Его методы… — Дамблдор слегка покачал головой, — …часто жестоки. Неоправданно жестоки. Он видит мир сквозь призму тьмы, и его стремление к контролю над тобой рождено страхом. Страхом перед тем, что он видит в тебе, страхом за тебя, и перед тем, кем ты можешь стать. Он пытается… по-своему… оградить мир и тебя самого от худшего. Ошибочно? Да. Жестоко? Несомненно. Но его мотив — не игра. Это отчаянная попытка предотвратить катастрофу, как он ее понимает.

— Оградить? — Гарри фыркнул, и в его голосе зазвучал знакомый, горький сарказм, возвращая ему хоть тень самообладания. — Чудесный способ. Научить лгать, не чувствовать, ненавидеть все, что делает меня человеком? Превратить в такой же холодный камень, как он сам? Да, профессор, прекрасная защита. От всего живого. От самого себя. Прямо скажем, методы Снейпа — это более гуманная версия пытки. Разница лишь в инструментах.

Дамблдор не стал спорить с сарказмом. Тень улыбки тронула его губы, но глаза оставались печальными.

— Ты обладаешь проницательностью, не по годам, Гарри, — заметил он. — И я не стану оправдывать неоправдываемое. Я лишь прошу увидеть мотив за методом. Увидеть человека за стеной. Это не значит принять его методы. Это значит понять поле боя. — Он сделал паузу, его взгляд стал более сосредоточенным. — Твоя боль, твой гнев… они справедливы. И то, что произошло сегодня — несправедливо и жестоко. Но позволить им управлять тобой сейчас… — он кивнул в сторону, где скрылись Поттеры, — …или делать поспешные выводы… может быть опасно. Для тебя самого.

Дамблдор выдержал паузу, давая словам проникнуть сквозь туман гнева и обиды. Лунный свет падал на его фигуру, делая его похожим на древнего мудреца из сказки.

— Пойдем со мной, Гарри, — предложил он наконец, его голос снова стал мягким. — В мой кабинет. Там тихо. Там есть лимонные леденцы и чай. И там можно поговорить. Не как директору с учеником. А как… двум людям, которые столкнулись с несправедливостью этого мира. Без спектаклей. Без уроков контроля. Просто поговорить. Хочешь?

Он не протянул руку, не сделал приглашающего жеста. Он просто стоял, предлагая тихую гавань посреди бушующего моря эмоций Гарри. Альтернативу бегу в темноту или взрыву ярости перед теми, кто его предал. Предлагая не оправдания, а просто… разговор. Без масок.

Кабинет директора встретил их тишиной, нарушаемой лишь мерным тиканьем странных серебряных приборов на резных столах и легким потрескиванием камина. Воздух пахнул пергаментом, лимонной цедрой и чем-то неуловимо старым и мудрым. Феникс, свернувшийся клубком на золотой жердочке, приоткрыл один блестящий глаз, оценил вошедших и снова сомкнул веки. Гарри, еще дрожащий от недавней бури эмоций, остановился посреди комнаты, чувствуя себя нелепо и потерянно среди этого спокойного великолепия. Его глаза, еще красные от сдержанных слез и гнева, беспокойно скользили по портретам спящих бывших директоров, по застекленным шкафам с хитроумными приборами.

— Присаживайся, Гарри, — Дамблдор мягко указал на удобное кресло с высокой спинкой напротив своего массивного стола. Сам он подошел к изящному столику, где стоял серебряный чайник, сам собой наливавший ароматный чай в две фарфоровые чашки. — Лимонный леденец? — предложил он, открывая хрустальную вазочку. — Они удивительно хорошо помогают успокоить… скажем так, бурю в душе.

Гарри машинально взял леденец, но не разворачивал. Он опустился в кресло, его пальцы вцепились в подлокотники, костяшки побелели. Вес сумки с печеньем Петуньи, все еще висевшей на его плече, казался невыносимым напоминанием о мире, который пытались осквернить.

Дамблдор принес чашку и поставил ее на маленький столик рядом с Гарри. Он сел напротив, откинувшись в своем кресле, его руки сложились на животе, а голубые глаза за очками смотрели на мальчика с безмятежным вниманием.

— Спектакль, который устроили Северус и Люциус, — начал Дамблдор без предисловий, его голос был тихим, как шелест страниц, — был жесток. Глупо. И, я полагаю, контрпродуктивен. Проверять прочность брони, бить по ней кувалдой — верный способ найти слабое место, но не укрепить его. Только исказить.

Гарри взглянул на него, удивленный такой прямой оценкой.

— Вы… вы не оправдываете их? — спросил он хрипло.

— Оправдывать жестокость и манипуляции? — Дамблдор покачал головой, и в его глазах мелькнула тень настоящей печали. — Никогда, Гарри. Понимать мотивы — да. Оправдывать методы — нет. Северус действует из страха. Люциус — из любопытства и желания контролировать. Оба слепы к тому, что настоящая сила редко рождается из сломанной воли. — Он отхлебнул чаю. — Твоя реакция, твой гнев… они были искренни. И в этой искренности — твоя сила. Но и твоя уязвимость.

— Они трогали… трогали самое важное, — прошептал Гарри, глядя на золотистый леденец в своей руке. Образ Петуньи, гладившей его по голове, Вернона, прячущегося за газетой, Дадли, хохотавшего над прыгающей лягушкой — все это встало перед глазами, острое и болезненное. — Они смели говорить о них… как о грязи… как об обузе… — Голос его снова задрожал.

— И ты встал на их защиту, — заметил Дамблдор мягко. — Не холодным расчетом, не изощренной ложью, которой тебя учат. А огнем. Так защищают только то, что любишь по-настоящему. Это не слабость, Гарри. Это редкая и опасная сила. Сила преданности. — Он сделал паузу. — Но огонь, не направленный должным образом, может сжечь и того, кто его несет, и то, что он стремится защитить.

Гарри сжал леденец так, что он затрещал.

— А что мне делать? — вырвалось у него, отчаянно и искренне. — Снейп учит быть камнем. Холодным. Пустым. Говорит, что любая привязанность — крючок, за который враг вытащит все кишки. И… и сегодня он доказал, что он прав! Они использовали это! Люциус тыкал в больное место, а Снейп позволил! Потому что это был «урок»! Как я могу… как я могу защитить Дурслей, если само то, что я их люблю, делает их мишенью? Если я не могу даже скрыть эту боль?!

Впервые он открыто назвал их. Не «опекуны», не «магглы», а Дурсли. Своим. Семья.

Дамблдор не показал и тени триумфа или даже особого удивления. Он лишь кивнул, как будто услышал подтверждение давней догадки.

— Северус видит лишь один путь: спрятать сокровище так глубоко, чтобы никто не знало о его существовании, а стены вокруг себя возвести неприступные. Это… один из методов. Но не единственный. И не всегда самый надежный. Спрятанное сокровище все равно могут найти. А стены — разрушить. — Он отставил чашку. — Я предлагаю тебе другой путь. Путь не сокрытия, а защиты. Не уничтожения своих чувств, а их преобразования.

Гарри насторожился, забыв на мгновение о леденце.

— Преобразования? Как?

— Представь свой гнев, свою любовь, свой страх — не как врагов, которых нужно запереть в темнице, — сказал Дамблдор, его голос обрел легкую, почти гипнотическую убедительность. — Представь их как… бурные реки. Северус учит тебя строить плотины. Мощные, высокие. Но что происходит, когда давление воды становится слишком сильным? Плотина рушится, и поток сметает все на своем пути. — Он провел рукой по воздуху, изображая катастрофу. — Я предлагаю учиться строить… каналы. Шлюзы. Направлять поток. Использовать его силу, а не тратить всю энергию на борьбу с ним. Твой гнев за Дурслей — это огромная сила, Гарри. Но выпущенный хаотично, он ломает всё на своем пути и заставляет тебя бежать в темноту. Направленный же… он может стать щитом. Стать оружием. Стать источником невероятной концентрации.

Он достал из складок мантии обычную, гладкую гальку и положил ее на стол перед Гарри.

— Камень холоден и неподвижен, — сказал он. — Река — жива, сильна, изменчива. Что выдержит больше: камень, брошенный в бурный поток, или течение самой реки? Северус растит камень. Я вижу в тебе реку, Гарри. Бурную, полноводную и пока неукротимую. Но потенциал ее — безграничен. И первым шагом к управлению ею… — Дамблдор наклонился чуть вперед, его голубые глаза светились теплым, ободряющим светом, — …будет просто… картография. Познание своего русла. Своих порогов. Своих глубин.

Гарри смотрел на гальку, потом на Дамблдора. Идея была странной, непривычной. Не подавлять, а… изучать? Направлять? Это звучало не так безнадежно, как стать бесчувственным камнем.

— Каналы? Шлюзы? — переспросил он скептически, но уже без прежней ярости. В его голосе появилось усталое любопытство. — И как, по-вашему, я должен это делать? Медитировать, как монах? Считать вдохи, пока Люциус Малфой поливает грязью тех, кто меня вырастил?

Дамблдор рассмеялся, легкий и искренний звук.

— О, медитация — полезный инструмент, но не единственный. Начнем с малого. В следующий раз, когда почувствуешь, как гнев или страх поднимается волной… остановись. Всего на мгновение. Не пытайся его задавить или спрятать за ледяной маской. Просто… ощути его. Где он? В груди? В горле? В сжатых кулаках? Какого он цвета? Тяжелый? Горячий? Колючий? — Его голос был спокоен, наставляющ. — Стань картографом своей бури. Не врагом. Наблюдателем. Это первый шаг к тому, чтобы понять ее течение. А поняв… можно искать способы направить ее энергию. Не на разрушение, а на защиту. На ясность мысли в самый критический момент. На ту самую силу воли, которая позволила тебе выдержать взгляд Люциуса, пусть и недолго.

Он поднялся.

— А теперь, — сказал он, его тон снова стал практичным, но добрым, — я думаю, тебе нужен отдых. Буря отнимает много сил. А завтра… — он улыбнулся, — …если захочешь, мы можем начать наши первые… картографические изыскания. Без плотин. Без камней. Просто река и ее исследователь. Что скажешь?

Гарри медленно поднялся. Сумка с печеньем вдруг показалась не такой тяжелой. Ярость не ушла, но она отступила, уступив место глубочайшей усталости и… крошечному, едва уловимому ростку чего-то нового. Не надежды. Пока еще нет. Но интереса. Альтернативы. Он посмотрел на гальку, лежавшую на столе Дамблдора. Холодный, неподвижный камень.

— Я… подумаю, профессор, — сказал он тихо, уже поворачиваясь к двери. Его голос был хриплым, но без прежней истерики.

— Прекрасно, — кивнул Дамблдор. Он не стал настаивать. Дверь кабинета тихо открылась сама собой, пропуская Гарри в сумрак коридора. — И, Гарри? — остановил его Дамблдор, когда тот уже был на пороге. — Леденец. Он все же лучше всего действует, если его рассосать. А не сжимать в кулаке до крошки.

Гарри взглянул на смятый, липкий от его ладони леденец. Уголок его губ дрогнул в подобии улыбки. Просто… усталой. Он кивнул и вышел, оставив директора одного в его тихом, мудром кабинете, где серебряные приборы тикали, отсчитывая время до новых бурь и, возможно, новых путей.

* * *

Тяжелые каменные стены Хогвартса давили на Гарри, словно пытаясь вдавить его в холодный пол. Он брел по пустынному, едва освещенному факелами коридору где-то на седьмом этаже, не зная и не заботясь о направлении. Возвращаться в подземелья Снейпа? Нет. Ни за что. Мысль о каменных стенах, пропитанных запахом зелий и цинизмом, вызывала тошноту. Но куда идти? В "комнату", выделенную ему в подземельях? Это была все та же клетка. Он чувствовал себя чужим везде. Осколком, не вписывающимся ни в одну мозаику. Сумка с печеньем тети Петуньи тянула плечо, но это был единственный якорь в этом море каменного безразличия и чужих игр.

Он остановился у высокого арочного окна, за которым бледная луна освещала темные кроны леса. Внутри была выжженная пустота, перемешанная с пеплом ярости и ледяной дрожью унижения. Использовали. Играли. Как пешку. Слова Люциуса о Дурслях, его гадкие намеки, ядовитые, как змеиный укус, и равнодушное, расчетливое наблюдение Снейпа — все это вертелось в голове, не давая успокоиться. Даже слова Дамблдора о "реке" казались сейчас далекой, красивой сказкой. Он чувствовал себя не рекой, а лужей грязной воды, которую все пинали.

Тишина коридора была абсолютной. Даже призраки, казалось, избегали этого угла замка в столь поздний час. Лишь его собственное прерывистое дыхание нарушало гнетущий покой.

И вдруг.

Негромкий, сдавленный смешок. Потом еще один. Не призрачный, а самый что ни на есть живой, молодой. И шепот — быстрый, возбужденный, перебивающий сам себя.

Гарри замер. Уши напряглись. Звуки доносились из бокового ответвления коридора, заставленного высокими статуями. Он не видел источника, только слышал:

"...а он точно не увидит?"

"Увидит — сдохнет со смеху! Главное — тише ты!"

"Я тише тебя! Это ты как гиппогриф на цыпочках!"

"Смотри, вот здесь поворот... карта говорит, старик Филч внизу, у гобелена..."

"Фух... значит, чисто! Давай быстрее, пока Пивз не нашёл новую лужу для слез!"

Любопытство, острое и неожиданное, как укол булавкой, пронзило апатию Гарри. Кто это? Ученики? В такую ночную пору? И крадутся куда-то, явно нарушая правила... Его собственные проблемы на мгновение отступили, вытесненные этой загадкой. Кто осмеливается бродить по замку ночью с таким бесшабашным шепотом?

Он осторожно, стараясь не шуметь, двинулся на цыпочках к месту, откуда доносились голоса. Прижался спиной к холодному постаменту одной из статуй и заглянул за угол.

В узком проходе между двумя рядами запыленных доспехов, освещенные лишь слабым лучом луны из далекого окна, притаились двое. Не призраки, не видения. Самые настоящие мальчишки, на вид чуть старше него, может, года на два. И оба... рыжие. Не просто светловолосые, а огненно-рыжие, как осенние листья клена или пламя в камине. Их волосы торчали в разные стороны, как будто они только что вылезли из вихря.

Они стояли, согнувшись в три погибели, над каким-то большим, потертым листом пергамента, который один из них держал в руках. На пергаменте что-то слабо светилось и двигалось. Мальчишки тыкали в него пальцами, что-то оживленно обсуждая шепотом, который все равно был слишком громким для ночной тишины. Их лица, повернутые друг к другу, светились азартом и весельем, абсолютно не соответствующим мрачному часу и таинственности их занятия. Они выглядели как два рыжих бесенка, затеявших самую грандиозную в мире шалость.

Тень Гарри сливалась с тенью статуи. Он замер, наблюдая за двумя рыжими пятнами азарта в мрачном коридоре. Их шепот, полный дерзости и веселья, казался таким чуждым после ледяной тишины подземелий Снейпа и тяжелого разговора с Дамблдором. Внутри Гарри все еще клокотала обида, но теперь ее теснило жгучее любопытство. Кто они? Что за карта? Куда пробираются?

Рыжие, казалось, пришли к согласию. Один (тот, что чуть повыше и с чуть более озорным блеском в глазах) торжествующе свернул пергамент и сунул его во внутренний карман потрепанной мантии.

— Тише, Фред! — прошипел он, хотя сам ухмылялся во весь рот. — Если Пивз нас услышит, он поднимет такой вой, что Филч сюда примчится быстрее, чем ты скажешь «Драгонье пюре»!

— Я Джордж! — фальшиво возмутился первый, но тут же рассмеялся, приглушенно, как совенок. — Ладно, ладно, Джордж, идем! Наше лучшее творение ждет своего звездного часа!

Они двинулись, крадучись с преувеличенной осторожностью, которая только выдавала их. Они шли не просто тихо — они шли весело, перемигиваясь, толкая друг друга локтями, их плечи тряслись от сдерживаемого смеха. Они обогнули угол, скрылись из виду в следующем пролете коридора.

Гарри не колебался ни секунды. Любопытство, острое и почти физическое, гнало его вперед, как щелчок бича. Он оторвался от статуи и ринулся следом, стараясь ступать бесшумно. Его сумка с печеньем глухо стукнула о бедро.

Он свернул за угол и увидел их снова. Они стояли перед огромным гобеленом, изображавшим, кажется, неудачное обучение троллей балету. Один из близнецов (Фред? Джордж?) тыкал пальцем в совершенно пустую стену напротив гобелена, что-то шепча своему брату. Тот кивал, зажав кулак у рта, чтобы не расхохотаться.

— ...и три раза туда-сюда... — донесся обрывок шепота. — ...и главное, как говорил Дамблдор — верить, что там пустота для хранения ночных горшков... Ха! Представляешь его лицо?!

— Шшш! — зашипел второй. — Кто-то идет!

Гарри замер как вкопанный, прижавшись спиной к холодному выступу стены. Но рыжие смотрели не в его сторону. Их взгляды были устремлены в дальний конец коридора, откуда действительно доносились медленные, шаркающие шаги и ворчливое бормотание. Филч.

Близнецы переглянулись. Паника? Ни капли! В их глазах вспыхнул чистейший азарт.

— План Б! — синхронно прошептали они.

Один рывок — и они исчезли. Не за угол, не в нишу. Они буквально шагнули... сквозь ту самую сплошную каменную стену, на которую только что показывал первый близнец. Камень сомкнулся за ними, как вода, не оставив и следа.

Гарри аж подпрыгнул от неожиданности. Он протер глаза. Стену? Они прошли сквозь стену? Его сердце колотилось, уже не только от погони, но и от потрясения. Как?! Это была не аппарация, не появление из ниоткуда. Они шагнули в камень, и он их поглотил.

Шаги Филча и ворчание: «...грязные, невоспитанные сопляки... всюду следы... где моя метла...» приближались. Гарри инстинктивно отпрянул глубже в тень.

Он подождал, пока ворчливый шаг мужчины не затих в другом направлении, и подкрался к тому месту стены, где исчезли близнецы. Камень был холодным, шероховатым, абсолютно реальным под его пальцами. Ни щели, ни потайной двери. Он провел ладонью по поверхности — ничего. Он толкнул — камень был непоколебим.

— «...верить, что там пустота для хранения ночных горшков...» — пронеслось в голове Гарри. Что за дурацкая фраза? Ключ? Он прищурился, глядя на глухую стену. Пустота для хранения ночных горшков. Это же абсурд! Но рыжие не выглядели сумасшедшими. Они выглядели... осведомленными.

Он оглянулся. Коридор был пуст. Луна бросала длинные причудливые тени от статуй. Гарри сжал кулаки. Любопытство пересилило скепсис. Что ему терять? Он подошел вплотную к стене. Вдохнул. И мысленно, изо всех сил, сконцентрировался на самой идиотской идее, которую только мог представить: Мне нужно место... чтобы спрятать ночной горшок. Очень нужно. Прямо сейчас. Огромный, фарфоровый. Здесь. В этой стене.

Он сделал три шага туда-сюда, веря в эту глупость. И... почувствовал странное сопротивление, словно воздух перед стеной стал плотным, желеобразным. Перед ним из ниоткуда появилась дверь. Он инстинктивно задержал дыхание и...приоткрыл её.

На мгновение — полная темнота и тишина. Потом — свет, запахи и... громкий, радостный визг.

— ОГОНЬ ПО ГОТОВНОСТИ!

Гарри едва успел отпрыгнуть в сторону. Мимо его уха со свистом пронеслось что-то маленькое, липкое и ярко-розовое, шлепнувшись в противоположную стену комнаты с мокрым звуком. Он огляделся, ослепленный внезапным светом.

Он стоял в просторной, уютной комнате, которой явно не должно было быть внутри стены. Круглые, мягкие кресла, яркие, хоть и потертые ковры, стол, заваленный пергаментами, странными механизмами и пустыми склянками. На стенах висели плакаты с летающими мётлами и... что-то, напоминавшее карту Хогвартса, но гораздо более детальную и живую. И посреди этого хаоса, застыв с боевой стойке и одинаковыми ртами в виде буквы "О", стояли те самые два рыжих близнеца. У одного в руке была небольшая, странная рогатка, из которой он, видимо, только что запустил розовую штуку.

— Кто ты?! — хором выдохнули они, ошеломленные. Их глаза, широко раскрытые, сканировали Гарри с ног до головы, задерживаясь на сумке с печеньем и его все еще растерянном, бледном лице.

Гарри стоял, переводя дыхание, ощущая липкую прохладу на лице от того, что едва не попало в него. Шок от прохода сквозь стену смешивался с шоком от комнаты и встречи. Он оглядел близнецов, их абсолютно идентичные, выражающие полнейшее изумление лица. В его собственной душе, где еще кипела обида и горечь, неожиданно пробился крошечный росток чего-то другого. Изумления. И даже... намека на азарт.

— Я... — Гарри сглотнул, пытаясь прийти в себя. — Я, кажется, ищу... пустоту для хранения ночных горшков? — сказал он, и в его голосе, к собственному удивлению, прозвучала едва уловимая, но самая настоящая искорка сарказма. После всего пережитого вечера, после Снейпа, Малфоя, Дамблдора и прохода сквозь стену — это был единственный возможный ответ.

Рыжие переглянулись. Идентичные ухмылки, медленные и все более широкие, расползлись по их лицам. Азарт сменился чистейшим, неподдельным восторгом первооткрывателей.

— Ох ты ж... — прошептал один (Джордж? Фред?).

— Он нашел выручай — комнату! — закончил мысль второй, его глаза сверкали, как два гипнотизирующих изумруда. — С первого раза! Без карты! Кто ты, таинственный незнакомец с сумкой и пытливым взором? И... — он указал на розовое пятно на стене, которое начало медленно сползать вниз, — ...извини за болтун-снаряд. Он не для тебя предназначался. Обычно он попадает в цель.

— Я... Гарри, — неуверенно произнёс он. Сумка с печеньем казалась нелепым якорем в этом водовороте.

— Гарри... — прошептал один, медленно опуская рогатку.

— ...Поттер? — закончил второй, и в его голосе прозвучало нечто среднее между вопросом и утверждением.

Гарри нахмурился.

— Да. Но как вы...?

Его вопрос утонул в шквале восторга.

— ВОТ ЭТО ДА-А-А! — завопил первый (Фред?), вскидывая руки. — Гарри Поттер! Живой! На ногах! В нашей комнате!

— Легенда! — подхватил второй (Джордж?), кружась. — Фред и Джордж Уизли к вашим услугам! Равно как и Джордж и Фред! — Он толкнул локтем первого.

Гарри почувствовал жар на щеках.

— Эм... спасибо? — пробормотал он сбито. — Но я не легенда. Я просто... — Он запнулся.

— Просто появился в Хогвартсе из ниоткуда, как призрак? — подхватил Фред (Гарри решил принять это имя), глаза его блестели любопытством. — Серьезно, откуда ты? Весь замок судачит из-за Пивза про какого-то спрятанного ученика Снейпа! Это ты?

Гарри почувствовал, как подступает горечь. Он перекинул сумку.

— Да, это я, — подтвердил он тихо. — Я учусь здесь. У профессора Снейпа. По контракту. — Он сделал паузу, глядя на них. — И... пожалуйста, никому не рассказывайте, что видели меня. Особенно... где я был.

Реакция близнецов была мгновенной и синхронной. Их веселые лица вытянулись. Они переглянулись, и в их глазах мелькнуло искреннее, жгучее сочувствие.

— Ох... — протянул Фред, свистнув. — Контракт? С Крылатым Упырем? Бедолага...

— С Самим Грозой Подземелий? — покачал головой Джордж с видом эксперта по несчастьям. — Парень, да ты... настоящий страдалец. Или очень, очень невезучий.

Гарри нахмурился, искренне удивленный.

— Почему? Он строгий, да. Но... почему такая реакция?

Фред фыркнул.

— Строгий? Он не строгий. Он — ходячая катастрофа! Его зовут «Летучая Мышь», потому что живет в темноте, всех пугает, «Гроза Подземелий», «Злобный Змееныш», потому что слизеринец до мозга костей!...

— ...«Мастер Вычетания Баллов»! — подхватил Джордж с пафосом. — Особенно у Гриффиндора! Чихнешь — минус пять! Улыбнешься — минус десять за «неуместный оптимизм»! Он ненавидит наш факультет лютой ненавистью!

Гарри уставился.

— Факультет? Гриффиндор? Что это вообще?

На лицах близнецов отразилось чистейшее изумление.

— Ты... шутишь? — спросил Фред, прищурившись. — Ты живешь в Хогвартсе и не знаешь про факультеты? Что Снейп тебе рассказывает? Только про яды и мрачные пророчества?

— Факультеты, парень! — вскинул руки Джордж, будто обращаясь к толпе.

— Гриффиндор! — хором выпалили они, ударив себя в грудь. — Храбрецы! Отчаянные! Наш дом!

— Когтевран! — продолжил Фред. — Умники! Зубрилы!

— Пуффендуй! — добавил Джордж. — Скучные трудяги! Но верные!

— Слизерин! — их лица синхронно скривились в гримасе отвращения. — Наглые, пафосные, любимцы Снейпа! Их логово — в тех самых подземельях рядом с тобой!

Гарри слушал, широко раскрыв глаза. Весь этот мир — факультеты, соперничество — был для него новым, ярким, шумным. И так непохожим на его одинокое существование в тени Снейпа. Он понял источник их сочувствия: быть учеником Снейпа, да еще и вне этой системы, звучало как приговор.

— Снейп... он и правда так... ужасен? — осторожно спросил Гарри. Для него Снейп был сложной, мрачной константой.

— Ужасен? — Фред покачал головой. — Он не ужасен. Он — стихийное бедствие.

— Слушай, Гарри-Невидимка, — Фред внезапно стал серьезнее (насколько мог). — Тайну твою сохраним. Наши уста — могила. Почти. — Он оглядел Комнату. — Но теперь ты знаешь нашу тайну. Значит, мы — квиты. И, возможно... — его глаза хитро блеснули, — ...союзники? В борьбе против общего врага? Против мрачного властелина подземелий?

Джордж энергично закивал, протягивая Гарри коробку с искрящимися леденцами.

— Вступай в ряды Сопротивления! Нам нужны люди с доступом во вражеский стан!

Гарри смотрел на их оживленные лица, на искрящиеся леденцы. Комната казалась теплой, живой. После вечера предательства и гнева это было слишком ярко, слишком громко. Но в его душе что-то дрогнуло. Тень улыбки тронула его губы. Союзники? Против Снейпа? Дерзко. Опасно. Заманчиво. Он оглядел уютный хаос.

— Это место… — он произнес тихо, почти с благоговением. — Что это? Как оно здесь оказалось? И как вы его нашли?

Фред и Джордж переглянулись с горделивыми ухмылками.

— Это, дорогой незваный гость, — начал Фред с пафосом гида, — Выручай комната! Самое секретное, самое полезное и самое незаменимое место во всем Хогвартсе!

— Она появляется для тех, кто очень-очень нуждается в укромном месте, — добавил Джордж, таинственно понизив голос. — Нужно просто трижды пройти мимо этого участка стены, очень сосредоточенно думая о том, что тебе нужно. Бум! — и вот она, твоя личная штаб-квартира, кладовая, убежище... или что угодно еще!

— Мы искали место для… э-э… хранения некоторых своих экспериментов, — подмигнул Фред. — И нашли! Наше сокровище!

Гарри впитывал каждое слово. Укромное место… Появляется по требованию… Его взгляд затуманился на мгновение. Мысль о возвращении в холодные, пропитанные запахом зелий и цинизмом Снейпа подземелья вызывала физическое отвращение. Он посмотрел на близнецов, на их открытые, оживленные лица.

— А… — он немного замялся, но решимость пересилила смущение. — А можно ли здесь… сделать комнату? Чтобы… переночевать? Просто… на сегодня.

Мгновенное понимание мелькнуло в глазах Фреда и Джорджа. Они синхронно кивнули, без лишних вопросов или подколов. Их обычное балагурство на миг уступило место серьезности.

— Без проблем! — уверенно заявил Джордж. — Она же выручай комната! Попроси — получишь!

— Только представь себе очень четко, что ты хочешь, — добавил Фред. — Кровать? Шкаф? Окно с видом на что-нибудь приятное? Горячий шоколад на тумбочке? Думай об этом, пока идешь туда-сюда.

— Мы подождем снаружи, — предложил Джордж. Они втроём двинулись к двери, через которую вошли. — Дадим тебе сосредоточиться. И… — он понизил голос до конспиративного шепота, — …проверим коридор на предмет Филчей или плаксивых Пивзов. Охрана периметра, так сказать!

Гарри кивнул, и странное чувство тепла разлилось у него внутри. Эта их "охрана периметра", этот шепот, эта таинственность — ему нравилось это ощущение секретности, соучастия в чем-то большем, чем его собственная боль.

Они вышли. Гарри глубоко вздохнул, закрыл глаза на мгновение, пытаясь прогнать остатки гнева и унижения. Мне нужно место. Чтобы спать. Чтобы отдохнуть. Чтобы почувствовать себя… в безопасности. Хотя бы на одну ночь. Он вспомнил комнатку у Дурслей — не идеальную, но свою. Уютную. Без ледяных взглядов и ядовитых уроков.

Он подошел к стене, напротив которой находился гобелен с троллями. Сосредоточился. Мысленно нарисовал простую, но чистую комнату: кровать с мягким одеялом, тумбочку, может, маленькое окошко... Главное — чтобы там пахло не зельями, а… домашним печеньем? Теплом? Спокойствием.

Гарри сделал первый шаг вдоль пустого участка стены, напряженно думая: "Мне нужна спальня. Тихое место. Теплое. С кроватью..." Второй шаг:"Комната для сна. Без подземелий. Без Снейпа. Без Люциуса. Просто… тишина..."Третий шаг: "Убежище. Хотя бы на ночь. Пожалуйста..."

На третий раз, когда он развернулся, чтобы пройти снова, в стене появилась дверь. Гарри замер, сердце колотилось. Он осторожно толкнул её. Дверь бесшумно открылась.

За ней была небольшая, уютная комнатка. Луна светила в маленькое круглое окошко, заливая серебром простую, но мягко выглядящую кровать с лоскутным одеялом. Рядом стояла тумбочка, на которой… дымилась кружка чего-то темного и ароматного (какао?). В воздухе витал слабый, успокаивающий запах лаванды и… свежей выпечки? На полу лежал небольшой, уютный коврик. Это было просто. Совершенно не похоже на роскошь Малфоев или аскетизм Снейпа. Но это было именно то, о чем он просил. Его убежище.

— Ух ты… — прошептал Гарри, переступив порог. Дверь мягко закрылась за ним.

Через мгновение в основной комнате послышался легкий шорох — Фред и Джордж просунули головы озираясь.

— Гарри? — осторожно позвал Фред. — Получилось?

Дверь в новую комнату приоткрылась шире. Гарри оглянулся, его лицо, усталое, но с тенью удивленного облегчения, было ответом.

— Заходите, — он отступил, пропуская их.

Близнецы втиснулись в маленькую спальню, оглядываясь с искренним восхищением.

— Вот это да! — выдохнул Джордж, ткнув пальцем в лоскутное одеяло. — Уютненько! И какао! Комната знает толк!

— Настоящий гений по части требований! — одобрительно хлопнул Гарри по плечу Фред. — С первого раза такую малявку-комнату выбить! Респект!

Гарри неловко улыбнулся, ощущая странную гордость. Он сделал это. Создал себе убежище. Пусть и временное.

— Спасибо, — сказал он просто, глядя на рыжих бесенят, которые уже проверяли упругость матраса. — За… за все.

— Не за что, союзник! — Фред подмигнул. — Теперь спи. Выглядишь, будто дракон тебя по коридору гонял. А мы… — он кивнул на дверь, — …продолжим наши невинные изыскания. Наведаемся утром, если не сожрет летучая мышь.

Близнецы скользнули обратно в основное помещение, оставив дверь в спальню приоткрытой. Гарри остался один. Он сел на край кровати, снял очки, потрогал теплое одеяло. Запах какао и лаванды обволакивал его. За окном светила луна. Где-то за стеной слышался сдержанный смех и шепот Фреда и Джорджа.

Впервые за этот бесконечный, ужасный день Гарри почувствовал, как тяжесть начинает понемногу отпускать. Он не был один. У него появилось тайное убежище. И, возможно, пусть и безумные, но… друзья. Он отпил глоток какао — сладкого и горячего. И позволил себе просто сидеть и слушать тихие звуки жизни за дверью, пока усталость не начала медленно смыкать ему веки.

Луна за круглым окошком успела смениться бледным рассветным светом, когда Гарри провалился в тяжелый, без сновидений сон. Уют комнаты, запах лаванды и далекий, успокаивающий гул замка сделали свое дело. Он спал как убитый, уткнувшись лицом в мягкую подушку, забыв на несколько часов и Снейпа, и Малфоя, и ледяные маски.

Пробуждение было резким и оглушительным.

БА-БАХ!

Не взрыв, а что-то вроде мощного хлопка с последующим шипением и звоном падающих осколков. Гарри вскочил на кровати, сердце колотилось как бешеное. В комнате стоял сизый дымок и пахло… жженым сахаром и серой?

— УСПЕХ! — раздался ликующий крик прямо у его кровати.

— НУ КАК, РАЗБУДИЛО?! — добавил второй голос, не менее восторженный.

Дым рассеивался, открывая картину. Фред и Джордж стояли посреди его маленькой спальни, покрытые с ног до головы мелкой блестящей пылью, похожей на конфетти. В руках у Фреда дымилась странная конструкция. На полу перед кроватью валялись осколки того, что минуту назад было его кружкой из под какао. Стена рядом с кроватью была усыпана липкими, ярко-розовыми червячками, которые еще слегка шевелились. Несколько таких же червяков свисали с его одеяла.

— Ч… что?! — выдохнул Гарри, отряхивая с пижамы (которую ему любезно предоставила Комната) липкую розовую пыль. Он был растерян, напуган и слегка оглушен.

— «Будильник Пинок для Сони»! — объявил Фред с гордостью. — Версия 2.0! Теперь с конфетти-пылью для визуального эффекта и червяками для тактильного пробуждения!

— Мы тестировали на себе, но у нас уже иммунитет, — пояснил Джордж, выковыривая розового червя из своих волос.— А ты — идеальный контрольный образец! Не спящий красавец, а спящий испытуемый!

— И он работает! — Фред сиял, как тысяча солнц. — Ты вскочил, как ошпаренный! Точнее, как обрызганный конфетти и червями! Надеемся, не слишком резко? Голова не болит? Только не говори, что болит — это побочный эффект версии 1.0, мы его вроде устранили...

Гарри сел на кровать, переводя дух. Адреналин медленно отступал, сменяясь сначала недоумением, потом раздражением, и наконец… диким, неконтролируемым смехом. Он смотрел на их перепачканные, сияющие лица, на дымящийся "будильник", на шевелящихся розовых червей на своей стене и одеяле, и смеялся. Громко, от души, до слез. Это был смех сброшенного напряжения, абсурда ситуации и чистой, детской нелепости происходящего после вчерашнего кошмара.

— Вы… вы… — он пытался говорить сквозь смех, — …совершенно… ненормальные!

— Спасибо! — хором ответили близнецы, восприняв это как высший комплимент. Джордж подобрал с пола уцелевшую половину кружки.

— Эээ… извини за кружку. Пробный заряд вышел мощнее расчетного. Зато какао уже не надо! — Он указал на червяков. — Они со вкусом шоколада! Бодрящие!

Гарри, все еще фыркая от смеха, осторожно снял с одеяла одного шевелящегося червяка. Он был теплым и липким.

— "Бодрящие"? Вы меня чуть не свели с ума! Я думал, это Снейп… или Малфой… или сама Баба Яга вломилась!

— Ага, вот видишь! — Фред торжествующе подбоченился. — Эффект пробуждения — стопроцентный! И гораздо веселее, чем нытье будильника или злобный взгляд нашего подземного ужаса. Мы гении!

Они принялись собирать самые крупные осколки кружки и отдирать особо прилипчивых червяков со стены, продолжая обсуждать доработки "Будильника Пинка" (версия 3.0 должна была стрелять не червями, а мини-булочками, которые сами залетали бы в рот). Гарри наблюдал за ними, улыбка не сходила с его лица. Хаос, который они приносили с собой, был живым, шумным и… целительным. Совсем не таким, как разрушительный хаос его гнева.

Рассветный свет в окошке уже сменился ярким утренним, когда Гарри, отряхивая последние следы розовой конфетти-пыли с волос, попытался осмыслить только что пережитое «пробуждение». Фред и Джордж, убрав самые крупные осколки кружки и наиболее активных червяков, уселись на его кровать, сияя не только от пыли, но и от неутолимого любопытства. Их «Будильник Пинок» был забыт — перед ними сидела живая загадка.

— Ладно, Гарри-Призрак, — начал Фред, подперев подбородок кулаком и уставившись на него. — С червями мы разобрались. С будильником — тоже, хоть и с побочными эффектами. Но главная тайна осталась. Как ты, сын Джеймса Поттера, вечного задиры и гриффиндорского льва, оказался на попечении у самого Снейпа? Того самого Снейпа, который твоего отца, мягко говоря, терпеть не может?

Джордж кивнул, его глаза сузились с умным видом, который у него получался хуже, чем клоунада.

— Да! Это же как… как отдать львенка на воспитание мрачной гиене! Нестыковочка! Он тебя что, похитил? Шантажирует? Или… — он понизил голос до шепота, — …это какой-то секретный план?

Гарри вздохнул, отодвигая в сторону шевелящегося розового червячка. Вопрос был прямым и болезненным. Он посмотрел на их ожидающие лица. Доверять? Снейп велел молчать. Но вчерашняя ложь, спектакль с Малфоем… Его гнев на Снейпа был еще свеж. И эти двое… они знали его тайну о комнате, о том, что он здесь. И не выдали. Были… нормальными.

— Враждуют? — переспросил Гарри, стараясь звучать нейтрально. — Насколько… сильно?

Близнецы оживились, почуяв историю.

— Ого! — Фред засмеялся. — Тебе не рассказывали? Это же легендарные стычки! Твой папаша, стоит ему завидеть Снейпа в коридоре или на ужине, сразу как заведенный! То крикнет что-нибудь про «жирную сальную косу»…

— …то «случайно» толкнет, когда тот с кучей склянок идет… — добавил Джордж.

— …то запустит в него заклинанием так, что у того аж мантия вздыбится! — закончил Фред с восторгом батального художника.

Гарри слушал, сжимая край одеяла. Картина вырисовывалась неприятная: его отец — задира.

— Но самое пикантное, — Джордж понизил голос, делая драматическую паузу, — это как наша Гроза Подземелий реагирует. Ни крика, ни толчка в ответ. Он ледяной. Останавливается, поворачивается медленно, как королевская кобра… и палит такой язвительной фразой, такой колкостью, что твой папа аж багровеет! Будто Снейп иглой проколол его надутый гриффиндорский пузырь!

— «Ах, Поттер, твой интеллект сияет с той же интенсивностью, что и твоя лысина к сорока годам — предсказуемо тускло», — процитировал Фред с неподдельным восхищением в голосе. — Или: «Полагаю, кривляние — единственный способ компенсировать отсутствие содержания в твоей голове? Продолжай, это забавно». И уходит, не дав сказать слова! Весь Гриффиндор ржет, но… и уважает. Потому что он хоть и мрак и ужас, но держит удар. И бьет словом точно.

Гарри представил это: его отец, красный от злости, и Снейп, холодный, ядовитый, но… контролирующий себя. Странное чувство — почти гордости за наставника, смешанное с горечью за отца. И огромный вопрос: Почему он, сын врага, здесь?

Молчание затянулось. Близнецы переглянулись, почувствовав тяжесть. Гарри смотрел в окно, на солнечные лучи, игравшие на пыльном подоконнике. Сказать? Наперекор Снейпу? Наперекор всему?

— Они… — голос Гарри был тихим, но четким в тишине комнаты, — …бросили меня. Мои родители.

Тишина стала гулкой. Веселые огоньки в глазах близнецов погасли, сменившись шоком. Фред открыл рот, но звука не последовало. Джордж замер, как статуя.

— Когда мне был год… меньше года, — продолжал Гарри, не глядя на них, его пальцы белели на одеяле. — Из-за… из-за Волдеморта. Из-за пророчества. Из-за того, что во мне осталось что-то от него… «Эхо». Они испугались меня. Оставили младенцем у… у других людей. А сами… — он сглотнул ком в горле, — …стали жить как ни в чем не бывало. Растить другого сына. Джейкоба. Здесь. В Хогвартсе. Счастливо.

Он рискнул взглянуть на них. Их лица были масками чистого, немого потрясения. История о «Брошенном Герое» обрела жуткую, негероическую реальность.

— Вот… почему я со Снейпом, — закончил Гарри, опуская глаза. — Он… увидел «потенциал». И опасность. Заключил контракт с моими… родственниками. Чтобы контролировать. Чтобы я не стал монстром. Или чтобы использовать. Не знаю точно.

— Бросили… — прошептал Фред, наконец найдя голос. Он выглядел так, будто ему врезали Дубинкой Оглушения. — Джеймс и Лили… Но они же… они здесь! Он… он бегает повсюду! Джейкоб!

— Да! — Джордж оживился, еще не осознавая, как его слова режут. — Маленький Поттер! Рыженький, как мать! Бегает, кричит, на метле летает как угорелый! Его все любят! Профессора, студенты… — Он замолк, увидев, как Гарри сжался, будто от удара. Осознание накрыло Джорджа волной. — Ох… Гарри… прости, мы…

— Он… он их гордость, да? — Гарри выдавил из себя, глядя куда-то в сторону. Голос его дрожал. — Их любимый сын? Тот, кого они не испугались?

Комната наполнилась неловкой, гнетущей тишиной. Даже розовый червяк на коврике замер. Близнецы метались взглядами, понимая, что наступили на минное поле самым неуклюжим образом. Их обычная болтливость исчезла.

Фред первым нашел в себе силы разрядить обстановку. Он вскочил с кровати.

— Ладно! — заявил он с преувеличенной бодростью, которая звучала фальшиво, но была искренней попыткой. — История — историями! А жизнь — она сейчас! И прямо сейчас, Гарри-Загадка, у тебя есть два гениальных, слегка запыленных, но верных союзника! И… — он огляделся, — …целая выручай комната в твоем распоряжении! Хочешь, сделаем тут тир для метания червяков в портрет Снейпа? Или лабораторию по созданию зелий, от которых волосы у него позеленеют еще больше?

— А можем найти этого Джейкоба и… — Джордж подхватил идею, но Фред резко толкнул его локтем в бок.

— …и ИГНОРИРОВАТЬ его с царственным видом! — быстро поправил Фред. — Потому что ты — оригинал! А он — просто… дубль два, с браком! Без тайной комнаты и крутых друзей, которые изобретают будильники-бомбы!

— Да! — Джордж ухватился за соломинку. — Смотри, что у нас есть! — Он начал лихорадочно копаться в карманах, вытаскивая смятые пергаменты, искрящиеся шарики, кусок чего-то липкого. — У нас есть чернила-невидимки, проявляющиеся только под взглядом профессора МакГонагалл! Есть…

— …твоё домашнее печенье! — закончил Фред, доставая жестяную коробку из сумки, открыл ее, и запах домашнего песочного печенья заполнил комнату, смешиваясь с ароматом жженого сахара и лаванды. — Вот оно — настоящее сокровище! Делись, герой! И забудь про всех Поттеров, кроме самого крутого — тебя! Ты же прошел сквозь стену! Ты пережил Снейпа! Ты выдержал наш Будильник! Ты — Гарри Крутой Поттер!

Они сунули ему в руки по печенью, сами набив рты. Их попытка развеселить была неуклюжей, слишком громкой, но искренней. Они не знали, что сказать о его боли, поэтому просто… были рядом. Шумными, нелепыми, покрытыми розовой пылью, но рядом. И предлагали печенье.

Гарри взял печенье. Посмотрел на их перепачканные, жующие лица, на их глаза, в которых читалось: "Прости, что ляпнули. Мы с тобой." Он откусил. Печенье было сладким, рассыпчатым, пахло домом. Петуньиным домом. Не Поттеров.

Он не засмеялся. Но уголки его губ дрогнули в слабой, но настоящей улыбке. Это было не веселье. Это было признание. Признание их усилий. Признание того, что несмотря на боль, несмотря на прошлое, здесь и сейчас, в этой абсурдной комнате с двумя рыжими безумцами, ему было… не так одиноко.

— Крутой Поттер, — пробормотал он, доедая печенье. — Звучит… терпимо. Лучше, чем «Брошенный Сын» или «Сосуд с Эхом».

После печенья и неловкости, атмосфера в маленькой спальне снова потеплела. Розовая пыль на коврике и шевелящийся червяк у ножки кровати теперь казались не следствием вторжения, а веселыми трофеями абсурдного утра. Фред и Джордж, уловив слабую улыбку Гарри, снова оживились, как два заводных рыжих моторчика.

— Ладно, Гарри Крутой, — начал Фред, запихивая в рот последнее печенье. — Твои маггловские опекуны… они хотя бы веселые? Или строгие, как директор перед проверкой Министерства?

Гарри, все еще чувствуя странную легкость после того, как выговорился, неожиданно для себя расслабился. Образы Вернона, Петуньи и Дадли всплыли в памяти, но теперь окрашенные не только болью разлуки, но и… теплом.

— Строгие? Дядя Вернон может поругаться, если машину поцарапать, — усмехнулся он. — Но в основном… они просто… свои. А тетя Петунья… — он вспомнил ее испуганные, но любящие глаза, дрожащие руки, застегивающие ему куртку, — …она переживает. За меня. Всегда. И за мой вид. Особенно после того, как Снейп выдал мне эти джинсы. — Он кивнул на свою одежду.

— А кузен? — подхватил Джордж, его глаза загорелись азартом охотника за историями. — У тебя же есть кузен? Он маггл? Он… ну, знает? О тебе?

— Дадли? — Гарри невольно улыбнулся шире. Образ Большого Д, неуклюже гоняющегося за шоколадной лягушкой или жалующегося на школу, был таким живым и… нормальным. — Он знает. И… он классный. Огромный, как молодой тролль, но… — он замялся, подбирая слова, — …внутри… он как щенок. Огромный, неуклюжий щенок. И у нас… у нас были проделки.

Интерес близнецов достиг пика. Они придвинулись, забыв про пыль и червяков.

— Поделись! — хором потребовали они.

И Гарри рассказал. О том, как они с Дадли красили школьные раковины в ярко-розовый цвет баллончиком с краской, купленным на сэкономленные деньги от школьных завтраков («Его потом неделю отмывали, а нам пришлось все выходные драить туалеты!»). О том, как подменили крем для торта учительницы музыки на зубную пасту с мятой («Она чуть не подавилась, кричала, что ее отравили! А мы с Дадли ржали в кустах!»). О том, как запускали в школьном спортзале самодельные ракеты из бутылок от газировки и уксуса с содой («Одна чуть директора не сбила!»). О том, как Дадли, пытаясь впечатлить девчонок, упал в школьный фонтан и вылез, покрытый тиной и кувшинками («А я сказал, что это новый вид водного фитнеса!»).

Чем больше он рассказывал, тем громче и неудержимее становился смех близнецов. Они катались по кровати Гарри, хватаясь за животы, стуча кулаками по матрасу, слезы текли у них по щекам, смешиваясь с розовой пылью.

Их смех был громким, заразительным и совершенно искренним. Они не смеялись над Дадли или Гарри. Они смеялись над проделками, над абсурдностью ситуаций, над чистой, глупой радостью школьного баловства. Для Гарри это было невероятным облегчением. Он видел, как их глаза блестят от восторга, слышал их одобрительные возгласы («Вот это командная работа!», «Гений подмены!», «Настоящие специалисты по хаосу!»). Это признание его нормального, маггловского прошлого, его шалостей с кузеном, было как глоток свежего воздуха после удушья тайн и контроля. Он и сам начал смеяться, рассказывая, как Дадли пытался отмыться от тины в школьном туалете и застрял в кабинке.

— Ваш кузен, Гарри, — выдохнул Фред, наконец успокаиваясь и вытирая последние смешинки, — он гений! Пусть неуклюжий, но гений! Нам бы такого в команду! Его энергетика! Его размах!

— Жаль, маггл, — с комичным сожалением вздохнул Джордж. — Он бы обогатил нашу лабораторию хаоса!

Колокол, прозвеневший где-то далеко в стенах замка, резко оборвал веселье. Фред и Джордж синхронно вздрогнули и наколдовали время при помощи заклинания.

— Занятия! — ахнул Фред, вскакивая. — Трансфигурация! МакГонагалл убьет, если опоздаем! Опять!

— А у нас как раз новая партия Чернил-Невидимок для нее! — добавил Джордж, уже сгребая свои разбросанные «изобретения» в сумку. — Надо успеть подложить!

Они засуетились, как два урагана, поднимая облака розовой пыли. Гарри встал, наблюдая за их лихорадочными сборами. Его улыбка стала немного грустной. Им было куда идти. В их шумный, яркий мир факультетов, уроков и шалостей.

— Эй, Гарри, — Фред обернулся на пороге. — Ты где? Останешься тут? Или… обратно в лапы Летучей Мыши?

Гарри взглянул на дверь своей маленькой спальни, на сумку, на последнего розового червяка, мирно шевелящегося на коврике. Потом мысленно представил каменное лицо Снейпа, холодные подземелья, невысказанную ярость после вчерашнего «урока». Нет. Не сейчас.

— Я… — он сделал глубокий вдох, вспоминая тихий кабинет, голубые глаза за очками, предложение поговорить. — Я пойду к профессору Дамблдору.

Близнецы переглянулись. На их лицах мелькнуло непонимание и одобрение.

— Мудрое решение, — кивнул Джордж. — Старина Дамблдор — он… другой. Не такой, как все. Может, и правда поможет.

— Только смотри, не попадись Нашему Подземному Ужасу по дороге, — предупредил Фред, уже просовывая голову сквозь стену в коридор. — Он сегодня, наверное, злее обычного после вчерашнего твоего побега. Если что — свисти! Мы примчимся с новыми червяками!

Они скользнули за дверь и исчезли, их шепот и смешки быстро затихли в коридоре. Гарри остался один в тишине. Солнечный свет теперь ярко освещал его маленькое убежище, пылинки танцевали в лучах. Он поднял сумку — якорь в бурном море его жизни. Потом аккуратно обошел розового червяка на коврике. И решительно направился к стене, чтобы выйти. Путь лежал к башне директора. К разговору без масок. К картографии своей бурной реки. Первый шаг к чему-то новому, возможно, к исцелению, он делал сам. Без Снейпа. Без Малфоев. Даже без рыжих бесенят. Только он и его решение.