Мономолекулярный меч и магия (гет)

Сильные руки схватили Ивана поперёк живота и втащили обратно под крышу. Он оглянулся и увидел Ганса, странным образом беззвучно открывающего рот с выражением крайнего беспокойства на лице.

Иван потряс головой, стараясь вернуть исчезнувшие после взрыва звуки. Худо-бедно это начало получаться.

— … отсюда скорей! — он скорее угадал, чем разборчиво расслышал. Остальные слова скрыла даже не частичная глухота, а странное назойливое жужжание в ушах, в левом сильнее, чем в правом.

— А чего подъёмник задержали? — громко спросил Иван, отмечая непривычное звучание собственного голоса через заложенные уши. — И зачем сам поднялся? Я же только лифт просил.

Он отвернулся от Ганса и шагнул наружу, чтобы напоследок взглянуть на горящий дом.

— Ты спятил? — крикнул Ганс ему прямо в ухо. — Розу едва внизу оставил, чуть не вязать пришлось, чтоб за тобой не побежала. И тебя тоже насильно волочь?

— Щас, пятьсек, — отозвался Иван. — Гляну последний раз, и сваливаем.

Кажется, пострадал не только слух, но и сознание. С большой задержкой Иван понял, что причиной жужжания в ухе оказалась не травма, а новый вызов на планшете, пришедший вместе с очередным «красным» письмом. Оно было бесстрастным по форме, но паническим по сути, призывая всех, кто может, спасаться от нашествия мёртвой жизни самостоятельно и обещало скорую ядерную бомбардировку. Сразу же, как только «мушки» сядут.

— Я думал, ты остался соседку спасать, а не пиротехникой забавляться! — крикнул Ганс ещё громче. — Она хоть жива?

— Да вон она, что ей сделается… О, смотри! Судья!

Василиса, успевшая отъехать на километр с гаком, показалась на вершине холма. Переваливавшая через него дорога вела её в относительно безопасное место. По крайней мере, от ожидаемого наземного ядерного взрыва холм должен был хоть немого, да прикрывать. Хотя, если взрыв будет сразу в мегатонну, это не поможет, но такое маловероятно. «Мушки» нацелились на конкретный двор, и чтобы с гарантией их всех прихлопнуть довольно будет и пятидесяти килотонн.

Но прямо сейчас от смертельной лотереи Василису спасал судья. Он выпрыгнул ей навстречу, пронёсся на остатке реактивной тяги мимо, сделал вертикальный прыжок с разворотом и на обратном пути догнал скутер. Василиса резко затормозила, а трёхметровый гигант потянулся к ней, настойчиво приглашая поскорее забраться ему на руки.

Василиса выпрыгнула из седла и принялась что-то втолковывать склонившемуся над ней великану, энергично размахивая руками и указывая в сторону горящего дома. Судья выпрямился и оглянулся. Ивану показалось, что смотрит он прямо на него.

— Уходим отсюда, пока не заметил, — поторопил Ивана Ганс.

И тут же на планшеты им обоим пришёл новый вызов. Заметил.

— Лучше не отвечать, — посоветовал Ганс.

Фиолетовый луч оторвался от правого плеча судьи и протянулся до металлических ворот гаража. Краска на створке задымилась, а затем лазер добавил ещё мощности и выдал длинную серию ярко мерцающих импульсов с частотой, повторяющей человеческую речь. Со стальной поверхности посыпались фонтаны красных искр, вызванные ритмичными микровзрывами.

— НЕМЕДЛЕННО ОТВЕЧАТЬ! — проскрежетали ржавым железным басом ворота, от лазерных ударов мелко затрясшиеся, словно диффузор громкоговорителя.

— Не отвечай! Спускаемся скорее! — засуетился Ганс.

— Ты что, он же полезет нас спасать! — возразил Иван и указал на небо. Ганс поднял взгляд и охнул. Нижняя граница чёрного облака спустилась так низко, что можно было различить текущие внутри струи, а с его краёв потянулись вниз пока ещё короткие, но уже ясно видимые щупальца, готовые окружить двор.

— Скажи ему, что поздно уже, — предложил Ганс. — Может, не полезет.

Иван нервно кивнул и поспешил принять вызов.

— … почему ещё здесь? — донёсся из планшета оборванный конец судейской реплики.

— Алло, отвечаю, — поспешно, не слушая, что скажет судья, затараторил Иван, стараясь поскорее передать главное, — нас тут четверо, сейчас мы под землёй спрячемся!

— Бегите ко мне скорее! — приказал судья. — Сейчас мы на вас «рентгенку» в двадцать килотонн бросим!

— Не успеваем уже, — ответил Иван, запрыгивая на лифтовую площадку, на полсекунды отстав в этом от Ганса. — Девчонки наши внизу сидят, а лифт вот он, сверху.

Ганс запустил лебёдку и лифт поехал вниз. Иван напоследок подпрыгнул повыше, чтобы бросить последний взгляд через край шахты и убедиться, что защитник правопорядка не рванулся за ними следом.

— Стоять! Куда!? — раздался из планшета грозный возглас.

— Пещера глубокая, больше ста метров, — громко отчитался Иван. — Запечатаем вход и переждём.

— Не отсидитесь, идиоты! Взрыв прямо над вашей шахтой будет. Крышку выбьет и прожарит до самого дна.

Иван испуганно вздрогнул. О таком варианте развития ситуации он не подумал, хотя, казалось бы, вполне очевидная возможность. Разогнанное безэмоциональное состояние сознания, целиком держащееся на мозговых сопроцессорах, помогает быстро и трезво соображать, не делает человека умнее. Сначала оно сыграло с ним злую шутку, сузив мышление и мешая предвидеть неочевидные угрозы, а теперь внезапно предательски проявило слабость и пропустило в мысли страх.

«Чрезмерная нагрузка на псевдонейроны повлекла ускоренное истощение их запаса энергии, — поставил он себе диагноз. — Надо было утром съесть больше сладкого».

Лифт продолжал спускаться и проехал сквозь опоясывающее ствол шахты кольцо аварийного запора. Иван с неудовольствием отметил, что напрасно оценивал собственную предусмотрительность как высокую. Устанавливая этот затвор, он искал повод гордиться собой. Казалось очень крутым перестраховаться и потратиться на чрезмерное средство безопасности, которое совершенно точно не пригодится, но зато соответствует высоким стандартам, выглядит солидно и гарантирует полный покой. Теперь оказалось — неверно ему казалось.

Конструкция, казавшаяся на момент установки надёжной преградой, защищающая от любых возможных и невозможных неприятностей, вовсе таковой не является. Перекрыв ствол шахты, эта толстая дверь сможет выдержать многое, но, конечно же, не мощный поток рентгена или быстрых нейтронов, выпущенный в упор. А двадцатикилотонная «рентгенка» — термоядерная нейтронная бомба в золотой оболочке — выдаёт целый океан и того и другого. Потому так эффективна против «мушек», которые почти не боятся ударной волны, стойко выносят и тепловые лучи и электромагнитный импульс, но неизбежно дохнут и горят в достаточно плотном потоке ускоренных элементарных частиц или жёсткого излучения.

— Мы не под шахтой будем, пещеры уходят в сторону на многие километры, — после мгновенного раздумья соврал судье Иван. Он понятия не имел, насколько далеко на самом деле протянулись пещерные коридоры и можно ли по ним хоть куда-то продвинуться. Но не видел другого выхода. Кэтэ обещала, что открытие ворот и проход через них займёт совсем немного времени, но сейчас это «немного» ещё следовало добыть.

— Я ничего такого не видел! — недоверчиво возразил дядя Стёпа.

— А мы вам и не показывали! — гордо заявил Иван. — А «Ишаков» видели? Видели?

— Видел. И?

— А зачем они нужны под землёй, как думаете? А чтобы на них по пещерам ездить — Иван поставил победную точку в споре. — Дайте нам полчаса, и мы на десять километров удерём.

— У вас не будет половины часа! — горько сообщил судья после секундной паузы. — Туча собралась и спускается. Чудо, если осталось хотя бы пятнадцать минут.

Пессимистичный прогноз судьи подтверждали сопровождающие его слова шорох и потрескивания. «Мушки», опускаясь на цель, готовились накрыть зону атаки общим магнитным полем и разогревались перед битвой, громким хором выдавая помехи в радиоэфир.

— Нам хватит, спасибо! — заверил судью Иван и прервал разговор.

Лифт коснулся пола, остановился, и Иван немедленно привёл в действие аварийный затвор. Высоко в шахте троекратно лязгнуло, а перерубленный тремя подвижными герметичными бронезаслонками трос с грустным шуршанием посыпался на крышу лифта. Теперь шахта была запечатана пробкой, непреодолимой для почти любой угрозы, исходи она хоть снаружи, хоть изнутри. Беда только, что грозящее им сейчас точно вошло бы в список исключений.

Иван с Гансом помчались бегом через спрямлённые роботом-копателем подземные галереи, под безжалостно покалеченными и ополовиненными сталактитами, по пенькам, оставшимся от вырубленного сталагмитового леса.

— Ты чего ему наплёл? — возмутился Ганс на бегу. — Не мог больше времени выпросить? Если Кэтэ не успеет, плохо нам будет.

— А если наверху с бомбой опоздают, то плохо будет им, — на выдохе выдавил из себя Иван, стараясь перекричать журчащий под ногами ручей. — Нам времени дадут, сколько смогут, не больше.

Ганс в ответ только выругался и прибавил скорости. Ивану пришлось постараться, чтобы не слишком отстать.

В коридоре перед главным залом с вратами их встретила пробка. Роза Мария попыталась перегнать всех четырёх «Ишаков» за один раз, но оплошала и собрала из них клубок в том самом месте, где болтались обрывки поставленной дядей Стёпой печати. Эльфийка и обе кошкодевочки, прочно сидевшие на спинах механических гусениц, никак ей не помогали, и даже наоборот. Многоножки, наползшие одна на другую, замерли, опасаясь повредить пассажиров, и не желали распутываться.

— Ты вернулся! — встретил Ивана её возглас, наполненный непонятной ему радостью. Словно бы могло случиться иначе.

— У тебя тут чего? — спросил он торопливо, не желая терять драгоценное время.

Мари только беспомощно подняла руку, указывая на созданный ею затор.

— А у Кэтэ что? — ещё быстрее сказал Иван.

— А? — зависла Мари. — Я не…

— Понятно. Ганс, я проверю Кэтэ, а ты разбери это, — распорядился Иван, уже не глядя на девушку. Он перескочил через преграду и спешно устремился в главный зал, отметив в памяти, что впредь следует избегать общения с женским полом в состоянии предельно разогнанного сознания. Очень уж ярко после его слов отразились недоумение и обида на лице Мари.

Запах пряностей он почувствовал ещё за несколько шагов до входа, а сам зал встретил его дымной атмосферой и ярким зелёным светом. Верёвочный мост раскачивался, словно на ветру, водный поток под ним не журчал, а злобно рыкал, перекатывая по дну камни. Мелкая пыль всех цветов радуги летала вдоль стен, собравшись в слоистое кольцо, как у Сатурна. В центре всего этого неподвижно стояла Кэтэ.

Прямо перед ней на расстоянии вытянутой руки висело нечто, похожее на осколок зеркала, отражающее только само себя, но бесконечное число раз. В первый миг эта штука казалась почти невидимой нитевидной трещиной в воздухе, затем вокруг вспыхивал радужный ореол, и становилось ясно, что это не линия, а широкая лента или даже прямоугольное полотно. Сияние почти сразу же теряло цвета, взятые от радуги, а взамен приобретало какие-то совсем неописуемые, для которых не существует человеческих слов. Тем более что никакого разноцветного обрамления на самом деле и не было, оно мгновение назад просто померещилось. Ведь на самом деле висящий предмет — это окошко, и смотреть возможно только в его центр, но никак не на края. Потому что время делает ещё один очень малый шажок, и взгляд легко проникает внутрь, словно сам наблюдающий проваливается за эту грань. Там бесконечно широко и свободно можно оглядываться, но нельзя ничего рассмотреть, взгляд, направленный в любую сторону, везде натыкаться на самого себя, пристально и жадно смотрящего себе навстречу.

Только за собственную спину заглянуть не получается, ведь там всё место занял кто-то большой. Кто-то доброжелательный. Тот, кто помог проникнуть на эту сторону, а теперь толкает в спину, чтобы отослать обратно. Бесконечно глубокое окно снова превращается в бесконечно тонкую прореху. Всего на миг. Чтобы в следующий миг опять пробежать через странное превращение.

И так по кругу.

— У меня сперва не получалось, не получалось, а потом как получилось! — радостно сообщила Кэтэ, с победной улыбкой разглядывающая странное явление. Очевидно, это и были те самые врата в её родной мир.

— У тебя всё готово? — спросил Иван, с трудом отрываясь от наблюдения за бесконечным циклом расширений и сжатий. Он залип всего-то на пару секунд, а казалось, что успел увидеть не одну сотню повторений. И странно, хотя он ещё не перешёл через мост и не приблизился к Кэтэ, но их негромкие слова, перелетавшие от края зала до его центра и обратно, звучали ясно и отчётливо, несмотря на шум воды и ветра.

— Вполне, — подтвердила Кэтэ. — Сначала туго шло, а потом словно чья-то помощь подоспела. Ты Василису в жертву принёс? Для этого задержался?

— Ты чего, совсем дура? — опешил Иван. — Я наоборот, оставался, чтоб её спасти! Дал скутер и направил прямо в руки судье.

— Вот это ты зря, — нахмурилась девушка, — эту гадину не спасать надо было, а на съедение оставить. И непонятно, если так, кто же мне помог. Ты ещё что-нибудь делал?

— Ну, ещё я дом поджёг, — признался Иван, чувствуя себя слегка глупо.

— Ага, я знала! — Кэтэ хлопнула в ладоши и весело подпрыгнула на месте. — Так даже полезнее, чем просто кого-нибудь зарезать.

— Кого богиня на этот раз желает зарезать? — Ганс, въехавший в зал верхом на многоножке, заинтересовался их разговором, но открывшееся перед ним зрелище тут же заняло всё его внимание. Сначала странная подземная «погода» с ветром и пылью, а затем неуловимые для глаз ворота с гипнотическим воздействием. Он вздрогнул и попытался отвести взгляд подальше от центра зала, но добился этого только с третьей попытки.

— Ты тоже это видишь, да? — обратился он к Ивану.

Иван просто кивнул в ответ. Ганс аккуратно вылез из водительского седла, отвернулся и, выходя прочь, сказал:

— Тогда ты переводи их через мост. А я не смогу, нет. У меня от этой хренотени голова кружится.

Иван занял освободившееся место и повёл «Ишака» по качающемуся верёвочному мосту медленно и аккуратно. Девятнадцать лапок осторожно ощупывали непривычную для них зыбкую поверхность, так непохожую на любой грунт, и неизменно находили точки опоры. Гибкая сетка из тонких нитей была для всёпреодолевающей многоножки неудобна, но проходима. Казалось, что механическая гусеница уверенна в себе, и насторожена, так же, как и Эля, разместившаяся на её заднем сиденье. Эльфийка методично осматривала непонятное ей окружающее волшебное пространство, ритмично и плавно поворачивая голову влево-вправо и синхронно водя глазами в тех же направлениях. По этим движениям сразу становилось видно, что она не человек.

— А ты сильный стал, — отчего-то вдруг заявила Кэтэ. — Так-то обыкновенные жертвоприношения сами по себе бесполезны. Только суеверные глупцы об этом не знают. Но при помощи правильно выбранной жертвы можно себя настроить правильно и получить силу.

— Это ты к чему?

— Увидишь, — сообщила Кэтэ и вернулась к созерцанию своего творения.

Иван сделал зарубку в памяти, выбросил пока что это странное заявление из головы и принялся за срочную работу, времени на которую оставалось всё меньше.

Последняя сохранившаяся во дворе камера висела на гараже. Она осталась единственным выжившим обрывком домашней сети наверху и передавала тревожную картинку, на которую Иван нет-нет, да и поглядывал. «Мушки» опустились внезапно и необратимо. За минуту до этого они толпились дружной компанией выше горящего дома и жили какой-то своей отдельной жизнью, не пересекаясь с обстановкой внизу. А затем тёмное облако порвалось.

Весь двор словно провалился в серый мешок, набитый пылью. Сразу же пропала любая связь, ни одна сеть снаружи не отзывалась, а на всех радиоканалах выли и трещали помехи. Воздух сделался мутным и непрозрачным, дневной свет куда-то делся. Вокруг дома вилась серая метель, скрывшая весь внешний мир, только направление на Солнце угадывалось по мерцающему во мгле красному пятну.

Надо было торопиться, и они торопились. Пробку в коридоре распутали в одну минуту, приказав кошкодевочкам спешиться. Иван перегнал через мост трёх оставшихся «Ишаков» так же ловко, как и первого. Роза Мария привела с собой Мурку и Белоснежку, взяв их за руки. Киборги выглядели странно, качались, словно пьяные, и спотыкались тем чаще, чем ближе подходили к вратам. Самостоятельно залезть обратно на многоножек они не смогли, а посаженные туда с помощью Ганса, держались неровно и норовили свалиться. Пришлось перекидывать обеих поперёк сёдел и привязывать за щиколотки и запястья. Так же поступили с Элей, которая вблизи врат тоже начала сомлевать. Только Цербер не доставил хлопот, замерший как спящий в прицепленной к багажнику переноске.

— Прекрати! — вдруг закричала Роза Мария и дёрнула Ивана за рукав куртки. Что именно она требовала прекратить, Иван не понял. Он глядел на подругу и думал, какая же она всё-таки мелкая, ростом едва ему по пояс. Или даже по колено. Его ноги вытянулись, шея удлинилась, голова сделалась пустая и лёгкая, как воздушный шар, и взлетела к потолку. Внизу прикольно мельтешили Ганс и Мари, и даже Кэтэ, такая же микроскопическая, утратила спокойствие и вместе со всеми кричала ему что-то неразборчивое.

«Перегрев», — расслышал он и посмотрел на внутренний градусник. «Сорок один и семь — это и в самом деле перегрев, не стоило отключать предупреждения», — проползла ленивая мысль за секунду до того, как пол пещеры поднялся и встал перед его глазами вертикально.

Прикосновение холодного камня ко лбу немного остудило воспалённый разум. Мозговой сопроцессор отключился, в голову вернулся здравый смысл и стало понятно, что текущая ситуация кратко описывается одним словом: «задница». Именно в неё они все сейчас провалились вглубь на целых сто метров.

На поверхности бесновались «мушки». Догорающий дом оставался ещё несколько горячеват, они опасались к нему подступаться, только слегка обглодали углы. («Ну, хоть тут я молодец», — проскользнула злорадная мысль.) Зато железный гараж своим коллективным магнитным полем «мушки» разнесли вдребезги. Высоко летали гоняемые в воздухе ворота, стальные листы обшивки и прочие хранившиеся в гараже железяки. Всё это бесчинство наблюдала застрявшая кверху ногами в кустах камера. Она каким-то чудом осталась цела и не оторвана от сетевого кабеля, и продолжала передавать всё, что могла видеть. На вход в шахту «мушки» пока не обращали внимания, но это был вопрос времени. Очень скорого времени.

Но это было неважным, потому что бомба, что всё прекратит, ожидалась гораздо раньше. О том предупреждал голос судьи: «До атомной бомбардировки осталось девять минут. Повторяю, до атомной бомбардировки осталось девять минут». Только оставалось неясным, каким образом смогло пробиться прямо в голову это сообщение, если «мушки» наглухо экранировали всю связь.

Ивану было страшно, очень страшно. И за себя и за остальных. Он оторвал лоб от приятного холодного пола и увидел, как бледен Ганс, и как дрожит Мари. Ближе всех была Кэтэ и сразу же, как только он пошевелился, попыталась помочь ему встать. Она тоже выглядела растерянной, хотя и храбрилась. А ещё она вся позеленела.

В воздухе вокруг Кэтэ клубились мелкие зелёные пылинки, они тонким слоем покрыли её одежду, кожу и волосы. С каждым вдохом она впускала в себя их множество, а затем выдыхала в несколько раз больше. Эти пылинки чем-то напоминали «мушек», они двигались так же согласованно и целеустремлённо, но были гораздо-гораздо мельче, чем может различить глаз, и светились изнутри изумрудно-травяным.

— Вы тоже их видите? — спросил Иван.

Ганс и Мари с недоумением посмотрели на него, но взгляд Кэтэ сразу же переменился от беспомощно-растерянного до радостно-решительного.

Иван, принявший это за подтверждение, что его не глючит от перегрева, быстро осмотрелся и заметил, что только малая часть зелёной пыли собралась вокруг Кэтэ. Гораздо большего размера клубок висел над созданными ею вратами. И голос судьи, предупреждающий о грядущей опасности, слышался именно оттуда: «До атомной бомбардировки осталось восемь минут. Повторяю, до атомной бомбардировки осталось восемь минут». Пыльный клубок заколебался и ярко сверкнул зеленью, очевидно, поторапливая, а ворота стали чуть плотнее и материальнее. Из прячущейся за ними глубины кто-то посмотрел на него и подмигнул. Ивана словно подбросило пинком вверх, он вскочил на ноги и скомандовал:

— По коням!

Кэтэ осмотрела его с восторгом и даже некоторой опаской и удивлённо ахнула:

— Даже так?!

Иван так и не понял, что с ним произошло, Ганс и Роза Мария — тем более, но они моментально сообразили, что надо делать. Каждый вскочил на своего «коня», а Кэтэ немедленно выстроила всех всадников бок о бок в правильном порядке.

— Я иду вперёд, расширяю проход. Ганс, ты сразу за мной, держись как можно ближе. Иван, ты следом, страхуешь Ганса и, главное, тащишь Розу Марию. — Кэтэ помолчала, собралась с мыслями и обратилась персонально к Ивану: — Получается так, что половина нашего успеха зависит от тебя. На Марию особое внимание обрати, она у нас слабое звено.

Иван обернулся и согласился с таким нелестным определением. Мари смотрела вперёд отрешённо, как кролик-суицидник, повстречавший удава, и уже согласный стать обедом. Да и Ганс тоже стал какой-то вялый. Долгожданное путешествие начиналось как-то не так, не с тем настроением, что ожидалось, когда они к нему готовились.

— И не забывайте, во время перехода держаться за руки и не отпускать! — Кэтэ ещё раз напомнила всем уже многократно повторенное ранее. — Ну, я пошла.

На самом деле Кэтэ ни куда не пошла. Она плавно подняла руку и потянулась к вратам, которые двинулись ей навстречу. Они становились ярче, росли и раскрывались, показывая внутреннее пространство. Размер пещеры словно удвоился, рядом со знакомым каменным залом возник ещё один, странным образом наблюдаемый сквозь неширокий вход весь целиком.

Кэтэ коснулась пальцами разделяющей два зала тонкой плёнки, которая легко поддалась и пропустила её руку. Многоножка под девушкой, получившая тычок пятками, изогнулась латинской буквой «S» и как пятиметровая змея проскользнула в проход. Остальные «Ишаки», выполняя программу, повторили это движение, чтобы не разрывать дистанцию и не создавать первопроходцу помех. Кэтэ переместилась через ворота левым плечом вперёд, правой рукой подтягивая за собой Ганса, и оказалась на той стороне вместе с тяжело загруженной багажом гусеницей и навьюченной поверх боевой горничной-эльфийкой.

Делящая мир на «здесь» и «там» преграда отнимала у вещей цвета и творила со зрением странные вещи. Кэтэ теперь выглядела как живая рентгеновская фотография, чёрно-белая и полупрозрачная. Кости и зубы сверкали белизной, а прочие части тела красовались разными оттенками серого, едва прикрытые почти невидимой одеждой. «Ишак» и киборг Эля слились в один абсолютно чёрный силуэт без различимых деталей, словно совсем не отражали свет.

Кэтэ потянула Ганса за собой, его ладонь оказалась за воротами, вся насквозь просвечивающая, но всё остальное втягиваться не желало. Иван, помня о своей обязанности страховать товарища, подтолкнул его в плечо, и дело пошло, но медленно. Ивану показалось, что это не Ганс протискивается через ворота, а наоборот, они сами движутся навстречу и натягиваются на всякого сквозь них проходящего.

Из ведущего к шахте коридора донёсся грохот и противный скрип. Иван, не сдержав испуганного любопытства, заглянул в репортаж с поверхности. Последняя камера показывала, что «мушки» нашли-таки вход в подземелье и теперь бомбили запертый аварийный затвор всем железным, что нашли в разоренном гараже. Болты, гайки и детали раскуроченных механизмов летали над землёй по широкому кругу, разгонялись магнитными полями до сверхзвуковой скорости и со свистом как пули устремлялись вертикально вниз, точно в верхнюю заслонку. Она проминалась, но держалась пока.

Всё это не имело никакого значения. Важно было только как можно скорее пройти через ворота. Потому что: «… осталось три минуты. Повторяю, до атомной бомбардировки осталось три минуты».

«Толкать — то же, что и тянуть, — внезапно озарило Ивана, — главное, чтобы не отвлекаться!» И кто-то рядом шепнул: «Да, всё именно так».

Окрылённый этой новостью, он снова толкнул Ганса, но так, словно потянул. Точнее говоря, он, продолжая держать его за руку, представил, будто находится по другую сторону ворот рядом с Кэтэ и помогает ей. Ганса тут же повело в нужном направлении, он преодолел преграду наполовину и запоздало пришпорил пятками «Ишака». Тот изогнулся, как и требовалось, но совсем немного не вписался в ворота. Задней оконечностью пятиметрового туловища он задел за край, и замер неподвижно, словно вмороженный в лёд. «Ишак» Ивана, выполняющий схожий манёвр, с грохотом натолкнулся на торчащую задницу своего коллеги и протолкнул её дальше. Ивана резко дёрнуло и потащило, а ворота стремительно приблизились, проглотив руку по локоть. Позади испуганно ахнула Роза Мария.

Ивану показалось, что его хотят разорвать пополам. Он сидел на многоножке в позе большой буквы «Т», и его тащили за руки в две стороны. Слева по борту всё было хорошо, в смысле, переход для Ганса завершился успешно, и он выглядел теперь, как улыбающийся скелет. А вот справа наблюдались проблемы. Роза Мария судорожно вцепилась в его ладонь обеими руками и смотрела как-то уж совсем обречённо. Из-за возникшей заминки её «Ишак» отстал, поэтому она сильно наклонилась в сторону и до сих пор не выпала из седла только потому, что была пристёгнута.

— Подвинься поближе, — скомандовал он, но в ответ добился от Мари только панического взгляда. Кажется, она полностью потеряла управление, как над транспортным средством, так и над собой.

«Дело дрянь», — заключил он и предложил запасной вариант:

— Отстёгивайся, слезай и прыгай ко мне! Я тебя увезу отсюда.

«Иронично, — подумал он, краем уха слушая доносящийся сверху грохот железа — гафний, из-за которого поднялся этот переполох, сгорит в ядерном огне, которому сам же стал первопричиной, если в корень смотреть. Ну и плевать. Когда эта бочка рванёт, проклятым «мушкам» сделается в два раза жарче».

— Давай быстрее, — поторопил он Мари, — бросай всё барахло и садись ко мне.

Но та против ожиданий несогласно мотнула головой, а её в голубых глазах сверкнуло нечто яркое, как электрическое замыкание.

— Не надо, я уже в порядке, — осипшим, но уверенным голосом ответила она, — я справлюсь.

Иван с удивлением увидел, как из маленькой, но жаркой искры возгорается Священное Пламя Жадности. Мари вернула контроль над своей многоножкой, передвинулась на правильную дистанцию и сообщила:

— Я никого не подведу и наши вещи не брошу. Только держи меня крепче.

— В этом не сомневайся.

Дальше всё получалось очень просто. Вначале сделать маленький шажок в сторону врат, чтобы показать Кэтэ готовность. Потом с её помощью и неожиданной помощью ещё кого-то, кто гораздо сильнее, продвинуться дальше и пришпорить «Ишака» в правильный момент, и вот она, та сторона. Некогда вертеть головой и рассматривать, что тут за место такое, но Ганс и Кэтэ снова выглядят нормально как люди, а не как анатомические пособия. А вот Мари, внезапно, не видна почти совсем, не считая руки, потому что ворота с изнанки имеют совсем иной вид. Они непрозрачны и висят, как чёрная клякса, и женская рука нелепо высовывается прямо из чернильной глубины.

Ганс, зная, что его-то Мари отлично видит, кивнул ей два раза легко, а на третий раз глубже, надеясь, что она расшифрует эти знаки как «на счёт три», и принялся её вытягивать.

«До атомной бомбардировки осталась одна минута!»

«Ну, бля! Это и тут слышно!»

Работа оказалась нелёгкой, словно он тянул Мари из болота, наполненного липким клеем. К счастью, тут ему на помощь пришла Кэтэ, а затем и Ганс. Видимо правило «не отпускать руки» работало только на время перехода, а теперь уже ничто не запрещало дёргать Мари всем сразу. Иван чувствовал, что Мари готова пройти через врата, но ей не удаётся подгадать момент и пришпорить «Ишака» так, чтобы протиснуться со всем богатством сквозь это игольное ушко. Кажется, она уже трижды включала «змейку» и трижды промахивалась.

«Если бы только ворота были пошире», — подумал он, и ворота сделались пошире. Совсем немного, но этого хватило. Роза Мария въехала, вспотевшая и запыхавшаяся, но гордая собой и глядящая, как триумфатор. Ещё бы, ведь спасла столько ценного добра!

Сегодня все они были триумфаторами, ведь спаслись сами. Все четверо, они стояли, крепко обнявшись, и тихо радовались. Нет, пятеро. Рядом совершенно точно был кто-то ещё. Тот, кто стоял за спиной. Тот, кто помогал.

Иван оглянулся, и мгновенно узнал, кто это.

Днём оно золотое, а вечером красное, хотя его свет считается белым. Но если посмотреть на него взглядом, не искажённым несовершенной конструкцией человеческих глаз, то станет очевидно, что его истинный цвет — зелёный.

Молчать Ивану показалось невежливым, и он не придумал сказать ничего лучше, кроме как:

— Доброго вам дня, Солнце! Сегодня прекрасная погода, не правда ли?