Золотые Длани (джен)

Глядя на кайбиганский лагерь близ Руманна, куда пришлось вернуться Секлису, никто не назвал бы его пристанищем победоносного войска. Осунувшиеся от бессонницы, израненные командиры только успевали измышлять новые планы — чтобы вновь быть отброшенными и понести страшные потери. И пускай вербанненцы несли потери не меньшие, упрямый Кимбар, которого не удерживали даже недавние раны, не сдвинулся ни на шаг. Сделало свое дело и подошедшее подкрепление от лорда Хойи, оставившего западный берег Схура.

Вечер выдался хмурый, вдали хрипло радовалось пиршеству воронье. Вот уж кому сейчас вольготное житье — мертвых не успевали хоронить. Лекари трудились непрестанно. Днем и ночью в их шатрах тонко визжали пилы, и визг этот заглушали дикие, отчаянные вопли раненых, которым отнимали руки и ноги, дабы спасти жизнь. Счастливы были те, кто терял от боли сознание. А еще счастливее — те, к кому оно так и не возвращалось.

Два лекарских помощника наспех зарывали яму, куда сбросили отрезанные конечности, почерневшие, раздробленные. Безусловно, многие из этих калек не проживут долго, а если и поправятся, то сами пожалеют об этом. Угнанные с полей крестьяне уже не смогут толком трудиться, а что до наемников, продающих свой меч, то их жизнь воистину кончена. Что проку в заработанном или награбленном богатстве, если ты увечный? Лишь понапрасну продлять свои мучения. Да и более удачливые товарищи по оружию мигом слетаются к таким горемыкам, чтобы избавить их от ненужной более добычи.

— И на кой щеррь нам это сдалось? — говорил наемник Сарз, недавно прибывший с прочим периллиненским гарнизоном. — Посулили нам золотые горы, а что мы получили? — Он сложил кукиш. — Шиш, вот что! Только и радости, что руки-ноги целы.

Человек двадцать наемников собрались около костра, подкладывая в огонь новые ветки и помешивая варево в котле. Впервые за десять дней варево пахло мясом: один из сотников сжалился над голодными воинами и доложил командиру, что у него пала лошадь. На самом же деле ее забили и разделали всей сотней, и драка за мясо была много яростнее, чем с вербанненцами в недавнем бою на холмах.

— В нашем десятке нынче троих недосчитались, — заметил другой наемник, потыкав кинжалом мясо в похлебке: еще не готово. — Вечером были — утром и след простыл. Главное, что припасы не позабыли прихватить, плуты этакие! И у меня кошель с серебром утянули.

— Ха, трое! — фыркнул третий. — Из нашей сотни десятками бегут, да и не только из нашей. А чего? Сарз дело сказал: обещали сказочные богатства, а сами надули. Да что говорить! Герцог-то, похоже, сам уж не рад, что войну затеял…

— Ты еще на весь лагерь завопи, дурья голова! — шикнул на него Сарз. — Таким, как ты, рот бы открывать только чтоб ложку совать. В петлю захотел? Забыл, как третьего дня отловили двух беглых, да и вздернули без разговоров?

— А что ни говори, плохи наши дела. Бежишь — поймают да повесят, останешься — убьют в бою. К Кимбару пришло подкрепление, да еще другое в пути. А нам помощи не дождаться.

— Просто бежать надобно умеючи, братцы, — сказал наемник лет пятидесяти, похожий на старый кряжистый дуб. — Вон, у лорда Танарига целых полторы сотни ушли не спросясь, еще до битвы — и ничего им, никто даже в погоню не кинулся. Зато живут, поди, припеваючи. И чего я, дурень старый, не пошел с ними, звали же!

— Это в разбойники-то? — подал голос совсем молодой парень, по виду крестьянин. — Не-е, я бы струхнул. Да и нехорошо это — безвинных людей резать.

— А где ты видел безвинных, а? — ощерился старый наемник. — И вообще, что нам за дело, где и кого резать? Велят идти в бой — идем и режем. Только в бою мы режем ради Секлиса, а в лесах да на дорогах разбойнички режут для себя. Вот и смекайте, парни, на кого вам охота работать и за кого кровь проливать.

Наемник замолчал, пошевелил в костре и потянулся за новой охапкой хвороста. Под веселый треск сухих сучьев Сарз помешал варево в котле, бросил горсть соли. Прочие, на миг позабыв о голоде, оглянулись по сторонам. Командиров было не видать, а кругом сидели у таких же костров их товарищи — и навряд ли вели промеж себя иные разговоры.

— Эх, ну коли у самих кишка тонка, так хоть за товарищей порадуемся. — Сарз попробовал похлебку на соль, кивнул сам себе. — Смелые парни, не побоялись ни гнева герцогского, ни петли. Опасность-то, ясное дело, везде одинакова. Да все одно на воле жить получше, если не отловят и не убьют.

— А правду говорят, Сарз, — вновь заговорил пожилой наемник, — что герцог аж помешался на поисках молодого графа из той крепости, где ты стоял со своими, а? Чего щеритесь — я сам слышал, как он кричал на гонцов, мол, опять вестей нету. И на кой ему сдался этот молодчик?

— А я слыхал, — подал голос рябой здоровяк, — что тот граф знает какое-то колдовство, чтобы, значит, непобедимым быть. Пока ты жив, никто твое войско не одолеет и никакую крепость или город не возьмет. Да сами вспомните, братцы: многие же из вас были там, у Периллинена, и я тоже был. Старый граф-то отказался сдаваться, и в бою его не брали ни меч, ни копье, ни стрела. А все почему? Потому что он заговорил себя от всякого оружия. Да, видно, про пищаль позабыл, вот его и подстрелили пулей. А как помер он, так мы вмиг замок захватили.

— Ты как старая бабка, Боргет, — бросил Сарз, — всюду видишь колдовство да колдунов. Хотя тоже скажу: странно все это.

— Да как же не колдовство? — не отставал Боргет. — А с дочкой старого графа что приключилось? Сидела она в темнице в Каннатане — а потом замок как вспыхнет среди ночи, да и сгорел дотла. Ее рук дело, не иначе. А сама она обернулась птицей — и в окно.

— Ну, уж это враки, — отмахнулся пожилой наемник. — Как это девка, пускай даже графиня, может вдруг сделаться птицей? Даже самая ловкая ведьма такого не сумеет, хоть и врут они про себя немало.

— Так куда ж она тогда подевалась? Нет, что ни говори, а дело нечистое. Потому герцогу и нужны эти колдуны, братец да сестрица, чтоб вызнать все тайны.

— Все, будет болтать — похлебка поспела.

Сарз отставил котелок с огня чуть остудить. Наемники полезли в карманы и котомки за ложками, позабыв о беглых товарищах, разбойниках, богатствах и колдунах. Сперва по очереди обгрызли мясо и хрящи с костей, чуть ли не вырывая лошадиные мослы друг у друга, затем разлили варево в шлемы. Все разговоры смолкли, слышалось только дружное чавканье, хруст походного хлеба и стук деревянных ложек о железо.

Герцог Секлис наблюдал издали за своими воинами и понимал, что именно их тревожит. «Но где им понять, что тревожит меня?» — с гневом и горечью вопрошал он мысленно. Вожделенный венец Неватана пылал перед его взором, но с каждым днем, с каждым переворотом больших часов становился тусклее и бледнее, отдалялся и уплывал из рук завоевателя. Много ли стоил туго набитый монетами кошель на поясе в сравнении с единой, могучей, богатой Аскеллой? В сравнении с величием и славой ее правителя?

«Лишь бы только грабить да разбойничать!» — в сердцах думал Секлис, глядя на свое войско. Нет, разве такими людьми подобает окружить себя подлинному властителю Аскеллы? Будь на месте этих жадных наймитов люди преданные, люди чести, они держали бы себя иначе. Для них бегство с поля боя было бы гнуснейшим преступлением, позором, а не родом подвига.

Да и союзник хорош: отвел свои войска, ничего не объяснив. Если бы не это, Хойя так и стерег бы ходаннцев на берегу Схура, и исход недавней битвы мог бы быть совсем другим. Слухи же о ходаннских послах, якобы прибывших в ставку Фандоана для переговоров, сперва казались Секлису пустыми выдумками. Теперь он больше так не считал.

Нет, соглашение с Лабайном было шатким с самого начала. Странное происшествие с Вальде — о которой до сих пор не было ни слуху, ни духу, — развалило союз почти мгновенно. Воистину, по-настоящему соратников объединяют общие цели, общее дело, схожие помыслы и стремления, а не династические браки. Да и сам Секлис никогда не считал Лабайна достойным доверия и не намеревался делиться с ним властью, если бы завоевал ее.

Пропажа дочери заботила его сейчас менее всего. Правда, Анастель недавно написала о каком-то молодом страже по имени Эттерфольг, якобы бежавшем из своего отряда. По словам жены, парень был влюблен в Вальде и мог увезти ее тайно — с ее же согласия. Эти нелепые измышления Секлис отверг сразу: нет, его дочь не способна на подобные безумства. Пускай она не блещет умом, но не настолько же? Право, думал с гневом Секлис, все это затеяли враги, чтобы отвлечь его от насущных забот, — да только просчитались. Даже десять пропавших дочек не заставят его отказаться от своей высокой цели.

Путь же к этой цели один: брат и сестра ан Тойдре.

Как бы ни было тяжко, нужно продолжать поиски — везде, где можно и где нельзя, любой ценой, любыми потерями. Пускай надежда тает, но еще не погибла окончательно. Обретенный венец может сделаться для павших духом воинов Кайбигана тем воодушевлением, тем вдохновением, которое дарует им новые силы и волю к сражениям и победам.

«Или уже поздно? — шептал глубоко в сердце Секлиса мерзкий голосок. — Или воинов ныне уже не удержать даже венцом Неватана?»

Секлис гнал прочь этот голос — голос собственной слабости. Этот враг был самым страшным из всех. И его должно было победить прежде прочих.

* * *

На второе утро пути отряд Амайрана достиг поселения Павео, больше похожего на город, чем на деревню. Отсюда были родом несколько новобранцев в отряде, они и рассказали, что поселение славится своими ремесленниками. По их словам, Павео защищала крепкая стена, да и старейшины гильдий, входящие в правящий совет, не скупились на содержание народного ополчения. Однако стоило высланным вперед разведчикам увидеть поселение издали, как стало ясно, что никакие меры не помогли. Неизвестные разбойники уже побывали здесь.

Густой черный дым над домами не мог разогнать даже ветер. Деревянная ограда была в двух местах проломлена, кое-где на острых ее кольях коченели почти голые трупы защитников — видимо, замученных пленников. Уцелевшие жители снимали тела с ограды и бережно укладывали на телегу. Отовсюду летел, подобно дымному смраду, скорбный женский вой.

Амайран остановил отряд, велев Теману приглядывать за всеми, а сам с десятком человек двинулся к воротам Павео. Завидев всадников, люди подняли крик и бросились за ограду, пускай она плохо защитила бы их. Некоторые, разглядев предводителя, остановились и попытались вернуть своих. Имя Амайрана подействовало лучше любых уговоров.

— Не бойтесь, люди, — заговорил Амайран, потрясенный зрелищем, хотя видел подобное не впервые. — Больше вам никто не причинит зла. Мы ищем тех, кто напал на вас. Можете ли вы рассказать нам о них?

Несколько мужчин вышли вперед. Видимо, их успокоили не столько слова Амайрана, сколько сам облик. Некоторое время они перешептывались между собой, затем один из них, высокий седобородый мужчина с перевязанной рукой, по виду торговец, заговорил.

— Да что ж о них сказать? Разбойники и есть разбойники. Хвала Создателю и святому Аргиру, что всех не убили и не все дома пожгли…

— Сколько их было? Откуда они? Куда направились?

— Было их с сотню, а может, и все полторы. Опять же, некоторые остались под нашими стенами, но немного, десятка два. Наших-то побольше полегло. Объявились они откуда-то с юга, туда же и уехали, когда ограбили нас.

— Говор у них резкий такой, быстрый — как у тех, что в Кайбигане живут, — сказал другой мужчина, помоложе. — Но никаких знаков не было: ни знамен, ни гербов. Вооружены они отменно, с мечами, арбалетами да луками, все в шлемах, а у некоторых и кольчуги имеются.

— Пешие они или конные?

— Да вроде пополам. А некоторые и вдвоем на одной лошади сидели. Почти у каждого к седлу большой мешок приторочен: видно, уже награбили где-нибудь.

Амайран задумался ненадолго.

— Значит, говорите, они поехали на юг? По дороге или в объезд?

— По дороге прямиком, туда, где живет лорд Те-Сапари — может, слыхали? Он тут на всю округу знаменит, хотя и нравом крут… Ох, худо же придется леди, коли нападут на них: сам-то лорд на войне, народу в замке — всего ничего…

— Когда они уехали? — чуть ли не крикнул Амайран. Словно почуяв тревогу хозяина, конь под ним фыркнул и переступил с ноги на ногу.

— Да вчера под вечер, еще светло было… Куда ж ты заторопился так?

— Отомстить за вас, люди, — бросил Амайран, уже разворачивая коня. — И не допустить нового злодейства.

Он коротко кивнул изумленным людям и помчался прочь от Павео. Товарищи последовали за ним. Остальные ничуть не удивились, но молча направились вслед за предводителем, когда тот двинулся к дороге, что вела на юг, к Маннискору. Насколько знал Амайран, отсюда было меньше пяти алкеймов до имения Те-Сапари. Значит, разбойники — наверняка беглые наемники из войска Секлиса — могли достичь его еще вчера, до темноты.

— Может, обошлось? — тихо спросил Теман, поравнявшись с Амайраном. — Каменную стену не взять так легко, как деревянную, а орудий у них нет…

— Я тревожусь не об этом, — был ответ. — Вспомни Сиваон и прочие крепости, где люди сами открывали ворота захватчикам, надеясь, что их пощадят. Пощадили? Нет. Даже самые преданные слуги могут смалодушничать, особенно теперь, без железной руки хозяина.

— А с ним тоже не слишком-то охота встречаться, — невесело усмехнулся Теман. — После всего, что было…

— Это верно — и все же однажды придется. И я не хочу, чтобы на моей совести, помимо без того немалой моей вины перед ним, было еще и это. Что я мог спасти его семью и не спас, что опоздал на одну-единственную ночь! — Амайран в сердцах стукнул кулаком по ладони.

Теман не нашелся с ответом. Опустив голову, он отъехал к прочим. Амайран же пришпорил коня, чувствуя, что ему в сердце тоже вонзились шпоры, только длиннее и острее. «Если я опоздаю… Если Ниера мертва или хуже того… тогда я недостоин отныне жить на этой земле. Столько дней я заставлял свое сердце молчать, глушил голос, что звал меня сюда, на выручку ей. Кэлем был прав: можно выиграть войну, но проиграть все…»

«Ты еще не проиграл».

Голос отца прозвучал столь явственно, что Амайран поневоле дернулся, словно получил стрелу в спину. Зов шел как будто сверху, призывая поднять взор. Небо над головой было ясным, кое-где сбивались вместе пушистые облака. И в этой сине-белой высоте, осененной золотым, как венец и ладони на родовом гербе, светом, Амайрану померещились отцовские черты, озаренные столь редкой улыбкой, и поднятая в благословении рука. А рядом с ним, словно лик небесного духа из Высших чертогов, — почти позабытые черты материнского лица, до боли напоминающие Эвлию.

Берейм чуть споткнулся о камень на дороге, и видение пропало. Амайран выдохнул, не смея верить. Зато недавнее отчаяние ушло бесследно, остались только обычная решимость и жажда битвы. Не в первый раз приходилось ему вот так преследовать врагов, и взор его сделался внимательным, привычно отмечая любые мелочи. Трава по обочинам была вытоптана копытами, но не объедена; не нашлось по пути и следов стоянок. Значит, разбойники шли напрямик, не теряя даром времени. Быть может, кто-то из Павео рассказал им о замке Те-Сапари, и они сочли его столь же легкой добычей.

И, быть может, обманулись в своих ожиданиях.

Крики долетели издалека: торжествующие боевые кличи смешались с воплями ужаса. Одиноко ухнул пищальный выстрел, но других не последовало. Амайран придержал коня, прислушался. Звуки доносились справа, несколько западнее имения Те-Сапари.

Без единого слова Амайран повернул отряд, устремившись на голоса. К крикам присоединился шум боя. Как только остался позади очередной пригорок, Амайран вновь велел остановиться, ибо глазам всего отряда предстала развернувшаяся на равнине битва.

Вернее сказать, сама битва была почти закончена, поскольку нападавшие намного превосходили своих жертв числом. Не меньше сорока всадников окружили маленький отряд человек в шесть, среди которых были две женщины: одна в белом покрывале, другая с непокрытой головой — видно, шапочка слетела от быстрой скачки. Рядом носились три лошади с пустыми седлами, а их недавние хозяева лежали на земле убитыми. На глазах Амайрана и его товарищей упали еще двое, прочие сбились теснее. Сквозь испуганное ржание коней, звон стали, смутно различимые угрозы и брань послышался пронзительный визг — словно все женщины Вербаннена одновременно воззвали о помощи.

Больше Амайран не стал выжидать. До сражающихся оставалось шагов пятьсот, и пока отряд минует это расстояние, женщины лишатся последних защитников. Те стояли твердо, но у врагов имелись копья, хотя даже к ним прибегать не стали. Не успели всадники Амайрана проехать двести шагов, как последние воины в кольце врагов пали мертвыми, пронзенные стрелами.

Визг сделался громче и захлебнулся. Обеих женщин стащили с коней, и они исчезли из вида, словно погребенные под темной волной врагов. Грядущая судьба их была ясна — лишь поэтому им обеим сохранили до поры до времени жизнь. Разбойники даже не заметили приближающийся конный отряд, всецело поглощенные развлечением.

Амайран приказал Бритаку, Дасии и прочим стрелкам уйти правее и бить по разбойникам, как только сам он с товарищами рассеет их. Земля дрожала под копытами коней, и так же дрожало сердце в груди Амайрана. Тревога могла сыграть с ним дурную шутку, но он не верил, что обознался, хотя в глубине души желал бы этого. Пускай он не видел лиц обеих женщин, невозможно было не узнать голос Ниеры.

Увлеченные разбойники побросали копья и почти все спешились, окружив пленниц. Поэтому лишь двое-трое заметили угрозу, что мчалась на них во весь опор. Предупреждающие крики превратились в предсмертные вопли. Прочие разбойники обернулись — чтобы оказаться сметенными конным строем. Амайран подал знак окровавленным мечом, и весь отряд последовал за ним, освобождая место стрелкам.

Разбойники нагнулись за луками, но выпрямиться удалось не всем. Кто-то бросился наутек, не трудясь ловить сбежавших лошадей. Одна из пленниц, высокая женщина в белом разорванном покрывале, с залитым кровью лицом, подхватила с земли копье и принялась отбиваться. Второй повезло меньше: два разбойника заломили ей руки и поволокли прочь, видимо, решив, что бой удовольствию не помеха.

— Ты куда целишься? — рявкнул Бритак на Дасию. — Бей выше!

— Я сама знаю, куда бить! — только и ответила женщина.

Глаза ее пылали такой ненавистью, что могли бы умертвить кого угодно не хуже стрел или болтов. Скрежеща зубами, она выстрелила в лицо одному из разбойников, что держали девушку. Второму арбалетный болт угодил точно в пах.

— Получи, щеррев сын, — выплюнула Дасия чуть слышно, после чего принялась стрелять вместе со всеми.

Трое разбойников ухитрились поймать лошадей и поскакали на юг. За ними бросился в погоню новобранец Мерал — в одиночку, точно одержимый желанием покончить со всеми разом. Амайран кивнул двум всадникам, и они поспешили на подмогу. Беглецов добили быстро, хотя Мерал казался слегка разочарованным украденной у него победой.

Старшая из женщин тяжело оперлась на копье, забрызганная кровью. На плечи ей тотчас накинули плащ, прикрыв разорванный наряд, кто-то протянул флягу с водой. Она лишь качнула головой и бросилась к своей спутнице, которая пыталась выбраться из-под тел убитых Дасией разбойников. Но не добежала — ее опередили.

— Ниера!

Амайран соскочил с коня — нет, слетел, едва ощущая землю под ногами. Он пытался заставить себя идти быстрее, но не мог. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он оттолкнул пронзенный болтом труп и подал руку юной белокурой девушке, которая едва достала бы макушкой до его плеча. Свободной же рукой он отбросил с лица платок.

Ниера уставилась на него, крик замер на ее губах. Изумление в голубых глазах мешалось с неистовой радостью и неверием. Словно очнувшаяся от чародейского сна, позабыв о пережитом ужасе и порванном платье, она упала на грудь своему спасителю.

— Ойнор…

Он же не думал более ни о чем. В этот миг она была для него всем миром — его любимая, его невеста, которую он так давно не видел, не держал в объятиях. Сейчас же все долгие месяцы разлуки, тоски и душевных страданий оказались позабыты. Он целовал ее столь яростно, столь жадно, как будто стоит им оторваться друг от друга — и рухнет с неба солнце, и сгорит земля, и померкнет свет. Даже если бы это правда случилось, они бы не разжали рук.

Им не было дела, что кругом стоят воины и смотрят на них не без любопытства, а кто-то — с удивлением. Подобные мгновения выпадают редко, и они — подлинная награда судьбы. Лишь на миг прервать поцелуй, взглянуть в любимое лицо, провести рукой по волосам, прошептать дорогое имя и вновь припасть друг к другу. Ибо зачем нужны истинно любящим слова, когда их души говорят безмолвно?

— Граф ан Тойдре! — Сердитый женский окрик показался громом среди ясного дня. — Отпустите мою дочь!

Амайран и не подумал повиноваться, а Ниера — вырываться из его рук. Он лишь набросил ей на плечи свой плащ, прикрыв разорванный разбойниками почти до пояса наряд, и отдал учтивый поклон супруге своего недавнего командира.

— Леди Те-Сапари, — произнес Амайран. — Я счастлив приветствовать вас, и вдвойне счастлив оттого, что мы поспели вовремя.

— Я благодарна вам, — ответила леди, вернув поклон, — но посоветую не забываться. Вы более не жених Ниеры, таково решение лорда Те-Сапари, о котором он сам предупреждал вас.

— Все верно, миледи, предупреждал. — Амайран крепче обнял Ниеру. — Но сам я так не считаю. И не намерен отказываться от той, кого люблю всем сердцем.

Тем временем стоящие вокруг воины не находили себе места от изумления. Чтобы их предводитель, всегда такой сдержанный и учтивый с женщинами любых сословий, страстно целовал при всех спасенную им девушку? Немыслимо! Что до новобранцев, то их не меньше потряс произнесенный леди Те-Сапари титул. Они и прежде догадывались по многим признакам, что Амайран благородного происхождения, но чтобы граф?

Среди недоуменного гула голосов чеканно прозвучал ответ леди Те-Сапари:

— Мой супруг отыскал для нее иного жениха, которого ныне держит при себе. Его имя Вайм Харанн. Свадьба состоится сразу по окончании войны…

— Именно так, миледи, — кивнул Амайран. — Непременно состоится. Только Ниера станет моей женой, а не кого-либо другого. Что до господина Харанна, то мы с ним решим этот вопрос при личной встрече.

Новоиспеченный соперник был знаком Амайрану. Он служил на заставе Эредеро, имел в подчинении сотню и не отличался от прочих молодых командиров ничем, кроме непомерного честолюбия. Хотя Амайран никогда не был дружен с Ваймом Харанном, он старался снисходить до его естественной слабости. Сам он получил достаточно при рождении — так не стоит ли прощать избыток честолюбия тем, кому повезло меньше? Направленное в нужное русло, оно порой приносит добрые плоды.

И все же горько было знать, что из всех возможных охотников за рукой Ниеры лорд Те-Сапари выбрал именно Харанна.

— Ну так можно сразу шить на него саван да готовить гроб, — хохотнул кто-то из воинов. — Кто ж выстоит в бою против Амайрана?

— Вы бы лучше, миледи, благодарили, а не фыркали, — заметила Дасия, поглаживая ложе своего арбалета. — Ишь, как юная леди счастлива, сами поглядите! Тут без всяких слов все яснее ясного. — Она заулыбалась, точно кумушка на деревенской свадьбе.

Ниера высвободилась из объятий Амайрана, хотя не выпустила его руки, и шагнула вперед, вздернув подбородок. Амайран улыбнулся, ощутив одновременно гордость и нежность: Ниера — дочь своего отца, и упряма не меньше. Можно вообразить, как сопротивлялась она все эти месяцы новому приказу и новому жениху.

— Я говорила вам, матушка, что не пойду ни за кого другого, — заявила она. В певучем обычно голосе зазвенели новые, женские нотки. — Сегодня сам Превысший рассудил, кто достойнее. Недаром нас спас именно Ойнор…

— Амайран, — тихо поправил он ее, улыбаясь. — Так я зовусь для всех этих людей.

Ниера обернулась к нему. Лицо ее так сияло, словно они уже готовились идти к венчальному алтарю.

— Амайран, — повторила она — словно птичья трель прозвенела. — Я столько раз слышала это имя… И я всегда верила, нет — знала, что это ты. Потому что никто другой не смог бы совершить столько.

— К сожалению, я совершил не все, что мог, но достаточно, — ответил он. — И для того, чтобы продолжить мое дело, мне придется позаботиться о твоей безопасности. Как и о твоей матери. — Амайран взглянул на леди Те-Сапари, чье недавнее возмущение явно поулеглось. — Заключим временный союз, миледи, пока не кончится война. Потом в ход пойдут иные средства, или все разрешится само собой. Пока же вам обеим нужно надежное убежище.

— Я предпочла бы не возвращаться в замок, — сказала леди Те-Сапари. — Мне показалось, что разбойники намерены надолго обосноваться там. Даже если нет, за ними могут прийти другие, и даже Амайран, — она улыбнулась, — не способен поспевать везде и сразу. Надежные наши защитники пали вчера и сегодня. — Леди оглянулась на тела погибших, которые уже сносили к общей могиле. — Ненадежные же сами открыли ворота разбойникам, нарушив мой приказ. Пусть их судит мой супруг, когда вернется, и горе им тогда.

Амайран не удержался от кривой усмешки. Если его душевный порыв заставил лорда Те-Сапари объявить его предателем, можно вообразить, что сотворит он с подлинными изменниками, пускай даже трусами.

— Мудрое решение, миледи, — поклонился он. — Я готов предложить вам иной путь. Ведет он в известный вам Мельтанский монастырь, где настоятельницей — моя тетка, мать Ридора. Она с радостью примет всех, кто нуждается в защите. Убежища надежнее я не знаю.

Леди Те-Сапари ненадолго задумалась, хотя было видно, что она готова согласиться. Ниера же казалась опечаленной из-за новой разлуки.

— Ты сам отвезешь нас? — с надеждой спросила она Амайрана.

Он помедлил с ответом. Ничего иного он не желал более страстно — и все же понимал, что не может оставить своих людей даже ради любимой. Имелась и другая причина, давно превратившаяся из подозрения в уверенность.

— Мне бы очень хотелось этого, — сказал он, вновь обнимая ее, — но я не могу. У меня довольно забот здесь. — Он помолчал и задумчиво продолжил: — И скоро станет еще больше в других местах. Но не тревожься, Ниера, я не отошлю вас с матерью без надежной охраны.

— Отправьте меня, — вызвался Мерал. — Еще несколько человек со мной — и дамам ничто не будет угрожать.

— Нет, — ответил Амайран, подумав. — Ты пригодишься мне для иных дел, как и прочие. Каждый важен на своем месте.

Он вновь огляделся: товарищи его заканчивали с похоронами погибших, перед тем позаботившись забрать оружие, сапоги, одежду получше и все, что было ценного. Разбойничье имущество оставили себе, а то, что принадлежало воинам из замка Те-Сапари, передали леди. Она же с любезным поклоном отказалась.

— Вам это нужнее, — сказала она, взяв себе только длинный кинжал. — Золото и серебро нетрудно обменять на припасы, а вам их требуется много. Да, вдовы и родители погибших были бы счастливы получить на память их вещи. Но лучше им будет знать, что эти ценности потрачены на борьбу с такими же разбойниками, что разоряют нашу страну.

Воины согласились, тем более, они уже знали, где и на что им пригодятся эти скромные пожертвования. Что бы ни происходило, пошлины и оброк никто не отменял, а поскольку большинство дворян сейчас сражалось в герцогском войске или уже полегло в боях, было важно сберечь все, что возможно. Военные расходы велики, а когда настанет мир — дай Превысший, поскорее, — расходов станет еще больше.

Кэлем тем временем поймал лошадей, принадлежащих обеим леди, и теперь вел их к хозяйкам. Одного взгляда на него оказалось для Амайрана достаточно, чтобы увидеть верное решение.

— Кэлем! — окликнул он.

Тот сразу подошел, позволив лошадям немного попастись, — далеко от хозяек они не убегут. Кэлем поклонился обеим дамам с привычной учтивостью, которая не осталась неоцененной. Леди Те-Сапари протянула ему руку для поцелуя, хотя этот чужеземный обычай был еще не слишком распространен в Аскелле, и даже Ниера улыбнулась.

— Как вижу, никто не возражает, — разделил общее настроение Амайран. — Значит, сударыни, вас будет сопровождать лорд Варусдар. Человек он честный и смелый, лучшей защиты в пути вам не отыскать. Я не знаю более надежных рук, которым я смог бы доверить мою невесту.

— Почту за честь, леди. — Кэлем поклонился вновь. — Сопроводить в пути невесту моего друга и ее матушку — радость для меня.

— Не бери с собой много людей, — напутствовал его Амайран, пока обе дамы приводили себя в порядок перед путешествием. — Безопасные дороги ты сам знаешь, а путь к монастырю тебе укажет любой из моих людей. Кланяйся от меня Эвлии. Можешь рассказать ей про наше житье, но не слишком усердствуй. Хотя моя сестра не из пугливых.

— Мне так любопытно познакомиться с нею, — признался Кэлем. — Хочется своими глазами увидеть даму, в чьей голове могло зародиться столько хитроумных замыслов.

— Как же я тебе завидую! — вырвалось у Амайрана, он сердечно обнял Кэлема. — Мало того, что ты повезешь Ниеру, — ты увидишь Эвлию, будешь говорить с нею…

— И удивляться, сколько же народу набилось в тот монастырь, — не удержался Кэлем от привычной насмешки. — Твоя сестра, тот парень из Кайбигана, герцогская дочка, теперь еще эта юная леди и ее матушка…

— Быть может, все это не напрасно. И, быть может, тебе не стоит спешить с возвращением. Если на дорогах окажется небезопасно, лучше задержись в монастыре. Я не пожелал бы лучшей защиты для дорогих мне людей.

— Такого, как я, твоя тетушка выгонит за ворота в первый же день — чтоб не смущал сестер, — хохотнул Кэлем, хотя улыбка его тотчас растаяла. — Да и какая опасность может грозить монастырю? Ты знаешь, я не слишком-то набожен, но на такое бы не решился. Кем нужно быть, чтобы угрожать святой обители?

— Кем-нибудь вроде нынешних разбойников. — Амайран кивнул на свежую могилу, которую уже обложили срезанными кусками дерна. — Но ты прав, оставим напрасные тревоги и не будем измышлять мнимые. Отправляйтесь скорее. Да и нам нет нужды задерживаться.

— Никак, ты что-то задумал, — сказал Кэлем.

— Ты много раз советовал мне, — ответил Амайран. — А я откладывал. Думаю, теперь время пришло. Можешь сказать об этом Эвлии, она обрадуется — и заодно помолится за нас. Жаль, что тебя не будет рядом в этот миг, но то, что я поручаю тебе, не менее важно.

— Если так — да поможет тебе Превысший, все святые, собственная голова и верные товарищи. И, — Кэлем понизил голос, — да пропадут втуне вражьи замыслы.

Сборы в дорогу заняли немного времени. На помощь обеим дамам пришла Дасия, которая взирала на избранницу Амайрана, как на некое неземное, высшее существо. Украдкой она даже шепнула Ниере: «Не бойтесь, миледи, все по-вашему выйдет. Где вы еще такого сыщете? Он вас никому не уступит, дело верное». Что до леди Те-Сапари, то она явно сменила гнев на милость. Видно, приказ супруга не слишком пришелся ей по душе, как и дочери.

Амайран понимал, что нужно спешить с отъездом, но никак не мог заставить себя расстаться с Ниерой. Он постарался сдержать свою страсть и не стал больше целовать ее при всех, лишь коснулся губами ее рук. Она же прильнула головой к его груди, отчего сердце его вновь преисполнилось нежности.

— Прощай, радость моя и душа моя, — прошептал Амайран, не отпуская Ниеру. — Не бойся ничего и верь: я непременно вернусь к тебе. Гнев отца не вечен. Настанет время, когда ты войдешь в Периллинен графиней и хозяйкой.

— Я тебе верю, Ойнор, — отвечала она. — Знаю, что недостойно говорить воину: «Береги себя», но скажу: побереги себя — для меня, для нас. Увы, когда женщина провожает любимого на войну, она поневоле думает лишь о себе. Я боюсь, что не найду покоя, пока не увижу тебя вновь.

— Ты будешь не одна, любимая. — Амайран нехотя отпустил Ниеру, но задержал в руке ее ладонь, а другой провел по волосам. — В монастыре сейчас Эвлия, моя сестра, с нею тебе не будет так тоскливо. Молитесь за меня и ждите. Прощай.

Он легко подсадил Ниеру в седло, расправил складки ее плаща, хотя так и не мог найти в себе силы отпустить ее руку. Леди Те-Сапари, тоже верхом, взглянула на них с улыбкой и мягко сказала дочери: «Пора». С усилием Амайран разжал пальцы, Ниера тронула каблуками бок лошади, но то и дело оглядывалась, порой утирая глаза широким рукавом. Амайран смотрел вслед всадникам, хотя видел лишь ее одну, и она тоже медленно расплывалась перед глазами. Он сам не знал, что породило слезы — радость или тоска.

Как только всадники скрылись из вида и стих далекий стук копыт, Амайран вновь сделался собой. И все же нынешний день стал для него переломным. Теперь с каждым переворотом малых часов в нем будет все меньше от Амайрана, предводителя ополченцев, и все больше — от графа ан Тойдре.

— Отчего вы не послали с миледи меня, милорд? — спросил подошедший Теман, решивший вновь именовать своего господина как подобает. — Лорд Варусдар — отважный воин, каких мало, но дорогу я знаю лучше.

— У него есть те, кто покажет ее, — ответил Амайран. — А тебя я придержал для иного дела, друг мой. Думаю, — он улыбнулся, как не улыбался уже больше трех месяцев, — оно придется тебе по душе, как и многим. Собери людей.

Когда Теман исполнил приказ, и воины, пешие и конные, окружили Амайрана, он обвел всех долгим, испытующим взглядом. Лицо его вновь было закрыто, отчего глаза казались темнее и мрачнее, зато былая скорбь исчезла бесследно. Теперь взор Амайрана сиял, как солнечный блик на клинке меча.

— Друзья мои, — заговорил он, перебирая пальцами поводья коня, — много дней я делил с вами радость и горе, не принуждал ни к чему и давал каждому из вас свободу выбора. Потому я хочу сейчас спросить вашего совета. Мы можем двинуться дальше на юг и покончить с остатками разбойников, что захватили замок Те-Сапари. Или можем направиться на северо-запад и вернуть Вербаннену пусть небольшую, но важную крепость. — По рядам всадников пробежали радостные шепотки, и Амайран кивнул. — Да, вы верно поняли меня. Так что вы мне скажете?

— Было бы разумнее пойти на юг, — высказался Мерал, к нему присоединились с десяток голосов. Но они тотчас потонули в дружном реве:

— На север!

— На Периллинен! — поддержали те, кто был родом из тех мест.

Амайран вновь оглядел всех, дождался, пока радостные крики стихнут. Они отзывались торжествующим перезвоном колоколов в его душе: воистину, дары Создателя бывают порой редки, но щедры. Особой нужды в словах не было, и он сказал то, что говорило сейчас его сердце:

— Да будет так. Сегодня многие из вас узнали мою тайну, пускай раньше, чем я того хотел. Видно, такова воля Превысшего. Да, мое настоящее имя — граф ан Тойдре, и я желаю освободить свой дом. Для этого нам понадобятся все наши силы, зато, если мы одержим победу, не будет больше нужды прятаться в лесах. У нас будет собственная крепость, и те, кто лишился всего по вине кайбиганцев, смогут обрести новые дома. Но это мы решим потом. Все согласны?

Громовой ликующий рев заставил Амайрана улыбнуться. Он поклонился всем и направил Берейма на север, к дороге. Воины последовали за ним, прихватив взятую у разбойников добычу.

— Зачем вы спрашивали, милорд? — вновь не выдержал Теман. — Ведь без всяких расспросов было ясно, что почти все согласятся.

Амайран тихо вздохнул. Не хотелось сейчас говорить об этом, недавняя радость — и от победы, и от встречи с Ниерой, и от долгожданного решения — разом померкла. Но и молчать нельзя, ибо это может стоить жизни многим его людям — и не только им.

— Я желал увидеть, кто именно не согласится, — ответил Амайран, глаза его колюче сверкнули.

Теман едва не попятился.

— Вы думаете…

— Тише! — Амайран нахмурился. — И не оглядывайся на него. Для тебя у меня будет иное поручение, но вели Эводу и его десятку приглядывать за ним. Я могу ошибаться и не хочу карать человека, пока вина его не доказана. Если он правда лазутчик, то должен искать любой повод сбежать к своим и доложиться. А отсюда много ближе до ставки Секлиса, чем от Периллинена. Потому мне и было любопытно, кто предложит остаться здесь. Теперь понимаешь?

— Понимаю, милорд, — шепнул Теман одними губами. — Клянусь Создателем, мы не упустим его.