Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Ах, Касадра! Не нужно было вам спорить с Рандиром. Я ведь слышал все, что происходило в вашей комнате. И ваш разговор с вором — тоже. Кстати, а куда он направился? Как собирается миновать мои посты стражи?
— Не знаю.
Дюкре хитро посмотрел на меня, скорчившуюся на низкой банкетке и зажимающую рукой больное плечо. Кисть руки повисла плетью. Даже незначительное движение причиняло боль. Не представляю, как я вообще смогла дойти до личных покоев Верховного Попечителя и не упасть при этом в обморок.
Он взял меня за больную руку. Плечо прострелил резкий всполох, и я зажмурилась. Рывок! Я закричала и приготовилась к новым страданиям, но неожиданно боль начала медленно таять. Я осторожно открыла глаза.
Дюкре отпустил мою ладонь и встал.
— Еще немного поболит, и пройдет. Вывих — дело, конечно, неприятное, но не смертельное и даже не калечащее. Так вот, Касадра. Рандир выполняет мои приказы… и выполняет их несмотря ни на что. За это я его и ценю. Хотите целебную мазь?
— Хочу! — я торопливо закивала головой.
Дюкре наклонился и достал из ящика стола блестящую жестяную коробочку.
— Отличное средство, — он протянул ее мне, но тут же отдернул руку.
Я укоризненно посмотрела на него.
— Виноват! Может быть, вы хотели бы излечиться магией? Хотя мы оба знаем, что вы не можете. Касадра, магии в вас нет. Вернее, больше нет. Есть лишь ее отголоски, странное отдаленное эхо ушедшей силы. И, с вашей стороны, было невероятно самонадеянно решить, что я об этом не догадаюсь. Я понял это при первой же нашей встрече. Давайте, помогу.
Дюкре сел рядом и бережно убрал мои падавшие на плечи распущенные волосы. Потом рязвязал шнурки на вороте нижней рубахи и приспустил горловину. Обмакнутые в мазь пальцы были холодными и… нежными. Он наклонился и поцеловал меня в шею. Запах лаванды ударил в нос. Я осталась безучастной. Боль медленно уходила, но вместо нее не появлялось ничего. Только странное оцепенение. Я сидела, не шевелясь, и смотрела на Верховного Попечителя, как кролик на удава.
Мысль, которую я старательно отгоняла, преследовала меня и возвращалась раз за разом. Мать Эйлины была душевно нездорова, а безумие очень часто передается по наследству. Может, Дюкре действительно считает ее негодной из-за семейной болезни? Как скажутся на маленькой девочке годы заключения во время самого что ни на есть нежного возраста? Вдруг Гарретт был прав, и он на самом деле готов пожертвовать ей? Он ведь почти что предложил мне…
— Ну же, Касадра, — жарко прошептал Дюкре мне прямо на ухо, касаясь его бархатными губами. — Не нужно стесняться.
Его голос звучал насквозь фальшиво. Да и я теперь понять не могла, что же такого я нашла в нем во время наших предыдущих встреч. Романтичный трагический герой? Ха, как бы не так: обычный великосветский тип, не любящий ничего и никого, кроме своего отражения в зеркале. Как же это меня угораздило повестись на смазливого, холеного красавчика, при этом мертвого душой?.. Неужели я настолько отчаялась? Его порода была мне отлично известна. Я знавала много подобных хлыщей, не имевших в душе ничего, кроме самолюбования, поэтому запоздалое понимание того, что Дюкре, на самом-то деле, ничем от них не отличался, лишний раз напомнило мне о собственной никчемности.
Надо было послушаться Артемуса. Надо было идти за Гарреттом. Да и Орланд тоже в чем-то был прав: я не гожусь ровным счетом ни на что.
Дюкре ослабил шнуровку на корсаже моего простого коричневого платья. Я не сопротивлялась. Податливая и безучастная, я просто не понимала, что мне делать. Не встретив никакого противодействия с моей стороны, он потянул ткань нижней рубахи еще ниже.
— Вы женаты, — я вцепилась в шелестящую ткань, не давая ей обнажить грудь.
— И это все, что вас смущает? — лен под моими пальцами скользил вниз, но я отчаянно тянула его на прежнее место. — Моя жена безумнее ночной кукушки и, к тому же, больше не способна родить мне наследника. Такого, какой мне нужен. Наследника-мага, а не бесполезную девчонку без капли магического дара!
Я оказалась права. Но какой же горькой была эта правда!
— Она все еще ваша жена!
— Если это вас смущает, то ее не станет сегодня же. Ну же, Касадра. В вас есть отголоски магии. Родите мне мальчика или девочку с магическими способностями, и, клянусь, я сделаю для вас все. Я буду любить вас, Касадра. Носить на руках. Поверьте мне, дорогая, я способен быть хорошим мужем.
— Исольде бы с этим не согласилась.
— В Утробу Исольде. Вы и я! Вместе мы сможем принести нашему наследнику Краггенменс на золотом блюде. Будем торговать с Городом и жить в небывалой роскоши. Роскоши, которая не снилась даже Барону. Разве это того не стоит?
Я прислушалась к себе, но не почувствовала ничего, кроме отвращения к той грязи, в которой Верховный Попечитель был вымазан по уши, а теперь марал ей меня.
— Вы — чудовище.
— Мы все — прекрасные чудовища. Я предлагаю вам честную сделку. Клянусь честью.
— У вас ее нет.
— Ошибаетесь, Касадра, но… ради вас я готов поклясться чем угодно. Подарите мне наследника, и я сделаю вас счастливой. Или… мне придется применить силу.
Боль в плече прошла стороной, как лесной пожар, оставив после себя лишь выжженную пустошь. Я все еще была в руках Дюкре. Он все еще был сильнее меня. Но он не мог заставить меня дать ему то, чего он действительно желал. Здесь он надо мной не властен. Здесь я сильнее его. Осознание и понимание пришло, как прыжок в холодную воду. Я выдохнула и одним махом сожгла все мосты:
— Боюсь разочаровать вас, Верховный Попечитель, но ваши планы обречены. Я бесплодна, как и все Хранители. Это правда, и — ради вас я точно так же готова поклясться чем угодно.
— Этого не может быть, — Дюкре выглядел ошарашенным.
Я гордо вскинула подбородок.
— Можешь попытаться, урод.
— Бесполезная дрянь, — взвизгнул он и с размаху залепил мне такую пощечину, что земля и небо на мгновение поменялись местами! В глазах потемнело. Дюкре снова занес руку. Еще одна вспышка… не боли, нет — моей ярости.
— Пошел ты в Утробу, ублюдок! — я истерически расхохоталась. Щеки пылали от ударов и гнева, в голове звенело, но боли по-прежнему не было. — Ты можешь убить меня, но тебе это ничем не поможет. Ритуал посвящения сделал меня бесплодной. Очень удобно, когда агента не отвлекают от дел ни дети, ни женские неприятности. Но даже если бы и могла — я бы лучше убила себя…
— Отличная мысль! Спасибо за подсказку.
Дюкре схватил меня за волосы на затылке — там, где больнее всего — и стащил на пол. А потом поволок куда-то, скрюченную и согнутую, открывая двери пинками, одну за другой. Анфилада казалась бесконечной. Я понимала, что меня тащат на заклание, но послушно следовала за ним, как собачка на коротком поводке. Может быть, со стороны я и выглядела жалкой, но в душе торжествовала. Это был триумф обреченного, но все же умирающего непобежденным человека. Пусть от меня и мало что зависело, но я не могла — и не собиралась — дать Дюкре то, что ему было так нужно.
Мне было суждено умереть, не сейчас — так чуть позже, и я не питала никаких иллюзий по этому поводу. Но все же хотелось бы надеяться, что моя смерть — смерть единственной в Краггенменсе женщины с хоть какими-то магическими способностями — могла бы как-то выкупить жизнь Эйлины. Ведь если у Дюкре не будет другого наследника, наследника-мага, то он, может быть, побережет ее, не будет подставлять под удар. По крайней мере до тех пор, пока не заполучит желаемое. Это в некоторой степени помогало примириться с неизбежным концом.
Холодный ночной воздух ударил, ошеломил, освежил отяжелевшую голову, когда мы оказались у самого края обрушенного моста, перекинутого через бездонную пропасть Краггенменса. Дюкре швырнул меня на землю, на колени. Стоя на четвереньках, я подняла глаза, по-прежнему скалясь в лихой усмешке так, что болели щеки. Дюкре брезгливо стряхнул с рук мои вырванные с корнем волосы: светлые пряди посыпались на землю. Голова кружилась. Мир вокруг вертелся, как пришедшие в движение шестеренки.
Дюкре присел на корточки и снова потянул меня за волосы, заставляя задрать подбородок.
— Смешно тебе, да? Ты бесполезная, почти ни на что не годная дрянь, — процедил он сквозь стиснутые зубы прямо мне в лицо. — Но я хотя бы могу выманить на тебя твоего дружка-вора. А потом мы очень тщательно проверим, не лжешь ли ты о своём пустоцветии.
— Делай, что хочешь. Вор уже далеко.
Дюкре впился большим и указательным пальцем мне в щеки, заставляя смотреть себе в глаза.
— Ошибаешься, дорогуша. Он здесь, совсем рядом, — он повернул мою голову, но, как ни силилась я разглядеть, куда он показывает, видела только хаотично лежащие тени. — Сейчас этот дурачок попробует меня убить…
— Гарретт, уходи! — крикнула я, вложив в голос все свое отчаяние. Крик раненой птицей заметался между скал и равнодушных огоньков светящихся окон. — Беги! Сейчас же! Он тебя видит!
Над головой раздался короткий свист, который пролился мне на лицо и голову дождем из огненных искр: Дюкре сжег стрелу прямо в полете. Стальной наконечник звякнул о камни совсем рядом.
— Зря стараешься, вор, — задорно и весело крикнул Верховный Попечитель своим молодым, юношеским голосом. Голубые искры сыпались с его пальцев и жгли мне кожу. — Выходи! Я ведь честно заплатил тебе задаток. Как человеку! А вы, два урода, испортили мне все. Выходи, вор! Время возвращать долги.
Еще одна стрела просвистела в воздухе, за ней еще и еще. Запахло палеными волосами и горелой тканью: искры — и магические из пальцев Дюкре, и обычные от горящих стрел — прожигали дыры в одежде и тлели в волосах. Дюкре по-прежнему держал меня за лицо, и его рукав покрылся маленькими обугленными дырочками, но Верховному Попечителю было на это наплевать.
— Обменяй свою жизнь на жизнь этой никчемной пустоцветки, вор! Или можешь не выходить, если она не настолько тебе дорога, как ты ей говорил. Пусть сдохнет вместо тебя.
— Меня зовут Гарретт, ублюдок, — раздался голос откуда-то сзади.
Дюкре отвлекся лишь на секунду, ослабляя железную хватку, но этого мгновения мне хватило, чтобы ткнуть его под локоть и вынудить отправить пылающий голубым огнем магический шар куда-то вверх, мимо головы спешащего на помощь вора. Сломанный мост на секунду вспыхнул слепящим светом: Гарретт использовал вспышку, и, когда зрение вернулось через несколько секунд, я увидела, что руки Дюкре снова охвачены смертоносным лазурным пламенем.
Я должна спасти Гарретта. Он не виноват…
Я бросилась к повернувшемуся ко мне спиной Дюкре. Тот повел рукой в мою сторону, словно отгоняя муху. Мир перевернулся набок и потонул в голубом огне и молниях.
Не знаю, сколько я провалялась без сознания, но, видимо, всего лишь несколько секунд. Когда я открыла глаза, то не видела ничего, кроме мешанины серых теней и двух фигур: переливающаяся голубыми и красными всполохами фигура колотила тускло-серую головой о камни моста. Еще одна светящаяся голубым точка приближалась откуда-то сбоку.
Схватив камень, я бросилась к красно-голубой тени и со всей силы ударила туда, где по моим расчетам был затылок. Та обмякла. Я зажмурилась и, когда открыла глаза, мир снова выглядел как обычно. Поверженный Дюкре лежал прямо напротив валявшегося в беспамятстве Гарретта.
Лицо и грудь горели холодным огнем, но я запретила себе об этом думать, опускаясь на колени перед телом вора. Механический глаз потух, живой — закатился, а затылок, кажется, был проломлен: из него на землю сочилась вязкая темная кровь.
Удар, настигший меня сбоку, был такой силы, что мир вновь раскололся пополам, но в этот раз мне удалось остаться в сознании. После недолгой возни, Дюкре повалил меня на спину и оседлал, не давая пошевелиться.
Я повернула голову набок. Мое лицо находилось прямо напротив залитой кровью головы Гарретта, и его прерывистое, почти невесомое дыхание коснулось моих губ. Он был еще жив. Я улыбнулась. И в этот момент давно забытое ощущение зародилось где-то в районе солнечного сплетения.
Дюкре больше не бил смертоносным голубым огнем. Он дрался, как обычный человек. И это могло означать только одно…
— Что ты ржешь, сука?
— Где твоя магия, Дюкре? Чем ты хочешь убить меня? Где же твоя хваленая магия?
Его глаза затмила ярость.
— Я могу разделаться с тобой и без нее!
Он приподнял меня и со всей силы ударил затылком о камень. Сознание помутилось, но не настолько, чтобы я не могла видеть движущийся к нему со спины силуэт женщины в белом одеянии. И я все еще продолжала улыбаться. Всего-то и нужно разжечь в себе огонь из той искры, что только что затеплилась в моей груди. И все будет хорошо.
— Почему. Ты. Улыбаешься?! — С каждым словом он был меня по лицу; вспышки в голове следовали одна за другой.
Я должна… сосредоточиться.
— Потому что, — прошептала я, и холодный огонь вспыхнул, охватывая грудь и голову. — Потому что твоя магия перешла ко мне.
Небольшой магический заряд откинул Дюкре, превращая красивое лицо в уродливую, бесформенную массу. Он страшно закричал, вскакивая на ноги, но я не стала церемониться: просто послала еще один заряд, который откинул его прямо к краю обрушенного моста. Теперь дело было за малым. Я подошла к извивающемуся, орущему, покореженному телу, перекинула его через край и плюнула ему вслед. Сомневаюсь, что мой плевок достиг цели, но я просто не могла не попытаться.
— Ты и правда оказался не слишком-то гостеприимным хозяином, урод, — проорала я. Последовало несколько смачных шлепков — очевидно, Дюкре на своем последнем пути повстречался с какими-то каменными выступами, — и его крик затих в мрачных, белесовато-жутких недрах Краггенменса.
Где-то в вотчине Визиря кому-то придется отмывать крышу или мостовую от кровавого месива.
Я опустилась на холодные камни. Только сейчас поняла, что магический огонь сжег мне руки практически до костей, а вместо груди был один сплошной ожог. Меня стошнило желчью. Боль медленно вступала в свои права.
Тогда женщина в белом опустилась рядом со мной. Исольде. Вот кто приходил ко мне тогда. Она молча протянула ко мне руки в браслетах.
Кажется, я поняла. С вернувшейся ко мне магией, мне стало куда понятнее то, что происходило с госпожой Дюкре. Ее браслеты действительно были кандалами. А в груди — бился скованный магическими цепями голубой огонь. Такой же, как теперь и у меня. Я коснулась оков, направляя на них остатки теплившейся во мне магии, и они рассыпались голубыми искрами.
— Спасибо, — прошептала она. — Я твоя должница.
Силы окончательно покинули меня, а вернувшаяся боль стала настолько нестерпимой, что вытеснила все сознание думать, делать и дышать. Что ж, теперь можно и умереть с чистой совестью.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |