Грегори Гойл и кровавый ритуал (джен)

Экзамены накатили на замок, как неизбежный шторм, детишки суетились, но мне было не до этого. Пергаменты, чернила, вопросы о том, кто что сделал и когда — на все это не стоило тратить усилия. Я писал ответы кое-как, лишь бы выглядело, что что-то делаю, периодически притворяясь как будто ничего не понимаю, не собираясь стараться больше необходимого, это было даже вредно. Да и вообще, главное сейчас — камень. Всё остальное вторично.

Сам замок словно дрожал от напряжения: коридоры шептались, классы были густыми от пота, чернил и тихого ужаса. Солнце снаружи жгло беспощадно, камень превращался в духовку. Озеро мерцало, словно насмехаясь своей прохладой, но я когда-то провел немало времени в Африке, поэтому мне было абсолютно комфортно, чего не скажешь о других учениках.

Письменные экзамены писал весь первый курс вместе. Раздали зачарованные перья: послушные, если использовать их правильно, непослушные, если пытаться списывать. Я позволил перу скользить по странице, не слишком утруждаясь. Даты, имена — всё это вертелось в голове, частично забытое, частично проигнорированное. Я писал ровно столько, чтобы не получить совсем хреновые баллы. Малфой писал аккуратно и с удовольствием. Ему вообще учеба начала нравится, после того, как Грейнджер начала здавать позиции и он, медленно, но верно, становился лучшим учеником, несмотря на то, что раньше почти не старался. Парень он был действительно способный, да и занятия с репетиторами, очевидно, сыграли свою роль.

Крэбб же потел и стучался лбом о парту каждые десять минут. Парнишка терпеть не мог теорию, да и любые книги вообще.

Практические экзамены — сплошная скука, большинство из заданий многие ученики могли выполнить даже до Хогвартса, я же тоже довольно быстро выучил все это, хоть и на первом курсе мы ничего особо нужного не учили. Чары: заставить ананас танцевать. Мой прыгал и кувыркался, будто ничего не понимая. Флитвик едва взглянул на меня и кивнул. Ананас Малфоя крутились и делал пируэты с поклончиками, привлекая внимание. Ананас Крэбба тоже не стоял на месте.

Трансфигурация с Макгонагалл: преврать мышь в табакерку. Я сосредоточился лишь настолько, чтобы получился коробкоподобный объект с лапками, серебристого цвета. Сойдет. У Малфоя — идеальная табакерка, блестящая перламутром. У Крэбба — хвост остался, как и уши. Макгонагалл кивнула и пробормотала что-то о плохом результате. Я пропустил это мимо ушей. Плохо или совершенно — сейчас это не имеет значения.

Зелья у Снейпа были чуть интереснее только потому, что его присутствие делало воздух в подземелье душным и скучным. Особенно то, как он реагировал на гриффиндорцев, особенно на Поттера. Я бросал ингредиенты в котёл, минимально соблюдая пропорции, больше полагаясь на инстинкт, чем на технику. Моё зелье получилось бледно-голубым, довольно неплохим даже при том, что я абсолютно не старался. Однако испортить столь простой рецепт было сложно. Я же не одинадцатилетний мальчишка с шилом в жопе. Крэбб вот переборщил, получив нечто похожее на кашу. У Малфоя — идеально, как всегда.

Вообще, на первом курсе Малфой стал почти что лучшим учеником, деля первое место с Поттером, который был просто феноменально способным, хотя и плавал в теории. Грейнджер же, опустилась на третье место. Она давно уже перестала пытаться впечатлить других, а тем более поучать. В библиотеке тоже бывала, но чисто чтобы выполнить домашнее задание, не больше. Вместо этого она хихикала о своих девичьих делах вместе с Парвати Патил. Но да, несмотря на это, третье место было железно ее, хотя учителя и пытались ее вмотивировать обратно к учебе, сетуя, мол, такой ум пропадает.

Сидя в классе, среди напуганных учеников, я позволял мыслям блуждать. Я едва следил за инструкциями, позволяя перу лениво скользить по пергаменту, рисуя трехголового спящего Пушистика на бланке для ответов. Я наблюдал, как остальные потеют, как Малфой улыбается, как Крэбб кипит, как Уизли краснеет от потуг что-то вспомнить.

Экзамены закончились, и школа, казалось, вздохнула с облегчением. Последний экзамен — история магии, с её унылыми фактами о безумных волшебниках — тоже закончился. Вопросы были разными: кто изобрёл самопомешивающийся котел? Когда приняли кодекс для оборотней в 1637 году? Восстание Элфрика Нетерпеливого? Написал половину ответов, остальное оставил. На «Удовлетворительно» должно хватит. Я сдал пергамент, вместо большей части ответов нарисовав русалку с огромными сиськами. Баллы придут позже, но меня они сейчас не интересовали. Чего ждет Поттер? Собирается ли он за камнем? Скоро конец года, а весточек от Лонгботтома так и не было.

С утра воздух в замке загудел от слухов и сплетен. Неизвестно, кто об этом узнал, но за считанные часи о произошедшем знала вся школа. «Слышал? Поттер с компанией полезли в запретный коридор!» — шептались рейвенкловцы в библиотеке. «Лаванда Браун мертва, её тело нашли в ловушке с растениями. Щупальца её задушили!»

«Нет, хуже, — вторили хаффлпаффцы за завтраком. — Это Поттер с Уизли ее прикончили. Она кричала, но никто не услышал».

Сплетни множились, один слух накладывался на другой. «А Уизли? — хихикали слизеринцы. — Потерял руку в шахматах, ха! Живые фигуры разыграли его, как пешку». «Поттеру говорят повезло, — добавляли другие. — Он всегда выкручивается. Дамблдор, наверное, подстраховал».

Также, неожиданно, в деле была замешана и Грейнджер. Говорят девочка попыталась остановить остальных, но опоздала. В первой ловушке с дьявольскими силками она застряла. Никто не знал подробностей — она молчала, но слухи ходили разные: «Щупальца её схватили, обвили, проникли… Она выбралась, но теперь только и плачет. Я видел ее в госпитале. Нет видимых ран, но выглядит просто отвратно»

Закипев, я побежал искать Лонгботтома, и встретил его довольно быстро в вестибюле, тот побледнел, попытался спрятать взгляд. Его вид сразу вызвал во мне раздражение.

— Гойл, — прошептал он, оглядываясь по сторонам. — Я… не смог. Поттер заметил меня… Подумал, что я шпионю… Он все сразу понял. Применил Петрификус Тоталус. Я лежал, как статуя, пока МакГонагалл не сняла заклятие… Я так пролежал восемь часов… Извини, но они пошли за камнем. Вчера ночью. Рон, Гарри и… Лаванда Браун. Она настояла, сказала, что поможет… Я слышал, как они шептались, но не успел предупредить тебя… Прости.

Я сжал кулаки, и в груди закипела ярость, горячая и плотная, словно сваренное зелье.

— Идиот! — прошипел я сквозь зубы. — Ты должен был быть осторожнее!

Мальчишка сжался, его плечи дрожали. — Я пытался, Гойл… Но Поттер… он быстрый… Теперь слухи уже ходят… Лаванда… говорят, погибла… Рон в больнице, без руки… А Гарри… выжил… Дамблдор молчит, но все шепчутся.

Я отступил на шаг, дыхание сбилось, кровь горела в венах. Сердце билось с бешеной скоростью, пальцы немели от напряжения. Мне было наплевать и на руку Уизли, и на смерть Браун. Камень уплыл из-под контроля, а я даже не знал всех деталей. Гнев булькал внутри, смешиваясь с отчаянием. Мир казался холодным и пустым, словно замок сам наблюдал за моей яростью, не вмешиваясь.

Я сжал кулаки сильнее, стараясь держать лицо спокойным, но пальцы сжимали ткань мантии, почти разрывая её пополам. Невилл… он просто напоминание о том, что доверять нельзя никому. Но с другой стороны, что я мог? Пойти сам в неизведанность? Бред, я не ополоумивший Поттер. Позвать на помощь? Кого? Сопляков-первокурсников? Не смешно. Старших студентов? Так они бы просто забрали камень себе, даже если бы и поверили мне, и я бы ничего не смог им сделать. Гнев медленно остывал, сменяясь холодным расчётом. Я посмотрел на Лонгботтома, на его бледное лицо, и сказал тихо, но твёрдо:

— Следующий раз будь осторожнее. И лучше не попадайся мне на глаза до конца года.

Лонгботтом кивнул, глаза его были полны страха и сожаления. Еще бы. Парнишка явно хотел заполучить камень, я явно смог его заинтриговать в прошлый раз. Но увы. Теперь его родители остануться овощами. Такая возможность бывает раз в жизни.

Обедний банкет в честь окончания года собрал всех в Большом зале. Зал сиял зелёно-серебряными цветами Слизерина: мы выиграли кубок в седьмой раз. Змея на знамени извивалась, факелы отбрасывали тени, как в подземелье. Я сидел с Малфоем и Крэббом, жуя пирог, но аппетит пропал: камень был потерян, и мысли о нём крутились в голове. Поттер вошёл последним, после осмотра у Помфри, и зал сразу погрузился в шёпот. Грейнджер уже была за гриффиндорским столом. Я видел её в зале: глаза красные, лицо бледное, она сидела, уставившись в тарелку, слезы капали на столешницу.

— Герой пришёл, — фыркнул Малфой. — Смотрите, как все пялятся.

Дамблдор поднялся, и тишина охватила зал, словно холодный ветер. Его глаза сияли, но голос был глубоким, спокойным, и наполнял пространство теплом:

— Ещё один год позади, — сказал он. — Перед пиром скажу немного слов. Этот год был сложным. Ваши умы были переполнены новыми знаниями, ваши сердца испытаниями. Мы видели храбрость, силу, слабость и предательство. Баллы — это не просто числа; они отражают ваш выбор, ваши поступки и их последствия. Огласим результаты: Гриффиндор — 312, Хаффлпафф — 382, Рейвенкло — 476, Слизерин — 502.

Он посмотрел на нас, медленно обводя взглядом зал.

— Гриффиндор, Хаффлпафф, Рейвенкло и Слизерин — все достигли много. Но нельзя забывать, что храбрость проявляется не только в дуэлях и заданиях. Смерть, самопожертвование, забота о друзьях и противостояние опасности — всё это формирует вас как людей, как волшебников.

Он сделал паузу, и зал снова наполнился шёпотом.

— Мисс Гермионе Грейнджер я присуждаю дополнительные 20 баллов за храбрость. Не каждый, узнав, что его друзья попали в опасную ситуацию, поспешит им на помощь.

Девочка продолжала плакать, не обращая внимание, на происходящее. Как ее вообще на пир пустили, в таком состоянии-то? Я был лучшего мнения о мадам Помфри.

— Мистеру Рональд Уизли — за мастерство в шахматах, несмотря на потерю руки, 30 очков Гриффиндору. Мадам Помфри довольно быстро излечит его и он, может быть, даже к вечеру сможет к нам присоединиться.

Близнецы Узли приосанились сначала, но потом затихли. Не сказать, что бы это было приводом для радости.

— Мистеру Гарри Поттер — за невероятние лидерские навыки, а также магические умения, сильно опередившие программу, 40 очков.

Поттер принял как должное, лишь кивнув после этого обьявления. Казалось, как будто он опечален ночными событиями. Но, присмотревшись к его лицу, я понял — в его глазах был триумф! Неужели?..

— И мисс Лаванда Браун… — Дамблдор замолчал, грусть в глазах. — За жертву в борьбе с тьмой, посмертно, 100 очков Гриффиндору, как и именной наградный кубок «За заслуги перед школой» в Комнате Трофеев.

Зал ахнул. Баллы Гриффиндора сравнялись с нашими вмиг. Смерть Лаванды была подтверждена.

— Храбрость бывает разная, — продолжил Дамблдор. — Иногда проявлять её против друзей — тоже подвиг. Мистеру Невиллу Лонгботтому я присуждаю 10 очков.

Некоторые гриффиндорцы сначала взорвались радостью; знамя сменилось на льва. Но их быстро заткнули их же товарищи — радоваться победе в школьном Кубке такой ценой? Пусть даже многие и не знали кто такая Лаванда Браун, но это уже было слишком. На лице Снейпа появился оскал, но явно не воспринял все это. Макгонагалл же сидела молча, с каменным лицом, несмотря на победу в Кубке школы. Малфой же тоже окаменел, но по другому поводу:

— Это несправедливо! — Мальчишка явно не любил проигрывать.

Шепотки вспыхнули с новой силой. «Лаванда погибла от тролля? Нет, от растений — щупальца её разорвали!» «Уизли потерял руку — шахматный конь отгрыз ее!» «Поттеру повезло — Дамблдор его спас».

Гермиона тихо плакала, Поттер притворялся грустным. А я кипел от злости. Камень ушёл к Поттеру или Дамблдору, а я упустил шанс. Сердце жгло темной злостью, пальцы сжимали ткань мантии, кровь пульсировала в висках. Но в голове уже выстраивался план: до конца года осталось время. Я реализую его тихо и хитро. Если я все понял правильно, то…

Потом старосты объявили баллы экзаменов. Я сдал, Малфой блестяще, Крэбб на грани. Поттер — отставал от Драко лишь из-за Зельеварения, Снейп явно отыгрался на нем.

Чемоданы паковались, все готовились к лету, обсуждая загадочную смерть Лаванды Браун и покалеченного Уизли. Сам Рон же довольно быстро вышел с госпиталя — мадам Помфри за двенадцать часов отрастила его руку, что в моем предыдущем мире было бы настоящим чудом. Уизли распинался, рассказывая всем о том, что произошло, каждый раз его версии становились все невероятнее и невероятнее. Смерть подруги его явно опечалила, но не настолько чтобы перестать пытаться урвать свою частичку славы. Поттер же больше молчал, притворяясь, что ему грустно. Но я то уже все понял. Ему, как и мне, было абсолютно наплевать на Браун.

Но ничего… Мы еще посмотрим, кто кого, это еще не конец…

Вечером, после намного более тихого, чем обычно, ужина, Поттер поднялся, кивнув другим гриффиндорцам — он явно хотел побыть один. — видимо, хотел побыть в одиночестве, или, кто знает, спрятать добычу. Я кивнул Малфою: «Пойду прогуляюсь, не ждите», — и скользнул следом, держась позади. В вестибюле было несколько учеников, поэтому я держался позади цели, проследовав за ним в коридор, который уже был пустым: факелы мерцали тускло, отбрасывая оранжевые блики на каменный пол, воздух был прохладным, с привкусом пыли и старой магии. Поттер шёл медленно, руки в карманах мантии, голова опущена — идеальная мишень.

Я выждал момент, когда он повернул за угол, в узкий проход, ведущий к башне Гриффиндора. Сердце стучало ровно, как метроном: Виктор во мне проснулся, вспоминая старый-добрый приём — удар в спину, быстрый и точный. Я выхватил палочку, шагнул ближе и прошептал:

— Импедимента!

Оранжевый луч полетел в его спину, но Поттер, чёрт его дери, дёрнулся инстинктивно — видимо, нервы на пределе после ночи. Заклинание лишь царапнуло его немного и улетело в стену. Палочка вылетела из его руки, но он развернулся молниеносно, глаза расширились от удивления, переходящего в ярость.

— Гойл? Ты?! — рявкнул он, ныряя в сторону и хватая палочку с пола. Я не дал ему опомниться:

— Ступефай! — луч полетел вперёд, но Поттер увернулся, катясь по полу, и ответил:

— Протего!

Слабенький щит вспыхнул перед ним, но его хватило, чтобы отразить моё следущее заклинание. Он был хорош, этот сопляк — не зря учителя его хвалили. Я прыгнул вбок, уходя от его «Импедимента!», которое ударило в стену, осыпав штукатурку. Коридор ожил: эхо заклинаний гремело, факелы дрожали, тени плясали, как в безумном танце. Поттер не отступал — он контратаковал:

— Инкарцеро! — верёвки хлестнули из его палочки, пытаясь опутать меня, но я разорвал их «Фините Инкантатем!», чувствуя, как магия жжёт пальцы.

Бой разгорелся не на шутку: он был ловким, как угорь, предугадывая мои движения, а я — стал намного более неуклюжим в этом теле.

— Люмос Максима! — ослепил я его вспышкой, он зажмурился, но уже начал было свое коронное:

— Вортис..

Но я в этот раз был быстрее.

— Петрификус Тоталус! — Его тело обмякло. Он осел на пол, палочка выпала из рук. Я подскочил, тяжело дыша, пот бежал по висках, тело ныло от ушибов.

— Где камень, Поттер? — прошипел я, расколдовав его и приставив палочку к его горлу. — Философский камень. Говори!

Мальчишка лишь молчал и пытался сопротивляться. Понятно. Что же...

— Конфундус! Конфундус! — После двойного заклинания с глаз Поттера исчез всякий разум, со рта полилась слюна.

— Камень, Поттер, где он?

— В кармане... — просипел мальчишка.

Да! Я знал! Поттер закрысил камень! Не знаю, что он наврал Дамблдору, но это и неважно. Я сунул руку в его мантию, пальцы нащупали твёрдый предмет — и вот он, в моей ладони. Камень был размером с перепелиное яйцо, сияя внутренним светом: рубиново-красный, с золотистыми прожилками, пульсирующими, словно вены на сердце. Он переливался, словно живой огонь, заточенный в кристалле, отражая свет факелов в множестве граней, а магия внутри танцевала, обещая бессмертие, золото, силу. Тепло разлилось по пальцам, словно настоящий эликсир жизни, и я почувствовал это — его сила, чистая и древняя, шептала о возможностях.

Триумф нахлынул волной, смывая усталость и боль. Я победил! Не Дамблдор, не Поттер с его удачей — я, я взял то, что хотел. Сердце колотилось от восторга, губы растянулись в ухмылке — мир казался абсолютно подвластным. Я мог закрыть долг и разорвать обет, разбогатеть, стать бессмертным.

— Конфундус! — Прошептал я в третьий раз, стукнув еще для верности по затылку, оставляя Поттера лежать бессознательного и окровавленного. К сожалению, заклинаием стирания память я пока не овладел, надеюсь этого хватит.

Шаги эхом отдавались в коридоре, пока я уходил, сжимая трофей в кулаке. Камень светился в ладони, как звезда, упавшая с неба, обещая новый рассвет. Это был мой момент — чистая, ослепительная победа.