Темное Делание (джен)

Ломка прошла, но жуткое, сладкое желание слиться с Магией проникало в сны, ввинчивалось в ноздри. Гарри не мог заснуть по нескольку часов, вертелся и многократно переворачивал подушку холодной стороной, а потом проваливался в дрему, где к нему подбирались многопалые черные чудовища.

Сегодня Гарри снилось, что он парит в полной тишине, где нет ни верха, ни низа, ни дыхания. Космос был пуст, но этот вакуум давил сильнее любой стены. Впереди, в бесконечной черноте, росло и пульсировало Солнце. Оно было черным, как уголь, и его протуберанцы взвивались резкими всполохами. Как он отличил черноту Солнца от черноты космоса?

Он летел к этому Черному Солнцу. С каждой секундой оно становилось ближе, и холод усиливался, пока не превратился в боль, пронизывающую каждую клетку тела. Вокруг Солнца начали проступать силуэты — они не имели формы, только намеки: щупальца, углы, слишком много глаз, крылья. Боги смотрели на него, не чувствуя, что он живой, и от этого было страшнее всего. Одно из существ — слишком огромное, чтобы его осознать — шевельнулось. Волна беззвучного крика прокатилась через пространство, и Гарри понял, что звук родился в его голове.

— К’тхаа й’аах, зхаур. Фтагн-р’леех… Фаахр’л Шуб-Ниггурат.

Он не мог сопротивляться. Черное Солнце теперь занимало всё небо. Оно раскрылось, как гигантская пасть, и тогда Гарри увидел невообразимое и завопил.

Он проснулся, захлебываясь криком и дрожа от холода.

Наступил июнь, и все в замке опять заволновались, не могли дождаться последнего тура соревнований. Гарри каждую свободную минуту практиковался в разных заклятиях, только изредка выходя прошвырнуться с Невиллом по берегу Озера.

Вставал он еще до рассвета. Быстро перекусив, шел на восьмой этаж. Некоторое время разминался, а потом с тяжелым вздохом приступал к тренировкам. Он продумал целый комплекс тренировочных модулей, которые выторговал в Выручайке, и с утра до ночи скакал между тяжелых шаров, с гулким свистом пролетающих мимо, и пропадающих половиц. Тренировался метать кинжалы. Этому Гарри учился в одиночестве. Научился крепко стоять на ногах, чтобы его не могли сбить. Научился правильно смыкать кулак, всегда защищать лицо и плавно смещать точку равновесия. Учился создавать максимально ударную силу. Он держал ноги на весу долгие минуты, пока не начинал дрожать от напряжения. Уклонялся от заклинаний манекенов. Скакал по препятствиям с завязанными глазами. Пытался падать и подниматься из самых неуклюжих позиций. Бегал с мешками песка — по два кило на каждую конечность. Когда надоедал тренировочный зал, выбегал в коридор и начинал забег по лестницам замка. В середине дня обедал, отдыхал около часа, читая книги, после чего шел к турнику. Там он подтягивался, крутился, качался — и так до позднего вечера, пока не падал на кровать абсолютно мокрый и изнеможденный. Сил не было даже на душ. Сколько недель прошло в подобном режиме, было страшно подумать.

Благодаря Малефикусу и целой куче дополнительной литературы Гарри быстро овладел чарами Помех и Щитовыми чарами, Взрывным заклятием, Компасным, несколькими темными проклятиями. Он учился очищать дыхательные пути, трансфигурировать животных в червей, жалить и отрезать, замедлять и парализовать. Энциклопедия в голове пополнялась и пополнялась, но он не позволял себе радоваться. Тащил Гермиону дуэлировать, и они прыгали по всему залу, швыряясь заклинаниями, усилием воли контролируя силу луча, делая их невидимыми, связывая и переплетая одно проклятие с другим.

Когда он возвращался в спальню, то валился на кровать, раскинув руки. Как же хорошо было вновь почувствовать себя живым и активным. Интересные задания, требующие всех сил и знаний, выматывали его, и он с обожанием тянулся к ним, пил из этой чаши еще и еще.

Снились ему дивные вещи: ракеты и космические корабли, атлетичные пловцы, прыгающие с трамплинов в гигантские фонтаны, взрывающиеся лавой вулканы. Иногда эти сны пересекались с поистине мрачными видениями черной бездны, звавшей его сотнями шепчущих голосов, лунными грибами, сияющими зловещими цветами, голыми черными камнями незнакомых планет, устремленными в небеса исполинскими глыбами.

Просыпался он с такой сильной эрекцией, что ему хватало пары движений, чтобы достичь пика, и с таким сильным ужасом, что только задыхался, пытаясь схватить воздух ртом. Горло почему-то перехватывало предвкушением.

Наступающий на пятки третий этап Турнира пугал, как никогда. Гарри шарахался от проходящих мимо учеников, и проводил целые часы, раздумывая, не замыслили другие чемпионы чего-то… экстра. Он пытался медитировать, стараясь угнать находящую тревожность, но сердце билось, будто хотело выпрыгнуть из груди. Руки тряслись, живот крутило спазмами. Несколько раз он едва успевал в туалет, а потом хихикал, представляя, как обделался бы прямо на Чарах. Наверняка, этот смех тоже был… своего рода тревожным. Ярость билась в груди, достигая своего предела — наверное, это было последствием страха. Он срывался на ни в чем не повинных одноклассников, швырялся перьями в гостинной, пока испуганная Гермиона не вытаскивала его прочь.

С приближающимся двадцать четвертым июня, Гарри снова начал прижигать себе ноги. Боль действовала почти успокаивающе — в ней было что-то странно привычное и знакомое. Он давно усвоил: чтобы добиться результата, нужно что-то отдать взамен. Труд, пот, слезы. И такие жертвы почти всегда сопровождались болью. Значит, боль — это путь к успеху. В этом не было ничего странного.

* * *

В день Турнира во время завтрака за гриффиндорским столом было особенно шумно. Совиная почта принесла Гарри открытку от Сириуса с пожеланием удачи — всего только кусок пергамента с отпечатком грязной собачьей лапы, но у Гарри все равно потеплело на сердце. Как обычно, прилетела сипуха, принесла Гермионе свежий номер «Ежедневного пророка». Она развернула газету и поперхнулась, забрызгав всю первую страницу тыквенным соком.

— Что там? — спросил Гарри. — Снова Рита Скитер?

— Нет, — ответила Гермиона и попыталась куда-нибудь деть газету.

Малфой уже кричал из-за стола слизеринцев:

— Эй, Поттер! Поттер! Надеюсь, ты нас не покусаешь?

У Малфоя в руках была та же газета. Слизеринцы рассмеялись и, как один, повернулись в сторону Гарри. Гарри повернулся к Малфою, оскалился и показал средний палец. Малфой побагровел.

— Слишком много спеси для такого как ты, Поттер. Трахнул свою грязнокровую подружку и вообразил себя мужиком?

Гарри в бешенстве рванулся к столу Слизерина.

— Слышь, малафья, а говна на лопате?!

— Гарри!

— Я, сука, ебало тебе обглодаю!

Гермиона поймала его за руку. Малфой немного струхнул, но все еще пытался высокомерно ржать.

— Не трогай, смердеть не будет.

Она презрительно посмотрела на Малфоя и надавила на плечо Гарри, чтобы он наконец-то уселся на лавку. Он хмуро повиновался; от бешенства его трясло.

— Дай газету, или я нахер взорвусь.

Гермиона неохотно повиновалась. Гарри развернул газету и увидел фото под огромной шапкой:

ГАРРИ ПОТТЕР «НЕЗДОРОВ И ОПАСЕН»

Мальчик, сокрушивший Того-Кого-Нельзя-Называть, сейчас нездоров и, возможно, опасен, — сообщает наш специальный корреспондент Рита Скитер. — Недавно стали известны тревожные факты, касающиеся странного поведения Гарри Поттера. Эти факты вызывают серьезные опасения: сможет ли он дальше участвовать в столь трудном соревновании, как Турнир Трех Волшебников, и даже вообще учиться в школе «Хогвартс».

«Ежедневному Пророку» удалось выяснить некоторые тревожные обстоятельства, касающиеся Гарри Поттера, которые директор Хогвартса Альбус Дамблдор утаил от магической общественности.

— Поттер — змееязычный волшебник, — сообщил нам Драко Малфой, четверокурсник из Хогвартса. — Пару лет назад в замке был совершен ряд нападений на учащихся. Многие подозревали в них Поттера: в Дуэльном клубе на глазах у всех он в приступе ярости приказал змее напасть на своего однокашника. Но тогда все это замяли. Кроме того, у Поттера в друзьях оборотни и великаны. Похоже, стремление к власти может толкнуть его на что угодно.

Змееязычие, т. е. способность разговаривать со змеями, давно считается одним из видов Темных Искусств. Не зря самый известный змееязычный маг современности — Тот-Кого-Нельзя-Называть. Член Лиги Защиты от Темных Искусств, пожелавший остаться неназванным, заявил, что, по его мнению, необходимо возбудить расследование в отношении всех змееязычных волшебников.

— Лично я, — сказал он, — испытываю большое недоверие к каждому, кто умеет разговаривать со змеями, поскольку этих тварей часто используют в самых зловещих видах черной магии и они традиционно ассоциируются со злом в чистом виде.

И конечно, все, кто водит дружбу с такими носителями зла, как оборотни и великаны, не могут не обладать склонностью к насилию.

Конечно, мы помним, как несколько месяцев назад в статье моего коллеги Стивена Райта утверждалось, что Гарри Поттер прибегает к черной магии, практикует древние ритуалы и готов на всё ради победы. Связаны ли с этим приступы ярости, которые наблюдали некоторые одноклассники Поттера?

Альбусу Дамблдору следует серьезно подумать, допускать ли такого ученика к участию в Турнире Трех Волшебников. Существует опасность, что Поттер, обуреваемый безрассудным стремлением выиграть, не остановится ни перед чем, ведь сегодня вечером заключительное состязание Турнира.

Гарри побледнел от злости.

— Дискредитация. Как вовремя.

Гермиона непонимающе, но на всякий случай сочувственно взглянула на него.

— Если я скажу, что Волдеморт возрождается, никто мне не поверит, — зашипел Гарри, наклонившись к ней. Малфой и его прихлебатели корчили дебильные рожи за спиной Гермионы. — Эта Скитер — подстилка старшего Малфоя! Сегодня он возродится, а значит, им надо меня дискредитировать! Хорошо, что они не узнали про шрам, иначе…

— Поттер, все участники Турнира собираются после завтрака в комнате, примыкающей к залу, — раздался над ним знакомый голос.

— Но ведь соревнование начнется вечером! — воскликнул Гарри, поворачиваясь к МакГонагалл.

— Конечно, Поттер. В комнате собрались семьи участников Турнира. Они приглашены посмотреть последнее состязание.

С этими словами она отошла от стола.

— Конечно, перед казнью надо дать человеку… Стоп, что? Дурсли, что ли, приехали?

Он был прав. В комнате с потухшим камином, вдали от черноволосых родителей Крама, мать Делакур и отца Седрика, стояла Петунья Дурсль.

Неловкая, слишком нарядная, в кремовом жакете, с рукой, судорожно сжимающей маленькую сумочку.

Гарри застыл.

— Что вы здесь делаете?

Миссис Дурсль тут же фыркнула и превратилась в саму себя.

— Надо было усерднее прививать тебе воспитание, мальчишка.

— Вы ведь… ненавидите всё это, — только и выговорил Гарри. — Как вы сюда попали?

Петунья потупилась.

— Что ж. Я думала, если буду это ненавидеть, всё исчезнет. Но оно не исчезло. Ты вырос. Стал другим. — Она посмотрела прямо ему в лицо. — Навестил Дадли, подарил нам… — Она запнулась. — В общем, ваш Дамблдор, который подбросил тебя нам, как щенка, был так мил, что пригласил меня сюда. Сказал, что я какой-то сквиб.

Сквиб? Она фыркнула еще раз, но Гарри улыбнулся. Было здорово видеть здесь человека из другого мира. Если она приехала сюда — значит захотела. Либо увидеть магию, либо Гарри, либо и то, и то вместе. И черт с ним, со сквибством.

— Показать вам замок?

С тетей Гарри провел весь день — показывая Выручайку, домовиков (Петунья масштабно перепугалась), окрестности замка. Поздоровались с Гермионой, когда она вернулась с экзамена по Истории магии. Гермиона тете понравилась, потому что выглядела прилично по меркам волшебницы — мантия убрана в сумку, легкая рубашка сияла белизной, пышные кудри заплетены в аккуратный колосок, а тонкие гольфы натянуты чуть ли не по линеечке. На фоне взрывающихся карт, промчавшихся мимо кричащих младшекурсников и Рона, который вырулил из Большого Зала с хмурым лицом, кетчупом на щеке и выпростанной из брюк рубашкой, она была настоящим спасением. Петунья цепким взглядом оценила кожаный ремешок от Mulberry, учуяла легкий аромат Jo Malone и вцепилась в Гермиону как клещ.

Гермиона подошла к разговору с той же, вероятно, старательностью, с которой древнегреческие жрецы выбирали быка для гекатомбы. Соловьем разливалась о погоде и не забывала отвешивать комплименты. Повторяла мимику, жесты и подстраивалась под громкость и скорость речи.

— Это Хагрид, Гарри рассказывал, что вы с ним встречались… Ой, простите, я забыла. — И Гермиона улыбнулась ослепительной улыбкой, которой научил её Локхарт. — Давайте лучше посмотрим на гудящие нарциссы, они как раз сейчас цветут. А это профессор Вектор, она у нас ведет… м-м-м… математику. Да, я из South Hampstead. Мои родители стоматологи. Они хотели отдать меня в Оксфорд, но, к сожалению, мне пришло письмо отсюда. А Гарри рассказывал, что ваш муж работает в фирме по производству дрелей, это правда? Очень достойное занятие! О, вы тоже выращиваете розы? Мама всё время борется с тлей — это просто беда...

Гарри слушал поставленный голос разводящей версаль Гермионы и пытался спрятать усмешку. Конечно, интересно ей. Она Петунью на дух не переносит — просто пытается сделать следующее лето Гарри более терпимым. От этого становилось теплее на душе.

В конце концов Гарри не выдержал. Ему просто необходимо было тренироваться, а часы тикали все яростнее, поэтому он затащил Гермиону и тетю в Выручайку, представив ее залом, смахивающим на гостиную Дурслей, попросил Добби подать чай по высшему классу и удалился в другую комнату — размяться. Тетя не переживала. Когда Гарри заворачивал в дверь, он увидел, что его спутницы уже устроились на мягких креслах и увлеченно чесали языками. Ну и прекрасно.

Очнулся он только тогда, когда Гермиона забарабанила в дверь.

— Гарри, время ужина. Скоро лабиринт.

Он вытер кровь с щеки — поцарапался, проходя препятствия — и вытер футболкой лицо.

— Сейчас, переоденусь и выхожу.

Его вещи давно были перевезены в Выручайку, поэтому проблем с этим не возникло. Он быстро принял душ, нацепил драконоборческий костюм (на всякий случай), взял с собой кобуру и тщательно уложил туда зелья. Захватил кинжалы, купленные в Лютном, рунные камни, предварительно связанные в браслет, нацепил на руку, мантию запихал в карман. Палочки отполированы. Прекрасно.

— Готов!

Петунья смотрела на него странным взглядом — и если бы Гарри знал ее получше, он бы предположил, что она за него переживает. Гермиона, вся бледная, вцепилась в запястье ногтями.

— Помнишь план?

— Сложно забыть, если ты меня по нему столько времени гоняла.

В Большой Зал спустились молча; тетя Петунья держала свою сумочку так крепко, что трещал кожзам. Она уже не взвизгивала, когда к ней подлетала движущаяся лестница, так что путь вниз прошел без шума и пыли.

За столом для преподавателей сидели уже и Людо Бэгмен, и Корнелиус Фадж. Бэгмен, как всегда, весел и оживлен, Фадж — мрачен и неразговорчив.

Несмотря на обилие праздничных блюд, Гарри почти ничего не ел: его уже била нервная дрожь.

— Смотри, как он сидит, — прошипел он Гермионе, показывая глазами на безмятежного как никогда Дамблдора. — Сейчас начнется война, а он спокойный. Жрет тарталетки.

Гермиона сжала его плечо.

Постепенно волшебный потолок менял синеву дня на алые закатные краски сумерек. Наконец директор поднялся на ноги, и зал затих как по его велению. В тишине Зала можно было бы услышать, как падает перо.

— Леди и джентльмены, через пять минут я приглашу вас пойти на поле для квиддича, где начнется третье, последнее состязание Турнира Трех Волшебников. А сейчас прошу всех участников проследовать на стадион за мистером Бэгменом.

Гарри сжал руку Гермионы, безвольно упавшую на стол, и встал. Вместе с ним встали гриффиндорцы.

— Ну, удачи. — Петунья подняла было руку, будто хотела что-то сделать, но опустила ее.

Гарри кивнул.

— Будем ждать тебя на трибунах, — веселым тоном сказала ему Гермиона, но ее трясло, и она взяла Петунью под руку, чтобы хоть как-то успокоиться. — Со щитом.

Гарри поднял вверх кулак.

— Идущий на смерть приветствует тебя!

Гермиона стукнула его по плечу.

Поле для квиддича изменилось, но для Гарри это не было сюрпризом — пару дней назад он облетел поверху лабиринта на метле, укрывшись мантией-невидимкой, и хорошенько его зарисовал. Сто процентов лабиринт будет меняться — иначе бы было слишком просто — но хотя бы для начала прохождения сойдет. В центре лабиринта, как он выяснил, стояла какая-то беседка, но Кубка там еще не было. По крайней мере, не было видно его света. Он осмотрел пути подхода к центру — туда вели всего две тропинки — сложно будет подкрасться к нему, будучи незамеченным.

Небо окрасилось в густой исчерна-синий цвет, и на нем зажглись первые звезды. Воздух наполнился взволнованными голосами и звуками сотен шагов — зрители торопились занять отведенные им трибуны. К Бэгмену и участникам подошли Хагрид, МакГонагалл, Грюм и Флитвик.

— Мы будем патрулировать снаружи, — сообщила МакГонагалл. — Если кто-нибудь почувствует, что требуется подмога, пошлите в воздух сноп красных искр, и мы незамедлительно придем на помощь. Все ясно?

Чемпионы кивнули.

— Удачи, Гарри, — шепнул Хагрид, и патрульные разошлись в разные стороны, каждый на свой пост вокруг лабиринта. Коснувшись палочкой горла, Бэгмен произнес:

— Сонорус!

И тут же его усиленный волшебством голос разнесся по всему стадиону:

— Леди и джентльмены, третье и последнее состязание Турнира Трех Волшебников начинается! Разрешите мне напомнить вам турнирное положение участников на сегодняшний день! Первое место — мистер Гарри Поттер, школа «Хогвартс», восемьдесят пять очков!

Крики, гром аплодисментов разбудили птиц в Запретном лесу, и они с тревожным гомоном поднялись в темное ночное небо. Лица с распахнутыми ртами плясали на трибунах смазанными пятнами. Уроды, плюющие в него всю осень, вдруг проснулись? Ты посмотри. В Гарри заворочала головой, заворчала ярость.

— На втором месте мистер Седрик Диггори, школа «Хогвартс», семьдесят три очка! — снова гром аплодисментов. — И на третьем месте — мистер Виктор Крам, институт «Дурмстранг», семьдесят очков!

Сделав глубокий вдох, Гарри сжал челюсти. Он должен стать безжалостным. Страха, мать его, отныне не существует.

— Итак, Гарри, начнешь по моему свистку! — пророкотал Бэгмен. — Три… два… один…

Он резко свистнул, и Гарри устремился внутрь лабиринта.

* * *

Звуки стадиона тут же стихли, едва он вступил во тьму лабиринта — аж заложило уши. Выбранная им дорожка была совершенно пустынной. Он повернул вправо и прибавил шагу, подбросив в воздух светящийся шарик света. По земле лабиринта струился зеленоватый туман, не причиняющий на первый взгляд вреда.

Гарри то и дело оглядывался. К нему опять вернулось привычное ощущение, что за ним следят чьи-то глаза. Небо с каждой минутой становилось чернее, тени сгущались и в лабиринте.

Дорожка привела к очередной развилке.

— Указуй, — прошептал он палочке, держа ее на ладони.

Палочка сделала один оборот и замерла, указывая направо, в густую изгородь. Значит, север там, а центр лабиринта — на северо-западе. Самое лучшее — свернуть влево и при первой возможности взять правее.

— Инсендио, — попробовал он.

Стена вспыхнула, но точно так же быстро погасла. Ладно, не сработало. Но у него был дополнительный план.

— Bi-s-siḥri ʾaksiru al-ʿaqabah.

В отличие от Инсендио, заклинание проделало дыру в стене, и Гарри удовлетворенно улыбнулся. Игра начинается. Пора выпустить голема.

Гарри достал кусок глины из кармана, повернул палочкой и прошептал:

— Шанти, Шанти, Дахат, Дахат.

Человечек вырвался из его руки, упал на землю и, выросши в размерах до семилетнего ребенка, любопытно склонил голову.

Впереди по-прежнему никого. Гарри свернул направо, и там пусто, никаких препятствий. Всё еще ни одной опасности. Лабиринт как будто заманивал в ловушку, усыпляя внимание. Сердце Гарри забилось быстрее, и живая изгородь заколыхалась в ответ.

— Что…

Он струхнул, руки задрожали, изгородь с жутким сосущим звуком двинулась к нему, и он побежал. Вылетел из-за угла следующей развилки и чуть не воткнулся в дементора. Голем несся за ним. Черт! Изгородь бушевала, колыхалась, как будто над головой у Гарри разверзлось небо, и чем больше он паниковал, тем громче она выла…

Так, по порядку. У него семья, у него счастливая семья, мирная жизнь…

— Экспекто патронум!

Из палочки вырвался серебряный олень и поскакал навстречу дементору, который при виде оленя сделал шаг назад и запутался в полах плаща. Изгородь замерла.

— Подожди! — крикнул Гарри вдогонку патронусу. — Это же боггарт! Риддикулус!

Боггарт с громким треском взорвался и растаял в облачке дыма. Гарри заполошно оглянулся. Изгородь была спокойна, как гладь воды в штиль. Почему на нее подействовал Патронус? Думай, Гарри, думай! Он зажмурился. Стены — как дементоры. Они питаются эмоциями, болью, страхом. Точно — страх. Гарри же испугался!

Он прислушался и, беззвучно ступая, двинулся вперед, пытаясь дышать как будто ровнее. Вдох на четыре, выдох на четыре… Вдох на четыре, выдох на четыре…

Налево… направо… снова налево… опять сгусток тумана… два раза уперся в тупик. Где он?

Повернул направо, обратно, и увидел шевеление изгороди, из которой выползало незнакомое Гарри рыжее существо с пятью ногами. Гарри только успел заметить, как подвернутые внутрь ступни напрягаются, и в страхе выкрикнул:

— Защищай!

Голем с низким рычанием накинулся на существо, а Гарри повернулся и драпанул, что было сил.

Налево. Направо. Опять заблудился.

Пошатываясь, Гарри остановился и опять применил заклинание Компаса. Шевеления сзади не было видно, значит, голем справлялся с работой. Палочка показала, что он слишком уклонился к востоку.

Проделал дыру в изгороди, свернул направо и увидел перед собой зеркало.

Оно висело на когтистых толстых лианах, плетущих свое начало из живой изгороди, и его поверхность была покрыта ржой. Гарри подошел ближе и увидел свое бледное, напряженное отражение.

Он повел палочкой.

Отражение осветилось, и Гарри увидел Гермиону, сидящую около него. Что? Он обернулся — никакой Гермионы не было, лишь прижавшийся к его ноге голем. Но она отражалась в зеркале. Это что-то вроде Еиналеж? Там отражается его желание?

Он присмотрелся к зеркалу, наколдовал Экскуро, чтобы убрать вековую пыль. Гермиона была одета в… Гарри даже зажмурил глаза. Открыл. Гермиона по-прежнему была одета в тонкое платье, открывающее грудь и ноги, призывно и благодарно улыбалась. Гарри-в-отражении погладил ее по голове, как собаку, и в настоящем Гарри колыхнулось отвращение. Ты че себе позволяешь? Он присмотрелся и к себе.

Он был взрослее. Его руки покрывали руны, рубашку на груди распирали мышцы.

Шрам на лбу исчез, зато голая ступня была поставлена на голову с бледным лицом, багровыми полузакрытыми глазами и змеиными ноздрями-щелками. Волдеморт. Гарри в отражении усмехался.

— Ты можешь стать мной, — заговорил Гарри-в-отражении.

— Неинтересно, — отрезал Гарри и развеял зеркало. К чертям собачьим, он еще помнил, как заманивал его в отражении Еиналеж Волдеморт.

Он пробежал вперед, и, не доходя до отрезка пути, где в воздухе висела странная золотистая дымка, невинно мерцавшая в лунном свете, рванул вправо.

Минут пять не было ничего, кроме тупиков. Дважды он свернул не туда. Огонек, бежавший впереди него, отбрасывал скачущие тени на изгороди. Гарри вылетел из-за поворота, и очутился нос к носу с соплохвостом. Так-с, обычные заклинания тут не подойдет. Гарри попятился, снимая с браслета руну, и, пока сопл его не заметил, швырнул камушек в него, шепча кодовое слово.

— Слаф!

Камушек упал рядом с соплом и взорвался синей аурой, обволакивая запаниковавшего сопла сверкающим куполом. Через купол Гарри увидел как зверь повернулся, устало выпустил пару искр из сопла и, перевернувшись на спину, задрых.

Отлично, это было просто. Взял направление на северо-запад и бросился было вперед. Но вдруг услышал над головой шуршание. Гарри повернулся и успел увидеть только черную тень, соскочившую со стены.

Это была Гермиона. Голем зарычал.

— Я пришла тебе помочь, — запыхавшись, сказала она. Ее красные глаза блестели.

— Гермиона? — неверяще спросил Гарри. — Но как?.. Подожди, — нетерпеливо приказал он голему.

— Перелезла по стенам, — махнула рукой Гермиона. — Да разве это важно? Давай, идем, я тебе помогу. Вторая палочка не бывает лишней.

Что-то было не так, но Гарри не мог понять, что.

— Как тебя не заметили?

Гермиона сдула локон со лба. Ее пушистые волосы мотнулись из стороны в сторону, когда она закинула голову назад в раздражении.

— Господи, Гарри, пошли быстрее!

— У тебя красные глаза, — ровно сказал Гарри, поднимая палочку. — И утром у тебя была косичка. Кто ты?

Гермиона дрогнула.

— Ты о чем? Это просто свет…

— Тут нет красного света, — рыкнул Гарри и отшвырнул Гермиону к стене воздушным потоком. Порыв был мощным, но силуэт Гермионы вывернулся в свете луны и с неимоверной силой ринулся к нему. Гарри яростно вырывался, пытаясь выписать формулу палочкой, но пространства для размаха не хватало.

Гермиона сжала его горло, и Гарри задергался в ее хватке. Он не мог дышать. Он упал на колени, пытаясь сбросить Гермиону с себя, вывернулся. Она обхватила его сзади ногами.

— Раз, два, три, четыре, пять, — сказала Гермиона чужим голосом и засмеялась. — Я иду тебя искать, я иду с тобой игра-а-ать…

Он задыхался — ее руки царапали его лицо, растягивали ноздри, лезли в глаза. «Голем, ко мне!» — изо всех сил подумал он и услышал топот маленьких ножек. Тогда он остановился. Затих. Сосредоточился — Гермиона непонимающе потянула его за волосы — и, через плечо схватив Гермиону за лицо, выпустил всю энергию, которую накопил, не кормя замок кровью.

Тварь завизжала и отпрыгнула вбок. Ее лицо покрылось ожогами и нарывами. Голем набросился на нее сзади и повалил на себя, к земле, удерживая ее глиняными ножками.

— Как больно, Гарри! Боже, зачем… — плакала Гермиона.

Гарри подполз к нему, стараясь не смотреть в глаза. Его трясло, горло сдавливало рыданиями. Что, если это Гермиона? Что, если он ошибся, неправильно расслышал?

Гарри собрал больше магии в ладонях и вцепился в гермионино лицо.

— Прошу тебя, — рыдала Гермиона. — Прошу, остановись.

Ноздри Гарри заполнились запахом горелой плоти. Он задыхался, но не отпрянул.

— Это всё темная магия, — невнятно простонала Гермиона, царапая ему руки. — Прошу, не надо. Ты ведь не можешь меня убить.

— Могу и убью, — прошептал Гарри. — Могу и убью.

Кость проломилась под его рукой, медленно исходя дымом. Лицо медленно превращалось с каждым выбросом энергии в месиво из плоти, костей и мышц. Лицо полностью утратило форму, и Гарри задохнулся от ужаса.

Тварь больше не двигалась. Через две секунды, когда Гарри остановился и с недоверием рассматривал ее изувеченное лицо, она тихо осыпалась прахом в его руках.

Гарри откатился из лужи крови и сделал большой, тяжелый вдох. Это была не Гермиона. Гермиона бы не рассыпалась.

А потом его вырвало.

Он не мог оставаться на месте, но и не мог идти вперед. Он сделал пару шагов, уперся рукой в изгородь, отдышался. Из глаз лились слезы, тело сотрясалось в рыданиях. Забудь об этом. Не сейчас. Это не Гермиона.

Он прошагал несколько метров, почти не понимая, что делает. Зашел в очередной сгусток тумана и упал на четвереньки, не в силах идти дальше.

За изгородью послышались голоса, и Гарри устало повернул голову.

— Что ты делаешь? — внезапно громко закричал Седрик. — Ты что, гад, делаешь?

И голос Крама выкрикнул:

— Круцио!

Седрик издал нечеловеческое визжание. Он кричал так громко, что Гарри пошатнулся, закрыл уши руками. А что?.. Одним участником меньше… А что, если Крам убьет Седрика? Гарри замер у изгороди, не в силах пошевелиться. Мерлин, он так устал… Но если Седрик умрет, то сам виноват, нечего было доверять Краму. Это лабиринт, опасность таится везде… А у него, у Гарри, теперь нет преимуществ — они находятся рядом, разделенные лишь изгородью. Он должен первым добраться до Кубка, иначе…

Крик замолк, и Гарри пробрала дрожь, но тут же Крам выкрикнул:

— Ступефай!

У Гарри отлегло от сердца. Ну и слава богам. Он вскочил, выпрыгнул из-за изгороди и проревел:

— Инкарцеро!

Крам рухнул лицом вперед, обвитый появившимися из палочки веревками; раздался отчетливый хруст. Гарри отошел обратно и, пятясь, скрылся в темноте. Угрызений совести он не чувствовал. Битвы между чемпионами не были запрещены, а Кубок пропустить мимо своих рук было никак невозможно.

— Нет, ну это, блин, слишком, — прошептал он в сердцах.

Он прошел несколько метров, из-за тумана не мог видеть свои руки.

«Нет, ну это, блин, слишком».

«Инкарцеро!»

«Могу и убью. Могу и убью»

Гарри замотал головой. Что за странные голоса… Как будто время зациклилось… Прошло пять минут или пять часов? Он не понимал, зачем он идет дальше, иногда вспоминая, что его ждет Кубок.

Противники пока что нейтрализованы… если прошло пять минут. Иначе они могли бы расколдоваться. Где он вообще?

Гарри сверился с палочкой-компасом, и с ужасом понял, что зашел слишком далеко на восток. Он огляделся. Вокруг были тупики.

Палочка на руке дрожала, крутилась, замирала, а потом упрямо указывала назад, в сторону, откуда он только что пришёл.

Так, давай заново.

Он вгляделся в изгородь, пробежал по ней пальцами, но не нашел никаких признаков того, что здесь кто-то проходил. Не было обожженных следов, поломанных веток не было тоже.

— Указуй, — шепнул он, добавляя направление через образ. На этот раз он сосредоточился не на севере, а на Гермионе. Словно его воля переориентировала магию: палочка слегка дрогнула, пошатнулась и остановилась.

Туда.

Пока он шел, туман исчез, и это сделало лабиринт еще темнее, чем он был раньше.

Блин! Туман! Как он мог не понять, что туман не так прост? Естественно, что это был какой-то дезориентирующий яд! Гарри выругался и стукнул себя по колену. Ринулся вправо, свернул от тупика на еле заметную тропинку, пробежал несколько метров. Развилка. Опять вправо. Он двинулся по дороге, но ему опять почудилось шевеление. Он замер и поднял руку. Свет огонька озарил огромное существо.

Это был сфинкс с телом льва, головой женщины и тяжелыми когтистыми лапами. Когда Гарри приблизился к ней, она медленно обратила к нему могучую голову.

— Ты близок к цели, — произнесла сфинкс низким голосом. — Кратчайший путь лежит именно здесь. Отгадай мою загадку. Отгадаешь с первой попытки — путь открыт. Не отгадаешь — нападу. Ничего не ответишь — пойдешь назад, восвояси.

Гарри устало опустил палочку.

— Ладно, — сказал он. — Слушаю вашу загадку.

Женщина-львица уселась посреди дорожки и произнесла такой стих:

Перед тобою — дом старинный,

Встречает тебя коридор длинный.

В доме нет и не будет магии -

Не наколдуешь заклинанья всякие.

Входишь — двери: раз, два, три,

За каждой дверью мрак внутри,

Смерть за каждой — вот беда.

Назад — нельзя, лишь вперёд, сюда.

Первая — лев, он голоден, дик,

Разорвёт тебя за короткий миг.

Вторая — злодея с ножом рука -

Убьет тебя наверняка.

Третья — проклятие вековое -

Кончишь ты мукой неземною.

Но выход всё же один найдётся,

Если разум твой не споткнётся:

Какую дверь ты откроешь, герой,

Чтобы не встретить вечный покой?

— Нет и не будет магии? Ты что, серьезно? — улыбнулся Гарри.

Сфинкс нахмурилась.

— Говори ответ, мальчишка.

— Вы мне сейчас кое-кого напомнили. Ответ: третья дверь, потому что в доме нет магии.

Сфинкс медленно опустила лапы, глаза ее сверкнули холодным огнём.

— Радуешься, юный смертный? Твоя хитрость вырвала тебе лишь временную передышку, но истинная тьма ещё впереди.

Она скривила губы в едкой улыбке и отвернулась. Проигнорировав ее слова, Гарри рванул вперед.

Он наверняка у цели, наверняка… палочка сказала, он на верном пути… Если больше ничего страшного не случится, он выиграл….

Он провалился ногой в болото, и запаниковал, пытаясь вспомнить правильные руны, которые могли бы ему помочь. Применил Левитацию на свои кости и, весь грязный, вылез на сушу. Дальше, быстрее, быстрее. Он сцепил зубы и прибавил скорости. Усталость зудела во всем теле, но все происходящее было личным делом. Ему надо было доказать всем, что можно быть первым. Он — боец.

Снова развилка.

— Указуй, — прошептал он, палочка, сделав круг, указала направо. Гарри бросился по правой дорожке, и услышал, что вдалеке раздались крики. Наверное, это очнувшийся Седрик. Гарри побежал быстрее, благодаря пробежкам и тренировкам сердце его не кололо, как обычно, и Гарри от души себя поблагодарил.

Изгородь здесь перетекала в каменные стены, образующие беседку, возвышающуюся над головой. На стенах истекали красной краской руны, зловеще блестящие в свете луны. Красный отблеск рун пульсировал и создавал неприятное ощущение, что Гарри заходит в чрево огромного зверя. Сеть замыкалась в полусферу, которую венчал красный круг с точкой. Рубедо. Конец трансформации.

На постаменте стоял Кубок Турнира.

Гарри отшатнулся, как будто увидел страшное чудовище. Он совсем забыл, что ждет его в конце, несся, как очумелый по этим дорожкам… Нет уж, его не обдуришь. Только не сейчас. Он не может себе этого позволить.

Гарри вытянул из кармана мантию-невидимку и накинул на себя. Сделал пару шагов и отшатнулся опять. Возвышаясь над кромкой изгороди, по перпендикулярной дорожке, стремительно двигалось что-то огромное. Гарри не стал ждать, пока оно появится перед ним. Сорвал руну, прижал к губам, прошептал кодовое слово и швырнул ее.

Взрыв разнес изгородь вместе с непонятным существом. И только когда Гарри врезался спиной в изгородь, мягко отпружинившей его на землю, он понял, что его сшибло с ног. Он поднялся — штаны были процарапаны землей. Из под завалов виднелась мохнатая лапа размером с тело самого Гарри. Акромантул.

Второй акромантул оказался тут же — если только первый не мог раздвоиться.

— Нападай, — скомандовал Гарри, и голем ринулся на акромантула, разрывая его на части. Полетело мясо, и Гарри кинул в бурлящую схватку пару заклинаний.

Акромантул завалился на голема, конвульсивно подергивая лапами. Гарри неслышно вскрикнул и полез разбираться.

Паук находился на последнем издыхании, и легкое заклинание Малефикуса помогло окончательно с ним расправиться — было достаточно направить луч палочки на открытое, мягкое брюшко. Но голем был искалечен паучьим ядом. Его голова была раздроблена, а значит, не было возможности восстановить руны, дающие ему жизнь.

Глиняные глаза, которые Гарри так долго вырезал, будто выражали мольбу и недоумение — наверное, это была игра воображения. Гарри пару секунд смотрел на него, а потом, повинуясь глупому ощущению, провел голему по векам.

Е-мое, акромантулы! Они выпустили на них акромантулов!

Гарри нервно расхохотался и тут же зажал рот рукой. Впрочем, шпионы, если они здесь были, могли и так понять, что он здесь — он заметал свои следы каленой метлой. Но никто не нападает, значит, встреча с Волдемортом ждет его после того, как он заберет Кубок.

Оглядываясь, он просканировал местность Гоменум Ревелио. Никого. Руны отбрасывали на Кубок символы, переливающиеся в темноте. Магия в воздухе слегка потрескивала, как далекий костер.

— Фините.

Ничего не произошло. Что ж, ожидаемо, но стоило попробовать.

— Ревелио.

Тоже ожидаемо. Заклинание открыло полупрозрачную вязь рун, тянущихся в воздухе как сплетенная паутина. Гарри уперся ладонями в колени. Так, и что тут за руны?

— Так, — зашептал он. — Турисаз. Защита, колючая магия. Окей. Кеназ — это легко, очищение, огонь. Наутиз — необходимость, плата. Альгиз — магический щит.

Он задумался. Однажды зимой они сидели в библиотеке, когда жизнь не казалась такой интенсивной, и Гермиона читала книгу о древнескандинавских защитных системах. Гарри читал вместе с ней, разбирая каждую главу, и запомнил, что сеть рун создает не барьер, а условие. Пока условие не исполнено — предмет связан. Это тоже было логично.

Но какое было условие?

Вокруг Кубка был создан магический щит, и чтобы его разрушить, надо чем-то заплатить… или что-то сделать. Огонь… при чем тут огонь? Угроза?

Гарри походил вокруг. Вдалеке раздавалось шуршание изгороди. Она не спала, а угрожающе дышала, а это значило — Седрик уже близко.

Думай! Какой ключ?!

— Ага, — внезапно сказал он, останавливаясь. — Огонь. Ну конечно. Зачем угрожать, когда есть подсказка? Это не защита от огня, это защита, которую нужно сжечь.

И легким движением руки он направил маленький огонек в центр сети.

Сеть вспыхнула красным, угрожающим пламенем, и Гарри испугался, что он понял что-то не так, но щит треснул и медленно сгорел в воздухе.

Не скидывая мантии, он подошел к Кубку и всмотрелся в его сияющую поверхность. За спиной раздался топот и крики.

«Ты мой», — с нежностью подумал Гарри, не оборачиваясь. — «Ты только мой».

И, как влюбленный юноша дотрагивается до ладони своей девушки, Гарри дотронулся до Кубка.