Неизвестные переменные (гет)

Одиночество в позолоченной клетке особняка Сент-Клеров стало для Ксандры-Ариэль новой формой пытки. Роскошь давила, забота родителей ощущалась как тяжкий долг, а тишина библиотек напоминала ей о другой библиотеке — в родовом поместье, где когда-то упала последняя капля дождя, предвещая гибель.

Спасение пришло из неожиданного источника — письма от Элизабет. Оно было полно привычной живости, но сквозь строки проступала тревога. Лидия, писалa Элизабет, совсем отбилась от рук, флиртуя с офицерами, а миссис Беннет поощряет это, видя в каждом мундире потенциального зятя. Джейн в Лондоне все еще тихо тоскует, а сам Лонгборн погружен в пучину сплетен и финансовой неопределенности.

Читая это, Ксандра почувствовала нечто новое — острое, щемящее чувство ответственности. Эти люди, с их глупостями, наивностью и искренностью, стали для нее чем-то большим, чем персонажи из книги. Они стали ее единственной связью с той жизнью, где она была проще, где могла дышать полной грудью и где встретила Итана.

И она поняла, что ее новое положение — это не только цепь, но и инструмент. Графиня Сент-Клер обладала влиянием, которого не было у мисс Хейз. Ее слово имело вес.

Она начала осторожно. Сначала с Джейн. Узнав от Гардинеров, что мистер Бингли все еще в Лондоне, она «случайно» устроила небольшую встречу в театре, куда пригласила Джейн вместе с тетушкой. Она не давила, не играла в сваху, как миссис Беннет. Она просто создала пространство, где два стеснительных и добрых человека могли снова увидеть друг друга. И наблюдая, как лицо Джейн постепенно теряет следы грусти в обществе мистера Бингли, Ксандра чувствовала странное удовлетворение.

Затем она взялась за письма к Элизабет. Она не поучала, а делилась наблюдениями, почерпнутыми из своего горького опыта прошлой жизни.

«Дорогая Лиззи, — писала она, — ты как-то сказала, что полагаешься на интуицию. Это сильное качество, но помни, что некоторые люди — искусные актеры. Они играют на наших лучших чувствах, притворяясь жертвами. Будь осторожна с теми, кто слишком часто и громко кричит о несправедливости, причиненной им другими. Иногда за таким шквалом скрывается пустота и желание манипулировать».

Она не называла имени Уикхема, но надеялась, что ее слова послужат предостережением.

Но ее главным проектом стала Лидия. Воспоминания о собственной гибели от рук корыстного мужа заставляли ее с ужасом смотреть на безрассудство младшей Беннет. Она написала миссис Гардинер, чье мнение в Лонгборне уважали, длинное и обстоятельное письмо. В нем она, ссылаясь на «светскую осведомленность», намекала на дурную репутацию некоторых офицеров полка, расквартированного в Меритоне, и настоятельно рекомендовала, как бы невзначай, оградить Лидию от излишне тесного общения с ними, возможно, отправив ее ненадолго погостить к другим родственникам.

Ее действия были тихими, почти невидимыми. Она помогала из тени, как бы исподволь, используя свои ресурсы и влияние своей новой семьи.

Граф и графиня Сент-Клер, видя ее активность, лишь радовались. Для них это был признак возвращения к жизни, обретения интереса к миру. Они и не подозревали, что их «возвращенная» дочь использует их связи и возможности, чтобы управлять судьбой провинциального семейства, ставшего ей родным.

Однажды, разбирая корреспонденцию, она наткнулась на визитную карточку. На ней был знакомый герб. Дарси.

Сердце ее замерло. Но это был не Итан. Это был Фицвильям. Он наносил официальный визит как представитель семьи, чтобы поздравить Сент-Клеров с чудесным возвращением дочери.

Когда его представили в гостиной, Ксандра сидела с прямой спиной, в безупречном платье, соответствующем ее новому статусу. Она была готова к битве.

Фицвильям Дарси вошел с безупречным поклоном. Его манеры были безукоризненны, взгляд — проницателен и холоден.

— Граф, графиня, — он склонил голову. — Мисс Сент-Клер. Позвольте выразить самые искренние поздравления от имени моей семьи. Ваше возвращение — поистине удивительное событие.

Они обменялись светскими любезностями. Граф, оценив ум и осанку молодого человека, вступил с ним в разговор о парламентских делах. Ксандра молчала, наблюдая. И тогда Фицвильям обратился к ней.

— Надеюсь, лондонский воздух идет вам на пользу, мисс Сент-Клер. После столь… живописной, но, несомненно, скромной жизни в Хертфордшире, вы, должно быть, находите здешнее общество куда более соответствующим вашему положению.

В его словах не было ничего, за что можно было зацепиться, но каждый слог был отточенным лезвием. Он напоминал ей о ее «низком» прошлом и намекал, что ей следует о нем забыть.

Ксандра встретила его взгляд. В ее глазах не было ни смущения, ни гнева. Лишь спокойная, ледяная уверенность, которую она когда-то носила как мантию.

— Каждое место и каждое общество чему-то учат, мистер Дарси, — ответила она, ее голос был ровным и мелодичным, но не оставляющим сомнений в ее достоинстве. — Хертфордшир научил меня ценить искренность. Даже если она иногда облечена в неуклюжие формы. Я нахожу это качество куда более ценным, чем безупречная, но лишенная духа вежливость.

Фицвильям чуть заметно замер. Он явно не ожидал такой прямой и точной контратаки. Он привык доминировать в гостиных, но здесь столкнулся с волей, равной его собственной.

— Искренность, безусловно, драгоценна, — парировал он, слегка склонив голову. — Но лишь когда она подкреплена соответствующим положением и происхождением. Без этого она рискует быть воспринятой как… фамильярность.

— Или как правда, которую не хотят слышать, — мягко закончила она и, вежливо улыбнувшись, повернулась к матери, словно тема была исчерпана.

Он больше не пытался атаковать. Он понял, что игра изменилась. Перед ним была не бедная родственница, над которой можно было возвышаться, а равная — по рождению, по положению и по силе духа.

После его ухода Ксандра подошла к окну. Она чувствовала странную пустоту. Она победила в этой маленькой дуэли, но победа не принесла радости. Она лишь подчеркнула пропасть между ней и тем миром, где жили Итан, Элизабет, Джейн.

Но она не сдавалась. Она строила мост. Тихий, незаметный, но прочный. Мост из писем, из советов, из помощи. Мост между Ариэль Сент-Клер и Ксандрой Хейз. Между своей новой судьбой и старыми сердцами, которые все еще бились для нее в Хертфордшире. И, возможно, этот мост однажды смог бы привести к ней того, чье молчание стало для нее самой большой болью.

* * *

Письмо, адресованное «Мисс Ксандре Хейз», стало для Ариэль Сент-Клер не просто весточкой из прошлого. Оно было вызовом, брошенным в тщательно выстроенный мир условностей, в который ее поместили.

Когда она прочла строки, полные боли и недоумения, в ней вскипела не только жалость и тоска, но и холодная, знакомая ярость. Фицвильям Дарси не просто «защищал» брата от неподходящей партии. Он соврал. Он уклонился от прямого объяснения, предпочтя манипуляцию, чтобы разлучить их, даже когда формальных препятствий больше не существовало. Он посягнул на ее право выбора и на право Итана знать правду.

Ее решение пойти на встречу было продиктовано уже не отчаянием загнанного в угол зверя, а спокойной, хищной уверенностью хищницы, знающей свою силу.

На следующий день, под предлогом выбора нот для матери, она прибыла на площадь Рассел. Ее платье и шляпка с вуалью были не попыткой скрыться, а доспехами для предстоящей битвы. Она вышла из кареты, оставив миссис Энсворт копаться в нотах, и ее шаги по дорожке к пруду были мерными и властными.

Он стоял там, где и обещал. Увидев ее, он обернулся. Но на его лице она увидела не только боль и облегчение, но и мгновенную, инстинктивную оценку. Он увидел не испуганную Ксандру, а женщину своего круга, возможно, даже выше его по положению. Его собственная поза чуть изменилась, стал более официальной.

— Мисс Сент-Клер, — произнес он, и в его голосе прозвучала не робость, а сдержанное уважение, смешанное с вопросом.

Она позволила себе легкую, почти невесомую улыбку, снимая вуаль.

— Для вас, я полагаю, я все еще Ксандра. Или, в крайнем случае, Ариэль. «Мисс Сент-Клер» оставьте для более подходящей обстановки.

Он замер, изучая ее.

— Вы… знали, кто вы ? С самого начала?

— Нет, — честно ответила она. — Я узнала о себе чуть раньше вас. Я очнулась в теле Ксандры Хейз, не помня ничего. Память… она возвращалась обрывками. А настоящее имя и положение мне открылись лишь в Лондоне. — Это была не вся правда, но та ее часть, которую можно было принять.

— Мой брат, — его голос стал низким и опасным, — убедил меня, что вы добровольно разорвали все связи, что общение со мной может скомпрометировать ваше… ваше вновь обретенное положение.

— Ваш брат солгал вам, — отрезала Ариэль, и ее слова прозвучали как приговор. — Он знал, кто я. И он решил, что даже в новом качестве я не достойна общества мистера Итана Дарси. Он счел возможным распоряжаться нашей судьбой, не утруждая себя консультациями с нами.

В ее тоне не было обиды. Была констатация факта, от которой стало еще холоднее.

Итан смотрел на нее, и в его глазах шла борьба. Гнев на брата. Растерянность. И то самое, старое чувство, которое не смогли убить ни время, ни ложь.

— И что же теперь? — спросил он. — Теперь, когда формальных препятствий, кажется, не осталось? Вы — дочь графа. Я — младший сын хоть и уважаемой, но все же не титулованной семьи. Наше общество сочтет этот брак мезальянсом… но уже с другой стороны.

Она оценивающе посмотрела на него.

— Вы боитесь сплетен, мистер Дарси?

Впервые за всю их встречу он улыбнулся — той самой старой, обезоруживающей улыбкой, которая стирала расстояние между ними.

— После того как я был готов жениться на бедной родственнице с темным прошлым? Вряд ли. Я спрашиваю, боитесь ли их вы. Ведь для вас ставки стали выше.

Ариэль сделала шаг вперед, сокращая дистанцию. Ее взгляд был прямым и ясным.

— Меня уже почти убили однажды, Итан. Из-за титула, земель и расчета. Я не намерена позволить сплетням или чьим-то предрассудкам сделать это во второй раз, отняв человека, с которым я чувствую себя живой. Мое положение — это не цепь. Это оружие. И я научусь им пользоваться.

Он замер, пораженный и покоренный этой новой, уверенной в своей силе женщиной. В ней не было и тени той растерянной, отчаянной Ксандры из леса. Перед ним была Ариэль Сент-Клер, познавшая предательство и смерть и вышедшая из этого огня закаленной сталью.

— Значит, война продолжается? — тихо спросил он, и в его глазах вспыхнули знакомые искры.

— О, да, — ее губы тронула холодная, уверенная улыбка. — Но на этот раз мы поменялись ролями. На сей раз осаждать крепость вашего брата и всего света буду я. А вы… вы будете моим самым ценным союзником.

Она протянула ему руку, и он, не как влюбленный юноша, а как рыцарь, принимающий присягу, склонился над ней в почтительном, но твердом поклоне.

Они были равны. Не только по рождению, но и по силе духа, по ярости чувств и по готовности сокрушить любые преграды на своем пути. И эта новая, равная битва обещала быть куда более захватывающей, чем все их предыдущие стычки. Фицвильям Дарси, сам того не ведая, выпустил из бутылки не беззащитного духа, а могущественного джинна. И ему предстояло это понять.