Тот, кто рядом (гет)

Август. В средней полосе — хорошее теплое время. Продаются яблоки, груши, виноград, дыни, арбузы…

В тропиках — сезон дождей.

Хороших таких дождей. Не просто проливных — тропических. Этакого не душа — потока воды. Сплошного.

В доме — сырость. Дверь разбухла, прилегает, только повинуясь силе al’lil. Готовить около дома нет никакой возможности, открытый очаг заливает водой — не предусмотрел Аугусто, что в доме будут жить люди, по крайней мере — дольше пары дней. Поэтому еду приходится носить из деревни, плотно упаковав и закрыв крышкой. Суп с дождем — не то, чем стоит питаться детям младшего школьного возраста.

Кошка регулярно тоскует у двери, но с отвращением оглядывает улицу, когда я предлагаю ей выйти. С еще большей ненавистью воспринимает пластиковый поддон, выполняющий роль кошачьего лотка.

Август. В сентябре детям — в школу.

Маша улетит в Англию. С Машей — нет проблем.

А вот дети Алены…

Аня носит мою метку. Она — слуга. Пусть и не осознает это в полной мере, но ее жизнь теперь рядом со мной. В обычную школу ей идти нельзя.

В прежнюю школу я не отправлю и Рому. Ему сейчас нужны нагрузки. Не просто нагрузки, а очень интенсивные, на пределе возможностей. Со слезами, со швырянием учебников в стену, с раскидыванием в стороны учебных пособий, наглядных материалов и прочего, чем пользуются педагоги и учителя. Он должен не просто восстановиться — он должен научиться пользоваться тем, что получил от меня.

Витя? Гимназия или лицей вполне подойдут. Но та же проблема, что и в прошлом году у Маши. Сколько времени моя природа будет для него секретом? Интернат?

«Я клянусь кровью, что буду заботиться о них, как о своих детях. Я дам им лучшее, что в моих силах…»

Интернат еще надо выбрать.

Пора возвращаться в Хабаровск.

* * *

— Ты не думал о покупке самолета? — интересуется Аугусто, когда я возвращаюсь на остров в последний раз. Осталось забрать Апреля.

— Зачем?

— Ну, будешь таскать своих людей оптом, а не в розницу, — смеется. — Ты ж четвертый раз сейчас полетишь.

— Какой самолет, Боинг? — прищуриваюсь.

— Зачем Боинг? Возьми что-нибудь простенькое, типа Cessna. Хороший вариант — Cessna 525. Хватит на всех твоих людей, а дальность полета у нее — чуть меньше двух с половиной тысяч километров.

— А у тебя есть ВВП? — фыркаю.

— Ну, тогда возьми амфибию какую, — отвечает ничуть не смутившись. Grumman Mallard неплохой. Правда, там в экипаже двое, но ты один справишься, я полагаю.

— Grumman Mallard сняли с производства, — морщусь. — Да не в этом дело. От самолета нет смысла, пока я живу в городе. Где мне приземляться? В аэропорту? Или около набережной на потеху зевакам?

— Ну, сам смотри, — пожимает плечами. — Тебе таскать, о Великий Транспортник.

— Апрель у меня получит, — улыбаюсь. — Выдумал.

— А что, я не прав? — голос Апреля. — Полетели уже.

— Полетели, — киваю.

* * *

На календаре — двадцать шестое августа. Дети возятся во дворе, играют «в магазин».

Пребывание на острове Аугусто пошло на пользу всем троим, поправились, загорели, хотя Ане пришлось несладко. По-прежнему называет меня «хозяин», хотя я и уточнил, что ей нет никакой необходимости это делать. Впрочем, настаивать не буду — я действительно ее хозяин.

Главное, чтобы не проговорилась на людях.

Хотя бы еще лет десять.

Учителей для Ромы придется искать тщательно. Психологов, педагогов, дефектологов — пруд пруди, но мне нужны те, кто воспримет мои указания по обучению неукоснительно, без попыток утвердить свое «единственно верное» видение.

Мой опыт все равно больше.

Даже без учета выпитого.

Смотрю, как дети обдирают растущий во дворе вяз, определяя его листья на «денежки». На земле — «товар» — камешки в обертках от конфет, горстка песка, какая-то солома и колоски овсюга.

Маше и Вите игра интересна. Рома больше играет «за компанию», слабо понимая, что происходит. Аня играет, потому что больше играть не с кем.

Витю придется тоже учить, но не так, как Рому. У него сформировались не очень хорошие черты характера — он ленив, пытается равняться на Рому. Это понятно, ведь Аня всегда была старшей, а значит — более умной и умелой. Да и внимание их матери было больше сосредоточено на Роме. Рома младше всех, вдобавок — умственно отсталый. Ему, в отличие от других детей, одно и то же надо объяснять не несколько раз, а несколько десятков раз.

Поэтому Витя и привык лениться.

Аня совершенно на них не похожа. Старательная, без вопросов выполняет требуемое. Внимательна к мелочам.

Хорошая слуга.

Будет выполнять все мои пожелания.

Вопрос в том, что я хочу.

У меня слишком много людей.

Особенно детей.

* * *

Агентств по подбору нянь и репетиторов — полный Интернет. Просматриваю анкеты, дипломы, сертификаты-аттестаты. Выбрать подходящих несложно даже на расстоянии. Но анкеты — еще не все.

Личная встреча — важнее всего.

К абстрактному ребенку можно относиться как угодно, и будущие воспитатели могут искренне верить, что будут относиться к Роме максимально хорошо, но личная встреча с будущим подопечным решит все.

Поэтому Рома должен присутствовать на собеседовании.

Отодвигаю ноутбук, придвигаю к себе лист бумаги, беру карандаш.

Составлю план реабилитации Ромы.

Человеческий мозг — сложная штука. Как и психика. Под давлением невозможно заставить выучить. Должен быть мотив. В детстве максимально эффективен положительный мотив — ребенок достигнет наибольших успехов лишь в том, что ему нравится. И только повзрослев, человек приучается действовать из отрицательных мотивов — «не будешь учить — поставят двойку, наругают… выгонят из института...»

Рома — еще ребенок. Поэтому «заставлять учиться» бесполезно. Все должно быть в игровой форме… и максимально насыщенно, чтобы Роме было интересно.

Спустя полтора часа лист исписан. Рома будет жить в приемной семье, каждый день посещать педагогов. С утра и до вечера. Но в семье исполняющая роль матери тоже не должна давать послабления ребенку — то, что он будет изучать с педагогами, нужно повторять и закреплять. Причем не в академической форме, а в игровой. Выучили счет — вечером «мама» заставляет считать ложки на столе. Выучили породы собак — «мама» включает кино про собак, побуждая Рому вспоминать, где какая порода…

Чему и как его будут учить педагоги — на следующем листе.

* * *

Просматриваю сайты кадетских школ в Москве.

Кошка сидит на стуле, деловито облизывая белый бок, извернувшись немыслимым для человека образом.

Апрель, демонстративно смотря в другую сторону и едва ли не посвистывая, аккуратно подводит руку откуда-то снизу и сбоку и тычет кошку в пушистую шерсть. Но кошка успевает раньше. Поднимает голову и смотрит недоуменно, при этом не забыв выпустить когти и уцепиться за сиденье.

— Мр?

— Блин, я надеялся, она не заметит и свалится, — огорченно вздыхает птенец и отходит в сторону.

— Она оказалась умнее, — пожимаю плечами.

— Так всегда, — выдвигает табурет, садится. — Что ты надумал делать с детьми?

— Рому отправлю в приемную семью на год, — отвечаю. — Затем в интернат, но пока не решил, какой. Витю пока подержу рядом, но буду гонять, чтобы не ленился.

— А Аню?

— Аню буду учить сам.

— А справишься?

— Ну, должен, — отодвигаю ноутбук. — В конце концов, кто мне выучит слугу, ежели не я?

— Это да, на слуг вампиров никогда не обучали, — фыркает.

— Ну почему, — смотрю на птенца. — Когда-то в Америке была целая система при храме одного бога.

— А сейчас где?

— А сейчас это все отсутствует. Испанцы развалили, когда индейцев завоевывали. Это было полтысячи лет назад. Так, легенды какие остались.

— Если бы сохранилось, было бы легче.

— Если бы, да кабы… Мы имеем то, что имеем, — перевожу взгляд на кошку, старательно чешущую за ухом задней лапой.

— Эт точно.

* * *

Андрей просыпается раньше детей. Зевая, заходит в кухню.

— Доброе утро, — говорю слуге.

— Доброе утро, — отзывается.

Мнется у холодильника, открывает его и закрывает.

Спроси его, что там лежит — вряд ли запомнил.

Запах напряжения и неуверенности.

— Спрашивай уже.

— А?

— Ты же хочешь что-то спросить, — не отрываю взгляда от ноутбука, пролистывая страницы. — Так спрашивай. Не мучайся.

— Почему Аня называет вас хозяином?

— Потому что я принял ее служение, — отвечаю.

— Это… как я, да?

— Да, — киваю, наконец-то определившись с выбором подходящей школы-пансиона. Закрываю ноутбук, перевожу взгляд на Андрея.

Хмурится.

— А что она попросила?

— В смысле?

— Ну… мне вы дочь вылечили… А ей?

— Ей… Ей ничего, — нехотя признаюсь.

Недоумение.

— Аугусто заигрался, — хмуро говорю, совершенно не горя желанием рассказывать, но вопрос задан. Отвечать придется. — Если бы ей не поставил метку я, то это сделал бы Аугусто. Тогда мне пришлось бы отдать ее ему, а, как ты понимаешь, я не мог этого допустить.

— Почему? В смысле — почему отдать?

— Почему? — поднимаюсь из-за стола, подхожу к окну. Солнечные лучи пробиваются сквозь листву растущего у дома вяза, играют бликами на полу. — Метка свидетельствует, что никто не имеет права на человека, кроме хозяина. Никто из других вампиров. Слугу чисто технически невозможно украсть — хозяин всегда найдет его. Право хозяина — священно. Он волен делать все, что угодно, со своим слугой. А Аугусто… он не отличается любовью к своим слугам или рабам. Я не мог допустить, чтобы Аня осталась в одной из его деревень, а ее дети пошли бы на корм Аугусто.

— А… эм… переставить метку?

— Нельзя, — оборачиваюсь спиной к окну. На лице Андрея — напряженная работа мысли. — Технически не получится. Метка одна и на всю жизнь. Так что… сам понимаешь.

— А у мальчиков?

— А у мальчиков меток нет, — понимаю, что расспросов будет много. — Я сумел убедить Аугусто не трогать их. А с Аней не успел, — опережаю следующий вопрос. — Ты ведь сам помнишь, я их переносил не одновременно… Ну, и Аугусто успел влезть не в свое дело.

Молчит.

Смотрю на слугу.

— И что теперь? — задает вопрос спустя минуту.

— Теперь?

— Ну… что вы будете делать с Аней?

— То же, что и с тобой, — хмыкаю. — Кормить, поить, учить и всячески оберегать. Как от внешних опасностей, так и от собственных глупостей. От глупостей чаще, ибо они и случаются чаще.

Краснеет.

— И да, раз уж я не единственный al’lil, вам придется все-таки выучить этикет.

— Какой?

— Как правильно вести себя по отношению к al’lil, — поясняю и добавляю, глядя в хмурое лицо Андрея: — В том числе и к собственному хозяину.

Недоволен.

Кошка обследует пустую миску.

* * *

На столе — ворох бумажек. Три постановления на передачу опеки Калининой Анны Васильевны, Калинина Виктора Васильевича и Калинина Романа Васильевича Крапивцу Андрею Викторовичу, три свидетельства о рождении вышеупомянутых детей и еще несколько сопутствующих бумажек. Подобное обычно делается долго.

У меня — быстро.

За окном — тридцатое августа.

Еще распечатки пяти электронных билетов до Москвы.

Рядом со столом — упакованная переноска для кошки.

В службе такси принимают заказ на микроавтобус с семью посадочными местами.

Самолет — в пять вечера.

* * *

— Отправил? — интересуется Апрель, когда мы выходим после заката.

— Да, — киваю.

— Он не заблудится?

— Не должен, — пожимаю плечами. — Заблудится — позвонит.

— Детей не растеряет?

— Надеюсь, что нет.

Фыркает, кивает.

Ставлю коттедж на охрану.

Выходим на улицу.

* * *

Приземляюсь на балконе. Апрель отцепляет руки, становясь на твердую поверхность.

Дверь закрыта. В комнате темно.

Стучу в стекло, но никто не реагирует.

Из-за спины раздается понимающий хмык.

Достаю телефон.

— Андрей, открой дверь, — командую слуге, когда тот сонно отвечает.

— Ага, сейчас…

Шлепки босых ног по полу, звук отодвигаемой задвижки на входной двери.

— Да не эту, — терпеливо объясняю. — Балконную.

— Ой…

Возвращается в комнату, подходит к окну, дергает за ручку, давая нам наконец проход в квартиру.

— Пора бы запомнить, — смотрю на смущенного слугу.

— Я запомню…

— Надеюсь, — киваю. — Как вы тут? Места хватает? — оглядываю брошенное на ковер покрывало.

— Ну… — чешет затылок. — Я мальчиков тут уложил, на диване, а девочек в комнате… А сам на полу…

— Не холодно?

Покрывало тонкое.

— Немного…

— Завтра купим матрас, — говорю.

На полу спать можно с удобствами, но не под одним покрывалом.

— Хорошо…

…спит, свернувшись калачиком, натянув на себя кафтан. Из ноздрей вырываются струйки пара.

В плохо прикрытую дверь заметает снегом. В щели тоже.

Ложусь рядом.

Повысить температуру тела.

Спустя десять минут перестает трястись, как осиновый лист…

Воздух за окном потихоньку светлеет.

* * *

Четверо детей в двухкомнатной квартире — многовато. Даже с учетом того, что они только проснулись. Рома капризничает, не желая умываться, Витя балуется с зубной пастой.

— А што тут тахое? — интересуется, набив рот белой пеной и пытаясь перемазанной рукой открыть дверь в комнату ожидания.

— Моя кладовка, — отвечаю мальчику. — Не лезь.

— А пофему?

— Потому что нельзя.

— А фто там лефит?..

Приподнимаю бровь.

Надувается, возвращается в ванную, где Андрей безуспешно пытается умыть ревущего Рому.

Кошка сидит под столом.

* * *

После завтрака Андрей с Машей уезжают в аэропорт. Можно было бы подобрать рейс с минимальным промежутком, но вряд ли слуга справился бы с толпой, таская детей Алены за собой, провожая Машу.

Искать приемную семью для Ромы в России очень сложно. За семьдесят лет Советского Союза люди разучились оказывать услуги должным образом. В четырех агентствах мне отказали сразу — у них нет подходящего мне персонала. И не задумались, сколько же денег они на этом теряют. Хотя нужно было чуть постараться.

В двух же попытались «впарить» няню вместо семьи согласно своему видению. Уговорить, убедить.

Еще в двух агентствах оказалось, что нянь у них нет, но я должен оставить заявку на подбор, заплатить сколько-то денег, и потом, когда няня возникнет на горизонте, они мне сообщат.

Впрочем, русскоговорящие няни есть не только в России.

Первое же британское агентство, куда я звоню, предлагает мне на выбор три семейные пары. Одна пара даже жила в Москве, и у них здесь остались родственники. Вопросов, согласны ли их сотрудники на переезд обратно в Россию на целый год, у работников агентства даже не возникает. Конечно, согласятся. Специальная программа обучения? Без проблем.

Но собеседование придется проходить в Лондоне.

Смотрю на Рому, увлеченно разбирающего на мелкие кусочки игрушечную машинку из пластика. Машинка поддается детским рукам без особого труда. Итог его деятельности — гора пластикового мусора, трудно идентифицируемого.

Виза делается месяц.

Это долго.

Подложный паспорт — быстрее.

Набираю номер.

* * *

Андрей возвращается спустя три часа.

— Через неделю тебе придется полететь в Лондон, — говорю слуге, когда он заходит в комнату.

— Зачем?

— Рому отвезти. Местные агентства по подбору нянь и гувернеров не смогли справиться со своей задачей.

Кивает, задумывается.

— Только у меня визы нет.

— У Ромы тоже. По поддельным паспортам полетите.

Давится, кашляет.

— По… поддельным?

— Да, — отвечаю. — Не бойся, они исключительного качества. Да и вам туда всего на неделю.

— А… А Аня с Витей?

— Круглосуточную няню найму.

— Ясно… — хмурится. — А… а Рома там останется по поддельным документам?

— Он вернется с тобой через неделю, — терпеливо говорю. — Мне он нужен, чтобы посмотреть реакцию будущей приемной семьи. На расстоянии все любить горазды. Сам понимаешь, будет нехорошо, если окажется, что он им не нравится, а контракт подписан, и они уже в России.

Кивает.

— И… съездите на экскурсию. Покажи детям Москву.

— Эм… хорошо… — мнется.

— Поедешь не один, — понимаю его затруднения. — Сопровождение тоже нанять можно.

Услуги попроще, типа няни на несколько часов, заказать удается легко.

* * *

Закрываю дверь за людьми.

Я тоже хочу кое-куда съездить.

Латекс булькает на дне бутылки.

Париков всего два. Вот этот, каштановый, подойдет.

А линзы возьму серые.

Кстати, надо попросить Апреля нарисовать мой портрет. Надо ж мне знать, как выгляжу. А то последний раз художники-люди меня нарисовали так, что я долго не мог понять, где подбородок, а где лоб.

* * *

Детский дом №12 встречает меня казенным запахом.

— Вы к кому? — тут же поднимается со стула охранник.

— К директору, — отзываюсь. — Марина Сергеевна у себя?

— Да, — кивает. — Вас проводить?

— Не стоит. Просто скажите, куда идти.

— Прямо, затем направо, там будет дверь, увидите.

— Спасибо.

Марина Сергеевна у себя.

Мой интерес к воспитаннику детского дома Морозову Александру Игоревичу не встречает никаких подозрений. Капля силы — веский аргумент.

Хороший мальчик, только трудный. Тяжело переживал разлуку с семьей. Один раз убежал, в самом начале, но вернулся через две недели. Учится… так себе. Много троек, хотя, возможно, из-за новой школы, ведь до его прежней целый час езды, поэтому перевели в ту, что поближе. Интересы? Ну, к учебе однозначно отсутствует. А, любит читать. В основном ужасы, но психолог с этим работает…

Семья? Ну, как у многих здешних ребят. Мать пьет, отец тоже, потому и отправили сюда. Не работают, конечно.

Пьют?

Долго копается в бумагах, прежде чем сообщить адрес Морозовых.

Две улицы от моей квартиры.

Навещу их.

Гляжу на наручные часы.

Заход в 20:20.

Успею.

В киоске покупаю какой-то бланк и ручку.

* * *

Шестнадцатиэтажка.

Мне на десятый.

Квартира Морозовых не похожа на квартиру пьющих людей. Тяжелая металлическая дверь, не обшарпанная. Видеоглазок.

Но я в латексе.

Нажимаю звонок.

— Кто там? — женский голос из-за двери.

— Здравствуйте, я из санэпидемстанции, — отвечаю скучным голосом. — Поступила заявка на обработку от тараканов.

— У нас нет тараканов!

— Знаю, — еще более скучно говорю. — Не от вас заявка, от ваших соседей. Но у вас тоже надо провести.

— Ничего не надо!

— Тогда распишитесь, что отказываетесь, — нудно продолжаю. — Мне отметить надо.

— А зачем?

— Мы так и будем сквозь дверь разговаривать? — добавляю в голос ядовитые нотки. — Нет, если хотите, объясню и так…

Щелкает замок.

Запах Саши Морозова я знаю. И его родственников определю без особого труда, особенно родителей.

Родственный запах не скрыть ничем.

Если иногда встречается, что муж матери не является отцом и не имеет родственного запаха, с самой матерью таких проблем нет.

Эта женщина Саше Морозову — чужая. Полностью.

Но полковник Феоктистов Саше — однозначно дед.

— Надо, чтобы хозяин расписался, — прижимаю к себе бланк, в котором по дороге накарябал что-то про насекомых. — Вы хозяйка?

— Да, — женщина переступает с ноги на ногу.

— Так… квартира четыреста сорок, — бурчу, глядя в бланк. — Фамилия!

— Морозова.

— Инициалы!

— Морозова А. А… Анна Александровна, — уточняет женщина.

— Хорошо, — подсовываю женщине бумажку, подаю ручку. Мимоходом соприкасаюсь кожей. Даже сквозь тонкий слой латекса капля моей силы действует. Не обращая внимания на то, что бумажка по сути — «филькина грамота», женщина деловито подписывает указанную мной строчку.

Киваю, прощаюсь.

В квартире Морозовых — слабый запах настоящих хозяев. Очень слабый.

Словно съехали несколько месяцев назад.

Домой прихожу через полчаса.

* * *

Двухкомнатная квартира — вполне достаточно для меня одного. Даже слегка многовато, но Рома останется в Москве. Ему и его будущей приемной семье нужна квартира побольше.

Просматриваю сайты недвижимости.

Останавливаю свой выбор на просторной четырехкомнатной квартире в районе Тушинской. Даже есть парковочное место.

* * *

Возвращение детей и Андрея попадает аккурат в мое ожидание. Наше с Апрелем появление из комнаты ожидания вызывает некоторый ступор у мальчиков.

— Ой, здравствуйте, Антон Генрихович, — говорит Витя, вытягивая шею и пытаясь заглянуть за дверь позади нас. — А вы тут? А что вы делали в кладовке?

— Мышей ловил, — с серьезной миной говорит Апрель.

— Мышей?

— Да. Но ни одной не поймал.

Хлопает глазами.

Обходятся без ужина — успели поесть в городе. В половину десятого кое-как укладываются спать.

Андрей разворачивает новенький матрас в зале.

Достаю альбом и цветные карандаши.

— Нарисуй меня, — говорю птенцу.

Смотрит на карандаши, затем оценивающе на мою рожу.

— Хм, тебе нужна иллюстрация к «ужастику»?

— Так плохо выгляжу? — удивляюсь.

— Нет, ну… в общем, я пытался пошутить. Ладно, садись. Только потом ты тоже нарисуешь меня. Мне любопытно.

Сажусь за стол на кухне.

— Свет г…но, — комментирует, водя карандашом по бумаге. — Лампу бы сюда.

— Юпитер, ага, — фыркаю.

— Ну… не юпитер, что-нибудь попроще… дневной свет был бы идеален… эх.

— Что есть, — пожимаю плечами.

Рисует, прикусив нижнюю губу.

В кухню вваливается Андрей и замирает, увидев «процесс».

— Похож? — интересуется птенец, показывая альбом Андрею.

Слуга с интересом вглядывается в рисунок, затем кивает.

— Один в один.

— Ну, не совсем… свет г…но, — повторяет Апрель. — Не люблю рисовать в потемках.

Андрей переводит взгляд на потолочную лампу. Лампа горит.

— Да что эта лампа… — хмыкает птенец, возвращаясь к работе. — Толку от нее.

За его спиной Андрей следит за движениями руки, забыв, зачем пришел.

— Ну, как-то так, — спустя полтора часа передо мной ложится развернутый альбом. — Старался нарисовать максимально точно.

С портрета на меня глядит слегка знакомый человек. Русые волосы, карие глаза. В позе настороженность и любопытство.

— Спасибо, — говорю искренне.

Буду знать.

— Обращайся, — фыркает птенец и подвигает карандаши. — Теперь твоя очередь.

Перелистываю альбом, находя чистый лист.

— Садись, натура.

Расправляет плечи, надувает щеки, изображая горделивый вид.

— Таким ведь и нарисую, — примериваюсь к будущему портрету.

— Не надо, — в голосе легкий испуг. Моментально делает нормальное лицо.

Хитро прищуриваюсь.

— Не надо, — снова просит. — Потом рисуй, каким хочешь, а первый раз не надо.

Киваю.

Андрей смаргивает, вспоминая, зачем пришел, подходит к холодильнику.

— А… а можно, вы меня тоже нарисуете? — вдруг спрашивает.

— Тебе зачем? — отзывается Апрель. — У тебя зеркало есть.

— А… — краснеет.

— Да почему нет, — пожимаю плечами, набрасывая очертания лица. — Можно. Могу даже полноценный портрет нарисовать, на холсте, красками. Только краски купить надо. И холст. И мольберт. И место найти, а то в этой квартире дети все перевернут.

— А меня? — обиженно выпячивает губы птенец. — Я тоже хочу!

— И тебя нарисую, — соглашаюсь. — Потом откроем портретную галерею.

— Ну… а почему нет? — задумывается.

— Угу, и билеты продавать.

Хихикает.

Откладываю простой карандаш, беру цветной.