Прекрасная смерть (джен)

Эрна скидывает прямо на пол куртку, шарф и открывает ногой дверь на кухню. При всем этом, она совершенно бесшумна. Я слегка медлю и поднимаю разбросанные вещи, аккуратно вешая их рядом со своими. Дверь в комнату плотно закрыта, и я не решаюсь войти.

— Женя живет с тобой?

— Ja, — кивает Эрна, насыпая несколько ложек кофе в крохотную турку.

— И давно? Где ее родители? Ты ведь не ее родственница. И главный вопрос: что здесь, вообще, происходит?

— Главным вопг’осом для тебья должно быть: почему я здесь?

— Ты меня достала, — не колеблясь, отвечаю я. Эрна насмешливо смотрит на меня несколько секунд и возвращается к кофе. И даже без слов я понимаю, что не прав.

— Я не знаю, почему потянулся за тобой, — признаю я, тяжело плюхаясь на единственный стул. — Но я очень надеюсь, что ты мне объяснишь.

Эрна склоняет голову, и пружинки медных волос мягко скатываются по плечам. Я давлю в себе дурацкое желание потрогать их и проверить на мягкость.

— А ти обещаешь мне верить? — Я киваю, стараясь откинуть сомнения. — Это всье тяжело на самом деле. Тяжелей, чем ти думаешь. И если бы не фрау Хель, я бы не сг’авилась. Это не совсем честно, но именно она заставила тебья менья слушать. Как же это по-русски, — Эрна быстро защелкала пальцами, пытаясь вспомнить необходимое слово, — гипноз! Хель испг’авила твою волю, заставила тебья хотеть пойти за нами. Nein. Она заставила тебья это осознать. Желание быть частью культа находится у тебья в крови. Иначе бы ты не пережил Колыбельную. Ти — потомок наших адептов. В тебье содержится всья их прошлая память. Ти ее, конечно, не осознаешь, но именно это заставляет тебья раз за разом следовать за мной — пг’ямым потомком главы культа.

Эрна замолкает и шумно отхлебывает свой кофе. Видно, что ей тяжело много говорить без перерыва на русском. Но эта пауза отлично подходит для переваривания и принятия услышанной информации.

Сделать это тяжело. Внутри меня все еще сидит маленький, упрямый рационалист, который уверен, что его бессовестно дурит какая-то секта. Но я слишком многое уже видел своими глазами, чтобы не быть непоколебимым в своем мнении.

— Где теперь адепты твоего культа? Где вы там собираетесь за чашечкой чая? И что за культ такой? Что он собой представляет?

— Почти всье адепты были уничтожены еще во вг’емена инквизиции, — отвечает Эрна, продолжая смотреть в чашку, пытаясь скрыть свою скорбь, но это все равно видно. — Позже нашим уничтожением заньялось пг’авительство. Своими способностями мы пг’едставляли слишком большую опасность. Только власти Drittes Reich* пытались собг’ать нас и использовать в своих цельях, но этот план пг’овалился. Те, кто смогли пережить нападки церкви и властей, разбрелись по всему миру и бережно хранят в тайне свое умение.

Девушка снова замолкает и переводит дух. Кажется, она злится на то, как много вопросов я задаю, но она сама согласилась на это. Но что меня раздражает, так не снисходительность по отношению ко мне, а ее потрясающее лицемерие. Эрна с такой искренней скорбью и болью говорит о своем культе, который был уничтожен несколько сотен лет назад, но при этом абсолютно равнодушно и спокойно относится к тем людям, которых убила в ближайшем прошлом. Я чувствую, как во мне кипит негодование. Но я молчу. Вряд ли есть какой-то смысл упрекать ее.

— Наш культ вымирает, — продолжает Эрна. — Мало кто хочет обучать Колыбельной своих детьей или же дг’угих избранных. Это опасно. Это невыгодно. Это во многом не имеет смысла. От культа Арс Фатрум остались ничтожные крохи. Раньше мы были могущественны. Мы были нужны людьям. Культ зародился с появлением первых цивилизаций в Месопотамии и Египте. В каждом народе нам покг’овительствует свой бог смерти. Для нас это скандинавская богиня Хель.

— Почему это для нас? Ведь насколько я знаю, в славянской мифологии бог смерти совсем другой. Не помню кто, но точно не Хель.

— Это зависит не от места рождения или жизни, а от крови, которая течет по твоим венам. Сг’еди твоих пг’едков были адепты скандинавского культа, а не славянского.

Я задумываюсь. Не могу сказать, что помню своих предков до десятого колена, но моя мать некогда раскопала нашу семейную родословную до шестого поколения. И никаких немцев там не было. Ни по материнской, ни по отцовской линии. Но я, пожалуй, не буду углубляться в это. В конце концов, это, кажется, не самая большая проблема на данный момент.

— Колыбельная, о которой ты говоришь, — это та песня, убивающая людей?

— Ja, — спокойно отвечает Эрна. — Есть легенда, что до формирования культа сама Смерть, наблюдая за нашим миром, видела тьех, кто мучился незаслуженно. И Смерти становилось жаль их. Поэтому она пг’иходила к этим людьям и пела им. С первых нот боль, страх, страдания исчезали. Человек видел лучшие моменты своей жизни, видел то, что делало его счастливым. Он улыбался. Илльюзия держалась до тьех пор, пока сердце не останавливалось. Тоже абсолютно безболезненно. Человек умирал счастливым. И даже не знал, что уже умег’. Его душа отпг’авлялась в тот мир грез, где он пг’овел свои последние минуты. И застывала там, как муравей в кусочке янтарной смолы. Любой, кто слышал песнью Смерти, — умирал. Но однажды какая-то девушка подслушала песнью Смерти, пока та пела ее мужу, раненному в бою. Услышав песнью, девушка не только не умерла, но и запомнила ее. Когда она пг’ишла к своим старейшинам и рассказала об увиденном и услышанном, ей не поверили. Тогда она решила спеть эту песню, думая, что она имеет силу только у Смерти. Но это оказалось не так. Своим пением она убила весь совет старейшин. Испугавшись, она пустилась в бега. Но куда можно убежать от Смерти, которая пг’ишла в ярость не только от того, что ее песню подслушали и укг’али, так еще и воспользовались ею во зло. Смерть думала, что это сделал могущественный колдун, но, когда она увидела перепуганную девушку, она решила пощадить ее и заключить договор: Смерть учит девушку тому, как пг’авильно пользоваться песней, а та, в свою очередь, будет помогать Смерти избавлять людей от незаслуженных мучений. А когда Смерть поняла, что ей очень необходима такая помощь, она созвала своих учеников — тьех, кого мы называем богами смерти — и наказала им искать по всему миру людьей, которые смогут быть носителями песни Смерти. Этими людьми оказались те, кто по какой-то пг’ичине был обделен душой. Смерть пг’иходила к ним и учила петь. А чтобы было пг’още опознать таких людей, их наделили рядом внешних особенностей, опираясь на внешность той первой, кто подслушала песнью: волосы рыжего оттенка, нездоровая худоба, высокий рост. Не всье, конечно, обладающие этими пг’изнаками могу стать адептами культа, но где-то тг’еть.

—И как же вы их распознаете? Или это уже как повезет? Типа, хэй, кажется он наш. Спою-ка я ему. А нет, помер. Показалось, не наш.

Во мне включаются оборонительные рефлексы. Все сказанное звучит так странно и дико, что мое сознание упрямо не хочет это принимать, отторгает информацию Эрны как что-то инородное.

Меж тем, девушка смотрит на меня, как смотрят на несмышленых маленьких деток: смесь жалости и умиления.

— Нам нельзя петь тьем, кто об этом не пг'осит. Опознать того, кто может стать частью культа, помогают боги смерти.

— Ладно. А зачем сейчас-то собирать людей для этого вашего культа? Не думаю, что это необходимо в современном мире.

— Да неужели? — насмешливо изгибает бровь Эрна. — Тогда почему людьи пг'одолжают пг'иходить ко мне за помощью? Почему пишут благодарности на стенах подъезда? Людьям всегда нужен будет тот, кто избавит их от мучений. И совершенно не важно, кто это будет: доктор, новый мессия или потомок учеников Смерти. И единственное, что тебье стоит запомнить раз и навсегда: мы не добро или зло. Мы — людской выбор.

Эрна замолкает, давая мне снова переварить информацию, но глаза ее пристально смотрят на меня, будто ожидая реакции. Но я совершенно не могу понять, как же ко всему происходящему относится. А то, как девушка следит за мной своими матовыми черными глазами, никак не помогает мыслительному процессу.

Но я знаю наверняка: Эрна не врет мне, и я не испытываю ужаса или отвращения к этому культу, как раньше. Хотя, конечно, исключать недоверие не стоит.

Я болтаю в чашке остатки холодного кофе и стараюсь не думать о том, как Эрна на меня смотрит и какого решения ждет. А возможно, она уже сейчас знает, как я поступлю, и весь этот разговор — просто дань моему самомнению. Мол, посмотрите, какой я молодец, сам принял решение. И не стоит исключать тот факт, что я все еще могу находиться под гипнозом той страшной женщины с подгнившим лицом.

Я невольно издаю протяжный стон, демонстрирующий то, как же я устал от всей этой чертовщины. Правда, вместо сочувствия или беспокойства, Эрна только громко отхлебывает кофе. Такое ощущение, что она делает это нарочно. Мне хочется придушить ее.

— Ладно, а от меня-то ты что хочешь? — наконец задаю я самый главный вопрос сегодняшнего вечера. Однако вместо ответа Эрна смотрит на меня так, словно я спросил самую очевидную в мире вещь. Ее брови максимально поднимаются вверх, а губы изгибаются в жалостливой улыбке.

— Угадай, — наконец после минутной паузы говорит она.

— Чтобы я вступил в ваш культ и занимался тем же, что и вы.

— Gut, — кивнула Эрна. — Но это всье еще твой выбор. Если хочешь, ти можешь пг'ямо сейчас встать и уйти. Я пойму.

Я пристально смотрю на девушку. Вид у нее очень серьезный, не верить ей оснований нет. Я закрываю глаза и пытаюсь взвесить все за и против. Нельзя принимать такое ответственное решение сходу. К тому же, очевидно, что обратного пути у меня не будет.

Все это дико и страшно. Если я останусь, то рано или поздно мне придется не только научиться петь эту дурацкую Колыбельную, но и убивать с ее помощью. А я не уверен, что смогу это сделать, как бы человек ни мучился.

— Прости, — наконец вздыхаю я. — Мне жаль тебя разочаровывать, но это явно не мое. Смерть, мистика и прочая ерунда. Спасибо за доверие, но нет, не хочу в это втягиваться. Меня вполне устраивает моя прекрасная, размеренная жизнь студента и дальнейшие перспективы. Так что я пойду. — Я кидаю на Эрну вопросительный взгляд, ожидая ее реакции, но она лишь флегматично пожимает плечами. — Ты ведь больше не будешь преследовать меня?

— Nein.

Я неуверенно гляжу на девушку, ожидая хоть какой-то реакции, но ее взгляд устремлен в пустоту, а лицо абсолютно беспристрастно. Ладно, что ж.

Я медленно поднимаюсь со стула, продолжая следить за Эрной, и выхожу из кухни, периодически оборачиваясь на нее. Но девушка все стоит, опираясь спиной на подоконник, уставленный чашками, и смотрит в никуда. Вид у нее такой, будто она обдумывает новый грандиозный план по захвату меня. Но я решаю не обращать внимания. Возможно, из-за вечных преследований у меня уже развилась паранойя.

Пока я надеваю куртку, дверь в комнату открывается и выходит Женя. Она сонная, трогательно потирает кулачками глаза. На ней огромная белая футболка, которую носила Эрна. Когда девочка видит меня, она радостно улыбается.

— Дядя Саша! Вы тепель с нами? Я так лада! Эрна очень пележивала, что Вы испугаетесь и блосите ее одну. У нее ведь совсем никого нет, у кого она могла бы поплосить помощи. Я ведь еще маленькая.

Я смотрю на эту девочку, такую серьезную и рассудительную, беспокоящуюся об одиночестве Эрны. Взгляд у Жени честный и действительно счастливый, поэтому сказать ей, что я ухожу и больше не вернусь в эту квартиру, язык не поворачивается. Я глупо улыбаюсь, пытаясь судорожно придумать, что же такое ответить ей. Пока я думаю, Женя подходит ко мне и крепко обхватывает тонкими, детскими руками, крепко прижимаясь. Я теряюсь и не знаю, куда себя деть.

Но пока это маленькая, беззащитная девочка, которая так безропотно верит Эрне, обнимает меня, правильное решение приходит как-то само собой.

— Извини, — улыбаюсь я, слегка отодвигая Женю от себя. — Мне нужно кое-что еще сказать твоей подруге. Подожди минуту.

Я разворачиваюсь и быстро возвращаюсь на кухню. Эрна сидит на полу, закрыв темные глаза, и подбирает на слух какую-то мелодию на лютне. Я кашляю, обращая на себя внимание. Девушка поднимает на меня глаза, изгибая бровь.

— А знаешь, я передумал. Научи меня этой своей колыбельной. Да и не могу же я оставить бедную Женю наедине с таким чудовищем, как ты.

— Oh, willkommen zur?ck** в наш клуб чудовищ, — широко скалится Эрна.

Примечания:

* Третий Рейх, Третья Империя

** Добро пожаловать.