Изгоняя тьму (гет)

Май 2Х20

«Интересно, как там Зак», подумала Рей. Они не виделись уже три недели, и она порядком соскучилась.

С того дня она и с Эдди не разговаривала, даже с днём рождения не поздравляла. Он и сам её избегал — можно было догадаться, что от стыда и вины, но скорее всего, дело было ещё и в Адриане с Ленни, которые одним взглядом были готовы убить. Она не вдавалась в подробности, но её подруги не были дурами, да и она не скрывала, что злилась.

Изначальная чуть ли не слепая ярость давно уже отпустила, но не обида — и она безусловно не собиралась просто его прощать, пока он сам не извинится, пока она не почувствует, что конфликт полностью исчерпан, и что об этом всём можно было бы если не забыть, то хоть не ворошить лишний раз.

Она не была обязана его прощать. Точно так же не обязана была прощать и Зака. Это зависело только от её желания. Она могла перестать держаться поодаль, могла держать всё в себе, но не должна была обязательно всех за всё прощать.

Она была счастлива, что узнала эту простую истину.

 — У меня дела, — сказала она Ленни и Адриане, прежде чем покинуть их после занятий. Она и сама не до конца понимала, зачем это затеяла, но твёрдо сказала себе, что сразу к Заку не пойдёт. Даже если ей до смерти хотелось с ним увидеться, идти к нему не стоило. Она решила пройтись до парка и немного погулять там (а там ноги сами начнут вести в сторону его квартиры).

 — Ты как, справишься одна? — спросила Адриана.

Она выглядела обеспокоенной, как и Ленни. В конце концов, с того дня, как квартира Зака стала запретной зоной, Рей всё чаще ночевала у подруг. Родной дом казался ещё опаснее прежнего.

 — Не волнуйся, — кивнула она. — Всё будет хорошо, я просто схожу в парк.

Спустя одно утешительное объятие её отпустили. До сих пор было странно ощущать рядом людей, которые старались защищать её, показывали, что им не плевать — наверное, она никогда к этому не привыкнет. Помахав на прощание, она увидела вдалеке Эдди с каким-то непонятным выражением лица.

Развернувшись, Рей скользнула в привычные подворотни.

* * *

«Интересно, как там Рей», подумал Зак. Ему стоило пойти к ней намного раньше, но он внезапно узнал, что не мог вот так сразу найти нужные слова, да и хотелось дать ей немного свободного пространства. Но он скучал.

Жить вот так было тяжко — она так долго была неотъемлемой частью его жизни, что он попросту не привык так долго её не видеть, не говорить с ней. Но вспоминая обо всём, именно из-за него их отношения свелись в подобный пиздец. Рей никогда не просила большего, чем простого разрешения его любить.

Да и если подумать, разве вся эта любовь не была той же дружбой? Ничего бы принципиально не поменялось, если бы она начали… типа, встречаться. Они бы всё так же зависали на диване, обнимались в постели, она бы готовила ему, а он заваривал ей чай. Она бы слушала, как он поёт в душе посреди ночи. Он бы встречал её в их доме после очередной вылазки с подружками.

Почему он вообще решил, что что-то поменяется? Может, будет дополнительный бонус: он сможет целоваться с ней и слушать её признания в любви… Но погодите-ка, это у него и так было. Просто она не будет спрашивать разрешения. Между ними не будет ничего принципиально нового, большего. Он на самом деле в душе не ебал, что значит быть парнем, но если это всё равно, что быть другом, то ничего сложного он не видел.

Ну что ж.

Он и так давно знал, что тупица. Сейчас поздно было биться головой об стену.

Зак скользнул в привычные подворотни, намереваясь сходить в парк. Он очень полюбил это место, особенно, после того, как Рей постоянно его туда вытаскивала. А теперь, раз уж они были в разлуке, он просто так там шлялся, когда слишком сильно скучал по ней, и предавался приятным воспоминаниям.

Как бы там ни было, он попросил Грея присматривать за Рей на случай, если что-то случится дома или в подворотне, или её папаша начнёт что-то мутить. Не то чтобы Грей до этого не обращал внимания, Рей ведь часть семьи.

Лично для него Рей уже долго была частью семьи — ровно с того дождливого вечера, когда юная сломленная девушка прижималась к нему и плакала на его груди — но сейчас это было немного в другом смысле. Зак и сам не был уверен, когда его чувства и отношение к ней начали меняться, но всё точно случилось не за секунду.

«Ты её любишь?»

Сложный вопрос. Его до сих пор пугало любить и быть любимым, всё же, именно это чувство в итоге сгубило его родную мать, и они были слишком похожи в этом плане. Отчасти, он до сих пор был уверен, что не имеет права так думать о Рей и рушить её жизнь своими чувствами. Какой хорошей ни была бы мысль о них вдвоём — в самом тошнотворно-слащавом смысле — страх и ненависть к самому себе никуда не девались.

Но он над этим работал. Он старался принять себя, принять свои ошибки, как принимал сотни раз до этого. Старался не быть трусом. Раз за разом напоминал себе, что не ему решать, как для неё лучше.

И даже так не мог ответить на вопрос Грея.

Он часто задумывался в отсутствие Рей — по ходу, его мозг вообще не мог соображать, когда она находилась рядом — и решил, что ему тоже стоило бы задуматься о своём будущем. Его проблема была не такой, как у Рей — ему ни разу не казалось, будто он третий десяток не разменяет, учитывая, сколько всего он пережил — но он никогда особо не думал, что будет дальше. У него не было ни единого плана. Было как-то уныло признавать, что он проёбывал впустую свою жизнь за убийствами и бесконечным изучением подворотни. По сути, дружба с Рей была его единственным приемлемым достижением, но с другой стороны, он был слишком испуган, чтобы даже пытаться что-либо в жизни изменить.

Ага. Кто же знал, что пацан, который убивает, чтобы справиться c психическими проблемами, не будет видеть себя кем-то другим, помимо убийцы?

Теперь, раз уж его жизнь стала постабильнее, раз уж он смог снова пережить прошлые травмы и не избежать их, как болячки (проблем всё ещё было до фени, но всё было не настолько хреново), раз уж у него был человек, которого хотелось защищать и никуда не отпускать… Раз уж он перестал тупо резать людишек, он начал задумываться.

Он считался мёртвым, во всяком случае — пропавшим без вести. Айзек Фостер исчез из подпольного приюта и, наверное, в последующие годы умер. Наверняка можно было попросить Грея состряпать фальшивое удостоверение и вернуться в нормальную жизнь, но он не был уверен, что так уж сильно этого хотел. Он просто не вписывался в понятие «нормальной жизни». То, что ему не хотелось поубивать всех счастливых людей на пути, было тем ещё плюсом, но его до сих пор напрягало находиться рядом с чужой радостью, так ощутимо бередящей старые шрамы.

Его понятия «нормы» оставались исковерканными в хлам. Кровь на его руках никогда не смоется. Он всё ещё мыслил, как убийца.

Но можно было бы подработать на Грея, что угодно — таскать что-то в его больнице или полы мести. Он гордился, что теперь хотя бы видел в этом какой-то вариант.

А ещё ему хотелось бы найти Сихам. На первый взгляд это звучало обосраться какой тяжкой миссией, и без Рей он ничего не сможет, но и за эту идею он тоже гордился собой.

Погружённый в свои мысли, Зак слишком поздно осознал слабый приглушённый звук — но узнал бы его где угодно.

Выстрел.

Зак развернулся, потянулся за ножом, но было слишком поздно — дротик уже пробил бинты и впился в шею. Ему как раз хватило времени сорвать с себя иголку, прежде чем перед глазами поплыло.

 — Блядь!

«Беги", приказал себе Зак. "Беги, блядь!»

Он смог дойти только до другой стороны улицы. Перед ним возникли три каких-то парня, и дальше он на одних только рефлексах уворачивался и парировал.

 — Блядь, этот ублюдок ещё цел!

Зак ушёл в сторону, едва услышал второй выстрел, и пуля прошила руку. Он сжал зубы от жгучей боли. Блядь-блядь-блядь, полная непруха. Он мог бы их всех нарезать на салат, будь у него с собой коса, и если бы всё не плыло перед глазами, но сейчас был вообще не его день.

 — Ладно, ребята, доза начинает давать эффект. На крайняк, вколем ещё.

Зак с кривой улыбкой повернулся к стрелку.

 — Майкл Джонс, сукин ты ёбаный сын.

 — И тебе привет, Зак, — помахал пистолетом он. Позади Майкла наготове стоял другой парень с винтовкой, и скорее всего, это он стрелял первым. Зак крепче схватился за нож, чувствуя, как реальность уплывает всё дальше с каждой секундой. — Не думал, что ты выдержишь столько снотворного, но ты всегда был крепким говнюком.

Нож Зака разрезал воздух, но Майкл прекрасно видел все его движения и влёгкую ушёл. Те три парня, что преграждали дорогу, взяли его в захват, и самой большой борьбой для Зака было оставаться в сознании. В подворотне начал собираться народ, его удерживало всё больше людей, а силы на сопротивление утекали как вода.

 — Соскучился, Зак? — протянул Майкл и присел, чтобы взглянуть ему в глаза. — Пока ты здесь резвился, я год старался не высовываться, и знаешь, спасибо, что убрал всю эту шваль. Территория полностью моя. А теперь я закончу с твоим баловством.

 — Да хватит пафос лить, — буркнул Зак, чувствуя, как голова кружится снова и снова и снова. Он уже почти не чувствовал собственное тело. — Прибьёшь меня, или как?

 — О, да, — помрачнел Майкл. — Но сначала ты заплатишь за моих убитых людей и за все те дни, когда ты водил меня за нос.

Он резко поднялся. Зак смотрел на него снизу вверх, скрипел зубами и старался не терять последние крупицы сознания. Нет, ни за что его ёбаную жизнь не прервёт Майкл Джонс в какой-то вонючей подворотне. Нет. Даже не в смерти было дело — будь он проклят, если тупо отрубится и без малейшего сопротивления позволит этому ебанату пришить себя.

 — Уёбок, ты заплатишь за это, — прорычал Зак.

Майкл прищурился, прежде чем отдать издевательский приказ.

 — Ребята, выбейте из него всё дерьмо.

* * *

Выстрел.

Едва услышала, Рей побежала — и побежала навстречу, наплевав на все инстинкты самосохранения, призывающие развернуться и уйти в другую сторону от выстрелов. Наверное, это было глупо, подворотни давно стали её домом, но она и выстрелов не слышала с тех пор, как Зак слетал с катушек. Если кто-то в кого-то стрелял — это что-то значило. И почему-то она чувствовала, что ничего там хорошего не было.

«Нет, всё в порядке", успокоила она саму себя. "Наверняка это бандиты отношения выясняют. Там не будет трупов. Если меня увидят — то не тронут, как и всегда».

Но даже так Рей скользнула рукой в сумочку, чтобы обхватить пальцами пистолет.

Она пошла за звук ругани и ударов и скользнула за стену, едва заметила толпу в конце улицы. Осторожно, чтобы никто не увидел и не услышал, она выглянула.

Сердце пропустило удар.

Это был Майкл Джонс.

Он и вся его банда зажали Зака на асфальте и теперь избивали до потери сознания.

Рей…

Рей видела Зака слабым. Видела его уязвимым. Видела, как он дрожит, чувствовала, как он ворочается в постели от очередного кошмара, и знала вид его слёз.

Но она никогда-никогда-никогда не видела, чтобы его буквально ставили на колени. Она никогда не видела, чтобы его бинты блестели его собственной алой кровью. Она никогда не видела, чтобы он сжимал кулаки и скрипел зубами от физической боли. Зак всегда был этаким образом непобедимого всесильного бойца, опаснее которого в подворотнях не было вообще ничего. Он выживал любой ценой и в любых обстоятельствах. А теперь это зрелище было словно пощёчиной.

В жилах закипела кровь. Она очень сомневалась, что Майкл Джонс победил в честной схватке. В такой глухой подворотне в принципе ничего честного случиться не могло, и этот бандит не заслужил даже краем пальца дотронуться до Зака. Ей сейчас хотелось выскочить из-за угла и орать на всех, пока толпа не разойдётся, и понимание, что это ничем не поможет, только лишний раз убивало её.

 — Ладно, парни, хватит уже. Думаю, мы доходчиво ему всё объяснили, — захохотал Майкл, поднимая пистолет. Рей подавила судорожный выдох, когда толпа начала отходить, оставляя Зака валяться на земле. Если бы не его дрожащий кулак, она бы решила, что он уже умер, но облегчение было недолгим, потому что Майкл добавил: — Пора заканчивать.

Нет.

Нет-нет, никогда, она не могла позволить допустить, чтобы её худшие кошмары воплотились в реальность. Она не могла позволить им убить Зака. Она мало того, что не могла позволить кому-то умереть на её глазах, так ещё и тому самому человеку, который спас её, защищал и превратил её жизнь во что-то, за что хотелось бы цепляться.

Рей вышла из-за своего угла с пистолетом наготове. Бандиты так увлеклись Заком, что не заметили её.

А с чего они вообще должны были её замечать? Она же всего лишь мелкая девчонка, метр с кепкой, и женской фигуры — практически полный ноль. Она была словно призрак в тени, словно пародия на свежий труп. На таких обычно не смотрели. На таких обычно и внимания-то не обращали.

Таких, как она, только презирали, ненавидели, избивали и оставляли гнить в забытье.

Во всяком случае, так делали её родители.

 — Стой, где стоишь, или я выстрелю.

Её полный энергии голос разрезал запах крови. Всё замерло.

Майкл Джонс медленно обернулся, но заметив, кто это, только бросил на Зака быстрый взгляд и заметно расслабился.

 — А, и тебе привет, юная леди. Давненько не виделись, да?

 — Отойди от Зака, — спокойно сказала она.

 — Эй, твой парень всего лишь получает по заслугам.

Он смотрел ей в глаза, как будто ждал, что она сейчас смутится и растеряет концентрацию от небрежно брошенного «твой парень». Она даже не вздрогнула. Ей было плевать, что он там придумал себе об их отношениях. В отличие от этого ублюдка, Зак был приличным мужчиной, и не загонял в подворотни тринадцатилеток.

 — Отойди от Зака, — твёрдо повторила она. — Вы все, уходите, или я выстрелю в вашего босса.

Они захохотали и заулюлюкали, и у Рейчел возникло странное чувство, будто она стояла против Лизы и её прихвостней. Впрочем, она бы не стала угрожать Лизе пистолетом.

Майкл Джонс взял её на мушку и удивлённо выгнул бровь, когда Рей не отреагировала и на это.

 — Ты стойкая девчонка, но это тебе не поможет. Боюсь, ты не в моём вкусе.

Рей уже сейчас захотела прострелить ему череп, и Джонса спас только тот факт, что она не потакала насилию с такой же страстью, как и он.

 — Ну ладно, — просто сказала она.

И спустила курок.

Майкл Джонс даже не заметил. Если честно, вообще никто не заметил, но от идеально выпущенной пули Рей пистолет в его руке выскочил, и главарь вскрикнул, хватаясь за запястье, словно раненая птица, и Рей прицелилась уже в его лицо, наводя палец на курок.

 — Давайте ещё раз, ребята, — небрежно сказала она. — Уходите, или я выстрелю в вашего босса. Разумеется, вы можете пристрелить меня и Зака, но до этого момента некоторые из вас умрут. Как думаете, кто будет первым?

Она по глазам видела, что они всё прекрасно понимали, когда обменивались тревожными взглядами и косились на руку Джонса. Их было больше, они были вооружены и готовы к бою. Если нападут все вместе — ей не выстоять.

Но они все увидели, что она умеет стрелять. Она бы не промазала, даже если на неё броситься.

И никому из них не хотелось стать «первым».

Один мужчина отступил. Рей не двигалась, даже когда вслед за ним потянулся другой парень, и ещё пара.

 — Дебилы, вы куда смываетесь?! — зарычал Майкл Джонс.

Толпа продолжала редеть, а к главарю обратился парень с винтовкой.

 — Майкл, смотри, я не буду рисковать жизнью ради такой тупости. Мы можем прийти и потом, с нас не убудет. Да и малявка никого из нас не подстрелит. Я лучше уйду, чем потом все будут говорить, что меня ранила какая-то ссыкуха.

 — Это же просто ёбаная малявка, — прошипел он.

 — Но ты же сам, блядь, видел, как она стреляет!

От прежней толпы осталось не больше половины — Рей примерно понимала, что жизнь в подворотне волей-неволей учит, когда нужно уйти, чтобы выжить. Эти люди знали, что могут уйти, и гордость даже не особо бы пострадала. Может, им даже на Зака по большей части было плевать, в отличие от Майкла. Или они вспомнили, что Зак не совсем одиночка, и что по слухам, здешняя мафия добралась бы до них даже за решёткой, если бы они начали давать какие-то показания.

 — Но это всё равно одна ёбаная малявка! — не унимался Джонс.

 — Ты прав, — сказала Рей.

Она выстрелила в него снова.

Парень с винтовкой убежал, оставляя Майкла Джонса оседать на землю, схватившись за подстреленную руку. Вроде бы, он был правшой, так что пуля удержала бы его от любых фокусов. Она налегке пошла к нему, и последние оставшиеся бандиты приняли очевидное решение.

Даже если они и убьют её и Зака, это случится не сегодня.

Пока она дошла до главаря, он уже был совсем один, и самой большой её борьбой было не смотреть на Зака, хрипящего на земле, не обращать внимания на все его раны, не показывать всё своё волнение.

Она не думала, что их следующая встреча окажется такой.

 — Сучка, — выплюнул Майкл. — Ты…

 — Когда мне было тринадцать, ты посреди ночи загнал меня в подворотню. За это я отплатила, — сказала Рей. — И за то, что ты недавно сказал, тоже. Я не обязана быть в твоём вкусе. И я отплатила за всё, что ты сделал с Заком, но это и так понятно, да?

Он смотрел на неё, и его руки тряслись от ярости.

 — Ты изменилась.

 — Молодец, что заметил, — изящно ответила она.

Рей убрала пистолет обратно в сумочку — Майкл Джонс не представлял для неё никакой угрозы. Она знала, что он мог окликнуть своих людей, пнуть её ногой или ударить здоровой рукой, но её уверенность была мощным оружием, и он не посмел её трогать. Может, ему было слишком больно. Наверняка его рука сейчас адски болела, а гордость была раздавлена.

Ей слишком сильно понравилась эта мысль.

Во всяком случае, он ничего не выбрасывал, пока она склонялась над Заком, неуклюже закидывала его руку на свои плечи и помогала ему подняться. К счастью, он не отключился — она чувствовала, как он пытается сам стоять на ногах, в основном опираясь на неё. Едва она убедилась, что Зак не рухнет после первых двух шагов, бросила на Майкла последний взгляд.

 — Ты всего лишь получил по заслугам.

И придерживая дрожащего Зака, она сделала первые шаги вперёд.

Домой.

* * *

Майкл Джонс дошёл до банды, отсиживающейся на соседней улице, шипел и сжимал зубы, чтобы как-то утихомирить боль в руке. Сучка хорошо стреляла. Да он вообще от неё выстрела не ждал — кто такая эта бледнющая плоская пигалица? Привидение, что ли? Кто ждал, что настолько мелкому созданию хватит наглости выйти против вооружённой банды и дважды выстрелить в лидера?

 — В следующий раз так легко её не отпустим, — процедил он, прежде чем гаркнуть на своих людей: — А ты? Позволил тупой девчонке приказывать тебе, совсем, что ли, не стыдно?

 — Не-а, — пожал плечами один из парней.

Разумеется, Майкл понимал их решение — он и сам частенько сбегал от Фостера, чтобы сохранить жизнь. В переулках обычно не рисковали, если всё могло обойтись малой кровью. Но Фостер уже был в его руках, ещё минута — и испустил бы дух, если бы эта ёбаная малявка всё не испортила.

 — Босс, мы же можем попробовать снова, — успокаивающе заявил другой парень. — Нам просто показалось, что это не стоит нашей смерти.

 — Да, можно хоть прямо сейчас пойти за ними, — согласился Джонс. — Наверняка эта девчонка тащит Фостера в его берлогу. Сейчас хера с два она выстрелит.

Парни все, как один подхватили его злобное рвение. Не нужно было разбрасываться словами, чтобы раззадорить на хорошую драку, и Майкл мрачно улыбнулся. Эта подруга явно знала о рисках жизни в подворотне, но на себя примерять не спешила. Она наивно думала, что сразу же мести ждать не придётся, и скоро об этом пожалеет. Боль в руке его убивала, о ране нужно было позаботиться как можно скорее, но боль только разжигала в нём желание завершить свою месть.

 — Погнали, ребята, пришьём Фостера и его сучку.

Он услышал звук чьих-то шагов.

Настроение резко переменилось, как будто кто-то задул свечу или выключил обогреватель.

Майкл обернулся.

По ту сторону улицы стояли два человека, преграждая путь к Айзеку Фостеру и его малолетней снайперше. Мужчина средних лет в костюме, его пепельного цвета волосы были зачёсаны назад и бледные глаза сияли, словно отражение в зеркале. Смуглая женщина с каштановыми волосами, в олимпийке и свободных брюках цвета хаки держала ножи наготове и прожигала своими чёрными как смоль глазами.

 — Здравствуй, Майкл Джонс, — спокойно поприветствовал мужчина, только сильнее напрягая своей снисходительной улыбкой. — Наслышан о тебе.

Майкл был ранен, но драться всё ещё мог, за его спиной стояли люди, не раз показавшие себя в стычках. Они были крутыми малыми, их боялись в подворотнях. Какая-то парочка перед ними вряд ли была какой-то проблемой, особенно если из оружия у них только пара ножиков в бабской руке.

Но даже так никто не шевелился лишний раз.

 — Знаешь, я обычно в территориальные войны или стычки не вмешиваюсь, но раз уж ты пошёл против моей семьи, я не буду стоять в стороне.

 — Семьи… — смято повторил Майкл. — Айзек Фостер, что ли?

Мужчина улыбнулся шире.

Майкл прищурился. Эти люди, кажется, вообще не волновались из-за численного превосходства, как будто весь этот город принадлежал им. Он точно слышал о них, но вспомнить не мог. Это что, какая-то новая банда? Дуэт киллеров? Нет, он начисто забыл.

Но был уверен, что именно они всё это ёбаное время покрывали Айзека Фостера.

 — Ты ведь умный малый, Майкл Джонс. Вряд ли ты выжил одними убийствами. Ты должен понимать, что в твоих же интересах не трогать ни Айзека Фостера, ни его подругу… и желательно, о них помалкивать.

Он скрипнул зубами. Малявка уже унизила его на глазах у его людей, он не был готов к очередному унижению. Под его контролем были все переулки, он был лидером на своей территории. Он не мог пресмыкаться перед какими-то левыми ублюдками, и уж тем более следовать их приказам. Теперь он рисковал куда большим, чем лёгким унижением.

 — Я без боя не уйду. Мне нужна месть, и я её получу.

Это был его ответ, пусть и тупой. Это было его решение. Его не заставят убегать, он не будет снова преклоняться. Кто-то позади начал отступать, но большая часть банды с согласными криками встала на его сторону. Если бы они ушли сейчас — хана их банде, и за это стоило рискнуть жизнью. Прибить Фостера? Да чёрт с ним, это подождёт каких-то пару дней, и та малявка не была особой угрозой их гордости. Но пойти на поводу у каких-то первых попавшихся людей означало конец их как банды.

И он не собирался этого допускать.

Перед ними просто стояла какая-то тупая, хоть и симпотная цыпочка. Они бы сделали её и не чихнули.

(«Нет, парень, с ней ты ничего не сделаешь», подсказал внутренний голос. Майкл просто не собирался этого признавать.)

 — Как знаешь, — пожал плечами мужчина и бросил на спутницу мимолётный взгляд. — Будь добра, позаботься о них.

 — Мог бы и не просить, — женщина глянула на Джонса, прежде чем убрать ножи в рукава. — Ты ранен, я буду драться честно.

Честно? Майкл чуть не подавился собственным смехом. Она собиралась пойти против вооружённой банды с голыми руками?

Он открыл было рот, но мужчина перебил любой звук.

 — На твоём месте, я бы придержал язык. Сомневаюсь, что тебя устраивает сегодня умереть.

Майкл тут же заткнулся, зажимая раненую руку. Женщина с почти что скучающим видом пошла навстречу. Она была красива — симпатичное лицо, чувственная грация, пусть фигура и была скрыта под мешковатой одеждой. В обычный день он бы посмеялся, что она ещё хиджаб могла напялить, но что-то в ней напоминало Фостера.

Нет, не внешность. Дело было в осанке.

Она излучала ауру настоящей хищницы.

Женщина остановилась прямо перед ним, глянула ему в глаза и перевела взгляд на банду.

 — Знаешь, ещё не поздно извиниться, сдаться и мирно разойтись.

Да, он должен был так и поступить. Инстинкт вопил, что должен. В первую очередь — выживание, даже ценой гордости. В подворотне по-другому было не выжить.

Он бы так и поступил, если бы его не подстрелили и не унизили каких-то полчаса назад.

 — Да пошла ты к ёбаной матери, — выплюнул он вопреки любому здравому смыслу.

 — О, с моей стороны было бы честно предупредить, — женщина склонила голову, растягивая губы в подобии улыбки, и хрустнула костяшками пальцев. — Я даже Айзеку Фостеру задницу не раз надирала.

Он начал вспоминать в тот момент, когда она двинулась, всаживая в его живот колено.

Он вспомнил имя мужчины. Вспомнил женщину, способную в одиночку позаботиться о любой банде — так же, как мог Фостер, если его не накачать наркотой. Он всю жизнь должен был держать в памяти их имена.

Абрахам Грей и Хадия.

Бессменные главы мафии.

* * *

 — Эй, Хадди, тебе вправду нужно было так сильно их бить?

 — Но я же их не убила.

 — Ты почти убила.

 — Да Зак и без меня им всем головы отрежет, как только на ноги поднимется. В их же интересах усвоить урок и разбежаться побыстрее.

 — …Ну, для начала он встретится с Рейчел.

 — О. Точно. Скажешь, когда он снова прибежит плакаться, я захвачу попкорн!

Повисла тишина.

 — Вот примерно поэтому Зак с тобой и не разговаривает.

* * *

Самый большой страх Рейчел так и остался страхом — Майкл Джонс и его люди не пришли мстить исподтишка. Дорога до дома была утомляющей, но хотя бы спокойной, и самой большой проблемой было подняться по лестнице до третьего этажа. К счастью, Зак начинал приходить в себя, и она уже не тащила его на себе.

По прибытию, она уронила его в постель, извиняясь за грубую посадку, и сама рухнула на пол. Наверное, стоило лучше стараться на физкультуре. Таскать на плечах раненого серийного убийцу наверняка не входило в стандартную школьную программу, но какая-никакая физическая подготовка сейчас бы не помешала.

В итоге, она собралась и пошла искать аптечку. До сих пор Рей старалась не оценивать состояние Зака, но сейчас, возвращаясь и наблюдая его избитым и обессиленным, она чувствовала себя не в своей тарелке.

 — Ох, Зак, — прошептала она и села на кровать, смахивая с лица налипшую чёлку.

Он дышал рвано и хрипло, но по крайней мере был жив, и сейчас можно было этим себя утешить. Он пережил куда худшие ситуации. Он сгорел, но выжил. Побои заживут.

 — Блядь, — выплюнул Зак. Она вздрогнула. — Блядь. Пиздец как болит.

 — Зак, ты!..

Он поднял руку, мягко призывая её замолчать, и нащупал её ладонь.

 — Прости меня, — прохрипел он. — Прости. Они накачали меня наркотой, говорить тяжко. Не могу нормально извиниться. Но прости меня.

 — Я… — неуверенно сказала она, прежде чем крепко обхватить его пальцы. Ему разбили губу, рот был в крови, и она почти была уверена, что ему сломали рёбра. На лестнице он хромал. Рука была прострелена. Очевидно, одной аптечкой здесь не обойтись. — Сейчас это можно оставить. Давай потом, ладно? Но за извинения спасибо.

Он попытался улыбнуться ей, но в итоге покривился, и Рей принялась лечить его — во всяком случае то, на что ей хватало знаний: смыла кровь с ран и порезов, положила лёд на рёбра и опухшую лодыжку. К счастью, для этого не нужно было особо его раздевать и уж тем более снимать бинты. Наверное, забота о нём должна было стать в воображении какой-то убер-интимной сценой, но на деле оказалась диаметрально противоположной этому. Она слишком привыкла лечить собственные раны, чтобы думать о чём-то помимо механических отточенных движений.

 — Повезло, ты мог закончить гораздо хуже, — мягко заметила она. Любого другого на его месте уже привезли бы в больницу. — Ты мог погибнуть.

 — Ты меня спасла, — сказал он.

 — Просто услышала выстрелы. У меня было дурное предчувствие, и я пошла посмотреть. Тебе очень повезло.

Он издал полувздох-полусмешок.

 — Ты такая удивительная.

 — Нет, я просто стрелять умею.

 — Я не только об этом, — Зак попытался сесть, но она удержала его. Пусть он был крепким, раны никуда не делись. — Я о тебе в целом. Ты смелая. Добрая. Я поступил с тобой, как последний ебанат, а ты всё равно вытащила мою задницу из беды.

Рей покачала головой.

 — А чего ты хотел? Чтобы я осталась и молча смотрела, как Майкл Джонс всаживает пулю тебе в голову? Ох, нет, Айзек Фостер, не дождёшься. Никогда. Может, ты накосячил пару раз, но не забывай, что ты сам кучу раз спасал мою жизнь и дал мне дом, когда мне некуда было идти.

 — Это не оправдало всё говно, что я тебе сделал.

 — Не оправдало, — согласилась она. — Но это далеко не повод обрекать тебя на смерть.

Их глаза встретились. Он смотрел на неё с такой нежностью, таким обожанием и благодарностью, что она не выдержала и отвернулась.

 — Спасибо, Рей, — сказал он.

 — Просто лежи и отдыхай, ладно? Мы потом ещё поговорим, когда ты выздоровеешь.

 — У тебя же вроде итоговые, да? — продолжил Зак, как будто они как ни в чём не бывало болтали на диване. — Удачи. Бля, да ты и школу свою скоро закончишь. Как быстро летит время, согласись?

В груди стало тесно. Она до сих пор не могла заставить себя посмотреть в его глаза, наполненные такой нежностью, и ей захотелось плакать, когда он погладил её ладонь большим пальцем. Он пытался подбодрить её, даже будучи избитым в хлам.

 — Да, — хрипло выдохнула она. — Надо сконцентрироваться, в конце мая и первого июня у меня итоговые экзамены. Но я не волнуюсь из-за них, всё будет хорошо. Седьмого числа будет мой выпускной.

 — Как думаешь, я могу прийти тебя повидать?

На секунду она задумалась.

 — Да, приходи. Вряд ли мы там поговорим, но… я была бы рада, если бы ты пришёл. Доктор Денни и так там будет, а Кэти и Люси работают.

Наконец она смогла найти себе силы посмотреть ему в лицо. Он улыбался. Они всё ещё могли просто разговаривать, как будто их отношения пришли в старую добрую норму. Свободной ладонью он провёл по её щеке, и Рей вздрогнула.

 — Сейчас думай о своём выпуске, хорошо? Я не пропаду. Потом ты вернёшься, и я как раз буду в форме для разговора посерьёзнее.

 — Ладно, — она закрыла глаза и выдохнула. Как бы ни хотелось приходить к нему каждый день, следить, чтобы он ни в чём не нуждался, всё равно было приятно знать, что они способны жить отдельно друг от друга, расставаться на относительно долгий срок безо всяких ссор. Во всяком случае, Зак был большим мальчиком, и в няньке не нуждался. — Хорошо, приду позже.

 — Умница, — усмехнулся он.

 — А ты отдыхай, — она подарила ему долгий поцелуй в лоб. — Увидимся через несколько недель.

Рей прошлёпала до двери, готовая уйти, но умирающая от желания остаться и нянчить его, пока им обоим плохо не станет — и он позвал её.

 — Эй, Рей…

 — Да? — тут же обернулась она.

Но Зак всего лишь устало махнул ей рукой. Почему-то по его глазам она понимала куда больше и яснее, чем он смог бы сформулировать словами.

 — Ничего. Просто захотелось сказать твоё имя.

* * *

Июнь 2Х20

От выпускного Рей бил мандраж чуть ли не сильнее, чем от всех экзаменов вместе взятых. Их-то она сдала без единой проблемы, но была удивлена, когда по итогу заняла второе место — очевидно, после Адрианы. Зак часто говорил, что она умная, но она до сих пор не поняла, как смогла так вытянуть баллы. Теперь она могла доказать родителям, что они были неправы, когда называли её тупицей. Да и было что-то приятное в окончании школы с высоким баллом.

Один минус — она должна была читать выпускную речь. Выступления на публику никогда не были её достоинством.

 — Мне конец, — прошептала она Адриане в тот самый страшный день выпускного.

 — Да ладно тебе, — засмеялась та. — Это просто речь. Ты её вызубрила. Всё будет пучком.

Но намного легче не стало. Единственное, что удерживало от побега — друзья и то, что Зак тоже был где-то там, в толпе из друзей, родителей и других членов семьи, и сейчас так хотелось посмотреть за ворота, найти его хотя бы взглядом…

 — Рей, уделишь мне минуту, пока не началось?

Она обернулась. Это был Эдди, такой же наряженный в мантию и шляпу, смущённо смотрел ей в глаза, и Рей почувствовала, как Адриана и Ленни помрачнели. Но Эдди подошёл впервые за пару месяцев, она не так обижалась на него, как раньше, и если он хотел помириться, она не видела причин ему отказывать.

 — Без проблем, — сказала она. — Но у нас времени в обрез, давай побыстрее.

Он повёл её чуть в сторону от входа в спортзал, где ученики толпились в ожидании, когда уже им откроют. На этот раз он не искал безлюдного места — но отошёл достаточно, чтобы их не перебили случайно.

 — Ну, я… извиниться хотел, — начал Эдди. — Прости, я поступил по-идиотски, полез целоваться… Прости за это и за то, что я тянул с извинениями до самого выпускного. Знаешь… мы давно дружили, надо было ещё раньше уяснить, что я дебил, и поговорить.

Рей улыбнулась, чувствуя, как в груди разливается облегчение.

 — Я так скучала, — сказала она и тут же продолжила, невзирая на его удивлённое лицо, потому что времени действительно было мало. — Спасибо за извинения. Я не буду врать, что это пустяки, ты действительно поступил, как последний дебил, но я больше не злюсь.

 — Спасибо, — облегчённо выдохнул он, прежде чем мягко добавить: — Всё-таки любишь того, кого любишь, Рей, желаю тебе с ним удачи. А я… должен немного повзрослеть, и уже тогда пробовать с кем-то встречаться. Мне многое нужно узнать.

 — Думаю, нам обоим есть чему поучиться. Если ты хочешь продолжить дружбу…

 — Рейчел, — перебил Эдди, с улыбкой закатывая глаза, и теперь она знала, что её друг детства окончательно вернулся. Не было больше неловкости, каких-то нераскрытых чувств и недоразумений. Остались Рей и Эдди, друзья с одной школьной скамьи. — Разумеется, я хочу дружить. Дурёха, я тоже соскучился. Мы так долго общаемся, ты вправду думала, что это всё отправится в помойку, если ты меня отошьёшь?

 — М-м-м… — протянула она. — Мало ли.

 — …Я не настолько кретин, — покачал головой Эдди. — Мне очень не хватает нашей дружбы, и хотелось бы как раньше ходить без мысли, что сейчас по мою душу придут Ленни с Адрианой.

Теперь Рей откровенно рассмеялась. Им стоило многое наверстать, потому что ей тоже не хватало их дружбы: шутить и смеяться с ним, делиться какими-то проблемами, полагаться и не думать о каких-то невзаимностях между ними.

 — Значит, друзья? — улыбнулся он, протягивая руку.

Она заключила его в объятия.

 — Конечно, друзья.

* * *

Они скользнули в спортзал через несколько минут после открытия, и Рей оставила Эдди, чтобы сесть рядом с Адрианой ближе к сцене. Сегодня они обе должны были произнести свои речи, и даже если разговор с ним её немного расслабил, мандраж никуда не исчез.

 — Извинился, смотрю? — прошептала ей Адриана. Школьные ворота открыли, толпа гостей потянулась к спортзалу, и Рей подавила желание оглянуться. — Всё стало, как прежде?

 — Ага, — улыбнулась она. — Осталось только не свалиться в обморок на этой грёбаной сцене.

В итоге, вся церемония прошла как в тумане. Она помнила, как хлопала, когда на сцену пригласили Ленни и других иностранных студентов для отдельного награждения, а потом всё слилось в одну неясную кучу.

В реальность она вернулась, когда на сцену вышла Адриана. Она стояла на сцене с идеальной осанкой, сияя уверенностью и харизмой, и произносила свою речь, не обращая на бумаги никакого внимания. Её твёрдый голос наполнял весь огромный спортзал.

«Там её место", подумала Рей. "Люди вроде Адрианы должны стоять на сценах, в свете софитов, говорить громко и чётко, и все будут слушать».

Сцена была создана для Адрианы.

А для неё? Нет, она не знала.

Она тепло поздравила подругу, когда та вернулась со сцены под радостные крики одноклассников. Рей была уверена, что Ленни кричала громче всех.

 — Ты была удивительна, — похвалила она.

 — Спасибо, — подмигнула Адриана. — Твоя очередь. Удачи.

У Рей не было никакого времени на ответ, её уже пригласили. Теперь она была сама по себе.

Она благодарила всё сущее за то, что смогла подняться и дойти до микрофона и не споткнуться. Ноги предательски дрожали. Зато теперь она могла хорошо рассмотреть толпу, и…

Зак тоже пришёл.

Она заметила его, практически самого высокого в толпе — он стоял чуть поодаль, прислонившись к стене.

Он улыбался своей обычной тёплой улыбкой, и весь мандраж как рукой сняло.

 — Сегодня важный день для нашего будущего. Да, я хочу поговорить о нашем будущем. Для меня это понятие всегда было чем-то недостижимым, и ещё несколько лет назад я не могла представить себя там… в смысле, в будущем. Было у меня такое смутное ощущение, что это не моё, что мне там не место. Буду с вами откровенной: мне раньше казалось, что я не доживу до пятнадцати.

Потом в моей жизни появились новые люди, и я открыла старых друзей с новой стороны. Не думаю, что смогу отблагодарить всех, кто был со мной, кто помог мне преодолеть трудности в жизни, когда я была готова сдаться. Знаете, когда мне всё-таки исполнилось пятнадцать… я задумалась, а доживу ли до двадцати? Но это казалось куда более реальным. Будущее стало для меня более реальным.

Но не то чтобы перед моими глазами просто встала истина. До недавних пор всё было в полном сумбуре, и даже сейчас я не до конца уверена, что со мной будет через несколько лет — даже через несколько дней. Мне трудно представить себя в будущем. Я учусь представлять себя старше — когда буду учиться в колледже, когда буду работать, или когда совсем постарею. Со стороны может показаться, что это я по инерции, но на самом деле всё не так. Во всяком случае, мне так не кажется. Я не знаю, может, люди обычно этому учатся, а я не научилась, или с этим рождаются, а меня это обошло стороной, но… я далеко не сразу сказала себе «планируй, потому что к тому времени ты всё ещё будешь жива».

Это был процесс, и он не из лёгких, поверьте мне. Хотела бы я сказать, что мне для этой перемены хватило пары-тройки мотивирующих бесед с друзьями и учителями, или что меня просто однажды утром осенило. Всё было не так. Это заняло несколько лет работы над собой.

Я училась видеть себя человеком, заслуживающим счастья и будущего. Я училась тому, что боль, которая была и которая всё ещё есть в моей жизни, не означает конец света. Я училась вещам, которые могла и должна была сделать ради самой себя. Я училась принимать саму себя со всеми недостатками и проблемами, училась чувствовать и исцелять. Я училась брать себя в руки, когда жизнь сбивала меня с ног, ждать завтрашний день с нетерпением, а не бояться его. Я училась бороться за своё счастье.

Это процесс, который до сих пор не закончился. Не буду врать, что я не спотыкалась на этом пути, как и не буду врать, что уже пришла к чему-то определённому, но я не думаю, что я когда-нибудь остановлюсь. Я всегда могу желать большего, и этому я тоже научилась — не довольствоваться середнячком, но стремиться к лучшему. Я хочу продолжать этот путь, продолжать процесс, чтобы однажды построить своё будущее и не разочароваться в нём.

Сегодня мы закончили старшую школу, и с этим закончился какой-то период в нашей жизни. Случилось многое, ещё больше случится потом, и это немного пугает, потому что мы как будто собираемся сделать шаг во взрослую жизнь, но до сих пор не знаем, как именно его сделать. Кто-то из нас пойдёт в колледж, кто-то уедет за границу, кто-то сразу пойдёт работать, а кто-то уедет, чтобы снова вернуться домой. Кто-то вообще ни на что пока не решился, но знаете, что? Всё нормально.

Не стоит брать на себя слишком много. Сейчас я этому учусь. Мы все принимаем решения, делаем определённые шаги, и нам всем нужно на это разное время. Здесь нет ничего постыдного или неправильного — вы такие, какие есть.

Но я в любом случае хочу для себя счастливого будущего, моего личного хэппи-энда. Думаю, мы все этого для себя хотим.

Пока она произносила речь, она осматривала спортзал, смотрела на всех учеников, их родных и близких. Но когда она произнесла последние слова, она смотрела только Заку в глаза.

 — И я думаю, что мы все его заслужили, несмотря ни на что.

Благодарность, поклон, занавес.

Воздух взорвался от аплодисментов.

* * *

Десятого июня ей исполнилось восемнадцать. Она не умерла, отец не убил её, планета не перестала вращаться, всё было как всегда. Десятого июня она стала взрослой по закону, и день не начался с того, что спозаранку родители подняли её, чтобы выставить из дома. Их и самих дома не было — они были на работе, так что Рей наспех позавтракала и ушла как можно скорее.

Она чувствовала себя здесь чужой.

Она пошла на встречу с друзьями, чтобы отметить день рождения в кафе. На улице она встретила Денни, и он тоже уделил ей немного времени, пока не подъехал автобус до его дома. Люси и Кэти поздравили её и вручили подарок ещё вчера, когда им выпал редкий выходной, и теперь у неё была очаровательная футболка с рисунком вроде того, что был на второй розовой кружке, который Кэти ей подарила несколько лет назад. Первую родители разбили, когда ей было тринадцать.

(Боже, пять лет назад, а казалось целой вечностью.)

А теперь, ближе к вечеру, Рей отправилась в знакомый лабиринт переулков, чтобы пойти домой. Она решила, что сегодня был подходящий день для встречи с Заком, потому что на выпускном он выглядел довольно здоровым. Теперь они оба были в состоянии нормально поговорить, разобраться в отношениях и… обсудить, что будет дальше.

Она задалась смутным вопросом, каким был Зак в его восемнадцать. Она помнила, что он тогда бушевал не на шутку, у него был очередной срыв, он убивал, чтобы с этим справиться и верил, что кроме тьмы, у него в жизни никогда ничего не будет. Не ахти какой он был. Она до сих пор помнила их первое знакомство, помнила, каким она его видела в свои тринадцать, когда она была мертва внутри. Теперь, с высоты пяти прожитых лет, она могла легко увидеть, что они оба прошли долгий и тернистый путь.

Однажды она спрашивала у него, каково быть взрослым, и он тогда дал очень смутный ответ, но теперь ей стало понятнее. До своих восемнадцати, она была подростком, которого насильно засунули во взрослую жизнь, но теперь, когда она официально стала взрослой, ей не казалось, что всё стало принципиально иначе. Боли плевать на возраст, как и насилию. Она была вынуждена повзрослеть куда раньше, чем следовало, и временная душевная смерть плохо помогала с этим справиться. У неё было детство, но она прекрасно знала, когда оно закончилось. После этого она сразу училась быть взрослой. Пережитая травма сразу закинула её во взрослую жизнь — наверное, в качестве преодоления — потому что считать себя взрослой казалось не так страшно, чем осознавать себя ребёнком, живущим в постоянной смертельной опасности.

У Зака всё было наоборот. Она постоянно забывала, что он старше её — да и он тоже частенько об этом забывал. Жизнь и его вынудила повзрослеть раньше обычного, но у него была какая-то детская, незрелая сторона, за которую он продолжал отчаянно цепляться, потому что нормального детства у него практически не было. Она подозревала, что до встречи с Греем он едва был похож на человека — Зак и сам говорил, что тогда больше походил на монстра. И только когда он поселился в этом городе, обрёл стабильность в жизни, ему удалось вернуть какие-то осколки себя. Как и в её случае, оставаться вечным ребёнком стало его преодолением, способом вернуть ту детскую невинность и наивность, которые ему пришлось отбросить. С тех пор он навёрстывал упущенное, потому что взрослая жизнь была для него слишком тяжёлой, недостижимой, потому что это было куда легче, чем вспоминать, что он уже прошёл через ад и вернулся.

Он всегда казался застрявшим в одной возрастной категории с ней — где-то между семнадцатью и двадцатью, потерянный, разбитый и зовущий на помощь. Наверное, поэтому они так хорошо поладили, несмотря на разницу в возрасте. Они просто нашли друг друга где-то между — девочка, которая была старше, чем выглядела, и парень, который должен был быть гораздо младше. Она никогда бы не устала благодарить всё сущее на небесах за их встречу.

Она дошла до дома Зака и скользнула в подъезд с лёгким облегчённым вздохом. Она была немного обеспокоена, что Майкл Джонс или его люди попытаются отомстить, но в подворотне было безопасно, как всегда (ну, для неё — уж точно безопасно). Может, она слишком долго не ходила этой дорогой, и он устал её караулить, или сегодня её никто не ждал — не важно, она была счастлива прийти домой. Рей старалась не бежать по той лестнице, хотя внутри всё вопило от желания ворваться в квартиру Зака и влететь в его крепкие объятия.

В итоге, она просто тихо открыла дверь и зашла в прихожую — всё как всегда. Зака не было ни на кровати, ни на диване, она сомневалась, что он на кухне. Он мог быть в ванной, или уйти на улицу. Разувшись, она откинула сумочку в сторону и села на диван в ожидании.

А потом…

 — БЛЯХА-НАХЕР!

* * *

Нет, Зак не должен был так орать. Нужно было молчать, нужно было… а что вообще? Он не знал, что сейчас делать, но орать уж точно не стоило. Не с такой паникой, не с таким отчаянием.

Но суть была в том, что пришла Рей, и у него закончились повязки.

Её не было здесь несколько недель, и пока выздоравливал, он нечасто выходил из дома — разве что воздухом подышать и на выпускной прийти. Раз уж он днями сидел дома в полном одиночестве, то часто ходил без бинтов.

Он не додумался проверить свои запасы.

И оказывается, у него было бинтов гора-а-аздо меньше, чем он себе думал. В последний раз он выходил из дома несколько дней назад, чтобы убедиться, что он полностью поправился, и заодно увиделся с Греем. Тот заверил, что Майкл Джонс и большая часть его шайки свалили из города (Зак был не настолько тупорылый и понял, что это работа Грея), но больше ничего такого они не обсуждали. Зак не подумал попросить Грея купить ему бинтов. Он вообще не подумал, что они ему нужны.

Обычно он за этим следил, потому что менял их каждый день, а не потому, что лишний раз задумывался. А теперь, просидев три дня с голой кожей… всё вылетело из головы.

Теперь Рей пришла, ему хватало бинтов едва ли на одно предплечье, и последнее он от паники содрал к чертям.

Отсюда и «БЛЯХА-НАХЕР».

Полный пиздец. Несколько секунд он не мог собрать мысли в кучу. Его будто парализовало, мозг будто уже сдался. Содранные бинты валялись у его ног. Нужно было двигаться, бежать, делать хоть что-нибудь.

Он не шевелился.

Его вырвало из ступора только в тот момент, когда дверь открылась и Рей зашла в ванную.

* * *

 — Зак, ты там в по…

Ой.

Ой-ёй.

Ладонь соскользнула с дверной ручки, потому что сейчас полуголый Зак смотрел на неё так, будто увидел настоящее привидение.

Она в жизни не видела такого ужаса на его лице.

Она в жизни не видела его без повязок.

Боже, она не могла оторвать взгляд, и теперь в открытую пялилась на его обнажённую бронзовую кожу, прослеживала шрамы, отмечала где-то полностью сгоревшую плоть. Лицо тоже пострадало, но не настолько — ожоги испещряли щёки, лоб и переносицу, но обошли рот и глаза, как будто он пытался специально закрыть их от огня. Рей сосредоточилась на его мозолистых руках, тоже без единого ожога. Они дрожали.

Сейчас ей хотелось бы спокойно извиниться, улыбнуться как ни в чём не бывало и выйти из ванной — но это было бы враньём.

Вместо этого она бесстыдно пожирала взглядом его стройное тело, этот скульптурный торс, очерченный пресс, широкие плечи и вплоть до выступивших на руках вен.

«А бровей всё-таки нет», пронеслась запоздалая мысль.

 — СВАЛИ ОТСЮДА!

Она вздрогнула, когда Зак своим криком вернул её в реальность, и теперь смотрел на неё, словно раненый зверь. Он обхватил себя руками, как будто пытался закрыться и вообще провалиться сквозь землю. Спустя секунду колебаний, Рей всё-таки сделала шаг вперёд.

 — НЕ ПОДХОДИ!

Она замерла, пока Зак пятился. Какое-то время они молча смотрели друг на друга.

 — Но почему? — со всей нежностью спросила она. — Нет, если ты хочешь, я уйду, но не стесняйся меня.

 — Не… — выдохнул он и сделал очередной шаг назад. — Не стесняться? Рей, разуй глава. Нет, правда, сними свои розовые очки, посмотри мне в глаза и скажи, что я не хочу, чтобы ты съебалась отсюда сейчас же.

Она посмотрела в его глаза, и Зак спиной уткнулся в плиточную стену. Он сполз на пол, выставив перед собой руки, как будто защищался от неё, и отвернулся. Он резко задышал, когда она безо всяких колебаний подошла вплотную и опустилась перед ним на колени.

 — Зак, — мягко позвала она. — Вот, я смотрю на тебя. Мне не противно.

Он покачал головой, но ничего не ответил, и Рей очень медленно положила на него ладони. Он всё ещё дрожал от страха, и она вздрогнула следом, ощущая пальцами его грубую тёплую кожу. Она опустила его руки, и те безвольно повисли по бокам.

 — Я не хотел, чтобы ты меня таким видела, — каркнул он.

 — Извини, надо было постучать, прежде чем вламываться.

 — Тебя не должно здесь быть. Ты не должна меня видеть.

 — Но, Зак, это и мой дом тоже, — он не ответил, и она положила руки ему на плечи. — И я не против тебя таким видеть.

Его веки дрожали, когда она пальцами обвела его лицо, но в итоге он поднял голову, чтобы подарить ей долгий, смущённый и неуверенный взгляд. В груди стало тесно. Боже, ей так сильно хотелось заставить его понять, что её не отвращали его шрамы, что с ней он мог не стыдиться самого себя.

 — Зак. Если хочешь, я уйду. Но у меня сегодня день рождения, так что позволь мне любоваться тобой. Не прячься от меня. Я от тебя не убегу.

Зак вздрогнул от её слов.

 — Я… — нервно выдохнул он, но вздохнул. — Ладно, раз уж день рождения и всё такое… Но если будешь ночью мучиться от кошмаров — я не виноват.

 — Кошмары? — весело переспросила Рей. — Дурила, это будут самые сладкие сны.

Она наклонилась вперёд, чтобы прижаться губами к его щеке. Зак заметно напрягся, но теперь она могла увидеть, что дело не в дискомфорте — он просто покраснел.

 — Я люблю тебя, помнишь? Ты для меня самый привлекательный, с бинтами или без них, — она оставляла лёгкие поцелуи на его носу, лбу, второй щеке. — Ты не урод. Ты такой же красивый, как и всегда.

 — Любовь так слепа, — пробормотал Зак.

Она немного отстранилась, чтобы посмотреть ему в глаза.

 — Я вижу твои шрамы. И я начинаю злиться, что тебя приучили к мысли, что этого стоит стесняться. Твои шрамы не делают тебя отвратным. Они не делают тебя монстром.

Зак распахнул глаза, пока она пальцами прослеживала шрамы на его лице, пытаясь разделить с ним всё, что он пережил от огня. Разумеется, он ещё не скоро согласится снять перед ней повязки, и ещё больше времени ему понадобится, чтобы подойти к открытому огню. Иногда он делился с ней ночными кошмарами, иногда рассказывал о фантомных болях, как мимолётном напоминании о том, что он уже пережил много лет назад.

Спасибо, что говорил. Он объяснял ей, что с ним не так. Он всё чаще оставался рядом, когда она включала плиту или духовку. А сегодня он позволил ей себя увидеть, принимал её прикосновения и слова.

Он глубоко вдохнул.

 — Мне пиздец как страшно.

 — Я так сильно напугала?

 — Честно? Ещё сильнее.

 — Зак. Во мне роста метр шестьдесят с хвостиком. Вешу я меньше, чем пачка лапши. Да ты одним чихом меня в стену сдуешь. Это же просто ощущение… всего лишь тупое ощущение, так? Не думаю, что тебе есть чего бояться.

Зак моргнул, но тут же кривовато улыбнулся, словно незавершённая версия той улыбки, которую она знала и любила. Сердце забилось немного быстрее.

 — Ну да, я об этом и говорю. Жуть ещё та.

 — Ой, знаешь, — хохотнула она. — Пора бы тебе заткнуться.

А потом она его поцеловала.

Она не до конца понимала, зачем, но сейчас это казалось правильным. Было приятно вот так доказывать любимому человеку, что его шрамы не отталкивают. Да и они не виделись толком несколько недель… Нет, они несколько недель не говорили, не касались друг друга, не смеялись с какой-то чепухи, и она слишком соскучилась, чтобы задумываться, прежде чем делать.

Зак чуть ли не таял в поцелуе. Его губы нежно, но жадно сминали её, и Рей чувствовала, как его ладони скользнули по её бокам, прежде чем уткнуться в плечи. Она провела пальцем вниз по щеке и ощутила бешеное биение жилки на его шее. Его кожа была сплошным полем битвы с ожогами, и ей нравилось прослеживать это всё кончиками пальцев. Дрожа, он сжал ткань её футболки на спине.

 — Зря это я, да? — чуть отстранившись, спросила она.

Зак потянулся за её губами, чтобы оставить дорожку коротких поцелуев. Она чувствовала, что он улыбался.

 — Вообще нет, — он легко чмокнул её в уголки рта, и теперь дрожала только она. — Очень даже в тему.

Она снова его поцеловала, но теперь прижалась к нему ещё и телом. Зак задержал дыхание, его руки сначала чуть застенчиво огладили её спину под футболкой, но он смело обнял её, стоило ей углубить поцелуй. Он чуть прижался языком между её губ, и она приоткрыла рот, чтобы принять его.

Вот это и был настоящий поцелуй — не детское касание губ к губам, не яростное насилие, полное неудовлетворённости. Этот поцелуй был приятным. Как будто она посреди жары погружалась в прохладную воду. Как будто она вернулась в тёплый дом после дня, проведённого в снегу. Было похоже на сон: на тот момент, когда все мысли смешиваются в одно, и последняя реальность уходит.

Это были бабочки в её животе, разливающие тепло по всему телу, это был ток в её венах, это были негнущиеся конечности. Это было ощущение его обнажённых рук на коже, его губ, его языка, ласкающего её собственный. Она слышала, как Зак что-то приятно мурлыкал ей в рот, когда она зарывалась пальцами в его волосы.

Любовь… не стала бы её панацеей, вовсе нет, но как же умиротворяюще было ощущать, как их тела словно сплавлялись в одно там, где они соприкасались голой кожей. Он принимал её такой, какая она есть, со всеми недостатками, шрамами, ошибками и проблемами, а в ответ она старалась подарить ему чувство домашнего уюта, комфорта и снова и снова касалась его кожи своей со всей нежностью. Она чувствовала на себе стук его сердца, и знала, что они оба всё пережили, они всё пережили, они всё пережили.

 — Мне это снилось, — вздрогнул Зак, — каждую грёбаную ночь, с самого дня Святого Валентина. Я этого не хотел. Я не хотел, чтобы мне это снилось. Я не хотел этого желать. Мне казалось, что я не заслужил. Я был уверен, что разрушу твою жизнь.

Она отстранилась, чтобы снова обвести пальцами его щёки.

 — Почему?

 — Потому что я был в ужасе, — еле слышно прошептал он. — И я в ужасе до сих пор.

 — Что тебя пугает? — она посмотрела в золотисто-ночной контраст его глаз, чтобы там и затеряться. Его руки задрожали на её спине.

 — Да всё, начиная с меня самого, — чуть хохотнул Зак и покачал головой. — Или то, что я причиню тебе боль. Или в принципе любовь к тебе. Рей, ты же сама знаешь, как я себя вижу. Я не из тех, кто любит, я только рушу всё на своём пути. И чем меньше я контролировал свои чувства к тебе, тем сильнее я себя ненавидел. Мне показалось, что это единственный способ заплатить за любовь — заставить тебя ненавидеть. Если бы ты меня ненавидела… ты бы ушла. Это стало бы моим наказанием за то, что я протянул свои поганые руки на то, чего не заслужил. А ты была бы далеко, в безопасности от меня.

Она не сказала, что это тупая идея, как и не сказала, что он мог хотя бы попытаться подумать ещё раз, и покапать на мозги, мол, чего же он ждал. На самом деле, она не была уверена, что на его месте не поступила бы так же. Она слишком хорошо знала, как тяжело было бороться с ненавистью к самому себе.

 — А сейчас? — просто спросила она.

 — Сейчас… — поколебался Зак. — Я над этим работаю. Стараюсь не бояться, а просто… позволить себе иметь что-то хорошее в жизни, не считая убийств. Не буду врать, это очень тяжко, и не могу сказать, что скоро я с этим справлюсь и больше о такой херне не думаю, — он выдохнул, но уже с куда большей уверенностью. — Но теперь я так легко на эти мысли не поведусь. Всё будет примерно вот так, пока я окончательно не поверю, что заслуживаю в жизни счастья. Я не позволю ничему встать между нами, я этого не хочу. И я не хотел тебя обижать. То, что между нами, дружба это или что-то ещё… Оно сильнее страха. Я не должен был этого забывать.

В груди осела нежность, и она не могла скрыть тупое обожание в своём голосе.

 — Ты гораздо лучше, чем о себе думаешь, Айзек Фостер.

 — Может быть, — он попытался улыбнуться. — Стараюсь как могу.

 — Мне было больно, — продолжила Рей. — Я разозлилась на тебя и обиделась, потому что ты поступил глупо и неправильно. Но теперь я понимаю, почему ты не знал, что делать, почему ты так рассердился, и почему всё закончилось вот так. И теперь я счастлива, что ты решил бороться за своё счастье.

Зак сдвинул руки к её бёдрам, и они начали подвигаться, пока в итоге она не оседлала его, опираясь спиной на его согнутые ноги.

 — Так лучше, — улыбнулся он.

 — Спасибо, у меня уже колени затекли.

Зак рассмеялся и смахнул с её лица чёлку.

 — Я всё ещё хочу как полагается за всё извиниться. Прости меня, Рей, я поступил, как последний ебанат. Как я говорил… я постараюсь больше подобного не допустить. Я знаю, что это просто пустые слова, но если ты мне поверишь — я докажу. Но всё равно, ты не обязана, — почти что застенчиво добавил он.

 — Посмотрим, как всё получится, — она уткнулась в его лоб своим, и Зак заметно расслабился от этого близкого сердцу жеста. — Я знаю, что не разочаруюсь.

Сейчас их взаимное доверие можно было почувствовать — на его обнажённой коже под её пальцами, через нервное сердцебиение, что она чувствовала на своей груди, в его глазах, пристально смотрящих в её собственные. Можно было даже показать — она без малейшего колебания разделяла с ним личное пространство, даже если он боялся самого себя, она позволяла ему касаться её и быть рядом независимо от количества крови на его руках, она звала это место своим домом несмотря ни на что.

Зак глянул на её рот, и время снова начало замедляться. Рей выдыхала ему в губы снова и снова, снова и снова, пока они не разделили один кислород на двоих.

Как будто она тонула в глубинах морей. И всплывать совсем не хотелось.

* * *

Назавтра она должна была встретиться с Ленни и Адрианой в парке — пополудни намечался заслуженный пикник для выпускников — но она предупредила Зака, что заскочит утром к нему домой на случай, если он захочет сказать ей что-нибудь ещё.

(Да, он до сих пор не сказал прямо, что её любит. Наверное, это было чистым эгоизмом, но ей вправду хотелось это услышать.)

Она шла домой в хорошем настроении — и даже лучше того. В груди царило приятное тепло, на губах играла память об их поцелуе, она чувствовала на своей спине фантомные прикосновения его мозолистых ладоней и сама словно снова ощущала под пальцами его покрытую шрамами кожу. Ей всегда было забавно, когда она читала в книгах мысли главных героев о поцелуях, как они сравнивали это со своими мечтами, и в итоге всё оказывалось гораздо лучше.

Теперь она понимала. Как бы глупо ни звучало, но ни одна книга не подготовила бы её к тому, что она увидела Зака без повязок и вот так запросто его поцеловала. Они в первый раз по-настоящему поцеловались. И может, даже не в последний.

«Может, даже не в последний», снова подумала она, когда заходила домой. Рей отчаянно цеплялась за память о Заке, о его коже, глазах, голосе, о нём самом — за всё то, что все эти годы удерживало её в здравом рассудке несмотря на домашний хаос. За всё то, что не позволяло ей сломаться с того самого дня, когда ей было четырнадцать, и он спас её жизнь.

Может, даже не в последний.

Рей открыла дверь, чтобы обнаружить в прихожей родителей, скрестивших руки на груди.

Они её ждали.

 — И куда ты запропастилась, неблагодарная? — начала ругаться мама. Сегодня она была идеально накрашена — неважно, что они хотели сказать Рей, сегодня они ещё не цапались. Она заметила, что мама сегодня надела почти все свои кольца. — Мы весь день тебя ждали!

 — Тебе восемнадцать, — сказал папа. Он выглядел таким злым, как будто надрался в ту секунду, как только она переступила порог. Теперь Рей не знала, что делать, да и что она могла? Убежать? — Если честно, я бы прямо сейчас бросил твои шмотки тебе в лицо и выставил ко всем чертям, но ты же просто пойдёшь бомжевать, да? Нас и так постоянно спрашивают, какого хрена ты вечно на улице.

 — Ты нас подставляешь, — покачала головой мама.

Рей почувствовала, как внутри холодеет-холодеет-холодеет. Память о поцелуе и тепле начала исчезать, а в венах вместо крови побежала тьма, окутывающая её разум.

 — Я хотел сдать тебя кое-куда, — сказал папа настолько небрежно, как обычно о таких вещах никто не говорит. Рей забыла, как нужно дышать. — Сдать за хорошие бабки и забыть, как тебя зовут, как хотел уже давно, но ребята, которые согласились на это, куда-то пропали, так что… пока что тебе повезло, да?

Сдать. За деньги.

Он самого себя слышал? Он понимал, что вообще несёт? Он осознавал, что это не банальщина, каковой пытался всё выставить? Ему хоть на секунду приходило в голову, что он говорил о продаже своей родной дочери тому, кто больше заплатит, как какой-то скот?

Он же был полицейским. Он должен был знать статистику, факты, знать в принципе о торговле людьми и всех связанных с этим ужасах. Как он мог знать о людях, которые согласны купить человека, и не пытаться их арестовать?

Боже. Господи-боже.

Это ведь не было выходом, чтобы избавиться от нежеланного ребёнка, это вообще не было никаким выходом — да он первый должен был с этим бороться, это же…

Это было аморально.

Но…

 — Извини, — сказала Рей, потому что не знала, что ещё в этом случае говорить. — Извини. Извини.

«Беги", приказал какой-то инстинкт. "Беги. Беги сейчас, пока не стало слишком поздно. Они не сделают тебе ничего хорошего. Они куда хуже обычных преступников — эти люди были готовы продать тебя, лишь бы только избавиться. Беги».

Но она не могла пошевелиться. Даже если она сбегала раньше, её слишком хорошо научили, что склонить голову и терпеть — единственный способ выжить. Если бы она убежала — её бы поймали, и ей досталось бы сильнее.

Мама сделала шаг вперёд.

 — Рейчел, твои извинения нам жизнь не исправят.

Рей закрыла глаза, пытаясь ухватиться за последнее счастливое воспоминание, пока она не провалилась во тьму. Воспоминание о том, как они с Заком целовались в первый раз.

Может, даже не в последний.

* * *

Рей брела по улице. Бесцельно, в никуда. Даже не задумываясь. Просто шла так далеко, как только сможет, позволяя негнущимся ногам куда-то себя вести. Она слишком долго пролежала на полу гостиной. Слишком долго. Но достаточно, чтобы её оставили одну. Достаточно, чтобы можно было добраться до входной двери.

Одна боль. Не было ничего, кроме неё.

Хотелось исчезнуть, скрыться, спрятаться. Туда, где никто не найдёт. Туда, где никто её не ранит. Только не снова — нет, не надо боли, пожалуйста, только не это. Она искала темницу, вроде той высокой башни из сказки, которую в далёком детстве читала мама. Раньше её жизнь не была адом. Раньше она могла представить себя принцессой. Она могла, пока ей не исполнилось семь, и она не познала истинное несчастье. Если бы она была принцессой, кто-то бы её спас — то ли крёстная, то ли рыцарь, то ли ещё какая-то принцесса, может, даже волшебник или принц. Ей всегда казалось, что этого хотела её мама: она ждала, что ворвётся принц на белом коне и заберёт её от ненавистной дочери и мужа-изверга.

Рей тоже ждала.

Ждала смерти, или спасения — она не знала, чего хотелось сильнее. Жить было страшно. Жить было тяжело. Больно. Если бы она была мертва — ей не было бы больно. Она видела в смерти своё спасение.

Жаль, что никто так и не пришёл. К маме никакой принц не явился, и Рейчел Гарднер на своего тоже могла не надеяться. Принцев не существовало.

Принц мог бы найти её где угодно, где бы она ни пряталась, спасти от любой чёрной полосы в жизни и помочь встать на ноги одним щелчком пальцев. В реальной жизни такого не бывает.

Рей побежала — отчаянно, как будто могла сбежать от собственной жизни, погрузиться в фантазию, где всё было прекрасно, где родители её любили и она никогда не знала несчастья. Там её родители были бы милыми законопослушными людьми, и даже думать не стали бы о продаже людей.

Всё то, что присматривало за ней свыше, вряд ли допустит очередное чудо. Наверное, Зак был прав, и Бог умер.

Зак…

Нужно было пойти к нему. Он был её убежищем. Он помог бы ей исцелиться. Защитил бы. Он бы не позволил кому-либо ранить её.

Но память о поцелуе утекла, словно вода, было слишком больно, и Рей так устала — слишком устала, чтобы идти к кому-то, кто вдохнёт в неё желание жить. Она этого не заслужила, как и не заслужила всего, что Зак для неё сделал.

Боже, она ведь столько раз клялась самой себе, что не допустит этих мыслей, но посреди сплошной боли слово «проклятая» не заставило себя долго ждать.

Рей врезалась в кого-то на углу улицы, и побежала со всех ног. Тело болело, и сейчас она бы закричала, если бы почувствовала, что может что-то сказать. Она споткнулась, но не упала.

 — Ты же…

Какой-то смутно знакомый женский голос, но Рей не стала задерживаться. Она не упала, и снова убегала в надежде, что никто за ней не погонится.

Особенно из тех, кому может быть на неё не плевать.

Пожалуйста, пусть это будет не тот, кому на неё не плевать.

Рей остановилась, потому что не смогла больше дышать, потому что лёгкие и ноги болели сильнее, чем всё остальное, потому что она не могла заставить себя сделать ещё один шаг. Она какое-то время просидела на асфальте, прежде чем приказала себе подняться. Она могла ходить. Она должна была идти. Она… не до конца понимала, почему, но чем больше было расстояние между ней и остальным миром — всем тем, что могло её ранить — тем было спокойнее.

Она встала во весь невысокий рост и осмотрелась, осознавая, куда пришла.

Это была школа.

Начальная школа.

Та самая — старая, заброшенная, сгоревшая.

* * *

Ой-ёй.

* * *

Судьба… забавная штука.

Кто-то связывал это с предначертанным свыше, кто-то считал совпадением. Кто-то думал, что судьбы не бывает, кто-то делал её своим божеством. Но плевать, как быстро ты пытаешься от неё сбежать — судьба всегда настигнет.

Как и прошлое — можно было запихивать его хоть в глубины ада, но если его не принять, оно вернётся и укусит побольнее в момент, когда ожидаешь меньше всего.

Теперь Рейчел столкнулась со своей судьбой, со своим прошлым, и что-то

Щёлкнуло.

Что-то старое, невысказанное, до сих пор не исцелённое. То, чего не должно было происходить — настолько нечеловеческое. Насколько она знала, у нормальных людей такого не бывало.

Они не теряли способность ясно мыслить. Они не шли к сгоревшему зданию, пока под кожей отбойным молотом били старые воспоминания, не ходили вокруг в поиске так никем и не залатанной дыры в заборе, не проникали во двор заброшенной школы.

Она была закрыта уже много лет.

Но дымом воняло до сих пор.

Древесным углём и бензином, пеплом и сгоревшей бумагой, расплавленным металлом и битым стеклом. У неё были плохие воспоминания об огне.

Рейчел скользнула в здание, гораздо меньшее, чем она помнила — школа для ребёнка, коим она больше не была. Стены почернели. Двери покорёжило от огня. Она побрела, и свет лился в окно коридоров и пустых классных комнат. Здесь было не страшно. Не жутко.

Просто мертво.

Как и она сама.

Даже при условии, что только она умерла в ту ночь, когда всё сгорело дотла.

Когда-то это место стало её домом. Она сбежала, решила никогда больше не возвращаться домой и сидеть здесь, пока её не заберут родители получше или какой-нибудь прекрасный принц. Прекрасный принц, принцесса, добрый учитель, чью жизнь она бы не превратила в кошмар своими жалобами, кто угодно. Она спала на чудом уцелевшем после пожара диване в учительской. Она искала перекусить в помойке у супермаркета в пяти минутах ходьбы отсюда — знала, что они всегда выбрасывали что-то съестное.

Маленькая Рейчел скушала печенье, сделала чай. Маленькая Рейчел бродила по обгоревшим коридорам и так и не понимала, что сломлена. Через два дня она к этому привыкла. Это стало её новой, идеальной жизнью.

Новая жизнь продлилась недолго.

Папа нашёл её через неделю. Одна неделя — ровно столько её родители смогли протянуть без мячика для битья. Она до сих пор помнила, как выставила на него нож, не в силах мыслить здраво или мыслить в принципе. Она просто желала, чтобы всё закончилось.

До неё доходило, что он отрезал все пути побега. Он отрезал от неё всех людей, которые могли бы помочь. До неё доходило, что она обречёт весь мир на кошмар, если попытается жаловаться.

Но этот процесс был медленным, и она наивно думала, что сможет бороться.

Ничего она не смогла.

Он заломил её, вывернул запястье, чтобы она выпустила нож из руки, и бил, пока от криков не пропал голос. Потом привёл домой, где ей добавила ещё и мама. Ведьма, обуза, проклятая. Ведьма, обуза, проклятая. Проклятая. Проклятая. Проклятая. Проклятая.

Проклятая. Проклятая. Проклятая.

Проклятая. Проклятая. Проклятая.

Проклятая. Проклятая.

Проклятая.

В ту же ночь, семилетняя Рейчел Гарднер зашила птицу и всё об этом забыла.

* * *

Рей села на пыльную кушетку, скрестила ноги. За окном занимался рассвет.

Здесь её никто не будет искать. Здесь никто её не достанет, не ранит. Никто не пытался отстроить эту школу после пожара — все как один твердили, что здесь живут привидения, и от этой мысли ей хотелось смеяться громко, заливисто, как она никогда не смеялась.

Здесь не было ни единого привидения, кроме неё самой.

Сумочка давила на плечо знакомым весом пистолета. В магазине было восемь пуль.

Если кто-то придёт — она знала, что делать.