Кровные узы (гет)

— Всем спасибо, все свободны.

Люпин хлопнул в ладоши, мягко улыбаясь студентам, сел обратно за свой стол и устремил взгляд на кипу разбросанных по нему бумаг. В кабинете поднялся шум, переговариваясь и смеясь, ученики соскочили со своих мест, небрежно спихивали вещи в сумки и покидали кабинет. Томас помедлил и неторопливо, но не так, чтобы это было слишком очевидно, присоединился к ним. Кинув косой взгляд на Нериссу, он заметил, как она, перекинувшись через парту, кокетничала с Маркусом, который обернулся, сложив руки на спинку своего стула, и посылал ей проникновенные взгляды и обольстительные улыбки. Захотелось громко фыркнуть и заехать кому-нибудь из них портфелем по макушке, но сделать это так, чтобы это не выглядело нарочно, Томас вряд ли бы смог.

Подумать только: Забини бросил Доминик едва ли неделю назад, а уже успел засветиться, как минимум, с пятью другими девушками и вернуть себе славу плейбоя и коварного обольстителя. Совсем как на четвёртом курсе, когда он крутил роман сразу с тремя и умудрялся сделать так, что ни одна об этом не догадывалась. Хотя нет, не знала, пожалуй, только Мадлен, а вот Тереза и Офелия — вопреки голосу разума — ввязались в его игры вполне осознанно. Скандальная история была. Что уж говорить о череде девушек, которых он пытался охмурить — и в большинстве случаев охмурял — позже. Одна Корнелия Уоррингтон, которая оказалась опозорена на весь высший свет, осталась без жениха и была отправлена строгими родителями в далёкий Дурмстранг, чего стоила. А бедняжка Елена?! Слава Мерлину, хотя бы Серене хватило мудрости не поддаваться на провокации Маркуса и не компрометировать себя связями с ним. Том мог только надеяться, что и Нерисса никогда не попадётся на его удочку, а ведь Забини уже давно пытается окрутить её. Сейчас же, казалось, он потерял остатки совести! Пьюси никогда не испытывал к Доминик тёплых чувств, но считал, что она не заслужила такого отношения; хотя ей, казалось, было всё равно: она всё чаще пропадала где-то, и по школе начали гулять слухи о том, что её правление подходит к концу.

— Том, ты идёшь?

Пьюси вздрогнул и неосознанно напрягся, сильнее закрывая своё сознание от постороннего вмешательства. Однако, сумел сделать как можно более непринуждённое лицо и спокойно посмотреть на Нериссу.

— Нет, мне ещё нужно подойти к Люпину. По поводу проекта, — для пущей убедительности он взял в руки стопку бумаг и кивнул в сторону профессорского стола. Не то чтобы он солгал, но всю правду ей было знать вовсе не обязательно. Точнее — строжайше запрещено.

— Пропустишь обед? — вкрадчиво уточнила Лестрейндж, скрестив перед собой руки.

— Перехвачу что-нибудь у домовиков, — небрежно пожал плечами Том. — На Руны можно и опоздать.

На Руны, если всё пройдёт хорошо, он идти и не собирался, но уж это Нериссе он говорить точно не планировал. Как удобно, что во вторник у них разное расписание. Это была отличная возможность, и не воспользоваться ей он не имел права.

— Хорошо, — помедлив, кивнула девушка. — Тогда увидимся после уроков.

— Конечно, — Томас расплылся в облегчённой улыбке, но, чтобы не вызывать подозрений, вовремя собрался, сосредоточенно кивнул на прощание и поспешил к Люпину.

Тот, оторвавшись от своих бумаг, посмотрел на юношу и нахмурился. Пьюси нервно сглотнул, мысленно перебирая варианты, отчего профессор мог быть им недоволен, но ничего не приходило на ум: доклад он сдал вовремя, на уроках показывал отличные результаты и мог похвастаться превосходной дисциплиной. Когда сзади послышалось хихиканье Нериссы, Люпин склонил голову на бок и скользнул взглядом по кабинету, нахмурившись сильнее. Том проследил за ним и увидел, как Маркус, закинув руку на плечи девушки, что-то говорит ей на ухо. Он недовольно поджал губы и повернулся обратно к профессору, который провожал парочку напряжённым взглядом.

— Вашей сестре следовало бы лучше выбирать себе компанию, — неожиданно выпалил Люпин, и Том не успел даже удивиться, когда тот уже опустил разозлённый взгляд обратно на бумаги.

— Не могу не согласиться, — помедлив, озадаченно кивнул он.

Профессор выдернул из стопки следующую работу и тихо фыркнул, когда увидел, кому она принадлежала. Судя по ироничной заинтересованности, с которой он вчитывался в написанное, Маркус определённо вызвал немилость у профессора, но вот что стало тому причиной, Томас представлял с трудом. Забини был вполне искусен в защитных чарах, хоть и не отличался особым рвением на уроках, всегда сдавал работы в срок и писал проверочные на «Превосходно». И, судя по дрогнувшей «П», которую Люпин нехотя вывел в конце листа, в этот раз он тоже не оплошал. И хоть Том не знал, в чём заключалась причина такой резкой неприязни профессора к своему студенту, был полностью солидарен с ним.

Люпин отложил работу Забини в стопку к уже проверенным работам, поднял на Пьюси терпеливый взгляд и, прежде чем заговорить, откашлялся.

— Вы что-то хотели, мистер Пьюси?

Том вздрогнул, только сейчас осознав, что всё это время пялился на профессора сверху вниз, как маньяк.

— Да, — поспешно кивнул он. — Хотел спросить по поводу доклада...

Взгляд Люпина смягчился, и он расплылся в сдержанной улыбке:

— О! Ваш доклад — выше всяких похвал! — он принялся копаться в ящике стола и, вытащив из него какой-то список, прижал его к груди подбородком, параллельно ища дальше. — Позвольте спросить, — немного невнятно продолжил он, — чем вы планируете заниматься после школы?

— О... — от неожиданности Том приоткрыл рот, но ответ из него так и не прозвучал. Последний раз он задумывался об этом во время разговора с Сереной первого сентября, а затем проблемы одна за другой подобно снежному кому посыпались ему на голову, и больше он к этому вопросу не возвращался. Предметы, которые он выбрал после пятого курса, предоставляли ему неплохой выбор, но выбора-то и не было. Ведь он не знал, кем хотел стать. Все его однокурсники давно определились со своими планами: Серена, вопреки воле отца, собиралась учиться на целителя, Забини наверняка будет заниматься зельями, Вильгельм и Бернард продолжат дела своих семей, Дэн может пойти в квиддич, даже Бефана Нотт задалась целью попасть на высокую должность в Министерстве. Но Томаса ничего из этого не прельщало. Осознав, что так и не ответил на вопрос профессора, юноша попытался-таки придумать что-нибудь, но мыслей было слишком много, и ему так и не удалось выцепить нужную. — На самом деле, я ещё не думал об этом. В смысле... — тут же поправился он, — планов много, но я ещё не знаю, что из этого выбрать.

— Ну, с вашими талантами перед вами открыты все двери, — несмотря на его хотя и сдержанную, но тёплую улыбку, взгляд Люпина оставался серьёзным. — Вы планируете поступать в магистратуру?

— Да, — быстрее, чем успел подумать, кивнул Пьюси, но тут же сдал назад. — Думаю, да.

— Я являюсь куратором мракоборческого направления и уже начал составлять список тех, кто бы мог изучать наши дисциплины в следующем году, — перешёл к делу тот. — Вы — один из первых в этом списке.

Тому была приятна такая оценка профессора, но что ответить на слова Люпина, он не знал, потому что, хотя ему легко давалась защита, аврором он также себя не видел.

— Благодарю за такую высокую оценку. Я обязательно подумаю над этим, — максимально вежливо ответил он то, что Люпин хотел услышать, и быстро перевёл тему. — Кстати, я хотел уточнить по поводу проекта, тему которого мы брали в начале года. Он ведь пойдёт в зачёт и будет влиять на то, примут ли меня в магистратуру?

— Разумеется, — профессор скрестил пальцы на столе. — А у вас с этим проблемы?

— Дело в том, что я не могу найти нужную литературу для второй главы, — с готовностью произнёс уже заготовленную речь Томас. — Ни в одной книге не нашёл. Планирую уже заказать что-нибудь во «Флориш и Блоттс», но там столько всего, что не знаю, на чём остановиться. Может, посоветуете что-нибудь?

— А что у вас за тема? — Люпин нахмурил лоб и устремил взгляд в потолок, вспоминая, и быстрее, чем юноша ответил ему, проговорил:

— «Защита разума от воздействия тёмных чар»?

— Да, — кивнул с лёгкой улыбкой Пьюси. Да уж, тему он выбрал очень удачно.

Люпин покачал головой и, поджав губы, достал из ящика формуляр.

— Нужно было сразу идти ко мне. Нужная литература есть в Запретной секции, — заполняя разрешение, проговорил он и протянул лист юноше. — Держите.

— Благодарю профессор, вы очень облегчили мне подготовку.

Томас едва сдержал торжествующую улыбку, радуясь, что получил то, что хотел. Кто бы ещё дал ему разрешение на посещение Запретной секции? А выход оставался только один, учитывая, что все книги из общего доступа он прошерстил от и до, но нужные ему эффекты так и не нашёл. На это ему потребовался не один год, и как он найдёт что-то полезное в Запретной секции за пару часов, он представлял смутно. Конечно, можно было вернуться позже, но он хотел начать уже сейчас, потому что больше ждать не мог. Он мучился уже несколько лет, подвергая тем же страданиям ещё как минимум двух дорогих ему людей, и хотел покончить со всем как можно скорее. Если это было не панацеей, то уж точно здоровым эгоизмом.

— У вас ещё какой-то вопрос? — осведомился Люпин, когда Том так и не сдвинулся с места.

— Собственно, да, — осторожно кивнул он и ненадолго замялся. — Не знаю, как правильно выразиться... Есть ли какие-либо способы, заклинания или зелья, которые способны... В общем, сделать отворот...

Это даже звучало бредово, но Тому это было необходимо, как воздух.

— Вы говорите про антидоты к приворотным зельям? — уточнил Люпин.

— Не совсем. Скорее... — он совершенно не знал, как объяснить всё так, чтобы не вызвать каких-либо подозрений. — Скажем, если чувства не вызваны «Амортенцией» или чем-то подобным, можно ли заставить человека... разлюбить?

Профессор нахмурился и задумался. Пьюси пытался прочитать на его лице какие-то мысли, сомнения или догадки, но, кажется, мужчина слишком глубоко ушёл к себя. Его взгляд застыл где-то между песочными часами и стопкой непроверенных работ, потерявшись во времени и пространстве.

— Хм... — протянул он, тряхнул головой, снова возвращаясь в реальность, и расфокусированно посмотрел на юношу, — это уже воздействие на сознание, но на такое способен только Империус, а это запрещено магическим законом, — на последнем слове он кивнул, окончательно придя в себя.

Плечи Томаса обречённо опустились, потому что этот вариант он рассматривал ещё два года назад, но это было слишком рискованно. В погоне за счастьем ему совсем не хотелось угодить в Азкабан.

— А как же тогда «Амортенция»? — не сумев сдержать отчаяния, разозлённо спросил Том, но Люпин, кажется, не заметил. Чтобы сгладить эту несдержанную реплику, он заговорил быстрее. — Это зелье ведь тоже влияет на сознание человека, вызывает поддельные чувства, зависимость, одержимость... Почему же оно не запрещено?

Всё было бы так просто, не будь Империус запрещён. Он бы просто нашептал Нериссе навсегда забыть про него, и всё вдруг стало бы так, как нужно. Но кто он такой, чтобы заставить человека чувствовать что-то вопреки его воле?

— Хороший вопрос, — Люпин удивлённо вскинул брови. — А давайте вы ответите на него в своём проекте, это вполне соответствует вашей теме, — он на мгновение замолчал, следя за хмурым Томом, и всё же спросил:

— Вы же заинтересовались этим в научных целях?

Чёрт.

— Ну, разумеется, — юноша выдавил обходительную улыбку и благодарно склонил голову. — Благодарю за консультацию и разрешение.

— Обращайтесь.

Томас кивнул профессору на прощание и быстро покинул кабинет. Всё было слишком просто, и в то же время разговор не доставил ему ни капли удовлетворения. Если профессор Защиты от тёмных чар не знал приемлемых способов решения его проблемы, то вряд ли они вообще существуют.

Или просто нужно было зайти с другой стороны.

С этой мыслью Том спустился на первый этаж и, проигнорировав жалобно урчащий живот, прошёл мимо Большого зала, откуда ещё доносились шум голосов и аппетитные запахи приготовленных домовиками блюд. В подземельях же пахло сыростью и веяло прохладой, и голова Пьюси немного «проветрилась». Скинув ненужные вещи у себя в комнате, он взял с полки новейший колдоаппарат, подаренный родителями на совершеннолетие, и вновь покинул подземелья. Несколько пролётов до библиотеки он пребывал в нервном предвкушении того, что найдёт что-то по-настоящему стоящее, но червячок сомнения то и дело омрачал эту слепую надежду. Мадам Бабблинг внимательно изучила формуляр с разрешением профессора Люпина, то и дело поднимая подозрительный взгляд на Пьюси поверх очков, и нехотя поднялась со стула и вышла из-за кафедры.

— Пойдёмте, мистер Пьюси.

Женщина несколько раз провернула в скважине крупного увесистого замка старинный ключ, висящий обычно у неё на шее, и раскрыла перед юношей резную калитку.

— Благодарю, мадам Бабблинг, — Том склонил голову в вежливом поклоне и прошёл внутрь под внимательным взглядом библиотекаря.

Оказавшись среди возвышающихся над ним стеллажей, Пьюси вдохнул запах старых книг и закашлялся от пыли, что витала в воздухе и рябила в свете приглушённых лучей из окна. Рассеяно обернулся, не зная, с чего начать, и почувствовал, как его пробивает мелкая дрожь. Находиться здесь почему-то было жутко, до омерзения пугающе. Но больший страх вызывало то, что в его руках могло оказаться что-то по-настоящему опасное, и ему не хватит силы воли для того, чтобы не воспользоваться новым знанием. Что-то тёмное, скрывающееся глубоко в его душе, вырвется наружу, и он перестанет это контролировать. Больше всего на свете он хотел, чтобы оно так и осталось сидеть внутри, зудеть и шептать непозволительное там, потому что только так он мог контролировать это. Интересно, у всех внутри скрывался притаившийся демон, который искал любые пути наружу?

Сверившись с формуляром, Том отправился на поиски книги, которую рекомендовал для проекта Люпин. Тема, которую он выбрал, частично соответствовала его запросу, и он надеялся, что, изучая необходимую для подготовки литературу, найдёт и то, что поможет ему в личных стремлениях. Но до последних событий его надежды не оправдывались. Теперь же у него был козырь, но как правильно воспользоваться им, он тоже не знал. Он бегло пролистал книгу, но глаз ни за что не зацепился. Сверился с оглавлением, но названия глав ни о чём ему не говорили, хотя он и уделил какое-то время тем, которые, судя по названию, могли содержать необходимую ему информацию, но те, скорее, подходили для его проекта. Он захватил книгу с собой для дальнейшей подготовки, и двинулся вдоль стеллажей, бездумно изучая корешки с незнакомыми названиями. Интересно, через сколько мадам Бабблинг явится для того, чтобы выпроводить его из секции? Учитывая её строгость и дотошность, она не позволит ему находиться здесь до закрытия. Да и что он скажет Нериссе? Она наверняка отправится искать его, и если он скажет, что был в библиотеке, сможет подловить его на лжи, и плевать, что он на самом деле был там. Или начнёт расспрашивать, что именно искал в Запретной секции, а он будет слишком нервничать, волноваться и ослабит барьер, тогда она проникнет в его голову и узнает всё сама. Наверное, он превратился в параноика, раз рассуждал об этом, но эти образы были настолько яркими, что казалось, будто это и не предположения вовсе, а видения из будущего. Тогда почему он не видел своего?

В одной из книг он нашёл необычное заклинание, напоминающее своим действием «Оборотное зелье», но его точно не было в учебной программе.

— Накладывающий это заклинание волшебник совершает обмен тел с объектом его воздействия и может удерживать его так долго, насколько хватит его магических и жизненных сил, — шёпотом прочитал он. — Особенностью, отличающей это заклинание от «Оборотного зелья», является то, что вместе с внешним перевоплощением заклинателю передаются воспоминания человека, на которого накладывается заклинание... — Том выхватил взглядом предложение в конце страницы. — Кроме того, волшебник может перевоплотиться в уже умершего человека...

Пьюси закрыл книгу и только хотел поставить её обратно, потому что подобные заклинания его не интересовали, но отдёрнул руку от стеллажа. Открыл нужную страницу и, подумав, сделал снимок разворота с информацией и движениями палочкой на колдоаппарат. Просто на всякий случай. И только поставив её на место, наткнулся на потёртый корешок тонкой книги, больше напоминающей увесистый журнал, с едва различимым позолоченным названием.

«Зелья, которые сделают вас повелителем мира».

Он не думал, что может найти ответ на свой вопрос в Зельеварении. Но чем чёрт не шутит.

Книга оказалась ещё более невзрачной, чем ему показалось с первого взгляда. Вряд ли бы он заметил её, если бы не перевёл взгляд с соседней. Судя по тому, каким слоем пыли она была покрыта, кроме него эта книжонка так же никого не привлекала. Том провёл рукой по обложке, чтобы прочитать имя автора, но никакая Изольда Кармоди ему не была известна. Переборов сомнение, он открыл разворот и прочитал одинокую фразу:

«Нет зверя свирепее человека, если к страстям его присоединяется власть.

Плутарх»

Но ведь Том не собирался становиться повелителем мира. Так ведь? Значит, к нему эти слова не имели никакого отношения? Он ведь был хорошим, и никакая власть ему была не нужна. Ему нужно было просто избавиться от Нериссы. Нет, сделать так, чтобы она разлюбила его. Освободить её.

С этими оправданиями он перевернул страницу и вперил взгляд в оглавление. Зелий было всего пятнадцать, но рецепт каждого растягивался на десяток страниц. Такие сложные в приготовлении? Имеющие большое количество ингредиентов? Или автор очень любит лирические отступления? Том нервно ухмыльнулся, предвкушая найти то, что ему пригодится, и перешёл к первой главе. И, едва перевернул страницу, вздрогнул: на весь разворот красовался до мурашек жуткий рисунок, как за сорванной кожей прекрасной девушки скрывается ужасное чудовище. А на соседней странице одиноко отпечатались три слова:

«Прекрасное недолговечно.

Гомер»

Это было зелье «Непревзойдённой красоты», из-за которого, как обещала зельевар, все люди будут без ума от вашей красоты. Том фыркнул и пролистал несколько страниц до следующего. Перед глазами снова предстала жуткая картинка, и рядом фраза:

«Бессмертие стоит нам жизни.

Рамон де Кампоамор»

Изольда Кармоди уверяла, что сможет подарить людям если не бессмертие, но точно долгую, очень долгую жизнь.

«Ваш идеальный аромат», который заставит каждого желать того, кто сварит зелье. «Самое сильное приворотное зелье». «Секрет красноречия». «Кровавый Феликс Фелицис».

Каждое зелье сопровождалось новой леденящей кровь картинкой и страшным предостережением.

— «Зелье внушения», — прочитал Том название последнего зелья, и дыхание перехватило. Если это было не то, что ему нужно — он окончательно отчается найти выход. — Это зелье даст вам власть над человеческим разумом, над мыслями, чувствами. Просто прошепчите то, что вам нужно, и каждый подчинится...

Это было именно то, что нужно.

Том судорожно пролистал дальше и пробежал глазами по списку ингредиентов:

— Багульник болотный, цветки папоротника, мирт, кордицепс однобокий, лиловый копринус, кровь рэ-эм, болотный тростник, дреугский воск, перья наездника, ампульный стручок, язык дракона, двемерское масло, яд кобры...

Часть составляющих можно было найти в хранилищах Слизнорта или купить в специализированных лавках, но были и те, которые продавались только на чёрных рынках, а о некоторых из них Том и вовсе слышал в первый раз. Это несколько усложняло процесс приготовления, который и без того был непростым, но не шло ни в какое сравнение с его длительностью. Четыре месяца. Он не мог ждать столько времени, но ни один из других вариантов — а их не было в принципе — не помог бы. Оставалась призрачная надежда на то, что ранее неизвестная ему колдунья поможет решить его насущную проблему.

Том вздрогнул, услышав шаги в глубине Запретной секции, и на автомате сделал снимки нескольких страниц, на которых описывалось зелье и его приготовление. Брать книгу он не собирался, чтобы не вызывать лишних вопросов. Перевернув последнюю страницу, юноша снова вздрогнул:

«Нет на свете более внушаемых людей, чем те, кто призван внушать», — прочитал он одинокую цитату в конце книги, прежде чем его уединение нарушила мадам Бабблинг.

— Мистер Пьюси, у вас всё в порядке? — сурово осведомилась смотрительница, скрестив перед собой руки и кинув на Пьюси хмурый взгляд.

— Да, — нервно отозвался он, оторвав взгляд от книги, и захлопнул её. — Я нашёл то, что искал.

Мадам Бабблинг проводила глазами продемонстрированный экземпляр книги и сухо проронила:

— Прекрасно.

Она развернулась на каблуках и последовала на выход, и Томас без лишних слов понял, что ему следовало поступить так же. На ходу затолкав «Зелья» на место, он двинулся за смотрительницей, и, оказавшись снаружи, проследил за тем, с каким удовольствием она закрывает перед ним калитку.

— Книгу вернуть через неделю. Если не успеете, обязательно новое разрешение.

Том недоверчиво посмотрел на женщину, очень сомневаясь в её словах, но спорить не стал. Терпеливо дождался, пока она заполнит формуляр, и благодарно кивнул, когда Бабблинг передала ему экземпляр.

Он до сих пор не верил, что нашёл то, что могло помочь ему, но колдоаппарат, который он чувствовал даже через сумку, висящую на плече, придавал уверенности и небывалого за многое время спокойствия. Улыбка так и напрашивалась на лицо, и сдержать её у Томаса не получилось: губы непроизвольно расширялись, подрагивая, и, должно быть, со стороны он смотрелся нелепо. Но ему было плевать. Главное, что выход есть.

То же самое гласила и вывеска над библиотечными дверьми. Не успел юноша преодолеть входную арку — столкнулся с внезапно возникшей на его пути Лилиан. Её глаза от удивления расширились, позволяя Тому ещё лучше разглядеть причудливую радужку, что в свете полуденных рассеянных лучей из окон казалась ещё красивее, а губы расширились в широкой радостной улыбке. Он любил её улыбку, которая не угасала даже в самый тяжёлый период. Она была словно маленьким лучиком надежды в непроходимом лабиринте темноты.

— Том! — высоким голосом пролепетала девушка. — Что ты здесь делаешь? Я думала, у тебя Руны.

Только Лилиан шагнула в сторону, чтобы дать ему пройти, Пьюси сделал то же самое, и молодые люди рассмеялись.

— Надо было срочно зайти за книгой для проекта. Могу остаться с тобой, если хочешь, — заглядывая ей в глаза, предложил Томас.

— Мне нужно просто сдать учебник, а потом я свободна до следующего урока, — прижав томик к груди, объяснила Гилл. — Но я только за.

Следя за ней, Пьюси просто не мог сдержать нежной улыбки, и девушка смущённо заправила за ухо прядь волос, опустив глаза в пол. Том сделал приглашающий жест и пропустил её в библиотеку первой, а сам зашёл следом.

— А что, если ты прогуляешь следующий урок, и мы сбежим в Хогсмид? — заговорщически предложил он, когда они уже спускались с четвёртого этажа. У него было прекрасное настроение, и ему хотелось сохранить душевный подъём ещё немного.

— Профессор Торн будет не в восторге, — однозначно начала Лилиан, но тут же широко улыбнулась, — но переживёт эту потерю.

А вот улыбка Томаса слетела с лица, а былое приподнятое настроение лопнуло, как мыльный пузырь.

— Так у тебя Уход за магическими существами?

Девушка кивнула, пожав плечиками, и Том помрачнел ещё сильнее.

— Нерисса ведь тоже ходит. Если тебя не будет на уроке, она что-нибудь заподозрит.

Теперь уже улыбка исчезла и с её губ, а взгляд стал таким тоскливым, что Томасу стало скверно. А желание избавиться от Нериссы проявилось сильнее прежнего. Он должен был сварить зелье как можно быстрее.

— Но я могу в следующий вторник снова прогулять Руны, и тогда у нас будет целый час на то, чтобы что-нибудь придумать, — предложил он, стараясь звучать воодушевлённо.

Лилиан слабо улыбнулась и неуверенно кивнула, но под тёплым взглядом Томаса снова засияла и уже увереннее качнула головой, подарив ему новую радостную улыбку.

Прежде чем закончился урок, они успели прогуляться к озеру и вернуться как раз перед звонком, чтобы не светиться вместе на людях. Если Нерисса была легилиментом, она могла увидеть их встречу в чьих угодно мыслях, и Том не хотел так рисковать. Она и так знала куда больше, чем должна, и юноша ума не мог приложить, откуда, но старался минимизировать подобные случаи, чтобы лишний раз не нарываться. Чёртова Лестрейндж превратила его в чёртова параноика!

Потому ему было просто необходимо сделать хоть что-нибудь. И ответ лежал в его сумке. Вспомнив про колдоаппарат, на котором был запечатлён рецепт зелья, Пьюси лихорадочно пошарил в сумке, извлёк на свет прибор и пролистал на несколько карточек назад, открыв рецепт. Томас был неплох в зельях, но такого сложного ещё не встречал, что уж говорить о половине неизвестных ему компонентов и длительности приготовления. С каждой строчкой рецепта он всё отчётливее понимал, что одному ему не справиться.

Мысленно перебирая варианты, Том отметал одного помощника за другим: его друзья, Бернард и Вильгельм, не шарили в зельях, Серена хоть и была хороша, но делала уклон в сторону целительства, а больше никому довериться он не мог, да они и в половину не были так хороши, чтобы справиться с таким сложным рецептом. Обращаться к Слизнорту было ещё более опасно. И он знал только одного человека, который мог помочь ему.

Словно услышав его зов, Забини замельтешил в толпе студентов, и плечи Томаса обречённо опустились. Похоже, выбора у него не было. Ускорив шаг, он догнал однокурсника и привлёк его внимание лёгким кивком:

— Маркус.

— Томас, — Забини кивнул в ответ, показывая, что узнал его, и остановился. Они стояли у большого окна в холле.

— Мне нужна твоя помощь, — не желая тянуть, Пьюси сразу перешёл к делу.

Маркус склонил голову на бок и смерил его пристальным взглядом. На мгновение прищурился, задумываясь, дёрнул уголком губ и вынес вердикт:

— Не интересно.

Ну какой же он всё-таки мудак!

Забини успел сделать несколько шагов вперёд, но Томас не собирался сдаваться и вновь поравнялся с ним. Собрав всю волю в кулак, он проявил максимум терпения, объясняя:

— Я работаю над одним зельем.

— Слизнорт тебе в помощь, — отмахнулся тот.

— В том-то и дело: я не могу обратиться к нему с этим вопросом.

Томас остановился, рассчитывая, что уж подобная формулировка привлечёт внимание однокурсника. И был прав: Маркус остановился и вальяжно обернулся, смерив его заинтересованным взглядом.

— Что это за зелье такое?

Он склонил голову набок и прищурился, пристально следя за Томом. Коротко усмехнулся, видимо, сообразив, и вкрадчиво уточнил:

— Запрещёнка?

— Что-то типа того, — уклончиво кивнул тот. С одной стороны, его интерес был ему на руку, но с другой... Это ведь Маркус Забини, мог ли он доверять ему свои тайны?

Маркус дёрнул уголком губ.

— Теперь интересно.

— Рад, что заинтересовал тебя, — Томас выдавил улыбку, но сразу же стал серьёзным. — Так я могу получить консультацию?

— Не лучшая идея говорить о запрещённых зельях в полдень посреди оживлённого коридора, — Забини на секунду задумался. — Зайди ко мне вечером.

— Идёт.

Только юноши пожали руки — в их компании появился третий участник.

— Маркус, можно к тебе обратиться? — и не обладая легилименцией было ясно, что Серена взвинчена и одновременно загружена: её глаза горели, но были такими уставшими, что Томасу стало её жаль.

Маркус закатил глаза:

— Попробуй.

— Мне нужна консультация по одному зелью... — затараторила девушка, но Забини перебил её, дёрнув уголком губ:

— Да я сегодня нарасхват.

Том фыркнул и закатил глаза, а Серена, не стушевавшись, поднесла несколько листов к лицу Маркусу:

— Мне нужны эти эффекты, но я совершенно не знаю, с чего начать.

Маркус небрежно выхватил их из её рук и пробежался глазами по написанному.

— И зачем это? — не отрывая взгляда от листов, уточнил он. — Такого в программе нет.

— Ну вообще-то... — в этот раз Малфой замялась, — это дополнительное задание от профессора Люпина.

А вот это уже любопытно.

— Прости, не видел тебя сегодня на Защите, — снисходительно ухмыльнулся Маркус. — Как и в прошлый раз, и весь последний год. Вывод: ты туда не ходишь, — и вперил настойчивый взгляд в девушку, ожидая, что она скажет в своё оправдание.

— Какая тебе разница, хожу я туда или нет? — недовольно закатила глаза Серена, но Забини проигнорировал её вопрос, задав свой:

— И что, Люпин теперь преподаёт у нас Зелья?

Том бы сам хотел встрять в разговор, потому что и ему было чрезвычайно любопытно, что это за задание такое от профессора Защиты, на которую девушка не ходила после пятого курса?

— Вообще-то, это больше по части целительства, но это не твоё дело, — терпеливо проговорила девушка, но было видно, что её уже начинает раздражать его любопытство.

— Ты права, не моё, — безапеляционно заметил Маркус и выпустил листы из рук, так что Серена едва успела подхватить их.

— Спасибо, это ведь такая тяжёлая просьба, — закатила глаза она.

Видимо, её уничижительный тон тронул его: Маркус на секунду прикрыл глаза, шумно выдохнув, и вновь выхватил листы из её рук. Внимательно взглянул на записи ещё раз и пренебрежительно заключил:

— Я посмотрю, что можно сделать.

И скрылся, не сказав больше ни слова. Том и Серена остались смотреть юноше вслед и, не сговариваясь, проводили его спину вплоть до лестницы, ведущей в подземелья.

— С ним что-то не так, — сделала вывод девушка, и Пьюси насмешливо фыркнул:

— Он — Маркус Забини. Думаю, это всё объясняет.

— Да нет же, — запальчиво проговорила Малфой, но сразу же остыла и попыталась объяснить свою точку зрения:

— Его взгляд... Он пытается делать вид, что всё под контролем, что он Маркус Забини, но его что-то гложет. Ты просто не видел, с какой виной он смотрит на Доминик, пока никто не видит! Ему как будто жаль, что всё так произошло, как будто есть какая-то причина, почему он ведёт себя так...

Том наблюдал за попытками Серены со снисходительной усмешкой и искренне недоумевал:

— Зачем ты всегда пытаешься оправдать чьи-то мудачьи поступки?

— Это чьи это, например? — возмутилась девушка.

— Твоего брата, — предложил вариант Том, и Серена, поморщившись, кивнула. — Забини. Джеймса Поттера, — с особой интонацией он выделил последнее имя.

Серена раздражённо вздёрнула брови и хмуро уставилась на друга, буркнув:

— А почему ты себя не записал в этот список?

Том открыл было рот, но не нашёл, что сказать.

Да уж, его мудачьи поступки она тоже всегда оправдывала.

— В отличие от многих, я вижу дальше своего носа, — в том же тоне продолжила девушка. — И знаю, что Скорпиус только хочет казаться самодовольным придурком, это его образ, чтобы побесить отца и показать, что ему всё нипочём. Знаю, что Маркус не такой уж чёрствый мудак, хотя я и сама на четвёртом курсе настрадалась из-за его игр. Знаю, что Джеймс Поттер вовсе не горделивый сноб, каким кажется на первый взгляд. И знаю, как на самом деле ты переживаешь из-за всей ситуации с Нериссой и как боишься за Лилиан. За всеми масками всегда скрывается обычный человек со своими проблемами, ранами... и скелетами, — глядя прямо на него, заключила она.

Том вздохнул и покачал головой:

— Прости. Я идиот.

— Типичная фраза Томаса Пьюси, — всплеснув руками, высоким голосом выпалила Серена, и он поражённо уставился в ответ, приподняв брови:

— Не типичная фраза Серены Малфой.

Они глядели друг на друга исподлобья, пытаясь сдержаться, но не выдержали и дружно рассмеялись.

— Ладно-ладно, — Томас примирительно поднял перед собой руки. — Я сделаю вид, что тоже вижу, что у Забини появился веский повод бросить Доминик и уйти во все тяжкие с кучкой других девушек, если ты расскажешь мне, что у тебя с Поттером.

— Ха! — только и удалось выдать Серене — она была шокирована таким подлым шантажом. — Вообще-то мне всё равно, что ты думаешь о Маркусе, так что...

Чёрт.

— Ну тогда хотя бы скажи, что за задание от Люпина? — предпринял вторую попытку Томас.

— А что ты вообще обсуждал с Маркусом, пока я не подошла, если так не любишь его? — задала встречный вопрос девушка.

Это была не та Серена Малфой, которую он привык видеть. И он мог только гадать, что стало причиной такой резкой перемены. Уж не Джеймс Поттер ли?

— Ты в последнее время какая-то другая, — высказал он своё наблюдение.

— А ты всё такой же, — отмахнулась девушка.

Но она была не права. Какой бы проницательной Серена ни была, сколько бы ни анализировала поступки и слова других людей, в нём она ошибалась. Наверное потому, что считала его слишком благородным и порядочным, не хотела верить в то, что он способен на эгоизм и зло. Но Том знал, что способен. Он был способен на всё, чтобы достичь своей цели и быть в выигрыше. Видимо, с Нериссой у него гораздо больше общего, чем он представлял. Но вот беда: чем сильнее он становился похож на неё, тем меньше у него оставалось точек соприкосновения с Лилиан.

Но тогда, если он навсегда избавится от Лестрейндж, сможет ли его принять Лилиан?

В подземелья он вернулся после того, как умыкнул с кухни несколько пирожных — всё-таки пропускать обед было очень плохой идей. Комната встретила его кромешной темнотой, оповещающей о том, что Вильгельм ещё не вернулся. Однако, осветив помещение тусклым светом лампы, Том понял, что был не один. На кровати, положив одну ногу на другую, расположилась Нерисса.

— Где ты был?

— Почему ты не на Уходе?

Одновременно спросили они, и Пьюси нервно сглотнул.

— В библиотеке, — он продемонстрировал девушке книгу и на автомате доложил:

— Люпин дал мне разрешение за посещение Запретной секции, чтобы взять литературу для проекта. А что?

— Просто тебя не было на Рунах, — небрежно пожала плечами Лестрейндж. — Подумала, что ты занимаешься чем-то предосудительным.

Том прекрасно понял намёк, но сделал вид, что скрывать ему нечего. Нерисса вальяжно поднялась с кровати и неторопливо подошла к нему, заглянув в глаза снизу вверх.

— Напомни, что у тебя за тема?

— «Защита разума от воздействия тёмных чар», — заученно ответил он.

— Очень полезная тема. Должно быть, она очень важна, раз ты выбрал именно её? — лукаво спросила девушка.

Пьюси напряжённо посмотрел ей в глаза и нервно хмыкнул:

— Это просто тема для проекта. Надо было выбрать, и я выбрал. А что у тебя? — спросил он, чтобы сменить тему.

— «Тёмные маги: неизвестные факты их биографии», — чётко проговорила она, глядя в ответ.

— Интересно, должно быть, — дёрнул уголком губ Том.

— Ещё как.

Нерисса похлопала его по груди и растянула губы в коварной улыбке, прежде чем направиться к выходу.

— Ты забыл рассказать, что прогуливался с Гилл у Чёрного озера, — напоследок сказала она, и дверь за ней захлопнулась.

Том прикрыл глаза, обречённо выдохнув.

Нерисса всегда была на шаг впереди.

* * *

Альбус тенью выплыл из кабинета и сознательно повернул в другую сторону от Скорпиуса, который ещё перед занятием оповестил всю аудиторию о том, что со звонком нагрянет в спальню и завалится спать до ужина. Он старался проводить с ним как можно меньше времени наедине, и Малфой услужливо сообщал, когда Поттеру не стоит появляться в их комнате. Очень заботливо с его стороны, ничего не скажешь.

Вот бы ещё Деметрия так подыгрывала ему! Но нет, она сознательно мельтешила перед глазами с таким видом, словно это Альбус натравил на её брата боггартов! Ха! И чего она ждала? Что он приползёт к ней на коленях с букетом её любимых роз и будет просить прощения за то, что бросил девушку одну в лабиринте?! Да как бы не так!

Поттер зло выдохнул и постарался привести сбившееся дыхание в норму, считая про себя до десяти. Это успокаивало. Но не настолько, чтобы он не захотел разнести Бамбардой первое, что под руку попадётся!

— Мисс Поттер, вы забыли сдать эссе!

Рыжая шевелюра сестры показалась из-за двери кабинета Защиты, и Лили с гримасой боли и унижения остановилась и возвела глаза к потолку. Тедди догнал её на выходе и требовательно протянул руку.

— Домашнее задание съел гиппогриф, — сверкая кристальной честностью, отрапортовала девушка.

— Лили, — укоризненно покачал головой Люпин. — Это уже второй раз, когда ты приходишь на урок неподготовленной. И я ещё молчу о твоих постоянных опозданиях.

— Ну, Тедди, не начинай. Не будь, как папа, — она закатила глаза и скосила их вбок, ища спасение, но, наткнувшись на Альбуса, ойкнула.

— И почему ты не готовишь домашние задания? — строго поинтересовался тот, только сейчас осознав, что эта картина привела его в чувство.

Лили открыла и закрыла рот, так ничего и не ответив, и даже дёрнулась, намереваясь сбежать от суровых взглядов профессора и старшего брата, когда в их беседу вклинился четвёртый участник.

— Лили, я тебя искал!

Альбус проводил взглядом руки Эвана Криви, скользнувшие по талии сестры, и медленно поднял глаза на его улыбающееся лицо. Но хаффлпаффца, кажется, нисколько не смущало ни присутствие профессора, ни брата Лили, который мог очень доходчиво объяснить, почему не стоит трогать его сестру. Хотя, так поступил бы Джеймс, а Ал только нахмурился, выражая своё отношение к тому, что увидел, лишь взглядом.

— Пошли, — Лили поспешно схватила Криви за руку и в последний раз взглянула на Тедди и Альбуса. — Я занесу эссе завтра, обещаю. Увидимся, Ал!

И они скрылись в толпе под недовольным взглядом Поттера и насмешливым — Люпина.

— Даже не успел заметить, когда она стала такой взрослой, — усмехнулся он, покачав головой. — Вы все.

— Да уж, — проворчал Ал и нервно передёрнул плечами. — Главное, чтобы она не считала себя слишком взрослой, чтобы...

Он оборвал сам себя, прогоняя эти дурацкие мысли из головы, и поймал внимательный взгляд Люпина.

— У тебя всё в порядке?

Ну вот...

— Конечно, — стараясь звучать уверенно, кивнул Поттер.

Тедди кивнул в ответ, но по взгляду было видно, что он не поверил ему. Приоткрыв дверь в свой кабинет, он сделал приглашающий жест внутрь и улыбнулся уголками губ:

— Не хочешь зайти? У меня есть успокаивающий травяной чай и ватрушки от бабушки Молли.

Альбус негодующе уставился на него.

— А почему она нам ничего не прислала?

Посмеиваясь, Люпин положил руки на плечи юноши и почти насильно завёл его в кабинет. Тот смиренно упал на стул, который мужчина любезно пододвинул к учительскому столу. Ал недовольно следил за Тедди исподлобья, пока тот хлопотал с чашками и заварником.

— Рассказывай, — закончив, он сел напротив и ненавязчивым движением придвинул к Альбусу дымящуюся кружку.

— Нечего рассказывать, — буркнул юноша в ответ и устремил всё внимание на ароматную ватрушку.

— Вы со Скорпиусом до сих пор не разговариваете?

Ал вздрогнул и замер, не донеся отломленный кусочек лакомства до рта. Сглотнул и нахмурился.

— А должны?

— Прошёл уже месяц, — Люпин пожал плечами. — Вы были не разлей вода пять лет, а теперь делаете вид, что друг друга не существует. Я просто хочу знать, сколько ещё вы продержитесь и будете дуться друг на друга, прежде чем осознаете, что ваша дружба куда важнее мелких недоразумений.

— Недоразумений?! — тотчас вспыхнул Ал. — Если бы это произошло случайно, я бы слова ему не сказал, но Малфой сделал это преднамеренно! И делал на протяжении целого месяца, пока не зашёл слишком далеко! Ему было плевать, что это мои брат и сестра, ему было плевать на моё мнение и мои чувства! Так почему я должен бежать мириться к нему?!

Возможно, если бы он высказал это Малфою, то не сорвался бы сейчас при профессоре и крестнике отца, но ему проще было наказывать друга молчанием и копить обиду внутри. Держать в себе всё, пока чаша терпения не переполнится и ему не останется другого выхода, как выплеснуть гнев на ком-нибудь или чём-нибудь. Он стал напоминать себе Лили, только у неё выбросы случались непроизвольно, а вот Альбус делал это вполне осознанно. И, кажется, уже был готов сорваться снова.

— Я понимаю, что он поступил неправильно, но ты ведь даже не поговорил с ним, чтобы понять его мотивы, верно? — Тедди был спокоен и рассудителен, но Поттера это бесило ещё больше.

— Да какие тут могут быть мотивы? — снова завёлся он. — То, что он ненавидит Джеймса? То, что ему по кайфу издеваться над другими людьми? То, что...

Альбус только сейчас вспомнил, что стало первопричиной всех последних событий, и задохнулся своими же словами. И Люпин озвучил их за него:

— Ну, Скорпиус начал относиться к Джиму так только после того, как тот покалечил Серену. Думаю, если бы такая ситуация произошла с Лили, ты отреагировал бы так же. А вот Джеймс с самого начала был настроен против слизеринцев крайне враждебно, так что не удивительно, что получил такое отношение в ответ.

— То есть, ты хочешь сказать, что это Джеймс мудак и всё это происходит из-за него? — с иронией переспросил Ал.

— Я хочу сказать, — проявляя максимум спокойствия, проговорил Тедди, — что у всех людей есть мотивы для тех или иных поступков. Что каждый может ошибаться, думая, что делает всё правильно. Что, в конце концов, все живут с этими ошибками как могут. И только от тебя зависит, понять и принять это или дальше строить из себя обиженного на мир страдальца.

Если бы в его словах не было смысла, Альбус, должно быть, даже обиделся бы, но на деле — слишком задумался и даже не обратил внимания. Если отбросить эмоции, он действительно мог понять Скорпиуса, найти в его действиях вполне разумную логику и даже оправдать его поступки. Но этот гнусный упрямый процент обиды не позволял ему простить друга.

— Я не диктую тебе, что делать, но подумай над моими словами.

— Хорошо-хорошо, — недовольно процедил в ответ Поттер и залпом опустошил кружку с уже остывшим чаем.

Люпин хотел было сказать что-то ещё, но дверь в кабинет резко распахнулась, с грохотом ударившись об стену, и на пороге появился перепуганный равенкловец.

— Профессор Люпин, там... третьекурсники... устроили... дуэль... — сбившимся голосом пытался объяснить он, — и у одного из них...

Профессор резко поднялся со своего места и поспешил за мальчишкой, на ходу кинув Альбусу:

— Подожди меня здесь, я хотел ещё обсудить... — следующие слова юноша уже не расслышал за закрывшейся дверью.

Он остался в кабинете один на один с гнетущей тишиной и собственными мыслями. Часы, отбивающие чёткий ритм утекающего времени, были единственным, что позволяло ему пребывать в реальности.

Люпина не было довольно давно, и Альбус успел заскучать. Рассудив, что, если там произошло что-то серьёзное, то профессор обязательно сопроводит учеников в Больничное крыло или к директору, а значит, не будет его ещё долго. С этими мыслями он допил уже третью кружку чая и доел вторую ватрушку и поднялся со своего места. Но только хотел двинуться в сторону выхода, вздрогнул от внезапного шороха. Порывисто обернувшись на звук, он наткнулся на старый платяной шкаф, который время от времени дрожал и трясся на месте. Юноша сглотнул и неосознанно сделал шаг назад, но так и замер, не сводя с него напряжённого взгляда. Это был Хогвартс, кабинет Защиты от тёмных искусств, и там могло находиться что угодно: от надоедливых пикси до отвратительных гарпий, а то и вовсе чего-то жуткого, вроде химеры или мантикоры. Но что-то подсказывало Альбусу, что в шкафу таилось нечто иное. И он даже не представлял, кем оно предстанет перед ним.

Поттер всегда считал, что его главный страх — однокурсники, которые жестоко издевались над ним почти весь первый курс, но он так и не успел убедиться в этом наверняка. И сейчас ноги сами вели его к платяному шкафу. К встрече с его самым жутким страхом.

На мгновение, когда рука уже соприкоснулась с холодной дверной ручкой, он замешкался, испугавшись, что там могло оказаться что-то другое. Подумав, он отступил на пару шагов и, направив на дверь палочку, осторожно проговорил:

— Алохомора.

Он был готов к этому, хотя к горлу подступал едва контролируемый ужас.

Дверь со скрипом отворилась, но внутри не было ничего, кроме черноты. Альбус судорожно выдохнул и опустил напряжённые плечи. И на что он рассчитывал? Чего ждал с такой тревогой и одновременно нарастающим предвкушением. Чего..?

Поттер вновь вздрогнул, и в то же мгновение тело застыло в оцепенении. Ему даже не удалось моргнуть или протереть глаза, чтобы прогнать это наваждение. Но боггарт продолжал двигаться навстречу.

Он словно в собственное отражение смотрел, но вид самого себя ему не нравился. Нет. Пугал.

— Посмотри на себя, — послышался совершенно не его голос: озлобленный, ядовитый... змеиный. И глаза, яростные животные глаза блеснули в свете пробивающегося солнечного луча. — Стоишь тут, такой жалкий и никому не нужный. Тебе от самого себя-то не противно?

К горлу поднялся протест, но Альбус и слова вымолвить не мог. И был ли смысл? Ведь это — его главный страх.

Его самый жуткий страх — это он сам.

— Ты ведь никому не нужен, — продолжил тот, другой Альбус. — Все считают тебя лишним: семья, однокурсники, даже лучший друг предал тебя. Ты совсем один. И останешься один до конца своих дней.

Его начинало трясти. От раздражения, злости, обиды. От того, в конце концов, что всё это правда. Но больше всего из-за того, что юноша вдруг задумался: действительно ли он боялся остаться один или же боялся самого себя, но того, который говорил все эти слова?

— Всё, что ты можешь, это молчать и подстраиваться. Прятаться за спинами других. Прятаться за масками. Притворяться хорошим, чтобы доказать что-то им и самому себе, — чётко проговорил он, пронзая Поттера пристальным взглядом. — Ты просто змея. Змея, которая из раза в раз сбрасывает свою кожу. Да, Альбус Северус Поттер?

— Заткнись! — не выдержав, закричал Альбус. — Закрой свой рот!

Преисполненный ненависти, он вскинул палочку вперёд. Его рука дрожала. Он не представлял, что может сделать. Как можно представить это смешным?!

— Ри-ридикулус! — запнувшись, пролепетал юноша. — Ридикулус! Ридикулус!

— Ты не избавишься от меня, — на лице боггарта появился оскал. — Никогда. Ведь я — это ты!

Сердце колотилось как бешеное, а рассудок отказывался мыслить здраво. Поттер не мог удержать в голове ни одной мысли, только всепоглощающий страх окутывал его существо, заставляя биться мелкой дрожью. У него начиналась истерика. Боггарт перед глазами с каждой секундой становился всё более неразличимым, пока от него не остался лишь силуэт, а руки Альбуса тряслись настолько, что он едва мог держать палочку. Но она словно приклеилась к ладони.

— Ридикулус! — в отчаянии выкрикнул Альбус снова, но за слезами, которые тонкими струями лились из глаз, всё так же виднелся этот треклятый боггарт. Юноша всхлипнул, сморгнув слёзы, и издал истерический смешок. — Ридикулус! Исчезни, ублюдок!

Привидение дёрнулось, как от пощёчины, и пошло мелкой рябью. А Альбус продолжал нервно смеяться, потому что, казалось, уже сошёл с ума. Губы растянулись в кривой усмешке, и с них слетело хрипловатое:

— Да, ты прав, я не избавлюсь от тебя. Только это и забавно, потому что я отрицал всякое твоё существование пять лет, а вот ты... во всей красе. Наглядно показываешь, какой я монстр. Смешно, правда?

Было ни капли не смешно, но Ал продолжал судорожно смеяться — и боггарт вторил ему с присущей для него желчью. И чем дольше по кабинету разливался их истерический смех, тем призрачнее становился тот второй Альбус напротив.

— Импедимента! Депульсо!

Юноша не успокоился, пока не запер боггарта в шкафу несколькими заклинаниями и не вылетел из кабинета, словно его выдворили оттуда неведомыми чарами. На негнущихся ногах он преодолел опустевший коридор и залетел в первый попавшийся туалет, но только припал к раковине, как к горлу подступила тошнота. Его рвало долго и мучительно, но, вопреки надеждам, легче от этого не стало. Воспоминания о боггарте не вышли вместе с обедом, но осели в памяти тупой болью, которая продолжала пульсировать в висках.

Альбусу нужно было побыть одному и всё обдумать, но учебный день уже закончился, и ученики в своё свободное время могли находиться в любой точке Хогвартса. В комнате наверняка был Скорпиус. Астрономическая башня всегда привлекала чьё-то внимание, будь то влюблённые парочки или просто любители острых ощущений. На квиддичном поле могли проходить тренировки. А Карты Мародёров, чтобы проверить, у него под рукой не было. Он трижды проклял себя за то, что вчера вернул её Джеймсу: она отлично позволяла ему избегать Скорпиуса, Деметрию и... Аннабель; но хорошее быстро заканчивается, и сейчас приходилось действовать вслепую. Он не был профи в секретных ходах и мог найти их только с картой, но точно знал одно место, где несведущий человек мог оказаться едва ли.

На ходу приманив куртку из комнаты, он быстрым шагом спустился на первый этаж и направился прямиком к выходу из замка. Погода не радовала. Бледное солнце зависло над землёй, скрытое за низкими белесыми облаками, словно кто-то нечаянно капнул жёлтой краски на мокрый холст, и она расплылась по нему нечёткой кляксой. Сильный ветер задувал под джемпер, и Альбус уже отчаялся дождаться куртки, чары до которой, видимо, так и не достигли. Дорога до Гремучей ивы была сырой, и ботинки то и дело скользили в слякоти и тонули в грязных лужах. Он успел пожалеть, что выбрал местом уединения Визжащую хижину, но когда оказался в узком тоннеле, понял, что возвращаться в замок было ещё более скверной затеей. Корни то и дело опаляли его лицо пощёчинами, и это отвлекало от нехороших мыслей и пугающих воспоминаний. Думать об этом не хотелось, но именно за этим он и искал уединения. Только вот...

Когда Альбус поднялся в дом и дёрнул ручку двери, запоздало услышал шебуршение из соседней комнаты, но не успел остановиться. Буквально ввалившись в комнату, он так и замер на пороге. Замерла и девушка, сидящая на старом диване в вороватой позе, словно её застали на месте преступления. Это была Аннабель. Вокруг неё лежали какие-то заметки, маркеры и прямоугольные цветные наклейки, а на коленях — магловское изобретение, судя по рассказам дедушки Артура, называемое ноутбуком.

— Что ты... — на автомате проговорил Ал и запнулся. — Я помешал... Я пойду...

Он попятился назад, но натолкнулся спиной на закрытую дверь. Привалившись на неё, обрёл необходимую опору и бессильно опустил плечи. Взгляд Аннабель из напуганного преобразился в удивлённый, а на лице появилась лёгкая смущённая улыбка.

— Не обязательно, Альбус, ты не мешаешь, — заверила она, убирая с коленей ноутбук.

Только Поттер хотел запротестовать и убежать, она подвинулась так, словно собирается пригласить его присоединиться к ней, и мысленно юноша взвыл от такого поворота событий. Избегая её два месяца, он совершенно не ожидал столкнуться нос к носу именно здесь.

— Что привело тебя сюда? — спросила девушка с такой интонацией, как будто планировала слушать его душещипательную историю до конца.

Только вот он не собирался рассказывать.

— Я просто искал тихое уединённое место, — тут же признался он и мысленно дал себе подзатыльник, обозвав непроходимым тупицей. — Не думал, что сюда кто-нибудь приходит, — быстро добавил он, потому что уже и так сказал то, что не следовало.

— Всем иногда требуется уединение, так что, возможно, сюда иногда заглядывают, — пожала плечами Свифт и, подарив Альбусу внимательный и чуть обеспокоенный взгляд, сделала приглашающий жест на место рядом с собой.

«Отказываться было бы невежливо», — мысленно оправдал себя за эту слабость юноша и таки присел рядом. Втянул носом воздух, чувствуя сладкий аромат её духов, и замер в напряжённой позе, боясь шевельнуться. Повисло неловкое молчание. Да уж, лучше бы она заявила, что занята, и выпроводила его отсюда, чем это!

— А ты... — сглотнув тугой ком в горле, спросил он, — часто бываешь здесь?

Надо же знать, стоит ли приходить сюда ещё раз.

— Как минимум, раз в неделю, — непринуждённо ответила Аннабель, как будто не видела в этой ситуации ничего неловкого. — В Хогвартсе общаться с родителями не получится, а здесь чары замка уже не действуют. Мы разговариваем по Скайпу, — она кивнула на ноутбук и, заметив озадаченный взгляд Поттера, быстро пояснила:

— О, это магловская программа, с помощью которой можно увидеться и пообщаться со своими близкими, даже если они находятся на другом конце света. Что-то типа общения через каминные сети.

Альбус невольно улыбнулся, видя, как загораются её глаза, когда она рассказывает о чём-то из своего мира. Это было ужасно мило. Но он не позволил этому чувству теплиться в груди слишком долго, боясь, что уже не сможет контролировать его, и скованно проговорил:

— Здорово. Тогда я точно пойду, чтобы не мешать тебе.

— Мы уже поговорили, так что не переживай, — простодушно отмахнулась Свифт. — Я просто решила немного погуглить.

Она хлопнула себя по лбу ладонью и, покраснев, жалобно протянула:

— Прости-и-и, это тоже магловское. Типа... поиск информации, только не из книги, как у волшебников, а... из целой системы книг... Я не знаю, как объяснить, — плечи Аннабель обречённо опустились.

— Ничего страшного, я всё равно вряд ли пойму.

Альбус не мог оторвать от неё взгляда, но когда Аннабель неловко подняла на него глаза, быстро отвернулся. В последний раз он был здесь на первом курсе: прятался от Розье и его дружков, пока ещё не сдружился со Скорпиусом. За это время хижина почти не изменилась, но следы пребывания людей чувствовались во всём: в разбросанных по столу бумагах, других занавесках с рюшами, череде старых курток на некогда покосившейся вешалке. Нескольких гитарах с оборванными струнами, брошенных в дальнем углу.

— Хаффлпаффцы рассказывали, что несколько лет назад на их факультете старшекурсники организовали музыкальную группу и репетировали в каком-то заброшенном помещении, — проследив за его взглядом, объяснила Аннабель. — Видимо, здесь они и собирались.

Альбус дёрнул уголком губ.

— Да это место пользуется популярностью. Буду иметь ввиду, когда в следующий раз буду искать уединения.

Девушка прыснула в кулачок, и Поттер позволил себе присоединиться к ней. Видимо, придти сюда было не худшим решением. Хоть он и хотел побыть один, сейчас не представлял, куда бы завели его мысли, если бы здесь не оказалась Аннабель. Ей чудесным образом удалось отвлечь его от проблем, и он был только рад этому.

— Не расскажешь?

— О чём?

Он удивлённо покосился на девушку, и увидел, что она развернулась к нему и склонила голову на бок, внимательно наблюдая со своего места.

— Почему ты пришёл сюда, — объяснила она.

Юноша категорично качнул головой и вновь уставился перед собой. Он бы ни за что не смог рассказать ей обо всём дерьме, которое творилось в его жизни. О том, в конце концов, что он сам, по всей видимости, был не лучше тех, кого всегда осуждал. Аннабель была слишком совершенна, чтобы понять и принять это, и хоть Альбус не планировал производить на неё впечатление, ему не хотелось, чтобы она знала правду. Это было эгоистично и малодушно, но он хотел, чтобы хоть кто-то видел в нём хорошее, в то время, когда он сам этого в себе не видел.

Но ведь можно было рассказать не всю правду? Или это было не очень честно?

Прочистив горло, Поттер кинул на девушку беглый взгляд и таки заговорил:

— Ну, в общем то, всё началось с того, что я поссорился с другом. Некоторые слизеринцы решили устроить гриффиндорцам встречу с их страхом...

— Я слышала про это, — перебила его Аннабель, видимо, решив, что ему будет неприятно описывать все подробности.

Он увидел её сочувствующий взгляд, и всё внутри, почувствовав поддержку, вспыхнуло, словно от Инсендио:

— Это ведь ненормально? Да? Это ведь идёт в разрез с всякими нормами и правилами морали?! Я ведь не идиот, что до сих пор парюсь из-за этого, виню Малфоя в том, что он сделал, схожу с ума?..

И снова, как в случае с Люпином, он высказал всё, что копилось внутри последний месяц. Видимо, сдерживать всё это было очень плохой идеей, потому что сейчас он чувствовал себя сбежавшим пациентом пятого этажа из Мунго. И как только Лили не сходила с ума, притупляя свои эмоции? У неё ведь и срывов давно не было. По крайней мере, Альбус ничего об этом не слышал.

— В общем, я не знаю, как смогу его простить, — заключил он, поумерив свой пыл. — Плюс ко всему, позже выяснилось, что и Деметрия в этом участвовала. И это было как удар под дых. В итоге у меня не осталось никого, кому я могу доверять, я остался один среди слизеринцев, один на один со своим... В общем, это какой-то ад, и я не знаю, как выбраться, потому что, кажется, с каждым днём я погружаюсь только глубже и глубже.

В комнате повисла тишина, и Поттер даже успел пожалеть, что не сдержался.

— Прости, что вывалил всё это на тебя.

— Не переживай, я умею слушать, — заверила его Свифт, села поудобнее и, сжав губы в тонкую полоску, ненадолго задумалась. — Вряд ли, конечно, я дам толковый совет, потому что все мы люди разные и каждый сам решает, как ему поступать со своей жизнью. Но позволь, я задам вопрос? — она дождалась кивка Альбуса, но всё равно не сразу решилась спросить:

— Ты сказал, что не можешь простить Скорпиуса. А ты вообще хочешь его простить?

Поттер ожидал какого угодно вопроса, но только не этого. Это вроде бы было очевидно, иначе бы они уже помирились. И в то же время где-то в глубине души ему казалось, что он смог бы простить его, если бы Скорпиус сказал что-то, что бы дало понять его искреннее раскаяние. Но он не говорил этого.

— Я не знаю.

Аннабель кивнула, должно быть, что-то решив для себя.

— Когда ты найдёшь ответ на этот вопрос, ты поймёшь, сможешь ли простить его. Потому что это только твоё право и твоё решение, и никто не сможет сделать этот выбор за тебя, — она на мгновение замялась. — Это, конечно, моё мнение, но если Скорпиус принял эти условия, он всё-таки дорожит твоим мнением и этим правом. И покорно ждёт свой приговор.

Альбус кивнул, но сразу же закачал головой, усмехнувшись:

— Не думаю, что он так уж страдает в неведении.

— Думать за других, Альбус, — со вздохом проговорила девушка, — это наша самая большая ошибка.

Он кивнул и горько усмехнулся:

— Я грешен.

— Все мы такие.

Юноша слабо улыбнулся, в корне не согласный с её словами. Ведь Аннабель Свифт была лучшим человеком, которого он когда-либо знал.

— Спасибо, — шёпотом проговорил он и поднялся с дивана. — И ещё раз прошу прощения, если помешал тебе.

— Обращайся.

И он знал, что ему нет места в её жизни.

— Не уверен, что стоит, — остановившись посреди комнаты, Поттер развернулся к девушке лицом. Говорить было тяжело, но он знал, что это необходимо. — Нам не следует общаться. Я не хочу доставлять тебе проблемы, а они обязательно случатся, если Деметрии взбредёт в голову идиотская мысль, что мы... — он резко оборвал свою сбивчивую речь и потупил взгляд, боясь посмотреть на неё.

Аннабель понимающе кивнула и с лёгкой улыбкой спросила:

— Поэтому ты избегаешь меня?

Альбус вскинул голову и изумлённо посмотрел на неё.

— Что? Избегаю? Я не... — увидев, как она мягко улыбается в ответ, он лишь обречённо опустил плечи:

— Это что, так заметно? — девушка кивнула. — Прости.

— Ничего страшного, — пожала плечами Свифт. — Но спасибо, что объяснил, а то я уже решила, что сделала что-то не так.

— Нет, ты тут ни при чëм! — поспешно заверил её Ал. — Ты очень хорошая, и милая, и добрая!.. И... Ты ангел. Это я...

Кажется, он опять говорил совсем не то, что нужно...

Аннабель покачала головой и, поджав губы, внимательно посмотрела на сконфуженного юношу.

— Я просто человек, Альбус. Как и ты. Как мы все. И каждый из нас способен допустить ошибку, потому что все мы просто живём в этом жестоком мире и выживаем, как можем. Помни об этом, когда кто-то будет ждать твоего прощения. И, главное, помни, когда надо будет простить самого себя.

Альбус смотрел в её глаза и не понимал, откуда в Аннабель всё это. Как она могла так просто поселить у него внутри не только такое долгожданное для него умиротворение, но и принятие самого себя таким, какой он есть? А ещё: томительное ожидание того, что, возможно, всё ещё наладится.

До Хогвартса Ал добрался, даже не успев замёрзнуть, и первым делом спустился в слизеринскую гостиную. Он не знал, был ли Скорпиус в комнате, но впервые за месяц ему... не то чтобы хотелось поговорить с ним, нет, но уж точно увидеть. Разглядеть в его глазах муки сожаления, таившиеся за маской самодовольного придурка, которому никогда не бывает жаль. Что он понял из слов Аннабель, так это то, что каждый может оступиться и каждый заслуживает прощения. В том числе он сам.

Поттер буквально ворвался в комнату и почти сразу же нашёл глазами лежащего на своей кровати Малфоя. Прямо как тогда, после Хэллоуина. Тот приподнялся на локтях, напряжённо взирая на него в ответ, и Альбус мог только предположить, что написано на его лице в эту минуту.

— Привет, — пробормотал он, не найдя ничего лучше.

— Привет? — вопросительно вторил его голосу Скорпиус.

В комнате снова повисло молчание. Юноши сверлили друг друга взглядами: Альбус — оттого, что не мог пересилить себя и сделать нужный шаг, а Малфой — потому, что не знал, чего ожидать от друга в таком состоянии.

Да уж, на словах и в его воображении это было куда проще.

Поттер дёрнул головой в сторону, пытаясь отвернуться от Скорпиуса, который застыл, сидя на кровати в неестественной позе, словно собирался подняться на ноги, но так и не решился.

Нет, он не мог. Только не сейчас.

Шёпотом выругавшись, Ал возвёл глаза к потолку и быстро покинул комнату, оставляя Малфоя сидеть и тупо пялиться на закрытую дверь в полном недоумении.

Это была максимально идиотская ситуация, но даже после этого молчаливого диалога стало как-то легче. Он не увидел в Скорпиусе то, что желал увидеть, но ему внезапно показалось, что ничего и не менялось: что не было той ситуации с боггартами, что они не ссорились и не разрывали всякие контакты. Представлять это оказалось на удивление просто, и, наверное, это был шаг в нужном направлении. По крайней мере, Альбус вдруг осознал, что ему чертовски не хватало его придурковатого и такого упрямого друга.

В гостиной, куда Поттер спустился за неимением других вариантов, было немноголюдно. В кресле около книжных стеллажей он заметил одиноко сидящую Серену с увесистым томиком в руках. Вглядевшись, он понял, что это книга по целительству. На диванах у камина, подобно королю, расположился Розье с компанией своих приятелей. А за шахматным столиком он, к своему удивлению, обнаружил Деметрию. Девушка никогда не отличалась тягой к решению логических задач, и тем страннее смотрелась эта картина: она так внимательно следила за расстановкой фигур на доске, что даже не заметила, как Альбус подошёл к ней.

— Деми?

Забини вскинула голову, и её кукольное личико удивлённо вытянулось, но почти сразу приняло надменное выражение.

— Ал?

— Я хотел извиниться за то, что бросил тебя одну в лабиринте. Это был очень некрасивый поступок с моей стороны.

От принесённых извинений ему было ни горячо ни холодно, но при этом он не притворялся: после разговора с Аннабель он понял, что, в отличие от Малфоя, легко бы смог простить Деметрию. Наверное, потому, что на неё ему было плевать.

Девушка гордо вздёрнула носик и выразительно выгнула брови, а на губах заиграла победная улыбка.

— Я ещё не скоро забуду об этом, но ты можешь попытаться загладить свою вину.

Да уж, видимо, боггарт был прав обо всём, что сказал на его счёт. Иначе зачем он вновь приблизил к себе Деметрию, если не для своей выгоды?

* * *

За стеллажами с магловской литературой, которые находились в тупике в самой дальней части библиотеки, притаился укромный закуток с удобным столом у окна и двумя старыми креслами. Если бы Доминик узнала об этом месте раньше, проводила бы тихие вечера наедине с каким-нибудь любовным романом и стаканчиком кофе именно здесь. Нет, к чёрту любовные романы. И кофе туда же. Её темой было «Введение в психоанализ» Фрейда и ирландский виски, пятнадцатилетний.

— Ты серьёзно собираешься прочитать всё это, чтобы написать какое-то эссе?

Доминик оторвалась от книги и кинула на Пейдж беглый взгляд. Та, развалившись в кресле и закинув ноги в ботинках на стол, глядела в ответ с ироничным интересом.

— Ты предлагаешь другой вариант?

— Забить на это.

Уизли хмыкнула и, покачав головой, вновь опустила глаза на разворот книги.

— Нет, серьёзно, ты ведь понимаешь, что всё вот это, чему нас тут учат — пустая трата времени и денег твоих родителей?! Банальная фикция! — вскочив на ноги, завелась Холли. — Мы не учим то, что может пригодиться нам в реальной жизни! Ну, вот на что тебе знать, в каком году тролли подняли очередное восстание или как сварить «Рябиновый отвар», если он продаётся в каждой аптечной лавке?!

Она всплеснула руками и, упав обратно на мягкое кресло, обиженно скуксилась, словно это действительно задевало её. Доминик не могла не улыбнуться, наблюдая за её по детски надутыми губами и хмурым взглядом, и вздёрнула брови, спросив:

— А как же Экспелиармус? Я слышала, Гарри Поттер только им одним в пух и прах порвал всех тёмных волшебников.

Пейдж открыла рот, но, видимо, все её аргументы после этого довода испарились под действием Эванеско.

— Ты не ходишь на Защиту, так что... — после небольшой паузы, она безапелляционно развела руками.

— Ну, так его изучают на втором курсе.

Холли шумно выпустила из себя воздух и возвела глаза к потолку.

— Я просто уже хочу уйти куда-нибудь, а не сидеть в библиотеке в первый не дождливый день за неделю!

— А ты сама, что, уроки вообще не делаешь? — поинтересовалась Доминик, на что получила такой взгляд, что всё стало понятно без объяснений. — Как же ты до сих пор продержалась здесь и не вылетела из школы?

— Пиши уже своё эссе быстрее и пошли отсюда, — фыркнула Пейдж, проигнорировав вопрос, и Доминик с усмешкой уставилась на пустой лист пергамента.

Не то чтобы ей действительно хотелось работать над этим дурацким эссе, но впервые за долгое время она чувствовала себя не так паршиво, что даже решилась сесть за домашку. Докатилась. Или это стоило считать прогрессом и радоваться позитивным переменам? Во всяком случае, таблетки работали, а присутствие Пейдж помогало ещё больше.

Просидев за работой под недовольное причитание спутницы ещё минут десять, Доминик сдалась окончательно и с характерным звуком захлопнула томик, от которого вверх поднялось облачко пыли. Пейдж, услышав этот благословенный звук, вскинула голову и встретилась с ней лукавым взглядом.

— Уже всё что ли? — ехидно спросила она.

Доминик неслышно передразнила её и, отвернувшись, чтобы та не увидела, усмехнулась. Кто бы мог подумать, что все её проблемы решатся с появлением одного единственного человека? Клин клином вышибает, так ведь говорят? Но она не думала, что это поможет. Избегла чувств и привязанностей, чтобы не обжечься снова, заставила себя не любить, почти превратилась в бесчувственную куклу, спрятанную за слоем масок. Но лекарство оказалось на удивление банальным — девочка с тёмными спутанными волосами и глазами цвета горячего шоколада. Только вот более особенного человека она не встречала. Проблема была одна: теперь Доминик казалось, что, если Пейдж вдруг исчезнет из её жизни, — в этот раз она не выдержит и сломается окончательно. Она не верила в хэппи энды.

Захватив со стола учебники, Уизли вышла из укромного уголка и направилась к стеллажу с книгами по Истории магии. Между рядами было пусто, и она была только рада этому: в последнее время — а конкретно, с того момента, когда Забини бросил её — Доминик старалась как можно меньше светиться на публике, потому что устала делать вид, что ей плевать на это расставание, устала показывать всем несгибаемую слизеринскую Королеву, в конце концов, устала доказывать, что у неё всё в полном порядке. А правда была в том, что она устала жить. По крайней мере, ту жизнь, которая была у неё прежде.

— Привет?

Доминик вздрогнула и едва не вскрикнула от неожиданности, когда в её пространство вторгся...

— Джеймс, — не слишком дружелюбно выдохнула она и смерила кузена тяжёлым взглядом.

Они не разговаривали с того случая у Чёрного озера, и тогда при разговоре с Пейдж Доминик даже решила, что Джеймс заслуживает второй шанс. Они заслуживают второй шанс, чтобы начать всё сначала. Но после ей было совсем не до этого, и, в конце концов, воспоминания о том разговоре практически стёрлись, и сейчас она не могла найти ни одного аргумента, чтобы пойти кузену навстречу. Ей это было не нужно. У неё была Пейдж, и — пока что — этого было достаточно.

— У тебя всё... в порядке? — неловко взглянув на неё, спросил Поттер.

— У меня всё прекрасно.

Порой Доминик сама начинала верить в свои слова, так часто она говорила эту ложь. Она срывалась с губ так же естественно, как если бы девушка отвечала, что ненавидит тыквенный сок — а она ненавидела его самой лютой ненавистью, — свою фамилию и Диану Принц. К-Комбо.

— Точно?

— А ты правда хочешь знать?

Доминик была убеждена, что на самом деле Джеймсу плевать, но не понимала, зачем тогда он лезет к ней с этим бесполезным братским участием?!

— Если бы мне было всё равно, я бы не спрашивал, — как будто бы оскорблённо отозвался он, и Доминик это только рассмешило.

— Ну, прости. Ты не интересовался моей жизнью... — она картинно задумалась и широко раскрыла глаза, вспомнив, — никогда, а теперь вдруг решил, что тебе есть в ней место. Я просто хочу знать, насколько в этом сыграло роль твоё стремление казаться лучше, чем ты есть?

— Что?.. — опешил Джеймс, не понимая, к чему она клонит. Но, сообразив, недоверчиво прищурился и вкрадчиво проговорил:

— Я не делаю это для галочки или из каких-то корыстных целей, Доминик.

Девушка издала короткой смешок и закачала головой. Если бы она верила людям на слово, давно была бы в метре под землёй.

— Тогда почему ты пришёл именно сейчас, когда я уже настолько отвыкла от нормальных человеческих отношений, что довериться кому-то — то же самое, что сразу вырыть себе могилу и поставить надгробие «опять на те же грабли»?!

Джеймс опешил и не нашёлся с ответом, а вблизи послышались громкие шаги, и уже через несколько секунд в проходе, в котором остановились молодые люди, показалась мадам Бабблинг.

— Молодые люди, нельзя ли вести себя потише?!

Её строгие глаза пускали искры, и, преисполненная праведным гневом, её маленькая на фоне высоких стеллажей фигурка смотрелась до того грозно, что любой бы уже слился с пространством, как от Дезиллюминационного, и бежал из Хогвартса. Но Доминик было плевать, и она лишь закатила глаза, в то время, как Джеймс стыдливо потупил глаза:

— Простите, мадам Бабблинг, мы постараемся потише.

Женщина сверкнула глазами и, подарив молодым людям предупреждающий взгляд, цокая каблучками, удалилась. Атмосфера откровений была нарушена, и Доминик уже показалось, что никаких объяснений от кузена не дождётся, но он, сжав губы до побеления, признался:

— Я был идиотом.

— Это я и без тебя знаю, — со смешком девушка закатила глаза.

— И я не замечал ничего и никого вокруг, — не стушевавшись, продолжил Джеймс. — До того зациклился на себе, пытаясь измениться, что в итоге потерял самого себя. Тебе ведь это знакомо?

О да, знакомо. Только помимо себя, она потеряла всё остальное. И, в первую очередь, свою семью. Если, конечно, она была. Впервые за много лет она действительно ясно видела всю картину произошедшего, и, наверное, смогла бы ответить на вопрос: почему всё произошло именно так. Вот только был ли в этом смысл?

— Это ничего не меняет, — Доминик категорично качнула головой. — Ты ведь понимаешь, что мы не сможем просто взять и стереть прошлое? И все болезненные воспоминания, которые у меня связаны с детством и с вами, не исчезнут по мановению волшебной палочки. А пока они здесь, — она с силой сдавила пальцами виски, — я не смогу переступить через всё это. Как бы ты ни хотел. И это не изменит даже то, что мы... чем-то похожи...

Возможно, она просто придумывала причины, почему не могла помириться с кузеном, искала повод, оправдывала себя этим. Но сейчас она была не готова. В её жизни происходило столько всего, что налаживание отношений с родственниками стояло на последнем месте в списке её проблем. А, может, сейчас это было и не нужно.

— Ладно, я понял, — спустя долгую паузу, пробормотал Джеймс. — Но я просто хотел сказать, что понимаю, и что мне очень жаль. Когда Тедди только сказал мне об этом...

Доминик словно током ударило.

— Тедди?

— Да, он намекнул и...

Между стеллажами прокатился смех. Истерический смех, который Доминик просто не смогла сдержать. И на что она рассчитывала? На то, что Джеймс, который всегда был зациклен исключительно на себе, вдруг на самом деле что-то осознает? Это было настолько глупо, что она почувствовала себя настоящей идиоткой.

— О, ну всё ясно! — зло усмехнулась она. Почему-то было больно. — Вот откуда это внезапное желание всё исправить: Люпин надоумил! Так вот, передай ему, что я не нуждаюсь ни в чьей помощи. Ни в его, ни в твоей! Точка.

Она даже не успела сообразить, как оказалась в тупике и упала в покрытое пыльной обивкой кресло. Руки тряслись от гнева и отчаяния, и Доминик начала судорожно копаться в сумке в поисках таблеток, потому что после последней дозы из-за перепалки с Джеймсом её начало отпускать, и, найдя, проглотила несколько капсул на сухую. В горле начало саднить, но ей было плевать. Главное, чтобы это отвратительное чувство прошло.

Почувствовав слабость от принятия медикаментов, Уизли упала на мягкую спинку кресла и наконец-то смогла расслабиться. Внутри образовался вакуум. Пустота, но она нравилась ей. Это было лучше, чем сотни мыслей и голосов, которые кричали и бились в пустоту. Стало действительно легче. Наверное.

Только открыв глаза, Доминик вспомнила, что была здесь не одна. Пейдж смотрела на неё со своего места с примесью беспокойства и разочарования.

— Какие-то проблемы? — резче, чем хотелось, выпалила она.

Холли молчала, но глаза выдавали все её мысли, которые Доминик не могла прочесть. Ей нужно было понять, что она думает, узнать её мнение, получить ответ на вопрос, который даже не успел сформироваться в её голове. Она не верила в телепатию, но, когда Пейдж спросила, усомнилась в своих установках:

— Что-то случилось?

— Джеймс случился! — тотчас вспыхнула она. — С очередной порцией своих сожалений! О, и знаешь, почему он вдруг решил резко наладить со мной отношения? Люпин ему рассказал, какая я несчастная, и как мы похожи!.. — Доминик горько усмехнулась. — Самое тупое, что мне на самом деле начало казаться, что он понимает меня.

Отчасти ей было неловко, потому что она никогда не открывала свою душу перед кем-то. Она чувствовала, словно обнажилась перед всем светом, но было уже поздно закрываться и вновь уползать в свой закрытый укромный мирок. Просто потому что она уже показала все свои слабые стороны, и отступать было некуда. Alea jacta est.

— Почему ты думаешь, что это не так?

Доминик поморщилась. Для неё это было очевидно, ведь она знала Джеймса всю свою сознательную жизнь и, даже когда он изменился, забыв про озорника Джима, и стал тем, кого она видела сейчас — всё равно оставался самодовольным придурком, который думает только о себе...

— Что между вами произошло? — задала новый вопрос Пейдж. — Не после того, как ты поступила на Слизерин, а до Хогвартса...

Ответить на этот вопрос оказалось сложнее, чем Доминик предполагала.

— На самом деле, ничего критичного, — подумав, призналась она. — Просто он был Джеймсом, придурком, который любил развлекаться за счёт других, устраивать идиотские розыгрыши и быть в центре внимания. Ничего особенного и не происходило: мы не ссорились, ничего не делили, мы в принципе-то почти не общались. Наверное, это и была основная проблема. Я ведь хотела, — это признание далось слишком тяжело. — А им было плевать: им было хорошо и без меня. Я помню случай... — Доминик горько усмехнулась. — Тогда ОМУТ только вошёл в обиход и ещё не было по-настоящему интересных магических программ, даже трансляций квиддичных матчей не было. Но тётя Гермиона где-то достала нам магловскую запись фильма, длинной многосерийной истории про сестёр, которые обнаружили в себе колдовские способности. Мы тогда гостили у Поттеров всей братско-сестринской оравой, а родителей почему-то не было, не помню... В общем, мы смотрели этот фильм, и мне он так нравился. Тогда я ещё не проявила магию, и очень боялась, что я — обычный сквиб, — поделилась она. — А, смотря на этих сестёр-колдуний, я представляла себя такой же, и мне уже было не так страшно. Но, конечно, всё это длилось недолго, потому что Джиму фильм быстро наскучил, и он решил заставить всех играть в прятки. Мне было жутко обидно, потому что я хотела смотреть дальше, но он всё выключил и буквально вынудил нас играть по его правилам... Я спряталась на чердаке в сундуке с какими-то затхлыми тряпками и сидела там очень долго, — девушка издала смешок. — А просто никто не искал. Джиму и это надоело, и, быстро найдя большую часть кузенов и кузин, он объявил новую игру. Я была слишком далеко, и не слышала, а, когда спустя несколько часов спустилась вниз, потому что уже не могла сидеть там и дышать пылью, увидела, как они радостно жуют мятные конфеты, которые принесли родители. И им всем было настолько плевать на меня, что, мне кажется, если бы я просидела там ещё несколько дней — никто бы не заметил. Наверное... — Доминик на мгновение задумалась, — наверное, каждая такая мелочь, которая тогда не казалась мне такой уж мелочью, заставила меня считать себя никому не нужной, не интересной и просто... лишней. Детская обида, зависть, скрытое желание измениться и показать, что я тоже могу быть классной и всем нравиться... и вот я на Слизерине, снова бьюсь в попытках доказать что-то кому-то и одновременно не повеситься от всего говна, которое происходит с моей жизнью. Не очень весёлая история, да?

Уизли уставилась на свои стиснутые пальцы, боясь поднять глаза и посмотреть на Пейдж. Наверняка, она опять заявит, что Доминик сама провела эту черту, что сама виновата в том, что так отдалилась от всех, что...

— А ты всё лучше понимаешь саму себя, — послышался голос Холли, и она удивлённо вскинула голову.

Пейдж улыбалась уголками глаз и смотрела слишком тепло. Это было ей не свойственно, но от одного её взгляда на душе у Доминик стало немного легче. Она попыталась улыбнуться в ответ, но губы дрогнули, а лицо скуксилось от плача. Вниз по щеке медленно скатилась одинокая слезинка, и девушка затрясла головой, чтобы смахнуть её и одновременно с этим не показываться Пейдж в таком виде. Однако, её это не волновало: она поднялась с кресла, со скрипом отодвинув его назад, и торжественно провозгласила:

— Мне кажется, нам надо выпить. У тебя есть что-нибудь стоящее?

Доминик удивлённо покосилась на Пейдж, перестав бороться с подступающими слезами, и не сдержалась от того, чтобы усмехнуться:

— Что, твои запасы исчерпались?

Та неопределённо повела плечами, и Уизли нахмурилась, вспомнив недавний скандал, который учинила ей мать.

— Родители недавно прислали громовещатель, когда заметили, что я гоняю Мэдди из «Ракушки» в Хогвартс за алкоголем. Так что я на мели, — на секунду она задумалась и заговорщически сверкнула ещё блестящими от слёз глазами. — Но я знаю, где можно достать то, что тебе нужно.

Быстро сложив вещи в сумку, Доминик поднялась из-за стола, схватила Пейдж за руку и уверенно повела на выход из библиотеки.

— Это будет что-то противозаконное? — на полпути к слизеринской гостиной, уточнила та, и Уизли, дёрнув уголком губ, издала предвкушающий смешок.

— Не совсем. Этот человек мне должен. Очень многое должен. И будет расплачиваться прямо сейчас.

— Бедняга, — ухмыльнулась Пейдж.

— Поделом будет.

Навстречу им вывернули два слизеринских пятикурсника, имена которых Доминик даже не помнила, и странно покосились на неё. Наверное, теперь каждый второй смотрел на Королеву так, словно у неё выросли рога или раздвоился язык, и теперь она шипела, как змея. Она пыталась не обращать внимания, показать, что выше этого, но внутри всё кричало и билось в истерике. И сейчас, не выдержав, она раздражённо выпалила:

— Что уставились?

Парочка испуганно округлила глаза и быстрым шагом прошла мимо, но от Доминик не утаился их шёпот за спиной. Обернувшись, она увидела, как они то и дело оборачиваются, продолжая шептаться, и зло выдохнула. Резко отвернулась и, громко цокая каблуками по камню, поспешила в гостиную, даже забыв, что Пейдж всё это время была с ней. Та догнала её только у прохода, и, ободряюще улыбнувшись, первая зашла внутрь. В гостиной было немноголюдно: Розье и его приятели расположились на диване, Серена — возле книжного шкафа, и, неожиданно, Альбус вместе с Деметрией, только поднявшись из-за шахматного столика, двинулись им навстречу. Кивнув кузену и проигнорировав свою протеже, Доминик быстрым шагом преодолела помещение и свернула в коридор мальчиков. На вопросительный и заинтригованный взгляд Пейдж лишь отмахнулась и уверенно подошла к двери в комнату Маркуса. Она оказалась заперта, и девушке хватило простого Алохомора, чтобы отпереть её. Комната была тускло освещена двумя настенными светильниками, но даже в этой полутьме она могла разглядеть полог кровати бывшего парня и тумбочку возле неё. Устремившись к ней, Доминик принялась судорожно потрошить содержимое, но ничего, кроме всякого хлама, вроде графитных карандашей, чернил и каких-то набросков, не нашла. Случайно выхватив взглядом содержимое одного из них, девушка замерла от неожиданности: на холсте была изображена она, такая, какой её не видел никто, кроме них двоих. Сглотнув колючий ком, она смяла рисунок в ладони и выбросила его на середину комнаты. Она не хотела думать и рассуждать о том, что их связывало с Маркусом, потому что с её стороны осталось только обида и желание сделать так же больно. Вот только Доминик не смогла бы причинить ему никаких страданий, ведь он был бесчувственным ублюдком, которому и простые человеческие чувства, как сострадание и вина, были чужды, а значит — таких чувств, как отчаяние, боль или скорбь, он и вовсе не знал.

Так и не обнаружив того, что искала, она раздражённо захлопнула дверцу тумбы. Конечно, Забини не стал бы прятать такое на самом видном месте! Подумав, девушка полезла под кровать и извлекла из под неё чемодан. Тишину комнаты прервал звук расстёгивающейся молнии, и, приподняв крышку, Доминик довольно усмехнулась и достала на свет одну из бутылок. Огденский виски.

— Доминик? — откашлявшись, обратились к ней, и это была совсем не Пейдж.

Девушка вздрогнула и порывисто обернулась: на соседней кровати, держа в руках книгу, полулежал Бернард Причард, сосед Маркуса.

— Чёрт! — громким шёпотом выпалила она. — И давно ты здесь?

— С самого начала. Не хотел прерывать твоё увлекательное занятие.

Доминик закатила глаза и услышала, как в стороне усмехается Пейдж: она осталась стоять в дверях, прислонившись плечом к косяку. Захлопнув чемодан и убрав его обратно под кровать, девушка поднялась на ноги под насмешливым взглядом Причарда.

— Ты знаешь, где у него могут быть сигареты?

— Посмотри в пальто, — с усмешкой пожал плечами тот и кивнул на висящую на спинке стула вещь.

В кармане действительно обнаружилась пачка, и, забрав её, Доминик направилась к двери.

— Если Маркус спросит, куда всё делось...

— Можешь сказать, что я вернула его должок.

— Ну, что, теперь к тебе? — уточнила Пейдж, когда девушки покинули комнату.

— Там наверняка Бефф и Сара, а я не очень хочу проводить с ними время... — она ненадолго задумалась, остановившись посреди коридора мальчиков. — Но я знаю место, где нечасто появляется кто-то. По крайней мере, я на это надеюсь.

— На озере или квиддичном поле холодно, — напомнила Холли.

— Спасибо, я и не знала.

Пейдж пихнула её плечом в бок, и Доминик нервно рассмеялась, предвкушая следующие несколько часов, как нечто волнительное, грандиозное и поражающее воображение. Это была простая посиделка в заброшенном здании с алкоголем и странной девчонкой, но она ждала именно этого, потому что теперь видела смысл своего существования только в ней.

Быстро забежав в комнату за курткой, Уизли действительно обнаружила там Бефану в компании Сары и ещё нескольких семикурсниц, но не задержалась там надолго: девчонки предлагали ей присоединиться к их маленькому девичнику, но Доминик с натянутой вежливостью отказалась, потому что знала, что без неё им будет куда удобнее поносить её же. Она бы лучше напилась концентрированной настойки полыни, чем осталась в одной комнате с людьми, которые за глаза насмехаются над ней. Хотя она и жила так последние шесть лет. Видимо, наставления Пейдж работали, и Доминик решила изменить в своей жизни хоть что-то.

На улице смеркалось, и тусклое солнце зависло где-то над заснеженными пиками, окрасив небо в красно-жёлтый, припудренный лёгкой дымкой цвет. Ещё издалека было видно, как Гремучая ива яростно трясёт своими длинными ветвями, распугивая смоляных воронов и ещё каких-то мелких птиц, не различимых с такого расстояния. Дорога была такой, словно по ней недавно прошлись несколько человек, и Доминик оставалось надеяться, что в хижине её не ожидал сюрприз в виде нежеланной компании. Хотя она представляла с трудом, кого могло занести в это Богом забытое место во вторник в период ужина. Разве что психически нездорового индивида с расстройством личности.

Обездвижив пляшущие ветви заклинанием, Доминик дала отмашку своей спутнице и пропустила её в подземный проход первой. Путь был томительным, по крайней мере, потому, что впереди шла Пейдж, и желание остаться, наконец, вдвоём перевешивало только желание прикоснуться к ней. Повинуясь ему, Доминик протянула руку вперёд и ухватилась за руку девушки. Та мимолётно обернулась, сильнее сжала её ладонь в своей и уверенно повела вперёд. Идти следом за ней казалось самым правильным решением в её жизни.

Визжащая хижина встретила их сумрачной тишиной. Доминик зажгла торшер, стоящий в углу, и озарила комнату тусклым светом. Ей нравилась эта атмосфера. Веяло чем-то интимным, очень личным, словно созданным специально для них двоих.

Пейдж обошла всё помещение, с интересом разглядывая потрёпанные шторки, разбросанные гитары и плюхнулась на старый диван, пока Доминик смотрела только на неё. Ей было неважно, что находилось в этой комнате, сколько было стульев, насколько модные куртки висели на покосившейся вешалке, единственное, что волновало её в данное мгновение — Пейдж Холли. Она как будто обрела новый смысл, причину, чтобы жить, не просто жить — радоваться этой жизни, проводить её так, как всегда хотелось, и чувствовать силы, чтобы идти вперёд. Она уже и не думала, что сможет испытать нечто подобное. Снова почувствовать себя живой.

Первые несколько глотков из бутылки они сделали в тишине, полностью развалившись на диване и глядя в потолок. Но даже в этой тишине Доминик наслаждалась моментом рядом с ней. Уже через несколько минут помещение утонуло в клубах дыма и звоне кривеньких стаканов, которые Уизли наколдовала на скорую руку.

— Ты бывала здесь раньше? — закинув голову на спинку дивана, спросила Пейдж в перерыве от затяжки и глотка.

— Нет, только слышала от родственников до Хогвартса и от старшекурсников, когда была на первом курсе, — Доминик на мгновение задумалась. — Они рассказывали, что тут собиралась хаффлпаффская музыкальная группа. Но ты, наверное, и сама это знаешь...

Пейдж неопределённо повела плечом и снова припала к бокалу. Доминик сделала то же самое, и на несколько минут в комнате вновь воцарилась умиротворяющая тишина.

— Больше ничем не хочешь поделиться? — неожиданно заговорила Пейдж вновь.

Уизли нахмурилась, мысленно рассуждая, хочет ли портить этот вечер и дальше поднимать на свет ворох старых обид и неприятных воспоминаний.

— Нет. Не хочу забивать себе голову всем этим. Мы же пришли сюда приятно провести время?

— Ну, тогда, — хлопнув себя по бёдрам, Холли поднялась на ноги, — нам нужна музыка.

Она подошла к столу, на котором громоздился старый магнитофон и, внимательно изучив несколько кассет, вставила одну в проигрыватель. По помещению пролились гитарные аккорды, и Доминик выдохнула наружу кольцо дыма. В момент, когда из магнитофона послышался хрипловатый девичий голос, Пейдж подошла к дивану и подняла свой бокал вверх:

— Ну что, за новую жизнь?

Доминик усмехнулась.

— Только если в ней будешь ты.

На лице Пейдж появилась пьяная усмешка, и она лукаво блеснула глазами перед тем, как наклониться на один уровень с лицом Доминик и запечатлеть на её губах короткий поцелуй.

— Это значит, будешь?

Холли выдохнула сигаретный дым ей в губы и подарила новый поцелуй, но в этот раз Доминик не позволила ей отстраниться так быстро. Обвив руки с сигаретой вокруг её шеи, она потянула девушку на себя, но внезапно сама оказалась на ногах и пошатнулась то ли от неожиданности, то ли от лёгкого опьянения. Хотелось смеяться и танцевать. Впервые за долгое время она чувствовала себя по-настоящему счастливой.

Они танцевали. Долго и дико, словно им было по пять лет, танцевали, не скованные никакими проблемами, заботами и переживаниями. И много смеялись. Доминик могла поклясться, что никогда не смеялась так. Пейдж кривлялась с гитарой, изображая рок-звезду и подпевая девушке из магнитофона, а Уизли безудержно хохотала, сидя на полу. А ещё они целовались. С упоением, экстазом. Это напрочь сносило голову, но Доминик нравилось это чувство. Она не хотела, чтобы это заканчивалось. Если бы Маховики времени ещё существовали, она бы выкрала один и каждый раз возвращалась к этому моменту.

Время словно остановило ход. Или текло быстротечнее горного ручья. Доминик не понимала. Во всяком случае, она даже не успела заметить, как танцы прекратились, потому что в следующее мгновение они уже лежали на диване, закинув ноги на стену и свесив головы вниз так, что еë длинные волосы лежали на полу, и бездумно пялились в потолок, периодически выдыхая вверх сигаретный дым.

— Не хочу, чтобы это заканчивалось, — на выдохе призналась Доминик и крепко зажмурила глаза, потому что чувствовала себя очень глупой и счастливой. А она боялась показаться кому-то такой. Слабой.

— Ты ведь понимаешь, что для счастья тебе не нужен никто особенный? — спустя время, счёт которому Доминик потеряла, произнесла Пейдж. — У тебя есть ты, и этого должно быть достаточно.

— На что ты намекаешь? — Уизли скосила на неё глаза, но продолжала изучать пожелтевший потолок.

— Ни на что, — они лежали совсем близко, поэтому почувствовать, как Пейдж пожимает плечами, было нетрудно. — Просто хочу, чтобы ты осознала, что у тебя есть всё для того, чтобы быть счастливой, и не нужно искать смысл жизни в ком-то. Ведь ты особенна сама по себе, но пока ты не осознаешь этого, не сможешь полюбить себя. А пока ты не сможешь полюбить себя, не поймёшь, кто ты, что тебе нужно от жизни и как двигаться дальше.

Доминик с трудом оторвала взгляд от потолка и перевернулась на бок. Она старалась звучать непринуждённо, но в действительности неосознанно напряглась, готовя себя к худшему.

— У меня складывается впечатление, что ты готовишь меня к тому, что тебя в моей жизни не будет, — неестественная ухмылка застыла на её губах.

Пейдж медленно повернула лицо в её сторону и заглянула глубоко в глаза.

— Я буду с тобой всегда.

Почему-то Доминик ей поверила.

Музыка продолжала литься по комнате, а они лежали плечом к плечу, молчали, держались за руки и думали каждая о своём.

И за это недолгое время Доминик осознала, что Пейдж Холли навсегда отпечатается в её памяти самым ярким воспоминанием, вспышкой света, ураганом эмоций. Следом, который сквозь пласт воспоминаний о самой невыносимой боли и головокружительном счастье остаётся на всю жизнь.

Когда на улице стемнело настолько, что из окна Визжащей хижины не было видно даже очертаний хогсмидских домиков, Доминик и Пейдж уничтожили опустевшую бутылку, безыскусно наколдованные бокалы, оборвали на полуслове певицу, которая не успела допеть свою песню, и двинулись на выход. В последний момент Холли придержала девушку за плечо и заговорщически кивнула в сторону.

— Может, ну его?

— В смысле? — Доминик удивлённо приподняла брови.

Пейдж схватила её за руку и повела в противоположном от выхода направлении. Вскрыла окно, выходящее на Хогсмид и ловко спрыгнула вниз.

— Что ты делаешь? — оставшись внутри, поинтересовалась Уизли.

— Давай же, — нетерпеливо всплеснула руками та. — Ты ведь хочешь устроить себе приключение?

Лишь на мгновение замешкав, Доминик с готовностью прыгнула следом. Схватившись за руки, они бежали изо всех ног, а, когда вдали издал протяжный гудок Хогвартс-экспресс, заливисто рассмеялись и рванули с новой силой.

— Нам ведь нужно будет вернуться утром, — напомнила Уизли, когда они взбежали по ступеням на перрон.

— Утром экспресс идёт обратно в Хогсмид, — отмахнулась Пейдж. — А ещё — ты волшебница, и можешь трансгрессировать в любое время!

Она успела запрыгнуть в поезд до того, как он тронулся, но Доминик повезло меньше: ей пришлось бежать следом за разгоняющимся Хогвартс-экспрессом, и, таки оказавшись внутри, она привалилась к панельной стенке и судорожно рассмеялась, закрыв лицо ладонями. Ветер из незакрытой двери трепал её волосы, и она наконец-то чувствовала себя живой.

* * *

Высушив ещё влажную краску палочкой, Маркус поставил холст на пол к десятку других. На всю стену вплоть до камина тянулась вереница мрачных картин, начало которым положила абстракция в тот злополучный день. Ничего другого с тех пор рисовать не получалось, зато всё смятение выплёскивалось на холсте, и перед публикой он представал абсолютно невозмутимым. Идеальный способ. Жаль только, внутри по-прежнему продолжали выть волки.

Легко изображая перед толпой бесстрастного подонка, который бросил «бедняжку Доминик» и теперь проводил время то с одной, то с другой, он и не представлял, что не думать об этом и — тем более — не испытывать чувство вины окажется так непросто. Теперь он даже не мог смотреть ей в глаза, чтобы не загонять себя в эту пропасть окончательно: его хватило только на то, чтобы с особой жестокостью бросить её, не проявив ни капли человечности, и на потеху публике объявить о своём возвращении в ряды холостяков. Всё, лишь бы отказаться от этой привязанности. Всё, лишь бы она ушла сама и не захотела возвращаться. Всё, лишь бы не проявить слабину самому, предложив ей остаться друзьями. Ведь именно этого он и хотел: обрезать все связи, все тонкие ниточки, которые заставляли его чувствовать, делали его человеком. Делали его слабым.

И по этой же причине Забини решил оставить Розу Уизли. По крайней мере, на какое-то время, пока страсти в его груди не утихнут, пока он не поймёт, что больше не позволит чувствам взять верх, пока не будет уверен, что это было лишь мимолётное помутнение рассудка. Роза слишком сильно засела у него в голове, и он хотел выдворить её оттуда любыми способами: начиная с вереницы девушек, которые не задерживались в его постели больше одной ночи, и заканчивая тотальным игнорированием и разрывом всех связей. Это было мучительно тяжело. Особенно сложно было не смотреть на неё, сидя лицом ко всему Большому залу, проходить мимо в коридорах, словно её не существовало, целовать другую, вспоминая её губы в томительной близости от его губ... Это казалось помешательством. Той самой пресловутой влюблённостью, о которой все говорили с таким энтузиазмом. Но Маркус совсем не хотел испытывать ничего подобного. Любовь — это игра, и все, кто в ней участвуют, заранее обречены на поражение. А он был не из тех, кто привык проигрывать.

Однако его не покидала мысль, что он уже растерял все свои козыри. Главный из них — холодное безразличие ко всему — так уж точно. Он не помнил, когда позволял себе чувствовать столько всего. Потому что такого никогда не происходило. Ни одна девушка, которая по той или иной причине задерживалась в жизни Маркуса, не смогла заставить его сердце дрогнуть, хотя каждая в своё время заинтересовала его чем-то, зацепила, заставила страстно желать.

Забини вспомнил Терезу. Ему тогда не было и пятнадцати, она же ещё за полгода до этого отметила своё совершеннолетие. Обольстительная и коварная, она была настоящим игроком, которой нравилось заманивать других в свои ловушки. На маскараде в честь Хэллоуина, где все особенно тщательно скрывали свои личности, при взгляде на неё он впервые почувствовал это непреодолимое желание. Той же ночью она оказалась в его постели. Она стала его первой. Той, кто научила его быть тем, кем он стал. Офелия была ещё непредсказуемее. Серый кардинал — так он окрестил её, когда эта история была закончена. Маркус считал, что использовал её, но всё оказалось с точностью до наоборот: поддавшись на провокации Терезы, он, сам того не зная, оказался втянут в игры трёх слизеринских Королев. Из всех них только Мадлен, которая всегда казалась самой стервозной и властолюбивой, на деле оказалась невинной овечкой, влюбившейся в него по-настоящему. Но даже ей не удалось вызвать в нём жалость или вину, потому что единственное, что он извлёк из этой истории: нельзя позволять женщине одурачить себя, а способов для этого у них было немало. Поднаторев и приобретя славу после пронёсшихся по Хогвартсу сплетен, Маркус выбрал новую цель. Однако Серена оказалась не так проста: он был уверен, что запросто разрушит её отношения с Карлом Монтегю, но она не поддалась. Более того: выразила надежду, что однажды он поймёт себя и прекратит этот парад саморазрушения. Это было даже унизительно, но вопреки логике даже бессознательно сблизило их. Нерисса, следующая дальше по списку, была второй Терезой, менее пафосной, но такой же хитрой и своенравной. В июле они провели целый месяц на вилле Забини, но всё ограничилось лёгким флиртом, распитием крепкого алкоголя под дорогие сигары, игрой в покер на желания и дикой жаждой однажды овладеть ей. Тем же летом на соседней вилле обосновалось семейство Уоррингтонов с их прелестной дочерью Корнелией. Она была под стать своим родителям — истинная аристократка: одетая с иголочки, воспитанная всегда следовать правилам и традициям. И у неё был жених. Однако это не помешало ей в первый же вечер, проведённый на званом ужине, обжиматься с Маркусом в кладовке, пока старшие толкали высокопарные речи в гостиной. Уже через несколько дней девушка оказалась в его постели, а через неделю он был готов переплыть Ла-Манш, лишь бы отделаться от неё. Она оказалась чокнутой нимфоманкой. Слава Мерлину, эта история закончилась сразу, когда её родители узнали об этой связи. Был большой скандал, родственники её жениха разорвали помолвку, родители Корнелии отослали её в Дурмстранг, а Маркус зарёкся связываться с чистокровными аристократками. Новый учебный год начался с поиска новой цели, и спустя месяц он остановился на равенкловке Елене Хиллиард. Она училась на «превосходно», уже год состояла в отношениях с отличным парнем, была поразительно мила со всеми, в том числе с Забини, несмотря на его репутацию, и в добавок к этому являлась настоящей красавицей. Нельзя сказать, что он влюбился в неё, но её дружелюбие наравне с абсолютной незаинтересованностью подкупили его, заставляя желать её ещё сильнее. Он потратил на неё полгода, и только тогда Елена сдалась: призналась, что влюбилась в него уже давно, но боялась своих чувств, порвала со своим парнем и потеряла девственность с Забини. Это были его первые настоящие отношения: они ходили по школе за руки, целовались у всех на глазах и казались по-настоящему счастливыми. Все — от младшекурсников до преподавателей — были уверены, что они будут вместе. Но с каждым днём Маркус понимал, что его интерес, который ранее подогревался недоступностью, ослабевал. В конечном счёте Елена оказалась вовсе не такой интересной, какой он представлял её в начале; напротив, обладала рядом черт, которые ему претили: обидчивость, ревнивость, навязчивость — которые сопровождались истериками и слезами на пустом месте. А когда он нашёл Доминик на полу туалета в передозе и спас её, почувствовал, что последняя ниточка, которая связывала его с Еленой, оборвалась. Он навещал Уизли в больнице Святого Мунго, приносил ей милые подарки, фрукты и говорил поддерживающие слова и понимал, что ему не хватало этого целый год: охоты. Елена осталась позади, и его новой целью стала Доминик, которая оказалась не так проста, как он думал о ней все шесть лет обучения в Хогвартсе. Девушка открылась Маркусу с совершенно другой стороны, и, наверное, это заставило его привязаться к ней по-настоящему. Она не подарила ему своё сердце, но открыла душу. Но он не смог сделать того же в ответ.

А потом появилась Роза Уизли, и даже Доминик померкла на её фоне.

Впервые Забини чувствовал себя слабым и уязвимым, потому что знал, что может открыть своё сердце. И был готов приложить все силы, чтобы этого никогда не произошло.

— Привет. У тебя тут гости были.

Маркус даже не заметил, как спустился с восьмого этажа в подземелья, и осознал, что стоит в своей комнате, только когда донельзя довольный чем-то Бернард окликнул его.

— Да? И кто же? Пьюси? — немного помедлив, чтобы прийти в себя, спросил он.

— Том? А должен был? — удивился Причард. — Вообще-то нет. Это была Доминик. И она одолжила у тебя бутылку и пачку сигарет.

— Прямо так и сказала, что вернёт? — усмехнулся Забини, предполагая, что всё происходило другим образом.

— Вообще, нет, — пожал плечами тот. — Кстати, вы ведь насовсем расстались? Видов на неё у тебя больше нет?

Его вопрос заинтриговал.

— А ты хочешь стать новым Королём?

Причард рассмеялся так искренне, что Маркус сразу понял, что ошибся.

— Вильгельм интересовался, есть ли у него шанс. Но, я думаю, многие не отказались бы заменить тебя, — он сверился с часами. — А у меня другие планы.

— И кто же она? — усмехнулся Забини.

Сосед с сомнением посмотрел на него и всё-таки решился:

— Диана Принц.

Маркус сдержался от того, чтобы не фыркнуть в голос. Ему никогда не нравилась эта фальшивка.

— Ну, удачи.

— Кстати, — уже схватившись за ручку двери, вспомнил Бернард. — А слухи о том, что ты бросил Доминик из-за её кузины Розы, правдивы?

Закатив глаза, Маркус тяжело выдохнул:

— Оставьте вы бедняжку в покое. Я просто поговорил с ней пару раз о зельях — она разбирается в них не хуже меня, — а вы уже напридумывали невесть чего. У нас с ней ничего не было, нет, и даже не планировалось. Точка.

«Можешь так и передать Диане», — добавил он мысленно, потому что знал, что уже скоро эта информация достигнет её ушей. Не то чтобы Причард был закоренелым сплетником, но, чтобы произвести впечатление на всея старосту школы, вполне мог поделиться этой информацией, а уж та не преминет возможностью ей воспользоваться. Собственно поэтому он вообще решил ответить на этот вопрос: не хотел, чтобы Роза страдала от этих пересудов больше прежнего. Она этого не заслужила. Так, о чём это он?..

— Ну, ладно. Но, если что, я одобряю.

Сосед удалился, но Маркус успел только подобрать смятый рисунок с изображением Доминик и сжечь его, чтобы не думать о ней ещё больше, когда его вновь отвлекли. Открыв дверь, он обнаружил на пороге Пьюси.

— Ты один? — осведомился тот, мельком оглядев комнату.

— Да. Твой дружок ускакал на свидание с Принц.

Том закатил глаза, но в ту же секунду стал серьёзен. Тяжёлый взгляд Маркуса пригвоздил его к месту, не позволяя ни зайти в комнату, ни сбежать. Быстро облизав губы, он достал из висящей на плече сумки колдоаппарат и протянул Забини. Тот заинтригованно уставился на скачущее живое фото, которое, видимо, тот сделал трясущимися руками, но даже так смог разглядеть. Лицо тронула ухмылка. Подняв глаза обратно на Тома, он многозначительно кивнул и с приглашающим жестом впустил в свою комнату.

Что ж, это должно быть интересно.