На рассвете мы возродимся (гет)

Привычная тишина ночного лагеря непривычно раздражала. Джон потер переносицу, с досадой ощущая медленное приближение головной боли. Если не принять микстуру сейчас, то легкая пульсация к утру непременно превратится в сущую пытку. Только вот это было последней из его тревог этой ночью. Мерное постукивание металла по столу также не способствовало успокоению. Брандон, до того меривший ширину палатки шагами, периодически прерывая это действо для того, чтобы выскочить наружу и немигающим взглядом всматриваться в очертания Харренхолла, теперь барабанил по дубовому столу пальцами или развлекал себя игрой с небольшим гвоздем, невесть откуда добытым.

До сих пор их дерзкий план воплощался в жизнь практически идеально. Все шло как по маслу, и стоило сказать, это несколько напрягало привыкшего во всем, даже в благоволении фортуны, искать подвох Аррена. Но люди Старка выполнили свою часть безупречно: проникшему в ряды стражников шпиону, что должен был впустить в замок наемников, удалось поменять дежурство на сегодняшнюю ночь. Этим утром на арену выехал рыцарь в доспехах Смеющегося Древа и прямо сейчас двое старковских наемников должны были уже проникнуть в замок.

И самое главное испытание, пожалуй, начиналось именно там. От того, как они выполнят предписанную им роль, зависело многое, а вернее было сказать, все. Аррен вновь покосился на Старка. Юноша был взволнован. Что ж, тревога переполняла и его, Джона, до краев, однако в наследнике Рикарда говорил еще не успевший обрасти опытом юношеский максимализм. Неудача приравнивалась концу света, тогда как сам Аррен с высоты своих лет знал, что в жизни чаще всего на одну победу приходится три поражения. Главное, не забыть устроить все так, чтобы осколки этого поражения на долетели до тебя. И Аррен умел равно встречать успех и невезение, помня, что их голос лжив. Решив, что хорошо бы взбодрить юношу, Джон подошел к столу.

— А мы неплохо сработались, что скажешь? — промолвил он, наполняя два кубка дорнийским сухим. — Каким бы ни был исход сегодняшней ночи, за это стоит выпить.

И Джон ни капли не покривил душой, говоря это. Да, весь план был придуман им, однако привести этот механизм в действие, набрать надежных людей так быстро без помощи Старка он не сумел бы. Кстати, об этом…

— К слову, — заметил он, отпив из своего кубка, — я все хотел поинтересоваться, откуда ты отыскал этих молодчиков, готовых идти на смерть за тебя? И что ты им такого обещал взамен?

Брандон слабо улыбнулся и прежде чем ответить, так же сделал глоток вина.

— Я набрал их из Ночного Дозора. Прошлая зима была довольно суровой и многие семьи оказались на пороге голодной смерти. Даже высокородные, чьи амбары почти опустели, начинали испытывать нужду, что уж говорить о бедняках. Было немало семей, схоронивших родных. Один из этих двоих, рыбак по имени Уилл, был осужден за попытку кражи еды, чтобы прокормить свою семью. Все бы ничего, да только он убил хозяйку дома, дряхлую старуху. Справедливости ради, она и без его помощи бы померла. Второй, конюх Колтин, за убийство мерзавца, надругавшегося над его сестрой.

— За это их обоих отправили в Ночной дозор?

— Да, — кивнул Брандон. — Я предложил им сделку, разумеется, с согласия отца. Я обещал, что позабочусь об их семьях, братьев Уилла возьму в оруженосцы, а сестру Колтина на работу в Винтерфелл и позабочусь о ее будущем браке.

— А взамен ты попросил их жизни? — подытожил Джон.

— Именно, — Брандон долил обоим еще вина. — Я не принуждал никого из них. То была честная сделка, которую они оценили по достоинству. Колтин тогда сплюнул и процедил, что лучше смерть в обмен на жизнь семьи, чем прозябание в этой «дыре», среди таких же ублюдков, как тот, кого он отправил к старым богам.

Джон задумался, как бы поступил на месте тех двоих, и пришел к выводу, что тоже предпочел бы смерть Ночному Дозору и вероятной голодной гибели семьи.

Услышанное заставило по-новому взглянуть на мальчишку Старка. Аррен втайне считал его отважным и решительным, но туповатым самодуром, способным только махать мечом, да горланить. И только сейчас его впервые посетила мысль, что Брандон Старк вовсе не так наивен и поверхностен, как кажется. Да, пусть ему и не хватало глубины суждений и аналитического ума, однако он неплохо разбирался в людях, в особенности северянах, умел находить ниточку к каждому, искренностью и честностью подкупать порой даже самые черствые натуры. Не просто же так люди шли за ним.

— Как считаете, эта тишина к добру? — вырвал его из мыслей напряженный голос Брандона, в котором явственно слышалось беспокойство.

Самым сложным для натур, подобным Брандону, было ожидание. Ринуться в самую гущу схватки было для них проще, чем сидеть сложа руки в ожидании неизвестности. Такие люди созданы для того, чтобы вершить историю на поле боя, а не передвигать фигуры на невидимой кайвассе. Для этого есть Джоны Аррены, и Тайвины Ланнистеры — прирожденные стратеги.

Рикард Старк при всех своих неоспоримых достоинствах и Хостер Талли в придачу ко всем очевидным недостаткам не были стратегами. Хостер предлагал убить Эйриса, а Рикард — Рейгара, считая его более опасной для них фигурой хотя бы потому, что тот был в здравом уме. Но ни один из этих вариантов не был стратегически верным. Убив Эйриса, они бы ускорили восхождение на трон Рейгара, а с ним сдюжить было бы чуточку сложнее. Прикончив Рейгара, они бы и вовсе ничего не добились. Эйрис страдал духом, но не телом. Да и реакция Безумного короля на убийство наследника была бы непредсказуемой.

Джон предложил более изящную альтернативу. Подослать к Эйрису наемных убийц, задача которых будет двухступенчатой. Первая ступень — убить Эйриса. Вторая, не менее важная — выставить все в таком свете, чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, кто стоит за покушением. Наемникам были даны четкие инструкции (об этом позаботился Брандон). Когда их поймают — а их непременно должны поймать — они должны назвать имя принца Рейгара, а затем, улучив подходящий момент, лишить себя жизни.

Если все пошло по плану Джона, то прямо сейчас двое бывших братьев Ночного Дозора (а еще говорят, что их дозор кончается со смертью) должны сидеть в темнице, где на все вопросы отвечать, что нанял их принц Рейгар. Вот только что такое слово наемника против слова кронпринца? Еще одной загвоздкой оставался исход, при котором бы их убили раньше, чем следовало, например, в пылу схватки. Тогда Брандон предложил подложить в карман одного из наемников письмо, якобы написанное Рейгаром. Но как раздобыть его печать? Эта часть была наиболее трудноисполнимой.

Они сошлись на том, что выкрасть печать нужно во время турнира, а потом быстро вернуть на место, тогда велика будет вероятность, что принц не заметит пропажи. Но нужен был надежный человек, вхожий в окружение Рейгара. Кто? Попытки отыскать хоть кого-то в Драконьем Камне оказались бесплодными: все слуги, стража, рыцари были выходцами с острова, до мозга костей преданными Таргариенам. Талли советовал заплатить кому-то из слуг, аргументируя это тем, что преданность слуги всегда можно купить. Но так рисковать они не могли.

Тогда Джон обратил взор на Королевскую Гавань, на старых друзей принца. Семеро, как оказалось, были благосклонны к нему. Кто же знал, что юный оруженосец сира Эртура Дейна, Олли Темплтон, окажется племянником сира Герольда Темплтона, вассала Орлиного Гнезда! Джон был дружен с Герольдом и доверил бы тому свою жизнь, как было на войне Девятигрошовых королей. Несколько недель назад Аррен наведался в их замок, Девять звезд, и побеседовал с Герольдом. Не вдаваясь в подробности, Аррен объяснил, что во время турнира ему понадобится ненадолго одолжить печать принца Рейгара. Как и ожидалось, старый друг тут же с готовностью отозвался на просьбу, даже не поинтересовавшись о причинах. И уже здесь, на турнире Герольд сообщил ему, что все с племянником налажено. Оруженосец при успехе мог рассчитывать на множество благ, вплоть до будущего титула лорда (новый король, воспитанник Аррена, уж точно не поскупится на благодарность).

И Олли свою часть дела выполнил безукоризненно. Все в замке, от лордов до последней служанки знали, как дружны Рейгар с Эртуром. К тому же Дейн был Белым Плащом, поклявшимся служить королю и его семье. Если бы Эртуру вздумалось зайти в покои принца без приглашения, никому из стражников даже не пришло бы в голову его остановить. Рейгар также был знаком с Олли и хорошо относился к мальчику — об этом страже также было известно. Потому Олли был идеальной кандидатурой, по мнению Джона.

Олли потребовалось улучить момент во время турнира и под благовидным предлогом вернуться в замок, когда тот почти пуст, а дальше сообщить страже, что он по поручению сира Эртура — и стража преспокойно пропустила оруженосца в замок. Преданный Брандону стражник путем хитрости и обмана оказался единственным, охранявшим крыло Рейгара, затем он же пропустил оруженосца в покои и так же беспрепятственно из них выпустил.

И вот письмо с печатью наследного принца в кармане у наемника. Все, что зависело от Джона и Брандона, они выполнили. После смерти Эйриса этих улик должно хватить, чтобы лорды Семи Королевств не пожелали видеть на троне человека, вероятно, замаравшего руки в крови предыдущего короля. Одно лишь подозрение порой становится решающим камешком, склоняющим чашу весов в нужную сторону. А тут будут серьезные доказательства.

Но даже если безумный Эйрис выживет, долго ли станет он думать прежде, чем сжечь в диком огне неугодного сына, имевшего неосторожность попасть в опалу отца? О да, Аррен был уверен, что его наблюдения верны: отношения отца и сына напоминали натянутую до предела тетиву, готовую в любой миг порваться. Даже этот исход, где умирал только Рейгар, мог считаться пусть и не полным, но успехом. Пусть и стратегически неполноценным успехом.

Имел ли этот план изъяны? Конечно! Как и любая поистине дерзкая задумка. Стражник мог ошибиться, Олли мог не справиться, наемники могли провалить свою часть миссии. Но в этом и заключалась прелесть риска, ибо награда за него бывает несравнимо высока. Да, в глубине души Джон Аррен был из того сорта авантюристов, которые могут в радостной надежде поставить на карту все свое состояние ради одной безрассудной мечты или идеи, все проиграть и никогда не пожалеть о том.

Джон усмехнулся своим мыслям. Большая часть их интриги прошла успешно, теперь оставалось только ждать и молиться, чтобы наемники также не оплошали.

— Сложно сказать, — не стал успокаивать юношу Аррен. — Это может означать что угодно. От смерти короля и растерянности его Малого Совета до провала твоих друзей из Дозора.

Брандон, ожидавший услышать несколько иные слова, поджал губы. Ничего, юноше пора привыкать к тому, что во взрослой жизни никто не будет вытирать ему сопли и рассказывать сказки из разряда «все будет хорошо». Джон бросил взгляд на пустующее место за столом. Они сидели в палатке Аррена, вот только один из гостей сегодня не соизволил явиться.

— Не знаешь, отчего твой тесть сегодня не почтил нас своим присутствием? — будничным тоном полюбопытствовал он.

Старк скривился, как от зубной боли, при слове «тесть».

— Я не его оруженосец, чтобы знать, где его носит, — грубее, чем следовало, отрезал он.

Джон укоризненно вскинул брови, заставив юношу смущенно пробормотать извинения.

— Ты не оруженосец, ты — будущий лорд Винтерфелла, — мирно улыбнулся Джон. — И должен знать все, что может так или иначе коснуться твоего дома и Севера.

— Вы правы, — Брандон откинулся назад, запустив руку в волосы. — Сегодня один из моих рыцарей сообщил, что видел, как Тайвин Ланнистер выходил из палатки Талли. Я тогда не придал этому значения, но отсутствие Хостера сегодня наводит на определенные выводы.

— С чего Тайвину встречаться с Хостером? — задумчиво протянул Аррен. — Обе его дочери помолвлены, разве что… он хочет обручить Серсею с Эдмуром?

— То есть, вы не считаете, что это как-то связано с нашим делом? — неуверенно предположил Старк.

— Тайвин не стал бы поддерживать Эйриса. Не после тех оскорблений, нанесенных ему.

Джон покачал головой, затем нахмурился. Внезапная догадка посетила его — быть может, Тайвин поддерживает вовсе не Эйриса, а его сына? Джон мотнул головой. Нет, этот мечтательный арфист не способен на политические игры. Ему бы больше подошла роль бродячего артиста, а не короля Семи Королевств. В его полнейшей бесполезности Джон Аррен не сомневался. Если при Эйрисе Вестерос может погрузиться во тьму деспотизма и безумия, то при его слабовольном и витающем где-то в облаках сыне попросту начнется грызня за власть.

— Нет, — кивнув самому себе, продолжил Джон: — Тайвин сейчас сам по себе. Пожалуй, мы могли бы перетянуть его на свою сторону. Чуть позже, когда наши позиции укрепятся.

— Почему не сейчас? — задал резонный вопрос Брандон.

Потому, что нам двоим будет тесно у штурвала, подумал Аррен, но вслух предпочел сказать совершенно иное:

— Потому что мы еще не можем полагаться на Ланнистера целиком и полностью. Этот человек лишен совести и я сомневаюсь в наличии у него чести. Он может, не моргнув глазом, предать нас, если решит, что его дому новое положение дел будет невыгодно.

Брандон сдвинул брови, соображая. Не найдя подвоха в словах наставника младшего брата, он согласно вздохнул. Снова по гладкой полированной поверхности стола застучал маленький гвоздь. Время будто замедлилось, играя на их нервах. Сейчас в Харренхолле, быть может, решалась судьба Вестероса, а в лагере, ни о чем не подозревая, спокойно спали сотни лордов и рыцарей.

* * *

Переполох, царивший в Харренхолле, можно было описать лишь одним словом: страх. Несколько минут назад стражник разбудил Барристана и полным ужаса и паники голосом сообщил, что на короля было совершено покушение и Лорд Командующий вызывает его к себе. Времени облачаться в доспехи не было, так что Барристан, торопливо надев дуплет и сапоги, прихватил свой меч и бросился следом за стражником.

В коридорах замка была неразбериха, все куда-то бежали, начальник замковой охраны отдавал яростные приказы, покрывая отборной руганью особенно нерасторопных подчиненных. Слуг, всех до единого, по приказу Командующего собрали в одном из залов, все входы и выходы замка перекрывались, дабы даже мышь не смогла проскользнуть мимо них. И на лице каждого, от самой обычной прачки до начальника охраны, был написан страх. Страх за свою жизнь. Ведь неизвестно, кого его милость сочтет повинным в случившемся, кого окрестит предателем по одному ему понятной логике. И кто эту ночь не переживет.

У самой лестницы Барристан заметил высокую фигуру Эртура Дейна, что с растерянным и неверящим видом слушал донесение одного из стражников. На нем все еще был тот же камзол, в котором он танцевал на балу. Барристан окликнул товарища и продолжил подниматься по лестнице, отстраненно подумав, что Дейн проводил это время куда интереснее его самого, раз до сих пор не ложился. Эртур подбежал к нему и, поравнявшись, спросил:

— Что все это значит, Селми? Это правда, что на короля было совершено покушение, а Ливен, дежуривший у его покоев, тяжело ранен?

— Судя по всему, да, — мрачно отозвался Барристан. — Лорд Командующий вызывает нас всех в Зал Ста очагов.

— Но его величество жив? — помедлив, спросил Эртур.

— К счастью, да, — Барристан, перепрыгивая через две ступеньки, достиг вершины лестницы и свернул налево, откуда вышел в одну из верхних галерей зала. Дейн не отставал.

Внизу собралась небольшая толпа. Лорды Малого совета, Уэнты, принцесса Элия со своей фрейлиной, Лорд Командующий Хайтауэр с Освеллом. Около десятка обычных стражников застыли поодаль. А четверо скрутили руки сидевшим посреди зала на коленях принцам Рейгару и Оберину. Эйрис остервенело метался перед ними, яростно крича и размахивая руками.

— Это доказательство! Доказательство! Мой собственный сын замыслил меня погубить!

Переглянувшись, Барристан и Эртур торопливо спустились вниз, встав напротив принцессы Элии. Никто не обратил на них внимания. Страх, витавший по всему замку, здесь достиг апогея. Селми внимательно оглядел всех собравшихся. Хмурые, взволнованные и откровенно напуганные лица, на некоторых написано явное желание уменьшится и стать менее заметным для разбушевавшегося короля. Уэнты, в чьем доме едва не произошло цареубийство, были не на шутку обеспокоены своей судьбой. Лорд Челстед и десница Оуэн старались незаметно отойти подальше, а могли бы, и вовсе спрятались за спинами стоявших рядом с ними Велариона и Хайтауэра, которые, если и опасались гнева своего короля, умудрялись сохранять на лице серьезную сосредоточенность. Варис, стоявший слева от коленопреклоненных принцев, надул губы, как делал всегда, желая скрыть крутившиеся в голове мысли. И только сдвинутые брови, да бегающие глаза выдавали крайнюю степень напряжения.

Но больше всего Барристана поразило присутствие принцессы Элии и ее фрейлины, вернее, их внешний вид. Обе девушки были одеты в белые ночные сорочки с накинутыми на плечи пледами. Однако даже так не удавалось скрыть выдающийся живот принцессы или округлости бедер девушек. Барристан неодобрительно поджал губы, догадываясь, что им даже не дали времени одеться. Обе были бледны, а Элия, одной рукой держалась за Эшару, а другой прикрывая живот в инстинктивной попытке защитить свое дитя, не сводила перепуганных глаз с мужа.

Последний, к слову, сидел прямо, насколько ему позволяли стражники, скрутившие его руки, и не мигая уставился в мраморный пол перед собой. Мертвенная бледность покрывала его лицо. Мартелл, в отличие от него, выглядел разъяренным. Еще бы, посадить его на колени, как какого-то преступника, когда он совершил, возможно, величайший подвиг за свою жизнь!

Если, конечно, стражник, разбудивший Барристана, ничего не напутал в своих спутанных, разрозненных объяснениях. Что, седьмое пекло, тут произошло?! Не мог же наследный принц покушаться на собственного отца… или мог?

— Ваша милость, я убежден, что это происки врагов короны… — В отваге Лорду Командующему сложно было отказать, раз тот решился прервать вопли Эйриса.

— Происки врагов? — Эйрис резко остановился перед Хайтауэром. — А как ты объяснишь это?! Здесь печать этого ублюдка, которому я дал жизнь! На, читай! Читай, если не понял с первого раза! Он отдал приказ меня убить!

Эйрис с перекошенным лицом швырнул скомканную бумагу в лицо Белого Быка, а затем вновь принялся метаться перед ними, подобно взбешенному зверю. При этом он отчего-то хватался за голову, словно его мучила нестерпимая головная боль.

— Его милость прав. Как это не прискорбно, но все улики на лицо, — без привычной величавости проговорил Стонтон, опиравшийся на трость и осторожно перенесший вес тела на здоровую. — Наемник указал на принца, и в довершение, в его кармане обнаружилось письмо, написанное принцем.

— Тогда объясните мне, лорд Стонтон, почему принц Рейгар не стал убивать наемника, когда была возможность? — Белый Бык повернулся к хромому мастеру. — Почему сам требовал назвать имя нанимателя?

— Не думал, что тот его выдаст, — пожал плечами Стонтон, будто вынужденный объяснять очевидные вещи полному идиоту. — Лучше объясните мне, как его печать оказалась на этом письме, если он не виновен?

— А почему тогда принц сам спас его милость? Подсылать убийц, чтобы после самому им препятствовать? — вмешался Веларион, «не расслышав» вопроса Стонтона.

— Откуда мне знать, что творится в голове того, кто пытается совершить измену и низвергнуть короля?

Барристан переглянулся с Дейном. Это походило на театр абсурда. Король, совершенно невменяемый, ходил из стороны в сторону, бормоча себе что-то под нос, а его советники обсуждали наследника так, словно тот не сидел перед ними на полу. Неужели никому не прийдет в голову стребовать объяснений с самого Рейгара? И тут Барристана осенило. Они все боялись! Они боялись обращаться к принцу, пока его величество не соизволит сделать это первым! Словно одно это могло связать их с подозреваемым, все равно что прокаженным, принцем. А Эйрис, надо полагать, был не в том состоянии, чтобы рассуждать здраво. Удивительно, что принц еще не превратился в пылающий факел. Рейгар, очевидно, пришел к тем же выводам. Он оторвал взгляд от пола и посмотрел в упор на отца.

— Ваша милость… я бы хотел высказаться в свою защиту.

Стало очень тихо. Эйрис прекратил свои метания и уставился на Рейгара с выражением чистейшей, незамутненной ненависти.

— Что ты можешь сказать, щенок? Как ты подослал ко мне убийц? — выплюнул он.

— Я невиновен, ваша милость, — твердо произнес он. — Как сказал лорд Командующий, если бы я подослал тех убийц, стал бы я вмешиваться? Напротив, мне сообщили, что на вас будет планироваться покушение этой ночью, оттого я и поспешил в ваши покои. Если позволите, я…

Пока он говорил, Эйрис вновь схватился за голову и сдавленно замычал.

— Хватит! Довольно! Замолчите все! — завопил он, а потом перевел бешеный взгляд на сына. Пугающая ухмылка сделала его лицо еще менее приятным, чем обычно. — Говоришь, ты не виновен?

Эйрис внезапно понизил голос. Вкрадчивость и жуткое предвкушение на его лице заставили всех моментально напрячься. Он подошел к одному из стражников и вытащил его меч из ножен.

— Если не ты, то кто? Быть может, твой дорнийский родственник? Или, может, твоя шлюха-жена замыслила меня порешить? Быть может, это дитя в ее чреве плетет интриги против меня? — Эйрис указал мечом сперва в сторону Оберина, затем Элии. — Может, мне стоит вырезать твоего ублюдка из ее чрева и скормить псам?

Селми пришел в ужас. Как и все остальные мужчины в зале. На лицах всех была написана одинаковая смесь ужаса и растерянности. Если король велит сжечь Рейгара, никому (или почти никому) не придет в голову воспротивиться, но как быть, если он пожелает убить беременную, невинную женщину? На мгновение все в зале перестали дышать. Барристан невольно взглянул на Элию, сравнявшуюся по цвету с собственной сорочкой.

В критические моменты органы чувств работают лучше, чем когда-либо, подмечая малейшие детали окружающего. От рыцаря не укрылось, как леди Эшара чуть потянула принцессу к себе за спину, словно желая встать перед ней в решающий миг, как брат фрейлины подался вперед, похожий на готовящегося к атаке хищника, как Оберин дернулся в руках своих стражников в сторону короля, как лорд Уэнт, пискнув, прикрыл рукой рот.

— Отец… — Рейгар поперхнулся и, о боги, впервые на памяти Барристана, смотрел таким испуганным, умоляющим взором. — Отец, прошу… Элия ни в чем не виновата…

Эйрис пожевал губу, задумавшись.

— Один из вас двоих виновен, — констатировал он с непонятно на чем основанной убежденностью. — Ты или она?

— Отец…

— ТЫ ИЛИ ОНА? — взвизгнул Эйрис, прожигая сына диким взглядом. — Отвечай!

Нет, его величество не может настолько лишиться разума, чтобы всерьез подозревать Элию. Барристан решил, что таким способом король пытается выбить признание у сына. Если Рейгар признается, все остальные доказательства за и против более не будут иметь смысла. Но при взгляде на безумные глаза Эйриса его невольно посетила мысль, что это не глаза человека, способного к столь сложным тактическим приемам. Что бы не творилось в голове короля, адекватностью и расчетливостью там даже не пахло. Там пахло тленом и разложением.

В полной тишине Рейгар опустил голову, прикрыв глаза. Решаясь. Прежде чем он открыл рот, Барристан уже знал, каким будет его ответ. Только тихое «Я» потонуло в другом, более громком голосе.

— Ваша милость, милорды, — взволнованно привлек к себе внимание Варис, сделав несколько шагов вперед. — Кажется, мне известно, как печать принца Рейгара могла оказаться на том письме!

Эйрис с сомнением покосился на него, но промолчал, позволяя говорить. А Варис неожиданно повернулся к Эртуру Дейну.

— Сир Эртур, не могли бы вы мне напомнить, как зовут вашего оруженосца? — вежливо спросил он.

— Олли, — озадаченно ответил Эртур. — Олли Темплтон.

— Скажите мне, не отлучался ли этот юноша от вас во время турнира?

Дейн задумался и тут брови его взлетели. Похоже, он что-то вспомнил.

— Да, два дня назад перед началом сшибок он пожаловался мне на тошноту и недомогание, — признал он. — Я решил, что мальчик чем-то отравился и отпустил его, взяв другого оруженосца.

Варис благодарно склонил голову, как бы говоря, что услышал все, что ему было нужно, после чего вышел на середину зала перед принцами и вновь обратился к королю. В одно мгновение мастер над шептунами превратился из безмолвного наблюдателя в актера, чья очередь выходить на сцену наступила. И надо сказать, Варис свою роль исполнял отменно.

— Ваша милость, вам известно, что еще до начала турнира мои пташки разлетелись по всей окрестности Херренхолла. Они, без преувеличения, заполонили всю округу, заполнили собой каждую щель. Я озаботился тем, чтобы ни одна мышь не проскользнула в замке, лагере или городе без моего ведома. Лорды и рыцари даже не догадываются…

— Короче, — прорычал Эйрис.

— Мои пташки, — смиренно продолжил Варис, — как раз два дня назад сообщили мне, что оруженосец сира Эртура во время турнира дважды возвращался в замок. Поначалу я не обратил на это внимания, решив, что сиру Эртуру попросту что-то понадобилось, но привычка докапываться до истины, пусть даже в самом незначительном вопросе, сделала свое дело. Я расспросил охрану замка, и один из них вспомнил, что дважды Олли направлялся в сторону покоев принца. Однако меня насторожило иное: никто из опрошенных стражников — а я поговорил с каждым — не дежурил в тот день в крыле принца. Но кто-то ведь должен был охранять его покои?

Варис выдавал эти сведения предельно серьезно, без привычной плутоватой вкрадчивости, даже голос его как будто стал ниже. Но поражало другое. Эйрис успокаивался на глазах. Барристан в который раз становился изумленным свидетелем того, какой властью обладал этот полноватый, лысый человек, лишенный мужского достоинства, над королем. В чем был его секрет? В негромком, умиротворяющем голосе или в мягкости и слабом намеке на сочувствие в обращенного на короля взоре?

В юности, служа оруженосцем у сира Манфрида, он часто замечал юродивого сына местной прачки, единственным другом которого был его старший брат. Безобидный по большей части, он порой впадал в неконтролируемое бешенство из-за какой-то мелочи или им овладевало непробиваемое упрямство, когда несчастный отказывался делать требуемое, только выл и бил себя по голове. В такие моменты единственный, кто мог пробиться сквозь пелену безумия и успокоить его, был тот самый старший брат. Ему достаточно было просто заговорить — тихо, заботливо, примиряюще — и мальчик умолкал. Крылась ли причина в доверии и знании, что брат его не обидит? И если так, не видит ли в Варисе король кого-то близкого, кого-то, чья тень всегда укроет его от боли? Глядя на общение Эйриса и евнуха, Барристан нередко ловил себя на мысли, что у каждого душевнобольного должен быть человек, способный одним лишь своим голосом унять терзающих его демонов.

— И что с того? — фыркнул Эйрис уже спокойнее. — Мало ли зачем мальчишка посещал покои этого ублюдка!

— Ваша милость, в данной ситуации возможно два варианта, — продолжил рассуждать Варис. — Первый, принц Рейгар действительно замыслил чудовищное злодеяние против вас, но что-то пошло не по плану, вынудив его передумать. И в таком случае он заслуживает смерть. — Варис сделал паузу, после чего продолжил чуть громче. — Но есть и второй вариант, в котором некто, враг короны, пытается подставить его высочество и стравить вас друг с другом, лишить вас наследника, ослабить вас. Если этот так, то казнив своего сына, вы лишь сыграете в их игру. Станете их марионеткой.

Селми восхитился хитроумием Вариса. Ловко же он наступил на больную мозоль больного короля. Самой большой навязчивой идеей Эйриса, самым его страшным кошмаром была мысль, что им пытаются управлять. Сколько раз он кричал, что Тайвин или кто-то другой стараются склонить его к своей воле. И помня об этом, Варис заставил его задуматься.

— Этот кто-то очень умный и чудовищно хитрый человек, пытающийся лишить вас наследника. Ваш второй сын, принц Визерис, еще мал и нескоро подрастет. А до тех пор дом Таргариен будет уязвим. Вспомните, что я вам рассказывал, ваша милость.

О чем он нашептывал королю, окружающие так и не узнали. Эйрис, казалось, задумался.

— И как мне найти этого мерзавца? — махнул он мечом.

— Мне кажется, — Варис позволил себе осторожную улыбку, — что юный оруженосец Олли Темплтон может стать ключом к разгадке. Я уже велел привести его сюда, он ожидает за дверью. Вы позволите, ваша милость?

Эйрис хмуро кивнул, скорее всего разочарованный тем, что немедленная казнь откладывается. Кое-что во всей этой истории смутило Селми. Почему Варис с самого начала не выдал эту информацию королю, почему дождался, пока все не станет слишком рискованно? Какую игру он играл? Варис же сделал знак стражнику и через пару минут перед ними предстал бледный, как мел, невысокий юноша со смешными оттопыренными ушами. Дейн, стоявший рядом с Барристаном, сдвинув брови, сверлил его взглядом. Мальчик был смертельно напуган и еле передвигал ногами.

— Друг мой, — дружелюбно обратился к нему Варис. — Ты знаешь, зачем мы тебя сюда позвали? — в ответ судорожное дергание головой из стороны в сторону. — Мы хотим, чтобы ты рассказал нам, зачем ты проник в покои принца Рейгара два дня назад. Мы уже знаем правду, но нам хотелось бы, чтобы ты сам поведал все его величеству.

Олли перевел взгляд на короля и позеленел. Казалось, еще немного и его стошнит прямо на мраморный пол.

— Я ничего… ничего не делал, ми… ваша милость. Я не знаю, о чем…

— Олли, — проговорил Дейн, подойдя к мальчику и положив руку ему на плечо. — Ты только сделаешь себе хуже. Лучше расскажи правду сейчас, хорошо? Что тебе было нужно в покоях принца? И кто тебе велел туда пойти?

Мальчик смотрел на Эртура Дейна, Меча Зари, человека, которым восхищались и на кого мечтали походить все его друзья, и страх в его глазах самую малость отступил. Сир Дейн — благороднейший из рыцарей, он не даст его в обиду. Мальчик шмыгнул носом и расстроенно опустил голову.

— Олли, прошу, — Дейн сильнее сжал его плечо. — Скажи правду сейчас.

Самым жестоким во всей этой ситуации было то, что Дейн выбивал признание у слепо верившего ему мальчика, одновременно губя и спасая его. Ведь пыток этот худощавый оруженосец точно не выдержит…

— Я забрал печать, — едва слышно произнес он.

— Что ты сделал? Скажи громче, дитя. — Варис, сама доброта и участливость.

— Я забрал печать его высочества, но я вернул ее на место, клянусь!

— Кому ты ее отнес?

— Я… — глаза мальчика забегали.

— Олли, не надо спасать тех, кто не пощадил тебя, — тихо промолвил Эртур. — Они без зазрения совести подвергли тебя опасности, сделав пешкой в своих играх.

Глаза мальчика наполнились слезами. Он торопливо вытер их рукавом и шмыгнул.

— Дядя Герольд. Это он велел мне выкрасть печать и отнести ему.

— Что он с ней сделал?

— Я не знаю. Мне только велели ждать, а потом отнести ее обратно.

Варис, одарив Олли последним сочувствующим взглядом, повернулся к королю. Эйрис был в замешательстве, тяжелый взгляд бегал от Олли к Рейгару и обратно.

— Ваша милость, прикажете привести сюда сира Герольда? — спросил Хайтауэр.

— Да, — мрачно кивнул Эйрис, оторвав взгляд от сына. — Приведите его!

Хайтауэр приказал двум стражникам отправиться в лагерь и в строжайшей секретности привести оттуда Темплтона. Эйрис, так и не выпустив из рук меча, уселся на трон, специально для него установленный предупредительными Уэнтами. В тишине вдруг раздался судорожный всхлип.

— Ваша милость, принцессе дурно! — взволнованно воскликнула Эшара.

И только тогда все обратили внимание на неестественную бледность Элии, которая практически висела на руках фрейлины, держась за живот. Рейгар дернулся в сторону жены, но большего сделать ему не позволили.

— Ей нужен мейстер! Она же беременна! — отчаянный крик Оберина разнесся по залу.

— Ладно, уведите ее, она мне не нужна больше, — презрительно, словно речь шла о вшивой суке, а не жене его сына, отмахнулся Эйрис.

Элия сделала неверный шаг в сторону выхода и тут же осела на пол, поддерживаемая Эшарой. К ней подскочил стоявший ближе всех Веларион и подхватил девушку на руки. Принцесса была в сознании, бормоча про головокружение и темноту, но похоже была не в состоянии стоять на ногах. Веларион, испросив разрешения короля, торопливо унес ее прочь, пока Эшара встревоженно семенила следом.

Все это время Рейгар не сводил с них глаз, а взиравший на него с высоты своего трона Эйрис, злобно ухмылялся.

— Что, сын, боишься потерять наследника? — глумливо обратился он к Рейгару. — Ничего, нарожает еще. А если она сдохнет сегодня, подыщем тебе новую жену.

Желваки на скулах Рейгара заходили, но он лишь опустил глаза в пол, не сказав ни слова. В отличие от него Оберин даже не думал отворачиваться, дерзко глядя прямо в лицо королю.

Но в издевательских словах Эйриса скрывался более глубокий смысл, не ускользнувший от Барристана. Эйрис поверил в невиновность сына и не собирается его казнить. По крайней мере, пока.

На некоторое время зал погрузился в густую, тяжелую и душную тишину, прерываемую шмыганьем Олли или чьими-то негромкими шагами, шорохом ткани, да периодическим мычанием Эйриса, который что-то напевал себе под нос. Неуправляемая агрессия его сменилась не менее пугающей веселостью, и одному Неведомому было известно, что это значит.

Однако Эйрис был единственным человеком, находившим в данной ситуации причины для веселья. Лорды Малого Совета, избегая смотреть друг на друга, переступали с ноги на ногу. Тяжелее всех приходилось лорду Стонтону с его больной ногой. Мартелл и Рейгар неподвижно сидели в одинаковых позах с заведенными назад руками. Поза довольно неудобная, а при должном усердии держащих, весьма болезненная. Никто не проронил ни слова с того момента, как лорд Люцерис вынес принцессу Элию.

Барристан переглянулся с Дейном и Освеллом. Они ничего не знали о состоянии Ливена, но отчего-то Барристан не беспокоился за друга. Просто таких людей, как Ливен Мартелл, невозможно представить мертвыми. Куда больше сейчас беспокоила судьба другого Мартелла и принца Рейгара. Да, Эйрис решил повременить с казнью, но стремительность, с которой менялось его настроение, лишала присутствовавших даже надежды на какую-нибудь стабильность. Король мог через минуту вскочить и с воплем требовать казни. Сам Селми уже не верил в виновность принца Рейгара. Он уже успел увидеть и услышать достаточно, чтобы убедиться, что наследник стал лишь жертвой чьей-то хитроумной интриги.

Прошло не меньше часа, прежде чем стражники сообщили о прибытии сира Герольда. В зал неуверенным шагом вошел мужчина около пятидесяти лет, коренастый, с беспокойными голубыми глазами, густой темной шевелюрой и не менее густыми бакенбардами. Стражник следовал за ним по пятам, пока они не остановились перед королем. Взгляд мужчины заметался между сидящими, словно преступники, на коленях принцами, Олли, отводящим глаза, членами Совета и, наконец, прирос к трону.

Эйрис подался вперед, обеими руками опираясь на меч. Поза могла бы быть устрашающей, будь в короле чуточку больше воинственности. Однако единственное, что придавало ему жути, были глаза — широко распахнутые, так что виднелись белки между радужкой и верхним веком.

— Ты Герольд Темплтон? — хрипло спросил Эйрис.

— Д-да, ваша милость, — от страха Темплтон не сразу справился с голосом.

— Твой племянник утверждает, что ты приказал ему меня убить!

От неожиданности все присутствующие уставились на короля. Что уж говорить о Темплтоне, онемевшем от изумления. Даже Рейгар поднял голову и вгляделся в лицо отца. Барристан вновь переглянулся с Эртуром, но тот тоже похоже ничего не понимал.

— Что? — забормотал Герольд, вмиг сбросив все краски с лица. — Ваша милость… я ваш преданный слуга… я ничего… это ложь… это клевета…

— Лжец! — рявкнул Эйрис. — Ты подослал ко мне убийц! Признавайся! Кто приказал тебе подложить то письмо с печатью моего сына наемным убийцам?

На лице Темплтона отразилось нечто, похожее на понимание. Его глаза забегали. И тогда Селми захотелось хлопнуть себя по лбу. Эйрис либо был глубочайшим безумцем, либо величайшим хитрецом. Темплтон мог быть всего лишь исполнителем чужой воли, пешкой в чужих руках. Он мог даже не догадываться, для чего именно нужна печать, мог не быть посвященным во все детали плана, касающиеся покушения на короля. С ходу обвинив его во всех грехах, Эйрис застал мужчину врасплох. Теперь дело оставалось за малым: дождаться, пока до Темплтона дойдет, что он вовсе не обязан умирать за чужие преступления. Если, конечно, их предположения были верны, и участие рыцаря ограничивалось лишь похищением печати.

Барристан следил за мимикой немолодого рыцаря, боясь моргнуть. Вот на лице мелькнуло осознание, а затем решимость. Подняв глаза на короля, Темплтон уверенно проговорил:

— Да, ваша милость. Я признаю свою вину. Преступление мое является изменой против короны, и я заслуживаю соответствующего наказания.

— Так ты признаешься? — допытывался Эйрис. — Кто был твоим сообщником? Отвечай!

— Никто, ваша милость. Я сделал все сам.

— Вы не могли провернуть все в одиночку с оруженосцем, сир, — возразил Мериуэзер, впервые нарушив молчание.

— Мог. Я нанял наемников, подкупил стражу… Я хотел избавиться от обоих Таргариенов одним ударом. Хватит с нас безумцев на троне, — твердо ответил Темплтон, с вызовом глядя прямо на короля. Смелости ему придавало, очевидно, понимание, что его песенка и так уже спета.

Глаза Эйриса налились кровью. Он медленно поднялся с трона. Рот перекосился.

— Сжечь! — завопил он, указывая рукой на Темплтона. — Сжечь его и этот выводок! Всех сжечь!

Стражники тут же схватили Темплтонов — старшего и младшего, который начал верещать о своей невиновности. К королю быстро подошли лорд Варис и Стонтон, начав наперебой что-то втолковывать. Из общей какофонии криков и голосов, Барристан уловил обрывки слов Стонтона: «объяснить это лордам…», «сюзерен негодяя…», «казнить публично…».

— Нет! Сжечь! Прямо сейчас! Здесь! Если кто-то скажет хоть слово, присоединится к ним!

Дважды повторять не пришлось. Все возражения прекратились. Из-за дальней колонны отделились две тени и к королю подошли два человека, на которых до сих пор никто не обращал внимания, вернее, их не замечали. Сухопарый мужчина с нездоровым желтоватым цветом лица и глубокими морщинками на лбу в длинной темно-коричневой тунике и идущий на полшага позади него более молодой помощник. В руках последнего был небольшой сундучок.

— Ваша милость, — с глубоким поклоном обратился к Эйрису пиромант, — если позволите, Двор Расплавленного камня вполне подойдет для этой цели.

Голос пироманта был скрипучий, с неприятной хрипотцой, словно он давно повредил себе голосовые связки. Эйрис, все еще возбужденный, отрывисто кивнул. Что будет дальше, было хорошо известно каждому, и почти каждый из присутствовавших предпочел бы тысячу раз увидеть работу гильотины, чем наблюдать предстоящее зрелище.

Стражники подняли сопротивлявшихся Темплтонов и поволокли их во внутренний двор. Следом последовали пироманты, затем король и его несчастная свита. По молчаливому согласию короля Рейгара и Оберина, наконец, отпустили, позволив свободно идти следом.

Барристан, Эртур и Освелл не отставали от короля. Пройдя по внутренней галерее, спустившись вниз по витиеватой лестнице, они через заднюю дверь вышли во двор. Двор Расплавленного камня получил свое название после атаки Балериона, своим пламенем расплавившего мощенный булыжник, который впоследствие застыл, приобретя кривые, волнистые формы. Ходить по ним было неудобно, а уж тележки или кареты и вовсе не въезжали сюда.

На востоке забрезжил рассвет, небо постепенно окрашивалось в светло-голубые, нежно-фиолетовые оттенки. Олли и Герольду связали руки и поставили на колени. По лицу мальчика текли слезы, он умолял не убивать его, клялся, что невиновен. Потом его мольбы обратились к Эртуру Дейну.

— Сир Эртур! Сир Эртур! Скажите им! Умоляю, скажите, что я невиновен! Я не хотел убивать его величество, клянусь! — Его опустили на колени, и когда пироманты приблизились к ним, мальчик отчаянно задергался, с ужасом глядя на сундучок. — Сир Эртур! Вы же обещали, что если я все скажу, будет лучше! Вы солгали! Пожалуйста, я не хочу умирать!

Эртур Дейн стоял с каменным лицом, но Селми догадывался, какие эмоции обуревали его. Любой рыцарь несет ответственность за своего оруженосца. За его ошибки и преступления, за его жизнь и здоровье. Стоять столбом, не имея возможности помочь мальчику, с которым проводил ежедневно столько времени, которого обучал и которого однажды собирался посвятить в рыцари, было тяжело. А Эртур Дейн не был из тех равнодушных, циничных людей, способных глядеть на казнь подчиненного, не испытывая при этом ничего.

Главный пиромант снял замок с сундука и открыл крышку, затем осторожно вытащил сосуд в форме яблока с мутно-зеленой субстанцией внутри. Олли при виде нее перестал кричать, а Герольд, к его чести, только выпрямился, поджав губы, изо всех сил стараясь не показывать страх. Пиромант, откупорив крышку, подошел к осужденным. Встав позади них, он вытянул руку и вылил часть содержимого на голову Герольда, часть на голову зажмурившегося, дрожавшего, как осиновый лист, Олли и, продолжая осторожно выливать жидкость уже на землю, отошел на шаг, тем самым создав тонкую дорожку субстанции. Затем его помощник с зажженным факелом подошел ближе и взглянул на короля. Улыбка Эйриса больше напоминала оскал дикого зверя.

— Давай! Поджигай! — экзальтированно крикнул он. — Скорее!

— Будьте вы прокляты! — внезапно отчаянно зашелся истошным воплем Олли. — Будь ты проклят, Эйрис Таргариен! Будь ты проклят, Эртур Дейн! Будьте все вы про… Аааааааа!

Барристан отвернулся. Это было все, что он мог сделать — не смотреть. Но заткнуть уши он не смел и слышал все. Оба Темплтона катались по земле и выли в предсмертных муках под аккомпанемент эйрисового хохота. Знакомый запах горелой плоти ударил в нос. Раньше Барристан смотрел на лица других людей в попытке понять, чувствуют ли они то же самое. Больше он этого не делал. Знал, что лица большинства из них не выражают ничего, потому что давно научились носить маски в присутствие сумасшедшего дракона.

Вокруг успела собраться толпа слуг и работников крепости. Не привыкшие к виду заживо горящих тел они с ужасом взирали на представившуюся картину. Эйрис же наслаждался зрелищем, пока крики не умолкли, а два тела неподвижно не застыли на земле, продолжая гореть. Затем медленно улыбка сползла с его лица. Несколько мгновений король озадаченно рассматривал тела, словно не понимая, отчего те так быстро прекратили его веселить, затем тень набежала на его лицо.

— Наконец-то, стало тихо, — пробормотал Эйрис. — Я устал.

И не сказав больше ни слова, он развернулся и двинулся в замок, какой-то опустошенный и даже слегка сгорбленный. За эти несколько часов Эйрис пережил множество эмоций, от дикого ужаса и страха, до гнева и веселья, затем негодования и бешенства, а после вновь веселья. Даже после меньших по силе приступов он обычно спал по полдня. А в этот раз, как предполагал Барристан, проспит весь день. А еще это был единственный на памяти рыцаря раз, когда ярость короля была полностью оправданна.

Освелл и Хайтауэр отправились за королем. Собравшиеся зеваки также спешили убраться поскорее от полыхающего зеленого пламени. Тушить дикий огонь было бессмысленно, оставалось только ждать, когда он потухнет сам или от тел останется лишь горстка пепла.

— Милорды, нам стоит обсудить, что делать дальше, — встревоженно заговорил Мериуэзер, зажимая платком нос. — Что мы объявим сегодня на турнире, как объясним казнь Темплтонов? Возможно, стоит и вовсе отменить турнир, раз здесь есть кто-то желающий смерти его величества?

При этих словах лорд Уэнт, уже успевший возблагодарить всех известных ему богов за то, что Эйрис нашел себе других виновных и не вспомнил о хозяевах дома, в котором едва не погиб, крупно вздрогнул.

— Вы стали весьма словоохотливы, уважаемый десница, с того момента, как его милость нас покинул, — съязвил Стонтон. — Не вижу проблемы. Есть множество свидетелей, готовых подтвердить, что Темплтон признался в совершенном преступлении.

— И тем не менее, милорд, вы ведь не будете отрицать, что публичная казнь с громким признанием была бы куда предпочтительнее. Тогда точно было бы меньше неудобных вопросов, которые теперь неизбежно возникнут, — возразил Челстед, еще один молчун.

— Помнится, вы тоже стояли как воду в рот набрав, когда мы с лордом Варисом пытались переубедить короля, — окрысился Стонтон. — А теперь вдруг додумались высказать то, что мы и без вас знаем.

Челстед, к которому вернулась храбрость, возмущенно открыл рот, но был перебит Варисом.

— Мой принц, что думаете вы?

Рейгар стоял в стороне рядом с Мартеллом, глядя на зеленый пламень, поглощавший еще недавно живых людей, между бровей его пролегла глубокая морщинка. Он был настолько погружен в свои мысли, что не сразу понял, что от него хотят. Варису пришлось повторить суть вопроса. Выслушав его, Рейгар только покачал головой.

— Прошу меня простить, милорды, но сейчас все, что меня волнует, это состояние моей жены и ребенка. И сейчас я собираюсь отправиться к ней.

И он действительно развернулся и почти бегом направился в замок. Оберин вначале собирался последовать за ним, но, передумав, подошел к Дейну и Селми и вымотанно опустился прямо на ступеньку.

— Веселенькая выдалась ночка, что скажете? — усмехнулся он, только улыбка его вышла нервной. Барристан заметил, что руки дорнийца слегка подрагивали.

— Да, — вполголоса согласился Эртур, глядя вслед отдалявшимся и продолжавшим спорить лордам. — Кое в чем Мериуэзер прав. Необходимо собрать срочный совет и решить, как поступить дальше. Даже идиоту ясно, что Темплтоны действовали не в одиночку. Речь идет о серьезном заговоре.

— Мне надо выпить, — серьезно пробормотал Оберин.

На некоторое время они замолчали, каждый погруженный в свои мысли, и наблюдали за тем, как занимался рассвет нового дня. Дня, который не всем было суждено увидеть. Тут они заметили Освелла, возвращавшегося к ним. На гвардейце не было лица. Поглядев на него снизу вверх, Оберин застонал:

— Только не говори, что опять что-то требует нашего присутствия!

Уэнт даже не взглянул на него, обращаясь к товарищам.

— Хайтауэр приказал позвать вас, — надтреснуто произнес он. — Ливен… скончался.

Барристан тупо уставился на Освелла, уверенный, что ослышался. Но печальный вид гвардейца мог значить лишь одно. Перед глазами встало смеющееся лицо Ливена — он всегда слишком много улыбался и слишком много шутил. А еще у него где-то в Королевской Гавани была женщина, которую он, вопреки собственным заверениям, любил, иначе не стал бы рисковать ради нее честью. А еще Ливен часто любил смотреть в ночное небо и утверждал, что обязательно поедет в Дорн, ибо там звезды намного ярче.

Такие, как Ливен Мартелл, никогда не играют главных ролей в театре жизни, они плывут по течению этой самой жизни, внешне безмятежные и незаметные. Никто и никогда не догадывается, какие бури бушуют в их душах, ведь со стороны они всегда невозмутимы и даже беспечны. Никто не осознает, насколько они привязались к таким, как Ливен Мартелл, пока те внезапно не исчезают с их горизонта. Таких, как Ливен Мартелл, невозможно представить мертвыми. Пока они не умрут.

Примечания:

Ну что ж, меня пинали-пинали, и я снова доказала, что живу по второму закону Ньютона)

Спасибо всем, кто тыкал в меня палкой, жал ждуна, лайкал и писал отзывы)

Как считаете, что стало причиной провала плана Аррена?

A) Варис и его проклятые пташки

B) Лианна, из-за которой Рейгар спас отца и вызвал вполне логичные сомнения

C) Закон подлости

D) Кто сказал, что план провален? Еще не вечер, верим в старину Джона))

Пи.Сы. Кто заметил маленькую отсылочку к одному прекрасному стиху, тот молодец)))