Чтобы продолжить исследования степени моего родства с мисс Грейнджер, я пригласил ее
и своего поверенного в мои так называемые хоромы.
Мой древний предок, Салазар Слизерин, насмешливо следил за манипуляциями Острозуба, время от времени подмигивая мне. Моя гостья с трудом сдерживала свой нрав, чтобы не завалить до макушки меня, и ухмыляющегося с портрета волшебника вопросами. А почему бы и не гоблина тоже?
Тем временем тот же гоблин макал специальный пергамент в ванночке с зельем, куда заранее она капнула несколько капель крови из ранки на пальце. Я что делал — ну, я во все глаза следил за появляющихся на нем словами и именами. Упомянул ли раньше, что эта особа, распределившаяся по ошибке на Гриффиндоре, факультет отважных и безбашенных, меня очень интересовала? Из-за моих снов. Она стала бы, отправь меня Шляпа туда, куда меня толкали все кому не лень — Хагрид, шайка Уизлей, Макгонагалл, директор Дамблдор — моим единственным, верным лично мне, а не моей навязанной славе, другом. Всегда рядом, всегда приходящей мне в помощь. Отчаявшись, что я, слепый придурок, однажды увижу ее настоящую. Замечу ее не бросающуюся в глаза красоту, ее незаурядный ум, феноменальную память, высокий уровень магической мощи. Дурень был я в той жизни, пень пнем, дуб дубом!
В этой жизни я не хотел, чтобы она была бы мне подругой. Я надеялся, что наше с ней родство не так близко, чтобы...
Мои размышления прервал зычный голос Острозуба:
— Можете уже посмотреть, милорд. Мисс!
Он вытащил впитавший всю жидкость из ванночки пергамент на поверхность стола и еще мокрый, повернул его правильной стороной к нам, чтобы мы смогли прочитать и познакомиться с его содержанием.
Гермиона Джин Грейнджер — Возродившаяся кровь.
Отец: Ричард Бенедикт Грейнджер, сквиб. Правнук Гектора Дагворт-Грейнджера.
Вот-вот! Кто об этом первый догадался, Драко Малфой?
Мать: Хэлен Мария Грейнджер, в девичестве Филч, сквиб. Внучка бастарда Флимонта
Поттера, Эмилио Филч — непризнанный им.
Вот опять, приплыли, как говорится. Выскочило из ниоткуда имя совершенно неизвестного мне и с „того”, и с „другого” миров родственника. Некий Флимонт Поттер и его бастард Эмилио, которые роднили меня с девочкой. А почему он не признал сына? Может быть он был сквибом, что ли?
— Острозуб, я удивлен. Кто эти Поттеры? — воскликнул я, тыкая пальцем в имя Флимонта, рядом с которым стояло имя некоей Юфимии. Но не забывал следить периферийным зрением за реакции Гермионы. И совсем вовремя, потому что ее начало трясти мелкой дрожью, а лицо побледнело как перед обмороком. — Гермиона, тебе плохо?
Она, так же трясясь закачала головой, отрицая свое состояние. Вот же упрямая!
Острозуб, опережая моего на это запроса, сам вытащил из папки новый пергамент для определения фамильного древа и поставил его на столе рядом с ванночкой. Для определения моих корней. Вылив туда новую порцию выявляющее кровное родство зелья, он протянул мне серебряный кинжал. Одним глазом подглядывая за состоянием девочки, я надрезал себе руку и капнул в ванночку несколько капель крови. Гоблин опустил внутрь пергамент.
Через положенное время я мог уже читать появившиеся на нем имена и степень их родства с основной линией рода Поттер.
Моим отцом был Джеймс Карлус Поттер, в этом я не сомневался. Дедом у меня был Карлус Гарнет Поттер, бабушкой — Дорея Блэк. Карлус был последним, кто принял главенство рода Поттер, так как мой отец Джеймс это главенство принять отказался. Или фамильная магия его отвергла. Надо позже спросить у Острозуба.
Родились Карлус и Дорея в 1939-ом году, поженились двадцатилетними в 59-ом году. Единственного своего сыночка они родили на год позже. Три месяца спустя по неясной причине, оба погибли в один день и мой отец, будучи еще младенцем, остался круглым сиротой.
И тогда эти незнакомые мне Флимонт и Юфимия Поттер появились как черт из табакерки, предъявив свои права на опекунство. Будучи сиротке единственными кровными родичами и из той же семьи — были они ему то ли внучатыми дедушкой с бабушкой, то ли прадедушкой с прабабушкой. Я всмотрелся в боковую линию моей семьи — да, родство довольно далекое, но имя есть имя. Поттеры. Флимонт с Юфимией наверно были ровесниками самого Альбуса Дамблдора, и на момент установления опекунства над Джеймсом собственных детей у них не было. По крайней мере, семейное древо таких не указывало, ни живых, ни мертвых. Хотя, если посмотреть слегка под углом, из кружочка Флимонта выходила некая поблекшая линия, ведущая к такому же еле заметному овалу. Внутри которого стояло чье-то имя.
— Острозуб, это имя не того же Эмилио, о котором говорилось в древе Гермионы? — указал я пальцем на неясную отметину.
Мы трое живых склонились над пергаментом.
— Капните капельку гоблинской крови, чтобы стало читаемо, — выдал Салазар с портрета.
Острозуб не медля и секунду сразу выполнил указание нарисованного Основателя Хогвартса. Капля темно красной, почти черной крови, упав на почти незаметное пятно, впиталась в пергамент, вырисовывая загогулины. Линии, соединяясь, выписали одно короткое „Эмилио — непризнанный бастард”. Ни когда родился, ни кто была его мать.
А потом, из кружка, в котором стояло имя моего отца протянулась серая линия к паре Флимонта и Юфимии и, уже там возникало по-новому, словно тот был ИХ сыном. Блин, они взяли Джеймса вроде бы, на воспитании. В действительности, они его усыновили, перенося от Карлуса на себе основную линию Поттеров.
Понимаю почему магия моего отца в лорды рода не приняла. Дела в магическом мире так не делаются, та пара совсем уж неосведомленной была или что?
Что они такое проделали, что Род отверг своего единственного наследника? Я посмотрел на Острозуба, постукивая на появившимся кружочке с именем отца по соседству с именем Флимонта.
— Я тоже удивился, когда кольцо Лорда соскользнуло с пальца Джеймса, милорд. С того времени, я над этим феноменом думаю. Лишь сегодня я могу предположить почему такое стряслось. По-моему, старшая бездетная пара как-то замешана в ... не смею такое утверждать, я лишь предполагаю, уж простите. — Я, навострив слух, рассеяно кивнул. — Правильно было бы, приняв осиротевшего правнука, Флимонту и Юфимии надо было принять на себя лишь роль регентов при наследнике Рода. Договор Министерства с ними был такого содержания. Но они решили перехитрить министерских, нас в Гринготтсе, себя и довлеющий над ними родственный долг. Они решили стать наследнику родителями, таким образом перетянув на себя главенство рода и, я думаю, возможность владеть родовым имуществом. Я видел их только один раз, когда они пожелали войти в свои „законные” права. Безуспешно, по-моему. Тогда с делами Поттеров работал мой отец, я мимо проходил, поинтересовался, отец огрызнулся, что пока жив, никто дорогу ему не пересечет. И я отступил.
— Вижу, Острозуб, что они тоже недолго жили, — заметил я год кончины Флимонта и Юфимии.
— Да, это так. Они тоже погибли, на этот раз по установленной врачами в Святом Мунго причине — драконьей оспе, в самом начале тысяче девятьсот семьдесят седьмого года. Дальше уже вы все знаете. Странность, однако. Этим периодом, год-два, не больше, подкосило много взрослых волшебников, глав своих семей...
Я посмотрел на подглядывающую у меня из-за плеча Гермиону и испугался. Она была на грани магического выброса. Вокруг нее рябило и искрилось золотистое сияние, волнами расходясь прочь от девочки. Что делать? В подобных случаях мои трижды клятые родственники давали мне оплеуху, и я затыкал свою магию в себя поглубже, чтобы не давать основание тем сорваться на меня. Но ударить Гермиону — ни за что!
Поэтому я обхватил ее лицо своими ладонями, посмотрел в глаза, поцеловал кончик ее вздернутого носика и начал ее уговаривать:
— Гермиона, успокойся! Нечего тут волноваться, мы просто очень, очень дальные родственники. Все в порядке, ты не волнуйся...
Ее глаза наполнились слезами, из-за чего они заблестели как две звезды. Ее лицо зарумянилось, делая ее трогательной и настолько миленькой, что я не удержался и прижал ее к себе. Вдруг она начала всхлипывать у меня на плече, но всхлипы эти были особые, чудные. Я таких никогда раньше не слышал. Гермиона, рыдая, словно запела:
— Ааа, оооооо, ииееей, ооооо...
И случилось необъяснимое. Расходящиеся от нас пузыри переливающейся золотым с розовым цветом мглы уплотнились, нас затопило ощущение первозданной магии. Я слегка отстранил девочку от себя, чтобы посмотреть, что с ней происходит и увидел, что эти волны исходят из ее рта, пока та продолжала плакать. На стене напротив моего обалдевшего от удивления нарисованного предка и за спиной резко повернувшегося в ту же сторону Острозуба, я увидел появляющейся как в кино, экран. Я повернул Гермиону лицом к этой завораживающей картине. Та продолжала плакать/петь не уставая, а экран начал разрастаться.
Тогда на нем стали выступать детали неведомого нами четырьмя мира.
Огромный, простирающийся до самого горизонта, волнообразного из-за далеких возвышенностей, дремучий лес. Через него текла широкая, не слишком полноводная река. Сквозь прозрачную воду на дне были видны валуны, среди которых мелькали темные тени рыбин. Берега по обе стороны реки покрывал блестящий золотой песок. Под сенью деревьев вдоль пляжей тянулся пояс кустов с аппетитными на вид красными ягодами на ветках. В глубине леса жили птицы, чье оглушительное пение заполняло воздух ощущением радости.
— Гарнет, слышь меня! — воскликнул Салазар. — Знаешь, что девочка Гермиона сделала? Она открыла проход к новому миру, Гарнет! Или сама создала этот новый мир! Удивительный Дар, ааах. Я горжусь своими потомками, мое посмертие наконец обрадовало меня, старика. Парень, сразу женись на ней, не упускай такой подарок судьбы, иначе будешь всю жизнь сожалеть.
Вот так. А я и не думал упускать свой шанс, только не намеревался так рано приступать к этому. Ну, что же. Раз надо, так надо.
Гермиона растерянно смотрела на нас с Салазаром, лучезарно улыбнувшись нам обоим.
Острозуб кашлянул, привлекая внимание к себе.
Я повернулся к нему, и он безмолвно подал мне в руки коробку с двумя кольцами на бархатной подушечке внутри нее. И откуда, скажите, он все знает?
Час спустя, вернувшись обратно из созданного моей новообретенной женой мира, я грохнулся — настолько, настолько может грохнуться сорока килограммовый подросток — на первом повернувшемся перед глазами кресле и обратился к моим напарникам по приключению.
— Острозуб, Герми, что вы заметили?
— Там воздух пахнет цветами, Гарри, — ответила мне девочка, прикрыв глаза и сделав покрасневшими губками бантиком. — А ягоды вкуснющие! Птицы такие пестрые, как бабочки, ты заметил? Солнышко теплое-теплое, небо голубое... Таким я совсем уж ребенком представляла себе Рай.
— Песок содержит золотых песчинок, милорд. Я не смею надеется... Это, конечно, ваше право, но на этом песке я, полежав на несколько минут, почувствовал себя здоровей и моложе. Хотя, зачем мне это? — закончил мой поверенный деньгами печально. Он ждал терпеливо мой окончательный приговор.
— Герми, милая, с тобой такое раньше случалось? Чтобы спев мелодию и открывалось окно в новый мир?
Она призадумалась и отрицательно покачала головой.
— Нет, никогда раньше. Но, после Мунго мне однажды показалось, что...
— А что случилось с тобой в Мунго, Герми?
— Случилось то, что врачи позволили мне немножко умереть.
Мдааа, наследственность не прощает, как говорится. Смерть явилась и к этой не выявленной миру Поттер и отдарила ее своеобразным Даром.
Меня распирала настоящая гордость. Классно карты на этот раз легли для меня. Нет, для нас обоих.
— Гермиона, вечером я должен отправиться куда-то еще. Не сопроводишь ли ты меня? — спросил я девочку, подмигнув чем-то напыщенно раздумывающему Салазару.
— Куда? — спросила она, слегка поддавшись вперед со своего места в соседнем кресле.
— В Междумирье. Надо проводить там нашего, тоесть, твоего... — Я призадумался и решил для себя: — Ну, все-таки, нашего общего с тобой родственника, Аргуса Филча и его кошку, чтобы попробовать вернуть ей человеческий вид.
— Завхоза Филча? — воскликнула она, оттолкнувшись назад. Ее маленькая ладошка прикрыла ее рот и она часто-часто захлопала глазами. — Ааа, ну я же... Ха, ооо! Мой прадедушка, Эмилио Филч, девичья фамилия моей мамы... Конечно, приду.
Я посмотрел на остолбенело стоящего рядом с нами гоблина, немигающим взглядом отдалившегося от здешних реалий в свои высокие эмпиреи, вероятно вспоминая тот золотистый песок в мире Гермионы.
— Острозуб, эхооо, отзовись! — дернул я его за полы черного сюртука. Он непонимающе посмотрел на меня. — Слушай меня внимательно, сегодня, в связи с нашей с Гермионочкой свадебной договоренностью, я добрый. Дарую тебе твою жизнь. Не опрощаю твои грехи, но твоя голова останется на твоих плечах. Беру тебя с собой в Междумирье, там у тебя наступит Просветление и очистятся мозги. Вернешься оттуда как новорожденный, принесешь мне новую клятву, пожестче. Процент оплаты твоей работы я уменьшу. Зато, если моя супруга позволит, будем тебя приглашать в ее новый мир лежать и рыться вдоволь в золотом песку, есть те рыбины, которые водятся в тех водах и так далее. Согласен?
Вы видели плачущего гоблина? Я тоже не видел до сих пор.
Посмотрев на него трясущегося на коленях передо мной, мне показалось, что я видел уже все в этой жизни.
Но, не будем пророчествовать, это не наша стезя.
В Большом зале, на следующий день, нас ждал новый сюрприз в виде Аберфорта Дамблдора, явившегося во время обеденного перерыва. Студенты чинно и тихо принимали пищу, даже Рональд Уизли, обычно создававший вокруг себя вакуум, всасывающий прямо в него все съедобное, на этот раз не смел возникать. Его братья-близнецы молчали в тряпочку, исподлобья подглядывая на своих мертвецки бледных родителей, сидящих за преподавательским столом.
Ожидалось появление счастливой парочки Альбуса с Джиневрой, но прибыл их самый ближайший родственник.
Аберфорт был одновременно и похож, и совсем не похож на своего знаменитого братца Альбуса-много должностей. Те же синие глаза, та же худощавая фигура, та же походка. Но он был гладко выбритым, коротко стриженным и одет был в сюртук и брюки, а не в мантии до пола, цвета „вырвиглаз”.
Войдя в обеденный зал, он осмотрелся и, заметив меня, сидящим с моей женушкой за отдельным столом, который стоял на постаменте, немедля отправился к нам.
Интересно, как мог посторонний человек проникнуть сквозь Защиту замковой территории? Или я лопухнулся и сразу включил Хогсмид в эти самые территории? Наверно, так и получилось. При этом, вместе с проживающими в призамковом поселке. Ойейей, надо сразу заняться этим проблемой, иначе эти люди не смогут выбраться из своего поселения, без моего на то разрешения.
Вернуться обратно тоже.
— Герми, запишѝ, пожалуйста в список наших дел переработку защиту моих территорий. Видишь мистера Дамблдора?
— Ты с этим мужчиной знаком? — кивнула она бородкой на степенно приближающегося Аберфорта.
— Официально нет. В действительности — да.
Тем временем брат нашего все-еще-директора дошел до лестничных ступенек возвышенности и остановился. Сдержанно наклонив голову, он заговорил:
— Лорд Хогвартс, разрешите представиться! — Я кивнул одобрительно. — Меня зовут Аберфорт Дамблдор, я брат директора школы Колдовства и собственник небезызвестного в Хогсмиде паба „Кабанья голова”. Вчера до меня дошли скандальные новости, что мой братик доигрался в конец и на старости лет женился на девочке, не достигшей возраста первого курса обучения. Я удручен и возмущен! Но, должен напрямую сказать, что мой братишка не по этой, ... как сказать? Не по женской части, вот.
Я ухмыльнулся. Нетрадиционная ориентация Альбуса ПВБ Дамблдора была мне хорошо известна с „той” жизни. Месть моя, хотя восторжествовала она не по моей инициативе, была даже на мой взгляд очень, очень мерзка.
— Вне зависимости от его желаний, он ДОЛЖЕН будет консумировать брак немедленно, потому что ОН САМ себя поймал в эту ловушку.
Аберфорт неожиданно сверкнул глазами точь-в-точь как свой брат, и злорадо хмыкнул, почесав коротко стриженную, типа „канадской ливады” голову.
— А ловушка эта? ... — не закончив свой вопрос до конца сказал он.
— А ловушка была устроена мне. Им же, как и семейкой его невесты.
Зал, как стало обычно в последнее время, затаил дыхания, чтобы не пропустить ничего из новостей. И вовремя доложить письмом родне. Совиную почту я преднамеренно не закрыл.
Брат директора нервно переступал с ноги на ногу, не решаясь озвучить свою просьбу. А то, что она будет, к гадалке не ходѝ. Гадалка, которая Сибила Треллони, сама присутствовала здесь, в зале суда..., хех! Наконец, тот собрал смелость и начал:
— Видите ли, тут такое дело ... Девочка эта, как ее там, — Кто-то из студентов хихикнув, крикнул „Джиневра”. Братья Уизли, все числом шесть, сидящие за столом Гриффиндора, сжались, стараясь быть невидимыми. — Да, да, слыхал я. Джинивера эта, должна будет родить, вот. Но она маленькая еще, ребенок она. Как это будет?
Вот о чем он беспокоился! Я поспешил его успокоить. Все-таки, Аберфорт ни мне лично ничего плохого не сделал, ни моему роду, ни моим друзьям.
— Мистер Снейп, наш преподаватель по Зелеварению сварил молодоженам каждому по зелью. Будет у вас племянник, мистер Аберфорт, будет.
— Племянник этот, если будет, что с мамочкой своей сделает? Выпьет он ее полностью, да?
— Да. Боюсь, что всю оставшуюся жизнь миссис Дамблдор проживет сквибом. Если второй раз выйдет замуж, после, хм, кончины своего престарелого мужа, — я замолчал, давая время своим слушателям осмыслить сведения о женитьбе директора школы. — Простите, но разница в возрасте ведь велика! Таак, да больше у Джиневры детей не будет, хотел сказать.
— Ну, должен признаться, мне все равно, что с малявкой будет. Я не такой черствый, но не только мне кажется, эта девка не так уж невинна, нет?
— Вы правы. Детей, знаете, всяких бывают. Некоторые уже злыми и подлыми рождаются. Озвучьте, наконец свою просьбу, мистер Аберфорт.
Тот стал нервно потирать свои широкие ладони.
— Я знаю, прочитал я, что после акта консумации брака, виновная сторона теряет магию.
Я улыбнулся как объевшийся сметаной кот.
— Все верно.
— Значит, раз виновная сторона мой мерзкий брат, он тоже осквибится?
— Да. Он и так в детстве был волшебником не очень, да? — спросил я.
Тот кивнул удрученно. А потом я чуть не упал со стула, услышав:
— Можно мне принять как моего ребенка неродившегося младенца?
Вот значит как. Неожиданно!
Я посмотрел на окаменевшее лицо миссис Уизли, которая глазами удава смотрела на Аберфорта.
— Нет! — крикнула она. — Я не позволю моей кровиночки расти вдали от меня.
Она дура, что ли? Хотя, чему я удивляюсь. Конечно дура. Родившаяся Прюэтт, наследница уважаемой семьи, хорошенькая собой девица, плюнув на себя и на родственников, вышла за Предателя крови, народила орду бесполезных, до конца обнаглевших сорванцов. Кого она винит, если не себя любимую?
— Миссис Уизли, умерьте свои претензий, вы не в вашей „Дыре”! — прервал ее крики я. — Мистер Аберфорт в своем праве, он о вашем внуке думает, не о себе. Над младенцем надо провести сразу после рождения обряд отсекания от рода матери, чтобы на него не перешло ваше клеймо „Предателей крови”. Тоесть, чтобы ваш внук рос здоровым и с чистой магией, он не должен оставаться вашим внуком. Ваш зять, Альбус тоже будет сквибом, и его никто не будет спрашивать. — Я ударяю золотой ложкой по золотому звонку на своем столу и Гермиона смотрит на меня блестящими от волнения и любопытства глазами. — Слушайте мой вердикт! Ребенок, который родится от брака Альбуса и Джиневры Дамблдор будет передан его родному дяде, мистеру Аберфорту Дамблдору на воспитание. Вы свободны, сэр.
Пожилой волшебник уважительно стоявший перед постаментом, на котором обедали мы с Гермионой, с благодарностью поклонился нам обоим и шаркая подошвами сапог, вышел из Большого зала.
Все присутствующие, кроме членов семьи Уизли, заговорили, обсуждая новостей.
Пусть обсуждают. Мне-то что? Я доволен собой и своими решениями.
Утром я вернулся из Междумирья под ручкой с веселой Гермионочкой. Наш дальний родственник, Аргус Филч, сияя как новенький золотой галеон, вел за руку улыбающуюся красавицу, женщину в возрасте. Его будущая жена, вдова миссис Норрис. Ночь в Междумирье вылечила его схлопнувшееся еще в детстве магическое ядро и он, не видя куда переступает, спотыкаясь на каждом шагу, вовсю колдовал цветы и дарил их женщине. Беспалочковым.
Последний в очередь подпрыгивал помолодевший Острозуб, которому я изменил имя на Остроклык, этим делая его совершенно новой личностью. Поработает, ох как поработает мой новоиспеченный поверенный деньгами на повышение финансового состояния моей семьи. Хотя, какое это имеет значения для нас с Гермионой, при наших-то Дарах от Смерти?