Зови меня Психея // Call Me Psyche (гет)

.

Они аппарировали в темный переулок на западе Лондона. Приятный вечер сельской местности сменился дождливой городской ночью. Ладошка Гермионы все еще была в его руке, и, следуя за ним, она наткнулась на него, когда Драко резко остановился. Он обернулся, и они оказались лицом к лицу на тротуаре.

Глаза в глаза.

И внезапно холодные капли дождя упали на теплую обнаженную кожу ее плеч. Грейнджер, ахнув, потянулась за сумкой, чтобы найти что-то подходящее, но Драко уже снял пиджак и накинул его на нее.

Малфой был, как всегда, мил, но нервничал, вертя в руках волшебную палочку Андромеды.

— Все кувырком… — пробормотал он. — Потерпи, сейчас я наколдую нам зонтик…

«Да, это очень нервозно — заводить семью в восемнадцать лет, в разгар войны, с кем-то, кто еще недавно был твоим врагом…» — подумала Гермиона. Нервозно и так мило, что она привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

— Спасибо. — Ее голос был низким и немного хрипловатым. В этот же момент из волшебной палочки вырвалось заклинание зонта. Они оказались под ним вплотную друг к другу, и Грейнджер вытерла бисеринки дождевых капель с хорошо отглаженной, подогнанной под размер Малфоя белой рубашки, которую Андромеда подарила ему из гардероба Теда. От прикосновения вода просочилась сквозь волокна ткани, обнажая проблески кожи.

Драко втянул воздух и притянул ее за лацканы своего пиджака. Вплотную. И быстро поцеловал.

— Пошли… — выдохнул он ей в губы.

Она ничего не ответила, но, пока они спешили к Гриммо, 12, продолжила смотреть на его профиль, очерченный на фоне желтых уличных фонарей.

Приближение к дому без наложенного на него заклинания Фиделиус, казалось ей неправильным во всех отношениях. Это место больше не было безопасным.

Малфой протянул руку и повернул ручку, чтобы открыть дверь.

Он прошел внутрь первым, подкравшись к портрету Вальбурги, чтобы убедиться, что она прикрыта: именно сегодня Драко особенно не хотел, чтобы Гермиону оскорбляли в Доме Блэков. Не говоря уже о том, что он не собирался рисковать тем, что Вальбурга тут же расскажет кому-нибудь о том, что «грязнокровная компаньонка Поттера» вернулась на Гриммо.

Малфой взял Грейнджер за руку и повел внутрь, однако, по всему крыльцу и по половицам вестибюля были разбросаны осколки разбитого окна, а она была увлечена разглядыванием того, во что превратился дом за последний год, поэтому, неосторожно шагнув, Гермиона поскользнулась на осколке, который треснул у нее под ногами. Драко рванулся, чтобы прижать ее к себе, а она обхватила его шею обеими руками, осматривая пол в поисках лучшей опоры в полумраке.

— Я в порядке. Поверь, у меня бывали ситуации и похуже…

Малфой нисколько не сомневался, что это было правдой, и от этого у него защемило в груди.

И еще… Грейнджер была права, когда несколько месяцев назад сказала ему, что его легко соблазнить. Она еще не делала ничего особенно провокационного, но это не имело значения, ведь он находил все, что было между ними, провокационным: сама ее близость действовала на него особенным образом.

— О, иди сюда! — сказал Драко, тяжело вздохнув: он подхватил ее на руки и перетащил через стекло дальше в дом. — Похоже, ты все-таки умудрилась перенести себя через порог в день свадьбы. Умно, Грейнджер!

Она рассмеялась, уткнувшись ему в шею.

— Честное слово, я не планировала этого таким образом! Но это довольно мило с твоей стороны.

Малфой ответил еще одним вздохом, но его дыхание прервалось из-за дрожи, которую она вызвала, говоря так близко к его горлу. Он поставил ее на ноги прямо перед семейным гобеленом, хотя больше всего на свете ему хотелось увлечь ее наверх, по лестнице в спальню, которую он прибрал, когда был здесь в последний раз. Драко так и не понял, зачем он сделал это: как будто что-то глубоко внутри него знало, что вернуться сюда с ней — его судьба.

«Нет, это безрассудно!» — Но было трудно устоять, когда он только что женился, и они были здесь вдвоем; на ней короткое платье, он в откровенно мокрой рубашке, и только что убрал руку с изгиба невероятно нежной кожи под ее коленом. Малфой вздохнул поглубже и попытался напомнить себе, как важно было, чтобы они не консумировали этот брак. Хотя бы какое-то время.

Он решительно покачал головой и принялся зажигать единственную свечу в канделябре на стене.

— Так, и что тут у нас, — пробормотала Гермиона, присаживаясь на корточки, чтобы получше рассмотреть часть гобелена с лицами знакомых ей людей. — О, смотри, это малыш Тедди. У него даже волосы голубоватого оттенка. А это Тед Тонкс. Я видела его однажды, но мы не были знакомы. Бедная Андромеда… Я замужем всего три четверти часа, а уже могу себе представить, насколько она опустошена…

Грейнджер замолчала, когда Драко присел рядом с ней на корточки. Он снял с ее плеч пиджак и положил вместо него свою руку, горячую и с открытой ладонью. Гермиона пришла сюда с намерением соблазнить его и покончить с нелепой идеей неполного брака, но каждый раз, когда она приближалась к нему, Малфой был уже рядом… словно мотылек, летящий на дрожащее пламя свечи.

Она прочистила горло, снова сосредоточившись на гобелене.

— О, вот и Беллатриса. А это ее муж?

Драко проворчал:

— Да, номинальный муж. Дорогой дядюшка Родольфус! За два года, что мы живем в одном доме, я едва ли слышал, чтобы он произнес хоть слово.

Гермиона указала пальцем ниже, на семью младшей сестры Блэков, — Нарциссы Блэк Малфой, — а теперь и на свою семью.

— Смотри, здесь твое лицо, а моего нет, — сказала она, указывая на пустое место под изображениями Люциуса и Нарциссы. — Пока никаких следов моего лица. Но… мальчишка, который — ты, — он выглядит так странно. Что-то с его щеками и бровями, не находишь?

— Средневековое заклинание — вот что с ними, — закончил Малфой, вставая. — Я выгляжу тут так, будто смертельно болен или ужасно раздражен.

Грейнджер прыснула от смеха.

— Удивительная смесь заносчивой двенадцатилетки и хмурого юноши с шестого курса…

Она выпрямилась, обхватила ладонями его настоящее лицо с обеих сторон и сжала щеки, пытаясь придать сходство с гобеленом.

Драко приподнял бровь над своими перекошенными щеками.

— Не могу дождаться, Гермиона, когда увижу, как будет выглядеть твое лицо на гобелене.

— Если оно вообще когда-нибудь появится… — она с надеждой посмотрела на пустое место рядом с Малфоем.

Он взял ее за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза.

— Так и будет. Просто подожди, Грейнджер.

Ее руки оторвались от его лица и пробежались по линии шеи и плеч. Драко глубоко вздохнул и весь напрягся под ее ладонями: она прикасалась к этим частям его тела и раньше, но никогда ТАК. Ее руки были открыты, как у собственницы, и что-то требовательное в их соприкосновении усиливало жар между ними.

— Грейнджер, хм? — ее медленный говор соответствовал прикосновению. — У меня теперь другая фамилия.

Драко щелкнул языком, чтобы рассеять туман в голове.

— Мы уже говорили об этом, — сказал он, стараясь придать своему голосу строгость, в то время как его тело прижималось к ней. — Полубрак и никаких общих имен. Пока нет.

— Еще нет, — эхом отозвалась Гермиона, словно с трудом выговаривая слова. Она стояла так близко, что, когда они говорили, дыхание касалось кожи второго. — Нет причин, по которым, по крайней мере, когда мы наедине, ты не можешь называть меня как-нибудь более… интимно.

Он прикусил нижнюю губу, обхватив руками ее поясницу.

— Гермиона — сойдет?

Грейнджер качнула головой.

— Конечно нет, что в этом интимного, когда почти все называют меня так?

— Ну, тогда, может… — Малфой прижался губами к ее уху, — Психея? — И она задрожала от того, как вибрация его голоса коснулась ее.

Притяжение между ними было восхитительно мучительным. Драко знал, чего она хотела. Но чего добивался он сам?

— Не смей называть меня Психеей, — сказала Гермиона, погрозив пальцем. — Я не Психея, мы уже столько раз обсуждали это.

— Да, ты права, — согласился Малфой, сжав ее руку с поднятым пальцем и снова поворачивая лицом к гобелену. — Пока что я буду называть тебя «дорогая», и мы еще немного подождем, не обновится ли гобелен, прежде чем я отведу тебя обратно в Ракушку на ночь, так что… Ох, Грейнджер! — Когда он развернул ее, она воспользовалась моментом, чтобы снова прижаться к нему, прильнув спиной к его груди, откинув голову ему на плечо и прижавшись всеми своими изгибами к каждому изгибу его тела. Его мужская часть мгновенно отозвалась. — Или стоит проводить тебя обратно прямо сейчас… — простонал Драко.

Грейнджер продолжала держать его за руку и притянула вплотную к себе, а сама отступила еще на шаг назад, зажав его между собой и противоположной гобелену стеной, как будто они были двумя ложками, поставленными вплотную друг к другу.

Малфой резко выдохнул, и, возможно, он попытался произнести что-то большее, чем ее имя, но звук получился едва слышным.

Она откровенно потерлась об него.

— Это увлекательно — разглядывать его. Если бы ты продолжал меня держать именно так, то я могла бы вечно смотреть, как эта семейная потрепанная «занавеска» колышется на ветру…

Драко шумно выдохнул через нос, пытаясь снять напряжение. Это не возымело желаемого эффекта, а потом он сдался, пощекотал ей шею и заставил прижаться к нему еще теснее — если это вообще было возможно. У него вырвался тихий, удивленно-болезненный стон, когда он уткнулся лицом в ее волосы. Его руки были на ее бедрах, а пальцы вцепились в складки юбки; колени Малфоя чуть дрогнули и подогнулись — тело Гермионы повторило его позу.

А потом она вывернулась из его объятий, оставив Драко раскрасневшимся и потерявшим равновесие.

— Это был чрезвычайно насыщенный событиями день, не так ли, дорогой? — как сама невинность, спросила Грейнджер. — Я собираюсь найти место в этом доме, где мы могли бы провести ночь. — И, шурша красным атласом, она направилась вглубь.

Малфой пару раз хлопнул ресницами, прежде чем вспомнил, что нужно дышать. И еще пара долгих мгновений ушла на то, чтобы он взял себя в руки, прежде чем последовать за ней.

К Гермиона же вернулась уверенность в том, что она на верном пути в своем соблазнении — пусть и делала это впервые.

Пробираясь на ощупь через гостиную, освещенную только уличным светом, падающим из окна, даже в полумраке Грейнджер могла сказать, что в комнате царил ужасный беспорядок.

— Раньше я спала здесь, — сказала она, указывая на два дивана — теперь вспоротых, будто кто-то искал внутри сокровище и безжалостно добирался до цели. — Один был для Гарри, другой для меня, а Рональд спал на полу между нами.

Драко встал в дверном проеме, вцепившись руками косяки, и заглядывал в комнату.

— Это здесь вы с Уизли держались за руки?

Гермиона обернулась, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Почему такой тон, дорогой? Когда я впервые рассказала тебе об этом, ты отшутился, как будто это была сущая ерунда. Сказал, что это даже не так чувственно, как обнимать того уличного кота.

Он пересек комнату и взял ее за локоть.

— В любом случае, сегодня ты здесь спать не будешь. Это больше не конспиративная квартира Ордена, а у тебя даже нет рабочей палочки.

Она высвободилась из его хватки и скрестила руки на груди.

— Твоя половина нашего брака может спать сегодня, где захочет. А моя половина останется здесь с палочкой Беллатрисы Лестрейндж, чтобы следить за гобеленом, пока он не заработает, как нужно.

— Нет никакой гарантии, что волшебная палочка подчинится тебе, чтобы предотвратить неприятности, которые могут возникнуть у тебя ночью, — настаивал Малфой, больше не флиртуя, а искренне беспокоясь.

— Тогда возьми на себя ответственность и останься со мной, — заявила Грейнджер.

Он крепко зажмурился, и в этот момент между ними снова заискрилось притяжение. Она прижалась к нему, скрестив запястья у него на шее.

Ее слова были тихими, когда Гермиона сказала:

— Драко, нам не обязательно мучать друг друга и разрушать наш брак только потому, что мы проведем еще одну ночь вместе. Сколько раз до этого мы проводили ночи наедине под твоим плащом? Хм? Это всегда было мило и скромно…

Он издал смешок, похожий на кашель.

— Мило и скромно? Ну, как минимум, это было до того, как в твой репертуар объятий вошло положить свою задницу мне на колени или оседлать меня.

Она потянулась и коснулась губами его шеи, прямо под ухом; ее голос стал притворно невинным:

— Мне показалось, что тебе это понравилось…

— Грейнджер…

— Все, что я хочу сказать, — продолжила Гермиона, не обращая внимания на его бормотание, — это то, что я остаюсь здесь на ночь. А ты можешь поступать, как хочешь.

Его руки поднялись к ее бедрам, и она почувствовала, как Малфой сжимает их и одновременно облизывает свои губы. Что-то тревожно-озорное промелькнуло в выражении его лица, когда он посмотрел ей в глаза.

— Да? — Он шумно выдохнул. — Отлично. И, как назло, в последний раз, когда я был здесь, я навел порядок в одной из спален наверху. Нам должно быть достаточно уютно на одну ночь.

Она отодвинулась от него.

— Как ты нашел время для этого, если был занят реставрацией гобелена?

Драко пожал плечами.

— У тебя было время прибраться в спальне, но не нашлось его, чтобы восстановить изображение Сириуса на гобелене, хотя ты знал, как много это будет значить для Гарри!? Не говоря уже о Римусе и остальной его семье? — Ее голос повысился, скорее от подозрения, чем от чего-либо еще.

Он небрежно погладил ее ягодицы.

— О, я не сам занимался реставрацией. Когда я говорил такое? Нет, я ничего не смыслю в магической реставрации старинных тканей. Разумеется, я взял с собой Пэнси.

Грейнджер волмущенно оттолкнула его руки, хотя они, казалось, были повсюду и неотвратимы.

— Ты был здесь один с Пэнси Паркинсон?!

— Один в том самом месте, где у тебя остались такие приятные воспоминания о том, как ты спала рядом с Уизли? Похоже что, да, — сказал Малфой, снова прижимая ее к себе.

— Полагаю, Пэнси Паркинсон входила в твою коллекцию девушек, с которыми тебе нравилось целоваться на вечеринках? — настаивала Гермиона, извиваясь в его объятиях. — Она ведь была твоей парой на Святочном балу в платье с открытой спиной, под которое даже не потрудилась надеть нижнее белье!

Он рассмеялся.

— Ты заметила, с кем я был на балу много лет назад? Я и не подозревал, что тебе было до этого дело.

Гермиона все еще извивалась, издавая высокие, восхитительно заводящие его стоны, пока он держал ее.

— Тебе не о чем беспокоиться, дорогая, — проворковал он ей на ухо. — По довольно удачному стечению обстоятельств, моя Пэнси прониклась симпатией к твоему Уизли.

Гермиона перестала сопротивляться.

— Малфой, ты сочиняешь!

— Совершенно серьезно, — рассмеялся Драко, прижавшись к ее горлу. — У нее есть безумная теория о том, что мы с Уизли — это один и тот же человек, выросший в разных обстоятельствах. — Она приподняла брови, обдумывая это. И Малфой внезапно встревожился. — Не надо! Прекрати, Грейнджер! Перестань думать об этом. Пэнси совсем спятила!

Но Гермиона прищурилась, и на ее лице появилось выражение крайней сосредоточенности.

— На самом деле, я думаю, что в этой теории что-то есть…

— Это не так! И ты туда же!

Она посмеялась над ним, снова обвив руками его шею и покачиваясь вместе с ним, опять превратившись в дразнящую и игривую. Но руки Малфоя внезапно стали сильными, остановив ее движение. Его лицо стало свирепым, а потом он оказался совсем близко и яростно поцеловал ее, демонстрируя, как мало у него общего с Рональдом Уизли, с которым она не зашла дальше держания за руки! Но спустя мгновение это стало чем-то большим — первым настоящим, страстным поцелуем в их супружеской жизни. Рон и Пэнси оказались забыты, а в гостиной разоренного дома остались лишь Драко и Гермиона, нашедшие друг друга в конце безумного дня. Поцелуй был голодным и собственническим, словно магия, которую Кингсли использовал, чтобы связать их брачными узами, была достаточно сильна, чтобы изменить их так, как они только сейчас осознали.

Гермиона повисла на его шее, а рука Малфоя легла ей на бедро, забралась под подол юбки, притягивая Грейнджер все ближе, и поползла выше, заставляя их обоих содрогаться от прилива желания. Они беспорядочно задвигались по комнате, спотыкаясь, но не отлипая друг от друга, и остановились, только когда Драко уперся в рояль. Его губы были прижаты к ее губам в глубоком поцелуе, когда в тишине ночи проснулись ноты: потрескавшиеся клавиши издали резкий всхлип, но это не остановило их. Пальцы Гермионы вцепились в галстук Малфоя, развязывая. Не задумываясь, он оторвал руку от рояля, чтобы самому рваным движением распутать узел — всего один поцелуй, одно ее движение под его одежду, и Драко уже в полупьяном дурмане сам раздевался для нее… Их поцелуй все еще продолжался, и она улыбнулась ему в губы, вытаскивая полы белоснежной рубашки из брюк.

— Я хочу тебя, Малфой, — выдохнула Грейнджер. А он вдруг замер, словно она наложила Ступефай.

Спустя мгновение, Драко оторвался от ее губ, перехватив руки Гермионы прежде, чем она успела полностью запустить их ему под рубашку — лишь кончики ее пальцев успели обжечь его кожу, отчего Малфой судорожно вдохнул, и Грейнджер почувствовала, как он втянул живот.

— Давай я… покажу тебе комнату, — с трудом шевеля языком, сказал Драко. — Ты переоденешься и ляжешь спать.

Она сглотнула, ее дыхание тоже было частым, а глаза слегка остекленели.

На ватных ногах, Гермиона последовала за ним, и, проходя мимо гобелена, ни один из них не обратил внимания на то, что на нем, рядом с лицом Малфоя, нити медленно начали сплетаться в форму светлого облака.

Пока они добирались до нужно спальни, его дыхание почти выровнялось. Он открыл перед Грейнджер дверь и впустил ее внутрь. Помещение по-прежнему нельзя было назвать чистым, но по крайней мере, окно не было разбито, а со всех поверхностей почти исчезли пыль и паутина.

Гермиона положила свою сумку на туалетный столик.

Драко сглотнул и повернулся к ней спиной.

— Переоденься, — сказал он. — Я использую палочку Андромеды, чтобы спрятать кровать: если кто-нибудь заглянет сюда, мы будем спрятаны за потайными занавесками, и никаких дезиллюминационных заклинаний не потребуется.

— Никаких иллюзий, — заявила она из-за его спины, — я хочу иметь возможность видеть тебя все время.

Грейнджер не сказала ничего особенного, но напряжение — новое для них обоих, — снова буквально заискрило в воздухе, и Малфой вновь сглотнул, потеряв дар речи и пытаясь вспомнить заклинание сокрытия, которое обещал сотворить.

В тишине он услышал, как расстегивается молния на спине ее платья.

И поблагодарил Мерлина за то, что Гермиона не просила его помочь ей…

Драко выдохнул, прижав руку к груди, чтобы успокоиться.

«Хотя почему она не попросила меня это сделать?» — тут же родилась почти обиженная мысль.

Как раз, когда он закончил накладывать заклинание на кровать, Грейнджер подошла к нему, одетая в свободные пижамные штаны и футболку. Он вздрогнул от неожиданности, увидев ее так близко, — она подкралась.

— Выглядишь уютно. — Малфой не был уверен в том, какую одежду, Гермиона собиралась надеть, и предполагал худшее. Но вряд ли в ее гардеробе было нижнее белье для брачной ночи. Хотя там была довольно откровенная белая ночная рубашка, про которую он помнил и, возможно, представлял себе, спускающуюся с ее плеч и падающую на пол, — не то чтобы это должно было произойти именно сегодня вечером, но все же…

Она, в ответ, ухмыльнулась, играя с ним в собственную игру, — намеренно одевшись чуть нисколько не соблазнительно, чтобы Драко не стал сопротивляться, когда ее пальцы принялись за пуговицы его рубашки.

— Тебе нужно снять ее. Она все еще холодная и влажная от дождя.

У него перехватило дыхание, когда Грейнджер перешла от груди к пуговицам над поясом.

— Вот и хорошо, дорогой, — сказала она, положив обе руки ему на плечи и собираясь стянуть рукава, и оставить его стоять перед ней в одних лишь брюках.

На его лице возбуждение сменилось тревогой: рубашка исчезла, и Темная метка обнажилась, напоминая, что они находятся в одном шаге от катастрофы, особенно потому что в пределах досягаемости у них была только одна рабочая палочка Триады.

Взмахнув палочкой Андромеды, Малфой погасил свет в следующий же миг, как только рубашка упала на пол.

Гермиона продолжила поглаживать его, словно ничего не замечая. В темной комнате она провела пальцами по шраму, который остался на его груди после нападения Поттера, — в тот раз Темный лорд лично запретил его матери появиться в школе, чтобы вылечить сына должным образом. И теперь, это был не просто боевой шрам, а знак того, что преданность родителей Лорду была сильнее, чем их верность сыну. Драко подумал, что, возможно, когда-нибудь он расскажет об этой Грейнджер, но сейчас было не место и не время.

— Одна из самых серьезных ссор, которые у меня когда-либо были с Гарри, произошла в тот день, когда он сделал ЭТО с тобой, — сказала Грейнджер, легко прикоснувшись к твердому, рельефному краю шрама. — Он был неправ. Это была ошибка. Ты этого не заслуживал.

Плечи Малфоя опустились, и бремя, которое он нес долгие годы, соскользнуло с них. Его не изуродованная рука обвилась вокруг ее шеи и притянула к его голой груди. Оказывается, в ту ночь, когда он чувствовал себя безмерно одиноким, — запертый в больничном крыле и знающий, что чуть не умер, и у него останутся шрамы, а при этом, что Поттер нисколько не сожалеет, — где-то в том же замке, несмотря на то, что Драко всегда относился к ней ужасно, сердце его будущей жены рвалось к нему.

Он прижался губами к ее уху и прошептал:

— Я люблю тебя.

Просто и честно.

Гермиона погладила его по спине, внезапно оробев; вверх и вниз. При втором поглаживании она уже скользнула рукой увереннее, лаская его кожу, — это прикосновение подействовало и на нее саму, как наркотик, она вздохнула и покачнулась в его объятиях.

Напряжение одного рода покидало Малфоя, в то время как нарастало другое напряжение, иной природы...

Но когда ее пальцы прошлись от плеча к предплечью и коснулись Темной метки, он снова напрягся и отстранился.

Грейнджер посмотрела на него, прижавшись подбородком к его груди, и подтвердила, что все поняла еще в тот момент, когда он лишил их света.

— Ладно. Я на мгновение стану Психеей, — начала она. — Итак, послушай. Когда сестры Психеи убедили ее посмотреть на спящего мужа, они сказали ей, что она увидит чудовище. Но это была ложь. Купидон был другим, да, и, возможно, он напугал бы ее сестер, но не саму Психею. Для нее он был воплощением чистой любви и красоты, и она была счастлива видеть его целиком.

Ее пальцы снова забегали по его руке, обводя неровный, выжженный контур метки. С некоторым усилием Драко удержался от того, чтобы не вырваться, вновь познавая ощущение нежного прикосновения к этой поврежденной плоти.

— И когда люди отвергли Психею, чтобы удовлетворить разгневанную мать Купидона, они воспринимали это как трагедию. Но для нее быть вместе с Купидоном, это была вовсе не жертва. Это было ее счастье — все счастье Психеи целиком, а не его половина.

Драко склонил голову так, что их лбы соприкоснулись.

— Сделай меня такой же, как Психея, Драко, — сказала Грейнджер. — Не надо жертвовать собой. Я хочу, чтобы у тебя была вся я…

Он наклонился еще ниже, испытывая облегчение, ликование и, возможно, сдаваясь…

И как раз в этот момент внизу раздался ужасный грохот. Сначала это было похоже на крики. Драко схватил Гермиону; палочка Андромеды была наготове. Но Гермиона быстро распознала в звуках нечеловеческие голоса.

— Это кошки, — сказала она, все еще крепко прижимаясь к Малфою. — Обыкновенные уличные кошки, которые забрались на кухню и дерутся.

— Пойду все-таки проверю, — настоял Драко.

Ей это не понравилось.

— Я с тобой!

— Нет, Гермиона, я всего на минутку. — Он высвободился из ее рук, а потом поднял и стал натягивать свою рубашку. — Кстати, нужно наложить запирающее заклинание на входные двери — собственно, я собирался это сделать, пока… э-э-э… не отвлекся.

Разочарованно всхлипнув, она приподнялась и поцеловала его.

— Только поторопись.

— Ладно, — согласился Малфой, приглаживая ее волосы ладонью и целуя еще раз. — Оставайся здесь и не высовывайся. Я проверю гобелен на наличие твоего лица на обратном пути.

Привыкшая к тусклому свету, Гермиона проводила его взглядом; когда он выходил из комнаты, его торс между полами незастегнутой рубашки почти светился белизной.

Она снова потянулась за сумкой.

«Пожалуй, самое время, — подумала Грейнджер, — он это заслужил». — Пижама сменилась ночной рубашкой, которую она, конечно же, взяла с собой, как и посоветовала Флер.

Без Драко в доме стало слишком тихо, — тише, чем Гермиона когда-либо слышала здесь— ни Уизли, ни гиппогрифов, ни сквернословящих эльфов, ни воющей Вальбурги, и даже ничего не булькало на кухонной плите.

Кошек она тоже больше не слышала.

Это нервировало.

На носочках Грейнджер осторожно подкралась к двери и приоткрыла ее, чтобы оглядеть пустынный коридор. Драко уже должен был вернуться. Сердцебиение перешло от желания к беспокойству.

Она закрыла дверь и бросилась к сумке, достав из ее глубин единственную палочку, которая у нее была, — палочку Беллатрисы: пусть та ее почти не слушалась и работала плохо, но у Гермионы не было других вариантов.

— Люмос, — прошептала она.

На кончике волшебной палочки раздался треск синих разрядов, а затем тишину нарушил звон разбитого стекла — стекло в окне спальни вылетело на пол. В комнату ворвался порыв холодного воздуха, и вместе с ним проскользнула темная тень, быстрая и проворная, и устремилась к ней. Палочка дернулась в руке Гермионы, когда она направила ее на незваного гостя: она и тень были почти на расстоянии вытянутой руки. А потом тень нависла над ней, вынуждая Грейнджер пригнуться к полу, но она схитрила и ударила плечом по предполагаемым коленям тени, повалив ту на спину.

Темная фигура упала с глухим стуком, и где-то в шуме Гермиона была уверена, что услышала голос Драко, — стон, словно от боли. Она зарычала и вскарабкалась на распростертое тело вломившегося; сумасшедшая палочка Беллатрисы дергалась в ее руке — магия могла и не сработать, но палочка должна была хотя бы напугать того, кто это был, и он позволил бы ей забрать Малфоя и уйти из дома!

— Где он?! — потребовала Грейнджер.

Она навалилась на незнакомца, хватая его за руки, пока сильные пальцы не сомкнулись вокруг ее пальцев, перехватывая палочку. Заклинание «Люмос» затихло, свет стал не мерцающим, а сильным и ровным. Под ней, между ее коленями, лежал Драко, тяжело дыша и, прищурившись, смотрел на нее в замешательстве.

— Это ты! — воскликнул он. — Я думал, к тебе вломились и здесь кто-то еще, а, оказывается, это ты внезапно оделась как призрак.

— Зачем ты полез в окно?!

— Спасаю тебя, Грейнджер!

Она усмехнулась, гася палочку.

— Что ж, отличная работа. И ты весь промок.

Малфой заставил себя сесть, а Гермиона сползла по его телу вниз, оказавшись сидящей у него на бедрах; ее колени располагались по обе стороны от него, и подол ночной рубашки сбился вверх.

— Я вышел на улицу за кошками, и дверь за мной закрылась. — Он бросил палочку Андромеды на пол. — Сокрытие, которое создает эта палочка, — не шутка. Я даже не смог найти дверной замок, чтобы снять заклинание, которое сам только что и наложил. — Драко не только задыхался, но и дрожал, дергая за промокшую рубашку, чтобы стянуть ее.

Взгляд Грейнджер остановился на его полностью голом торсе, влажно поблескивающем в темноте. Его же глаза были устремлены на ее глубокое декольте и обнажившееся из-за съехавшей ночной рубашки плечо. А ниже, их тела реагировали на близость положения. Она сделала легкое, экспериментальное движение бедрами вниз и вперед. Малфой моргнул, и его рука сама собой поднялась с ковра, чтобы лечь на гладкую кожу ее бедра. Его пальцы разжались и легко погладили, приглашая Гермиону двигаться снова, на этот раз более целенаправленно, медленно.

Он дрожал, и не от холода. Теперь обе его руки сжимали ее бедра, и Драко поднял голову к ее голому плечу, приоткрыв рот. По отдельности он мог бы сопротивляться истории о Психее, засаде, ночной рубашке и, возможно, даже таким желанным открывшемся его взгляду бедрам Грейнджер. Но всему вместе?

Ее руки прошлись по его животу, и она слегка отклонилась, чтобы нащупать пряжку его ремня.

Малфой зашипел и откинулся назад.

Грейнджен остановилась, глядя на его лицо: рот Драко был открыт, а глаза закрыты.

— Можно? Пожалуйста…

Его кадык дернулся, когда он сглотнул.

Она ждала.

Когда Малфой принял решение, его руки пробежались выше по внешней стороне ее ног, найдя талию через сбившуюся ткань и удерживая Гермиону, пока он пытался встать, не теряя контакта с ней.

— Да, можно, — сказал он голосом, похожим на рычание, — но не на полу.

Драко добрался с ней на руках до кровати и уложил ее на матрас, подальше от сквозняка из разбитого окна. Он тяжело навалился на нее, его кожа прижалась к ее коже, и Грейнджер не было видно ничего, кроме его белой макушки, когда Малфой стал жадно покрывать ее тело поцелуями, спускаясь от ключиц. Она запустила пальцы в его волосы и сказала:

— Я… я не буду хороша. Не в первый раз.

— Ты и так совершенна. — Его голос был низким, рокочущим, какого Гермиона никогда раньше у него не слышала; слова приглушенно отдавались на ее покалывающей коже.

Она нервно хихикнула:

— Не говори так, или я пойму, что ты УЖЕ разочарован тем, что я не идеальна.

Малфой не отрывал от нее губ и тяжело дышал, а ее рубашка уже спустилась так, как только могла вниз, обнажая для него девичье тело.

— Разочарован? — он цокнул языком, устраиваясь между ее коленями. — Как лучшие студенты нашего курса, мы-то уж точно знаем, что совершенство достигается через практику, повторение и отработанные часы. — Его движения приобрели инстинктивный ритм покачивания.

Грейнджер выгнулась, приглашая его еще ближе; ее пальцы гладили его волосы на затылке, разминая плечи.

— Ну, я люблю делать домашнюю работу.

— Вот! Это моя девочка. Моя идеальная девочка!

Ее смех перешел в визг, потом во вздох, а затем во что-то настойчиво-голодное. Они оба полетели с края обрыва. Пара промокших от дождя брюк и ночная рубашка были скинуты с кровати, и среди руин дома на площади Гриммо она и ее муж стали настолько близки, насколько это только было возможно. Драко придвинулся, готовый разделить с ней ВСЕ; она задрожала под ним от желания и нервозности, но совсем не от страха.

— Медленно, — прошептала Гермиона ему на ухо, почти нараспев, как в медитации, — нежно и медленно.

К тому времени он едва мог говорить, но заставил себя повторить.

— Да, медленно… — Но часть его существа нуждалась в том, чтобы двигаться быстрее. — Ме-е-дленно, — снова выдохнул Малфой, — и, Психея… я люблю тебя.

.

Примечания:

Не спрашивайте меня, как Малфой залез снаружи по стене на второй этаж :) Перевожу текст, как есть :)

А вообще, начинаем считать главы до окончания истории... Оставляйте мнения: что вас зацепило в этом фанфике? Мне жутко интересно совпадут ли наши с вами мысли!