Я - Вальбурга Блэк (джен)

Сигнальные чары, поставленные на дверь покоев Альфарда, прозвенели после полуночи. Я поднялась с кровати, переоделась и отправилась в общую комнату. На мой тихий стук дверь открылась.

Брат сидел в кресле у раскрытого окна со снифтером в руке, задумчиво покачивая им и позвякивая льдинками.

‒ Проходи, Вальбурга, садись.

‒ Ты в порядке, брат? Может, отложить разговор на утро? — спросила я, заметив лихорадочно блестящие глаза Альфарда.

‒ Не стоит. Во мне сейчас столько Бодрящего зелья, что я вряд ли усну.

‒ Тогда расскажи, что можешь.

‒ Хорошо, слушай… Представители тридцати родов с лучшими воинами своей гвардии решили дать отпор Гриндевальду. Бойцы ещё пятнадцати были в резерве. Ждали его самого, а не только Ловчих. Хорошая новость — Гриндевальда не было, плохая — для устрашения он отправил почти половину своей «Волчьей сотни». Наглецы потребовали преклониться перед мощью их хозяина и перейти на его сторону. Пока они болтали, старший Поттер активировал артефакт, вынося нас в пространственную складку. Оттуда нельзя было выйти, не зная ключа. Гриндевальдовцы поняли, что их загнали в угол, и бросились в бой. Никто не сдерживался. Численный перевес был на их стороне, магический на нашей. Гвардейцы выкосили Ловчих, нам достались сорок девять магов сотни с подчинёнными тройками солдат. Они прорывались к Поттеру, которого прикрывали наш отец и дядя Мариус со своими людьми. Там был самый тяжёлый бой. Мы с Руквудом и Розье непрерывно поддерживали работу артефактов, которые не давали пространству схлопнуться из-за магических возмущений. Прюэтт с Кэрроу подловили командира сотни и держали, пока малефик Мальсибер насылал проклятия через того на его подчинённых. Когда у них получилось, враги упали, как подкошенные. Мы ушли, оставив их там: Поттер смог вызвать пространственный взрыв.

‒ Наши потери… велики?

‒ Поттер сильно потратился. Скорее всего, Генри вскоре станет лордом старшей ветви. Кэрроу, Джагсон, Селвин, Эйвери, Прюэтт ранены, Малфой получил сдвоенное проклятие. Сложно, но излечимо. Остальные в лучшем состоянии, хоть и не без последствий. У всех, пожалуй, потери личного состава гвардейцев, у кого-то более критичные, у кого-то менее.

‒ А Блэки?

‒ Арктурус в порядке, ‒ Альфард сделал паузу, и она всё длилась.

‒ Брат?

‒ Дядя Мариус проклят. Прогноз неутешительный: он теряет магические силы с каждым днём.

‒ А… отец?

‒ Отец сильно ранен. Бабушка обещает сделать всё возможное, ‒ Альфард обнял меня, его руки чуть дрожали.

‒ Мы возвращаемся? — сдавленно спросила я через некоторое время.

‒ Нет, мама запретила. Она верит бабушке, которая сказала, что поставит отца на ноги к помолвке Сигнуса.

‒ А остальные?

‒ Остаются тоже. Я задержался, потому что ждал результата переговоров. Завтра я передам всем письма от родителей.

‒ Почему?

‒ Вечером пришли новости о Гриндевальде. Он штурмовал Дурмстранг, когда проклятие Мальсибера добралось до его лучших воинов.

‒ Гриндевальд проиграл?

‒ Да. И теперь будет мстить.

* * *

Оставшиеся две недели были напряжёнными. Никогда ещё мы не тренировались так усердно. Альфард притормаживал нас, но не слишком. Только регулярные сообщения от родных с хорошими новостями постепенно вернули часть расслабленной атмосферы. Однако ощущение, что здесь и сейчас мы прощаемся с детством окончательно, не оставляло, пожалуй, никого из нас.

Весть о ранении Малфоя-старшего сломала лёд в отношениях Тома и Абраксаса. Как потом намёками рассказал мне Реддл, он не до конца понимал, что значит воля Главы рода. «Хорошо, что надо мной такой воли нет», ‒ задумчиво сказал он в завершение нашего разговора. Абраксас же готов был поклясться Тому в верности, но тот остановил его от опрометчивых действий и сказал, что дружбы вполне достаточно. Малфой просиял тогда почти так же, как когда получил известия об исцелении отца.

Прощальная вечеринка получилась грустной, хотя все старались быть оживлёнными, но выходило, пожалуй, чересчур.

Кое-что, случившееся под конец, вызвало настоящее оживление, хотя и несколько нервного толка.

Мы с Эстер сидели на качелях у моря, Реддл и Мальсибер устроили полусерьёзную дуэль, а остальные попеременно болели то за одного, то за другого. Пользуясь отвлечением внимания остальных, подруга делилась переживаниями за своего будущего свёкра и осторожно намекала, что не готова так скоро становиться леди рода. Я пыталась успокоить её и думала, что пора напомнить Сигнусу о кое-каком нашем уговоре.

Неожиданные панические взвизги и цветные росчерки заклинаний разрезали ароматный ночной воздух. С палочками наизготовку мы мгновенно оказались спина к спине и оглядывались в поисках опасности.

‒ Змея! — пронзительно завопила Ифа, от страха позабыв чары.

— Стоп! Замрите все!

Реддл решительно отстранил девушку, а Эйвери спрятал её за спину. В мгновение ока образовался круг, в центре которого стоял Том, а напротив него замерла трёхметровая змея, чья чешуя в отблесках костра казалась чистыми изумрудами. Она напружинилась, готовясь к броску, и тут знакомое шипение сорвалось с уст Реддла.

Мы стояли, словно заворожённые, наблюдая повелительный жест Реддла, от которого огромная тварь послушно превратилась в крохотную змейку, заползая ему на руку и скрываясь в рукаве.

Для меня способности Тома не были сюрпризом, поэтому я незаметно отслеживала реакцию окружающих. Интересно было видеть, например, лица Эстер и Элоди, которые словно уверились в своих догадках, или ошеломление и почти благоговение Малфоя, Селвина и некоторых других приближённых Реддла. Для них он моментально стал реинкарнацией Слизерина.

Помрачневший Альфард прервал наше молчание и тут же стал расспрашивать Тома. Оказалось, что в неприступных барьерах острова нашлась лазейка для будущих фамилиаров. Магическая разновидность зелёной мамбы прекрасно чувствовала себя как на суше, так и в воде. Будучи чрезвычайно ядовитой, она не боялась морских чудовищ гораздо больших размеров. Почуяв будущего хозяина, мамба приплыла с соседнего острова.

Альфард ушёл вносить поправки в управляющий артефакт, ворча, что завтра келпи почует своего хозяина или вовсе вынырнет водяной дракон, поэтому срочно надо всё наладить.

Окончание вечера вышло феерическим, и мы, впечатлённые, поскорее разошлись по комнатам.

Мне нужно было кое-что сделать, поэтому я послала Реддлу записку, и мы практически сразу встретились во внутреннем дворике.

‒ Ты в порядке? — спросила я. — Пройдёт день, и твоё происхождение станет секретом Полишинеля.

‒ Не беспокойся, ‒ сказал Том. — На парселтанге можно колдовать. Некоторые чары, например, Конфиденциальности, получаются даже сильнее.

Я кивнула: мне показалась подозрительной последняя, слишком длинная фраза на змееязе.

‒ У меня есть просьба к твоему фамилиару.

Реддл удивился, но промолчал.

‒ Спроси у неё, растут ли на соседнем острове магические ирисы. И может ли она их принести, пока не закрыт барьер.

Том слегка покачал головой, наверное, думая, что мне нужен редкий ингредиент для косметического зелья, и я не стала его разубеждать.

После недолгого диалога крошечная змейка скользнула на скамейку рядом со мной.

‒ Протяни руку, она ощутит запах твоей магии. Нагини говорит, что эти цветы будут у тебя через двести сердцебиений. Полагаю, это ранним утром. А барьер ей теперь не страшен: она часть моей магии, мой фамилиар.

‒ Буду должна, ‒ сказала я, но Реддл отмахнулся:

‒ Нагини любит ядовитых лягушек. Подаришь парочку.

Змея вернула свой размер и моментально скрылась в кустах, а мы разошлись по комнатам. Я решила рассказать Альфарду о том, что барьер нужен и от фамилиаров действительных, а не только возможных, лишь тогда, когда цветы будут у меня.

Утром на моей подушке оказались три тёмно-бордовых цветка со слабо светящимися лепестками.

* * *

По возвращении домой первым делом я отправилась к отцу. Он чувствовал себя гораздо лучше, хотя я подозревала, что он стремится не показывать слабости — не имеет права. Дядя Мариус стал сквибом, и дедушке ничего не оставалось, как объявить наследником отца. Я боялась, что он не перенесёт ритуала, хотя тот и был назначен на Йоль. Также знала, что наши уговоры отложить магическое действо не будут услышаны: основная линия рода не могла быть обезглавлена, а Сигнус был слишком неопытен для подобной роли.

Тревожную атмосферу немного разбавляли радостные события. Практически все чистокровные рода сплотились, появились новые договоры о союзах, помолвках и вассалитете. И если к главенству Блэков уже привыкли, то основная линия Поттеров впервые за столетия столь мощно заявила о себе. Ходили разговоры, что Генри, недавно получивший звание Мастера боевой магии, собирается вернуть из тени род Гриффиндора. Наверно, в этом была основная причина, по которой мои родители поддерживали Реддла: если Блэки помогут Слизеринам обрести наследника, то перспективы союзнического договора с тем и прочие приятности будут весомы.

Родители не забыли и о Дамблдоре. На третий день после приезда мать позвала меня для беседы.

‒ Расследование не окончено, многое ещё неясно, но мы решили, что ты должна знать о предварительных результатах, ‒ внимательно глядя на меня, сказала она.

‒ Малфой-старший участвовал в битве, потому что отводил подозрения?

‒ Ты слишком прямолинейна. Малфои — гордецы, они не будут приятельствовать не пойми с кем. Они мечтают породниться с Блэками или Гринграссами, например.

‒ С влиятельными родами? Это потому, что их самих до сих пор считают чужаками?

‒ Да, основная часть их рода во Франции, сейчас они сбежали от Гриндевальда куда-то, то ли в Португалию, то ли вовсе в Египет. Малфои могли бы занять надлежащее место в британском обществе: ведь их род очень стар и богат, но в конце прошлого века они ухитрились поссориться с Уизли и проиграли.

‒ Поэтому идут шепотки, что Уизли — предатели крови.

Мать поморщилась.

‒ Там оба рода были хороши, грязная история. Сейчас Септимус Уизли сватается к Седрелле Блэк из пятой линии. Арктурус, её отец, ни за что не согласился бы даже на переговоры, если бы тот был из рода предателей крови.

‒ Значит Малфои несколько утратили позиции?

‒ Да, поэтому и затеяли какую-то невнятную интригу. Дамблдор для них стал удобной мелкой сошкой, которая могла дорасти до кого-то полезного. Но после проклятья и вашего демонстративного похода за Реддлом, они подозрительно быстро переобулись в воздухе.

‒ А профессор?

‒ Кларенс выяснил, что род Дамблдоров молодой — два-три века, не больше. Персиваль, отец Альбуса, был гордецом и отказался родниться с теми, кто был не прочь отдать за него дочь. Он уехал в Америку и вернулся с женой. Обиженные подобным репримандом, местные рода отказались общаться с молодой парой, поэтому действительно ли Кендра Дамблдор была индеанкой, дочерью шамана или вовсе чьим-то бастардом, неизвестно. Одно только доказано: Персиваль проводил какой-то тёмный ритуал над дочерью, после которого та сошла с ума. Потом он попытался свалить вину на магглов, мол, те издевались над трёхлетней девочкой, поэтому она выдала чудовищный магический выброс, но ему не поверили. По итогам расследования глава семейства попал в Азкабан, где и умер. Кендра то ли занялась дочерью и упустила сыновей, то ли не собиралась воспитывать детей в наших традициях, в общем, выросло что выросло.

‒ А где сейчас сестра профессора?

‒ Погибла лет через десять после смерти отца, при странных обстоятельствах, как и мать. Расследование было чересчур быстрым, а Дамблдоры никому не интересными. Несчастный случай — и всё. Кларенс говорит, что соседка Дамблдоров — Батильда Бэгшот, но она отказалась с ним разговаривать и заявила, что ничего не помнит.

‒ Бэгшот? Автор нашего учебника истории?

‒ Да, и новый том вышел буквально на днях. Подозрительно для ничего не помнящей. Однако интересно другое: Бэгшот — родная тётка Гриндевальда, и тот гостил у неё лет двадцать назад.

‒ Получается, Дамблдор и Гриндевальд знакомы?!

‒ Даже если и так, это не преступление. Мы же не ставим в вину Лейстренджам и Гринграссам отщепенцев их родов, ставших вербовщиками этого немца. В общем, Дамблдору пока предъявить нечего. Если он причастен к проклятью патриарха Малфоев, это дело их рода. Если он знакомый, приятель, да хоть друг детства Гриндевальда, доказательств их знакомства и последующего общения нет. Кларенс узнал, где сейчас Аберфорт, брат профессора, обещал разговорить его и с новыми данными вернуться к Бэгшот. Его люди крайне осторожно поднимают связи в Европе, но там война, и это почти безнадёжное дело.

‒ Получается, мы придерживаемся нейтрального поведения и ждём новых данных?

‒ Попечительский совет ужесточил клятвы, обновил охранные чары и предпринял ещё кое-какие меры. Твой отец лично беседовал с Диппетом и кое в чём очень ему помог. Дамблдор будет только профессором Трансфигурации для старших курсов. Его кружок прикроют, если он останется тайным и не для всех учеников Хогвартса. На его возможность стать деканом Гриффиндора наложено магическое вето.

‒ Могу ли я узнать, в чём важность этой должности?

Мать пристально посмотрела на меня, помолчала и сказала:

‒ Без моего разрешения тебе нельзя озвучивать эту информацию. Никому.

‒ Обещаю не озвучивать информацию о деканстве Гриффиндора без разрешения Ирмы Эфрусины Блэк, ‒ сказала я и почувствовала на запястье браслет Малого Обета.

‒ Только декан Гриффиндора может стать директором Хогвартса без разрешения и одобрения деканата и Совета попечителей. Непременное условие: опасность для всех учеников в условиях недееспособности действующего директора.

‒ А кто может наложить вето?

‒ Директор, если он дееспособен, и потомки Основателей.

Мать замолчала, а в моей голове возникла вполне реальная в нынешних условиях интрига Дамблдора. Возможно, во мне говорила неприязнь к этому человеку, и я напрасно видела в нём политикана и лицемера. Однако я всё равно собиралась подстраховаться, и следующие слова матери вторили моему решению.

‒ Будь осторожна, Вальбурга. Делается всё возможное, но мы не боги. В Хогвартсе в этом году будет опаснее, чем раньше. Приглядывай за Реддлом. Зная его происхождение и планы, ты способна понять его ценность для Дамблдора и не только для него. Не позволяй свои трудам пропасть впустую.

Я могла бы возразить матери, что в отношениях с Реддлом выгода и практические соображения для меня не на первом месте, но знала:она лишь отмахнётся от моих слов.