Я - Вальбурга Блэк (джен)

Боль и темнота — вот что мучило меня. Хуже этого было только раздражение, переходящее в злобу. Где я? Кто я?

Странные обрывки плавали вокруг меня в том нигде, в котором моё тело или моё сознание находилось. Постепенно (хотя движения времени не ощущалось) эти фрагменты разворачивались в бессмысленные или полуосознанные картинки. Затем водопадом обрушились звуки, слова, фразы… Калейдоскоп видений закружил меня — так река влечёт за собой одинокий лист…

Мрачноватый зал… бальная? Ярко горят золотистые шары. Смешение нарядов: не сразу получается выделить разные группы. Мужчины в камзолах пастельного оттенка и с бриллиантами на пряжках туфель, обнаженные плечи нарядных женщин, чёрные сюртуки джентльменов, высокие причёски дам в строгих тёмных платьях…Сложный рисунок танца, пары постоянно перемещаются…

Зеркало в тяжёлой золотой раме. В отражении девочка, прехорошенькая, с красивыми глазами переливчатого серо-голубого цвета. Она оборачивается на даму в светло-зелёном платье…

— Ирма, ей всего девять, возможно, стоит отложить помолвку? — в голосе говорящего тягучие нотки.

— Нотты отдают младшего консортом, прекрасная партия, — взмах серебристого веера, тонкий свист рассекаемого воздуха…

Мальчик в бархатном ярко-синем костюмчике, не отрываясь, смотрит на миленькую блондинку в сиреневом…

— Тебе уже десять, — неторопливый взмах веера. — Истерики неприемлемы. Магические выбросы — свидетельство неумения контролировать себя. Ты знаешь, какое наказание заслужила.

— Не надо, мама, пожалуйста!..

— Какое наказание ты заслужила? — спокойный голос и резкий звук закрытого веера…

Что значит этот водоворот? Воспоминания? Нет, они не мои. Я не знаю, кто я, я не помню ничего о себе, я не чувствую в этой темноте ничего, кроме нудной и сводящей с ума боли. И раздражения, переходящего в злобу.

* * *

Время вернуло свой ход… Хотелось бы так сказать, но ощущалось только тело. И рассеялась темнота.

Кровать под тёмно-синим балдахином. Голубое атласное одеяло. Маленькие руки в батистовых манжетах сорочки. Рядом с кроватью светлоглазая темноволосая дама, изящная, очень красивая… совершенно незнакомая. Её образ мелькал в калейдоскопе видений, и все же она оставалась незнакомкой.

— Как ты себя чувствуешь? — плавно обернувшись ко мне, спросила дама. — Слабость — естественное состояние после магического выброса. Целитель Оллертон уже осмотрел тебя. Отдыхай. Я скажу отцу, что ты пришла в себя.

Не дожидаясь ответа, незнакомка поднялась и, шурша юбками, вышла из комнаты.

Шок, ступор, остолбенение… любое из этих слов подойдёт под описание моего состояния.

Ни этой комнаты, ни этой женщины, ни этих рук в круженых манжетах я не знала… Даже свой пол я приняла с её слов. Тут истерический смешок вырвался из плотно сжатых губ. Моих плотно сжатых губ.

Чуть слышный хлопок остановил истерику.

— Младшей хозяйке надо принять зелье. Кричер принёс имбирный лимонад, любимый лимонад младшей хозяйки. Не капризничайте и выпейте всё, — низенькое лопоухое существо не моргая смотрело на меня. Оно поставило поднос с синим флакончиком и высоким бокалом на кровать и выжидательно посмотрело на меня.

Мои руки действовали помимо воли и выплеснули содержимое флакончика в рот. Резкий неприятный вкус опалил горло и заставил задохнуться.

— Вот так, запивайте, леди Ирма будет довольна, — странное существо, приговаривая, напоило меня лимонадом и снова уложило на подушки. Тихий хлопок — и оно исчезло.

Ступор потихоньку смывался страхом с примесью злости. Я знала и этот дом, и родителей моего тела, и …магию. Я не верила в существование магии и не знала, кто я. Амнезия? Существует ли такой вид потери памяти, при котором человек отрицает данное существование и считает, что его жизнь, настоящая жизнь, потеряна или… украдена?

Я не знала своего имени, своей личности, своего тела, потому что эта личность и это тело моими не было.

Я стояла перед зеркалом и рассматривала своё отражение. Своё новое отражение. Девочка лет десяти, хрупкая, темноволосая и светлокожая. Ничего примечательного, если бы не большие глаза, прозрачно-серые с отливом голубого. И тренированность, точность движений маленького тела. Но больше всего поражала магия, густая, не имеющая вкуса, запаха, цвета и одновременно терпкая, тяжёлая, насыщенно-синяя…

Что со мной произошло? Перерождение? Почему тогда такое странное: я ощущаю чужеродность, непринадлежность этому телу и этому миру, в котором есть магия. И ещё неуютное чувство, что та, прежняя жизнь не была закончена, что она в принципе меня устраивала… Некие высшие силы переместили моё сознание сюда? Зачем? Я не чувствовала себя ни избранной, ни призванной выполнить некую миссию. Может, этот магический выброс, чем бы он ни был, повредил моё сознание, и поэтому я словно не в себе? Ответов на вопросы не было. И главное, мне не оставалось ничего другого, кроме как принять эту новую личность, ведь возможности что-либо изменить у меня не было. Подспудная уверенность, что я была кем-то другим, взрослым, не находила подтверждений в моих воспоминаниях. В них царила магия, они были полны жизни, чуждой моему естеству… И центром этой жизни была мать.

Ирма Блэк, в девичестве Крэбб, не была лучшей партией для моего отца. Поллукс практически пошёл против семьи, когда взял в жёны волшебницу, в чьих жилах текла не только британская кровь. Думаю, его родители были скандализованы не столько спорным, с их точки зрения, происхождением матери, сколько упорством и безумной влюблённостью сына. Долгое время в отношениях между ним и старшими членами семьи царил холодок. Лишь после рождения двух сыновей в приглашениях на семейные балы, праздники и суаре рядом с именем отца стало появляться имя матери.

Эта история как нельзя лучше показывает мировоззрение старшего (весьма многочисленного) поколения Блэк. Чистокровность, ум, красота, богатство, связи имеют значение только при наличии силы. Мать выносила крепких и здоровых детей, не убавив в магической силе, чем и заслужила неохотное уважение и признание семьи.

Она никогда не шла против интересов клана. Любому сплетнику, кто хотел уколоть её тем, что она не слишком хороша для высокомерных Блэков, она отвечала спокойно, с тщательно выверенной долей язвительности. Признанной королевой чистокровного кружка аристократов была Доротея Буллстроуд, однако никто не смел отрицать бесспорный вкус Ирмы Блэк, её несравненное изящество, изысканность устроенных ею раутов.

Для меня мать была недостижимой вершиной. Если судить отстранённо, то пяти, шести, семилетней девочке при всех возможных талантах не сравниться со взрослой опытной женщиной. Её походка не будет так легка, речь продуманна, наряд элегантен. Эти вполне логичные соображения не принимались во внимание ни мной, ни Ирмой.

Мастерски владея беспалочковой магией, она требовала от меня управления сырой, ещё не оформленной магической силой. Прекрасно разбираясь в генеалогии европейских и британских дворов, гербологии, магической географии, ритуалистике, чарах, мать давала мне начала этих предметов и строго спрашивала с меня знания. Практически с рождения мой день был расписан: гимнастика чередовалась с этикетом, верховая езда с музицированием, начала дуэльного мастерства с историей магии, рисование с танцами. И самое сложное, каждодневное и непреложное — контроль сырой магии, попытка придать ей форму, сделать управляемой частью себя.

— Поллукс, ты слишком многое позволяешь жене, — громко выговаривала отцу бабушка Виолетта.

— Мама, Ирма прекрасно воспитала сыновей: Сигнус — великолепный дуэлянт и мастер-артефактор, а ему только двадцать три, Альфард получил Превосходно на десяти ЖАБА и уже год успешно управляет своим бизнесом.

— Они Блэки, это естественно, не надо оправдывать их успехи какой-то методикой с материка. Твоя жена слишком уж дрессирует Вальбургу.

— Ирму так учили с детства. Доказано, что с пяти-шести лет до получения палочки или другого концентрата возможно обуздание сырой силы волшебника. Времени немного, но, если его потратить с умом…

— Главное для женщины — с умом выйти замуж. Ирме это прекрасно удалось, — едко возражала бабушка, — лучше бы о будущей помолвке дочери так пеклась.

Эти возражения на самом деле не произносились всерьёз. Будь моя мать стопроцентной британкой, Поллукс стал бы главой клана. Пока же дедушка Сигнус наметил наследником младшего сына — Мариуса и присматривался к моим братьям.

Несмотря на строгость воспитания, я не считала его суровым: моих ровесников, может, и муштровали по-другому, но не меньше. Пересекаясь с ними на детских утренниках, я избавлялась от неуклюжести в общении, училась говорить и молчать, когда нужно, танцевать котильоны и вальсы, контрадансы и менуэты.

Впрочем, главным было другое: мне нравилось ощущать сосредоточенность матери на себе, мне хотелось походить на неё, стать максимально возможной копией. Когда мне исполнилось десять и я смогла появляться на смешанных балах, не было большего счастья, кроме как идти рядом с матерью в схожих нарядах и слышать что-то вроде: «Вальбурга, похоже, вырастет такой же утончённой красавицей, как и мать».

Всё изменилось незадолго до моего одиннадцатилетия. Наша семья была приглашена на приём, посвящённый дню рождения Ориона Блэка, моего троюродного брата. Несмотря на довольно близкое родство, мы практически не встречались: Орион рос болезненным ребёнком и был практически затворником в родительском имении.

Я догадывалась, почему нас пригласили: Арктурус, отец Ориона, сдался уговорам Мелании и пригласил мою мать, чтобы она рассчитала и провела цикл ритуалов для оздоровления наследника.

После вручения подарков детей отправили в отдельный зал на свой праздник. Перекидываясь парой слов с приятельницами, я постепенно перемещалась к имениннику: любопытно было взглянуть на почти незнакомого родственника.

Пышно одетый невысокий мальчик стоял в центре залы. Он застенчиво улыбался, слушая Аарона Макмиллана и Лукаса Нотта. Обернувшись ко мне, он сказал мне несколько дежурных фраз и мило улыбнулся. Отвечала я ему машинально, почти не вдумываясь в смысл фраз. Здесь и сейчас менялся весь фокус моего мира. Здесь и сейчас мне перестал быть интересен кто-либо другой. Я знала, что сделаю всё, чтобы стать женой Ориона.

Вижу цель — не вижу препятствий. Хотелось бы так сказать, но… Конечно, я из всех своих небольших сил изворачивалась, старясь при любой возможности быть ближе к Ориону, мечтала, чтобы он меня хотя бы просто запомнил.

Моё воспитание поощряло эффективное использование магии: я научилась подслушивать, подсматривать, наблюдать и подмечать мелкие детали. Главное, не попадаться и использовать информацию к своей пользе.

Орион любил красные яблоки, верховую езду (но не охоту), исследования по нумерологии и защитным чарам. Розыгрыши и хохочары он находил легкомысленными, хотя на самом деле ему нравились весёлые выходки Аарона Макмиллана и шутки Персиваля Прюэтта. Орион нежно любил свою сестру Лукрецию и увлёкся артефакторикой, когда хотел сделать на её именины движущуюся модель семейства Флоры главного пояса астероидов*. Ему не давалось зельеварение, но он упорно брал уроки у итальянского мастера.

Наблюдая за Орионом, я забывала обо всём. Очень глупый поступок, ведь я знала, что родители договариваются о моей помолвке с Лукасом Ноттом. Средний сын младшей ветви британского клана вполне мог войти консортом в главную линию Блэков. Безупречное происхождение юноши, с одной стороны, и нежелание отдавать девицу Блэк из основной ветви на сторону, с другой.

Мне казалось странным, как тот ребёнок, которым сейчас оказалась я, совершенно перестал учитывать мнение родителей, перестал просчитывать последствия своих действий… перестал думать о неизбежном наказании за непослушание.

Мой отец часто радовал жену подарками. Любимой вещицей у Ирмы был веер. Большинство считало его непомерно дорогой артефактной безделушкой. «О, эти Блэки!» — завистливо восклицала Элиза Монтегю, глядя на то, как моя мать напоказ меняет цвета и форму аксессуара, добиваясь максимального соответствия наряду. И мало кто видел истинное назначение веера — скрытое оружие. Насколько я помню, оно имело несколько форм: тессена, например, или кинжала. Но чаще всего я видела, как мать одним слитным движением превращает веер в хлыст.

Два, реже три удара, когда я стала старше — пять, хлыст был молниеносен и неостановим. Он приносил резкую боль, которая долго не уходила до конца, и не оставлял шрамов. Мать не хотела портить мою кожу (ведь красота — это товар), но считала необходимым через боль показать, что недостаточная старательность, плохая мотивация, неумение сдерживать себя неприемлемы.

Когда я впервые осмелилась спорить с родителями и резко отказалась от помолвки с Ноттом, то получила десять ударов хлыстом, выдала ужасающий магический выброс и потеряла себя.

*281 Лукреция — астероид, принадлежащий к семейству Флоры в Главном поясе. Он был открыт австрийским астрономом Иоганном Пализой 31 октября 1888 года в Вене.

* * *

Воспоминания постепенно улеглись, разум пришёл в относительное равновесие. Единственное, что беспокоило меня, заподозрят ли нечто новое во мне родители и как поступят, если это новое им… не понравится. Ещё немного настораживали собственные магические способности. Вернее, то, смогу ли я с ними совладать, смогу ли пользоваться магией столь же непринуждённо, как раньше.

Мои размышления прервал хлопок. Существо… домовик (слуга в магическом доме) появился передо мной. Причитая, он передал распоряжение матери спуститься в её крыло.

Мать ждала меня в своём кабинете. Робко остановившись у двери, я подняла на неё взгляд.

— Этот оттенок серого тебе не идёт, — спокойно сказала женщина. — Платиновый или сизый, или даже маренго подойдёт лучше. И бальную гамму стоит пересмотреть. Думаю, кобальт и бледно-васильковый для тебя и тёмный изумруд для меня прекрасно впишутся в летний сезон.

— Хорошо, хозяйка, — пискнул кто-то. Присмотревшись, я увидела у ног матери, сидящей в кресле, домовичку Нэнни.

— Ты запомнила? Передай мисс Мастерс, она в приёмной ожидает дополнений.

Дождавшись исчезновения служанки, мать указала рукой на кресло напротив.

-Мне нравится нынешнее оформление потолка бальной залы, твой выброс был, скажем так, продуктивен. Однако, Вальбурга, тебе одиннадцать, до Хогвартса всего полгода… Учитывая эти обстоятельства, твой контроль удовлетворителен, но не хорош. Возьми, — повинуясь движению указательного пальца, со стола слетел небольшой свиток. — Твоё новое расписание занятий. Завтра вы с отцом отправитесь за официальной палочкой, а потом выберешь одну из семейных. Так что Чары будут дважды в день: с утра беспалочковые, вечером потренируешься с концентратором. Учись дозировать силу.

— Да, мама.

— Надеюсь, при любых… — тут она сделал паузу и пристально посмотрела на меня, — обстоятельствах ты попадёшь на Слизерин. Каков главный принцип факультета Салазара?

— Умеешь считать до пяти, остановись на двух.

— Что ж, о школе и выборе друзей мы ещё поговорим. Условия твоей помолвки обговариваются. Кандидаты в женихи… на рассмотрении.

Мать замолчала. Мы сидели в тишине: черноволосая женщина в кремовом платье с изумрудной брошью у небольшого декольте и девочка в зеленовато-сером платье с пышной юбкой и пеной кружева у ворота и на рукавах.

— Поллукс просил меня учесть твоё мнение, — слегка кивнув своим мыслям, заговорила она. — Что ж… У тебя будет право голоса, но выбирай с умом.

Снова сделав паузу, но не дождавшись моей реакции, женщина продолжила:

— Орион совершенно очарован младшей дочерью Бёрков, Селией. Арктурус и Мелания абсолютно не намерены идти против сына и довольны его выбором. Они уже сговорились с Бёрками. Официального оглашения ещё не было, но я знаю, что помолвка назначена на следующий Бельтайн. Я запрещаю тебе вмешиваться в отношения Селии и Ориона. Дружить можешь, травить её и соблазнять его — нет.

Под тяжёлым взглядом пронзительно-зелёных глаз я опустила голову и промолчала.

— Сегодня можешь отдохнуть и почитать что-нибудь из новой подборки книг, что я передала в твою классную комнату. Ступай.

Я не обольщалась: отдых должен быть полезным, поэтому мать обязательно проверит, читала ли я и что конкретно. Выйдя из крыла матери, я повернула было к лестнице, по которой могла попасть в свои комнаты. Однако кое-что из её слов не давало мне покоя, и я позвала Кричера.

— Перенеси меня в большой бальный зал.

— Слушаюсь, младшая хозяйка.

При нашем появлении в зале неярко вспыхнули золотистые шары (их освещение можно было менять, но я не знала как). Подняв голову, я застыла в изумлении: сложные оттенки сиреневого, бирюзового, глубокого синего и огненно-оранжевого сливались, мерцали звёзды, свиваясь в галактики… Кусочек необъятного простора Вселенной распахнулся передо мной.

— Хозяюшка Ирма сказала, что переделает оформление залы и соседних комнат. Кричер сопровождал хозяюшку к архитектору. Младшая хозяйка сильная. Старший хозяин сказал, что чары не снимаются. И такого нет даже в Хогвартсе, — с гордостью говорил домовик, глядя то на меня, то на потолок.

— Спасибо, Кричер, перенеси меня в классную.

Перебирая книги из новой подборки, я отложила «В поисках Аль-Азиф» Калеба Лавкрафта и «Основы рунной вышивки» Марии Конрад. Уложив первую книгу на пюпитр, я позволила себе ненадолго отвлечься.

Слизерин при любых обстоятельствах… Понятный намёк не идти за Орионом, если он выберет Равенкло. Селия Бёрк… Я вспомнила милое личико блондинки в сиреневом, но не почувствовала ни злобы, ни горечи. Грустила бы та девочка, что была до меня, узнав о крушении всех надежд? Боролась бы или сдалась? Я не знала. Что бы она ни чувствовала к Ориону, отцу или матери, всё это ушло вместе с ней. А мне придётся выстроить новые отношения с окружающими, вжиться в этот мир, слиться с ощущением магии. И больше нельзя откладывать, задвигать на потом, пытаясь поймать смутные ощущения о том, какой я, возможно, когда-то была. Хватит.

— Не пробуй — делай, — прошептала я и сверху вниз провела рукой перед собой. — Speculum, videtur!

Воздух передо мной засеребрился и стал прозрачным, нет, отражающим. Пристально вглядываясь в серо-голубые глаза, в свои глаза, в горделиво застывшее личико, своё лицо, я чётко и раздельно произнесла:

— Я — Вальбурга Блэк!

Конец первой части.

«И всех вокруг мы посчитаем грязью, великолепием — себя», — примерно такие мысли крутились в моей голове, пока я рассматривала гостей последнего августовского приёма у Блэков. Не то чтобы я считала британских аристократов снобами или всех волшебников скопом — высокомерными личностями… Нет, постепенно за несколько месяцев врастания в новый мир поняла, что мои переживания напрасны. Я не была в центре мира. Ничьего мира. Мой отец на первое место ставил жену, на второе сыновей, на третье семейное дело. Во мне он ценил схожесть с матерью и игнорировал то, что не вписывалось в его картину идеальной семьи. Мать гордилась сыновьями, а свободное время делила между отцом, собой и мной. Изменения в моих вкусах, привычках, манерах либо не были столь значительны, как мне казалось, либо, скорее всего, оказались никому не интересны.

Некоторое беспокойство вызывало предстоящее обучение в Хогвартсе. Интернат — достаточно замкнутое сообщество, около пятисот человек много месяцев проводят рядом. Пристальное внимание волей-неволей будет мне обеспечено, тем более, что я из Блэков. Для одних возможная пешка, для других подруга со связями, для третьих предполагаемая невеста.

— О чём задумалась леди? — Рейнард Мальсибер оказался прямо передо мной во время смены фигур во время контрданса. Плавно подняв руки, чуть соприкасаясь ими, мы стали обходить друг друга.

— О Хогвартсе. Темпестарий* Абрахам Ронен в «Магическом вестнике» пишет, что не обещает тёплого сентября, но октябрь и ноябрь сделает менее промозглыми.

— Профессор Ронен? Он будет вести у вас Чары. Создание погоды — его хобби, мисс Блэк, он будет завлекать первокурсников на кружок погодных чар.

— Вам нравятся Чары? — спросила я, услышав, что следующей фигурой будет большая линия. Подав руку Мальсиберу, я последовала вместе с ним к центру зала.

— Ритуалистика и Тёмные искусства больше.

— Тёмные искусства и ЗОТИ ведёт профессор Галатея Вилкост?

— Да. В «Еженедельнике Зловреда» регулярно публикуются её статьи, если не читали, рекомендую. Очень едко и по делу. Мой отец говорит, что профессору надо написать учебник «Прокляни и не убейся сам».

Подошёл наш черёд разделяться: Мальсибер закружил в танце Селию Бёрк, я встала в пару к молчаливому Нэйтану Крэббу и продолжила размышлять.

Все в моём окружении буквально дышали волшебством. И это не преувеличение: в разговорах постоянно мелькали названия и детали ритуалов, чар, зелий; заклинания и руны были неотъемлемой частью жизни, начиная от обустройства быта, мелочей вроде вышивки на одежде (даже если это лишь инициалы владельца) и заканчивая отчуждением земельных участков в пространственные складки.

Я смутно представляла, что волшебники делятся на классы. Во всяком случае, мать неоднократно проверяла, хорошо ли я запомнила, с кем и какие виды отношений я могу себе позволить. Во время немногих практических наблюдений за людьми, вроде прогулки по Косой аллее, лондонскому кварталу «Волшебный фонарь» или йоркской Чапел-Филдс, я видела незримое деление на тех, кто считал магию частью себя, и тех, для кого магия не стала привычной. Как Блэк, я должна была быть из числа первых, но ощущала себя частью вторых.

*В средневековых преданиях Темпестарии были магами, создающими погоду, которые жили среди простых людей и обладали способностью вызывать или предотвращать штормы по своему желанию. По этой причине любой, кто считался создателем погоды, был предметом уважения, страха и ненависти в сельской местности.

* * *

1 сентября 1936 года было вторником. Отец перенёс встречу с управляющим на вторую половину дня и вместе с сыновьями ждал нас с матерью на Гриммо, 12. Ирма оглядела меня и, удовлетворённая нашим внешним видом, активировала портальный переход между поместьем Блэк-холл и лондонским домом.

Когда мы вышли из арки портала, Сигнус поцеловал руку матери, мельком посмотрев в мою сторону, Альфард же, обняв мать, переключился на меня. Я поняла, что он заметил моё волнение и в своей манере решил меня отвлечь: подарил новенький телескоп в чёрном кожаном футляре.

— Это магическая модель телескопа Хейла, уменьшенная, естественно. Зеркала покрыты алюминием методом вакуумного напыления; специальное стекло сорта пирекс; жёсткая экваториальная монтировка «ярмо с подковой» …

— Снова маггловские штучки, Альфард? — перебила его объяснения мать.

— Матушка, это артефактная вещь. Мне интересно было соединить технологии магглов и чары. Вышло неплохо, — на помощь брату пришёл Сигнус. — Если Вальбурга будет следовать инструкции и напишет мне или Алу о нюансах использования телескопа в облачную ночь, например, и прочем, я вполне смогу оформить патент на новинку.

— Конечно, напишет, — без тени сомнений уверила мать.

— Пора отправляться на Кинг-Кросс, — сказал отец и первым вошёл в камин.

Альфард взял меня за руку и последовал за ним.

На магической стороне платформы вокзала Кинг-Кросс стоял негромкий гул. Мы неторопливо шли, раскланиваясь со знакомыми. У платформы уже стоял алый паровоз Хогвартс-экспресса с семью красно-чёрными вагонами.

— Первый вагон для взрослых и старост, второй для первокурсников, если захочешь с кем-нибудь познакомиться до начала учёбы, — тихо сказал Альфард и подмигнул мне.

— Хорошо, Ал. И спасибо за прекрасный подарок, — ответила я.

— Мы купили билет в купе А, — обернулась к нам мать. — Кричер сдал твой багаж, обед во втором отделении саквояжа.

— Да, я помню.

— Вот и наша принцесса отправляется в Хогвартс, — улыбнулся отец. Присев в книксене, я получила его одобрительную улыбку и царственный кивок матери. Помахав рукой братьям, отправилась в третий (слизеринский) вагон.

В купе А меня встретили знакомые лица: второкурсники Мальсибер и Крэбб, будущие однокурсники Малфой, Селия Бёрк и Орион Блэк.

— Вы обратили внимание на новый паровоз Хогвартс-экспресса? — едва дождавшись, пока все поздороваются, спросил Мальсибер.

— Маггловские игрушки, — недовольно проговорил Абраксас Малфой, манерно растягивая слова. — Папа считает, что Отталин Гэмбл проявила совершенно неуместную инициативу и предложила взять у магглов поезд и превратить в артефакт. К сожалению, некоторым так понравилась идея свернуть пространство между Лондоном и Гленфиннаном, что теперь мы обязаны ездить на этом убожестве, а не использовать порт-ключи, камины, полёты на фестралах, на худой конец.

— Ну хоть не на абраксанских пегасах, — ехидно парировал Мальсибер.

— Это не смешно! — вспыхнул Малфой. — Сколько раз я говорил: слово «абраксас» вырезалось на амулетах ещё с античных времён. На них изображались василиски, химеры, а не пегасы!

— По-моему, здесь вполне неплохо, — примирительно сказал Орион, не давая разгореться явно привычному спору.

— Ехать долго, жаль, что обновили интерьер, а не чары, — поддержал новую тему Крэбб.

— Мой дядя в ссоре с Поттерами, поэтому пока придётся потерпеть. Мама надеется примирить их, так что есть надежда на сокращение времени до четырёх часов, — ласково улыбнувшись Ориону, сказала Селия Бёрк.

— С какими Поттерами? — подозрительно спросил Малфой.

— С пространственниками, конечно, из старшей ветви, не с зельеварами же, у которых твой отец пытается отнять бизнес, — снова съехидничал Мальсибер, которому явно нравилось подначивать Малфоя. Тот, однако, проигнорировал его слова и напоказ взмахнул серебристой палочкой, невербально призывая манящими чарами небольшую коробку из своего чемодана.

— Две недели в Перуанском заповеднике! — восторженно сказал он. — Смотрите, какая красота!

Из коробки выпорхнул дракончик, весь сверкающий, словно обсыпанный осколками алмаза, с неестественно огромными переливающимися глазами.

— Опаловоглазый Антипод! — восхищённо выдохнула Селия, рассматривая крошечного зверя.

— Модель один к пятидесяти, — подтвердил сияющий Малфой, глядя, как дракончик облетает купе и приземляется на его вытянутую руку.

— Всё блестящее — Малфоям, — притворно вздохнул Мальсибер. — Что ж ты не выбрал Перуанского ядозуба?

— Артефакт? — не давая разгореться перепалке, поинтересовался Орион.

— Конечно. Папа предпочитает целесообразность красоте, поэтому у этого крошки есть кое-какие полезные функции. А ядозуб — слишком мощный, — Малфой резко повернулся к Мальсиберу и ехидно продолжил:

— Рассуждая гипотетически, понадобится в моё отсутствие кое-кому почтовый артефакт там или бельгийский шоколад, полезет этот кое-кто в мой шкаф и получит порцию яда или ослабленную версию драконьей оспы…

— Понял, понял, — засмеялся Мальсибер и протянул руку к дракончику.

Пользуясь всеобщим отвлечением внимания, я незаметно выскользнула из купе. Мне хотелось пройтись по вагону первокурсников.

Двери между вагонами открывались автомагически, слизеринский зелёный с серебром сменился уютными кремовыми и оливковыми оттенками. Коридор был тесноват, часть дверей темнела занавешенными окошками, часть была приоткрыта. Я заглянула в одну из них.

Темноволосый мальчик с пронзительно-синими глазами высокомерно посмотрел на меня. На миг я замерла, не зная, что заставляет меня стоять на пороге. Давящее ощущение магии, плотным багровым облаком окутывающей его? Нет, скорее, странное ощущение чуждости, которое было мне слишком хорошо знакомо.

— Здравствуй, можно войти? — неуверенно спросила я.

Мальчик недоверчиво прищурился, но кивнул.

— Меня зовут Вальбурга Блэк, а тебя?

— Томас Марволо Реддл.

Первые месяцы пролетели незаметно. Привыкание к слизеринским порядкам и другому режиму учёбы (не столь интенсивному, как дома) должно было меня увлечь, но очень быстро я поняла, что скучаю по дому, Альфарду и даже Кричеру.

Тоску немного убавляли прогулки в Хогсмид — деревеньку в полумиле от Хогвартса. Первокурсников выпускали дважды в месяц, по субботам, при условии, что за ними присмотрит хотя бы один взрослый родственник.

Благодаря Альфарду, регулярно выбирающемуся на встречи со мной, за право влиться в мою компанию велись «тайные» девчоночьи бои. В чём-то я понимала своих сокурсниц: широкоплечий голубоглазый Альфард с буйными — блэковскими — кудрями, добродушный и весёлый, поражал и гораздо более опытные сердечки.

Так, споры за право набиться мне в компанию в будущую субботу начались ещё в третий ноябрьский понедельник.

— Вальбурга, ты же пойдёшь с Селией? — спросила слишком смуглая для британки Оливия Гойл, бросая взгляд на мою соседку по комнате.

— Нет, я иду отдельно: в субботу обещал прийти мой старший кузен, — улыбнулась та, переглядываясь с Орионом.

— О, тогда я могу сопроводить вас, мисс Блэк? — опередив Оливию, влез в наш разговор Мальсибер, кланяясь мне с нарочитой куртуазностью.

— Малыш Рейнард не боится, что Альфард Блэк выпотрошит его, как оленя на охоте, за нескромные взоры в сторону его миленькой сестрёнки? — ехидно спросила Элоди Марч, четверокурсница с говорящим прозвищем Оса.

— Прекрасная Элоди чересчур строга ко мне, — Мальсибер покаянно вздохнул и опустил голову. Его тут же позвал Абраксас Малфой, вовлекая в обсуждение новой статьи в «Зловреде».

— Хорошо, Оливия, пойдём вместе, — я кивнула радостно улыбнувшейся сокурснице.

— Мои соседки могут присоединиться? Ты наденешь ту чудесную мантию с серебристым мехом? Её ведь подарил твой брат? Мистер Блэк такой заботливый: она очень идёт к твоим глазам.

Прислушиваясь к щебету приятельниц и иногда односложно отвечая, я размышляла об особенностях хогвартской жизни.

Я не знала, какие порядки заведены, например, на Гриффиндоре. Селия Бёрк утверждала, что там чуть ли не казармы, но я в этом сомневалась: их пятикурсницы слыли законодательницами местной моды, а щёголь Генри Поттер с шестого курса считался самым красивым парнем школы. Третьекурсница Дорис Селвин уверяла, что уютнее всего на Хаффлпафе, а башня Равенкло — самая продуваемая во всём Хогвартсе. Впрочем, я понимала, что это больше сплетни: ходить в чужие гостиные и тем более личные комнаты было строго запрещено. Внутри же факультета никто не мог попасть в комнаты противоположного пола.

Сплетни, интриги, романы — вот что занимало умы учеников. И слизеринцы не были исключением. Правда, в отличие от остальных, почитатели Салазара никогда не выносили сор за пределы факультета.

Нетрудно было соблюдать и другие непреложные законы Слизерина, поскольку мне хорошо был знаком этот круг из представителей знаменитых британских фамилий (другие сюда попадали крайне редко). Известны были и общие правила. Например, по имени друг к другу обращались лишь близкие родственники не дальше кузенов, жених с невестой после официальной помолвки и друзья одного пола. Для всех остальных были фамилии (в факультетском кругу равные по положению могли обойтись без приставки «мистер» или «мисс»).

Формально факультетом руководил декан — профессор зельеварения Гораций Слаггхорн. На самом деле власть крепко держала в своих холёных ручках староста Эстер Крауч — рыжеволосая красавица с четвёртого курса, «тайная» любовь небезызвестного Генри Поттера. Второй староста факультета Ксавьер Гойл, брат Оливии, с Эстер предпочитал не спорить.

Были ещё старосты школы — представители факультета в Ученическом Совете и Совете попечителей, но их внимание требовалось лишь по крайне серьёзным вопросам.

Привыкшие к дисциплине с раннего детства, слегка расслаблявшиеся лишь в гостиной факультета, среди своих, слизеринцы за пределами зелёно-серебряных стен казались самыми спокойными и сплочёнными, если не друзьями, то приятелями с пелёнок.

Исключением был Реддл.

Тогда в вагоне купе, познакомившись, мы непринуждённо разговаривали. Увлечённая тем, как легко и свободно я чувствовала себя в его присутствии, я не сразу поняла, что так работает один из даров этого талантливого мальчика — эмпатия. Когда я замолчала, Реддл моментально понял, что я разгадала его уловку, и спокойно сказал:

— Извиняться не буду. Но обещаю: я не буду больше нарочно располагать тебя к себе.

— Это потому, что я уже к тебе расположена? — подозрительно спросила я, расстроенная собственной расслабленностью и потерей бдительности.

— Нет, — ответил он и отказался пояснять свои слова.

Позже я поняла, что напрасно корила себя: обманула меня вовсе не эмпатия Реддла, а наша мнимая схожесть. Чуждость Томаса объяснялась просто: при всей мощи чистокровного мага он не знал своего происхождения и рос в маггловском приюте.

Сначала невольно, потом из желания помочь я попыталась обрисовать некоторые особенности уклада магического мира, пояснила некоторые нюансы, важные для начинающего волшебника.

Реддл поразительно быстро адаптировался. Нет, он не стал своим для слизеринцев, но к нему присматривались без отторжения. Краем уха я слышала шепотки, что Блэки рано или поздно предложат ему покровительство (так, очевидно, трактовали моё внимание). Но потом они как-то быстро сошли на нет, а Реддл перестал быть чужим и нашёл нейтральный круг общения, семимильными шагами постигая курс молодого мага… и не забывая про меня.

* * *

- Ты поразительно небрежна и нечестолюбива для потомственной волшебницы, Блэк, — такими словами встретил меня Реддл, когда я прошла сквозь гобелен в небольшой закуток недалеко от слизеринской гостиной.

— Почему?

— Ты не стремишься блистать, как Крауч, не набрала свиту, как Оса Марч, не хвастаешься каждый день парижскими новинками — хотя бы.

— Зачем мне это? И, Реддл, блистать на первом курсе, серьёзно? — усмехнулась я. — Дай мне фору хотя бы до третьего.

— Напрасные насмешки. Репутация сама себя не сделает. Думаешь мне так уж интересны рассуждения Селвина о гибельном курсе Министра — любительницы магглокровок или самовосхваления Джагсона? Однако если я хочу курсу к третьему основать свой клуб или хотя бы набрать свиту, то должен работать уже сейчас.

— Мои планы не столь всеобъемлющи. И что, к третьему курсу ты сколотишь кружок верных последователей? Последователей чего, кстати?

— Исследователи тайн магии, — высокомерно сказал Реддл, но я не стала над ним смеяться. Не из-за того, что Томас был болезненно обидчив, а из-за подспудной уверенности, что он не сказал всей правды и проверяет меня, как всегда.

— Рыцари Магических Тайн, если получится кружок, или верные псы Томаса Реддла, если будет лишь свита… Звучит?

— Несмешно, — буркнул Реддл. — Договоришься сейчас, и будут Рыцари Вальбурги.

— Тогда моё отсутствующее честолюбие будет вполне удовлетворено. В чём, кстати, я небрежна?

— В прошлый раз тебя заметила Оливия Гойл. К счастью, она слишком хочет войти в твой близкий круг, поэтому не стала следить за тобой.

— Ты поэтому поставил новый пароль на вход?

— И заклинание отвлечения. Но твоими уходами могут заинтересоваться и другие, со старших курсов, против них оно бесполезно.

— Они знают, что эта комнатка в пределах факультетских чар. Всё, что здесь смогут сделать хоть приятели, хоть парочки, — только говорить. Но спасибо за беспокойство о моей репутации.

— Возможно, я не хочу, чтобы Альфард Блэк выпотрошил меня, как оленя на охоте, — сказал Реддл, дерзко взглянув на меня.

— Постараюсь избежать подобного исхода. Смотрю, здесь стало уютнее, — перевела я тему на применение бытовых чар.

Наши странные полуприятельские отношения вроде и оставляли ощущение недосказанности, но я чувствовала, что мы оба не горим желанием добираться до их истоков. Мы оба были скованы: этикетом, законами нового мира, попытками врасти в него, одиночеством, наконец. И на миг ощутить пусть иллюзию, но свободы, побыть бунтарём без последствий становилось облегчением.

Я не обольщалась: Томас был той ещё шкатулкой с секретом. Несмотря на то, что ближе, чем с ним, я ни с кем не общалась, крайне наивно было бы считать его другом.

Несколько происшествий, произошедших практически одно за другим, нарушили моё размеренное существование и показали глубину беспечности, в которой я до сих пор легкомысленно пребывала.

Первое произошло в пятницу накануне запланированной прогулки в Хогсмид. Оливия Гойл попала под чьё-то шуточное проклятие и вынуждена была пойти сменить мантию, покрывшуюся розово-зелёными перьями. Я подождала её в гостиной, поэтому на ужин мы отправились позже остальных. Торопясь в Большой зал, мы прошли через один короткий переход и оказались в пустынном коридоре первого этажа.

— Флинт, быстрее, — услышала я свистящий голос и, не успев толком ничего осознать, развернулась на звук с палочкой в руке (сама не знаю, когда я выхватила её из кобуры).

— Немая сцена: я, дамы и неловкая ситуация, — попытался разрядить ситуацию третьекурсник Тайлер Флинт, безуспешно пытаясь прикрыть собой равенкловца Девена Шеклбота. Тот держал на прицеле какую-то скрюченную фигурку.

— Это Кира Фрейзер, второкурсница с Равенкло, полукровка, — шёпотом просветила меня Оливия, не забывая прикрывать меня со спины.

— Что здесь происходит?

— Ничего, что тебя касалось бы, Блэк, — порывисто сказал Шеклбот. От его фигуры исходили злость и напряжение, кончик палочки светился красным светом возможного Оглушающего.

— Дэв, давай разойдёмся миром, — быстро проговорил Флинт.

— Это Тихоня Блэк, она бесполезна, — презрительно ответил равенкловец. — Дамы, идите, куда шли, и тогда ваши прелестные глазки не увидят ничего неприятного.

— Шеклбот, отойди от Фрейзер, и тогда действительно не будет ничего… огорчительного, — предупредила я.

— Малютка выучила Экспелиармус и не боится дуэлиться с второкурсниками? — насмешливо спросил Шеклбот, не двигаясь с места.

— Девен, не стоит… — Флинт не договорил и проворно отскочил к стене, закрываясь щитом: у его приятеля кончилось терпение.

Послав-таки Оглушающее во Фрейзер, тот молниеносно развернулся ко мне. От Ватноножного я увернулась, послав Таранталлегру, Фурункулюс приняла на щит, возвращая в связке с Петрификусом. Разозлённый моим сопротивлением, Шеклбот неожиданно послал Секо. Пройдя через двойной щит (мой и Оливии), оно едва не срезало прядь волос с моей головы. Гойл, не растерявшись, отправила Ослепляющее, а я точечным Экзицио расщепила палочку Шеклбота. Раздражённо отбросив её, равенкловец шагнул было вперёд, но тут коридор разделила плотная стена сгустившегося воздуха.

— Немедленно прекратить! — применив Сонорус для убедительности, скомандовал профессор Ронен. С другого конца коридора показалась Галатея Вилкост.

— В кабинет директора, немедленно! — скомандовала она, расколдовывая Фрейзер и деловито убирая разрушения от нашей дуэли.

По дороге в кабинет Армандо Диппета к нам присоединился Гораций Слаггхорн.

— Я вызвал ваших родителей, мисс Блэк, мисс Гойл. И ваших, мистер Флинт. Полагаю, профессор Ронен сделал то же самое для мистера Шеклбота и мисс Фрейзер.

Кабинет Диппета располагался в Большой лестничной башне. Дождавшись родителей в приёмной, мы недружной компанией поднялись по движущейся лестнице в апартаменты директора Хогвартса.

Высокий седобородый маг в серебристой мантии с меховой оторочкой пристально оглядывал нас, пока все рассаживались. Выслушав профессора Ронена, который застал часть дуэли и проверял Приори Инкантатем палочки всех причастных, кроме Шеклбота, Диппет перешёл к расспросам непосредственных участников. Флинт уверял, что он пытался остановить Шеклбота, а на вопросы о Фрейзер отвечал, что приятель попросил его о помощи, но не уточнил, в чём она будет заключаться. Шеклбот пытался делать независимый вид и отмалчивался, ёжась от колючих взглядов моего отца и недовольных — своего деда. Кира Фрейзер плакала на плече робкой миловидной женщины — очевидно, матери. Она рассказала, что дочь неоднократно писала в письмах и жаловалась на каникулах, что третьекурсник Шеклбот постоянно преследует её, что Кира посмела прилюдно отвергнуть его покровительство, после чего равенкловец пообещал расправиться с ней так, что на всех Британских островах она станет притчей во языцех. Кира какое-то время избегала его и ходила вместе с сокурсницей. И сегодня на ужин они должны были идти вместе, но ту сначала отвлёк Флинт, а потом она убежала, как оказалось, за профессором Роненом.

И, наконец, дело дошло до нас с Оливией.

— Мисс Блэк, почему вы вступили в дуэль, а не обратились к учителям?

— Мне показалось подозрительным поведение мистера Шеклбота и не понравился как беспорядок в одежде мисс Фрейзер, так и её компрометирующее положение. Возможно, я обратилась бы к профессорам, но мистер Шеклбот оскорбил меня и первым послал заклинание. Я защищалась, как и мисс Оливия Гойл.

— Что же, за дуэль в коридоре с Равенкло снимается тридцать баллов, со Слизерина — десять. Мистер Шеклбот исключается из Хогвартса на год, репутационный ущерб родители мисс Фрейзер и мистера Шеклбота обсудят отдельно. Вина мистера Флинта незначительна, поэтому он получает отработку у профессора Слаггхорна. Впрочем, в обсуждение ущерба репутации девушки я просил бы включиться и вас, мистер Флинт-старший, — вынес решение Диппет.

— Исключение на год? И всё? — спросил мой отец. Он казался спокойным, но я понимала, что его переполняет холодное бешенство. — Устав Хогвартса изменён, и первокурсников теперь можно вызывать на дуэль? Мало этого, паршивец посмел применить боевое Секо!

— Блэк, поосторожней со словами, — Шеклбот-старший попытался вступиться за сына. — Твоя дочь сломала его палочку.

— Невелика цена за Секо, — отмёл все возражения отец. — Блэки смывают оскорбления кровью, а твой сын отделался парой царапин. Я могу решить, что этого недостаточно, и сам вызову тебя на дуэль!

— Тихо, господа, успокойтесь! — громко вмешался Диппет, волной магии накрывая весь кабинет.

— Два года исключения и вира или дуэль. Выбирай, Шеклбот.

— Хорошо, — сквозь зубы процедил тот. — Твоя взяла. Условия обговорим позже.

— Вот и отлично, — быстро проговорил директор. — Возражения есть? Тогда решено.

Он вызвал домовиков, которые шустро накрыли чайные столы в разных частях кабинета. Фрейзеры, Флинты и Шеклботы отошли к одному из них и накрылись чарами от подслушивания, мой отец со старшим Гойлом сели у второго, а мать отвела нас с Оливией к третьему.

Ирма Блэк внимательно посмотрела на Оливию, и та понятливо отсела за дальний край стола.

— Хорошая девочка, — одобрительно сказала моя мать, после того, как накрыла нас чарами Помех. — Надеюсь, ты продолжишь с ней общение.

— Да, мама.

— Посмотрим. Я недовольна тобой, дочь.

Я промолчала и выдержала её тяжёлый взгляд.

— Ты знаешь причины моего недовольства?

— Я не должна была устраивать дуэль из-за полукровки.

— Соображаешь, когда хочешь. А надо соображать, когда надо. Истинные леди не ходят вдвоём по коридорам, и ты должна быть крайне благодарна мисс Гойл, которая не оставила тебя в столь… щекотливой ситуации. Истинные леди игнорируют мужские развлечения и не ждут, пока их оскорбят. И наконец, истинные леди не ведут себя, как пустое место. Ты — Блэк, и ты должна всегда помнить об этом!

— Простите, мама, я осознаю свои просчёты.

— Мало осознавать, мало! Давай я кое-что обрисую тебе. То, что ты сама должна была понять, вызнать, да хоть подслушать, наконец! Ты импульсивна, когда не надо, и апатична не к месту. Думаешь, эта история с Ноттом и Орионом Блэком случайна? Моя мать, твоя бабушка Эфрусина, говорит, что ты поперечная. Я имела глупость защищать тебя, и она в ответ буквально парой фраз настроила тебя против Лукаса Нотта.

— Мама…

— Помолчи. Нотт, возможно, не тот, кого ты там себе намечтала. Но он из прекрасной семьи, неглуп, симпатичен. И даже то, что он мог бы войти консортом в нашу семью, сделало бы тебя хозяйкой положения. Но ты захотела решать свою судьбу сама. Что ж, бабушка дала тебе новую цель — Ориона Блэка, но сама не ожидала, что ты вцепишься в него, как собака в старую кость. Я была против этого брака, потому что Орион слишком болезненный, потому что тебе пришлось бы рожать как минимум двоих, а это означает много мучительных ритуалов и слишком большое проседание в силе… для тебя. Наконец, это не моя мечта, но мама слишком обижена на Блэков и ей хотелось, чтобы её внучка стала дважды Блэк. Я смирилась с вашими мечтами. И что в результате? Ты проиграла какой-то Бёрк, племяннице торгаша из Лютного, и сначала впала в истерику, как пятилетняя. И в результате Орион Блэк, зациклившийся на не самой лучшей девице, да и ещё родне в пятом колене, и ты, впавшая в состояние беспечной сомнамбулы.

Я молчала, поражённая той картиной, что обрисовала мне мать. Не дожидаясь ответа, она продолжила говорить:

— С прибылью из этой ситуации, не считая девицы Бёрк, вышел только Лукас Нотт: нашёл подход к своему двоюродному дедушке Кантанкерусу — главе рода, и теперь при возобновлении помолвки ни о каком консортстве с наследником рода и речи быть не может. Шансы на хотя бы равный брак с ним у тебя теперь не слишком велики. Не могу не уважать мальчика, молодец! — с явной иронией по отношению ко мне воскликнула мать.

— Прошу прощения, матушка, — сказала я, поднялась и выставила руки вперёд.

— Глупый ребёнок. Опусти руки, ты ученица Хогвартса, пришла пора отвечать за свои действия. Легко получить наказание и обо всём забыть, попробуй исправить содеянное сама… Сядь, — мать похлопала по дивану рядом с собой и, когда я робко подсела к ней, положила руку мне на плечо в редком жесте утешения.

— Очнись, наконец, от своей апатии. Отец не может защищать тебя бесконечно, и Альфард должен устраивать свою жизнь, а не беспокоиться о твоей репутации. Присмотрись к своему окружению, с умом выбери свиту. Гойл будет неплохим приобретением. Их в вассалы заприметили Малфои, но Оливия явно выбрала тебя, оправдай её доверие. Со старшими отец договорится. И к Фрейзер присмотрись, по матери у неё неплохое происхождение, та работает в Министерстве…я подумаю ещё, как они могут пригодиться… Кто там ещё на первом курсе? Дочь Шафиков? Буллстроуд? И вот ещё, я слышала, что ты привечаешь магглокровку, Риддла, кажется?

— Он, как минимум, полукровка, мама. Томас Марволо Реддл.

— Марволо? Интересно… хоть что-то запомнила из моих уроков. Он, скорее всего, бастард, не общайся с ним слишком близко, но он может быть полезен. Будь сообразительнее, наконец, ты всё-таки моя дочь.

— Я буду стараться. Мам, я могу обращаться к тебе за советом, иногда?

— Конечно. И к бабушке Эфурсине тоже, если не будешь забывать думать своей головой. Попроси её быть с тобой помягче и дать пару уроков, — усмехнулась мать и сняла чары.

Я огляделась: Шеклботы и Флинты яростно о чём-то спорили, Оливия негромко переговаривалась с отцом. Фрейзеров уже не было. Попрощавшись с Диппетом, мы вышли из его кабинета в приёмную с камином.

Я подошла к отцу и робко обняла его. Он похлопал меня по спине:

— Будь умницей, Вальбурга. Я горжусь тобой: я смог хорошо прижать Шеклботов. Не забывай посещать дуэльный зал: со второго курса вас можно будет вызывать в дуэльный круг. Девушек обычно парни не выбирают в соперники, но…Впрочем, проявив характер, ты правильно поступила. Ты Блэк, а не какая-то размазня.

Проводив родителей, мы с домовиком перенеслись в слизеринскую гостиную. Отбоя ещё не было, поэтому нас ожидали расспросы и продолжение воспитательной беседы…

Последствия у эпической дуэли (по определению насмешника Мальсибера) были не менее эпическими. Тайлер Флинт принёс мне свои извинения и усиленно показывал, что он поддержит меня в любых начинаниях. Оливия получила мою горячую благодарность и теперь ходила слева от меня, как кандидатка в близкие подруги, её брат Ксавьер тоже присматривался ко мне: наши родители активно обсуждали условия вассалитета. Последним, понятное дело, был не очень доволен Абраксас Малфой, но не спешил высказывать мне своё «фи». Соседки Оливии — Ванесса Буллстроуд и Ифа Шафик — демонстрировали крайнее дружелюбие и сопровождали нас с Оливией, перейдя в мою свиту. Молчаливый Нэйтан Крэбб, мой троюродный кузен по матери, столь же молчаливо перешёл на мою сторону, чем поспешил воспользоваться и Рейнард Мальсибер, весьма непринуждённо сопровождая меня при всех выходах, в гостиной же усаживаясь всегда где-то неподалёку.

Встречи с Реддлом пришлось прекратить, но он держался поблизости. Наедине мы больше не виделись, но в большой компании обсуждали чары и зелья, прочитанные статьи в предметных журналах, «Магическом вестнике» и «Зловреде». Ещё я знала, что он тренируется, как одержимый, и выучил «Дуэльный кодекс» и мой «Сборник редких, метких и коварных заклинаний». Я посоветовала тренировать связки чар, наработать быстрые переходы от щитовых к атакующим и создать базу выбранных под себя заклинаний.

Я обрастала сопровождающими: возможными советниками, единомышленниками, будущим костяком если не партии, то Внутреннего Круга. Давно я не пребывала в таком напряжении: анализировала слухи, сплетни и факты, приносимые Оливией, Ванессой и Ифой, участвовала во внутрифакультетских обсуждениях и кружках, тренировалась в дуэльном зале. Только жёсткое домашнее обучение и несложная программа первого курса позволяли мне поддерживать учёбу на высоком уровне. Пришлось завести пару дневников-ежедневников, чтобы не запутаться в данных и придерживаться чёткого режима.

Рассказ о дуэли, довольно точно переданный Оливией, оброс деталями и превратился в избиение третьекурсников. Из Тихони я превратилась в Огненную Вальбургу. Правда, Роберт Селвин попытался назвать меня заступницей грязнокровок, но я окоротила его:

— Двое лбов собрались поиздеваться над леди и не нашли места укромнее, как делать это перед Большим залом. В тот момент меня не интересовало ничье происхождение, я видела, что Шеклбот потерял последнее достоинство и поставила его на место.

— Верно, — поддержала меня Оливия. — Он вёл себя как свинья, и Вальбурга лишила его палочки, потому что свиньям они не положены.

После дуэли Кира Фрейзер поблагодарила меня за спасение и признала себя должницей. Мы немного общались во время выходных в небольших гостиных вокруг Большого зала, специально предназначенных для межфакультетских посиделок. Никто её особо не трогал, на Равенкло даже начались шевеления вокруг второкурсницы: всем было интересно, будет ли она в моей свите и в качестве кого.

Шеклботу пришлось хуже всего: дед выслал его из Британии к родственникам то ли в Африку, то ли в Америку. Причины такого радикального решения были в принципе ясны: сначала Девен опозорился с навязчивыми ухаживаниями за полукровкой, не сумел ни добиться её, ни отомстить за отказ и не попасться. Кроме того, ухитрился впутать в свои делишки высокородных леди и не нашёл ничего умнее, как нарушить дуэльный кодекс и без предупреждения напасть на первокурсницу. То, что при этом он ещё и проиграл, стало вишенкой на торте.

— Теперь Шеклботу трудновато будет найти себе жену в Британии, — заметила Ванесса Буллстроуд. — Вряд ли приличная семья отдаст в жёны свою дочь тому, кто мало того, что любит поваляться в грязи, так и не может скрыть этого перед леди.

— Фоули уже отозвали предварительные договорённости о помолвке, — вступила в разговор Элоди Марч. — Я слышала, что лорд Гектор и на порог их не пустил, а его жена обещала кастрировать младшего Шеклбота, если он подойдёт к её дочери.

— Твой одобрительный тон пугает, кузина Элоди, — передёрнув плечами, сказал Мальсибер. — Так или иначе, старый глава рода Шеклботов мечет громы и молнии: лишил младшего статуса наследника и вроде собирается жениться. Говорят, он уже заказал у Фламеля курс определённого рода зелий.

— Имя предполагаемой невесты уже известно? — спросила Ифа Шафик.

— Нет, но… — и разговор плавно свернул на возможные кандидатуры новой леди Шеклбот.

Разговоров о дуэли и её последствиях, а также о моём неожиданном возвышении, к счастью, хватило ненадолго: приближался декабрь и традиционный Йольский бал. Конечно, сам Йоль приходился на каникулы и был сугубо семейным праздником, а светские балы смещались на 23 декабря и позже.

Каникулы в Хогвартсе наступали 20 декабря и продолжались до 2 января. 18 и 19 декабря проводились школьные балы: Младший — для первых и вторых курсов, Старший — для всех остальных.

Школу захватили лихорадочные приготовления к балам, обсуждения нарядов, причёсок, угощений, и конечно, самой главной темой были предположения о возможных спутниках и новости, кто кого пригласил.

Обычно парни приглашали девушек, но леди, естественно, имели право намекнуть предполагаемому избраннику на его не осознаваемое пока счастье, как и применять разного рода уловки. Впрочем, их использовали все.

Я уже получила несколько предложений. Кому-то отказала, как Флинту, например, у кого-то попросила время на раздумье. Меня занимали наблюдения за Лукасом Ноттом.

С одной стороны, он оказывал мне осторожные знаки внимания, присылал нейтральные мелочи в подарок, с другой, не торопился приглашать на бал: он был на пятом курсе и, пригласив меня, должен был пойти на Младший бал вместо Старшего.

Я решила, что мне неинтересны его метания, и перед завтраком отправила записки с извинениями пригласившим меня и, выйдя в гостиную, подошла к Мальсиберу.

Тот поднялся и с непривычно серьёзным видом.

— Мистер Мальсибер, я принимаю ваше приглашение стать моим сопровождающим на Йольский Младший бал.

— Благодарю, мисс Блэк, — он поклонился, а выпрямившись, сделал сложное изящное движение полочкой, и на меня просыпался дождь из благоухающих белых цветов. — Вы не пожалеете о своём решении.

Я поймала пару жасминовых гардений*, одну заклинанием закрепила в волосах с правой стороны, вторую протянула Мальсиберу. Тот, подумав, закрепил её на мантии слева.

Наш приход в Большой зал на завтрак с Оливией слева и Мальсибером справа чуть позади меня вызвал эпидемию шепотков и прищуренный взгляд Нотта. Ничем больше не выказав недовольства, он продолжил завтракать, неторопливо беседуя с однокурсником Персивалем Прюэттом.

Вечером Ифа Шафик рассказала, что он пригласил на бал сокурсницу Эллу Крокфорд, робкую светловолосую слизеринку с глубокими тёмными глазами.

— Он два раза выделил голосом — сопровождать на бал, — возбуждённо вполголоса рассказывала Ифа.

— Думаю, мог и партнёршей назвать, Вальбурга вряд ли огорчилась бы, — взглянув на меня, заметила Оливия, отметив мой подтверждающий кивок.

— Итак, — сменила тему Ванесса, — цветок справа? Твоё сердце и правда свободно?

— Совершенно, — подтвердила я.

— Ты заметила: гардении настоящие, из суматранского заповедника. Мальсибер задрал планку: многие отделывались наколдованными цветами.

Я посмотрела на собранные в композицию цветы на столике посреди гостиного уголка в нашей с Бёрк комнате. Та, кстати, в последнее время не жаловала нас вниманием.

— Отличный выбор, — задумчиво сказала Оливия. — Это определённая заявка, Вальбурга.

Она не ждала от меня ответа, поскольку понимала: намерения Мальсибера не были для меня тайной.

*Гардения на языке цветов означает «Ты прекрасна». Если Вам подарили гардению, знайте: Вами искренне восхищаются. Скорее всего, Ваш поклонник очень несмел и считает себя недостойным Вас.

* * *

Два следующих происшествия произошли одно за другим и чуть не испортили мои планы на Йольский бал.

Сначала нас с подругами отозвал в сторону Реддл, попросив о конфиденциальном разговоре. Переглянувшись с Оливией, я ответила согласием, и мы после уроков свернули в проход за гобеленом.

Реддл уже ждал нас: вокруг старого стола с витыми ножками, отполированного чарами, стояли пять стульев: четыре отдельно, пятый — напротив.

Мы уселись, и я поставила в центр стола артефакт с Чарами помех и активировала его.

Реддл не стал затягивать разговор и, выложив на стол какой-то свёрток, подтолкнул его ко мне.

— Я сегодня отобрал это у Меган Стамп с Гриффиндора. Дурочка пыталась открыть его и схлопотала проклятие. Сейчас она в Больничном крыле.

Я с удивлением обнаружила в свёртке один из моих дневников: в кожаной зелёной обложке с серебристо переливающейся надписью: «Вальбурга Блэк».

— Надеюсь, вы не проявили беспечность и не оставили его в доступном месте, мисс Блэк? — осторожно поинтересовался Реддл.

Я кивнула, погружённая в раздумья: этот дневник был приманкой, я специально пару раз оставляла его на виду в своей комнате и теперь недоумевала, как на неё клюнула Стамп.

— Вальбурга? — поторопила мои размышления Оливия.

— Здесь запирающие чары, а также не очень сильное проклятье Мохнатых рук, — задумчиво сказала я.

В дневнике были записи такого плана: «Гораций Слизнорт — ананасовый ликёр, медовуха от Старого Хорса, «Отменный Слизеринский набор».

Оливия Гойл — имбирные тритоны и бельгийский шоколадный василиск, «Прекрасный Слизеринский набор».

Ванесса Буллстроуд — лакричные палочки с алихоцией, шокошары с начинкой из абиссинской смоковницы, «Всешоколадный Слизеринский набор».

Ифа Шафик — солнечные помадки, лавандовые шокошары, «Серебряный Слизеринский набор».

Бёрк, Блэк, Малфой — «Стандартный Слизеринский набор»

Реддл — «Особый Слизеринский набор».

«Слизеринскими наборами» назывались роскошно украшенные коробки (естественно, в слизеринских цветах) с конфетами с разнообразнейшими вкусами из всех уголков магического мира.

Даже если бы дневник взломали, потери не стали бы критичными. Но вот чары я поставила хитрые: с помощью одного из артефактов моего брата Сигнуса можно было установить всех, кто держал дневник в руках.

— Я не выносила его из комнаты.

— Но Стамп не могла пройти в нашу гостиную, — переглянувшись с Ифой, робко сказала Ванесса.

— Думаю, вас хотят перессорить, леди, — проницательно заметил Реддл. — Возможно, вам стоило поставить ещё и чары Безобидности, мисс Блэк. Я бы так и сделал.

Его взгляд на мой дневник был трудно читаем, но я всё же его поняла и у меня появилась идея для йольского подарка Реддлу.

Заняться расшифровкой магических отпечатков я не успела. Вернувшись в свою комнату, я положила дневник на стол, освежила лицо, сменила мантию и вышла в общую гостиную: на еженедельное собрание факультета должен был прийти декан.

В гостиной было чересчур оживлённо. Оглядевшись, я поняла причину страдальческих возгласов старшекурсников. Профессор Слизнорт с неожиданным для его объёмной фигуры изяществом порхал по гостиной и виртуозно вскрывал алкогольные тайники. То, что с упорством пчёлок добросовестно натащили шести- и семикурсники, вытаскивалось, выволакивалось и ставилось на пол стройными рядами. Вихрем пролетев по коридорам и закоулкам, декан продемонстрировал восхищённым первокурсникам новый урожай бутылок, флаконов, штофов и прочих ёмкостей.

Моментально рассортировав добычу по степени крепости, профессор уменьшил и спрятал всё крепче сидра, медовухи или сливочного пива.

— Что ж, и в этом году без победителей, — весело сказал декан, не обращая внимания на нарочито-разочарованные стоны. — Благодарю за пополнение профессорского стола.

Как нас уже просветили старшие, эта традиция стала своеобразным соревнованием: ученики пытались спрятать, зачаровать и по-другому скрыть крепкий алкоголь в надежде обойти профессора и получить приятный бонус — редкую настойку на слезах феникса, декан же поддерживал жизненный тонус и мастерски находил спрятанное. За десятки лет традиции флакон настойки так и не покинул комнаты декана.

После собрания мы ещё поболтали в тесном кругу, и я отправилась спать.

Привычно проверив комнату и совершив ежевечерние процедуры, я легла в кровать и задёрнула зачарованный полог. Заснула я быстро и крепко.

* * *

Пробуждение оказалось неприятным.

Темно. Всё тело сводит судорогой. Больно. Хочется извиваться и кричать от боли, но не могу пошевелиться.

— Блэк… — чей-то голос доносится издалека. — Блэк, очнись…

Блэк? Моё имя. Голос приближается…

— Агуаменти! Агуаменти! Да работай же ты! Блэк, вставай, не смей сдаваться! Мы не подохнем здесь ни к чёрту!

— Не… дождёшься, — мой голос еле слышен и неровными толчками выходит из груди.

— Жива...

Пытаюсь сфокусировать взгляд и смутно вижу говорящего. Всегда подчёркнуто опрятный, Реддл сейчас сам похож на чёрта, которого упоминал: взъерошенный, с чумазым лицом, перекошенным гримасой злости и тревоги.

— Не смей отключаться, Блэк! Агуаменти! Агуаменти, чёрт побери!

Резкий поток мутной воды, с ощутимым привкусом ржавчины хлынул на моё лицо. Слабо шевеля губами, я пыталась напиться.

— Мерлин побери, Том, а не чёрт…

Зыркнув на меня исподлобья, Реддл ехидно усмехнулся.

— Знаю обороты и покрепче, но не для твоих ушей. По имени зовёшь? Помирать собралась? Не получится, Вальбурга.

Ещё раз облив меня водичкой, Реддл заставил меня кое-как начать соображать.

— Где мы? И как?

— Я-то ничего, а вот ты никак, — голос Тома погрубел, в нём прорезался незнакомый акцент. Это, как ни странно, помогло мне собраться.

— Что это за комната? Последнее, что я помню, — моя спальня.

Реддл внимательно посмотрел на меня и чуть успокоился.

— Твой кузен Блэк вызвал меня на разговор незадолго до отбоя. Надменным тоном начал отчитывать меня за неподобающее поведение. Якобы я замучил своим вниманием его прекрасную даму.

— Это он о Бёрк?

Реддл пожал плечами и продолжил:

— Я постарался уверить его, что это чьи-то напрасные измышления, и тут мне в спину полетело какое-то заклинание. Я увернулся, но Блэк оглушил меня чем-то непонятным.

— Фамильное, наверно. Ты успел ответить?

Реддл прищурился и очень нехорошо усмехнулся.

— Ты с ума сошёл! Он единственный сын Арктуруса! Том, тебя убьют!

— Ты такая паникёрша, Блэк. Не убьют. Это маленький беспалочковый сюрприз, — спокойно ответил Реддл, и в его глазах промелькнуло что-то крайне опасное.

Догадка молнией пронзила меня: «Он менталист!»

Возможно, Реддл что-то понял и внимательно посмотрел на меня. Между нами повисла тишина, плотная и невыносимая. Глаза Реддла показались вдруг пустыми и холодными, в них померещился мне красный отблеск.

— Не о том думаешь, Блэк. Продолжение послушать не хочешь? — наконец сказал он.

— Да, — опомнилась я, — кто напал на тебя сзади?

— Вот это как раз была Бёрк.

Реддл замолчал, выжидательно глядя на меня.

— Постой, получается, меня оглушила Бёрк?

— Блэк, видимо, оставил меня в коридоре, но я успел очнуться и увидел, как Бёрк левитировала какой-то длинный свёрток. Я с пола почти успел вырубить её Оглушающим, но она запаниковала, заметалась, бросила в меня этот свёрток… тебя, как оказалось, и какой-то артефакт. Я отпихнул твоё тело и поднялся, но тут артефакт будто взорвался, исказил пространство, и мы очутились здесь.

Реддл замолчал, я тоже не могла вымолвить ни слова.

— Не знаю, чем она тебя вырубила, но ты очень… испугала меня, Блэк, а я не из пугливых. Ты была мертвенно бледная, неподвижная… негнущаяся. Я пытался прислонить тебя к стене и хлопал по щекам…почти поверил, что ты умерла, — глядя в стену, невыразительным голосом признался он.

— Ты осмотрелся здесь? — спросила я, не желая продолжать эту тему: чувствовала, что была очень близка к Грани.

— Здесь сбоит магия. Непонятно, где выход. Есть свет, но нет источника.

— Помоги подняться.

Неуверенно встав на ноги, я оперлась на Реддла и попробовала оглядеться. Странная, словно скруглённая комнатка, освещённая рассеянным неверным светом. Условно определив центр, мы встали там, и я сосредоточилась.

«Загляни внутрь себя, — словно наяву я услышала голос Альфарда, — сосредоточься, почувствуй свою магию и потихоньку отпускай».

Следовать этому совету сейчас было трудно: отвлекало тело, нывшее всеми жилками, голова словно существовала отдельно, магия почти не слушалась. «А если по-другому? — подумала я. — Чары сбоят, значит, им что-то мешает. Что?»

Я с усилием собралась и попробовала нащупать нечто, зудевшее на периферии. Там, левее, да, кажется нашла…

Реддл повёл меня, ориентируясь на не совсем точные указания. Неожиданно голова взорвалась болью, и я повисла в руках Тома, заходясь в сухих спазмах тошноты.

— Блэк, ты как? — дав мне отдышаться, спросил он.

— Выдержу. Там артефакт. Тот, что бросила Бёрк.

— Не говори, кивай, если я прав. Из-за него сбоит магия? Да… Он искажает пространство? Нет? Есть ещё какой-то фактор? Он мог создать это помещение? Нет… Значит, мы ещё в Хогвартсе?

— Скрытое помещение. Чары вошли в резонанс.

— Понял. Что надо делать? Хотя, дай угадаю, надо уничтожить артефакт?

— Почти. Дай мне посидеть. Немного.

Усадив меня, Реддл снова наколдовал воды и попытался напоить меня. В этот раз вода была свежее. Намочив водой носовой платок, он передал мне. Я благодарно улыбнулась и обтёрла лицо.

— План таков, — сказала я, почувствовав себя лучше. — Рядом с артефактом стена — вероятный выход. Ломать барьер и артефакт надо одновременно. Если барьер падёт, но кто-то из нас останется здесь, другой позовёт на помощь.

— Если? — прищурился Реддл.

— Возможны разные варианты: освободимся вместе, по очереди, не с первой попытки…

— Или не освободимся вообще?

— Или не освободимся, — устало подтвердила я.

— На мне артефакт, — уверенно заявил Реддл.

— Нет. Тебе надо найти брешь в барьере. Я не смогу долго стоять на ногах. Артефакт на мне.

Реддл помолчал, вглядываясь в мои глаза.

— Не спорь. Я измотана и в любой момент могу потерять сознание.

— Ладно, — нехотя согласился он и помог мне подняться.

— Осмотри барьер, попробуй ощутить брешь, — сказала я, когда Реддл усадил меня недалеко от артефакта.

Пока Том осматривал стену, я собирала силы и концентрировалась.

— Кажется, нашёл, вот здесь. Что дальше? Бомбарда?

— Это не физический барьер. Окутайся Протего Магика и по моей команде ударь сырой силой в брешь. Сможешь?

— Да.

— Протего Магика! — в унисон сказали мы, окутываясь радужной плёнкой щита.

— Сейчас! — крикнула я.

Мощный темно-багровый поток магии хлынул с вытянутых рук Реддла и проломил барьер. Падая в проявившийся проём, Том гибко извернулся, глядя назад, на меня.

— Позови на помощь! И не говори, что мы были здесь вместе! — крикнула я, и барьер схлопнулся.

Артефакт завибрировал и окутался тёмной дымкой. Перетянув Протего на него, я сконцентрировалась и держала, держала магический щит изо всех сил…

* * *

Во второй раз я снова очнулась в темноте. Не успев запаниковать, поняла, что чувствую себя сносно и меня окружают специфические запахи зелий. «Больничное крыло», — догадалась я.

Встать я не пыталась, но открыла глаза и осмотрелась. За окнами по-прежнему была ночь, но я не была уверена, сколько часов, а может, дней здесь нахожусь. И сколько мы с Реддлом пробыли в том помещении. Слегка приподнявшись и переждав головокружение, я огляделась: слева окно, справа ширма. Я надеялась, что Том в порядке, но выяснить это прямо сейчас не могла.

Мои размышления прервали тихие шаги. Не успев понять, что в них не так, я уже притворилась спящей.

Сквозь ресницы я увидела, что ширма бесшумно отодвинулась. Около моей кровати остановилась невысокая фигура.

— Бёрк?!

Бёрк застыла около моей кровати.

— Я не хотела тебя убивать, Блэк! — лихорадочно зашептала она. — Не хотела!

Меня напугало её полубредовое состояние и то, что она как-то ухитрилась снять сигнальные чары с палаты. Хуже всего, я была безоружна и слаба, потому что явно потратила много магии, удерживая артефакт под щитом.

— Чего ты тогда добивалась? — спросила я, пытаясь отвлечь Бёрк и выиграть ещё немного времени.

Это сработало: моя соседка как будто пришла в себя.

— Я ненавижу тебя, Блэк, — спокойно, словно себе, сказала Бёрк.

— Почему?

— Знаешь, поначалу я не брала тебя в расчёт. Опасалась немного: любимица Блэков, ты держалась принцессой и превозносилась многими, даже слишком многими, — неожиданно злобно добавила она. — Лучшие наряды, блистательные выходы, первая невеста своего поколения… Ты знала, сколько семей отказывалось обсуждать с нами даже не помолвку, а лишь её возможность? Нет? Они все ждали решения Блэков! Мы тоже в Списке самых чистокровных, Блэк, а они пренебрегали нами, мной! Мама так надеялась на Ноттов, и для них мы были бы удачной партией: побочная линия поднималась до первой… Но нет, отличный жених для меня не подошёл Блэкам даже в качестве консорта!

Помолчав, Бёрк продолжила, и речь её постепенно убыстрялась, она на глазах утрачивала самообладание:

— Я сразу поняла, что тебе нужен Орион. Не обольщайся, ты его никогда не любила. Ты как паучиха, а в нём увидела жертву, захотела его подмять, сломать под себя. Я была счастлива, когда поняла, что Ориону ты не нравишься, и сделала всё, чтобы он тебе не достался. Ты проиграла мне, Блэк! — крикнула Бёрк и неожиданно наклонилась ко мне. — Орион полюбил меня!

Я молчала, чувствуя, что любые мои слова будут камушком, сдвинувшим лавину. Медленно, стараясь быть незаметной, я сжимала пальцы правой руки, по капле выдавливая из себя магию, концентрируя её хотя бы для одного удара.

— Ты стала безразличной и унылой, чем весьма порадовала меня, — чуть успокоившись, ехидно сказала Бёрк. — Впрочем, я не слишком отвлекалась на твоё существование: моя жизнь наконец стала идеальной. Если бы только мама настояла на помолвке с Блэками до Хогвартса… Почему ты пришла в себя, Блэк? Оставалась бы в своём сонном отупении, и ничего этого бы не было! Ты заставила меня, Блэк, но я просто хотела испортить твою репутацию, спустить с небес! Вас бы просто нашли в коридоре с неисправным артефактом. И всё! Тебя бы перевели на домашнее обучение, и ты перестала бы мне мешать!

— А судьба Реддла тебя не волновала?

— Ты странная, Блэк. Думаешь, меня волнуют магглокровки типа Реддла или этой Стамп? Они бесполезны! Эта гриффиндорка даже не смогла открыть твой дневник или хотя бы заинтересовать опасным предметом кого-нибудь из преподавателей. Интересно было бы, если кто-нибудь узнал бы твои секретики. Думаешь, я не поняла, что ты нарочно им мелькала передо мной? Хвалилась, что твои чары мне не под силу?

— Я вовсе так не думала.

— О конечно, я так и поверила! Почему тебе всё сходит с рук? Ты сидишь на отшибе — все дают тебе время прийти в себя, ты набираешь свиту — и все, радостно повизгивая, встают в очередь, ты якшаешься с грязнокровками — все будто не видят. И даже этот дурацкий бал…

Бёрк задышала чаще, словно пыталась удержать злые слёзы, тело её вибрировало от напряжения.

— Из-за тебя я поссорилась с Орионом. Я хотела, чтобы меня пригласил Нотт. Нет, я вовсе не собиралась соглашаться, но мне нужно было это приглашение! Меня бесило, что Нотт будто забыл всю эту позорную ситуацию с помолвкой и начал ухаживать за тобой. Мне надоело ощущать себя вторым сортом! Орион что-то понял или заметил, не знаю… Мы поссорились, и он хотел пойти на бал с тобой. Почему? Ты же не нравишься ему, Блэк! Почему ты всё хочешь отобрать у меня?!

Бёрк яростно вцепилась в рукава своей мантии, и ткань затрещала под её пальцами.

— К счастью, мне удалось помириться с Орионом. Тут я и решила отмстить тебе и забрала дневник. К сожалению, ты практически сразу получила его обратно. Я не знала, сумеешь ты определить, кто взял дневник, или нет, и решила поступить более жёстко… Но я не собиралась тебя убивать!

Она яростно тряхнула головой и резко шагнула ко мне. Я не стала дожидаться продолжения и кинула в её направлении Ошеломляющее. Оно чуть промахнулось, попав не по голове, а по плечу, и Бёрк покачнулась, задев ширму. Взвыли Сигнальные чары, и в Больничное крыло прибежали медиведьма Блэйни и мои родители.

Обездвижив Бёрк Инкарцеро, мама навела порядок в палате, пока папа вызывал целителей из Мунго.

После того, как улеглась суматоха, выяснилось, что у меня магическое истощение, Норин Блэйни — стажёр, не сумевший правильно наложить Стандартный набор целительских чар, поэтому её ждёт практика в Мунго, а в Хогвартс пришлют кого-то более опытного. Бёрк, оказывается, где-то спряталась, когда меня нашли, поэтому сейчас её с деканом отправили к директору. Отец хотел было вызвать авроров, но мама убедила его обойтись без огласки.

Дальше я не слушала, потому что подействовали зелья, и я заснула.

* * *

Утро было гораздо спокойнее. Новая целительница проследила, чтобы я позавтракала и выпила нужные зелья.

С тихим хлопком возникла Нэнни — домовичка матери — и помогла мне привести себя в порядок.

— В течение недели вам можно использовать только бытовые чары, мисс Блэк, — сказала моложавая дама с приятными чертами лица — новая целительница Хогвартса. — На это время вы можете пользоваться услугами семейного домовика, директор Диппет выписал ему временное разрешение. Ничего энергоёмкого не колдуйте! Профессора уже в курсе. Сейчас пятница, у вас на сегодня освобождение. И не забывайте про зелья.

— Благодарю, мадам Помфри.

— При любом, повторяю, любом намёке на плохое самочувствие вы должны немедленно обратиться ко мне, — строго сказала та и, убедившись, что я поняла, отпустила меня.

Родители ждали меня в небольшой гостиной недалеко от Больничного крыла. Мой рассказ в принципе ничего нового не добавил к тому, что они уже знали. Мама избавила меня от необходимости общаться с директором и отправила отдыхать.

Оказавшись в своей комнате, я обнаружила полное отсутствие как самой Бёрк, так и её вещей и даже кровати. Моей кровати, впрочем, почему-то тоже не было.

— Позвольте мне, молодая хозяйка, — пискнула Нэнни и, усадив меня в кресло, развила бурную деятельность.

Через несколько минут комната обзавелась новой мебелью, шторами, ковром и ширмами. Столик, служивший чайным, переместился под окно, ближе к кровати, а передняя часть помещения превратилась в уютную лаунж-зону.

— У тебя хороший вкус, Нэнни, — сказала я, оценив приятную гамму в бирюзовых и бежевых тонах.

Несмотря на неплохое физическое самочувствие, я ощущала моральную усталость. Не хотелось вновь возвращаться к случившемуся, но я знала, что надо расставить все точки над и.

Из рассказа родителей я узнала кое-что, дополнившее рассказ Тома. Бёрк утащила из лавки дяди заклятый кинжал и сломанный артефакт неясного назначения и тайком пронесла в Хогвартс. Разозлившись на Реддла, решила убить двух зайцев сразу: ему отомстить за то, что отобрал у Стамп дневник, мне — за то, что жизнь сложилась не как в её мечтах. Не сумев снять защиту с полога моей кровати, Бёрк разрезала его кинжалом. Вещица оказалась проклятой и перегрузила мою магическую и артефактную защиту, погрузив меня в оцепенение. Убедившись, что Блэк вырубил Реддла, отнесла меня туда же и бросила рядом неисправный артефакт. Увидев, что наши тела исчезли из коридора, запаниковала и убежала. Скрывалась она, очевидно, неподалёку, потому что видела и тревогу, вызванную применением кинжала, и мои поиски. После появления Реддла, Бёрк бросилась к Больничному крылу, догадываясь, что меня принесут туда. Она уверяла, что хотела лишь поговорить со мной, но веры ей не было.

После возвращения однокурсников с занятий Оливия немного дополнила картину случившегося.

Бёрк повезло: в тот вечер шестикурсники в дуэльном зале затеяли бой с применением далеко не школьных чар, и Слизнорт, Ронен и Вилкост устраняли последствия, отправляли пострадавших в Мунго, поэтому не поняли, что сигнал тревоги сдвоенный. Потом не сразу догадались искать источник в комнате первокурсниц. Поскольку моя кровать была испорчена, профессора предположили, кто виновник. И меня, и мою соседку стали искать сразу.

Реддл выполнил мою просьбу и рассказал, что видел, как Бёрк бросила меня в коридоре с артефактом, и я исчезла. Он пытался остановить преступницу, но она его оглушила. Когда очнулся, запомнил место и бросился на поиски декана.

Профессор Ронен с лёгкостью определил место пробития барьера и решил, что это я пытаюсь выбраться. Дальше они вместе с Вилкост его разрушили, успели укрепить щит, который я держала, и вытащили меня.

Причиной моего отсутствия назвали магическое истощение, что не было для учеников чем-то интересным или необычным, а о его причинах слизеринцы не распространялись.

Оливия закончила свой рассказ, и к нашей компании неожиданно подошёл Блэк.

— Приношу свои извинения, мисс Блэк, — крайне формально сказал он. — Я не знал всей подоплёки дела… кузина.

— Вы не сделали ничего, чтобы извиняться передо мной. Сомневаюсь, что вы должны нести ответственность за действия других, кузен.

Я знала, что Блэк и не подумает извиняться перед Реддлом. И знала, что напрасно: тот был мстителен и опасен.

Последствия происшествия аукнулись не только Слизерину, но и Хогвартсу. Диппет усилил защиту замка, и теперь все подозрительные артефакты не могли попасть внутрь ни в стазисных шкатулках, ни в безразмерных сумках. Попечительский совет усмотрел было в этом ущемление прав бедных деточек, которым даже любимый гримуар не привезти из дома, но Диппет был неумолим: с гримуарами и прочими опасными вещами дети должны работать в защищённых помещениях под присмотром опытных специалистов. Общие основы дети получат на Тёмных искусствах, Артефакторике и Ритуалистике, а для остального есть академии, университеты и частные учителя.

В ответ попечители потребовали расселения детей по одному, во избежание, так сказать, и разрешение защищать имущество любыми методами. Диппет сказал, что помещений предостаточно, в отличие от финансов. Слизеринцы в совете ответили, что родной факультет возьмут на себя, представители Равенкло и Хаффлпаффа обещали подумать, гриффиндорцы отмолчались. По поводу второй половины просьбы директор ответил, что озадачит учителей списком разрешённых заклинаний, артефактов и прочих методов защиты, обещал просмотреть его лично и потребовал, чтобы охранные меры были лишь из допущенных.

В отличие от школы, семейство Бёрков пребывало не в предвкушении улучшений, а в состоянии раздора. Отец и мать не сошлись во взглядах на поведение Селии, и глава семьи отправил женскую половину за границу. Каратак Бёрк вынужден был продать долю в магазине в Лютном, чтобы помочь брату выплатить финансовую часть долга за нападение на девицу из первой линии Блэков. Магическую виру отец отложил до выяснения правды о состоянии здоровья Селии Бёрк: применение проклятого кинжала медленно, но неуклонно подрывало его. Моя мать надеялась, что помогут европейские целители, так как считала, что та легко отделалась. Арктурус и Мелания в одностороннем порядке разорвали договор о намерениях, так что Орион Блэк снова оказался на рынке женихов Магической Британии.

— Отличные новости, — спустя неделю после происшествия объявил Рейнард Мальсибер. — Герберт Бёрк решил подправить репутацию, подмоченную племянницей, и помирился с Поттерами. Они сейчас занимаются усовершенствованием Хогвартс-экспресса. Слышал, что дорога обратно займёт у нас не больше четырёх часов!

— Умеешь ты подгадать момент, — покачал Абраксас Малфой. — У меня тоже новости. Когда мы столь быстро покинем Хогвартс, в нём начнут ремонт. Уже решено: мы будем жить по одному в комнате. Мой отец финансирует ремонт комнат мужской половины, а лорд Сигнус Блэк — женской.

— Комнат старшекурсников? — спросил третьекурсник Тайлер Флинт.

— Нет, конечно. Всех, — Абраксас Малфой со значением выделил последнее слово.

Я тоже получила письмо из дома, но не успела рассказать о новостях, так как была удивлена участием дедушки Сигнуса.

— На нашем факультете? — поинтересовался Рейнард Мальсибер.

— Да. На Равенкло и Хаффлпаффе решили обойтись комнатами старшекурсников, начиная с пятого.

Слушатели одобрительно загудели: мы оказались в привилегированном положении.

— А Гриффиндор? — спросила Ванесса.

— Гриффиндор? — с непередаваемо комичным изумлением спросил Малфой, и все невольно засмеялись.

На самом деле мы уже знали, что на Гриффиндоре в чести был принцип: надо — сделай сам, так что большинство к третьему курсу, а некоторые ещё на первом с разрешения декана выбирали себе комнату и обустраивали на свой вкус. Формально именно Гриффиндор в этом плане был самым удобным факультетом.

Последствия происшествия ощутил на себе и Блэк: ему сочувствовали. С каждым днём его лицо становилось всё более замкнутым и непроницаемым, но я чувствовала его раздражение. Добродушный было характер стал жёстче. Кажется, это называется: повзрослел в одночасье.

Изменилось на факультете и отношение к Реддлу. К нему присматривались, осторожно прощупывали границы, стремясь заполучить перспективного новичка, которого похвалил сам профессор Ронен за мастерски найденную брешь в сложносоставном барьере.

Реддл осторожно интересовался у меня, на какое приглашение на йольские праздники стоит ответить согласием. Я посоветовала гостевые дни с 26 декабря по 2 января поровну разделить между Селвинами, Джагсонами, Крэббами и Малфоями. Последние в списке появились не случайно: явно пытались в отметку за Гойлов переманить возможного вассала. Я иногда ловила осторожные взгляды то на себе, то на Риддле: Малфой явно оценивал перспективы. Что ж, если он считает, что этот орешек ему по зубам, разочаровывать не стану. На сам Йоль Реддл ехал к нам: мама в письме-приглашении намекнула на помощь в важном для него вопросе.

* * *

За несколько дней до праздника в центре обсуждения оказалась новость: поссорились Эстер Крауч и Генри Поттер, самая красивая пара Хогвартса и вероятные Король и Королева предстоящего Старшего бала.

Я не то чтобы видела, скорее ощущала следы переживаний в привычно сдержанном облике нашей старосты, но и не думала вмешиваться в чужие отношения. Однако Генри Поттер полагал иначе и не нашёл никого другого, чтобы обратиться с просьбой передать послание неуступчивой возлюбленной.

— Мистер Поттер, как посторонний человек, я ничего не могу гарантировать и полагаю, что для передачи письма вам надо выбрать другого кандидата, — сказала я отчаявшемуся шестикурснику, остановившему нашу компанию перед Большим залом.

— Мисс Блэк, я понимаю. Мои ресурсы практически исчерпаны, поэтому я вынужден обратиться к вам с просьбой.

Я собиралась отказаться, но тут произошло нечто странное: очертания коридора расплылись не то дымом, не то странным тёмно-серым туманом. В нём глохли все звуки, кроме каких неопределённых, неясных, в которые совершенно не хотелось вслушиваться. Я оглядывалась, не видя своих спутников, в каком-то оцепенении, и чувствовала, что сквозь него пробивается тревога.

Неожиданно прямо передо мной возникло чья-то скрюченная фигура. Приблизившись, я узнала в ней измученного, странно повзрослевшего Поттера в незнакомой одежде. С всё более усиливающимся ужасом я поняла, чем мне не нравится его неподвижность: Генри Поттер был мёртв.

И всё исчезло: шестикурсник стоял прямо передо мной, выжидательно глядя на меня и ничем не показывая, что видел хоть что-нибудь необычное.

Слегка рассеянно согласившись попробовать передать послание Эстер Крауч, я не стала слушать цветистых выражений преждевременной благодарности.

Осторожные расспросы Оливии и других показали, что наша беседа не выходила за рамки этикета и никаких магических эманаций они не уловили. Мальсибера и Крэбба, взволнованных моими вопросами, я успокоила тем, что стала осторожничать после случая с Бёрк.

Эстер Крауч, вопреки ожиданиям, забрала письмо Поттера и позвала меня на приватный разговор.

Оказавшись в отдельной, весьма уютной гостиной старосты, я приняла предложенную чашку чая. Привычно проверив угощение чарами, я заслужила одобрительный взгляд четверокурсницы.

После вступления о холодах и обещанном профессором Роненом снегопаде Крауч внимательно посмотрела на меня и сказала:

— На прошлый Бельтайн мы с Генри Поттером заключили помолку. Пока в курсе только наши семьи, но после бала, думаю, это перестанет быть секретом.

Убедившись в моей спокойной реакции, Эстер продолжила:

— Генри импульсивен, что одновременно и достоинство, и недостаток. Он заключил предварительный договор с мастером на обучение после Хогвартса, пока я доучиваюсь в школе. Затем решил на время моего обучения у мастера отправиться в традиционное путешествие молодого мага из благородной семьи, — тут Крауч сделала паузу, словно беря себя в руки, — по местам как старых сражений, так и настоящих боевых действий.

— Думается, ваш жених намерен получить мастерство в Боевой Магии еще до двадцатипятилетия. И о своих планах сообщил… постфактум.

Крауч одобрительно кивнула, словно хваля меня за сообразительность.

— Я слышала, что у вас семейный талант к языкам, — сказала я. — И талант в химерологии. Полагаю, вы расстроились не из-за планов мистера Поттера, а из-за того, что они не включают ваше участие.

— Неплохо, — похвалила староста и одним взмахом палочки наполнила мою чашку свежим чаем и подвинула ко мне менажницу с танцующими марципановыми человечками.

Некоторое время мы молчали, пробуя марципановое печенье: я с шоколадом, Эстер с лимоном.

— Не сомневаюсь, что у вас получится донести до мистера Поттера всю неблагоразумность его решения, — наконец сказала я. — Хотя, возможно, некоторыми приготовлениями к путешествию стоит озаботиться сейчас.

Крауч задумчиво кивнула, и наша встреча на этом практически закончилась.

Позже вечером, написав и проверив эссе, заданные на каникулы, я размышляла над всеми странностями этого долгого дня. С мотивами Крауч в принципе не было сложностей: проверка меня на болтливость, с одной стороны, попытка присмотреться к возможной союзнице или подруге, с другой.

Непонятное видение или мираж, посетивший меня при разговоре с Поттером, беспокоил меня куда больше. Не надумав ничего полезного, я решила дождаться каникул и посоветоваться с родителями и, возможно, бабушкой Эфрусиной.

Уже готовясь ко сну, я неожиданно вспомнила, что уже сталкивалась с чем-то подобным. Там, в комнате-ловушке, когда мне померещился красный отблеск в странно пустых глазах Реддла.

Я рада была вернуться домой. Очевидно, Нэнни рассказала о том, что я похвалила её вкус, потому что мои комнаты были отремонтированы и оформлены в сине-зелёных, молочных, древесных и бежевых тонах. Прибавились и комнаты «на вырост»: безликая, которая может превратиться впоследствии в кабинет или мастерскую, и гостиная.

Блэк-холл был полон народа: на Йоль съехались родственники разной степени дальности и вассалы с семьями. Всё вокруг сияло золотистыми огнями, двери были украшены ветками падуба и красного тиса, мягко светились белыми ягодками венки магической омелы и красными — гирлянды каменного плюща, пахло яблоками и гвоздикой.

— Три дерева в нашем растут лесу:

Плющ, падуб и красный тис.

Листвы не теряют они зимой… — негромко продекламировал Реддл. Он неслышно подошёл ко мне сзади вместе с Оливией и Ксавьером Гойлами.

— Откуда эти строчки? — спросила я.

— Из маггловской сказки о Тристане и Изольде.

— Они были волшебниками, — сказала Оливия. — Точнее, Тристан — волшебником, а Изольда была девой из холмов.

— Магглы празднуют Йоль? — спросил Ксавьер.

— Нет, — ответил Реддл. — Во всяком случае те, кого я знаю. Но, очевидно, память о нём сохранилась.

— И Тристана с Изольдой вспоминают в связи с Йолем?

— Нет, — удивлённо ответил Реддл.

— У нас традиция выбирать короля и королеву Йольского бала связана с их именами, — сказала Оливия. — На Старшем бале в Хогвартсе и на Большом Йольском, который состоится 26 декабря, их выбирают обязательно. А на других балах в остальные дни Йоля — уже по желанию и фантазии хозяев.

— Мне пока хватило Младшего бала. Не думал, что придётся столько танцевать, — с нейтральной интонацией заметил Реддл.

Мы помолчали, понимая, что дело не только в отсутствии опыта, но и в набирающей силу популярности Реддла: казалось, что все первокурсницы и большинство второкурсниц увидели, насколько он красив.

— Сегодня мы отдыхаем, а потом нас ждут насыщенные дни. Завтра с утра занятия этикетом, больше, конечно, обсуждение светских мероприятий, которые мы будем посещать, — уточнила я для Реддла. — Дальше мальчики будут готовиться к йольской охоте, а мы подучим заклинания для разделки и приготовления того, что добудут мужчины. Вечером празднование Йоля. В дальнейшие дни этикет и участие в некоторых ритуалах обязательны, а в остальном нас ждут поездки на ярмарки, игры и прочие развлечения.

С утра мы начали готовиться к празднику. Реддл ощутимо волновался, хотя и не показывал этого. Я не стала спрашивать, что вызывает у него больше волнений: предстоящая охота или вечерний ритуал. Впрочем, все младше семнадцати лет на охоте предполагались зрителями.

Охота оказалась удачной, и под руководством моей матери мы разделали тушу кабана. Мясо секача жесткое, и мы замариновали его в соке тукуманского лимона с капелькой Огденского огневиски.

В сумерках все собрались на большом поле вокруг холма. Новые вассалы принесли оммаж на голове кабана, раздобытого на сегодняшней охоте, прежние вассалы обновляли старые клятвы. Потом все, кроме хозяина и хозяйки, встали в большой круг с йольскими светильниками в руках. На холме на большом плоском камне лежали снопы пшеницы, краснобокие яблоки, стояли кувшины с сидром. Хозяева земли пели катрены, благословляющие будущий год и хороший урожай. Мы подпевали, покачиваясь в такт. Незаметно пламя в глиняных, древних на вид светильниках заколыхалось в такт, а потом неторопливый бездымный огонь охватил дары на алтаре.

Мы замолчали, и все, казалось, почувствовали присутствие чего-то чуждого и близкого, равнодушного и ласкового одновременно.

Мой отец отлевитировал кусок прошлогоднего полена к последним языкам пламени на алтаре, подхватил загоревшееся дерево и понёс в дом. Слаженно за ним потянулись и все остальные.

В большом зале в камине ждало своего часа большое дубовое полено. Отец зажёг его, и когда оно разгорелось, раздались радостные крики.

Детям разрешили найти свои подарки под йольским деревом. Я подошла к родителям и братьям поблагодарить за подарки: жемчужный комплект, новые артефакты, сделанные Сигнусом специально для меня, и помандер* с комплектом благовоний для тренировок в менталистике — от Альфарда.

Потом наступило праздничное застолье, где жареную кабанятину, печёную утку с яблоками, пышный пшеничный хлеб с солодом или маком, тмином и кориандром, маффины с козьим сыром и орехами запивали сидром или глинтвейном (для детей вместо вина в него добавляли яблочный сок).

После тесным кругом сидели у огромного камина и слушали истории о сегодняшней охоте. Реддл, как и многие участники загонной охоты, восхищался моим отцом, который одним мощным Секо срезал могучую голову секача-трёхлетки. Потом старики рассказывали древние сказания. Для детей на этом праздник закончился, а взрослых ждал ещё один круг более серьёзных ритуалов.

*Помандер (от фр. pomme d’ambre — «душистое яблоко») — исторически вид украшения-аксессуара, распространённый в европейских странах в эпоху Средневековья и в Раннее Новое время.

* * *

Утром я чувствовала себя бодрой, несмотря на то, что легла позже обычного. После завтрака с традиционной йольской кашей с мёдом, изюмом, миндалём и корицей мы под присмотром управляющего Блэков и старшего Гойла отправились в Йорк, в магический квартал Чапел-Филдс. Прошли камином в паб «Чёрный бык», в котором находился выход и на маггловскую, и на волшебную сторону.

Улицы были полны людей в разноцветных нарядах в приподнятом настроении. То и дел кто-нибудь запускал магический фейерверк: рычащих драконов, грациозных единорогов, сниджетов, рассыпающих золотые искры. Кто-то наколдовал огромную корзину с яблоками, каждое из которых взрывалось огненными шарами.

Взрослые с удовольствием любовались салютом, но, заходя в лавки и магазинчики, присматривались к товарам. Управляющий Морган заключал договоры на поставки овечьего и козьего сыра, мистер Гойл приглядывался к овечьей шерсти: его жена была признанной мастерицей магического вязания. Увидев наши заскучавшие лица, последний отправил нас развлекаться под присмотром старшего сына — нашего старосты Ксавьера.

Посоревновались в меткости, невербально набрасывая кольца на штыри (выиграл гойл), покатались на санях, посмотрели немного жутковатое представление «Rumpelstiltskin»,потом прокатились на зачарованных лодках по снежному морю (здесь вперёд вырвался Реддл). Под конец влились в группу танцующих под наколдованным снегопадом. С непривычки моррис танцевать было непросто, но мы включились в ритм

шагов главных танцоров, и в такт размахивали кто палками и мечами, кто платками.

Немного устав от активных развлечений, накупили мелочей типа поющих колокольчиков, простеньких заготовок под артефакты и бижутерии.

На обед ели индейку и «свинок в одеяле»* с клюквенным соусом, лакомились сконами и кусочками шоколадного йольского полена, взрослые пили горячий пунш или холодный крюшон, мы — сквош**.

Вернувшись в поместье, собрались у камина и лениво делились впечатлениями.

— Спасибо за подарок, Блэк, — сказал Реддл, словно невзначай подсевший ко мне.

— И тебе спасибо, — ответила я. — Отличное перо. Я так понимаю, оно на ментальном управлении. Сам придумал?

— Да. Думаю, надо назвать его Самопишущее перо.

— Отличная идея. Я опробую его и расскажу о впечатлениях. Но уже сейчас могу сказать: твой артефакт надо запатентовать. А после предложить первую партию в «Писсаро», например. Школьники точно купят что-то, облегчающее написание нудных эссе.

— Да, я уже думал над чем-то подобным. Дневник, что ты подарила, тоже ведь артефакт.

— Ты же уже разобрался в его свойствах?

Реддл задумчиво кивнул. Я подарила ему заготовку под гримуар. А уж воспользуется Том всеми его возможностями или нет, ему решать.

Без Реддла из той ловушки я, скорее всего, не выбралась бы. Пробить барьер смогла бы, но не выйти, а дальше взорвался бы артефакт, и остановить его я бы не успела. Мои родители, даже не зная всех тонкостей случившегося, тоже понимали, что Реддл меня если не спас, то оказал мне неоценимую помощь. Я знала, что мой отец предлагал ему деньги, но Реддл мудро попросил о помощи и услуге. Вкупе с вполне определёнными догадками о его происхождении мнение моих родителей о Томе изменилось в лучшую сторону.

Завтра нас с моей матерью и Реддлом ждала бабушка Эфрусина, и я догадывалась, что именно она окажет ему некую помощь в важном деле.

*«Свинки в одеяле» — сосиски в беконе. К ним часто подают клюквенный или хлебный соус.

**Сквош — безалкогольный напиток из фруктов, соков, воды и подсластителей.

Утром 24 декабря мы отправились к Крэббам — нас ждала бабушка Эфрусина.

В каминной нас встретили домовики: маму ждал отец, а нас с Реддлом отправили на улицу. Пройдя по заснеженному саду, мы свернули к Беседке Глициний — любимому месту бабушки.

Резная беседка из белого ясеня, сплошь увитая глицинией с ярко-сиреневыми, нежно-розовыми и белоснежными цветами, создавала воздушное впечатление.

Мы прошли внутрь, в расширенное чарами пространство.

Эфрусина Крэбб в тёмно-пурпурном платье с россыпью аметистов у горловины и на манжетах сидела на стуле с высокой спинкой. Царственная осанка, спокойный взгляд ярко-зелёных глаз и юный вид делали её скорее моей старшей сестрой, чем бабушкой. Благосклонно кивнув на наши приветствия, она взмахом руки отодвинула стулья для нас.

— Как вам мой уголок отдохновения? — после положенного вступления о мягкой зиме спросила бабушка. Вопрос был адресован больше Реддлу, чем мне, и он это понял.

— Цветы и снег. Очень символично. Здесь же купол чар? Внутри, но не снаружи?

— Ты правильно догадался. Шепчущие глицинии — волшебный сорт, они растут везде, где есть магия. Но и уход важен, если хочешь разнообразия в цветении, — Эфрусина ласково коснулась одного соцветия, и то слегка обвилось вокруг её руки, меняя глубокий лиловый на пурпурный.

— Это подарок дедушки, — пояснила я. — Он прекрасный герболог, любит экспериментировать.

— И не любит делать свои открытия достоянием общественности. Не все, во всяком случае. Впрочем, вряд ли молодого человека интересуют цветы, даже такие необычные.

— Вы правы, леди Крэбб. Мне сказали, что я могу просить вас об услуге.

— Что ж, ты прав. Не будем откладывать. Вытяни левую руку… Ты сомневаешься?

— Нет, — чуть растерянно сказал Реддл. — Но я думал, будет ритуал и нужны какие-то приготовления.

— Милый мальчик, — не то похвалила, не то усмехнулась Эфрусина. — Люди любят придумывать столько лишнего... Можно оставить чистую функцию: только волшебник, только его кровь и магия. Можно создать традицию, которая наберёт силу не у мифических сил, а у тысяч поколений, соблюдающих её. Можно придумать антураж, который внешним постепенно вытеснит внутреннее. Так, всё больше и больше волшебников думают, что магия в палочке.

— Значит, есть и меньшинство?

— А меньшинство понимает, что настоящая волшба зависит от таланта и силы мага. И от того, насколько он их развивает. Протяни левую руку. И задай вопрос. Правильный вопрос.

Проведя поверх руки Реддла, Эфрусина неуловимым движением словно вытянула каплю его крови. Та зависла над ладонью, мутнея, меняя форум, и вдруг взорвалась и застыла в воздухе кляксой.

— Из какого рода мои родители? — под повелительным взглядом бабушки чётко проговорил Реддл.

— Слушай... Пыльная дорога… Заброшенный, почти погасший магический источник… Дом, нет хижина, бывшая привратницкая… Семья вырожденцев, гордящихся угасшим величием. Девушка, у которой мало красоты, мало силы, но есть желание спасти погибающий род. В полнолуние за две недели до Вальпургиевой ночи она провела вопрошение и получила выбор: прожить долгую жизнь последней из рода или короткую, дав роду шанс на возрождение. Хорошая девочка, приняла верное решение… Она согласилась на жертву и получила силу. Очаровала маггла… Что-то к нему её подталкивало… Сбежала с ним от родителей и практически сразу зачала дитя. Прошла через муки отвергнутой и нелюбимой и на переломе Йоля родила, подарив сыну остатки своей жизни и удачи, своего неслучившегося счастья…

Мы сидели, заворожённые картиной, словно разворачивающейся перед нами от негромкого голоса бабушки.

— Ты сын дочери из рода Гонт, побочных потомков Салазара, и маггла по фамилии Реддл, — помолчав, сказала Эфрусина. — Твоя мать очень хотела избавить тебя от предопределённости судьбы, и у неё это получилось… Ты можешь остаться сыном маггла, можешь возродить практически угасших Гонтов, можешь посягнуть на величие старшего рода — Слизеринов.

— Наследник Слизерина, — тихо, словно зачарованный, проговорил Реддл.

— Ты знаешь, что я под стандартной клятвой. Но Ирма говорила, что ты хотел взять с меня другую, особую, так? — прервала его размышления Эфрусина.

— Да. И я хочу, чтобы вы рассказали мне нюансы.

— Неплохо, — бабушка чуть прищурилась, по-новому осматривая Реддла. — А у Вальбурги возьмёшь клятву? Ты же неслучайно позвал её с собой, хотя мог прийти один.

— Да. Мы связаны магическим долгом. Если я попрошу, она промолчит о том, что я узнал сегодня.

— И ты… попросишь? — на этом вопросе уже мы обе посмотрели на сосредоточенное лицо Реддла.

— Нет.

— Тогда какую клятву ты хотел бы получить от меня?

— Кровью, сутью и магией.

Повисло молчание. Реддл и бабушка вглядывались друг в друга и словно вели неслышный диалог.

— Согласна. Кровью, сутью и магией клянусь, что не расскажу и не сообщу любым другим способом о том, что я узнала сегодня о Томасе Марволо Реддле.

— Принимаю, — сказал Реддл, и воздух засветился серебром, осыпаясь витыми браслетами на запястья клявшейся и принявшего клятву.

— Очень, очень неплохая интуиция, — похвалила Эфрусина. — Нюансы действительно имеются. Что тебя удивило в рассказе?

— Моментальность исполнения того, на что решилась моя мать. И то, что ей без особых усилий удалось снять с меня предопределённость.

— Правильно отметил. Что ж, в твоей крови есть некая… мета, скажем так. И по ней можно определить, что в твоём отце привлекло девицу Гонт. Это вовсе не внешность и не богатство, хотя, полагаю, этим он не обделён. Нет, он Пустой. И Вальбурга принесёт мне клятву, что никогда не упомянет это слово применительно к тебе.

— Почему?

— Пустой… Не думала, что попадётся такая редкость, как дитя Пустого. Это маггл или сквиб, у которого никто никогда не определит уже принадлежность к роду. В них ни грана магии, правда, сквиб может обладать более сильной интуицией, они могут подчиняться ряду воздействий артефактом или силой волшебника. Но не Амортенцией! Ценность Пустого в том, что он (при соблюдении некоторых условий) обнуляет все проклятия, все признаки вырождения и прочие болячки вроде наследственного безумия, полностью откатывая род к началу. И всё это, конечно, воплощается в одном человеке — ребёнке Пустого.

— И сколько раз?

— Только один. В магическом браке или без оного.

— У меня тоже есть... эта способность? — спросил Реддл.

— Не такая сильная, но есть. Поэтому, если не хочешь оказаться помолвленным с кем-либо против воли, да ещё и сидеть потом взаперти, будь осторожен.

— Род откатывается к началу. А если основатель был больным или проклятым?

— Основать род может только здоровый маг с чистой магией. Именно это понятие во всём мире, кроме Британии, считается чистокровностью. Чистая, без болезней и проклятий, кровь. Больными могут стать потомки, могут нахватать проклятий, если ума не хватает сохранить в чистоте данное предками.

— Каков сейчас мой статус?

— Чистокровный. Формально по силам и чистоте ты равен основателю рода Гонт. Если же хочешь замахнуться на наследие Салазара, то… — бабушка покачала головой.

— Это невозможно?

— Возможно, но очень опасно. Я могу кое в чём оказать помощь.

— Слишком щедро. Какой тогда будет цена? — Реддл недоверчиво сузил глаза.

— Скажем так: как маг, ты способен распорядиться судьбой своего отца. Удивлён? Дело не в отсутствии у него магии или его… особенностях. Нет, если отец знал о твоём рождении и не вмешался в твою жизнь, оставив на попечение чужим людям, ты имеешь право на виру.

— Это закон?

— Неписаный, конечно. Им пользуются редко и, в основном, те, кто хочет отомстить за тяжёлое детство. Всё же у магов не принято разбрасываться своей кровью.

— И в чём же ваш интерес?

— Договоримся так: после твоего пятнадцатилетия твоя магия усилится, а когда она успокоится (к лету, например), мы более предметно обговорим и мой интерес, и судьбу твоего отца. Если согласен, ответь: услуга зачтена?

— Да, услуга оказана.

Дальше наш визит практически окончился: бабушка несколько рассеянно попрощалась с нами и вызвала домовика, чтобы проводить нас к каминной.

— Давай немного полюбуемся садом, — неожиданно сказал Реддл, останавливая меня недалеко от дома бабушки, под раскидистой заснеженной ивой. — Ты сегодня очень молчалива. Неужели моё происхождение от Гонтов было для тебя сюрпризом?

— Нет. Я думаю, что тебе надо обязательно прочитать несколько книг, и размышляю, разрешит ли отец сделать копии. Наверно, разрешит, под клятву.

— Что-то серьёзное?

— Очень. Тебе многое надо сделать до пятнадцатилетия. Мне кажется, что ты согласишься на предложение бабушки. А она очень требовательна.

Реддл задумчиво кивнул головой. Мы стояли, глядя на фигурно подстриженные деревья и куртины, припорошенные снегом. Вокруг всё было неподвижно и всё в движении, как будущее, которого мы не знали.

Конец второй части

Следующие три года можно было бы назвать беззаботными, если бы не Гриндевальд и набирающая обороты маггловская война. Британские маги пытались делать хорошую мину при плохой игре, но после Восточной и Северной Европы, после бомб, прошедших через магическую защиту тех, кто жил в маггловских городах, после Франции, началась откровенно антимаггловская политика.

Второй причиной, почему все сразу заговорили о своей чистокровности и отреклись от магглов в предках, был Гриндевальд. Точнее, страх перед ним и его «Волчьей сотней». Маги Польши, Норвегии, Дании, теперь Франции десятками вставали на его сторону: тех, кто был против Гриндевальда, показательно уничтожали. Хуже того, ходили слухи об ужасных экспериментах над магами. И для гриндевальдовцев значение имело не длина родословной, а то, на чьей ты стороне.

Конечно, были те, кто боролся с ним, но напрямую в дуэли Гриндевальд был неостановим. Некоторые спрятались в своих доменах. Однако эти предбанники настоящего магического мира были крошечными резервациями. За их пределами расстилалась неизведанная земля со множеством опасностей. Именно там проживали самые опасные волшебные существа, именно там произрастали самые ценные магические растения. Жить в изоляции, боясь высунуть нос хоть на ту, хоть на эту сторону, трястись над исчезающими припасами — вот какая судьба ждала тех, кто убегал.

Впервые в Хогвартсе активно обсуждались не романы, дуэли и интриги, а опасность оружия магглов и судьба магического мира. В пламенных дискуссиях, вызванных страхом, всё сильнее звучала идея, что магам и магглам не по пути, что надо осваивать свой мир и уходить туда, закрыв двери. И сторонников, и противников у неё было предостаточно. Даже студенты понимали привлекательность и одновременно утопизм Большого Исхода, как пафосно назвал эту идею Мальсибер. Однако студенты продолжали ломать копья, потому что даже в безопасном Хогвартсе будущее с каждым днём казалось всё страшнее и неопределённее.

Немного отвлекали от тревоги учёба, подготовка к экзаменам и все такие обычные, рутинные дела, с которыми стала ассоциироваться спокойная жизнь.

Эстер Крауч, с которой мы особенно сблизились за два её последних курса, видела своей преемницей меня и потихоньку передавала дела. Её напарник, Ксавьер Гойл, соответственно, готовил Реддла.

После экзаменов за четвёртый курс мы с Реддлом возвращались в вагоне старост: нас в конце года признали самостоятельными и отправили участвовать в подготовке Выпускного Бала.

Я сидела на серебристо-зелёном диване напротив Реддла. После того, как Генри Поттер выпустился после нашего второго курса, славу первого красавца школы медленно и уверенно завоёвывал Том. Свита из поклонниц у него отсутствовала, потому что проницательные оказались уже помолвлены, слишком разборчивые только начали о чём-то подозревать, а не очень внимательные трепетали перед ним и боялись подойти. Исключением была Миртл Уоррен — третьекурсница с Равенкло, грозившая стать не только кошмаром Реддла, но и Всеслизеринским ужасом. Она караулила Тома чуть ли не у входа в гостиную, сопровождала везде, где только могла. Ни наличие свидетелей, ни насмешки окружающих, ни отповеди самого Реддла результата не возымели. Думаю, от каких-то радикальных мер нас останавливала только Оливия Хорнби — староста Равенкло, которая просила «пожалеть дурёху и не убивать». Оливия была сильной ведьмой из прекрасной семьи, и ссориться с ней никому не хотелось. Резоны самой Хорнби на Миртл пока тоже не оказали влияния.

— Тебя что-то беспокоит, — сказала я. — Неужели Уоррен ухитрилась найти тебя и перед отъездом?

— Дело не в этой дурочке, — задумчиво сказал Реддл, и я поняла, что он по-настоящему встревожен. — Ко мне подходил Дамблдор.

— Профессор Трансфигурации? Он метит ещё в деканы Гриффиндора?

— И в заместители директора тоже.

Я не особенно обращала внимание на профессора Дамблдора. Он был отличным преподавателем, и его уроки пользовались заслуженной любовью учеников. Также он мечтал взобраться по карьерной лестнице, поэтому старался блюсти свою репутацию. Реддл же, хоть и учился прекрасно, к трансфигурации особого интереса не проявлял, поэтому я не понимала, о чём они могли разговаривать.

— Я не рассказывал… о нашей первой встрече, — с явным усилием над собой продолжил Реддл. — Ты знаешь, что я всё детство провёл в приюте. Дамблдор был первым волшебником, не считая матери, чью магию я ощутил. К сожалению, находясь в эйфории от этого ощущения и того, что покину приют хоть на некоторое время, я непозволительно расслабился и рассказал о себе… лишнее. Дамблдор обвинил меня в воровстве.

— Какие глупости! — надо было быть совершенно ненаблюдательным, чтобы не заметить, что Том слишком горд для такого. Вот подстроить ситуацию, повернуть её в свою пользу, обхитрить кого-то, чтобы тот сам поделился чем-то, другое дело.

Реддл кивнул и продолжил:

— С тех пор он с подозрением относился ко мне, а я недолюбливал его… за свою беспечность, пожалуй. Так было до четвёртого курса. Сначала мне показалось, что он за мной наблюдает, как будто чего-то ждёт от меня… чего-то особенного. Потом стал словно невзначай останавливаться рядом с нами в коридоре, будто услышал что-то и счёл нужным вмешаться в разговор.

— И о чём он говорил?

— С одной стороны, ни о чём конкретном. Но с другой… получалось, что многие в моём возрасте не понимают опасность общения с некоторыми людьми, увлекаются не теми вещами, слишком много внимания уделяют замшелым традициям.

— Он не твой наставник, чтобы делать подобные умозаключения! — возмутилась я.

— Но больше всего мне не понравился последний разговор с Диппетом, при котором почему-то присутствовал Дамблдор. Ты же знаешь, что директор является формальным опекуном магглорождённых или тех, кто ими считается? Диппет раньше спокойно относился к тому, что я проводил каникулы у друзей, а тут потребовал, чтобы я отказал всем пригласившим меня и отправился в приют.

— Настораживает. Но на каникулах директор не может тебя опекать, так что не вздумай соблюдать этот ни на чём не основанный запрет.

— Да, я так и подумал.

— Насколько помню, через три дня тебя ждёт бабушка Эфрусина. Потом у нас соберётся большая компания. Отец обещал какой-то сюрприз и просил собрать всех своих. Ты собирался от нас к Малфоям?

— Да, Абраксас ждёт меня на две недели.

— Я приглашу его. Оставайся с нами, мне как-то неспокойно.

Том помолчал и негромко признался:

— Мне тоже. Спасибо за приглашение, Блэк.

— Знаешь, Реддл, предлагаю пойти в обычное купе и, дождавшись остановки экспресса, активировать портал. Двоих он унесёт без проблем, а за вещами пришлём Кричера. На всякий случай возьми самое ценное, а чемодан оставь здесь.

Реддл чуть усмехнулся и сказал:

— Всё самое ценное всегда со мной.

Я надеялась увидеть дома Альфарда и расстроилась, что он не вернулся из путешествия. Он уехал после моего первого курса и, хотя мы часто переписывались, я чувствовала, что присутствия брата мне не хватает. С Сигнусом общение у нас оставалось более деловым: он много экспериментировал, и плоды некоторых его удачных исследований я носила как защитные артефакты, обереги, использовала на уроках, как телескоп, партию которых недавно заказал большой магазин «Астролябия» в магическом квартале Лондона.

В поместье было тихо: гостили только Гойлы и Реддл, но в течение недели ожидалось большое общество как моих соучеников с разных курсов, так и выпускников. Например, обещали приехать Эстер Крауч и Элоди Марч.

Потом к Лугнасаду большинство возвращалось домой, а нашу семью ожидала долгожданная помолвка Сигнуса. Мама уже распланировала мероприятие и теперь доводила все мелочи до совершенства: например, у меня уже были четыре примерки трёх нарядов за те два дня, что я была дома.

За прошедшее время я ко многому привыкла: не мыслила свою жизнь без магии, почувствовала себя частью семьи, по-настоящему привязалась к некоторым людям, вросла в этот мир. Постепенно, приноровившись к ходу настоящего, я стала задумываться о будущем. Мне равно удавались чары и зелья, руны и арифмантика, но интереснее всего были ритуалы. После второго курса мама и бабушка начали плотно обучать меня. Мама даже намекала на мой талант в некоторых областях магии, но Эфрусина сдерживала её энтузиазм. Вопрос с моей помолвкой оставался открытым, поэтому часть знаний передавали под клятвой: они считались семейными.

На сегодняшней встрече Реддла и бабушки я тоже должна была присутствовать в качестве её помощницы. В общих чертах я догадывалась, что мне нужно сделать, но многое зависело не от меня.

* * *

Местечко Литл-Хэнглтон было не особо примечательным: холмы, деревенька, средней руки паб. Выделялись только большой особняк в стороне от других домов и кладбище, очень старое, с несколькими величественными ухоженными памятниками.

— За твоим отцом приглядывали, — сказала Эфрусина, когда мы под пологом невидимости стояли на холме с прекрасным видом на деревню с одной стороны и на пустошь с другой. — В это время он обычно ездит верхом по окрестным полям. Заезжает и на вересковую пустошь. Что ты решил?

— Я хочу поговорить с ним.

Эфрусина ничего не сказала, и мы в молчании смотрели на белый особняк в колониальном стиле, полускрытый ухоженными парком.

Через некоторое время показалась фигурка всадника, гнавшего коня не по дороге, а напрямик через поля.

Бабушка посмотрела на меня и кивнула. Я подняла руку, сосредоточилась и хватающим движением потянула к себе невидимую нить. Постепенно, подчиняясь моей магии, всадник свернул к холму и объехал его, скрываясь от возможных наблюдателей. Мои руки дрожали от напряжения, но я довела дело до конца: человек остановил коня и спешился, неподвижно замерев.

Реддл спустился к своему отцу, мы неспешно последовали за ним.

— Кто вы? И что делаете на нашей земле? — требовательно спросил Реддл-старший.

— Ответь на несколько вопросов... отец.

Мужчина замолчал, вглядываясь в лицо юноши. Их семейное сходство было особенно очевидно, когда они стояли рядом.

— Что ты хочешь знать? — отрывисто спросил старший.

— Всё, что ты хотел бы мне рассказать. О моей матери. О том, как я оказался в приюте. Говори правду, — неожиданно в голосе Реддла прорезались властный нотки.

— Если ждёшь каких-то семейных тайн или откровений, разочарую, — презрительно скривив губы, сказал Реддл-старший. — Родители вздумали женить меня на дочери соседа — снулой рыбине Валери Степлтон. Твоя мать не была красавицей, но огня в ней хватало, если ты понимаешь, о чём я. Мы сбежали с ней в Лондон. Спустя месяц я женился на ней, потому что она была идеальной: послушной, верной, покорной и... горячей штучкой. Это ты испортил всё!

Помолчав после столь резкого заявления, Реддл-старший продолжил говорить, цедя слова сквозь зубы:

— Я сразу сказал, что не готов возиться с пискунами. Моя мать была бы счастлива, если б я остепенился, и с удовольствием нянчилась бы с внуком. Но вот беда: ты оказался порченым. Я надеялся, что ты будешь слабенький, как Меропа. Но колдуна мои родители не приняли бы, а Меропа отказалась отдавать тебя в приют. Мы поругались, и я уехал на пару месяцев. Думал, она остынет, родит без меня, помыкается в нищете и примет мои условия.

— Ты оставил мою мать без денег? — пустым голосом спросил Том.

— У неё должно было остаться кое-что, да ещё из дома она прихватила какую-то семейную реликвию, заложила бы в ломбард, — пренебрежительно сказал Реддл-старший. — Эта дурочка не дождалась меня и умерла. Если бы не ты, мы спокойно жили бы до сих пор! Поэтому я оставил тебя в приюте.

На протяжении всего разговора я наблюдала за Томом. Лицо его казалось неподвижной маской, а магия свернулась плотным коконом. Казалось, ещё пара слов этого эгоиста — и случится катастрофа. Не став ждать последствий, я бросила в Реддла-старшего чары оцепенения.

— Я спокоен, освободи его, — через минуту отстранённо сказал Том. — Твоё последнее слово… отец.

— Последнее слово? — глумливо сказал Реддл-старший. — Я-то думал, ты притащился денег просить, а ты отцеубийцей решил стать? Это я дал тебе имя! Я оставил тебя в приюте, а не выбросил в канаву! Что ж не пошёл к старому Гонту в его развалившуюся лачугу? Знал, что вылетишь от него с полпинка? Давай, посмотрим, поднимется ли у тебя на меня рука. Хотя… чего другого ждать от тебя, выродок, дьявольское семя!

Он принял надменный вид, очевидно уверенный в том, что его не посмеют тронуть. Том усмехнулся, поднял руку, указывая на отца и заговорил, чётко выговаривая ритуальные слова:

— По праву крови, по праву оставленного дитя и по праву беззащитного отрекаю тебя от судьбы твоей! Отныне твоя жизнь в моих руках!

Как только Реддл произнёс последние слова, мы с бабушкой воскликнули:

— Свидетельствуем!

— Передаю преступившего кровный закон, передаю право решать, жить ему или умереть, тебе, Эфрусина из рода Ганэ, вошедшая за мужем в род Крэбб! Платой да будет вся твоя посильная помощь за вхождение моё в старший род!

— Принимаю преступившего кровный закон, принимаю право решать, жить ему или умереть, от тебя, Томас Марволо Реддл! Платой да будет вся моя посильная помощь за вхождение твоё в старший род!

Теперь уже «Свидетельствую» говорила я одна.

Неожиданно потемнело, словно тяжёлые тучи закрыли заходящее солнце, плотная, ощутимая волна магии нахлынула на нас. Меня она задела краем, Реддл-старший стоял безучастно, словно голем, бабушка и Том оказались же в эпицентре. Я не видела толком, что там творилось, но, когда всё стихло, заметила тонкую серебристую цепочку, соединившую бабушку и отца Тома. Миг — и она пропала.

— Ты сейчас вернёшься домой, оставишь записку, что захотел развеяться в Лондоне, соберешь саквояж и отъедешь от деревни в сторону Лондона на десять вёрст. Там остановишься и нажмёшь на красный камень в твоём медальоне. Повтори.

Выслушав неестественно спокойный ответ от своего, получается, имущества, бабушка дождалась его отъезда и велела нам спускаться с холма.

— Готов ко второй части? Или хочешь отложить на другой день? — спросила она Тома.

— Готов.

Под пологом невидимости мы дошли до развилки со странным указателем. Присмотревшись, я поняла, почему он мне не понравился: к левой части была прибита змея. Очевидно, Гонты жили в той стороне.

Через несколько минут мы увидели ту самую лачугу, о которой упоминал Реддл-старший. Бывшая привратницкая, охранявшая вход в магическую складку, была покосившимся домом, который только чудом не рухнул под своим весом. На двери тоже «красовалась» прибитая змея.

Увидев или почувствовав гостей, из дома выскочили два оборванца. Тот, что помладше, остался на пороге, более старший бросился к нам и закричал, брызгая слюной:

— Прочь отсюда! Прочь с моей земли, я вас не звал!

Остановившись неподалёку, он вдруг замолчал и стал вглядываться в Тома.

— Дрянная девка! — вдруг снова закричал он, потрясая кулаками. — Осмелилась понести от маггла! Прочь отсюда, ублюдок!

Младший Гонт вдруг засвистел и зашипел, как змея. Старик ответил такой же свистящей фразой.

— Не смейте оскорблять мою мать! — не выдержал Том, злобно прищурился и тоже зашипел. Старый Гонт замер, очевидно не веря, что тот, кого он посчитал ублюдком, обладает даром парселтанга.

Немую сцену разрушила бабушка. Насмешливо оглядев старшего, она повернулась к младшему Гонту и сказала длинную фразу. Тоже на парселтанге. Эффект был потрясающий. У старика, очевидно, разрушился мир, он пошатнулся и осел на землю. Младшего потряс не факт владения незнакомки змеиным языком, а содержание речи. Он что-то переспросил, и бабушка ответила. Повисло молчание.

— У вас есть время до Самайна, хотя не советую тянуть. Решай, Морфин. Да, ты. Твой отец бесполезен. Только ты можешь спасти остатки вашего величия, — сказала наконец бабушка уже понятным мне языком.

Не прощаясь, мы покинули негостеприимное место.

— У меня незаконченное дело, — заговорила Эфрусина, когда мы вновь прошли мимо кладбища. — Отправляйтесь домой и дождитесь меня.

Я и не думала спорить, схватила Реддла за рукав и активировала портключ.

Мы оказались в уютной Беседке Глициний. Я собралась успокаивать Реддла, но он сам на удивление быстро собрался. Когда мы сели в кресла, с хлопком появился домовик и стал накрывать на стол. К чаю сегодня полагались сэндвичи с копчёной кабанятиной из волшебной части Арденского леса, пирожные и кексы с путерией*, сконы и девонширские сливки от лунных коров. В общем, всё магически насыщенное, способное восстановить силы не хуже некоторых зелий, к тому же без побочных эффектов.

— Ты же читала про Пустых, — утвердительно сказал Реддл после чаепития.

— Да. Пусть и магическое чудо, они всё же остаются людьми. Если в пару к ним попадает маг, они, безусловно, чувствуют некоторое притяжение, но личность их не меняется. Твой отец привык считать центром мира себя и только себя.

— Многие считают их существование легендой, как и сказки про идеальных магических партнёров, — после некоторого молчания проговорил Реддл.

— Думаю, всё возможно в магическом мире.

— Предпочитаю свою судьбу решать сам, — твёрдо сказал Том. — И никакие впечатляющие совпадения магического потенциала меня не переубедят.

Я и не думала с ним спорить. Возможно, и в магическом мире существуют чудеса, только пока я убеждалась в том, что за всё нужно платить. И вряд ли цена за идеальное партнёрство будет маленькой.

*Путерия — куст, произрастающий в Западной Африке, плоды которого называются «miracle berries», то есть «чудесные ягоды». Местные жители называют их «таами» или «агбаюн», а учёные-ботаники — «Путерия сладковатая». Съеденная после ягод самая невкусная еда становится удивительно сладкой и приятной — причём такой эффект длится довольно долго, около часа.

Когда Эфрусина вернулась, напряжение, в котором мы пребывали, немного спало. Отправив Реддла отдыхать с наказом обязательно выпить зелье Сна-без-сновидений, она позвала меня в оранжерею. Усевшись на плетёный диван, я рассматривала светящиеся орхидеи, ожидая начала разговора.

— Что бы ты хотела за помощь? — наконец спросила бабушка.

Я не стала утверждать, что ничего особенного не сделала, поскольку знала: бабушка имеет в виду не столько моё сегодняшнее скромное участие, сколько плату за расчёт ритуалов для Реддла.

— Две унции крови Пустого.

Бабушка внимательно посмотрела на меня. Помолчав, она вынула два флакона из поясной сумочки и протянула мне. Я спрятала один, а второй влила в склянку с зельем, которую достала из браслета с расширением пространства. Эфрусина пристально следила за моими действиями. Я взмахнула палочкой, невербально активируя смесь, и протянула флакон бабушке. Она проверила его чарами, и её лицо неуловимо изменилось.

— Это ты назвала Реддлу мою прежнюю фамилию? — задала она вопрос, который я ожидала.

— Нет, — спокойно ответила я. — Твою фамилию, скорее всего, он нашёл в одном из старых выпусков «Магического вестника». Там публикуются все сведения о помолвках и браках чистокровных.

— Вот как?

— Я не говорю о своей семье с теми, кто в неё не входит. И не делюсь догадками с теми, кого они не касаются.

— И какие же у тебя догадки, Вальбурга?

— В списке чистокровных родов мира есть Ганэ. Но ты не можешь быть из их рода.

— Почему же?

— Они вампиры. И никому доселе не разрешали пользоваться своей фамилией. Ты не первородный, то есть рождённый вампир, иначе тебя не выпустили бы не то что из Румынии, из родового замка.

— Возможно, я сбежала?

— Нет, первородные — короли вампиров, никто не отдаст подобную силу на сторону. И ты не вампир, повторяю. Очень сильный маг крови, да, но не вампир. У меня есть предположение, что тебя обучали Ганэ. Поэтому у тебя перед ними большой долг: за укрытие, помощь и дарованную фамилию.

— От кого же я укрывалась?

— От врагов, конечно. И от могущественных, если тебе понадобилась помощь вампиров, в долгу перед которыми не хочет оказаться ни один маг.

— Это все догадки?

— Нет. Полагаю, Пустой станет отличной выплатой долга. Если же его недостаточно, я постараюсь помочь тебе закрыть долг окончательно.

— Бескорыстно?

— Нет, конечно. Я полагаю, иначе твой долг придётся выплачивать мне.

— Умная девочка. Ты повзрослела, Вальбурга. Не беспокойся, Пустого хватит. Ты же знаешь, почему?

— Рождение первородного сродни чуду. Однако, если Пустой добровольно станет яблоком крови вампира, тот сможет зачать или понести ребёнка, в зависимости от своего пола. Полагаю, согласие раба не требуется, достаточно желания хозяина.

— Неплохо. По поводу моего настоящего имени у тебя тоже есть догадки? Ты поэтому сварила Абсолютную Чистоту?

Я видела на гобелене Блэков блёклую вязь фамилии бабушки. Её же имя — Эфрусина — сияло золотом, указывая, что она из очень древнего рода, скорее всего, старшего, чем род Блэков. Но про гобелен я сказать не могла.

— Я знаю только, что вы с дедушкой познакомились в Лионе. Здесь тебя считают француженкой, не задумываясь, откуда у тебя румынская фамилия, которую маги не носят.

— О этот британский снобизм! Конечно, из-за него я и приехала сюда. Британцам дела нет до других, они обожают вешать ярлыки и не собираются отказываться от предубеждений.

— Дедушка Сигнус до сих пор не любит всё французское. Полагаю, из-за тебя.

— Я была против брака Ирмы, потому что боялась раскрытия своей тайны, а этот заносчивый старик решил, что Блэки для меня не слишком хороши. Боюсь, из-за меня у твоей матери было несколько довольно тяжёлых лет.

— Почему же ты её не предупредила?

— Она сама хотела выйти за Блэка! — воскликнула бабушка. — Глупо было бы думать, что ей не придётся платить за своё решение. Но это в прошлом. Итак, Абсолютная чистота?

— Ты сама всё понимаешь. Твои враги живы?

Кивок был мне ответом.

— Они опасны и могущественны? Я так и предполагала. Не думаю, что с лёгкостью, но рано или поздно ты нашла бы девственницу из тёмного рода, которая смогла бы сварить это зелье, но зачем? Я могла это сделать — и сделала.

— У тебя прекрасно получилось, Вальбурга. Сколько применений Абсолютной чистоты ты знаешь?

— Два. Можно использовать флакон с ним как артефакт, после доработки, или само зелье, которое в сочетании с кровью Пустого станет ядом Абсолютного бесплодия.

— Это подарок или аванс?

— Второе. Мне хотелось бы, чтобы ты оставалась на моей стороне... по-родственному.

— Хорошо... внучка. Это, случайно, не связано с тем, что больше всего на свете твой отец мечтает о будущем наследнике от Сигнуса и внуках от любимой дочери — тебя? А ты, полагаю, не спешишь замуж и заранее готовишься к буре возмущения?

— Ты права, бабушка. Пусть сначала Альфард его внуками порадует.

— Альфард? Всё-таки ты ещё такая глупышка, — улыбнулась Эфрусина и не стала пояснять свои слова, несмотря на мои расспросы.

Я не сказала всей правды. В первую очередь я не желала такого врага, как бабушка, во вторую я хотела многому у неё научиться. И я не думала, что мои соображения были секретом для Эфрусины. Скорее, она могла видеть ещё какие-то выгоды от моей помощи. Как для меня, так и для себя.

* * *

Когда мы вернулись домой, Реддл засобирался на пару дней к Малфоям, где гостил кто-то из его приятелей. Мне было как-то неспокойно, но причин останавливать Тома у меня не было. Мне казалось, что он, несмотря на внешнюю невозмутимость, тяжело перенёс всю эту ситуацию с родными. Точнее, не мог смириться с тем, насколько он им оказался не нужен. Взяв с Реддла обещание, что он завтра присоединится к нам вместе с Абраксасом Малфоем и Корбаном Яксли, я попрощалась с ним и из каминной направилась в Сиреневую гостиную.

Гости постепенно начали собираться. На миг мне показалось, что я в нашей слизеринской гостиной, но несколько учеников других факультетов и как-то сразу повзрослевшие выпускники разрушили это впечатление.

После приветствий разговор постепенно свернул на общую для всех тему.

— Войска Гриндевальда продвигаются. Вся Европа пала к его ногам. Французы не продержались и месяца, — тревожно сказала Эстер Крауч.

— Некоторые успели укрыться, часть сбежала к нам, остальные… — Оливия Гойл замолчала, впрочем, все и так знали: или перешли к Гриндевальду, или мертвы.

— Говорят, в Хогвартсе будет много новых учеников, — сказал Рейнард Мальсибер и кивнул Нэйтану Крэббу. — Ты говорил, что приедут не только французы?

— Есть… сочувствующие, скажем так. Они помогают эвакуировать детей и женщин из Бельгии, Голландии… много откуда. Часть учеников примет Дурмстранг, но он в любой момент может оказаться в осадном положении, поэтому большинство будут учиться в Хогвартсе.

— А мы не окажемся тоже в осадном положении? — Ванесса Буллстроуд озвучила всеобщие страхи.

— Отец говорит, что Попечительский совет лично проверит защиту Хогвартса и обеспечит охрану, — сказала я. — Однако это не значит, что мы можем расслабиться.

— Он идёт к Британии, в Хогвартсе могут оказаться сочувствующие ему или шпионы, — пожал плечами Мальсибер. — Какое тут расслабление.

— Часть светских мероприятий отменили. Только на вторую половину августа что-то осталось, — грустно сказала Ифа.

— Не думаю, что готов сейчас думать о балах, — мрачно сказал Крэбб.

Я не успела развеять гнетущую атмосферу, потому что в гостиную вошли мои родители.

— Вижу, Вальбурга собрала практически всех, — благосклонно оглядев присутствующих, мой отец улыбкой ответил на их поклоны. — Мы и ваши родители решили, что негоже детям даже в столь суровое время оставаться без отдыха, поэтому послезавтра вы отправляетесь на один уютный тропический остров.

— Для отдыха там уже всё приготовлено, — сказала моя мать. — Внимательно пересмотрите свои вещи, возьмите только самое необходимое. Расстояние большое, портключи рассчитаны с запасом, но не стоит брать с собой все свои парадные туалеты, дамы.

— Поедут только присутствующие?

— Мы понимаем, что вы привыкли справляться без присмотра родителей. Но не расслабляйтесь слишком сильно. Без пригляда вы не останетесь, — отец взглянул прямо на меня и улыбнулся.

Сюрприз удался: кто-то принялся оживлённо гадать, куда нам предстоит отправиться на ближайшие три недели, кто-то, в основном девушки, срочно вспоминали содержимое своих аптечек и оживлённо спорили, что из одежды обязательно понадобится. Переглянувшись сначала с Оливией, потом с Мальсибером, я поняла, что они разделяют мои подозрения. В ближайшее время затевалось что-то опасное, раз родители столь согласованно решили на время спрятать нас.

Вечером я пересматривала свой походный набор зелий, пока Нэнни собирала в саквояж вещи для отдыха. Помня слова матери, что для отдыха всё приготовлено, я понимала, что без занятий и книг нас не оставят. Дело даже не в пользе обучения или в передаче знаний, хоть общих, хоть семейных. Главная причина в том, что магам надо много колдовать, чтобы развиваться. Также я не особо надеялась выкроить время для своих интересов, но всё же решила взять некоторые заметки, чтобы доработать их или пересмотреть данные.

Когда я уже заканчивала, перед моим лицом возник бумажный журавлик, словно сложенный из света. Я нетерпеливо схватила его, зная, что именно такие послания отправляет Альфард. Пробежав глазами записку, я сразу вышла в гостиную.

— Ты приехал!

— Моя маленькая сестрёнка выросла совершеннейшей красавицей!

Свои фразы мы сказали одновременно, даже не обменявшись приветствиями.

— Дай на тебя посмотреть, — улыбнулся Альфард. — Скоро придётся дарить тебе дракона, чтобы отгонял поклонников.

— Ты не изменился, брат, всё так же любишь преувеличивать.

На самом деле Альфард заметно возмужал, что-то в чертах его лица говорило, что он стал серьёзнее, собраннее... опаснее. Мне хотелось спросить его о переживаниях и трудностях, через которые он прошёл, но я понимала: сейчас не место и не время для таких разговоров. Возможно, Альфард вообще посчитает, что мне не стоит об этом знать.

— Когда ты вернулся? Я боялась, что не успею увидеть тебя перед отъездом.

— И совершенно напрасно волновалась, ‒ подмигнул Альфард.

— Ты хочешь сказать…

‒ Одним из ваших сопровождающих буду я.

‒ Мы поедем на один из наших островов?

— Да. Но не говори остальным. Пусть думают, что родители объединёнными силами арендовали необитаемый остров и поставили защиту.

На самом деле местоположение родовых владений было фамильным секретом не только из соображений безопасности. Земли главной линии Блэков находились не в пространственных складках, а в магическом мире. И соединялись сетью порталов, которые тоже были родовым секретом. Возможно, у других имелось что-то подобное, но магический мир был настолько обширен и опасен, что все владения обносились мощной защитой, а за её пределы старались практически не выходить. Поэтому теоретически один из островов Блэков, например, мог граничить с островом другого рода, но никто и не знал о таком соседстве. Были кланы, тесно связанные родством и общими владениями в том мире, но сведения о них находились на уровне догадок.

‒ Возможно, стоит более углублённо заняться магической географией, ‒ задумчиво сказала я.

— Хорошо, возьму пару интересных книг для тебя, ‒ ответил брат.

‒ Альфард, ‒ немного подумав, я всё же решилась спросить. ‒ В чём настоящая причина нашего срочного путешествия?

‒ Всего я тебе не скажу, Вальбурга, ты же понимаешь?

‒ Не скажешь потому, что не всё мне надо пока знать, и потому, что не всё знаешь пока ты?

— Хорошо, сообразительности в тебе не убавилось. Тебе известно, что одна из целей Гриндевальда — собрать армию магов? И мы не знаем точно, но и командование одной или нескольких маггловских армий тоже под его контролем. Силы его огромны, но похоже, недостаточны. И он обратил своё внимание на Британию.

— Армия Гриндевальда движется к нам? И маггловская тоже? — побледнела я.

— Мы не знаем всех планов Гриндевальда, но готовимся к худшему. Пока вторжение не планируется, но маги ему нужны уже сейчас. В Британии много сильных родов, но мало его сторонников. Весной приехала Лита Лейстрендж и ещё пара его вербовщиков, но успеха не добились.

— Теперь он планирует акцию устрашения?

— Хуже. Есть сведения, что Гриндевальд послал Ловчих — особый отряд, чья специализация — похищение наследников.

Это были очень плохие новости. Дело не в том, что нам придётся прятаться — ведь что стоит Ловчим подождать месяц? Или вообще первого сентября захватить Хогвартс-экспресс? Я понимала, что наши родители планируют дать Гриндевальду отпор, и от одной только мысли об этом становилось тяжело на сердце.

* * *

Хотя в конце разговора Альфард попытался меня отвлечь рассказом о путешествии и я постаралась унять тревогу, сон мой был беспокойным. Нэнни, которая после первого курса стала моей домовичкой, долго причитала, что у меня чёрные круги под глазами и изнурённый вид. Пришлось прибегнуть к косметическим чарам и согласиться на плотный завтрак.

Не успела я спуститься в Сиреневую гостиную, как мне передали срочное послание от Малфоев. Ещё не открыв его, я поняла, что дурные предчувствия меня не обманули. Абраксас просил немедленно открыть камин, и я, позвав Альфарда, скрытым переходом переместилась в каминную.

— Блэк, с Реддлом беда! — Малфой прокричал эти слова, ещё не выйдя из камина. — Простите, мистер Блэк, мисс Блэк, мою неучтивость, она объясняется волнением за друга.

Мы усадили Малфоя на диван и чуть не силой заставили выпить Успокоительное.

Оказалось, дед Малфоя получил серьёзное проклятие, для исцеления которого необходимо было сложносоставное зелье. Один из компонентов — слёзы феникса. Альбус Дамблдор передал флакон с нужным ингредиентом в обмен на маленькую услугу. И отец Абраксаса счёл это выгодной сделкой: здоровье патриарха рода, с одной стороны, и друг сына с невнятной родословной, с другой. Вчера вечером Дамблдор забрал Реддла из особняка Малфоя, а отец запретил Абраксасу покидать поместье до утра. Как только приказ главы рода перестал действовать, Малфой отправил к нам самого быстрого филина.

‒ Надо что-то делать, время уходит!

‒ Не надо впадать в панику, ‒спокойно сказал Альфард. — Вальбурга?

‒ Надо идти в маггловский мир. Полагаю, Реддл сейчас там.

‒ Ты уверена? Может, Дамблдор уже принес его в жертву или продал в рабство?!

‒ Мистер Малфой, в вас говорит паника. В этих случаях профессор не стал бы действовать столь открыто и... опрометчиво, — сказала я. — Альфард, ты поможешь мне?

‒ Если я откажу и попрошу родителей запереть тебя до завтра, ты всё равно найдёшь способ сбежать?

Я кивнула. На крайний случай я могла бы обратиться к Эфрусине, но понимала, что это увеличит долг Реддла перед ней, тогда как сейчас у них относительное равновесие.

‒ Что ж, — вздохнул Альфард. ‒ Трансфигурируй одежду под маггловскую. Малфой, останешься здесь. Кричер, присмотри за гостем. Ты готова, Вальбурга?

Отмахнувшись от возражений и просьб Малфоя, он осмотрел меня. Я трансфигурировала утренний жемчужно-серый наряд в длинное тёмное платье и накинула поверх мантию с глубоким капюшоном. Чары неприметности довершили дело.

Альфард наложил на меня ещё пару заклинаний и сказал:

‒ Слушаешься меня и делаешь то, что я скажу и когда скажу. Идём в "Дырявый котёл".

На маггловской стороне шёл мелкий дождь. Редкие прохожие торопливо бежали по своим делам. Убедившись, что на нас не обращают внимания, Альфард остановил кэб и высокомерно сказал водителю:

‒ В «Госпиталь подкидышей».

‒ Как прикажете, сэр, ‒ подобострастно ответил водитель и поймал брошенную монетку. Очевидно, сумма была приятная: маггловская повозка с приличной скоростью понеслась по дороге.

Приют Реддла производил гнетущее впечатление: от когда-то большого комплекса зданий осталось одно. В развалинах возились одетые в серое дети разного возраста: то ли играли, то ли что-то искали. Появление машины заставило их остановиться и с любопытством уставиться на кэб, водителя и пассажиров.

‒ Прикажете подождать вас, сэр? ‒ спросил водитель, но Альфард царственным жестом отпустил его.

В самом приюте царила обстановка приличной бедности: видно было, что уборкой и мелким ремонтом занимаются часто, но без особой пользы.

Миссис Коул, начальница приюта, приняла нас в маленьком, любовно обставленном кабинете.

‒ Скажите, уважаемая, ‒ после приветствий сказал Альфард. — Могу ли я узнать, где сейчас ваш воспитанник Томас Реддл?

При упоминании этого имени благожелательное выражение лица начальницы дрогнуло.

‒ Понимаете, мистер Блэк, ‒ слегка неуверенно сказала она. — Томас — мальчик со сложным характером. Мы были счастливы, что о нём позаботились его родные и оплатили его образование. Он очень умный, и наш приют, к сожалению, не дал бы ему… много возможностей. Когда в новой школе он завёл друзей и практически перестал приезжать, мы были за него рады.

‒ Это всё прекрасно, но где он сейчас?

‒ Вчера днём его привёл представитель его родителей. Он посетовал, что дисциплина мистера Реддла оставляет желать лучшего, поэтому он против его присутствия у одноклассников. Я не могла не принять Тома: он наш воспитанник до совершеннолетия.

‒ Вам угрожали?

Миссис Коул переменилась в лице и слегка кивнула:

‒ Ревизией, сэр.

Очевидно, на содержание Реддла выделялись деньги, и пусть сумма вряд ли была большой, для плачевного состояния приюта и она была помощью.

‒ Я готов помочь вашему приюту финансово.

‒ На каких условиях?

‒ Скажем, обстановка в городе неблагоприятна для здоровья подрастающего поколения, и вы благодаря анонимному спонсору переселитесь в сельскую местность. Пока мы обговариваем условия, не могли бы вы позвать мистера Реддла?

Воодушевлённая перспективами, миссис Коул немедленно послала за Томом.

Когда Реддл вошёл в кабинет, я поразилась перемене в его облике: под его обычным хладнокровием скрывались сильные чувства. Мне показалось, что я ощущаю отголоски его бессильной ярости, злобы и… опустошения? При виде нас Реддл чуть изменился в лице.

‒ Расскажешь, что произошло? — проверив обстановку, я незаметно набросила на нас чары помех.

‒ Дамблдор заявил, что он мой школьный опекун, договорился с Малфоями, ‒ тут Реддл чуть прищурился, и в его глазах блеснул нехороший огонёк. — Он привёз меня в приют и всю дорогу читал нотации, что я неправильно выбираю друзей и не знаю своего места. Он потребовал, чтобы я поклялся, что останусь здесь до 31 августа, а когда я отказался, с лицемерным видом сказал, что не может доверять «столь опрометчиво ведущему себя мальчику» и хотел забрать мою палочку.

Я видела, что ярость Реддла пересиливает гнев, обиду и сожаления, но не останавливала его.

‒ Ты ведь не отдал палочку Дамблдору?

‒ Нет. Я готов был с ним сражаться, но этот разговор происходил не среди магглов, а на пустыре. Я понимал, что… не справлюсь. Я вытащил палочку из ножен и сломал её, ‒ последние слова Том произнёс еле слышно, опустив голову. Ярость в нём сменилась опустошением.

‒ Ты отомстишь, Реддл. Мы отомстим, если хочешь.

Он поднял голову, как-то по-новому всматриваясь в моё лицо, и медленно кивнул.

‒ Рад, что мы договорились, миссис Коул, ‒ сказал Альфард и намеренно-покровительственно сказал нам. — Собирайтесь, дети. Мистер Риддл, вам нужно что-нибудь забрать?

‒ Всё со мной, мистер Блэк.

Я понимала, что Реддл не успокоился, и опасалась его опрометчивости, но надеялась, что за несколько недель на острове в нашей привычной компании он сумеет обрести душевное равновесие.

Однако приключения на сегодня не закончились.

Не успели мы отойти от приюта на тот самый пустырь, чтобы перенестись в особняк на Гриммо, как услышали странный гул.

‒ Противопортальный купол, ‒ быстро проговорил Альфард. — За спину, быстро!

Мы с Реддлом выполнили приказ, не раздумывая. Я еле успела сбросить плащ и бросить на платье чары. Брат тоже отправил какое-то заклинание, и мы увидели наших противников: высокого блондина и шатена с надменным выражением породистого лица. Оба были в костюмах из драконьей кожи. Без прелюдий и разговоров, действуя привычно и слаженно, они стали теснить Альфарда, явно стараясь нас разделить. Обороняться было проигрышным решением: мы только бы мешали брату, поэтому, быстро определившись, я направила запасную палочку на блондина и бросила свою официальную палочку Реддлу.

‒ Прикрой меня! — крикнула я и бросила в противника Инфламаре.

‒ Какая огненная фройлян! — усмехнулся мой противник, с лёгкостью уходя в сторону.

Мне было не до пререканий: блондин был гораздо опытнее меня в схватках и обладал прекрасными дуэльными навыками. А ещё явно щадил нас, очевидно, собирался захватить в плен относительно целыми.

Спасала меня только жёсткая блэковская закалка и постоянные тренировки. Уворачиваясь и отбегая, я комбинировала заклинания, пытаясь сбить противника с ритма, пробить щель в обороне. Реддл страховал меня, ставя щиты, и пытался приноровиться к чужой палочке.

Когда я огненной плетью почти коснулась противника, он отступил на шажок, и я совершила ошибку: попалась в навязанный ритм и шагнула следом. Практически сразу я попыталась отступить, но опоздала. Моя правая нога попалась в ловушку и подломилась. Падая и стараясь извернуться, я послала на пределе сил Ослепляющее и стукнулась о землю. Странное, словно изменённое состояние вдруг охватило меня. Словно в отдалении я слышала крик Тома и видела волну тьмы, рванувшую от него. Видела щиты, которые эта тьма проплавляла как металл, лицо блондина, ставшее сосредоточенным и напряжённым. Пытаясь вернуть контроль над телом, отрешившись от боли, одним всплеском отправила во врага Костеломное. Он не успел поставить щит и закрылся левой рукой. Напитанное силой проклятье с фамильным секретом словно взорвалось в его теле, практически уничтожив руку и перемолов ключицу. Следом прилетело Кипение крови от Альфарда, который, очевидно, справился с шатеном.

‒ Благодарю за помощь, ‒ кому-то сказал он. — Альфард Блэк.

‒ Антон Долохов, ‒ ответил чей-то голос. Я не видела говорящего: пыталась наложить диагностику на себя.

‒ Это ловчая яма, ‒ сказал Реддл. — Блэк, позволь мне.

Я кивнула, и он, быстро определив растяжение, наложил Обезболивающее и помог мне встать.

‒ Боюсь не самое удачное время для продолжения знакомства, ‒ сказал мой брат, подхватывая меня. — Я могу написать вам, мистер Долохов?

‒ Конечно. А с вами, полагаю, я познакомлюсь в Хогвартсе, ‒ это уже предназначалось нам.

Быстро распрощавшись с неожиданным союзником, мы перенеслись на Гриммо. Нас ждал непростой разговор с родителями.

Альфард передал нас на попечение семейному доктору. С Реддлом всё было в относительном порядке, хотя доктор посоветовал ему несколько зелий для выравнивания магического фона. Мне был прописан покой до завтрашнего утра, но, оставшись в одиночестве, я немедленно скрытым переходом прошла к кабинету отца и активировала Абсолютный слух.

‒ Ты поступил опрометчиво, ‒ услышала я ледяной голос матери. — Ты мог отправиться один.

‒ Я не думаю, что держать детей взаперти — хороший выбор, ‒ спокойно возразил Альфард. — Они должны быть готовы сражаться, готовы дать отпор, оценивать силы, отступать, если надо. Бой не дуэль, а держать их в вате не выход.

‒ Альфард в чём-то прав, дорогая, — задумчиво сказал отец. — Их вылазка принесла больше плюсов, чем минусов. Назови их, сын.

‒ Удалось захватить одного врага для допроса. Второго, скорее всего, забрал Долохов. Положено начало возможному сотрудничеству с сильным русским родом. Способности Вальбурги и этого мальчика, Реддла, проверены в бою. Вот так, навскидку.

‒ Неплохо. А что ты думаешь, дочь? — отец щёлкнул пальцами, и стена перед моим лицом стала прозрачной. — Заходи, Вальбурга, здесь беседовать удобней.

Я прошла к двери, открыла её и поприветствовала родителей. Альфард ободряюще улыбнулся мне. Мать была недовольна, отец скорее задумчив.

Не сказать, чтобы я до мелочей продумала разговор, но одно я знала точно. Мне нужна была помощь родителей, хотя большинство моих ровесников предпочли бы промолчать и попробовать решить ситуацию своими силами. И я знала, что именно на такой результат, скорее всего, рассчитывал Дамблдор. Он неплохой психолог и учёл болезненную гордость Реддла, его нежелание показывать свои проблемы. Учёл и подвешенное состояние Тома в среде чистокровных, и отсутствие официального покровительства Блэков.

‒ Итак, дочь, каковы твои соображения?

‒ Пока мало данных, но много вопросов. На кого была устроена ловушка? Возможно, это было какое-то совпадение и искали не нас.

‒ Маловероятно, ‒ проронил отец.

‒ Но учитывать и этот фактор стоит. Следующее: если это были Ловчие, значит ли это, что задание они получили от Дамблдора? Получается, Гриндевальд и Дамблдор связаны?

Повисло молчание. Дамблдоры были молодым родом, и старые рода привыкли относиться к подобным людям снисходительно, не придавая им значения. Недооценивая их.

‒ Все профессора давали клятву, что не являются сторонниками Гриндевальда, ‒ нарушила молчание мать.

‒ Я бы уточнила формулировку клятвы и проверила возможности её обхода. Далее, вызывает сомнение проклятие Малфоев, быстрота реакции Дамблдора и его явное превышение полномочий.

‒ С формальной точки зрения ты преувеличиваешь: официально Реддл магглокровный, за него никто не будет ломать копья. Но проклятие... да, настораживает, надо бы проверить.

‒ Тебе так важен этот юноша, Реддл? — спросил Альфард.

‒ Мне важен тот факт, что наше общение было проигнорировано. Я воспринимаю поступок Дамблдора как оскорбление. И не могу оставить его без последствий.

‒ Эта юношеская горячность... — улыбнулся отец.

‒ Смотрите сами: Дамблдор крайне ценит свою репутацию и тут такое торопливое и топорное действо. Для будущего декана Гриффиндора несколько опрометчиво.

‒ Повтори, ‒ неожиданно встревожился отец. Почему-то факт возможного карьерного роста профессора взволновал его. — Дамблдор метит в деканы Гриффиндора?

‒ Да, весь год ходили слухи, что он всячески угождает Диппету, подсиживает Яксли и привечает некоторых гриффиндорцев. Говорят, у него какой-то тайный клуб, по типу Слизней Слизнорта, но лишь для учеников одного факультета.

Взрослые переглянулись. Очевидно, им была доступна некоторая закрытая информация.

‒ Что ещё?

‒ Какие-то мелочи, вроде оговорок: пасхальные каникулы вместо бельтайнских... Слизнорт жаловался, что Дамблдор на учительских советах настойчиво рекомендует убрать Ритуалистику и сократить часть программы для лучшей адаптации магглорожденных. Насколько понимаю, эти просьбы никто не воспринимает всерьёз: все думают, что так Дамблдор зарабатывает репутацию. Среди чистокровных у него мало поддержки.

‒ Я слышала, что Роули, начальник отдела образования, жаловался, что на Йоль от Дамбдора постоянно получает коньяк, ‒ задумчиво сказала мать. — Это стало уже анекдотом. Роули даже стал намекать, мол, в лавке Старого Огдена прекрасная медовуха и яблочный сидр...

‒ В свете этих мелочей столь наглядное игнорирование наших традиций настораживает. Стоит проверить, что там всё же с Дамблдорами... Откуда они родом?

Я пожала плечами.

‒ Что ж, надо послать за Кларенсом, пусть отправит своих молодцев, ‒ размышляя вслух, сказал отец. — Что касается вас, дети... Молодцы, что справились с опасной ситуацией, плохо, что вообще в неё попали.

‒ Три недели вам на отдых, но без наказания не останетесь, ‒ продолжила мать. — После возвращения с острова отправитесь к бабушке. Оба.

Я вздохнула: что-то мне подсказывало, что месяц у Эфрусины перекроет все впечатления от отдыха.

* * *

На следующее утро вся наша компания собралась в небольшой комнатке на первом этаже. Отец выдал нам серебряную цепочку и проверил, все ли мы за неё взялись. На самом деле портключ был муляжом: переносились мы порталом, которым являлась сама комната.

Пережив не самые приятные моменты перехода из одной точки мира в другую, мы оказались в похожей комнатке.

‒ Что ж, господа и дамы, ‒ весело сказал Альфард, ‒ наш отдых ждёт нас. Советую накинуть Климатические чары, на улице жарко.

Мы послушались и вышли наружу. Солнечный свет, шум океана, запахи тропических цветов и непривычная влажность окутали нас невидимым покровом.

За спиной у нас было небольшое бунгало, а впереди большой особняк с белыми колоннами, французскими окнами на первом этаже и крытой террасой.

‒ Дом построен в форме круга, во внутреннем дворике сад. Первый этаж — столовая, игровая, дуэльный зал, несколько гостиных и библиотека, ‒ рассказывал Альфард, пока мы шли между пальмами по белой дорожке из уплотнённого песка. — На втором этаже два крыла: правое, Радужное, для дам, левое, Серебряное, для джентльменов. Домовики дам — Мими и Полли, домовики джентльменов — Зигги и Тирли. Между ними комнаты хозяев. В них пока будем проживать я и Вальбурга.

Мы зашли в просторный холм, напоённый солнечным светом, свежестью прохлады от фонтана и Климатических чар.

‒ Если хотите, осваивайтесь и отдыхайте здесь, ‒ указав на серебристо-бежевые диванчики и кресла, сказал Альфард. — Или можете осмотреть комнаты и определиться, где вы будете жить эти три недели.

‒ Думаю, стоит осмотреться, ‒ сказала Эстер Крауч.

‒ Тогда даю вам два часа на то, чтобы освежиться, потом спускайтесь на обед в столовую.

Выбор комнат прошёл быстро и без споров: обставлены они были одинаково, различались лишь цветовой гаммой. К Сирени — последней комнате Радужного крыла — примыкала моя.

Три комнаты: небольшая гостиная, будуар и спальня в бело-синих тонах, ванная в разных оттенках голубого и зелёного, удивительная мозаика в виде павлина с распущенным хвостом на ширме, закрывающей ванну на львиных лапах. Ещё было пустоватое помещение, очевидно, общее для нас с Альфардом, чьи комнаты располагались по соседству. Нэнни уже разложила мои вещи, и я прошла в ванную, попросив домовичку приготовить мне легкий наряд.

Через час мы встретились с Альфардом в общей комнате.

‒ Думаю, она будет учебной, ‒ сказал брат, сосредоточенно оглядывая скудный интерьер.

Я кивнула. Потренироваться и получить новые знания перед встречей с Эфрусиной было неплохой идеей.

‒ Обстановка напоминает средиземноморский стиль, но мы ведь не рядом с Европой?

‒ Мы в магическом мире. Здесь есть выход на маггловскую сторону — на остров Исла-Дьябло рядом с Панамой, кажется. Я дам тебе ключ-активатор. Если, не дай Мерлин, придётся уходить, выйдете туда, попробуете эвакуироваться порталом или маггловским способом. Мы потренируем вас в Магглоотталкивающих, Конфундусе и скоростной трансфигурации.

‒ Мама говорила, что подготовила не только зелья и прочие мелочи, но и комплекты одежды.

‒ Да, магглам они покажутся старомодными, но в пределах их нормы.

‒ Остров окружён барьером?

‒ Да, там сложная система на разных принципах. За её пределы даже не думайте выходить: океан полон зверей с пятым уровнем опасности и выше, аппарация сбоит из-за более насыщенного фона и смещения координат. Этот мир похож на маггловский, но отличий много. Наш предок Эридан Блэк в 14 веке обследовал территорию другого острова и писал, что рядом есть большая земля в Атлантике.

‒ Атлантида? Она тут не затонула?

‒ Неизвестно. Карт этого мира мало, и они неполные. Да, я обещал тебе несколько книг. Зигги! — дождавшись появления домовика, Альфард спросил:

‒ Всё ли в порядке у гостей?

‒ Да, сэр!

‒ В моей гостиной на столе три книги, перенеси их в комнату моей сестры. К обеду всё готово? Тогда нам пора в столовую, Вальбурга.

Новая ли обстановка, морской воздух или знакомая компания сделали своё дело, но все выглядели бодрыми и словно сбросили груз забот. Оживлённо переговариваясь, мы пробовали новые и непривычные блюда: санкочо*, рис с чоризо и сладким перцем, морского окуня на подушке из овощей, севиче с осьминогами и креветками. На десерт был рисовый пудинг, сок зелёного кокоса, фруктовый коктейль с кусочками ананаса, пассифлоры, папайи.

‒ Мистер Блэк, мы нашли в наших комнатах ежедневники, ‒ обратился к брату Рейнард Мальсибер.

‒ Это несложные артефакты. Активируются тремя ключами.

‒ Ключ? Слово и активация магией? ‒ уточнила Ифа Шафик.

‒ Верно. Первое — «Меню» ‒ даёт возможность выбора позиций на завтрашний обед и ужин. Второе — «Расписание» ‒ показывает, кто у кого и чем будет заниматься. Прекрасные мисс Крауч и мисс Марч любезно согласились поделиться мудростью в области трансфигурации и астрономии, ‒ Альфард полушутливо поклонился выпускницам. ‒ Персиваль Прюэтт недавно вернулся из традиционного путешествия и готов дать вам несколько советов, со мной, наконец, вы будете заниматься боевой магией.

‒ А третье? — уточнил Абраксас Малфой.

‒ «Досуг» ‒ показывает время сбора для подводного плавания, прогулки на яхте и других развлечений. Да, если обложка ежедневника поменяет цвет на красный и начнёт мигать — это срочный сбор во внутреннем дворике.

‒ Получается, что занятия будут после завтрака, далее обед и свободное время. Потом прогулки и прочее, ужин и снова свободное время, ‒ подвела итог Эстер Крауч.

‒ Хотя мисс Крауч любезно согласилась немного продлить свои обязанности старосты, всё же не хочется портить ей отдых. Поэтому на весь остров наложены специальные чары. Споры и конфликты решаем мирным путём, дуэли только в моём присутствии, а юношеские увлечения разрешены исключительно платонического толка.

На последних словах за столом началась эпидемия сдавленного кашля. Альфард с иронической усмешкой подождал, пока все успокоятся, и проговорил:

‒ Если найдутся умельцы, решившие обмануть защитный комплекс, заранее им сочувствую: чары судорог, икоты и диареи одновременно вряд ли поспособствуют романтической обстановке.

Нервный смех некоторых присутствующих послужил сигналом к окончанию столь приятной беседы.

* Санкочо (Sancocho) — традиционный суп, представляет собой бульон с крупными кусками мяса, овощей и клубней. В кухне Панамы особенной популярностью пользуется его разновидность «sancocho de gallina», рецепт которого родом из региона Азуэро. Основные ингридиенты: курица, ямс, кинза. Часто добавляют также маниок, малангу и початки кукурузы. Подают обычно с белым рисом, который смешивается с блюдом или съедается с каждой ложкой.

Примечания:

Часть от лица Тома.

С самого раннего детства Том ощущал себя чужим. Дело не в том, что он ничего не знал о родителях. Кого в приюте этим удивишь? С каждым днём он все сильнее ощущал в себе силы, чуждые этому миру. И другие дети ощущали эту чуждость тоже. Том всегда был в одиночестве.

Другое, что выделяло его из толпы сирот, презрение к слабости. Все в приюте любили миссис Коул. Она не угощала конфетами, не сюсюкала, не пыталась заменить мать. Однако даже самые озлобленные чувствовали её неравнодушие, желание сделать жизнь в приюте хотя бы сносной. Том не мог не уважать начальницу, но одновременно презирал её за бессилие, за то, что попытки раздобыть деньги чаще оканчиваются ничем, злился, что его уважение не может быть полным.

И, конечно, сам он больше всего на свете не хотел быть слабым. После нескольких жестоких драк и хладнокровной продуманной мести обидчикам, Тома оставили в покое. Он смог сосредоточиться на своих особенностях, пытаясь их развивать и тренировать.

Несколько раз миссис Коул вызывала Тома на беседу. Она обратила внимание на ум и прекрасную обучаемость мальчика и сожалела, что приютская школа не может дать ему достойного образования. Также она заметила и некоторые способности Тома и пыталась узнать, не помогут ли они устроиться в жизни.

Не сказать, чтобы Том сам об этом не думал, но недоверчивость и осторожность не позволяли делиться своими планами.

Всё изменилось после одиннадцатилетия. Странный мужчина в дурацком бархатном костюме не понравился Тому с первого взгляда. Его насторожили выверенная степенность и нарочито стариковская манера беседы. Со скрытой издёвкой поинтересовавшись, не из психушки ли непонятный господин, Том получил неожиданный ответ.

Магия! Вот что текло в его крови, вот какого осознания ему не хватало! Поддавшись эйфории от открывшихся перспектив, Том не сразу заметил сосредоточенный взгляд проницательных глаз профессора магической школы.

Тогда он, казалось, вовремя замолчал и отказался от сопровождения в походе за покупками. Но ощущение некой непоправимости осталось, и Том стал вдвойне осторожнее и недоверчивее. Он сам многое мог, чего же ждать от обученного волшебника?

Ответ на свой вопрос Том получил довольно быстро.

Наблюдательный мальчик подметил не только необычность Косой аллеи с более тёплой погодой, выходы в другие улицы и переулки, куда не пускали всех подряд, но и очевидное расслоение магического общества. Том понимал, что в новом мире у него самая низкая стартовая позиция и мало знаний, как эту ситуацию исправить.

В поезде Том надеялся с кем-то разговориться, но в его купе заглядывали и проходили мимо. Когда он практически смирился с положением будущего изгоя и думал, как решить эту проблему, в дверях появилась девочка.

Машинально отметив контраст светлых глаз и чёрных волос, Том поразился не яркой внешности незнакомки, её явно дорогой одежде из непонятных материалов или драгоценностям не по возрасту. Девочку, казалось, окутывал флёр иномирности, взгляд цеплялся за обилие странных деталей: выверенное изящество движений, взрослые манеры, мягкое ощущение силы. Силы, которая мощно развернулась, смывая безотказное ранее воздействие магии Тома.

Реакция незнакомки — Вальбурги из могущественного рода Блэк — удивила Тома. Она не рассердилась, а продолжила общение. Узнав, что он хочет поступить на Слизерин, объяснила, что это такое — факультет чистокровных и тех, кто готов играть по их правилам.

‒ Встречают по одежде, ты правильно сделал, что не купил новый комплект у мистера Малкина, а обновил костюм от Татинга, ‒ сказала Вальбурга.

‒ Все равно заметно, что он из лавки старьевщика, ‒ расстроенно заметил Том.

‒ Нет, ‒ удивлённо посмотрела Вальбурга. — На взгляд такое не определишь, просто он из старой коллекции. Лучше винтаж, чем новая дешевизна.

Конечно, за пару часов разговора Том не узнал многого, но и полученная информация помогла ему выстроить линию поведения.

‒ У нас есть фора в один год: первокурсников не принято вызывать на дуэли, травить или разыгрывать. Старшекурсникам.

‒ То есть сами первокурсники друг от друга не защищены? — правильно догадался Том.

‒ Считается, что мы в равных условиях, ‒ пожала плечами Вальбурга.

На этом их разговор прервали: открылась дверь и в купе вошёл кудрявый мальчик, чьё надменное выражение лица смягчилось при виде Вальбурги.

‒ Мисс Блэк, нам не хватает вашего присутствия, ‒ сказал он, внимательно глядя на девочку и игнорируя Тома.

‒ Я излишне увлеклась беседой, пойдёмте, мистер Мальсибер. Мистер Реддл, продолжим наш разговор в другой раз.

Том встал и поклонился, думая, что другой раз вряд ли состоится. И ошибся.

За первые недели Том несколько освоился в непривычной обстановке. Корбан Яксли, молчаливый здоровяк, оказался его соседом. В отличие от многих, он не отпускал язвительных замечаний, не стремился подгадить «грязнокровке» и несколько раз помог дельным советом.

Том приглядывался и прислушивался и довольно быстро понял, что чистокровных (и не только слизеринцев) условно можно разделить на две группы. Первые — их было большинство — считали себя пупом земли только по праву рождения и, несмотря на домашнюю подготовку, не представляли из себя ничего особенного. Золотые детки аристократов, которых хватало и в маггловском мире. Вторые дышали магией и, хотя на Слизерине не принято было показывать все свои возможности, были сдержанной мощью в хрупкой человеческой оболочке. Их было меньше, они принадлежали к по-настоящему старым могущественным родам, они были элитой. И Том хотел войти в их число.

Только Вальбурга не поддавалась определению. Формально она была из вторых, но та иномирность, которую Том почувствовал в ней при первой встрече, оказалась вовсе не чертой чистокровных, а её личной особенностью. Вальбурга, как и Том, держалась на отшибе, только он вынужден был это делать, а она хотела так сама.

Будучи амбициозным и волевым человеком, Том не мог понять Вальбургу, которая оставалась центром притяжения многих, даже оставаясь в стороне. И за это же и ценил её. Он готов был рисковать своим шатким пока положением на факультете и, возможно, здоровьем не только ради несомненной пользы от их общения. Впервые другой человек совершенно искренне, без какой-либо корысти (хотя Том допускал, что это, возможно, из скуки) помогал ему. Если кто в жизни Реддла и подошёл так близко к понятию друга, то это была Вальбурга. Поэтому он не хотел влиять на неё магией, не хотел портить то равновесие, что установилось в их не до конца ясных отношениях. И не мог не пытаться расшевелить её, потому что странная расслабленность Вальбурги начинала приносить ей проблемы.

Том находился в подвешенном положении: аристократы ждали, как отнесутся к общению с магглокровным родители Вальбурги, поэтому не спешили его оскорблять, но и не торопились сближаться. Не то чтобы он был невидимкой, но определённо воспринимался кем-то незначимым. И хотя гордость Реддла была ранена подобным, он не мог не понимать и выгоды сложившегося положения. Он прислушивался к разговорам, собирал сплетни и обживался. Так, он быстро подметил странную контрастность отношения к Вальбурге: опаску Блэка, недовольство Малфоя, зависть Бёрк, интерес Крауч и Марч, дружелюбие Гойл. И снисходительность некоторых старшекурсников, сочувствовавших Нотту: мол, его невеста тихая и квёлая, огненного темперамента Блэков ей не хватило.

‒ Недалёкие личности, ‒ проворчал Яксли, как-то присутствовавший при подобном разговоре. — Сестра Альфарда и дочь Поллукса не может быть тихоней.

‒ Почему? — спросил тогда Том.

‒ Я видел пару её тренировок в дуэльном зале. Она приходит рано утром. И отец, и брат явно ставили ей руку и занимались с ней. Может, против Маршалла Фоули с четвёртого и Друэллы Розье с шестого она и не выстоит, но и те вряд ли с лёгкостью победят. Тебе тоже не помешает больше тренировок, Реддл.

‒ Почему?

‒ Мальсибер не простит тебе общения с Блэк и бросит вызов в первый же день нашего второго курса. Малфой ищет силу и обязательно проверит тебя, Джагсон и Селвин присматриваются к тебе, значит тоже не оставят в покое. Это так, навскидку.

Том задумчиво кивнул и удвоил тренировки.

Однако некоторых Устав школы не остановил. В один непрекрасный ноябрьский день Том с удивлением узнал об эпическом разгроме третьекурсников, которых Вальбурга побила чуть ли не в одиночку. Да, из умиротворённого и расслабленного состояния Огненная Блэк вышла так молниеносно, что никто и опомниться не успел. Почти никто.

Оливия Гойл почему-то невзлюбила Малфоя. Поскольку она была любимицей отца, он разрешил ей присмотреться к потенциальному сюзерену. И Гойл выбрала Блэк, с чем опередила расстроенных Шафик и Буллстроуд, пытающихся запрыгнуть в уходящий поезд. В мгновение ока сложился зачаток Внутреннего круга Блэк: трио подруг с первого курса, Крэбб, Мальсибер, Патрик Эйвери, Джонатан Розье, Хезер Флинт со второго. На отшибе остался брат Хезер, Тайлер (хотя он не оставлял попыток понравиться), Малфой, злившийся на Блэк из-за Гойлов, Блэк и Бёрк, чья неприязнь к Вальбурге поднялась на новую ступень. Корвус Лейстрендж сам не прочь был набрать свиту и присматривался к оставшимся, в том числе и Реддлу. Впрочем, Вальбурга быстро дала понять, что общение с Томом не прекратит, из чего все мгновенно сделали свои выводы.

Том тут же просчитал свои выгоды и осторожно начал наводить мосты с окружающими. Держался осторожно, обещаний не давал, на провокации не поддавался.

Слетевшая с катушек Бёрк и чёртов Блэк с фамильным заклинанием стали неприятным сюрпризом.

Злопыхатели шептались, что Блэк поделилась с магглокровкой фамильными секретами, но это было чушью. Да и не принесли бы эти секреты в данный момент пользы. Вальбурга сделала большее: дала Тому методику, помогла освоить начала, без которых дальнейшее продвижение было бы неровным. Постепенно он уверился в своих силах и потихоньку начал продавливать своё мнение, пусть и в пустяках, с второкурсниками Джагсоном и Селвином. И тут сначала Блэк с поганым сюрпризом в обычном Оглушающем, потом Бёрк, плавно ушедшая от его заклинания, показали, что рановато Том начал считать себя крупной рыбой в пруду.

А несколько минут наедине с почти мёртвым телом Вальбурги показались и вовсе адом. Потом только Том понял, что его выбили из колеи не возможные последствия, а то, что он не мог спасти единственного близкого человека.

Вальбурга же, как и всегда, его удивила, хоть он и заподозрил неладное. Выпав в коридоре недалеко от гостиной, он с отчаянием смотрел, как схлопывается барьер. К счастью, рядом быстро оказались преподаватели, иначе Том успел бы натворить бед. Увидев, как Ронен молниеносно обнаружил брешь и вытащил Вальбургу, Реддл собрался и спокойно выдал версию, которая не разрушила бы их жизни.

Дальнейшая суета вызывала отвращение. Том отвлёкся только на проверку ментального сюрприза поганцу Блэку. Теперь всё любимое незаметно, по капельке должно было вызывать у того омерзение. Закрепив крошечную закладку, он убедился, что процесс не остановить, и несколько отстранился от бесконечных обсуждений бала и прочих ненужных мелочей. Снова собраться его заставил Лейстрендж случайным замечанием, что для чистокровных нет ненужных дел, любое можно повернуть к выгоде, даже если это утомительные балы или скучные обсуждения портновских чар.

Поэтому Том не удивлялся блистательному появлению Вальбурги на балу. «Лунное серебро и чёрный жемчуг!» ‒ возбуждённо шептались девчонки, обсуждая её наряд. «Мальсибер слишком явно выказывает интерес, как думаете, вызовет ли его Нотт?» ‒ рассуждали парни. Том же видел, что Вальбурга в первую очередь демонстрирует блэковскую несгибаемость и непринуждённость, неприкрыто намекая на свою силу.

Первый Йоль в магическом поместье стал по-настоящему волшебным. Ощущение силы клана, сплочённости рода дали Тому понять, чего так не хватало в его одиночестве. И к чему он хочет стремиться.

За последующие годы Реддл нашёл внутренне равновесие, с удивлением понимая, что его злоба уходит. Словно осознание своего происхождения и будущие перспективы помогли врасти в этот мир. Постепенно формировался Внутренний круг: Яксли стал правой рукой, прочувствовавшие его силу Малфой и Лестрейндж — приятелями, другие же, по меткому выражению Вальбурги, метили пока на роль его псов.

Сама же Вальбурга незаметно стала незаменимой частью его жизни. Общаясь с ней, беся Мальсибера на балах, получая два танца вместо положенного тому одного, Том понимал, что лишь Вальбургу может и хочет видеть рядом с собой. Только с ней он мог быть откровенен, пусть и не во всех вещах. С ней он не хотел быть слабым, хотя знал, что та спокойно примет это. Том злился на Малфоя, практически продавшего его Дамблдору, но не удивился, увидев Вальбургу и не увидев Абраксаса.

Проходя через мучительные ритуалы и тяжёлые тренировки, Том благоговейно наблюдал, как постепенно возрастает, разворачивается и устанавливается мощь его магии. Незаметно занимая место лидера факультета, школы, в перспективе магического мира, он ощущал: здесь и сейчас это его место. А будущее… Оно в его руках.

Примечания:

Возможно, будут интерлюдии от лица других персонажей. Если есть варианты, предлагайте в комментариях)

Жизнь на острове вошла в колею. Несмотря на разношёрстность компании, все собравшиеся были из одного круга и пользовались представившейся возможностью присмотреться или же теснее сойтись с представителями других факультетов. Например, вскоре стало привычно видеть на рыбалке слизеринцев Райли Причарда и Гарета Гринграсса, гриффиндорца Роберта Огдена и равенкловца Игнатиуса Прюэтта под присмотром старшего брата последнего. Причём соревновались они попеременно как в применении чар, так и разных маггловских способов. Судейство неожиданно было поручено Нэйтану Крэббу, который деловито отбирал съедобное из улова и демонстрировал высший класс разделочных чар. Равенкловка Аквила Патель была на подхвате и экспериментировала с сортами лимона и специями для севиче. В дегустаторах чаще всего выступали Мальсибер с Малфоем и Лукреция Блэк.

‒ В этот раз необычно получилось, мисс Патель, ‒ заметил Орион Блэк, пробуя кусочки рыбы в маринаде. ‒ Жаль, что осьминоги попадаются редко.

‒ Они попадаются довольно часто, ‒ спокойно заметил Персиваль Прюэтт. — Просто Крэббу не нравится с ними возиться.

‒ Может, наш уважаемый наставник продемонстрирует, как надо разделывать эту гадость со щупальцами, ‒ ехидно парировал Нэйтан.

‒ Мне проще вырастить тебе пару щупалец.

‒ Обойдусь, спасибо. Нет, Прюэтт, стой!

Завязалась шутливая дуэль, в которую радостно ввязался Аарон Макмиллан.

Мы с Эстер, Оливией и Элоди сидели под тентом меж двух пальм и смотрели, как троица шутников жонглирует чарами, покрываясь то оранжевыми щупальцами, то лапками креветок в неожиданных местах.

‒ Мальчишки есть мальчишки, даже если они великовозрастные, ‒ усмехнулась Элоди.

‒ Восемнадцать лет не кажутся мне такой уж взрослостью, ‒ заметила я, имея в виду Прюэтта и Макмиллана.

‒ Тем более редко удаётся собраться настолько большой компанией. Спасибо твоим родителям за такую отличную организацию отдыха, ‒ сказала Оливия.

Мы замолчали. Не хотелось быть неблагодарными, ещё больше не хотелось портить друг другу отдых невысказанными тревогами. Тем более мы понимали, что лучшее для нас сейчас — не делать лишних телодвижений. Что бы ни затевали наши родители, мы им могли не помочь, а только помешать.

‒ Какие-то вы задумчивые, ‒ весело сказала Лукреция, с лёгкостью левитируя целый ряд тарелочек. — Вот попробуйте. У Аквилы получается всё лучше и лучше. На белых тарелках рыба в соке лимона Дженоа с красным луком и розовым перцем, на синих — сок красного лимона, кайенский перец и что-то ещё.

К концу первого курса я почувствовала что-то неладное в поведении Ориона. Реддл не стал отпираться и рассказал о ментальном «сюрпризе». Похоже, он не продумал последствия или не сказал всей правды. Я понимала, что Блэка обязательно проверят и вылечат, но такие вещи лучше снимать тому, кто их наложил. Я убедила Реддла, что не стоит шутить с Меланией, матерью Ориона, которая с трудом отпустила того в Хогвартс.

Нет, былых чувств к кузену у меня не осталось. Но я сочувствовала ему, просидевшему всё детство в поместье. А ещё мне нравилась Лукреция, его сестра, лёгкостью своего характера, общительностью и мягкостью. Она искренне любила брата, и мне не хотелось её тревожить. И если Орион относился ко мне несколько настороженно, то Лукреция со второго курса демонстрировала дружелюбие.

‒ О, тут кусочки сибаса с острым перуанским перцем, ‒ взглянув на тарелку Лукреции, заметила Эстер. ‒ Интересно, почему Прюэтт-младший столь настойчиво добывает только его? Наверное, знает, чья это любимая рыба…

Блэк покраснела и, увидев лукавую улыбку Элоди, слегка толкнула её в плечо.

‒ Вот и не поделюсь с тобой. Ешь свои ошпаренные креветки.

‒ По сравнению с румянцем на кое-чьих щеках они слишком бледные, ‒ пошутила та.

‒ Может, вместо ужина устроим пикник и вечеринку на пляже? — спросила я, спасая Лукрецию от дальнейших поддразниваний.

‒ Отличная мысль, ‒ поддержала подошедшая Ванесса, откладывая кружевной зонтик и присаживаясь под наш тент.

‒ Мы же после обеда хотели отправиться в бухту Полумесяца? — спросила Оливия.

‒ Отдохнём, наведём красоту и отправимся на пикник, ‒ отмахнулась Ванесса. ‒ Можно мне спланировать вечер, Вальбурга? Я всегда хотела устроить что-то подобное.

‒ Хорошо, составляй план, потом обсудим и распределим роли.

‒ Предлагаю нарядиться тропическими дриадами! А парни пусть сами решают, кем будут.

‒ Сатирами или фавнами, ‒ ехидно фыркнула Элоди. — Только пусть не вздумают пробовать маринад из-под севиче*. Твоего брата сегодня нет, но думаю, он усилил чары, разрешая нам свободный день.

Мы переглянулись и засмеялись.

‒ Может, переместимся в бухту Полумесяца сразу? И пообедаем там? — предложила Оливия.

‒ Неплохая мысль. Только надо собраться, взять пару артефактов и позвать наших домовичек, ‒ согласилась я.

‒ Я оповещу всех! ‒ сказала Ванесса и убежала, забыв свой зонтик.

‒ Дамы, час на сборы. Опоздавших не ждём, ‒ строго сказала Эстер, и мы отправились в дом.

‒ Леди собираются лишить нас своей компании? — подскочил к нам Мальсибер.

‒ Сомневаюсь, что вас заинтересуют косметические чары и обсуждение нарядов, ‒ заметила я, слегка опираясь на предложенную им руку.

‒ Мои интересы весьма разносторонни, мисс Блэк.

‒ Что ж, у вас будет возможность их применить: мы хотим устроить пикник и вечеринку в тропическом стиле вместо ужина. Дамы будут в наряде дриад или кого-то подобного, так что напрягайте фантазию, чтобы не выпасть из стиля.

На острове было несколько бухт, но мы облюбовали эту не из-за острой формы полумесяца, а из-за прозрачной воды мелководья, трёх мраморных купален и каскада водопадов. За неделю пребывания на острове бухта обзавелась купольными чарами, навесами с белыми занавесями, столиками и шезлонгами.

Хезер Флинт и Оливия, обладательницы смуглой кожи, предпочитали купаться на мелководье, остальные не рисковали выходить на яркое солнце даже с антизагарным зельем.

Элоди Марч, будучи прекрасным зельеваром, демонстрировала новинки, ненавязчиво рекламируя будущую продукцию семейного магазина. Мы с Эстер опробовали пару косметических масок и лениво обсуждали наряды для вечеринки, лёжа в мраморной купальне.

‒ Я что-то слышала, ‒ вдруг насторожилась Эстер. ‒ Оливия, Хезер, идите сюда.

‒ Что за суета? ‒ подошла Ифа Шафик, неторопливо обёртывая волосы плотной тканью.

‒ По-моему, я чувствую колебания купольных чар.

Посовещавшись и применив несколько Распознающих заклинаний, мы вычислили подозрительное место.

‒ Погодите-ка, ‒ засмеялась Элоди. — Это наши джентльмены не придумали ничего лучше, как сделать часть купола прозрачной.

‒ Шутники, ‒ скорчила гримаску Лукреция. — Надо им испортить наш отдых.

‒ А не пошутить ли и нам? ‒ сказала я и озвучила неожиданную идею.

Часть купола неохотно поддавалась слаженным усилиям, открывая часть деревянного настила и водопада, полуприкрытого лианами.

‒ Селвин, мне страшно подумать, что с тобой сделает Блэк, ‒ свистящим шёпотом сказал Джагсон, и не думая, впрочем, отходить от приятеля.

‒ Который?

‒ Тот, который Альфард. Впрочем, и Огненная Блэк легко тебя тут поджарит.

‒ Не бойся, я взял маскировочный артефакт.

‒ Парни, вы чего ушли? Нам не хватает людей для команды, ‒ подошёл к ним Гринграсс.

‒ Тихо ты!

‒ Ой, дураки, там же и Крауч с Марч, они вас…

‒ Да, замолчи ты!

‒ Мальсибер, Реддл, гляньте, чем тут два дебила занимаются.

‒ Гринграсс, придурок, у нас всё получилось, на кой ты всех позвал!

‒ Замолчите, идиоты, кто-то из девчонок идёт.

В мгновенно наступившей тишине из-за лёгких занавесей показалась смутная фигура. Колыхнулись лианы, и в воде остановилась самка тролля, кокетливо покрасневшая и приветливо обнажившая клыки в призывной улыбке.

Под разочарованные вопли барьер обрёл плотность, а двум зачинщикам слаженно прилетели маленькие, но жгучие молнии от меня и Эстер.

Переглянувшись, мы расхохотались.

‒ Моргана, как тебе в голову пришло это, Вальбурга!

‒ Я хочу это развидеть, ‒ сквозь смех говорила Ифа. — Купальный костюм в миленьких ромашках!

‒ Они отлично гармонировали с зелёной кожей леди тролль, ‒ не согласилась Лукреция.

‒ Не думала, что у них получится изменить барьер, ‒ задумчиво сказала Аквила. ‒ Что-то на Чарах способностями не блещет ни Джагсон, ни Селвин.

‒ Вот что значит мотивация! ‒ засмеялась Ванесса.

‒ О нет, не вздумай предлагать такую мотивацию профессору Ронену, ‒ застонала Оливия.

‒ Два дебила — это сила, ‒ подытожила Элоди, и мы снова засмеялись.

С помощью домовиков и чар мы вовремя подготовили пляж к вечеринке. Трансфигурация и портновские чары совершили маленькое чудо: лесные эльфы и дриады в платьях самых разных оттенков зелёного встретились на закате.

Я надеялась, что Альфард прибудет к вечеру, однако он задерживался. Стараясь подавить беспокойство, я заставила себя отвлечься и следила, чтобы всем гостям было весело.

Ванесса отлично продумала программу тропического вечера: мы участвовали в коротких конкурсах на самую длительную левитацию кокосов, жонглирование переспелыми апельсинами, ловлю заколдованными крабами рассыпанного на мелководье жемчуга или самый необычный фейерверк.

‒ А теперь танцы! ‒ после шумного пикника объявила Ванесса и активировала музыкальный артефакт. ‒ Начинаем с тропических фигур.

Привычно разбившись на группы, мы выстраивались то в форме паруса, то в форме ракушки.

‒ А теперь меренга!

Девушки встали во внутренний круг, юноши во внешний и закружились в хороводе.

‒ Остановка, образуем пары! Теперь шляпа с павлиньим пером!

Я оказалась напротив серьёзного Реддла. Слегка поклонившись, мы закружились в медленном бостоне.

‒ Отличный вечер и прекрасные чары, Блэк, цветы кажутся живыми, ‒ похвалил он, слегка коснувшись цветков плюмерии на моём плече.

‒ Эстер показала нам чары анимации для растений, ‒ кивнула я на подругу, которая беседовала у костра с Элоди. Обе они, казалось, были увиты лианами с орхидеями.

Я видела, что Реддл не решается о чём-то меня спросить, мне тоже хотелось с ним поговорить о Малфое, с которым он так и не помирился, но место было неподходящим.

‒ Шляпа с павлином, извини, Реддл, ‒ без тени извинений в голосе сказал Мальсибер, подлетая к нам и нахлобучивая шляпу на голову Тома. — Мисс Блэк, позвольте вашу руку.

Я видела, что Реддл размышлял, не вернуть ли шляпу обратно, но не стал нарушать правила танца и отправился на поиски другой пары.

‒ О, прекрасная бессмертная, ‒ намекая на значение плюмерии, проговорил Мальсибер, ‒ вы слишком серьёзны для столь чудесного вечера.

‒ Задумалась, что Джагсон и Селвин как-то непохожи на тех, кто сам додумался бы до шутки с куполом.

‒ Это намёк? О нет, я ни при чём! И так уже был безвинно наказан лицезрением этого кошмара в ромашках!

‒ По-моему, ромашки получились очень миленькие.

‒ Если только они, ‒ скептически глядя на меня, проговорил Мальсибер.

Танцы и лёгкая беседа отвлекли меня от тревог, слегка смягчили беспокойство.

А ночью вернулся Альфард.

*Севиче (Ceviche) — свежая рыба, маринованная в лимонном соке с добавлением красного лука, сельдерея, кинзы, разных видов перцев и морской соли. Также его готовят с добавлением осьминогов, кальмаров, креветок или подают в виде тарталеток «Canastitas».

Как отдельное блюдо под названием «молоко тигра» также подается маринад из-под севиче, якобы имеющий свойства афродизиака.

Сигнальные чары, поставленные на дверь покоев Альфарда, прозвенели после полуночи. Я поднялась с кровати, переоделась и отправилась в общую комнату. На мой тихий стук дверь открылась.

Брат сидел в кресле у раскрытого окна со снифтером в руке, задумчиво покачивая им и позвякивая льдинками.

‒ Проходи, Вальбурга, садись.

‒ Ты в порядке, брат? Может, отложить разговор на утро? — спросила я, заметив лихорадочно блестящие глаза Альфарда.

‒ Не стоит. Во мне сейчас столько Бодрящего зелья, что я вряд ли усну.

‒ Тогда расскажи, что можешь.

‒ Хорошо, слушай… Представители тридцати родов с лучшими воинами своей гвардии решили дать отпор Гриндевальду. Бойцы ещё пятнадцати были в резерве. Ждали его самого, а не только Ловчих. Хорошая новость — Гриндевальда не было, плохая — для устрашения он отправил почти половину своей «Волчьей сотни». Наглецы потребовали преклониться перед мощью их хозяина и перейти на его сторону. Пока они болтали, старший Поттер активировал артефакт, вынося нас в пространственную складку. Оттуда нельзя было выйти, не зная ключа. Гриндевальдовцы поняли, что их загнали в угол, и бросились в бой. Никто не сдерживался. Численный перевес был на их стороне, магический на нашей. Гвардейцы выкосили Ловчих, нам достались сорок девять магов сотни с подчинёнными тройками солдат. Они прорывались к Поттеру, которого прикрывали наш отец и дядя Мариус со своими людьми. Там был самый тяжёлый бой. Мы с Руквудом и Розье непрерывно поддерживали работу артефактов, которые не давали пространству схлопнуться из-за магических возмущений. Прюэтт с Кэрроу подловили командира сотни и держали, пока малефик Мальсибер насылал проклятия через того на его подчинённых. Когда у них получилось, враги упали, как подкошенные. Мы ушли, оставив их там: Поттер смог вызвать пространственный взрыв.

‒ Наши потери… велики?

‒ Поттер сильно потратился. Скорее всего, Генри вскоре станет лордом старшей ветви. Кэрроу, Джагсон, Селвин, Эйвери, Прюэтт ранены, Малфой получил сдвоенное проклятие. Сложно, но излечимо. Остальные в лучшем состоянии, хоть и не без последствий. У всех, пожалуй, потери личного состава гвардейцев, у кого-то более критичные, у кого-то менее.

‒ А Блэки?

‒ Арктурус в порядке, ‒ Альфард сделал паузу, и она всё длилась.

‒ Брат?

‒ Дядя Мариус проклят. Прогноз неутешительный: он теряет магические силы с каждым днём.

‒ А… отец?

‒ Отец сильно ранен. Бабушка обещает сделать всё возможное, ‒ Альфард обнял меня, его руки чуть дрожали.

‒ Мы возвращаемся? — сдавленно спросила я через некоторое время.

‒ Нет, мама запретила. Она верит бабушке, которая сказала, что поставит отца на ноги к помолвке Сигнуса.

‒ А остальные?

‒ Остаются тоже. Я задержался, потому что ждал результата переговоров. Завтра я передам всем письма от родителей.

‒ Почему?

‒ Вечером пришли новости о Гриндевальде. Он штурмовал Дурмстранг, когда проклятие Мальсибера добралось до его лучших воинов.

‒ Гриндевальд проиграл?

‒ Да. И теперь будет мстить.

* * *

Оставшиеся две недели были напряжёнными. Никогда ещё мы не тренировались так усердно. Альфард притормаживал нас, но не слишком. Только регулярные сообщения от родных с хорошими новостями постепенно вернули часть расслабленной атмосферы. Однако ощущение, что здесь и сейчас мы прощаемся с детством окончательно, не оставляло, пожалуй, никого из нас.

Весть о ранении Малфоя-старшего сломала лёд в отношениях Тома и Абраксаса. Как потом намёками рассказал мне Реддл, он не до конца понимал, что значит воля Главы рода. «Хорошо, что надо мной такой воли нет», ‒ задумчиво сказал он в завершение нашего разговора. Абраксас же готов был поклясться Тому в верности, но тот остановил его от опрометчивых действий и сказал, что дружбы вполне достаточно. Малфой просиял тогда почти так же, как когда получил известия об исцелении отца.

Прощальная вечеринка получилась грустной, хотя все старались быть оживлёнными, но выходило, пожалуй, чересчур.

Кое-что, случившееся под конец, вызвало настоящее оживление, хотя и несколько нервного толка.

Мы с Эстер сидели на качелях у моря, Реддл и Мальсибер устроили полусерьёзную дуэль, а остальные попеременно болели то за одного, то за другого. Пользуясь отвлечением внимания остальных, подруга делилась переживаниями за своего будущего свёкра и осторожно намекала, что не готова так скоро становиться леди рода. Я пыталась успокоить её и думала, что пора напомнить Сигнусу о кое-каком нашем уговоре.

Неожиданные панические взвизги и цветные росчерки заклинаний разрезали ароматный ночной воздух. С палочками наизготовку мы мгновенно оказались спина к спине и оглядывались в поисках опасности.

‒ Змея! — пронзительно завопила Ифа, от страха позабыв чары.

— Стоп! Замрите все!

Реддл решительно отстранил девушку, а Эйвери спрятал её за спину. В мгновение ока образовался круг, в центре которого стоял Том, а напротив него замерла трёхметровая змея, чья чешуя в отблесках костра казалась чистыми изумрудами. Она напружинилась, готовясь к броску, и тут знакомое шипение сорвалось с уст Реддла.

Мы стояли, словно заворожённые, наблюдая повелительный жест Реддла, от которого огромная тварь послушно превратилась в крохотную змейку, заползая ему на руку и скрываясь в рукаве.

Для меня способности Тома не были сюрпризом, поэтому я незаметно отслеживала реакцию окружающих. Интересно было видеть, например, лица Эстер и Элоди, которые словно уверились в своих догадках, или ошеломление и почти благоговение Малфоя, Селвина и некоторых других приближённых Реддла. Для них он моментально стал реинкарнацией Слизерина.

Помрачневший Альфард прервал наше молчание и тут же стал расспрашивать Тома. Оказалось, что в неприступных барьерах острова нашлась лазейка для будущих фамилиаров. Магическая разновидность зелёной мамбы прекрасно чувствовала себя как на суше, так и в воде. Будучи чрезвычайно ядовитой, она не боялась морских чудовищ гораздо больших размеров. Почуяв будущего хозяина, мамба приплыла с соседнего острова.

Альфард ушёл вносить поправки в управляющий артефакт, ворча, что завтра келпи почует своего хозяина или вовсе вынырнет водяной дракон, поэтому срочно надо всё наладить.

Окончание вечера вышло феерическим, и мы, впечатлённые, поскорее разошлись по комнатам.

Мне нужно было кое-что сделать, поэтому я послала Реддлу записку, и мы практически сразу встретились во внутреннем дворике.

‒ Ты в порядке? — спросила я. — Пройдёт день, и твоё происхождение станет секретом Полишинеля.

‒ Не беспокойся, ‒ сказал Том. — На парселтанге можно колдовать. Некоторые чары, например, Конфиденциальности, получаются даже сильнее.

Я кивнула: мне показалась подозрительной последняя, слишком длинная фраза на змееязе.

‒ У меня есть просьба к твоему фамилиару.

Реддл удивился, но промолчал.

‒ Спроси у неё, растут ли на соседнем острове магические ирисы. И может ли она их принести, пока не закрыт барьер.

Том слегка покачал головой, наверное, думая, что мне нужен редкий ингредиент для косметического зелья, и я не стала его разубеждать.

После недолгого диалога крошечная змейка скользнула на скамейку рядом со мной.

‒ Протяни руку, она ощутит запах твоей магии. Нагини говорит, что эти цветы будут у тебя через двести сердцебиений. Полагаю, это ранним утром. А барьер ей теперь не страшен: она часть моей магии, мой фамилиар.

‒ Буду должна, ‒ сказала я, но Реддл отмахнулся:

‒ Нагини любит ядовитых лягушек. Подаришь парочку.

Змея вернула свой размер и моментально скрылась в кустах, а мы разошлись по комнатам. Я решила рассказать Альфарду о том, что барьер нужен и от фамилиаров действительных, а не только возможных, лишь тогда, когда цветы будут у меня.

Утром на моей подушке оказались три тёмно-бордовых цветка со слабо светящимися лепестками.

* * *

По возвращении домой первым делом я отправилась к отцу. Он чувствовал себя гораздо лучше, хотя я подозревала, что он стремится не показывать слабости — не имеет права. Дядя Мариус стал сквибом, и дедушке ничего не оставалось, как объявить наследником отца. Я боялась, что он не перенесёт ритуала, хотя тот и был назначен на Йоль. Также знала, что наши уговоры отложить магическое действо не будут услышаны: основная линия рода не могла быть обезглавлена, а Сигнус был слишком неопытен для подобной роли.

Тревожную атмосферу немного разбавляли радостные события. Практически все чистокровные рода сплотились, появились новые договоры о союзах, помолвках и вассалитете. И если к главенству Блэков уже привыкли, то основная линия Поттеров впервые за столетия столь мощно заявила о себе. Ходили разговоры, что Генри, недавно получивший звание Мастера боевой магии, собирается вернуть из тени род Гриффиндора. Наверно, в этом была основная причина, по которой мои родители поддерживали Реддла: если Блэки помогут Слизеринам обрести наследника, то перспективы союзнического договора с тем и прочие приятности будут весомы.

Родители не забыли и о Дамблдоре. На третий день после приезда мать позвала меня для беседы.

‒ Расследование не окончено, многое ещё неясно, но мы решили, что ты должна знать о предварительных результатах, ‒ внимательно глядя на меня, сказала она.

‒ Малфой-старший участвовал в битве, потому что отводил подозрения?

‒ Ты слишком прямолинейна. Малфои — гордецы, они не будут приятельствовать не пойми с кем. Они мечтают породниться с Блэками или Гринграссами, например.

‒ С влиятельными родами? Это потому, что их самих до сих пор считают чужаками?

‒ Да, основная часть их рода во Франции, сейчас они сбежали от Гриндевальда куда-то, то ли в Португалию, то ли вовсе в Египет. Малфои могли бы занять надлежащее место в британском обществе: ведь их род очень стар и богат, но в конце прошлого века они ухитрились поссориться с Уизли и проиграли.

‒ Поэтому идут шепотки, что Уизли — предатели крови.

Мать поморщилась.

‒ Там оба рода были хороши, грязная история. Сейчас Септимус Уизли сватается к Седрелле Блэк из пятой линии. Арктурус, её отец, ни за что не согласился бы даже на переговоры, если бы тот был из рода предателей крови.

‒ Значит Малфои несколько утратили позиции?

‒ Да, поэтому и затеяли какую-то невнятную интригу. Дамблдор для них стал удобной мелкой сошкой, которая могла дорасти до кого-то полезного. Но после проклятья и вашего демонстративного похода за Реддлом, они подозрительно быстро переобулись в воздухе.

‒ А профессор?

‒ Кларенс выяснил, что род Дамблдоров молодой — два-три века, не больше. Персиваль, отец Альбуса, был гордецом и отказался родниться с теми, кто был не прочь отдать за него дочь. Он уехал в Америку и вернулся с женой. Обиженные подобным репримандом, местные рода отказались общаться с молодой парой, поэтому действительно ли Кендра Дамблдор была индеанкой, дочерью шамана или вовсе чьим-то бастардом, неизвестно. Одно только доказано: Персиваль проводил какой-то тёмный ритуал над дочерью, после которого та сошла с ума. Потом он попытался свалить вину на магглов, мол, те издевались над трёхлетней девочкой, поэтому она выдала чудовищный магический выброс, но ему не поверили. По итогам расследования глава семейства попал в Азкабан, где и умер. Кендра то ли занялась дочерью и упустила сыновей, то ли не собиралась воспитывать детей в наших традициях, в общем, выросло что выросло.

‒ А где сейчас сестра профессора?

‒ Погибла лет через десять после смерти отца, при странных обстоятельствах, как и мать. Расследование было чересчур быстрым, а Дамблдоры никому не интересными. Несчастный случай — и всё. Кларенс говорит, что соседка Дамблдоров — Батильда Бэгшот, но она отказалась с ним разговаривать и заявила, что ничего не помнит.

‒ Бэгшот? Автор нашего учебника истории?

‒ Да, и новый том вышел буквально на днях. Подозрительно для ничего не помнящей. Однако интересно другое: Бэгшот — родная тётка Гриндевальда, и тот гостил у неё лет двадцать назад.

‒ Получается, Дамблдор и Гриндевальд знакомы?!

‒ Даже если и так, это не преступление. Мы же не ставим в вину Лейстренджам и Гринграссам отщепенцев их родов, ставших вербовщиками этого немца. В общем, Дамблдору пока предъявить нечего. Если он причастен к проклятью патриарха Малфоев, это дело их рода. Если он знакомый, приятель, да хоть друг детства Гриндевальда, доказательств их знакомства и последующего общения нет. Кларенс узнал, где сейчас Аберфорт, брат профессора, обещал разговорить его и с новыми данными вернуться к Бэгшот. Его люди крайне осторожно поднимают связи в Европе, но там война, и это почти безнадёжное дело.

‒ Получается, мы придерживаемся нейтрального поведения и ждём новых данных?

‒ Попечительский совет ужесточил клятвы, обновил охранные чары и предпринял ещё кое-какие меры. Твой отец лично беседовал с Диппетом и кое в чём очень ему помог. Дамблдор будет только профессором Трансфигурации для старших курсов. Его кружок прикроют, если он останется тайным и не для всех учеников Хогвартса. На его возможность стать деканом Гриффиндора наложено магическое вето.

‒ Могу ли я узнать, в чём важность этой должности?

Мать пристально посмотрела на меня, помолчала и сказала:

‒ Без моего разрешения тебе нельзя озвучивать эту информацию. Никому.

‒ Обещаю не озвучивать информацию о деканстве Гриффиндора без разрешения Ирмы Эфрусины Блэк, ‒ сказала я и почувствовала на запястье браслет Малого Обета.

‒ Только декан Гриффиндора может стать директором Хогвартса без разрешения и одобрения деканата и Совета попечителей. Непременное условие: опасность для всех учеников в условиях недееспособности действующего директора.

‒ А кто может наложить вето?

‒ Директор, если он дееспособен, и потомки Основателей.

Мать замолчала, а в моей голове возникла вполне реальная в нынешних условиях интрига Дамблдора. Возможно, во мне говорила неприязнь к этому человеку, и я напрасно видела в нём политикана и лицемера. Однако я всё равно собиралась подстраховаться, и следующие слова матери вторили моему решению.

‒ Будь осторожна, Вальбурга. Делается всё возможное, но мы не боги. В Хогвартсе в этом году будет опаснее, чем раньше. Приглядывай за Реддлом. Зная его происхождение и планы, ты способна понять его ценность для Дамблдора и не только для него. Не позволяй свои трудам пропасть впустую.

Я могла бы возразить матери, что в отношениях с Реддлом выгода и практические соображения для меня не на первом месте, но знала:она лишь отмахнётся от моих слов.

После помолвки Сигнуса и Друэллы Розье я надеялась, что мама возьмёт передышку, но напрасно. Началось планирование свадьбы века. Краем уха я слышала, что обе матери рода вознамерились собрать всё семейство Блэк (и даже тех, кто давно устал от общества и притворился умершим), пригласить две ветви Розье с материка (исключая отщепенку рода Винду). Пожалуй, никто ещё так не ненавидел Гриндевальда, как Ирма Блэк и Нимфадора Розье — в том числе и за то, что война так мешает их грандиозным планам.

Поэтому в какой-то мере и я, и Альфард были рады отправиться к Эфрусине. Впрочем, наше оживлённое состояние держалось недолго.

‒ У нас три недели, ‒ без предисловий сказала бабушка. — Распорядок дня таков: в первой половине дня с Вальбургой занимаешься ты, Альфард, а во второй половине я. Впрочем, на ваших занятиях я тоже буду присутствовать.

‒ Степень жёсткости тренировок? — подозрительно спросил брат.

‒ Максимально приближенная к боевым.

‒ Я против.

‒ Твои возражения отклоняются, Альфард. Ты сам решил, что детей надо готовить к бою, а не дуэлям, тебе и карт-бланш.

‒ Вальбурга не вошла в полную силу, это может быть опасно.

‒ Напрасные возражения. Блэки, Поттеры и Мальсиберы в первую очередь попадут под удар. Наследник Поттер — мастер Боевой магии, наследник Мальсибер, насколько известно, не только превосходный боевик, но и малефик не из худших. На их фоне Вальбурга представляется наиболее удобной и наименее опасной целью, разве не так?

Альфард молчал, упрямо глядя на бабушку.

‒ Предпочтёшь, чтобы я её тренировала? — вкрадчиво спросила Эфрусина, и брат отрицательно качнул головой, смиряясь.

‒ Боевая магия в первой половине дня, а во второй?.. — спросила я.

‒ Укрепление твоего тела и магии. Больше не скажу, это тайны моей семьи, ‒ ответила бабушка, и я поняла, что она имеет в виду не Крэббов.

Следующие дни слились в сплошное полотно. Всё более и более мрачневший Альфард всё ближе и ближе подводил меня к Грани. С каждым днём я ощущала, как резко, на порядок возрастает моя сила, и одновременно злилась из-за бессилия, потому что не могла свести счёт схваток хотя бы к ничьей.

Вымотанной и обессиленной я попадала в ритуальный зал, в ласковые руки бабушки. Странные манипуляции с моей кровью и магией, ритуалы, от которых веяло немыслимой древностью, доводили меня до беспамятства. Ночь я проводила в лихорадке, иногда чувствуя прохладную руку брата на своей голове. К утру всё успокаивалось, тело становилось сильнее и гибче, магия послушнее.

Мне казалось, что я привыкла к режиму, который выжимал из меня все соки, но заключительный, двадцать первый день стал самым тяжёлым.

Сначала бабушка привела нас в другой зал для обычной тренировки. На него были наложены столь мощные Экранирующие чары, что от них словно загудели кости. Дав привыкнуть к этому ощущению, Эфрусина велела нам выложиться на полную. Она закрылась Щитовой завесой и дала сигнал к бою.

Никаких разминочных заклинаний, баловства или шутовства. Мы метались по залу, градом осыпая друг друга боевыми чарами и проклятиями, ставя щиты, отражая заклинания, уворачиваясь, скрывая опасное в обманках. С каждой секундой боя я ощущала что-то странное, какую-то фантомную боль в рёбрах. Альфард, заметив, что я отвлеклась, тут же отправил в меня Гниение плоти. Миг — и оно врезалось мне в грудь. Наши крики слились воедино.

‒ Не смей её трогать! ‒ возглас бабушки сопроводился невербальным Окаменением.

Брат застыл, подрагивая, и через секунду сбросил чары, но бабушка уже была около меня.

‒ Это открылся дар Вальбурги, не мешай ей, ‒ сказала Эфрусина, придерживая Альфарда.

Не выдерживая боли, я опустилась на одно колено.

‒ Борись, Вальбурга. Если ты не совладаешь с заклятьем, дар уйдёт.

Боль раздирала мою грудь, но я не могла отвлечься ни на слёзы, ни на крик. Проклятие, казалось, проникало в мою суть, пожирало не плоть, а магию. Собрав последние силы, я сосредоточилась на том фантомном ощущении, которым сопровождалось открытие дара. Что-то внутри меня жадно подалось навстречу моим усилиям и набросилось на проклятие, пожирая его.

‒ Всё, теперь можешь помочь сестре, ‒ спокойно сказала бабушка, увидев, как я расслабилась. Альфард подхватил меня, не давая упасть. Чары Диагностики и Исцеления мягко окутали меня. Я машинально сжала губы, ощущая, как остатки магии не рассеиваются в пространстве, а поглощаются моим даром.

‒ Как ты, сестрёнка?

‒ В порядке… Такое необычное ощущение, словно я… съедаю магию.

‒ Дар Артемизии Блэк? Он же считался либо утерянным, либо вовсе мифом, ‒ удивился Альфард.

‒ Ничто не исчезает бесследно, тем более дары фейри.

‒ В семейных хрониках писали, что она дочь маггла… поэтому носила фамилию матери.

‒ Очевидно, мать Артемизии скрыла происхождение дочери. Возможно, она опасалась отца ребёнка. Впрочем, генеалогические тайны в данный момент совершенно не имеют значения. Отнеси Вальбургу в ритуальный зал. Я проведу обряд Очищения.

Мучительно долго я лежала на алтарной плите и лишь на третий час почувствовала, как остатки боли уходят, как что-то во мне сдвигается и встаёт на нужное место.

‒ Пока хватит, ‒ устало сказала Эфрусина. — Если не хочешь утратить тот импульс, что ты получила за эти дни, ты должна развиваться ежедневно, ежеминутно. Если в будущем рискнёшь встать на следующую ступень, то после семнадцатилетия приедешь ко мне на два месяца.

‒ Будет так же тяжело? — спросила я.

‒ Нет, конечно, ‒ бабушка, усмехнувшись, дала ожидаемый ответ. — Гораздо труднее и опаснее.

‒ Наказание и награда одновременно… Это в твоём стиле, ‒ задумчиво сказала я, обдумывая всё произошедшее. И вспомнив слова матери, спросила:

— А в чём заключалось наказание Альфарда?

‒ Ты не поняла, глупышка? В твоих страданиях, конечно.

* * *

Сколько бы я ни осваивалась в новом мире, сколько бы книг ни прочитала, даже мой род постоянно преподносил мне какие-либо сюрпризы. Никто никогда не собирал статистику, хотя у всех древних родов были схожие проблемы: неблагодарные или дурные потомки, разбазарившие часть наследия, нахватавшие проклятий. Блэки не были исключением. Одна пакостная родовая болячка со временем смягчилась под воздействием ритуалов и превратилась в приступы самоубийственного легкомыслия. Было придумано и противодействие — якорь или фокус. Им становился родственник или реже член другого рода, который заземлял Блэка, выступал голосом здравого смысла. Очевидно, для брата таким якорем стала я. Всё, что мне оставалось, ‒ постараться стать благоразумнее.

И невольно приходила в голову мысль: возможно, та девочка, которой теперь была я, выбрала фокусом Ориона? Может, это решение не было капризом или приступом импульсивности?

Впрочем, в подобных рассуждениях уже не было особой необходимости, да и реальность напомнила о себе: Морфин Гонт прислал Реддлу письмо.

Ночью с 27-го августа на 28-е мы прибыли в Литл-Хэнглтон. Хижина Гонтов показалась нам ещё более мрачной. Внутри нас ждал сосредоточенный Морфин и связанный Марволо у его ног.

‒ Как ты и сказала, почтенная, с появлением наследника родовая магия взбунтовалась, ‒ сказал младший Гонт и показал на отца, пускающего слюни. — Он совсем обезумел.

‒ Ты же знаешь, что нужно делать? — спросила Эфрусина.

‒ Да, прозябание отщепенцами-магглами или жертва роду. Отец уже не может выбирать, я принял решение за нас обоих.

Бабушка кивнула, мельком взглянув на меня. Очевидно, её не удивило, что я стала понимать парселтанг.

‒ Том, ты знаешь, что делать.

Реддл кивнул Эфрусине и отошёл в сторону от хижины. Родовая магия ответила на зов наследника, и он невербальным Секо порезал ладонь и произнёс:

‒ Правом крови, текущей в моих жилах, правом магии, наполняющей мою суть, принимаю наследие рода!

Незримой молнией сверкнул и отворился вход в свёрнутое пространство Гонтов.

Сначала внутрь прошёл Реддл, за ним Морфин, потом я и Эфрусина, левитирующая связанного Марволо.

Магический лес окружал давно заброшенное поместье. Только неугасшие родовые чары не давали пространственной складке вернуться в магический мир или схлопнуться с маггловским.

Расчистив дорогу, мы прошли в дом. Реддл повторил слова, сказанные перед входом, и в полу большого пыльного зала открылся тёмный провал. Когда Том шагнул на первую ступеньку лестницы, на стенах прохода зажглись магические светильники.

Ритуальный зал зарос грязью, алтарный камень еле заметно пульсировал. Эфрусина отправила Марволо прямо на него. Морфин подошёл, вгляделся в бессмысленное лицо отца и освободил его от верёвок.

Медленно сквозь пыль проступил ритуальный круг. Реддл вступил в него, мы остались за пределами.

‒ Забывшие заветы предков, потерявшие дом, отвергнутые родом просят о последней милости, ‒ с каждым словом голос Морфина креп, пока не зазвучал гулко, пробуждая эхо. — Прими нас в лоно своё и даруй прощение! Прими нашу жертву!

В руке младшего Гонта проявился атам. Помедлив, словно собираясь с силами, он вонзил его в сердце и, как срезанный колос, рухнул на алтарь, на тело отца.

Затаившаяся грозовой тучей родовая магия сгустилась, забурлила, принимая жертву. Тела Гонтов истаивали, исчезая, превращались в незримых хранителей дома. Алтарь наполнился багровым светом, и Реддл подошёл к нему.

‒ Правом крови, текущей в моих жилах, правом магии, наполняющей мою суть, принимаю род под руку свою! — провозгласил он и опустил обе руки на алтарный камень.

‒ Свидетельствуем! — слаженно воскликнули мы с Эфрусиной.

Ветер пронёсся по залу, дом словно встряхнулся, обновляясь. И тут же всё стихло и замерло в тревожном затишье.

Реддл замер, не отрывая рук от камня, над ним воздвиглись смутные очертания королевской кобры, за которой чернела гигантская тень.

‒ Право на род подтверждено. Приветствую тебя, потомок, ‒ из тени выступила фигура смуглого темноволосого мужчины.

‒ Приветствую тебя, Слизерин, величайший их Хогвартской четвёрки!

‒ Приветствую и тебя, дочь Великого Змея, ‒ взор Слизерина устремился на Эфрусину.

‒ Здравствуй, мудрец из Коимбры*, ‒ усмехнулась та.

‒ Потомок, ‒ обратился Слизерин к Реддлу, ‒ готов ли ты вернуть Гонтов в старший род?

‒ Готов, великий предок.

‒ Время истекло, река повернулась вспять, младший род вернулся к истокам, ‒ торжественно провозгласил Слизерин. С каждым его словом поднималась всё новая и новая волна магии, собираясь в эпицентре — вокруг фигуры Тома, окутывая его непроницаемым коконом.

‒ Прими же новое имя — Томас Сальвадор** Гонт, наследник Слизерин.

Из-за спины Слизерина появился призрачный василиск. Королевская кобра метнулась к нему, слилась с могучим змеем, и на голове того возникла корона.

‒ Глупый мой Тьяго, третий сын, ты так хотел стать наследником, что поторопился отречься от отцовского имени и основал род Гонт. Сегодня ты возвратился ко мне, сын, ‒ грустно проговорил Слизерин, глядя на василиска в короне. Потом взор Основателя обратился на нас. — Вижу на тебе долг, дочь Великого Змея. Отныне ты исполнила его. С тобой твоя дочь?

‒ Внучка. И награда за возвращение Слизеринов принадлежит ей.

‒ Озвучь пожелание, дева.

‒ Навеки чисты — наш девиз. Желаю вернуть членам моего рода чистоту, освободив от родовых проклятий.

‒ На тебе нет метки парселтанга… Хм, зелье? Добавила магический ирис, принесённый змеёй? Неплохо. Твоя внучка весьма интересна… Что ж, дева, возможно ты знаешь, что очищение всех членов рода невозможно без одного условия?

‒ Да, ‒ сказала я, встряхивая флакончик с кровью Пустого.

‒ Достойная, весьма достойная дева… ‒ задумчиво сказал Слизерин, и фиал с кровью оказался в его бестелесных руках. — Помощь принята, да будет даровано желаемое!

С последними словами Основателя словно взорвался воздух. Бесплотный вихрь пронёсся сквозь меня, бесконечную минуту мне казалось, что я внутри урагана. Даже когда он оставил моё тело и унёсся дальше, я никак не могла отдышаться и не сразу поняла, что я в ритуальном зале Гонтов, а не несусь сквозь пространство.

‒ Теперь покиньте ритуальный зал. Магия установится и обновится, наследник окончательно примет её за сутки. Далее он получит моё повеление и сможет выйти к вам. Мир вам и вашему дому, ‒ сказал Слизерин, прощаясь.

‒ Успокоения твоей душе, мудрец из Коимбры!

‒ Спокойного посмертия, великий Основатель!

*Коимбрский университет — старейший университет Португалии и одно из старейших учебных заведений Европы.

Он был основан 13 августа 1290 года королём Динишем I.

** Сальвадор — спаситель.

Сама того не подозревая, я выпустила джинна из бутылки. Магическая буря, пронёсшаяся по Британии и не только, очистила всех, кто причислял себя к роду Блэк. Сосредоточенная на помощи близким, я одним махом вернула на политическую, научную и светскую сцену как тех Блэков, кого негласно уже списали, так и тех, о ком стыдливо умалчивали. Излечился от неснимаемого проклятия Финеас, бывший директор Хогвартса, его сестра Элладора вышла из магической комы, с сестёр отца Дореи и Кассиопеи слетел венец бесплодия, моя двоюродная сестра Араминта излечилась от наследственного безумия, дядя Мариус обрёл способность колдовать, и, конечно, мой отец излечился окончательно. Я надеялась, что и жизнь Альфарда перестанет вращаться вокруг меня, и лишь хотела, чтобы тепло и забота не исчезли из наших отношений.

Обо всех этих новостях (без особых подробностей, правда) мы узнали в течение суток, пока ждали, пока очнётся новоявленный Гонт. Впрочем, новости были кулуарными, и я понимала, что вряд ли широкую общественность оповестят о том, что род Блэков стал ещё более многочисленным. По крайней мере, не сразу.

Но не обошлось и без скандалов, потрясших всю магическую Британию. Первый был связан с помолвкой Седреллы Блэк. Она неожиданно возненавидела жениха, и тот, несмотря на сопротивление остальных Уизли, потребовал осмотра невесты целителями. Консилиум лучших колдомедиков постановил, что на девушку воздействовали редчайшим артефактом — «Слезами Морганы». Шокированный Септимус узнал, что ради богатого приданого невесты его отец пошёл на преступление. И дело не только в неприемлемости насилия: артефакт укорачивал жизнь жертвы и ослаблял магическую суть детей, которые у неё могли появиться. Септимус добровольно разорвал помолвку, выплатил виру семье Седреллы и уехал из Британии. Род Уизли получил весьма дурную славу и заработал магический бойкот. Теперь общаться они могли только с париями или крайне небрезгливыми волшебниками.

Второй был связан с тётей Ориона Ликорис Блэк, которую даже родные считали умершей. Оказалось, что её муж — тайный сторонник Гриндевальда, который активно сотрудничал с его учёными. Их изобретения он опробовал на супруге. Вряд ли увлечённый экспериментом муж ожидал, что жена очнётся и приложит его Авадой. Нарушенный ритуал вызвал сильный магический взрыв, и часть пространственной складки вывалилась в маггловский мир. Весь отдел магических происшествий и катастроф вместе с половиной Министерства ликвидировали последствия, маскируя происшествие под взрывы маггловских бомб. Ужаснувшаяся общественность бросилась проверять свои брачные контракты, пока не выяснилось, что безумно влюблённая Ликорис поддалась на уговоры будущего мужа и не стала заключать магический брак.

Если скандал с Седреллой в принципе никого особо не удивил: нечистых на руку и корыстных магов во все времена хватало, как и коварных артефактов и прочих уловок, то второе происшествие вызвало волну запрета на маггловскую процедуру брака. «Магам — магический брак!» ‒ скандировал толпа на пресс-конференции Министра магии. Оталин Гэмбл, которой осталось полгода до выборов, отделывалась гладкими заученными фразами. Она понимала, что невозможно запретить жениться тайком и любым способом, проверить все браки тоже невозможно, так что данная проблема будет головной болью следующего министра.

Бабушка иронически посматривала на меня, глядя, как я краснею и бледнею от разноречивых новостей. Мне же оставалось надеяться, что в ближайшее время не станет известно, кто же так облагодетельствовал род.

‒ И не мечтай, ‒ ехидно сказала Эфрусина. — Как только род Слизерина выйдет из тени, всем станет понятно, кого из Блэков следует благодарить за подарок.

Я промолчала, с нетерпением дожидаясь разговора с Гонтом. Том рано утром отправил нам вестника, что приглашает нас на обед в «Голову вепря».

Наследник возрождённого рода встретил нас у дверей паба на тихой улочке лондонского магического квартала. Изысканно вежливый официант проводил в отдельный кабинет на втором этаже, выслушал наши пожелания и споро накрыл на стол. Дождавшись, пока он удалится, Гонт достал из кармана артефакт помех и активировал его.

‒ Вижу, что принятие состоялось, ‒ задумчиво сказала Эфрусина.

Том изменился. Черты его лица стали более благородными, волосы сравнялись цветом с мраком беззвёздной ночи, глаза светились сдержанной силой, а весь облик приобрёл утончённую завершённость.

‒ Прошу прощения, я не мог встретиться с вами раньше, дамы. Принятие рода исправило последствия не самого благополучного детства, так что сначала я должен был посетить портного, чтобы обрести должный вид, ‒ сдержанно сказал Гонт, словно невзначай поправляя на груди медальон с буквой S. На его руке сверкнул чёрным камнем родовой перстень.

Выслушав поздравления в самых изысканных выражениях от Эфрусины, Том осторожно дал понять, что о возвращении Слизеринов пока не будет сообщать, скрыв наследие Основателя, оставляя только принадлежность к Гонтам.

‒ Мудрое решение, ‒ задумчиво сказала бабушка. — Возможно, подтверждать наследие и становиться лордом стоит даже не в семнадцать, а в двадцать один, после полного магического совершеннолетия.

Гонт утвердительно качнул головой, и их беседа с полунамёками и прощупыванием намерений собеседника продолжилась. Я не слишком прислушивалась к разговору. Неторопливо поглощая пастуший пирог, я размышляла о том, что Гонт прошёл магическую эмансипацию, но фактически слишком молод для заключения каких бы то ни было договоров. Очевидно, Слизерин понимал это и посоветовал Тому не делать лишних телодвижений. С другой стороны, одиночка с древней кровью мог показаться лёгкой добычей, и я решила посоветоваться с отцом о дальнейших действиях.

* * *

Дома царил управляемый хаос. Постоянно приходили с визитами родственники — отец готовился к принятию титула уже не наследника, а лорда, так как дедушка Сигнус заявил, что слишком устал от дел рода и собирается заняться своей семьёй: здоровьем Мариуса и возможным замужеством Дореи и Кассиопеи.

Ритуал передвинули на Самайн, после него должен был состояться большой приём-чествование нового лорда Блэк. Мама уже сейчас была занята его подготовкой, ремонтом лондонского дома, списком гостей и прочим.

За два оставшихся до учёбы дня я успела только переговорить с Сигнусом, составить план будущих тренировок с Альфардом и побеседовать с отцом. Тот посоветовал продолжить общение с Гонтом, показывая роль Блэков в возвращении старинного рода. Оказалось, Том уже написал отцу письмо с предложением заключить предварительный договор о союзных намерениях. Его положения обговаривались, и к Йолю соглашение должно было быть готово.

На вокзал меня собирались сопровождать чуть ли не всем родом. Некоторые родственники чуть не устроили дуэль, но своё веское слово сказали сёстры отца. Кассиопея и Дорея считались лучшими невестами поколения, но, к разочарованию многих, отвергли все предложения о браке. Теперь мои тёти решили показаться для начала на платформе 9 и ¾, намекая о своём возвращении на арену светской жизни.

Обычная вокзальная суета сегодня была пронизана напряжением. В толпе мелькали алые мантии авроров, среди знакомой речи слышались слова на французском, итальянском, испанском, встречались незнакомые лица как будущих учеников, так и провожающих.

Распрощавшись с родными, я с подспудным облегчением поспешила удалиться от толкотни в вагон старост. Там все были в сборе. Сюрпризов в Ученическом совете не ожидалось: не только на Слизерине заранее готовили преемников, так что с будущими коллегами мы были знакомы с прошлого года.

Договорившись о сотрудничестве, мы обсудили новость о патруле авроров в Хогвартсе и Хогсмиде, потом разделились на двойки и отправились проверять состояние подопечных. Нам с Гонтом достался вагон первокурсников.

Я заметила, что Том спрятал медальон Слизерина, но не кольцо Гонтов. Также было заметно, что сквозь непроницаемое выражение лица проглядывают тревога и усталость. Я решила расспросить его позже и занялась проверкой первокурсников.

Мы прошли практически через все купе. Кому-то помогли чарами вызвать нехитрый обед, за который родители платили отдельно, кому-то объяснили, как проходит Распределение и в чём отличие факультетов. Подходя к последнему купе, я заметила аврора.

Интуиция сработала прежде, чем я поняла, что меня насторожило. Выхватив палочку, я невербально отправила Экспелиармус, но фальшивый аврор в окровавленной мантии молниеносно отбил его в стену поезда. Не сговариваясь, но понимая друг друга без слов, мы отрезали врагу путь к отступлению и перегородили Щитовой завесой коридор. Аврор отступал к тамбуру, швыряя Инфламаре и Секо, которые приходилось принимать на щит или гасить, не давая улететь в двери купе.

Неожиданно двери другого вагона распахнулись, и под визги детей из них вывалился второй аврор, отбивавшийся от Дамблдора. Фальшивые стражи порядка переглянулись, вставая спиной к спине.

Глацио, Коньюктивитус, Таранталегра… Дамблдор демонстрировал исключительно «детский» набор чар, вкладывая в них мощь, заставляя врагов уходить в оборону. Вражеские проклятья он пропускал мимо, словно не замечая, что щит, закрывающий дверь позади него, трещит и еле держится.

Понимая, что затягивание дуэли не в наших интересах, мы с Гонтом одновременно выпустили Огненный хлыст и Плеть тьмы. Враги рухнули, как подкошенные. Одежда первого задымилась от моего хлыста, и я убрала заклинание, чтобы не сжечь противника.

‒ Кто вы? Зачем вы здесь? — властно спросил Том, когда я опутала незнакомцев Инкарцеро.

‒ Мальчик мой, ты не вправе… — начал было Дамблдор, но я его перебила:

‒ Территория поезда — официально территория Хогвартса. Придерживайтесь норм этикета, обращаясь к ученику… профессор.

‒ Мисс Блэк, ‒ чопорно сказал Дамблдор. — Я надеялся на ваше благоразумие. Разве ваше семейство не отличается прекрасными дуэльными качествами? Вы же видели: можно победить, используя безвредные чары из школьной, замечу, программы. Огненная плеть — слишком жестокое и тёмное заклинание. Вы могли убить человека.

‒ Ещё одна Бомбарда пробила бы щит, и то, что вы от неё так мило уклонялись, не значит, что подобной… гибкостью обладает группа любопытных второкурсников за вашей спиной.

‒ И что значит — тёмное заклинание? — поддержал меня Том. — Огненные чары относятся к стихии пламени, а не тьмы.

У Дамблдора сделалось весьма сложное выражение лица. Он оглянулся: осмелевшие второкурсники чуть ли не на головах друг у друга стояли, выглядывая в тамбур. Первокурсники за нашей спиной были разве что менее наглыми, но тоже переговаривались.

‒ Ррраз! — возбуждённо размахивал руками курносый блондинчик. — И стена перегородила коридор. Стивен потрогал её, говорит: пружинит.

‒ Бах! — вторил ему смуглый второкурсник с Хаффлпаффа. — Щит трещит, и тут прилетает огненная змея!

‒ Ага, а потом тёмная! — поддакнул кто-то из толпы.

‒ Нет, они прилетели вместе, а потом разделились, ‒ поправил его смуглый. — Вшух, и тот мужик горит и падает, второй бьётся в судорогах и падает!

‒ Прекратили балаган и разошлись по своим купе, ‒ спокойно сказал Том, и так веско у него получилось, что все моментально освободили пространство. Впрочем, я слышала, что обсуждение наших подвигов продолжается, и содрогалась, заранее представляя, какие версии уже сегодня пойдут гулять по Хогвартсу.

‒ Итак, повторяю: кто вы и зачем здесь? — снова спросил Гонт, но продолжить допрос нам не дали нервные авроры. Кратко выслушав нашу версию, он забрали связанных.

Не глядя на осуждающе качающего головой Дамблдора, мы собрались было проверить второкурсников.

‒ Мистер Реддл, прошу за мной. Директор Диппет именно мне поручил ваше опекунство, поэтому необходимо…

‒ Моя фамилия Гонт, и я в опекуне не нуждаюсь, мистер Дамблдор. Документы о моей эмансипации заверены Министерством магии, ‒ перебил его Том. — Прошу извинить, наши с мисс Блэк обязанности старост требуют немедленного исполнения.

Мы прошли мимо остолбеневшего профессора, и мне очень не понравился его взгляд на Гонта.

Проверив второкурсников, мы заодно узнали начало истории. Кто-то пробрался на поезд, возможно по фальшивым билетам. Наткнувшись на патруль авроров, один из них или оба оглушили одного и смертельно ранили другого. Второкурсники из предпоследнего купе утверждали, что к ним заглянул Дамблдор — проведать магглорождённого, которому он когда-то приносил приглашение. Услышав подозрительные звуки, он велел сидеть им тихо и вышел в коридор. Мальчишки, конечно, не послушались и застали начало битвы, когда профессор пафосно опознал фальшивку и стал уверенно теснить его к тамбуру.

Вернувшись в купе и, не застав других старост, я поделилась с Гонтом своими наблюдениями за Дамблдором.

Гонт огляделся, поставил Купольные чары от подслушивания и сказал:

‒ Вернувшись с острова, я побывал в приюте и помог им с переездом. А уже в конце августа услышал о маггловских самолётах, бомбивших Лондон, и что-то подтолкнуло меня побывать там.

Том замолчал. Я его не торопила.

‒ Там ничего нет. Огромная воронка. На соседних улицах говорят, что было прямое попадание бомбы в здание приюта.

‒ Там ведь никого не было? Все успели переехать? — взволнованно спросила я.

‒ Да, ‒ ответил Гонт и с усилием продолжил. — Я.. не любил это место… но я не хотел, чтобы его уничтожили! Если бы не твой брат, я нескоро смог бы найти для них деньги. И вряд ли сам сумел бы устроить их в спокойном месте. Я уже написал Альфарду Блэку, что в долгу перед ним.

‒ Мой брат постарался исключить возможность для манипуляции и твоего возвращения к магглам. Он хотел помочь тебе.

‒ Сомневаюсь, что мне, Блэк.

‒ Это не столь важно, ‒ пожала я плечами. — Главное — результат. Даже если бы ты не успел принять род и эмансипироваться до Хогвартса, на следующее лето всё равно не отправился бы в приют. Лучше скажи мне, что я излишне подозрительна и напрасно считаю, что тебя нарочно отправили под маггловские бомбы.

‒ Я сам уже не понимаю, совпадение ли это. Но вот сегодняшнее присутствие в сопровождении учеников именно Дамблдора кажется нарочитым.

‒ Будь осторожен, Гонт. На тебя явно составлены какие-то планы, и принятие рода их явно подпортило. А ещё меня очень насторожил взгляд Дамблдора на твоё родовое кольцо.

Том задумчиво кивнул и снял Купольные чары. Вернулись старосты, оживлённо обсуждая происшедшее.

Я молчала, думая, что Дамблдор явно пытался предстать сегодня героем. Интересно, какое будет у него лицо, когда он узнает, что на магическое вето никакие его подвиги повлиять не смогут.

Альбус ненавидел чистокровных. Ему были понятны и даже близки стремления к силе или власти, но устройство магического мира было глубоко противно.

Поступок отца, которого будущий профессор Трансфигурации глубоко уважал, нанёс ему незаживающую рану и по сути разрушил семью.

Ариана родилась очень сильной волшебницей, но её дар был не сбалансирован. Почему отец решил забрать силы дочери, Альбус понимал: стать втрое или вчетверо сильнее — крайне заманчиво практически для любого в магическом мире. Но не принимал такого решения. С изумлением, граничащим с ужасом, девятилетний мальчик подслушивал разговоры, узнавая, что существуют ритуалы для балансировки магии, не причиняющие вреда, специальные колдомедицинские процедуры, позволяющие родственникам усваивать последствия сильных стихийных выбросов, становясь сильнее и не калеча своих детей, артефакты, наконец. После этих открытий остатки уважения к родителю окончательно трансформировались в презрение.

Мать выходила Ариану, но она, абсолютно здоровая внешне, психически оставалась трёхлетней. Сердобольная соседка Батильда Бэгшот рекомендовала показать дочку целителям в больнице святого Мунго, но мать отказалась наотрез. Сыновьям она сказала, что в семье нет лишних денег, каждый кнат откладывается на их учёбу в Хогвартсе. Однако через несколько лет Альбус узнал, что матери предлагали положить Ариану в отделение для жертв неверно проведённых ритуалов. И платой стала бы работа самой Кендры: санитарок для работы, не требующей магии, в больнице вечно не хватало. Тогда Дамблдор разочаровался и в матери.

Думая о причинах трагедии, Альбус пришёл к выводу, что причиной сначала стала гордыня отца. Тот презирал волшебников своего круга общения и ненавидел представителей древних родов, которые не признавали семью Дамблдоров равными. Мать, которая была всего лишь незаконнорождённой дочерью шамана, тоже оказалась поражена смертным грехом гордыни и посчитала работу руками ниже своего достоинства волшебницы.

Альбус хотел бы обладать незлобивым и мягким характером Аберфорта: тот не обращал внимания на то, что их семья превратилась в отщепенцев, не видел снисходительного отношения матери, считавшей его слабаком. Он возился с Арианой и искренне любил сестру, мечтая накопить денег на её лечение. Альбус не стал рушить мечту брата: излечить девочку можно было только в первый год, но гордыня матери отняла у ребёнка и так невеликие шансы на исцеление.

Наверно, тогда в душе Альбуса начала зарождаться мечта об изменениях в мире. Отринув идеалы чистокровных, которые и не были ему особо близки и понятны, он невольно обратил взор на мир магглов. Первые робкие идеи о переустройстве мира переплелись с жаждой власти, жаждой признания. Сам того не ведая, Альбус ступил на путь родителей. Презирая их за гордыню, он оказался подвержен тому же пороку и взялся один решать за всех, каким должно быть общее будущее.

Годы обучения в Хогвартсе лишь укрепили Альбуса в его убеждениях. Ослеплённый обидой, он скопом заклеймил всех аристократов снобами. Юноша так и не заметил, что его проверяли на выдержку, на талант и трудолюбие. И если магической силой Альбус мог похвастать лишь в среде магглорождённых, то бесспорные таланты в алхимии и трансфигурации привлекли к нему немало внимания. Однако медленное карабканье от подмастерья к мастеру, которое могло затянуться на десятилетия, Дамблдора не устраивало. Он хотел ученичества у маститых учёных, тайно отправлял некоторым из них резюме и обижался, не получая ответа. Слыша, как тот или иной выпускник стал подмастерьем у кого-то из его адресатов, Альбус, не скрывая презрения, твердил, что их приняли только по протекции. Нежелание замечать и признавать чужие таланты и заслуги окончательно отвернуло от него представителей многих родов.

К седьмому курсу Дамблдор стал одиночкой. Так бы и продолжалось, если бы не разговор с Аберфортом. Однажды Альбус не выдержал усиливающегося разочарования и пожаловался брату на неправильное устройство магического мира. Страстный панегирик справедливости оценки человека по таланту, однако, не нашёл сочувствия у младшего брата. Неприятно поразило Альбуса и то, что Аберфорт преспокойно общается пусть не с Лестрейнджами, Ноттами, Блэками или Поттерами, но с теми же Гойлами или Огденами вполне приятельствует. Наследник третьей линии последних даже строил совместные планы с его братом! Оказалось, в Хогсмиде отсутствуют пабы для взрослых и жителям деревни, да и некоторым взрослым гостям, негде пропустить стаканчик горячительного или съесть что-то сытнее бесконечных десертов Розы Ли.

Воодушевлённый редким внимание брата, Аберфорт показывал какие-то чертежи с названием «Кабанья голова», меню, эскизы вывески… Альбус не знал, плакать ему или смеяться. Высокомерно заявив, что профессия трактирщика представляется ему не слишком презентабельной, он погасил энтузиазм брата. С тех пор их общение сошло на нет, но Аберфорт не отказался от своих планов.

Летнее знакомство с Гриндевальдом способствовало окончательному распаду семьи Дамблдоров.

Начиналось всё замечательно. Обиженный на брата, Аберфорт тем не менее не желал ему зла и вздохнул с облегчением, когда у Альбуса появился друг из старого чистокровного рода.

Воодушевлённый тем, как внимательно его идеи воспринимает потомок самого Александра Македонского, Альбус всё дальше и дальше погружался в фантазии. Объединить два мира (Альбус) или покорить неизведанный магический (Геллерт) и в любом случае стать на вершину, увековечить свои имена… Что может быть достойнее и заманчивее?

Геллерт быстро убедил Альбуса. Зачем объединять миры и навлекать гнев магглов за спрятанные участки их мира? Да и Инквизиция не была расформирована, что хорошо знали все чистокровные. И Альбус согласился, что в новом мире можно будет устроить всё так, как захотят его Основатели и правители. Он грезил огромными библиотеками чистокровных родов, в которых любой может прочитать интересующую его информацию. Сколько новых открытий совершат тогда маги! Сколько возможностей у небогатых и незнатных появится! В фантазии Альбуса всех волшебников объединяло его мудрое управление, на всех континентах нового мира открывались Академии имени Дамблдора.

Геллерт был больше практиком: прежде чем обустраивать мир, его надо завоевать. Он не собирался трогать чужие земли, хотя настораживающие новости о том, что некоторые страны, например, Россия, арабский Восток, Япония и Китай, осваивают целые материки, грозили на корню уничтожить его мечту о единоличном правлении.

Наивные представления Альбуса о более справедливом устройстве маггловского мира привели Гриндевальда к мысли о войне. Если разжечь мировую войну, не отвлекутся ли маги на сохранение своих немалых владений у магглов? Тогда, собрав собственную армию волшебников, можно будет огнём и магией покорить магический мир, повторив подвиг великого предка. Стоит очистить достаточно большую территорию и объявить набор вассалов, как сотни родов прибегут под его руку для безопасной жизни. В отличие от Альбуса, он знал: для получения магического титула короля надо залучить под свою руку тысячу родов, не менее. А там уже можно будет подумать и о расширении влияния.

Гриндевальд не забывал и о небольшом изъяне их таких прекрасных грёз: магической силе. Альбус ей вовсе не мог похвастать, а Геллерт, хоть и был силён, не вошёл бы и в сотню сильнейших магов мира.

От ритуалов и жертвоприношений Альбус решительно отказался. Геллерт, подумав, согласился с ним: заёмная сила быстро растворялась, принося магу истощение, которое приводило к активизации всех родовых болячек. Оставались артефакты, но самые сильные были мифическими или неизвестно у кого находились. Осторожные расспросы тёти Батильды неожиданно дали прекрасный результат: легендарные Дары Смерти! Два точно находились во владении британских родов. Впрочем, энтузиазм приугас, когда выяснилось, что никто не знает места проживания Гонтов, обладателей камня воскрешения, а за мантией Смерти к Поттерам, многочисленному и сильному роду боевых магов и артефакторов, мог сунуться только самоубийца. Оставался самый привлекательный Дар — Бузинная палочка, дававшая личное могущество владельцу. И Геллерт догадывался, у кого её стоит искать.

Планы были практически составлены, путешествие в поисках силы и для разведки намечено, но в один непрекрасный день всё развалилось в одночасье.

Альбус стеснялся своего неуютного дома, недовольной матери и больной сестры, поэтому встречи с другом проходили в доме его тётки. Он так и не узнал, почему Геллерт в тот день не прислал вестника, а решил прийти сам.

Едва начавшуюся встречу друзей прервало внезапное появление бежавшей Арианы, за которой спешила Кендра. Мать, шипя что-то сквозь зубы, схватила дочь и попыталась вытащить её из комнаты.

‒ Мерлин, девчонка-то — Источник! — воскликнул Геллерт, с удивлением следивший за странной сценой.

Кендра застыла, и Ариана от неожиданности перестала вырываться.

‒ Источник? — непонимающе спросил Альбус.

‒ Она накапливает магическую энергию, ‒ вглядываясь в женщин, проговорил Гриндевальд. — Её надо разлучить с матерью: та стала магическим вампиром.

Альбус не успел отреагировать на шокирующие новости: его мать с диким воем выхватила палочку и стремительно выпустила серию мощных заклинаний по Геллерту. Тот гибким движением ушёл с их траектории, одновременно опрокидывая стол и ставя преграду между собой и Кендрой.

Ошеломлённый Дамблдор постепенно стал понимать, что Геллерт проигрывает, и решил помочь другу. Он бросил в сторону матери Инкарцеро, но в эту минуту между противниками неожиданно встала Ариана. Попав под Связывающее заклинание Альбуса, она застыла на секунду, но этого хватило, чтобы ей в грудь прилетело мощное Костеломное от Кендры.

Альбус застыл, глядя, как безумно медленно падает его сестра с развороченной грудной клеткой, и очнулся, только почувствовав, как мимо уха просвистело Оглушающее от воющей Кендры. Отступая от разъярённой матери, тщетно пытаясь остановить её, Альбус впадал в отчаяние. Его спасало лишь то, что мать теряла силы из-за резко разорванной связи с жертвой. Вымотавшись, чувствуя, что скоро ослабеет, Дамблдор вложил все силы в Сонные чары. Кендра замерла и всем весом рухнула лицом вниз прямо на угол жёсткого деревянного дивана. Вбежавший на шум Аберфорт бросил чары диагностики на мать и сестру. Обе были мертвы.

После похорон Альбус немного пришёл в себя. Аберфорт высказал ему в лицо всё наболевшее, сгоряча обвинил его в смерти сестры и матери и уехал в Хогсмид, в свой недостроенный паб.

Геллерт исчез ещё раньше: сбежал сразу после смерти Арианы в дом тётки и рассказал той о случившемся. Батильда подняла все связи, и смерть Кендры и Арианы признали несчастным случаем. С одной стороны, миссис Бэгшот старалась для племянника: тот прятался в Британии от мести знатного чешского рода за растление наследницы. Если бы имя Гриндевальда оказалось замешано в громком скандале, наёмники быстро бы его разыскали.

С другой стороны, расследование выявило бы преступление Кендры, и Альбусу объяснили бы: смерть Арианы лежит на совести матери, сама же Кендра утратила человеческий облик и могла бы натворить много дел, если бы сын не остановил её. Однако Батильда Бэгшот заботилась лишь о племяннике, благополучие осиротевших братьев волновало её в последнюю очередь.

Альбус остался один, и невыносимое чувство стыда обгладывало его душу. Он возненавидел чистокровных пламенной ненавистью фанатика, пытаясь возложить на других свою вину за незнание, за небрежное отношение к матери и брезгливое отвращение к сумасшедшей сестре.

Немного придя в себя и продав всё, что можно, из ненавистного дома, Дамблдор отправился в Европу. Попытка стать учеником сначала Медичи, потом Фламеля окончательно отвратили его от науки. «Юноша, двенадцать способов применений крови дракона известны с античности! — возмущённо говорил последний. — У вас есть потенциал, развивайте его. Весь научный мир бьётся над невероятно ценной кровью Перуанского ядозуба, но, увы, никто не может её использовать полноценно, не боясь заразить других Драконьей оспой. Кто знает, может, вам по силам будет решить эту задачу?» Но Альбусу не хотелось десятилетиями жить впроголодь, каждый кнат тратя на исследования без возможной отдачи.

Отказавшись от научной карьеры, Дамблдор сосредоточился на преподавании. Геллерт, чувствовавший вину за то, что оставил друга разгребать последствия трагедии, прислал пару рекомендательных писем. Альбус со вздохом использовал их и заручился поддержкой пары мелких чиновников в Министерстве, потом получил должность ассистента профессора Трансфигурации в Хогвартсе.

Постепенно он входил во вкус, интригуя, подслушивая и подсматривая, накапливая по мелочи компромат на мелких сошек и рыбу покрупнее. Вокруг Альбуса начали собираться обиженные и недовольные. С восторгом внимая речам Дамблдора, они привлекали новых последователей из полукровок и магглорождённых. Альбуса не смущало малое количество последователей. Не желая годы тратить на науку, он был готов терпеливо ждать результатов своих интриг.

Набрав кое-какой вес, Дамблдор потихоньку стал создавать себе репутацию защитника магглорождённых, справедливого и честного профессора, мудрого человека. На Светоча справедливости пока не замахивался, но в компании Элфиаса Дожа, например, позволял себе слабость и выслушивал хвалебные оды своему величию.

Поддерживая внешне дружелюбное общение по переписке с Гриндевальдом, Дамблдор не простил ему ни предательства, ни осуществления в одиночку сообща составленных планов, ни военных успехов, ни Бузинной палочки, наконец.

Иногда, расслабляясь за рюмкой маггловского коньяка, Альбус представлял, как расправится с бывшим другом, заберёт Бузинную палочку и посадит Гриндевальда в тюрьму. Или нет, лучше превратит в тюрьму его же собственный родовой замок. Дело оставалось за малым: набрать магической мощи и дать Гриндевальду как можно сильнее запугать магический мир. Тогда-то Дамблдор и выступит в роли спасителя и светоча.

Планы были составлены грандиозные. С помощью Дожа раздобыв молодого феникса, Альбус насильственно привязал к себе драгоценную птицу. Удалось с помощью её слёз обработать кровь Перуанского ядозуба, превратив её в разносчик усовершенствованной Драконьей оспы. Для выздоровления заразившегося нужно было не зелье Ганхильды, а состав со слезами феникса. Второй своей удачей Дамблдор считал то, что удалось подсадить Диппета на Укрепляющее зелье с добавлением слëз.

Случайно полученные сведения об особенностях должности декана Гриффиндора дали основу для долгоиграющей интриги.

Встревожив Гриндевальда появлением возможного наследников Гонта, могущего принять наследство Певереллов, Дамблдор привлëк внимание Геллерта к Британии. Альбус считал, что даже помог другу: тот припугнёт британских снобов, пополнит свою армию.

С лёгкостью отравив патриарха Малфоев, Дамблдор показал этим французским выскочкам, что он фигура, а не пешка. Впрочем, сам себе Альбус признавался, что поспешил: его заподозрили, и теперь белобрысое семейство будет искать доказательства, а потом отомстит. Что ж, пока его защитят стены Хогвартса, а там он ещё посмотрит, чья возьмёт.

Щенок Реддлов, нагло задирающий нос, поживёт в маггловском мире, побывает под бомбами и поутратит свою спесь, глядишь, будет более управляемым. Дамблдор сам не знал, что его так злит в том, кого он считал бастардом. То ли гордость полукровки, не желающего преклоняться перед мудростью профессора Трансфигурации, то ли благожелательное отношение к нему на Слизерине. Даже осторожные намёки Альбуса не заставили того же Мальсибера или Блэка возненавидеть негодника и сделать его парией факультета, то есть более доступным для интриг и манипуляций. Последней каплей стало наглое поведение слизеринца, посмевшего спорить с опекуном (Диппет передал-таки права на Реддла) и сломавшего не только палочку, но и некоторые планы Альбуса.

Всё складывалось более или менее удачно, но тут странности посыпались одни за другим. Сначала британские снобы разгромили не только Ловчих, но и волков Гриндевальда, хотя Альбус искренне считал соотечественников слабаками. Потом прикормленный чиновник сообщил, что вокруг самого Дамблдора началась непонятная возня. Укрепление позиций большинства чистокровных, неожиданное появление давно списанных фигур на политической арене, требования не подстраиваться под немногочисленных магглорождённых, а ассимилировать их в магическое общество всё более настораживали Дамблдора, ломали его игру. Диппет не только не требовал новой порции Укрепляющего, но и не отвечал на его письма, так что Альбус понял, что практически полученная должность декана ему не достанется.

Речь шла уже не о репутации, но о жизни. Уговорив Гриндевальда на диверсию в Хогвартс-экспрессе (для видимости, сильные противники ему были не нужны), Альбус предвкушал триумфальное возвращение в Хогвартс и получение-таки деканства.

Его надежды разрушили проклятый Реддл, принявший род, и Блэк, которую Альбус доселе вообще не принимал в расчёт.

Наглая девка окоротила его, общаясь с ним как со слугой, а не профессором. Разозлённый Альбус всю оставшуюся дорогу просидел в купе, пересматривая свои планы. На Гонта воздействия у него не было. На Блэк тоже. Вот если бы он стал деканом, когда Гриндевальд осадил бы Хогвартс, он смог бы занять вожделённое кресло. Магическая мощь источника замка подняла бы силу Дамблдора на несколько уровней, да и должность директора принесла бы несколько приятных бонусов: нужная ему политика в образовании, масштабное воздействие на неокрепшие умы детей, поле для экспериментов… И да, директор имел право в исключительных обстоятельствах заключать браки. Вот бы поплясали Блэки, когда бы он связал нерасторжимым браком их ненаглядную принцессу с каким-нибудь грязнокровкой. Впрочем, у Альбуса практически на всех наследников и наследниц были далеко идущие планы. Ни к чему укрепление магических родов, пусть переженятся на слабосилках и магглорождённых, утратят мощь, перессорятся между собой.

Утешенный подобными мечтами, Дамблдор уселся за преподавательский стол. Неприступный вид резко помолодевшего Диппета, настороженные взгляды некоторых чистокровок напомнили ему, что большинство его планов разрушено. Не успел Альбус собраться с мыслями и сделать хотя бы нейтральное выражение лица, как специально настроенные чары преподавательского стола донесли до него вести о состоявшемся в Хогвартс- экспрессе сражении. Восторженные описания неотразимого красавчика Ре.. Гонта, великолепной и несравненной Огненной Блэк… и никакого упоминания его имени.

Это было фиаско. Но Дамблдор не привык сдаваться.

Расследование происшествия было проведено быстро: слишком громким получилось дело. Выяснилось, что двое под фальшивой личиной сели на поезд и должны были устроить диверсию в вагоне первокурсников. К счастью, то ли у Гриндевальда остались неумехи, то ли схватка с аврорами ослабила их, но ничего серьёзного они сотворить не успели.

В Министерстве магии устроили чистку, несколько чиновников потеряли место из-за взяток: именно они продали билеты гриндевальдовцам по поддельным личинам.

Вновь заговорили о специальной артефактной арке в Министерстве, которая не пропустила бы ни человека под Оборотным, ни метаморфа в чужом облике, ни кого-то под чарами личины или иллюзией.

Министр согласилась с требованием общественности и обязала Департамент правопорядка заказать и оплатить арку.

Однако нововведения Министерства учеников занимали мало. Наплыв свежих лиц — вот что волновало всех. На каждом факультете прибавилось от тридцати до сорока учеников. Слизерин не стал исключением.

Мы присматривались к новеньким, они присматривались к нам, привыкая к новому распорядку, с интересом выслушивая местные легенды, делясь впечатлениями.

Постепенно выявилась закономерность или, скорее, неравномерность. Францию представляли исключительно девушки, что вызвало ажиотаж у представителей сильного пола и недовольные мины у прекрасной половины Хогвартса. Испанию, Италию, Португалию, наоборот, представляли сплошь юноши, и тут реакции были прямо противоположные. Западных и южных славян было немного, и там были как юноши, так и девушки. Завершали картину несколько представителей знати из Северной Европы и один русский — Антон Долохов.

В отличие от остальных новичков, Долохов вел себя непринуждённо. Уже в первые дни он обзавёлся приятелями и поклонницами. Обаяние русоволосого голубоглазого красавца, его куртуазное обхождение с дамами, лихачество на дружеских поединках, томные романсы и короткие остроумные песенки не всегда пристойного содержания быстро принесли ему славу обходительного кавалера и рубахи-парня. Лавка артефактов в лондонском «Волшебном фонаре» и её хогсмидский филиал никогда ещё не получали столько заказов на перелагатель с английского на русский.

Как и полагается радушным хозяевам, мы помогали гостям освоиться, но это не значит, что мы не испытывали настороженности по отношению к приезжим. Кто-то скрывал её лучше, как Ифа или Ванесса, кто-то не считал нужным надевать маски и держался холодно-отстранённо, как Малфой. В число последних, к моему удивлению, попал и Мальсибер, обычно стремящийся к новым впечатлениям.

‒ Возможно, он волнуется, что его каштановые кудри и медово-золотистые глаза проиграют мужественной красоте Андраша, или жгучим очам Молинари, или южному обаянию де Мендоса… ‒ лукаво сказала Оливия, когда я поделилась с ней наблюдением.

‒ Ты всех красавцев перечислять собралась? — остановила её Лукреция.

‒ Как не перечислять: глаза разбегаются! — иронически ответила Оливия. — Вам не кажется, что они как-то освоились и...

‒ Распускают хвосты, как павлины? — продолжила я, видя, что подруга замялась.

‒ Так и есть.

‒ Что же в этом странного? — пожала плечами Ванесса. — И наши перед француженками сама галантность.

‒ Мы слишком редко роднимся с иностранцами. Если даже жених или невеста из другой страны, то чаще всего из побочной ветви своего же рода, ‒ добавила Ифа. — У меня дядя, например, недавно женился на девушке из третьей линии Шафиков, они где-то в Индии проживают.

‒ О, родня Урхартов и Лейстренджей? — оживлённо спросила Ванесса, и разговор ушёл в сторону светских сплетен.

Я прислушивалась к беседе, краем глаза отслеживая мрачного Мальсибера. Такое его состояние оканчивалось обычно дуэлью с сильным противником.

Однако я ошиблась, и на дуэль вызвали вовсе не Мальсибера.

Задумавшись, я не сразу обратила внимание на Цветочное Трио — так прозвали учениц Шармбатона, переведшихся на наш курс.

‒ Quel beau jardin de fleurs*! ‒ патетично воскликнула кареглазая брюнетка Изабель Лабом.

Мы переглянулись. В гостиной у наших с Гонтом компаний давно уже были свои места по соседству. Называя нас цветником, француженки то ли пытались польстить дамам, то ли скопом записали в цветы и юношей. Следующая фраза развеяла зыбкие сомнения.

‒ Ou harem, ‒ засмеялась рыжеволосая Кларисса Шуазёль.

‒ Это оскорбление, дамы? — холодно спросил Мальсибер. Гонт пока молчал: наши компании были рядом, но француженки явно говорили не с ним.

‒ Мсье Мальсибер, мы обращались к мадмуазель Блэк, ‒ надменно сказала Аполлин Клари и демонстративно повернулась ко мне.

‒ Comment est-ce en anglais? О, разрешите наше недоумение, мадмуазель. Мы с Изабель поспорили, что столь тусклая особа не имеет право на прозвище Огненная. И мы не понимаем, что в вас могло привлечь самых интересных chevaliers этого унылого места, ‒ с насмешкой произнесла она.

‒ Гарем Вальбурги — это звучит как оскорбление для нас, ‒ подхватила Лабом.

‒ Je ne comprends pas autre chose, Mesdames, ‒ невозмутимо ответила я, жестом останавливая возмущённую Оливию и взбешённого Мальсибера. — Насколько унылым должен быть Шармбатон, если вы не усвоили там даже элементарных правил вежливости.

‒ Comment osez-vous! — разозлённо зашипела Клари.

‒ Если гость не способен вести себя учтиво, дело хозяина — научить его хорошему тону. Или вы немедленно извинитесь, или дуэль… дамы, ‒ презрительно выделив последнее слово, сказала я.

‒ Самовлюблённая зазнайка! Это я преподам тебе урок! — разгорячилась Шуазёль.

‒ Посмотрим, каковы вы в деле. Магическая дуэль до первой крови, сейчас же в малом зале. Мой секундант — мисс Оливия Гойл. Распорядитель — мистер Рейнард Мальсибер.

‒ Вызов принят. Аполлин? Мой секундант — мадмуазель Аполлин Клари.

Малый зал предназначался для дуэлей семикурсников, но мне и Гонту, как старостам, тоже разрешено было им пользоваться.

Вся гостиная, до той минуты словно накрытая чарами Тишины, взорвалась приглушёнными, но оживлёнными разговорами. Ученики, жадные до развлечений, тут же целой толпой последовали за нами.

Рейнард при помощи Нэйтана Крэбба быстро рассадил всех по трибунам и активировал Купольные чары.

‒ Магическая дуэль до первой крови, ‒ оживлённо провозгласил Мальсибер, проверив наши палочки. — Не желаете ли примириться, дамы?

Получив ожидаемо отрицательный ответ, он проворно отскочил назад, к секундантам, и выпустил зелёные искры из палочки.

Кларисса Шуазёль была неплохой дуэлянткой, небрежно кастовала связки чар с сюрпризами, например, Оглушающее прятала в Орхидеусе или Зеркальные чары за Ослепляющим. Увидев, что я отбиваю её атаки, применяя разные Щиты, она уверилась в своей победе. И этим совершила серьёзную ошибку: не заметила, как попалась в мой темп. Подловив соперницу на отставании, я тщательно выверенным Конфринго взорвала браслет на её руке.

‒ Есть! Первая кровь! Победа мисс Вальбурги Блэк, ‒ радостно объявил Мальсибер.

Ифа Шафик, обычно выполнявшая роль целителя, невербально удалила осколки бусин из руки Шуазёль и наложила чары Малого Исцеления.

‒ Невероятный расчёт! — возбуждённо переговаривались на трибуне. — Немного больше силы, и француженку нашпиговало бы обломками, как кролика салом.

Встревоженная Клари поспешила к подруге.

‒ Вы вовремя, мадмуазель. К барьеру! — я указала на неё палочкой.

С трибун торопливо спустилась Лабом. Вместе с Шуазёль они пытались отговорить Аполлин от дуэли, но та не захотела извиняться.

‒ Дуэль закончена, вы победили! — обратилась ко мне Кларисса.

‒ Я вызвала вас всех, дамы. И вы не отказались. Я думала, вы сами договорились об очерёдности, ‒ невозмутимо сказала я. — Впрочем, можете попробовать вдвоём.

Клари раскраснелась от злости, резким движением указала подругам на трибуну и повернулась ко мне.

‒ В этом нет необходимости. К барьеру, мадмуазель Блэк.

Эта француженка была гибче и подвижней. Она, танцуя, уклонялась от моих чар, плавно изгибалась, посылая заклинания из неожиданных положений тела, стараясь захватить меня врасплох. Я не давала загнать себя в оборону, усиливая напор, заставляя Клари торопиться.

В отличие от француженки, я не собиралась унижать противницу, тогда как она постоянно насылала чары трансфигурации то в ежа, то в курицу. Однако её старания натолкнули меня на мысль, и я скастовала Эктоматис. Клари закрылась Щитом, но эктоплазма прошла сквозь него и плюхнулась на изысканную причёску француженки. Аполлин завизжала и неожиданно трансформировалась. «Всё-таки вейла!» ‒ мелькнула у меня мысль, и я сплела сложные чары Обсидианового зеркала. Клари ожидаемо швырнула в меня вейловским огнём, но сама была не готова к возврату своего же подарка. Крича, она пыталась сбить пламя с остатков платья, раня себя же когтями.

‒ Первая кровь! Победа во второй дуэли присуждается мисс Вальбурге Блэк! — объявил Мальсибер и облил француженку Аква Эрукто.

‒ Эти poules françaises даже водные чары не способны применить, ‒ презрительно сказала Оливия, кивая на подруг Клари, хлопочущих около вейлы.

‒ Примите наши искренние извинения, мадмуазель Блэк, ‒ подрагивающим голосом сказала Лабом.

‒ Мисс Блэк? — посмотрев на меня, Мальсибер ответил кивком и огласил. — Извинения приняты! Инцидент исчерпан!

Я видела, что Мальсибер хочет сказать мне что-то. Как распорядитель, он был обязан проверить малый зал, и я подала знак Оливии, чтобы она задержалась.

‒ Мисс Блэк, эти французские… куры напали на вас из-за меня, ‒ закончив с наведением порядка, обратился ко мне Рейнард. — Вы не должны были брать на себя эту ношу.

‒ Мистер Мальсибер, вы отменный дуэлянт, но если бы вызов исходил от вас, то эти девицы, скорее всего, отказались бы от дуэли.

‒ И получили бы повод заклеймить британцев невоспитанными хамами, ‒ сказала Оливия. — К тому же, они напрямую оскорбили Вальбургу, она имела полное право требовать от них извинений или сатисфакции.

Я видела, что Мальсибер постепенно возвращается к мрачному настроению и неожиданно сказала:

‒ Мы давно не тренировались вместе, окажите любезность, мистер Мальсибер.

Просиявшее лицо шестикурсника было мне ответом.

*‒ Quel beau jardin de fleurs! — Какой чудный цветник!

‒Ou harem. — Или гарем.

‒ Comment est-ce en anglais? — Как это по-английски?

Chevaliers — господа, дворяне, рыцари.

‒Je ne comprends pas autre chose, Mesdames. ‒ Мне непонятно другое, дамы.

Poules françaises — французские куры.

* * *

Обсуждение дуэли неожиданно затянулось, пока его не затмили новости из газет. Впрочем, сначала я получила письмо от матери. Она писала, что из путешествия по магическому миру спешно приехал Карлус Поттер, дядя Генри — жениха Эстер Крауч. Тот получил известия о возвращении в свет Дореи Блэк. Оказалось, что он к ней сватался чуть ли не пять раз, но получал отказ за отказом. На этот раз Дорея ответила согласием. Обрадованный лорд Поттер заявил, что передаст титул не сыну, а брату, после свадьбы последнего.

Два старинных семейства погрузились в обсуждение помолвки, за которой практически сразу, после минимально приличного срока, должна была состояться свадьба.

Бабушка Виолетта практически переехала в наш дом, беспрестанно советуясь с моей матерью и отвлекая её от подготовки Самайновского приёма.

И это время выбрал Гриндевальд для своей мести Поттерам. Надеясь на ослабленное состояния лорда, он с десятком своих людей подкараулил того у лавки Татинга.

На его несчастье, лорда Поттера сопровождал брат с новоиспечённой невестой, в сопровождении её родни. Дорея, разъярённая тем, что её свадьба может сорваться, чуть ли не в одиночку выкосила гриндевальдовцев, а Карлус ранил их предводителя. Последствия этой стычки (Битвы на Косой аллее, как пафосно раскричали потом газеты) повергли в изумление всю Европу. Непобедимый доселе Гриндевальд не только снова потерпел поражение, но и оказался ранен. Только применение мощного, явно нелегального портала позволило ему спастись.

Отблески славы тёти Дореи упали и на меня. Осторожные прощупывания сменились настойчивыми проявлениями дружелюбия, приглашения на светские мероприятия посыпались, как из йольского мешка.

В магической войне наступило затишье, хотя маггловская набирала обороты.

Я сохраняла настороженность: шпионы Гриндевальда вряд ли покинули Британию, даже если сам он нескоро решит сюда наведаться.

Следующая новость произвела эффект разорвавшейся Бомбарды: войска Гриндевальда вместе с маггловскими повернули на восток. Долохов ходил мрачнее тучи и бесконечно с кем-то переписывался. Я его прекрасно понимала: на востоке располагалась Магическая Русь.

Некоторые британцы вздохнули было с облегчением, но участившиеся бомбардировки показали, что до мира ещё далеко. Министерство тщетно призывало укреплять территории на маггловской стороне: столетиями жившие под прикрытием Магглоотталкивающей завесы волшебники отказывались верить в её ненадёжность. Напрасно: для бомб эти чары не были помехой.

Потом новости принесло письмо Эстер. В ответ на моё послание она писала: «Дорогая Вальбурга! Я знала, что ты догадаешься обо всём. Прошу, не сообщай пока никому эту новость. Ты хорошо знаешь моё честолюбие и правильно заподозрила, что, несмотря на мои чувства к Генри, мне всё же недостаточно быть одной из рода. Лорд Поттер поступил мудро: главенство он передаёт брату, и на плечи твоей тёти Дореи Блэк ляжет миссия по продолжению рода. Генри же принял титул наследника Гриффиндора, поэтому я надеюсь, что моих скромных способностей хватит, чтобы вместе с супругом возродить сей славный род Основателя. Дата нашей свадьбы уже назначена на Лугнасад 1943 года».

В письмо было вложено красно-золотое приглашение с припиской «Для главной подружки невесты».