Шепот ветров прошлого (гет)

Яков незадолго до свадьбы решил устроить сюрприз для Анны. Он долго искал подходящего видеографа, пока коллега не порекомендовала ему молодого, но амбициозного профессионала, известного в узких кругах своими экспериментальными работами. Тот согласился снять нестандартный клип — смесь документалистики, постановочных сцен и импровизации, чтобы передать не только события дня, но и эмоции, которые трудно уловить традиционной съемкой.

Съемку договорились начать на рассвете в их съемной квартире, где он должен был готовиться к церемонии отдельно от Анны. Та, в свою очередь, отправилась в престижный салон красоты — её мать настояла на "профессиональном подходе" к подготовке. Видеограф, которого все звали Макс, планировал приехать к Якову заранее, чтобы расставить свет так, чтобы запечатлеть детали: скольжение галстука по рубашке, дрожь пальцев, застегивающих запонки, тишину комнаты перед началом суеты.

Рано утром видеограф прямо у подъезда столкнулся с конкурентами — видеооператором и фотографом, нанятыми Марией Тимофеевной на полный день.

Мужчины недобро смотрели друг на друга.

— Ладно, парни, — первым сориентировался протеже Штольмана. — просто не мешаем друг-другу. Всем же заплатили, никого не обидели.

Сам Штольман был иного мнения.

— Вы зачем пожаловали? — сердился он на "незваных гостей", присланных Марией Тимофеевной. — Вы же невесту должны были снимать, Анна ждет.

— Мы уже все сняли, — гордо сказал видеооператор. — Теперь ваш черед.

Что-то вас слишком много, ребята, — вредничал Штольман.

— Мы будем снимать "утро жениха" — так же гордо сказал фотограф.

— Какое-какое утро? — нахмурился Яков.

— Ну, как вы ботинки надеваете, рубашку застёгиваете, причесываетесь перед зеркалом, — терпеливо, как слабоумному, разъяснял видеооператор.

— Набор штампов. Я уже одет, — усмехнулся Штольман.

— Разденьтесь! — не сдавалась "съемочная группа" — Ну, пожалуйста! А свадьба, в принципе, — один сплошной штамп.

Неизвестно, чем закончился бы спор, но их отвлек грязный-прегрязный пес породы лабрадор, несмотря на усталость, бодро продвигающийся ко входу в квартиру Якова и Анны.

— Малыш! — испугался за собаку и одновременно обрадовался Штольман. — Где ты был, ты что, сбежал от Егора?

Пойдем, скорее, домой!

Так Малыш, сам того не зная, стал проводником в "утро жениха" всей съемочной группе.

Вздохнув и призвав на помощь все свое самообладание, Штольман разделся до трусов и позвал лабрадора в ванную, купаться.

Оставлять в квартире столь немытое косматое чудище было чревато немедленной послесвадебной уборкой, за что Аня бы ему спасибо не сказала, да и саму Аню жалко.

Кислая было вначале "съемочная группа" приободрилась. Жених разделся, значит одевание они заснимут в лучшем виде!

Полчаса спустя сердитый Штольман, ощущая себя глупым манекеном, старательно надевал все назад, а видеооператор частенько останавливал его и инструктировал, как встать, чтобы в кадре был "шедевр".

— Я за естественность, — буркнул Яков. — А вы дома технику не заряжаете, что ли? Почему провода по всей квартире?

— Снимать долго, не хотим, чтобы разрядилось! — пояснили фотограф и видеооператор.

Яков махнул рукой на это безобразие. Его больше интересовало, почему Аня не отвечает на его звонки и не читает сообщения. Начинается!

Понемногу подходили гости из числа тех, кто решил поехать с женихом до ЗАГСа.

Первым пришел нарядный Петр Иванович, тут же повязавший пушистому и скрипящему от чистоты Малышу синий бант, а за ним прибыл заведующий травматологией, тот, что залечивал Якову руку после ранения.

Мужчины тут же достали заранее доставленные из ресторана закуски и решили было наскоро отметить последние часы холостяцкой жизни, как Штольман увидел голодные глаза "съемочной группы" и пригласил всех, без исключения, к столу.

Яков опять набрал номер телефона Анны. Ответа не было.

Нервничая, он позвонил будущей тёще.

— Да, Яков, — жизнерадостно сказала Мария Тимофеевна.

— Добрый день, а где Анна? Ее телефон не отвечает, — спросил Штольман.

— Она была в салоне красоты, едет домой, — отчиталась будущая теща.

— Хорошо, я перезвоню, — вздохнул Яков.

Анна перезвонила сама, с маминого номера.

— Яша, я забыла телефон в салоне, — выдохнула она.

— А голову ты свою не забыла? — шутливо и сердито сказал Штольман и рассмеялся. — Я заберу.

— Фууух, хорошо, — только и смогла сказать Анна.

— С днем свадьбы, любимая, — выдохнул Яков.

— С днем свадьбы. Смотри, в ЗАГС не опоздай, — рассмеялась Аня.

— Взаимно, — фыркнул Штольман.

У подъезда дворца бракосочетания царила суматоха. Студенты в разношерстных костюмах, державшие у входа картонного скелета в фате, зашумели, завидев подъезжающие машины.

— Штольман! — закричал рыжий парень с тоннелями в ушах, тыча пальцем в серебристый седан. — Жених-то в смокинге, как Джеймс Бонд!

Яков вышел из машины, поправив серо-голубой твидовый пиджак, на лацкане которого была модная бутоньерка из пушистых веточек вербы. Он замер, увидев, как из второго авто, словно из облака свадебного крема, появилась Анна. Ее платье цвета молочного сливочного крем-брюле переливалось в февральском солнце, а кружевные рукава, сплетенные словно из сотни подснежников, трепетали при каждом движении. Фата, подхваченная ветерком, взметнулась вверх, обнажив жемчужное сияние ткани.

— Ань… — выдохнул он, забыв про студентов, про тещу, машущую из машины, точно английская королева. В этот момент Анечка была точь-в-точь как та наивная старшекурсница, что сидела на его лекциях.

Аня, сделав шаг, споткнулась о подол. Яков бросился вперед, подхватив ее за талию.

— Ты ж говорила, туфли удобные, — прошептал он, чувствуя, как под пальцами дрожит шелк.

— Они и есть удобные, — засмеялась она, поправляя фату. — Это я сегодня… как на льду.

— Красивая. Невыносимо, — он притянул ее к себе, игнорируя возгласы гостей.

Платон подъехал к Дворцу Бракосочетаний неузнанным, на такси. Мужчина сморщился, увидев такое количество шумной молодежи. Платон остановил одного подростка с тоннелями в ушах.

— Жених что, ваш преподаватель? — спросил отец Якова.

— Штольман? Да, — кивнул странный будущий доктор.

— И хороший преподаватель? — поинтересовался Платон, затаив дыхание.

Студентов было человек сто, не меньше.

— Да не, нам другой препод, Алексей Васильевич, обещал по две отработки закрыть, если мы придем поздравлять. А мы че, мы ничего, — честно сказал парень.

— Ну, а невесту знаете? — продолжал выпытывать студентов Платон.

— Анька клёвая, — заявили парни.

— А с кем встречалась до Штольмана? — ворчливо спросил Платон.

— Да ни с кем, она немного придурковатая. Вечно с учебниками, сестру с собой везде таскает... — заржали парни. — А сейчас стала прямо топ модель!

— Что топ модель, я и так вижу, — кивнул Платон.

— Внимание! ЗАГС закрывается на обед! — объявила вышедшая на крыльцо секретарь.

У Якова вытянулось лицо.

— Молодоженов Штольман приглашаем для регистрации брака! — чуть сердито добавила чиновница.

В зал бракосочетаний пустили только двадцать человек — самых близких.

— Вас что, не предупреждали при подаче заявления, что здание старое, перекрытие второго этажа может не выдержать. Двадцать человек и точка! — сердилась работник ЗАГСА.

— Да нас вдвоем достаточно, — буркнул Штольман, а Аня ему только улыбнулась.

Мужчина был зол на студентов, упрямо таскающих за ними скелет. Этот экспонат уже отметился на некоторых фото, пока Яков лично не пригрозил студентам карами.

За составом гостей никто особо не следил, поэтому Платон прошел на регистрацию незамеченным и встал за спинами родственников.

Рядом с ним стоял немолодой грузный мужчина.

— Александр Францевич, обратился к нему другой гость. — Вы едете в ботанический сад?

— Я везде сегодня с молодыми еду, вдруг им моя помощь понадобится, да и в ботаническом саду я, к стыду своему, ни разу не был, а у них, говорят, там двухметровые кактусы растут и черепаха в пруду плавает!

— Деревня! — раздраженно подумал Платон.

— Я тогда с вами поеду, — обрадовался собеседник Милца. — Я не за рулем сегодня.

— Милости просим, — развел руками Александр Францевич. — Машина пустая, только рад компании.

"Вот с этим толстяком и поеду" — решил Платон. — "А сам по ходу дела решу, идти ли на банкет, слинять никогда не поздно".

Что говорила сотрудница ЗАГС, Штольман не помнил, потому что слова были так прекрасны, что невеста плакала, а он сначала утешающе сжимал ей пальчики, а потом еще и искал платок.

— Аннет, если будешь так много плакать, регистратор решит, что мы насильно тебя выдаем, — шептал Петр Иванович.

— Согласны ли вы, Яков, взять в жены Анну?

— Согласен, — весьма довольно улыбнулся жених.

— А вы, Анна...

— Да, — всхлипнула Аня.

— Пирожное мое, не плачь, — шепнул Яков.

— Прошу вас засвидетельствовать свое согласие в книге записи актов гражданского состояния...

Видеограф взял ракурс поудобнее, сбоку и снизу, чтобы в одном кадре была и невеста, и жених.

Регистратор сказала еще несколько слов.

— Объявляем вас мужем и женой!

Аня счастливо посмотрела на теперь уже мужа, а Яков потянулся поцеловать ее.

— Жених, можете поцеловать невесту — запоздало предложила регистратор.

В зале раздались овации.

После напутственных слов молодым в зале для поздравления остались самые близкие, а остальные гости спустились на первый этаж встречать жениха и невесту.

Аню и Якова растащили обниматься по отдельности. Растроганная девушка обняла отца, потом маму, потом сестру и дядю.

Яков обнимался с коллегами и друзьями. Ему было немного грустно от того, что рядом нет его семьи, какой бы она не была. Но увы, отборные тараканы отца не дали ему приехать на свадьбу. Но, справедливости ради, он и не звал его. Как и Егора. На сына Штольман был зол особенно, за утренний приход сбежавшией собаки. Бедный Малыш. Живет как переходящее знамя какое-то!

Тем временем на улице секретарша Штольмана командовала парадом. Раздавала рис, монетки, лепестки роз.

-Только в голову не кидайте! — напутствовала она гостей, особенно диких студентов.

— Вот, держите! — она сунула мешочек с рисом Платону.

— Я не буду мусорить, что за каменный век! — возмутился отец Якова. — Вы знаете, что в Москве уже все это безобразие запретили! Это дурновкусица!

— И голуби дурновкусица? — угрожающе склонила на бок голову Ирина Витальевна.

— А то. Я — хирург и могу вам много про инфекции, переносимые птицами рассказать, — фыркнул Платон.

— Да мы тут, батенька, все хирурги, — хохотнул Милц, похлопав Платона по плечу и азартно зачерпнув из пакета горсть риса.

— Кто это такой? — сердито спросила секретарша, отозвав Александра Францевича в сторонку.

— Да я думаю это... — Милц зашептал на ухо Ирине Витальевне такую неожиданную догадку, что женщина тихо охнула, прижав руку к губам, чтобы не привлекать внимание.

— Еще и рис не захотел взять, сноб какой, — фыркнула, придя в себя, секретарша. Сама она любила начальника похлеще родного сына и не понимала, как таким чудесным человеком как Штольман можно пренебрегать.

Как и полагается, Яков вынес свою Анюту из ЗАГСа на руках. Счастливые молодожены успели попозировать несколько мгновений фотографам, как полминуты спустя на них высыпался град всякой всячины.

— Варварство какое-то, — ворчал Яков на ухо невесте.

— Это же традиция, — хихикнула Аня. — Ты недоволен?

— Мне монетками по затылку попали, — фыркнул жених, вытряхивая из прически невесты рис и серпантин.

— Это нам на счастье, Яшенька, — нежно проворковала Аня.

Ботанический сад Приозерска располагался в другой части города. Пока они добирались до него, Яков рассказывал невесте утреннюю эпопею с собакой.

— Бедный, бедный наш зайчик, — ужаснулась Аня. — Ты не звонил Егору, не спрашивал, когда Малыш потерялся?

— Не звонил. Только не сегодня, — покачал головой Яков. — Давай о хорошем!

— Давай, — кивнула девушка и уютно устроилась у мужчины в объятиях.

— Ты теперь — Анна Штольман, — весело сказал новоиспеченный муж. — Нравится?

— Горжусь! — искренне заверила его Аня. — Все девчонки и тетеньки будут мне завидовать.

— Я очень рад, что ты вообще согласилась со мной встречаться, — улыбнулся Штольман. — Мне очень повезло.

В Ботаническом саду было очень влажно. Все-таки в условиях Алтайского края все это было похоже на гигантский павильон-теплицу. Фотограф сразу засуетился, протирая объектив салфеткой.

Вдох, выдох. На мгновение Якову показалось, что если он закроет глаза, то почувствует запах зеленого цвета. Зеленое бросалось от самых входных дверей, убегая куда-то дальше, в павильоны. Приозерский Ботанический сад в феврале — как островок лета, где, разве что, не слышно щебета птиц и жужжания пчел. Но в остальном — настоящее лето.

Штольман знал, чего он хочет от этой фотосессии — он немного потрудится для того, чтобы Аня получила эмоции и воспоминания. Гости воодушевленно снимали одежду в гардеробе и заинтересованно осматривались.

Приехавших на фотосессию в Ботанический сад водили по узким тропам, выложенным мелкими камушками. Справа и слева зеленели финиковые пальмы, лимоны, эвкалипты, кактусы. Путешествие захватило и жениха с невестой, и всех гостей без исключения, потому что колючки и иголки сменялись гигантскими листьями размером в рост человека, а скромные веточки — ярко-бордовыми цветами. И запахи тоже менялись.

В принципе, Штольману понравилась работа фотографа, тот без лишней суеты находил хорошие места для съемки — качели в зелени, арки, беседки. Яков шепотом велел ему более снимать невесту, а сам просто помогал Анне, иногда они позировали вместе, но более всего ему нравилось слушать экскурсовода, развлекавшего гостей. Им показывали разные ботанические чудеса.

— Кажется, я нафотографировалась, — несмело произнесла Аня. — Устала.

— Ну тогда пойдем к остальным гостям. На улице выездной фуршет организовали.

— Как здорово, а то у меня сегодня с утра во рту ни одной маковой росинки, — засмеялась Аня.

— У меня тоже, — смутился Штольман.

Кейтеринг "на природе" заказывал сам Яков. Не все же невесте и будущей теще заправлять, жениху тоже хотелось выразить свое чувство прекрасного, поэтому выбор закусок был интересным, в "мужском стиле".

Жениха и невесту встретили аплодисментами и велели сначала целоваться, что они и сделали, но потом Яков решительно сказал:

— Хватит, хватит, мы голодные!

Аня, увидев, какими глазами их "съемочная группа" из двух видеографов и фотографа смотрит на закуски, тут же радушно позвала всех к столу.

Штольман вскинул бровь, но промолчал.

— Яша, мне кусок в горло не лезет, когда люди голодные, — тихо сказала Анна.

— Ладно, ладно, — усмехнулся Яков. Эти "голодные люди" пока я собирался, основательно мне стол с закусками для гостей почистили.

— Они работают, пусть кушают, — кивнула Аня.

— Добрая душа, — сказал Штольман и поцеловал ее в ушко.

После ботанического сада была фотосессия в зимнем лесу. Там молодеженов ждал еще один сюрприз — самовар, сушки, ягоды, стопка блинов.

Это расстарался Петр Иванович, которому хотелось гуляния в русском стиле.

Снег еще лежал пухлыми пластами, но уже рыхлый, будто пропитанный солнцем. Все-таки конец февраля! Сосны сбрасывали с веток тяжелые шапки, обнажая изумрудные иглы, а под ногами — уже проталины. Воздух пах талой водой Анна в платье цвета молочного сливочного крем-брюле с рукавами из кружевных подснежников и Яков в серо-голубом твидовом пиджаке с бутоньеркой из веточек вербы позировали на фоне ручья, звонко ломающего ледяную корку.

Тут из-за ели, вышла самая настоящая засада: гармонист в вышитой рубахе с узором "грачиные гнезда", девушка в кокошнике, расшитом подснежниками, и парень с бубенцами на поясе. Звеня, как капель, они запели:

"Как у месяца — рога, у весны — дорога! А у вас, лебедей, путь один — навсегда!"

Анна, подхватив подол, смеялась, показывая на тающий сугроб:

— Яш, смотри! Зима от нас сбегает!

Гармонист, играя плясовую, подмигивает:

"Не уйдет, пока не спляшете! Время-то межсезонье — ни нашим, ни вашим. Вот и скрепите союз, чтоб зима отпустила!".

Яков, стряхивая с волос снег с сосновой ветки, вдруг подхватил Анну на руки и кружил, как в вальсе, под переливы бубенцов. Девушка в кокошнике, притопывая, пела все громче и задорнее:

"Эх, жених-ручеек, невесту-землю пробуди!"

Снег под ногами превратился в хрустящую кашу. Анна, спрыгнув с рук Якова, игриво кинула в него рыхлым снежком, который рассыпался в воздухе, как конфетти. Фотограф радостно подловил кадр, где они оба, красные от смеха, пытаются станцевать "барыню", поскальзываясь на проталине. Артисты и гости хлопали в такт, а солнце, пробиваясь сквозь ветви, рисовала на снегу кружевные тени.

— Вам бы в клипе сниматься! — кричал фотограф, когда гармонист, закончив песню, снял шапку и вытряхнул из нее пригоршню леденцов-"петушков":

— На счастье! Чтоб жизнь была сладкой, как весенний сок!

Яков протянул Анне леденец, а девушка радостно поцеловала его в мокрый от талого снега висок.

Ресторан преобразился так, как они и задумывали: дубовые столы застелены вязаными скатертями цвета топлёного молока, на каждом — стаканы с глинтвейном и свечи в медных подсвечниках. Стены были украшены гирляндами из сухоцветов, первоцветов, а вместо люстр — бумажные фонарики, отбрасывающие узоры в виде снежинок. В углу главного зала пылал электрокамин.

Оказывается, Мария Тимофеевна выкупила еще один, соседний зал.

— Куда так много, — позволил себе небольшую критику Штольман.

— Там полный зал, преподаватели из меда, ваши коллеги из различных медучреждения города, несколько студентов...

— Студенты, я надеюсь, без макета скелета пришли? — уточнил Яков.

— С ним, они его в фотозону поставили, — наябедничала мама невесты.

Штольман покачал головой.

Вслед за первыми тремя тостами ведущий объявил свадебный танец.

Банкетный зал ресторана был погружен в полумрак. На потолке мерцали проекции снежинок, а свет софитов выхватывал из темноты центр зала — круглую площадку, усыпанную лепестками алых роз. Гости затихли, предвкушая шедевр. Из колонок полились первые аккорды, которые Яков с Анной знали наизусть, словно сердцебиение, нарастающее в такт.

Штольман замер сжимая ладонь Анны так, будто это якорь в бушующем море. Его ладони влажные, воротник чуть сдавил шею. Он ловит взгляд хореографа Ирины, сидящей за столиком с бокалом шампанского. Она поднимает бровь — "Ну, покажи, что не медведь".

"Надо же, Анна и ее позвала!" — чуть сердито подумал Яков.

— Дыши, — шептала Анна, её пальцы мягко сжимали его локоть. — Мы же летали на репетициях.

Он сделал шаг, и зал вздохнул восхищенно. Первый оборот — неуклюжий, Яков наступил Анне на шлейф. Она смеялась звонко, нарочито громко, чтобы заглушить его сдавленное "чёрт".

— Ты помнишь, как мы в студии врезались в зеркало? — дразнила она, намеренно замедляя поворот. — Тогда ты ехидно назвал меня "неуправляемым самолётом".

— А ты меня — "танком на паркете", — хрипло усмехнулся Штольман, и вдруг ритм вошел в его кровь. Второй вираж — уже увереннее.

Пока они скользили, в зале вспыхивали проекции их репетиций: Яков, краснеющий под едкими замечаниями Ирины; Анна, терпеливо повторяющая ему шаги в пижаме посреди ночи; оба, валящиеся на пол от смеха после очередной ошибки.

Музыка взорвалась переходом в танго. Анна резко откинула голову, обнажая шею, где чуть пульсировала капля пота. Яков, забыв о гостях, притянул её к себе — так близко, что между ними не втиснуть лепесток.

— Ты же обещал не хватать меня за бедра при народе, — дышала она ему в губы, но её улыбка говорила обратное.

"Прижми меня крепче".

— Врал, — прошептал Штольман и резко повел её в серию стремительных поворотов. Гости повскакивали с мест, аплодируя в такт.

После головокружительного танца Яков, всё ещё адреналиновый, решил "добавить перца" — он подхватил Анну на руки и кружил её, игнорируя крики фотографа: "Штольман, осторожно! Там же торт!".

— Яш, хватит! — смеялась Анна, цепляясь за его плечи.

— Ты же хотела "незабываемых моментов"? — дразнил он, но поскользнулся на рассыпанном студентами конфетти.

Гости замерли. Скелет в фате, притаившийся за тортом, кажется, ухмыльнулся.

Яков резко остановился в сантиметре от стола — Анна вскрикнула, неловко хватаясь за край торта. Фигурка "жениха" упала, вонзаясь шпажкой в верхний ярус.

— Вот и доказательство, что я не идеален, — пошутил Штольман, но голос его сорвался.

— Браво! — заорали студенты, поднимая бокалы. — Теперь режьте торт вдвоём, как в кино!

— Это позже, — ответил им Яков.

Фотограф, не теряя ни секунды, снимал их объятия на фоне чуть покосившегося десерта. Ирина, хореограф, ехидно процедила со своего столика:

— На занятиях не хватало драйва, зато здесь — оскароносный номер.

В третьем отделении банкета ведущий сообщил, что ролик, снятый видеографом по мотивам сегодняшней свадьбы, уже смонтирован и его готовы показать на большом экране.

Молодожены и гости опять затаили дыхание:

Начался ролик очень романтично.

Яков, застегивая рубашку, рассказывал, как он любит будущую жену и очень рад, что сегодня состоится их свадьба.

"Дать тебе свою фамилию, любимая, это — особенная радость!" — подмигнул в камеру Яков.

Далее были кадры из машины, фотосессия перед ЗАГСом, злосчастный скелет, еще без буфаторской фаты, регистрация брака.

На катании видеограф не поленился и взял короткие интервью у гостей.

На одном из последних кадров молодожены с удивлением увидели отца Якова, который желал молодым счастья.

Еще в начале ролика Платон Михайлович понял, куда дело клонится, и его инкогнито скоро будет раскрыто, а присутствие на свадьбе обнаружится и решил уйти из второго банкетного зала по-английски, ни с кем не прощаясь. Но путь ему перегородил "толстяк" Милц, с осуждением в глазах заявивший, что "батенька, так дела не делаются".

Штольман оглядел зал. Отца нигде не было.

— Может быть, Платон Михайлович в соседнем зале? — спросила Аня.

— Да, это на него похоже, — вздохнул Яков. — Если не сбежал.

Пока мы музыканты исполняли очередную песню, он решительно прошел в соседний зал — там Платона не было.

— Яша, — его тронула подоспевшая Анна за плечо. — Он там.

Жених с удивлением увидел в фойе неловко перетаптывающегося Платона Михайловича и поддерживающего его, словно арестанта, за локоть, Александра Францевича.

Яков вздохнул, взял отца под руку и Платон, забыв, что нужно опять задрать нос и повредничать, спокойно пошел за сыном.

В главном зале Яков усадил Платона за одно из главных мест и покровительственно мимолетно похлопал по плечу, дав понять, что давний конфликт замят.

Аня выдохнула с облегчением.

Платон сидел за столом, неуклюже вертя бокал с шампанским. Его строгий взгляд смягчился. Очередной видеоролик — на этот раз из ЗАГСа закончился аплодисментами, но в тишине, последовавшей за финальными кадрами, вдруг раздался заинтересованный голос Марии Тимофеевны, успевшей узнать, кто этот неизвестный пожилой мужчина:

— Платон Михайлович! Не желаете сказать тост?

Отец Якова сильно смутился и замешкался.

— Вы же главный свидетель, что наш Штольман — не робот! — фыркнул Елагин.

Смех прокатился по залу. Яков замер, ожидая. Отец медленно поднялся, поправил галстук и посмотрел на Аню, которая сжимала руку мужа.

— Анна… — начал он, и голос его дрогнул. — Я… не верил, что мой сын способен на такое. На искренность. На эту… дурацкую мальчишечью улыбку. — Он махнул рукой в сторону Якова, краснеющего до корней волос. — Но ты.. сделала его счастливым и настоящим. Спасибо.

— Яша, сын, мужчина влюбляется в жизни дважды — первый раз в далеком детстве, а второй раз, будучи зрелым человеком, в свою жену. Идите в будущее вместе и берегите друг-друга!

Тишина взорвалась овациями. Аня, не сдерживая слез, подбежала обнять Платона, а тот, растерянно похлопав ее по спине, пробормотал:

— Ну хватит, хватит… И платье намочишь.

В этот момент студенты выкатили в центр зала скелета, украшенного фатой и гирляндой из маргариток.

— Приданое! — заявил рыжий парень с тоннелями в ушах. — Чтобы семейная жизнь не обрастала скелетами в шкафах!

Банкет продолжился. Платон, к всеобщему удивлению, позволил Александру Францевичу налить ему коньяку, а потом даже станцевал с матерью невесты.

Когда гости начали расходиться, Яков подошел к отцу, стоявшему у выхода.

— Спасибо, что остался.

— Не за что, — буркнул Платон, но вдруг добавил: — На днях зайду к вам. Собаке вашей… печенье купил.

Аня, подслушав, прошептала на ухо мужу:

— Яша , папа соскучился. Я рассказала ему эпопею с нашей собачкой.

Под утро, когда последние гости уплывали в такси, а снег за окном таял в предвкушении весны, Яков обнял жену:

— Думал, сегодня всё пойдет наперекосяк.

— А вышло идеально, — улыбнулась Аня. — Даже скелет в фате.

Их смех растворился в тишине спящего города, где где-то на окраине, в ботаническом саду, двухметровые кактусы тянулись к рассвету, храня секрет этого дня — дня, когда даже самые крепкие льдины растаяли.