Шепот ветров прошлого (гет)

Хитрец Егор упорно не хотел переезжать. Прошла неделя, как Яков и Анна вернулись из поездки в северную столицу и заселились в хорошую, просторную квартиру, которую он, Яков, снял в том числе и для своего взрослеющего сына. Денег вложил немало, старался. Штольман, как человек обстоятельный, хотел, чтобы было хорошо всем — его невесте, сыну-подростку, и даже их ленивой, но очень общительной собаке. В новой просторной гостиной было где посидеть с гостями или побегать на дорожке. Однако Егор откровенно юлил, придумывая все новые и новые отговорки.

Яков через день взывал к совести сына по телефону и приглашал его хотя бы в гости зайти, подарки забрать.

"Я еще не собрался!", "Я готовлюсь ко всероссийской олимпиаде!", Я сплю, у меня каникулы!", "Ну что ты, пап, как наседка, успею я переехать!".

Егора не смущало ни отсутствие домработницы и необходимость стирать и готовить самому, ни другие бытовые сложности.

— Я вас стесню, — хитрил упрямый парень.

— Нас дома не бывает! — изумлялся Штольман. — У тебя своя, заметь, самая большая комната!

Якову казалось, что сын оседлал очередную волну подросткового бунта, чтобы потом доказать всем вокруг, что вполне может жить одиночестве, и ему ничуть не тяжело. Наверное, Егор представляет себя почти как бывалого героя рекламы… но, пока, с немытыми тарелками и пустым холодильником, которые стояли между ним и этим поэтическим образом.

Яков на сына ворчал все сильнее, Аня серьезно готовилась к экзаменам и в спор не вмешивалась. Всякий раз, когда отец ворчал на сына, пришедшего навестить их, она лишь с доброжелательно и с любопытством посматривала на подростка, а Егор тушевался и молчал. Невеста его отца была довольно проницательна, но мнение свое пока держала при себе.

* * *

Анне очень понравилась их новая квартира. Хотя Яков подбирал съемное жилье самостоятельно, с ней не советуясь, лучшего варианта она и представить не могла.

Гладкие деревянные полы, отбрасывающие мягкие отблески, казалось, запоминали каждое движение, каждое прикосновение, запечатляя картинку памяти, остающуюся во времени. По этим полам, если они, конечно, идеально чистые, здорово было ходить босиком.

Разумеется, у них был порядок. Раз в день протереть пол было нетрудно.

Первая комната была просторной гостиной, где высокие окна, обрамлённые строгими кремовыми шторами, открывали панорамный вид на заснеженные приозерские дали. Здесь на диванчиках они с Яковом проводили уютные вечера, наполненные разговорами у телевизора, смехом и отражениями мерцающих огоньков гирлянды то в бокалах вина, то в чашках горячего чая.

Здесь же, в гостиной, Яков поставил беговую дорожку, а Аня по утрам занималась пилатесом на коврике. Он посмотрел пару раз на ее упражнения и стал присоединяться, разве что руку избегал нагружать.

— Наверное это очень дорого, такая квартира? — как-то осторожно спросила Аня, восхищенно поглаживая гладкую мраморную столешницу на элегантно спроектированной кухне.

Яков наполнил ее современной техникой, так и призывающую жильцов к кулинарному творчеству. Здесь, под мягким светом потолочных светильников, Аня уже несколько раз выдавала кулинарные шедевры для их совместных обедов и ужинов.

— Не дороже денег. Считай, право аренды мне досталось по знакомству. Совсем недорого. Квартира принадлежит застройщику, с которым сотрудничает "Академия Здоровья". Елагины не против. Мы поживем здесь три-четыре месяца, пока я не решу вопрос с ипотекой, — беззаботно улыбнулся Яков.

Их спальня, таинственный и уединённый уголок, одним своим видом дарила обещание уюта и спокойствия. Окна от пола до потолка позволяли запустить внутрь первые утренние лучи солнца, окрашивающие комнату в лёгкий янтарный свет.

Текстиль сюда они выбрали и заказали вместе. Воздушные теплые ткани, густой толстый ковер и минималистичные оттенки расслабляли, приглашая в мир грёз, наполненный обещаниями завтрашнего дня.

* * *

В эти январские дни Аня готовилась к экзамену. Факультетскую терапию она любила. Яков, помогая ей с учебой, отмечал, что дается ей этот предмет хорошо исключительно потому, что она вкалывала первые три года.

— Глубоких знаний за неделю не приобретешь, — говорил он. — Сразу видно, кто на первых курсах трудился, как раб на галерах!

В самом деле, Аня ловила себя на мысли, что хорошо запомнила симптомы и синдромы потому что помнила пропедевтику. Если что-то было не ясно про патогенезу или этиологии, Яков подсказывал.

Он очень понятно объяснял, основываясь на ее знаниях анатомии и физиологии.

— Аня, у тебя есть время до экзамена, ты хорошенько выучи болезни сердца и легких, потому что их особенно любят спрашивать. Ты ЭКГ без проблем читаешь? — беспокоился за ее знания Штольман.

— Вообще-то не очень, — напряглась девушка. — Не было случая подучить.

— Значит, по вечерам подробно поразбираем, — серьезно кивнул Яков. — Там есть нюансы. Уверен, ты все нормально усвоишь.

Январь принес мужчине неприятное открытие: он временно не мог оперировать. Травмированная мышца восстанавливалась хорошо, а вот пораженный нерв не очень. Да, рука не ведущая, левая, но она тоже хирургу очень нужна!

Левая рука играла вспомогательную роль при оперативном вмешательстве: завязывание узлов, разделении спаек, выделении больного органа из воспалительного конгломерата, и так далее.

На ближайшие восемь недель невролог рекомендовал отменить все операции и прописал терапию для скорейшего восстановления.

Себе Яков оставил консультативные приемы, а на операции перенаправлял пациентов к своему чуть менее опытному, но старательному коллеге.

Семен Елагин радостно потирал руки: нет, он, конечно, от души сочувствовал другу, раненному маньяком-Разумовским, но как организатору Штольману не было равных, и теперь он вплотную мог заняться делами экокурорта.

Яков, не отвлекаясь на операции, мог выполнить много организаторской работы. Докторов много, а Штольман такой один!

На экокурорте уже несколько недель шла большая стройка. Непосредственно за объектом надзирал Петр Миронов, Семен не стал его увольнять. Но брату Виктора Ивановича катастрофически не хватало руководящего опыта и должной суровости. Только Штольман мог приехать, выявить совершенно не очевидные с первого глаза недостатки и заставить довести работу до совершенства.

Аня очень переживала, что Яков травмировался. Особенно, что это — опосредованно — произошло из-за нее. Дома она стремилась очень нежно за ним ухаживать. Как-то Яков приехал с экокурорта злой, уставший и отчего-то с обветренными руками.

Увидев это безобразие, Аня огорченно поцокала языком и начала принимать экстренные меры — горячая ванночка, жирный питательный крем...

Она руками Якова всегда восхищалась. Его изящные пальцы самой природой были предназначены для хирургии. Яков всегда действовал ими удивительно нежно и деликатно, легко и быстро орудуя неважно чем — узеньким пинцетом или маленькими ножницами, иглой или ножом. Недавно отобрал у ней куртку и сам пришил петельку. Вышло невообразимо аккуратно. В его руках всегда чувствалась скрытая сила и удивительная чуткость.

Любящей Анной для жениха сразу же были куплены новые безвредные моющие и дезинфицирующие средства, жирные витаминизированные кремы, которые были призваны подлечить многострадальную кожу мужчины.

Аня его в эти январские дни часто спрашивала:

— Ты переживаешь из-за того, что твои операции пришлось отменить?

— Да нет, все восстановится, — уверенно отвечал Яков. — Просто пока я не в форме, браться за суставы пациентов не буду. Я отличный менеджер, пока поработаю головой!

Здесь он смущенно фыркал.

— И отличный преподаватель! — восклицала Аня, обнимая его.

Штольман был довольно популярен в институте, но это не помешало будущим медикам наклепать про него кучу мемов. На последнем, набравшем сотню лайков, было фото бездомной собаки и подпись: "Уважаемый Яков Платонович, если Вам скучно и не с кем гулять, то отправляйте студентов на пересдачу на каждом модуле. Тогда они будут повсюду ходить за Вами, как бездомные собаки".

— Мне студенты надоели, — хмурился Яков. — Особенно неучи. Никакого житья от них! Закончишь учиться, я тут же уйду из вуза.

— А как это связано? — изумилась его рассуждениям Анна.

— Что связано? — не понял вопроса Штольман.

— Моя учеба и твое преподавание? — хитро улыбалась девушка.

— Ну должен же за тобой кто-то приглядывать, — убежденно сказал мужчина. — Я волнуюсь, вдруг обидят.

— Ой, — засмеялась Аня. — Кому я нужна? До Якова Платоновича никто не покушался.

— Ладно-ладно, раскусила меня, я просто очень ревную. Вдруг кто положит глаз на мою прелесть, — обнял ее Яков. — А так никто не посмеет.

— Ты из собственной вредности ревнуешь, — заявила Аня.

— Это как это? — удивился Штольман.

— Ты знаешь отлично, что мне никто не нужен, кроме тебя!

— Да, это так. Я знаю. Тебе никто не нужен.... Сейчас. Но я ужасно переживаю, что ты однажды передумаешь. Просто раз, и исчезнет из моей жизни вот такое чудо чудное — твоя безусловная любовь.

— Мы же женимся, — пододвинула к нему губы поближе Анна. — Куда я денусь?!

— Не в свадьбе дело. Просто передумаешь, — ответил на поцелуй Яков.

— Или ты передумаешь, найдешь себе компетентную докторшу с дипломом, — обвила его шею Аня и, не дав жениху искренне возмутиться, яростно зацеловала.

* * *

Жить, в том темпе, в котором они привыкли, оба успевали с трудом. Яков почти каждый день мотался между Трехречьем, где располагался экокурорт и Академией Здоровья, а между ними было почти восемьдесят километров.

На стройке нужно было лично контролировать процесс от и до, опираясь не только на проект, но и личные ощущения. Из последнего возмутительного, что углядел Яков — это узковатые коридоры.

-Переделать, — приказал Яков Платонович прорабу. — Мне не нравится.

— Но тут же столько переделывать, — канючил представитель подрядчика, — напольное покрытие вскрывать, электрику уже провели.

Он надеялся, что вредный начальник передумает.

Яков остановился, разглядывая прораба.

— Зачем отступили от проекта? — возмутился Штольман. — Это частная клиника, а не общежитие. Должно быть просторно, чтобы могла развернуться каталка, чтобы могли разойтись, к примеру, инвалид-колясочник и уборщица с поломоечной машиной. Сидящим в креслах должно быть удобно, они не должны упираться коленями в спешащих мимо людей. Коридор должен быть большим. Точка.

— Но столько переделывать! — взвыл прораб.

— Вам платят? — поднял бровь Штольман.

— Платят, — потупился строитель.

— Вот и выполняйте, — отрезал Яков.

* * *

Яков и Анна спешили подать заявление на регистрацию брака, но их планы непостижимо будто нарочно, избегали воплощения. С таким темпом жизни, оба они часто чувствовали себя пленниками собственного расписания, едва успевая подстроить свои желания и мечты под эту ежедневную суету. Уже несколько дней, из-за нависших дел и обязанностей, жениху и невесте никак не удавалось выкроить время, чтобы вдвоём отправиться в загс.

— Успеем, — легкомысленно отмахивалась Анна.

Штольман же начал злиться.

Каждое утро начиналось с ободряющей надежды и десятка взаимных сообщений, полных планов, но спешащие часы неумолимо поглощали эти обещания. И вот, в тот самый день, когда наконец-то Яков смог выбраться, судьба снова сыграла с ними злую шутку. Факультетскую терапию оказалось сдать не так-то просто!

Анна задержалась из-за экзамена, который проходил в аудитории, пропитанной стрессом и напряжением. Телефоны у них, вопреки обыкновению, забрали. Она сидела за столом, погружённая в мысли то о признаках на ЭКГ блокады правой ножки пучка Гисса, то о будущей семейной жизни, изредка бросая взгляд на наручные часы. Время таяло, и с каждой минутой таяло её спокойствие.

Тем временем в ЗАГСе нервно вышагивал Яков, пытаясь застопорить время. Он чувствовал, как липкое напряжение заполняет пространство вокруг. Дурацкое ощущение! Да, этот день не первый и не последний, знал же, что у Ани экзамен, но нет, настоял! Яков все выглядывал в окно. Вдруг Аня успеет? Он чувствовал себя словно пассажиром на невидимом перроне. Поезд, который должен был везти их к новому этапу жизни не пришел. Солнце клонилось к закату, и тени зданий танцевали на плохо очищенном от снега асфальте свой неторопливый танец.

Время вышло и нужный им кабинет закрылся.

— Приходите завтра, — дружелюбно посоветовала гардеробщица, с удовольствием подавая импозантному грустному мужчине теплое пальто.

Штольман растерянно кивнул и вышел на улицу. Как знал, нужно было караулить Аню у института! Ну и что, что ей "идти четыре минуты"!

Вдруг по улице раздался быстрый стук каблучков — Анна спешила, почти бегом преодолевая последние метры. Яков улавливал её приближение не только слухом, но и сердцем, с каждым ударом которого приближалась его любимая.

И вот, их взгляды встретились. В этом взгляде была целая вселенная: от обиды до понимания, от нетерпения до искренней радости. Они бросились друг к другу, забыв о всем на свете.

— Не торопись, мы все равно опоздали, — махнул рукой Яков. — Как экзамен?

— Сдала, — отчего-то раздраженно махнула рукой Аня. — Но спрашивали строго. Сидели там втроем и похохатывали над нами! Оценки только в конце зачитали, вырваться и уйти никак не могла.

— Что поставили? — сочувственно спросил Яков.

— Пять поставили. С большим-большим минусом!

— А минус за что?! — возмутился Штольман.

— Пороки не все вспомнила, — вздохнула Анна.

— Приличные пары приходят в ЗАГС к открытию, а мы закрытию, — сердито фыркнул Штольман, когда они вместе забирали машину из сервиса.

— Не злись, — с улыбкой чуть пихнула его в бок Аня. — Все же нормально! У нас сегодня по плану — праздничный ужин!

— В честь чего? — грустил Яков. — Повода нет. Сегодня, держу пари, родственники твои будут звонить, расспрашивать.

— Ну не пропадать же ужину! — засмеялась Аня. — С мамой я разберусь!

Ей нравилось наблюдать за Яковом, когда он вел машину.

Красивый, серьезный мужчина. Его руки уверенно лежали на руле, пальцы легко перебирали переключатели и кнопки на панели, и Анна замечала, с каким вниманием он всегда смотрит на дорогу. Машина, словно в ответ на его команды, послушно маневрирует, объезжая неровности и ухабы.

Они замолчали, каждый думая о своем. Аня достала телефон. С утра не была в сети!

Когда Яков бросал быстрый взгляд на неё, чтобы убедиться, что всё в порядке, Анна улыбалась чему-то своему, увлеченно тыкая в экран смартфона.

Яков немного сердился и ревновал. Пару раз пытался начать беседу — не поддержала. Сейчас его невеста точно не с ним. Очень внимательно что-то изучает, улыбается!

— Чем занята? — мягко спросил он.

Аня что-то невнятно пробурчала, отмахнулась и увязла в своем экране еще глубже.

Штольман из принципа больше не спрашивал, что Анечка там делает. Хочется ей вести себя столь невежливо, что ж, он потерпит. Недолго.

Будь его воля, он бы у этого поколения все гаджеты отобрал, что Аня, что Егор, в этом они похожи. Интернет засасывал их в свои сети так, что взывать к разуму и воспитанию в моменты "отключения от реальности" было совершенно бессмысленно.

Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Просто какой-то фарс! Аня послушно зашла за ним в супермаркет, все также тыкая пальчиком в экран. Она бездумно следовала за ним из одного отдела в другой, ну точно как утенок на мамой-уткой. Никакой инициативы касательно покупок девушка не проявляла.

— Какое вино? — спросил Яков, недоумевая над ее поведением.

Анна очень легкомысленно пожала плечами.

— Какое хочешь, — доброжелательно сказала она и опять вернулась глазами к экрану.

— А есть что будем? — медленно закипал Яков.

— Я всеядная, — пожала плечами Анна, не поднимая носа от своего телефончика.

На кассе она, наконец, положила телефон в кармашек пальто и подняла на Якова отчего-то очень сияющие довольные глаза. Аня хотела что-то сказать, но осеклась, увидев его недовольным и раздосадованным.

Девушка удивленно посмотрела на пустую корзину.

— А где же еда? — наивно спросила она.

— Ты не со мной и не здесь, — фыркнул Яков. — В ЗАГС мы опоздали. Не вижу смысла праздновать!

В полном раздрае Аня села в машину. Девушка поджала губы, но оправдываться или объясняться не стала.

Яков повез их домой. Аня искоса наблюдала за ним. Такой холеный, уверенный и такой сердитый. Справится она с таким мужем?

Они приехали в полном молчании. Анна намеревалась гордо и независимо выпорхнуть из машины, но Яков, колдуя над приборной панелью, вдруг указал:

— Твои перчатки.

Она вспыхнула и молча, раздосадованно, запихнула их в карман.

— Устала? — уже спокойно продолжал мужчина.

Аня не ответила. Засопела только обиженно. Обиженно! Это он ее, что ли, обидел?

Они подошли к лифту. Яков во что бы то ни было хотел выяснить, кто прав:

— Молчишь? Это я должен молчать. Ты ведешь себя некрасиво...

Аня сверкнула своими невозможными глазами и, зайдя в лифт, совершенно возмутительно

отвернулась от него. Ему хотелось помириться. Но она так нахохлилась, что он не решился.

У Анны зазвенел телефон. Она со вздохом взяла трубку.

— Да, мама. Да, сегодня собирались подать. Подали. 25 февраля, как и хотели. Праздновать? Нет, в другой раз приедем. Я с экзамена, устала. Пока.

Аня с досадой убрала телефон обратно в карман. Она все еще сердилась.

Штольман никогда не видел чтобы его невеста обманывала родительницу. Завтра нужно обязательно забронировать дату.

Ладно, все образуется. Главное, они уже живут вместе. Дома и стены помогают. Только вот он психанул и оставил их без вкусного ужина. Может, зря? Конечно, зря.

Очутившись в квартире и сняв верхнюю одежду, Аня тут же пошла мыть руки и после, ни слова не говоря своему вредному жениху, скользнула на кухню.

Яков надевал поводок на шею их лабрадора. Он с гордостью наблюдал, как Малыш терпеливо сидит у двери, виляя хвостом.

Это была долгая работа по дрессировке, но усилия того стоили. Тепло домашних возвращений теперь сопровождалось не шумной щенячьей бурей, а тихой и радостной встречей.

Судя по звукам, Анна открывала дверцу холодильника.

— Что собираешься делать? — осторожно спросил Яков, заглядывая на кухню.

— Ужин, — вздохнула девушка, отводя взгляд.

— Я сейчас вернусь и помогу тебе, — пообещал Яков.

Завибрировал его телефон. Пришло новое сообщение на личную почту.

Аня молчала.

— Аня! — рассердился Яков.

— Что? — вспыхнула девушка и моментально покраснела.

— Хватит молчать! — рявкнул мужчина.

— Лучше электронную почту проверь, — пожала плечами Анна. — Пока вы гуляете, я креветки замариную, что ли...

* * *

Малыш никак не хотел делать свои собачьи дела. Они оба — щенок и человек уже прилично подмерзли. Собака начала намекать, что пора бы, хозяин, домой!

Возвращаться в квартиру без продуктов, с пустыми руками было стыдно.

Почему при общении с близкими из всех вариантов он, Яков, выбирает самый плохой? Что он сегодня за Аню додумал?

Что ей все равно на него, что она общается с кем-то еще, и другие глупости. Ну разве Анна такая? Но она даже не объяснилась, будто это и не нужно. С другой стороны, а как объясняться, если он сразу начал рычать и обвинять?!

Дома умопомрачительно пахло креветками в сливочном соусе.

Аня встретила его уже полностью переодетая, умытая, с другой прической.

На ней было красивое домашнее платье.

Яков тоже принял душ и переоделся в одну из белых рубашек, которые ей так нравились.

Увидев мужчину таким нарядным, Анна улыбнулась и подошла поцеловать его.

Как хорошо, что она такая отходчивая! Яков с таким наслаждением целовал ее. В каждом ее ответном поцелуе было доказательство любви.

Жадные прикосновения его губ стремились изучить каждый уголок её губ, язык скользил, искушая и увлекая. По её спине нежно скользили его руки, притягивая девушку всё ближе.

Пальцы Ани забрались в его волосы, его кудри, лаская их и приближая его лицо к себе. Она ясно ощутила, как его возбуждение вспыхнуло, когда губы едва коснулись её шеи.

Аня потянула мужчину к себе, прижимаясь всем телом.

Он очнулся уже с расстегнутой рубашкой, дама его, довольно раскрасневшаяся, сидела на столешнице.

— А ужин? — улыбнулся Яков, но девушка лишь тихонько замотала головой, крепко обхватив его ногами. — Все, понял, дорогая, как скажешь. В спальню или здесь останемся?

* * *

После ужина Аня ловко убирала посуду в посудомойку.

— Завтра нужно обязательно забронировать дату. Давай приедем сразу к открытию... — начал разговор Яков.

Опять пиликнуло напоминание о непрочитанном сообщении.

— Яков, почта, — мягко указала мужчине Анна.

— Да помню я! — нахмурился Штольман.

Он же не она, и не Егор, поколение зуммеров, дети интернета.

Он нетерпеливо открыл нужное приложение.

"Получено приглашение подтвердить заявление на получение государственной услуги"

Яков начал читать письмо.

"Для Вас создано заявление на получение услуги "Государственная регистрация заключения брака" на портале gosuslugi.ru от пользователя Миронова Анна.

Некроз головки бедренной кости у пациентки двадцати девяти лет отроду был неожиданностью даже для давно оперирующего косартрозы Штольмана. У молодой женщины осложнение развилось через некоторое время после родов.

— Это уже серьезно, — сказал Штольман, внимательно разглядывая снимок. — Екатерина Викторовна, сколько вы говорите прошло с с момента родоразрешения?

— Полгода. Теперь с коляской только муж гуляет. Я сижу на скамейке. Мне очень больно ходить. Скажите, Яков Платонович, мне терапевт говорит, что все равно нужно расхаживаться, что движение лечит. Что сустав будет смазываться. Но я не могу, мне ходить больно, а у нас двойняшки, с ними дел невпроворот. Я чувствую себя инвалидом!

— Вредный совет, — покачал головой Штольман. — Организм просит у вас помощи, а вы его нагружать. Ходьба при боли — прямой вред человеку. Когда шаровая опора в машине «застучала», а мы продолжаем на ней гонять, то механизм развалится быстро. И коленный, и тазобедренный суставы можно сравнить с шаровой опорой. Но и для здоровых суставов «нарезать» каждый день по 8 км — плохая идея. Всегда помните о правиле средних нагрузок и об экономном, сбалансированном расходовании отведенных нам ресурсов. А боль — это «красная лампочка», сигнал «SOS», которым наш организм говорит нам: «Хозяин, обрати внимание на происходящий непорядок, пожалей меня, не нагружай сильно». Сустав можно и нужно лечить. Но когда ко мне на прием приходит человек с болями в суставе, то первое, что я назначаю — ограничение всех осевых нагрузок, в том числе и ходьбы. Наши суставы — это подвижные узлы, как в машине, а вечный двигатель пока никто не изобрел. У женщин колени начинают болеть в основном после наступления менопаузы, когда количество эстрогенов в организме резко падает и начинается разрушение хрящевой ткани. У вас, я думаю, спусковым механизмом могло послужить ЭКО, вернее те гормоны, что вы принимали при протоколе.

— Мне нужно менять сустав? — ужаснулась женщина.

— Нет, пока нет. Нужно максимально подлечить родной. Понимаете, срок службы даже самого лучшего импланта не более 15-20 лет, и то, при условии, если вы не будете сильно нагружать его. Дальше вам понадобится замена. Повторное эндопротезирование сопряжено с риском тяжелых осложнений.

Давайте посмотрим, как работает сустав. Проходите на кушетку!

Пока Яков осторожно осматривал ногу пациентки, совершая привычные для осмотра действия, от него не укрылось, как как смутилась женщина. Оно и понятно. Повод серьезный, но мужско-женских реакций никто не отменял. Но Штольмана интересовало лишь состояние здоровья Екатерины Викторовны.

Пациентка действительно была в состоянии близком к восторгу. Она никогда не видела близко таких шикарных мужчин. Вкусный парфюм, бархатный голос, ласковые руки и взгляд такой внимательный, Штольман ее просто поразил.

Но, положенные сорок минут приема прошли и Екатерине Викторовне, сжимая в руках несколько листов назначений, пришлось уйти.

Яков же моментально выкинул пациентку из головы, оставив в памяти лишь небольшой конспект: 29 лет, ЭКО, некроз головки.

После приема было немного свободного времени. Он решил поискать подходящий зал для торжества. Яков знал, чего хочет. Зима — идеальное время для камерной свадьбы. Когда за окном метель, очень ценишь уют, мягкий свет свечей. Стиль "хьюгге" — вспомнил он. В таком стиле была отделана их квартира. Анне хотелось не столько уюта, сколько высоких потолков, воздушности и богатого зеленого убранства. Что же, он попробует эти желания совместить. А то что же такое: она ему уступает, уступает и еще раз уступает и так во всем.

Завибрировал мобильник.

— Привет, блудный сын! — обрадовался Штольман, увидев имя на экране. — Неужто домой захотел?

— Папа, тише, — приглушенно сказал Егор. Его голос звучал со странной акустикой, словно парень звонил из уборной. — Это... ты приезжай, если можешь, у нас тут скандал!

— Что случилось? — сильно напрягся Яков.

— Да что-что... Не было печали, как говорится. Меня тут усыновить хотят, — возмущенно шептал сын.

— Кто хочет? — изумился Штольман.

— Нина приперлась с этим... Как его... Вадимом. Футболки какие-то притащили, майки, чемодан обновок. Дают сутки на сборы, и этот новый муж Нины требует, чтобы я переезжал к ним. Он еще более чокнутый, чем тот старикашка, Кирюша. Вдобавок сосед снизу прибежал из-за шума. Да, который музыкант. Тому всё дети, лишние женщины и собаки мерещатся. Я пока в туалет спрятался, но долго не продержусь.

— Можешь выходить, я уже еду, — развеселился Штольман.

Когда Яков приехал в еще одну свою квартиру, боевые действия были уже остановлены, а участники переполоха мирно пили чай на кухне. Проголодались, наверное. Хотя сын всех без исключения гостей поил чаем, был так воспитан.

Увидев Якова, присутствующие оживились. Нина тут же начала ревностно оглядывать бывшего мужа.

— Эх ты, Штольман, сына бросил одного в квартире, на деваху молодую променял. Разве это по-людски? — попрекнул Якова Вадим. — Хорошо что вы оба доктора, а то так бы я все не оставил... Но раз людей лечите, то ладно, я это уважаю.

— Вадим Георгиевич, я сам отлично справляюсь, — быстро сказал Егор. — Вот, даже пироги пеку!

Парень резво достал тазик, по-крестьянски накрытый кухонным полотенцем и продемонстрировал румяные, чуть кособокие пирожки.

— И с чем пироги? — заинтересовался Вадим.

— Эээ, с рисом и яйцом, — неуверенно сказал Егор.

Штольман поднял бровь, пока не понимая, к чему этот спектакль с пирогами. Ясно, что Егор их испечь никак не мог, он насчет готовки и быта никогда не заморачивался.

— Ну давай свои пироги, будем пробовать с матерью, — протянул Вадим. — И ты, доктор, тоже садись, чай хирург весь день на ногах. Худой совсем, как собака борзая.

Нина фыркнула.

— Ты чего не садишься с нами, Нинок? — удивился Вадим.

— Я не ем мучное, — покачала головой женщина.

— Ну и зря, сын же готовил, — огорчился на миг Вадим, — но фигура у тебя, и правда, — высший сорт, а с пирогов я и сам пробу сниму!

Яков уже дожевал угощение, выбрав самый миниатюрный пирожок. Он был самым простым и немного пересоленным.

— Слушай, а вкусно. Правда вкусно! — оценил явно не привередливый криминальный авторитет и потянулся еще за одним. -

Нинок, давай нам порежь еще сыра, колбаски, доставай все из нашей сумки, что мы парню привезли. Раз сама с нами не сидишь, чего парню зря перед нами скакать и подавать все. Давай, не куксись, видишь, твои мужики голодные!

— Откуда пироги? — тихо спросил Штольман у сына.

— Соседке помог кота найти, он на улицу у нее сиганул, она и угостила, — также тихо объяснился Егор.

— Ужасные пироги, — хмыкнул Штольман.

— Да нормальные пирожки! — от чего-то обиделся Егор, будто и в самом деле испек их сам.

— На твоей карте достаточно денег, — резко сказал Яков. — Купи, пожалуйста, нормальные продукты, не дешевые углеводные: мясо, яйца, молочку. Будешь налегать на муку, вес вверх пойдет и не тот, который нужно.

— Ладно, живи пока здесь, — хлопнул себя по колену Вадим. — Раз такой самостоятельный. Буду приходить, проверять порядок. Вещи померь и носи...

— Зачем вещи?! — раздосадованно вскинулся Егор.

— Мал еще спорить. Там все хорошее: белье нательное, свитера, рубашки, — заботливо перечислял криминальный авторитет.

Нина смотрела на эту картину и не находила цензурных слов. В голове были одни маты. Ее жутко бесили все трое: гад Штольман, приодевшийся во все дорогое и модное, выглядящий холеным и счастливым до невозможности, ее сын и деревенщина-Вадим.

— Что ты инвалидом его называла? — изумился мужчина. — Нормальный парень! Буду его летом на рыбалку брать, родному бате-то все некогда!

За время визита от Нины не укрылось, как сын аккуратно прибирает лежащие то тут, то там женские вещи. Значит, Анна и здесь с ними успела пожить. Или Штольман еще кого-то приводит, бабник? Вещи вроде как другой бабы, более непритязательной.

Удивительно, у этой дамочки совсем вкуса нет... Дешевые пластиковые тапки, копеечный браслетик в вазочке лежит. Видно, дама из тех, что любят жареную картошку прямо со сковородки употреблять.

Нина увидела валяющийся на полу пластиковую заколку-крабик и с мстительным удовольствием раздавила его.

Когда все ушли, Егор стремглав кинулся в комнату и, первым делом, открыл диван.

— Вылезай скорее, — сказал он кому-то из недр дивана. — Я жутко переживал, что тебе нечем дышать.

* * *

Глубокий январь, а зима словно приумолкла, притаилась. Ветви деревьев, еще недавно укутанные тяжелым снегом, теперь лишь слегка припорошены легчайшим белым пухом. Солнце смело выглядывает из-за туч, заливая все вокруг теплым светом.

Снег на крышах тает, образуя гигантские сосульки.

Не смотря на все сложности учебы, студенты-медики оставались веселыми и жизнерадостными ребятами, которые могут найти выход из любой ситуации.

После написания теста по хирургии Эльвира осталась проверять написанное, предложив студентам перерыв на два часа.

У группы 403 был выбор — отсидеться в здании или пойти, поискать приключений.

— На улице всего минус два! — надрывался староста. — Идем в парк, купим пирожков и кофе.

— Может, в кафе? — засомневался модно, но холодно одетый Душечка.

— Не у всех богатые родители, как у тебя. У большинства денег после нового года нет! — отрезал староста. — И потом, Олег, отсиживаются у батареи в такую погоду только слабаки! Свободные хардкорщики возьмут бесплатные газеты и пойдут греться возле урн! Правильно, дети мои?

— Правильно! — заорала 403 группа.

Делать нечего. Зацепившись за предложенный джентельменом-Душечкой локоть, Аня отправилась в парк вместе со всеми. Так бы она, конечно, сама шла, без чужой руки, но из-за неожиданной оттепели на дорожках было очень скользко.

В парке Ане понравилось. Громко пели птицы, радуясь нечаянному теплу. Она задумчиво смотрела на разведенный огонь.

— Вон, твой стоит, глаз не сводит, — сказал тихонько Олег, показывая Анне за ворота парка. — Пойдешь к нему? Иди, тест же написали, зачетку только оставь мне, я отметку поставлю...

— Спасибо, — обрадовалась Анна. — Мы с Яковом... Платоновичем поедем банкетный зал присматривать на свадьбу.

— Езжайте уже, голубки! — махнул рукой Олег.

Встречая спешащую к нему Анну, Яков не забыл ревностно стрельнуть глазами на студента.

— За него обязательно держаться было? — иронично спросил Штольман. — С ума меня хочешь свести?

— Он хороший, — мотнула головой Аня. — Просто очень скользко сегодня.

— Я знаю, — кивнул Яков. — Едем?

— Едем, — ответила девушка.

— Поставили экзамен? — озадачился Штольман, выбросив из головы ухаживания за невестой студента Олега Рожкова.

— Поставили, спросили только один вопрос, и тот несложный. Тест еще писали. Спасибо, конечно, за эту подготовку нужно сказать тебе. Что бы Эльвира ни спросила, затруднений не было. Твои блоки у меня каждый были как экзамен.

— Зато я теперь спокоен за ваши знания, — улыбнулся Штольман.

— Ты вцепился в нас как... питбуль! — всплеснула руками Аня. — Знаешь, как тебя в институте называют?!

— Знаю, и все мемы тоже видел. Исправляться не буду. Пусть двоечники и дальше страдают! — усмехнулся Яков и с подозрением принюхался.

— Какой у нас план? — вдруг озадачилась Аня. — Куда едем?

— Тут Петр Иванович предложил нам зал почти в самом центре города. Говорит, отличный вид на окрестности. Едем смотреть?

— Едем! — кивнула Аня и подозрительно посмотрела на улыбающегося жениха. — Ты что, смеешься надо мной?!

— От тебя костром пахнет. Ох уж твои студенты... Отпустил утром чистенькую, надушенную, а в обед они уже в парке бесплатные студенческие газеты жгут! Как бездомные!

— Мы и есть бездомные. Что делать, когда нам такие огромные "окна" в два часа ставят, как есть, бездомные котятки, — потупила глаза Анна.

— Позвонил бы котеночек мне пораньше, я бы все бросил, приехал и забрал, — серьезно сказал Штольман. — Но остальных котеночков, уволь.

* * *

Зал, принадлежащий министерству обороны, действительно находился сразу за военным штабом прямо в центре города. Здание большое, с высокими потолками, построено в середине XX века, но очень уж морально устарело. Разрушенное величие советской эпохи чувствовалось во всем.

— Здесь можно фильмы про "совок" снимать, не выдержав, фыркнул Яков, искоса наблюдая за тетенькой-администратором. — Не удивлюсь, если в соседнем зале увижу бюст Ленина.

— Так и есть, — заглянув в зал, пораженно сказала Аня. — Но зато потолки высоченные, огромные окна, вообще зал большой, растений много. Вид на город красивый. А зал украсить можно!

Привереде-Штольману, в отличии от лояльной ко всему невесты, не понравился персонал, особенно тетеньки-администраторы. Беседа с ними проходила в недовольном и вялотекущем формате. Ему казалось, что шкафоподобная прелестница сейчас рявкнет:

— Ну, и чего пришли?! Чего хотели-то?!

Сомнения Штольмана возросли еще больше, когда с улицы он услышал нестройное мужское пение:

Вот пуля просвистела, в грудь попала мне -

Спасся я в степи на лихом коне.

Но шашкою меня комиссар достал -

Покачнулся я и с коня упал.

Эй, ой да конь мой вороной!

Эй, да обрез стальной!

Эй, да густой туман!

Эй, ой да батька-атаман!

Яков выглянул в окно с другой стороны и увидел дивную картину — плац и марширующих под строевую песню солдат. Молодые, чуть замерзшие парни, без должного задора пели:

На одной ноге я пришёл с войны,

Привязал коня, сел я у жены.

Но часу не прошло -

Комиссар пришёл,

Отвязал коня и жену увёл...

— Яша, а можно я тут пирожное "картошку" возьму? Редко где такое купишь, по классическому рецепту... — совершенно по-детски попросила Аня, с восторгом заглянув в меню буфета.

— Разумеется, мы не торопимся. Можно и что посущественнее, ты же без обеда, — спохватился Штольман. — Котеночки, поди, в парке какую-нибудь гадость поедали.

Яков был прав, Аню угощали чипсами, только ему об этом знать было не обязательно.

Усадив невесту за столик, он извинился и отошел проверить все локации заведения, чтобы уже отказать Петру Ивановичу и самому Министерству Обороны с чистым сердцем. То, что помещение им не подойдет, он понял уже в первые минуты визита сюда.

Так и есть, санузел оказался в совершенно не позволительном состоянии. Ремонт двадцатилетней давности, трещины, темные пятна, подтеки. Им, в свадебных нарядах, их гостям тут не место.

— Ну, как пирожное? — спросил он у Анны.

— Божественно, — улыбнулась девушка. — Попробуешь?

— Нет, — смутился Яков. — Ты же знаешь, я такое не ем.

Но увидев, что Аня нахмурилась , он сдался и отковырнул ложечкой знаменитый десерт. Что ж, действительно очень вкусно.

— Нам для свадьбы не подойдет, — деликатно поделился он мнением со своей девушкой.

— Да, я уже поняла, — покивала Анна. — Я уже поела, можем идти.

— Всего доброго, — кивнул Штольман и, под ненавидящий взгляд пышногрудой буфетчицы, потянул невесту к выходу.

— А Петр Иванович у нас оригинал, — задумчиво сказал Яков, когда их машина остановилась на запрещающий сигнал светофора. — Такое место нам посоветовал.

— Он хотел, как лучше! — задумчиво сказала Аня.

Девушка вдруг неважно себя почувствовала. Краски побледнели, потянуло холодом. Напротив их машины, на обочине, появился дух маленького мальчика.

В этот момент Якову позвонили. Взглянув на экран, он нахмурился и тут же начал перестраиваться. Отвечать на звонок он не спешил.

Аня напряжённо наблюдала за духом. Все-таки дети, мертвые дети, к ней приходили редко. Это был мальчик лет 6-8, очень худой, изнеможенный, невероятно грустный.

— Кто ты? — мысленно обратилась к нему Аня.

Дух не ответил, лишь показал закрывающуюся крышку то ли люка, то ли подвала.

Анне стало так холодно, что ей показалось, что она сейчас потеряет сознание от слабости.

Она с удивлением увидела, что они давно припарковались, и Яков, выйдя из машины, довольно напряженно разговаривает.

У ней не было сил попросить о помощи. От холода стало очень больно. Свело руки, челюсть.

— Чем обязан, Платон Михайлович? В прошлый раз вроде бы года два назад разговаривали? — грубо спросил Яков, отвечая на звонок.

— Подожди горячиться. Я позвонил не истерики твои в очередной раз выслушивать. Перейдем к конструктиву, раз ответил на звонок? — разозлился в ответ пожилой мужчина.

— Слушаю, — сурово сказал Штольман.

— У Вероники пропал сын, — негромко рассказывал собеседник. — Приемный. Там в Бургень две сотни волонтеров приехали на поиски. Куча полиции, ведется следствие.

— И что? Мне тоже ехать искать? — спросил ядовито Штольман. — Десяток детей под опекой — как же за всеми усмотришь. Пусть не парятся, одним больше, одним меньше!

— Надо хотя бы озаботиться и найти ей хорошего адвоката. Вероника уже два раза полиграф проходила. Это репутация всей семьи пострадает, если что. Ей вменяют ненадлежащее исполнение обязанностей. Пацан и раньше убегал...

— Они нам не родственники, — категорично сказал Яков. — Пусть сами разбираются. Деньги не дам. До свидания.

— У нее трое своих и трое приемных — откуда там деньги?! — увещевал Штольмана звонивший. — Я уже отправил, но у меня немного. Думал, ты дашь.

— Я подумаю, — сцепил зубы Штольман. Ему страшно хотелось наорать на собеседника и бросить трубку.

Эти воспоминания будили в нем всех демонов разом.

— Вы же дружны были, — давил на совесть Якова Платон Михайлович.

— Никогда я с ними не был дружен. Юбку да, передо мной, сопляком четырнадцатилетним, задирала, хотя и замужем уже была. Набрала детей под опеку, пусть сама и выкручивается. Знаю, как они детей воспитывают! — гадости полились изо рта Штольмана, как из рога изобилия. Он никак не мог взять себя в руки. От того и вышел из машины. Еще не хватало, чтобы Аня хоть краешком уха этот разговор услышала. Самообладания у него хватило ненадолго.

— Как был злопамятным дураком, так и остался, — зло сказал звонивший и бросил трубку.

"Плевать" — подумал Штольман и выдохнул.

Яков в тревоге обернулся. Бледная, как стенка Аня буквально выползла из машины и, не дойдя до своего любимого, рухнула в снег.

* * *

Скорая помощь приехала быстро, минут за пять. Благо, все были в центре. За это время Яков разложил сиденье, уложил туда Аню, и, самостоятельно измерив ей пульс и давление, бодро отчитывался перед работником скорой.

— Почему одежду не ослабили? — возмутился фельдшер.

— Зима на улице, не лето, — съязвил Штольман, — шарф я снял, пальто расстегнул.

Он четко рассказал о показателях давления и пульса в динамике за последние несколько минут.

— Показатели не плохие, — забубнил парнишка, снимая ЭКГ.

— Глюкозу крови срочно измерьте, — приказал Яков, — что вы возитесь!

— Да, конечно, — подчинился медик.

Спустя минуту Яков увидел пугающе низкие показания на глюкометре.

— Гипогликемия, — засуетился врач скорой помощи, выуживая из недр сумки флакон с раствором глюкозы.

Аня пришла в себя через несколько минут. Она, укрытая теплым одеялом, лежала в машине скорой помощи. Рядом сидел Яков.

— Как себя чувствуешь? — спросил он.

— Не знаю. Вроде бы все хорошо, только слабость, — беспокойно ответила Аня.

Девушка с паникой посмотрела в окно.

— Вы меня что, в больницу везете? — расстроилась она. — Я не хочу. Это не честно, без моего согласия. Ты же знаешь, что мне бы быстро полегчало.

Она закусила губы от обиды.

— Ты упала двадцать минут назад. У тебя глюкоза крови была в количествах, близких к коме. Затяжная потеря сознания. Теперь вот, другие симптомы и эмоциональная лабильность в том числе. Нет, переговоры окончены. Я же твой будущий муж, значит имею полное моральное право настоять на госпитализации. Шутки кончились, — заявил Штольман.

Аня ловко вытащила из вены иглу и попыталась сесть.

— Без согласия не можете, — вытерла слезы она, разглядывая проколотую вену и зажимая ваткой место укола.

— Сколько можно бегать! — возмутился Штольман. — Себя не жалко, будущих пациентов хоть пожалей, родных и близких.

Аня опять начала всхлипывать.

(Вообще она никогда не была плаксой, это все психика страдает после столь глубокой потери сознания).

Яков смягчился. Он, поразглядывав свою невесту, перестал говорить с девушкой столь сурово и строго. Что-то он круто взял. Аня испугана, чувствует себя неважно.

— Миленькая моя, ну всего на сутки, ради твоего же блага надо обследоваться. Ты в речке летом хочешь купаться?

Аня кивнула.

— А я без лечения больше не пущу. Не боишься сознание посреди оживленной улицы потерять? У поезда? Или с ребенком на руках?! — наседал на нее Яков.

Аня поняла, что сегодня ее так или иначе госпитализируют. Он не оставил ей выбора.

— Я в платье. У меня ничего нет с собой, — сдаваясь, сказала она.

— Через час все будет. Я уже скинул смс Ирине Витальевне! — заявил Штольман.

— Ты маме тоже звонил?! — испугалась Аня, вспомнив свою вездесущую родительницу.

— Нет, — улыбнулся ее панике Штольман.

— И не нужно, — выдохнула девушка.

В палате ей немедленно поставили инфузию и она осталась одна. Яков умчался на работу. А еще у них в клинике сегодня вечером банкет в честь окончания конференции... Ладно, пусть без нее празднует.

Аня вспоминала призрака, появившегося на дороге. Что это за ребенок? Откуда он? Мальчик в черном спортивном комбинезоне с капюшоном, невысокий, лет 6-7.

Словно зная, что о нем вспоминают, призрак появился вновь. Теперь он стоял у батареи, безучастно показывая ей свои страшные ожоги на руках.

— Кто ты? Кто это сделал? — с волнением спросила девушка.

— Наверное, это я сам сделал, — с сомнением сказал ребенок.

Лицо его было печально.

— Анна? С кем вы разговариваете? — дружелюбно спросил мужчина в медицинском костюме.

— Я? Ни с кем, — пожала плечами девушка.

Принцип "ни в коем случае не сознаваться" был усвоен ею еще в детстве.

— Ну как же. Когда я заходил в палату, вы явно с кем-то беседовали, — настаивал доктор.

— А, вы об этом... Я репетировала, как буду выяснять отношения со своим женихом, — задрала нос Анна, упрямо не желая ничего объяснять.

— Вот вы о чем, — смутился доктор. — Сейчас хорошо себя чувствуете?

— Слабость небольшая, голова болит, — добросовестно перечислила девушка.

— Давление у вас все еще низковатое, — кивнул доктор. — Кстати, меня зовут Артем Дмитриевич. Я — заведующий отделением терапии Дорожной клиничнской Больницы. Вы у нас тут на коммерческой основе, поэтому ваше пребывание будет максимально комфортным. Наша задача провести ряд тестов. Вы же учитесь в меде?

Аня кивнула.

— Тогда вам тем более будет все понятно. Наша задача поставить диагноз чтобы, назначив лечение, максимально улучшить качество вашей жизни. Согласитесь, падать средь бела дня при нашем ритме жизни недопустимо. Вы подвергаете себя неоправданному риску.

— Мне придется таблетки ежедневно принимать? — с подозрением спросила Анна.

— Давайте не будем забегать вперед. Сначала выясним причину. По плану у нас КТ головы и грудной клетки, электроэнцефалограмма, суточный холтер, глюкозатолерантный тест. Проанализируем подробно историю вашей болезни... Да не волнуйтесь вы так, пока данные за вполне здоровую... красивую девушку. Как коллега коллеге: я склоняюсь к гипогликемической этиологии ваших приступов, но протокол есть протокол.

В больничной суете прошел остаток дня. Без сил рухнув на кровать, Аня свернулась в комочек, бездумно разглядывая яркие носочки, переданные заботливой секретаршей Якова. У него сейчас там в Академии банкет и его, наверное, окружили нарядные мужчины и женщины. Они смеются, пьют шампанское, а она здесь.

Некстати вспомнилась поговорка:

"Муж любит жену здоровую, брат сестру богатую". Ладно, если выяснится, что у нее и правда что страшное, эпилепсия, или опухоль в голове, она сама замуж не выйдет. И из медицины уйдет...

— Как самочувствие, Анна? — улыбаясь спросил все тот же доктор, что и днем.

— А вы разве домой в 17.00 не ушли? — удивилась Аня.

— Дежурство, — пояснил лечащий врач. — Да и медицинский казус у вас интересный. Задали нам задачку! Данных за эпилепсию нет. Новообразований нет. Даже беременности нет! Сейчас уровень глюкозы в норме, но завтра натощак проведем расширенное исследование.

Зажужжал холтер, манжета начала сжиматься, и Аня поморщилась от боли.

— Расслабьтесь, вытяните руку, — посоветовал Артем Дмитриевич. — Нам, главное, не пропустить возможную аритмию.

— А если потеря сознания все-таки связана с нарушением ритма сердца? — беспокойно спросила Анна.

— Тогда кардиологом подбираются препараты и только в самых тяжелых случаях прибегают к помощи кардиостимулятора, — пояснил доктор.

— Ох, — только и смогла сказать Аня, медленно моргая и сосредотачивая свое внимание на носочках с ромашками.

— Не переживайте, все будет нормально, — утешил ее лечащий врач, мимолетно пожимая ей пальчики.

Что и говорить, утешать молодую и красивую пациентку, так трогательно переживающую, было приятнее, чем какую-нибудь охающую или истерящую матрону.

— У нас вечером дополнительного приема пищи нет, вы, может, чая хотите? — спросил Артем Дмитриевич. — Я принесу.

— Я все принес для Анны Викторовны, — довольно холодно, даже яростно донеслось из коридора.

Аня радостно заулыбалась. Приехал! Не бросил ее тут одну. И она тогда грустить тоже не будет!

— Мне, пожалуйста, все данные исследований за сегодня подготовьте, — бросил Штольман.

— А как же врачебная тайна? — пожал плечами Артем Дмитриевич. — Анна Викторовна согласна?

— Конечно, согласна! — воскликнула девушка.

Лечащий врач поежился. Взглядом этого напыщенного сноба, направленного на возможного соперника, можно было убивать!

Якову весь день было стыдно, что он свою Анечку фактически запер в стационаре. Знал же прекрасно, что она боится и избегает обследования. Нет, конечно, нужно разобраться, с обмороками, но добровольно же, а не добровольно-принудительно. Это вообще, нравственно, заставлять кого бы то ни было делать то, что не хочется?

Анна такая растерянная на каталке лежала и, когда мимо нее проходили люди, прикрывала глаза от смущения.

А он договорился, оплатил все, поцеловал и был таков. Работа, ожидаемо, остаток дня не клеилась. Совесть свербила. Еще студенты со своими вечными пересдачами!

Специально для своих студентов Яков выложил лекции одного очень хорошего преподавателя из ведущего ВУЗа России и дополнил методичку другими полезными ссылками. Например, дал подробный материал по антибиотикам, по которым спрашивать любил. Очень уж актуально.

Штольман знал, что студенты на него уже завели подробнейшее учебное досье, где перечислили все когда-либо дополнительно заданные вопросы и сформулировали ответы на них. Анечка тоже к коллективному творчеству руку приложила.

Яков все диву давался, что студенты, как припасливые мышки-полевки, по зернышку собрали все каверзные вопросы, опрашивая каждого, кому посчастливилось получить экзамен или зачет. Сфотографировали задачи и тесты. Конкретизировали все его дотошные вопросы про переливания и группы крови, про асептику и антисептику, шоку кровопотери и прочее. Но ничего, пусть учат, а к следующему семестру он придумает новые задачи и составит новые опросники. Нет, ему не лень.

* * *

Штольман не любил эту кафедру на восьмом этаже клинической больницы. Неудобно! Все внизу: гардероб, буфет. Студенты вечно носятся по этажам, всем непременно нужно на первый. Как кони по лестницам! То за сменкой, то за конспектом.

Сегодня вместе с ним принимать пересдачи приехал Александр Францевич. Яков, увидев в напарниках грузного доброго преподавателя, вздохнул. Ну все, порки и казни отменяются, к будущим медикам Милц был лоялен до невозможности. Всех студентов любил и жалел. От милейшего Александра Францевича все выходили счастливыми и сдавшими.

Экзамен проходил ожидаемо. Юное прелестное существо, хлопая глазами и впав в этакий ступор, называла стернотом "железочкой". Яков бы за такое глумление над хирургией выгнал экзаменуемую без сожалений, а Милц вздохнул и просто поправил дурочку, еще и рассказал, как и зачем нож-долото применяется.

В этот раз Штольману достался не самый пропащий студент — Андрей Елгин, проболевший пол-семестра и оттого на парах не присутствовавший. Яков задал ему два вопроса и тут же, без подготовки начал спрашивать. Больше Якова интересовало клиническое мышление и сообразительность студента, а также степень владения материалом. Андрей не подвел. Хороший, умный парень.

Александр Францевич же сам рассказал студентке (явившейся на кафедру без сменки и даже без бахил!) ее билет и поставил четверку.

Спорить Яков с одним из опытнейших и авторитетных хирургов не стал. Если Милц поставил четверку, значит есть на то причина.

Спустя час, прощаясь, Александр Францевич вдруг сказал:

— Я видел, как неодобрительно, Яков Платонович, вы на меня смотрели, мол старый дурак совсем из ума выжил, незаслуженно лепит четверки!

— Напротив, я подумал, что вы знаете, что делаете, и если ставите четверку, значит видите в этом смысл, — покривил душой Штольман.

Александру Францевичу импонировал Яков Платонович и как человек, и как специалист, и как романтический герой, новость о свадьбе которого разлетелась по всему мединституту. Импонировал бы еще сильнее, если бы не его резкость, которая сбивала с толку.

— Вот именно, — с достоинством ответил Милый. — Альбина, может, звезд с неба не хватает, но она регулярно дежурит у нас в отделении. Она — старшая в многодетной семье, и не мне вам говорить, что это значит, и какая эта девочка труженица!

— Так давайте каждую санитарку профессором сделаем! — чересчур резко пожал плечами Штольман и тут же был наказан за чванство. Рука немилосердно заболела.

Александр Францевич, сначала обиженно и рассерженно засопел, но увидев гримасу собеседника тут же сочувственно спросил:

— Как ваша рука, Яков Платонович?

— Благодарю, потихоньку заживает, — не захотел признаваться в своей слабости Штольман.

— Студенты говорили, что вы отменили операции? Они очень ждали, что вы позволите присутствовать при эндоскопическом вмешательстве в сустав.

— Восстановление идет не так быстро, как хотелось бы. Воспалительные изменения стихают, скоро можно будет начать разрабатывать. А студентов я все равно приведу на операцию, только к коллеге, уже договорился! — пообещал Штольман.

Александр Францевич немного помялся и предложил:

— Если позволите, я бы хотел осмотреть вашу руку. Последний час я наблюдал за тем, как вы двигаетесь, есть у меня некоторые предположения касательно вашей травмы и повреждения нерва.

— Осмотреть? Ну что ж, хорошо, подумав, согласился Штольман, начав снимать пиджак. — Мне не нравится иннервация...

* * *

К Анне удалось вырваться лишь после семи. Пусть попробуют не пустить в отделение!

Он, конечно, хорош, гусь, запер девчонку и даже не позвонил за день ни разу.

Аня тоже молчала. Наверняка обиделась. После собрания в Академии Здоровья он сорвался в дорожную больницу. Купил по пути то, что успел — мандарины, орехи, кофе в стакане, чёрную шоколадку...

Пока он был в дороге, ему успела позвонить Вероника.

Штольман посмотрел на экран и поморщился. Сейчас начнутся уговоры, жалобы... Кто только номер телефона дал?

По второму звонку, последовавшему сразу за первым, он понял, что бывшая родственница просто так не отстанет.

— Привет, братик, — довольно бодро сказала женщина. Излишне оптимистично для человека, у которого потерялся ребенок.

Словно прочитав его мысли, женщина горестно вздохнула.

— Эээ... Вероника, чем обязан? — спросил Яков, паркуясь у проходной Дорожной больницы. — Мне не удобно говорить.

— Я звоню попросить у тебя помощи. Знаешь же, у нас ребенок пропал. — грустно ответила Вероника.

— Там что, у вас совсем помочь некому?! — недоумевал Штольман.

— Некому. Мать давно лежачая, и я здесь совсем одна. У нас тут переполох — полиция, волонтеры, опека. У меня голова кругом. Деньги закончились. Я заняла, у кого можно.

— И вспомнила про меня. Кто надоумил позвонить и дал номер? — давил Штольман.

— Твой отец. Мне нужен адвокат. Деньги на поездки в райцентр. Время уходит, ребенка нужно найти. Ты понимаешь, он совсем маленький, ему нужно помочь, я не сплю ночами, так волнуюсь за него, — просила Вероника.

— У тебя большая семья, муж должен быть, — резонно заметил Яков.

— Мой муж служит, он в командировке, связи с ним нет. Там где он находится, дают о себе знать лишь изредка, таков порядок. Звонить нельзя.

— Какой муж по счету? — не удержался от колкости Штольман.

— Второй. Не нужно ерничать, Яков. Если я в чем перед тобой и виновата, или моя мать, все уже

в прошлом. Муж у меня хороший, но денег прислать он не может. Карточка у его матери. Коля пытается копить нам на жилье и переезд из этой глуши.

— У меня своя жизнь... — начал было Штольман.

— Яков, не хочешь дарить, займи, я обязательно отдам, как муж выйдет на связь!

— Я подумаю. Почему пацан от вас сбежал? — спросил с подозрением Штольман.

— Он аутист. Его поступки не поддаются обычной логике. Возможно там шизофрения или еще что-то. Костик гиперактивный, неуправляемый. Он и раньше убегал. У нас тут озеро с горячими ключами, лед тонкий, есть полыньи. Если бы были деньги, можно было бы взять в аренду подводные дроны..

Вероника еще долго рассказывала Якову о том, как проходят поиски.

Вопреки довольно жалостливым и лицемерным уговорам, он не проникся сочувствием к ее семейству.

Вернее, чувство жалости было к маленькому потерявшемуся Костику, но тому, на чьи поиски арендуют подводные дроны, сочувствовать было уже поздно. Разговор так ничем и не закончился.

* * *

Увидев сцену в палате, Яков опешил. Вроде бы приличный, консервативно настроенный лечащий врач сидел на краешке постели пациентки (само по себе не комильфо) и пожимал ей пальчики. Это его, Штольмана, женщина! Оставил на каких-то полдня!

Ее невозможно от оставить нигде одну. Везде, где бы, и по какому поводу они с Аннушкой не очутились, вокруг нее тут же начинали крутиться восторженные почитатели мужского пола.

Так и здесь. За руку этот Артем Дмитриевич явно ее не просто так схватил, еще и на койку присел, поближе. Лучше бы непосредственными обязанностями занимался! План обследований они утром большой наметили.

Яков разозлился, но Аня, увидев его в проеме двери, улыбнулась так искренне и так радостно, что у Якова отлегло от сердца. Не сердится, девочка его. Под рукой у нее размеренно жужжал прибор суточного мониторинга ЭКГ, и она чуть недовольно подвигала рукой. С холтером он, конечно, палку перегнул, но ничего, лишним не будет.

Сгрузив гостинцы сияющей девушке на тумбочку, он отконвоировал явно опасающегося за свою жизнь и здоровье Артема Дмитриевича в ординаторскую.

Опасения доктора были не напрасны. Как только дверь ординаторской закрылось, Штольман не переминул с разборками:

— Я вам девушку после глубокой потери сознания привез, а вы ей руки наглаживаете! — зло заявил мужчина.

— Я прощупывал пульс, — попробовал увильнуть лечащий врач, но глаза его выдавали неправду.

— Дурака из меня не делайте, — ни на секунду не поверил Штольман. — Если Анна пожалуется на домогательства...

— Послушайте, я лечащий врач, я сегодня и аускульцию легких проводил в полном объеме, — зачем-то решил дернуть тигра за усы Артем Дмитриевич и не смог сдержать довольную улыбку.

"Отличная, кстати, грудь", — вспомнил котяра.

"Это моя невеста" — зло подумал Штольман.

Артем Дмитриевич вслух, разумеется, грешные мысли не озвучил, да и бюстгальтер Анна лишний раз снимать отказалась категорически, оставив для выслушивания небольшую полоску кожи, даром, что студентка меда.

Очевидно, в выражении лица лечащего врача что-то изменилось, потому как Штольман, вскипев, заявил:

— Давайте сюда готовые исследования, и мы уезжаем немедленно. Ноги Анны тут не будет. За другими волочитесь!

Артем Дмитриевич тут же пожалел о том, что решил подразнить этого холеного ревнивца. Деньги Яков Платонович заплатил приличные, да и человек он не простой. Случай с девушкой интересный...

— Подождите, не кипятитесь, — пошел на попятную лечащий врач. — Я вам обещаю, все будет в рамках профессиональной этики. Завтра к обеду снимем холтер, и я отпущу Анну Викторовну домой. Не стоит сейчас дергать пациентку...

Аня, тем временем, оставленная мужчинами, легкомысленно сама себя дергала. Она вновь вызвала духа. Надо же понять, как этот ребенок умер, и чем они могут помочь ему?

— Дух мальчика, явись! — приказывала девушка.

Призрак не заставил ее ждать. Он застыл в метре от кровати.

Дух показывал ей картинки с праздника в детском саду. У ребенка был костюм капусты, состоящий из ярко-зеленого комбинезона и бумажной повязки — короны на голову с изображением овоща.

Перебивая девочку в бордовом, он бойко декламировал:

— Ты уж, свекла, помолчи!

Из капусты варят щи!

А какие вкусные

Пирожки капустные!

Зайчики-плутишки

Любят кочерыжки.

Угощу ребяток

Кочерыжкой сладкой.

Когда мальчик переодевался после утренника, воспитатель заметила на его руках и ногах синяки.

— Кто это сделал, Сахрат? — спросила она ребенка.

Мальчик замялся, грустно глядя на воспитателя.

— Это Костя сделал, — подумав, объяснился мальчик.

— Как ты умер, Сахрат? — не выдержав, спросила Аня. Ее начинало сильно мутить.

Дух послушно показал воду, холодную воду, много холодной воды. Озеро. Бурные потоки воды после дождя, выливающиеся по водостоку на отмостку частного дома. Корыто с грязной водой в загоне с животными.

Тут Аня отчетливо почувствовала продром (признак, предшествующий) обмороку. Сегодня Артем Дмитриевич серьезно и обстоятельно объяснил ей про продромы. Их нужно почувствовать и постараться, запомнить. Это нужно для того, чтобы вовремя принять меры для предотвращения обморока или, на худой конец, минимизации последствий падения. Головокружение и слабость. Снижение четкости зрения.

Она сразу же позвонила Якову.

— Да, Аня, — моментально отозвался Штольман.

— Меня доктор просил позвать, если возникнет аура... так вот, кажется, что сейчас, — слабым голосом сказала Аня.

— У нее приступ, — быстро сказал Штольман, не став продолжать спор в ординаторской.

— Сейчас снимем все показатели, — бодро сорвался с места лечащий врач. — Если дело в глюкозе, не будет никакого обморока, откапаем.

Увы, потеря сознания все-таки произошла. В себя Аня пришла под капельницей.

Снующий туда-сюда Артем Дмитриевич был очень озадачен.

— Возможна опухоль поджелудочной. Нужно МРТ поджелудочной и 72 часовой тест...

Сказав это, он выскочил из палаты.

Яков взял Аню за руку, отметив про себя, что конечности ледяные.

— Как чувствуешь себя? Сейчас принесут грелку, — пообещал он.

— Хорошо, — потупилась Аня. — Только слабость небольшая.

— Что с тобой делать? — печально и озадаченно спросил Штольман. — Я жутко за тебя боюсь.

Здесь Аня созналась, что ее нездоровье — это последствие общения с духом. Оба раза она видела одного и того же мальчика, причем сейчас специально его и вызвала, вот и все!

— Зачем, если тебе потом плохо?! — недоумевал Штольман. — Это эксперимент такой? Жестокий по отношению к себе, я за тебя очень переживаю.

— Понимаешь, с ним случилось что-то страшное. Ему плохо, поэтому и мне плохо. Дух меня не оставит, он понял, что я могу помочь. Если он найдет упокоение, то и я поправлюсь, — терпеливо объясняла Анна.

Яков помог ей сесть и дал в руки стаканчик с кофе. Он очень пожалел, что от души фыркнул, когда бариста предложила капнуть туда немного сиропа. Анне бы сейчас этот самый сироп не помешал.

— Я нашел аскорбинку с глюкозой, — доложил доктор, заглянув в палату

— Давайте, — кивнул Штольман.

— Пару штук, не больше, — велел Артем Дмитриевич. — И после приступа не употребляйте.

— Хорошо, — смутилась Анна.

Лечащий врач съежился под взглядом холеного ревнивца и шмыгнул за дверь.

Аня после аскорбинки и внутривенной инфузии порозовела.

Яков старательно грел ей руки, в ногах девушки лежала грелка.

— Так, мальчик, значит. Ну и кто он, где его найти? — недоуменно спросил Яков. — Мальчиков в России много, пропавших, к сожалению, тоже.

— Ему лет шесть, очень худенький, хорошенький, смышленый. Зовут Сахрат.

— Гость из ближнего зарубежья? — поднял бровь Штольман. — Вот только его нам не хватало!

— Не знаю, по-русски говорит чисто. И он беленький, глаза, правда, карие. Кажется, он утонул.

— Я попробую погуглить, — решил Яков. — Сахрат, говоришь?

Штольман вбил несколько слов в поисковик и убедился, что пропавший мальчик не плод воображения девушки.

Он устроился поудобнее и начал читать для Анны:

— В Иркутской области пропал шестилетний мальчик Добиев Сахрат. Дата рождения -13.02.2017. Информацию распространили волонтеры поискового отряда.

Сохрат ушел из дома утром, 20 января, в районе текстильного комбината.

Если у вас есть какая-либо информация о ребенке, позвоните по телефонам, указанным в ориентировке.

Рост 108 см, худощавого телосложения, волосы русые, короткие, глаза карие. Одежда: черный комбинезон на молнии, кроссовки.

Небольшое видео, что Яков открыл для Анны, привело самого Штольмана в состояние сильного волнения.

В ролике, снятом местной телекомпанией, корреспондент эмоционально рассказывала о пропаже ребенка:

"Кажется, вся Иркутская область замерла в ожидании новостей о судьбе 6-летнего Сахрата Добиева. Утром понедельника, 10 января, мальчик бесследно исчез. По словам его опекунши Вероники Зубовой, она заметила пропажу лишь около 07:00, точное время, когда Сахрат покинул квартиру на Комсомольской, по-прежнему не известно. Семья сообщила о ЧП в полицию, уже к 14:00 рядом с домом Зубовых находился штаб поискового отряда.

Найти Сахрата по горячим следам не удалось. К вечеру число добровольцев, откликнувшихся на зов о помощи, достигло ста человек. Утром вторника работа по поиску мальчика продолжилась в усиленном режиме. Уже к обеду число людей в форме едва ли не превышало количество гражданских, проживающих поблизости.

— Это он, точно он, потерявшийся мальчик, — заволновалась Анна, посмотрев видео.

Она, давно вытащившая иглу из вены, вскочила и резво начала ходить по палате.

— Тише, — тут же поймал ее Штольман и усадил обратно на кровать. Он приобнял девушку, чтобы Аня немного успокоилась.

Подумав, Яков вздохнул и начал каяться:

— У меня есть дальние родственники, я не поддерживаю с ними никаких отношений, по крайней мере сейчас... У них традиционно много детей, взятых под опеку. Это почет, хорошие деньги, льготы.

Я как понимаю, это именно у этой семьи и пропал мальчик. Сейчас опекуншу допрашивают правоохранительные органы, трясут волонтеры, полоскают в соцсетях, что не уследила. Вероника сегодня звонила, просила денег на поиски ребенка.

— Ты помог? — спросила Анна.

— Нет, — покачал головой Штольман, пока не став распространяться о причинах своего решения.

— Мальчик мертв, — вздохнула Анна. — Но его дух просит помощи. Боюсь, без нас тело не найдут. Нужно еще пообщаться с духом, понять, что он хочет показать нам.

— Ты плохо себя чувствуешь после этих сеансов, а мальчик все равно уже мертв, — сжал челюсть Штольман. — Я против.

— Мне кажется, произошло нечто ужасное. Сохрат показывал закрывающуюся крышку подвала, много ледяной воды. Ему было очень холодно. Смерть у него была тяжелая, несправедливая.

Яков в раздумии схватился за голову.

— И сейчас пришел... — протянула Анна, смотря в сторону. — Тихо, Яша, замри.

Штольман послушно затих, уставившись на невесту.

— Сахрат, как ты умер? — с волнением спросила девушка.

Дух показал ванну, полную ледяной воды, сильные руки, схватившее его за тонкое тельце.

— Опять в штаны наложил, — со злостью протянула девочка-подросток. — Быстро вытянул руки, чудовище, задницу быстро отклячил, чтобы я могла помыть тебя!

Аня опять увидела закрывающуюся крышку подвала.

— Живучий, как таракан, — хохотнул мужчина.

Видение закончилось.

— Мы должны помочь раскрыть дело! — убежденно сказала Анна, когда дух ушел.

— Аня, три тысячи километров, — взывал к ее разуму Штольман.

— Его убили. Его истязали. Этих людей нужно остановить! — яростно сказала девушка.

— Тебе нужно о себе подумать. Дообследоваться. Подобрать терапию, — сопротивлялся Штольман.

— Мне нормально. Я никакая не больная. Ты уже все понял насчет меня, признайся, ну понял же?! — наседала на него Анна.

— Вообще, у меня есть теория, — признался Яков. — Духи, они крадут у тебя энергию. Кто больше, кто меньше. Когда забирают слишком много, ты отключаешься. Никаких отклонений по здоровью у тебя нет.

— Вот! — ангажированно ответила Аня, подняв пальчик.

— Анечка, гони этих духов от себя, — просил Яков. — Нам это не нужно. Пусть полиция сама как-нибудь справляется.

— Мне нужно! Как ты не понимаешь, полиция не справляется! Духи просят помощи! Вот этот мальчик, к примеру. Его ищут волонтеры, приемная семья, и никто не догадывается, что он умер такой страшной смертью. Нужно съездить туда, в Иркутскую область. Все равно у тебя вынужденная пауза из-за травмы, ты взял две недели отпуска. У меня каникулы. Сессия закрыта!

— Боюсь, поездка будет ужасной, — вздохнул Яков. — Иркутская область, место глухое, депрессивное. Я могу измениться, начать вести себя странно. Там люди, которых я избегал всю жизнь. С матерью Вероники я прожил под одной крышей несколько лет.

— Они тебя обижали? — догадалась Аня.

— Они просто сумасшедшие. Куча грамот, регалий за воспитание чужих детей, а на деле...

Яков вовремя осекся и замолчал. Он был против того, чтобы делиться подробностями. Мужчина не должен перед своей женщиной выглядеть жалующимся слабаком.

— Я знаю, — серьезно сказала Аня. — Я уже кое-что поняла.

— Думаю, мне удастся вырваться с работы. Часть вопросов я смогу решать дистанционно. Дней десять у нас есть, — вздохнул Штольман.

— А ты заберешь меня сегодня? — умильно попросила Аня, сложив руки у груди. — Ну, пожалуйста!

— А холтер?! — поднял бровь Яков.

— Эээ, ну вот дома я его и поношу. Будет возможность замерить сердечный ритм в самых разных ситуациях... — сильно смутилась Аня.

Ей уже хотелось под бочок к своему мужчине, а не это вот все.

— В разных, — кивнул Яков.

В его грустных глазах вдруг заплясали довольные бесенята. — Ладно, будем потихоньку собираться.

Он наблюдал, как Аня бойко вскочила с постели.

— Ой, лиса... — покачал головой Штольман. — Завтра все равно у тебя глюкозатолерантный тест натощак. Надо же посмотреть, как изменяется кривая глюкозы в крови.

— Все сделаю, — пообещала Анна. — Но что-то мне подсказывает, что все будет в рамках нормы. Доктор с ума сойдет!

— Я ему сойду, — фыркнул Яков и начал деловито собирать вещи Анны, чтобы отправиться с ней домой.

Малыш рос очень жизнерадостной собакой. В своих предков-лабрадоров он отличался завидным аппетитом, не признающим ограничений. Он умильно выпрашивал вкусняхи у Анны и каждый раз покорно признавал авторитет и ограничения от методичного обстоятельного Штольмана, основного хозяина. Все-таки именно Яков его массажировал, выхаживал, разминал ему лапы и был полноценной щенячьей нянькой. Лабрадор помнил, кому обязан своим выздоровлением.

— Какой ты молодец, — говорила Анна Якову с благодарностью. — Без тебя мы бы с Егором не справились.

— Вы просто не оставили мне выбора, — по-доброму усмехался Штольман. — Егор его притащил домой с таким видом, словно я уже грозился выставить их обоих за порог. Отправила же ты его мне? Отправила. Устроили мне проверку на человеческие качества. Ну и так как я не мог найти подход к лучшей девушке на земле, всю энергию я направил на восстановление подвижности лап этого чудища. Хорошо, что мое рвение в конце концов ты оценила.

— Как было не оценить твои золотые руки и доброе сердце, — восхитилась Аня, обнимая его. — Я таких мужчин никогда не встречала.

Яков как раз уверенными, быстрыми движениями заправлял их кровать в спальне.

— Надо было мне, — размечталась Анна, помогая ему, — просто написать в тетради: "Яков Платонович, а пойдемте в кино?". Ты бы подумал, снизошел, и отвел меня на ближайший фильм!

— Ты бы не написала и не пошла, — улыбнулся Яков, натягивая покрывало до только ему видимого идеала. — Ты скромная, как незабудка, границы отлично держишь, а меня в принципе от избытка дурости и темперамента заносило не туда, куда нужно. Скажи честно, плакала, когда я тебя в кабинете зажал? Ты убежала тогда с глазами полными слез.

— Нет, не плакала. Я к папе тогда убежала жаловаться на жизнь, — смутилась Аня.

— К папе? — испугался Яков. — А Виктор Иванович?

— Он как настоящий папа, решил все мои проблемы и накормил мороженым. И я сразу страдать перестала, — вздохнула его невеста.

— Сразу, — не поверил Штольман, памятуя, сколько на деле Аня обижалась после того вечера.

— Ну, почти! — засмеялась девушка.

Сегодняшний день они решили посвятить сборам в дорогу. Дел набралось немало. Предупредить возмущенную отменой всех планов секретаршу, перенаправить задачи на подчиненных, пристроить домашних животных. Кошку Анны взяла себе Мария Тимофеевна, теперь только и мечтающая о красивой церемонии бракосочетания и впавшая в блаженное ожидание оной. Мама Анны все время переписывалась то с ведущим, то с кондитером, присылая жениху и невесте фотографии на рассмотрение и одобрение. Честно говоря, Яков был благодарен за помощь. Они с Анной были несколько ошеломлены масштабом свалившихся из-за скорого бракосочетания хлопот, а будущая тёща часть этих самых хлопот взяла на себя. Чудесная женщина!

Уже вечером, перед самым поездом Яков с Анной привезли собаку Егору. Сын, вопреки обыкновению, назначил встречу во дворе, мол, хочу прогуляться сам и Малыша вашего выгулять не менее часа.

— Если в нем останется хоть капля энергии, — авторитетно заявил по телефону Егор, — она обязательно скатализирует на домашних вещах. Я — ответственный собачник и квартиросъемщик!

— Ты когда к нам переедешь, квартиросъемщик? — спросил в трубку Штольман. — Квартира оплачена только до мая.

— Значит, еще время есть. На самом деле я еще не решил. Я вас стесняюсь, молодые жены! — бравировал Егор.

Припарковав машину чуть дальше жилого комплекса, Яков с Аней и сами решили чуть прогуляться. Вдоль набережной стояли прилавки с уличной едой и шла оживленная торговля.

Штольман с гордостью поглядывал на невесту. На девушке было надето новое зимнее пальто, приталенное, аккуратное. Анне оно очень шло. Хотя влюбленному мужчине казалось, что ей в принципе идет абсолютно все.

"Во всех ты, душенька, нарядах хороша."

В комплекте с пальто была куплена шапочка кофейного тона и перчатки. Анна держала Якова под руку, и просто, радостно вдыхала морозный воздух. Просто модель с обложки журнала о жизни кинозвезд! Штольман смотрел на нее и ласкал свою невесту довольным взглядом. Все — таки красивая молодая женщина рядом — гордость мужчины. В другой руке у Анны был поводок с любвеобильным лабрадором.

Тут Малыш резко уселся перед ларьком с мороженым и в голодном обмороке уставился на продавщицу в форменном переднике.

— Ах ты ж, мой лапочка, — умилилась дородная женщина.

— Кажется, мы дальше не идем, — засмеялась Анна.

Яков подошел к своей невесте поближе. Запах духов девушки сводил с ума. Он с наслаждением вдохнул его снова.

— Еще как пойдет! Промбирчика ему, ага, на сливочках, потом толстый и суставы больные! — вдоволь насладившись ароматом парфюма проворчал Штольман.

Продавщица поперхнулась.

— У тебя профессиональная деформация! — возмутилась Анна. — Тебя послушать, у тебя все толстые и все с больными суставами, не то, что люди, даже собаки! Скоро и мне так казаться будет!

— Ну если так и есть, — всплеснул руками Штольман. — Я слишком часто сталкиваюсь с последствиями нездорового образа жизни.

— Я за последнее время похудела килограмма на два, не меньше, — заявила Анна. — А все ты. У нас овощи, креветки, стейки, а я, может, пирожок хочу и не покупаю! У меня даже ремень на джинсах на другую дырочку стал застёгиваться. Такими темпами, скоро гардероб менять будем!

— На самом деле, я тоже слегка сбросил вес, — улыбнулся Яков.

— Я тебя что, недокармливаю?! — испугалась Аня, вспомнив Караваеву и ее кулинарную осаду Штольмана.

— Думаю, дело в других энергозатратных занятиях, — смутился Яков. — Хочешь пломбирчик или даже ведерко купим?

— Нет, — вздохнула Анна. — Малышу нельзя, он обидится, значит и мы не будем...

В конце концов Штольману на руках пришлось утаскивать лабрадора от лотка с мороженым. Сам щенок уходить не хотел категорически.

В парке у жилого комплекса они встретили двух подростков. Егор гулял с девочкой.

Малыш вырвался и побежал приветствовать знакомых людей. Егор тут же начал обниматься с собакой, а девочка потрепала его за загривок.

Отличительная черта лабрадоров и даже, как в случае с Малышом, представителей помесей этой породы — крайняя доверчивость. Этот пес всех обожал, всех хотел облизать и крутил хвостом в приветствии людей, словно пропеллером. Невероятно доброе существо!

— Здравствуйте, — приветливо сказала Надя, чуть спрятавшись за Егора.

— Здравствуйте, — сказал Штольман и внимательно посмотрел на девочку.

Он надеялся, что они хотя бы больше не курят. Научит еще эта девочка его аккуратного и воспитанного сына плохому.

Надя была смешной. Куцая какая-то, с тусклым цветом лица и в дурацких очках, которые совершенно не шли ей. Очень худая, неловкая, сколько Яков помнил, она смотрела на мир всегда исподлобья. Надежда выглядела совершенным ребенком, к тому же плохо и дешево одетым ребенком. Этого Штольман тоже не любил. Зима, на ногах китайские зимние кроссовки. Что связывало их с Егором, что они так сдружились, для Якова было загадкой. Надя была троечницей, Егор отличником, он много читал и был парнем весьма интеллектуальным. Сказывался физмат московского лицея. Даже проживание в провинциальном Приозёрске не изменило парня. Егор оставался таким же старательным и открытым новым знаниям.

— Надя, от классной руководительницы я слышал, что ты школу бросила. Зря. Осталось каких-то полгода! — возмутился Штольман.

— Нам дорого. Гимназия платная. Да и я давно не вывожу программу, — вздохнула девочка.

— Можно же доучиться в обычной школе! — не мог поверить в такое пренебрежение к собственной жизни Штольман.

— Я доучусь потом, в колледже, — ответила Надя.

— А сейчас чем занимаешься? — допытывался Яков, переживая, что подруга, бросившая школу, плохо повлияет на Егора.

— Работаю в пекарне. Мне нравится, — пожала плечами девочка.

— И все-таки вернуться в школу не поздно, — стоял на своем Яков.

Надя промолчала. Она отвела глаза, продолжая гладить собаку.

Как-то это все было неправильно! Яков догадывался, что у Надежды какой-то затяжной конфликт в семье. Девочка и раньше уходила из дома, жила у бабушки. Это все, конечно, очень печально, но причем тут его сын?!

На фоне кажущейся безмятежной, доброжелательной, пышущей здоровьем Анны контраст между благополучием и неблагополучием был еще разительнее. Правда, его невеста смотрела на приятельницу Егора с большим участием. Всех то ей жалко!

— Холодильник забил продуктами? — строго просил Яков. — Мне смс о списании приходили из супермаркета.

— Да, у меня всего полно, спасибо. Не переживай! Можете ехать на свой край света, — уверенно сказал Егор. — Я тут не пропаду.

— Я буду звонить, узнавать как дела, предупредил Штольман. — Репетитор, ЛФК, бассейн, курсы, не пропускай, пожалуйста. Очень надеюсь на твое благоразумие.

— Не буду пропускать, пап. Я очень хочу поступить! — пообещал Егор.

— Особенно лечебную гимнастику, — поднял брови Яков и дождался, пока сын кивнет.

— Не нравится она мне, — пробурчал Штольман, когда они попрощались и пошли за машиной.

Подростки остались выгуливать Малыша.

— Почему? — удивилась Аня.

— Потому что от нее прямо веет неблагополучием, — задумчиво сказал Яков.

— Надя — вроде девочка неплохая, собак любит, работает, значит, ответственная, — успокаивала мужчину Анна.

— К тебя все неплохие. Кредит доверия окружающим огромный, — кивнул Яков.

— Разве это плохо? — удивилась девушка.

— Нет, просто я немного другой, — улыбнулся Штольман, мысленно отпуская ситуацию. К сыну он позже присмотрится, что там за девочка и стоит ли ей доверять.

* * *

В Бургени было решено остановиться на квартире при местной местной больнице. Это безопаснее, чем снимать комнату у местных. Как стало известно, на районную больницу был всего один хирург, и новость о том, что у тамошних медиков нежданно-негаданно появятся лишние руки, местным начальством была воспринята с восторгом.

Еще бы! Вокруг с десяток деревень. Работы много. Яков решил поработать в амбулатории в качестве хирурга-травматолога. Оперировать он пока не рискнет, а вот работая на приеме вполне пригодится, да и так будет проще пообщаться с местными жителями.

— Я думала, ты будешь отдыхать, восстанавливаться, — удивилась Аня, узнав, что Яков устроился совместителем в районную больницу.

— Я не могу долго сидеть без дела. Да и лишние руки в таких местах всегда нужны, увидишь...

Чтобы в поезде им никто не мешал, Аня с Яковом решили выкупить все купе. Билетов в вагоны повышенной комфортности в их направлении не осталось, но в обычном было тоже неплохо.

Как только они показали документы и прошли в купе, деловитый Яков огляделся и сразу убрал верхние койки к стене, чтобы не мешали. Стало почти уютно.

Они посидели, наблюдая, как поезд отправляется из Приозерска и плавно набирает ход. В вагоне было тепло.

Анна улыбалась, прислушиваясь к стуку колес.

— Ну, располагайся, моя алтайская принцесса. Мне нужно немного поработать, — улыбнулся Штольман. — Чем займешься?

— Хочу освежить знания, — серьезно сказала Аня. — Если я буду помогать тебе на приеме, не хочу оплошать.

— Ты не оплошаешь, — серьёзно сказал Яков. — Три года в травматологии, полтора года в качестве медсестры, это уже неплохой опыт. Я тебе во всем помогу. Но учиться всегда полезно. Я тоже освежу знания...

— А ты знаешь, что "Алтайская принцесса" — это полуразложившаяся мумия? — уточнила Аня.

— Знаю, но звучит романтично...

Тут Яков замер и просто уставился на ее аккуратную грудь в водолазке из мягкой шерсти.

— Что? — смутилась Аня, почувствовав, куда он смотрит.

— А ничего, освежу знания, говорю, если время будет...

Яков с удовольствием поцеловал ее, осторожно запуская руки под водолазку. Бархатная кожа так и манила забыть оговорённое пару минут назад.

— Яша, у нас по плану работа, и книги! И чай скоро принесут, — смеялась и напоминала о порядке Аня.

— Да, точно, прости, — пробормотал Штольман. — Забылся. Очень уж привлекательная девушка рядом. Прошлая ночь была давно, а новая еще не скоро...

— Ляжем спать пораньше сегодня, предложила Аня.

— Вот как тут после такого предложения сосредоточишься?!

— вздохнул Яков.

Он поместил свой дорожный костюм в чехол и резво переоделся в штаны и футболку.

— Чай, молодые люди, — заглянула в купе проводница. И хотя она была женщиной уже намного старше пятидесяти и имела трех внуков, но все равно с восторгом уставилась на такого красивого кудрявого мужчину. Слегка обтягивающая футболка белого цвета подчеркивала подсушенное рельефное телосложение, намекая на некоторое самоограничение пассажира в еде и регулярную физкультуру. Его лицо, чуть заросшее двухдневной щетиной, придавало нет, не усталости, а благородства и мужественности. Глаза серо-голубого цвета, проницательно смотрели из-под густых бровей. Легкая ухмылка пассажира, словно невысказанная шутка, играла на изгибе губ, делая его одновременно харизматичным и таинственным. Это был мужчина в расцвете сил, чья красота в ближайшие года только вызреет, как хорошее коллекционное вино.

— Большое спасибо, — обворожительно улыбнулся Штольман.

— Ой, — только и смогла сказать проводница, собрав всю силу воли, чтобы не рухнуть от восторга прямо тут же. Она быстро ретировалась.

Яков закрыл дверь за женщиной.

— Попалась! — заявил он Анне, сгребая ее в объятия и награждая нетерпеливыми поцелуями. — Никаких книжек, это пытка будет, а не работа. Я не смогу сосредоточиться, когда такая прекрасная барышня рядом и постель, на которой мы еще не лежали.

Он уверенно нащупал резинку и стянул ее с тяжёлых волос девушки, с наслаждением растрепав ей косу.

* * *

Как твоя рука? — Аня задумчиво водила по плечу мужчины, осторожно поглаживая свежий, шов. — Выглядит все вроде неплохо. Видела у тебя в бардачке довольно сильное обезболивающее.

— Да все нормально, Ань, не переживай. Оперировать в ближайшие недели не смогу, разве что по мелочи. Хотя Милц что-то сделал с рукой, мне полегче. Боли почти ушли.

— Я заметила. Ты стал активнее ею двигать. Меня на кровать аж закинул, а я не пушинка, — покачала головой Анна.

— Как это не пушинка? Самая настоящая пушиночка, особенно для меня. Вот можешь же сделать меня счастливым! Теперь я почти человек разумный, могу читать, правильно формулировать мысли. Какое-то время... Я вот думаю, может Александр Францевич — подпольный хиропрактик? Нерв мне подвинул, не разрезая?

— А такое бывает? — удивилась Аня.

— Но что-то он однозначно сделал, суставами пощёлкал, болевой синдром почти ушел, — кивнул Яков. — Что ж, буду вставать.

Аня проводила спину мужчины задумчивым взглядом и блаженно выдохнув, перевернулась на другой бок.

— Поспи, — посоветовал Штольман.

Шел третий час его работы. За это время Анна и вправду поспала, сходила в местный душ, переоделась в трико и свитшот с капюшоном, созвонилась со свадебным стилистом и теперь что-то старательно изучала на экране смартфона, причем вид у нее был слегка ошеломленный.

— Что изучаешь? — наконец, не выдержав, поинтересовался Яков.

— Зашла на страничку экстрасенсов в ВК, интересовалась поисками Сахрата, — поделилась Анна.

— Я думал, ты свадебные прически изучаешь...

— Там все просто, с прическами этими! — отмахнулась девушка.

— Ну и как товарищи гадалки и тарологи, оправдывают доверие? — спросил Яков.

— Жулики! — в сердцах сказала Анна. Уму непостижимо, какие шарлатаны и жулики. Причем я не могу понять, они просто городские сумасшедшие, или циничные обманщики. Ни слова правды! А ведь пропал мальчик, к их словам прислушиваются поисковики.

— А как ты хотела? Я вообще ни одного проводника потустороннего серьезно не воспринимаю, — признался Штольман.

— А я? — возмутилась Анна.

— Ты — другое дело. Глупо отрицать очевидное, — грустно улыбнулся Штольман. — Исключение, подтверждающее общее правило. Но лучше бы тебя оставили эти духи в покое.

— Вот смотри, — продолжила разговор Аня, показав экран телефона:

Евгения Мазур:

"Живая энергия от него, просто заигрался".

Лена Таролог:

"Жив, для найдут в течение часа, ходит ворон считает"

Тамара: "Проверяйте все заброшенные здания, вижу как провалился куда, ул. Труда идет, там ищите".

Марина Марина: "Маятник реагирует. Руки мужчины мальчика остановят. Должен быть живым, просто устал. Вижу рельсы."

И так далее, там еще много! Сидят, развлекаются, карты местности с точками прикладывают, — возмущенно сказала девушка. — А Сахрат давно мертв. Неудивительно, что экстрасенсам в принципе не верят. И мне не поверят.

— Пусть не верят. Будем действовать самостоятельно. Попробуем помочь найти тело, возможно, указать на виновника. Остальное — дело полиции. Я тебя в обиду не дам, о даре твоем особо распространяться не будем, — пообещал Яков, откладывая рабочие бумаги.

Волосы девушки почти высохли, он никогда не отказывал себе в удовольствии поразбирать их. Ее локоны, мягкие, шелковистые, пахнущие шампунем, вернее, ощущение от них, его успокаивали.

Яков усадил Анну смотреть в окно, а сам вооружился гребнем.

Его пальцы чутко скользили по ее волосам, расчесывая каждую чуть влажную прядь с большой заботой. Каждое прикосновение было пропитано невысказанными словами обожания.

Яков любовался их блеском, их переливами под лучами заходящего солнца. Настоящая женщина сидит перед ним, длинноволосая, юная и уверенная в своих чарах. Каждый взмах гребня был признанием, каждое прикосновение — обещанием.

Запах Аниных волос, цветочный, чуть пряный, пьянил его. Он осторожно вдыхал его, закрывая глаза, чтобы полностью погрузиться в момент. Аромат, который навеки будет ассоциироваться у него с ней.

— Ты как будто медитируешь, — с улыбкой сказала Анна.

— Так и есть, — кивнул Яков

— Рассказывай, что видишь за окном, велел Штольман.

— Я вижу много снега, просто бесконечный зимний пейзаж. Река замерзшая извивается как... змея, а лед и снег кажутся желтовато-розовыми, потому что лучи заходящего солнца такие.

— Красиво, — задумчиво посмотрев в окно, улыбнулся Яков.

Аня вдруг поймала его руки и начала целовать их, прижимаясь к коже губами. Яков замер. Это было очень приятно. Малышка целенаправленно распаляла его, целуя уже не запястья, а выше — сгиб локтя, плечо. Теперь уже Аня засунула руки под его футболку, чувствуя, как кожа мужчины покрывается мурашками от её прикосновений. Пальцы девушки нежно скользили по мускулам, как будто стараясь запомнить каждую линию, каждый изгиб. Яков вздрогнул, его дыхание стало неровным.

Она смотрела в его глаза, в которых отражалось множество чувств — от волнения до яростного нетерпения.

Аня смело сняла свитшот, оставшись в трогательном хлопковом топе. Она начала раздевать Якова. Тот не думал сопротивляться, наблюдая, что же будет дальше. На его лице блуждала довольная улыбка чеширского кота.

— Дверь, Аня, — напомнил Яков.

— А ты не слышал? Я закрыла... на два оборота.

— Все предусмотрела...

По его мнению , Анна была великолепной любовницей. Откуда что взялось! Аня из трепетной трогательной студентки стремительно преображалась в уверенную в себе, довольно раскованную и страстную девушку. Она отдавалась без остатка и впускала его в себя с искренним благоговением, давая понять, как он дорог, и как она его любит. Что нужно мужчине для счастья?

Яков в такие моменты жил не разумом, а сплошными инстинктами и чувствами. Время останавливалось. В последствии он даже не мог сказать, сколько прошло времени — полчаса, час, может, больше. Яков стонал от переизбытка эмоций и ощущений. Он никогда и ни с кем так не чувствовал и никогда не был счастлив. Стенки в вагоне были тонкими, они с Анной шикали друг на друга, закрывая ладонями разгоряченные губы и хохотали.

Яков с наслаждением растянулся на свежей, хрустящей постели, его голова утонула в прохладной мягкости подушки. Аня уютно устроилась рядом. Яков, положив ладони под затылок, с наслаждением наблюдал за ней. Чем она занята? Оказалось, ни о чем не задумывалась, просто дарила свою нежность. Аня нежно гладила его по щеке, вглядываясь в его глаза.

— Ты такой замечательный, Яша. Такой восхитительный человек, и как же я тебя люблю. Ладони девушки осторожно пробегали по его рукам, груди, шее. В ее теплых, добрых глазах сияли искренние привязанность и забота.

Яков лежал, улыбался, ощущая сладкое блаженство, словно растаял, как пломбир под солнечными лучами. От счастья.

На телефон Якова позвонили. Он посмотрел на экран. Звонок из социальной сети.

Извинившись, он нажал на фото худенькой стервозной блондинки

"Вероничка Зубова" — успела прочитать Аня.

Она нахмурилась, огорченно закусив губу.

— Тихо, тебе тоже нужно послушать, шепнул Штольман.

— Да, — без сантиментов сказал он в трубку.

— Яков, привет, — нежно сказала Вероника. — Я звоню посоветоваться по поводу пропавшего Костика.

— Мальчика вроде Сахрат зовут? — уточнил Яков.

— Это по-таджикски. Я такое не люблю, всё-таки мы русские люди, я его назвала Костей. Ему нравилось!

— Ну хорошо, не в этом суть, — не стал тратить время на спор Яков.

— Так вот, меня завтра опять будут допрашивать, а я не знаю, что сказать по поводу здоровья мальчика. Он был сам не свой, но у него не было диагноза. Мы только собирались с ним на комиссию.

А считаю, что это могли быть проявления аутизма...

— Что за проявления?

— Он мог руки держать на масляной батарее, не чувствовать боли, в холодной, горячей воде сидеть, не отдавая отчет, что это опасно. Приходилось постоянно его караулить. Головой бился о стену. Воровал, сестру старшую, Ксюшу, ночью убить хотел. С ножиком в ее комнату пришел и стоял. Испражнения свои ел... Кошмар, короче, — взволнованно говорила Вероника. — Мы такого ужаса натерпелись.

— Что-то много симптомов для одного маленького мальчика. Ты не преувеличиваешь? — поинтересовался Яков.

— Нет, я скорее приуменьшаю. Убегал Костик постоянно, мы его искали. Не чувствовал голода, насыщения, ел, как робот, сколько увидит, столько и съест. Потом блевал...

— Она врет! — возмущенно прошептала Аня. — Я видела Сахрата, это обычный, смышленый мальчик. Глаза только очень грустные. Никто не любил, его, бедненького.

— В любом случае, Вероника, диагноз мог поставить только детский психиатр. Вы к психиатру обращались? — поинтересовался Яков.

— Нет, у нас тут, в деревне, и специалиста нужного нет. Я снимала на видео, чтобы показать потом его фокусы районному врачу.

— Зачем ты его вообще взяла? — спросил Яков, — раз такие сложности.

— Я хотела взять его старшую сестру, Ксюшу, ей тринадцать. А ее без сводного брата не отдавали. Яков, большое тебе спасибо, что ты прислал мне деньги...

Аня с удивлением посмотрела на своего мужчину.

— Это на детей, — уточнил Штольман. — Не тебе лично.

— Да, да, я все понимаю, — согласилась Вероника.

— Я и сам решил приехать. Буду через сутки, — признался, наконец, Яков.

— Ты всегда был настоящим мужчиной, защитником! — восхитилась Вероника. — Я очень рада, что ты переменился ко мне, я жду тебя...

Аня, не веря своим ушам, смотрела на Якова. По ее щеке сбежала сердитая слезинка.

— Я еду по просьбе отца. Еду не один, с невестой, — сразу сказал Штольман.

— Не нужно было брать с собой девушку. У меня и так стресс. Я не смогу делить дом с посторонними, тем более твоей невестой. Ты — другое дело, ты — свой, родной.

— Мы будем жить в квартире при больнице, — перебил ее Яков. — Встречать нас не нужно, лучше мальчика ищите. Я осмотрюсь и помогу, чем сочту нужным.

Он быстрее закончил разговор, очень уж девушка рядом напряглась.

Аня замерла. Она с подозрением смотрела на Якова.

— У тебя с ней что-то было? — раскрыв глаза от ужаса, спросила девушка.

Яков немедленно обнял ее.

— Господи, нет и еще раз нет. Уверяю тебя, там не к кому ревновать. Она старше меня лет на шесть.

— Это немного, — веско сказала Аня.

— Хорошо, согласен, немного. Но тебя, такую хорошую и прихожую, она старше на целую жизнь. Противная, себялюбивая нарциссиха. Погоди, ты ее еще увидишь. Но будь она хоть трижды красавицей, мне все равно никто, никто кроме тебя не нужен. Ни одна красавица на свете. Слышишь, Аня?

— Слышу, — легла к нему на грудь девушка и доверчиво прижалась.

— Ты — уникальный человек. Ты ко всем добра. И я каждый день говорю Богу и Вселенной спасибо, что встретил тебя. Остальное — пустое.

— Хорошо, — выдохнула Аня, успокаиваясь. — Я больше не буду ревновать.

— Я до последнего вздоха буду любить тебя, — убежденно сказал Яков. — И поехал я сюда только по твоей просьбе. Так что, потерпи, малышка, мы в Бургени, этой обители зла, ненадолго. И ссориться мы из-за этих людей не будем. Обещаешь?

— Обещаю, — честно сказала Аня.

— Вот то-то же. А то я и сам не железный. Мне не по себе, — признался Штольман.

— А чего ты боишься? — спросила девушка, чья голова покоилась у него на груди.

Он хотел сказать, что не боится, а просто опасается, но сказал лишь:

— Сам не знаю.

Вдруг поезд замер на очередной станции, и из вагона стали выходить немногочисленные пассажиры — неясные силуэты в ночи.

Анна и Яков спали, утомленные суетой и волнениями последних суток.

Затем поезд снова тронулся на восток, оставляя позади освещенные платформы и глухие, ночные деревни.

Качка вагона убаюкивала, и в полумраке купе светились лишь окна, за которыми мелькали контуры лесов и холмов. За скрипами колес угадывался далекий шепот ветра, прорывающегося сквозь толщу могучих сосен и берез. То был ветер прошлого, что неумолимо врывалось в их жизнь, принося с собой перемены. Хорошие, плохие, кто знает. Они сами ехали навстречу им.

Анна устроилась поудобнее, подсознательно натянув потеплее одеяло, и сладко вздохнула во сне. Яков обнял ее покрепче и продолжил спать. Поезд, будто тяжелый исполин, упрямо продолжил свой путь.

Рано утром самый обычный пассажирский поезд остановился на небольшом, забытом во времени полустанке. Штольман с подозрением высунул нос из теплого вагона и тут же вздохнул. Пейзаж был точно таким же, как и из окна их купе. Ничего не изменилось, да и измениться не могло.

Естественно, что перрона на полустанке в зоне видимости не наблюдалось. Крякнув, он спрыгнул на гравий, затем помог спуститься Анне и быстро снял сумки. Едва Яков это сделал, как поезд тронулся. Остановка была всего две минуты.

Анна растерянно смотрела, как вместе с теплыми, обжитыми, и относительно новыми вагонами уезжает от них последний островок цивилизации.

Поезд равнодушно уезжал на восток, а впереди у недавно сошедших пассажиров простиралась лишь заснеженная пустошь — холодная и почти безмолвная. Они точно приехали по адресу?

Штольман огляделся и заметил, как затихающий дым едва поднимается из печных труб, смешиваясь с утренним туманом. Холод пробирал до костей, и Анна, поежившись, оптимистично искала точку опоры среди занесенных снегом дорожек. Ну должно же здесь быть что-то хорошее? Увы, здесь даже утренний воздух был тяжеловат, потому что отопление в округе было печное. То ли дело Приозерск — везде газ!

— Куда дальше? — спросила она, глядя на Якова. — Где же вокзал?

— Я тебе больше скажу, и вокзала здесь нет, это тупиковая ветка, и сама Бургень находится в тридцати километрах от станции. За нами должны прислать машину из больницы.

В самом деле, они вскоре увидели, как к железной дороге, не торопясь, подъезжает раздолбанная "буханка". Такая стандартная машина оливкого цвета с красным крестом на кабине.

Из окна машины вылез усатый дед с усталым лицом и хитро посмотрел на Якова.

— Штольман? Доктор? И медсестричка? — спросил он.

— Да, доктор, — ответил Яков. — И Анна Викторовна, моя супруга, она будет мне помогать.

— Николай Палыч. Я за водителя скорой, заодно и как санитар могу подсобить, носилки таскаем, — представился и начал рассказывать мужик...

Водитель оценивающе посмотрел на приезжих. Не очень-то они были похожи на людей труда, больше на пару непонятно как залетевших сюда кинозвезд. Статные, ухоженные, духами пахнут.

"Не сработаемся", — подумал Николай Палыч. — "Как с таким барчуком на вызова ездить? Он немытые ноги нашего Кузьмича один раз нюхнет и в обморок свалится. Чай, не одеколоном пахнут поселковые мужики".

— А долго ехать? — поеживаясь, спросила Аня.

Она замерзла.

— Минут за сорок доедем, — осторожно кивнул водитель. — По пути заедем в магазин, мне хлеба надо. И вы затарьтесь, приезжие в Бургени все раскупили!

— Какие приезжие? — настороженно спросил Яков.

— Да поисковый отряд, полиция опять же! Чужих сейчас в поселке хватает! — пояснил Николай Палыч.

Сельский магазин располагался в стандартной деревянной постройке, сохранившейся еще с советских времен. Снаружи здание было выкрашено чуть облупившейся зеленой краской, бетонные ступени крыльца раскрошились. Их никто и не думал ремонтировать. Все было довольно убого. Полуразвалившиеся буквы "Слава КПСС" на стелле рядом завершали удручающую картину. Находящийся в отдалении от федеральной трассы поселок находился на грани вымирания.

— Ладно, зайдем, что ли, — неуверенно сказал Анне Яков.

Они заглянули в магазинчик и словно перенеслись в прошлое.

Аня задумалась о том, что каждый такой магазин имеет свою ауру, свой неповторимый запах, цвет окрашенных стен, скрип толстенных досок-половиц, протёртых местами до глубоких канавок.

Яков же моментально увидел над потолком липкую ленту для мух, усыпанную трупами оных и испытал непреодолимое желание телепортироваться отсюда немедленно.

— Что-то мне не хочется здесь ничего покупать, — поморщился он, с ужасом посмотрев на заверенные полукопченые колбасы. — Не верю я, что в деревне совсем все раскупили. Консервы найдутся.

Аня пожала плечами.

— Я все-таки что-нибудь прихвачу, — благоразумно сказала она, доставая кошелек.

— Только не пельмени из Чебурашки, — засунув нос в магазинный ларь, потребовал у своей девушки Штольман.

— Молодой человек, у нас все продукты свежие, вкусные! — не выдержав язвительности противного сноба, оскорбилась продавщица.

Аня деликатно продиктовала ей список того, что выбрала. Сдобные сухари, конфеты, сыр, масло..

Яков с непримиримым видом тщательнейшим образом проверил сроки годности.

— Может, еще пробу снимите? — злилась продавщица.

— Пробу снимать не буду, просто разверните упаковочную пленку, я понюхаю, — не уступил Штольман.

Водитель, бросив сигарету, с удивлением смотрел, что пара заезжих "кинозвезд" вернулась с малюсеньким пакетиком, но промолчал. Не продержатся! Вот закроет Галина магазин на выходные, потом побегают! Все будут есть, как миленькие!

— Девятым будете, — подумав, сказал Николай Палыч Штольману, когда парочка уселась в машину.

— Что? — удивился Яков.

— Девятый, я говорю, вы у нас хирург за прошлый год и январь этого. Все сбегают! Правда, восьмой пока держится, но он старый совсем.

— Мы максимум на пару недель, кивнул Штольман.

Аня обратила внимание, что все окрестности поселка увешаны листовками с ориентировкой на пропавшего мальчика. И везде один и тот же бред: аутизм, воображаемый друг, умственная отсталость, неоднократно убегал из дома. Она же знала, что все написанное — неправда!

По пути им встретилась небольшая грузовая машина, очевидно с волонтерами. В кузове сидели ребята с опознавательными знаками знаменитого поискового отряда, а с ними — довольно толстая, неопрятная блондинка лет сорока. Каждое движение ее тела выдавало некую нервозность, неряшливость, словно ей давно было безразлично, как она выглядит, хотя, разумеется, это было не так. Полное тело украшал ярко-розовый модный лыжный комбинезон. Окрашенные пшеничные волосы, некогда, возможно, сверкали солнечными бликами, но сейчас выцвели. Но самым удивительным в ее облике были глаза. Они были водянисто-голубыми, немногим отличавшимися по цвету от холодных весенних озер, и смотрели навыкат, что придавало лицу тревожный вид. Эти глаза как-будто жили отдельно от её мясистого лица. Костюм барби, пухлое тело, безвольное лицо и... глаза, готовые в любой момент вспыхнуть яростью.

В руках у блондинки был громкоговоритель. Она без устали нарывалась, драматично повторяя одно и то же:

— Костик, миленький, отзовись, выходи! Тебе ничего не будет! Мама ждет тебя! Братики и сестрички тоже!

Немногочисленные прохожие тревожно посматривали по сторонам, словно ждали, что сейчас из кустов выскочит пропавший мальчик. Со стороны казалось, что женщина очень сильно переживает за ребенка и хочет, чтобы он скорее нашёлся.

"А вот и та самая Вероника" — подумала Аня.

Яков тоже исподлобья наблюдал за родственницей, не спеша выдавать себя.

"Словно волк из сказки: Козлятушки-ребятушки, отопритеся-отворитеся, ваша мать пришла, молока принесла" — язвительно подумал он. — "Какой-то цирк".

Наконец "буханка" остановилась у потрепанной каменной одноэтажной больницы. Здесь в одном здании располагалось сразу все — амбулатория, стационар и даже станция скорой помощи, в гараже которой значилось всего две единицы автотранспорта — та самая развалюха, что забрала их сегодня со станции и не менее уставшая машина "неотложки".

— Холодно что-то, — поёжилась Аня, заходя в больницу. Привычным жестом она вытащила из кармана две пары бахил — себе и Якову.

— Штольман? — полутвердительно спросил усатый врач в мятом халате. — Я главврач, моя фамилия Тищенко.

— Да я Штольман, Яков Платонович, это моя... жена, Анна Викторовна, учится в меде, будет помогать мне в должности медсестры, — сразу сказал Яков

— Прекрасно, нам тут медики на вес золота. Деревня. До города далеко, все экстренное, все травмы наши.

Меня зовут Эдуард Владимирович, по специализации я лор, но здесь выполняю много функций. Так как специальность у меня хирургическая, ассистирую по очереди всем нашим хирургам, сам выполняю только простые лор-операции, сноровки должной нет.

Признаться, я даже не ожидал такой удачи, мы просили у начальства одного хирурга, а нам двоих отправили... И оба Штольманы. Родственники?

У Анны глаза полезли на лоб от изумления.

— Родственники, — нехотя согласился Яков. — Приехали по семейному делу.

— Ну, мне без разницы. Главное, что я отдохнуть смогу, а то наши местные за новогодние попойки из меня всю душу вытрясли. Я сюда как на войну каждый божий день ходил. Полдня вам на обзаведение, и вечером у вас, Яков Платонович, и у вас Анна Викторовна, дежурство. Травма вся ваша. Я отработаю в стационаре и уйду на десять дней в отпуск. Лет пять не был! Съезжу к матушке, болеет она, — поделился планами врач. — Если что, по больным фельдшер проконсультирует, она у нас опытная.

— С корабля на бал, — усмехнулся Штольман, — что ж, мы готовы.

— Сейчас Ефим, истопник наш и сторож, покажет вам квартиру, правда не обессудьте, отдельной, именно для вас, не нашлось. Две смежных комнаты. Родственнику вашему придется потесниться, но, чай, не чужие же вы старику?! — хитро спросил главврач.

Аня видела, что ситуация с отцом стала для Якова неприятным сюрпризом. Видимо, он никак не ожидал, что пожилой мужчина,

в таком возрасте, сорвется и приедет в такую дыру...

— Ну все, нужно искать квартиру, — вяло возмущался Яков, пока они шли за сторожем.

— Нет квартир и не ищите! — бубнил истопник. — Здесь вам не город. Полиция и волонтеры прямо на полу в школьном спортзале спят, некоторые при храме. Впрочем, если хотите, можем туда...

— Яков, я не хочу в спортзал, — испугалась Анна. — Давай с твоим... родственником останемся?! Мы же не вредные? В тесноте, да не в обиде!

— Ну с родственником, так с родственником! — скривился Яков, покосившись на сопровождающего.

Сторож открыл им квартиру и отдал ключи.

— Старик только вечером приедет, он сегодня на неотложке у нас, а в районе 26 деревень, 200 километров туда-сюда!

Выпалив это, мужчина ушел.

Яков втащил сумки. Аня огляделась. Неблагоустроенная квартира барачного типа была частично обжитой. Старый, скрипучий, но добротно покрашенный деревянный пол. Потолок и печка, свежепобеленные, белоснежные, хоть и неровно оштукатуренные, придавали помещению свежий вид. Вся необходимая мебель без изысков казалась временным решением из далеких восьмидесятых, но и этого было вполне достаточно. В углу кухни стоял пластиковый умывальник с ведром, рядом находились стол и холодильник.

Яков, наконец, скинул ботинки и тоже прошел, внимательно осматривая вверенное им жилище. Печка еще теплая, здесь же, на полу лежат дрова, в двух ведрах аккуратно сложены куски каменного угля. Он старался не замечать следы пребывания другого человека в квартире, а они, разумеется, были. Бритвенный станок в подстаканнике, ежедневник, журнал ... Как они тут с ним будут? Уму не постижимо!

На шкале комнатного термометра было двадцать четыре градуса.

— Хотя бы не замерзнем, — задумчиво сказал Штольман. — По прогнозу, морозы будут крепчать, но если что, я натоплю так, что жарко будет.

Аня с оптимизмом кивнула, выгружая купленные припасы. На столе уже лежали какие-то нехитрые продукты, печенье, чай.

— Ну, как настроение? — улыбнулась Аня, обнимая нахмуренного мужчину.

— Нормальное, рабочее, — обнял ее в ответ Штольман и тут же поцеловал в висок. — Ты у меня одна радость и я тебя в обиду не дам.

— А есть кому? — заинтересовалась Анна.

— Посмотрим. По мне, так они все тут чокнутые...

* * *

Яков на свою профессиональную судьбу не жаловался. После окончания интернатуры и ординатуры по общей хирургии, он успел поработать в ОКБ общим хирургом, затем он получил специализацию по микро- и сосудистой хирургии. Теперь, когда Яков Платонович оперировал суставы, ему не нужен был сосудистый хирург. Если что могло случиться во время операции, то сосуды и нервы он мог сшить сам. Его непрерывное самообразование и регулярная учеба на повышениях квалификации, великолепная память давала свои плоды. Во время ортопедического приема Штольман мог оценить состояние пациента и как сосудистый хирург, и как хирург общего профиля и как невролог. Не потому что считал себя самым умным или, упаси Боже, "великим". Просто полученные знания по разным специальностям позволяли оценить состояние пациента в комплексе, во взаимосвязи многих процессов в организме.

Пока Яков, отчего-то сильно задумчивый, отсиживался за кухонным столом, исподлобья поглядывая на Анну, она живо вспомнила о своих женских обязанностях этого прекрасного мужчину кормить и ублажать, поэтому вскипятила чайник, и соорудила нехитрый завтрак — кофе и бутерброды.

— Ну что ты хмуришься! — вздохнула она, присаживаясь рядом. — Мы приехали по делу. Все сделаем, отдежурим, пока заведующий в отпуске и уедем. Все будет хорошо, я уверена!

— Ты поняла, кто здесь живет? — спросил Яков. — Это мой отец, его зовут Платон Михайлович. Вредный, язвительный, малоконтактный субъект. Жуткий сноб.

— Как же не понять, — всплеснула руками Анна. — По фамилии Штольман, хирург, и в больнице при разговоре о нем, ты сморщился так, словно съел лимон...

— Так уж и сморщился, — усмехнулся Яков.

— Мне было за тебя неловко, — осторожно призналась Аня, подавая Якову аккуратно сделанный бутерброд — батон, масло, сыр.

— Это почему, — возмутился Яков, даже не став сопротивляться "вредному", чуть сладкому растворимому кофе и белой булке. Он думал о сказанном ею и машинально ел поданное.

— Потому что... не хочу уточнять, — вздохнула Аня.

— Нет, ты договори! — сверкнул глазами Яков, дожевывая бутерброд.

— Потому что он, как ни крути, — твой отец, он старше, тоже работает и приносит пользу обществу, и какие бы между вами ни были отношения, окружающие явно не в курсе. Показывая пренебрежительное отношение к одинокому пожилому человеку, мы даем повод думать о себе плохо. И вообще, мне это не по душе. Я бы хотела с твоим отцом подружиться.

— И пусть думают, что хотят, — фыркнул Яков, давая понять, что ему глубоко все равно. — А с отцом ты подружишься только через мой труп.

— Нет, Яша, ты — хороший человек! — потрепала его по волосам Аня. — А наши семейные тайны останутся между нами... тремя.

— Ты его еще увидишь во всей красе и послушаешь, что он несет... и посмотрим, кто о ком отзывается пренебрежительно... — начал свою тираду Штольман, но осекся.

Аня ужасно побледнела. Она, не отрываясь, смотрела в окно.

— Что Аня, опять дух? — беспокойно спросил мужчина.

— Да, — кивнула Аня, — прямо за окном, на дороге.

Дух белокурого мальчика был "одет" в симпатичный "военный" комплект — защитного цвета футболку и шорты. К его груди была приколота георгиевская лента — наверное Сахрат, когда был жив, выступал в таком наряде на каком-то утреннике и ему понравилось. Дух мальчика звал идти за собой.

— Мне нужно за ним. Пойдем, — попросила Анна, срываясь со стула. Девушка на ходу надевала свитер.

— Пойдем, — кивнул Яков, внимательно наблюдая за Анной и выискивая на ее лице возможные признаки нездоровья.

Призрак вел их по центральной улице, спроектированной еще в советское время, очень уж длинной и широкой. "Улица Ленина" — прочитал на одном из домов Яков. Конечно, как еще может называться главная улица в большой деревне? На многих домах, изрядно обветшалых, сохранились металлические таблички: "дом образцового быта", что бы это ни значило.

Яков украдкой все смотрел на Анну. Она была бледна, но падать, вроде бы, не собиралась, хотя он был настороже. Для девушки у него в кармане была припрятана глюкоза в таблетках.

— Куда ты нас ведешь? — спросила Аня у духа.

Призрак молчал. Периодически то исчезая, то появляясь, он все же привел их к небольшой церкви. Здесь было какое-то столпотворение. У деревянного здания стояло множество машин. Большинство внедорожники, специально доработанные для проезда по пересеченной местности.

Профессиональных поисковиков узнать было не трудно — у них была добротная одежда с эмблемами отряда, берцы, рюкзаки, яркие жилетки со светоотражателями и всякие другие мелочи.

У церкви Якова с Анной встретил сам батюшка.

— Вы на поиски приехали, молодые люди? — спросил он.

— Мы работаем в больнице, я сегодня принимаю в травматологии, — уклончиво сказал Штольман. — Но, разумеется, про поиски мальчика слышали. Пришли узнать что да как. Чем сможем, поможем.

— Вы и в больнице хорошо поможете, — кивнул священник. — У ребят уже свои обмороженные имеются, скоро на прием их ждите. С обеда же принимаете?

— С четырех, — кивнул Штольман.

— И я приду, — помялся священник, со стеснением поглядывая на Анну.

Девушка тут же отошла. Очевидно, батюшку беспокоила проблема деликатного свойства.

Она подошла к поисковикам, чтобы осторожно послушать, о чем говорят люди.

"...ломимся через буераки или прыгаем по кочкам в полях... Дочесываем квадрат и возвращаемся обратно. Курим, писаем, едим и пьем, оцениваем силы и время — и идём на следующий выданный квадрат. И очень круто, когда ты ползешь по бурелому, и на поясе начинает шипеть рация: "Пш-ш, лиса-1, возвращайтесь! Пш-ш-айден, пшивпшш!..". Смотришь на этот бурелом, и сил сразу прибавляется..." — увлеченно рассказывал один парень другому о своем опыте в поисковом отряде.

"Как же жаль, — думала Аня, — что нельзя рассказать о тщетности поисков. Мальчик ведь мертв. Хотя почему, может, поиск и не зря? Может быть, удастся найти улики или тело?"

Аня отошла от мужчин. Сахрат вновь появился. Он стоял, печально смотря на нее.

— Зачем ты меня сюда привел? — потихоньку спросила она у духа.

Стоявшая неподалеку пожилая женщина покосилась на нее с подозрением. Анна не заметила косого взгляда. Раньше в Приозерске на нее так много кто смотрел.

— Попроси у нее еды, — прошелестел дух. — Я боюсь.

— У кого? — спросила Аня.

Дух молчал. Девушка начала озираться в поисках подсказок.

Ее взгляд остановился на двух независимого вида девушек в куртках с эмблемами поискового отряда.

Они оживлённо беседовали:

"...я не готова страдать и грустно и сочувственно молчать среди своих про все — про хреновую погоду ("Надо, у нас же человек пропал!"), про то, что отбой поиска пришел именно в эту минуту, не раньше, пока были дома, и не позже, когда уже доехали до, скажем, подходящей остановки. Я циник, и меня не переделать. Хотя это не мешало выезжать на поиски..."

— Скажите, а где у вас полевая кухня? спросила Анна у девушек.

— Вон там, — вежливо кивнули ей приятельницы и вновь вернулись к разговору:

"... страдать вместе со всеми не обязательно, у каждого свои беды, главное, помогать..."

Наконец, Анну осенило, что раздача еды находится за церковью и она бодро пошла в сторону предполагаемой полевой кухни.

— Девушка, вы поисковик? — спросил ее незнакомый парень с фотоаппаратом.

— Нет, я медик, — остановилась Анна.

— Можно, я вас сфотографирую? — попросил незнакомец, и, не дожидаясь ответа, быстро сделал пару снимков.

— Не нужно, — смутилась Аня. — Я только приехала. Я иду на полевую кухню. Вы лучше их всех поснимайте!

Девушка показала на поисковиков.

— А мне кажется, вы — тот редкий случай, когда внешняя красота отражает внутреннюю и наоборот, — галантно сказал парень и, как щенок, увязался за ней.

— Скажите, а кто это? — спросила Анна фотографа, указывая на женщину, раздающую еду. Это была Вероника Зубова, но Аня хотела узнать мнение со стороны.

— Это — опекунша пропавшего мальчика, очень хорошая женщина, радушная, — охотно рассказывал парень. — Вместе с другими своими детьми они уже два дня заведуют полевой кухней. Обед нехитрый, но добротный, деньги на продукты всегда спонсоры выделяют. Сегодня гречка с тушенкой, сосиски, овощи, чай.

— Пойду, тоже возьму, — вспомнив просьбу духа, решилась Анна.

Вскоре к ним присоединился Яков. Он вернулся от священника достаточно хмурый, но ничего объяснять или говорить не стал. Волонтер, увидев соперника лет на двенадцать постарше и посолиднее, тут же ретировался.

— Пойдем, — сказал Яков и потянул Аню к раздаче.

Отстояв небольшую очередь, они получили миску с гречкой и салатом.

Подняв глаза, Вероника просияла:

— Яша! — женщина кинулась обниматься.

Яков сдержанно кивнул, позволил себя обнять и тут же увеличил дистанцию.

— Какой же ты красивый, как с картинки, — восхитилась Вероника, оглядывая мужчину. — Очень ждала тебя. Как хорошо, что ты приехал в такое трудное время! У меня для тебя...

Анна хмуро смотрела, как Вероника довольно игриво потеребит замочек на куртке Якова.

— Это Аня, у нас свадьба через месяц, — представил Штольман свою девушку родственнице.

Вероника нехотя кивнула и тут же переключилась обратно на мужчину. Она раздавала ему все новые и новые щедрые комплименты.

— У тебя люди в очереди, — играя желваками, напомнил ей Штольман.

— Ксюша, встань к кастрюле! — скомандовала опекунша девочке-подростку и вернулась к разговору с Яковом. Она хотела во что бы то ни стало наладить с мужчиной контакт.

Аня тем временем разглядывала сестру пропавшего мальчика. То, что это была именно она, духовидица не сомневалась. У Ксении и Сахрата были похожие черты лица, довольно миловидные. Яков тоже заострил внимание на подростке. Девочка щеголяла в новой модной куртке, в руках у нее был айфон довольно свежей модели. Услышав приказ опекунши, Ксения любовно убрала гаджет в карман.

— Дорогая игрушка, — заметил Штольман.

— Мне для детей ничего не жалко, ни для своих, ни для приемных, — убежденно сказала Вероника. — Это мы сейчас поиздержались. Когда ты дежуришь? Будешь один? Я зайду к тебе в больницу...

— Ты болеешь? Травмировалась? — строго спросил Штольман.

— Нет, а что? — удивилась Вероника.

— В больницу по болезни обращаются, — веско заметил Яков.

Увидев, что Анна отошла на несколько метров, он позвал девушку:

— Анечка, дорогая, пойдем! — Яков намеренно это сказал самым наинежнейшим голосом.

Пока Аня не спеша шла к ним, Яков решил еще раз подразнить Веронику:

— Редкая красавица, — сказал он родственнице, искренне любуясь своей невестой.

Наконец, Аня подошла к нему. Вероника ретировалась.

— Ты что-то узнала? — тихо спросил Яков.

— Я поговорила с волонтерами. Сахрат очень жалобно просил у меня еды. Складывается ощущение, что он при жизни очень боялся Веронику, даже сейчас, после смерти, подойти не решается. И вид у него недокормленный. Рост маленький для шестилетнего, хотя это не показатель...

Яков взял девушку за руку. Он негромко рассказал ей о своих наблюдениях:

— У его сестры Ксюши дорогой телефон. Предпоследняя модель, куплен явно недавно. Девочка смотрит на телефон с таким восторгом, даже не скажешь по ней, что брат пропал. Совершенно другая доминанта во взгляде.

— Думаешь, она может что-то знать? — взволнованно спросила Анна.

— Как минимум ее могли задобрить дорогостоящей покупкой, — предположил Штольман.

— Нужно найти способ поговорить с ней! — заявила Аня.

— Найдем, поселок маленький, — уверенно сказал Яков. — Дождемся, когда Вероники рядом не будет.

* * *

Яков с Анной вернулись в больницу раньше намеченного времени. Нужно было войти в курс дела, осмотреться на рабочем месте, прежде чем начинать

прием.

В коридоре амбулатории витал густой запах перегара, потных тел и немытых ног. Все это озвучивалось беззлобными матюгами.

У кабинета врача уже скопилась огромная очередь. Аня, расширившимися от ужаса глазами насчитала человек пятьдесят, не меньше.

— Доктор, а когда прием? — вальяжно спросил какой-то парень.

— Можете через 15 минут заходить, — деловито кивнул Штольман.

— А чего так поздно-то? — возмутился детина в старом армейском бушлате.

— Официально прием через час, я хотел переодеться, вымыть руки, ознакомиться с документацией. Посмотреть оборудование...

— Ладно. Можно я первый зайду? — вздохнул мужик. Сидя в очереди, он подозрительно согнулся.

- А что с вами? Живот болит? — заинтересовался Штольман.

- Не, - сказал детина и сунул ему под нос запачканный кровью указательный палец, из которого торчал здоровенный рыболовный крючок. 

— Во, попался. На зимнюю рыбалку поехали, перемет ставил и сам попался вместо рыбы, — загрустил мужик.

- Конечно, проходите! Только верхнюю одежду снимите, — велел Штольман.

Спустя полчаса он обколол палец больного новокаином, детина зажмурился и вжал в плечи голову, приготовившись к самому худшему.

Аня, во всем помогая, старалась не улыбаться, она знала, что все пройдет быстро.

Яков одним точным движением быстро вытащил злополучный крючок.

- Возьмите, - велел он, протягивая мужику рыболовную снасть.

- И что, все? - здоровяк ошалело посмотрел не на доктора, а его голубоглазую медсестру. - Вот так, меньше минуты? И вытащил?

- Все, — кивнула Анна, позволив себе улыбнуться.

— Все! А что не нравится? - усмехнулся Штольман.

— Да, нет! Все нравится! Только меня

сто километров из тайги вывозили, потом еще...чтоб вот так, раз! И все! — удивлялся мужик.

- Ну, давайте повторим. Засаживайте по новой. Вытащу! — поднял бровь Штольман.

— Нет, доктор, спасибочко! Не надо! - расплылся в радостной широкой улыбке любитель зимней рыбалки, оценив юмор. - Только мы в соседнем районе рыбалили и там в их ЦРБ обратились. Нам сказали, что это сложная операция и у них нет нужных инструментов, и  чтоб мы к себе ехали. Вот мы двести верст с гаком по морозу ехали к вам. Спасибо, доктор! Огромное спасибо!

- На здоровье! - кивнул Штольман бородачу и  подумал, что все-таки свинство со стороны коллег так обойтись с мужиком. Жалко им, что ли?!

Он посмотрел на Анну. Девушка довольно ловко готовила чистый инструмент и убирала использованный, протирала ветошью стол. Действовала она очень уверенно, без звука подавая ему требуемое.

Через два часа в кабинет, пропитанный запахами антисептика, из полутемного коридора без стука зашел мужчина.

По виду возраст вломившегося едва перевалил за шестьдесят. Его высокая и худая фигура, как будто вытянутая временем и не согнувшаяся под его грузом, сохраняла удивительное достоинство и даже некую грацию. И без того седая шевелюра сияла. Она была припорошена недавно прошедшим сухим снегом-поземкой.

— Добрый вечер, — резко сказал отец Якова, ибо Анна была уверена, что это он. Мужчины были похожи.

— Здравствуйте, — выпалила Анна.

— У меня прием, — недружелюбно сказал Яков, все же кивнув.

— Вижу, я со скорой. Сложного никого не привез, все по домам лечатся. Я за ключами, не в коридоре же мне спать, — развел руками мужчина.

Яков молча вытащил ключи из ящика и сердито положил на стол. Ключи жалобно звякнули. Подниматься с места Штольман не стал.

Аня, с ужасом увидев у пожилого мужчины трость, кинулась к столу и передала ключи.

Яков посмотрел на ее жест хмуро, а старик недобро усмехнулся.

— Сразу бы на школьнице женился, — язвительно сказал он.

— Не завидуй, — холодно парировал Яков.

Аня молчала. Она была поражена уровнем взаимной неприязни. Девушка не хотела это слушать. Немного подумав, она решила выйти, чтобы воспользовавшись паузой, поставить чайник. Работать еще долго, Яков наверняка захочет взбодриться чашечкой горячего чая.

— Что так, в амбулаторию подался? — недоуменно спросил Штольман-старший. — Оперировать по-серьезному в деревне не желаешь? А если острый живот или еще что? Мне сутками пахать?

— Левая рука травмирована, — коротко сказал Яков, не собираясь оправдываться.

— Отговорки, — бессердечно заявил старик, не собираясь его жалеть или даже просто выяснять, что случилось. — Левая, не правая же.

— Тут и на приеме работы достаточно! — возмутился Яков. — Сегодня сплошняком сидят травматологические больные. Переломы луча в типичном месте, раны, ожоги, переломы ребер, лодыжек...

Аня вернулась в кабинет с книгами. Она решила почитать вечером, если силы останутся. На полках в больнице нашлось много всего. Книги по хирургии, травме, неотложных состояниях... Все это богатство оставили в местной библиотеке предшественники Якова.

— А вот это правильно, — одобрительно посмотрел на книги в руках Анны отец Штольмана.

— Это очень хорошо. Стыдно быть неучем, но при этом важно надувать щеки, будто все знаешь. Если чего-то не доучила, не надо паниковать, а нужно открыть и прочитать. Какой курс?

— Четвертый, — робко сказала Анна.

— Меня зовут Платон Михайлович, — решил снизойти старик.

— Анна... Викторовна.

Отец Якова заглянул в бумаги, лежащие на ее столе.

— Так у вас разные фамилии... Ясно. А что, сейчас жениться на своих женщинах не принято? — возвращаясь к язвительному тону, неодобрительно спросил он. — Все, как раньше, по медсестричкам и стажеркам? Милая, да у него в Москве их сотня была, не меньше, одна моложе другой и все сами за ним бегали...

Анна хотела возмутиться, она еле сдерживалась. Никто ни за кем не бегает, вообще-то у них свадьба на носу!

— Аня, молчи! — приказал Яков. — Нечего перед ним оправдываться.

Аня сердито засопела и отступила.

Какое-то время мужчины сверлили друг друга глазами. Наконец, Штольман-старший решил взять паузу.

— Так, я отдыхать. Полтора суток на ногах. Здешний хирург запил и по пьяной лавочке заработал обморожение. Ассистировали мне по очереди гинеколог, окулист... Сегодня больше я не работник. Если что, крючки кто-нибудь поддержит. Четвертый курс, должна уметь стол на операции накрывать, не маленькая. Придется жить в одной квартире. Больше жилплощади нет. Жить с выводком чужих детей у Вероники, увольте! — выпалив все это, словно тираду, старик гордо пошел к выходу.

Якову стало не по себе.

"Я ни за что не буду оправдываться и ни в чем не признаюсь. Не поймет. Не было ничего, и все тут".

Аня посмотрела на Якова как-то по-новому, в ее глазах полыхнул злой огонь и тут же погас, она поджала губы и промолчала, потому как в кабинет зашел очередной пациент.

После своего раннего и не особо счастливого брака, Платон Штольман на всю жизнь остался уверен: стоит только отдать ребенка на воспитание бывшей жене, и в итоге ты получишь не мужчину, а маменькиного сынка, и, к тому же, своего непримиримого врага. Ничем потом волчонка не купишь — ни заботой, ни подарками, ни игрушками.

С Яковом вышло все ровно так, как он и опасался. Марина, его мать, первые годы ребенка и вовсе не давала, отказывалась от общения, да он, новоявленный отец и не настаивал. И чем дальше отодвигалось их возможное общение с сыном, тем призрачнее становилось вероятность воссоединения. Шести-семилетний Яша забыл отца совсем и вспоминать не хотел. От встречи с ним, незадолго до смерти бывшей жены, у Платона осталось тягостное воспоминание. Юный Яков при обращении к нему отца воротил нос и помалкивал.

После смерти бывшей жены Платон не смог, как по мановению волшебной палочки вернуться и начать вдруг срочно исполнять обязанности отца, да и с чего вдруг! Там, где он служил, Родине очень нужны были его знания и опыт. Да и отцом в тот момент Платон давно перестал себя чувствовать. Передать почти забытого ребенка тетке, хоть и двоюродной, казалось хорошей идеей, тем более, что мальчик уже подросший, школьник. Сестра жила тогда в Воронежской области. Деревня, прекрасный климат, леса, поля, сезонные овощи и фрукты, мальчишке должно было понравиться. Не в интернат же его было пристраивать? А в деревне друзья, купание, рыбалка, воздух, жить Якова определили к каким-никаким, но родственникам. Валентина была женщиной хорошей, понимающей, словом, мировой. Но Яков, избалованный матерью, не смог прижиться.

Он изводил тетку, врал, воровал, обзывался, курил. Валя жаловалась, что парень растет наглым и неблагодарным. Бьет девочек, троюродных и приемных сестер, ворует, убегает. В письмах Валя извинялась, что приходится использовать ремень. А как было совладать с этим дьяволенком? К тому же Яшка постоянно чудил. То портил вещи одноклассникам, то бил окна, приходилось регулярно оплачивать его проделки. Денег Платон зарабатывал достаточно и на сына не жалел, высылал, сколько просили с даже сверх этого.

Когда наступил пубертат и парень стал стремительно взрослеть, Валя в ультимативной форме потребовала забрать Якова или определить его в интернат.

Случайная минно-взрывная травма все расставила по своим местам. Приехав на Родину лечиться, Платон немедленно забрал сына в Москву. Спустя пять с половиной лет его встретил настоящий волчонок. Мальчишка вырос злым, хамовитым, еще и агрессивным до невозможности по отношению ко взрослым. Он еще и врал, осыпая женщину, что вырастила его проклятиями и рассказывая сказки про чудовищные истязания.

— Ты что, кино про немцев насмотрелся, какая ледяная вода?! — изумлялся Платон Михайлович. — Я точно что-то такое видел по телевизору. Избиения? У тебя совесть есть? Да, тебя били, но за дело, и с моего согласия. Валя всякий раз очень переживала, писала мне. Курить вздумал? Вот и получил...

После этого разговора мальчишка набросился на него, еле ходящего, с кулаками, за что он, Платон, живо надавал ему затрещин и жёстко предупредил, что еще один фокус, и подросток отправится в самый заштатный интернат.

После этого пыл у Якова заметно поутих, пацан затаил злобу, но драться больше не лез. В каждом его движении, каждом взгляде сквозила искренняя ненависть. Сын рос ехидным и злопамятным, совершенно не шел на контакт. Эти четыре года у Платона было полное ощущение, что он живет со злейшим врагом. Пригрел змею на груди! Ни уважения, ни благодарности, ничего. Зато в школе Яков неожиданно взялся за ум и к одиннадцатому классу закончил лицей всего с несколькими четверками. Сын старался пореже бывать дома, занимался карате, другими единоборствами, денег не просил, занашивая старую одежду буквально до дыр, пока Платон его с силой не вытряхивал из нее, словно какого-то бомжонка. О планах на будущее Яков не распространялся, пока неожиданно не собрал вещи и не объявил, что поступил в мединститут и уходит из дома.

Отец догадывался, чем обусловлен такой выбор. Классная руководительница у Якова была мировая женщина, она увлекла детей химией и биологией так, что даже отъявленные хулиганы показывали результат. В последующие двадцать лет они с сыном иногда пересекались, но отношения всякий раз неизменно сходили на нет.

* * *

Платон этой ночью переживал. Ему показалось, что Аня, девушка его непутевого сына — очень хорошая и добрая. И надо же ей, такой молоденькой и наивной связаться с... этим. Да Яшка об нее ноги вытрет, удовольствие получит и дальше пойдет. Ему не впервой обижать женщин.

Он слышал, как эти двое, по приходу домой после дежурства, полночи шептались. Лобзались они так истово, что и ему не спалось. Он все опасался, что они начнут характерно скрипеть кроватью, но обошлось. Дурацкое это дело, подслушивать за взрослым, почти чужим сыном и его молоденькой девицей, а куда деваться с подводной лодки? Может быть, ему в стационар жить пойти? И уезжать рано. Валентина лежит тяжелая, со дня на день дух отпустит, да и у Вероники мальчонка потерялся...

Волей-неволей Платон прислушивался к шёпоту сына. Слов было не разобрать, но интонация говорила сама за себя.

Таким трепетным он его никогда не видел и не слышал. Яков в основном разговаривал с людьми свысока и через губу, а тут с какой-то девчонкой казался совсем другим.

Он говорил с ней так, что и самому Платону стало ясно, что Яков сильно влюблен.

Что там за Анна такая необыкновенная, что грубый себялюбивый эгоист привязался к ней настолько, что пылинки сдувает? И как долго эти именины сердца продлятся? Он жениться собирается?!

* * *

Сначала Якову показалось, что Анна сильно разозлилась. На него или на жестокие слова отца — не ясно. Она обиженно и сердито сверкнула глазами, но обижаться было некогда, хоровод жаждущих получить лечение все пополнялся и выяснять отношения было некогда. Якову даже, в конце концов показалось, что все в порядке. Что Аня не приняла грубые слова отца близко к сердцу. Но прием закончился, и когда они в девять наконец выползли из кабинета, девушка вдруг загрустила.

— Что с тобой? — осторожно спросил Яков.

— Сама не знаю, — задумчиво сказала Анна.

— Это из-за отца? Да кто он такой, портить тебе настроение?! Не нужно его слушать, он такой и есть, одни гадости и на уме, и на языке! — горячо сказал мужчина.

— Мне что-то нехорошо. Впечатлений много. Наверное, с непривычки день длинный, ну и люди... разные. — Пойдем скорее домой, — вздохнула Аня.

— Пойдем, — согласился Штольман.

В постели девушка, вместо того чтобы по обыкновению прижаться, отвернулась, уткнувшись носом в подушку.

— Ну ты что? — испугался Яков.

— Ничего. Прости меня! Просто столько яда за один день. Мне нужно поспать, Яша. Утро вечера мудренее, — попросила Анна.

— Ладно, — кивнул мужчина. — Как скажешь!

Анне достался довольно целомудренный поцелуй куда-то между лопаток, потом в пушистый затылок.

Теперь уже Яков уткнулся в нее и вдохнул тонкий аромат волос. Он не мог без нее, без ее нежного запаха и тепла. Привык, она умиротворяла его, с ней Яков чувствовал себя счастливым, наполненным, спокойным. Отворачивается, пусть, он обнимет со спины, пока его от обиды совсем из постели не выгнали. Не выгнали же? Ну вот, он будет рядом.

Аня очень быстро уснула, похоже действительно просто от стресса и усталости. Он тоже уснул. Приснились какие-то бессвязные кошмары.

Но спустя пару часов они вновь проснулись — уже в обнимку. Кто кого обнял ночью, было непонятно, но он почувствовал ее дыхание у себя на шее и крепко стиснувшие его руки. Он нашел ее губы и начал исступлённо целовать, словно проверяя, его ли это еще женщина или уже своя собственная.

Аня отозвалась. Она дышала ему в губы и отвечала на поцелуи столь же яростно-нежно. Он ласкал ее скулы, волосы, не забывая прижиматься всем телом, словно вдавливая ее в себя.

— Милая моя, хорошая, — шептал ей Яков, целуя губы, лицо и путая волосы.

Но Анна ничего не спрашивала, а он больше почти ничего не говорил.

* * *

Пациенты сегодня были, в основном, с гноем и травмой. Ничего серьезного. Пожалуй, Анне запомнился лишь пятнадцатилетний паренек, который никак не давал снять швы с колена. Вроде бы сел к Якову спокойно, но как только хирург приблизился к нему, заверещал как поросенок и начал сильно пинаться. Больной хаотично махал конечностями, отбиваясь от доктора и увещевающей маменьки. Он зацепил локтем мирно стоящую рядом Анну.

После чувствительного удара по носу Аня взвизгнула, зажав нос руками, а Штольман рявкнул на подростка так зло, что мальчишка сразу замолчал, испуганно глядя на хирурга.

— Все нормально? — уточнил Яков у Ани.

— Все нормально, ушиб небольшой, — посмотрела в зеркало на стене девушка.

— Ну, увалень, — ошарашенно покачал головой Яков. — Не стыдно тебе? Перед тобой четырехлетнего малыша приводили, и он молчал, терпел. Тут делов-то на две минуты.

Детей в поселковую больницу приводили очень много. Если в городе все стационары были разделены на взрослые и детские, то на периферии этого не было. Штольману приходилось лечить детей, учитывая все нюансы переломов детей нежного возраста.

С Яковом на приеме было и спокойно, и интересно. Он был заинтересованным учителем, мягким, внимательным. Аня довольно ловко помогала ему, уверенная в том, что делает. Почти все это она видела в городской травматологии.

Основной прием был с утра и к обеду поток больных сначала поредел, а потом и вовсе иссяк.

— Ну, что думаешь о сегодняшней работе? — усмехнулся Яков, насмешливо глядя на то, как его невеста без сил опустилась на стул, стянула шапочку и потерла травмированный нос.

— Все-таки городская больница сильно отличается. Там есть и дежурный хирург, и детский, и травматолог с урологом. А здесь ты один. Я столько пробелов в знаниях обнаружила... У меня голова распухла, — потерла виски Аня. — Напряжение не столько физическое, сколько интеллектуальное.

— А ты не сдавайся. Практики у тебя с перехлестом, будет время, засядешь за теорию. Зато теперь ты ясно видишь, где пробелы, — доброжелательно сказал Яков.

В кабинет прибежала санитарка.

— Яков Платонович, там полиция приехала.

— Кто-то с травмой? — напрягся Штольман.

— Вроде нет, — пожала плечами санитарка.

Вслед за ней зашел капитан полиции.

— Штольман? — полуутвердительно спросил он.

— Да, дежурный хирург-травматолог, — представился Яков Платонович.

— Нам нужен свободный кабинет для полиграфа, письменный стол, два стула, доступ к розетке, — перечислил капитан.

— Аня, сестринская у вас свободна? — спросил Яков. — В ординаторской какой-то склад ортопедических конструкций.

— Да, — подтвердила Анна, — свободна.

— В прошлый раз вообще в школе делали, — посетовал капитан, — но сегодня суббота, и школа закрыта. Пришлось к вам.

— Наша помощь нужна? — спросил Штольман.

— Санитарки или медсестры достаточно, если протереть мебель нужно будет. Будем датчики крепить, — проинструктировал полицейский.

Так как санитарка мыла палаты, а к Якову пришел запоздавший пациент, помогать полицейским отправилась Анна.

— Скажите, а кто будет проверку проходить? — спросила она. — Это по делу пропавшего мальчика? Есть новости?

Капитан с интересом посмотрел на медсестру:

— Да никого не нашли, ни пропавшего, ни подозреваемых. Вон, опекуншу второй раз привозим.

— А первый раз? Вероника Зубова же уже проходила полиграф?

— А откуда такая информация? — нахмурился полицейский.

— Поисковики сказали, — пояснила Анна.

— Нет, не прошла. Не смогли ее проверить. Мальчишку найти не можем, понятное дело Вероника Владимировна переживает. На прошлом сеансе она плакала безостановочно, показания прибор показывал такие, что не разберешь, где какая реакция! — объяснил капитан.

Аня ветошью протерла стол, помогла разместить оборудование.

Экспертом-полиграфологом оказалась очень милая женщина лет пятидесяти.

— Так жалко мальчонку, — поделилась она с Анной. — Второй раз уже за неделю приезжаю, только бесполезно это все!

— Почему? — удивилась девушка.

— Да потому что непричастна она. Я, как мать, как женщина, вижу, кто любит детей, а кто нет. У тебя, милая, есть малыш?

— Нет, — смутилась Аня. — Пока нет.

— Ну вот, а здесь опекун и сама трижды мать, и из очень хорошей семьи, где давно к себе ребятишек под опеку берут. Она каждую детскую беду близко к сердцу принимает и любит Сахрата как родного. Я перед первым приездом даже ее соцсети изучила, там очень добрых, искренних фотографий, такое не подделаешь. Вот, к примеру. Я делала скрины в папку, это было нужно для теста:

Эксперт показала Анне фотографию улыбающейся Вероники с маленьким Сахратом в обнимку.

Фото было опубликовано месяц назад.

"С днем рождения, наш малыш! Ты появился в нашей жизни недавно, но мы тебя очень любим! Расти веселым, здоровым мальчуганом!" — прочитала Аня.

— А вот еще, — поделилась эксперт:

"Дети с особенными потребностями не редкие и не странные, они лишь хотят того же самого, что и другие: чтобы их приняли! <...> Сил вам и здоровья!" — писала Вероника под постом о воспитании.

— Каждому бы такую мать, — убежденно сказала полиграфолог и раскрыла ноутбук. — Скажи оперативникам, Анюта, что я готова, и можем начинать.

Когда Анна вышла к полицейским, она увидела Веронику Зубову. Опекунша мирно разговаривала с оперативниками, то и дело кивая и прижимая к глазам платочек.

— Эксперт приглашает вас в кабинет, скромно сказала девушка.

— Спасибо, — поднялись оперативники.- Пойдемте, Вероника Владимировна, это всего лишь формальность, полиграф этот. Не убивайтесь вы так, найдем мы пацана. Может, по железке сбежал... Транспортная полиция тоже ищет.

— Да, да, — тихо и очень скромно сказала опекунша.

Больных, ожидающих приема, в коридоре не было, и Анна себе позволила выйти на улицу, чтобы подышать воздухом.

Через пару минут к ней присоединился Яков, разглядевший невесту из окна процедурной.

Осуждающе поцокав на ее незащищённую от холода девичью фигурку, он накинул ей на плечи куртку.

— Не бережете себя, Анна Викторовна, — сказал Штольман и поцеловал ее в щеку.

— Спасибо за куртку, — улыбнулась девушка.

— Супчика бы горячего, — вздохнул Яков. — Думаешь, дома все приготовилось?

— Да, — оживилась Аня. — Не сомневайся. Ты же видел, я утром поставила на печку томиться чугунок, наверняка все сварилось.

— Как представлю, так слюнки текут. Придём домой, я помогу накрыть, — пообещал жених.

Тут перед крыльцом остановилась машина скорой помощи. Из салона раздавалась приглушенная хмельная песня.

Из кабины выскочила испуганная фельдшер:

— Яков Платонович, у нас ножевое ранение в живот! Помогите с носилками, больше некому?!

Штольман настороженно, но быстро пошел на звук залихватской песни и решительно открыл салон.

На носилках лежал вусмерть пьяный парень и, придерживая выпавшие петли кишечника, веселился.

— Здравствуйте, больной — сказал Яков. — Вам положена срочная операция.

— Пошел на х..! — отрезал раненый.

— Вам нужна помощь, — выглянула из за спины Якова Анна.

— Я, сказал, на х.., лепила... лепилы! — ответил парень, соскочил с носилок и оттолкнув опешивших медиков бросился наутек. Штольман побежал следом.

Пьяный упал на посыпанную песком дорогу и давай валяться.

— Пожалуйста, вставайте, — причитала подбежавшая Аня. Она не знала, что делать, никогда такого не видела.

Яков присел рядом и попробовал уговорить буйного:

— Вам показана операция. У вас, пардон, все кишки наружу!

— Я — Антоша Севостьянов, — орал парень, — и я отказываюсь от операции, и все тут. Гыыыы! Докторишки! Помру, а вас посадят!

Фельдшерица и водитель, подбоченившись, смотрели на эту сцену, не спеша помогать новеньким.

— Яков, ну что же делать. На кишечнике пыль, грязь, гравий, кошмар! — чуть не плакала Анна.

— Пожалуйста, успокойтесь и пройдемте на носилки, — просил Яков.

— Пошел на х..! Что тут не ясно? — орал раненый.

От уговоров Штольман перешел к угрозам, но все было тщетно.

Аня смотрела на водителя и фельдшера, они на нее. Тут ее стошнило.

Рядом с ними остановилась легковая машина. Из нее, хлопнув дверью, выбрался крепкий, уверенный в себе парень.

— Анестезиолог, — шепнула Анна Якову. Она уже видела этого доктора.

— Иван, — отрекомендовался прибывший.

— Яков, — кивнул Штольман.

— Ну что, товарищи новоприбывшие, проблемы у вас? — спросил анестезиолог.

— Да, надо оперировать, а он дурака валяет, — задумчиво сказал Штольман, потирая травмированную руку, которая, как назло, от нагрузки разнылась.

— Нууу — протянул анестезиолог, подмигивая побледневшей Анне. — тут по-другому надо.

— Как? — изумилась девушка.

— А вот так! — сказал Иван, взял валявшегося Антошу за шкирку и волоком потащил в здание больницы.

— Вызывайте Платона Михайловича! — крикнул он.

Анна посмотрела на Якова.

— Да, экстренных оперирует он у нас, — кивнул мужчина. — Пойдем умываться, по пути наберем ему.

Штольман набрал номер и, не дожидаясь ответа, включил громкую связь. Пока шли гудки, он начал мыть руки.

— Да, — сухо сказал Платон.

— Экстренного привезли, — коротко сказал Яков. — Ножевое в живот. Нужно оперировать.

— Сам оперируй, — категорически отказался Платон. — Я на вызове, больная требует внимания.

— У меня плохо восстановилась рука, — играя желваками, сказал Яков.

— Отговорки, — фыркнул отец.

— Тебя привлекут за неоказание помощи, — повысил голос Яков.

— На свою медсестру будешь орать! Тебя тоже привлекут, — злорадно сказал Штольман-старший. — Бросай эти глупости, иди и оперируй, слабак! Это тебе не твоя платная медицина, изящных косметических швов никто не ждет. Разговор окончен!

Платон положил трубку.

Яков ненавидящим взглядом уставился в стену.

— Ну что, Платон едет? Я даю наркоз? — Выглянул анестезиолог. — Анечка Викторовна, мойтесь, будете сегодня операционной медсестрой, я все покажу.

— Не едет он, — бросил Яков.- Сам прооперирую.

— У вас же что-то с рукой, говорили? — посомневался анестезиолог.

— Кто крючки держит? — не затрудняя себя ответом на вопрос, спросил Яков.

— Гинеколог сегодня дежурит, она и ассистирует, — ответил Иван. — Зинаида Петровна опытная, только меланхоличная очень.

Дожидающийся операции Антоша теперь только икал, скромно поддерживая вывалившийся кишечник и матерился.

Аня мылась под строгим присмотром Якова, но он, видя, что девушка делает это достаточно умело, оставил ее в покое.

С кушетки им в спину летели пьяные проклятья.

— Не переживай, Аня, — шепнул Яков. — Я все подскажу, ругаться не буду. — Ты на таких операциях в травме присутствовала?

— Нет, — честно сказала Аня.

— Все когда-нибудь в первый раз, — подмигнул ей жених.

Вскрывать переднюю брюшную стенку было уже не надо. Чья-то умелая рука одним ловким движением ножа сделала Антоше харакири почти по средней линии живота. Значимых повреждений внутренних органов Штольман не обнаружил. Он успевал работать и лихо комментировать все для своей студентки. Операция была не сложная.

Штольман во время операции иногда посматривал на Анну. Как держится? Страха у девушки не было, но кончики пальцев иногда подрагивали, выдавая волнение.

— Смотри, что видишь? — позвал Яков девушку к ране.

— Эээ... сильнейшее поверхностное загрязнение кишечника и брюшной полости землей, песком, — сказала. девушка.

— Правильно, а повреждения? — задал наводящий вопрос Яков.

— Я не вижу, — испуганно призналась Аня.

— Правильно, их нет, — успокоил ее Яков.

Он тщательно отмыл внутренности от грязи, установил дренажную трубку в малый таз и зашил рану. — Все! Операция завершена. — объявил он.

Закончив выполнение своих обязанностей, Анна вышла из операционной одной из последних, когда осталась лишь санитарка.

Девушка остановилась в коридоре, устало прислоняясь к дверному косяку, и переводя дух.

Вдруг из ординаторской она услышала негромкий голос ассистентки, той самой меланхоличной дамы-гинеколога:

— Все нормально, операция простая была, правильно и сделали, что не поехали, рука у него функционирует неплохо, если бы не свежий рубец, я бы и не поняла ничего...

Из сестринской выходила полиграфолог. Ни Вероники, ни полицейских уже не было видно.

— Как все прошло? — спросила Анна у эксперта.

— Не смогли мы толком ответы дифференцировать. Вероника Владимировна очень беспокоится за мальчика, то и дело плачет. Результаты некорректные, — вздохнула полиграфолог. — Так жаль ее, так жаль! Хоть, говорит, не я их родила, а все равно все мои!

— Вы еще приедете? — спросила Аня.

— Думаю, смысла нет. Напишу заключение о том, что опекун говорит правду, — убежденно сказала эксперт.

Когда Аня зашла к Якову, он уже почти дописал протокол операции.

— Ну что, с почином тебя! — улыбнулся ей жених. — Устала?

Аня рассказала о том, как Вероника проходила сегодня детектор лжи.

Яков нахмурился.

— Полиграф — крайне ненадежный метод. Эксперта можно обмануть. Тем более, аппарат они привезли самый наипростейший...

- Алле! Лепилы! - услышала Анна грубый испитой голос. - Мужик, ты ща оперировал?

Передо ними стоял небритый алкоголик, одетый в спецодежду.

- Я, — сказал Яков. — А вы, собственно, кто?

- Кто я, не важно, - прошипел визитер. - Важно, зачем ты это сделал?

- Как? - храбро вступилась за Якова Анна. - Он был ранен, Яков Платонович — хирург. Его обязанность спасать людям жизнь.

- Антоха не человек, он мудак, - произнес незнакомец и осклабился. - Я не для  того эту гниду распотрошил, чтоб ты, лепила, ему жизнь спасал! Я тебя об этом просил? Мужик внезапно распахнул свой бушлат, выхватил из-за пояса двуствольный обрез и направил Штольману прямо в  лицо. — А ну в сторону, сестричка!

Аня смело встала перед Яковом, жених рыкнул на нее и спрятал за спину.

- Веди к Антохе! Показывай, где он лежит! Не дорезал, так застрелю! И не вздумай дергаться! - приказал бандит.

Штольман лихорадочно соображал: что предпринять? Неужели это не сон? Еще каких-то полчаса назад они были в операционной, а сейчас перед ними безумец с ружьем.

Неожиданно в проеме двери показался Платон Михайлович. Не растерявшись, он сильно ударил своей тростью нападавшего.

Аня и глазом моргнуть не успела, как в кабинет влетели какие-то люди в камуфляже, завернули руки преступнику и надели наручники.

— Все нормально? - спросил накачанный парень с погонами старшего лейтенанта.

- Да! - выдавила Анна из себя. - Даже толком и испугаться не успела.

- Ну, ничего, ничего! - ответил старлей. - Мы этого гада от  самой блатхаты вели, а возле самой больницы потеряли. Но вовремя нашли!

- Да уж! - согласно кивнул Яков. - А он, правда, нашего пациента порезал?

- Правда, правда! Он не только Антона, но еще двоих таким вот макаром разделал, только им уже ваша помощь не нужна, — поведал полицейский.

- Спасибо! - поблагодарил Штольман старлея, пожав ему руку.

— Доктора вашего благодарите, удар, что надо, — одобрительно сказал полицейский.

Платон Михайлович тем временем отсиживался на кушетке, растерянно разглядывая свою трость. На деле он тоже испытал стресс.

— Спасибо, — искренне сказала ему Аня.

Отец Якова хмыкнул и посмотрел на сына, но тот упрямо отвел глаза.

Через дорогу от больницы находилась видавшая виды общественная баня. Глядя на это здание, такое морально устаревшее и совершенно неухоженное, Аня с Яковом немного посомневались, но все-таки решили зайти и помыться.

— Я весь после двух дней работы уже почесываюсь, — пожаловался Штольман. — Можно, конечно, дома нагреть воды, но печь с утра не топлена. Истопник сегодня явно не в форме, как его главный вообще на работе держит!

— Я видела, — хихикнула Анна и потянула жениха к бане. — Пошли скорей купаться.

Очевидно, что и предбанник, и помывочное отделение уже как несколько лет требовали ремонта, но после трудного и длинного рабочего дня, даже двух дней, и такая баня была за счастье.

— Мужчина, вам в женское нельзя! — встала грудью перед Яковом банщица.

— Так это же отдельный номер на четверых. Я выкуплю все, — предложил Штольман.

— У нас тут не бордель. Вот, читайте, ткнула в объявление женщина.

Яков, закатив глаза, сосредоточился на тексте.

Написанное крупными буквами объявление гласило:

"Уважаемые женщины! В женское отделение можно приводить мужчин только до 3х лет! Старше — нельзя, а то вырастут маньяками! Спасибо за понимание."

— Вам все ясно? — спросила банщица.

— Более чем, — тоскливо вздохнул Яков, не став уточнять, что ему, маньяку такому, целых 38 годиков и его воспитывать поздно.

Он с сожалением отпустил девушку.

— Анечка, встречаемся через час-полтора.

В мужском отделении в гордом одиночестве бодро мылся какой-то дед. Яков быстро разделся, взял таз, налил туда кипяток и лихо ошпарил лавку.

Дед вылил на себя тазик и припечатал:

— Ух, хорошо!

Штольман недовольно вспоминал язвительное объявление и мысленно острил в ответ.

"3 года. Потом начинаются необратимые изменения в мозгу и ... либо маньяк, либо сантехник в женском отделении..."

Сердобольная банщица, оценив длину волос посетительницы, помогла включить Анне допотопную сушку в виде колпака, и девушка довольно быстро высушила волосы.

— Спасибо, — искренне поблагодарила добрую женщину Аня.

Яков вышел из мужского отделения веселым и благоухающим.

— Все, срочно домой, — сказал он, одобрительно разглядывая розовощекую от перегрева Анну. — Иначе я умру от голода и буду приходить к тебе в виде духа!

— Не нужно так говорить, — пихнула Аня острым локотком веселого Якова в бок.

* * *

Супчик вышел загляденье.

Платон Михайлович в отсутствие сына и его девушки и никого не спросив, суп творчески дополнил, самоуверенно преобразовав его в щи. Он положил туда помидоры и квашеную капусту. Открыв чугунок, Аня чуть сознание не потеряла от такого вкусного запаха.

— Ух ты, а ты у нас кулинар-искусник. — заглянув ей через плечо, восхитился Яков.

— Это твой отец помог. Ну и говяжью грудинку нам дали замечательную, — ответила девушка.

— И ведро картошки, — рассмеялся мужчина. — Никогда не думал, что так буду радоваться простой картошке.

— Завтра съездим в магазин, в котором ты от всего воротил нос! — кивнула Аня. — Может и продадут нам чего.

— Это я воротил нос? Не помню, — довольно неискренне, но смеясь говорил Штольман.

Они наперегонки накрывали на стол. Яков не знал, что его волнует больше — ароматный ужин или все-таки благоухающая, такая красивая девушка рядом.

Наконец, сделав нелегкий выбор, он поймал Аню в объятия и жарко, жадно зацеловал.

— Пусти, пусти, — смеялась Аня. — Я тоже умираю от голода и быть духом не согласна!

Яков тут же усадил девушку за стол и вручил солидных размеров алюминиевую ложку.

— Я еще до тебя доберусь, — пообещал он, пожирая ее глазами.

— Платон Михайлович придет с минуты на минуту, — не согласилась Аня.

Штольман тоскливо сглотнул.

— Это будут нелегкие две недели, — признал Яков. — Может, отец задержится?

Яков ел простые русские щи и жмурился от удовольствия. Неожиданно для себя съел треть булки хлеба и сильно удивился своему обжорству.

— Ооо, эк меня понесло по волнам пищевых излишеств, — усмехнулся он.

— Просто ты много трудишься, Яша. Тебе нужно восстановление. Холодно, опять же. Ты потратил слишком много энергии! — убежденно заявила Аня.

— Мда? А мне сдается, что у тружеников тоже пузцо на такой диете растет, только в путь! — ответил Яков. — Даже на морозе.

Во время ужина Анне поступил видеозвонок.

— Это мама, — улыбнулась девушка.

Она приняла вызов.

— Яков, Анечка, мы тут свадебное меню согласовываем в ресторане. Я чувствую себя не очень уверенно, знаю, какой у Як... у вас взыскательный вкус!

— Ой, мама, что-то мне подсказывает, что мы вернемся невредные и всеядные! — веселилась Аня. — Правда, Яша?

— Признаться, в данный момент меня волнует не только эстетика, но и то, чтобы все гости остались сыты и довольны. Нужно не только полакомиться, но и наесться, — смутился Яков.

— Мммм, я высылала вам картинки, но связь ужасная. Вы точно в командировке? — уточнила Мария Тимофеевна.

Аня испуганно посмотрела на Якова, глазами умоляя его соврать вместо нее.

— Мария Тимофеевна, я две недели заменяю хирурга в одном далеком ЦРБ, для Анны тут великолепная практика. Не волнуйтесь, дней через десять вернемся! — Яков почти не соврал, покривил душой лишь чуть-чуть.

— Мы тогда обсудим с вами закуски, а остальное отправлю списком, выберете на досуге, — решилась Мария Тимофеевна. — Во-первых, канапе. Это стильно и красиво. Канапе с виноградом, творожным шариком и миндальными лепестками. Канапе с огурцом и салями на тосте. Канапе с хамоном и грушей. Канапе с креветками и виноградом. Канапе с клубникой и двумя видами сыра...

— Мама, остановись, я сейчас слюной захлебнусь, — взмолилась Аня.

— Вас там что, совсем не кормят? Вы точно в ЦРБ, а то голодные, как из леса? — с подозрением спросила мама.

— Точно, точно, просто тут питание скудное, мы еще готовить не успеваем! А нам всего, что ты перечислила, очень-очень хочется. Мы тут много трудимся... я сегодня поработала операционной медсестрой.

Аня рассказала маме про харакири и измазанные землей петли кишечника.

— Ужас какой, — честно сказала свое мнение Мария Тимофеевна. — Не портите мне аппетит, мне еще тут в ресторане выбирать и выбирать... Я всегда думала, Анюта, что ты будешь сидеть на приеме, вся в чистеньком. В белом аккуратном халатике, с прической...

— Так и будет, — заверил Яков. — Это же только учеба. Потом все будет по другому!

Аня покосилась на жениха. Ладно мама, со своими мечтами, но Яков, и тот, туда же! Аня еще сама не знала, чего ей хочется. А может быть, именно операций? Кто сказал, что она уже определилась? Для того будущие медики и проходят разнообразную практику, чтобы ознакомиться с разными аспектами работы системы здравоохранения.

Настойчивая Мария Тимофеевна обсудила с дочерью и ее женихом еще несколько видов закусок, заручилась их одобрением и завершила звонок.

— Яков, я завтра еду вместе с твоим отцом по соседним деревням. Меня поставили помогать ему на патронаже лежачих больных и инвалидов, — предупредила Анна.

— Я слышал сегодня, как главный врач просил тебя, — вздохнул Яков. — Я не хочу, чтобы ты ехала с отцом. Он тебя будет настраивать против меня, говорить гадости... И вообще деревни разбросаны в лесу, далеко друг от друга, это не безопасно.

— Яша, ну мы же по-настоящему работаем? Не мне тебе говорить, как нужен патронаж, особенно в этой глуши. Это люди, инвалиды, они ждут нашей помощи. Твой папа один не справится, иногда там нужна сугубо сестринская помощь, да и вообще вторая, третья пара рук. С нами еще Николай Палыч едет. Пусть Платон Михайлович говорит, что захочет, я потерплю, — пообещала Аня.

— А если вернешься расстроенная и обиженная? Что мне делать? Я пугаюсь твоей реакции. Это несправедливо и по отношению к тебе, и по отношению ко мне.

— Что делать? Любить и терпеть, — мягко улыбнулась Анна. — Целовать и обнимать. Я тебя тоже буду. Все будет хорошо! Я примерно поняла основную мысль твоего отца, близко к сердцу принимать не буду.

— А мне, — заходил по кухне Яков, — хочется взять и запретить тебе ехать! Я ему не доверяю. И людям этим ужасным деревенским тоже. Мало ли...

* * *

На следующий день "Буханка" весело подскакивала на ухабах поселковой дороги. До соседней деревни ехать было тридцать — сорок минут.

— Летом быстрее, — бурчал Николай Палыч, — если не увязнуть.

Платон сидел против Анны и исподлобья разглядывал девушку сына. Молчание затягивалось.

— Ты, наверное, обижена за мои слова, Анюта, нахмурился Платон.

— Нет, — честно ответила девушка, — но мне не нравится, что вы говорите о Якове плохо.

— Я говорю чистую правду, — настаивал мужчина.

— Это — ваша правда, — категорично сказала Аня. — У меня своя.

— Понимаешь, ты очень наивна, как и все молодые девушки, — сказал Платон.

— И пусть, — пожала плечами Анна.

— И ты видела таких, как Яков, знаешь их? — настаивал Платон Михайлович.

— Ну, я не вчера родилась, — сверкнула глазами Аня.

— Ты же всю жизнь прожила в провинции, верно? Ты знаешь, каким надменным и избалованным может быть москвич, с такой внешностью, опытом и образованием?!

Яков достаточно умён, чтобы работать врачом-хирургом, достаточно спортивен, чтоб иметь третий дан по джиу-джитсу, с неплохо подвешенным языком и неплохим чувством юмора, без пуза, со своей квартирой в центре около метро Краснопресненская, неплохой машиной и работой...

— Вы ругаете сына или рекламируете? — улыбнулась Аня. — Признаться, я даже не знаю, что такое "джиу-джитсу".

— Это такой вид единоборства, японский рукопашный бой. Чтобы получить третий дан, не нужно показывать каких-то выдающихся результатов или быть хорошим бойцом, но нужно заниматься регулярно. Третий дан — это примерно пятнадцать лет непрерывных занятий...

— Теперь Яков нравится мне еще больше, — мечтательно вздохнула Аня. — Он еще и скромный.

Платон Михайлович скептически поднял бровь, совсем, как Яков, но что-либо добавлять к портрету сына не стал, оставив разговор на потом.

* * *

В следующие четыре часа они заехали всего к трем пациентам. В одном случае это была паллиативная больная шестидесяти лет, с нередким, но от того не менее страшным диагнозом. Она про себя все знала, все понимала. Доктора вызвал ее муж, который, все на что-то надеясь, на самом деле до безумия боялся остаться один.

Второй пациент был инвалидом-спинальником, мужчина с полным параличом нижних конечностей. Он был жертвой собственного авантюризма, помноженного на злой рок. Десять лет назад, убегая от обманутого мужа-рогоносца, этот мужчина сиганул с четвертого этажа, травмировав спинной мозг и навсегда остался инвалидом. Этому больному прежде всего нужна была психологическая помощь. С уходом за собой он справлялся неплохо, хоть и жил после смерти родителей совершенно один.

— Так, теперь домой. По пути в Маккавеево загляни, — велел Платон водителю.

Аня посмотрела на часы: обед, они везде успели.

— Аня, тебе Яков рассказывал про Валентину? — спросил Платон у девушки.

Водитель, услышав имя больной, вдруг нахмурился и задумался.

— Только то, что он с ними какое-то время жил, пока вы были в длительной командировке, — вежливо сказала Аня, уклонившись от оценок и подробностей.

— И все? — с подозрением уточнил Платон. — У нас с ним спор по части этой семьи вышел прямо-таки на экзистенциальную глубину.

— Яков не распространяется. Как я поняла, с ним там плохо и грубо обращались, — вдохнула Аня. — Когда он говорит про эту семью, становится сам не свой.

— Он их люто ненавидит, якобы, били его сильно. Но посуди сама, как воспитывать отбившегося от рук мальчишку? Валентина — баба простая, у нее грубые методы воспитания. Но работают же! Яшка вырос вполне интеллигентным парнем, не сел в тюрьму, не сторчался, стал специалистом, вон, большие деньги зарабатывает.

— Вы ему совсем не верите? — уточнила Аня. — Но он же единственный ваш сын!

— Я исхожу из общей характеристики личности, когда думаю, способен ли тот или иной человек на порочащий его поступок. Выводы не в пользу моего сына, — философски сказал Платон.

— Своим близким, — жарко и убежденно сказала Аня, — нужно просто верить. Они нуждаются в нашем полном и безоговорочном принятии. А вы собственного сына лжецом выставляете, так что не удивительно, что между вами такой раздор...

— Анюта, ты молодая, горячая, но добрая и такая наивная, вся как на ладони. Признаться, мне страшно за тебя. Ты идеализируешь Якова и ваши с ним отношения.

— Это что, плохо что ли? — нахмурилась Аня. — Да я чудесней человека в жизни не встречала! За исключением, пожалуй, своего папы.

— Работая в больнице с сыном, уже после его ссоры с Ниной, я видел десяток малолетних девочек, медсестричек, практиканток, стажёрок, понаехавших из разных мест, либо родившихся в Москве. Они все отлично выглядели, не хуже тебя.

— Позавчера речь шла о сотне? — уточнила Аня.

Платон не стал сдавать назад и продолжил.

— За одну из них, дочь знакомого, я не выдержал и вступился. В ответ услышал такую отповедь...

"У меня никогда не закрадывалась мысль", — цитировал Платон сына, — "чтобы как-то построить с ними отношения. Мы живём в абсолютно разных, почти не пересекающихся вселенных, ей не интересны ни фильмы, ни книги, ни музыка, ни театры, которые интересны мне, а мне неинтересно и непонятно то, чем живет она. Я даже язык этих девочек не понимаю, их музыка для меня — дикая какафония, они, как правило, не читают книг, да и в сексе берут не опытом и знанием своего тела и своих потребностей, как и потребностей мужчины, а молодостью и красотой. С ними реально "не о чем трахаться."

Аня молча вытаращилась на Платона Михайловича. Слишком для нее откровенно. Отец Якова продолжил:

"Так что разовый секс без обязательств и ко взаимному удовольствию с молодой леди — штука хорошая, для взрослого мужика, но отношения я буду выстраивать с существом одного со мной вида, а брать себе для отношений такую девушку с высоты моих тридцати пяти лет, это как взять домашнего питомца. Ласковая, мурлыкает, обнимашки, но интеллектуальная пропасть между нашими видами практически непреодолима..." — безжалостно продолжал цитировать сына Платон. — Это было два года назад. Может, три. Он еще в браке был, подумывал о разводе. Думаешь, с этих пор что-то изменилось?

— А может быть, я умная, не как питомец? — нехорошо усмехнулась Аня и потянулась за наушниками, дав понять, что разговор окончен.

— Я предупреждаю тебя, что после развода Яков не способен на серьезные отношения. По крайней мере, с двадцатилетней студенткой, — сказал Штольман-старший.

— Хорошо, я поняла, — кивнула Аня, сохраняя внутреннее спокойствие.

— И что, не будешь меня разубеждать? — поинтересовался Платон.

— Нет, а зачем, — мстительно сказала Анна. — Вы и сами про своего сына и про меня все поняли. Только я Якова не брошу.

— Я не об этом... он тебя рано или поздно бросит, — пообещал Платон.

— А ему, — коварно улыбнулась Анна, — моя мама не позволит. Она уже канапе четырех видов заказала...

— Канапе? Каких канапе? — недоуменно спросил отец Якова.

— С креветками, клубникой, с хамоном... — мечтательно перечисляла девушка, предоставив Платону самому гадать о чем она говорит.

* * *

Медицинский автомобиль приехал в деревню Маккавеево. Она располагалась в двадцати пяти километрах от Бургени. Здесь и жила бывшая опекунша Якова.

— Они переехали в Иркутскую область лет десять назад, — рассказывал Платон. — Всю жизнь кочуют. То там поживут, то там. Нравится смена обстановки.

Валентине семьдесят пять. Вроде не так много, но она уже не встает. Болезнь Паркинсона в запущенной стадии. Проследим, как за ней ухаживает сиделка. Веронике сейчас не до контроля. Одна же совсем! Муж служит, сын, хоть и приемный, пропал. Хоть с лежачей больной ей помогу.

Николай Палыч остановил "Буханку" возле ничем не примечательного дома.

Платон вышел из машины первым.

Аня взяла свою сумку и только собралась вылезать, как путь ей перегородил хмурый водитель.

— Тебе нельзя туда, — без обиняков сказал он.

— Это еще что за новости? — нахмурился Платон.

— Незамужние молодые девки к Валентине не шастают. Грехов на ней много, вот и помереть нормально не может. Все дурочку какую-нибудь дожидается, — сплюнул водитель.

— У нее пролежень огромный и почки почти отказали. Ее обработать надо, — настаивал доктор.

— Вы и обрабатывайте, а Анна Викторовна пусть со мной в машине посидит.

— Это что за фокусы, — рассердился отец Якова. — Анна, немедленно вылезай.

— Да они как переехали, местные ее почти сразу обходить стороной стали, — поежился Николай Палыч.

— Я, пожалуй, здесь останусь, — боязливо сказала Анна.

— Врач должен быть реалистом, а не заниматься суевериями! — наседал на нее Платон. — Идем немедленно, а то я тебе такую характеристику в институт не поленюсь и напишу!

Аня испуганно схватилась за сумку.

— Я тебе напишу! — разозлился водитель и с силой захлопнул дверь салона автомобиля, оставив Платона снаружи, а девушку внутри.

Делать нечего, отец Якова сердито пошел в дом родственницы один. Дикари какие-то!

Дом как дом. Чисто прибрано, стоит оглушающая тишина. Пахнет лекарствами.

Строгая пожилая сиделка, казалось, встретила доктора с облегчением.

Платон Михайлович вымыл руки и прошел в комнату к больной.

С кровати Валентины доносилось тихое бессвязное бормотание.

— Она совсем в беспамятство впала, никого не узнает, — пожаловалась сиделка. — Все никак не представится. Лекарство, что вы выписали, почти закончилось.

— Я оставлю новый рецепт, — кивнул Платон.

Он достал из сумки дезинфицирующее средство, салфетки и начал готовиться к обработке пролежней.

Вдруг Валентина очнулась и слабым голосом, сквозь собственный стон, сказала:

— Платоша, ты ли это?

— Я, Валюша, — мягко улыбнулся мужчина. — Ну как ты, голубка моя?

— Как ты пришел, так мне и лучше стало, — сказала Валентина слабым голосом. — С тобой хорошо.

— Сейчас мы тебя подлечим, — пообещал Платон.

— Спаситель мой, — тихо сказала больная. — Вероника говорила, ты не один придешь.

Тем временем Анна разглядывала деревенский дом, где жила Валентина. Пятистенный, добротный сруб, свежевыкрашенные ставни, новые пластиковые окна. Должно быть, жить в таком доме тепло и удобно. Дорожки перед избой, правда, расчищены плохо, много наледи, наспех посыпанной песком.

Вдруг она увидела дух мальчика, не спеша "плавающий" над сугробами.

Аня быстро вышла из машины.

— Куда? — нахмурился водитель, только-только "отбивший" глупую медсестричку у самоуверенного доктора. — К Валентине не ходи, нехорошая она баба.

— Да я воздухом вышла подышать, — ответила Анна.

Водитель отбросил папиросу и покосился на девушку, не став препятствовать.

Аня наблюдала за духом мальчика. Он звал ее к старым сараям, но они давно были занесены полутораметровыми сугробами и пройти к ним не представлялось никакой возможности. Такое количество снега не за одну неделю намело, к весне только растает!

* * *

— Сейчас укольчик тебе поставим маленький, — предупредил Платон больную.

Внезапно в окне мелькнула фигура Анны. Неугомонная девушка ходила по двору и что-то рассматривала.

Валентина как будто принюхалась и впилась хищным, беспокойным подслеповатым взглядом в фигуру незнакомки за стеклом.

— Пусть лучше медсестричка поставит, она половчее будет, — почти счастливо улыбнулась Валентина.

— Я сам поставлю, без медсестрички сегодня, — нахмурился Платон.

— Да вот же она? — глядя в окно, елейно уточнила Валентина.

— Ну вот, один я, — ответил Платон. — не хочет водитель Анну к нам отпускать, суеверный народ у вас! Так на меня зыркнул, я, грешным делом подумал, что в драку полезет.

— Приведи девушку, милок, пожалуйста, — настойчиво просила больная.

— Нет, а зачем? — покачал головой Платон. — Я сам все сделаю.

Он начал примериваться к "убежавшей" вене пожилой женщины.

Вдруг Валентина резко поднялась на локтях, схватила доктора за рукав халата так, что ткань затрещала, и яростно прошипела:

— Веди девку сейчас же!

Платон Михайлович отпрянул, ошеломленно разглядывая большие злые глаза больной. Валентина была безумна. Не зря водитель не захотел пускать сюда Анну. Вдруг больная поцарапала бы или напугала девушку. Яшка потом всем по маковке настучит, не считаясь с возрастом и родственными связями.

— Веди, веди, тащи ее, — металась по кровати старуха. Изо рта больной сочилась слюна.

Платон позвал сиделку, они вместе насилу скрутили Валентину, и он насилу поставил ей успокоительное.

Выйдя из дома, Платон выдохнул, с чувством закрыл дверь и пошел к машине. Из кабины с подозрением выглядывал водитель.

Доктор был зол. Старуха все-таки поцарапала его! Еще и кисть прокусила.

Аня помалкивала, с сочувствием смотря на травмы доктора.

— Вам помочь обработать и перевязать рану? — спросила она.

— Сам справлюсь, — вздохнул Платон, доставая из сумки необходимое. — Старуха совсем сдала, не ведает, что творит.

— "Подселенца" она скинуть хочет, беса, — хмуро сказал водитель.

"Буханка" завелась только с третьей попытки. Водитель, облегченно выдохнув, начал выруливать на дорогу.

— Темнеет что-то, снег будет, — беспокойно сказал Николай Палыч. — Надо торопиться.

Платон хмуро сидел, чуть баюкая кисть.

— Что у Якова с рукой случилось? — вдруг спросил он.

— Огнестрельная рана по касательной, небольшое поражение нерва, — осторожно сказала Анна. — Почему вы вчера не стали сами оперировать? Яков мучился от боли полночи, нагрузка на руку большая...

— Да потому что, если он не будет оперировать, в два счета потеряет квалификацию. Врачу себя жалеть не нужно. В хирургию приходят только фанаты своего дела... — пояснил свою позицию Платон Михайлович.

Внезапно мотор видавшей виды "Буханки" начал захлебываться, а потом и вовсе заглох окончательно.

Сколько бы водитель не поворачивал ключ зажигания, все было без толку.

— Я позвоню в больницу, — сказала Аня. — За нами отправят другую машину.

— А тут связи нет, — посмотрев на экран, — доложил доктор. — Николай, что скажешь?

— Что скажу, что скажу... домой нам надо побыстрее. Сейчас машина за полчаса остынет, а еще снег этот! — растерянно бурчал водитель.

— Что делать будем? Отъехали уже от Маккавеево прилично, вернуться пешком сложно будет, — сомневался Платон.

— Э, нет, сами возвращайтесь. Это ее проделки, отпускать нас не хочет, — заявил Николай Палыч.

— Чьи проделки? — испуганно спросила Анна.

— Силы нечистой, — перекрестился водитель.

— Да у тебя эта машина раз в неделю ломается, — не согласился Платон. — И все сила нечистая?

— И то верно, — не стал спорить Николай Палыч. — К шести не вернемся, из больницы машину навстречу отправят. Случалось уже такое. Ждать нам здесь часа полтора-два, не больше!

По прошествии часа стало очень холодно. Аня мерзла, но терпела, не подавая вида.

Вдруг водитель хлопнул себя по лбу, обежал машину, и достал припрятанные в салоне огромные дубовые валенки.

— На, надевай! — приказал он девушке.

Аня послушно сунула ноги в теплую обувь.

— Нас еще найти надо, — беспокойно сказал Платон. — Тут пяток развилок до Бургени, и все в лесу.

— Местные найдут, — отмахнулся Николай.

Однако время шло, подмораживало, а помощи все не было.

А еще через час на второстепенной дороге показался мутный свет старых фар. Это приехал почерневший от беспокойства Яков. Он сидел за рулем чужого, старого, раздолбанного и ржавого джипа и одному Богу известно, как он их нашел. С собой у мужчины были пледы, большая шуба и даже сухая японская грелка.

Первым делом, злобно зыркнув на отца, Яков бережно усадил в нагретую кабину джипа окоченевшую, но очень счастливую от его появления Анну.

— Ну все, наездилась, — буркнул он. — Оделась, как в институт, снегурочкой. Тут серьезнее экипироваться нужно. Термобелье, флис...Больше без меня никуда не поедешь!

Пока Анна блаженно прижимала к себе грелку, Яков гневно постучал по автомобильному термометру, показывающему минус 34 градуса.

— Откуда машина? — спросила Аня. — поисковики же уехали.

— Батюшка дал, — хмыкнул Яков. — Сам не поехал. Похоже, они все не просыхают, и даже священник.

Водителя и всех проживающих в деревне взбешённый младший из двух хирургов смачно обругал безрукими идиотами, посоветовал впредь думать головой, а не жо... Яков помог прицепить трос к "Буханке" и потянул сломавшуюся машину за джипом на буксире.

Яков вез едва начавших согреваться пассажиров. Он сам был напряженный, злой, то и дело сверяясь с картой, и очень сердясь при этом, лихом вспоминая Бургень и все близлежащие окрестности, пока осмелевший водитель не начал подсказывать, где свернуть.

Аня смотрела на жениха с сочувствием. Он тоже переволновался. Девушка положила руку к нему на предплечье.

— Успокойся, Яша, все нормально, — смущенно и с сожалением сказала она.

— Нормально? Да они тебя чуть не угробили. Никто не собирался ехать на помощь. Ни один человек, кроме меня, вас не хватился. Взаимовыручка в этой дыре на грани фантастики. И это в мороз, в районе не полностью покрытой сотовой связью! Работать здесь — геройство на грани самоубийства.

— А никто и не горит желанием, — флегматично сказал Николай Палыч, — так, мы свой век доживаем.

Яков промолчал.

Аня нащупала пальцы жениха и сжала.

— Согрелась? — уже мягче спросил он.

— Да, все хорошо, — сказала девушка.

Яков с сомнением посмотрел на нее, но промолчал.

— Дома ничего нет, — коротко предупредил он. Я вас в больнице ждал, прием вел, затем машину искал.. Гречкой и грудинкой, разваренной до состояния тушенки ужинать будем.

— Что ты, гречка — это же пища богов, ее на морозе лесорубы едят и не мерзнут! — примиряюще улыбнулась Аня, пытаясь расшевелить мрачного Якова.

— На печке два ведра горячей воды стоят, ноги тебе распаривать будем, — поиграл желваками жених, не думая улыбаться. Настроения не было.

— Ножные ванны? Может и горчичный порошок есть? — спросила Анна.

— Горчицы нет, — покачал головой Яков.

— Горчичный порошок я дам, — пообещал Николай Палыч. — Вот высадите меня, я дома посмотрю.

— Спасибо, — кивнул Яков.

— А завтра... я дома, у нас выходной, все будет по-другому! И печь вместе натопим, и обед сделаем, — сказала девушка.

Яков с сомнением посмотрел на Аню.

-Надо доделывать дела и возвращаться домой в Приозёрск, — тихо сказал он. — У меня есть новости по нашему делу.

— И у меня! — обрадовалась Аня. — Говори же скорее.

— Не здесь же, поговорим, когда доедем, — покачал головой Яков.

Он видел, что Анна буквально не сидит на месте от нетерпения, так ей хочется услышать новости, но не делиться же информацией при возможных свидетелях!

Едва они высадили согревшегося водителя у дома, получили свою горчицу вместе с рекомендациями о ножных ваннах, как Аня потребовала:

— Ну же, Яша, что ты узнал?!

Яков покосился на отца, но решил говорить при нем.

— Была у меня на приеме одна дама с рожистым воспалением, так вот, она оказалась соседкой Зубовых.

Вероника купила дом в Бургени всего два месяца назад, переехав из соседнего села, где жила недалеко от матери...

О причинах переезда Зубовы не распространялись. Так вот соседка мальчика Сахрата никогда не видела и сильно удивилась, когда узнала, что он вообще существовал и тем более пропал. Других детей видела, а потеряшку — нет.

Аня сжала виски, пробуя сосредоточиться.

— О чем это может говорить? — задумчиво спросила она обоих мужчин.

— Либо Сахрата не привозили в новый дом вовсе, либо держали взаперти и не показывали, либо... — начал строить версии Яков.

— Либо соседка просто не обратила внимание на ребенка или перепутала. У Вероники сын такого же возраста, — возмутился Платон. — Вы пользуетесь ситуацией, чтобы свести счеты и собираете ненужные сплетни.

— Мы расследуем! — воинственно подняла пальчик Анна. — Пропажу и возможную гибель маленького мальчика. Дело по какой статье возбудили? Убийство малолетнего. Вот так-то!

— Ладно Яков, он на них всю жизнь зуб точит, но ты за что так Веронику ненавидишь?

— Никого я не ненавижу, я за правду... — возмущенно начала оправдываться Аня, но Яков решительно перебил ее. Мужчина покровительственно сказал:

— Так, Аня, мы молчим и НЕ оправдываемся, не трать энергию.

Аня подавила протест.

Платон попробовал рассуждать логически и достучаться до сознания упрямого сына и его молоденькой девушки:

— Многие, с кем я говорил, не верят, что мальчика найдут живым, логично, что дело возбудили по статье "Убийство". Вы безо всякого на то основания думаете, что семья или лично опекун с ним что-то сделали.

Отбросьте эмоции и порассуждайте здраво: очень много факторов и вне версии о виновности приемной семьи, тем более, что Веронику дважды проверяли на полиграфе. Вокруг несколько поселков, лес. Дикие звери, алкаши, наркоманы, бомжи, другие люди нестабильные, сидевшие. Посмотрите даже, какой контингент в больницу идет, сколько маргиналов. Ребенку вообще опасно на улице без внимания взрослых быть в утреннее, ночное, вечернее время суток.

— С этим я согласен, — раздраженно кивнул Яков.

Платон продолжал:

— Это время особо уязвимое, вся "нечисть" вылазит. То есть, вполне вероятно, что Вероника не доглядела, и мальчишка сбежал из дома, на улице тоже могло многое случится: украли, авария, инцидент на железной дороге и так далее. Много факторов, если взять во внимание то, что есть вероятная, но неподтвержденная психиатрическая болезнь, то вообще не ясно, куда ребенка могло занести. Если там реальный дебют шизофрении, то это тяжелейшее заболевание. У взрослого человека может быть дезориентация, не говоря о ребенке.

— Ты меня не убедил. Выглядит все логично, но факты говорят против этой семьи, — твердо заявил Яков. — Неоднократные эпизоды физического и психического насилия в прошлом, постоянные жалобы на ребенка и попытки "продавить" ему заочно психиатрический диагноз, попутно обеляя свою репутацию.

— Ну, Яшка, ты и циник злопамятный! — развел руками Платон. — О Веронике все, кроме тебя, отзываются исключительно хорошо. Многодетная мать, жена военного, учительница географии в школе. Плохо говоришь о ней и о ее матери пока ты один!

— Может, и у меня шизофрения? — с издевкой предположил Яков.

Ужин прошел в тягостном молчании. Аня буквально кожей чувствовала, как сидящие за одним столом мужчины за столом словно кипят от злости.

Она старалась поухаживать за обоими, но сначала Яков отверг ее помощь, отобрав нож для резки хлеба и усадив ее парить ноги, а после ужина и Платон Михайлович отобрал тазик для посуды, заявив, что сам все вымоет, а женщинам и детям, после таких приключений пора в постель.

Яков помалкивал. Он сидел у жарко натопленной печки и сердито, даже упрямо, подкидывал туда поленья.

Аня оглядела "семейную идиллию" и вздохнула. Делать нечего. Покосившись на непримиримых спорщиков, она решила готовиться ко сну. Девушка взбила обе постели и ушла спать.

Иногда ей казалось, что Яков сердится и на нее тоже, за все сразу, особенно за то, что она невольно становится свидетелем чего-то совсем сокровенного.

Однако этой ночью ее жених, как всегда очень крепко обнимал ее, целуя куда придется — в щеки, волосы, лоб, а она, в ответ, целовала и замирала о нежности. Вынужденное воздержание затягивалось, но сегодня оно не тяготило их, каждый думал о событиях дня и вечернем разговоре что-то свое.

— Ты не думал, Яша, что твоему отцу так проще — не верить? — тихо спросила Аня. — Представь, что с ним будет, когда откроется вся правда, а она откроется, я уверена.

— Мой отец — мужчина, а не баба беременная, и нечего с ним миндальничать. Он обязан принять все как есть, — категорично сказал Яков, привлекая невесту еще ближе. — И мне плевать, насколько больно ему будет. Все это заслуженно. По грехам будет и расплата.

— Значит, ты согласен с тем, что ему будет больно? — спросила Аня.

Яков не ответил, лишь сердито выдохнул.

На другой день анестезиолог Иван, заручившись согласием главного врача, ушел проверять в тайгу свои силки и капканы. Доктор очень надеялся, что пока бегает на лыжах, ничего серьезного не произойдет. Все-таки он — единственный специалист на всю округу, и ему иногда нужен выходной! Тем более оказалось, что один из хирургов, тот что постарше, был еще старой школы. Платон Михайлович по собственным утверждениям, обладал великолепными навыками операций под местным обезболиванием, ежели что экстренное, такое, на что санавиацию не вызовешь. Таких острых патологий не так много. Ущемление грыжи, аппендицит...

Яков, когда услышал, что единственного анестезиолога отпустили, очень удивился такому положению вещей.

Как специалист Иван ему нравился. Замечательный парень, тем более, первую категорию недавно получил.

Вот только охотой не на шутку балуется!

— Капканы? — удивилась Анна, услышав, как Платон Михайлович нахваливает парня.

— Можно сказать, родился с ружьем в руках. Они тут все понемногу охотники, тайга  же рядом. В общем, он капканы и пошел проверять. Сейчас его нет! — объявил Штольман-старший. — А что такое, почему паника?

- Да нет, ничего... а когда он придет? — изумилась Аня.

- Когда, когда, - начал почему-то раздражаться Платон. - Как обычно!

- Извините, - стесняясь своего явного невежества, задала Анна следующий вопрос: 

— А обычно - это когда? Я же охотничьих порядков не знаю…

Штольман-старший с удивлением посмотрел на нее, словно на ребенка, не понимающего самых элементарных вещей:

- Как обычно - это от двух дней до пяти. У Ивана там зимовье есть, не бойся, не замерзнет!

- Так, а что тогда делать, если, не  дай Бог, что-то серьезное произойдет? Ну, не знаю, прободная язва там, ножевое ранение в живот, да хоть что. Как  без анестезиолога?! — изумилась начитанная, но неопытная Анечка.

- Сплюнь! Здесь же охотники все, если кого ножом саданут или с ружьишка пальнут - то все, амба! Медицина не нужна! Профессионалы! По мелочи, типа недавнего харакири, сами справимся. Аппендициты есть, грыжи ущемленные, панариции, раны, переломы, вывихи, но все под новокаином можно сделать. Я местной анестезией хорошо владею. Была на таких операциях?

— Нет, — с волнением студентки ответила Аня.

— А мне приходилось оперировать, и не раз. Без анестезиолога все равно, конечно, как-то тоскливо. Но если уж совсем невмоготу будет - санавиацию вызовем, — заверил Платон.

* * *

При ежедневном обходе пациентов стационара выздоравливающий Антон Севостьянов, отводя глаза, потребовал у Якова Платоновича срочно вызвать полицейских.

— Тебе зачем? — изумился Штольман. Они вчера тебя подробнейшим образом опросили, полдня провели тут, грязи натащили. Здесь палата чистой хирургии, зима, опять же, инфекции, а ты хочешь устроить проходной двор. "Гостинцы" тебе передавать не разрешу, хочешь-не хочешь, а "сухой закон" соблюдать придётся. В твоем состоянии от алкоголя острый психоз может случиться.

— Да не, вы не на те рельсы, доктор... Я хочу кое-что рассказать про пропавшего мальчика, — отвел глаза Антон. — У меня, как дом сгорел у родителей, я полтора года жил с этими ведьмами, пока не сбежал. Мальчишке тогда четыре было.

— Аня, — кивнул Яков, — на моем столе контакты местного отдела, звони, проси приехать. — Антон Иванович у нас вроде бы в ясном сознании, врать или бредить не должен.

— Может, ты позвонишь? — спросила Аня.

Ей было нехорошо. Дух маленького Сахрата вдруг пришел к больному и сел у изголовья.

— Там скорая приехала, — озадаченно посмотрев на невесту, сказал Яков.- С тобой все в порядке?

— Да, да, — встрепенулась Аня. — Я тогда сама немедленно позвоню в отдел. Не беспокойся.

Штольман критически посмотрел на девушку и вздохнул: не до сантиментов, обоим нужно было работать.

— Яков Платонович, там бабушку привезли, — заглянула в палату постовая медсестра.

Оставив Севостьянова, Штольман пошел осматривать только что доставленную больную. В маленькой больнице смотровая была прямо возле входа, на одной-единственной кушетке.

Пациентка, бабушка 70 лет, больше суток страдала болями в животе. Женщина обратилась в больницу еще утром, но ей сделали только анализы и велели ждать хирурга, то есть самого Якова.

Исследовав пациентку и ознакомившись с результатами ее анализов, Штольман вынес вердикт - "острый аппендицит" и обратился к подоспевшей Анне:

- Анна Викторовна! Готовьте операционную, у нас аппендицит! Платону Михайловичу звоните, потребуется его помощь!

Аня кивнула и побежала исполнять распоряжения. Отец Якова, к счастью, не вредничал, он сразу же согласился помочь с местным обезболиванием.

В кабинете ее настиг озадаченный Яков:

— Ну ты как, милая? Слабость есть? Операцию выдержишь на ногах или замену искать тебе?

— Все в порядке. Дух мальчика приходит к Антону, видимо тоже хочет послушать, что тот расскажет. Я звонила в отдел, полиция обещала прибыть в течение пары часов. Кстати, Платон Михайлович сразу сказал, что придет помочь с обезболиванием.

— Вообще, я аппендициты под местным наркозом оперировал, но если что пойдёт не по плану, нужен более опытный в таких делах человек, — вздохнул Яков.

Яков Платонович как в воду глядел. Операция вышла не по стандарту.

Через сорок минут после разговора с Анной, он уже стоял возле операционного стола, а в качестве ассистента выступал его отец. Основательно обезболив бабушку, Яков сделал первый разрез и увидел… неизмененный червеобразный отросток.

- "Что за черт!" - выругались Штольманы, оба, и старший, и младший. Про себя, разумеется.

- Не волнуйся, - спокойно и даже ласково проговорил Платон. - Добавь новокаина, сюда и сюда, расширь рану вверх и сделай тщательную ревизию брюшной полости.

Аня завороженно наблюдала за ходом операции, без звука подавая требуемое. Они с Яковом настолько наловчились и так быстро сработались, что он только вскидывал руку вверх, и в руках у него тут же появлялся нужный инструмент.

Спустя несколько минут ревизии хирургам открылась истинная причина болезни: гангренозно измененный желчный пузырь, огромный и черный. Он располагался совсем рядом с аппендиксом - это и сбило поначалу докторов с толку. Но если Якову раньше доводилось удалять аппендикс под анестезией новокаином, то желчный пузырь без общего наркоза - еще не приходилось, хотя он теоретически имел представление о таких операциях.

- Ну что, Анна Викторовна, прежде перед вами холецистэктомию не выполняли? - словно читая панические мысли девушки, коварно спросил Платон.

— Я вообще не знала, что это возможно, под местной анастезией, — покачала головой Анна.

— Это старая школа, сейчас так почти не делают, — сказал Платон. — Яков Платонович, обезбольте эту связку и введите в эти точки раствор новокаина.

Через двадцать минут Штольман-младший успешно удалил желчный пузырь под местной анестезией! Честно говоря, Яков не знал, чем бы закончилось дело, если  бы не отец. - Бабушка, вам не больно? Как себя чувствуете? - поинтересовался Яков у пациентки, зашивая операционную рану.

- Все хорошо, милок! Не больно! — заверила храбрая старушка.

Выйдя из операционной, Яков и Аня увидели в коридоре толпу. Это были взволнованные родственники больной.

— Ну как, жить будет? — заголосили они. — Устроили военно-полевой госпиталь!

— Должна поправиться, — сдержанно сказал Яков, прикрывая собой Анну.

— Что вы тут устроили, Пахомыч? — сердито выговаривала толпе подоспевшая санитарка. Жива Ниловна, все в порядке, доктор молодец! А теперь давайте на улицу, здесь хирургия!

— Спасибо, завтра придем! — просияли обрадованные родственники.

В ординаторской Яков сдержанно поблагодарил отца за помощь.

— А вы на службе научились так широко использовать местную анестезию? — благоговейно спросила Анна у Платона Михайловича.

— Конечно. Там в Африке иногда вообще медикаментов практически никаких не было, а народ идет и идет, не только военных же брали, вообще всех, кто обратится. Местную анестезию очень широко применяли, даже кесарево делали.

— И как? — охнула Анна.

— Нормально, зато детишки рождались не отравленные наркозом. Молодые врачи не хотят, отходят, а школа нужная, не всегда анестезиолог под рукой! — убежденно сказал Платон.

— Яков Платонович, там полиция к Севостьянову приехала. Вас просят, — заглянула в ординаторскую постовая сестра.

— Аня, пойдем, — коротко сказал Яков.

В палате чистой хирургии на незанятых койках уже сидели оперативники. Антон, побледневший от тяжелых воспоминаний, рассказывал, что знал:

— В семью к Веронике Зубовой я попал после того, как дом моей семьи сгорел...

Аня слушала пациента и ушам своим не верила: по словам парня, опекунша очень жестоко относилась к пропавшему мальчику, настолько жестоко, что казалось, что им рассказывают страшную сказку.

— Всё это время Вероника обращалась с ним так, как фашисты не обращались, постоянно срывалась на него. Она била Костика, запирала в подполе, била электрошокером, держала в холодной воде, ставила в угол и заставляла приседать.

Оперативники мирно записывали слова Севостьянова в протокол. В палату нерешительно зашел Платон Михайлович и остановился у порога.

Оперативники и бровью не повели, что в палате так много медиков. Все-таки человек после операции, может помощь понадобится!

"Пусть послушает" — злорадно подумал Яков.

— В первое время после приюта Костик воровал продукты из холодильника, потому что раньше недоедал. И его так наказывали за это! — закатил глаза Антон. — Вообще он ее раздражал всем.

— Значит, вы утверждаете, что мальчик не мог уйти из дома сам? — уточнил один из полицейских.

— Костя во всем слушался опекуншу и очень боялся, — заявил Севостьянов.

— Надо повторно опрашивать детей, — заявил другой полицейский.

— Никто из опекаемых не скажет, что на самом деле происходит дома, потому что им тоже страшно. Другие ребята тоже шпыняли Костика, и Вероника их за это поощряла, — сказал парень.

Платон не верил ни единому слову этого парня. У этого молодого алкаша был повод оговорить Веронику — личные обиды. Мужчины себя так не ведут!

Аня с ужасом слушала показания пациента о том, что детей Вероника заставляла записывать видео с приступами у мальчика.

— Она поднимала Костю за шею и душила. После этого наступали моменты потери сознания, тремор, как будто у Костика припадок. Вероника заставляла это записывать на видео, чтобы также показать психиатрам. Кадры эти нас потом заставляли с телефонов удалять.

— Но в полицию почему не заявили? — скептически спросил оперативник. — Мы боялись сообщить, потому что нас запугивали. Наше дело было следить за младшими и отводить их в садик, — объяснил Антон.

Аня вновь увидела призрак маленького Сахратика. Он сидел "в ногах" у свидетеля и делал вид, что с аппетитом ест виноград.

Тут ей стало совсем плохо, она покачнулась, после чего Яков моментально усадил ее на стул.

— Завтра надо обыски по месту жительства проводить. Если они убили, будут следы крови, — коротко сказал один из оперативников.

— Не знаю, — задумчиво сказал другой. — То, что описали мы тут, дублирует какой-то знакомый фильм ужасов. Весь набор пыток, еще и с подвалом. И все об этом молчали, в том числе и сам Севостьянов, который "сбежал" и сказочник он еще тот!

* * *

После того, как сотрудники полиции покинули больницу, на прием к Платону заявилась и сама Вероника Зубова.

Взбешенный Яков чуть не выставил ее за порог, но сдержался. Оперативники еще должны были раскрутить эту историю и собрать доказательства, поэтому он не стал связываться.

Вероника вела себя вежливо, улыбаясь несколько недоуменно, словно не понимая, отчего от нее шарахаются. Аня вообще прошла мимо нее "по стеночке".

Яков с Анной отправились домой обсуждать услышанное.

— Надо вызвать духа, — убеждала жениха девушка. — Он контактный, может расскажет о своей смерти.

— Не раньше, чем выпьешь сладкого чая и немного полежишь, — не согласился Яков. — На тебе лица нет!

* * *

Платон задумчиво слушал версию Вероники. Опекунша пришла за поддержкой родственника. Он налил трясущейся от возбуждения родственнице немного успокаивающих капель.

— Этот Антоша жил у моего мужа вместе с братиком без доверенности... У матери супруга тоже были опекаемые... Антон с биологическими родителями после пожара совсем не общался. Они пили, гуляли и "подарили" нам своего сына. Мы также одевали, обували Антона! Платили за репетитора. Я устроила его в техникум...

Сегодня мой муж, наконец, вышел на связь. Он сам разберется со своим племянником. Я считаю, это личные разборки! Какая-то бабская истерика, что сейчас этот Антон на каждом углу будет меня поливать грязью, — расстроенно всхлипывала Вероника. — Я психиатрам ни разу не показывала никакие видео!

Старый хирург очень хотел ей верить, что мальчик сбежал сам, но верилось уже с трудом.

— Я собирала документы, чтобы определить Костика в спец. учреждение, должна прийти опека... Вот он и сбежал. Может, другие дети ему сказали, что его увезти могут... — каялась Вероника

* * *

Яков отпаивал Анну сладким чаем. Он ясно видел, как это ей нужно.

Несмотря на слабость, девушка рассуждала:

— Если даже треть от того, что Севостьянов озвучил, правда, значит мы имеем дело с женщиной — садистом, которая отрывается на слабых, или подсознательно тянется к жестокости.

— И вполне может на детях и зарабатывает, — кивнул Яков. — Все это надо проверять. Пусть следственный комитет и занимается, и проверит не единожды.

Он достал планшет и открыл сайт областных новостей.

— Вот тут последний релиз, — сказал Яков.

Штольман бегло начал читать:

"Отрабатываются основные версии пропажи мальчика. Первая — самовольный уход, так как ребенок состоит на учете и ранее покидал место проживания, но был найден родителями. Также отрабатывается версия совершения противоправных действий иными лицами, проживающими в районе места жительства семьи. Отрабатывается версия совершения преступления родственниками либо опекунами. Местонахождение ребенка до сих пор не обнаружено".

Аня внимательно слушала.

— Ты больше не дрожишь? — спросил Яков, нежно прижимая девушку к себе. — Тебе лучше?

— Да, — согласилась Аня. — Все в порядке!

— Я вот думаю, в порядке версии, а мог ли мальчик давно пропасть? Была же информация, что он прямо перед визитом опеки пропал? — вдруг резонно спросил Яков.

— Главное бы узнать, когда его видели последний раз соседи или другие посторонние , а не члены семьи! — подхватила Аня. — Могло быть и так.

— Не забывай, что опекун получает ежемесячные выплаты от государства на опекаемого. Я смотрел ее интервью, на протяжении всей речи у опекунши руки спрятаны за тело. Вероника сцепила их сзади — намертво. Это — один из признаков хорошо продуманной и заготовленной лжи. Она очень уверена в себе, эмоций мало... если бы Вероника переживала — она бы показывала руки, махала бы ими ... здесь нет — строгий рассказ без эмоций. Есть все — таки что ей скрывать.

Слишком спокойна, — горячился Яков.

— Детсад! — вдруг вспомнила Анна. — В моих видениях мальчик показывал детсад. Нужно поговорить с воспитателем.

Сегодня Якову и Анне, наконец, удалось уединиться без риска быть застигнутыми. Посовещавшись, они решили запереться изнутри.

После этого влюбленные спрятались под одеяло, словно подростки.

Жаркие жадные поцелуи Анны лечили его, смиряли подавленный гнев и ненужные воспоминания.

— Люблю тебя, — шептал Яков и мир после этих слов исчезал в огне.

Их дыхание смешалось, образуя невидимый кокон из тепла и нежности. Каждый миг, казалось, растягивался в вечность, и время теряло свое значение внутри этой скорлупы уединения. Яков чувствовал, как напряжение медленно покидает его тело, изливаясь и оставляя только легкость и спокойствие. Ее губы, мягкие и полные, будто обещали защиту от всех бурь внешнего мира. Он, позволяя себе забыть обо всем на свете, погружался в это искреннее тепло, которое редкий человек способен дарить другому.

Внутри их кокона не было ни хода времени, ни нужды в словах — лишь интенсивная близость, соединяющая их мысли и чувства.

* * *

Спустя два часа в квартиру вернулся Платон. Яков открыл ему. Они с Анной, вдоволь намиловавшись, уже давно спали. От короткого стука в дверь девушка даже не проснулась.

Зайдя в квартиру, непривычно тихий и мрачный Платон бесцветно сослался на усталость, и отказавшись от ужина, быстро лег спать.

Шутка ли — подготовиться к свадьбе, да еще за такое короткое время. Торжественный вечер, посвящённый этому знаменательному событию — мероприятие особое и энергии на его планирование уходит достаточно. Готовиться к свадьбе дистанционно, из деревни, было еще веселее, но, как говорила одна киногероиня "нет ничего невозможного для человека с интеллектом".

Анна проснулась от шума. На кухне, где уютно трещала затопленная печь, Яков довольно бурно обсуждал с ведущим список всех конкурсов, что артист и организатор в одном лице ранее отправил им на почту. Теперь же, судя по обрывкам беседы, мужчины опять решили пересказать и обсудить суть каждого.

По мнению Анны, информации было с избытком. Очевидно, так считал и Яков, потому что он опять нервничал.

— Кто сказал вам, что у меня особые запросы, и я буду недоволен? Ах, помощница, Ирина... Ее можно понять, но мы с ней каждый день работаем, есть, где характеру разгуляться, а на свадьбе я буду паинькой! — пообещал Яков.

Аня опять прыснула в одеяло.

— Так вот, у меня вполне мирные, нейтральные запросы. Мне не нужны жуткие конкурсы с бананами, все-таки у нас соберется достаточно интеллигентная публика, врачи, и новоиспеченную жену мою воровать не нужно, а то я за себя не ручаюсь...

Яков разговаривал интересно — со смесью заинтересованности, самоиронии и типично делового подхода. Все-таки, по мнению Анны, он был мужчиной неповторимым, особенным!

Вдоволь наслушавшись, девушка полежала, накрыв голову подушкой в приступе небольшой досады. Только не про конкурсы! Разговоры о свадьбе шли по бесконечному кругу. С организаторами они все уже обговорили в поезде, и вот опять!

А ведь пару дней назад мама уже внесла предоплату и заключила договор. Все казалось уже решенным!

Платона Михайловича спозаранку вызвали к больному. Он сегодня дежурит в стационаре, а они на скорой, поэтому можно пообсуждать свадьбу всласть и не бояться раскрыть карты раньше времени или быть неправильно понятыми. Яков отцу ничего рассказывать не желал, упрямец этакий.

— Пожелания невесты? Ее окончательная корректировка? Вам моих пожеланий не достаточно? Я сам вам скажу, что Анне из предложенного будет по вкусу. Почему? Потому что я ее достаточно хорошо успел узнать, и мы уже все обсудили. Самое главное, это танец. Да, мы оба хотим станцевать перед гостями, почему нет, я тоже неплохо танцую, думаю красивый парный танец мы с невестой успеем разучить, если что немного сымпровизируем...

Аня еще в декабре поняла, что во время свадебной подготовки ее жениху самому потребуется большая морально-психологическая поддержка на протяжении всего этого пути. Яков больше переживал о том, не испортят ли им момент. Женщины-организаторы — мама, его секретарша, и даже администратор банкетного зала беспрестанно дергали его. Теперь еще и ведущий названивает!

— И без ритуала нельзя, и с ритуалами бы не переборщить, — задумчиво вздыхал Яков, совсем чуть-чуть сетуя ей вечерами на происходящее.

Аня же просто всем говорила: "да" и жениху своему советовала делать так же. Пусть делают, что им хочется, она только платье по своему вкусу купит... Яков вызвался заказать цветы с учетом ее предпочтений, и с них достаточно.

Анна вообще считала, что самая большая работа с ее стороны — уравновесить всех участников событий. Она поняла, что ее главная поддержка и жениху, и маме — просто быть участной!

В принципе, Анне ведущий понравился. Хоть и немного суетливый, переживательный, но ответственный и толковый. При первом разговоре по видеосвязи девушка опасалась, что не будет знать, о чем говорить, но ведущий сам начал все рассказывать, не дожидаясь вопросов, и этим заслужил расположение жениха.

Яков, тем временем, продолжал порядком утомивший его разговор:

— Во-вторых, идея семейственности мне тоже близка. Мироновы — очень дружная семья, нужна какая-то интересная церемония, только я вас настоятельно прошу, без пошлостей с ползунками и вообще вот таких конкурсов поменьше, — инструктировал Яков, подтягивая свои модные боксеры и задумчиво посматривая на сумерки за окном.

Из дома напротив вышел толстый мальчишка и сердито бросил огромного упирающегося кота в пушистый сугроб. Кот отфыркался и убежал. Наверное со стола стащил что-то!

— А еще я хочу на свадьбе спеть песню! — раздалось рядом. Теплая девичья рука погладила его спину. Раздражение улетучилось.

Мужчина оглядел девушку, подкравшуюся к нему сзади — почти голая, веселая, небрежно завернувшаяся в одеяло. Яков немедленно усадил ее к себе на колени и продолжил:

— Вы слышали, Дмитрий, Анна хочет спеть песню... Аня, Дима спрашивает, в какой части вечера?

— В середине, примерно, — пожала плечами его невеста.

Яков немедленно зажал телефон ухом, а свои руки засунул к девушке под одеяло. Не зря же она пришла к нему вот такая? Завлекает?

— Тайминг примерный, который вы, естественно, будете корректировать, но эти все поправки я просто для ориентира отправил, — разъяснял Яков. — Не паникуйте.

В завершении разговора ведущий пообещал:

— А вообще, господин Штольман, можете быть уверены, я задействую всех гостей, у меня на это талант... Недавно у меня на свадьбе гуляла администрация города, участвовали все, даже друзья жениха, которые еще на мальчишнике сказали ему свое "фи" и попросили их никак не привлекать к мероприятию. Однако же сами активничали очень!

— Очень на это надеюсь! — хмыкнул Яков.

В данный момент его больше интересовала девушка на коленях и ее разгоряченное дыхание, которое он чувствовал на своей коже, поэтому Яков скомканно попрощался и положил трубку.

— Опять разговоры с ведущим, с утра пораньше, — засмеялась Анна, обнимая жениха за шею и разглядывая, изменилось ли что в лице мужчины за ночь.

— Хватит уже с них, — покачал головой Яков, восхищенно оглядел еще раз свою добычу, вольготно расположившуюся у него на коленях и потянулся к ее губам. Его руки аккуратно обнимали ее талию, прижимая девушку к себе поближе.

Обладание такой женщиной поднимало самооценку до небес, а личный уровень счастья на максимальный. Вот такие мужчины — приземленные натуры, чего уж! Инстинкты затмевают разум.

— Моя и только моя, — прошептал Яков, углубляя поцелуй.

Он охнул от удовольствия, потому что Аня перехватила инициативу и начала трогать его в самых чувствительных местах. Мужчина покачал головой и понес ее обратно в постель.

* * *

Работа на скорой в районе имела свои особенности. Вызовов было удручающе много, но Аня и Яков держались. Зачастую им приходилось исполнять обязанности участкового врача: консультировать родильниц о причинах лактостаза, учить бабушек справляться с запорами подручными средствами — с помощью клизмы.

— "Святой человек" — растроганно думала Анна, наблюдая как Яков расцеживает участки застоя молока у молодой верещащей родильницы и уговаривает ее потерпеть.

— Доприкладываешь капусту, потом резать придётся! — пригрозил он.

Такие вызовы считались простыми.

Бывали и настоящие ловчилы: надо по каким-то своим делам до райцентра добраться - так они в деревню вызывают "скорую", симулируют боли в животе, еще и плюс группа поддержки с ними в несколько человек в машину садится. Их привозят в больницу, а они просто-напросто сбегают. Яков с Аней, по наивности дважды привозили таких "больных" и с ним еще человек пять, они выходили из машины и ну бежать в другую сторону. А как их уличишь? Затем Яков попривык и стал любителям нахаляву прокатиться отказывать.

На одном из вызовов они познакомились с биологической матерью маленького Сахрата Добиева.

Ольга проживала в одном из населенных пунктов их Черновского района и не видела своего сына уже шесть лет — практически с момента рождения.

Повод на вызов в ее дом звучал как: "гангрена". Скорую вызвала участковая медсестра, ходившая по участку пешком.

Яков с Анной осторожно зашли в холодный, плохо протопленный дом и огляделись. Здесь жили маргиналы и ребенку тут не место. Много лет не белено, сажа, старая грязная посуда стоит вперемешку с пустыми бутылками.

Ольга Лялина, распахнув мутные глаза, вяло указала лежащий на кушетке вонючий организм с черными ногами.

— Яков Платонович, вот, на пациента с гангреной вызвала, — начала объяснять прибежавшая участковая медсестра. — Похоже, обморожение, посмотрите, какие черные ноги!

— А он сам что, не разговаривает? — кивнул Штольман в сторону пьяного организма.

— Нет, он еще от новогодней пьянки не отошел, мычит только! — пояснила медсестра.

— Что-то странная какая-то гангрена, — вздохнул Штольман, внимательно рассматривая черные стопы забулдыги. — А как вы на него вышли?

— Да соседи нашли его! Зашли к нему в дом, увидели — из-под одеяла ноги черные торчат, и нас сразу вызвали, а я "скорую". Вот, сожительница его, Ольга, пришла, но толку от нее мало, у соседей все эти дни пила и по существу ничего пояснить не может.

— Аня, пока не подходи к нему, — скомандовал Яков невесте. — И волосы, будь добра, спрячь подальше, под шапочку. Вшей если подцепим, выводить дома придется.

Хирург надел перчатки и начал осмотр.

— Скажите честно, а вы его хорошо осмотрели? — спросил Штольман, нащупав пульсацию артерий на тыле "гангренных" стоп.

— По правде сказать, не очень. Увидела, что черные, и сразу в больницу звоню, хирургу, — объяснялась медик.

— Понятно, а я вам сейчас фокус покажу. Анна Викторовна, надели шапочку? Подайте, пожалуйста, мне шарик со спиртом.

Аня молниеносно подала просимое, а Штольман азартно провел ватным шариком, смоченным спиртом по стопе — и, о чудо! — на черном появилась белая полоса!

Участковая медсестра даже рот открыла от удивления. Анна потрясенно молчала переводя взгляд с Якова на медсестру. Как так, вызвала машину "неотложки", даже не потрудившись осмотреть пациента?!

— Вот ваша гангрена! — укоризненно произнес Штольман. — У этого типа просто носки истлели на ногах и вместе с грязью въелись в кожу. Никакой гангрены нет и в помине.

— И что же мне делать? Как вызов оформить? — насупилась медсестра.

— Как положено, так и оформляйте, — отрезал Штольман.

После осмотра "больного" они аккуратно расспросили Ольгу Лялину о мальчике. Женщина призналась, что ее не интересует судьба ребенка, а отказалась она от него давно, потому что ее лишили родительских прав.

— Я его шесть лет уже не видела, — говорила Ольга пьяным голосом. — Я знаю, что после детского дома он проживал у Вероники из Маккавеево... Она о нем хорошо заботилась, люди рассказывали. Приезжала опекунша с Ксюшкой, старшей моей. Доча телефоном новым хвасталась, одеждой... Значит, не нашли его, да?... Помер, поди. Второй у меня помер, во как я живу! И полиция приезжала, у меня его искали, только я Сахрата и не признала бы, забыла, какой на личико он. Я лишена прав за пьянку, я и не лезу, — рассказывала Ольга.

"Бедный, бедный Сахратик, никто тебя не любил "- подумала Аня, а вслух спросила:

— А где настоящий отец мальчика?

— В Таджикистан уехал, потом вернулся, сейчас сидит за разбой, — ответила Ольга. — Четверо их, подельников, сидит.

Проезжая мимо дома Зубовых, медики увидели огромное скопление полицейских машин.

— Обыск у них, — кивнул Николай Палыч. — По рации слышал, начальник отдела даже приехал.

Из окна машины Яков и Анна увидели, как оперативники выводят сначала Веронику, а потом и старшую приемную девочку, Ксюшу.

— Куда же их? — заинтересовался Штольман. — Неужели что-то нашли?

— Сейчас спросим, — пообещал водитель.

Николай Палыч окликнул знакомого лейтенантика. На вид хмурый парнишка заулыбался, признав в водителе родственника.

Через пару минут Николай Палыч вернулся:

— Ничего не нашли. Область результата требует, вот повезли на повторный допрос опекуншу и старшую девочку.

* * *

Следующий вызов был к шестнадцатилетней девушке Насте Воробьевой с  сильнейшими болями в животе. Заболело вдруг, около часа назад. Диспетчер по телефону передала вызов.

Яков, деликатно отодвинув Анну, осторожно осматривал подростка. Обычно он давал Анне осмотреть больных, но не в этом случае. Здесь было не до обучения, дело серьезное. Боли были локализованы внизу и в правой подвздошной области.

Сама девочка согнулась пополам и держалась за правый бок. С  ней была мама - учительница, строгая и уверенная в себе женщина средних лет, убежденная, что у ее дочери острый аппендицит.

Аня сомневалась. Штольман тем более. Слишком бурное начало и  чересчур быстро все развивается.

- Сколько болит? Сразу низ живота заболел? — максимально подробно расспрашивал он.

- Да, сразу внизу, причем резко, ни с  того ни с сего и около часа назад, - ответила девочка через боль.

Яков очень тщательно осматривал ее.

Аня ясно видела, что живот действительно "острый", как учили их в мединституте (то есть имелась какая-то катастрофа в брюшной полости, ведущая к перитониту - воспалению брюшины с последующим вовлечением в процесс остальных внутренностей, вызванная одним из органов, находящихся в животе).

Яков подозревал, что на аппендицит это не тянет, это больше походило на правостороннюю внематочную беременность с продолжающимся кровотечением в свободную брюшную полость.

- А ты половой жизнью живешь? - уточнил Штольман.

- Нет, что вы! - скромно отозвалась девочка Настя.

- Да как вы смеете подобное у моей дочери спрашивать? Кто вам дал право? - вмешалась мамаша, с ненавистью глядя на усталого Якова. — Извращенец приезжий!

Аня задохнулась от обиды за своего доктора. Вот за что ему все эти оскорбления?

- Я спрашиваю не из праздного любопытства, — строго сказал Яков Платонович. — Клинически состояние вашей дочери похоже на внематочную беременность, а не на аппендицит.

- Какая внематочная? - завизжала дама. - Она в школе учится, в десятом классе! Отличница, на бальные танцы в клуб ходит! Какая беременность? Что вы несете?

- Ну, и отличники иногда могут беременеть, — хмуро сказал Штольман. — Я сейчас попрошу водителя принести носилки, едем в больницу. Там я приглашу гинеколога, он  осмотрит девочку.

- Ни к какому гинекологу мы не  пойдем! Позорище! Мою дочь к гинекологу! Если вы исключаете аппендицит, то мы остаемся дома! — визжала учительница. — Коновал!

Яков молчал, смиряя эмоции и думая над аргументами.

— Но ваша дочь может умереть! — всплеснула руками Аня.

- Мы к гинекологу не поедем, точка! Только через мой труп!

Яков прекрасно понимал, что время работало против них: девочка бледная, пульс нитевидный, кровотечение продолжается, мамашу не переубедить. Он пошел на хитрость:

— Хорошо, будем оперировать с подозрением на острый аппендицит. Вы согласны? — бесстрастно спросил он.

- Мы согласны! Но никакой внематочной! Никаких гинекологов! — закивала учительница.

К счастью, в больницу успел вернулся единственный анестезиолог.

Штольман, наскоро помывшись, начал операцию. В ассистенты он пригласил Зинаиду Петровну Бугаеву, гинеколога. Когда он вошел в живот пациентки - вся брюшная полость была заполнена жидкой кровью и сгустками.

— Собираем, отмываем и переливаем обратно в вену! — скомандовал он ассистентке и Анне.

Действовать нужно было быстро. Аня справлялась хорошо. В "травме" они реинфузию часто делали, только у них новенький аппарат стоял, кровь фильтровалась практически автоматически, а тут приходилось повозиться.

Всего школьница около двух литров крови потеряла.

— Странно, как она еще сама ходила… — удивилась гинеколог.

Действительно, Штольман нашел внематочную беременность в правой трубе.

— Аня, подойди, посмотри, на удаленные участки, — попросил Яков.

Аня посмотрела на удаленную маточную трубу и погибший плод: крошечный зародыш вызвал кровотечение, выпал в живот и плавал уже там.

Аня с сожалением рассматривала его - крошечный, сантиметра полтора, но уже с отростками, которые никогда не станут ни руками, ни ногами. Это он, сам погибая, чуть не убил свою юную маму.

Зинаида Афанасьевна, гинеколог, сама практически не оперировала, боялась, хотя операция технически оказалась несложной.

- У вашей дочери оказалась внематочная беременность, с приличной кровопотерей, - жестокосердно объявил Штольман матери девочки, когда вышел из операционной.

- Как же так? Этого не может быть… Она домашняя девочка… - еле выдавила учительница.

Анне на нее было страшно смотреть, некогда самоуверенная женщина побледнела и вся как-то съежилась, стекла по стенке, сев на корточки.

— Вы из-за своего упрямства могли потерять дочь! - надавил Штольман, не собираясь никого жалеть. — Кровотечение продолжалось! Она чуть не погибла!

- Она же домашняя девочка. Домашняя!  — твердила женщина, пропуская мимо ушей слова хирурга.

Позже Анна вместе с матерью Воробьевой наблюдали девочку в палате. Надо сказать, что мать есть мать, она все равно простила дочь и ухаживала за ней довольно нежно.

- Что ж ты доктора обманула? - спросил Аня у девушки, когда ее матери не  было рядом. - Ты же могла погибнуть!

- Вы знаете, у меня было всего один раз,  — отозвалась Настя. - После уроков зашла к  однокласснику, и...

— Анна! — в палату заглянул Платон. — пойдем во вторую палату. Тут еще одну пациентку привезли, ей плохо. Декомпенсированный сахарный диабет... будешь помогать.

— Да, да, конечно, — сорвалась Анна, отставив пациентку на попечение матери.

Когда Яков Платонович вернулся в палату прооперированной девочки, он остолбенел: все небольшое помещение было заполнено людьми.

- А вы все кто? - только и спросил он.

- Это все родственники моей дочери, Настеньки Воробьевой, которую вы только прооперировали, - пояснила учительница, уже переодетая в  домашний халат. - Я остаюсь с девочкой, а  это бабушка с дедушкой, тети, дяди, еще  папа подойдет.

- Послушайте, а кто вас сюда всех пустил? Это же хирургия! — возмущался Яков Платонович.

- Я - бабушка Насти, - представилась дама в возрасте. - Мы все пришли навестить ребенка после операции, а я и мама хотим остаться!

- Зачем?

- Как - зачем? Чтобы ухаживать! — Она не нуждается в таком тщательном уходе. Завтра уже мы начнем ее поднимать. Зачем тут всем толкаться? Вы же видите, здесь маленькая четырехместная палата, все места заняты, помещение плохо проветривается. Дышать и  так нечем, а вы у больных последний кислород будете отбирать.

Родственники неодобрительно загудели.

Сорок минут Штольман убеждал родителей, что здесь заботятся о пациентах. В конечном итоге мама легла рядом с девочкой, вцепилась в кровать и объявила:

- Можете меня на куски резать, но я с  места не тронусь!

- Черт с вами, оставайтесь, - сдался Яков. - Поставьте себе раскладушку рядом с кроватью.

Платон Михайлович остался на ночное дежурство. Вечером он сидел в ординаторской, заполняя не торопясь, документы.

Яков, как всегда высокомерно-небрежный, домой не торопился, он читал, дожидаясь здесь же, в кабинете, свою голубоглазую медсестричку.

Внезапно к ним постучалась мать сегодняшней пациентки, Воробьевой.

— Доктор, пусть кто-нибудь с дочкой останется, ко мне полиция приехала, побеседовать. Я же работаю в школе вместе с опекуншей пропавшего мальчика.

— Сейчас санитарку позовем, — кивнул Платон.

Хромая, он быстро вышел из кабинета. Яков скользнул за ним.

Полицейские разговаривали с возможной свидетельницей прямо на сестринском посту, особо не скрываясь и не считая информацию секретной. Аня сидела, отложив бумаги и напряженно вслушивалась в рассказ учительницы.

— Однажды я пила чай у них, мы вместе корректировали учебную программу, у Вероники Владимировны было маловато педагогического опыта, так вот, зашел этот таджикский мальчик, Сахрат, они его Костиком звали, попросил еды. Я сказала, что могу покормить, но Вероника разоралась на меня, сказала, что "Захочет есть — попросит только у меня". У ребенка был ожесточённый взгляд. А еще она относилась брезгливо к мальчишке, потому что у него были волосы на спине. Вероника заставляла других мыть его, чтобы не прикасаться к нему самой.

— Бывший воспитанник Севостьянов утверждает, — вмешался оперативник, — что после купания Сахрат выходил с приступами.

— Однажды Вероника просила меня купить муравьиный спирт, потому что мальчик обжегся в ванной, — боязливо сказала учительница. — Не любила она мальчишку.

— Севостьянов утверждает, что опекунша специально ошпаривала мальчика водой из лейки, — кивнул оперативник. — Кстати, приведите его, в соседней палате же лежит. Доктор, ему можно ходить?

— Да, вполне, — настороженно кивнул Штольман.

— После купания Костя всегда выходил с приступами. Зубова специально держала его в ледяной воде. Когда у Кости случился приступ после ванной — он не двигался, не разговаривал, его трясло. Мы отогревали мальчишку одеялами, чтобы не помер. Гости придут — они с мужем в подвал Костю спускали, чтобы не лез. Памперс на него наденут, а нам потом мой грязного! Сама Вероника часто его в садик не пускала — он был весь в синяках, — делился Антон.

После допроса учительницу и Севостьянова отправили по палатам. Аня вызвалась всех проводить и выполнить назначения врача. У нее еще была другая цель — пока Яков остался побеседовать с оперативниками, она хотела немного поплакать в одиночестве, не привлекая внимания, так была шокирована рассказами свидетелей, своими видениями и суровыми лицами двух близких ей мужчин.

— Я не понимаю, почему эта женщина еще на свободе? — горячился Яков, спрашивая полицейских.

— Следователь будет ходатайствовать в суде об избрании в отношении Вероники Зубовой меры пресечения в виде содержания под стражу, даже если не найдут тело ребенка, — пояснил оперативник.

— А это законно? — настороженно спросил Платон.

— Уголовно-процессуальный кодекс позволяет следователям в этой ситуации после задержания подозреваемой выйти в суд с ходатайством о страже. Они это сделают, если уверены в том, что это Зубова совершила преступление. Таким образом они психологически сподвигнут ее сообщить о местонахождении ребенка. В статусе подозреваемой она может находиться 48 часов. Но суд может продлить этот срок еще на 72 часа, чтобы дать следствию возможность собрать дополнительные доказательства ее возможной причастности. Однако, если за пять суток женщина не даст признательные показания и ребенок не будет найден, то законность избрания стражи судом в этой ситуации будет вызывать явные сомнения, — ответил полицейский.

* * *

Дома все молчали. Аня лежала, отвернувшись к стене, Яков тихо сунул ей грелку и укрыл пледом. Ему показалось, что девушке опять холодно. Сам он пил обжигающе горячий сладкий чай. Хотелось кричать, но мужчина притих, пытаясь продышать накрывшую его с головой черную ярость. Его потряхивало. Хотелось выпить хотя бы рюмку коньяка, но было нельзя, его в любой момент могли вызвать в больницу.

Через пару часов Платон включил телевизор на местный новостной канал.

Диктор новостей сообщал:

"В следственном комитете подтвердили факт задержания Вероники Зубовой, сообщив некоторые детали...

— Были установлены обстоятельства, которые, по имеющимся данным, свидетельствуют о том, что к исчезновению ребёнка может быть причастна женщина, являющаяся официальным опекуном мальчика. В этой связи возникла необходимость процессуального задержания указанной гражданки для обеспечения дальнейшего объективного расследования уголовного дела, так сообщили следователи...

В полиции рассказали, куда отправили детей Вероники Зубовой.

— Глава семьи в настоящее время находится далеко от дома, поэтому, чтобы дети не остались без присмотра взрослых, сотрудники полиции из подразделения по делам несовершеннолетних ОВД Черновского района поместили их в одно из социальных учреждений, где они будут в полной безопасности, — так рассказал полковник Валерий Горелкин."

* * *

— Аня, Аня, — шептал ей на ухо Яков, — держись! Сделанного не воротишь. Тело, я уверен, найдут, детей больше им не дадут, Веронику посадят надолго.

Девушка молчала.

Яков пощупал подушку, на которой она лежала. Подушка ожидаемо была мокрой.

— Завтра будешь опухшая... Отекшая.. Некрасивая, — шутил Яков, бодрясь сам и пытаясь расшевелить девушку.

Аня плакала не только потому, что дух показал ей детали преступления, она была к этому готова. Она плакала потому, что он показал ей еще кое-что: юного, очень красивого Якова с перекошенным от злости лицом, который сам, совершенно не жалея, остервенело бил какую-то женщину. Вдруг к Анне пришло другое видение — как ее жених сильно бьет ее саму.

Это был какой-то круговорот зла и насилия. Аня была абсолютно дезориентирована и подавлена. Чему верить? А вдруг это ложные видения?

Также она видела бурный интим двух подростков, в них она узнала Якова и молоденькую Веронику.

Он так и не смог с ней поговорить. Ни проронив ни звука, Анна уснула, чтобы ночью забыться страшным жаром.

Испуганный Яков моментально сходил в больницу за термометром, попутно взяв медикаменты. Термометрия показала фантастические 40.5.

Он тут же наладил ей инфузию, привязав бутылек к швабре и зафиксировав импровизированную стойку скотчем. Сам Яков сел рядом, с компрессом наготове.

— Я видела, как ты в юности бил какую-то женщину, — открыв глаза, сказала Анна. — Сильно бил, по лицу.

Яков помолчал.

— Аня, я в жизни не бил женщин. Даже ту, Валентину, мать Вероники, хотя очень хотелось. Я один раз толкнул ее на пол, она испугалась и больше ко мне не лезла. Это страшный сон у тебя, от стресса.

— Это не сон. Это дух зачем-то мне показывает. А еще он показывает тебя и Веронику, как будто тебе лет 13, а ей 18, и вы... занимались непотребствами. Ты скажешь, у меня жар, а я вижу, — упрямо сказала Анна. — Ты моешься в бане, один, а она к тебе пришла и вы.. Баня старая такая, засыпная, с треснувшим окошком.

— А вот это было, только я ее вытолкал. Делать мне было нечего, с замужней родственницей по баням обжиматься. Теперь точно верю, что видение твое не горячечный бред. Может, ты это зачем-то видишь? Откуда эти видения и кому они нужны? Посуди сама, дух показывает тебе то, что сам видеть никак не мог, а я утверждаю, что этого не было вовсе. Может, нас хотят рассорить? Ты можешь сделать так, чтобы дух ушел и больше тебе ничего не показывал?

Аня кивнула.

— Иди прочь, — сердито приказала она призраку мальчика. Дух послушался и печально растворился в стене.

В комнате хлопнула форточка. Яков встал и закрыл ее на шпингалет.

— Непонятное что-то происходит, — вздохнул он. — Беречься нам нужно. Присядь, хочу перестелить, лихорадка твоя вроде отступила.

В соседнем селе ужасно выла умирающая старуха. Натворив в жизни много грехов, она никак не могла покинуть эту землю. Испуганная сиделка от страха кусала руки, не зная, что предпринять. Наконец, она открыла форточку и больная утомленно притихла. Надолго ли?

Пока Аня переплетала косу, Яков сменил постель. Переживая за любимую, он даже не заметил, как отвлекся от собственных бед. И замечательно, негоже мужчине долго жалеть себя.

— А еще я видела, как ты бьешь меня, — вдруг сказала Аня, уютно устраиваясь у его плеча.

— Я скорее сам себя побью, чем когда нибудь трону тебя. — твердо сказал Яков. — Но мне теперь страшно за тебя. Это какая-то чертовщина здесь происходит. Я открываю сейчас приложение и беру билеты домой. Через пару дней едем. Если не найдем тело, пусть полиция дальше ищет самостоятельно. Платон Михайлович им поможет, он же такой правильный!

* * *

— А давай обвенчаемся, Яша? — вдруг предложила Аня.

— Обвенчаемся? — смутился Яков, обнимая ее. Он не знал, что сказать.

— Ты не хочешь? — расстроилась девушка. — Тебе кажется это глупым? Несовременным?

— Да нет, просто я не крещеный, меня не пустят венчаться, — нехотя признался мужчина.

— Покрестим тебя, — с жаром сказала Аня. — Нельзя такому хорошему человеку быть некрещеным.

— Это ты во всех людях видишь только хорошее, а я далеко не такой. Но ради тебя, пожалуй, я готов. И креститься, и венчаться, только, пожалуйста, верь мне, — сказал Яков.

— Значит, решено? — спросила Аня, прижимаясь к нему.

— Решено. Сходим завтра к нашему знакомому священнику, потолкуем! — улыбнулся Яков.

Сегодня мужская часть семьи, решила оставить Анну дома, чтобы она могла спокойно выздоравливать, хотя договориться об этом им удалось не сразу. И вроде бы не ссорились, и говорили об одном и том же, да все у отца с сыном выходило по-дурацки и разговор не клеился.

— Пусть спит, — сердился Платон, подумав, что его вредный и себялюбивый взрослый сын собрался девушку будить. — Совсем устала девка. Ты ее везде за собой таскаешь, точно собачку комнатную, чай, не железная... Зачем ты ее вообще сюда припер, в эту дыру, от мамы-папы оторвал.

— Мы живем вместе, к твоему сведению, — недовольно дернул плечом Яков, уже собираясь надевать верхнюю одежду. — Я и так сегодня собирался Анну дома оставить.

Он с сомнением посмотрел на спящую девушку, словно спрашивая себя, можно ли запереть Анну в одиночестве отсыпаться и не натворит ли она дел? Вдруг расследовать бросится?

— "Аня, здесь посмотри, пальпируй", "Аня, набери 20 единиц...", "Аня, двойные перчатки!" — передразнил сына Платон. — Своими "живем вместе" ты портишь ей репутацию.

Как она тебя только терпит!

— Терпит и любит, — довольно высокомерно кивнул Яков, не обращая внимание на провокации отца.

Подумав, он потянулся к нагрудному карману за небольшим блокнотом, чтобы оставить короткую записку.

"Аня, учитывая ночной жар, соблюдай какое-то время постельный режим. Я в больницу, в обед приду домой, поговорим.

P.S. Будь добра, НИКУДА не ходи, потом вместе сходим. Целую, Яков".

Он вообще поддаваться на остроты и подколки отца не собирался. Интуитивно Яков уже понял в чем дело. Отец отчаянно нуждался во внимании, прощении, принятии, а так же элементарном общении, поэтому раз за разом цеплял его, своего давно ставшего чужим сына. Оттого было еще противней. Яков говорить с отцом не желал. Общаться надо было было с тем тринадцатилетним подростком, четверть века назад. Сейчас-то что? Поезд ушел.

До приема Яков еще собирался заглянуть к батюшке в церковь, чтобы поговорить насчет крещения. Как вообще крестятся в сознательном возрасте? Как долго ждать самого таинства? Штольман, конечно, в интернете с ответами ознакомился, но может быть, в местной церквушке не будет все так строго и покрестят его быстро. Все на усмотрение местного батюшки.

* * *

Бывают машины несчастливые — все время ломаются, а люди на них попадают в аварии, а бывают люди нехорошие, машина после них не ездит и придумывает себе разные болячки, на устранение которых у хозяина не хватает ни денег, ни сил и возможностей. Несчастливые водители. Поэтому батюшка Александр, не смотря на глубоко языческую суть вопроса, давать абы кому свою машину 1995 года выпуска опасался. Вера верой, а машина машиной! Так дашь, а потом чини ее, где хочешь и на что хочешь! Ближайшее СТО находилось на федеральной трассе, за пятьдесят километров от Бургени. Были, конечно, автослесари и в деревне, но сделать они могли далеко не все, да и деталей нужных все равно не было. За запчастями и расходниками и вовсе нужно было посылать в город, поэтому любая поломка старого джипа была для отца Александра сравни катастрофе.

Но у этого приезжего Штольмана с холеным и породистым лицом глаза в тот вечер были такие суровые и беспокойные, что Александр ключи от своей ласточки моментально отдал. Он только уточнил:

— Там мотор "троит" на холодную и аккумулятор старый. Заведете, на холоде лучше не глушите, пусть работает. А то потом никуда не поедете, так в лесу и замёрзнете!

— Хорошо, — буркнул приезжий доктор, моментально завел, ставший отчего-то "шелковым" мотор джипа, выгнал машину из теплого гаража и быстро уехал.

Вопреки опасениям священника, Штольман вернул машину в целости и сохранности, и вот чудеса, мотор после поездки доктора троить перестал.

Батюшка крякнул, зарядил дома старенький аккумулятор и теперь ездил, да радовался, что ремонт старого Ниссана Террано можно будет отложить до весны... А то и до лета. По теплу, он, может и сам машину сделает, чтобы не связываться с мошенниками этими на СТО, которые "обуют" его тысяч на десять, да еще сделают ремонт непонятно как. Выходит, счастливый этот доктор человек. Техника его любит!

Якова действительно техника любила, а он ее, поэтому сегодня, самоуверенно вытащив из больничной кладовой запылённый, но новехонький аппарат УЗИ, он решился его настроить. Использовать допотопные методы диагностики по чертиков надоело. Глядишь, приедет сюда молодой специалист, будет пользоваться аппаратом и радоваться.

— Глупость какая, для этого есть специально обученные люди! — фыркал главврач, не веря в успех мероприятия.

— А где же они, специалисты по подключениям? — удивлялся Яков, между тем листая толстенький мануал.

— Так вот, с лета обещали прислать, все нет. Я вообще к технике подходить боюсь, тем более такой дорогой, — махал руками главный.

— Тут все просто, — заверил начальника Яков и впился глазами в инструкцию, ища место, где остановился.

На самом деле сложности с подключением и настройкой были, но Яков неплохо владел английским, поэтому он с помощью смартфона вышел в глобальную сеть и мигом нашел ролик с пояснениями. На одном, ныне заблокированном ресурсе, трудолюбивые индийцы записали тысячи мануалов ко всей технике на свете, включая настройку сложного медицинского оборудования.

Дело заладилось. Аппарат УЗИ ожил, заработал, и Яков стал настраивать его дальше.

Платон с главным посматривали на выкрутасы Штольмана-младшего с недоверием и интересом. Неужели вот так, с "полпинка" разберется?!

— Раньше ничего не было и как-то справлялись, а из диагностических аппаратов  — только ГПУ: глаз, палец, ухо. И все получалось! — насмешливо говорил Платон.

— Здесь так же. Неделю работаем, нет ни УЗИ, ни эндоскопии. Как вы тут живете? Есть же патологии, которые не прощупаешь, — удивлялся Яков.

— Не скажите, сама аппаратура имеется, и давно, область худо-бедно снабжает, но нет операторов: кто ж в  глушь добровольно поедет?Может, вы хотите остаться, Яков Платонович? А мы вам трехкомнатную квартиру в соцнайм передадим. Три года отработаете — можно будет приватизировать, — иронично завлекал главврач.

— Нет, дальше без меня, — покачал головой Яков. — Я на воскресенье билеты домой нам с Анной Викторовной купил.

— Ну вот все так, — кивнул, не особо рассчитывающий на успех своей "вербовки" главврач. — Мы, конечно, выучили специалистов, а  они через полгода смылись в город. Теперь из всей диагностической техники у нас работает один старенький рентгеновский аппарат, да и он постоянно ломается. Остальное - "ГПУ". Глаз, палец, ухо!

— Однажды, еще когда я интернов обучал, — рассказывал Платон, наблюдая за тем, как сын ловко программирует аппарат УЗИ, — к нам для обмена опытом приезжали студенты-медики и их преподаватели из Японии. Мы с гордостью демонстрировали им свое искусство пальпации (ощупывания) — здесь и далее прим. авт), аускультации (выслушивания), перкуссии (выстукивания). Они стояли, открыв рот, а потом спросили: "Зачем?" Тут уж мы удивились: "А как иначе?" - "Так есть же УЗИ, рентген, компьютерный томограф, ядерно-магнитный резонанс, для чего впадать в крайность и использовать методы позапрошлого века?". Конечно, у нас во всю работал и ультразвук, и рентген, развивалась  эндовидеодиагностика (лапароскопическая и токакоскопическая диагностика, когда вводят специальные манипуляторы со встроенной видеокамерой в  брюшную или грудную полости и смотрят по телевизору внутренние органы) и  лечение. Но в этом нашей стране это не так широко распространено, как в Японии, поэтому нас учили все делать по старинке.

— Я и сейчас студентов точно так же учу, — кивнул Яков. — Неизвестно где, и в каких условиях им придется работать. Вполне возможно, что именно в таких. Страна большая и медвежьих уголков не все меньше, как при советской власти, а больше! Больницы закрываются, скоро по части оснащения сельских больниц до дореволюционного уровня скатимся.

С батюшкой Александром Якову удалось поговорить еще до обеда.

Штольман пришел к нему перед службой, чтобы узнать, можно ли провести обряд крещения.

— А чем вызвано такое спонтанное решение? — удивился священник и решил выяснить всю правду. — Может что-то случилось?

— Нет, просто так решили с моей невестой. Я не люблю откладывать дела в долгий ящик. У нас свадьба через месяц, ну и венчание, -

смущенно улыбнулся Яков.

— А кроме венчания мотивы креститься имеются? Как у тебя отношения с Богом, сын мой? Библию читал? — уточнил отец Александр.

— Читал, для общего развития, — смутился Штольман, не собираясь доказывать насколько вопросы веры для него глубоки или не очень. — Просто хочу быть лучше, чем я есть!

— Да ты и так кругом хорош, сын мой, — поддразнил его батюшка, очень уж этот приезжий доктор был самоуверен и гонора у него было много.

— А я вот хочу быть лучше, чем вчера. Стремиться к хорошему. Я думал об этом сам какое-то время, но не решался.

А потом я встретил девушку, очень добрую и одухотворенную. Она хочет обвенчаться.

— А ты? — внимательно посмотрел на Штольмана отец Александр.

— Я хочу быть таким же как она, не хочется ни в чем подвести ее.

— Крестятся для того, чтобы быть ближе к Богу, и чтобы спасти свою бессмертную душу, — назидательно, но по-доброму сказал священник. — но девушка, похоже, и впрямь хорошая, раз через нее ты в храм пришел.

— И что же нужно для крещения? — нетерпеливо спросил Яков, его душеспасительная беседа немного утомила.

— Самое главное — твердое желание. Оно, как я вижу, имеется. Далее нужен пост, хотя бы три дня. Ты много работаешь, поэтому сильно не голодай, просто будь умерен, пить нельзя. Не куришь?

— Нет, — смутился Яков.

— Блудить нельзя, даже с самой хорошей девушкой на свете, — усмехнулся священник. — Блуд — есть смертный грех, поэтому воздержись, раз уж собрался в таинстве участвовать. А если вдвоем грешили — раскайтесь. Идти на крещение не покаявшись — кощунство. Выучи две молитвы, я тебе книжечку специальную дам, и послезавтра приходи на крещение.

"Что же так сложно? — недовольно думал Яков. — И что я Ане скажу? Аня, нам нельзя? ....а целовать-то ее можно?! А если чуть-чуть по погрешить — это тоже кощунство?!"

* * *

Аня проснулась совсем поздно. В окно слепило солнце. Потянувшись к телефону, она беспокойно посмотрела на экран — 11 утра. Яков ушел без нее? Это что за новости?

На подушке лежала записка.

Прочитав ее, девушка улыбнулась и прислушалась к себе: нужен ли ей вообще постельный режим? Организм сказал, что не нужен, поэтому Аня соскочила и принялась за домашние дела.

Через полчаса пол был отмыт до зеркального блеска, а в кастрюльку с томившимся бульоном было добавлено все, что полагается. Без обеда она никого из мужчин не оставит! Уф, хорошо хоть не в полдень проснулась!

Яков появился на пороге их временного жилища вовремя — Анна уже обувалась.

— Я так и знал! — всплеснул руками он. — Ну и куда мы уже побежали? — улыбнулся он, передавая девушке небольшой пакет из магазина.

— Так помогать в больнице, чего разлеживаться-то? — удивилась Аня.

— А собственное здоровье? — покачал головой Яков. — Ты забыла, что ночью у тебя все сорок было?

— Это была случайность, нервное, — мягко улыбнулась Анна. — Я же не под арестом?

— Если бы ты была под арестом, — загорелись предвкушением глаза у Якова, — я бы запер покрепче на все замки, а ключи с собой носил.

Он обнял довольную его словами и хитро улыбающуюся невесту.

— Я договорился с батюшкой, в субботу будем креститься, вернее меня покрестим.

— Ой, как хорошо! — обрадовалась Аня.

— Хорошо, но есть нюансы, — усмехнулся Штольман. — Нас обязали воздерживаться до таинства. Будем?

— Это недолго, — махнула рукой Аня. — Конечно, будем.

Яков не стал уточнять, что они будут, по ее мнению, блудить или воздерживаться, но решил уточнить этот волнующий его вопрос ближайшей ночью.

После обеда пришел вызов на местный социальный центр — полиция работала в отделе опеки и попечительства. Ожидаемо, некоторые из допрашиваемых женщин переволновались, еще бы, речь шла о пропаже и убийстве ребенка!

"Буханка" с медиками остановилась у типового здания детского сада.

— Мы же в опеку, — нахмурился Яков.

Повод для вызова "женщине плохо с сердцем" требовал немедленного реагирования и задерживаться в пути было непозволительно.

— Да тут они все работают, кумушки, — вздохнул Николай Палыч. — Супруга у меня здесь же, уж 30 лет для деток поварит.

Яков с Анной зашли в здание сада. Аня несла сумку с портативным кардиографом, а Яков все остальное. Медиков проводили к заведующей.

В кабинете педагога работали оперативники. Здесь же рыдали несколько женщин, одна из которых оказалась сотрудницей отдела опеки.

Медики захлопотали. Женщинам по очереди мерили давление и снимали ЭКГ.

— Любовь Юрьевна, уточните, значит, документы мальчика были забраны из сада три месяца назад? — уточнил у заведующей новый, незнакомый Якову следователь. — С тех пор вы мальчика не видели?

— Да, Вероника Владимировна сказала, что будет определять мальчика в коррекционный интернат, говорила, что у него совсем с головой беда, сам себе повреждения наносит, — каялась заведующая.

— Почему докладной ход не дали? Вот, смотрю, жаловалась вам воспитатель на следы побоев у Сахрата Добиева.

— Мы все пребываем в глубоком шоке, потому что верили этому человеку. Вероника Владимировна нам очень долго и в красках рассказывала, как Сахратик от нее убегает, и что буквально неделю назад ребенок убегал, — заявила заведующая садом. — В последний раз они приводили мальчика в сентябре, и то только потому, что не с кем было оставить. Ее все очень любили — и дети, и другие сотрудники, отдел опеки. Столько историй о Сахрате мы слышали все эти полгода! Не было и мысли, что мальчика уже может не быть в живых!

— Были же жалобы, — упрекнул следователь другую женщину, сотрудницу социальной службы. Вот, документ, Севостьянов Антон, бывший воспитанник, жаловался в опеку на жестокость. Обещали провести проверку и на этом все!

— К этой семье мы вышли с проверкой в октябре, но смотрели условия и других детей. О мальчике Вероника Владимировна сказала, что он у подруги, ну и мы перенесли встречу именно с Сахратом на январь, когда он будет дома. Дату назначили, опекун хотела оформить инвалидность мальчику...

— Чтобы медики дали инвалидность, — вдруг вмешался оперативник, — нужен диагноз. Именно тогда Зубова внушила ребенку, что у него есть воображаемый друг, Костя. Опекун кусала ребенка и говорила, что это сделал Костя. В итоге мальчик поверил в то, что он — Костя. Вероника Зубова провоцировала психоз у ребенка, чтобы получить деньги, признав его инвалидом.

— После проверки будем решать вопрос о возбуждении уголовного дела как в отношении заведующей, так и в отношении опеки, — безжалостно сказал следователь.

Женщины заехали.

— Яков Платонович, здесь 180 на 120 давление, — сказала Анна. — Сейчас на второй руке измерю.

Яков бегло осмотрел рыдающую пациентку, подсчитал частоту сердечных сокращений, из-за сказал название препарата и дозировку, велев девушке выдать лекарство.

Госпитализировать никого было не нужно. Проверив давление у сотрудницы опеки еще раз и убедившись что лекарство подействовало, медики вышли на улицу.

— Молодец, — похвалил девушку Яков. — очень бодро работаешь.

— Спасибо, — вытерла испарину со лба Аня. — Но это трудно, особенно, когда помощь сразу нескольким нужно оказать.

— Симулянтки, — фыркнул Яков. — Еще и акты осмотра подделывали, а как хвосты им прижали, сразу плохо всем стало. Ничего, в камере на баланде схуднут и давление сразу выровняется как по-волшебству!

— А тебе их не жалко? Ты считаешь, для этих женщин арест — это мера, соразмерная проступку? — внимательно посмотрела на жениха Аня.

— Это не нам решать, — пожал плечами Яков. — И да, дорогая, я очень кровожадный к таким негодяйкам. Их работа была следить за благополучием опекаемого ребенка, а они чай с конфетками пили. Теперь забегали. Они халатно отнеслись к своим обязанностям, неудивительно, что у следователей к ним возникли вопросы.

Из здания сада вышел следователь.

— Судя по всему, мальчик пропал уже в конце сентября-октябре, — сказал он оперативнику.

— Зубовы раньше в соседнем поселке жили, — подсказал оперативник. — У матери опекунши там дом, тридцать километров отсюда. Сейчас бабка при смерти лежит. Мы там были, опрашивали местных, но прицельно дом не осматривали, тело в доме не искали.

— Надо брать санкцию и ехать туда с обыском, — кивнул следователь. — Собаку везите, может, там след возьмет...

* * *

По возвращению в больницу медиков поджидали очередные пациенты.

У кабинета хирурга-травматолога в ожидании приема сидели двое — мужчина и женщина. Молодой армянин, предприниматель, ревниво посмотрев на представительного, серьезного Якова, просил, чтобы его его молодую жену осмотрела Анна.

— Но я — медсестра, — пискнула Аня.

— Тогда тот, кто постарше, пусть смотрит! — велел армянин. — Я буду переводить.

Платон Михайлович не стал спорить и кивнул, пригласив супружескую пару за ширму.

— Анна Викторовна, со мной пройдемте, — бросил Платон девушке, — поможете, если что.

За ширмой Аня увидела красивую полногрудую девушку с  прекрасными черными волосами, рассыпавшимися по ее изящным плечам, и печальными глазами, в которых читалась сильная боль.

- Доктор, вот моя жена, но она пока по-русски не говорит, я ее только две недели назад из Армении привез, - объяснял мужчина.

- А вас как зовут? - спросил Платон.

— Меня Ашот, а ее Мегрануш, что значит "сладкая как мед", — гордо сказал армянин.

- Ну и что, Ашот, с вашей Мегрануш случилось? — спросил доктор.

- Месяц назад родила сына, все нормально было. Я сам здесь живу, у дяди свой колбасный завод, и я там в оптовом отделе работаю. Ну, решил и жену, и сына к себе забрать.

— Не рановато после родов? - насторожился Платон.

— Не знаю, я ее люблю! Скучаю без нее! Вот и привез, мы же на самолете, не на поезде! — объяснялся мужчина.

— Понятно, суть проблемы в чем? — продолжал расспрашивать доктор.

— Дней десять назад у Мегрануш заболела правая грудь. Мы к детскому врачу сходили, она сказала молоко сцеживать и этой грудью не кормить, а хуже станет  — к вам обратиться.

- Именно ко мне? - удивился Штольман-старший.

— Ну да, так и сказала: если что, идите хирургу! - Он что-то добавил по-армянски своей жене, та покраснела и начала расстегивать кофту.

Раздевшись, красавица руками прикрыла грудь.

Платон Михайлович попросил ее завести руки за голову, муж продублировал его просьбу на армянском языке.

Даже для непосвященного человека картина оказалась неприглядной: у Мегрануш было гнойное расплавление правой молочной железы, именуемое маститом.

Кормящие часто страдают подобным недугом. А  у Мегрануш была самая сложная форма воспаления - гнойник был расположен за молочной железой.

Из учебников Аня знала, что при такой форме заболевания гной может расплавить переднюю грудную стенку, попасть в плевральную полость и осложниться гнойным плевритом. Срочной операции не избежать.

- Ашот, а температура была? - уточнил  Платон.

- Да, была! Три дня до 40 градусов поднимается, — задумался Ашот.

— У ваше жены серьезное заболевание молочной железы, гной там скопился. Необходимо немедленно оперировать. Пила, ела давно? — уточнил доктор.

- Утром чаю попила, с час назад, а что?

- Надо чтобы от последнего приема пищи до операции прошло не менее трех часов. Два часа подождите, или  здесь, или домой пока съездите, — рекомендовал Платон.

- Так, а зачем ждать? - не совсем понял Ашот. - Сейчас сразу нельзя?

Доктор закатил глаза от раздражения. Анна пришла ему на помощь:

- Нет, дадут наркоз, может возникнуть рвота, пища попадет в трахею, начнется воспаление легких, — объясняла девушка.

- Слушай, какой наркоз, а? — занервничал армянин.

— Обыкновенный, общий, — пожал плечами Платон Михайлович.

- Не надо наркоз, так делай, под местным, она потерпит, - предложил любящий муж.

У Анны глаза полезли на лоб от изумления и негодования.

- Ашот, под местной анестезией вряд  ли получиться, гнойник за грудью расположен, сзади! Понимаешь? — объяснял Платон.

— Понимаю, и в чем проблема? — не унимался мужчина.

— Аня, объясни ему! — взревел доктор.

— Да не делают такие операции под местной анестезией! У вашей жены груди большие, нужно хорошую ревизию сделать, чтоб затеков гнойных не оставить! — терпеливо объясняла Анна.

- А где делают? - спросил ее армянин.

— Я не понял, Ашот, вы же современный человек, а ведете себя как дикарь! - стыдил его Платон.

— Почему как дикарь? — недоумевал мужчина.

- Да потому что от наркоза отказываетесь! Дадим маску, я прооперирую, пять минут - и все готово! — уговаривал хирург.

- Нет, доктор! Или под местной, или никак!

— Зови Якова, — кивнул Платон медсестре.

Анне не нужно было повторять дважды. Девушка убежала за подмогой.

Через пару минут в кабинет вернулся сердитый Штольман-младший.

- Ашот, я смотрю, ты свою жену совсем не любишь, не жалеешь. Это ведь такая боль! Ее только осмотрели, а она уже чуть не плачет! — ознакомившись с ситуацией, подключился к уговорам Яков.

- Ничего, потерпит! Я рядом буду стоять, при мне кричать не посмеет! — заверил армянин.

- Да почему ты не хочешь, чтобы мы ее под наркозом оперировали? — недоумевал Платон.

— Наркоз - это очень опасно, у меня брат троюродный помер от него! — убежденно ответил мужчина.

- Так от новокаина быстрее можно помереть, его при таком диагнозе не менее пол-литра надо! — возмутился Яков.

- Нет! - заупрямился армянин. - Под наркозом не дам и все тут! Так режьте!

Анне до слез было жалко "сладкую, как мед" Менгрануш.

Так и уехал Ашот, написав вместе с женой отказ от медицинской помощи. Они уехали искать хирурга, готового под местной анестезией избавить красавицу от мастита.

— Ужасно! — возмущалась Аня. — Как же так, Яша, вы отпустили их?!

— Не веревкой же его привязывать, — кивнул девушке ее жених. — Взрослые люди, отказ от медицинской помощи подписали. Я не могу женщину насильно оперировать. Я все разъяснил им. Идем домой!

Платон задумчиво смотрел, как Яков и Анна собираются. Девушка продолжала возмущаться тем, что Ашот не дал оперировать жену.

— Не иначе, как на другой решил жениться, — зло фыркнул Яков и вышел из кабинета. — Аня, идем же! — донеслось из пустого больничного коридора.

— У человека в течение жизни может быть не один супруг. Поэтому недостаточное внимание можно пояснить хотя бы тем, что прошли у него все чувства, не родные они друг-другу люди, — сказал Платон.

Анна грустно кивнула.

— До вечера, — сказала она доктору.

Он все так же задумчиво кивнул в ответ.

"А вот наплевательское отношение родителей к детям и детей к родителям - чем объяснить?" — подумал Платон. Ответа у него не было.

В это утро пятницы Платон Михайлович разбудил своих строптивых и держащихся крайне независимо "молодых" пораньше. В последние дни он старался их лишний раз не трогать, самому вставать тихо и уметаться из квартиры быстрее ветра, а то сын и его девушка шептались по полночи так интимно, что ему было не по себе. По-стариковски стеснялся. Хотя кроватью по прежнему молодежь не скрипела, и на том спасибо!

Сегодня на телефон дежурной в больнице поступил двойной вызов: буйная психиатрическая пациентка, диагноз не ясен, полная дезориентация, и, вдобавок, лежачая паллиативная больная, оставшаяся без должного ухода. Оба вызова по одному адресу, по месту сегодняшнего обыска в доме матери Зубовой.

— Эй, молодежь, не спать! — ехидно сказал Платон, заглядывая к ним в спальню. — Вызов передали...

Собирались быстро. Даже длинноволосая девица сына в какие-то минуты скрутила ловкий каравай на затылке и, сияя глазами на своего "Яшеньку" экстренно скипятила чайник. Пришлось уважить ее и наскоро позавтракать.

* * *

— Веселенький вызов, — пробурчал Яков Анне, знакомясь с записями дежурной и проверяя укладку сумки скорой помощи. — Вдруг ее там фиксировать придется, сиделку эту. Бинтами, наверное. Черт, только этого не хватало! И что на нее нашло, вроде по словам отца, нормальная была?! Ты к ней близко не суйся без моего разрешения...

— Может быть, алкоголь? — предположила Анна. — Здесь многие... употребляют.

— Может, самое вероятное, — согласился Яков. — Либо какие-то психоактивные вещества, излишества нехорошие. Может, препарат какой-нибудь приняла.

— Завтра тебе на крещение. Нам еще молитвы учить, две штуки — напомнила Анна. — Ты же не передумал?

— Я такие вещи не передумываю. Ночью почитал, сегодня еще повторю, — пообещал Яков. — И вообще, батюшка сказал, что если у меня работы много, он и с листочка читать позволит.

— И ты хочешь читать с подсказкой?! — изумилась Аня. — Яков Платонович, с других спрашиваете изученное очень строго, полная папка мемов у студентов...

— У меня хорошая память, — засмеялся ее жених. — На нее одна надежда.

Николай Палыч дожидался медиков в машине совсем кислый, ехать опять в тот злополучный дом водителю страсть как не хотелось. Наслушался уже причитаний от супруги.

— Если что, Николай, поможешь женщину скрутить. Пациенты в психозе недюжинной силой обладают, могут и двоих раскидать, — предупредил подошедший к машине Платон.

— Да я уж на своем веку навидался, — без энтузиазма кивнул водитель. — Кусали до крови, прилетало кулаками в морду и ногами по рёбрам. Не расслабишься — это уж точно. Бывает, пациенты ведут себя терпимо, а потом в их голове словно щёлкает рубильник — и тихоня начинает буйствовать. Ничего, привезем, как миленькую. Только Анна Викторовна, вы, пожалуйста, к бабке уж не подходите.

— Никто ее ни к Валентине, ни к буйнопомешанной и не пустит, у меня еще с прошлого раза укус на руке не шибко затянулся, — поморщился Платон.

— Я чего-то не знаю? — удивился Яков. — Аня?

Не успела Анна ничего объяснить, как за нее начал рассказывать водитель:

— Нехорошая эта старуха, Валентина, была. Как есть старой ведьмой жила. Нелюдимая, страшная, соседи около них все погорели, то одни, то другие. С продавщицей из "Стекляшки", Настасьей поругалась, так та в ночь и померла. Да и другое за ней водилось, бабы рассказывали. Делать разное могла, порчу, рассорки, так, по мелочи вроде, но народ ее до жути боялся. Вот, Платону Михайловичу на прошлом вызове руку прокусила.

— Да сказки все это про ведьм, — отмахнулся Платон. — Но Валентина и правда не в себе, на людей кидается, Анну лучше к ней не пускать. Так, по обстоятельствам, поможет, чем сможет. На подхвате, так сказать. Работа сегодня грязная, тяжёлая.

— Ты слышала Николая Палыча, Аня? — чтобы и близко к бабке не подходила, нечего с ней рядом делать, — покачал головой Яков.

— И ты туда же, доктор! — возмутился Платон. — Ну какая ведьма, в самом деле!

— Я замечал в детстве что-то такое за ней, — задумался Яков, — Люди к ней домой и на работу приходили с деньгами. Что она делала, не знаю, гадала вроде, может ворожила, но деревенские косились.

Почти одновременно со скорой к дому Валентины подъехал полицейский УАЗик. Из него оперативники вывели бывшую опекуншу Веронику. Она была нечесаной, какой-то всклокоченной, с небрежно надетой на полное тело курткой. На ее руках были наручники. Женщина плакала.

Возле дома, не смотря на раннее утро, уже собрались зеваки.

— Созналась она. Опекуншу привезли показать, где они со своей семейкой тело спрятали, — сплюнул один из глазеющих на обыск мужиков. — У меня шурин в дежурке работает, по рации передали...

— Убийцы! — кричали в толпе. — Чтоб ты сдохла в тюрьме и муженек твой тоже!

— Я не убивала, — довольно искренне плакала Вероника. — Это был несчастный случай.

— Все так говорят! — крикнули ей. — Люди тоже не идиоты! Полиция разберется!

— Заводи ее в дом от греха подальше, — скомандовал один из полицейских начальников младшему по званию. — Еще самосуд устроят.

* * *

Первое, что вы ощутите при входе в дом, где есть лежачий больной — это запах фекалий, мочи и лекарств. Уборку здесь, хоть и проводят часто, но такая уж специфика пациентов — за некоторыми очень сложно все убрать до идеала, особенно если несчастные ходят под себя. Кроме того, пролежни. Всего этого вполне достаточно для того, чтобы дома появился тяжелый, специфический дух.

Сегодня к нему прибавился запах сигарет — своеобразного спутника мужчин, занятых тяжелой нервной работой. Курили сотрудники много, в основном в сенях или на улице, но дым все равно тянуло в дом.

Аня вдохнув воздух, нервно повела плечами. Эта стойкая вонь уже, кажется, впиталась в стены дома и никакими химикатами её отсюда не выжечь — разве что раскатать после смерти столь тяжелой больной дом бульдозером и закопать руины поглубже в землю! Подумав об этом, девушка тут же усовестилась. Она же медик, надо терпеть!

Но полицейские, похоже, всё же к запаху уже привыкли. Даже такая вонь не была способна отбить им аппетит. Некоторые из них как ни в чем ни бывало жевали простецкие бутерброды и прихлебывали черный растворимый кофе.

Атмосфера в доме была лихой и возбужденной. По мнению Штольмана, иного ожидать и не следовало. Лучше привыкнуть к любому ужасу и спрятать своё собственное психическое здоровье за стеной профессиональной сдержанности и цинизма.

За долгое время работы полицейские, да и мужчины-медики действительно повидали многое и уже утвердились во мнении, будто не существует вещей, что смогли бы их пронять — от излишних эмоций люди отгораживались той самой ментальной стеной. Однако эта холодность относилась к делам обыденным, ко всему тому, что можно было объяснить, что они видели в своей работе каждодневно.

Но в ближайшие сутки на глазах Якова развернулись события, перед которыми он оказался почти бессилен, и которым никакого толкового объяснения дать не смог. Эти события еще много времени вызывали в нем смятение, порождённое непониманием природы того, с чем им пришлось иметь дело...

* * *

— Где спрятали тело мальчика? — спросили полицейские у опекунши.

— Вон там, во дворе, в старом сарае, — смиренно ответила задержанная.

Платон с ужасом уставился на свою родственницу.

— Как ты могла, Вероника? — гневно спросил он ее.

— Я только спрятала тело, чтобы у меня не забрали ребятишек, а утопила его Ксюша, это был несчастный случай... — оправдывалась женщина. — У Костика были эпилептические припадки, он и нахлебался.

— А опекаемая девочка говорит, что Сахрат украл и съел ваш виноград, за это вы избили его железной ложкой для обуви, — нахмурился полицейский. — Впрочем, судмедэкспертиза покажет.

Оперативники вооружились ломиками и лопатами и отправились отбивать лед и чистить снег, скопившийся на пути к сараю.

Анна, вопреки обещаниям, осторожно прошла в комнату к сиделке. Оттуда доносились крики и девушка беспокоилась, она хотела быть полезной. Женщина, ранее ухаживающая за Валентиной, действительно пребывала в очень возбужденном состоянии и почти утратила остатки самообладания.

"Билась в истерике" — вот наиболее понятная, хоть и не медицинская, характеристика ее поведения. С первого взгляда стало ясно, что она чем-то сильно напугана, шокирована, однако выражала больная свои мысли путанно.

— Ничего особенного. Я бы и не обратил на всё это внимания сверх меры, — вздохнул Яков, — очень похоже на последствия употребления веществ или белую горячку. Во время белой горячки люди могут увидеть и не такое.

— Она напугана, Яков! — не согласилась Аня.

— А как ты хотела, Аня, — услышал их спор Платон. — У психов часто настоящий цирк: то больные услышат голоса из, например, кастрюли, или пациенты могут видеть проезжающих мимо лыжников, умерших родственников и прочий сюрреализм. А чего уж говорить о психоделических веществах!

— Уберите от меня Валентину! — завывала сиделка.

— Ваша подопечная в соседней комнате, — мирно объяснял Яков, делая успокоительный укол.

— Она здесь, рядом со мной! — испуганно сказала женщина.

— Где же она стоит? — каверзно спрашивал Платон у пациентки.

Та прищурилась, пытаясь сориентироваться в пространстве сквозь пелену агнозии (нарушение зрительного, тактильного восприятия реальности), нашла взглядом изголовье кровати и испуганно ответила:

— Вон же она… У кровати стоит…

— Как она повёрнута? Куда смотрит и что делает?

— Она смотрит… на вас, доктор…Она просто стоит…

— Аня? — спросил Яков.

Анна покачала головой. Она никого не видела.

Потом сиделка стала пытаться выцарапать себе глаза. Повезло, что Платон Михайлович вовремя сообразил, к чему клонится дело и они с Яковом живо связали женщину фиксирующими бинтами. Та не успела нанести себе никакого вреда — ведь ее глаза попросту затерялись среди "обломков" тела, в тумане жуткой агнозии. Руки больной не смогли найти собственное лицо.

— Надо везти ее в стационар и оттуда пусть забирают в город. Тут, похоже, дело серьезное, — задумчиво сказал Платон, советуясь с сыном.

— С перевозкой придется повозиться, — кивнул Яков.

Женщина оказалась полностью дезориентированной и даже не смогла подняться с кровати. Она не ослепла, но её мозг утратил способность правильно воспринимать окружающее её пространство — всё вокруг чудовищным образом "поломалось".

* * *

— Там тело мальчонки нашли, — сказал забежавший оперативник гревшемуся у печки судмедэксперту. — В сумке. Надо обеспечить сохранность и везти в область. Главный дело на контроле держит...

Когда Аня вышла на улицу вместе с другими медиками, она не стала подходить близко к сараям, там и так было достаточно много полицейских. Тело мальчика в черном комбинезоне, неплохо сохранившееся за без малого четыре месяца, одиноко лежало на земле. От тоски хотелось плакать.

Николай Палыч и Яков не без труда запихивали сиделку в машину.

— Икона, дайте мне мою икону, — буйствовала больная.

— Какую икону? — недоуменно спросил Штольман.

— Мою! Мою! Мою! — возмущалась женщина. — Богородицу!

— Дайте ей уже что она хочет, пусть только замолчит, — возмутился водитель.

На крыльцо вышел Платон.

— Там Валентина умерла. Надо забирать тело, — кашлянув, сказал он.

— Я помогу, — кивнул Яков.

Здесь Аня увидела призрак старухи. Похоже, призрака не интересовала юная духовидица. Старуха недобро смотрела на Якова и улыбалась.

Мужчины пошли в дом. Аня, подгоняемая тревогой, побежала следом за ними, однако присоединиться к мужчинам ей не удалось.

Тяжелая дверь в дом, впустив Якова, тут же захлопнулась и никак не хотела открываться. Анна так и стояла, в панике дергая ручку, пока девушке не пришел на помощь один из полицейских.

— Тут английский замок, захлопнулся, наверное, — доброжелательно подсказал оперативник. — Вот ключ.

Анна дрожащими руками открыла дверь.

Яков тем временем прошел в комнату умершей Валентины. Нужно было помочь отцу убрать потемневшее, измученное, бездыханное тело в мешок.

Пока Платон возился с бумагами, он осмотрелся. Где то, что требовала сиделка? Может, получив "свою прелесть" она успокоится?

Около кресла валялся старый грязный рушник и в нем что-то еще.

Яков подошел поближе и взял сверток в руки. Похоже, то та самая икона, о которой просила буйная сиделка. Может, с ней она будет вести себя потише?

Из любопытства Яков посмотрел на то, что было завёрнуто в полотенца. Мгновенно ему стало нехорошо. То была некая икона Богоматери, но не обычная. На ней было отображено нечто до ужаса поломанное и искаженное. Непередаваемый вывих облика, ввергающий увидевшего икону в жгучий кошмар. У Якова закружилась и заболела голова. Мужчина отшвырнул сверток за диван. Он пошатнулся и хотел сесть в кресло, но никак не мог его найти.

— Ты чего? — испугался Платон.

Именно тогда в его голову впервые закрались сомнения и порожденная ими иррациональная тревога — ещё обитающая на обочине сознания, отрицаемая разумом, но постепенно набирающая силы.

— Мне нужно сесть, — бесцветно и устало сказал Яков.

— Вот кресло, — беспокойно сказал отец. Симптомы сына напоминали инсульт.

— Яша! — на пороге комнаты показалась Анна. Она оценила состояние мертвенно-бледного жениха и бросилась к нему. — Что с тобой?

— Я не знаю, Аня, — растерянно сказал Яков.

Он ощущал, что пространство совершенно изменилось, стало каким-то другим, будто бы в нём "появились некие новые пугающие грани". Он не чувствовал своего тела — оно будто поломалось, разлетелось на осколки, соединилось с пространством, будто бы от всего тела остался лишь один больной разум, которому некуда бежать, некуда деться от этого кошмара.

— Ему нужно в больницу, — напряженно сказал Платон. — Если что, вызовем санавиацию.

Аня беспокойно огляделась и увидела призрак старухи. Черноволосая ведьма с худым лицом — она видела ее теперь хорошо.

— Пошла прочь, — яростно сказала Анна.

Старуха не подчинилась.

— Я тоже вижу ее, — прошептал Яков.

Он смотрел в ту же сторону, где стоял дух старухи, хоть мужчина и не мог ориентироваться в пространстве, но ведьму определенно видел.

— Здесь что, массовое помешательство? — растерялся Платон.

Он решительно никого и ничего не видел, и слушал рассказ сына и его впечатлительной девушки с изрядной долей скепсиса — иначе и не мог. Любая мистика вызывала у него почти полное отторжение.

— Эта ваша Валентина не желает уходить, вернее, ее дух! — попыталась объяснить Анна.

— Что же, в таком случае, побуждает её эмм..."душу" здесь оставаться? — спросил Платон.

— Её астральное тело, как у любой ведьмы, слишком сильно развилось, поэтому не смогло отпустить душу в иной мир. Потому что астральное тело думает, что погибнет без души, — попыталась объяснить Анна.

Платон не удержался и всё-таки нервно хохотнул — всякого рода эзотерика у него, материалиста, вызывала лишь насмешку.

— Едем в больницу, Яшке что-то совсем нехорошо. Пойдем, я помогу отвести его в машину, и мы с водителем вернемся за трупом, — беспокойно сказал он.

Аня помогла Якову встать и с готовностью помогла ему опереться на себя.

— Как ты себя чувствуешь? — беспокойно спросила девушка.

Он покачал головой и не ответил.

* * *

Оставшись одна в машине, вроде как единственная вменяемая из сидевших рядом, Аня с ужасом смотрела на своих подопечных. Что же делать? За окном маячил призрак старухи.

Призрак не реагировал ни на обращения девушки к ней, ни на слова сиделки. Яков молчал. Он ушёл в себя и отгородился от внешнего мира, вяло и заторможено отвечая на вопросы.

В больнице состояние пациентов усугубилось, ситуация становилась всё более пугающей.

Сиделка просто не могла даже донести до своего рта ложку с едой — ее мозг дезориентировался и перестал давать отчёт о положении конечностей, отчего женщина элементарно не смогла определить, как следовало двигать руками. Чуть позже она разучилась распознавать и совокупность предметов, при этом сохранив способность узнавать предметы по одному — долго в них всматриваясь.

Состояние Якова тоже со временем ухудшалось. Прогрессирующее умирание коры головного мозга? Платон такое видел впервые. Дело в том, что агнозии — это следствие повреждений в различных отделах мозга, а если агнозия усугубляется со временем, да еще и так быстро — это значит лишь то, что в голове его сына происходят некие опасные процессы, захватывающие всё новые и новые участки мозга. Травмы головы у больных обнаружено не было, инсульт он тоже исключил.

Анна плакала.

— Платон Михайлович, вы можете мне не верить насчёт призрака, но вы же видите, нечто всё же происходит. Агнозия не может развиться в здоровом мозге! — говорила она.

— Из-за невозможности определить природу изменений — невозможно определить и метод лечения, — вздохнул Платон. — Верю, не верю, какая разница!

Пожилой врач оказался загнан в тупик и совершенно не понимал, что предпринимать. А ведь помимо агнозий у больных были зафиксированы и галлюцинации. Они проявлялись у них попеременно. Однако была в этих галлюцинациях одна действительно пугающая вещь — Яков, сиделка и даже Анна видели одно и то же.

— Где стоит эта старуха? — спрашивал Платон поочередно у пациентов и девушки. Яков прищуривался, пытаясь сориентироваться в пространстве сквозь пелену агнозии, находил взглядом изголовье кровати тихо отвечал:

— Вон она… У окна стоит…

Затем он заводил Анну и получал аналогичный ответ.

— Что произошло в доме? — вдруг тихо, сквозь слезы спросила Анна. — Яков прикоснулся к ней, к старухе?

— Да нет, и близко не подходил, — растерянно отвечал Платон. — Он полотенца какие-то вроде трогал.

— Это была икона, икона, — чуть слышно прошептал Яков. — Уничтожьте ее, а то она еще кого-нибудь погубит.

Аня увидела, как дух старухи подошел совсем близко к Якову.

Ведьма принялась капать ему на лоб из некоего блюдца водой. По одной капле. Поначалу Яков еще пытался сохранить спокойствие, но потом зашёлся в громком крике, чем здорово напугал Платона. Капли, якобы, колотили в голову мужчине с силой молотка.

— Аня, нам придется успокоить его препаратами, уж слишком тяжелый стресс, — нервно кивнул Платон.

Пока Анна ставила инъекцию Якову, в крике зашлась и сиделка.

Старуха переходила от одного пациента к другому и продолжала пытки.

— Платон Михайлович, мы должны уничтожить ту икону, если она еще там! — тихо сказала Аня в коридоре. Ее трясло от усталости и ужаса.

— Думаешь, в этом есть толк? — с сомнением спросил Платон.

— Думаю да. Закопаем ее или сожжем! — решительно сказала девушка.

— Ты останешься с больными. Я съезжу, поищу и возьму ее, — тихо пообещал отец Якова.

— Но это же очень страшно, — испугалась Аня. — Одному, в такой момент. Вам нужен помощник.

— Это мой долг, помогать... страждущим. Я Николая возьму. Мы быстро, — пообещал Платон.

Когда Анна вернулась в палату, она сразу услышала крики и мольбы о помощи. Препараты не помогали.

В порыве отчаяния она сняла зеркало со стены и попыталась загнать в него старуху.

Призрак нехорошо, самоуверенно улыбнулся и продолжил свое черное дело.

В какой-то момент Аня встала так, что старуха отразилась сразу в двух зеркалах — маленьком у рукомойника и том, что было в ее руках. Призрак исчез.

Нет, больные не поправились, но хотя бы ужасная пытка каплей прекратилась. На время или навсегда — она не знала.

Яков лежал в полной прострации и часто дышал. В каком-то порыве Аня сняла свой крестик и надела на Якова, как знак своей любви и защиты от демонического мира.

* * *

Платон рассчитал правильно — хмурый неулыбчивый водитель не отказал в помощи.

— После того, как труп мальчонки нашли, дом наверняка опечатан, — мрачно предупредил Николай Палыч, выворачивая на трассу.

— Если его никто не охраняет, просто сорвем печать и все, — с видом заправского взломщика заявил пожилой хирург.

По его спине пробежались мурашки лишь от осознания того, что теперь ему придется самому прикоснуться к этой жуткой вещи, попытаться уничтожить ее… А так же Платон ощутил что-то вроде облегчения — нельзя было допустить, чтобы случайно пострадал кто-то ещё.

Николай припарковался в неприметном месте, и мужчины стали дожидаться темноты — проникать в светлое время на чужой участок было опасно. Только когда темнота залила округу, они крадучись направились к дому Валентины. В нем свет не горел, однако возможный сторож мог просто спать. Вызов полицейских по их душу — событие крайне нежелательное, однако за время сидения в автомобиле мужчины успели обсудить и прикинуть возможные пути бегства через огороды. Они были в темной одежде — в темноте их будет заметить трудней. Проникли Платон и Николай на участок тоже через огороды — перемахнули через низкий соседский забор, дали крюк и вышли прямо к нужному дому.

У водителя в животе похолодело от волнения.

Николай приготовил длинную палку — он ее раздобыл по пути из Бургени, когда подумал, что их шаги по трещащим зарослям поднимут слишком большой шум. Возможно, от собак придется отбиваться... или от нежити!

Подойдя к дому, мужчины отжали замок и осторожно зашли в темный коридор. Платон обмотал вокруг головы шарф, чтобы закрыть глаза и принялся постепенно прощупывать вещи в комнате — издалека, палкой, стараясь всё проделывать как можно тише. Однако звуки казались громкими, что действовало на и без того взвинченные нервы.

В один момент палка уткнулась во что-то твердое за креслом. Судя по стуку — доска. Не стягивая шарфа, Платон вытащил эту штуковину. Небольшая четырёхугольная тонкая дощечка. Дотрагивался он до нее очень осторожно. Кончики пальцев нащупали что-то вроде потрескавшейся краски, раму с узорами на ней... Да — это определённо была старая икона.

В своих руках пожилой доктор держал прямое доказательство существования потустороннего мира. И это было странно. Ведь до самой последней минуты он не особо верил, считал, что это всё-таки выдумка. И даже в тот момент около дома Валентины — он сомневался, что эта икона действительно способна ужаснейшим образом калечить людей. Проверить на себе, правда, Платон не решился.

Николай вытащил из кармана плотный чёрный пакет и вложил туда находку, завернул края, достал второй такой же пакет и повторил процедуру. Затем, наконец, он стащил с глаз надоевшую повязку из шарфа, и мужчины направились через огороды обратно к автомобилю. Пусть икона и была под большим слоем полиэтилена, но даже так они старались не смотреть в сторону свёртка.

В автомобиле Николай достал из бардачка скотч и щедро обмотал находку, чтобы пакеты случайно не развернулись и икона не выпала наружу. К отдаленному участку леса они добрались без приключений. Замечательно, что за этим странным артефактом не велось никакой охоты. Мало ли... Ведь иначе по первому же слушку в тот оэже дом наведались бы гости и всё там перерыли вдоль и поперёк. Значит никто, скорее всего, и не знал об артефакте.

— Я опять завяжу шарфом глаза, а ты веди машину, — вдруг дрогнувшим голосом попросил водитель. — Мне еще здесь жить, а ты уедешь. Лучше не знать, где все это...

Так и сделали. Минут через двадцать Платон остановился. Слева и справа — берёзы. Пасмурно, темно, пошел снег. Дальше — его черёд. Николай продолжал закрывать глаза и даже включил в наушниках музыку — чтобы не слышать, в какую сторону старик направляется.

Некоторое расстояние Платон прошёл по дороге. Как машина скрылась из виду — шагнул в лес. Шёл ровно десять минут. Потом остановился и принялся копать яму в снегу. Было тяжело: разнылась спина и плечо, по лбу ручьями стекал пот… но яма получилась глубокой — остановила его только неумолимая темнота. Фонарь начал разряжаться.

На дно ямы полетел чёртов свёрток. Следом — его гневный плевок. Платон все залил бензином, чиркнул спичкой и поджог.

Через полчаса он засыпал место костра снегом и заложил сверху ветками, чтобы замаскировать раскоп. Обратно шёл с чувством выполненного долга и завершившегося кошмара...

* * *

Утром сначала Яков, а потом и сиделка пришли в себя. Измученная Анечка обрадованно улыбнулась и захлопотала над своим женихом.

— Привет, — растерянно сказал Яков, оценивая свое состояние. Вроде все в порядке?

— Какое счастье! — сквозь слезы улыбнулась Аня.

— А если счастье, чего плачешь, звездочка моя? — усмехнулся Яков.

— Ты себя вчера не видел, — всхлипнула Анна.

— А где отец? — вдруг поинтересовался Штольман.

Платон после бессонной ночи и пережитых волнений вполне себе мирно отсыпался в ординаторской.

Яков, смущенно улыбаясь, сел, нашаривая ногами тапочки.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Аня.

— Хорошо, слабость только небольшая, — признался Яков. — Мне приснился жуткий кошмар, а может и не кошмар... Ладно, пойду мыться и приводить себя в порядок. Тебе нужно отдохнуть! Мы же сегодня идем на крещение!

— Молитвы так и не выучили, — огорченно выдохнула Аня.

— Я все помню. Бабка не так сильно меня повредила, хоть и старалась! Пойду, к отцу заодно загляну...

Хотя в крещении взрослого, сознательного человека главное — это его внутренний духовный настрой, искреннее стремление к Богу и осознание важности этого таинства, забывать о символической значимости внешних атрибутов тоже не стоит. Всё, что окружает обряд, имеет свой особый смысл, подчёркивая чистоту и торжественность происходящего.

Можно, конечно, и в повседневной одежде прийти в церковь на крещение. Можно, но не нужно.

Для Якова, как для взрослого человека, готовившегося к этому важному моменту в своей жизни, требовался лишь самый минимум основных принадлежностей: чистая белая рубашка, символизирующая обновление души и душевную чистоту, а также полотенце, которое должно было не только пригодиться после омовения, но и стать своего рода знаком готовности принять благодать таинства. Эти вещи становились частью обряда, подчёркивая серьёзность и осмысленность происходящего. Но разве ему накануне, в субботу, было до этого?

Оставив Якова хлопотать в больнице, в основном по поводу их предстоящего увольнения, Аня убежала домой.

Рубашку жениху на крещение нужно было отпарить. Какая же она хозяйка, если ее мужчина, словно мужчина ничейный, будет в мятой одежде?!

Повесив хорошую, простую, подходящую под все случаи жизни рубашку-поло на плечики, девушка достала из сумки небольшой походный отпариватель и принялась за дело.

Пар быстро разгладил складки, придавая ткани свежий и ухоженный вид. Анна любовно сложила рубашку в пакет и, оглядев результат работы, удовлетворенно кивнула. Она чувствовала, что этот день будет особенным и все пройдет чудесно! Им с Яковом и так в последнее время нелегко пришлось, а сегодня у них праздник! И законный выходной. В ЦРБ, наконец, вернулся штатный хирург. Они свободны. Скоро и Платон Михайлович засобирается домой.

Следующим было полотенце. Она выбрала самое мягкое, что было у них, думая о том, какой комфорт оно принесет Якову после таинства. Зима, не ходить же с мокрой головой! Она сложила кусочек махровой ткани аккуратным квадратиком и поместила рядом с рубашкой. Настроение, несмотря на пережитые вчера волнения, было благостным и спокойным. Аня была оптимисткой. Все было готово, словно каждый элемент этого дня составлял один спокойный пазл, в который вплеталась их общая жизнь. Якову понравится!

— Хозяюшка, куда убежала, ничего не сказав? — спросил Штольман, открывая дверь. — Я тревожусь, когда ты не со мной...

— Я здесь! — приветливо крикнула его любимая.

Аня нашлась на кухне.

— Искушаешь меня. Ходишь тут одна, чего-то делаешь, такая вся красивая и загадочная... А чем ты занята? — поинтересовался Яков.

Он с удивлением увидел свою девушку за обеденным столом, сосредоточенно нарезающую сырое сало мелкими кубиками.

— Это зачем? — заинтересовался Штольман.

— Угадай, — весело махнула рукой Аня.

— Для еды? — недоверчиво спросил мужчина.

— Нет, — покачала головой Аня, сосредоточенно делая кубики все меньше и меньше.

— Эммм, сапоги помазать? Петли дверные? Крем для лица... — фонтанировал идеями Яков, пока него любимая не рассмеялась.

— Не угадал! — с чувством сказала девушка, дорубив последний кусочек. — Сдавайся!

— Свечки делать... — опечалился своей недогадливости Штольман, но потом покорно согласился. — Сдаюсь!

— Это — синичкам! — гордо сказала Аня, высыпая нарубленное сало в пакетик. — Пойдем, отдадим. Я тут кормушки вдоль главной улицы видела.

— А они будут? — пожал плечами Яков, хищно наблюдая за всеми движениями феи напротив.

— Еще как будут, — уверенно ответила Аня. — Ну что, я тебя собрала на крещение. Можно идти!?

Она вдруг обняла мужчину напротив за шею и прижалась щекой к его груди, вдыхая знакомый, успокаивающий аромат. Сердце Якова билось ровно и уверенно, этот стук наполнял её внутренним теплом и ощущением полного счастья и безопасности.

Яков тут же поцеловал ее в волосы.

— Ты загрустила? — уточнил он.

— Да нет, просто ты прав, домой очень хочется! — честно ответила Аня.

— А то! — подтвердил Яков, обнимая ее еще крепче. — Я подозревал, что поездка будет не из легких... Пора нам в Приозерск. А почему ты решила птичек покормить?

Аня недоверчиво посмотрела на него. Как это зачем?

— Зима, мороз. А кормушки, смотрю, стоят пустые...

Они шли по главной улице в церковь, продолжая эту странную, но веселую беседу — о птицах. Яков, оказывается, к синицам относился с подозрением.

Аня шла и любовалась им — таким стройным, модным, подтянутым. В смешной шапке — ушанке и со смеющимися глазами он был очень хорош собой!

Яков взял ее руку в свою, сжал крепко и начал рассказывать:

— В далёкие-далекие школьные годы, лет, эдак, двадцать пять назад, я уже тогда в Москве с отцом жил, выпал под вечер первый снег с дождём, и мы с приятелем, идя домой, увидели мокрую синицу, которая безуспешно пыталась взлететь и беспомощно прыгала. Дабы уберечь её от котов,  мы стали её ловить по всему двору и принёсли, в итоге, к моему однокласснику домой на "просушку". Дураки! — Яков вдруг начал смеяться.

— Почему? — искренне удивилась Аня. — Все правильно вы сделали. Животным и птицам надо помогать!

— Эта тварь дома у Сереги кричала, как дракон, а кусалась больнее, чем декоративная крыса, что у него тогда жила...

Аня засмеялась и сняла с дерева первую кормушку. Штольман продолжил делиться воспоминаниями:

— Мать одноклассника сразу начала кричать: "Какого лешего вы её притащили?!" Серега испугался, стал быстренько разуваться и снимать одежду. Его мать держала эту бестию. Через секунду птичка нашла у матери на пальце заусенец, который принялась нещадно трепать!

Яков с Аней так развеселились, что девушка даже начала утирать слезы от смеха.

— Все знают, что синицы — хищные птицы. Они зимой даже спящие ульи разоряют! — кивнула Аня, отдав кормушку в руки Якова, чтобы самой щедро насыпать туда кусочки сала из пакета.

— Мы тогда не знали, честно! Эта синица оторвала у матери Сереги кутикулу почти сантиметровой длины и, окропив перья кровью врага, начала летать по кухне, продолжая кричать. Мы кое-как ее выгнали полотенцем в раскрытое окошко.

— Получили потом нагоняй? — сочувственно спросила Аня.

— Естественно! — усмехнулся Яков. — Тем же полотенцем и получили.

Потом жених и невеста попробовали покормить птиц с рук, но они вылетали из кустов, как торпеды.

— Пожалуй, не будем, — благоразумно спрятала руки обратно в варежки Аня.

— Испугалась, что ли? — ее жених не оставил попытки накормить прекрасных птиц.

— Я когда-то прочитала статью про то, что синицы в конце зимы расклевывают головы ещё не проснувшимся летучим мышам, и лакомятся ими. Мой мир прежним так и не стал! — хитро сверкнула глазами девушка.

Услышав это, Яков чуть нервно сглотнул и высыпал остатки угощения под дерево, передумав кормить птиц с рук. Ну их, этих синичек! Динозавры летающие!

— Зато красивые!- вздохнула Аня.

— Хорошо, что ты у меня не как синичка. Прекрасная снаружи и внутри, — мечтательно сказал Штольман.

— Но палец оттяпать могу, — шутливо погрозилась Аня. — И кусаться умею!

— Я знаю, — иронично согласился Яков. — Проверять не будем. Кстати, Аня, нам нужно вещи дособирать. С пищевыми остатками дома, я смотрю, ты эффективно разделалась.

— Поезд вечером. Хорошо, что собираться начали в тот же день, когда купили билеты, а то пришлось бы попотеть! Яша, ты лучше мне скажи, Платон Михайлович знает, что мы уезжаем? — поинтересовалась Анна.

— Я сказал ему о вечернем поезде, отец пожал плечами и промолчал. Ничего не изменилось. Он весь в себе и себе же на уме.

— А Платон Михайлович сколько собирается здесь еще пробыть? — поинтересовалась Аня.

— Не знаю, он мне не докладывает, — вздохнул Яков.

— Я с ним поговорю, — пообещала Аня.

— Не нужно, — поморщился Штольман. — Не хочет — не надо.

— А вот это гордыня, — пожала плечами девушка. — Мы с тобой вообще не знаем, чего твой отец хочет, потому что и по душам с ним и не разговаривали!

— Аня, это наше с ним дело...

Разговор влюбленных прервал телефонный звонок.

Звонили Анне.

— Алло, — весело сказала девушка.

— Ну и кто это?! — проворчал Яков, услышав мужской голос в трубке.

— Твой босс, — тихо прошептала, улыбаясь и закрывая трубку рукой, Анна.

— Елагин? — сильно удивился Штольман. — Ну и что ему нужно? У меня еще 4 дня законного отпуска!

— Да, Семен Федорович, — поздоровалась Аня.

— Анюта, душа моя! Привет! Как здоровье? Как учеба? Как дела амурные? — быстро, но с участием спрашивал мужчина.

— Спасибо, все хорошо, — вежливо ответила девушка. — Что-то случилось?

— Нет, ничего... Анюта, вы не на Мальдивах ли?

Аня опять закрыла трубку рукой.

— Яша, — прошептала она, — Семен Федорович знает, где мы?

— Он знает, что мы уехали по делам в какую-то глушь! — пояснил ее жених.

— Мы в одной деревне, тут зима, как и у вас, — улыбаясь, пояснила звонившему мужчине Анна. — А что?

— Аня, я тебя умоляю, верни мне Штольмана в Приозерск! Меня рвут на части, все горит и выходит из под контроля! — нервничал Елагин.

Яков забрал у невесты телефон и сердито сказал:

— Зачем ты ей звонишь, Семен?!

— Затем, что у меня всё остановилось. Ты мои голосовые не слушаешь и не отвечаешь.

— Потому что ты достал ныть, — без всякой субординации заявил Яков. — Я же сказал, приеду, со всем разберусь. Ничего критичного за две недели не произошло.

— Они меня тут в кипятке варят! — пожаловался Семен. — На курорте Софья замучила строителей... с линейкой ходит, перемеряет все. Она то царапину найдет, то скол, то оттенок ей не тот. В Академии тоже забот хватает. Потом отдохнёшь... Я и так все понял!

— Что ты понял? — вздохнул Яков.

— Что ты незаменимый. Пожалуйста, не соглашайся на предложение Ждановой и не бросай меня...

— Никто тебя не бросает. Все идет по графику. У меня свадьба на носу! А в команду Ждановой ты меня сам толкал!

— Поэтому я предлагаю нашей Анечке взятку, что бы она тебя вернула, — засмеялся Семен.

— Какую взятку, что ты несешь?! — усмехнулся Яков.

— А это уже, мой друг, не твое дело... Я с твоей невестой сам перетру, — самоуверенно заявил Елагин.

— Послезавтра выйду на работу, раз все так ужасно, — серьёзно пообещал Штольман и отключился.

Яков подозрительно посмотрел на порозовевшую и смеющуюся Анечку.

— А ну-ка, душенька, признавайся, чем там этот старый кот тебя обольщает? — спросил он.

— Семен Федорович просил тебе не говорить, — смутилась Аня и покачала головой.

— Аня... — выжидательно посмотрел на нее Штольман.

Он умел смотреть серьезно.

— Ну все, все сдаюсь! — подняла руки в пушистых варежках его невеста. — Не нужно так смотреть, Яша, ты же не василиск... Семен Федорович предложил оплатить нам небольшое свадебное путешествие на майские и хочет, чтобы я выбрала направление и гостиницу!

— Ясно, — кивнул Штольман. — Подарочки свадебные пошли. И что выбрала?

— Твоя помощница выбирает! — засмеялась Аня. — Нам потом предложат варианты. Егора тоже нужно будет отправить отдохнуть...

* * *

Странно, крещение — мероприятие серьезное, но Яков совершенно не волновался. Наоборот, он расслабился и доверился.

Божественное и так уже обо всём позаботилось. Яков чувствовал, что от него, кроме настроя, больше ничего не требуется.

А вот Аня, наоборот, слегка волновалась, ведь она немного подтолкнула своего жениха к этому решению. А ведь крещение — это не просто красивый обряд, а глубоко личное и осознанное решение.

Деревенский храм стоял на покрытом снегом пригорке, выделяясь на фоне уютного зимнего пейзажа. Высокие сосны, укутанные пушистыми снежными шапками, обрамляли его со всех сторон, как живые стражи. Дорога, утрамбованная колесами машин, вела прямо к его входу. Крыша храма, покрытая инеем, серебрилась в холодном свете, а золотые купола сияли особенно ярко, словно согревая своим светом заснеженную округу.

Белые стены храма, с вырезанными из дерева наличниками, придавали ему особую теплоту и уют.

По всему чувствовалось, что место тут намоленное, стойкое, монументальное. Сама атмосфера внутри была светлая, располагающая.

В лавке Аня и Яков долго выбирали аккуратный, подходящий мужчине крестик, в результате Яков оставил себе крестик своей невесты, а вот девушке выбрали новый — золотой с голубой эмалью. По мнению Якова, он ей очень подходил. Та же небесная чистота, глубина и доброта. Все же это не аксессуар, а нечто большее и нужно было выбрать то, что по душе. Штольману хотелось оставить тот нательный крест, что отдала ему невеста.

Оказалось, что вместе с Яковом сегодня крестили младенца. Неожиданно. Маленькая розовая девочка в розовом боди с оборками была на руках своей совсем юной матери, похоже еще даже несовершеннолетней, на вид лет пятнадцати-шестнадцати.

Аня с тревогой посмотрела на толпу чужих родственников со смартфонами наизготовку и благоразумно встала поближе к своему жениху. Яков тоже себя чувствовал не очень уверенно.

"Все вокруг молятся на службе перед крещением, все знают, когда креститься и кланяться, все знают слова молитв и знают, когда нужно подбегать к батюшке и целовать крест!" — ворчливо думал он.

Отец Александр рассказал, что решил пойти к Богу после несчастного случая в 17 лет, а потом начал расспрашивать мать ребенка и Якова про жизнь. Батюшка посмеялся, что вот стоит такая юная девушка и пришла уже крестить своего ребенка, а кто-то еще в таком взрослом возрасте некрещеный! Яков не удержался и с ехидцей подумал: "И никого не смущает, что мать еще школьница, главное, с Богом в душе".

Аня что-то такое почувствовала и с тревогой и сочувствием посмотрела на своего жениха. Яков успокаивающе на миг прикрыл глаза: мол, все нормально! Стою смирно, Анечка, куда мне босиком деваться!

Несколькими минутами спустя позвали крестных родителей малышки, спросили, веруют ли они.

Якова почему-то не спросили, все в основном глазели на ребенка-милаху.

Яков немного отключился от происходящего. Он слушал голос батюшки, смотрел на иконы, свечи...

Затем отец Александр говорил про важный выбор и омывал принимающих крещение святой водой. От воды девочка проснулась, но плакать не стала. Она покряхтела, поулыбалась, все умилились. Потом Якова окунули головой в чашу, вода была теплой, а его шее стало немного щекотно. Спасибо Анне за полотенце!

В окончании таинства Яков, каки положено, осенил себя крестом и батюшка объявил ему об отпущении грехов. Аня весело и признательно посмотрела на своего жениха — он теперь совсем безгрешный, как новенький!

Девушка, крестившая младенца, тоже перекрестилась, у нее теперь была новая безгрешная дочь и она, и все родственники были счастливы.

Все прошло хорошо. Под конец таинства Яков так проникся, что даже выключил в себе доктора и со спокойной душой выдержал всю антисанитарию (в другой обстановке мазать одной неизвестной ватной палочкой ноги и лицо сначала ему, а потом младенцу он бы не позволил). Да еще Анечка стояла у него за спиной и переживала. Она очень просила шепотом, чтобы он не сильно возмущался, а делал все, как полагается. Как ей откажешь!

Не смотря на то, что Яков иногда отвлекался, мысли у него были хорошие, а выбор осознанным. На душе было тепло и радостно. По окончании таинства батюшка ещё и подарил Якову и Анне цикорий и печенье. Было очень приятно и трогательно.

* * *

По пути обратно в районную больницу, Яков с Аней прошли мимо теперь печально известного дома Зубовых. У его ворот сделали стихийный мемориал. Люди несли сладости, игрушки, свечи. Рядом стояло несколько машин с надписью "телевидение". Яков нахмурился. Он узнал логотип одного из центральных каналов. Репортеры-стервятники из одного скандально известного ток-шоу приехали в поисках нового материала.

— Побежали отсюда! — шепнул Яков. Он взял Аню за руку, они ускорили шаг и покинули это скорбное место.

— Я продолжу собираться, если ты не против, — сказала Анна.

— А я отнесу бумаги на увольнение, — кивнул Яков. — Переговорю с главным и вернусь. Будем валяться в кровати до самого поезда. Я тебе спинку посмотрю и разомну, а то у тебя зажимчики от жизни такой появились... и осанка портится.

— Какой такой? — улыбнулась ему девушка.

— От нагрузки, — серьезно пояснил Яков. — Спину надо беречь, лебедь моя белая. Приедем домой, пойдешь плавать.

Оставшись в квартире одна, в кои-то веки Аня решила сама позвонить маме. Они давно не говорили по душам, и девушка соскучилась по её теплу, по привычным, иногда строгим, но всегда полным заботы и юмора словам. Кажется, прошла уже почти неделя с их последнего разговора. Да и тот был коротким: пару фраз о свадебных делах, о погоде и напоминание от мамы о том, чтобы Аня с Яковом, как приехали, как можно быстрее заехали в гости.

Но сегодня Аня радовалась, что они наконец-то едут домой, радовалась тому, что они с женихом задумали еще и венчаться и хотела послушать нотки радости, любви и предвкушения в голосе мамы. Это так ценно, когда близкие разделяют твои чувства!

После стресса последних дней, ей хотелось отвлечься — хотелось откровенности, близости, такого искреннего общения, которое было только в детстве.

Телефон уже второй раз затрезвонил в режиме вызова. В конце концов, мама ответила.

— Да, доченька, — послышался её голос, немного по обыкновению словно сердитый, но все такой же родной. — Что-то случилось? Когда вас ждать?

— Завтра вечером, мам, я просто соскучилась. Так давно нормально не болтали с тобой, — призналась Аня, чувствуя радость от общения с родительницей.

— Ох, Анют, я тоже. Ты меня обрадовала своим звонком. А то всё вы заняты, бежите куда-то... У нас ровно четыре недели до свадьбы! — Мария Тимофеевна явно оживилась.

Аня вздохнула. Она знала, заранее знала, что разговор неизбежно пойдёт о предстоящем торжестве, и внутренне улыбнулась этой неизменной черте мамы — её энергичности и настойчивости.

В этот момент чуть скрипнула входная дверь, но девушка, увлеченная разговором, этого не расслышала.

Аня ответила негромко, но с неподдельным теплом и предвкушением:

— Мы с Яковом решили обвенчаться. Свадьба будет зимой, как вы хотели, чтобы и пышно, и красиво, с заснеженными пейзажами и горячим глинтвейном для гостей. А вот насчёт венчания… Яков согласился на весну или даже начало лета.

В трубке стало чуть тише, но вскоре послышалось:

— Ты уверена, что так лучше? Может, наоборот — всё сразу? И свадьба, и венчание? Чтобы два раза не переживать все это, и потом, почему отдельно?

— Мам… Ну что тебе жалко, что ли? — Ане вдруг захотелось засмеяться. — Венчание — это же почти как ещё один праздник для нас. И невестой я буду всего один раз в жизни. Почему бы мне не насладиться этим подольше? В конце концов, это ещё и романтика... Да и хочется подойти к венчанию вдумчиво, без свадебной суеты. Вокруг нашего собора высадят цветы, будет так красиво!

— Романтика, — повторила мама с чуть заметным сомнением. — Ну ладно, если вам так лучше. Молодым виднее. Яков-то как? Он что об этом говорит?

— Яша? — Аня улыбнулась. — Сразу согласился. Сказал, что любит меня, а значит, готов идти венчаться. И время я тоже могу выбрать. Слышала бы ты, как он это сказал!

Мама коротко засмеялась, но потом в её голосе появились нотки старой, доброй строгости:

— Молодец, конечно, что любит. Но вот про дом ваш... Яков всё ищет, да? А долго ещё искать будет? Вы же пока на съёмной квартире жить собираетесь?

Аня тут же поняла, что разговор входит в более привычное для её мамы русло.

— Да, Яков подбирает дом. Ты бы видела, с каким рвением он проверяет варианты, прикидывает, думает. Это почти как работа у него теперь. Мам, ну не волнуйся. У нас всё хорошо. Яков — человек основательный, если размышляет над вариантами, значит, так надо.

— Просто я хочу, чтобы и с домом у вас всё определилось поскорее, чтоб не было никакой неопределённости. Мне будет спокойнее… И папе тоже. Ты знаешь, как он переживает, чтобы все было, как полагается, он готов купить вам квартиру.

Здесь Анне показалось, что хлопнула входная дверь, она спрыгнула, пошла посмотреть, кто пришел, но никого не обнаружила.

— Мама, правда, всё под контролем. Мы там, где нам комфортно, а дом обязательно найдём. Ну что ты прямо как маленькая, честное слово.

— Маленькая — это ты у нас, это на всю жизнь, — улыбнулась мама. — Ладно, извиняю пока. Ты нас с папой и Тонечкой только не забывай, хорошо?

— Да что ты! Послезавтра приедем к вам. Я и Яков. Хочешь? Кстати, как там наш ребеночек?

— Мы только что с прогулки. Знаешь, недавно няня прокатила Тонечку на троллейбусе, ей так понравилось! — засмеялась Мария Тимофеевна.

Мимоходом Аня заметила, какое тёплое чувство оставлял этот разговор. Звонок, который казался ей просто возможностью поговорить, вдруг стал чем-то важным, словно потеплели последние холодные дни января.

Она улыбнулась маме через трубку, а Мария Тимофеевна, тоже улыбнулась тихо, словно дочка стояла где-то недалеко от тебя.

— Мама, хочу водички! Мама, хочу водички! — Аня слышала, как прыгает неугомонная сестренка. — А Аня согласилась навсегда отдать нам котика?

— Мы потом поговорим с ней, — тихо и секретно сказала Мария Тимофеевна младшей дочери.

* * *

До поезда Анну и Якова подвозил батюшка Александр. Больничной машины не оказалось на месте. Хмурый водитель уехал куда-то по делам и Платона Михайловича тоже увез. Попрощаться с отцом Якова не удалось.

Аня настояла, чтобы они оставили в квартире хотя бы маленькую записку.

— Я не лезу в ваши отношения, не лезу! — оправдывалась она перед сердитым, необъяснимо взбешенным Яковом. — Но раз уж я тоже невольный участник и свидетель ваших... (Она хотела сказать "разборок", но сдержалась), мне совесть не позволяет уехать не попрощавшись.

— Ну пиши, — ехидно кивнул Яков. — Он даже читать не будет, ему это не интересно.

— Я для нас это делаю в том числе, не только для Платона Михайловича, — сказала Аня и спокойно села писать небольшое послание.

Мужчина не рассказал, что полчаса назад они с отцом снова рассорились в пух и прах, как и не передал гневные слова Платона "Как был гордецом и высокомерным дураком, так и остался". Анечке эта информация была ни к чему.

До станции Яков ехал впереди, на пассажирском сидении. Аня расположилась сзади. Нет, они не поссорились, просто Штольману уж очень понравился старый джип батюшки и его лихие поездки по бездорожью. Яков с интересом слушал рассказ хозяина машины о том, как он ухаживает за джипом в столь суровых условиях, как сам все чинит...

Отец Александр был рад, что джип больше не ломается. Иногда Яков поглядывал на Анюту, девушка в основном читала что-то в телефоне или с любопытством оглядывала заснеженные окрестности. Вроде бы не обижалась.

Батюшка не стал по приезду высаживать своих пассажиров на холод и ветер, а довольно любезно дождался с ними прихода поезда. Так что Яков и Анна из теплого нутра старого джипа почти сразу же нырнули в вагон.

Влюбленные с облегчением и радостью устроились на своих местах в купе. Их лица выражали усталость и одновременно лёгкое возбуждение от того, что долгожданное возвращение домой, наконец, началось. За окнами поезда тянулись заснеженные просторы, окружающие злосчастную и надоевшую им Бургень, которую они покидали поздним вечером. Прощание с деревенской зимой, холодом и неблагоустроенностью казалось таким приятным и своевременным.

Анна поправила кардиган на плечах и улыбнулась Якову. Её глаза блестели от тёплых воспоминаний об их мире, куда они возвращались. Аня по всем так соскучилась! Она думала о городской суете, об их домашних животных, шумных улицах и уюте их квартиры, где скоро снова закипит привычная жизнь.

Яков, чувствуя тепло от батареи под сиденьем, наконец-то расслабился. После суровых дней в деревне, где к ним пару раз подступали метели, он почти забыл, как ощущается комфорт цивилизации. Пахло недорогим кофе, в соседнем отсеке кто-то негромко переговаривался, за окнами мелькал сумеречный зимний пейзаж, будто напоминая, от чего они сейчас уезжают.

Поезд равномерно качался, наполняя их чувство покоя.

— Ты так и не позволила прикоснуться к твоей спине, — осторожно напомнил он, внимательно изучая ее порозовевшие от тепла и удовольствия щеки.

— Еще бы, ты плевался ядом на два метра вперед, как та кобра, — засмеялась Аня. — Я решила, что благоразумнее переждать, пока мой доктор выдохнет.

— А сейчас? — уточнил мужчина.

— А сейчас другое дело!

Яков протянул руки к ее плечам с явным намерением обнять и поцеловать. Аня с готовностью нырнула в его объятия. Яков деловито ощупывал ее спину, скрытую под плотной водолазкой. Он осторожно прощупывал позвонок за позвонком. Его пальцы тут же ощутили тепло её тела и хрупкость, словно под тонкой тканью были не просто кожа и мышцы, а нечто куда более уязвимое и дорогое — родная душа.

Она повернула голову, ловя его взгляд, и на её лице не было ни капли того насмешливого выражения, с каким она недавно говорила.

— Ну? — спросила Аня, переводя дыхание — Так страшно, как ты себе представлял? Спина колесом, плечи приопустились, все пропало?

— Даже страшнее, — ответил он с улыбкой и облегчением, но в голосе сквозила искренность, за которой пряталось предвкушение. Обнимать девушку было так хорошо, приятно и правильно. — Массажа теперь нужно много, самого разнообразного!

Анна медленно закрыла глаза, будто уловив невидимую волну его мыслей, которые наполняли комнату невысказанными словами и тихим трепетом. Едва заметно, будто стирая границы между ними, она позволила себе немного наклониться к Якову, почти невесомо опершись на его плечо, так, как это делают только те, кому доверяешь всем сердцем. Её мягкие волосы, словно шелковые нити света, нежно касались его щеки, оставляя за собой едва уловимый аромат чего-то родного и теплого. Этим прикосновением она не вторгалась в его пространство, но становилась его частью, естественной и неизбежной, как восход солнца.

У Якова в такие моменты перехватывало дыхание от нежности.

В присутствии Анны воздух наполнялся ароматом чего-то незримого и бесконечно дорогого. Её доверие и любовь были как дыхание свежей весны, как запах утреннего леса или звуки, льющиеся из открытого окна старого дома, где играет красивая мелодия. Это был не просто момент — это было состояние абсолютного покоя и счастья, будто весь мир остановился, позволив им двоим раствориться в этом чувстве.

Анна, казалось, сама была живым воплощением чуда. Не каким-то ярким, ослепляющим чудом, которое пугает своей нереальностью, а нежным, естественным и тихим, как первый снег или пение чуть слышной скрипки в тихий вечер. Она умела ненавязчиво, почти незаметно наполнять всё вокруг собой, неспешной теплой радостью, которая проникала в сердца, меняя их. Даже молчание рядом с Аней переставало быть пустотой; оно становилось красноречивым и наполненным, как самая искренняя беседа.

Яков видел свою любимую, чувствовал её, и сердце его вдруг поймало ритм её дыхания. В этом было что-то необъяснимое — он будто слышал в движении её ресниц и в лёгком прикосновении её волос скрытые слова, которые она не произнесла, но которые всё равно были ясны ему до последней интонации. Это было чудо, сотканное из мгновений, из того, в чём не было ничего лишнего, но было всё, что нужно. Анна не просто привносила в его жизнь это ощущение — она распространяла его вокруг себя, как солнце, озаряющее даже самые тёмные уголки.

Надежда, любовь, принятие, упокоение и надежность. Из опасения нарушить момент он не проронил ни слова.

Поезд стучал по рельсам, всё дальше унося их от тех темных и страшных зимних метелей Бургени и, возможно, от тех внутренних бурь, которые держат на расстоянии даже самых близких людей.

Они оба не знали, что в те же минуты, совершенно в другой вагон, в голове состава, сердито сел Платон. Странно, но пожилому мужчине не принесли удовлетворения ни уют купе повышенной комфортности, ни запах кофе, ни даже воспоминания о той, что так ждала его приезда. Он отогнал назойливую проводницу, предлагающую бакалейную продукцию и устало прикрыл глаза.

Анна думала, что сеанс лечебного массажа от Якова будет напоминать СПА-салон, но, кажется, ошиблась вселенной.

— Яша, мне больно! — морщилась Аня, буквально рыча в белую простынь со штампиком "РЖД".

— Терпи, — посоветовал своей невесте Штольман, невозмутимо растягивая ей мышцы плеча и что-то там прощупывая. — Еще второе плечо разминать будем. Еще шея. Лучше расслабься и смирись с моими пытками. Я все делаю осторожно, а значит, тем более не наврежу. Болеть же стало у тебя плечо вечерами?

— Стало, — вздохнула Аня

— Ну вот, значит, терпи.

Штольман, с руками как у бога из греческой мифологии, то и дело «настраивал» ее позвонки так, будто это гитара на рок-концерте. Аня рычала, крякала, как утка в микроволновке, а он философски замечал: «Это просто мышцы сопротивляются гармонии».

Аня с готовностью и покорностью отдалась во власть железных пальцев, старалась расслабиться изо всех сил, глубоко и ровно дыша, стремясь не поддаваться внутреннему сопротивлению. Яков действовал умело и деликатно, но очень уж настойчиво. Девушка почти сразу взмолилась о пощаде, а он не отступал. Руки у Якова были сильными, пальцы чутко прощупывали все мышцы, разминая все, что требовало внимания.

— У тебя очень красивая спина. Вот, что значит регулярные занятия бальными танцами. Каждая мышца рельефна, для женской спины большая редкость... можно студентам показывать. Можно... но лучше буду сам любоваться, я жадный.

Штольман медленно провел ладонью по ее позвоночнику, от основания шеи и до поясницы. Кожа Ани была теплой, гладкой, чуть влажной от физического напряжения. Молодость ее ощущалась во всем — в упругости кожи, в трепетном дыхании, в еще не до конца оформившихся линиях тела. Легкий пушок покрывал ее спину, золотясь в лучах скупого света из окна. Штольман почти осязаемо чувствовал ее юность, ее энергию, ее неповторимую красоту.

Яков сосредоточил внимание на дельтовидной мышце и вцепился в нее стальной хваткой.

Аня опять легонько замычала в простынь, пытаясь вспомнить, зачем вообще родилась.

— А если ты будешь так стонать, я все брошу и займусь тем, куда неминуемо заводят меня нескромные мысли, — шепнул мужчина. — А через час восстановлюсь и начну экзекуцию заново.

— Я не могу не стонать, — призналась Аня. — Я чувствую себя старым, расстроенным, рассохшимся роялем...

Она, вместо очередного вмешательства теплых, но беспощадно сильных пальцев в мышцы спины, вдруг почувствовала на позвонках утешающую дорожку поцелуев.

— …и каждая костяшка ноет арию пропущенных нот! — добавила Аня, страдальчески закатив глаза к потолку купейного вагона. — Как рояль Квазимодо.

Штольман нехотя оторвался от спины, оставив дельтовидную мышцу в счастливом неведении своей участи.

— Квазимодо играл на колоколах, милая Анна Викторовна. Вы же танцуете. Ваша спина — это великолепный Страдивари, а не перезвон колоколов. Хотя, знаете, — он задумчиво почесал подбородок, — если продолжите стонать, я, пожалуй, действительно начну звонить в колокола. Может у проводницы как раз завалялся прошлогодний бубен и ложки… устроим концерт на радость соседнему купе!

Аня сглотнула, представив картину: Штольман, самозабвенно выстукивающий морзянку по ее позвонкам ложками, проводница, бренчащая бубном и подвывающая народные мотивы, и потрясенные пассажиры, выглядывающие из соседних купе. И все это под мерный стук колес поезда "Москва-Владивосток".

— Ладно, — пробормотала она, стараясь подавить смех. — Играем в Страдивари. Только, пожалуйста, без бубна.

Штольман ухмыльнулся и вернулся к делу, его губы продолжали нежную пытку позвонков.

— Ну, хорошо, — сказала Аня, немного отдышавшись. — Тогда давай хотя бы договоримся о репертуаре. А то я боюсь, как бы ты мою «Лунную сонату» в колыбельную не превратил.

Штольман замер, его дыхание щекотало ее шею:

— Значит, все-таки признаешь, что я творю музыку? А я-то думал, что занимаюсь лишь… починкой старого скрипучего инструмента. Как насчет чего-нибудь более современного? Например, танго? Ибо мне кажется, что у тебя сейчас как раз очень удобно сведена лопатка.

— Танго? — Аня обернулась через плечо, игриво приподняв бровь. — А сможешь ли ты меня удержать, Яша? Ведь танго требует страсти, силы и… — она замолчала, глядя в его потемневшие глаза, — совершенного владения инструментом.

Штольман усмехнулся, и на этот раз поцеловал не позвонок, а ее взъерошенную прядь волос:

— Анна Викторовна, уверяю вас, что этим вечером я докажу, что умею удерживать равновесие в самых экстремальных ситуациях. Тем более, когда на кону стоит такая прекрасная… хм... скрипка.

* * *

Сидеть в купе друг против друга и пить банальный цикорий было просто замечательно. Поначалу Штольман не хотел даже пробовать его! Это было в духе Якова.

— Я не буду пробовать эту дрянь, — смеялся мужчина.

— Яша, ну батюшка же подарил, старался. И вообще, цикорий полезен! — уверяла его Аня.

— Это чем же? — вздернул бровь мужчина, в нем проснулся вредный преподаватель.

— Желчегонный эффект, мочегонный, эмм... не повышает давление...

— Продукт питания не является лекарством, — отрезал Яков. — пользы в нем немного, и вкус наверняка противный.

Но Аня лишь кокетливо повела плечами и упорхнула за кипятком. И он, разумеется, как миленький, этот напиток выпил... Вкус как вкус.

И хотя Яков в данный момент работал со своего дорожного планшета, всегда можно было отвести взгляд от надоевшего экрана с документом и сосредоточить внимание на девушке напротив.

Аня вообще была усладой для его внимательных, любящих глаз. Да и полюбоваться было на что! Девушка была только после душа. Чуть влажные волосы забраны в живописно-небрежный пучок. Кожа лица розовая, аж светится юностью, хорошим питанием и здоровьем. Якова всегда это в ней восхищало. Изумительный, столь редкий цвет лица. В нем молодость, чувственность, скромность. Целовать ее скулы, щеки, уши, везде, куда доставал этот теплый, интенсивный румянец, было особенным чувственным удовольствием. К тому же у этого румянца был свой неповторимый аромат, тонкий, который он чувствовал, только если совсем прижимался губами и носом к коже. Яков так часто делал, понюхать и замереть от нежности, что может быть лучше? Он обожал свою невесту и бесконечно желал, иногда желал так сильно, что самому становилось неловко.

Чтобы с ним стало, если бы она три месяца назад тогда, в походе, отказала ему во взаимности? Мстительно послала бы его куда подальше и все!

— Если бы ты отшила меня, я бы тебя выкрал и спрятал, — вдруг сказал Яков, поедая глазами ее губы, шею, ложбинку в вырезе рубашки.

Аня засмеялась.

— Это было бы забавно, — покачала головой она. — Преподаватель выкрал студентку и спрятал. А ты еще дядю цыганом обзывал! А сам?

— Я так сильно люблю тебя, что даже страшно, — покачал головой Яков.

— Я тоже тебя очень люблю, так что все взаимно, — очень нежно улыбнулась Аня, глядя на Якова бесконечно добрыми и принимающими глазами. И тебе не нужно меня похищать. Ты же знаешь! Я буду рядом и буду с готовностью уравновешивать твою страстную и противоречивую натуру.

— Знаю, — смутился Штольман.

Она сама ему первая призналась в любви и без устали повторяла это вновь и вновь. Впервые в жизни мужчина чувствовал себя столь любимым.

И хотя они были близки всего какой то час назад, трепет, это было именно то, что Яков чувствовал. "Рррр, "моя прелесть" и все тут! Пусть весь мир ждет". Обладание этой девушкой не насыщало надолго, но дарило такое ощущение блаженства, что он мечтал об этих минутах их уединения вновь и вновь.

Перед тем, как самому получить удовольствие, он все-таки с шутками и прибаутками, отвлекая и успокаивая, славно и старательно, с толком промял ей всю спину.

К концу сеанса девушка лежала, как медуза после удара током, а он, довольный, объявил: «Видишь, совсем не больно!».

Теперь же Аня иногда ловила его внимательный, страстный взгляд и жизнерадостно улыбалась в ответ. Все то она про него знает и чувствует, лисичка такая. Чувствует и щедро дарит эмоции в ответ. Яков чувствовал и знал, что она любит. Так, как Аня смотрела на него, она не смотрела больше ни на кого. Она всегда шептала ему слова любви и нежности.

Сейчас они больше молчали. Яков, закатав рукава дорожной рубашки, под стук колес работал с документами, уже планируя завтрашний рабочий день, а его невеста что-то азартно печатала в телефоне, вроде как тестируя новую, ультрамодную нейросеть. Иногда, получив новый сгенерированный перл, она заливисто смеялась.

Яков послушал несколько, довольно толково сформулированных ответов по своему предмету и даже напрягся, что, похоже, нейросети уже вовсю помогают студентам учиться или даже облапошивать преподавателей. Он прямо спросил об этом Аню, но в ответ она опять очень загадочно рассмеялась.

— Конечно, пользуемся. А как же иначе? — спросила она.

Ее смех тоже звучал эротично. Её тонкий профиль, очерченный мимолётным освещением, упругими завитками волос, игриво прочерчивал свою линию, и, всякий раз, когда она смеялась, энергия её голоса вибрировала в резонансе с его самыми тайными мечтами. Да, вот такой он неугомонный, когда речь заходит о женщине его мечты. Конечно, он не дикарь. Они поработают, потом даже сходят в вагон-ресторан. У него вся ночь впереди, целовать эти скулы, щеки, губы...

Мимолетно Яков подумал о том, а хорошо и приятно ли ей самой. Насколько Анна сама удовлетворена как юная, чувственная особа? И сам себя успокаивал. Нет, Аня была достаточно деликатна и умело обходила так волнующие его вопросы "об этом". Но физиологию не обманешь, он все чувствовал, и дрожь, и испарину, и радостную довольную улыбку. Несомненно, Анне с ним хорошо. И теперь с чувством удовлетворения от глубокого обмена тонкими энергиями можно любоваться ее розовой распаренная после душа кожей и расслабленной позой.

— Смотри, Яша. Тут Егор в домовом чате вдруг революцию устроил! — вдруг заявила Аня.

Штольман забеспокоился. Сын в последнее время тихушничал.

— Ты о чем? — спросил он.

— Егор кружочек на радость жильцам записал и выложил в чат! Тут столько обсуждений! Смотри!

Яков привстал и склонился над телефоном невесты, чтобы они вместе посмотрели ролик.

На видео его сын в куртке и надвинутым на голову капюшоне стоял около подъезда рядом с двумя вызывающе большими мешками мусора.

"Уважаемые соседи! — невозмутимо говорил подросток, взяв одной рукой мешок с мусором. — Я напоминаю, что в нашем доме орудуют инопланетяне и забирают наших жителей, потому что высокой чести и морали люди вообще здесь живут... и они, инопланетяне, интересуются нами как подопытными... Доказательство того, что забирают все-таки инопланетяне вот, пожалуйста,

Здесь Егор направил камеру на второй пакет с мусором.

— Вот... Это значит человек с мусором шел, и его из бластера испепелили или похитили. Одно из двух... Ну точно, не свинья тут живет, правильно? "

Аня засмеялась.

— Что ты смеешься. Пора этого общественного деятеля домой забирать, — хмуро сказал Штольман. — Мне тут классная, чтоб ее, написала по его душу...

— У Егора талант журналиста, — восхитилась Аня. — А какие претензии у классной?

— По субботам на пары просыпает и пару раз домашнее задание не сделал. Думаю, не тем занят, без должного контроля расслабился. Поясничание это, опять же, в домовом чате, — покачал головой Штольман.

— Приедем и уговорим Егора переехать, — пообещала Аня.

— Я не буду никого уговаривать, приедем и я прикажу собрать сумки, вот и все. Хватит либерализма.

Аня промолчала. Она не стала спорить с Яковом, но по ее ощущениям, приказывать Егору было поздно. Мальчик вырос!

— Кстати, слышала новости из родного медицинского? Наверное, еще нет... Этот дурак, приятель мой, Волков, устроился на кафедру неврологии.

— У нас ближайший цикл — неврология, — кивнула Аня. — Алексей Васильевич — своеобразный, конечно, но не дурак. Все-таки медик. Ты сам говоришь, дураки мед с отличием не заканчивают, а у него ученая степень.

— Беру свои слова обратно, — скривился Штольман. — Заканчивают.

— Какая кошка между вами пробежала? — спросила Анна.

— Он не хочет, чтобы я женился, — пожал плечами Яков. — А сам при случае, пожирает тебя глазами...

Держись от него подальше. А то я этого чудика убью, если вообще к тебе какие-то поползновения будут! Молоточком невролога!

— Отелло, — засмеялась Аня.- Все нормально будет. Ты же знаешь, я фанатично отношусь к учебе. Неврологию буду учить усердно, как и все остальное. Я уже книжки заказала, все новые редакции.

— Я серьезно, — сверкнул глазами Штольман.

Аня восхитилась его суровым лицом и кивнула.

— Слушаюсь и повинуюсь, господин мой, только в институте кары небесные не включайте, не доставляйте такого удовольствия студентам, дождитесь меня дома, — прошептала ему на ухо девушка.

* * *

В вагоне-ресторане было пустынно и холодно. Очень холодно. Яков покосился на настенный термометр — 13 градусов.

— Что с отоплением? — спросил он бармена-официанта.

— Котел сломался, чинят, — махнул рукой парнишка. — Вчера ремонтник реле примотал, котел перегрелся и дал течь. Ездим в сараях!

— Так, Аня, сиди в куртке, — буквально приказал Штольман. — Мы все равно останемся поужинать.

— Вот меню, — повеселел официант.

Когда Аня изучила небольшой листок, она онемела от цен. Яков, увидев ее реакцию, поднял бровь тоже посмотрел в меню.

— Однако, — усмехнулся он, но заказ они все-таки сделали. Заплатив за небольшой ужин, состоящий из двух жульенов, овсяной каши и кофе пару тысяч рублей.

— Зато можно душевно посидеть, — сказал недалеко сидящий мужчина в военной форме. Он тоже изучал меню. — Коньяк, селедочка, картошечка, стук колес, красота!

Пока они ждали заказ, к Анне подошел мальчик лет двенадцати, сидевший со своей матерью за соседним столиком.

Услышав подтверждение, что Аня неплохо ориентируется в краевом центре, он пришел уточнить, на чем лучше добраться до аэропорта.

Яков с подозрением посмотрел на мать парнишки. Мальчик, конечно, молодец, самостоятелен не по годам, но составление маршрута — прерогатива родителей, если они не слабоумные.

Его мама сидела буквально в двух метрах. Относительно молодая, не старше тридцати пяти лет женщина с красивой модной прической, макияжем и совершенно пустыми голубыми глазами-блюдцами. Поймав взгляд Якова, она беспомощно улыбнулась.

— Прямого автобуса нет, на городской площади вам нужно будет сделать пересадку, охотно втолковывала мальчику Аня, для удобства рисуя на листочке схему-памятку.

Понятливо кивнув, юный собеседник Анны вернулся к своей эффектной, но растерянной матери и принялся ей разжёвывать про пересадку.

— Ты что хмуришься? — подозрительно спросила Аня, уже ревниво косясь на соседку.

— Удивляюсь, какая вселенская проблема, доехать с одной пересадкой, — фыркнул Яков, поглядывая на соседей.

Мальчик все объяснял и объяснял матери, смотря на нее жалостливо-презрительно-безнадежно. Якова аж передернула от этой сцены, и он торопливо отвернулся от их столика, пока Аня не подумала ничего лишнего.

Пока они ждали заказ, малой все долбил и долбил это бревно. Минут пятнадцать он пытался ей рассказать про одну эту пересадку.

"Вот почему я не мог раньше больше одного раза разделять кровать с тупой красоткой неприспособленной... Ужасное зрелище." — подумал Яков.

А потом им с Аней принесли вполне вкусный жульен, Яков переключил внимание и не дослушал, чем закончился процесс обучения и дрессировки мамы-коровушки-мимозушки.

Жульены выглядели сиротливо, словно специально уменьшенные, чтобы подчеркнуть свою астрономическую стоимость. Но зато горячие. Было зябко.

Яков, тем временем, продолжал размышлять:

"То ли дело его Аня. Такая передаст самые лучшие гены потомству и у них не будет безнадежно тупых детей или внуков..."

— Вот ты не прав, Яков, — покачала головой Аня, когда их соседи ушли, оставив после себя пустые тарелки и шлейф духов.

— Ты о мальчике и его маме? Слушаю тебя, — кивнул Яков.

— Может быть, у девушки проблемы с ориентированием на местности, или еще что-то — мягко сказала Аня. — Не все люди одинаково справляются с жизнью. И не стоит судить так строго.

— Проблемы? — фыркнул Яков. — У всех есть проблемы. Их на двенадцатилетнего сына не сваливают. Это простейшие взрослые моменты, такси, к примеру, вызвать. Я так думаю. Не должен малолетний сын так опекать мать. Впрочем, плевать...

— Знаешь, Яков, — тихо сказала Аня, — иногда люди просто нуждаются в поддержке. И, может, этот мальчик не чувствует себя обремененным. Может, он просто любит свою маму и хочет ей помочь.

Яков на мгновение задумался, вспомнив, как недобро пацан посматривал на мать, затем пожал плечами.

— Может быть. Но все равно... Мне жаль его. Детство должно быть другим.

Аня ничего не ответила, лишь примиряюще улыбнулась.

Когда они закончили ужин, соседний столики были пусты.

— Ну что, пойдем? — предложил Яков, вставая.

— Да, — согласилась Аня. — Спасибо за ужин.

Они вышли из ресторана и направились к своему купе. В коридоре поезда было тихо, только стук колес и легкий гул двигателя нарушали тишину. Яков, идя рядом с Аней, вдруг почувствовал, как его раздражение ушло. Он взглянул на нее и улыбнулся.

— Спасибо, что ты есть, — сказал он.

— За что? — удивилась Аня.

— За то, что ты... ты. И за то, что всегда стараешься увидеть в людях лучшее.

Аня рассмеялась.

— Ну, кто-то же должен быть твоей совестью, — шутливо ответила она.

Они дошли до своего купе, и Яков, открыв дверь, пропустил Аню вперед. Внутри было уютно и тепло, и, когда поезд снова тронулся, они устроились у окна, наблюдая за мелькающими огнями.

В купе было тихо, только равномерный стук колес поезда нарушал тишину, словно убаюкивая их. Аня, зевнув, распустила волосы и достала из сумки мягкую пижаму.

Переодевшись, она медленно легла на полку, укрывшись тонким пледом, который выдавали в поезде.

Приглушив свет, Яков укрыл невесту вторым пледом, а сам достал планшет и устроился у окна. Через шесть часов они возвращались в Приозерск. Он, кажется, нашел для них дом, в самом центре. Да, нужно будет сделать ремонт и все такое, но это был великолепный вариант. Бывший пациент поспособствовал. Нужно будет посоветоваться с тестем, и, если Виктор Иванович одобрит сделку, то на днях они вместе обрадуют всю семью...

Утром в Приозерске было холодно, начало февраля как никак, но старшие Мироновы все равно решили выйти из теплой машины к к перрону. На Тоню надели новый слитный тёплый комбез — за зиму девочка хорошо прибавила в росте, и основательная Мария Тимофеевна начала менять ей гардероб, не дожидаясь нового сезона.

— Машенька, — спросил, улыбаясь, Виктор Иванович. — Думаешь Яков с Анной не будут против встречи на вокзале?

— Я думаю, им будет приятно. По крайней мере Анне точно... Но и Штольман нам уже не чужой. Что тут думать, надо встречать!

— У меня судебное заседание через полтора часа. Не хотелось бы опаздывать.

Мария Тимофеевна всплеснула руками и с упреком посмотрела на мужа.

— Но дочь встретить хочу. Надо же посмотреть, как ей там с Яковом жилось две недели. Бодра ли, весела невестушка наша.

— Ну то что Анна от Штольмана в восторге, я не сомневаюсь. Это слышно по ее голосу. Меня больше интересуют последние твои новости о Якове. Ты думаешь, останутся ли наши молодые в Приозёрске, если Штольман подумывает сменить место работы на краевую столицу?! И молчит же, тихушник!

Дело в том, что до адвоката дошли слухи, о том, что Яков Платонович совсем недавно подал документы на конкурсную должность в краевой центр. И молчит! Вот Штольман все-таки тихушник и жук еще тот!

— Такие вещи обсуждаются с семьей, а решения не принимаются в одиночку...Я не позволю увезти дочь. Ей еще учиться, — волновалась Мария Тимофеевна.

— Маша, они взрослые люди. Мы отдаем дочь замуж, значит доверяем Якову.

— Но разве так делается? — не унималась супруга адвоката.

— Маша, я с ним поговорю. Может, его попросили поучаствовать в конкурсе на заместителя министра или еще что... Яков вроде не давал повода сомневаться в себе. И потом, ну по нему же понятно, что он далеко пойдет, и не мечта всей его жизни ограничиться провинцией!

— А Анечка? — воинственно спросила женщина.

— Ну Маша, наша дочь у него на первом месте, а только потом амбиции. Мы с ним говорили, и Яков обещал, что у Анны все будет хорошо. Он настроен на семью.

— Твои бы слова, да Богу в уши! — покачала головой женщина.

Из окна своего купе Платон с удивлением смотрел, как сына и его слишком юную невесту встречает целое семейство, довольно импозантное.

Мать, отец, и смешная девчушка в розовом комбинезоне.

Завидев молодых, женщина радостно заулыбалась, а вечно угрюмый Яшка вроде как тоже. Они с женщиной довольно искренне обнялись, и его сын даже мимолетно поцеловал ее в щеку, от чего женщина польщенно зарделась. Тоже что ли неравнодушна? Ой, ходок!

Было понятно, что это родители девушки. Они заботливо, но несколько озадаченно оглядели свое дитя, словно проверяли, весела ли, любима ли, здорова ли.

Зря волновались, их голубоглазая цветет и пахнет. Яшка с нее пылинки сдувает.

Отец Анны взял дорожную сумку девушки. Аня подхватила на руки пухлощекую малышку, за что тут же получила негодующий взгляд Якова...

Поезд тронулся. А Платон так и смотрел вслед дружной компании. Надо же! Что ж, похоже у Яшки все хорошо, и он умудряется не быть таким козлом как обычно, значит есть надежда что единственный сын остепенится. Во всяком случае, то, что было у них с Нинкой, иначе как пародией на брак не назовешь.

Надо бы навести справки, кто такие, эти родители, а то может полные придурки...

Платон прикрыл шторку и взял журнал.

— Яков, ты разве не останешься на завтрак? — огорчилась Аня.

— Нет, Ань, день расписан очень плотно. Меня непозволительно долго не было. Ирина Витальевна с семи утра на связи, сейчас в приёмной уже посетители. В стационаре нужно появиться... Я до самого вечера буду входить в дела. Анна согласно и сочувственно кивнула.

— В квартиру нашу до вечера не появишься? Там домработница сегодня.

— Нет, я соскучилась по своим, побуду у родителей. Потом, мы поедем платье подгонять, — посвятила его в свои планы Аня.

— Фотографией в платье поделишься? — провокационно спросил Штольман.

— Ну нет же! — возмутилась Аня.

— Ну хорошо. Вечером заберем Егора с пожитками и собаку... Совсем от рук отбился парень.

Яков поцеловал ее в щеку, по привычке вдохнув немного аромата волос и духов и моментально уехал. Перед отъездом он успел взять обещание, что девушка приедет в "Академию", чтобы поплавать.

У Марии Тимофеевны сегодня был выходной, поэтому, перепоручив младшую дочь няне, она спланировала день так, чтобы, по крайней мере, несколько часов уделить старшей. Расспросить обо всем подробно, накормить, обсудить свадьбу! Где это видано, чтобы невеста так надолго отлучалась. Да ладно бы на курорт, а то на практику в забытую ЦРБ.

Едва Аня отодвинула от себя тарелку с творожной запеканкой, как мама с волнением спросила.

— Ну что, Анна, как тебе Штольман? Как вы съездили?

— Как мне Яков, мама?! — с нервным смешком переспросила Аня. — Ты опоздала с этим вопросом. Мы живем вместе, мы женимся. Мне с ним очень хорошо. А что, что-то изменилось?

— Вот просил меня Виктор не говорить, но я скажу. За неделю до вашего отъезда Яков подал документы на замещение вакантной должности в Барнаул. На должность замминистра здравоохранения! Сама понимаешь, это переезд. Он тебе что-то говорил?

— Нет, — изумленно ответила Аня. — Но если не говорил, значит и говорить пока не о чем. Все его планы пока связаны с Приозерском.

— А я бы на твоем месте спросила! У тебя учеба...

— Мама, я могу перевестись. В любом случае, я Якову доверяю. Как он скажет, так мы и сделаем! — категорически ответила Анна.

В салоне свадебных нарядов,

Аня сама сначала тщательно измерили, а затем поставили на подиум. Платье предстояло подогнать по фигуре.

Аня выбирала платье по каталогу и вот, наконец, его доставили в Приозерск.

— Интересный выбор, — сказала Мария Тимофеевна. — Смело, но надо признаться, вкус у тебя отменный.

— В чем смелость? — улыбнулась Аня.

— Тонкие бретели, воздушный рукав, вырез достаточно интересный...

— К платью есть еще накидка. Это для деликатности образа. Не везде уместно будет с открытой спиной.

Мария Тимофеевна завороженно провела рукой по молочному шифону и столь же молочному креп-атласу.

— Вышивка тоже готова, — сказала консультант, — только пока не пришили..

Вышитые цветы стали сюрпризом для мамы. Мария Тимофеевна с восторгом разглядывала шедевры кружевной вышивки. Их было довольно много. Швея вышила большое количество кружевных элементов и собрала объемные цветочки.

— Низ платья тоже будет вышит легкой вышивкой, прямо на ткани, — с удовольствием поделилась планами Аня.

Прямо во время совещания по строительству Якову Платоновичу позвонили.

— Пусть перезвонят, — хмуро сказал секретарше Штольман. — Я же просил, чтобы не отвлекали. Тут серьезный вопрос у нас по лицензированию...

— Я бы и не побеспокоила, — поджала губы Ирина Витальевна, — но звонит отдел опеки, по поводу Егора.

Штольман иронично изогнул бровь, но трубку взял. Звонку из социальной службы он не удивился, классная сына сказала, что Егором уже интересовались, запрашивали табель посещения и успеваемости.

— Яков Платонович Штольман? — донесся из трубки вежливый голос.

— Да, что случилось? — напрягся Штольман.

— Звоним предупредить, что повторно придем смотреть условия проживания ребенка. Поступил сигнал, что родители с Егором Штольманом не проживают и что не исполняют своих обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего.

— Так вы уже были с проверкой?

— Были, три дня назад. Несовершеннолетний на съемной квартире, один, с им девица непонятная. Продуктов питания в наличии минимум, дома не опрятно, — перечисляла претензии инспектор.

— Все ясно. Я был в командировке, думал, сын взрослый. Я сегодня же наведу порядок, — пообещал Штольман.

— Хорошо, Яков Платонович. Так как угрозы жизни и здоровью нет, и мальчик ваш достиг возраста согласия, привлекать правоохранительные органы не будем, но вам неделя на исправление. Потом ждите еще одну проверку.

— Ему через три месяца восемнадцать. Вам не кажется, что мальчика поздновато из семьи изымать? — изумился Штольман.

— Закон есть закон, несовершеннолетний должен посещать образовательное учреждение, быть обеспечен всем необходимым... если что, передадим право опеки матери. На вас штраф наложим.

Сразу же после совещания рассерженный Яков поехал на квартиру, где жил Егор.

Он решил не предупреждать сына, а открыть дверь своим ключом и сам все посмотреть.

Еще на подходе к их корпусу к нему пристал сосед. Тот самый "браток", который некогда очень сочувствовал больной собаке.

— Я не понял, Штольман, — с пол-оборота завелся сосед. — Твой сынок кого свиньей назвал? Так-то за это уважаемые люди могут и предъявить! Твой Егорка не ребенок, и даже не инвалид, должен понимать...

— Так это твой мусор, что ли? — осенило Якова Платоновича.

— Ну и что. Торопился я! Это не повод уважаемых людей насмех поднимать. Да я...

Нужно было срочно менять тему разговора. Не драться же прямо тут, у подъезда. Штольману, как хирургу, руки свои были дороги, да и лицо портить не хотелось.

— Колено болит? — вдруг спросил Яков, вспомнив, что жена "братка" просила о консультации для мужа.

— Чо? Болит, да, — вдруг мирно кивнул сосед.

— На консультацию приходи ко мне в клинику, — сунул Яков визитку братку в руки. И не затягивай! Егору я скажу, чтобы был повежливее.

— Кстати, ты в курсе, что он у тебя с девкой какой-то то уже месяц живет... Но если что, я не сдавал, не по-пацански это!

— Уже просветили, — буркнул Штольман и зашел в подъезд.

Когда Яков открыл дверь в квартиру, подростки дружно мыли полы в гостиной. Все понятно, наводили марафет после визита опеки.

— Привет, пап, — огорошенно сказал Егор.

Надежда, наткнувшись на негодующий взгляд Якова Платоновича, кивнула и промолчала.

— Выливай свое ведро и поговорим! — скомандовал Яков. — Твоя девушка надеюсь, нас в другой комнате пока подождет!

Надя быстро ретировалась на кухню.

Егор покаянно начал:

— Да, пап я давно хотел сказать тебе о...

Но Яков не слушал, он очень злился.

— Зачем ты обманывал меня? Я доверял тебе, позволил пожить одному. И что мне говорят? Алена Александровна твоя звонит, песочит меня, говорит, что ты школу пропускаешь и без домашки приходишь! А мне врешь, что все отлично! В Академии ни разу не появился, все тренировки по боку!

— Я работал. Помогаю Наде в пекарне, — вяло оправдывался Егор.

— Отлично, будешь пекарем. Учеба, поступление твое в медицинский — дело прошлое?

— Нет, не прошлое! Я нормально учусь, пару раз всего пропустил, в субботу! У нас больше пропускают. Это Надины предки нажаловались...

— Темп учебы сейчас высочайший, — не согласился Штольман. — Твое "пару раз пропустил" нарастет как снежный ком. Прогульщик!

А обманывать меня почему решил?

— Потому что я тебя знаю, ты бы ничего не одобрил. Ни работу, ни то, что я Наде разрешил у нас пожить. Она тебе не нравится, ты дал понять. А я Надю сам позвал. Мы встречаемся, — честно объявил Егор.

— И так просто об этом говоришь? Я напонимаю, что ты живешь на моем иждивении и должен жить по моим правилам. Правила мои просты. Ты всю свою энергию направляешь на учёбу и поддержание хрупкого здоровья, которое мы с превеликим трудом выправили, а не на раннюю семейную жизнь и работу в пекарне по ночам. Девушка должна уйти жить к своим родителям! — заявил Штольман.

— Мы уже семья, и я люблю ее заявил Егор. — Папа, тебе придется это принять, я уже не ребенок, вполне самостоятельный человек.

-Может быть, я сам решу, что мне придется, а что нет? Что, женилка в 17 лет отросла? Я тебя поздравляю с этим знаменательным событием... Дурное дело не хитрое! Надя твоя хороша, чего говорить, школу бросила... Тебе видимо тоже разрешила прогуливать. Ты немедленно собираешь вещи и девицы этой чтобы духу.

Егор дернулся и хотел кинуть забытую пылевую тряпку о пол, но Яков остановил его руку. Завязалась небольшая потасовка, во время которой Штольман получил мальчишеским кулаком по скуле. Вроде как случайно, но...

Яков опешил.

— Не смей так говорить о Наде. Она хорошая девушка не хуже твоей Ани. Не было ничего...

— Отлично, — раздосадованно сказал Штольман, потирая лицо. — Молодец, и кулаками научился махаться. Я звоню арендодателю и говорю, что квартира свободна. Имя Ани не смей даже произносить в таком ключе! Я даже тут ничего более говорить не буду!

Здесь Егор подскочил и ангажированно заявил:

— К твоему сведению, я могу прожить и сам, без твоих правил и без дурацкого отношения к людям, без идиотской лечебной физкультуры, но зато с любимым человеком! Меня никто и никогда не любил, а тебе я вообще приемный!

— Обеспечивай тогда себя сам, приёмный, — обиженно кивнул Штольман, — и проблемы свои решай. Раз мое мнение для тебя ничего не значит, ты все обесценил и решил меня обманывать...

— Я завтра же уйду! — мстительно пообещал сын.

— Ага, — сказал Яков. — Забросишь реабилитацию и все твои достижения пойду по одному месту, скрючишься опять, все, что годами растягивали из-за какой-то..

Здесь Егор опять попытался броситься на Якова, но тот был наготове, отец дал ему грамотную подсечку и поверженный сын мигом оказался на полу.

Откуда не возьмись прибежала Надя и начала причитать:

— Яков Платонович, не бейте его, я лучше уйду! — пообещала девушка.

— Надя, меня никто не бил, — морщась от унижения и досады сказал Егор

— Но я видела! — всхлипнула Надя. Если вы его ударите, я полицию вызову! — пообещала девушка и убежала обратно на кухню.

— Когда аргументы заканчиваются, остается только драться. Договор аренды я разрываю. Наши договоренности, если ты не извинишься, тоже. Не ожидал от тебя такого! — сказал Штольман и дал сыну руку, чтобы тот поднимался с ковра.

— Я от тебя тоже не ожидал! — обиженно произнес Егор и проигнорировал протянутую руку. — Квартира до конца года же оплачена, но тебе принципиально выгнать нас!

— Тебя никто не выгоняет. Можешь жить со мной или со своей матерью. Снимать квартиру из ю-за твоих хотелок расточительно. Я покупаю дом, мне нужны деньги.

— А из-за твоих хотелок, значит, можно! — опять вскинулся Егор

— Считай, что я этого не слышал. И да, я свои хотелки оплачиваю сам. Я институт закончил, работаю, — бросил Штольман.

Якоов прошел на кухню, открыл холодильник. Он был практически пуст.

— Что, вдвоем денег уходит значительно больше? — фыркнул он.

Краем глаза Яков заметил буквально забившуюся в угол кухни Надежду, смотревшую на него с ужасом, Штольману стало неловко и он решил уйти.

— Собаку я забираю, — хмуро сказал Яков. — Еще и на дешевый корм его перевели, а что не на Доширак сразу?!

— Это моя собака! — вскинулся Егор. — Не забирай его!

— Аня тоже его ждет. Спрашивала.

Сначала определись, где будешь жить, на корм специальный заработай, а потом собаку заводи...

Яков вышел из квартиры.

Его потряхивало от горечи и разочарования.

Отдышавшись, он набрал Анну.

Она была единственным человеком, который был способен успокоить его одной фразой.

Анна долго не поднимала трубку.

Но потом все-таки ответила.

— Да, Яша, — весело сказала девушка.

— Ты где есть? — требовательно спросил Штольман. И ему самому стало неловко от своего раздраженного требовательного тона.

Раздался жизнерадостный смешок.

— Я в салоне свадебных платьев, Яша. Меня тут драпируют...

— Еще долго? — не менее раздраженно спросил Штольман.

— Не менее полутора часов, — вздохнула Аня.

Она поняла, что Якову нужно с ней поговорить.

— Ладно, я в клинику. Вечером приходи плавать в бассейн...

— Хорошо, — покладисто сказала Анна. — У тебя что-то случилось?

— С Егором поссорились, — хмуро поделился с ней Штольман.

Когда Яков кратко рассказал Анне суть конфликта, девушка огорченно вздохнула. Вставать ни на чью сторону она не спешила.

— Скажешь мне что нибудь? — грустно усмехнулся Яков.

. Но мне ужасно жаль, что вы так серьезно поссорились и надеюсь, что Егор не запустит свою подготовку к поступлению. Время сейчас быстро пробежит.

— Скажи, ты знала? Может я один такой слепой и слишком доверял ему? — вдруг спросил Яков.

— Я поняла, что у Егор дружит с девушкой и все. Надя вроде ничего...

— Он из-за этой Надежды забросил подготовительные курсы. Провалит ЕГЭ, пойдет в колледж учиться. Забросил всю реабилитацию, потратил все деньги.

Аня помолчала.

— Я уверена, все наладится, Яша. Давай дадим ему немного времени подумать, пожить самостоятельно. Не будем давить.

— Ну уж это дудки. Я разрываю аренду, — сурово пообещал Штольман.

— Но куда они пойдут, — испугалась Аня.

— Она не знаю. Егор или к Нине с Вадимом, или к нам!

— Ох, забыли вы повесть о Ромео и Джульетте, Яков Платонович! — вздохнула Аня.

— Да не забыл я, — возмутился Яков. — Но твою мысль понял. Тебе жалко несчастных влюбленных. Но мне ничуть. Спасибо за разговор, невеста моя, вечером жду в бассейне!

— А ты со мной поплаваешь? — с надеждой спросила Анна.

— Ничего не обещаю, Аня, слишком много работы. Но обязательно встречу тебя после! Собачку нашу, кстати, я забрал.

* * *

Аню в "Академии здоровья" любили. Во-первых, она тут усердно работала, во-вторых, главный ее обозначил как свою женщину, невесту и будущую жену, но девушка не задирала нос и вела себя как прежде, мило и дружелюбно. В третьих, все надеялись, что уж их то точно позовут на свадьбу!

Яков для Анны назначил сразу несколько процедур и очень просил на них походить.

Подходя к клинике, Аня думала над словами Якова о Егоре и против воли злилась на подростка. Отец очень много вложил в сына и в результате получил по лицу... Нехорошо вышло. Егору следовало быть с Яковом поделикатнее, даже если отец сказал что то резкое... Не сахарный, не растаял бы послушать. И плаванье он забросил, и тренажерку. Яков переживает. При встрече Егор от нее тоже получит!

В бассейне Аня любила все — теплые полы с узором, панорамные окна, выходящие на зимний парк, а особенно теплую, чуть голубоватую воду. Можно было плавать на спине и любоваться потолком с подсветкой.

Сам бассейн был не глубокий, можно было даже стоять, при росте Анны в 167 сантиметров, воды было по шею. Водичка была очень тёплая, хотя на улице был февраль, но никакой прохлады в помещении не наблюдалось. Одним словом, отличный климат!

На соседней дорожке с видом хозяйки жизни плавала Софья Елагина. За ее техникой с бортика бассейна неустанно наблюдал личный тренер.

— Держите темп, Софья Николаевна, — подбадривал он ее.

Софья, издалека увидев девушку, приветливо помахала рукой.

Аня помахала в ответ и вновь легла на спину. Как хорошо... Разноцветные лампочки, прикрытые белой тканью, давали очень мягкое свечение. Помещение бассейна, сама вода и глянцевая голубая напольная плитка наполнялись то голубым, то розовым, то зелёным светом. Сказочно красиво!

— Анна Викторовна, — ходил и нудил дежурный тренер — совсем молодой парнишка в фирменной футболке "Академии". — Яков Платонович вам тут упражнения для спины написал, давайте позанимаемся!

Он кивнул на стену со спортивным снаряжением.

Да, здесь можно было воспользоваться поролоновыми гантелями для аквафитнеса, досточками для плавания, и другим спортивным инвентарем.

— Извините, я не хочу сегодня тренироваться, — покачала головой Аня и снова поплыла.

Парнишка раздосадованно запыхтел.

Вот также и мальчишка, сынок главного, ему говорил. "Не хочу" — и все тут. — "Хочу просто поплавать!"

Анне стало совестно, и она подплыла к дежурному тренеру, чтобы объясниться.

Просто я сейчас два часа стояла в ателье, пока подгоняли платье. В следующий раз я обязательно позанимаюсь! — пообещала девушка.

— А что я скажу Якову Платоновичу? Он лично меня попросил, — нудил тренер.

— Что я отказалась, сказала, что устала, — пожала плечами Аня. — Сегодня я, правда, просто хочу расслабиться...

Она не заметила подплывшую полюбопытствовать Софью.

— Ты у Штольмана теперь вместо Егора, — захихикала Елагина. — Нина жаловалась, что он пацана совсем достал тренировками.

— Яков хочет как лучше! — с чувством сказала Аня

— Да кто спорит, — хихикнула Софья. — Просто Штольман немного занудливый, вот и все. Заставляет всех заниматься спортом!

Яков ждал Анну в холле первого этажа. Получив за нее в гардеробе пальто, он невозмутимо взял его в руки и стоял, попутно изучая что-то в телефоне. Выглядел мужчина при этом так элегантно!

— Привет, — радостно сказала Аня, принимая из его рук шарф и шапочку.

— Ты хорошо высушилась? — спросил Яков.

— Да, вполне, — заверила Анна.

— Тогда поехали, поужинаем, я забронировал для нас столик в ресторане. День был полон стресса. Ты же после тренировки, наверняка голодная, — сказал Яков, помогая надеть пальто. — Малыша домработница погуляла.

Аня покаянно вздохнула и, не признаваясь, что она и не занималась вовсе, дала жениху руку.

— Так ты потренировалась? — вдруг с улыбкой спросил Яков. — Я для тебя там хорошую программу составил.

Аня покачала головой.

— Нет, Яша. Я сегодня слишком устала. Прости, пожалуйста!

Штольман улыбнулся.

— Ну передо мной не нужно извиняться за такие пустяки. Я что, тиран домашний? Устала, значит, устала. Все, в другой раз позанимаешься. Или мы даже вместе позанимаемся. Пойдем в ресторан, честная моя...

"Или я вообще не буду заниматься!" — весело подумала Аня.

На взгляд Якова, Аня сегодня, собираясь в институт, необычно долго крутилась перед зеркалом, все что-то в себе высматривая, хотя выглядела, как всегда, бесподобно.

Так и подмывало спросить: "Что там, душенька, высматриваем?"

Но он пока молчал, просто украдкой наблюдая за ритуалом сборов на учебу.

Ну вот, быстро он стал сорокалетним ревнивым дураком, которому хочется затопать ногами и наговорить гадостей молодой жене... хотя стоп, даже еще не жене, замуж эту ундину еще предстояло затащить.

Его всегда удивляло, как Анна из своего водопада вьющихся волос легко скручивала высокий пучок, тратя на это от силы полминуты, но выходило неизменно волнующе красиво, аристократично. Полминуты на основную часть прически, затем она подкалывала отдельные пряди. Иногда строго, иногда фантазийно, добавляя к пучку разного настроения. Так он получался лаконичным (экзамен), романтичным (свидание) или небрежно-мечтательным (на каждый день).

Сегодня, по мнению Якова, образ был романтичным. Выбившиеся пружинки, приглушенная помада, чуть подкрашенные глаза.

К ладно скроенному платью прилагался новый белый халат с ручной вышивкой на кармашке.

Штольман варил кофе и всерьез раздумывал, для кого в институте Анна затеяла этот соблазнительный образ?

Отдав девушке в руки чашечку капучино, он невзначай спросил:

— Ну и какие у тебя сегодня пары?

— Факультетская терапия и неврология, все в главном корпусе, — бодро ответила Аня, глядя в окно и мечтательно улыбаясь. Господи, просто неприлично мечтательно! Он теперь понимал мусульман, надевающих на своих женщин хиджабы, бурки, да и в принципе запирающие их дома. Вот еще кому-то любоваться на эту красоту!

— А почему такая нарядная? — вдруг, словно стесняясь, решился спросить Яков.

Аня удивленно посмотрела на него.

— Яша, ты же знаешь, как я люблю учебу, поэтому сегодня у меня праздник, начало нового семестра! По этому поводу у меня новое платье, новый халат и отличное настроение! А также желание вгрызться во все учебники и методички разом.

И потом, меньше, чем через месяц у меня свадьба, хочется быть самой красивой, потому что я очень счастлива!

— Тебя никто не уведет, пока я в клинике, а ты в Меде? — поднял бровь Яков. — Честно, из квартиры выпускать не хочется.

— Никто. На меня вообще кроме Якова Платоновича никто никогда не покушался, не надо тут! — категорично заявила Аня и сердито сверкнула глазами.

— Мне ужасно повезло, — хитро прищурился Яков. — Сам знаю.

— Так мне тоже! — жизнерадостно сказала Аня, отпив кофе. — Я приду домой после пяти. Что тебе приготовить к ужину, господин мой, свет очей моих?

— Я напишу, — мягко, как довольный кот, улыбнулся Штольман. — Пока аппетита нет, с утра ничего не могу придумать.

— Буду ждать, — кивнула Аня. — И вообще, пиши мне, я ужасно по тебе скучаю. А я тебе фотографии с занятий отправлю!

Яков всегда старался свою девушку без водительских прав подвезти где только можно, а уж на занятия в обязательном порядке. Его все еще мучило чувство вины за ту аварию в день знакомства. Вроде бы никто не виноват, но как он с ней тогда обошелся, вместо того, чтобы успокоить незнакомую девушку! Допрашивал, тряс, злорадствовал, что ее пешеходы и другие водители ругают. А ведь Анне плохо было, ее шатало, вырвало, он вместо того, чтобы помощь внятную оказать, на медосведетельствовании настоял. А она взяла и простила. И не только за это, вообще за многое. Красавица его, просто лучший на земле человек!

Довозил Яков ее всегда аккурат до институтской парковки, открывал дверь и помогал выйти. Мысли у него при этом были немного циничные. Не просто попрощаться, пусть отдельные личности знают, чья это женщина...

Аню такие немного картинные проводы слегка смущали. Яков ее еще и обнимал за талию и целовал в губы, хоть и коротко, целомудренно, но все же!

Пара преподавательниц на нее косились недобро, они у 403 группы, к счастью ничего не вели, но могли вести потом, на последних курсах.

Когда Аня заикнулась о том, что две преподавательницы откровенно злятся, Яков уточнил их фамилии и весело заявил:

— Пусть завидуют!

И даже не подумал прекращать свои демонстрации. А Аня, по доброте своей, ничего его мальчишеским выходкам не могла противопоставить. Яков был в своих любовных порывах просто крышесносен. После его поцелуев у нее потом весь день бабочки в животе порхали, и птички на душе пели.

Девочки из группы перед первой парой собрали на преподавателя Волкова досье. Больше всего их вдохновило то, что мужчина не женат. Комментарии в чат группы они писали самые разные.

Kate: — Так, Аньку в расчет не берем, она уже одного препода прямо из под носа увела, этот блондинчик точно за мной!!!

Староста: Ему тридцать один, Лихачева, он старый, как мамонт!

Анжела: Он кандидат наук, девочки, все просимся писать с ним научные работы, скоро конференция!

Староста: — Вот погодите, озвучит требования к зачету и вам не до смеха станет! Вы список вопросов видели?

Аня Миронова: — Кто забрал из библиотеки последний учебник под редакцией Выгодского? Дайте отсканировать, пожалуйста!!

Олег-душечка: У меня есть PDF, Ань.

Алексей Васильевич тоже пришел на первую лекцию как на праздник. Хороший повседневный костюм, светлая рубашка. Как и у любого преподавателя клинических дисциплин — обязательный белый халат. И волосы у Алексея Васильевича сегодня были не уложены, а, наоборот, словно художественно растрепаны.

Увидев в огромной аудитории весь поток, Волков добродушно заулыбался и бодро начал лекцию.

Аня старательно записывала основные задачи курса неврологии.

— На экран я выведу темы докладов для практических занятий. Только узловые темы. Завтра начнем слушать, — пообещал Алексей Васильевич.

Как ни странно, Волков был сдержан, деловит, отлично рассказывал, не хуже Штольмана. Девочки, сидящие рядом, были в восторге. Виниры им понравились. Своими впечатлениями они делились все там же в чате:

Лихачева: — Издалека выглядит вообще как кинозвезда!

Олег-душечка: — Брендовая обувь, маникюр, наш человек.

На взгляд Анны Волков был слишком метросексуален, не хуже самого Душечки. Озабочен своей внешностью. Разве это так уж нормально для мужчины?

Девушка быстро написала в чат:

Аня Миронова: — Никто не против, если я "Симптомы поражения конуса спинного мозга" на практическое занятие возьму?

Староста: Никто, Миронова. Ты видела, что в учебнике там 84 страницы занимает эта тема?!

Аня Миронова: — Видела))))

Tanchik: Мне, пожалуйста, тему поменьше, страниц на 5 оставьте, я сегодня дежурю.

К концу хорошо рассказанной лекции Анна даже подумала, что зря Яков на своего друга волок, Алексей Васильевич вообще не обратил ровно никакого персонального внимания ни на нее, ни на кого бы то ни было и посещаемость не проверил. Он очень увлечен своей основной специальностью. Как Аня поняла, Волков переучился на психотерапию позже, больше из соображений заработка. Все-таки Яков иногда так предвзят к людям, просто из вредности!

Преподаватель, стоя за кафедрой, рассуждал:

— Невролог может работать везде: хоть в маленьком городе, хоть в большом. Что нельзя сказать о такой узкой специальности как, к примеру, эмбриолог. Для данной профессии необходимо определённое оборудование, что возможно в областных центрах. А для невролога нужны лишь знания и молоток. По жалобам, анамнезу и топике мы можем уже предположить диагноз.

А рассказывал Волков классно, обильно снабжая лекцию профессиональными прибаутками. Аня, как и многие студенты, заслушалась. После лекции было много вопросов, Алексей Васильевич обстоятельно и интересно отвечал. Агитировал за неврологию как за специализацию:

— Еще в стационаре работал, — лучезарно улыбаясь, рассказывал лектор, — очень мне нравились консультации в реанимации. Кома, как обычно. И терапевт с реаниматологом между собой:

— "Диагноз? — Бог его знает, зовите неврологов, разберутся". И так постоянно, особенно по ночам бегать приходилось...

А Аня в этот момент подумала, что специальность действительно стоящая. Кроме того, неврология постоянно развивается, а многие патологические процессы, связанные с поражением нейронов науке только предстоит объяснить.

В обед Штольману, порядком уставшему после трех операций, позвонила Нина.

Он очень удивился, увидев пропущенный звонок от бывшей жены. Яков моментально перезвонил.

— Штольман?! — издевательски хохотнула в трубку женщина.

— Да, что случилось? — настороженно спросил Яков.

— Егорка к нам с Вадимом в гости приходил. На жизнь жаловался... На тебя! Ну ты даешь! Что, хороший отец, наконец, поломался?!

— Что он наговорил? — напрягся Яков.

— О, ничего особенного... Что ты его с девицей из дома выгнал. Я не удивлена и понять тебя можно. Вам с молодухой самим места много надо.

— Я его не выгонял, — отчего-то оправдывался Штольман, — сказал, что Егор может жить с нами, но без Надежды.

— Хаха, столько сделал для него и вот так, жаловаться на тебя пришел! Вадим, кстати, его не поддержал.

Единственный сын... Штольман, ты меня, конечно, извини, но тебе нужен свой ребенок. Она, твоя Анна, тебе родит хоть?

Яков устало потер переносицу.

— Анна, в отличии от тебя, учится и работает. Она не может броситься рожать мне ребенка вот прямо немедленно, ей всего двадцать один. Остальное наше дело. Все, Нина, хватит ерунды. Разговор закончен! Будут новости про нашего сына, звони, я все-таки за него переживаю!

— Непременно, — пропела в трубку Нина. — А может и нет...

Яков сбросил звонок.

* * *

То, что рассказывала о своих родителях Надя, вызывало у Егора оторопь. Он никогда ранее не слышал, чтобы люди так обращались со своими детьми. Разве что в криминальной хронике. Избиения, доходящие до истязаний, "молчанки" по неделе и больше, игнорирование простых потребностей типа новой зимней одежды. У Штольманов, несмотря на взаимную холодность родителей, была благополучная семья, деньги всегда водились, никто не кричал, не бил, да и не попрекали до недавнего времени особо. Яков с ним так, как отец Нади со своей дочерью, никогда не обращался. Она была дома совсем как служанка — убери, приготовь, сиди с младшими. К тому же постоянные тычки и побои. Комнаты у нее своей не было, а кровать делила с младшей сестрой. Все пароли от соцсетей у мамы, подсчет денег вплоть до съеденного пирожка. Да что там, Надя к нему зимой среди ночи прибежала избитая, заплаканная, в пижаме, кофте и домашних шлепках, из вещей с собой был только рюкзак с документами. На следующий день они купили немного одежды, самой простой, кроссовки зимние на рынке и так далее. По сравнению с Надей он был мажором. Яков ему вообще-то запрещал дешевую обувь носить, морщась при виде неправильной и неудобной колодки.

А что, нормальная обувь, зато недорого!

Якова Надя боялась, как огня, просила не рассказывать о том, что временно живет у них. Да Егор и сам не горел желанием делиться этим фактом из своей жизни. Яков как будто его ревновал, считал маленьким и Надю недолюбливал.

Но и рассказать своей девушке в ответ об "ужасах воспитания" было особо нечего. Егора никто не абъюзил и по хозяйству трудиться не заставлял. Если и просили что-то сделать, то в основном, это были занятия для поддержания собственного успеха и благополучия.

Если Надя умела делать по хозяйству абсолютно все, словно была мамой пятерых детей, то Егор почти совсем ничего не умел, потому что все организационные и бытовые вопросы решал Яков.

На "темной стороне" т.е. в ссоре быть Егору не нравилось. Как то все... нехорошо. Он думал быть бунтарем круто, но на самом деле просто чувствовал себя неблагодарным и предателем.

Отчего-то тянуло в квартиру Якова и Ани. Через три дня после ссоры Егор в отсутствии отца решил навестить свою собаку, Малыша.

— А ты точно вернешься? — со страхом спросила Надя, когда он сказал ей о цели своей поездки.

— Разумеется, — заверил ее Егор. — Я вообще еду в отсутствие Якова, чтобы с ним не пересекаться, а то опять поссоримся.

— Возвращайся, пожалуйста! Я тебя люблю! — сказала Надя.

— Я тоже тебя люблю! Тебе не о чем волноваться, — искренне заверил ее Егор.

* * *

Сегодня днем ЗОЖник Яков неожиданно попросил у Анны блинчики.

"Анюта, умеешь ли ты печь блины?" — неожиданно написал ей Штольман прямо во время пары.

"Разумеется, все я умею. И блины, и сырники, и шарлотку, печенье, пельмени и т.д. Базовый набор умений "Девушка на выданье" — написала Аня и улыбнулась.

Преподавательница по факультетской терапии укоризненно посмотрела на нее.

"Что-то я вышел после операции и мне очень захотелось чего-нибудь эдакого. Теплого, успокаивающего и домашнего. Если придешь рано, испеки, пожалуйста." — так мило попросил ее Яков.

"Так точно!" — быстро написала Анна и положила телефон.

Конечно, успеет! У нее всего четыре пары.

Аня, конечно, немного загнула. Блинным мастером была у них мама. Вот она могла все сделать очень быстро, особенно если печь на двух сковородках. Мама делала тесто на глазок, она знала, как, в зависимости от особенностей муки, довести тесто до идеала. Самой же Анне пришлось немного повозиться. Сначала получилось несладко, потом жидко, но полчаса мучений и блины, наконец, начали получаться такими, как у мамы.

Страшно не хватало в этой красивой модной квартире домашней, такой удобной блинной сковородки и лопаточки.

Однако и с новой кухонной утварью Аня управилась. Было бы желание! А терпение и труд, как говорится, все перетрут!

Блины получались идеальные, тоненькие, с хрустящей корочкой.

Воодушевленный аппетитным фото Яков обещал купить сметаны и икры, а еще, почему-то то, шампанского.

— А зачем шампанское? — удивилась Аня.

— Для антуража! — уверенно ответил ей Яков.

Аня подумала о том, что Яков в последние несколько дней ходит грустный из-за сына. Он опасался, что Егор завалит экзамены и не поступит. Да и вообще переживал из-за него.

Как только Аня поставила испачканную в процессе приготовления пищи еду в посудомойку, раздался звонок в дверь.

Кто же это? У Якова еще занятие идет в институте. Принимает отработки.

— Это Егор! — раздалось за дверью.

Удивлённая девушка впустила гостя.

— Привет, проходи, я тут порядок на кухне навожу, — дружелюбно сказала Аня, показывая тряпку, которой она старательно протирала столешницу.

— А Якова нет? — настороженно спросил Егор. — Я пришел Малыша повидать, он, наверное, скучает.

— Кого нет? — опешила Аня. Она все прекрасно слышала, просто не могла поверить, что подросток стал называть отца по имени. Вот так поворот, раньше он себе такого не позволял.

— Якова! — упрямо вздернул подбородок Егор. — Не буду больше отцом называть. Ты же знаешь, мы не родные, да и выгнал он нас с Надей. Надя плакала... Я только к Малышу пришел, а не к вам, если что.

— Не родные, значит, — сузились глаза у Ани, Егор важно кивнул и скинул ботинки. Но не успел он пройти в гостиную, как ему за шиворот опустилась мокрая кухонная тряпка.

— Яков, значит, — хорошенько ударила его мокрым орудием мести Аня. — Не родной, значит! — приговаривала она, охаживая подростка по голове, спине и плечам. — Я тебе покажу, неродной, мальчишка ты неблагодарный, свинья просто!

— Ой, Аня, — шипел Егор, уворачиваясь от тряпки. Что на тебя нашло, это наше с Яковом дело, а не твое!

— Я тебе покажу, с Яковом, — продолжала охаживать его Аня.

Удары получались противные и хлесткие.

Малыш, увидев избиение хозяина, залаял и отчего-то в страстях ощутимо куснул Егора за бедро. Он рассудил, что если Аня за что-то молодого хозяина бьет, то и ему, Малышу нужно хозяйке тоже помочь! Может, мальчишка лужу наделал или еще как набезобразничал!

— Аййй! — заверещал Егор, — и ты туда же, предатель!

Аня, наконец успокоилась.

— Что на тебя нашло, амазонка какая-то, — бурчал Егор, проходя в ванную и морщась от унижения и запаха тряпки. — Это на тебя совсем не похоже. Ты же девочка! Я тебя такой никогда не видел!

От тряпки хотелось плакать, как будто он сам, как тряпка.

— Иди, чай пей! — сердито сказала Аня и ушла на кухню.

После умывания Егор вышел весь красный. У него даже уши были малиновые.

— Ну, — сердито сказала Аня, ставя перед подростком кофе и блинчик.

— Только папе не говори, что я приходил, — вздохнул Егор, — мне нужно подумать.

Он вдруг схватил блинчик и бездумно начал есть.

— Подумай, — кивнула Аня. — Я ничего говорить не буду. Только не думай, что я или Малыш на твоей стороне. Быть неблагодарным отцу, тем более такому, я не знаю, это днище просто!

— Да уж я заметил, что вы мне не рады! — обиженно сказал подросток.

— Мирись с отцом, — пожала плечами Аня. — Тогда рады будем.

Егор вздохнул и промолчал.

В супермаркете Якову позвонил Вадим.

— Штольман? Привет, как жизнь? — усмехнулся новый муж Нины.

— Все нормально. Чем обязан? — спросил Яков.

— Да не злись, — миролюбиво сказал Вадим. — Был твой пацан у нас пару дней назад. На жизнь жаловался. Ну, я его и отправил, откуда он пришел. Зеленый еще на отца голос повышать! Все ты правильно сделал. Решил парень если жениться, пусть свою жену сам содержит, это справедливо, — убеждённо сказал Вадим.

— Так куда же они пошли? — обеспокоенно спросил Штольман. Он волновался за блудного сына.

— К бабушке девочки они пошли, той лет под девяносто, живет в частном доме. Печное отопление, все дела. Ребята мои проследили, потом расказали. Адресок, если что, имеется.

— Ему нельзя тяжелое носить, вздохнул Штольман. — Вода, дрова, помои. Спину посадит.

— Да не трясись ты над ним, разберется! Дай ему пожить самостоятельно, вкусить простой жизни, полной трудностей!

Ну что, Штольман, ждем осенью первого внука? — хохотнул Вадим.

— Что ты говоришь такое, не дай Бог! — испугался Яков.

— Не говори так, дети — это счастье! — убежденно заявил Вадим. — Но надо тебе нового заводить. Этот взрослый уже, хоть и хам... Мы с Ниной подумываем.

Яков нервно смотрел в окно своего джипа. На соседнем сиденье валялся пакет с икрой и шампанским. Разговор с Вадимом растревожил его. Яков, естественно, многое бы отдал, чтобы сделать Анне ребенка. Можно прямо сейчас, посреди четвертого курса... А что, другим можно на сносях по институту гарцевать, а ей нет?! Сам бы за нее домашнее задание делал, сам бы ночами к младенцу вставал. Но Аня не была беременна, и в ближайшее время ничего радостной вести не предвещало.

Он уже звонил своему хирургу, полтора, почти два года назад оперировавшему его.

— Передумал? — не мог поверить уролог. — Поздно, доктор. Не блажи, Штольман... Я определенно резекцию сделал, все честь по чести. Мы же специально материал на подтверждение отправляли. Такое решение принимается раз и навсегда.

— Только ЭКО? — еще раз уточнил Яков, заранее зная ответ.

— Теперь только на ЭКО. Да, помнишь, я же тебя отговаривал, говорил, что жизнь длинная, вот то-то же! Сколько жене?

— 21 год, — выдохнул Яков.

— 21?! — присвистнул уролог. — Попал ты, дорогой. Хотя, может и родит... Идите на ЭКО, чем раньше, тем лучше.

Теперь Яков сидел в машине, прокручивая в голове все эти разговоры. Он вдруг подумал, что какая же это радость и счастье зачать ребенка естественным путем. Когда вас только двое, и нет никого лишнего. Нет никаких сомнений, никаких препятствий. Когда ты отдаешь, а она принимает. Яков очень волновался по этому поводу.

Вечером, после посиделок с блинами и икрой, он прямо сказал об этом Анне.

Они купались в ванне. Аня, выпив шампанского, была весела и даже беспечна.

Яков взял остатки икры в икорницу и поставил прямо на бортик ванной, чтобы сейчас совершенно по хулигански доесть ее.

Они пили шампанское и ели икру, и каждый глоток, каждый крохотный, соленый взрыв во рту казался предвестием чего-то волшебного, неизбежного, как неумолимо приближающаяся ночь.

Анна сидела напротив. Она лениво водила мокрым пальцем ноги по плечу Якова и загадочно молчала. Так бы и водила дальше, если бы он не поймал и не укусил ее за палец.

— Ты знаешь, я недолго переживала, — честно сказала она. — Есть какая-то уверенность в том, что все будет хорошо. Ты же знаешь, я немного экстрасенс.... Мне кажется, что все получится быстро и в лучшем виде. Яша, ну не переживай, пожалуйста. Не может с нами случиться такой несправедливости, не останемся мы без детей!

Потом они в махровых халатах на голое тело, еще какое-то время танцевали босиком на ковре. Аня поставила медленный танец. Они со вкусом допили остатки шампанского и доели икру. Икра таяла на языке, оставляя после себя лишь легкий привкус моря и предчувствие бури, бури чувств, готовой вот-вот разразиться между ними.

Яков клятвенно пообещал Ане разбудить ее пораньше, чтобы они порешали задачи по терапии...

— Помни, ты обещал! — погрозила пальчиком девушка.

Почему-то то этого вечера Яков и начал представлять, что он своей будущей жене зачинает первенца. Визуализировать. Материализовать. Может, у него хоть семя будет качественное в тот момент, когда, наконец, сделают забор материала... Уролог напугал, что спустя годы после операции не остается ни одного живого сперматозоида... Организм избавляется от неиспользуемого, запуская механизмы иммунного ответа. Но кто знает эту великую силу внушения, вдруг поможет?! Все же просто. Он дает, она принимает. Тогда все получится так, как они хотели — залитый солнечным светом дом, он, она и их общий ребенок.

Аня вытерла нос бумажным платочком и с досадой убрала от лица надоевшую гарнитуру — наушники с микрофоном. День за днем отвечать на одни и те же вопросы бывало сложно. Вернее, сначала это было нечто вроде веселого интеллектуального квеста, но потом, ей, человеку серьезному и вдумчивому, начало надоедать.

Время работы колл-центра подошло к концу. Анна все еще немного сердилась из-за последнего звонка, уж больно вредная и въедливая попалась пациентка.

Поэтому, когда после восьми вечера ей неожиданно позвонил Яков, она буквально зарычала в трубку.

— Да?! — буквально не своим голосом выдохнула Аня. — Яков Платонович, к кому записать?

— Оу, девушка, спокойнее. Кто тебя так разозлил? — засмеялся Штольман.

Он себя чувствовал отлично и все это не смотря на серьезную психическую нагрузку.

— Звонят тут всякие маньячки, — фыркнула Аня. — Гарантирую ли я, что звонившей точно помогут и назначат верное лечение, а не разведут на анализы, как в прошлом году в другой клинике!?

— Да у тебя профессиональное выгорание началось! Все, пора переходить на легкий труд. Я подумаю, куда тебя перевести? — предложил Яков. — Только не в массажистки, пожалуйста.

— Ты опять дразнишься?! Не нужно пока. Я сама потом подумаю... Когда в себя приду. Может, опять в медсестры уйду.

— В травму?! Я не пущу, — испугался Яков. — Мне невеста нужна веселая и здоровая, а не замученная и укушенная во время ночного дежурства очередной алкоголичкой.

Аня решила признаться.

— Есть у меня мысли... Я хочу в нейрохирургию к Александру Францевичу. Он звал. Там будет хорошая практика. И место хорошее.

— Тебе учиться нужно. Можно совсем не работать, — предложил Яков.

— Я так не хочу, — возмутилась Анна. — Я хочу состояться как специалист, как врач.

— Как жена, — поддакнул Штольман.

— Само собой, — согласилась Аня. — Это — в первую очередь.

— Ладно, мы еще обсудим, как быть, — ушел от спора Яков. — Я закончил работу. Поднимешься в мой кабинет?

— А зачем? Мы разве не домой? — удивилась его просьбе, и тут же заинтересовалась Аня.

— Секрет, — засмеялся Штольман. — Поднимайся, птичка моя! Я тебе кое-что покажу. Тебе должно понравиться!

Секретарша Якова всегда встречала Анну очень радушно. Женщины симпатизировали друг другу. Ирина Витальевна находила девушку достойной обожаемого начальника и, что важно, хорошо на него влиявшей.

— А что сегодня было? — полюбопытствовала Анна у помощницы Штольмана.

— Не знаю, вроде все как обычно, — замахала руками Ирина Витальевна. — Лютовал, раздавал указания, отчитывал, — восхищенно поделилась женщина.

В глубине души секретарша Штольмана за это и любила, за жёсткий деловой, профессиональный подход. Она обожала послушать, как интеллигентный начальник-эстет периодически "включает злого мужика" на переговорах.

— Привет, — осторожно заглянула в кабинет главного врача Аня.

— Привет. Чаю хочешь? — озадачился Штольман, разглядывая ненаглядную.

— Хочу, — кивнула девушка.

— Ирина Витальевна, нам две чашки черного чая, пожалуйста, — попросил Яков.

— Ну, что у тебя? — нетерпеливо спросила Аня. — Где мой обещанный сюрприз?

Яков одарил ее сияющим, самодовольным взглядом.

— Я купил нам дом, — улыбаясь, сказал он. — Там ремонта, конечно, очень много. Но памятник архитектуры, самый центр. Я посоветовался со знающими людьми, обещают хорошее вложение средств.

Он показал ей фото на экране.

— Я знаю этот дом, — воскликнула Анна. — Это же часть усадьбы помещицы Уваровой. — Там, в этом каменном доме управляющий жил с семьей. А в советское время мебельный магазин был. — Мне нравится!

— Самое важное, он подключен к городским сетям, центральное водоснабжение, канализация, отопление. Мне бывший пациент предложил этот вариант, вместе с проектно-сметной документацией продал. Я уже оформил сделку по покупке дома, твой папа одобрил, по юридической части, не по строительной, правда, мне показалось, на прощание пробурчал что то вроде "безумству храбрых".

— А я рада, — сказала Аня, восхищенно разглядывая фотографии. — Яша, я могу поинтересоваться, это не очень дорого?!

— Очень дорого, — интригующе сказал Штольман, — но я тебе обещаю, проблем не будет.

— Ну и ну, — немного беспокойно сказала Аня. — Если что, я готова затянуть пояс и отказаться от излишеств.

— В моих ближайших планах вплотную заняться зарабатыванием денег, — помолчав, признался Яков. — Чувствую в себе силы покорять новые вершины. Сейчас мы едем смотреть и заодно встречаться с главным строителем, обсуждать ремонт.

— Много ремонта?! — полуутвердительно спросила Аня.

— Нам по силам, — махнул рукой Яков. — дом в историческом стиле, ремонт будет интересный, творческий. К маю-июню переедем.

— Там только стены! — вдруг с ужасом оценила масштаб вложений Анна.

— Месяца за три управимся, я умею организовывать людей и осуществлять надзор. Уже есть план.

Рассмеявшись над огорошенным лицом невесты, Яков поцеловал ее в нос.

— Я все рассчитал. Кроме того, мы с Елагиным, очевидно, войдём в очередной бизнес-проект. Если дело пойдет, то я быстро рассчитаюсь. Если не пойдет, то помедленнее, но тоже рассчитаюсь, руки и голова у меня на месте.

— А что за дело? — уточнила Аня.

— Поставка медицинского оборудования в больницы. Я уже порядком поднаторел на торгах, изучил нужный мне федеральный закон. Осталось только прояснить некоторые моменты на стороне региональных заказчиков.

* * *

Пока Яков деловито разговаривал с прорабом, Аня ходила по их свежеприобретенному дому и осматривалась.

"Яков, конечно, очень амбициозен." — думала она. — "Но это же хорошо?! Есть куда приложить знания, руки, голову. А куда, если не на мечту?! Да и мечта хороша!"

Аня мечтательно разглядывала витражи на массивных межкомнатных дверях между коридором и большой комнатой. Старый камин Яков тоже обещал восстановить...

Оставшись одна в предполагаемой гостиной, девушка попыталась вызвать хоть какого-нибудь духа. Не вышло. Отлично, значит нехороших смертей в доме не было. Она прислушалась к беседе у входа:

— Яков Платонович, восстановление исторического вида... Один только фасад чего стоит. У вас так много лишних денег? Это же не реставрация, а "черная дыра". Давайте проще делать, ну!

— Я хочу, чтобы был красивый дом, поэтому будем делать все, как полагается, — спокойно сказал Штольман. — Начнем с крыши. Физическую работу делает ваша бригада, я помогу с интеллектуальной. Все закупки, поиски, договоры, планировки, документация и прочее беру на себя.

— Значит, перво-наперво по проекту снимаем старый шифер, восстанавливаем опорные балки, меняем и увеличиваем обрешётку, потом укладываем профлист...

* * *

Егор с Надей за последнюю неделю очень сблизились. Да что там, они, под воздействием срочного переезда и других нервных событий впервые поцеловались. Егор вдруг почувствовал непреодолимое желание целовать свою девушку. Надя была не против. Поэтому теперь подростки в свободное время только и делали, что целовались, открывая для себя мир чувственного познания себя и близкого человека рядом. Делали они это, правда, довольно целомудренно. А еще Егор и Надя много разговаривали, делясь эмоциями, детскими травмами, переживаниями. Егор рассказывал о матери, о том, как Нина одно время много выпивала, встречалась с богатыми мужчинами и не занималась им. Потом встретила Штольмана, а тот был строгих правил и быстро отучил ее от излишеств. Егор рассказывал о капризах матери и о том, как она не желает знать о его жизни, никогда не хотела даже думать о нем, как о своем ребенке, стыдилась. Его как прорвало. Он почувствовал желание делиться эмоциями и проговаривать. Надя все эти истории воспринимала с большим сочувствием. Особенно ее впечатлило то, как Егор, сам успешно прошедший в свое время тяжелую реабилитацию, преданно выхаживал свою собаку, вынося ее на руках в туалет и купая после прогулки. Парень, рассказывая о Малыше, говорил очень вдохновенно и красиво:

— Я всегда очень мечтал о собаке, но как-то не решался. Даже тайно придумал, каким он будет, мой щенок: у него должно быть сытое розовое пузо, младенческие лапы и выражение любви ко всему окружающему миру на милой плюшевой морде. Он будет кидаться ко мне, встречая со школы, как будто я — самый лучший человек на земле, лизать мне руки и скулить от полноты чувств!

Егор рассказывал, как мыл его в ванне, точно младенца, как варил больному псу жидкой овсянки, а ночью Малыш спал в ногах его кровати, как настоящий сторожевой пес, оберегающий покой хозяина. И жили они вдвоем прекрасно, пока отец с Аней не отобрали из-за какого-то корма!

— Они просто предлог нашли! — поддержала горячившегося подростка Надя.

— Это несправедливо, так со мной поступать! — кипятился Егор. — Я звонил отцу, просил за Малыша, а он сказал, что собака будет жить у них, и точка!

* * *

На следующий день Аня освободилась из института пораньше. Ожидая приезда Якова, она быстро, на опережение, переделала все домашние дела и задумала дополнительно погулять Малыша в парке, вдруг они с Яковом опять уедут на весь вечер? А бедному песику мучиться у пеленки!

Теперь после того, как Яков освобождался с работы, они каждый день неизменно ехали на стройку, попутно обсуждая и решая огромное количество вопросов — от оплаты многочисленных счетов, до выбора цвета краски. Аня все удивлялась деловой хватке своего жениха. Яков обладал техническим складом ума. Он легко мог просчитать, к примеру, сколько единиц пятисантиметровой доски должно быть в кубе и указать доставщику на "ошибку". Ошибались продавцы, почему-то, исключительно в свою пользу.

Как и во всей остальной России, конец февраля в южной Сибири выдался неожиданно тёплым. Аня в честь неожиданно мягкой погоды еще вчера достала свою любимую весеннюю куртку — бежевую парку, отороченную мехом и принялась примерять. Яков, как увидел ее в ней, прямо просиял. Сказал, что ему все очень нравится.

— Ты сама, как весна, — улыбаясь, сказал комплимент он. — Все хорошеешь.

* * *

Малыш вел себя хорошо, бегал и азартно нюхал кусты. В некоторых участках парка снег почти растаял. Пахло хорошо, весной, мокрой землей и влажной корой деревьев.

Неожиданно на прогулке она встретила Егора и Надю. Странно, подростки, по словам Якова, обосновались довольно далеко жилищного комплекса, у бабушки девочки. Малыш, взвизгнув, понесся к подросткам. Егор кивнул Ане, присел и несколько обиженно начал гладить собаку.

— Привет, вы в гости? — дружелюбно поинтересовалась Анна. — Я рада. Сейчас в магазин зайдем, пирог купим к чаю.

— Я не думаю, что Яков Платонович захочет, чтобы я заходила к вам, опустила голову Надя.

— Ну надо же как-то начинать общаться, — всплеснула руками Аня. — Яков переживает. Я позвоню ему, предупрежу...

Она не договорила, потому что довольно неожиданно получила сильный тычок в спину. Поскользнулась, девушка рухнула в талый сугроб, неловко вывернув руку.

Тем временем, Надя с Егором и весело играющим в догонялки Малышом быстро добежали до машины, запрыгнули в нее и лихо тронулись с места.

— Вы куда? — со слезами на глазах крикнула Аня, с досадой топая и машинально отряхивая испорченную куртку. Рука заныла.

— Это моя собака! Я ее полгода выхаживал, а не твоя! — совершенно по-детски закричал Егор.

Малыш залаял, а Аня заплакала.

— Извини, — крикнул Егор, — извини за куртку! Случайно вышло!

* * *

Аня уже час с небольшим не отвечала на сообщения. Яков начал нервничать, дав задание студентам, он вышел из аудитории и перезвонил невесте.

— Ты где? — как всегда, требовательно, без приветствия, сердито спросил Штольман. — Почему не отвечаешь?

— Я у нашего ЖК, на скамейке. Гуляла с собакой. Тут кое-что произошло, надо поговорить! Приезжай домой! — обиженно и даже зло сказала Анна.

— Нет, мы сейчас поговорим. Я студентов отпущу... Что случилось?!

— Да так... — задохнулась от обиды Анна и сердито запыхтела.

— Аня, соберись и отвечай, — потребовал Яков. — Ты меня с ума сведешь!

Яков думал, что она карточку потеряла, или еще что-то, но точно не то, что его собственный сын с девушкой нанесли им такой разбойничий визит.

Узнав, в чем дело, Яков скомканно довел пару и поехал домой.

Аня встретила его все там же, на скамейке. Судя по ее растерянному виду, рассказала она не все.

Яков беспокойно оглядывал ее.

— Так, у тебя почему вся спина грязная? Рукава? Почему руку оберегаешь? Вы что тут, подрались?

Он ждал ответ.

Аня расплакалась от унижения и обиды. Мало того, что как у школьницы отобрали собаку. Еще и толкнули!

— И ты упала, — взбешенно сказал Яков. — Ну, я ему устрою. Не плачь. Я из этого сопляка всю душу вытряхну. Будет знать, как распускать руки на женщин. Еще и собаку забрал. Малыша тоже вернем. Хорошо, что я документы на щенка сделал. Только сперва я руку твою посмотрю, мне не нравится...

— Яков, не надо, — вдруг вытерла слезы Аня. — Егор любит Малыша, пусть он побудет у него. Зря, что ли, разбойничали.

— Еще чего. Кто из них тебя уронил?! Аня?! — сердито спросил Штольман.

Увидев, что девушка отмалчивается, он молча указал ей на камеру у магазина.

— Все равно узнаю, — пригрозил он.

— Надя толкнула, — вздохнула Аня.

— Больная психичка, — зло наградил девушку сына заочным определением Штольман.

Они пили какой-то модный успокоительный сбор. На Аню он действовал, а на Якова не очень, потому что Штольман все еще сердился. Он попробовал позвонить сыну, но тот трусливо не брал трубку. Выпустить пар было некому и некуда.

— Ты слишком лояльна. За такое сразу люди должны получать по соплям. Моментально. А ты уже остыла! — возмущался Яков.

— И ты остынь, — посоветовала Аня.

— А куртку твою дядя Петя почистит?! Добрая такая, все для всех, душа нараспашку. У тебя мама кошку выпросила, видите ли Тонечке с ней хорошо...

— Но ей правда хорошо! — развела руками Аня. — Тоня — это другое.

— Сын мой блудный грабеж совершил средь бела дня...

Я, пожалуй, прекращу все родственные отношения, — зло сказал Яков. — Пусть живет, как хочет.

— 11 класс, Яков, — напомнила благоразумная Аня. — Не время разрывать отношения.

— Плевать. Я с подлецами общаться не хочу. Деньги, правда, я ему вчера на карту отправил, но это в последний раз. Пусть к матери своей идет и с ней попробует в подобные игры в самостоятельного и дерзкого поиграть! — дернулся Штольман. — У меня просто в голове не укладывается, как можно было тебя взять и толкнуть. Дело даже не в самом факте. Напасть со спины — это подло.

— Но это же не он! — принялась защищать Егора Анна.

— Он не помог, не остановил свою психованную, на помойке воспитанную, а забрал вашу общую собаку и спокойно уехал. Соучастник! Все, в мой дом этому разбойнику дверь закрыта, — кипятился Яков. — Он не первый раз проявляет крайнее неуважение.

Аня смотрела на него и молчала. Она надеялась, что он остынет, и они с Егором поговорят более-менее спокойно.

* * *

Когда у мятежных подростков снизился в крови уровень адреналина, и они поняли, что их неслыханная дерзость и шалость удалась, до Егора начало доходить, что произошедшее отнюдь не безобидная выходка, а настоящее хулиганство.

Огорченный Малыш понуро лежал на ковре.

— Зачем ты ее толкнула? — в очередной раз возмутился поступком своей девушки Егор.

— Испугалась, что Аня может нас догнать, — вспыхнула Надя и залилась краской от стыда. — Оно само вышло. Я даже не поняла, как.

У Нади был такой обескураженный и виноватый вид, что Егору захотелось пожалеть ее.

— Ты не понимаешь, Надя! Аня с отцом женятся, она вообще может быть беременна, ее вообще и пальцем нельзя трогать, впрочем женщин, девушек в принципе нельзя бить, обижать.

— Беременна? — изумлённо сказала Надя, покраснев еще больше. — Я не думала о таком.

— А почему нет, она — молодая женщина. Естественно, Аня в любой момент может оказаться беременна... И у меня появится брат или сестра. Я виноват теперь.

— Я сама не пойму, зачем я это сделала, — опять забубнила Надя.

— Что у тебя за понятия такие! — сердился Егор. — Ты всех бьешь. Это же уже не в первый раз. В школе дралась. Вот Малыша тоже стукнула по спине, когда он залаял на тебя... Тебе нужно перевоспитываться, Надя, слышишь?! Мы людей и животных не бьем! А ты вообще со спины на Аню напала, это подло! — воспитывал свою девушку Егор.

— А твоя Аня тебя вообще тряпкой побила, — недоумевала Надя.

— Она не побила. Она пристыдила, это — другое. Здесь она действовала скорее, как мать, а не как... разбойник. Я в этот момент чувствовал, что она меня любит, что отец тоже, — со слезами на глазах сказал Егор. — А я, получается, отверг их!

* * *

Вечер прошел не скучно. Съездив с проверкой на стройку, Яков продолжил на все лады ругать сына и его девушку. В какой-то момент он совершенно перестал стесняться в выражениях. Поступок Егора шокировал Штольмана.

И этот человек носит мою фамилию! — восклицал Яков.

— Все, хватит! — наконец возмутилась Аня. — Меня толкнули, я как-нибудь переживу. Куртка уже крутится в стиралке! Небольшое растяжение мышцы! Ты мешаешь мне заниматься!

Яков более трезвым взглядом оглядел комнату, приспособленную под кабинет. Действительно, перед его невестой лежала внушительная стопка учебников.

— Ладно, ладно, — нервно взъерошил кудри мужчина. — Я ухожу в гостиную. Занимайся.

— Ты не обиделся? — жалобно уточнила Аня.

— Ну нет же, — нервно фыркнул Штольман.

Спустя пару часов Аня с чувством выполненного долга переложила тетрадки в сумку. Готово! Можно попить чай.

Яков нашелся на диване перед телевизором. Он смотрел детектив. Увидев ее, он покосился и подвинулся, приглашая сесть рядом.

Аню уговаривать было не нужно. Скинув тапки, она легла на диван, положив голову мужчине на бедра.

Яков довольно улыбнулся и легонько начал поглаживать ее кудри.

— Наполнилась знаниями, кошечка? Молодец, — похвалил он.

Сериал Анне не очень понравился. Пока мужчина смотрел его, она решила почитать книгу по психологии. Вдруг советы умных людей помогут им в их непростых семейных перипетиях?

В детстве главным человеком для ребёнка является мать. Именно она даёт ему чувство безопасности и защищённости, оберегает в процессе познания им окружающей жизни. Связь матери и ребенка настолько сильна, что ребёнок перенимает на себя состояние матери: если мать "трясёт", то и ребёнка тоже, если матери хорошо, то и ребёнок будет ощущать благополучие. Такая связь удерживается до полового созревания — периода, когда ребёнок начинает постепенно брать ответственность за свою жизнь на себя. Если мать не дала в свое время безопасность и комфорт в котором вы так сильно нуждались, то недоверие к миру понятно. И ваши претензии и обиды к матери понятны и открыты. Обида на мать — очень тяжелое состояние. Она проецируется на весь окружающий мир, особенно на женщин. Если мать, которая для человека по определению ощущается как нечто святое, неприкосновенное, оказывается обидчицей, источником несправедливости, то в жизни, и тем более в других женщинах, человек разочарован уже заранее. Обида на мать является огромным препятствием для развития психических свойств, поэтому ребёнку, застрявшему в таком состоянии, бывает в жизни нелегко. Тем не менее, выйти из состояния обиды (и даже очень тяжёлой обиды) возможно. Для этого необходимо понять, что движет Вами, какие желания, скрытые в бессознательном. Тогда станет понятен и механизм обиды, появится возможность осознать, откуда у неё растут ноги в том или ином случае. В том числе необходимо и понимание других людей. Полное избавление от обиды происходит именно тогда, когда мы осознаём и своё собственное состояние, и так же состояние того человека, при взаимодействии с которым эта обида возникает. Это меняет мысли, и обиды просто исчезают.

— Что читаешь? — заинтересовался Штольман.

Получив в руки телефон невесты, он пробежался глазами по тексту.

— Отлично, давай ее еще к психологу отведем! — закатил глаза Яков.

— Почему бы и нет, — закивала Аня.

— Ноги этой девицы в моем доме не будет, — сердито сказал Штольман. — Давай закроем эту тему!

Аня покосилась и ничего не ответила, обратно потянувшись за телефоном.

— Аня, даже не вздумай, — еще сильнее рассердился Яков.

— Ладно, ладно, — примиряюще улыбнулась Анна, приподнявшись поцеловав сердитого Штольмана в нахмуренный лоб, а потом и в губы. Слушаюсь. Но ты все-таки подумай...

— Лисица, — покачал головой Яков и взял ее на руки. — Я несу тебя в спальню.

Намерения его были очевидны.

— Сначала на кухню, — скомандовала голодным голосом "лисица". — Я сегодня не обедала и не ужинала. Только квартиру оттерла!

— На кухню, так на кухню, — покладисто согласился Яков.

До свадьбы оставалось всего две недели.

Все что думал Яков об Анне, укладывалось в понятие "настоящая женщина", хоть его невеста была еще совсем молоденькой.

Настоящая женщина ожидаемо вошла во вкус предсвадебных приготовлений, насмотрелась журналов, видеороликов и захотела красивую, продуманную до мелочей свадьбу. Разумеется, в списке ее "хотелок" оказался свадебный танец. Яков даже удивился, что Анна не подумала об этом заранее.

Два дня девушка терзала "умную колонку" и его уши подбором композиции. Они переслушали много вариантов. Ладно, он был не против. Особенно, если эта богиня, волей счастливого случая, зовущаяся его невестой, под очередной саундтрек начинала красиво танцевать, кружиться, а то и вовсе раздеваться, заставляя порядком раздраженного предсвадебной суетой Штольмана вообще забыть обо всем на свете. Да тут бы ни один мужчина не устоял, даже самый злой и уставший. Это была не девушка, а спелый персик!

Ее крепкие стройные бедра, точеные икры и хрупкие лодыжки, все вместе попадая под понятие "самые красивые ноги на свете" были просто восхитительны. Как и другие части тела, но особенно Яков любовался ножками. На 14 февраля Анечка получила в подарок от него сразу два комплекта чулок и потом ходила, довольно невежливо ворчала, что "слишком эротично и лучше бы она сама узор резинки выбрала".

Да он и сам был согласен, что одежду лучше выбирать ей самой, но чулочки неожиданно увидел и не удержался. Впрочем, Аня надела их в первый же вечер. Как и подаренный нежный комплект кремового белья. Этими пустяками Яков ее регулярно одаривал, не зная даже, кого радует больше, свою невесту или себя.

В этом Аня, похоже, понимала его, больше чем он сам себя, поэтому не вредничала, а с удовольствием принимала подарки.

Секс для Штольмана был отличным антидепрессантом, обезболивающим, стимулирующим, тонизирующим. Наверное, первый год с любимой женщиной самый сладкий, потому как в ее объятиях он забывал обо всем на свете, утром просыпаясь с блаженной улыбкой до ушей и прекрасным самочувствием. Яков готов был свернуть горы и оградить от излишних забот любимую.

Хлопоты о ремонте в доме регулярно перемежались с хлопотами о декоре для свадебного торта, а переговоры с реставратором лепнины с составлением техзадания оформителю банкетного зала.

Яков периодически на всю эту суету начинал сердиться, но только не на Аню. Если она хочет переделать декор торта, то пожалуйста, если хочет поставить парный танец, то так тому и быть. Он готов!

Наконец, терзания "Умной колонки" прекратились. Аня нашла, что искала.

— Вот, Яшенька, послушай! — проворковала она, игнорируя его ироничный взгляд.

Удивительно, но ему тоже музыка понравилась. Настолько необыкновенная, настолько пьянящая.... Яков так заслушался, даже не знал, как описать услышанное.

В общем, выбор был сделан, и Анна начала искать преподавателя, что помог бы поставить им танец. Благо, в этой индустрии у Анны осталось достаточное количество знакомых.

И вот, сутки спустя, они уже пришли в студию растяжки, где преподавала строгая девушка-балетмейстер, суровая эдакая "вобла" лет двадцати восьми.

Нахмурившись, педагог слушала выбранную женихом и невестой композицию.

— Сколько стоит занятие? — шепотом поинтересовался Штольман у невесты.

— Две тысячи в час, — шепотом ответила Аня.

— Нормально, — беззаботно махнул рукой Яков. — Можно было найти педагога постарше, — вдруг добавил он.

— Это что, принципиально? — удивилась Аня. — Ирина — отличный специалист.

— С человеком в годах я бы чувствовал себя поувереннее, у меня опыта в танцах ноль...

— Ну что за глупости, — нахмурилась Аня, — ты отлично двигаешься.

— Конечно, — усмехнулся Яков. — Я видел танец, что ты выбрала для постановки. При двух девушках, порхающих как бабочки или по залу, или при молодом изящном мальчишке, который кружится как мотылек, я буду чувствовать себя косолапым медведем в нелепой позе и с немым вопросом в глазах "А как мне поставить ногу так, чтобы не упасть?".

— Яков, ты танцуешь просто замечательно, и с чувством ритма все хорошо, так что шансы, что все пройдет отлично, имеются! — горячо заверила его невеста.

Строгая балетмейстер, напомнившая Якову сушеную воблу с неестественно вытянутой вверх шеей, наконец подошла к ним.

— Так, музыку я послушала, видео посмотрела. Мне все ясно. Танец длится фактически 4 минуты, и это очень интенсивные 4 минуты.

— Главное, продержаться! — сказала Аня.

— Главное, не упасть лицом в торт на всех крутых поворотах! — нервно резюмировал Штольман.

Хореограф сердито фыркнула и приступила к занятию. Главным образом она начала тренировать Якова, разъясняя ему всё с азов — осанку, положение головы, рук, корпуса. У Анны с "базой" было получше.

Казалось, Ирина с Яковом не договорятся. На этом занятии ей не нравилось в своем новом ученике-танцоре абсолютно все. Яков получил несколько чувствительных тычков между лопаток, пару довольно ехидных замечаний.

— Пластика отличная, техника хромает, — сделала вывод хореограф. — Старайтесь, Яков!

Ко второй половине занятия терпение у Якова, старавшегося быть предельно доброжелательным, закончилось. Он сильно занервничал и только из-за увлекшейся репетицией Ани не уходил....

Но одно неловкое замечание и смешок невесты, и Яков не выдержал, закончив репетицию досрочно.

— Милая, что-то то у меня нервы сдали, — безупречно вежливо сказал он, надевая пиджак. — Подожду тебя в кофейне напротив!

— Яша, не уходи! — сильно испугалась Аня, искренне округлив глаза от ужаса.

Якову стало жалко ее.

— Все в порядке, переодевайся спокойно, — вздохнул он. — Я только кофе выпью.

Он вышел из студии с желанием убивать, начав свое черное дело с этой нетерпимой балетной воблы. Спасти его мог только кофе. Взяв чашечку эспрессо, Штольман сердито устроился за барной стойкой.

— Яша, может, ну его, этот танец! — раздалось беспокойное за его спиной. — Я слишком увлеклась!

Аня выглядела такой обескураженной. Она неловко погладила его по плечу.

Яков допил кофе.

— Я думал об этом, — тихо сказал он. — Поборемся немного, Аня. Вдруг получится? А мы сдались после первого занятия. Ты только дома еще раз мне покажешь эту дурацкую стойку и поворот...

— Конечно, все покажу! — уже радостнее кивнула Анна.

— Занятий придется добавить, в запланированных три не уложимся, будет нам вместо фитнеса. Договаривайся со своей инквизиторшей от балета, — уже спокойнее фыркнул Яков.

Штольман решил приложить к танцу больше усилий. Они занимались упорно, даже дома репетировали. При своем весе в 80 килограмм он довольно быстро крутил Анну (54 килограмма) по залу. Танец действительно был сложным. Анне своего жениха было жалко, но она не показывала. Штольман крепился, Анна держалась. И вот через 6 полуторачасовых занятий они почувствовали себя не меньше, чем Плющенко и Сотникова.

В какой-то момент, к концу третьего занятия, Яков расслабился и стал получать удовольствие от процесса.

— Яша, все замечательно! — радовалась Аня. Ему так приятно было смотреть на ее зардевшееся, полное удовольствия лицо. Что не сделаешь ради ее улыбки!

— Наверное, у меня нужные нейронные связи образовались, — хмыкнул Штольман.

Он перестал досадным образом ошибаться на каждом движении, а суровое лицо артистки балета разгладилось, и Ирина выдавливала даже некоторое подобие улыбки.

— Ну вот, а ты переживал! — радовалась Аня после очередного занятия.

— Я уж думал переносить свадьбу и записываться на балет, — пробурчал Штольман, и увидев обеспокоенное лицо невесты, тут же передумал иронизировать. — Танец красивый, спору нет, хороший вальс, переходящий в знойное танго, лучше милых "топталок" на месте.

После шестого занятия Яков и Анна решили, что готовы.

— Все отлично, — вынесла вердикт хореограф. — Можно показывать гостям.

— Да и свадьба уже на носу. Спасибо! — улыбнулись Аня и Яков.

* * *

Перед свадьбой состоялась еще одна досадная встреча.

Уже неделю Яков не мог дозвониться до сына. Егор просто не брал трубку. Яков, прежде всего, хотел посмотреть сыну в глаза, послушать его голос. Сожалеет ли он о случившемся? Может быть он рано поставил на нем крест?!

И тут однажды вечером они с Анной выбрались в торговый центр. Шел новый фильм, и им вдруг захотелось беззаботно провести вечер и отвлечься от предсвадебной суеты. Они были с работы.

На фудкорте Аня и Яков встретили беглых "молодых", весело гуляющих в обнимку. В руках у Егора и Надежды было по гигантской шаурме. Подростки были довольно веселы и беззаботны.

Контраст с родителями был значителен. Аня была бледна с учебы, в руках стоически держала бутылочку воды. Они возьмут билеты и нормально поужинают в кафе...

Яков не стал устраивать сцены при дамах.

— Ой, здравствуйте! — испуганно сказала Надежда.

Аня настороженно кивнула и с тревогой посмотрела на Штольмана, на лице которого отразилась откровенная злость.

Яков на Надино приветствие и не подумал отвечать, разве что крепко зацепил Егора за плечо и моментально увел в сторону. Подросток, не думая сопротивляться, поплелся за ним.

Анна смотрела на эту сцену испуганно.

— Прости! — пискнула Надя. — Я не знаю, что на меня нашло, зачем я так сильно толкнула. Думала, ты не отдашь Малыша и побежишь нас догонять!

Так объяснила свой поступок девушка.

— И поэтому решила уронить меня, — неприязненно ответила Анна, дивясь этой черствости и незамутненности.

— Ну да, — скромно кивнула Надежда и, пробежав по фигурке Анны глазами, вдруг спросила:

— А ты не беременна?

Аня пораженно посмотрела на девушку и ничего не ответила. Подумав, она все-таки покачала головой:

— Нет, нет.

— Фух, — с явным облегчением выдохнула девушка Егора.

Аня беспокойно смотрела в сторону отца и сына. Очевидно, Яков наговорил много грубых и хлестких слов, потому что Егор покраснел и нахохлился. Шаурма у него закапала на пол, Яков посмотрел на мокрый лаваш с непередаваемой брезгливостью, быстро перехватил расквашенное нечто и швырнул в урну.

— Они опять ссорятся, — кивнула Аня, — из-за тебя, между прочим. Егор совершает необдуманные поступки. Он хотел поступать в мединститут, а сейчас... не знаю. Подготовительные курсы забросил!

— Я не хотела, чтоб так было! — с отчаянием сказала Надя.

Аня с досадой пожала плечами.

Надя с тревогой посмотрела, как злобный и какой-то неадекватный отец Егора что-то сказал сыну, как выплюнул, а Егор покраснел до кончиков ушей и с ужасом уставился на отца.

После Яков отошел, а подросток остался стоять обескураженным, со слезами на глазах. Надя побежала поддержать своего парня.

Яков дошел до Анны и смотрел на нее, не в силах собраться с мыслями. Он был в смятении и словно забыл, зачем они здесь. Аня понимала, что Яков наговорил сыну хлестких гадостей, и все происходящее было очень печально. Даже предстоящая покупка билетов в кино не радовала.

— Пойдем домой, — вздохнула Аня, беря Якова под руку. — В другой раз сходим!

Яков, как деревянный, молча дал ей руку и позволил себя увести. Мыслями он был далеко и всю дорогу до дома был задумчив.

Аня вообще старалась о Якове побольше заботиться. Ее бесконечно огорчала его неприкаянность. Он никогда ничего не ждал для себя, ничего не просил и привык о себе заботиться исключительно самостоятельно. По приходу домой она бежала набирать ему горячую ванну т.к Яков обожал полежать в горячей воде, почти в кипятке. В такие минуты Яков называл ее гейшей и предлагал присоединиться.

— Очень горячо, я так не могу, — качала головой Аня. — Минут через десять, когда остынет... Я вообще не могу понять, как можно в таком кипятке купаться!

* * *

Платон внимательно просматривал новости, связанные с расследованием убийства маленького опекаемого таджикского мальчика Сохрата Добиева.

Веронике Зубовой собирались предъявить обвинение по нескольким десяткам статей — от мошенничества при получении выплат до истязаний и убийства.

Он внимательно читал форум судмедекспертов, обсуждавших малую степень разложения тела и скудную диету ребенка, специализированные группы телеграм, где публиковались подробности из скандальной жизни семейства Зубовых и многое другое. Вылезло много нелицеприятной правды о семье дальних родственников. Дети — бизнес, источник дохода. Многолетний нескончаемый садизм.

Выходит, прав был насчет воспитательницы своей Яшка. К сволочам и негодяям попал он после смерти матери. Платон вдруг с ужасом вспомнил их первую после приезда в Москву ссору. Сын тогда кричал не об избиениях, а о том, как его держали в ледяной воде до судорог. А он Яшку на смех поднял, историю о генерале Карбышеве ему припомнил.

А еще Платон удивлялся, какой у сына пунктик на горячей воде. Ванна после него вся была окутана паром, благо счетчиков на воду тогда не было. Яшка все никак не мог отогреться.

Если все рассказанное им правда, то ненависть единственного сына к отцу логична, многолетнее хамство оправдано, но сделанного уже не вернешь. Поезд ушел!

Платон вернулся к просмотру ветки форума об убийстве опекуншей приемного ребенка.

* * *

Виктор Иванович сегодня вернулся домой рано, да еще и тортик по дороге прихватил. У него сегодня был небольшой праздник — он выиграл большой трехлетний процесс о взыскании имущественного ущерба. Бесконечные переносы, ходатайства, многомесячные экспертизы подошли к концу, не за горами было перечисление добросовестно заработанного гонорара. Сияя, как тульский самовар, адвокат зашёл в прихожую.

— Машенька! — закричал Виктор Иванович. — Ты дома?

— Тише, Витя, — выбежала к нему супруга. — Мы работаем. Готовимся к свадьбе Анечки. Мы декорируем ее бывшую комнату.

Виктор Иванович запнулся о неизвестный провод на полу.

— Осторожнее, фотограф заряжает контровую вспышку! — с придыханием объявила супруга.

— Зачем это все? — недоуменно спросил адвокат, отдавая супруге торт.

— Как, зачем? Чтобы красиво снять "Утро невесты". Анечка же у нас дома будет причесываться, наряжаться перед регистрацией. Все должно быть нарядно оформлено. Дизайнер привез много тканей, текстиля и штучек для интерьера. С ней приехал фотограф, изучает локации для съемок, — с восторгом рассказывала изумленному супругу Маша.

— Ладно, спрячусь где-нибудь, — вздохнул Виктор Иванович.

— Кстати, Витя. Зачем торт?! Ну, зачем?! Ты же знаешь, я худею к свадьбе. Софья мне подарила чудесное платье, я хочу немного скинуть...

— Маша, не хочешь, не ешь! — возмутился Виктор Иванович и отправился в свой кабинет. — Мы с Натальей Витальевной и Антониной поедим!

— Кстати, в кабинете не получится... — не успела договорить Мария Тимофеевна. Ее отвлек дизайнер.

В кабинете адвоката был беспорядок. Там активно играла его младшая дочь вместе со своей няней. Наталья Витальевна с воспитанницей строили огромный город из Лего и, очевидно, сами прятались от чужих людей.

Адвокат немного помог построить лего-магазин и заполнить его продуктами из кубиков.

— Кстати, Витя, — заглянула в кабинет

Мария Тимофеевна. — Звонили из ателье. Твой костюм готов. Нужно съездить, примерить и, если все в порядке, рассчитаться.

— Хорошо, Машенька, — стиснул зубы адвокат. В этот момент ему хотелось послать все к черту, но он сдержался. В конце концов, семейная жизнь наполовину состоит из терпения.

Выходя из дома, он позвонил Штольману и попросил о встрече.

Идея на ночь выпить коньяка с будущим тестем показалась Якову весьма привлекательной. Анна третий час подряд готовилась к зачету, Яков уже переделал все домашние дела, съездил один на стройку и готовился провести время как примерный семьянин — на диване, под сериальчик, пока невеста бубнит очередной вопрос. Перспектива не радовала..

Анечка отпустила его легко. Она лишь махнула рукой, со стеклянными, порядком измученными глазами повторяя материал.

— Я часика на два. В 12 ложимся спать, без вариантов. Что выучишь, то выучишь, — погрозил пальцем он. — Я против бессонных ночей.

— Принеси мне чего-нибудь! — крикнула на прощание невеста.

Придя в бар, Штольман увидел адвоката Миронова, скромно спрятавшегося в углу зала.

— Вы хотели поговорить, — улыбнулся Яков.

— Да. Хочу еще раз предложить внести деньги в ипотеку. У тебя большие расходы. А у меня для Анны хорошая сумма накоплена, — предложил Виктор.

— А я еще раз откажусь. Мы с вами почти ровесники, здесь дело принципа выкупить все самому, — доброжелательно ответил Яков.

— Тогда у моей дочери будет приличный депозит. Следи за ним, Яков. Не давай тратить на ерунду. Купите что-то стоящее, положите под проценты, — согласился Виктор Иванович. — Это наш с Машей подарок на свадьбу... И давай уже на "ты", раз мы почти ровесники.

Яков с готовностью кивнул.

— Свадьбу, — согласился с непонятной усмешкой Штольман и закатил глаза. — Кстати о свадьбе. Все это чертовски утомляет. Сегодня я имел тяжелый разговор с управляющим рестораном. Согласовывали дополнительное меню.

— Как ты переносишь всю эту подготовку? — сочувственно спросил Виктор.

— Временами не без труда, — вспомнив танец и балетную "воблу", признался Яков.

— Мне временами даже дома бывает неловко от всех этих приготовлений! Сегодня они вместе с фотографами-дизайнерами просто удалили меня подальше, в ателье! — усмехнулся адвокат. — А вчера у нас был видеограф... Я представляю, сколько это все стоит!

— Ничего. Я готов к расходам, — мягко улыбнулся Яков. — Спасибо за оплату банкетного зала. Мне хочется, чтобы свадьба запомнилась... Чтобы Аня побыла невестой, чтобы ей все понравилось. Свадьба — это женский праздник. Мужчины могут потерпеть.

— А что, твое мнение не в счет? — внимательно посмотрел на Якова Виктор Иванович.

— Эта вся суета ненадолго. А мне достанется главный приз. — улыбнулся Яков, разомлев от коньяка. — Жена. Аня, она очень хорошая, добрая, надежная.

Посидев еще час и обговорив вопросы стройки, мужчины, довольные собою и друг другом, разошлись по домам.

Пары по неврологии у Алексея Васильевича пролетели быстро и с огоньком. За две недели Аня полностью погрузилась в предмет. Как ревностно отметил наблюдательный Штольман, она писала не менее двадцати листов ежедневно, причем убористо и красиво.

— Ну и ну, никакого "почерка врача" и в помине. Полная осознанность, — съязвил Яков, заглядывая в тетрадку. — Будь это другой студент, я бы заподозрил его в использовании шрифта, имитирующего рукописный текст. Написано идеально... На мои пары ты так не готовилась, почему? Рассказывать я старался как можно интереснее...

— Так я голову от любви потеряла, — смущенно улыбаясь, призналась Анна, разводя руками.

— Тогда или сейчас, — раздул ноздри Яков, имитируя дракона.

— С ума не сходи, — сердито отрезала Аня. — В ноябре и декабре достучаться до моей субличности интеллектуалки и отличницы, можно было только тройками, которые ты мне азартно и безжалостно влеплял.

— Упрекаешь меня, значит. Этот тебе тройки не ставит, — уточнил с обидой Яков.

— Алексей Васильевич вообще никому оценки не ставит, у него другая система. Он ставит "плюсики" за определенные достижения, за ответы, — нейтрально объяснила Анна, разглядывая Якова. Ревнует или смеется?

Штольман еще с минуту изучал ее конспекты по неврологии, похожие на маленькие шедевры, но ничего не сказал.

Он с чувством положил тетрадь поверх стопки других конспектов.

— Через полчаса едем на стройку, — недовольно бросил он, выходя из кабинета. — Прокатишься со мной, отдохнешь от своей учебы... Там сегодня нам новые стеклопакеты установили. Будем принимать работу, посмотришь, как получилось. Занимайся, я пока приму душ.

Аня весело покосилась на откровенно мрачного и злого Якова, надеясь развеселить его. Отелло! Он умудрялся ее ревновать по буквально высосанным из пальца поводам. К тетрадке приревновал! Это она ему еще не рассказывала, в каком она восторге от лекций Алексея Васильевича и его познаний в медицине. А со стороны и не подумаешь! Волков читал лекции с юмором, доходчиво, понятно, сыпал примерами из клинической практики! А еще он был хоть и бабником, но искренним человеколюбом. Аня такое в людях чувствовала. Яков был другим. Он к людям был суров, но Аня его и таким понимала и принимала. Яков был человеком с несравнимой степенью ответственности, с совершенно другим жизненным опытом. Базовое доверие к людям и базовая симпатия к ним же у него почти отсутствовали. Нет, она своего жениха любила от этого не меньше, просто по этому моменту она все поняла и скорее сочувствовала. Вот и сейчас... зачем лишний раз сердиться, если можно не сердиться?!

— Спинку потереть? — крикнула девушка, но упрямый Яков не ответил.

Ладно.

* * *

Анна открыла маленький сайтик, сделанный преподавателем по неврологии для коллег, своих пациентов и студентов. Ей нужна была одна узкая тема. Она перечитывала ее уже второй или третий раз. Спустя десять минут на экране выплыли два обнимающихся снежных человека и напоминание администратора сайта о необходимости перерыва:

"Бедняжка уставшая, а ну иди поспи, лошадка рабочая! А решил еще поработать, ты трудяга неугомонный! Ну, иди сюда, попробуй меня пожалеть! Я тебя сам пожалею! Бедолага, ну ты работяга, себя не жалеешь! Иди, отдыхай. Отдыхать тебе и всей твоей семье. Лошадка ты рабочая, ломом опоясанный! Труженик, пахарь! Иди, полежи, мастер, специалист, ас! Иди в кровать, ты робот, профи!". Волков оказался очень смешным и милым.

Аня украдкой посмеялась в кулачок и закрыла ноутбук. Труженики, пахари и работяги поедут сейчас на стройку!

* * *

По пути Яков объяснял ей различие между разными видами ПВХ окон. Есть, оказывается, даже специальный ГОСТ на окна. И разница между оконными профилями из эконом и элит сегмента значительная.

— Более хрупкий профиль, штапики не так хорошо гнутся, уплотнители от штапиков отклеиваются и т.п. Вроде и не страшно, но может оказаться очень неприятно... — Яков еще бы долго объяснял, но вдруг на перекрестке заметил, что взгляд у Ани стал блуждающим.

— Ладно, я тебя, кажется утомил, — усмехнулся он.

— Нет, вовсе нет, просто у меня сегодня уже переизбыток информации, — смущенно улыбнулась Аня.

Пока Яков парковался возле дома, она восхищенно ахала, разглядывая то, что успели преобразить. В ее представлении все было просто идеально. Красивые, добротные, современные окна под дерево радовали глаз.

— Какая красота, — восхищалась она. Особенно панорамное в гостиной!

— Красота — это да, но сейчас посмотрим на качество, — предостерег ее от лишних восторгов жених, деловито доставая из машины какие-то инструменты и приборы.

Когда они зашли во внутрь, Анне бросилось в глаза, как много работы уже проделано. Выровнены стены, заменено отопление. Строители заканчивали монтаж окон.

Штольман коршуном подлетел к окну и стал смотреть на профиль. Что-то ему там не понравилось.

Главный из рабочих занервничал.

— Наклейки на профиле не вижу. Подготовьте сопровождающие документы на изделие, — сказал Яков бригадиру.

— Так документов нет, — промямлил строитель.

— Как нет, — поднял брови Штольман. Я окна вроде не у дяди Васи заказал. На профиле производителя не вижу, хочу убедиться, что вы поставили то, что нужно, а не более дешевый аналог.

Строитель поперхнулся и побежал звонить начальству.

— Яков, а почему окна запотели? В прошлый раз, со старыми окнами, такого не было, — поинтересовалась Аня.

— Это как раз нормально, — махнул рукой Яков. Мы хотели окна без зазоров и трещин в рамах, мы их получили. А для вентиляции нам смонтируют специальные устройства, да и камин уже модернизируют.

— Это, документы на профиль вам сейчас скинут в переписку, — почесал головой монтажник.

Штольман миролюбиво кивнул и достал тепловизор.

— Сейчас посмотрим, все ли хорошо сделано, — сообщил он.

Следующие полчаса Аня с ужасом наблюдала, как Яков невозмутимо водит монтажников от окна к окну и быстро надиктовывает старшему строителю обнаруженные недостатки. Ей было очень неловко. Она отлично видела, как рабочие злятся и пытаются что-то Якову доказать, но не тут то было! От переживаний у Ани даже голова разболелась, но она не решилась вмешиваться.

— Хорошо, давайте откроем СНИП и посмотрим, каков допустимый перепад тепла между вот этой и этой зоной, — вдруг сказал Штольман.

Услышав это, строитель взвыл.

— Я бы если знал, что вы будете ко всему придираться, цену бы запросил в два раза выше! — набычился бригадир.

— А я если бы знал, что будет такое небрежное отношение и исполнение, подумал бы, давать ли вам работу и предоплату, — невозмутимо парировал Штольман.

Под конец разговора Аню уже потряхивало от стресса и страха, но мужчины вели перепалку как само собой разумеющееся.

Сев в машину, Аня закрыла лицо руками.

— Это какой-то ужас, — покачала головой она.

— Тебе окна не понравились? — улыбнулся Яков, мигом переключившись.

— Мне скандал не понравился! — возмутилась Аня. — Так с людьми нельзя!

— Это рабочий процесс, — хмыкнул Яков. — Если ослабить вожжи, стараться больше никто не будет. Но ты права, я такие вопросы впредь буду решать без тебя, ты очень впечатлительная.

— Ты же не заплатил им? — подозрительно спросила Аня. — Я так и знала. Они ждали расчет.

— Естественно нет. Если я сейчас оплачу остаток, их завтра же на объекте не будет, — кивнул Яков. — Мы устраняем недостатки.

Аня порассматривала Якова и устало прикрыла глаза.

— Я знаю, Аня, что делаю, — мягко сказал Яков. — Это не особо приятно, но нужно. Работу с недостатками принимать никак нельзя. Нам тут жить...

* * *

Ближе к концу учебного блока, когда впереди замаячил экзамен, Алексей Васильевич прижал студентов, перестал лучезарно улыбаться и стал спрашивать их построже. Аня была к этому готова. В их с Яковом кабинете даже временно поселилась знаменитая "Библия" по неврологии в четырех томах, любезно одолженная для Ани у Александра Францевича. Дело было так:

За три дня до экзамена Волков, взглянув на потуги всего потока сжалился и объявил:

— Я разрешу вам на экзамене пользоваться вашей тетрадью и даже не снижу за это оценку. Лишь бы объяснили вопрос!

Студенты одобрительно загалдели.

Аня стремилась к красному диплому, поэтому перед экзаменом она мобилизовала все силы, не пошла, как ее одногруппники пить молиться. Она пошла к Якову и попросила взять для нее книги у доброго и крайне лояльного Александра Францевича.

Штольман моментально выполнил требование и к вечеру Аня стала счастливой обладательницей "Основ неврологии".

Она, ничуть не смущаясь, понавыписывала из этих талмудов огромное количество мини-шпаргалок. Не ленясь, еще раз основательно прошлась по всем темам. Конспекты дописывала мизерным почерком.

— Даже с диаграммами! — диву давался Яков, наблюдая за процессом утренних сборов на экзамен.

Шпаргалки Анна сворачивала и приклеивала в нужном месте лекции.

В итоге ее тетрадь распухла и стала похожа на детские раскладные книги-панорамы.

— Подожди, я это сфотаю на память, — веселился жених, забыв о вечной ревности. — Пятёрка уже почти заслужена. Ты и так все знаешь. Я считаю, пока ты готовила эти шпоры, то уже прониклась неврологией и подсказки тебе уже не очень-то и нужны.

— Пусть будут, — хмурилась Аня, заплетая на экзамен строгую косу.

Отвечала Анна в тот день шестой. На экзамене по неврологии девушку ожидаемо ждал фурор. Волков в восхищении перелистывал ее фолиант и с живым мальчишечьим интересом раскрывал в нем всевозможные кармашки и секретики, демонстрируя ординатору отдельные, самые впечатляющие страницы.

— Аня, подарите мне это сокровище, — взмолился он, смешно тараща на нее глаза.

— Но я уже обещала ее товарищам с потока, — пролепетала Аня.

Волков еще хотел поканючить, но тут на беду старосты, с его ног на пол упала толстая книга. Студенты замерли от страха.

Милц, помогавший принимать Волкову экзамен, нахмурился.

— Извините, Александр Францевич, у меня бумажка упала, — сказал красный как рак староста.

— Ладно, поднимай свою бумажку, — великодушно простил его Александр Францевич.

* * *

— Я что-то не вижу твоих свадебных вещей? Милая? — за четыре дня до свадебного торжества спросил Яков.

— Каких, например? — усмехнулась Аня. — Это же сюрприз, ты не должен ничего видеть до свадьбы!

— Туфли, платье, фата, где это все?! — недоумевал Яков.

— Это все у родителей, — игриво пояснила Аня. — И я завтра уеду. На четыре дня до свадьбы. Неврология сдана, я буду всецело заниматься исключительно подготовкой к торжеству.

— Почему так долго? — нахмурился Яков. — Я не пущу.

— Как, почему! Потому что... Я даже перечислять количество мастеров не хочу. Собираться я буду у родителей. У меня много дел, прежде всего уходовых процедур. Нужно же мне перышки спокойно почистить! — объясняла Аня.

— Я против целых четырех дней! — возмутился Яков.

— Но почему?! — нахмурилась Аня.

— Ты меня успокаиваешь. Я не хочу спать без тебя, — честно признался Яков. — Я тебя буду возить на какие хочешь процедуры, но ночевать будем дома.

— Хорошо, хорошо, но два дня до свадьбы мне нужны позарез! — погрозила пальцем Аня.

— А два проведем вместе, — кивнул Яков.

Планам Штольмана на спокойный отдых перед свадьбой не суждено было сбыться. Вечером следующего дня в их квартиру громко и настойчиво постучали. Яков был в кабинете, и Аня, ничего не подозревая, подошла к двери первой.

— Кто? — опасливо спросила Аня.

— Федеральная Служба Безопасности! Штольман Я. П. здесь проживает? — спросили из-за двери.

— Да, — подтвердила девушка.

— Откройте немедленно! — приказали ей.

— Так, Аня, иди в комнату, я сам! — тоже приказал ей Яков.

Анна не послушалась.

Когда Штольман решительно открыл замок, в квартиру ворвались четверо — трое крепких ребят в камуфляжной форме и один человек в костюме...человека-паука.

— Всем стоять, у нас мальчишник! — басом объявил камуфлированный. Яков узнал голос заведующего травматологией. Штольман бросился в гостиную, надеясь заблокировать дверь от этих сумасшедших, но не успел. Они выволокли упирающегося и недовольного Штольмана из квартиры.

— Аня, это Елагинские проделки, — прохрипел Яков. — Я вернусь сразу, как только смогу!

— Угу, — растерянно согласилась Анна, наблюдая как парни в камуфляже тащат Якова по лестнице, а человек-паук тем временем заботливо собирает с вешалки в прихожей верхнюю одежду похищаемого, шапку и шарф.

— Не грусти, Аннет, у нас намечается веселье, — объяснил человек-паук голосом Аниного дяди.

Не слушая возмущений племянницы человек-паук юркнул на лестницу и закрыл за собой дверь.

— А за тобой уже родители едут! — крикнул напоследок он.

— Дядя, — простонала Аня и в прострации уселась на пуфик в прихожей. Девушка задумалась.

"Чем занимаются на мальчишнике взрослые мужчины? Опять баня и тонны алкоголя? А девушки там будут?!"

Сев в машину, Яков от души выругался, что они напугали и его, и Аню, и испортили им вечер.

— Штольман, не занудствуй, — приказала Софья, сидевшая на переднем сиденье по левую сторону от мужа. — Мы едем в "Мир саун", там уже столы накрыты и бассейн подогрет.

— Я планировал с Аней вечер провести, — возразил Яков, — мы уже роллы заказали.

— Твою Аню уже родители домой везут, у них там своя СПА- программа, — доверительно насплетничала Елагина. — Дай девушке перышки перед свадьбой почистить.

— А у нас своя программа! — хохотнул Елагин. — К свадьбе, так и быть, отпустим, чистого и красивого.

"Можно подумать, что на свадьбе главное — чистые перышки", — ворчливо думала помощница Якова, получив предупредительные сообщения от жениха и невесты. "Как бы не так. Главное на свадьбе что? Документы!"

С этими мыслями Ирина Витальевна отправилась в ЗАГС, где выяснила, что система "Госуслуг" в очередной раз дала сбой, а время для регистрации брака дорогого шефа занято другой парой брачующихся. Секретарше стало дурно.

Пришлось устроить небольшой скандал, потрясти связями и втиснуть еще одну регистрацию. В обеденный перерыв! Вот Яков Платонович должен ценить такую помощницу, а он! Надо же быть таким наивным и беспечным! Ладно Анечка, дитя прогресса со слепой верой в эти кнопки и сайты, а он! Взрослый человек! Что бы было, если бы не она!

Страшно для довольная собой помощница Штольмана отправилась домой. Ей еще свой нарядный брючный костюм подшивать.