Призрак, диггер, катакомбы... (джен)

Снова разговоры. Такие спасительные и в то же время — такие выматывающие. Каждый последующий разговор с этой девушкой давался легче, чем предыдущий, но все равно было тяжело. Плохо. Обида на ту пощечину еще не утихла в душе, хотя Эрик и понимал — простить придется. И дело не в том, что Виктория сама, как он видел, сожалеет об этом поступке. И не в том, что он понимает, почему она так поступила — сам он тоже потерял самообладание, когда Кристина сорвала с него маску. А уж когда она попыталась разбить себе голову о стену, он и вовсе ее связал и, кажется, даже наорал… Викторию он понимал. Но прощал не поэтому. Прощал потому, что боялся ее ухода. А ведь если он ее не простит, то она уйдет. Ведь если он не простит, то дружбы между ними уже не будет. В глубине души он даже боялся, что Виктория уйдет лишь посмей он заикнуться о том, что обижается на нее. Ведь как можно сметь обижаться на того, кто спасает тебя из ада…

Оказывается, на нее можно обижаться. Она… разрешает ему это? Было странно чувствовать себя рядом с ней… равным. Люди до нее никогда не давали ему этой возможности. Быть, как остальные — обижаться, злиться на обидчика, ненавидеть его, в конце концов — мстить ему. Эрик должен был молча терпеть самое скотское отношение и благодарить окружающих лишь за то, что ему позволяют жить. Они так считали, по крайней мере. Виктория была абсолютно другой. Она понимала, что он тоже человек. И ему может быть обидно и… больно?

Всего этого он не высказал ей. Слишком личным это было. Забавно, порой он выворачивает свою душу перед ней, но о некоторых вещах все еще боится говорить. О Дон-Жуане, например. О Персии. О некоторых из этих вещей он не заговорит ни с кем и никогда. А Виктория и не требует. Хочешь — рассказывай, не хочешь — твое дело. Но даже полученную у него информацию она использует не во вред ему, а наоборот — чтобы помочь. Как она сама говорила — «починить поломанную психику». Эрик умел чинить много чего — от мебели и зданий и заканчивая сложными техническими приборами. А людей он чинить не умел. И не мог вылечить сам себя. Только просить о помощи кого-то. Кого-то вполне конкретного, кто готов ему помочь.

— Прости. Обещаю, что в следующий раз ударю только в том случае, если ты причинишь мне вред.

О, в этом вся Виктория и ее инстинкт самосохранения… Чтобы она, да не упомянула, что в случае, если Эрик на нее нападет, она применит все свои навыки самозащиты против него… Странно, раньше это вызывало обиду. Сейчас — лишь усмешку и мысль вроде «опять она в своем репертуаре».

— Ты такая хорошая, — он опять переходит на «ты».

— Ты тоже хороший. Если обмен любезностями завершен, то давай поднимай свое теловычитание и пойдем уже завтракать, пока все не остыло…

На «теловычитание» он тоже почему-то не обижается. Странно. Наверное, все дело в ее заботе о нем. Или в знании, что она не хочет его обидеть? Неважно. Он встает и протягивает руку девушке, помогая той подняться на ноги. Первым идет по коридору и уже собирается открыть дверь кухни, когда сзади раздается крик, а в следующий момент Виктория хватает его за руку и тянет за собой по коридору.

Он не успевает ничего сообразить до того момента, когда взрыв опрокидывает их обоих на пол. Основательно ударившись локтем Эрик взвыл от боли и закрыл глаза, чтобы в них не попала цементная пыль. Каменная крошка ударила по спине, но кажется, серьезно его не задело. А…

— Вика!

— Та здесь я, не ори… Блять, ебаная дымовая завеса… — слева раздался кашель. Мужчина наощупь нашел руку девушки и потащил ее за собой в сторону выхода из дома. Судя по тому, что Виктория вполне сносно двигала ногами, лишь изредка вполголоса матерясь в промежутках между чиханием и кашлем, взрывом ее не зацепило.

Когда они оказались на берегу озера, Эрик более пристально рассмотрел девушку. Та была вся перемазана в серой пыли, одежда местами порвана, а ладони ободраны обо что-то, скорей всего — когда она закрывала голову от летящей на нее каменной крошки. Ламберт то и дело чихала, в перерывах между чихами материлась и терла глаза. Но она была живой, целой и вполне адекватной. Это радовало.

— Ждите здесь, я пойду перекрою газ.

— Чувак, стой, туда опасно возвращаться.

— Мне не придется возвращаться. Один вентиль находился в доме рядом с плитой и сейчас он нам не поможет, а второй в другом месте, — заговорщицки подмигнув девушке и приказав ей не покидать берег озера, Эрик направился по коридорам в сторону клапана, перекрывающего подачу газа в его дом. Кажется, какое-то время им придется готовить на керосиновой плите. А еще — им снова понадобится новая посуда. И кухонная мебель. И всякие мелочи вроде новой двери.

Добравшись до вентиля, Эрик без труда перекрыл подачу газа к себе домой и поспешил обратно к месту, где оставил Викторию. Именно тогда он порадовался диггерской дисциплине — девчонка стояла на том же самом месте, что и до расставания с ним. Что с ним было бы, реши она пойти прогуляться или сбежать — страшно представить. Сейчас же… Сейчас страшно не было.

— Дыма не видно, огня тоже… ну что, откроем все двери и рискнем зайти посмотреть? Честно говоря, я не знаю, в чем отличие вашего местного газа от нашего, так что…

— Подождем час и зайдем. Пожара, судя по всему, не случилось.

— Естественно, не случилось! Все ведь выключено было. Хотя странно, откуда тогда искра взялась?

— Не всегда взрыв вызывает искра, это может быть… Впрочем, неважно. Главное, что ты цела…

Эрик устало вздохнул и сел прямо на каменный пол.

— Что мы оба целы, — Виктория приземлилась рядом с ним, приваливаясь боком к его плечу. Мужчина сдавленно зашипел, перехватывая пострадавшую руку здоровой. — Что такое?

— Ушиб, кажется… — обида из-за травмы, полученной столь нелепым образом, все-таки прорвалась наружу, и Эрик нервно всхлипнул, все еще потирая руку.

— Мда, чувак. Похоже, что я как черная кошка — приношу тебе одни несчастья.

Эрик уж было собрался начать горячие заверения в том, что Виктория никакая не черная кошка, а светлый добрый ангел, но встретился взглядом с девушкой и понял, что это было что-то вроде… Как она называла это? Троллингом? Наверное, надо было ответить ей что-то в этом духе, но сейчас почему-то в голову не лезли даже привычные черные шутки. Поэтому оставшийся час они просидели молча, и только после этого отправились оценивать ущерб.

— Походу, стена осталась целая. Ты из чего хату строил, чувак? Тут случайно не ты первым изобрел бомбоубежище от всяких атомных взрывов?

Это были первые слова Виктории после того, как они снова зашли в дом. Все двери Эрик предусмотрительно оставил открытыми, чтобы остатки газа, если вдруг таковые были, быстрей покинули помещение. Сам он отлично видел в темноте, а вот Виктория включила свой фонарь, который и вырывал фрагменты уцелевшей обстановки. Ударной волной покорежило шкафы, побило абсолютно всю посуду и даже погнуло сковородку. На стенах и потолке поселились гигантские пятна супа.

— Похоже, мы отделались косметическим ремонтом, — фыркнула Вика. — И сборкой новой мебели, — поправилась она, пнув с дороги обломок доски от шкафа.

— Это Эрик быстро соберет. Что вы так смотрите? У него в кладовой полно нормальной мебели, которую только собрать — и можно пользоваться. В этом доме постоянно что-то ломается, — виновато произносит он, пряча руки за спину.

— Угу. Ломается. Само по себе и ты тут ни при чем, — ехидно фыркает Вика.

— Абсолютно, — заверяет девушку он, широко улыбаясь. Та становится на цыпочки и тянет руку вперед, гладя его по макушке. Зажмурив глаза, мужчина с трудом сдерживается, чтобы не замурлыкать, как довольный кот. Он сам не знает, почему, но сейчас ему очень хорошо. Так хорошо не было очень давно.

— Мда. Вот и пожрали, называется, — вздохнула Вика, глядя на обгоревшие стены. — Там в кладовке сухомятки никакой не завалялось?

Боже, какая удивительная девушка! Вот это Эрика всегда поражало в Виктории… только абсолютно ненормальный человек мог, едва не погибнув во время взрыва, не орать от страха, а сосредотачиваться на собственных физиологических потребностях.

— Кхм… Я бы пригласил тебя в ресторан, но боюсь, что это не лучшая идея.

— Не лучшая, — согласно кивает Виктория. — Дед меня, конечно, приучил ко всем этим выпендрежам с вилочками-ложечками-правильным-вином-к-конкретной-еде, но сейчас нет никакого желания что-то подобное из себя строить. Молчу уже про то, что в своем привычном прикиде в ваш местный ресторанчик наверняка завалиться нельзя.

Эрик вздрогнул. Снова вот это… Странное. Оказывается, у нежелания идти с ним в ресторан может быть какая-то другая причина, чем его внешность. Надо сказать, правдоподобная и убедительная причина.

— Эрик может заказать еды на вынос. Хотите?

В кладовой был запас продуктов как раз на случай проблем с газом. Бутерброды и чистая питьевая вода вполне удовлетворили бы его требованиям. Да и Викиным тоже, но ему хотелось принести ей что-нибудь «эдакое»…

— Хочу, — кивнула блондинка. — Только… Все нормально будет, если ты пойдешь один?

— Да, — Эрик чуть улыбнулся. Она за него беспокоится. О, Эрик так счастлив, как не был никогда ранее. — Эрик наденет маску и пойдет в знакомый ресторан. Там знают Эрика и считают его чудаковатым иностранцем. С ним все будет в порядке! — это он прокричал из коридора. На то, чтобы залететь в свою комнату, порадоваться целостности органа, проверить звучание всех клавиш и только после этого переодеться, у него ушло едва ли больше двадцати минут. Все это время в доме было подозрительно тихо, но он привык к тому, что Виктория иногда может быть очень тихой. Поэтому не забеспокоился и с чистой совестью отправился за покупками.

Когда он вернулся, в доме было намного больше шума. Из кухни доносились какие-то скребки, царапанья и ругательства на трех языках. Занеся свои покупки в гостиную, Эрик зашел в кухню и опешил от увиденного. За те полтора часа, что он ждал, пока приготовят все заказанные им блюда, та девушка, для которой затевалась вся эта возня с изысканной кухней, умудрилась перетаскать куда-то из кухни все обломки мебели, сгрести весь мусор и сейчас увлеченно занималась тем, что счищала с одной из стен «пригоревшую» побелку.

— Я не помню, чтобы мы договаривались о том, что вы будете этим заниматься, — буркнул он, снова чувствуя неловкость. В конце концов, она его гостья, а гости не должны работать на хозяев. Правда, она и так практически всегда готовила и убирала в доме, может быть… Может быть это и хорошо? Ведь если она чувствует себя здесь не гостьей, а полноправным жильцом, то может, и Эрика воспринимает, как кого-то близкого?

— А, чувак, — Вика приветственно махнула ему скребком. — Поскольку мы не договаривались, я решила заняться тем, что нам при любом раскладе придется делать, а именно — разгрести бардак и начать счищать финишное покрытие со стен, поскольку счищать его нам все равно надо. Или ты думаешь, что можно похуярить новой краски или побелки поверх вот этого вот дерьма?

— Я так не думаю. Просто… Неважно. Идемте обедать? Эрик принес много вкусной еды… А еще — он купил немного новой посуды.

От ее теплой улыбки снова стало так хорошо и спокойно, как будто он уже умер и попал на небеса по какой-то досадной ошибке судьбы.

— Да уж, это вам не пельмени в чайнике варить, — фыркнула Виктория, когда обед был наполовину съеден. После чего бдительный оком окинула тарелку Эрика и положила ему еще овощей. Вздохнув, мужчина принялся за очередную порцию рагу и просто ради поддержания разговора спросил, где она успела приобрести опыт варки пельменей.

— В общаге, когда в колледже училась. Французские студенты, конечно — не мои соотечественники в плане благосостояния, но лишних денег и свободного времени у нас не водилось, так что питались всякими полуфабрикатами, недорогими консервами и прочей ботвой.

— Странно как-то. Мне всегда думалось, что внучка богатого деда…

Эрик замолчал, оборвав свои рассуждения на полуслове.

— Что такое? — Вика сложила ноги по-турецки, поудобней устраиваясь на диване и прижалась боком к плечу Эрика.

— Не знаю. Мне кажется странным, что у вас были какие-то финансовые проблемы. Богатый дед, который к тебе хорошо относится — это что-то вроде синонима «безбедная жизнь, не омраченная финансовыми неурядицами»?

Девушка рассмеялась.

— Как мало ты все-таки знаешь о моих современниках. На самом деле все чутка не так. В современной Европе более жестко смотрят на самостоятельность молодежи. На моей родине еще считается нормальным, что молодежь живет на одной территории с родителями, что родители помогают детям чуть ли не до пенсии этих самых детей, но на западе совсем другие правила. Да и у деда тоже. У него же, кроме меня, толпа родственников, и все искренне считают, что раз уж он такой обеспеченный, то должен всю эту армаду содержать, обеспечивать, помогать с карьерой и все такое. Ну, а у него несколько другие взгляды на вещи. Например, когда после школы мы решали, чем мне заняться, он поставил условие: либо ты валишь работать, либо я оплачиваю стоимость обучения, а ты честно и добросовестно учишься. Когда я согласилась со вторым вариантом — он оплатил мне контракт в лучшем колледже, где готовили по выбранной мною специальности. Сам понимаешь, сумма вышла охуенная и сама я бы на такое образование в жизни не заработала. Ну, то есть, со своей нынешней работой может быть и потянула, но для этого мне надо было бы работу бросить, чтобы учебу посещать. А если бросить работу — не было бы денег на хавку, шмотки и всякие мелочи, так что хорошо, когда есть богатый дед, готовый десятки тысяч евро отдать, чтобы ты спокойно выучилась. А вот на какую-то крутую машину отцу моему он денег не дал, хотя тот просил, причем под предлогом «Виктории за колледж ты отдал куда больше». Сказал, что одно дело — образование дать человеку, который хочет выучиться, а совсем другое — спонсировать чужие хотелки, на которые человек должен сам зарабатывать. Если у кого-то из родственников проблемы со здоровьем и нужна конкретная такая сумма на лечение, которой у той семьи не водится — то дед даст абсолютно даром. Если же просят на развитие бизнеса, то только под проценты или долю в этом самом бизнесе. Если внук или внучка просят на день рождения навороченный телефон за пару тысяч евро, или игровую приставку за те же деньги, то без вопросов — нате, наслаждайтесь. Если закатывают губу на квартиру или машину, которые стоят, сам понимаешь, в десятки раз дороже — то «пиздуйте и сами заработайте, лентяи». Короче, он поощряет самостоятельность, а помогает только в тех вещах, которые человек точно сам не осилит, или в тех, которые принесут пользу этому человеку, или самому деду. Когда я училась, у него без проблем можно было попросить денег на компьютер для учебы, или какой-то дополнительный платный курс, но вот на пьянки с друзьями, вон те симпатичные сапожки и офигенные сережки изволь заработать сама. Кстати, на подработку он меня тоже пристроил. У его знакомого агентство есть, которое занимается написанием разных студенческих работ за деньги. Курсачи, дипломы даже, рефераты всякие. Заработок не миллионы, конечно, но потусить с друзьями на выходных хватало. Правда, это при том, что дед меня снабжал хавкой, формой для колледжа и прочими жизненно необходимыми вещами.

— Представляю, как его «любят» родственники.

— Не то слово. Они вообще зажравшиеся какие-то. Я, когда только появилась у деда, охуевала с расклада. Короче, первая днюха. Так вышло, что совпадает у меня и дедовой племянницы. Ну, дед предпочтения уже знает и мне дарит новую игровую приставку, а чувихе этой — подарочный сертификат в магазин одежды. Это такая штука… ну, как тебе бы объяснить… О, как банковский чек вашего времени, только за него в магазине товар дают. То есть, купил подарочный сертификат за пару тысяч евро, подарил его кому-то, а этот человек потом с этим сертификатом пойдет и на эти пару тысяч евро выберет себе какого надо шмотья. Так вот, мы, когда подарки получили, я там чуть от счастья кипятком не уссалась, на шее у деда вишу, ногами болтаю, а эта чувиха ебло кривит и прямо так заявляет, что она ждала что-нибудь покруче от миллионера. Ну, дед существо жесткое, он просто взял и мне этот сертификат подарил, а с теткой больше не общается. Так что у меня была и приставка, и несколько крутых шмоток, с которых потом уже в колледже народ охуевал. А с тех пор, как Нюся появилась, от деда родня вообще стала шарахаться, но ему похуй.

— Нюся?

— Ну, это типа моя новая бабушка. У нее имя какое-то непроизносимое, она наполовину гречанка, а наполовину то ли итальянка, то ли испанка… не суть. Вся тема в том, что ей, как своей жене, дед, понятное дело, позволяет больше, чем другим родственникам. Ну, шмотки всякие оплачивает, салоны-курорты и все такое. Родню это заебись как бесит, мол, старикан купил себе дорогую игрушку, лучше бы деньги семье отдал. Хотя я не понимаю, чего они на Ню взъелись, она хоть и не светоч разума, но вполне нормальная. А еще она может накупить кучу разного шмотья, дома примерить, понять, что не подходит и не нравится, после чего спихнуть все обновки мне. Мидоус шутит, что с одного похода Нюси по магазам обновляется гардероб для всей женской части диггер-группы. Блин, заболтались и совсем про еду забыли… Жуй давай, пока не остыло окончательно. И да, извини, я порой слишком много болтаю.

— Эрику нравится, — мужчина пожал плечами. — Кроме того, у меня самого в жизни не было тех историй, которыми можно было бы вот так непринужденно делиться за обедом.

— Теперь есть. Можешь рассказывать, как умудрился не пострадать при охуенном взрыве бытового газа.

— Кстати… Как вы поняли, что… — только сейчас он вспомнил, что от двери его уволокла Виктория. И что открой он эту дверь — и все было бы куда менее весело, чем сейчас. Не сказать, чтобы Эрик боялся смерти, но почему-то именно сейчас отправляться на тот свет ему не хотелось.

— Что?

— Я про газ. Никакого запаха ведь не было и не могло быть.

— Чувак… — Виктория отложила в сторону вилку и посмотрела на него исподлобья так, что Эрик впервые в ее компании почувствовал себя умственно отсталым. — Я не ебу. Совсем. Правда. Есть такая штука — называется «интуиция». Это когда жопой чуешь неладное. У меня такая штука работает исключительно под землей. То есть, где-то там наверху я запросто могу впидораситься в историю и похуже, но в подземке почему-то срабатывает неебическое везение.

— Подземное существо. Виктория, а может быть, вы и правда вампир?

— Не, это вряд ли. Если бы я была вампиром, я бы при виде крови кипятком уссыкалась, а не боялась.

— Значит, я был прав и вида крови вы боитесь.

— Ну, не то что бы боюсь… Так скажем, мне он неприятен. И даже не сам вид, а запах металлический. Причем, этот загон у меня появился после того случая в Лакхнау. Кира, ну та девчонка, которая за медика у нас была до того, как Лина появилась, говорит, что это мозг подсознательно реагирует на запах крови, как на триггер произошедших в прошлом неприятных событий. И что, типа, нормальный психолог меня бы от этого избавил. Может это и так, но мне это не шибко мешает, так что проблемой я не заморачивалась.

— А психологи — это те врачи, к которым вы меня хотите отправить? Вы разные слова употребляете. То психолог, то психотерапевт, то психиатр. Это одно и то же, верно?

— Э-э-э… Нет. Короче, психолог — это вообще не врач. Это специалист по всяким поведенческим заморочкам. Вот, допустим… — Виктория явно замялась, подбирая подходящее сравнение. — А, точно. Вот, допустим, ты хочешь на работу взять группу людей, как наших диггеров. То есть, они должны вместе постоянно контактировать, влезать в опасные ситуации где-то и так далее и тому подобное. Ты берешь и вместо того, чтобы брать всех наобум, нанимаешь психолога, который побазарит с каждым из группы, даст пройти психологические тесты, ну и выдаст, насколько все эти люди между собой совместимы. Опять же, если в коллективе какой-то срачик — берешь конфликтные стороны и тащишь к спецу, они ему рассказывают что, почему, когда и как, тебе всю эту инфу передают, а ты, соответственно, принимаешь меры. Короче, психолог — это что-то вроде няньки, но для взрослых. Сопли повытирать и все такое. Соответственно, так как психолог не является врачом, то и лечить он права не имеет. Только провести какой-то психологический тест вида «нарисуй мне домик». Ну, а если этот тест покажет какой-то баг в психике человека, то психолог может отправить его к врачу.

— А врач — это психотерапевт, так?

— Нет, врач — это психиатр. Психотерапевты — это отдельная группа в психиатрии. Просто смотри. Есть два способа решать психическую проблему — болтовней и таблеточками. Болтовней — это когда с тобой общаются, заставляют тебя анализировать свое поведение, дают всякие тренировочные методики, чтобы ты сам себя контролировать мог и все такое. А таблеточками — это когда у тебя явный сбой типа той же депрессии, или ты вообще с топором за людьми ни с того ни с сего взялся бегать. Соответственно, если проблему можно решить болтовней, то это тебе к психотерапевту. Если нельзя болтовней — то к психиатру другого профиля. А если и так и так — то к обоим врачам, чтобы совмещать методы. Подводя итоги. Меня с моим неприятием запаха крови — к психологу. Если бы я при виде крови в обморок падала — то уже к психотерапевту. Тебя — к психотерапевту и, возможно — к психиатру, но это не точно. Сам понимаешь, я не врач и не могу прямо-таки точно сказать, что именно у тебя не в порядке и как это все лечить. По-нормальному — тебя надо ко всем врачам без исключения загнать, так как часть косяков с психикой можно эндокринологией объяснить, у тебя там явно не все в порядке, иначе бы ты таким тощим не был.

На словах про свое телосложение он даже не пытается сжаться в комок. Он уже знает, что это — не оскорбление. Просто действительно он слишком худой. Даже хрупкая на вид Виктория обладает более плотным телосложением. Хотя, выскажись в адрес его худобы кто-то другой, а не Вика — запросто получил бы пенджабский галстук на шею.

— Развелось же у вас там специалистов по психам.

— А ты как думал? Психи — это проблема всех времен и народов. Правда, в вашем негуманном времени их предпочитают убивать или держать где-нибудь на привязи. Ну, а у нас большинство все-таки лечат. Либо полностью, либо загоняют в состояние длительной ремиссии на лекарствах, чтобы они могли жить среди других людей до следующего обострения. Хотя, должна признать, носителей некоторых психических отклонений я бы с удовольствием пустила в расход. Педофилов, например, маньяков всяких и так далее.

— А Эрик… По-вашему, не маньяк?

— По-моему, нет. Крышка от твоей кастрюльки, конечно, далеко убежала, и ловить ее придется долго. Но, понимаешь в чем дело… Маньяк — это когда человек убивает по мотивам, которые понятны только ему самому и никому из окружающих, кроме, разве что, таких же двинутых. Ну вот смотри, твою ситуацию смотрим. Убиваешь тех, кто лезет в твои подвалы, так? Ну, в принципе, многие для этого бойцовых собак на участках держат, а еще ружьями обзаводятся и прочими смертоносными вещами. Можешь убить, если тебя кто-то оскорбит или ударит. Ну, это тоже понятно. Со стороны твоя реакция кажется чрезмерной для человека, который не знает, какого это — постоянно подвергаться травле, но, опять же — она не является непонятной. В принципе, все вписывается в правила «кто нарывается — получит пиздюлей». Если бы ты убивал просто тех, кто под руку подвернется, или людей по определенному внешнему, социальному или политическому признаку — это уже было бы такое дерьмо, что я бы к тебе и близко не подошла, поскольку такое реально не лечится и там только отстрел поможет. Ну, понимаешь, когда мотивацию человека нельзя никак объяснить — это лютый пиздец. Можно понять, когда убивают тех, кто обижает. Или за деньги, как всякие киллеры, ассасины, бойцы частных армий и так далее. Но когда у действий человека нет вменяемой логики — это пиздец. Чего ты улыбаешься?

— Ты… смешная, — с запинкой произносит Эрик. Виктория оттопырила нижнюю губу и, сморщив носик, произнесла:

— Ешь давай, а не смейся. Это только с тобой в компании можно запиздеться и проебать завтрак.

Душу кольнуло чувство вины. Прошлый завтрак они пропустили по вине Эрика. Если бы он не начал выяснение отношений и не порезал случайно руку, то…

— Чувак, ты чего?

На плечо ложится чужая рука. Перед глазами все начинает плыть, а потом в голове что-то щелкает и он заходится в нервном, истеричном смехе.

— Чувак! — Виктория явно недоумевает с его реакции, потому что смех все больше напоминает истерику.

— Весело с Эриком, правда? Забавно, Виктория, если бы не моя, как ты выражаешься… переебанная психика и твое ангельское милосердие, то кто-то бы из нас сегодня точно сдох.

— Ага, оборжаться, блять, — чужая рука хлопает его по плечу. Только сейчас Эрик понимает, что Вика трясется практически так же, как и он сам. — Я ебала в рот все эти приключения. Хочу домой. Хочу на работу. Там тоже всякое порой происходит, но, блять…

— Я так понимаю, если я сейчас скажу, что у меня в кладовке стоит еще одна бутылка коньяка, то вы скажете, что ее употребление — это исключительно… психотерапевтическая мера.

— Если по чуть-чуть, то да, — заверила его девушка. Ее зубы выбивали чудную дробь, а вилка в пальцах отплясывала какой-то непонятный ритм. Странно, что их обоих «накрывало» только сейчас. Впрочем, вполне логично. Что же им еще делать? Сначала попали в опасную ситуацию, потом привели себя в порядок. Следом он решил вопрос пропитания на ближайшие пару дней, а Виктория — подготовила пострадавшую кухню к ремонту. И уже потом они осознали, в какой жопе могли оказаться и ударились в явный мандраж по этому поводу!

— Тогда я за коньяком. По чуть-чуть, — заверил девушку Эрик. Поскольку выпить хотелось. Лучше мучиться похмельем, чем еще несколько часов мандражировать, а потом — несколько дней не спать из-за кошмаров.

Прихватив из кладовки две бутылки коньяка, Эрик вернулся к девушке.

— Это называется «по чуть-чуть»? — фыркнула она.

— Есть возражения? — огрызнулся Эрик, демонстративно убирая одну бутылку со стола.

— Не-не-не, никаких возражений. Но только попробуй потом мне врубить пластинку «Эрик умирает»!

— Больно надо, — он дрожащей рукой разлил первую порцию по рюмкам, благо что они во время взрыва находились в гостиной, а поэтому — не пострадали, в отличие от остальной посуды.

— Ну, выпьем за то, что сегодня не сдохли, — первой предложила тост Виктория. Вздохнув, Эрик понял, что и сам бы не сказал более емко и точно. Поэтому он лишь отсалютовал своей рюмкой и махом опрокинул в себя огненную жидкость. Горло привычно полоснуло, а дыхание стало более свободным. Кажется, руки тряслись немного меньше.

— Куда? Закусывай! — скомандовала Виктория, подкладывая ему на тарелку кусок мяса.

— После первой не закусывают, — упрямо мотнул головой Эрик.

— Я тебе дам, не закусывают. А ну быстро закусил я сказала.

— Эрик не будет.

— Да ты посмотри на него! — шею неожиданно поймали в стальной захват, а вилка с куском мяса оказалась прямо напротив его рта. — Быстро сказал «А»!

Он улыбнулся. Этого оказалось достаточно, чтобы кусок мяса оказался у него во рту. Прожевав невольное угощение, он деланно-возмущенным взглядом уставился на Викторию.

— А если я тебя буду так едой пичкать?

— Я, в отличие от тебя, нормально закусываю. Меня приучили хорошо кушать, знаешь ли.

Сам не зная, почему, но он снова прыснул. Виктория с набитым ртом производила впечатление хомячка, который запихал за щеки годовой запас зерна и теперь отчаянно пытался не подавиться желанной добычей. В ответ на его смех раздалось обиженное фырканье, а потом рука девушки потянулась к коньяку. Эрик не возражал, позволяя в этот раз Виктории разлить коньяк по рюмкам. Определенно, немного выпить было хорошей идеей… Правда, завтра, возможно, он будет об этом жалеть.