Приговоренные друг к другу (гет)

«Пятна эктоплазмы испортили вам свежепоклеенные обои? Холостяцкая вечеринка не состоялась из-за того, что голодные духи похозяйничали в ваших запасах провизии? Упал в цене дом, потому что в нём завелся полтергейст?

ХВАТИТ ЭТО ТЕРПЕТЬ!!!

Фирма «Блум и Брум» (существует с 1984 года) обещает утилизировать весь ваш астральный мусор за приемлемую цену!»

(Из рекламной листовки)

Магическую Британию лихорадило. Суд над Долорес Амбридж стал той самой последней каплей.

Чиновница, похоже, окончательно потеряла связь с реальностью, если думала, что её освободят прямо в зале суда. И какой же лютой ненавистью вспыхнули её глаза, когда Амбридж осознала, что Фадж не собирается ей помогать и вообще умыл руки! Многим членам Визенгамота стало крайне неуютно, несмотря на то, что женщина была без палочки и закована в цепи.

Она пыталась отказаться от Веритасерума, напирая на свой чистокровный статус, но этот фокус у неё не прошел. Кое-кто ещё помнил её отца, Орфорда Амбриджа, мелкого служащего в Министерстве. А уж выяснить, кем была её мать, группе Робардса вообще никакого труда не составило.

Даже Фадж, который был далеко не образцом законопослушного гражданина, содрогнулся от омерзения, когда под влиянием зелья правды открылось, сколько злобы и ненависти таилось в душе его бывшей помощницы.

Того, что она помогала принимать законы, ухудшавшие уровень жизни полукровок и нечеловеческих рас в Британии, для неё оказалось мало. Амбридж чужими руками убила всех детей, заражённых ликантропией, до которых смогла дотянуться. Она также стояла за «несчастными случаями» с несколькими магглорожденными. Боунс даже узнала одно из упомянутых имен — Салли-Энн Перкс, студентка Хогвартса, исчезновение которой после первого курса так и осталось нераскрытым.

Фадж слушал откровения Амбридж, чувствуя, как на его шее затягивается удавка. Сделка, заключённая с Амелией, помогла ему избежать скамьи подсудимых. Но Фадж знал, что это не спасет его от суда общественного мнения.

* * *

Луна несколько раз за день оглядывалась назад, и Гарри решил спросить, что её беспокоит.

— Мистер Прикованный. Он очень расстроился, что вы не зашли в гости, — сообщила Луна.

— «Мистер Прикованный»?

— Он живёт в том старом ангаре, — объяснила она. — Его приковали к зданию, чтобы он не мог выйти наружу. Поэтому он — Мистер Прикованный. Его настоящее имя слишком сложное, и я никак не могу его запомнить. А чтобы его имя уместилось в моей голове, нужно будет взамен забыть про Лазурного Двубоя или Гагаузского Плешивого Волка. А это — невосполнимая потеря для мировой магозоологии.

Гарри не позволил Луне перескочить на получасовой рассказ о Лазурном Двубое:

— Твой Мистер Прикованный… Он призрак?

— Не «мой», а свой собственный, — возразила блондинка. — И он не просто призрак, а Вредоносный призрак. Это гораздо опаснее.

Не сразу, но Гарри удалось выудить из Луны нужную информацию. Хотя её рассказ и звучал, как сюжет приключенческого фильма.

Если верить Луне, то некий американский авантюрист, во время Второй Мировой служивший в разведке, случайно узнал о перевалочном пункте, которым нацисты хотели воспользоваться при переправке золота в Аргентину. Он скрыл свою находку от командования, а после войны, собрав команду таких же нищих и голодных бывших вояк, отправился в Чьяпас.

Им удалось застать врасплох беглого гауптштурмфюрера СС и его охрану, но выучка немецких солдат всё же сделала своё дело, и они смогли перестрелять половину налëтчиков. Соответственно, доля каждого сильно увеличилась. И пока уцелевшие «аргонавты» перегружали ящики с захваченным золотом из грузовика в арендованный самолёт, их пилоту пришла в голову подленькая мыслишка — избавиться от всех остальных, чтобы всё золото досталось ему.

Сказано — сделано. Людей, которые преждевременно расслабились, празднуя победу, удалось легко застать врасплох. Только один из них успел выстрелить в ответ, смертельно ранив пилота-предателя.

Из-за своего бесчестного поступка пилот не смог найти упокоение, переродившись, как вредоносный призрак, полный безумия и ненависти. По ночам он выходил на охоту, наводя ужас на все окрестные племена. Так продолжалось, пока на заброшенный ангар не набрëл странствующий бокор. Не в силах изгнать злобного призрака или подчинить его себе, колдун провёл ритуал, заточив его в здании ангара.

Но теперь чары вуду развеялись, и Мистер Прикованный, изголодавшийся за время заточения, жаждал крови.

— Погоди-ка, — Гарри был уверен, что нашёл слабое место в истории Луны. — Если они все погибли, то откуда стало известно, что именно там произошло? А что случилось с самолётом? И с золотом?

— Это, — Луна проказливо улыбнулась, — уже совсем другая история.

* * *

В лагере Потрошителей было неспокойно с тех пор, как вернулся Маджмут, один из разведчиков. Чёрный, как головешка, выходец из Сенегала сообщил, что у них под боком расположился военный лагерь магглов.

— Магглы — это хорошо, — ощерился Деннис Недри. — Эй, док, не хочешь выпустить своего малыша поразмять ноги?

Ученый-ренегат считал, что нет ничего лучше испытания в реальных боевых условиях. Генри Ву бросал своих созданий против магов, чьи экспедиции они решили выпотрошить. А после боя тщательно заносил результаты испытаний в лабораторные журналы, добиваясь, чтобы новые образцы становились сильнее, быстрее и смертоноснее.

Другие Потрошители, хотя и признавали несомненную пользу от экспериментов Ву, относились к ним с опаской. Даже обычный книзл может расцарапать тебя до крови, а чего ждать от клыкастой бронированной твари, которую слепили Мерлин знает из чего? А вдруг взбесится, преодолеет подчиняющие заклинания Ву и перегрызëт всем глотки?

Было видно, что ученый заинтригован предложением Недри. Квазимодо был уже четвертым из созданных Ву гибридов, и пока что ему не представлялось случая показать себя в деле.

Химеролог вопросительно покосился на Доджсона, и тот утвердительно кивнул. Ву подошел к клетке, в которую Квазимодо запирали на стоянках для всеобщего спокойствия, прикоснулся палочкой к чешуйчатой морде и стал нашëптывать заклинания-команды. Потом ударил палочкой по стальным прутьям, заставив клетку исчезнуть. Квазимодо вздыбился, как медведь, смерил Потрошителей тяжёлым взглядом, громко зашипел и исчез в зарослях с грацией, которая казалась невероятной для столь огромного создания.

Деннис, заранее нацеливший ракушку с заклинанием Длинного Уха на маггловский лагерь, прислушивался к какофонии из воплей и ругательств, проклятий и стонов умирающих, утробного рычания и хаотичной пальбы во все стороны. Для Недри эти звуки были слаще любой музыки. Он жалел только об одном — невозможно было прицепить на голову Квазимодо колдокамеру, чтобы лишний раз полюбоваться на огромную зверюгу в действии.

* * *

— Если бы я тебя дурному палкомашеству учил, тогда действительно любая деревяшка подойдет, — Матвей наставительно воздел сухой палец. — А для настоящего искусства и посох должен быть подходящий.

Сегодня они отправлялись в гости, и Сириусу, уже успевшему отвыкнуть от компании других людей, было немного неуютно. Тем более, что ковëр-самолëт, на котором они должны были лететь, выглядел куда менее комфортабельным, чем гоночная метла.

— В Туркестане его добыл, — сообщил волхв, развернув выцветший старый ковер, украшенный причудливым орнаментом. — У самого Файзуллы. Много он крови нашим попортил, кучу народу положил, пока его не изловили. А ты попробуй-ка догони летающего мага на лошадях!

Вопреки опасениям Сириуса, ковёр слушался седоков беспрекословно, и вскоре они уже оказались возле дома Григория Чернова, волхва, который специализировался на изготовлении магических посохов, и старого боевого товарища Матвея.

«А Чернов-то не бедствует, — подумал анимаг, оценив красивый двухэтажный дом, к которому они подлетали. — Это не дом, а целый особняк!»

— Не ожидал, да, что у него такие хоромы? — полуутвердительно-полувопросительно произнёс Громов, скатывая ковёр и убирая в солдатский вещмешок с расширением пространства. — У их семейства история богатая. Черновы даже Петра у себя принимали, когда тот из Великого посольства возвращался. Про Петра Первого ты хоть слышал?

— Обижаешь, дед Матвей, не надо считать нас совсем уж дремучими, — Сириус не собирался признаваться, что запомнился ему только один исторический факт — где-то под Полтавой русские насмерть резались со шведами, и шведы проиграли. И то он узнал об этом благодаря маггловской книге, которую со скуки позаимствовал у Лили Эванс.

* * *

Штаб-квартира Ордена Феникса почти опустела.

Хагрид, вернувшись из заграничной поездки, забрал Клювокрыла, для конспирации перекрашенного магией и переименованного в Махаона, обратно в Запретный лес. Потом Молли Уизли перебралась в Нору, прихватив с собой весь свой выводок и Гермиону.

Тонкс в который раз позавидовала Биллу Уизли и всем, кто сопровождал его в экспедиции. Вот где настоящие приключения и настоящая опасность! А вот ей не досталось ни того, ни другого. Скучная бумажная работа в аврорате и не менее скучные дежурства возле Отдела Тайн по поручению Дамблдора.

«Хоть бы объяснили, что мы там караулим!»

Вопли Вальбурги Блэк оповестили её о том, что кто-то пришёл. Тонкс сердито ругнулась под нос и поспешила на первый этаж, разбираться с чокнутым портретом.

«Даже после смерти Блэки ухитряются оставаться гигантской занозой в заднице! Неудивительно, что мать не желала иметь ничего общего со своими родственничками!»

* * *

Луна мелко дрожала, у неё зуб на зуб не попадал.

Так страшно ей было только один раз в жизни — когда мама, только что шептавшая, что она должна быть сильной, вдруг замолчала, а её выразительные глаза стали пустыми и холодными.

Мистер Прикованный был в лагере.

Злокозненный призрак плыл над травой, облачëнный в плащ из ночного тумана. Глаза, мерцавшие багровым огнём, остановились на Луне, не вовремя решившей полюбоваться звёздами и оказавшейся в ловушке.

Она так надеялась, что у экспедиции получится от него оторваться. Призрак ведь может ходить только по ночам! Но она забыла, что мёртвые не знают усталости, а вот им приходилось делать привалы.

«Он, наверное, ещё и подкормился по пути чьими-то жизнями. Поэтому смог прорвать защиту вокруг лагеря».

Луна хотела закричать, но глаза призрака полыхнули, и зов о помощи застрял у неё в горле.

«Даже если сейчас со всех ног кинуться к палатке — он доберется до меня и там. А потом нападёт на папу. Я не могу потерять ещё и его!»

Бывший пилот протянул к ней бледную руку. Жгучий холод обжëг её, и Луна почувствовала, как её тело начали покидать магия и жизненные силы.

«Пожалуйста… Я… Не... Хочу...»

— ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ!

Смертоносная длань призрака отдëрнулась назад, когда великолепный серебряный олень угрожающе нацелил на него мощные рога.

— Луна! Держись! — из-за слабости у неё звенело в ушах, и она никак не могла понять, кому принадлежит этот голос. — Сохатый! Гони прочь эту нечисть!

Когда острый рог Патронуса пропорол пилотскую куртку и отбросил Мистера Прикованного назад, спасая съëжившуюся Луну, у молчаливого призрака прорезался голос. Он издал пронзительный крик, более подобающий банши, и нырнул под землю, спасаясь от повторной атаки Сохатого.

* * *

Григорий Чернов был моложе Матвея; о возрасте волхва напоминали только виски с проседью и белая борода с двумя черными прядями, придававшими волхву отдалённое сходство с барсуком.

Пока старые друзья радовались встрече, хлопали друг друга по плечам и вспоминали молодость за чаркой вина, Сириус воспользовался случаем, чтобы осмотреть коллекцию оружия Черновых, которой хватило бы на небольшой музей. Чего там только не было! Копьё со зловещим крюком, позволявшее стаскивать всадников с коней — и двуручный меч тевтонского рыцаря. Позолоченная шпага с гравировкой «За храбрость» — и дорогой кинжал-катар, вывезенный из Индии одним из предков Чернова. Видавшая виды казачья шашка — и трость из чёрного дерева со спрятанным клинком.

За экспонатами бережно ухаживал престарелый домовой с кудлатой бородой и прозрачными глазами. Он явно заметил чужака, но продолжал тщательно протирать бархоткой траншейный нож времён Первой Мировой.

— Зачем пришёл? — буркнул домовой, не поднимая глаз от оружия, которое чистил.

— Волхв Громов согласился подучить меня, как сражаться на посохах, — независимый характер славянских духов нравился Сириусу куда больше, чем раболепие эльфов-домовиков. — Он думает, что для этого нужен особый посох, работы Черновых.

— А ты его слушай, молодой Матвей плохого не посоветует! — ««Молодой»? Сколько же этому домовому лет?» — Посох, даже тренировочный, должен вырезать мастер. А не то получится, как у Дондукова-Корсакова. У этого ротозея посох сломался прямо во время учебного поединка, и щепки полетели во все стороны. Так ему глаз и выбило. А Дундук потом ещё девкам врал, что его, дескать, на фронте ранило. Тьфу! Тоже мне, Кутузов нашелся!

— А ты всё так же ворчишь, Евсей? — заглянул Громов в комнату-музей. — Пойдем, Сириус. Мы там с Гришей поболтали по душам, и он согласился взяться за посох для тебя. Только палочку свою волшебную припрячь от греха подальше. Гриша их терпеть не может; считает, что все беды магов от них пошли.

* * *

— Я закончил модернизировать защиту, — сообщил Уинтроп, вытирая руки об мантию. — Теперь он к нам даже из-под земли не подберëтся.

Пострадавшую Луну давно увели в свою палатку Флёр и Шэрон; эту ночь она побудет у них.

— Мне не нравится мысль каждую ночь держать оборону, — высказался Гарри. — А если однажды, неважно по какой причине, мы не сумеем поставить вокруг лагеря защиту? Нельзя избавиться от этого летуна окончательно? Например, провести обряд экзорцизма?

— Злокозненного духа так просто не остановишь, даже если похоронить его останки, — поспешил разочаровать его Уилбур.

— Я читал, что лет десять назад в Огайо появился такой дух. При жизни он был редкостной мразью и садистом, любившим «поиграть» со своими жертвами, прежде чем их прикончить. Его сожгли Адским пламенем вместе с домом, в котором он жил, — рассказал Орвилл. — Увы, это его не остановило; в виде призрака он стал ещё опаснее, чем при жизни. Стал вторгаться в сны жертв, чтобы мучить и убивать их там.

Чепмен, на лице которого лежала отчëтливая тень усталости, вздохнул:

— Ох, Луна! Ну почему она не предупредила нас об этом «Мистере Прикованном» раньше? Да ещё и Гарри запретила о нем говорить.

— Кажется, я знаю, почему, — понизив голос, ответил Гарри. — Она слишком привыкла к тому, что ей никто не верит.