Госпиталь Конохи (джен)

Дождь лил днями, не переставая. Грунт уже не мог впитать всю влагу, и на поверхности то тут, то там возникали гигантские лужи. Дорога была настоящим месивом, но колёса повозок с горем пополам справлялись — как и наши ноги, окутанные грязью до колен.

Дождевики, купленные по рекомендации сенсея, не сильно спасали от влажности. Вспотевшие и уставшие, мы шагали, сохраняя формацию вокруг каравана. В любую секунду мы должны были быть готовы к нападению, и Фуга делал всё возможное, чтобы мы оставались на взводе.

Тепло и комфорт были исключительно нашей заботой. Костёр на привалах разводить было сложно, даже с катоном Кенджи, но сушить вещи было необходимо. Портянки я менял на каждом привале — ведь даже чакра не могла решить все проблемы гигиены.

Учитель не соврал — он показывал, как следить за собой в походных условиях и что необходимо делать. Полотенца и фляги было достаточно, чтобы привести себя в порядок, а проблемы с сандалиями сокомандников решал уже я.

Такой практики я и ожидал. Если от грязи они отмывались сами, то мацерацию кожи и воспаления приходилось лечить мне. Моих знаний Мистической Руки хватало, чтобы привести ребят в порядок за считанные минуты.

Кенджи и Азуми ругались и всё чаще посматривали на мои ботинки. Хотя раньше тот же Ямаширо-младший был уверен в необходимости пережить этот этап «взросления». Так шиноби называли период бытия генином, когда подростки ещё не привыкли или не придумали, как решить проблему ступней с помощью техник. Мода на сандалии прочно пронизывала культуру Конохи моей молодости, предоставляя шиноби дополнительную возможность «закалить характер». Я, к счастью, в этом не нуждался — мне и так нравился мой характер, без лишних страданий. Пусть многие и смотрели на меня как на «деревенщину», оставившего заскоки гражданских родителей.

С другой стороны, лечение грибковых инфекций было существенной частью заработка ирьенинов, оттого я и не спорил.

Спали мы практически в обнимку, связывая свои плащи в навес на ветках гигантских деревьев. Сокомандники уже на вторую ночь перестали стесняться, ценя тепло тел друг друга. Так что очередной совет Фуга-сенсея для дождливой погоды зашёл на ура.

Мы страдали и скучали по разнообразной еде, пережёвывая солонину и сухари. Рис, по мнению нашего наставника, был излишеством и занимал много места на выходе. Я не спорил, а просто мечтал о консервах.

Верхними путями мы бы добрались за три дня, но караван вынуждал нас растянуть путь на полторы недели. И мы послушно шли.

— А на рисовом поле было неплохо, — буркнул себе под нос Кенджи, вызвав смешок Азуми.

— Ничего, ещё дня два — и задумаешься о богатых невестах, — пообещала она.

Как оказалось, новая крутая форма Кенджи отлично впитывала влагу. Вернее, по рекламным заверениям, она должна была её отводить, но дождь не видел различий. Парень принял волевое решение и выкинул её на третьем привале. Девушка была не лучше, ведь её «водооталкивающая» косметика должна была смываться каждый вечер для сохранения здоровья кожи. К её сожалению, сделать это без масел было практически невозможно. Азуми старалась, но смогла только размазать краску по лицу. Нездоровый фиолетовый оттенок кожи сохранился вплоть до прибытия в город.

— Как скажешь, баклажан-чан, — тяжело вздохнул Кенджи.

В ту ночь парень проследил, чтобы девушка заснула первой, опасаясь за свою безопасность.

Всему виной была Страна Дождя, находившаяся недалеко от нашего маршрута. Проклятое самой природой место — неудивительно, что именно там и родился человек, вечно говоривший о боли.

Происшествий в пути не было, за исключением своеобразных «пограничников» за два дня до точки прибытия. Местные молодчики, увидев протекторы Конохи, быстро стушевались, пожелав хорошей дороги Фуге-сану.

Просили они немного — всего в полтора раза дороже миссии С-ранга в нашей деревне. Я бы и не удивился, если бы удалые парни были в доле охранного бизнеса, специально держа цены «чуть выше». Но, как оказалось, такая очевидная схема не практиковалась шиноби, считавшими ниже своего достоинства так вести дела.

И всё же мы добрались. Сама Страна Железа не сильно отличалась от нашей — да и в этом был плюс. Купальни были такие же роскошные.

Сенсей разрешил нам отдохнуть, уйдя по своим делам на весь вечер. Так что мы праздновали успешное завершение своей первой «серьёзной» миссии.

Мы сидели в халатах в общей комнате местного онсена и наслаждались чаем.

— Это не стоит тех денег, что мы заработали, — поделился своими наблюдениями Кенджи.

Я мог только угрюмо кивнуть — ведь пропустил четыре дежурства в госпитале. Я работал в убыток, но понимал необходимость этого этапа. Было бы не так сложно, передвигайся мы в повозках, как это делали другие участники каравана, но Фуга-сан видел в первую очередь необходимость нашего обучения.

И он был строг, но по-отечески справедлив — за исключением того случая, когда мы на пятый день пути полночь оттирали ржавчину с наших танто.

И у него, у нашего сенсея, всегда был план на нас.

— Миссия? — переспросила Азуми, пытаясь осознать предложение джонина.

— Полиции города необходима наша помощь, — кивнул Фуга, осматривая нас, выстроившихся по линии в экипировке. Он действительно дал нам отдохнуть и отоспаться, затребовав нас уже к обеду. — Группа преступников скрывается в лесах.

— Резковато, — хмыкнул я, впервые позволив себе съязвить сенсею. В такие случайности я не верил — не от опытных командиров специального назначения. Надеялся, что крещение кровью произойдёт куда позже, под конец полугодового курса обучения от Фуги. Но не верил, ведь понимал условия существования шиноби.

— Да, Хамано, — вперил в меня суровый взгляд сенсей.

Мораль предыдущей жизни бурлила во мне от негодования. И восемнадцатилетние не заслуживали этого, а подростки — и подавно. Их учили, их обрабатывали, их готовили. Как и меня когда-то. Привыкнуть к смертям и окопам можно в любом возрасте, но лучше делать это, слегка пожив.

— Наша задача — их выследить? — перевёл внимание на себя Кенджи. Мои сокомандники были удивлены моему необычному поведению. Они обеспокоенно смотрели на меня, боясь групповой физической отработки проступка, не понимая, что им грозит нечто куда серьёзнее.

Я глубоко выдохнул, успокаиваясь. Уже через секунду я вернул своё обычное нейтральное выражение, вырабатывавшееся мной за года общения с командирами.

— Сора, — позволил себе Фуга фамильярность, до этого момента им не проявлявшуюся. — Кенджи. Азуми, — обвёл он всех взглядом. — Задача: устранить.

Сокомандников будто пыльным мешком ударили. Вся пресловутая психологическая подготовка рушится именно в такие моменты. Легко реагировать правильно на нечто далёкое и нереальное. Сложнее — вспомнить уроки на практике.

— Если вы захотите, — тем же тоном продолжил сенсей.

Я удивился не меньше своих товарищей — ведь к подобной дипломатичности не был готов.

— Поясню коротко, — прикрыл глаза джонин, будто собираясь с мыслями. — Если вы хотите долго оставаться в поле, вам придётся убивать. Но есть шпионы. Есть врачи. Есть полицейские. Аналитики. Секретари. Только половина шиноби остаются до конца своих дней действующими бойцами. И многие уходят в неконтактные специализации ещё в молодости. Это не зазорно. Это возможно в наш мирный период.

— Но мы же столько тренировались, — сразу возмутился Кенджи. В его голосе прозвучала давняя и неугасшая обида на отца.

— Есть множество разных убийств, — вновь обвёл взглядом всех нас сенсей. — Самое благородное — убийство из защиты: родных, близких, деревни, страны. Когда идёт война, множеству людей приходится брать в руки оружие. Подходят они для этого или нет — это не призвание, это выживание. Для этого в первую очередь я вас и учил, и буду учить дальше — несмотря на ваш выбор.

Фуга посмотрел на сына и, увидев, что тот частично удовлетворился ответом, продолжил.

— Есть убийство из убеждения. Когда оно кажется справедливым: устранение предателей, насильников, убийц. Для этого необходимо призвание. И это — наш сегодняшний случай.

Фуга прошёлся вдоль нашего небольшого строя, давая нам время подумать.

— И есть убийство из приказа. Когда вам не нужно понимать причины. Для этого необходима покорность. Но я от вас не потребую такого. Разные структуры, в которые вы сможете со временем вступить — да. Но...

Он вновь сурово обвёл нас всех взглядом.

— Любое убийство уникально. И вам в конце с ним жить.

Я улыбнулся. Угроза раннего и целенаправленного опорочивания людей кровью стала понятнее.

Фуга сделал последнюю попытку спасти своего сына от участи быть инструментом войны.

Я бы и не назвал это манипуляцией. Честные слова в нужный момент способны сделать больше, чем тысяча лживых изречений. Сенсей пытался дать гордые рамки своему сыну, практически умоляя его не идти без необходимости на проливание крови. В рамках ветерана это выглядело именно так — максимальная забота, на которую был способен бывший АНБУ. Выбор. Но Кенджи, несмотря на его старания, не мог этого понять.

— Это не то, чему нас учили, — воспротивился сказанному парень.

— Я ваш сенсей и решаю, чему вас учить, — строго проговорил Фуга.

Моя улыбка стала горькой. У отца не получилось.

— Я шиноби, и я готов выполнить миссию, — упёрся Кенджи. Подростки часто так делают, пытаясь завоевать независимость от родителей. — Азуми, Сора? — обратился он к нам, ища поддержки.

— Они заслужили смерти? — уточнила девушка у взрослого.

— Так считает этот город, — кивнул Фуга. — Они убивали, насиловали, грабили и скрывались месяцами.

— И если мы их не остановим, они продолжат, — больше утвердила, чем спросила Азуми.

— Если не вы, то я, — заверил её Фуга. — Ваш выбор влияет только на вас.

Девушка пыталась найти для себя моральное оправдание, но, поделившись со мной позднее, показала, что её идеи были куда проще. Она знала (вернее, думала), что ей придётся остаться полевой шиноби. И чтобы выжить, ей пришлось бы убивать — всё как сенсей и говорил. А свою жизнь девушка ценила.

В чём-то мы действительно были похожи — а именно в наших семьях, ведь её ситуация до боли напоминала мою до исключения из клана.

— Мы должны, — давил своими убеждениями Кенджи.

Девушка неуверенно кивнула.

Я же не мог бросить двоих подростков в такой ситуации, а сенсею оставалось лишь смириться с неизбежным.

* * *

Фуга, как выяснилось, сделал черновую работу. Преступники уже были выслежены и разведаны — ночь джонин не терял зря. Да и не в этом состоял смысл нашей деятельности.

Уже к вечеру мы стояли на опушке, в полукилометре от временного обиталища бандитов.

Мы, как нас и учили, составили условную карту на земле, обозначая препятствия, пещеру и местоположение наших целей.

Быстрая рекогносцировка, проведённая добровольцем Кенджи, подтвердила информацию учителя. Их было пятеро: трое спали, двое стояли у входа. Поведение выдавало дозор.

— Мы их в два счёта: нападаем быстро, пока другие не проснулись. Они — обычные люди, а мы — шиноби.

Напыщенная самоуверенность вернулась к Кенджи в избытке. Для него, юного дарования, всё было просто. Он, в своём уме, противостоял отцу, не признающему в нём взрослого.

— Да, но можем сделать хитрее, — не стал я спорить с парнем. В таком состоянии и в тот момент это было бесполезно. — Заодно покажем сенсею нашу командную работу. Подождём, пока один из постовых отойдёт в кусты. Там я его устраню, а ты превратишься в него и тихо уберёшь второго. И тогда мы втроём одновременно закончим со спящими.

— Хочешь быть первым? — возмущённо спросил юноша.

— Нет, — заверил я его. — Ты просто лучше меня в превращении, а кровь на одежде тебе помешает, — слегка приврал я.

Он кивнул, и в общем и целом команда согласилась на план.

Не знаю, оценивал ли мои действия в таком ключе Фуга-сенсей или нет, но я подарил ему ещё одну надежду. Взяв на себя грех первого убийства на миссии, я поставил Кенджи в ситуацию, при которой ему предстояло рассматривать свежий труп. Не все выдерживают, а, учитывая то, что ему придётся ещё хладнокровно прирезать второго, притворяясь своим, парень мог оступиться и передумать.

Но джонин лишь хмуро смотрел на нас, пребывая в своих мыслях.

Я выждал свою жертву. И для меня это тоже был свежий опыт. Винтовки сделали войну обезличенной, и, видя искривлённые снарядами и пулями тела вблизи, я никогда ранее не участвовал в рукопашном сражении. Лёгкий мандраж присутствовал, но руки выполнили заученные движения, позволяя мозгу сильно не думать.

Клинок попал туда, куда было нужно, перекрыв дыхательные пути и повредив голосовые связки. Мужчине уже не суждено было издать ни единого звука. Обессиленной куклой он упал — перебитые позвонки не позволили ему сделать ничего.

Я скривился, видя этот испуганный и удивлённый взгляд, направленный на меня. Я ненавидел его — и ненавидел человечество в такие моменты.

Кенджи на секунду замер, неверяще глядя на упавшего. Мог его понять: сложно принять и осознать, что тело человека — то же самое мясо, и не сильно отличается в реакции на железо от мясного бифштекса. Я был уверен, что в его голове прошли неприятные аналогии, но парень сумел собраться. Применив технику, он двинулся вперёд.

Время, как и всегда, растянулось в восприятии. Кенджи шёл неуверенно, будто пьяный, но, к счастью, это сыграло на руку. Его «напарник» подумал, что он «догнался» и смеялся с этого до тех пор, пока танто не проткнуло и его тело.

Кенджи, как ошпаренный, выпустил оружие, позволяя ему остаться в теле падающей жертвы.

В тот же момент я устремился к сокоманднику. Это была точка наивысшего риска. Сейчас он был уязвим и не обращал внимания ни на что вокруг.

Кенджи тяжело дышал и пытался не смотреть на свои руки. Часть крови попала ему на лицо, и, в целом, выглядел он устрашающе — пока его не стошнило. Я мог только охранять его в момент слабости, ожидая, пока он не придёт в порядок.

Он всё же смог, и будь он годов этак двадцати пяти — я мог бы его и подбодрить. Но подростка за подобное хвалить было мерзко.

Азуми приблизилась к нам. Её лицо было каменным, но таило некий глубокий ужас при виде трупа. Она сжимала танто до белизны пальцев и старалась успокоить себя, глубоко дыша.

Мирный храп наших целей слышался из пещеры, и потому я счёл возможным напомнить им: не поздно остановиться.

— Пошли уже, к чёрту всё, — злился на самого себя Кенджи, выпрямляясь, вытаскивая танто и делая шаг в сторону убежища преступников.

Азуми слегка оступилась, её рука дрогнула, но хмуро последовала за ним.

Я тяжело вздохнул, но присоединился к юным убийцам.

Нам повезло, и цели спали мирно и спокойно, не подозревая о своей участи. Лучшая из возможных смертей — во время пребывания в грёзах. Мозг работает ещё некоторое время после физиологической смерти, и провести его в снах — благословение, недоступное многим.

Командная подготовка давала о себе знать. Не говоря ни слова, мы разделили цели, и, спустя целую вечность, наши танто обагровились.

Кенджи тяжело дышал. Издав гортанный звук, он выбежал из пещеры. Азуми, похожая на ледяную статую, последовала за ним. Этот взгляд был мне знаком.

Сенсей пропустил четвёртый пункт: убийство по прихоти. К счастью, мои сокомандники уж точно на такое были не способны. Не тот материал.

Я вытер своё танто и проделал то же с оставленным оружием ребят. Им было не до него, и моя ответственность как старшего заключалась в прикрытии проколов новобранцев. Оценив тела на признаки жизни, я забрал клинки и направился наружу.

Подростки сидели на траве, спиной к произошедшему. Сенсей медленно к ним подходил, а я — оценил, какой красивой была луна, восходящая прямо перед нами.

Я воткнул танто в землю за спиной сокомандников. Им лучше было сейчас не видеть их — отстранившись от содеянного. Отдышаться и начать привыкать жить с этим.

Приземлившись слева от парня и девушки, я достал флягу, сделав лёгкий глоток. Во рту всегда пересыхает, да и вода — отличный способ вывести из прострации людей. Базовые действия, доведённые до автоматизма. Хватательный рефлекс Кенджи сработал — он отпил и передал флягу дальше.

Сенсей выглядел чернее тучи, осматривая своего сына. Мне бы и самому было сложно наблюдать слом этой струны в душе близкого мне человека. Но он знал, что делал, и дискомфорт — не такая серьёзная цена за проступок.

Мы сидели с десять минут. Фуга явно дал подросткам осмыслить произошедшее и отойти от адреналина. И вот, убедившись, что они его услышат, он начал.

— Главное — не молчать, — сухо выдавил сенсей, с пониманием сказанного. Он не пытался выдать до безразличия очевидное. — Я не смог говорить в свой первый раз. И это было плохо. Просто озвучивайте то, что вы думаете. Четыре головы лучше одной.

Видя трудности сокомандников, я им подсказал.

— Они были людьми, — мои слова заставили слегка дрогнуть девушку и парня. Их взгляд, до этого момента направленный в пустоту, направился в мою сторону.

— Мы должны были это сделать, — спорил с собой Кенджи.

— Они были убийцами и насильниками, — тихо проговорила девушка.

— И всё же, людьми, — повторил я.

Мне никогда не нравилось обесчеловечивание. Ложь и ещё раз ложь. Редко встретишь человека, который заслуживает лишения такого статуса. Действия, которые делают убийство обоснованным, — чаще. Самый ужас в том, что они, мёртвые, были такими же, как ты. Я видел осознание этого единственным путём к психическому здоровью.

— Я не хочу убивать лишь из-за приказа, — озвучил я спокойно вслух. Смелое заявление для нашего общества, но я не ощущал угрозы от Фуга-сана. Да и, в конце концов, я на тот момент и так знал, что меня изучили вдоль и поперёк. И если мне разрешали говорить и жить, я не собирался игнорировать своё право.

— Слабак, — с горечью выговорил Кенджи. — Мы должны. Мы — шиноби.

Его лицо покраснело, и предательская влага стала скапливаться в уголках его глаз.

— Ты не слаб, Кенджи, — заверил я парня, к ещё большему эмоциональному раздраю. — Мне тоже не понравилось.

— Оно… всегда? — аккуратно спросила сенсея Азуми, чьё лицо тоже стало подрагивать.

— В большинстве случаев, — кивнул джонин. — Часть привыкает.

— А другие?

— Другие лежат в палатах госпиталя. Кто с алкогольной интоксикацией, кто в комнатах с решётками на окнах, — проявил я свой юмор, не раз спасший мою психику.

Фуга оценивающе посмотрел на меня, пытаясь осознать мою реакцию.

— Ты успел увидеть сдавшихся, — сделал он свой вывод.

Не нравился мне этот термин, но он был популярным среди шиноби. Токсичность воинской мысли не могла понять, что самим названием они делали людям только хуже.

— Травмированных, — поправил я взрослого. — Их никто не слушает. Всегда проще провести седацию и не тратить свои нервы. Но они так хотят выговориться. И иногда я им помогаю во время ночных дежурств.

Ведь в этом мире были только Яманака, занимающиеся людьми уже в крайних случаях.

— О чём они говорят? — с каждым мгновением Азуми оживала. Голос ещё дрожал, но взгляд уже фокусировался. Будто бы эта информация могла дать ей опору.

— О себе. О лицах, что они никогда не забудут. О запахе железа. О страхе. О отчаянии. О своих слабостях. То, что никому не интересно.

— Это сложнее, чем я думал, — сквозь всхлипы выдавил из себя Кенджи.

— Разве могли мы знать? — грустно проговорил я.

— Вы справитесь, — позволил себе нежность в голосе Фуга. Повинуясь веянию момента, он положил свою руку на плечо сына, пытаясь того поддержать.

Я нашёл это ироничным, ведь произошедшее сегодня позволило сенсею наконец почувствовать себя отцом. У него и у Кенджи появилось нечто общее, кроме крови.

Я же наблюдал за небом. Очередной душевный порыв завладел моим сознанием. Я достал из сумки свой блокнот и уголёк.

«Луна прекрасна

И только тишина

Выбивается.»

Капля крови, упавшая на страницу со стишком, была чрезмерно поэтичной.