Госпиталь Конохи (джен)

Я не сразу это осознал, но теперь я помнил.

В последние годы жизни мне было трудно запоминать что-либо. Всё моё существование состояло из удивления и вечного непонимания происходящего. Я забывал, с кем я говорил, о чём, мои мгновенья радости и печали. Кажется, только кажется, я был кем-то важным — ведь даже в последние часы ко мне приходили советоваться и слушать мои умные речи.

Но на этом всё: за долгие часы я забыл многое из своей жизни — не мог вспомнить ни имени, ни родины, ни семьи. Но этого хватило, чтобы понять: я давно уже не ребёнок, и моё имя точно было не Сора — как назвала меня странно одетая женщина азиатской внешности.

Она беспокоилась обо мне, обращалась ко мне как к сыну и звала проснуться и пойти поесть.

Голова гудела, и я быстро понял причину: на ней были бинты, слегка пропитанные кровью. На секунду показалось, что мой бич — моя болезнь — всё ещё со мной, но момент ясности никак не проходил. Когда-то давно, наверное в другой жизни, моё сердце подвело меня и лишило мозг кислорода. Было обидно, что сопереживающее лицо врача стало моим последним чётким воспоминанием. Я хоть и дожил до глубокой старости, но умирать — а именно так я воспринимал потерю памяти и сознания — было чертовски обидно. Я не успел всего и был нужен им, это я помнил в своих затухающих мыслях, хоть и не знал кому.

Сейчас же я подмечал малейшие детали своей небольшой комнаты. Не забывал через мгновенье свое чужое имя, семью и мир.

Моя старая жизнь явно завершилась, хоть моё "я" всё ещё жило.

— Я не знаю, кому, но я благодарен, — внимательно всмотрелся в деревянный потолок своего жилища и проговорил с немалым пиететом. Я помнил, что верил в Бога, хоть в какого — память не подсказывала. Его история и имя выцвели навсегда. Даже если всё это было случайностью или очередным законом реальности, мне не было чуждо чувство благодарности.

Почувствовав лёгкую тошноту, я потянулся к своим по-армейски аккуратно сложенным вещам. Хоть они и были недорогими, но оставались чистыми и целыми — и это снова возвращало меня к мыслям о семье.

Моя новая память подсказывала: мы жили в военном городке, а там, где военные — всегда остаются сироты. И хоть такое существование лучше, чем ничего, я не мог не ценить того, что кто-то обо мне заботился, пусть и временно. Как-никак, я был всего лишь кадетом местной академии.

Аккуратно сев за обеденный стол, я поблагодарил свою новую мать, Араки Хамано, за миску риса и омлет, который здесь часто заменял полноценный завтрак.

— Как твоя голова? — с тревогой спросила женщина, заметив мою заторможенность. Что интересно, ни язык, ни палочки — местные приборы — не вызвали у меня никаких трудностей.

— Неплохо, — пожал я плечами, ведь действительно так считал. Беглая пальпация головы подтвердила: никакой новой крови, только старая, запёкшаяся.

Мой ответ вызвал у матери сомнение и сожаление, и она решила их выразить:

— Сора, жизнь взрослых тяжела, и Рю не хотел этого делать, просто… — женщина пыталась подобрать слова. А я, вспомнив, как мой новый отец ударил меня по голове, будучи пьяным и кричащим что-то про невезение и про то, что ему все мешают достичь успеха, действительно понимал затруднения Араки. — Ты должен его понять. Он старается ради нас с тобой, но на работе его не понимают и не ценят.

Я мог только промолчать. Это довольно распространённое явление: военные часто становятся агрессорами в своих семьях, а отпрысков, особенно сыновей, чаще всего воспринимают как младших по званию. И часто детей просят понимать взрослых, хотя по определению старших быть умнее и мудрее. Некоторые аспекты человеческой психологии — универсальны.

— Конечно, — согласился я, понимая, что таким образом обезопасил свой мозг от потока дальнейших глубокомысленных наставлений. — Ото-сан хочет, чтобы я стал сильным шиноби и закалился перед будущей жизнью.

На секунду она смутилась, хотя и пыталась не подать виду:

— Я рада, что ты у меня такой взрослый и понимающий, — похвалила она своего сына.

Я кивнул, доел свой завтрак и, ещё раз поблагодарив женщину, отправился в так называемую академию шиноби, ориентируясь на память.

Военный городок другого мира не был для меня ни удивительным, ни непонятным — согласно моей новой памяти, тут прошло всё моё детство. Я не слишком задумывался, вспомнил ли я свою прошлую жизнь или просто заменил собой этого маленького кадета — ведь это не меняло новой реальности. Я был сыном мелкого чина, чунина по выслуге лет, прыгнувшего выше головы, но желающего стать кем-то большим, чем мог бы. В этом мире, где люди находят удивительные силы внутри себя, ему было мало места — ни клана, ни генетических мутаций. Ему подошёл бы мой предыдущий мир, где доблесть, личная сила и решительность не были столь важны. Там бы Рю Хамано добился большего счастья.

В академии нас учили, что быть шиноби — великая честь, а ещё это реальные привилегии и деньги. Ниндзя не умирали от голода, кем бы они ни были, но, как подсказывало моё взрослое скептическое сознание, жили они недолго — отсутствие пожилых ниндзя на улицах это подтверждало.

Здесь постоянно шли войны, прерываемые редкими годами мира. Боевые задания — дело постоянное, как и смерти с ранениями. Я ещё не знал, чего хочу от новой жизни, но точно — не умирать молодым, не насладившись ею как следует.

Академия встретила меня толпой детей, разделённых по годам на свои классы, и несколькими чунинами-учителями, пытавшимися обуздать весь этот хаос. После утренней физкультуры, которая неожиданно давалась легко благодаря странной силе — чакре — нас повели в лекционные залы.

Меня встретил курс общеобразовательных предметов, включающих каллиграфию, историю, естественные науки и математику. Академия мало отличалась от обычных школ моей родины — разве что спаррингами и некоторыми специфическими дисциплинами.

К счастью, я был неплохо образован в прежней жизни, и ничего из перечисленного не вызывало трудностей — особенно скудная история, описывающая короткий по меркам моего старого мира период. Я, хоть и вновь задумался о том, почему мой опыт и знания остались при мне, несмотря на исчезновение воспоминаний, счёл это частью правил ситуации и не тратил усилий сознания на попытки найти причины там, где их не найти.

Меня больше интересовало присутствие в классе местного нобилитета — детей кланов Конохи. Я наблюдал за ними и на занятиях, и на перерывах, и пришёл к выводу: в поведении они почти не отличались от обычных детей. Это могло говорить как о не сформировавшемся ещё классовом пренебрежении, так и о потере традиционных культурных норм, характерных для элит. Всё это играло мне на руку: без жёсткого разделения на благородных и остальных мне было проще занять выгодную позицию.

Уже то, что предыдущий умерший лидер деревни был неклановым и добился своего звания упорством и трудом, говорило о многом. Даже если какой-то барьер раньше и существовал, он был проломлен.

В том же числе я не видел, чтобы с клановыми стремились сильно знакомиться или дружить, но и то внимание, которое уделялось наследнику клана Учиха, нельзя было игнорировать. Я понимал: ситуация явно не была однозначной, и мне ещё предстояло погрузиться в эти «взаимодействия» с холодной головой, а не глазами наивного ребёнка.

Но стоило заметить, пропаганда для квазисредневекового общества была не самой ужасной, всего сотня лет со времени постройки Конохи и теперь существует Воля Огня, которая служит объединяющим началом для всех людей.

Единственной аномалией, которую я заметил во время наблюдений, был один сирота, которого открыто недолюбливали. И дело было не просто в отсутствии родителей — в мире шиноби это не редкость. Конечно, он был по-своему раздражающим, но не больше, чем некоторые другие дети. Память ребёнка подсказывала, что мои родители не рекомендовали мне с ним общаться, и, кажется, я однажды даже получил затрещину от отца за разговор с Наруто. Моей рабочей теорией было то, что его родители, о которых, на удивление, ничего не было известно, были предателями. Поэтому, как это часто бывает у суеверных военных, они решили оградить своих детей от «дурной крови». В этом была доля логики — черты характера действительно передаются по наследству, — но, как обычно, люди довели всё до абсурда. А поскольку я находился, по сути, в военном обществе, абсурд — это единственное возможное развитие событий.

Нас отпустили из академии ещё до вечера, но я, вспомнив по-отечески добрую пьяную затрещину, после которой пришлось носить бинты, решил не возвращаться домой, а потратить время с пользой. Дойдя до местной библиотеки и убедившись, что для учеников академии доступ хоть и ограничен, но бесплатен, я засел за изучение юридических аспектов своего существования.

Я узнал, что пока не стал генином, по сути, являлся собственностью своих родителей, а затем — собственностью деревни, от которой требовалась стабильная отдача. Лишь с повышением звания я становился всё более полноценным субъектом права, и потому мне было ясно, откуда стремление к карьерному росту любой ценой среди шиноби.

Отказаться от обучения или просто провалить его было возможно, но я всё равно оставался бы собственностью родителей до шестнадцати лет, а один пропитый чунин не дал бы мне спокойно жить.

Так что путь шиноби оставался единственным адекватным вариантом. Без связей, гарантий, таланта и силы я уже представлял, с чего мне стоит начинать.

Человеческий мозг превосходен в своей сложности. Вся структура работает как слаженный механизм, созданный исключительно для решения проблем нашего бренного тела.

И когда дело касается небинарной логики, возможно множество решений. Биохимия нашего тела именно такая: она состоит из разных компонентов, и они не условны, а вполне реальны. А реальные тела взаимодействуют друг с другом на многих уровнях. И когда их миллиарды, как наших нейронов, когда важна каждая миллисекунда, мы начинаем теряться. Хоть мы и оцениваем других людей и закономерности их поведения, нам сложно уследить за каждой маленькой и незначительной деталью. И тогда появляются «ошибки».

Одну из них я имел смелость наблюдать каждый день. Базовое стремление найти лучшего партнёра для продолжения в этом мире частички себя завело мою мать в логическую ловушку. В юности мы ещё не умеем смотреть на проблемы в комплексе и понимать сигналы собственного тела, а повзрослев, сталкиваемся с двумя простыми вариантами: разрушить свою картину мира и собрать её заново, чтобы стать лучше и более приспособленными, или же… жить в этом кошмаре вечно, отбрасывая новую информацию как лишние кусочки пазла, споря с самой реальностью.

Наш мозг — крайне эффективный, а потому ленивый механизм. Самое простое решение, пока оно работает, кажется самым правильным. У моей матери как раз и была иллюзия, что её решение всё ещё работало.

Мой отец был сильным юношей — всё же чакра даёт безумное количество преимуществ. Он казался очень перспективным: смелым, наглым, самоуверенным. А эти качества сильно цепляют в людях. Только вот они работают в связке с человеком, который разобрался в себе и мире. Отец же стал жертвой собственных ожиданий и веры. То, что он делал, будучи молодым, перестало работать, ведь он свято лелеял мысль о собственной силе и уникальности. И теперь весь мир казался ему не таким, ведь он не замечал своей гениальности — значит, это люди ему мешали, а не он был неправ. И только алкоголь поддерживал его в этом неведении.

Моя мать не хотела менять свой выбор, подсознательно понимая свою ошибку. Она поставила всё на отца, не имея запасных планов в жизни, и жила лишь надеждой, что он изменится — что у неё получится сделать его лучше ради семьи, а на самом деле — ради себя и своего эго. Она застряла в этом сценарии вечной жертвы обстоятельств, ничем не отличаясь от отца.

Моё детское сознание было воспитано двумя ошибками, а потому и само стало сбоить. Попытка защитить мать от злого пьяного отца была неправильной реакцией на происходящее — попыткой взять ответственность за то, что не зависело от моей воли. За это ребёнок и поплатился — и не раз.

Если отстраниться, то ничего по-настоящему ужасного не происходило: и мать, и отец были заняты собственными травмами и сосредоточены только на себе и друг друге. Два звена одного дьявольского механизма, собиравшегося породить ещё одну психологическую ошибку — меня. Будь я сознательным ребёнком, я бы долго впитывал эту трагедию, как губка. Но мне повезло: я не ощущал негативных эмоций, кроме крайнего раздражения от постоянных ссор и криков, мешающих отдохнуть. Поэтому я и старался как можно дольше не быть дома, ища, чем себя занять, изучая этот мир. Даже наедине мои мать и отец были ещё те «фрукты»: одна — с комплексом жертвы, пытающаяся найти моральную поддержку в собственном малолетнем сыне, настраивая его против злого отца; другой — повышающий самооценку за счёт принижения сына. Соперничество и манипуляции с десятилетним — это даже звучит убого, но такова была моя реальность.

Академия также не представляла для меня чрезмерной сложности, даже несмотря на то, что я часто занимался сверх меры на полигоне или в библиотеке от скуки.

Взрослое сознание — отличный механизм, помогающий стремительно развивающемуся телу становиться лучше и образованнее.

Мои успехи во время спаррингов замечали и учителя. Большинство моих одноклассников были быстрее, сильнее или выносливее меня, но их детское сознание им мешало. Они бились ради «красоты» самого тайдзюцу, старательно отрабатывая приёмы, которые заучили. Конечно, само это искусство было направлено на скорейшее убийство или выведение из строя противника — но этого ещё не понимали или не принимали большинство детей. Они боялись навредить своим друзьям и одноклассникам — у меня же таких проблем не было. А победить, не нанося вреда людям, намного сложнее, чем отбить им печень или сломать нос.

Конечно, у меня были небольшие недоразумения с учителями после этого, но они просто решили не ставить меня в контакт с кем-то «важным». Если быть честным, меня и других неклановых и так не ставили против «важных», поэтому ничего особенно для меня не изменилось.

А в целом дети были детьми: некоторые — поломанные, живущие в горе и печали, но всё же дети, со своими маленькими проблемами. Со своей неуверенностью и напускной бравадой они пытались выстроить взаимоотношения, создавая маленькие стайки — по интересам и статусам. Двумя исключениями были Узумаки и Учиха — каждый по своей причине бывший своеобразным парией. Но если второй сидел тихо в углу, насупившись и переживая личные проблемы, то первый сам стремился быть проблемой для других.

Наруто был безумно разговорчив и громок, будто пытался взять наглостью право быть услышанным. Ему явно не нравилось, что его всеми силами старались избегать, поэтому он отчётливо сообщал всем: «Я — часть нашего маленького общества, и вам следует с этим смириться».

А ещё ему не нравилась роль дурачка и посмешища, но с этим Наруто уже ничего не делал. Более того, именно такой образ он и поддерживал, ведь он привлекал куда больше внимания к его сольным выступлениям. Он выводил людей из себя поистине идиотскими поступками — и так побеждал, ведь другие были в большем дискомфорте, чем он сам, и от этого становился увереннее. Казалось, он контролировал свою жизнь и ситуацию, в которой оказался. К тому же, своим дурачеством он показывал, что полностью безопасен, что его не стоит опасаться. А он чувствовал, как к нему относится большая часть людей.

Такая комплексная и мультизадачная система гештальтов действовала на многих. Среди детей он производил настоящий фурор, добиваясь ровно той реакции, которую ожидал, — это позволяло ему легче выживать в негативно настроенном обществе.

Но вот тут ошибку допустил уже я, никак не обращая внимания на его выкрики и высказывания. Моего взрослого ума не хватило додуматься накричать на ребёнка или высказаться о его способностях к размышлению при очередном вопле о желании стать Хокаге. Тот же Учиха, ещё тот нелюдимый олух, умудрялся выражать агрессию по отношению к Наруто, чем подкармливал его позитивный настрой. Я же не прилагал усилий игнорировать поведение Узумаки — мне действительно было всё равно, что и заметил блондин. Ещё несколько раз он пытался уделить мне повышенное внимание, пока я не понял его намерений и не решил «исправиться», высказавшись нелестно о его интеллекте.

В детях, выросших в плохих условиях — особенно если они подвергались эмоциональному насилию со стороны взрослых — есть существенный, с моей точки зрения, минус: они отлично научились ощущать настроения окружающих, чтобы лучше распознавать опасность. Таким был и Наруто. Поэтому моя маленькая проформа не впечатлила его, а лишь усугубила ситуацию. Хоть он и не понимал моих эмоций по отношению к нему, он явно не ощущал там того, что ждал от других детей. Я не вписывался в его маленькую картину существования и набор своеобразных поведенческих инструкций. Тогда Узумаки решил взять этот замок в настоящую осаду.

Он вызывался на каждый спарринг со мной. И хоть моё полное отсутствие желания сдерживаться в учебных боях помогало против Наруто, он обладал чудовищной упёртостью и живучестью. Его не останавливали ни сломанные кости, ни порванные сухожилия, ни выбитые челюсти. Напротив, он восстанавливался с устрашающей скоростью — раны заживали, как у собаки, и каждый раз он доставлял мне всё больше неудобств. Даже учитель Ирука был счастлив, впервые увидев такую настойчивость от своего нерадивого ученика. Остальные были лишь рады, что мои наклонности к членовредительству были заняты исключительно на Наруто-куне. Только ирьёнины по-прежнему хмуро смотрели на меня, заставлявшего их ежедневно отрабатывать немаленькую зарплату.

Более того, блондин устроил настоящие шпионские игры и следил за мной, насколько мог. На моих посиделках в библиотеке, прогулках по улице, тренировках на полигонах — ему будто бы нечем было заняться. На каждой переменке он устраивал свои выступления всё ближе и ближе к моему месту, даже если я пытался сменить свою дислокацию.

Мне казалось, я его даже видел недалеко от своего дома. А на уроках ловил его задумчивые взгляды. Подобное мне не нравилось. Конечно, в классе был ещё один ребёнок, который изредка буравил меня взглядом полного внимания, но то был отпрыск клана Нара, и от них стоило ждать постоянного анализа всего и вся вокруг них.

На шестой день я не выдержал и решил окликнуть блондина по пути на полигон, куда он следовал за мной, будто бы невзначай.

— Ладно, — вздохнул я демонстративно, смирившись с поражением. — Узумаки, ты победил.

Конечно, я не ожидал, что он сможет ответить. Но он, на секунду застыв в удивлении, быстро собрался с мыслями:

— Сора, ха! Ты всё-таки признаёшь, что я сильнее! Но я ожидал от тебя этих слов во время спарринга, датебайо! — приукрасил он всё своей фирменной улыбкой, продолжив шаг и поравнявшись со мной.

Знал бы я ещё, что значило это «датебайо», было бы легче.

Я смотрел ему прямо в глаза, всем видом показывая, что я честен и открыт.

— А теперь скажи: чего ты хочешь?

— Да ничего я не хочу от тебя, — сказал он слегка раздражённо, продолжая свою простецкую манеру общения — редкость в нашем довольно консервативном обществе.

— Очевидно, ты хочешь что-то у меня спросить — иначе бы ты не наблюдал за мной постоянно.

Он снова сбился с шага, остановившись и посмотрел на меня серьёзнее. Мало кто из наших одноклассников замечал, но несмотря на гиперактивность, Наруто был исключительно серьёзным малым — где-то глубоко внутри, где он скрывал свои негативные эмоции за неестественно позитивным настроем по жизни и раздражающим поведением.

— Я заметил, что у тебя необычный взгляд, вот и всё. — Я выдержал его взгляд, тоже остановившись и развернувшись к нему всем корпусом. Мы уже достаточно отошли от оживлённых улочек в лес, поэтому я не переживал, что какой-нибудь ответственный малый мог бы заметить мой разговор с блондинистым парией и доложить отцу. — Будто бы ты понимаешь.

— Раздражает? — ухмыльнулся я.

— Безумно, — согласился Наруто, ещё больше посуровев. — Ты не смотришь на меня, как остальные.

— И ты не понимаешь почему, — сказал я скорее утверждая, чем спрашивая, на что мой собеседник коротко кивнул. — И если я отвечу на этот твой вопрос, ты дашь мне больше личного пространства?

— Я не хотел прямо так надоедать, — у Наруто проскочило что-то похожее на сожаление.

— Ты хотел увидеть мою реакцию и понять её.

— Даже во время побед на спаррингах ты не издевался, что ли? Меня бесит, как ты хладнокровно относился к этому — будто бы совсем не радовался победе и при этом не считал меня недостойным слабым соперником, как делают другие.

— Да потому что вы не относитесь к этому серьёзно. Никто, даже Учиха, не пытается убить или покалечить во время спарринга — просто красуется своими утончёнными движениями. Я понимаю это: все мы дети, и для многих это просто игра. Но ведь из нас воспитывают убийц.

— Да ты псих, Сора, — удивился Наруто. — Это же просто учебные бои в академии.

— Нам нужно заучивать определённые рефлексы, чтобы выжить потом во взрослой жизни — смысл потом переучиваться. Для травм у нас есть ирьёнины, а при угрозе смерти — учителя, которые остановят бой, — пояснил я свою логику. — Отвечая на твой вопрос, я не страдаю мелочной злобой к другим людям, особенно по несерьёзным причинам.

Мой ответ, хоть и был для Наруто неожиданным, но всё же он его удовлетворил.

— Я не знаю точной причины, почему мне говорят избегать тебя, Узумаки, но я принял правила игры, чтобы лишний раз не получать по голове. И не знаю, почему так на тебя смотрят некоторые взрослые, что подстёгивает детей также к тебе относиться. Мне это неинтересно и мне не грозит сложностями в жизни, если я буду относиться к тебе просто нейтрально.

— Почему, — проговорил Наруто с некоторой злобой. Учитывая, что я затронул больную для него тему, это не было удивительным. А также я понимал, что этот вопрос не относился ко мне.

— Их выбор, Наруто. Можно придумать любые причины для оправдания взрослых, что сумели возненавидеть ребёнка, но я не вижу реальных возможностей того, что это твоя вина. Ты не прожил достаточно долго для того, чтобы нагрешить. Скорее всего, ты просто напоминание им о чём-то плохом, я, например, подозреваю, что твои родители были предателями деревни, ну а ты их ребёнок — поэтому так.

— Я ничего не знаю про родителей, — сказал Узумаки тихо и почти безэмоционально. Но я видел, насколько мои слова его задели.

— Я обещал свои правдивые мысли — ты их получил. Поэтому я не думаю, что тебе стоит пытаться заслужить их любовь и одобрение. Знаешь, многие люди совершают подобную ошибку: хорошее отношение — это не то, что человек обязан заслуживать, особенно когда он ничего плохого не сделал. Если его нет — это выбор других людей, а не твой. Возможно, эти люди просто не очень достойны.

Я не стал слушать ответа Наруто. Понимая, что потренироваться спокойно сегодня уже не получится, я отправился в библиотеку искать что-то ещё художественное и относительно интересное.

Узумаки, как выяснилось во время спарринга в академии, сделал пару выводов. Когда я уворачивался от куная, брошенного прямо мне в голову, он сумел правильно ко мне подлезть и — хоть и с тенью сомнения — резким движением разорвал связки на моей руке во время захвата.

Это был приятный сюрприз. Малыш понял мой способ сублимировать негативные эмоции без серьёзных последствий.

Стало тише. Класс теперь заполнялся пересудами, а не выкриками одного человека, что делало перерывы между занятиями куда как приятнее. Ценой был один помрачневший парень блондинистой наружности, что задумчиво сидел за своим местом.

Я ожидал, что тот скоро вернётся к своему обыкновенному поведению. Люди не склонны так резко менять своё мировоззрение. Поэтому я просто наслаждался вернувшейся приватностью в своей жизни. Если бы не добрые люди.

Добрые люди есть всюду, они та вязкая субстанция, что связывает это общество воедино и мешает всем переубивать друг друга. Они появляются в момент риска и своим лучезарным влиянием меняют ситуацию на худшую для честных мразей этого мира. Никогда не знаешь, кто из них будет тем добряком, что резким витком в извилине мозга решит с утра заинтересоваться идеей справедливости. Зачастую причина — это что-то, что пережили они сами, с чем они могут, умеют и хотят бороться. Более того, они своей резкой активностью умудряются мобилизовать к деятельности широкий спектр лентяев, не желающих тратить свои ограниченные жизненные силы на то, что их не касается.

Таким был Чоуджи. Будто валькирия с небес он спустился прямо на место рядом с Шикамару, став, очевидно, донимать того, изредка показывая то в сторону Наруто, то в сторону меня. Не знаю, каким способом, но тот сумел заинтересовать наследника клана Нара в чём-то, и теперь меня буравили два внимательных взгляда.

Слежка за мной возобновилась. Более наглая и аккуратная. Я успел вспомнить с десяток раз добрым словом всех наших учителей, что не могли нагрузить наших юных дарований ровно настолько, чтобы они не могли думать ни о чём, кроме как о еде и сне. В этом минус всех учебных заведений, приближённых к армейским: всем скучно, и все ищут, чем бы себя занять.

К концу учебного дня у меня уже начал дёргаться глаз. Постоянное чужое внимание утомляло. Но эти хотя бы не стали меня провожать после занятий, они остались на разговор с Наруто, очевидно, пытаясь выяснить причины его настроения.

Конечно, и я не мог избежать разговора с ними.

На следующий день меня ждали и подкараулили за углом академии. Чоуджи, как более заинтересованная в этом сторона, начал первый, пока Шикамару лениво облокотился о дерево и ждал завершения приступа инициативы своего друга.

— Сора, так? — спросил меня Акимичи. — Ты в последнее время много общался с Наруто, и он сам на себя не похож, — начал он издалека, напрямую не спрашивая об интересующих его моментах.

— Боюсь, если бы мы «много общались», Акимичи-сан, у меня уже были бы проблемы.

Их явно удивило моё обращение, но я действительно должен был проверить, обладают ли клановые какой-либо предвзятостью.

— Мы же одноклассники, Сора, к чему это? — застенчиво проговорил Акимичи.

— Одноклассник в чьём имени ты был неуверен, — пошутил я, чем смутил его ещё больше. — Но допустим, Чоуджи, какое тебе дело до настроя Наруто?

— Та не то, чтобы много, просто… — мой вопрос в лоб заставил его растеряться.

— Будет напряжно, если случится беда, — Шикамару вмешался и выручил Чоуджи из неловкой ситуации.

— А, вы решили сделать так, чтобы над ним перестали смеяться остальные дети? — Я сделал вид, что «понял». — Такие благородные воины… Тогда я вас явно недооценил.

— Давай без сарказма, ладно? — тяжело вздохнул Шикамару и отодвинулся от дерева, подойдя ближе к Чоуджи. — Ты явно о чём-то с Наруто говорил, и после этого он стал весь задумчивый, перестал смеяться и кричать. Я не могу понять, что именно и каким образом это привело к тому, что он тебя покалечил во время спарринга.

— Ну, во-первых, в этом и суть: мы тренируемся убивать. Во-вторых, это не калечение — меня с лёгкостью вылечили ирьёнины. Наруто — молодец и победил, чего он практически не делал раньше. И что самое важное — хоть один из вас сумел отнестись к этому серьёзно.

— Я уже заметил, что ты отморозок, — закатил глаза Шикамару. — Просто это не относится к Наруто. Несмотря ни на что, он — добрый малый.

— Ладно, — поднял я руки в знаке примирения. — Ты хочешь просто разобраться в ситуации, ведь её не понял. Чоуджи — эмпатичный малый. От меня требуется объяснение нашего потенциального разговора, которого, конечно же, не могло быть — ведь у меня из-за этого могли быть проблемы. Всё так?

— Примерно так, — согласился Шикамару. — Но не преувеличиваешь ли ты с проблемами?

— В прошлый раз, когда я сделал что-то, что не понравилось моему отцу, он мне почти череп проломил. Я несколько недель назад с повязкой на голове ходил, если ты помнишь. — О, я знал, что отходил от роли жертвы домашнего насилия, ведь зачастую они стесняются говорить о проблемах дома. «Беду из избы не выносят». Будто бы разделение вины за проступки отца и комплекс жертвы помогли хотя бы одному ребёнку. Мне же было интересно, приведёт ли моя бесстыдность к устранению этого жалкого, но опасного человека из моей жизни, ведь я не слышал ничего про социальные службы Конохи. Но теперь я знаю, что ученики академии-сироты получают пособие и жильё — и всяко лучше самому отвечать за собственную жизнь.

— Ты… серьёзно, да? — растерялся Нара.

— В любом случае, Шикамару, Чоуджи, вы ставите меня в неловкое положение. Этот потенциальный разговор с Наруто, которого, конечно же, не было, принадлежит не только мне, но и ему. Было бы крайне невежливо говорить вам о его содержании без одобрения Узумаки. Вы с ним пробовали об этом поговорить?

— Он делает вид, что ничего не произошло, поэтому мы и подошли уточнить, — вмешался с объяснением Чоуджи.

— Тогда почему бы и не уважать его желание? — вопросительно посмотрел я на них.

— Да ему же явно нужна помощь! — возмутился Акимичи.

— Возможно, — согласился я. — А ещё у него есть рот, и когда он захочет помощи, он сам на неё согласится. Уважайте его желание решить этот вопрос самостоятельно.

— Но… — пытался возразить Чоуджи.

— И даже если он придёт к какому-то неправильному, по вашему мнению, решению — это будет его выбор, — заключил я, переводя взгляд от Чоуджи до Шикамару. Вот кто действительно меня удивлял: такой взрослый и проникновенный взгляд неестественен для детей. — Я просто объяснил ему, почему не вижу смысла относиться к нему с презрением и насмешкой. Это если кратко. А теперь у вас всё ещё есть намерения меня втихую побить или я могу спокойно уйти?

— Да с чего ты вообще решил, что мы хотели что-то сделать тебе? — возмутился Нара. — Мы с тобой в параллельных мирах живём?

— А, то есть то, что может случиться беда, ты оценил, а это — нет? Да, меня просто так подкараулили двое парней за углом академии, где никого нет, и решили расспросить, почему их знакомый-почти-друг в своеобразной депрессии из-за моих действий. Как я мог так подумать… — не удержался я от сарказма. Я шагнул между ними и, наконец, направился по своим делам. К счастью, вчера отец отбыл на миссию вне деревни, и ещё несколько дней можно будет пораньше приходить домой в спокойствии. Уходя, я только слышал протяжный стон Шикамару.

— Как же это напряжно… — только и слышалось от него.

В чём-то этот парень был прав: жизнь действительно бывает напряжной, но в основном — из-за других людей.

Я, конечно, замечал раньше, что они разговаривали с Наруто без излишнего негатива, но чтобы назвать их друзьями… Их действия говорили о том, что они как минимум считают его приятелем. Мне показалось, я переоценил статус изгоя Узумаки.

* * *

Камень, прилетевший мне по спине, слегка пошатнул меня, оставив саднящую рану. Вместе с тем я был готов к продолжению этой вендетты.

Когда не сдерживаешься и вредишь людям, они затаивают обиду. Если людей становится много — они объединяются в группу, чтобы разобраться с угрозой — тобой.

Один из парней, которому я «случайно» вывихнул руку во время спарринга, с явной толикой злобы кинул очередной камень, целясь уже в голову. Я успел увернуться — всё же чакра прекрасный усилитель, получше адреналина, — но удара палкой по голове от подошедшего сзади оппонента я уже не заметил.

Это очевидно — дети способны на насилие. Теперь я ощущал: они были настроены серьёзно, насколько могли. В какой-то мере я даже обрадовался этому факту, хоть и печально, что проявить это смогли только толпой, а не один на один во время тренировки.

Честно, я недооценил этих «личинок убийц» и не ожидал подобного резкого ответа.

Я смог поймать рукой удар ногой по печени, резко встав с положения «на карачках», потянув нападающего за ступню на себя. Успел взять камень и даже замахнуться им по голове, но был повален на полной скорости его товарищем.

Я не дал ему воспользоваться моментом и умудрился ударить лбом по его носу, так удачно оказавшемуся напротив моего лица. Это заставило его потерять равновесие, и я смог сбросить с себя оппонента.

Благо, их было всего двое в поле моего зрения. Встав, я быстро оглянулся, убедившись в своих мыслях.

— Ублюдок, — промычал обладатель теперь плоского носа, стараясь остановить кровотечение. Его друг уже успел встать и подойти к нему с края, как бы указывая на своё присутствие. К ним уже торопился на всех порах гордый метатель камней. Всё же трое.

— Было неплохо, но я бы целился по ногам, — я быстро проверил наличие повреждений головы рукой. К сожалению, кровь была, но, кроме лёгкого подташнивания, ничего более не говорило о травме.

— Это ещё почему? — буркнул тот, кого я потянул за ногу. Но не успел он договорить, как я развернулся и на всех порах помчался с полигона, на котором меня и подловили.

Бег явно не был их сильной стороной, поскольку довольно быстро они отстали. Или дополнительные часы в библиотеке помогли — ведь меня научили, каким образом эффективнее направлять чакру в мышцы для устранения усталости и компенсации недостатка кислорода.

К сожалению, мне пришлось поменять планы: рана требовала обработки специалистами. К счастью, госпиталь Конохи был бесплатным для таких курсантов, как я.

Он был недалеко, да и Коноха сама по себе не была большой — особенно для ниндзя с их скоростью. Некоторые из шиноби оглядывались на меня, пока я пробирался к месту назначения, но, видя, что у меня нет затруднений в передвижении и паники на лице, дальше шли по своим делам.

Со временем в нос мне ударил знакомый запах стерильности. Я быстро отыскал стойку регистратора и, поскольку людей на приёме не было, меня сразу отвели к дежурному ирьёнину.

— Ну и ну, кто же это — сам гроза детских коленок и локтей? — Мне повезло: на приёме был мой знакомый, частый дежурный ирьёнин в академии. — Неужели твоё поведение наконец укусило тебя за зад?

— Не успели, Сайто-сан, только спина и голова, — ответил я, садясь на кушетку. — Ничего серьёзного: только мягкие ткани повреждены, мои кости оказались прочнее.

— Правда? — язвительно улыбнулся ирьёнин. Он быстро натянул перчатки для осмотра и встал с кресла, подходя ко мне. — Ты смотри: если будешь и дальше делать столько дополнительной работы для меня, можем проверить их предел. — Он быстро осмотрел мои раны и, кивнув сам себе, сказал: — Действительно твердолобый.

— Лоб не задели, — не согласился я.

— Ага, ведь брызги крови, как от лопнувших сосудов на твоём лице, говорят о том, что чей-то нос оказался хрупче, — фыркнул Сайто и направился за перевязочными материалами.

— А может, ручкой — и всё? — предложил я ирьёнину воспользоваться медицинской чакрой, показав правую руку в похожем движении.

— Э нет, Сора-кун, это стоит денег, — ответил он мне на свой манер.

— Та ладно вам, Сайто-сан, я ребёнок: у детей не бывает денег, а ещё я ученик академии — официальный и гордый нахлебник.

— Я уже отработал на твоих жертвах всё, что Коноха тебе гарантировала, — мои заявления не изменили намерений ирьёнина, и он возвращался ко мне с бинтом, антисептиком и ножницами в руках. — Теперь только это — может, тебя это научит или, дай Ками, хоть отстранит от нанесения увечий ближним твоим на недельку-другую.

— Сайто-сан, ну неужели нельзя сделать поблажку бедному неклановому ученику? — состроил я жалобную гримасу. — Это ж не так сложно для вас: просто преобразуете чакру, концентрируетесь на тканях. Регенерация, пролиферация, эпителизация — и всё за какие-то мгновенья. Разве вам самим не хочется создать подобное чудо?

Моя фраза заставила его на секунду остановиться и внимательно посмотреть на меня:

— Специалистам платят не за сложность, а за навыки, Сора-кун, — сказал он спокойно и уже без издёвки. — Откуда знаешь?

— Я люблю читать, — коротко ответил я.

— Странно, обычно люди твоего типа не склонны к такому, — снова улыбнулся Сайто.

— Ну, знаете ли, мы, бесклановые, не совсем варвары и иногда обладаем навыками чтения, — пошутил я. — Вообще, если вопрос в цене, Сайто-сан, то я довольно трудолюбив и умею мыть полы. Сделайте своим санитаркам подарок — пусть сегодня отработаю я.

— Ну, знаешь ли, это тоже нужно делать правильно, — отсмеялся он. — Но я знаю, чем тебя занять. Считай, что уговорил.

Стоит ли добавлять, что я весь вечер занимался утками? Но медсёстры были довольны, а для врача нет ничего важнее, чем радость младших медицинских сотрудников… Разве что эксплуатация бесплатного труда студентов.

Но целая голова того стоила — на следующий день я смог прийти в академию вновь целым и даже слегка жизнерадостным. Один из моих обидчиков красовался разбитым носом, злобно скалясь в мою сторону. Мой хищный взгляд на других был остановлен щелчком пальцев около моего уха.

— Утки, Сора-кун, — сказал с усмешкой Сайто-сан. — Будешь добавлять мне работы — будешь отрабатывать.

— О, вы сегодня дежурите, — улыбнулся я невинно в ответ. — Хорошо, что на страже здоровья детей стоит кто-то столь ответственный.

— Действительно, — кивнул тот. — А за разбитый нос ты завтра будешь учиться правильно мыть полы.

Я мог лишь искренне улыбнуться. Ведь на наживку клюнули.

— Сора, я волнуюсь. В последнее время ты так поздно приходишь домой и почти не бываешь с нами. Ты ведь наш сын, и мы за тебя переживаем. Я понимаю, что ты тренируешься и хочешь стать лучше, но не забывай о тех, кто тебя любит.

К несчастью для этой женщины, я выбрал идеальную тактику их избегания. Если бы я просто шлялся по улицам и ничего не делал, меня бы заставляли возвращаться домой. А так, если ребёнок дополнительно занимается — мешать ему просто непринято. Даже если это против воли родителей, на них будут смотреть криво, а мой отец не хотел, чтобы такая мелочь мешала его «карьере». Мать же демонстративно страдала и окутывала родную кровь «заботой», пытаясь получить ту же моральную поддержку, которую я давал до того, как изменился.

Любовь странная, сложная и комплексная эмоция. Её ценят, ищут и всячески воспевают. К сожалению, тут ею и не пахло. Женщине не повезло: в своей прошлой жизни я знал, как выглядит настоящая родительская любовь, и умел её распознавать. Здесь же я — актёр театра неблагополучной семьи. Но мне дают еду и кров, так что…

— Не волнуйся, мама, — обнял я эту женщину. — Я должен стать сильнее, и тогда всё будет хорошо.

Она дёрнулась от неожиданности, но спустя секунду улыбнулась, погладила меня по голове и пожелала хорошего дня.

Я мог её понять: с виду я вёл себя именно так, как она хотела, говорил проникновенные слова и мило усмехался — что не коррелировало с моим избеганием контактов с ней и отцом. В её мечтах, как и у каждой несостоявшейся матери с плохим мужем, её сын должен был остаться рядом навсегда, защищая и оберегая. Эволюционные особенности homo sapiens — не мне судить; на самом деле каждый выживает как может.

Коноха жила своей маленькой, неспешной жизнью. Торговцы и ремесленники открывали лавки, ожидая утреннего наплыва посетителей. Как-никак, у многих сегодня был выходной и желание потратить его на необходимые покупки.

Я же стремился в библиотеку, чтобы заменить запас книг. Поскольку я был завсегдатаем, мне позволяли брать художественную литературу с собой.

К моему несчастью, разнообразие не впечатляло — чего и следовало ожидать от военного городка. Хотя, возможно, дело было и в самом обществе.

Если верить академии, этот мир действительно очень молод. Несколько сотен лет хоть какой-то записанной истории — ничто в сравнении с тысячелетиями развития цивилизаций в моём старом мире. А время играет ключевую роль во всём, что касается культуры. То, что считается современным искусством, наполнено героями эпохи романтизма, идущими против зла этого мира — идеальными во всём, особенно в поэтичных именах. Им не мешают проблемы, которые решаются ими без особых усилий. Этот первый слой идей, покрывший полулегенды о героях древности, ещё слишком наивен и прост, чтобы доставить настоящее удовольствие. Но при отсутствии других способов расслабиться я не привередничал: ни музыки, ни театра в доступе не было.

И даже так самым печальным было количество: тех же романов было кот наплакал — всего несколько десятков приемлемых образцов и ещё столько же того, что читать было практически невозможно. В мире постоянных войн сложно ожидать чего-то другого, но местные действительно были ограничены в понимании эмоций и переживаний. И это угнетало, наводя меня на мысль о необходимости более здоровой социализации.

Но с детьми было скучно до отупения, а взрослые либо не ушли далеко от них по уровню зрелости, либо были недоступны для общения. Даже библиотекарь, много знающий об окружающем мире и действительно интересный собеседник — не только из-за информации, но и из-за выводов своего пытливого ума — был вечно занят и мог уделить мне лишь немного времени, чего было недостаточно для преодоления моей скуки.

Большая часть людей всё время работает, тренируется или как-то иначе совершенствуется. Я даже смог лучше понять, почему мой отец выбрал в качестве хобби пьянство — другого тут практически нет.

Поблагодарив библиотекаря, я отправился в место, где меня могло ждать спокойствие в этот погожий до безобразия день — на один из полигонов академии. Даже в обычные дни здесь редко можно было кого-то встретить, а в выходной детвора явно находила другие занятия.

Сев в теньке и расслабившись, я, к сожалению, не смог получить того малого удовольствия от книги, которого ожидал. Герой был картонным до слёз: автор явно решил описать свои тайные желания реализоваться в мире. С кем бы он тут ни взаимодействовал — все проникались к нему чрезмерным уважением, граничащим с обожанием. Даже местный царёк, лишь увидев его навыки владения мечом, сделал его самым доверенным воином. Благодаря этому он сумел защитить благородного правителя от целого отряда вражеских ниндзя, а за ним, уже раненым, начала ухаживать сама дочь царька и…

Скукота.

Хоть я и не видел особых различий в ролях мужчин и женщин среди шиноби, всё же местное общество было пропитано классической любовью к спутницам жизни в качестве этакого приза. Это понятно, это последовательно, это даже реалистично в условиях средневековья, но так обыкновенно. Эта простота уже и так окутывала всё сообщество с самого низа, ведь шиноби-мужчины чаще выбирали кого послабее — то есть гражданских. А женщин-шиноби я особо и не видел с мужчинами. В тот момент мне казалось, что подобная неравномерная эмансипация и служила причиной увядания стольких великих кланов в последние десятилетия. Мне не хватало иного взгляда на проблематику взаимоотношений — чего-то более современного и глубокого.

Поэзия же казалась мне более интересной, хоть значительная её часть и была стандартной азиатской белибердой.

«Красное-красное солнце

В пустынной дали… Но леденит

Безжалостный ветер осенний.»

— Замечательное наблюдение, друг, — пробубнил я себе под нос, не выдержав. — Это связано с изменением угла падения солнечного света, но подробные объяснения лишат поэтичности твои слова.

Мне казалось, что у них был неполный словарный запас для описания своих эмоций. Возможно, я действительно застал тот этап развития общества, когда понятия комплексных переживаний только начинали зарождаться. И тогда становилась понятна поэтичность простой и ясной «осенней депрессии».

«Знает ли небо,

Что после его слёз

Где-то внизу, рождается жизнь?»

— Вряд ли, — махнул я головой.

И всё же они думали больше о поэтичности как таковой — красивые слова в необычной обёртке. Смысл живёт в голове читающего, и, если автор не планировал что-то передать, всегда можно найти большее. Написанное даже в рамках обыкновенной скуки отображает внутренние переживания и взгляд на мир автора. И тогда читатель может сделать именно те выводы, ощутить именно те эмоции, которые важны для него.

«И у меня был край родной;

Прекрасен он!

Там ель качалась надо мной…

Но то был сон!

Семья друзей была жива.

Со всех сторон

Звучали мне любви слова…

Но то был сон!»

— А вот это действительно неплохо, — проговорил я с небольшим удовлетворением.

Поэтому поэзия и была интересна всегда и всем. Не говоря практически ничего, можно сказать много — и каждому своё. Надолго мне этого веселья, конечно, не хватило бы, но скоротать день — вполне.

Понятна была и простая истина: невозможно начать интересоваться культурным, если тебе просто нечего есть. Поэтому я, у которого была семья и еда дома, читал стишки и обдумывал их нелепость, а Наруто, которому приходилось выживать своими силами, в тот же самый момент пытался поймать рыбу на самодельную удочку — и всё это на одном и том же полигоне.

К счастью, он не заметил меня, что позволило сохранить этот момент жизни в приватности — что для меня, что для него, ведь мешать ему я не собирался. Уверен, это не та сторона жизни, которой он бы гордился. Мне же оставалось лишь созерцать его довольно умелые попытки.

» Даже кашляя

Я остаюсь

В одиночестве»

— Да иди ты, — согласился я с автором этого стиха.

Учитывая, как Наруто относился к учёбе, я был уверен, что закончит он примерно так, как мой отец: сломленный жизнью, но остепенившийся и с какой-никакой, но уверенностью в жизни на низкой должности. У Узумаки есть сила и настойчивость — то, что нужно для становления рядовым воином в мире постоянных войн.

Я услышал оживлённый возглас: рыба всё же словилась, и её ожидала судьба стать дополнением к грибам, собранным Наруто ранее.

— Хм, — задумался я. — Крики радости. Замылен сирота. Рыба проиграла.

Так себе, — подумал я, — но озорной огонёк заставил меня записать этот стишок угольком на пустом месте книги.

Наруто приступил к готовке, разводя костёр. Солнце медленно шло к своему финалу, как и своеобразный мой выходной. Тело слегка затекло от постоянного сидения на дереве, но, к чести сказать, чакра действительно отлично помогала убрать большую часть неудобств — кроме тех, что направлялись к моему носу от своеобразного костра сироты. Этот запах напомнил мне о лёгком перекусе в форме рисовых треугольников, приготовленных моей матерью. Я решил, что у меня есть ещё несколько часов спокойствия без необходимости возвращаться домой, поэтому продолжал мирно наблюдать за тем, как Наруто ходуном ходил вокруг своего фуража.

В выходные столовая академии не работала, что, видно, и послужило причиной подобного поведения моего одноклассника. Если подумать ещё о том, что еды для растущего организма необходимо много, а для ниндзя — ещё больше, то приходилось ему явно несладко. Это повторно убеждало меня в отсутствии адекватных социальных служб Конохи или хотя бы в том, что его просто никто не любил.

Не успел я сделать первый кусок своих онигири, как к Наруто из ниоткуда стал подходить мужчина.

Седовласый — что уменьшало вероятность того, что это был шиноби, оказавшийся на детском полигоне при академии в выходной вечер. На полигоне, где в это время не должно было быть никого, у кого есть семья — ведь время ужина. А это значило, что либо у старика нет семьи, либо он сумел от них отбрехаться. Там, где обычно только сироты, оказался ещё и голодный представитель этой касты, да ещё и Наруто, на которого было легко повлиять — ведь все его презирали. Изгой, сирота, голодный и беззащитный — и мужчина, что с улыбкой приближался к нему в сумерках леса.

Я был уверен — это был любитель детей. Весь мой опыт кричал об этом. Это не то, с чем может справиться ребёнок. Я мог спокойно наблюдать, как сирота ловит себе рыбу — явно сам нашедший в себе умения без всяких взрослых. Но это было уже слишком.

Я мог бы напомнить себе, что я сам ребёнок и по возрасту совпадаю с Наруто — то есть потенциально тоже интересен чужаку. Но моё достоинство не позволяло мне уйти, обезопасив себя.

К сожалению, под рукой у меня не было ничего, кроме книг и обеда, но план вытащить Узумаки из этой ситуации у меня появился моментально. Я верил, что такие люди, как этот старик, не станут рисковать, зная, что детей двое — ведь один мог убежать и описать его.

Я уверенно спрыгнул с дерева, не забыв свои вещи, и, подобрав первый попавшийся камень, который без проблем влезал в руку, спрятал его в карман и направился к Наруто. Действовать нужно было быстро — особенно при виде того, как этот малолетний доверчивый лодырь угощал мужчину рыбой. Этот старик, наверное, в голове представлял себе слот-машину с джекпотом, глядя на Узумаки.

— Эй, Наруто! — окликнул я на ходу сироту, махнув рукой. — Давно ел онигири? Давай поделюсь.

Мне удалось привлечь их внимание. Огонь костра был уже достаточно близко, чтобы я мог рассмотреть их лица.

Это был лорд Хокаге собственной персоной, и, насколько я знал, у него была семья — как минимум внук и сын. А ещё это значило, что он пришёл сюда к Наруто целенаправленно. Я слышал, что он часто захаживал в академию, пытался запомнить всех детей и поговорить с кем возможно. Я-то думал, что это обычная любовь командующих к курсантам.

Я не обманывался: наличие шапки главы деревни не делало этого старика безопасным в том смысле, в каком я мог думать в тот момент. Это лишь значило, что камень не помог бы в случае необходимости. И если уж я влез в это действо, я решил вытащить настоящего ребёнка из-под удара, даже если придётся самому пострадать. Взрослый разум пережил бы легче то, что мог сделать ублюдок, чувствующий свою силу.

Я был уверен, что пережить взрослому это легче.

Хотел я того или нет, но моё дыхание становилось глубже, и я ощущал, как зрение становилось острее — видимо, зрачки расширились до размеров луны. Я не мог отвести взгляд от Хокаге, хоть и обращался к Наруто.

— Я весь день тебя искал, хотел пригласить на ужин домой, — улыбнулся я, показывая, что всё совершенно нормально, кинув взгляд на Узумаки.

— Сора? — удивлённо проговорил он, откусывая ещё один кусок рыбы. — О чём ты вообще сейчас?

— Нам стоит поторопиться, Наруто, нас уже ждут, — решил я слегка надавить на него и, увидев взгляд одноклассника, понял, что сумел его заинтересовать. Врать нехорошо, но лучше уж так.

— Где ты был раньше? — возмутился блондин, сделав максимально упёртое лицо. — Ну уж нет, я уже всё приготовил, присоединяйся к нам со стариком, в другой раз.

Конечно, он почувствовал подвох в этом предложении: после моих слов, после того, как все к нему относились, ему сложно было поверить в мою ложь во спасение. Если бы это был не Хокаге, всё было бы намного проще. Смотря в глаза Сарутоби, я прямо ощущал стоящую за ними опасность, а его лёгкая улыбка, веющая превосходством, лишь подтверждала мои мысли.

— Сидел на том дереве, разве не так? — сказал он, не убирая своей усмешки. — Ты же Сора Хамано, всё верно?

В тот момент я уже раздумывал о том, чтобы забрать свои благодарности, чему бы там наверху ни было, столь скоропостижно кинутые мною в мой первый день.

— Наруто, нам пора идти, — я уже не скрывал собственного беспокойства.

— Да что тебя ужалило? — Конечно же, Узумаки не чувствовал атмосферу ситуации — его больше интересовала рыба в руке. — То избегал меня и всем видом показывал, что не хочешь общаться, а тут наблюдал за мной. Кто так делает?!

— Я не наблюдал за тобой, Наруто, — тяжело выдохнул я. — Я читал книги. Ты сюда пришёл после меня. Пошли. Этот старик опасен. — Если уж прямая правда не заставила бы его сдвинуться с места, я уже не знал, что могло бы.

— Хо, — достал трубку Хирузен. — Это моя работа — быть опасным. Я же Хокаге, как-никак.

«Восхитительно», — подумал я, для успокоения сжав камень в кармане.

— Родители Наруто — не предатели, — выдохнул он дым от табака, задумчиво посмотрев на небо.

— Что? — У него получилось отвлечь Узумаки — этого у него было не отнять.

— Твои родители не предатели, Наруто, — повторил он, взглянув на того со старческой усталостью.

— Конечно, — выпалил я, не выдержав. — Они герои войны, поэтому его все ненавидят. А теперь вы пригласите сироту к себе домой, чтобы поподробнее об этом «рассказать». Хватит.

И какая же неожиданная реакция меня ждала: Хокаге искренне удивился, поперхнулся выдыхаемым дымом и закашлялся, пытаясь ответить на мой выпад.

— Что ты вообще имел в виду? — кое-как, с перебоями, он выдавил из себя.

— Что вы так подозрительно внимательны к сироте? Наруто, во имя Ками, ты можешь наконец пойти со мной? — продолжил я, но тот лишь хлопал по спине задыхающемуся Хирузену, приговаривая своё: «Старик, датебайо».

— Как тебе вообще в голову могла прийти такая мысль? — воскликнул вновь затянувшийся табаком Хокаге.

Либо он был убедительным актёром, либо сама мысль о наличии фанатов детей в Конохе изрядно встревожила его.

— Отец? — сердобольный старик посуровел, внимательно следя за моей реакцией. — Мать? Кто-то знакомый?

Наверное, в тот момент мне в руки попал универсальный способ избавления от пьющего отца, но я нашёл в себе силы не приписывать ему тех качеств, которыми он не обладал. Я лишь поднял и показал Сарутоби прозу, которую держал в сумке.

К тому моменту я уже окончательно осознал, что защита ребёнка от педофила отменяется, поэтому необходимо было лишь маневрировать в этой ситуации.

Моему жесту Хокаге не то чтобы сильно поверил, но слегка успокоился. Я же достал из сумки свои онигири и протянул по одной порции собеседникам. Еда всегда была лучшим способом отвлечь людей.

Не сразу, но они взяли, и только после этого Наруто сумел взорваться вопросами про своих родителей в сторону старика, чем помог мне сохранить некий простор для собственной безмятежности.

— Наруто, если бы я мог, я бы сказал, — махнул головой Хирузен.

Меня же в тот момент интересовал вопрос собственной окончательной смертности. Я намеревался насладиться жизнью. И хоть у меня не было гарантий того, что я когда-то смогу снова так же проснуться, как в этом юном теле, и следовало бы серьёзнее относиться к собственной безопасности — меня не покидало ощущение, что я находился на пороге чего-то занимательного. Мой мозг просил окунуться в тайну происхождения Наруто, и я не мог ему отказать.

У меня была информация о том, что Узумаки заинтересовал самого Хокаге. Настолько, что тот лично пришёл сказать ему, что один злой мальчик в классе был не прав. Причём эта информация каким-то образом была передана, и, видимо, за этим блондином следили. Оставалось только выяснить: личное это или дела деревни, чтобы продолжить логическую цепочку.

— Наруто, я думаю, тебе стоит просто довериться словам Лорда Третьего. Только подумай: он потратил столько времени, чтобы отстоять честь твоих родителей перед тобой, их ребёнком. — сказал я уверенно, делая вид, будто хочу только успокоить Наруто, а не выведать больше. — Скорее всего, Лорд Третий был их близким другом, иначе зачем ему говорить тебе, что они не были предателями?

Выражение лица Хирузена, с каждым моим словом всё больше напоминавшее преступника, осознавшего, что полиция знает всё, что он хотел бы скрыть, надолго осталось одним из моих любимых воспоминаний.

— Дедуля, это правда? — Восхищению Узумаки не было предела. Его глаза светились, как звёздочки, а от плохого настроения последних дней не осталось и следа.

— Наруто, конечно, Лорд Третий не может тебе этого сказать, иначе ты бы уже знал. — наставительно продолжил я. — Подумай сам: если всё так, как я описал, мог ли он промолчать и не заботиться о тебе просто так, без причины?

И всё же, что-то в этом было. Меня удивляло, что политик и военный с таким стажем и в таком возрасте так неумело скрывает собственные эмоции — но они казались настоящими. Смесь грусти, стыда, удивления и паники отражалась на его лице. Даже трубку Хирузен забывал потягивать — а если такое происходит с заядлым курильщиком, значит, всё действительно серьёзно.

Я считал маловероятным, что Наруто важен для деревни. Он не выглядел как член одного из великих кланов и не обладал той самой «гениальностью» в обучении, как многие из них. Оставалась вероятность того, что у него есть кеккей-генкай — странная генетическая мутация. Но я слишком мало об этом знал, чтобы судить уверенно. Было только одно очевидно: носители подобных способностей, как правило, хорошо известны и популярны.

Я также допускал, что Третьему просто было жаль сироту, поэтому он не стал опровергать мои слова. Однако идея о том, что политик такого уровня действительно заботится о детях, казалась мне малореалистичной.

— Кто знает, может, Лорд Третий на самом деле твой родной дедушка или отец… — продолжил я размышлять вслух.

— Нет! — наконец подал голос Хирузен. — Нет, это не так.

— Оу... — слегка расстроился взбудораженный Наруто. — Значит, ты не знал моих родителей?

— Я не твой близкий родственник, Наруто, — пустил ещё одно облако дыма Хирузен.

Я оценил выбор слов Третьего Хокаге. К несчастью для старика, я всё ещё не получил всю информацию, которую хотел.

— Наруто, все клановые шиноби в какой-то мере родственники, так что не расстраивайся, — поддержал я блондина. Из того, что я на тот момент успел увидеть, Сарутоби не хотел нагло врать, поэтому и молчал, пока не услышал бы утверждение, которое не мог проигнорировать. — Ты же Узумаки, все жё.

Конечно, я не верил, что Наруто мог принадлежать к этому почти вымершему клану. Красные волосы были доминантным признаком, согласно библиотечным источникам. Увлечённости и навыков в фуин я в молодом ученике академии тоже не заметил (Ками, я не был уверен, умеет ли Наруто грамотно писать). А гены в этом мире значили многое — я это уже успел заметить. По внешности Наруто был скорее Яманака, чем Узумаки. К тому же, если включить простую логику: был бы он действительно членом великого клана Водоворота — об этом знали бы все. А если бы его хотели «спрятать», то он никогда бы не носил фамилию этого клана. Скорее, его предки были крестьянами в той деревне и взяли такую же фамилию, как и у хозяев. Такое часто случалось в моём старом мире, а раз так — вполне возможно, что и в этом мире такое поведение встречалось.

Я хотел узнать, относится ли Наруто хоть к какому-нибудь из кланов, но Хирузен, скорее всего, раскусил мою стратегию и промолчал на это очевидно ложное утверждение.

— Узумаки, да… — Блондин был слегка в замешательстве. — Но при чём здесь это?

— А… а ты разве не из клановых? — Сыграл удивление уже я. — Я так подумал из-за твоей фамилии.

Эта политиканская зараза не проронила ни слова и сидела с каким-то одухотворённым выражением лица, демонстрирующим полное принятие ситуации.

Если бы он в открытую отрицал принадлежность Наруто к тем самым Узумаки, я бы мог подтвердить эту закономерность и был бы уверен, что блондин — отпрыск какого-то клана, после нескольких дополнительных подтверждений. Хирузен всегда был хитрой скотиной.

— Был такой клан? — Мой одноклассник весь напрягся. С моей стороны, конечно, немного подло разыгрывать карту “возможных родственников” перед сиротой, но на то я и взрослый душой — ведь совести не имею.

— Да, Наруто, — Хирузен потянулся за своей трубкой и глубоко затянулся табачным дымом. — Когда-то давно они жили в селении, скрытом в Водовороте, и были хорошими друзьями Конохи. Но, к сожалению, их клан канул в лету вместе с деревней.

Сарутоби рассмеялся и потянулся к моей голове. И когда я уже почти достал камень из кармана, он растрепал мне волосы.

— Но, Сора, у тебя отличная фантазия, — сказал он, отсмеявшись.

Я воспринял это как знак, что мне стоит остановиться.

— Это было на поверхности, — решил я не понимать этот знак и продолжил провоцировать Третьего на искренность. — Это ведь просто нелогично — так относиться к Наруто.

— В мире взрослых много нелогичного и непонятного детям, — с лёгкой грустью сказал Хирузен, поднимаясь со своего места. — Вам уже пора по домам. Поздно, а завтра — новый день в академии.

Неплохой способ уйти от объяснений. Наруто, конечно, не проникся и двинулся за Хокаге, засыпая его градом вопросов.

— Но всё же... — почти шёпотом продолжил Сарутоби, отходя от костра. — Детская непринуждённость иногда помогает видеть глубже.

Так я и направился за ними, лишь успев залить огонь водой. Лёгкое сомнение во мне осталось, и, хоть издалека, но я должен был убедиться в безопасности ребёнка этим вечером.

Мне было слегка приятно, что главный политик нашего военного мини-государства хотя бы умеет правильно вставлять слова в предложения. Ожидания у меня были куда хуже — в мире, где всё решает сила, и главными становятся самые-самые сильные, а не умные.

«Старик ушел,

Оставив детей

Думать о прошлом»

Право, никто уже и не услышал продекламированный мной новосозданный стишок. Со временем я научился ценить этот чуждый мне азиатский стиль — своеобразный метод запоминания событий, вызывающих эмоции.

Я видел, как дети с задором и некоторым умением кидались кунаями в мишени на полигоне. Учителя-чунины наблюдали за всем этим и не могли сдержать комментариев и слов поддержки.

— Старайтесь, и, может быть, кто-то из вас дотянется до уровня лучших выпускников, — приговаривали они.

Я находился в состоянии относительного шока. Судя по их словам, порой дети становились полноценными генинами уже в нашем возрасте, а некоторые до двенадцати успевали так отличиться на войне, что становились чунинами.

Я представлял себе картину малолетних детей, которые в моём старом мире и из младшей школы-то не выпустились, но «отличались» на войне — и у меня шёл мороз по коже.

Я понял, почему учителя настолько пассивно реагировали на мои наклонности. Будь такое поведение у настоящего ребёнка — его бы сочли психопатом. Здесь же это считалось в рамках ожидаемой нормы.

Я-то думал, что выпускать шиноби из академии в двенадцать — это аморально, а оказалось, что это уже оттепель.

Порой многие авторитарные режимы приходят к подобным решениям: когда врагов много, а солдат мало — берут всех, кого только можно. Но насколько отчаянной должна быть ситуация, если в бой бросали детей до десяти лет?

Прекрасный новый мир, в играх которого мне не хотелось бы принимать участие. Поэтому я устало потянулся и отправился прямиком в госпиталь: обязательные занятия в академии на сегодня закончились.

Мой план работал. Мне удалось преодолеть первичный скепсис медицинских сестёр, и теперь меня ценили как маленького и смышлёного бегунка, который переносил документы туда-сюда. Впереди был долгий путь, но уже сейчас…

— В последнее время ты меньше калечишь одноклассников, — между делом заявил Сайто, пока я отмывал пол в ординаторской. — Неужели тебе тут так не нравится?

— Ну что вы, просто они стали осторожнее со мной, — отшутился я. — Но у меня есть план по возвращению показателей в норму.

— Интересные у тебя нормы, — протянул ирьенин и достал вторую чашку, поставив её на стол. Жестом он пригласил меня присесть и выпить чаю, а я решил не отказываться. — К чему всё это?

— Поломанная рука — это меньшее, чего должен бояться будущий шиноби, — пожал я плечами.

— Помогаешь, хочешь сказать? — улыбнулся с издёвкой Сайто.

— Привыкаю к запаху крови, — я слегка пригубил чай, отметив, что в здешних местах он, конечно, был прекрасным. То ли это универсальная азиатская черта во всех мирах, то ли мне так повезло, но его тут точно умели делать. — Завтра, может быть, война, а я не готов.

Ирьенин всегда был полон серьёзности, но за его вечными подколками я иногда забывал, насколько тяжёлым может быть его взгляд. Он-то был молодым — по моим оценкам, и сорока нет — но даже так, целитель явно пережил не одну войну и битву.

— Если завтра будет война, то ты на ней не окажешься, — будто бы пообещал мне Сайто. — Детям там делать нечего.

— Ещё не так давно было что делать. — Моё возражение и не несло цели переубедить собеседника. Во врачи всегда шли люди с избытком эмпатии по отношению к слабым мира сего. Или я путал причину со следствием: профессиональную деформацию — с заботой о раненых и больных. А детей точно можно отнести к категории душевно нездоровых. — Не вам решать.

— Не мне, — согласился тот. — Лорд Третий все свои силы тратит на сохранение мира.

— И не лорду Третьему в том числе, иначе бы ему и не пришлось прикладывать усилия в принципе.

— То есть ты так переживаешь о возможной войне, — скорректировал тему ирьенин, достав из-под стола тарелку с какими-то сладкими булочками. — Честно говоря, я рассчитывал услышать историю о том, как жестокие дети издеваются над тобой, а ты — над ними в ответ.

— Нет, — ответил я на его завуалированный вопрос о школьном насилии. — Всё не так просто. Да и всю ненависть и подколки вобрал в себя Узумаки.

— Ты хочешь, чтобы тебя заметили? Бывает, что так проявляется грусть или обида, — заключил ирьенин, всё так же серьёзно глядя мне в глаза.

Я бы поставил точно такой же вопрос, будь я детским психологом. Так уж получилось, что юноши моего возраста должны быть социальными существами. Иногда так случается, что дети не могут просто вписаться. Зачастую они не умеют правильно это делать в силу отсутствия взрослого примера поведения — что характерно для сирот и выходцев из трудных семей. Сейчас ирьенин давал мне надежду на существование каких-то протоколов психологической помощи в этом мире. Было бы логично, учитывая, что каждый второй житель — ветеран войны, и только Ками знает, что у них в голове.

Я действительно пытался привлечь внимание какого-то сердобольного зрелого сенсея. Проявление умственных способностей вкупе с демонстрацией социальной дезадаптации так и намекает, что ребёнок «свободный», и можно взять его под крыло. Факт остаётся фактом: большинство хочет оставить после себя что-то — и чаще всего это дети или ученики. Это придаёт некоторую остроту осмысленности смертям и конечности жизни.

Я, право, надеялся на подсознательные желания ирьенина, но осознанность его действий тоже неплоха — она гарантирует качество того, что он мог мне передать.

Не отказывая себе, я взял булочку с чем-то, напоминающим мак. Откусив и демонстративно задумавшись, я был готов отвечать.

— Возможно, частично. Сайто-сан, всех детей в академии учат убивать и калечить. Разве это не то, чего хотят взрослые?

Целитель аж поперхнулся своим чаем — настолько он не был готов к такому выпаду.

— Нет, — уверенно замотал головой тот.

— Но учителя и сам лорд Третий постоянно хвалят нас за успехи в военных науках. Я не прав? — Я сделал удивлённое лицо.

— Сила необходима для того, чтобы защищать то, что тебе дорого, — нашёлся с ответом ирьенин. — Именно для этого вас и тренируют, чтобы, не дай Ками, при необходимости вы могли постоять за себя и своих близких.

Ответ, рассчитанный на ребёнка. Дитя ещё не может понять, что сила действительно необходима для того, чтобы защищать дорогое тебе. Для большинства шиноби — это жизнь и деньги, получаемые за контракты. Для жителей авторитарных обществ — это то, в чём их убедят правители. А в Конохе — два в одном. И все счастливы до того момента, пока великие деревни вновь не начнут войну, дабы переделить площадку для кровавого бизнеса.

— Нам рассказывают про деревню, жителей, про дух Огня, который всех объединяет, — поделился я своим наблюдением. — Про взаимовыручку и заботу об окружающих. И что все вокруг такие и должны быть такими.

— Это политика нашей деревни, — кивнул ирьенин. — Слова о том, что только вместе мы можем выжить. Только вместе мы можем сделать наши жизни лучше.

Воля Огня и воля партии. Совершенно очевидно, что в военном городке сформировался коллективизм. Лики Хокаге, вырезанные в скале — культ личности. Протекторы — способ отличия и единый символ принадлежности к партии. Культ силы и общественной пользы. Непрозрачный способ передачи власти, основанный на выборе предыдущего Хокаге. Наличие кланов и социальная иерархия. Гордость принадлежности к Конохе и клеймение предателей деревни. При этом — сохранение капиталистического уклада с руководящей ролью государства. Это было очевидное фашистское общество. Возможно, не такое экстремальное — в силу отсутствия жестокого притеснения оппозиции. Но после недавней ситуации с Учихами я бы не был так смел в своих предположениях.

С этим можно было мириться — в конце-то концов, в чужой монастырь со своей идеологией не лезут. Да и я потенциально был вхож в круги «избранных», так что не мне было жаловаться. Главное — не напороться на очередные «партийные чистки», но я был уверен в собственном интеллекте и способности адаптироваться.

— Не все этому следуют. Мало кто, — придал я голосу немного грусти.

Я заметил, как Сайто на секунду скосил взгляд на мою голову, где оставался шрам с вечера, предшествовавшего первому дню. Ирьенин слегка напрягся — его лицо дрогнуло в мимолётном выражении злобы.

— К сожалению, — мрачно выговорил мой собеседник. — Люди разные: эгоистичные и альтруистичные, алчные и щедрые, жестокие и добрые. Мы не можем поменять людей просто так. Но можем выбирать сами.

Я внимательно наблюдал за Сайто, давая ему понять, что готов слушать далее.

— Ты не думал о своём будущем, Сора-кун? — улыбнулся вновь ирьенин, пытаясь этим заработать моё дополнительное доверие.

— Оно у всех одно, разве не так? — отшутился я. — Выпуск, команда генинов, возможно, звание чунина, служба аж до самой смерти. Я не отличаюсь какими-то способностями или непревзойдённой силой, у меня нет клана за спиной.

— Поэтому ты хотел выделиться следованием тому, чему вас учат? — сделал он для себя вывод.

— Просто работаю с тем, что есть, — пожал я плечами.

— Что же, — хмыкнул тот, доставая из-под стола книгу и ставя её прямо напротив меня. — Есть и другие возможности. Попробуй почитать вот это.

— Общая физиология?

— Том первый, — кивнул тот. — Это как биология, которую ты, видимо, уже прочитал в библиотеке, но куда более широкая. Попробуй и приходи через неделю в это же самое время.

— А… — Показал я на швабру.

— Оставь, — махнул тот рукой. — Считай, что уже отработал все свои предыдущие прегрешения. Иди давай, но книгу не забудь.

— Сайто-сан, — выразил я вежливый полупоклон и удалился из ординаторской.

* * *

Мне только и хотелось приговаривать “Невероятно” каждую минуту.

Им не просто известна клеточная структура — они её знают очень даже хорошо. Те же рибосомы были описаны вплоть до субъединиц. А ещё им известна и молекулярная структура ДНК. В моём старом мире это было неизвестно вплоть до второй половины двадцатого века. Атом был расщеплён раньше, чем раскрыта тайна наследственной передачи информации — а тут какое-то квазисредневековье.

Я сначала даже не понял — ведь очевидное отличие терминов мешало чётко прочитать написанное. Я подозревал, что моя фантазия сама достраивала факты из предыдущей жизни, дополняя картину их знаний… а всё оказалось намного, намного загадочнее.

Я пытался осознать, как, имея такую недоразвитую культуру и общество, они способны описать структуру атома вплоть до протонов и нейтронов.

— Да какого... — только и вырывалось у меня за эти дни. Я мало ел, практически не слушал, что нам давали на лекциях (что привело к некоторым конфликтам с учителями), да и спаринги я добровольно пропускал к облегчению бесклановых одноклассников. Всё время я расшифровывал этот пазл, выписывая термины и проставляя знаки равенства с теми, что были мне уже известны. Но основная загадка для меня оставалась неоткрытой.

Безумные теории составлялись у меня в голове — вплоть до той, что мир и история куда древнее не по той причине, что раньше просто адекватной хронологии не было, а потому, что человечество пережило упадок, новый тёмный век, сохранив чудом крупицы конкретных знаний. Медицина — очевидная вещь, которую попробуют передать следующему поколению.

В те дни я фантазировал об археологических путешествиях по всему миру, дабы подтвердить или опровергнуть свои мысли, но все же нашел в себе силы сконцентрироваться на том, что есть.

Эндоплазматический ретикулум, механизмы передачи боли и нервных сигналов, вегетативная и гуморальная регуляция тела. Мой свиток-словарь, переделанный из бывшего конспекта по истории, вмещал в себя уже сотни терминов. А уж когда я дошёл до разделов про чакру и каналы, её проводящие, я не спал целую ночь.

Словно наркоман, я тянулся к этим знаниям с таким упоением, которого сам от себя не ожидал. Это была целая пристройка к известной мне биохимии организма — новая ступень регуляции тела, отдельная структура, имеющая чисто энергетическую природу. Что-то за гранью любой фантастики: моментальная, не ограниченная проводимостью миелинизированных нервных волокон, абсолютно контролируемая корой головного мозга и при этом обладающая автоматизмом, как дыхание.

Я не понимал только одного: как с наличием такой системы люди вообще умудрялись болеть и умирать.

— Йо, Сора! — закричали мне прямо в ухо, что заставило меня отвлечься от изучения книги.

Я обнаружил себя в тени дерева, находясь прямо около учебного полигона, где в данный момент дети просто отдыхали. Растормошившим меня оказался Узумаки, смотрящий на меня со смесью беспокойства и непонимания.

— Наруто, — признал я его присутствие. — Прости, но я занят.

— Я вижу, но ты уже час сидишь тут и улыбаешься как какой-то маньяк. Ты начинаешь пугать других, — объяснился блондин.

— Ещё больше, — невзначай добавил Нара, кемаривший под соседним деревом.

— А тебя послали как парламентёра, которого не жалко? — оглядел я тех детишек, что стояли вдалеке. Среди них были и мои любимые спарринг-партнёры.

— Ты уже три дня ни с кем не разговариваешь, — продолжил Узумаки.

— Я уже с месяц практически ни с кем не разговариваю, — возразил я.

После того разговора с Хокаге Наруто вернулся в свою прежнюю форму, периодически беся своим поведением окружающих. Единственное изменение, которое я счёл важным для упоминания, — это то, что он стал чаще обращаться ко мне напрямую, а я и не был против внимания кого-то, к кому сам лорд Третий приходит на костёр.

— Ты же не гордишься этим? — снова вставил Нара.

И к Наруто удивительным бонусом шли Чоуджи и Шикамару, которые по каким-то причинам приятельски относились к блондину. У меня были свои теории, но не хватало данных, чтобы отбросить неверные. Я решил: пусть будет так, как есть, без лишних размышлений.

— Только чуть-чуть, — ответил я Шикамару. В нём были свои плюсы: неплохой юмор, здоровый сарказм и высокий не по годам интеллект. Учитывая, что в последние дни он всё чаще и чаще меня подкалывал, а ещё явно получал удовольствие от моих ответов, Нара и сам ранее страдал от скуки общения с детьми. — Так они соскучились по мне, Наруто?

Наруто состроил какую-то непонятную гримасу, а я с улыбкой помахал рукой тем детишкам, что внимательно следили за нашим разговором.

— Вообще-то, они считают, что ты планируешь что-то плохое, поэтому постоянно и записываешь что-то в свиток, — признался блондин.

— О, как эгоистично с их стороны считать, что вся моя мыслительная деятельность крутится вокруг принесения им вреда. — Дети после моего жеста разошлись в разные стороны, неловко сделав вид, что им нет дела до меня.

— И у них нет ни единой причины так думать, — не преминул Нара со своей подколкой. — Ты был исключительно изобретательным в спаррингах в последнее время.

— Они уверены, что ты изучаешь физиологию, чтобы знать, как сделать побольнее, — добавил до того молчавший Чоуджи, похрумывая своими чипсами.

— Одна из причин, — "признался" я. — Но я потерял к ним интерес. Пусть так и знают.

— Звучишь напыщенно, прям как Учиха, — фыркнул Шикамару.

— Я ребёнок, как я ещё должен звучать? — возразил я, возвращаясь к книге с надеждой, что разговор окончен.

— Сора, ты совсем забросил свои тренировки, — не унимался Наруто, продолжая отвлекать меня от сокровища. — Неужели ты сдался после очередного проигрыша мне?

Узумаки, из тех детей, к которым меня подпускали, пожалуй, действительно был тем, кто приносил мне своей толстокожестью и крепостью больше всего неудобств. А ещё он не гнушался использовать против меня мои же приёмы, что позволяло ему меня заламывать со значительной периодичностью. Он выигрывал чаще — и это правда, — но против других ребят он сдерживался и пытался победить «умением». А тайдзюцу всех остальных были куда более тренированными. В последнее время тот вообще загорелся идеей одолеть Учиху, что, мягко говоря, ему не давалось. Не мудрено — тот Саске действительно был хмурым, тренированным болванчиком, что удивлял своей скоростью в бою.

— Сора, не переживай, — улыбнулся Узумаки своей фирменной. — Ведь я...

— Стану Хокаге, — с саркастичной усталостью продолжил за него Шикамару.

— Датебайо, — закончил я, вновь уткнувшись в книгу.

— Эй! — возмутился блондин. — Вообще-то я хотел сказать, что могу помочь тебе с тренировками, чтобы ты стал сильнее.

— Наруто, я как раз и занят сейчас тем, чтобы стать сильнее, — показал я пальцем в книгу.

— Ну и как она может тебе помочь? — с непониманием и вызовом ответил он. Видимо, его задело то, что я отказался.

— Тебе коротко или понятно объяснить? — всё же поднял я взгляд на собеседника.

— Сора!

— Понял, Наруто. Смотри: вот это иероглиф — они обычно обозначают слова, но также могут и цифры...

— ЭЙ! — аж покраснел блондин, и, клянусь, я услышал смешок Шикамару.

— Кто знает больше о техниках: ты или Хокаге? — перешёл я на серьёзный тон.

— Ну… — в момент стушевался Узумаки. — Хокаге.

— И если бы он решил тебе рассказать о техниках, ты бы слушал?

— Конечно, — согласился он.

— Почему?

— В смысле? — не понял Наруто. — Ну конечно же, чтобы… э-э… самому стать лучше, исправить свои ошибки — он же больше знает.

— Идеальное объяснение необходимости книг, которые, в основном, пишут мастера, подобные Хокаге, дабы поделиться опытом, — заключил я, вернувшись к чтению.

Наруто, сделав непонятный звук, похожий на хмык, ушёл в задумчивости.

— Если ты умудрился сделать так, чтобы Наруто начал читать… — предположил было Нара.

— Ты бываешь таким наивным, Шикамару-кун, — ответил я, не дав тому закончить. — Он пошёл уговаривать лорда Третьего показать ему техники.

— Это… вероятно, — заключил наследник клана и вновь прикрыл глаза, дабы насладиться тишиной и спокойствием этого лета.

В первые недели я воспринимал чакру как некую данность. Детская часть моих воспоминаний слишком сильно влияла на меня: «ты знаком с этим понятием с самого детства, видел взаимодействие этой силы с миром, она часть тебя, о чём тут задумываться?». Даже после прочтения общеобразовательных книг для академии моё восприятие не продвинулось дальше, чем отношение к чакре как к странной форме магии. Только ознакомившись с физиологией, у меня начали возникать реальные вопросы.

К моей чести, в первые недели мой разум был занят куда более серьёзными материями. Как бы я ни кичился своим опытом и деловитым стоическим характером, помогающим мне делать всё для выживания, факт оставался фактом: моё сознание пребывало в состоянии близком к шоку. Поэтому я искал привычные моему сердцу занятия, избегал людей и стремился вернуть себе чувство безопасности.

А когда у меня сформировалась целостная картина мира, и путь вперёд стал более-менее понятен, я смог с головой уйти в изучение основных законов этого мира.

Чакра — это энергия, пронизывающая всё. Она способна создавать материальные объекты, пусть и кратковременные. Может поддерживать полноценную жизнь (вспомнить хотя бы хвостатых демонов), преобразовываться в тепло и электричество. Но самое удивительное — способна моментально изменять свойства физических объектов: заставить землю подняться, дерево вырасти, клетки поделиться. Будто художник решил подправить текст прямо в черновике. В моём прежнем мире за событиями стояла закономерность (по крайней мере, на макроуровне), а здесь причинность могла изгибаться под желанием отдельного шиноби.

Чакра существует только в живых объектах, что делает её основой жизни. А шиноби, как сознательные существа, способны ею управлять. Словно какое-то усовершенствованное физическое понятие о наблюдателе. Если с помощью чакры можно изменить что угодно, эту энергию следовало бы описать как божественную.

А когда богов много, возникают те же трудности, что и в политеизме: почему один сильнее другого? Античные люди решали этот вопрос просто: у кого больше последователей, тот и могущественнее. Только вот шиноби никто не почитал. Я раздумывал о возможности того, что коллективное бессознательное наделяло соответствующими возможностями каждого проявившего себя. Но при проверке эта идея казалась бессмысленной.

Эти размышления привели меня к довольно пугающим мыслям о существовании в этом мире чего-то, что установило законы, по которым и возможна разница в способностях. И, поскольку взаимодействие с чакрой требует сознательности, этот регулятор — субъект, обладающий способностью манипулировать всей чакрой мира. Термин «Всевышний» так и всплывал в голове

Я бы, конечно, продолжал размышлять об этом, если бы не последствия моих социальных выборов, приведших к тому, что недальновидный ребёнок потоптался своими дрянными ногами по моему свитку-словарю. Улыбка с еле скрываемой издёвкой не убедила меня в его уверениях о случайности случившегося.

Уже через два часа я вновь стоял в госпитале, и мне протягивали мой любимый инвентарь — моё орудие молодости, сопровождавшее мои первые годы в госпитале.

— Два раза за месяц разбить нос одному и тому же однокласснику, — приговаривал Сайто. — Подозреваю, это личное.

Я поудобнее перехватил швабру и начал отрабатывать столь дорогие услуги ирьёнина. Мои учителя из академии с некоторым облегчением одобрили придумку медика по моему наказанию, отдав меня на поруки и бесплатный труд.

— Вам так кажется, Сайто-сан? — придал я своим словам иронии.

— Что ты не поделил с Кенджи-куном? — У ирьёнина был небольшой перерыв, который он решил потратить на наблюдение за моими непревзойденными навыками в уборке.

— Я его имя-то впервые услышал, — пробурчал я, продолжая отдраивать пол приёмной.

— Тогда ещё услышь, что он сын джонина, — посуровел Сайто. — И дело не только в том, что его отец обладает серьёзным влиянием, а в том, что Кенджи-кун обладает высоким потенциалом. Он — твой будущий товарищ, который будет прикрывать тебе спину, а ты — ему.

— О, не дай Ками, — честно воскликнул я. — Кривой-нос-кун даже засаду полноценную организовать не может, что уж говорить о прикрытии кого-то.

— Засаду? — вопросительно приподнял бровь ирьенин.

— Да, с камнями и двумя дружками — причина, по которой я носил утки, — пожал плечами я.

— Почему не сказал? — потеплел голос Сайто.

— О чём? — действительно не понял я, о чём ирьенин. — Я же к вам пришёл на приём тогда с гематомами и ушибами. Про что тут рассказывать? Что они напали исподтишка, трое на одного? Честь им, мы тут на шиноби учимся.

— Тогда бы отрабатывали они, а не ты, — странно посмотрел на меня медик.

— Вы мне тут про справедливость говорите? — из меня вырвался лёгкий смешок. — Сайто-сан, это лишнее. Я сделал выбор защищаться, а это, — указал я свободной рукой на ведро, — последствия. Я не жалею.

— Почему тогда во второй раз? — поинтересовался спустя секунду мой собеседник.

— Мой свиток-словарь пострадал и требовал отплаты. — я закончил с полом и взял тряпку в руки, приступив к чистке других поверхностей.

— Твой свиток-словарь? — переспросил ирьенин.

— Не все дети знают, что такое парасимпатическая система, иногда им следует записывать термины, дабы их запомнить.

— Ты сделал толковый словарь для себя? — я увидел облегчение в его глазах. — Ты всё же читал.

— Конечно, — возмутился я. — Я же не идиот отказываться от дармовых знаний, тем более интересных. Право, не успел прочитать всё, осталось ещё две главы…

И что же тогда началось. На меня смотрели как на какой-то особо ценный приз; от работы меня то и дело отвлекали оценкой моих знаний, пока Сайто не забрала медсестра со словами о закончившемся перерыве медика. А уже позже, вечером, меня вновь отловили, всунули в руки новые учебники и приказали усиленно их изучать. В тот момент ещё не решался мой статус ученика ирьенина, но Сайто, скорее всего, для себя уже всё решил.

Мои измышления относительно чакры привели меня к острой нужде в экспериментальных методах анализа. Хоть я и не мог узнать свойства элементарных частиц, из которых состояла чакра (про себя я по-ребячески их назвал чакронами), были вопросы, на которые я мог получить ответ с помощью хорошего измерительного прибора. К счастью, один из подобных «инструментов» сидел в нашем классе — представитель клана Хьюга.

Я читал о свойствах бьякугана — о том, что эта мутация позволяет её носителям воспринимать чакру в пространстве. Эти два встроенных «радара» (слово «чадар», в честь чакры, звучало неважно) могли бы помочь мне ответить на самый первый и важный вопрос: есть ли у чакры скорость распространения?

Найти Хьюгу было несложно: характерная внешность выделяла принцессу этого благородного клана среди всех остальных. Как обычно, в учебном классе она сидела почти на последнем ряду. Хотя я видел, что другие дети порой с ней разговаривали и не испытывали проблем, чувствовалась некоторая отстранённость, демонстрируемая самой Хьюгой. Всё-таки она была химе крупнейшего клана Конохи, и я не знал, как она отреагирует на мою просьбу.

— Хината-химе, доброго дня, — отвесил я вежливый полупоклон. Не дожидаясь ответа, я сразу же продолжил, надеясь нагромождением слов получить нужную мне информацию. — Я слышал о замечательном и значимом доудзюцу вашего клана. Моих слов не хватит, чтобы выразить восторг и почтение, которые я испытывал, читая о возможностях вашего кеккейгенкая. И хоть моё сердце полно сожаления из-за того, что мне не дано испытать подобного чуда, я прошу вас поделиться мудростью. — Наблюдая за реакцией девочки, я всё больше и больше начинал сомневаться в своём анализе. — Как вы ощущаете чакру, и как она выглядит?

— Д-д-доброе, — тихо проговорила Хьюга, слегка опешив.

И всё же мои наблюдения меня не подвели. Она стеснялась — причём не просто стеснялась, но ещё и боялась меня, моей реакции, и была неуверенна до крайности.

Не таких я себе представлял принцесс: наглых, высокомерных, нарциссичных — но никак не явно затравленных и нервозных.

— Сора-сан, я не думаю, что смогу вам помочь. Мои знания о доудзюцу клана невелики, — еле проговорила она.

«Сан». Я не знал, что сделали с этой маленькой девочкой в её семье, но по ней были заметны все признаки типичного «тихого ребёнка». Очередное доказательство того, что в Конохе за детьми не следят. Возможно, из принципа.

— И всё же, сущая малость, Хината-химе. Меня интересует, как вы могли бы описать чакру. Выглядит ли она как река, быть может? — Спрашивать о волнах света не имело смысла: в местной науке просто не существовало таких представлений. Вот в чём этот мир отставал сильнее всего — в понимании физики, выходящей за рамки классической.

— Огонь, — после секундной паузы выдала девочка. — В теле человека чакра — как огонь, охватывающий все каналы.

Так неспешно шёл наш разговор. Хината постепенно смелела, видя, что может спокойно отвечать на мои вопросы — я не представлял угрозы и вёл себя вежливо. Крупица за крупицей я узнавал: чакра распространяется быстро, как молния, но не мгновенно; скорость зависит от среды (в воде — медленнее, чем в воздухе); она подвижна, изменчива и постоянно течёт из тела человека в окружающую среду. А при создании иллюзорных клонов напоминает клубок струн, формирующих поверхность.

Я был бы счастлив узнать, есть ли у чакры масса — но ещё не придумал, как это доказать с нужной точностью.

Но разговорчивость Хьюги резко сошла на нет, как только одно блондинистое нечто с широкой улыбкой понеслось ко мне.

— Йо, Сора! — прямо-таки прокричал он.

При виде Узумаки девушка стушевалась — аж настолько, что залилась краской. Она только и смогла проговорить: «Наруто-кун», — и тут же нервно отвела взгляд.

«Стоп, что?» — проскочило у меня в сознании. — «Серьёзно?»

— Ты опять стал разговаривать с людьми! — весело проговорил блондин. — Пошли спарринговаться, пока снова не нашёл какую-нибудь чушь для чтения. А, и привет, Хината.

От внимания Наруто она буквально обомлела и чуть ли не сползла под парту. Не желая издеваться над девочкой дальше, я направился с блондином к выходу, не забыв поблагодарить.

— Странная она, конечно, — почесал затылок блондин.

— Вы знакомы? — поинтересовался я. Такая яркая и необычная реакция на сироту явно выходила за пределы моего ожидания.

— Эй, Шикамару! — прокричал блондин в сторону нашего общего одноклассника, мирно разминающегося на поляне у академии. — Хочешь увидеть, как я снова надеру зад Соре? — Он замахал рукой, подходя к нему.

Я услышал вздох Нара — он напрягался каждый раз, когда кто-то пытался привлечь его внимание.

— Наруто, не шуми, пожалуйста, — лениво потянулся он. — Что может быть весёлого в том, что вы опять будете ломать друг другу кости?

— Ничего, — согласился я. — Поэтому спарринга и не будет.

Узумаки посмотрел на меня с обидой. И прежде чем он успел разразиться гневной тирадой, я вставил:

— Наруто, ты же понимаешь, что тебе не обязательно со мной спарринговаться, если ты просто хочешь провести время? — уточнил я у блондина. — Мне действительно лень драться, я плохо спал.

— Шикамару плохо на тебя влияет, — всё равно надулся Узумаки. — Смотрите, чтобы вам не стало лень дышать.

— Бытуют легенды, что все Нара так и уходят на тот свет, — примостился в тени представитель этого клана.

— И всё же, Наруто, вы знакомы? — переспросил я.

— А, — вспомнил Узумаки о вопросе. — Да, я как-то защитил её от хулиганов, которые донимали за внешность. С тех пор мы особо и не разговаривали.

Мне приходилось мириться с тем, что принцессу целого клана донимали «хулиганы».

— А кто они были? — право же, не могли они остаться в живых после этого.

— А, да один из них — твой любимец, Кейди… или как его там.

— Кенджи, — поправил я блондина. Я только мог представить, насколько же его отец был влиятельным.

Это казалось мне каким-то неправильным, но, к счастью, у меня был тот, к кому можно было обратиться за разъяснениями.

— Понимаешь, Сора, мы всё-таки будущие шиноби, — зевнул Шикамару. — И если мы не можем за себя постоять сами, то отбрасываем тень на весь клан.

В первые годы мне ещё было трудно привыкнуть к тому, что здешняя элита не такая, как на моей прежней родине. Там бы Кривоноса-куна давно сгноили — это воспринималось бы как вызов авторитету клана. Здесь же, со всеми реками крови — уже пролитой и ещё предстоящей — с самого детства приучали держать удар самому. На войне бывают и точно будут моменты, когда выживание и миссия зависят от индивида, а не отряда. Социальный дарвинизм во всех его проявлениях.

Я всё понимал, но не мог принять. Они же были детьми — заслуживающими не только поддержку, но и защиту взрослых.

— Конечно, то, что описал Наруто, было уже чересчур. Обычно до такого не доводят, — уточнил Нара.

Возможно, такой подход и позволял кланам не выродиться, сохраняя прежнюю мощь — как у спартанцев. Только вот и пресловутый греческий полис сгнил и был уничтожен врагами.

Политика Хирузена, основанная на воле Огня, теперь стала мне понятнее. Также прояснилось его особое внимание к детям и воспитанию в академии.

— Но это же Хьюги. Они даже младшую ветвь клеймят проклятой печатью, чтобы при случае можно было сжечь мозги — для контроля, как говорил отец.

— И это делает их рабами клана, — заключил я. Да, теперь я мог понять, почему Хината настолько неуверенна в себе.

— Серьёзно? — воскликнул блондин. — Да как дедуля мог допустить такое в деревне?

— Дедуля? — Шикамару вопросительно приподнял бровь.

— Лорд Третий, — пояснил я. — Нет, они не «близкие родственники», — показал я кавычки в воздухе пальцами, — просто Наруто — это Наруто, поэтому и называет так Сарутоби. Да и тот не против.

— «Близкие», — повторил кавычки Нара, как будто просил уточнений. Учитывая, что он даже от дерева отстранился и полностью открыл глаза, ему точно стало интересно.

— Этого я ещё не знаю, — с сожалением пожал плечами. — Тайна, покрытая мраком, пока что не раскрыта мной.

— Сора, ты снова говоришь странно и непонятно, — пожурил меня Узумаки. — Что за тайна?

— Расскажу, как узнаю, — пообещал я и перевёл тему. — Ну а «дедуля», как ты говоришь, — просто лидер и, видимо, не может вмешиваться в дела кланов.

«Напрямую», — подумал я. В его руках было обучение детей, в том числе клановых. Оно было обязательным для получения звания генина деревни. Всеобщее образование всегда оставалось ключом к преодолению этнокультурных и семейных различий между людьми.

— Но это же кошмар! — возмутился Наруто. — Так не должно быть, это просто неправильно.

— Наруто, ты же хотел стать хокаге, разве не так? — Я решил направить его возмущение в менее громкое русло. — У тебя будет шанс это изменить. Но пока мир такой, какой он есть — сейчас ты ничего не сделаешь.

— Обязательно, — воспринял он мои слова с полной серьёзностью. — А для этого нужно тренироваться! Сора, спарринг!

Мне было жаль, что ещё один ребёнок со временем разочаруется — и в обществе, и в самом себе. Пока же блондин излучал лишь наивный, но искренний позитив. Даже его слова и вера в правильность не вызывали раздражения — скорее, лёгкую улыбку понимания. Такую, с какой взрослый смотрит на младших, сидя в кресле и слушая их школьные приключения. Будто бы сын, которого у меня никогда и не было.

Частично я мог понять своего отца. Карьера в госпитале действительно не предоставляла роста в званиях: для получения звания чунина необходима была, в первую очередь, полевая деятельность. Будь ты даже ирьенином S-класса — если ты слаб, место в совете джонинов тебе не предоставлялось. Базовая логика мира: те, кто идут на смерть и способны принести её врагам, и заслуживают право голоса. Удел медиков — лечить и поддерживать сорвиголов в зелёных жилетах. Такая позиция, далёкая от политики, мне слегка импонировала, но не моему отцу.

Его мнение было простым: всё, что ты делаешь, должно быть на пользу семье (то есть ему) — ради фактического получения статуса малого клана. Идеальным он считал то, что я мог бы дослужиться до джонина: тогда он, по своим мечтаниям, наставлял бы меня на те решения, за которые сам договаривался бы и получал преференции. Ради дополнительной рабочей силы моя мать снова была беременна, и я мог только посочувствовать новой личинке шиноби — в этой семье счастья она не найдёт.

Во всех его словах о запрете тратить личное время в госпитале я услышал также массу мишуры — унижений, причитаний и прочего. Что я идиот, раз взял учебники, ведь бесплатного ничего не бывает. Что у него в детстве не было и половины того, чем он меня обеспечил, а я даже не показываю тех успехов, которых он ожидал. И про мой конфликт с Кенджи — сыном действующего джонина. Но самой обидной была пощёчина за то, что я посмел общаться с Узумаки, хотя мне это было запрещено. Обидной потому, что этот взрослый увалень так и не раскрыл мне причину своей ненависти к блондину.

Мне оставалось лишь растереть щеку и заняться своими делами. Также пришлось выслушать мамины увещевания о том, что отец заботится о моём будущем и не хотел вновь переступать черту. После моей абсолютно нулевой реакции в доме разразился скандал между взрослыми — что дало мне шанс по-детски улизнуть.

Коноха была по-своему прекрасна по вечерам. Хотя поселение и не было большим, особенности жизни шиноби придавали ему черты крупного города: ночью центральный район был полон гуляющих и выпивающих людей. Поэтому освещение никогда не угасало, а вид с крыш домов, открытых для передвижения всеми чакропользователями, был завораживающим.

Коноху любили и торговцы — как важный перевалочный пункт, особенно за его безопасность. Ниндзя деревни в основном служили охранниками: и персон, и грузов. Судя по прочитанному мной, за последние десять лет произошёл взрывной рост торговли и экономики. Видя товары из разных стран, настойчиво рекламируемые на улицах, я понимал: глобализация потихоньку берёт своё.

С каждым месяцем в деревню переезжало всё больше людей, и шиноби в процентном соотношении становилось всё меньше. Многие новоприбывшие уже не прибивались к конкретным кланам и не просили протекции — они считали себя просто жителями Конохи, а не подчинёнными тем же Сарутоби. Третий Хокаге приложил руку и к этому: через централизованное управление он обеспечил защиту всем, кто не нарушал закон. Сейчас в Конохе на примерно 6-7 тысяч шиноби приходилось около 30 тысяч обычных горожан. Как ни крути — по средневековым меркам это уже крупный город.

Канализация и водопровод также способствовали росту. Богатство убранства местных особенно бросалось в глаза на фоне крестьян, прибывающих в поисках лучшей жизни. Фиолетовые и золотые оттенки были повсюду, как и разнообразие цветов в архитектуре. Я почти наверняка знал: через столетие-другое здесь будет настоящий миллионник.

Посыльные ниндзя бегали туда-сюда по крышам даже в столь поздний час. Я представлял себе Коноху будущего как многоярусный город с улицами на разных уровнях. И мысль сравнить шиноби с летающими машинами из фантастики вызвала у меня лёгкий смешок.

На самом деле, хоть я и сбежал из дома, я не знал, чем заняться до утра и где переночевать. Было ясно: моя реакция была чисто эмоциональной. Мне тяжело выносить крики и ругань — особенно там, где я ничего не могу изменить. Где у меня нет ни влияния, ни авторитета, которые я так часто использовал в прошлой жизни.

И мои знания пока никому не были нужны. А я видел столько всего, что можно было бы здесь улучшить, сделать продуманнее, защитить от кумовства и коррупции. Маленькие изменения, которые могли бы приносить заметный рост столь любимых мною цифр в бюджетных графиках. Я смотрел на вечернюю Коноху, видел в ней бесконечный потенциал — и руки чесались от желания участвовать в управлении.

Свесив ноги с крыши, я наблюдал за людьми: слушал их мелкие ссоры, милые разговоры и личные проблемы, которые их гложут. Я выбрал идеальное место — улицу с ресторанами и террасами, где люди спокойно ели и пили чай.

Тематика была мне знакома, и то, как они говорили, мало отличалось от речи людей моего прежнего мира. Флирт — такой же сладостно-безвкусный, жалобы — эмоциональные и эгоистичные, комплименты — пустые и неискренние. Я подозревал, что так было всегда, сколько существуют люди: наш род древен и живёт по привычке.

— Я обязательно её брошу, просто… дети, — уверял импозантный богатый мужчина свою пассию. — Нужно дать им время. Скоро они вырастут и всё поймут.

Я вспомнил: именно такими словами когда-то мой знакомый отбрёхивался от любовницы — и ведь сработало. Его девушка, по правде, плевать хотела на его детей, да и сам он о них не думал. Но предлог был слишком морально удобен, чтобы его можно было просто отмести — это было социально неприемлемо.

— Ты так говоришь уже не в первый раз, — надулась она, изображая обиду. Классическая тактика: искусственно поставив себя в слабую позицию — позицию субъекта, к которому относятся несправедливо, — можно добиться от искренних добряков извинений за чувства, которые они на самом деле и не попирали.

— Я знаю, — грустно согласился мужчина. — И мне жаль, но дети не должны страдать из-за меня.

Продолжать прикрываться детьми — было верным решением: ведь слабой и «обманутой» девушке можно противопоставить только нечто общепризнанно невинное и беззащитное.

Ах, как же прекрасна была магия адюльтера во все времена — столь захватывающая в своей страсти, но одновременно низменная в эгоистических побуждениях. Хоть мне и посчастливилось однажды встретить нечто редкое — наивную искреннюю влюблённость двух взрослых детей, застрявших в несчастливых браках, — всё же чаще всё было проще.

Мир не без зла. Но каким бы я ни был скептиком, не мог отрицать и наличие чего-то светлого. Ведь рядом с этой парой хищников в овечьих шкурах сидели двое молодых людей — взволнованных, смущённых, но искренне нежных друг к другу. Человек, однажды увидев такой взгляд, запомнит его навсегда — и будет хранить как светлое и прекрасное воспоминание.

Можно было возразить: это просто молодость, эти двое разлюбят друг друга, предадут — или, что ещё хуже, опошлят всё обыденностью. Но испортить можно что угодно, особенно будущим — «потенциальным» и не гарантированным. Жизнь — это мгновение. Так почему бы не удивляться не вечности, а именно сиюминутному чуду? Магия момента — здесь и сейчас.

Я же смотрел на этих, по сути, подростков, только начавших взрослую жизнь, и умилялся как мог. Дети всегда умели радовать стариков своей искренностью.

Я мог бы назвать это верой во что-то светлое, но жизнь — не трагедия. Всё, что я знал, убеждало меня в одном: она сложна, непостоянна и неравномерна. Несбалансированна — но уж точно не чёрная, не белая и даже не серая. Она разнообразна. И это знание, а не вера.

— И нежных взглядов,

Желания чисты,

Мгновение — навечно, —

— продекламировал я новосочинённое хайку для самого себя.

— И почему же Коноха так богата на шиноби-поэтов? — саркастично заметил взрослый голос у меня за спиной. — Хотя ты не удержал рифму.

Я вздрогнул от неожиданности, но быстро успокоился. Если бы меня хотели убить — или сделать что-то ещё нежелательное — это бы уже произошло. Взрослый шиноби (а всё указывало, что это именно он) мог убить ребёнка за секунду. Ни физических, ни моральных ограничений такие не знают.

— Никто так больше не делает, — возразил я. — В творчестве важны лишь самоограничения, а не правила окружающих.

Я всё же повернул голову. Очевидно, мне была интересна личность человека, решившего заговорить с незнакомым ребёнком на крыше здания поздно вечером — особенно с учётом отсутствия в деревне контингента с подобными слабостями, если судить по недавней реакции Хокаге.

— Безликий, — проговорил я вслух. — Лиса? — уточнил я у анбушника.

— Должна быть лиса, — согласился мой собеседник, встав недалеко от меня. — Тебе пора домой, Сора Хамано.

— Неужели нынче АНБУ посылают искать пропавших детей? — уточнил я у собеседника. — И так быстро?

— Дети — будущее нашей деревни, — уклончиво заявил он. — Удивляет ли тебя забота о них?

Я расценил этот ответ как слабое доказательство слежки за учениками академии, кроме Наруто. Слишком слабое, чтобы быть уверенным.

Но возвращаться просто так мне не хотелось — к тому же я нашёл себе увлекательное занятие.

— Понимаете, Лиса-сан, у меня нет дома, — были надежды, что это сработает: встреченные мной ранее шиноби были на удивление сентиментальны. — Мой отец не принимает меня, а мать не может понять. Меня не могут полюбить таким, какой я есть.

АНБУ склонил голову набок, будто пытаясь рассмотреть меня получше.

— Я бы добавил ещё про отсутствие друзей в школе, — вынес свой вердикт Безликий.

— Так и есть, Лиса-сан. Ни слова лжи, — заверил я взрослого.

— И ни грамма честных эмоций, — я был уверен: АНБУ улыбнулся под маской.

— Ну… — почесал я затылок. — Я действительно занят. Вернусь позже — слово чести будущего шиноби.

— Которое ничего не значит, — опять возразил взрослый и, немного подумав, устроился на крыше рядом со мной. — И чем же ты таким занят?

— Изучаю любовь, — моей целью было зацепить АНБУшника интересной для него темой, чтобы отсрочить возвращение домой. — Разные её проявления.

— Ох, очередной тонкий намёк на ребёнка в поисках ласки и тепла, — театрально приложил руку к сердцу взрослый.

— Изучаю людей и их поведение. Готовлю себя к будущему, — объяснился я.

— Что-то не вижу активной работы мысли в твоих глазах, — раздался смешок.

— Я проверяю свои теории в дикой природе, — нашёлся с ответом.

— Не ощущаешь ни капли сомнения. Патологический лжец.

— Патологический сурвалист, — поправил я АНБУшника. — Я убиваю собственную скуку, наблюдая за людьми.

— Похоже на правду, — кивнул Лиса.

— У вас нет в родственниках кого-то из клана Нара, случаем? — несмотря на обстоятельства, мне и вправду было интересно встретить столь живой интеллект.

— А теперь решил подлизаться? — вновь хмыкнул АНБУ. — Что дальше — побег?

— Теоретически думал спрыгнуть с крыши. Но вы, вероятно, успели бы схватить меня за воротник или за руку, — поделился я своими планами.

— Я бы схватил тебя за ногу и подвесил вверх тормашками. Но это же не конец твоей придумки?

— Слово «пощада» вам не знакомо? — восхитился я навыками Лисы.

— И всё же? — повторил вопрос АНБУ.

— Закричал бы на всю улицу что-нибудь плаксивое о том, что вы маньяк и насильник.

Лиса на секунду замолчал.

— Это низко, — пожурился тот.

— Я ребёнок, мне можно, — согласился я.

Я понимал, что любые расспросы о причинах столь быстрого моего поиска не принесут мне никакой информации, даже ложной. Всё же АНБУ есть АНБУ — лучшие из лучших, самые секретные и прочая, прочая. Всё это вело к единому финалу: ещё больше криков и, возможно, рукоприкладство.

— Может, пропустим этот бессмысленный этап? — предложил шиноби, повернув голову ко мне.

Я был полон сожаления о скором завершении приятной части этого вечера, пока меня не пронзила идея.

— Меня ведь приказали доставить в целости и сохранности? — не сдержал я ехидной ухмылки.

— Думаешь, я не смогу тебя плотно упаковать до твоих необдуманных действий? Звучишь отчаянно.

— Блефуете.

— Моя фраза, — возразил АНБУ.

Зрительный контакт с человеком в маске был затруднён, но, казалось, мы понимали друг друга. Я был уверен в своих возможностях нанести себе увечья, а он — в своей скорости и навыках ниндзя. И всё же мы пришли к молчаливому согласию.

— Ладно уж, — вздохнул я. — По-другому это закончиться и не могло.

— Было глупо сбегать из дому, — пожал плечами мужчина.

— Ну, знаете, я ребёнок, поэтому…

— Ой, да-да, я понял, — слегка смешливо проговорил он. — Ребёнок то, ребёнок сё. Сам же не веришь своим словам.

— Вопрос в вере других людей, Лиса-сан, — позволил я себе лёгкую улыбку.

Будто ощущая моё настроение, АНБУ не стал тут же хватать меня за шкирку и позволил ещё минуту спокойно посидеть на крыше, наблюдая за расходящимися по домам. На улице оставались лишь поддатые и весёлые. Никакого отличия от всяких культурных центров моей прежней родины.

Видя пассивность шиноби, я мог лишь поблагодарить его за это.

— Мы безликие, — ответил он с некоторым сожалением. — Не бесчувственные. Тащить ребёнка в день рождения через силу в нелюбимый дом... Я же не монстр. Считай это подарком.

Такого я точно не ожидал. Я смел думать — в угоду своему высокомерию — что подобное поблажливое отношение было связано со мной лично. На тот момент я нафантазировал, будто мой ум заинтересовал Хокаге, и за мной приглядывали как за перспективным юношей. Я не мог представить, что дело было не столько во мне, сколько в моём влиянии на одно блондинистое чудо. Я тогда этого не знал (а если бы и знал — при Наруто делал бы вид, что я тупой пень без умной мысли), но само моё существование и, Ками, мои неосторожные слова были поводом к дебатам о моём устранении — от Узумаки или вообще. К счастью, как позже выяснилось, Хокаге действительно обладал некоторой сентиментальностью и даже добродушием, так что моя жизнь была в относительной безопасности.

Но в тот день, седьмого ноября, я был слеп, глух и наивен, поэтому мог лишь отметить отсутствие у меня информации о собственном дне рождения — и наличие её у АНБУ.

— Это… — не сумел я найти, что сказать. — Подождите, но я не знал. — Удивление переросло в странную весёлость от осознания ещё большей абсурдности моих родителей, не сумевших или не пожелавших рассказать о таком своему сыну. Это были не культурные особенности — нет, в Конохе принято поздравлять друг друга с днём рождения. Я откровенно рассмеялся, и мой смех явно имел оттенки безумия.

Я смутил Лису своим поведением. Наверняка сложно было ожидать от ребёнка реакции, больше похожей на истерику. Но ситуация и правда была сардонически смешной.

— Прошу прощения, — слегка успокоился я. — То есть существует моё личное дело, с которым вы имели возможность ознакомиться. Тогда ваша прозорливость уже не так впечатляет.

Лиса молчал, глядя на меня. Вдруг он положил мне руку на плечо и сказал — голосом полным серьёзности и спокойствия:

— Когда станешь взрослым — станет лучше. Знаю, о чём говорю. А пока нам действительно пора.

Я уже не спорил. Обратный путь занял меньше времени — и удовольствия. И хоть отец не стал вновь доводить всё до абсурда, под влиянием внушения АНБУ-сана, как я думал, всё рано или поздно вернётся на круги своя. До тех пор, пока я действительно не выпущусь из академии. Два года, которые я планировал тайно проводить в госпитале, скрываясь, как настоящий ниндзя.

Как говаривал мой новый знакомый: «Как же напряжно».

Но мой учитель, как уже можно было назвать Сайто-сана, не собирался отказываться от перспективного ученика. Пояснив ему ситуацию, он предложил простое и «временное», как он выразился, решение проблемы: обучение на практике во время его смен в академии. Теперь я ассистировал ирьенину при оказании первой помощи одноклассникам — к вящему ужасу некоторых из них. Работа сопровождалась быстрыми и точными опросами по пройденному материалу, в основном связанными напрямую с травмами. Например, описать механизм воспаления в организме — вплоть до роли каждого типа клеток — или рассказать о системе свёртывания крови. Память меня не подводила, а опыт из прежней жизни давал простор для моей мнимой «гениальности».

Я понимал, что фактически гарантирую своё неуспевание в силовых методах решения проблем — ведь тренировался в спаррингах меньше остальных — но и особо об этом не сожалел. Как минимум из-за наличия боевого ирьендзюцу, которое я собирался изучать в случае крайней необходимости (желательно, чтобы она так и не наступила). Но в этом селении существовала практика обязательного формирования стартовых троек, и даже если ты ученик ирьенина — приходилось пройти через это посвящение. А мне хотелось бы выжить в процессе. Да и молодых врачей здесь тоже любят использовать, как бы сказали на моей старой родине, в качестве санинструкторов. Смертность соответствующая: не слишком мною одобряемая, но всё же ниже, чем у обычных ниндзя.

Хотя серьёзных травм дети и не получали, я начинал привыкать к этой стороне жизни — к ощущениям стерильных перчаток на руках, к вспотевшим в вечной жаре ладоням, к алгоритмам оказания помощи, вбивающимся в подкорку. Даже к крови. Как объяснял мне мой новый учитель, на начальном этапе карьеры ирьенина важны не знания, а автоматизм и рефлексы. Знать можно многое, но главное — быстро ориентироваться.

Так проходил день за днём — под знаком зарождения моих первых навыков, таких полезных в моей новой жизни. К счастью, я получал от этого удовольствие. Моё забытое на время желание быть полезным буквально ликовало, и в тот период я вполне мог бы назвать себя счастливым.

Наруто стал меньше раздражать, да и в компании слегка окультурился. Наши с Нарой постоянные дружеские подколки сначала фрустрировали его, но, заметив, что мы нисколько не злимся друг на друга, когда становимся мишенями, а только повышаем градус колкостей, он задумался о причинах такого поведения. Чоуджи же, чаще наблюдавший со стороны, помогал блондину осмыслить происходящее, периодически показательно огрызаясь.

В мужском обществе это считалось нормальным — если не выходило за рамки адекватности. Проверки друг друга на силу, скорость, выносливость, смелость и, через юмор, на ум. В пассивном режиме мозг постоянно сканирует окружающих, выстраивая ожидания от них в экстренных ситуациях. Это и объясняет, почему слаженные коллективы способны на всё, почему иерархия зависит от ситуации, и почему мы выжили за миллионы лет эволюции.

До наших первых обменов шпильками ни я, ни Шикамару почти не проявляли черт, связанных с интеллектом. Так уж вышло, что в обществе малолетних кадетов главным достоинством была сила. Всё остальное — дополнительные плюсы, ничего не значащие без главного. Нара не был физически силён, предпочитая отдаляться от среды с чуждой ему идеологией. Я же, сознательно занявший позицию парии, агрессивного психа, был близок к нему. А теперь, когда мы организовали собственную автономию из четырёх человек, у Наруто впервые за его детство появилась возможность выбрать, к какому обществу примкнуть. И, похоже, ему у нас нравилось.

Какими бы язвами мы с Шикамару ни были, у умных людей есть одно несомненное преимущество: они терпимее относятся к другим. И Узумаки ощущал, что ему больше не нужно заслуживать право быть услышанным — с ним говорили и так. Пусть и с подколками, но с уважением к его достоинству. Так удивительно ли, что Наруто стремился перенять черты этого маленького общества, которое я мысленно называл «Нара и ко»? Хотя справедливее было бы «Акимичи и ко» — в честь главного связующего и третейского судьи.

— Как же это напряжно, — пробубнил себе под нос Шикамару, вновь осознавая, что ему придётся участвовать в спарринге.

— Слова-паразиты вредны для мозга, Шикамару, — возразил блондин, потирая ушибленную руку: он стал жертвой Кибы в предыдущем спарринге. Увидев наши внимательные взгляды, Наруто пояснил: — Прочитал. Неужели так трудно поверить? — сказал он без тени сомнения, сохраняя каменное выражение лица. — Даттебайо, — добавил он.

Шикамару прыснул от неожиданности, и это стало для Узумаки наибольшей наградой, заставившей его самодовольно заулыбаться.

У молодых обществ, подобных нашему, была ещё одна особенность: новоявленная точка социализации притягивала к себе людей из старой «общины» словно гравитация чёрной дыры. Это неизменно приводило к конфликтам с коллективным бессознательным старой группы, но, к счастью, нас ещё защищала моя репутация отморозка, позволявшая нам существовать без трений. Хотя лидеры мнений «общества сильных» уже начинали на нас поглядывать и подшучивать за спиной.

Но в тот момент проблемы были иными — неожиданными для меня и в чём-то смешными.

Одиннадцать лет — это с большой натяжкой начало пубертатного периода, так что отсутствие полового влечения исключало определённый ежедневный ход мыслей. В моей голове жила простая идея: юнец не может быть интересен взрослым девушкам, поэтому беспокоиться мне ещё долго не о чем. А вот мысль, что я сам могу понравиться юным ученицам, казалась мне дикой. Всё потому, что я всё ещё воспринимал себя на свой реальный возраст.

— Спасибо… — почти шепотом произнесла моя одноклассница, «подвернувшая», по её словам, ногу. Сайто-сан на такую мелочь даже не обратил внимания, просто велел мне заняться девочкой.

— Будь осторожнее в следующий раз, — сказал я, аккуратно накладывая бандаж на повреждённое место. И хоть я понимал, что тревога пациентки была преувеличена, мне пришлось потратить драгоценный материал. В этом и заключалась забота врача: спокойный и уверенный голос, дающий помощь и вселяющий уверенность в хорошем исходе. Людям нужна поддержка, и в обществе без психологов и священников эту роль частично приходилось брать на себя ирьенинам.

Наблюдая за покрасневшей девочкой, я начал пересматривать свой анализ ситуации. Мне не сразу пришло в голову, что она искала немного другой заботы — но реакция на прикосновения моих рук была однозначной.

— Сора-кун, у тебя очень хорошо получается, — пропищала она, пребывая в своих странных мыслях. Я же, тяжело вздохнув, решил по своей привычке слона в посудной лавке пресечь подобные проявления на корню.

— Плохой выбор, дорогая, — заверил я её, проверяя тугость повязки. — Обычно агрессивные ребятки такими и остаются — даже со своими избранницами. Лучше вложись во что-то стоящее. Тот же Чоуджи станет заботливым партнёром. — Удовлетворившись своей работой, я отстранился за листком больного. Мой учитель решил по полной окунуть меня в врачебный быт, готовя к постоянной писанине. — И обеспеченным.

Она пребывала в некотором замешательстве от сказанного мной, но быстро собралась с мыслями и, слишком резко вскочив — как для человека с вывихнутой лодыжкой, — удалилась с видом обиженного совершенства.

— Да уж, тебе ещё учиться и учиться, — прокомментировал произошедшее Сайто.

— Нормальную же повязку наложил, сенсей, — пожал плечами я, сделав вид, что не понял. Он, в свою очередь, не настаивал на своём видении ситуации — лишь хмыкнул своим мыслям и продолжил отдых.

В чём-то он был прав: за мои слова меня вполне могло ждать настоящее линчевание. Но метод был надёжный — больше интереса со стороны противоположного пола я бы не получил вплоть до выпуска и совершеннолетия. В женской среде слухи о «тупости» мужчин распространялись слишком быстро — то, что я предпочитал называть «прямолинейностью». Самое то для человека, видевшего психологический барьер в отношениях с кем-то, кто был младше его в шесть раз — пусть и в условных годах сознательного существования.

— Ты в своём уме, Сора? — первое, что я услышал от парламентёра женской части нашего класса. Ино Яманака была мне не совсем уж чужой. Её клан был союзником двух из трёх людей, с которыми я часто общался. Она не была особенно дружна с Шикамару и Чоуджи, но чужими они не были. — Ты сказал Азуми, что она годится только для Акимичи? И ещё посмел обвинить её в меркантильности?!

Чоуджи даже прекратил хрустеть чипсами — так серьёзен был выпад: он внимательно вгляделся в моё лицо, стараясь понять, не предал ли я его. Яманака выбрала особенно удобное время — я как раз беззаботно отдыхал в компании двух лентяев в тени дерева у академии. Общественное порицание, к которому меня пытались привести — особенно со стороны близких — было самым действенным наказанием.

— Грубая клевета, — спокойно ответил я, продолжая лежать на траве, слегка прикрыв глаза. Имел право насладиться: солнце едва прогревало землю, готовя людей к зиме. Сегодня выдался на редкость погожий день — возможно, последний в этом году. — Чоуджи слишком хорош для всяких вруний, — спас я свои взаимоотношения с Акимичи столь хитрой фразой.

Ино, явно играющая роль старшей сестры в нашем классе, аж задержала дыхание от моей наглости, но сумела совладать со своим праведным гневом и твёрдо заявила:

— Тебе следует извиниться перед ней.

— Нет, — вяло отмахнулся я, продолжая своё безделье.

— Серьёзно? — вернула она нотки возмущения. — Она оскорблена и подавлена. Я слышала, что взрослые и ответственные мужчины должны отвечать за свои поступки.

— Ждёт тебя разочарование, — пробубнил я себе под нос, но она, судя по выражению лица, это прекрасно услышала. — Обиженность не делает человека правым. Я не заинтересован и своё мнение менять не собираюсь.

— Ты мог бы выбирать слова аккуратнее, — стояла на своём Яманака, скрестив руки на груди, явно подражая кому-то из старших своей семьи.

— У меня не та репутация, — фыркнул я, позволив себе шутку. Всё же, соблюдая некую примитивную вежливость, я приподнялся на локтях и встретил взгляд блондинки.

— Шикамару, можешь вразумить своего друга? — поняв, что от меня она не добьётся и толики тех эмоций, что планировала, Ино переключилась на Нару, ожидая, видимо, достать его до состояния согласия.

— Не-не-не, — помахал тот головой, явно имевший опыт сопротивления такому навязыванию мнения. — Я тут просто сплю, проблемы не мои — все вопросы к Соре.

— Чоуджи? — обратилась она ко второму, верно определив самое доброе и слабое звено. Но я не дал ей действовать, сыграв своим козырем.

— Ино, я понимаю: если я не извинюсь перед ней, пострадает твоя репутация защитницы, — проговорил я серьёзно, всем видом показывая, что не издеваюсь, а лишь констатирую факт. — Но тебя не напрягает, что тебя используют как таран против меня?

— О чём ты? — вот теперь девушка действительно опешила, враз потеряв настрой.

— Если у неё были ко мне претензии после разговора, она могла бы выразить их мне, а не молча уйти, — уточнил я.

— Нет, она просто немного неуверенна в себе, поэтому… — пыталась она объяснить.

— Воспользовалась твоей добротой, направив тебя на конфликт, который тебе толком-то и не нужен, — закончил я вместо блондинки.

К моему удивлению, она действительно воспринимала мои слова и обдумывала их.

— Она не просила меня поговорить с тобой, — возразила она.

— Но и не была против вмешательства — вместо того, чтобы справиться самой, — пожал я плечами, вернувшись на траву в свою позу ленивца. — Можно было бы апеллировать к тому, что она боялась, что я ей грубость какую скажу. Но по её же словам, это и так уже произошло.

— «По её словам», — перекривляла меня Ино, явно выражая своё отношение к ним.

— Ага, ведь, по её словам, я жестоко высмеял её проявления эмоций, оскорбительно предположив, что Чоуджи — лучший партнёр. А ещё он — представитель серьёзного клана с бизнесом, да ещё и будет относиться к девушке добрее, чем всякие отморозки вроде меня, — проговорил я с лёгким раздражением. Неприятно признавать, но Ино иногда могла вывести меня из равновесия своей упрямостью. Чоуджи и Шикамару же поступили максимально логично: они отстранились от нашего разговора и делали вид, что нас не существовало.

— И это не оскорбительно? — вновь вспылила она.

— Абсолютно согласен, — кивнул я. — Как вы можете так плохо относиться к Чоуджи?

— Пожалуйста, не делай меня частью этого, Сора, — попросил Акимичи искренне.

— Да он тут ни при чём, — нашлась Яманака после секундного ступора.

— О Ками, ладно, — я вздохнул, встал на секунду лишь для того, чтобы театрально упасть к ногам блондинки в знак мольбы. — Прошу тебя, прости меня, что я посмел иметь своё мнение и интересы, о защитница слабых манипуляторов мира сего! Как я мог отвергнуть ту, чьего имени даже не знал, ведь её эмоции были так искренни? Этот мир обязательно должен быть таким, как хочет она — некая Азуми. И я должен подстраиваться под её интересы.

— Ты идиот? — приподняла бровь Ино, никоим образом не изменив свою позу.

— Этого достаточно? — встал я, отряхнув колени. — Ты ведь хотела извинений?

— Они неискренние, — продолжила она. — И не передо мной.

— Мир не идеален, — пожал я плечами. — На что ты рассчитывала?

— Моя предыдущая фраза, — ответила Ино моментально.

— И зачем тебе это? — вперил я взгляд прямо на блондинку, но она выдержала его. Уж чего-чего, а уверенности Ино никогда не занимать.

— Это будет правильно, — твёрдо проговорила она, выдержав зрительный контакт.

— Нет, не будет, — покачал я головой и проговорил с уверенностью. — Для неё будет хуже. И для меня. И для тебя, Яманака-химе. Поверь.

Она задержала взгляд на мгновенье, будто решаясь — продолжать спор или нет. Но решила отступить. Почему — я узнал намного позже. Не прощаясь, блондинка развернулась и ушла.

— Я ведь ей понравился, ведь так? — повернулся я к ребятам, которые продолжали делать вид, будто не знали меня.

— Конечно, Сора, каждый человек, который называет тебя идиотом, на самом деле тобой восхищается, — съязвил Нара.

— Тоже так думаю, — кивнул я с небольшой улыбкой.

— Какой же ты… — пробубнил он с некой усталостью.

— Напряжный? — подсказал тому Чоуджи, сделав ход в сёги. Именно благодаря этой игре они и отвлекались от перепалки. Акимичи в последнее время делал определённые успехи, так что Нара приходилось играть с одним приоткрытым глазом.

Так Ино и стала проводить с нами больше времени.

Пластунское дело — основа подготовки ниндзя: ловушки, сигналки, растяжки — всё, что нужно для счастья мальчиков. На природе, с соревнованием друг с другом — внимание детей обеспечено.

— Вперёд, Сора, Шикамару, мы будем лучшими, сделаем их всех! — подтверждал мои мысли Наруто, радостно галдя, что нужно «показать всем, из чего мы сделаны». Как по мне, в этом не было смысла: я и так знал рецепт коктейля. Мозг — это структура, поглощающая большую часть энергии организма. А она не бесконечна, следовательно, я мог бы сказать с уверенностью: на существенную часть человек состоит из лени. Экономить — это очень даже логично. Что относилось ко мне с Шикамару. Блондин же был совершенно иным существом — ужасающим своей активностью в момент, когда он загорался какой-то деятельностью или идеей. Поэтому мы с Нара шли рядом, стараясь лишний раз не двигаться в присутствии хищника. Ведь кто первый не сдержится и прокомментирует или, не дай Ками, позволит себе колкость — окажется поглощённым лавиной мотивации.

— Шикамару? — заметил Наруто. — Ты чего затих?

Я победно улыбнулся Наре. В этот раз был его черёд сдерживать потоки оптимизма блондина. Но наследник клана не собирался сдаваться без боя.

— Сора какой-то задумчивый сегодня, — пожурился Шикамару, мимоходом бросив на меня взгляд.

Я принял его вызов, всем видом показывая своё мнение о таких грязных методах. Когда Наруто кажется, что кто-то из нас не в настроении, он считает своим святым долгом это исправить — своими фирменными методами. И это напряжно.

— Размышляю, — успел я ответить за мгновение до начала терапии блондина. — Техники клана Нара же идеально подходят для засад. — На слове «техники» глаза Узумаки загорелись, и он повернул голову обратно к юному гению.

— Я практик, — зевнул Шикамару. — Сора больше знает, он у нас книжный червь. Раз вычитал такое. — Вновь я стал объектом интереса.

Нара умел долго избегать излишнего внимания. Да и я бы так просто не дался. Нюанс заключался в том, что в процессе нам пришлось бы говорить, а в это слегка морозное утро мы бы предпочли впасть в спячку, а не заниматься социализацией.

— Техники Яманака будут слегка интереснее, разве не так, Ино? — заметил я, а Шикамару кивнул мне в знак примирения. Блондинка, полюбившая проводить с нами время, ещё не приучилась к методам выживания в группе с Наруто, поэтому легко стала жертвой.

— Для засад? О, мы в этом хороши, — кивнула она. Но осознать не успела — была снесена лавиной вопросов и интереса Наруто.

— Живой взрывтег, — пробурчал Нара. Я же незаметно кивнул.

Зима вступала в свои права, принося с собой холодные северные ветра, пронизывающие до костей. Зелень медленно отмирала — как и желание находиться на улице.

Но мы топали как миленькие — под руководством наших нервных учителей. Они по-своему заботились о нас, но в их глазах была твёрдая убеждённость в том, что мы обязаны знать, как задержать группу преследования. Как искалечить их кунаями, разорвать на части взрывными печатями, оставив от людей несчастные поломанные куклы. Сделать нас маленькими искусными солдатиками — пустыми в глазах и утомлёнными в душе.

Нара, мне казалось, был единственным, кто хотя бы приблизительно понимал это. Но даже он находил для себя внутренние объяснения. Интеллект никогда не был сильным препятствием для пропаганды — государство старалось заботиться и о таких людях, давая им место в общем лицедействе. Его будущее виделось очевидным — этаким штабным офицером, учитывая специализацию и статус при власти клана. Не будь партийных переворотов, его благополучие было бы обеспечено. И я надеялся на это — ведь ценность Шикамару была куда глубже, чем просто удачное знакомство.

Пыль грунтовки смешалась со вчерашним дождём, создавая отвратительное болотное месиво. Обувь, и без того удивляющая своей непрактичностью, стала откровенной проблемой. Грязь липла, разливалась и затягивала ноги. Кости скручивало от холода, но дети шли дальше — учиться убивать.

Они улыбались, предвкушая.

В те дни я задавался вопросом — отчего же это меня считали психом?

— Наруто! — воскликнула слегка повышенным голосом Ино, сигнализируя о границах собственного терпения. Один из тех моментов, когда её напускное спокойствие рушилось, и она открыто выражала свою вспыльчивость.

— Саске, похоже, в одной группе с нами, — сказал я вслух, проследив за тем, как наши учителя мимоходом разделили общую кучку на несколько поменьше, каждую уводя по своей тропинке глубже в лес.

— Правда? — всполошилась Яманака. Конечно же, никто не оценил мои способности к разрядке ситуации.

Я понимал такую увлечённость Учихой. Но не понимал игнорирования этих глаз. Некоторые вещи почти невозможно починить, и этот мальчик, по моему мнению, относился к таким. Точнее, усилия того не стоили. Страшно было представить, сколько лет терапии потребуется, чтобы вылепить из него что-нибудь социально приемлемое. И с каждым месяцем ситуация становилась только хуже — ведь им никто не занимался. Я видел в этом взгляде трагедию, которой закончится его жизнь. Для меня загадкой оставалось лишь то, что он успеет сделать, чтобы утихомирить свою боль.

Может, только может, я был к нему слишком строг. Так бывает, когда видишь что-то неправильное, непонятное и непривычное. Но если бы социопатия была человеком — это был бы Учиха.

Я мило улыбнулся ему, как только мог, за что удостоился непонятного прищура. Но, разорвав зрительный контакт, я тут же выпал из его поля интереса.

— Сора, не тяни эту беду в дом, — попросил меня Шикамару с некоторой усталостью в голосе.

— Не собирался, — коротко кивнул я, заверяя его.

— Глаза тебя выдают. Почему тебе постоянно хочется тыкать палкой во всё подряд? — пожаловался он.

— О нет, — отмахнулся я. — Исключительно издалека.

— Хватит говорить о Саске-куне как о вещи! — шикнула на нас Ино с раздражением. Как и все люди, она любила защищать свои увлечённости. К её чести, делала она это не так бесхребетно и тупо, как большая часть нашего класса.

— Я вообще не хотел бы говорить о всяких отморозках, — кивнул Шикамару в знак согласия.

Позиция Нара была проста: как можно меньше минусов в жизни и, желательно, хоть чуть-чуть плюсов. Все его знакомства и действия вписывались в эту картину, и сейчас баланс качества жизни наследника клана был положительным.

— Он не отморозок, нет, — не согласился я с Шикамару.

— Ну же, поделись мудростью, — буркнул он, — или Ино уже заразила тебя симпатией к нему?

— Фу, — коротко выразил мнение Наруто, но продолжил внимательно слушать.

— Отморозки — хитрые и продуманные люди, способные на что угодно ради своих целей, — кивнул я своим мыслям.

— И ты так начал думать после того, как я тебя оным назвал, ведь так? — с сарказмом протянул Нара.

— Учиха не знает, что делает и для чего. Бомба замедленного действия, — закончил я, проигнорировав колкость.

— Он просто одинокий, — взяла слово Яманака, перебивая уже успевшего открыть рот Шикамару, — и нуждается в понимании, но не знает, как этого добиться.

— Я уверен, Ино, что ты в это веришь, — закатил глаза я.

— Неужели сама мысль, что люди не бывают исключительно плохими, вызывает в тебе изжогу? — хмыкнула та.

Некоторую язвительность группы она уже успела впитать.

— Да, Ино, все заражены добротой и эмпатией, прямо как ты, — ответил я с колкостью, заставив её вновь смотреть на меня со странной смесью эмоций.

— Начинается, — тяжело вздохнул Нара.

— А я согласен с Ино, — неожиданно произнёс Чоуджи, до этого бывший чернее тучи из-за условий марша, — учитывая его обстоятельства…

— Возможно, — всё, что выдал я, не желая спорить с Акимичи. Яманака же это не придало спокойствия.

— А мои слова тебе не понравились, — проговорила она, хоть и спокойно, но с плохо скрытым раздражением.

— Понимания не должны добиваться, оно либо есть, либо его нет, — вперил я на неё серьёзный взгляд, заставив её задуматься.

— То есть ты, — сказала она спустя секунду, увидев за моей серьёзностью некую весёлость, — просто придрался к словам?

— Да, я, — позволил себе улыбку. — Слова важны, — отвернулся я, разорвав зрительный контакт.

Передняя часть группы уже успела дойти до нужного места, и Ирука-сенсей споро распределял участки между учениками, раздавая необходимый инвентарь.

— Ино, — услышал я доселе не слышимые нотки успокоения и какого-то опасения в голосе Наруто, — ты не подумай: он не издевается, а действительно так считает. Мне тоже…

Я мысленно извинился перед Узумаки за необходимость быть дипломатом. В нашей компании он действительно учился необычным вещам.

Ино была интересным дополнением. Больше для меня — пусть парням, из-за наших с ней постоянных ссор, на тот момент так не казалось. Интересным и нужным — частью социализации, которую я ещё не успел получить в этом мире.

Она была умна — пусть и не так, как Шикамару (даже я не был умён, как этот устрашающий гений), — но в чём-то она была, несомненно, опытнее юного дарования. Её клан специализировался на сознании, что сильно сформировало Ино как личность. Прирождённый психолог, воспитывающийся как таковой. Идеальный собеседник на тему внутренних убеждений.

И не хотел бы принижать Нару. Я безумно ценил наши разговоры, но у него было избыточное количество такта: хоть он и ставил под сомнение логичность и последовательность суждений, но не для того, чтобы опровергнуть чужую веру как таковую. Для него это спорт — состязание в интеллекте, не в праведности.

Ино — это совершенно иной разговор. Яманака успела сформировать в таком юном возрасте довольно целостную картину мира — широкую и достаточно глубокую, чтобы считаться взрослой. И, самое главное, эти её убеждения в некоторых местах шли вразрез с моими. Там, где Шикамару тактично увиливал от разговоров о ценностных понятиях, считая их слишком напряжными, Ино ощущала необъятную необходимость воевать за то, что считала правым — и делала это умело.

Когда-то у меня были схожие с ней взгляды на жизнь, изменившиеся в ходе старения. Конечно, это несправедливо — оценивать других людей, в частности Ино, тем, что я «перерос» их суждения. Нет и нет, все мы развиваемся уникально и непоследовательно. То, что мы находим схожие ответы на разных этапах, ещё ни о чём не говорит. Но сам факт того, что мои воспоминания о предыдущей жизни были глубоко фрагментированы, оставлял меня в позиции странного старого конструкта, у которого забрали основу. Часто я и не мог вспомнить, почему имел те или иные убеждения, и долго маялся, пытаясь вывести логические цепочки. В спорах же с ней — с неким отражением «меня прошлого» — это удавалось на раз-два, и, я смел надеяться, в скором времени моё старое восприятие мира восстановилось бы, заполнив все необходимые узлы. И, чем бы чёрт ни шутил, развивалось бы далее, ведь ничто в мире не идеально — унылые причитания старика, коим я успел побыть, не исключение.

И не то чтобы Ино была добрейшей по своей природе — эту нишу занял Чоуджи. Блондинка пыталась просто быть «справедливой» в своих суждениях.

А все наши с ней различия смело описывались так: если Яманака жила презумпцией невиновности — когда человек должен был доказать свою червивость, — то я жил презумпцией виновности, и для меня всё было, соответственно, наоборот.

Сама Ино сочла это описание достаточным, когда, намного позднее, я с ней поделился своими мыслями. Она даже посчитала их остроумными — но в честности подобной оценки я уже не был уверен: со временем она научилась очень хорошо скрывать иронию.

К счастью для таких, как я, не слишком углубляющихся в такие разделы военного дела в своём старом мире, местное мастерство было описано детально, поэтому повторение опыта предыдущего поколения оказалось несложным. Я не претендовал на звание гения, изобретающего собственный путь, и просто повторил то, что прочитал и увидел. К счастью, от меня и не ждали свершений, поэтому, получив формальный зачёт за свои умения, я был доволен — потратив всю свободную мощность собственного мозга на вещи куда более интересные и глубокие: фуин.

Это маленькое чудо, что я держал в руках, было искромётной загадкой для моего сознания. Нам описали принцип работы с ними, но на некоторые вопросы не смогли дать ответа. Я пытался понять, откуда эта маленькая бумажка брала всё необходимое для взрыва. А, прошу заметить, требовалось как минимум два компонента — по базовым правилам химии: окислитель и восстановитель. То, что выделяло тепло вместе с огромным количеством газа, и то, что способствовало этой реакции.

На бумажке же были лишь чернила — специальные, но универсальные для всех фуин, хотя взрывались не все. Бумагу я тоже, позднее, проверял — ничего особенного в её горении не наблюдалось.

Некоторые символы будто бы глумливо формировали рожицы, смеющиеся над моим недоумением. Осознание того, что чакра — единственная непроверенная компонента — при определённых условиях могла взрываться, было восхитительным.

И эти рожицы, как обязательные компоненты всего действа, сумели донести до меня простую истину: у этого местного разумного регулятора имелось весьма занятное чувство юмора.

Уже потом, когда я свыкся, когда столкнулся с богоподобными угрозами нового мира — с шиноби, от чьих тел отскакивали лезвия, с бессмертными жрецами неизведанных богов — я смог оценить полезность свойств фуин и, особенно, взрывных печатей, привнося в этот мир частички культуры своего старого — со всеми кумулятивными эффектами, противопехотными минами и другими чудесами смертоубийств.

Нет и нет, глядя на эти рожицы, я твёрдо нацелился их разгадать или, в силу возможностей, изучить. Ведь для меня это был Язык Бога — и даже всеми забытая древняя латынь не могла оспаривать этот статус.

Лишь один мой товарищ умудрился провалить зачёт — в силу особенностей характера, что, впрочем, было ожидаемо. Но я бы не назвал это заслуженным. Ирука-сенсей потратил с полчаса, выискивая ловушки на выделенной территории, явно намереваясь похвалить своего нерадивого ученика. Так бы и случилось, если бы взрослый случайно не задел камушек, обнаружив под ним аккуратно сложенные приблуды ниндзя. Даже увещевания о том, что он выполнил задание и задержал «преследовавшего» его по условиям задачи на целых полчаса, не спасли Шикамару от последствий. Де-юре Нара был прав, но, к несчастью для наследника клана, Ирука определённо не знал латынь.

* * *

— Могло быть и хуже, — пожал я плечами, выслушав последствия решения Шикамару.

Мы ускоренным темпом шли назад. Как всегда бывало, сами «упражнения» заняли меньшую часть времени, а суть — марш и ещё раз марш. Детишек готовили к тому, что основное их занятие — не убийство, а месение грязи в те стороны света, куда их пошлёт великодушная родина.

— Шикамару, как ты мог? — вопрошал расстроенный блондин. — Ты будто сдался, даже не начав! А как же обещания показать всем, из чего ты сделан?

— Что-то не припомню такого, — потер лоб Нара, пытаясь угомонить собственное раздражение.

— Ты с согласием молчал! — ткнул пальцем в его сторону Узумаки, будто бы подтверждая свои обвинения. — Они ж теперь… — указал он в сторону наших «добрых друзей», идущих впереди.

— Наруто, — встал я на защиту нашего отрядного ленивца. — Мне кажется, ты свои собственные потребности перекладываешь на Шикамару.

— Что? — возмутился он, очевидно не разделяя моей позиции. — Да даже я… — запнулся он, сникнув после начала сказанной фразы.

— Молодец, что постарался и справился, — закончил я за него.

Всё же у него ещё долго оставалось это желание доказать свою полноценность. На короткий период — до того как нашу группу переместили в «вынужденную оппозицию» активной кучке злопыхателей — Наруто оказался в раю без постоянных, открытых, злых насмешек. Вкусив адекватного отношения, ему было сложно возвращаться к тому старому и плохому. И не такой он был тугодум, чтобы не понять, кем его считали в группе: «жирдяй, лентяй, дурак, мудак и Ино». Людям сложно меняться, а травмы делают всё возможное, чтобы вернуть нас на путь страданий. И оттого он больнее воспринимал реальную лень Шикамару — ведь правдивость даже одного титула повышала легитимность и его клички.

— Ты старался ради себя или ради других? — продолжил я выводить Узумаки из задумчивости.

— Конечно же ради себя, — быстро встали мысли блондина на правильные рельсы.

— Тогда не смотри в сторону тех опоссумов, — пожал я плечами. — Я могу снова сломать нос Кенджи, если тебе от этого полегчает.

— Нет, — отмахнулся Узумаки моментально, — это лишь докажет, что ты, ну… — снова не нашёлся он с ответом.

— Наруто, учитывая, что они вкладывают в это понятие, мне нравится быть мудаком, — выпрямил я спину, всем видом показывая собственное достоинство.

— Очевидно, — хмыкнул Шикамару.

— Заметно, — пробурчала Ино.

— Иногда бывает, — миролюбиво заключил Чоуджи, пытаясь смягчить комментарии своих товарищей.

— Почему опоссумы? — уточнил Наруто, спустя секунду молчания.

— При угрозе притворяются мёртвыми и воняют, — сказал я достаточно громко, чтобы услышали идущие впереди. Скрип зубов был музыкой для моих ушей.

* * *

— Почему ты так строг к людям? — неожиданно спросила меня Ино, наблюдая за тем, как я повторял фигуры фуин-печати на песке, стараясь запомнить каждый изгиб.

— Ты устала гадать, Ино? — спросил я задумчиво, сверяясь со справочником, пытавшимся объяснить приблизительное значение связок. Изредка геометрические фигуры складывались для меня в некое подобие золотого сечения, но симметрия всё убегала от взора.

— Я анализировала, — закатила глаза та. — Слова важны, ведь так?

— Да, это так, — решил не язвить. — Но я не могу тебе односложно ответить на этот вопрос.

— Попробуй, — скрестила она руки, всем видом показывая свою серьёзность.

— Хорошо, — кивнул я, отвлекшись от геометричности фуин. — Но в ответ ты расскажешь мне результаты своего «анализа», — ухмыльнулся я.

Ино слегка нахмурилась, но утвердительно кивнула.

— Я считаю, что ответ кроется вокруг — в деревьях, например. Почему опадают листья осенью?

— Так заведено природой, — быстро ответила Яманака.

— Возможно, но более точный ответ другой. Те деревья, что так не делали, давным-давно вымерли, уступив место тем, кто поступал мудрее, — я не стал вдаваться в подробности эволюции и её синтетической теории, но даже так добился от Ино понимающего кивка. Некоторые вещи были интуитивны для понимания, а эта культура, азиатская по духу, любила описывать всё образами, так что я сильно не выбивался. — Так всюду: рыбы плавают, люди живут вместе, собаки лают — всё это нашло свою причинность. Почему всё работает так? Ведь иначе мы бы не выжили.

— Люди живут вместе, — кивнула Ино. — Помогают друг другу, работают. Это естественно.

— Так же естественно, как и то, что птицы вьют гнёзда и высиживают своих птенцов в них, — согласился я. — И так же естественно, что существуют кукушки, подбрасывающие свои яйца другим. Почему? Разве заботиться о детях — неестественно? Но кукушки есть, и значит — им так лучше. Ведь кукушка не была бы кукушкой без этой маленькой хитрости.

— Исключение, — пожала плечами она. — Другие птицы так не делают.

— Ведь если бы все были кукушками, то птиц бы просто не было, — улыбнулся я. — А не будь кукушек, кто-нибудь стал бы кукушкой — ведь это так просто: твои птенцы растут, а ты летаешь и кормишь только себя. Умно.

— Подло, — переиначила Ино.

— Природно, — кивнул я.

— И ты боишься кукушек? — уточнила блондинка.

— Я знаю, что большинство людей — кукушки, — пожал я плечами. — Хитрые, хорошо скрывающиеся и умеющие притворяться маленькими честными птичками. Ведь что отличает нас от животных — это наличие общественных моральных устоев. Они зачем-то были нужны. И если бы люди были природно честными и благочестивыми, в них не было бы необходимости.

— И как же маленькие честные птички выживают? — приподняла бровь Яманака.

— О, они сильнее кукушек-одиночек. И если птички ещё и умные, то способны распознать кукушек и сбросить их птенцов со своего гнезда. Маленькие честные птички способны на многое в праведном гневе — но только если готовы.

— И так ты себя видишь? — заключила Ино. — Маленькая честная умная птичка?

— Кто тебе сказал, что я не особо хитрая кукушка? — спросил я, вновь рассматривая выведенные мной символы на песке.

— Ты сам, — посчитала Ино вопрос элементарным. — Не прямо, конечно, но ты достаточно умён, чтобы понимать необходимость моральных устоев.

— Ум — редко причина, — не согласился я. — Воспитание — возможно. У зла куда больше причинности, чем у добра. Мы желаем, боимся, ненавидим — простые и понятные эмоции. А добро действует наперекор им. Из-за справедливости? Многие сочли бы подобное самоограничением.

— И это — личное мнение, — с уверенностью произнесла Яманака. — Зависящее от опыта, которого у нас с тобой слишком мало. Поэтому и стоит полагаться на опыт старших, разве не так?

— Возможно, — кивнул я. — В твоих словах есть правда. Но я вижу добро как ошибку и исключение. Чудо, которому следует радоваться, но не ожидать.

— Твой опыт... — слегка виновато проговорила Яманака.

— Много про него знаешь? — усмехнулся я, понимая необходимость сбавить меланхоличность разговора. — Сможешь рассказать так же поэтично?

— Нет, воздержусь, — закатила глаза Ино. — Проблемная семья — отсюда выраженная мизантропия и поиск всего плохого в этом мире. Комплекс одиночки с желанием «понимать всё» для собственной безопасности. Почти полное отсутствие социализации до случая с Наруто.

— Я польщён, — восхитился я. — Просила помощи у отца?

— О чём ты? — слегка опешила Ино, притворившись дурочкой. Как я уже упоминал, в те дни она ещё плохо умела врать, иначе бы догадалась отреагировать на специально сделанную мною колкость — «Ты думаешь, что я сама бы не справилась?» — было бы достаточно.

— Твой клан делал мой профиль для АНБУ, ведь так? — улыбнулся я вновь.

Да, я оказался тогда прав.

— Не знаю, — неумело соврала Ино, пряча глаза.

— Слишком по-взрослому, — подсказал я ей. — Мы, конечно, в нашей группке особенные, да и ты не по годам развита, но это было чересчур. — Поделился своими мыслями. Со временем я серьёзно вложился в навыки лицедейства наследницы клана, о чём почти не жалел впоследствии. Это не было моим целенаправленным действием — просто моя слабость в желании вечно поучать. — В следующий раз переиначь попроще.

— В следующий раз, — приподняла иронично бровь Яманака. — Ты не мог знать такого, поэтому… Откуда такие мысли?

Во мне вновь проснулся поэт.

— Слова важны. Написанное заменяет несказанное. Я многое читал, убивая одиночество. И многое узнал, — одухотворённо произнёс я, слегка задумавшись.

«Кукушкина природа —

Подла или умна?

Слова решают».

— Ты сейчас хайку вслух прочитал? — выдала смешок Ино.

— Со мной случается, — признался я.

Каникулы подкрадывались незаметно. В Конохе по-настоящему был только один зимний месяц с соответствующими ему снегопадами. Инфраструктура, способная поддерживать деятельность селения в такую пору, была затратной. Деревянные здания — особенно с такими тонкими стенами и широкими, открытыми окнами — действительно трудно отопить. Поэтому заботу о детях мудрым командирским умом возложили на их семьи.

Даже столовая переставала работать, и я переживал за Наруто, пока не увидел количество флаерков на бесплатный рамен, которые он хранил в своих карманах.

Я думал, как избежать контакта с роднёй, но, к счастью, за меня уже всё решили.

— Официальный запрос? — я держал в руках бумажку с красиво выведенными иероглифами.

— Официальный приказ, подписанный Хокаге, — гордо заявил Сайто-сан. — В зимний период увеличивается частота болезней, а вместе с ней и потребность в медицинском персонале. Мы имеем право затребовать кого угодно с необходимыми навыками в экстренные периоды.

— Вау, — восхитился я, ведь не ожидал такого влияния — ни у ирьенинов, ни у моего наставника. — Обходит запрет моего отца?

— Обходит и твоё желание, — кивнул медик и слегка стушевался. — Конечно, если ты против, можешь об этом сказать.

— Нет, я более чем за, — помахал головой. — И чем же я обязан заниматься?

— Основой всей медицинской деятельности, — хмыкнул Сайто-сан. — Ты будешь учиться главному умению любого уважающего себя ирьенина.

Сенсей имел в виду историю болезни — пресловутый анамнез. Так уж получилось, что ценой услуги для Сайто стали двойные нормы дежурств в «экстренный период» — первый стол, куда приходят все больные. Я сидел рядом и под внимательным взглядом медика учился задавать правильные вопросы, выуживая крупицы полезной информации.

— Что стало последним событием, подтолкнувшим вас обратиться за помощью? — дипломатично спросил я. Отличный способ привязаться хоть к какой-то базовой точке

— Нет, правда, я себя отлично чувствую, — заверил меня молодой чунин, абсолютно не обращая внимания на мой возраст. Особенности местного воспитания: если специалисты считают тебя достаточно зрелым для деятельности, то в их выводах не принято сомневаться. — Моя жена слишком волнуется за меня, и я решил успокоить её. Пришёл к вам, чтобы вы отправили меня домой, — посмеялся тот благодушно.

— Что именно волнует вашу жену? — не стал я уступать.

— А, ерунда на самом деле, — махнул пациент рукой. — Я был уставшим месяц, но я выбил отпуск, поэтому… — не успел договорить пациент, моментально опустивший голову и захрапевший.

Секунду я думал, вторую — потратил на зрительный контакт с Сайто-сенсеем, уныло пожавшим плечами. Но сделать я ничего не успел.

— …У меня будет возможность хорошенько отдохнуть, — всё с той же беззаботной улыбкой продолжил чунин, в момент утративший признаки сна.

— Понимаю, — кивнул я. — И ничего странного за собой не замечали?

— Ох, ну, как я сказал — небольшая усталость. Всё в рамках нормы, бывало и хуже, — отмахнулся тот. — Так что, напишете мне бумажку, и я свободен? — предложил он, всем видом показывая, что торопится по очень важным делам.

— Вы уж простите, — проговорил я извиняющимся тоном. — Хочу сделать всё правильно, сегодня я в первый раз и слегка нервничаю. Прошу, подыграйте мне ещё немного.

— Ладно уж, молодёжь, — покровительственно хмыкнул он. — Давай дальше по списку.

— А ваша жена, когда она начала… — остановился я в момент, когда пациент вновь выключился.

— М-да, — прокомментировал это Сайто-сан.

— Паниковать? — продолжил вместо меня чунин спустя несколько мгновений. — Да уже с неделю, после моей последней миссии. Каждый день по десятку раз приставала. Ох уж эти женщины, — кивнул он с неким потаённым смыслом.

— А были какие-то взрывы на миссии, травмы? — потянулся я к появившейся ниточке.

— Столкнулись мы с двумя камушками, но обошлось без жертв, — буднично заметил пациент. — Да я вообще мастер пиротехники — я столько взрывов уже пережил, не каждый джонин в жизни видел.

— Ладно уж, юноша, — кивнул своим мыслям Сайто-сан. — Пройдёте на второй этаж, в двести… — выждал сенсей ещё один этап сна чунина, — третий кабинет. Бумажка оттуда успокоит жену сильнее, чем от дежурного.

— Вечно у вас так, — цокнул языком чунин и с раздражением вышел из кабинета.

— Мозг? — уточнил я у сенсея.

— Мозг, — кивнул он.

— А дойдёт?

— Сюда же дошёл, — продемонстрировал мне вершину логичности Сайто-сан.

Приятной неожиданностью для меня стала оплачиваемость работы — к ещё большему неудовольствию моего отца. Пусть и немного, но для ребёнка, который ранее и монетки своей в руках не держал, это было более чем достаточно. И не мог старший Хамано сделать ничего, кроме оскорблений.

А я уже через две недели позволил себе хоть сколько-нибудь приличную обувь. Больше не приходилось кутать ноги в лоскутки тканей в страхе перед обморожениями. Я пообещал себе, что, пока у меня будет возможность, я никогда больше не надену эти проклятые сандалии.

Особых зимних праздников местные не имели, но фестивали соблюдали — с конкурсами, всякими вкусностями и аттракционами. И я мог себе их позволить — благо мне выделили несколько выходных. Не могу точно вспомнить, за какой период времени впервые попробовал сладкое. Но я отвык, потому насладился простой радостью сполна.

Гуляли целыми семьями — беззаботно, как умеют только военные во время отпуска. Ощущалась атмосфера той временной мирной идиллии, гуляющей по гарнизонным городкам. Мало кто снимал свои жилеты, обозначающие статус в обществе, да и огромное количество протекторов напоминало о сути этого селения.

Женщины чаще носили юкаты и другие праздничные одеяния, на удивление гармонично сочетающиеся с формой их мужчин. Если среди них и были куноичи, то они старались не выделяться.

Я гулял между прилавков, ища интересные разговоры, да и просто разнашивая свою первую, лично купленную обувь. Изредка я замечал своих одноклассников в компании семей, но всеми силами пытался их избегать. И даже так всё заканчивалось лишь вежливым кивком: мало кто хотел тратить время на незнакомцев в столь сказочный период.

Снег падал небольшими перьями с некоторой грацией и спокойствием, да и ветер не бесновался, добавляя к атмосфере празднества. Я готов был терпеть холод только из-за этих ярких переливов света на белой глади.

Свернув на пустующую площадь, я руками притронулся к снегу. К счастью для моего игривого настроения, он был в нужной кондиции.

Шаг за шагом, маленький шарик увеличивался в размерах. В моих планах было ещё немного насладиться бытием ребёнком — именно так, как я это помнил.

Я не мог вернуть ту невинность сознания, обладанием которой славятся дети в культуре, но мог притвориться для самого себя. Занятие чем-то бессмысленным идеально отвлекало от многих глупых мыслей, возникавших в те дни в моей голове.

Снеговик, право, получался неплохим. Хоть основой была моя работа, прохожие со временем стали присоединяться к моей забаве. Сначала дети, катающие маленькие копии около моей скульптуры, а позже и некоторые взрослые. Для украшения шло всё, что находилось под рукой: палки, камушки. А для центрального, моего снеговика, сердобольные шиноби даже пожертвовали целым кунаем — нос получился хоть и длинноватым, но внушительным.

После такого открытия началась целая буря. Невыразительные и самодельные фигурки начали преображаться: их головы покрывали банданки с нарисованными символами деревни, жилеты пародировали форму, а самые талантливые участники делали бороздки на телах снеговиков, создавая иллюзию ран и шрамов. Прошли считанные мгновения, прежде чем смеющиеся дети стали ломать палки беззащитных скульптур, пародируя увечья.

Я слегка отшатнулся, отстраняясь от участия.

Взрослые, улыбаясь, помогали своим отпрыскам. Им повезло: в ближайшей торговой палатке продавались краски, которыми украшали лица. Но скупили у продавца единственный цвет — красный.

Бороздки заполнились брызгами, перекрашивая большие снежные шары в вишнёвые оттенки.

Группа детей, полных радости, разбила палками вдребезги одну из фигур, предварительно вылепив на лбу символ Ивагакуре. Самый крупный из них бахвалился своими умениями перед друзьями, показывая, как он будет бить реальных камушков. Его родители, оба шиноби, нежно ворковали друг с другом, споря, в кого больше удался такой хороший сын.

— Для защиты того, что дорого... так, Сайто-сан? — прошептал я.

Тихое подвывание ветра ассоциировалось у меня с исчезновением невинности атмосферы.

Всё быстро переросло в глобальное побоище снежками. Краска впиталась во многие комки, оставляя свои следы на телах и лицах детишек — к их ещё большему удовольствию.

Пара снарядов прилетела и в меня, но я решил избежать участия в мнимом насилии. Ловко увернувшись от очередного снежка, я отошёл на край площади, ставшей удивительно людной.

Детишки споро поделились на команды, поднимая градус активности. Некоторые тактические связки казались мне знакомыми — их преподавали нам в академии. Тройки, двойки умело окружали противников, закидывая их снежками. Веселье на лицах детей сменилось решимостью и сосредоточенностью.

Улыбка сама собой проявилась на моем лице.

И как же они сражались! Так, как и подобает шиноби — до последнего усилия, не отступая и не сдаваясь. Детишки кружились вокруг фигур, сталкивая их на соперников и используя упавших снеговиков как баррикады.

Война перешла в позиционную. Проходы между упавшими скульптурами сами собой сформировали траншеи. Участники передвигались полуприсядом, стараясь не попасть под огонь противника. Они концентрировались: одна из групп уверенно закрепилась, чем заинтересовала всю массовку. Кто-то, конечно, пролез в своеобразную крепость, присоединившись к обороняющимся. Большинство же, отступив, организовало настоящий штурм.

Снег вишнёвого цвета только и успевал разлетаться. Детишки были перемазаны, но всё такие же сосредоточенные. Их взгляд напоминал мне о моём старом мире — о тех неутешительных временах моей молодости. Всё былое, как и прежде, было расплывчато, но образы глубоких траншей вставали перед глазами.

Чувство дежавю ударило в голову неутешительной болью. Я, вздохнув от сожаления, покинул это место. Что-то удивительно притягательное было в этой репетиции ада — и в столь спокойном отношении к ней окружающих.

Но я здраво решил, что оно от меня никуда не денется. О нет, я осознавал: здесь мне ещё жить.

— Сора? — услышал я знакомый обеспокоенный голос. — Ты в порядке? Выглядишь бледноватым.

Чоуджи, как и всегда, был эталоном эмпатии. Сегодня он был частью общей доброты своей семьи, работая в небольшом ларьке клана, открытом на ярмарке. Такие низкие цены на вкусности я не мог назвать ничем иным, как благотворительностью.

— Мысль в голову залетела, — пожурился я, принимая протянутую мне миску горячего и ароматного бульона. Через мгновение я осознал, что остановился прямо возле небольшого столика из сруба, служившего местом для клиентов Акимичи. — Сколько с меня? — потянулся я в карман за монетками.

Он лишь махнул рукой.

— Судя по твоему виду, места там уже в край, — пошутил добродушно Чоуджи, внимательно всматриваясь в моё лицо.

— Это многое бы объяснило, — фыркнул я, поглощая тепло миски руками. Снег успел проморозить мои пальцы.

— Но это хорошо, что ты, наконец, вышел из госпиталя, — кивнул Чоуджи. — Не удивлюсь, если ты и спишь там.

— Я там всего две недели, — пожал плечами я. — Но да, было дело.

— Главное, что тебе это нравится, — больше спросил Чоуджи, чем утвердил.

— Ирьенины важны для деревни, хоть их и немного, — согласился я. — Да и я схватываю на лету.

— Нравится? — улыбнулся тот, намекая, что я так и не ответил на вопрос.

— Да, — серьёзно проговорил.

— Отлично, — удовлетворился Акимичи ответом. — А то мы уже начали переживать о тебе.

— Зря, — пригубил я согревающий бульон. — Меня бы не смогли заставить заниматься тем, чем я не хочу.

Это было громким заявлением, ведь принудить можно любого, но для успокоения доброй души такие слова подходили.

— Это хорошо, — серьёзно кивнул Чоуджи. — Мысли о?

— Моего снеговика разбили играющие дети, — пожаловался я. — А я старался, лепя его.

Акимичи лишь иронично приподнял бровь, явно копируя нашего общего знакомого Нара.

— Серьёзно, — подтвердил я и фыркнул от неожиданного проявления скепсиса на лице Чоуджи.

— Как ты там иногда говоришь, «не вписывается в картину мира»? То, как ты лепишь снеговика, — поделился мыслями одноклассник.

Посетителей хоть и было много, но его соклановцы решили подстраховать Чоуджи, устроившего своеобразный перерыв.

— Обычно ты изучаешь биохимию, патанатомию или фуин, а тут — снеговик, — продолжил тот с неким притворным ужасом.

— Ты знаешь, — прервал я сомнения товарища, — всё это равноценно эффективные методы изучения мира.

— Поверю на слово, — улыбнулся тот. — Я думал, что это связано с… ну… — замялся тот под конец фразы.

Я смотрел на него некоторое время, пока не вспомнил, что тот так ведёт себя только при действительно неудобных темах.

— А, мой дражайший отец? — догадался я о теме вопроса. — Нет, в моей семье проблем не прибавилось — всё так же одна.

— Одна? — уточнил неуверенно Чоуджи.

— Да, одна, — кивнул я. — Она есть.

Моя улыбка заставила Акимичи нервно дернуться. Или я плохо удержал свои довольно темные эмоции, или же шутка не понравилась.

— Если тебе необходимо где-то переночевать, то у нас есть свободные домики, — с обеспокоенностью сказал одноклассник.

— Благодарю, — сказал я искренне. — Но пока что откажусь. Я не из-за этого ночевал в госпитале — всё же у меня дома нет такой занимательной библиотеки.

— Подумай, — взял обещание с меня Чоуджи.

* * *

Некоторая безумная идея слишком понравилась нашей небольшой компании, поэтому мы решили воплотить её в жизнь.

Право, никто из нас не знал, где обитал Наруто — только примерное направление. Я тогда проводил блондина лишь до входа в жилые кварталы. Даже дежурный учитель в школе не сильно помог: адрес оказался в довольно бедном районе, где улицы не обладали понятной логикой.

Слегка поплутав, мы сократили радиус поисков.

— Дядь, — крикнул я местному, — а белобрысый пацан, случаем, не тут живёт? — Я указал на второй этаж странного на вид здания.

— Демонёнок-то? — сплюнул мужчина. — Там и живёт.

Тот, спохватившись, будто понял, что сказал лишнего. Я тогда воспринял эту кличку как своеобразное оскорбление, а не проявление некоего скрытого смысла.

И вот через мгновение группа наследников не последних кланов и скромного меня уже стояла на пороге искомого жилища.

— Может, его нет дома? — слегка смутился Чоуджи, держа в руках взятый из семейной пекарни торт.

— Подождём? — предложила Ино, заметив отсутствие реакции на стук в дверь.

— Прохладно, — выразил своё мнение Шикамару.

— Абсолютно согласен, — кивнул я. — Оплатим Узумаки его же монетой. Врываемся.

Тем более, дверь была открыта. Я ставил на то, что он был в отхожем месте, но реальность преподнесла мне более занимательную картину..

Сарутоби со странной улыбкой на лице стоял напротив сонного Наруто, протягивая тому пачку денег.

Право, мои одноклассники слишком смутились и не смогли правильно проанализировать ситуацию — в отличие от меня.

— Лорд Третий, вы точно не педофил? — склонил я голову вбок с неким сомнением.

— Нет, — ответил честно Хирузен, лишь через секунду осознав, что именно я его спросил.

— Хорошо, — кивнул я и решил уточнить. — Не помешали? Мы к Наруто в гости пришли.

— Ко мне? — спросил с неким недоверием Узумаки.

— К тебе, — ответил я. — Шикамару тебя две недели не видел, соскучился.

Я не отреагировал на ответную подначку Нара, заинтересовавшись бурей эмоций на лице Узумаки: счастьем и неверием — с перекосом в сторону второго.

— Нет, — поправил свою шапку Хирузен, на чьём лице крайнее удовлетворение только усилилось. — Я уже собирался уходить. — И своей неспешной походкой он направился к выходу, помахав рукой Наруто.

— А это вообще нормально? — удивлённо спросила Ино сразу же после того, как дверь закрылась за Сарутоби.

— Видимо, у Лорда Третьего есть чувство юмора, и он позволяет детям такие фразы, — пожал я плечами. — Никаких последствий я в прошлый раз не ощутил.

— Да нет, — махнула она рукой. — Хотя и это тоже... Но я про самоличное посещение Наруто.

— Старик периодически захаживает ко мне, — объяснился блондин. — Деньги заносит, купоны на еду и всякое прочее. А разве у вас не так же? — удивился он.

— Нет, Наруто, — вздохнул Шикамару. — Не так же.

— В общем, — почесал я затылок. — Мы ещё не знаем. И раз уж ты так заинтересовалась, Ино, почему бы не использовать тот же метод, что и со мной? — намекнул я Яманака на выпрашивание профиля Узумаки у своего отца.

— Эй, — возмутился Наруто. — Что за методы? О чём вы?

— Кажется, — проговорил с сомнением Нара. — Это не то, во что нам стоит лезть.

— Думаю, да, — коротко кивнула Ино.

— Так и скажи, что не справишься, — пробурчал я под нос, намереваясь спровоцировать блондинку на действие.

— Если ты думаешь, что такие дешёвые манипуляции сработают… — начала вмиг разозлившаяся Ино, но была перебита Чоуджи. Парни не понимали, какое удовольствие мы получали от этих мелких перепалок, поэтому старались как можно быстрее нас разнимать.

— Да, в общем, Наруто, мы принесли тебе торт, — протянул тот выпечку прямо в руки Узумаки. — Мы тебя не видели на фестивале, поэтому волновались.

Блондин, неожиданно для всех нас, прослезился, но быстро привёл себя в порядок, организовав какую-то ужасающе бурную активность по обеспечению комфорта для гостей.

Жил блондин скромно. Ни фруктов, ни овощей, ни мяса — из еды только популярный в здешних краях полуфабрикат — лапша, да несколько упаковок молока. Было ощущение, что Наруто в принципе себе не готовил, и это было замечено не только мной. Но чаем он нас обеспечил, а купленные мной апельсины разнообразили наш стол.

Мебель не сильно отличалась от той, что я видел у себя дома. Да и было в целом чисто. Узумаки пытался следить за своими пожитками, и у него это удавалось. Места было немного, но как будущие шиноби мы могли ютиться на деревянном полу без особых проблем — благо, в квартире Наруто было на удивление тепло.

— Сора работает в госпитале, ты знал? — делился новостями Чоуджи, переключившись от рассказов о своей трудовой деятельности.

— Временно, — поправил я Акимичи. — Пока что.

— Это круто, Сора! — искренне обрадовался за меня Наруто. Что ему было не занимать, так это способности радоваться за других. Действительно, в этом он иногда (почти всегда) превосходил Чоуджи, что само по себе было достижением.

Но даже настрой блондина мог сдавать. Я внимательно следил за его взглядом. Он слушал, радовался, но думал — о том, как Ино была припахана в семейном бизнесе в магазине цветов, как Шикамару был занят наказанием в виде усиленных тренировок под присмотром своей матери. Когда дошла очередь до него поделиться своими успехами и переживаниями, Наруто дрогнул. На секунду — но я это заметил.

Узумаки высказался о своих тренировках и мелких заботах, рассказывал о них со своим показным оптимизмом, но всё равно чувствовал себя чужим в нашем небольшом круге.

— Ты не ходишь на фестивали? — спросил я погодя. Я и сам замечал за собой эту склонность к протыканию душевных гнойников, но, повторюсь, мне всегда были интересны люди — особенно их тёмные стороны.

— Да нет, — улыбнулся он добродушно, но глаза его выдавали. — Никогда не было интересно.

— А с нами не хочешь? — поинтересовался я в ответ. — Ещё не всё закрылось.

— Сейчас? — удивился он.

— Почему нет? — пожал я плечами, вставая со своего места.

К счастью, наши товарищи правильно оценили смысл моих действий, и совместными усилиями нам удалось выгнать Наруто из его убежища.

Тогда же я действительно оценил общее отношение к Узумаки. Он не просто пария — было стойкое ощущение, что его знает вся деревня. Подобное статистически было невозможным: даже в небольшом городке должна была быть прослойка тех, кому всё равно. Нет, всё веселье заканчивалось, как только появлялся Наруто. Косые взгляды, толпа, что расходится и мигрирует в разные стороны. Его откровенно сторонились, как чумного. Я окончательно осознал, что он не сын какого-то местечкового предателя — нет. Такое отношение могло быть у родителей наших одноклассников, но не должно было быть настолько глобальным.

Прочувствовали все, пытаясь отвлечь Наруто простыми и весёлыми разговорами — даже Шикамару отключил свой «ленивый режим». Я же ходил злым от понимания, что даже сладости рядом с Наруто становились в три раза дороже у доселе милых продавцов.

Мы — все мы — не осознавали того мира, в котором жил сирота, наблюдая его только в условиях академии. Да, думали мы, он был изгоем: дети его не воспринимали всерьёз, учителя придирались. Но мы не видели большую часть города, которая открыто его не любила.

Окончательно моё терпение лопнуло, когда я увидел, как Наруто дрогнул при виде пьяной компании. Я увёл всех подальше от центра, пытаясь не сорваться на местечковых идиотах — никому бы пользы подобное не принесло. Пусть я и был уверен в собственной возможности покалечить любого не-шиноби.

Мы вышли к небольшой полянке, что в здешних краях заменяла парки. Обстановка обещала некое спокойствие, и, к чести моих молодых товарищей, они умели разряжать атмосферу. Довольно быстро мы переключились на невинные детские забавы со снегом, рисуя телом ангелов — пока мир не решил напомнить о себе.

— Ну и что вы забыли на нашей поляне? — грубо спросил ребёнок, старше нас на год. Он был центральной фигурой в группке из семи человек. И я заметил гордого Кенджи, стоявшего по правую руку от старшеклассника.

— Чего? — как самый наглый, я спросил первым.

— Выметайтесь, глухань, и дурачка своего заберите, — кивнул он в сторону Наруто.

Напряжение вновь завладело нашей группой. Я, не успевший до конца успокоиться, был уже готов к неравной схватке. Всё же, осознал я позднее, кровь — не водица, и некая агрессивность отца передалась мне.

— Сора, — окликнул меня Наруто, как только я успел сделать шаг в сторону сказавшего. — Какая разница, что они думают? — усмехнулся тот слегка грустно, напомнив мне мои же слова. — Пошли, торт ещё не доеденный.

— И правильно. Дурачок знает, когда следует спрятаться в норку, — хмыкнул с удовольствием лидер этой малолетней банды.

Я скрипнул зубами, смотря на свою группу. Что Шикамару, что Чоуджи были готовы к любому исходу разговора. Ино старалась походить на тех, хотя её глаза выдавали напряжение от необычности ситуации. Узумаки же был полон убеждённости.

— Это неправильно, Наруто, — окинул я взглядом окружающую обстановку, подразумевая нечто большее.

— Тогда стань Хокаге, чтобы это исправить, — фыркнул Узумаки к моему изумлению, вновь повторив мои слова. Этот блондин действительно был что-то с чем-то — и быстро учился. Устрашающе быстро.

— Ты реально глухой? — прикрикнул лидер шайки, разозлившись от осознания, что его игнорируют.

— Серьёзно, Сора, пошли, нечего тратить время на этих клоунов, — согласился с Наруто Шикамару, показательно зевнув.

— Времени нашего не стоят, — показательно скрестила руки Ино, продемонстрировав свою фирменную высокомерную улыбку.

— Торт и то интереснее, — кивнул Чоуджи.

— Ха, — вырвалось у меня. Я впервые осознал, что вокруг меня собрались люди, способные меня осадить. Восхитительное ощущение. Я лишь на мгновение повернулся в сторону своего старого знакомого, отчего тот отступил на полшага. — До встречи, Кенджи-кун, — пообещал я ему с милейшей улыбкой.

Конечно же, вслед нам кидали всякие изобретательные фразы, но никто на них не обращал внимания.

— Вижу, ты доволен, Наруто? — спросила Ино блондина, чьё настроение улучшилось.

— Конечно, как и всегда, даттебайо, — улыбнулся тот, лишь на секунду став серьёзнее. — Спасибо, ребята.

Посмотрев на него, и моё настроение поднялось. Будь я проклят, но Узумаки был прав: людей вокруг не изменить. Для блондина имело значение лишь то, что на этот раз рядом с ним были друзья — и от этого он буквально лучился светом. А я не мог не заразиться его настроем — это было наименьшее, что я мог сделать, чтобы посрамить этот странный мир.

В обществе шиноби была распространена идея о некой «судьбе», что ожидала каждого. Ею объясняли абсолютно всё: от неожиданного дождя до смертей на миссии. Судьба заменяла удачу, усилия, влияние других людей. Она была слишком приятной, чтобы от неё отказаться. Чего греха таить — я и сам любил причинность. Прекрасная идея о том, что человеческий мозг при должном желании и умении способен предугадать абсолютно все события, была одним из важнейших приспособлений нашего сознания. Наша главная иллюзия, позволяющая не пребывать в перманентном экзистенциальном ужасе.

Ею болели все. Рабочие ходили к ворожеям, солдаты просили о протекции высших сил, а учёные сходили с ума. «Господь не играет в кости», — говорил один из величайших умов, пытаясь найти смысл во всём мире, убеждая себя, что реальность целиком поддаётся изучению человеком, что когда-то наступит тот день, когда мы будем знать всё.

Мы же по своей натуре — ограниченные существа. Не в силу некой нашей убогости, пропагандируемой мизантропами. Напротив, мы — наиболее приспособленные к изучению мира существа в природе. С самого детства наш мозг учится предугадывать. Мы в этом действительно хороши, этим и гордимся, потому и свыклись с причинностью. Но избежать вероятностей не в состоянии. Случайный кунай может закончить жизнь сильнейшего шиноби, а посредственность доживёт целым до пенсии. Далёкий для нас пульсар выпустит поток гамма-частиц, что сотрёт атмосферу и уничтожит всё живое — скопом и за секунду, без предисловий, вне нашего понимания взаимосвязей. Вот это и есть экзистенциальный ужас.

Обстоятельства сильнее желаний человека. Человек же в состоянии менять обстоятельства. Ну а вероятностям наплевать на всех — они вносят хаос во всё происходящее. Попробуй тут не сойти с ума. Судьба — концепция куда понятнее и не так опасна для сознания. Но она не всегда работает.

За примером далеко ходить не стоит. Я был никому не известным и никому не нужным курсантом. Мой потенциал не предвещал мне роли большей, чем «очередная жертва войны с нашей стороны, за которую мы всенепременно отомстим». Я был бы ближе к концу рейтинга выпускников. Так бы и было. Это — судьба, от которой не уйти маленькому Соре Хамано, — думали многие.

Этот месячный перерыв в занятиях стал дополнительным аргументом. Дети тренировались больше меня, проводившего свои дни в госпитале. Я отставал — незаметно, ведь я всё ещё превосходил своих сверстников в психологической подготовке. Но достаточно для того, чтобы это заметил дежурный ирьенин Сайто, сделавший свои выводы из произошедшего. Выводы, которые были очевидны: мне не суждено было стать великим шиноби. Но…

Он чувствовал свою вину — ведь сенсей успел заинтересоваться моим выживанием.

— Сора, — обратился он ко мне во время нашего обыкновенного чаепития. Два любителя кипятка нашли друг друга, соблюдая некую обеденную традицию. Я откладывал своё обучение, ирьенин — свои обязательства, и целый час мы предавались спокойствию в компании с запаренными листьями. — А отец часто тебя тренирует?

Я улыбнулся сенсею с пониманием. Маленькая, но древняя традиция человечества — старшее поколение передаёт свой опыт молодым. Меня, к примеру, тренировали уворачиваться от пустых бутылок.

— Хамано-доно считает, что если его сыну необходима помощь, значит, он недостаточно старается во время занятий, — пожал я плечами.

Выражение лица Сайто приняло странную гримасу, которую я мог бы описать как «резкую мигрень».

— На меня злятся, — объяснил я причину.

— Из-за госпиталя? — уточнил сенсей нахмурено.

— Из-за госпиталя, — кивнул я и начал перечислять: — из-за денег, из-за Наруто, из-за Кенджи. Причин много. Я ведь ставлю под сомнение авторитет отца.

— Нет, — решил скрасить ситуацию ирьенин. — Ты не виноват. Просто иногда так…

— Сенсей, — обратился я к нему напрямую, останавливая тираду успокоения. — Я ставлю под сомнение авторитет отца. И делаю это сознательно.

Для иерархического общества не было важным, прав мой отец или нет. Я, как его сын, должен был его слушаться. Это был вопрос распределения ответственности, а не справедливости. То, что Сайто реагировал на мои слова подобным образом, характеризовало в первую очередь его самого и дух эпохи.

— Он же со своей жизнью не в ладах, — уточнил я. — Мою он лучше не сделает.

— Это не всегда так, но в целом, — кивнул Сайто, соглашаясь со мной. — Я понимаю, Сора, что у тебя есть свои взгляды на жизнь. Я не стану судить, правильные они или нет, но лучше лишний раз не идти на открытый конфликт. Это не принесёт тебе желаемого результата.

Ох и время мне досталось! Я ощущал, как старые моральные устои трещали по швам. Это было заметно в разговорах и пересудах. И случилось это не так уж давно, ведь ещё жили люди, ощущавшие правильность старого.

Это прекрасно виделось на примере моих знакомых. Для Шикамару отец — это не глава клана, а близкий человек, которого он уважал, ценил и слушался, но не безусловно. Так было и у Чоуджи с Ино — у всех кланов, приближённых к правящему.

У Хьюга, стоящих особняком, всё было иначе. У них ощущалось то самое старое понимание Главы — обладающего тиранической властью над окружающими, в том числе и над детьми. Но они уже слыли странными и непонятными консерваторами.

Лорд Третий проделал феноменальную работу. Ему удалось вложить очень пагубную для традиций мысль: «старшие могут ошибаться, а я могу быть прав», переросшую в «я сам выбираю, кто прав, а не мой глава». Особенно я ценил его философствования на тему истории — в те моменты, когда он своим присутствием озарял академию.

— Суть вашей позиции: мне лишний раз не лезть на рожон? — хмыкнул я. — Очевидно же, что взглядов на жизнь моего отца вы не разделяете.

Рю социальная революция никоим образом не заботила. У Хамано-старшего не было ощущения ветра перемен, да и сравнивать ему было не с чем. Мой же дырявый багаж знаний из предыдущего мира позволял это видеть. Потому дорогой отец стремился быть подобием «старой» аристократии, а мне было очевидно, что всем новым шиноби, чья кровь не уходит корнями к началу времён, чья родословная ограничивается двумя-тремя поколениями, по пути с Сарутоби.

Конечно, всё это не было на повестке дня в мои одиннадцать лет. На общество это стало влиять к моменту моего выпуска, а заметили это некие реакционные личности ещё позднее — но сделать уже ничего не смогли, ввиду быстрой смены поколений моей новой родины. Если старых шиноби мало — политику определяет молодёжь.

— Нет, не разделяю, — согласился он. — Но не мне говорить о неправоте Рю.

— Почему нет? — вопрошал я. Это было впервые, когда я засыпал вопросами ирьенина, а не наоборот. И Сайто, судя по его выражению, не был к такому готов. — Потому что во мне нет вашей крови?

— Во многом так. — вздохнул шиноби, устало прикрыв глаза. — Он всё же твой отец.

Ирьенин был ещё достаточно молод, чтобы не иметь таких закостенелостей мышления. Сайто явно был из «новых» шиноби, да и ситуация со мной была продиктована его ощущением правильности. Но что-то глодало его изнутри.

— Почему вы считаете это важным? — пытался я нащупать причину сомнений.

— Ты ещё ребёнок, — хмыкнул тот. — Пусть и умный, но ребёнок. Семья, какая бы она ни была, — это не то, чем стоит разбрасываться. Это то, что позволяет нам чувствовать почву под ногами, куда мы всегда можем вернуться. Но твой выбор, под моим влиянием, приводит тебя к разрыву с ней. Я не уверен, что это правильно.

— С кем вы говорили об этом? — поинтересовался я, ощущая чьё-то тлетворное влияние.

— Коллеги. Лорд Третий, — честно признался он. И я безумно ценил эту его черту.

— Сайто-сенсей, у вас есть семья? — я не знал причину, по которой Хирузен заинтересовался достаточно, чтобы выразить своё мнение. Вряд ли это была месть за мою беззлобную шутку — да и не совпадало с его политикой. Я рассудил, что подобное было случайностью, но это не значило, что у меня было намерение отступить.

— Была, — кивнул он с неким оттенком ностальгии.

— А дети? — продолжал я, не давая Сайто времени передохнуть.

— Нет, — махнул он головой, подливая себе чая.

— А если бы были, вы бы отказались от сына, выбери он какой-нибудь иной путь в жизни? Пошёл бы в торговцы, например, — последовал я примеру сенсея.

— Нет, конечно, — мгновенно ответил он, совершив ужасающий грех. Ирьенин был из тех, кто добавлял мёд в чай. Но я совершил подвиг терпимости и промолчал.

— И это не вина сына, что его душа лежит к иному? — уточнил я с лёгкой улыбкой. — Не дети должны понимать взрослых, а взрослые — детей. Мой отец, очевидно, не обладает необходимыми навыками для этого. Что я теряю? — задал я риторический вопрос, с убеждением глядя прямо на Сайто. — Заботу? Поддержку? — позволил я себе толику иронии. — У меня этого и так нет, уверяю вас. Эти ощущения я черпаю из других мест. Это мой выбор — оставить это в прошлом, избрать самому себе будущее. Мой же отец в данный момент занят не налаживанием отношений с сыном. Нет: поскольку моя мать беременна его же ребёнком и не способна удовлетворять некие его потребности на таком сроке, он занят поиском наслаждений в иных местах, редко бывая дома. — Проявил я и то настоящее презрение, которое ощущал к старшему Хамано. — Потому, Сайто-сан, этот разлад — не ваша заслуга. Это то, что должно было случиться. Такая судьба. С вашей помощью или без — с семьёй мне не по пути. Поэтому помогите мне. Как вы уже делали. Учите меня дальше.

Я не умолял — ведь так бы не добился желаемого. Я раскрыл карты, показав свои намерения, и просто приглашал сенсея в этом поучаствовать. Ирьенин внимательно меня слушал, ещё секунд десять думал, а потом его глаза вернули прежнюю решительность.

— Моя зарядка начинается в пять тридцать, — спокойно отпил тот чай. — Седьмой полигон.

Взрослый шиноби был неплохим подспорьем в тренировках. Сайто-сан много знал о теле и чакре. Упражнения хоть и были сложными, но идеально дозированными — так ещё и готовили к бытию медиком. Только благодаря ему к выпуску из академии я сравнялся с клановыми одноклассниками. Я не уверен, что смог бы сполна отплатить за это. Но, судя по тому удовольствию, которое испытывал ирьенин изо дня в день, не только я получал желаемое.

И, конечно же, вероятность того, что пульсар оросит потоком частиц планету, настолько мала, что люди не учитывают её в жизни. Но в бесконечной вселенной с множеством миров возможно всё — даже то, что взрослое сознание оказалось в теле ученика академии, будь это до безумия невероятным. Как можно в таких условиях говорить о судьбе?

* * *

— Седьмое тайное собрание наблюдателей Конохи объявляется открытым! — я использовал всё доступное мне актёрское мастерство, дабы придать загадочности моему голосу. — Что же, коллеги, делайте свои ставки — да пусть победит умнейший.

— Ками, — протянул устало Шикамару, запрокинув голову. — Шутка затянулась.

Тайное собрание, как и всегда, происходило на ближайшем полигоне у академии, где ученики могли расслабиться после занятий. Мы не особенно скрывались от окружающих — да и нас не беспокоили, не желая быть частью нашего круга. Иногда лишь прислушивались, о чём говорят в пятёрке — но отстранённо.

Всё началось с небольшого задания, данного нам учителями. У нас пытались тренировать наблюдательность и память, заставляя искать по всей деревне красные флажки, а затем описывать всё, что находилось около каждого из них. И что-то во мне не могло пропустить подобную абсурдность. Поэтому я и начал организовывать такие пятиминутки — понравившиеся, к удивлению, всем.

На этот раз я натянул скошенной травы, организовав себе мягкий пуф — идеальный для лежания. Другие сидели на земле, с лёгкой завистью осматривая моё место.

— И сегодня открывает заседание наш посвящённый Узумаки, — продолжил я таинственным тоном. — Что необычного и интересного ты заметил на этой неделе, Наруто?

— Кхм, — удивлённо выдохнул блондин, надеявшийся на то, что у него будет больше времени на подготовку. — Ино начала отращивать волосы? — неуверенно проговорил он.

— Почти все девушки начали, — уточнил Шикамару.

— Интересно, — протянул я, разглядывая Ино, поджавшую губы и ожидающую подколки. — И с чем же это связано? Есть идеи?

— Ходят слухи, — пытался пояснить Чоуджи, — что Саске нравятся длинные.

— Получается, посвящённая Ино подстраивается под требования своего избранника? — уточнил я. — Это очень мило.

— Правда? — с недоверием проговорила Яманака.

— Нет, конечно, — фыркнул от смеха. — Я даже начинать не буду. С чего ты вообще решила, что это правда? Он сам сказал?

— Сора, — успокоилась блондинка, глубоко выдохнув. — Во-первых, это не твоё дело. Во-вторых, это не твоё дело. И в-третьих, это не твоё дело. — Я не мог поспорить с такой аргументацией, ведь, справедливости ради, она была права. Я мог сколько угодно говорить о своих «ожиданиях» относительно разумности поведения одиннадцатилетней девочки — но это были исключительно мои проблемы.

— Ладно, я действительно перестарался. Ино, прошу прощения, — проговорил спокойно, без всякого таинственного тона.

— Что? — удивлённо воскликнула Яманака, осознав мои слова. Парни же отреагировали попроще — во многом потому, что ожидали продолжения, будто это было частью некой подколки.

— Это было моё необычайное и интересное, — улыбнулся я, рукой указав на Чоуджи. — Твоя очередь.

— Не считается, — вставил своё слово Шикамару.

Правила нашей маленькой шалости были довольно просты: необходимо рассказать что-то, что изменилось в нашем мире, а затем коллективно определить причины и, если событие серьёзное, последствия. Как по мне — отличный способ обмена сплетнями. Да и полезно для мышления: эта идея не вызывала у меня отчуждения. Реализация учителей же была смехотворна: ничто интересное никогда не подсвечено красным флагом — информацию следует собирать по крупицам.

— Что же, — начал Акимичи. — Вопросы в тестах описаны детальнее, чем было раньше. На порядок детальнее.

— Они занимают по полстраницы, — подтвердил Наруто, серьёзно кивнув.

— И почему же так случилось? — кинул я на Шикамару хитрый взгляд, памятуя его предыдущую сдачу зачёта.

— Да, да, — пробурчал он. — Их всё равно можно обойти.

— Тут и мне очевидно, — продолжал кивать Узумаки, скрестив руки.

— Тогда очередь посвящённой Ино. Что же нам поведает Яманака-химе? — вопрошал я.

— В Стране Рисовых Полей была основана новая деревня ниндзя, — самодовольно хмыкнула Яманака.

— Ино, мы как бы ещё ученики, — тяжело вздохнул Нара. — Не наш уровень.

— Но-но, — не согласился я с ним. — Не стоит недооценивать тайное собрание наблюдателей Конохи. И что же послужило предпосылкой этого события?

— Нужно пригласить Лорда Третьего для доклада. Наруто справится, — прокомментировал Шикамару.

— Что сразу я? — надулся блондин.

— Отличная идея на будущее, — был я согласен. — Но мы должны решить сейчас. А если нас спросят, а мы не сможем ответить? Что люди о нас подумают?

— Люди, конечно же. О них я забыл, — со всей серьёзностью ответил Нара. — Кланы захотели объединиться — это и послужило причиной основания новой какурезато.

— Мы близки к истине, — поддакнул Чоуджи, переполнившись общей атмосферой таинственности.

— Ками, — прикрыла лицо рукой Ино. — Это значит, что у Конохи новый сосед. Новая опасность. В кои-то веки принесла достойные новости — а вы как всегда.

— Люди всегда проблема, Яманака-химе, — я театрально вздохнул, но продолжил серьёзно. — Они ведь небольшая деревня? Вряд ли они полезут на нас.

— Им немного куда есть лезть, — лениво ответил Шикамару. — А деньги для существования деревни нужны. Может, и не с нами — но конфликт на границах в любом случае плохо.

Не прошло и двух лет после нашего собрания, как это и случилось. Я не особенно разделял подход, описывающий историю с точки зрения решений выдающихся личностей, но, знай я имя лидера тех шиноби, был бы увереннее в подобном исходе.

— Стало быть, кто-то из нас и убьёт шиноби из… Как она называется?

— Селение, Скрытое в Звуке, — уточнила Ино.

— Ну и название, — прокомментировал Наруто. — Теперь очередь Шикамару?

— Я не знаю ничего интересного, — зевнул Нара. — Признаю поражение.

— Лентяй, — коротко сделал вывод я.

— Ладно уж, — ответил он спустя секунду. — Академию, по словам отца, будут расширять.

В этом и был замечательный плюс наличия клановых в группе: со своими они делились действительно интересными новостями.

— Будут дольше учить на генинов? — сделал я предположение.

— Хотели, — кивнул Шикамару. — Но нет. Недостаток чунинов, готовых обучать детей, даёт о себе знать. Решили потратить «резерв» подобных личностей на увеличение числа учебных мест.

— Население Конохи сильно увеличилось за последние десять лет, — проговорил я с пониманием. Дети с задатками шиноби иногда рождаются в обычных семьях, а для деревни это возможность получить новую кровь.

— Именно, — кивнул Шикамару. — А приведёт это к тому, что звание чунина можно будет получить легче. У нас будет серьёзный недостаток в них.

Ведь возросшее количество команд — это необходимость управления. Резкие скачки населения оттого и опасны для государств: всем нужна работа, а все ниши заняты. Я бы считал возможным развитием войну Конохи за рынки с соседними деревнями, ведь избыток военной аристократии не раз приводил общества к такому. Если, конечно, у Конохи не получится перенаправить всех бесхозных шиноби в другую стезю — но военная деревня оттого и военная, что видит в этом единственный путь развития. Хирузен, возможно, нашёл бы иной. Только вот тот был не молод, и я понимал, что Третьему осталось недолго. Не знал я только, насколько сильный вакуум власти он оставит, принеся в нашу деревню тяжёлые времена.

Но меня успокаивало то, что перспективы были далёкими. С десяток лет относительного мира были возможны, а я за это время планировал надёжно закрепиться в госпитале.

— Скукота, — протянул Наруто, зевнув. — Никогда бы в жизни этим не заниматься.

— Больше не хочешь стать Хокаге? — уточнил у него Чоуджи.

— Ну уж нет, — воскликнул Узумаки, вскочив на ноги. — Я буду настоящим Хокаге, который будет защищать деревню, а не вот это вот всё, датебайо!

Вселенная имеет чувство юмора. Я и тогда считал подобную позицию ироничной, но позже эти воспоминания стали постоянной шуткой в нашей среде. Знал бы Наруто, что именно ему и придётся выслушивать нас в слегка расширенном составе и принимать решения — в мгновение передумал бы исполнять свою мечту.

Или бы отдалился от нас с Шикамару на раннем этапе, ведь в основном мы и не давали ему улизнуть от обязательств — Нара своими теневыми техниками, а я язвительными причитаниями.

— А что же узнал наш высокоуважаемый председатель? — взяла слово Ино, с хитринкой посмотрев на меня. — Неужели проявление базовой вежливости — всё, на что он способен?

— На самом-то деле, у меня есть очень важная новость, — хмыкнул я. — Больше для меня, но и вы сможете оценить.

— И что же это? — сумел я заинтересовать Шикамару.

— В магазине кухонной утвари появились в продаже блендеры и микроволновки, — вызвал я смешки своих товарищей. Даже Нара подумал, что я шучу, но осёкся, увидев моё лицо.

— И что же стало причиной этого события? — уточнил он.

— Иностранное государство, известное как «страна Снега», стало достаточно продвинутым для изобретения подобных вещей и продвижения изделий на рынках разнообразных стран за тысячи километров от места производства.

Это наблюдение вызывало мороз по коже. Продавцы, дабы отделаться от молодого кадета, давали почитать технические паспорта устройств. Поэтому я знал, что они действовали на знакомых мне принципах. Количество экземпляров документации указывало на тридцать тысяч копий, выпущенных в позапрошлом году. А для серийного производства микроволновки необходим сравнимый с моим прошлым миром уровень технологий и промышленного развития.

Я представлял себе артиллерийский огонь, накрывающий деревню, и десятки пулемётов, которые вели огонь по молодым генинам, пытающимся продвигаться тройками.

По заверениям торговцев, Коноха была одним из самых продвинутых мест нашей родины. Это значило, что даже мануфактуры были редкостью в краях Огня.

Придёт время, был уверен я, и некое продвинутое государство придумает своё «бремя белого человека». И от страны Огня останется то же, что и от Китая в моей молодости. Так тут ещё и язык у всех более-менее совпадал. Чем не дополнительная причина создать империю?

— И что это значит? — недоумевал Наруто.

— Что у нас будет много работы, когда мы станем взрослыми, — сжалился я над умами детей. — Надо же это всё купить.

Про себя же я думал, что нас снесут, если Коноха и страна Огня не успеют запрыгнуть на поезд прогресса.

Шикамару, судя по его взгляду, примерно понял, что я хотел донести, но решил умолчать, следуя моему примеру.

В конце концов, это действительно был не уровень учеников академии. В те времена у нас ещё был старик Третий, чья голова и болела от этих проблем. Наша же задача была проще: наслаждаться спокойствием, пока у нас была возможность.

Весна завершилась за шесть недель и наступило долгое лето. Насекомые мешали, птицы пели, а зелень расцветала с невероятной скоростью. По моим грубым подсчётам местные могли собирать по три-четыре урожая за сезон, что в моем предыдущем мире было возможным только после изобретения морозостойких культур.

Я же, как ребенок, радовался красоте моего нового края. Выделив время после занятий, засел на полигоне недалеко от моей академии, решая важную задачу.

«Мягкая слякоть

По следам идёт солдат

Опуская взгляд.»

Слишком мало времени для спокойствия. Все мои дни были заняты учебой, деятельностью или людьми. Время в академии было ограничено, от того я не имел возможности адекватно сбалансировать свою жизнь. Избрав путь ирьенина, я обязан был изучить многое. Мое же желание быть обыкновенным генином было, мягко говоря, небольшим. Оттого я и увеличил скорость обучения до предела, намереваясь быстрее проскочить этот этап жизни.

Тренировки с Сайто не добавляли энергии: тело ломило, а сознание требовало чего-то созидательного. И я решил обратиться к проверенному методу.

«Юный птенец

Наспех учится летать

Лишенный перьев.»

— Ох, — хмыкнул я. — Настолько претенциозно. Я в восторге.

Уголёк в руке споро работал, оставляя на бумаге кривоватые иероглифы. Не самый удобный способ написания, но самый дешёвый. Листки же раздавались ученикам без всякой платы, провоцируя детей как минимум рисовать.

Природа действительно успокаивала. Хищников на полигонах не водилось, как и других крупных зверей. Я подозревал, что после постройки этих громадных стен наши предки приложили к этому руку: мало кому хотелось узнать, что их родная кровь была съедена волком, а не умерла на войне, как подобает шиноби. Было бы настоящим позором.

«Хищник из леса

Убегает в спешке

Идёт человек.»

К сожалению, завоз книг был ограничен. За последние два месяца появились три новые: для одной, по словам библиотекаря, я был слишком молод, а две другие были быстро мной приговорены. От того я и пытался созидать. А природа идеально подходила для этого азиатского стиля. В местной культуре человек всё ещё был неразрывно связан с нею. С этим было трудно спорить, особенно из-за количества насекомых, обитающих на улицах Конохи. От мошек до громадных бабочек. Воздух был достаточно чист для их существования, и я изредка скучал по воняющим дымом крупным промышленным центрам.

«Черные мошки

Кружатся, врезаются

…»

— И что с того? — задал я сам себе вопрос вслух, но мне подсказали.

— Гармония дня, — произнёс тихий мальчишеский голос слева от меня.

Я развернулся, обнаружив перед собой высокого юношу в капюшоне, сидящего около дерева. Он внимательно наблюдал за цветочным полем.

— Я думал про «хаос бытия», — ответил я.

— От точки зрения зависит это, — он говорил практически безэмоционально. С его манерой речи, да на местном языке, выходило вполне харизматично.

— Не буду спорить, — пожал плечами. — Как насчёт «дуализм бытия»? Здоровый компромисс.

Парень же просто кивнул и вернул своё внимание к полю.

— Сора Хамано, — представился я.

— Шино Абураме, — блеснул тот очками. — Мешать не хотел я.

Формально мы были знакомы, но лично ещё не представлялись, ведь не было общих разговоров. Я стремился выполнять наименьшие возможные культурные обычаи — многие люди их ещё ценили.

— Это ведь общий полигон, — напомнил я и уставился по направлению взгляда собеседника.

Поле не было особенным. Я, право, чего-то не замечал, что видел этот парень.

— Любишь природу? — было преодолено мною молчание.

— Не совсем, — незамедлительно проговорил Шино. — Жуки летают, один редкий среди них. Жду, пока устанет он. Забрать хочу.

— А, — понимающе протянул я. Хоть Абураме и были великим кланом Конохи, информации о них было мало. «Любят жуков» их так же описывало, как Инудзука «любят собак». Традиции и политика были по большей части скрыты для меня. Мной быстро овладело желание незнание преодолеть.

Шино мало говорил в академии, оттого его инициатива была редкостью, которой я и стремился воспользоваться.

— Коллекционируешь жуков?

Не только наследник — весь их клан был скрытным. Как и подобает шиноби, но так, как не делал никто. Отсутствие честолюбия даже в минимальных проявлениях было настолько чудным, что с уверенностью тянуло на кеккей генкай. Факт был следующим: они не бахвалились, просто вносили свой вклад. Часть их философии, помогающая нашему военизированному городу выживать при любом Хокаге.

Даже в моей стезе проявлялась их значимость. Именно они поставляли часть лекарств в госпиталь. Местные аналоги антикоагулянтов сделаны из ядов их питомцев. Что спасло сотни людей. И это было малой частью того, чем они являлись.

— Да, — коротко ответил Шино, не вдаваясь в подробности своей увлечённости. И только я хотел задать наводящий вопрос, Абураме сам проявил интерес:

— Стихи любишь ты?

— Помогают разгрузить мозг, — кивнул я, разместившись на траве недалеко от одноклассника. — Усвоение информации невозможно при постоянном поглощении новой, поэтому полезно изредка изолироваться, позволяя сознанию пребывать в потоке самоанализа. Проявление творчества — высшая форма этого процесса. Нуждаюсь в компенсации.

— Ясно, — коротко ответил Абураме. Никаких эмоций. Я мог лишь предполагать, каким образом он анализирует информацию. Таким общение с ним было всегда — годы его не исправили. Настоящий тренажёр когнитивной эмпатии.

— Понял я про птенца стих.

— Да, — улыбнулся я. — Люблю такие ребяческие аналогии. Легко запоминаются.

Шино кивнул моим словам, вновь возвращаясь к наблюдению за жуками.

— Какой-то особенный? — наступил мой черёд задать вопрос.

— Красивый он, — мне показалось, что парень сам смутился своему ответу. — Крылья окрас имеют рыжеватый. Необычно для вида.

— Это неплохо, красота важна, — заверил я Абураме. — Но, признаться, я думал о чём-то прикладном.

— Не может этот жук питаться чакрой. Для техник бесполезен, — с сожалением проговорил Шино.

Я же завис, услышав ответ.

— Питаться? Не греться или тому прочее, именно питаться?

— Растут и размножаются кикайчу, поглощая чакру нашу, — показал мне Абураме одного из них, выползшего из рукава по его руке.

Меня в который раз удивило явление, дающее даже таким примитивным созданиям материализовать из ничего все необходимое для роста их организмов. Атомы и молекулы, синтезированные из чистой энергии, исчисляемые в граммах. Года потратили для получения необходимого количества плутония для первой атомной бомбы, а тут…

Но я остановил свой поток мыслей, напомнив себе: сегодня я отдыхал от этого. Только лёгкий поверхностный анализ, позволяющий вести беседу далее.

— Не доставляют неудобств? — искренне поинтересовался у юноши. — Постоянное копошение же.

— С самого детства привыкаем мы, — пожал плечами Шино. — Приятно мне их присутствие в теле. Целым ощущаю себя.

Я на секунду впал в ступор, осознавая сказанное им. Был уверен в том, что Абураме носили длинную одежду, дабы скрыть жуков, перебирающихся в специальных резервуарах. Не ожидал, что специальным резервуаром будут органы парня.

— В теле, — повторил я и хмыкнул. — Тяжело мне с этим миром.

Абураме повернул голову в мою сторону, явно рассматривая моё лицо внимательнее.

— Ненормальным считаешь это? — проговорил он.

— Необычным уж точно, — сказал я честно. — У людей много фобий, связанных с жуками. Частично их разделяю.

— Преувеличен страх этот. Создания милые кикайчу. Простые, надёжные, — возразил Шино.

— Дело привычки, — умостился я удобнее, пытаясь не задумываться о всех тех организмах, что копошатся во внутренностях парня. — И осознания. Бактерии миллиардами живут в людях. Но есть же те, кто их боятся. И стресс же испытывают они, узнав об этом впервые.

— О себе говорит Сора-кун? — уточнил мой собеседник.

— Я когда узнал о паразитах, с полгода мучался кошмарами. О этих гадких созданиях в моем желудке или печени, — прошёл по моей коже холодок, вновь поминая о тех днях. — Мозг часто работает неправильно. И ему следует исправляться.

— Свойственно это, — проговорил он.

— Если посмотреть на человека, — продолжал я, — сложно сказать, что мы просто Homo sapiens. Мы огромный симбиотический организм. Митохондрии, бывшие отдельными существами, бактерии, без которых мы не могли бы полноценно переваривать пищу. Наша кора реагирует по подобию на внешние раздражители. Недостаточно наученная, она…

— Сора-кун, — окликнул меня Шино, неожиданно перебив. — Успокаиваешь себя ты слишком сильно.

— Знания развеивают страх, — проговорил я с уверенностью. — Так что, каков план?

— Не понимаю я, — тяжело выдохнул Абураме.

— Жука как ловим? — встал я со своего места, отряхнув штаны.

— Объяснений требует твоё желание. Был мой план — ждать. Но хочешь ты иначе — причину знать должен, — слегка удивлённо проговорил Шино.

— Больше контактов с раздражителем, не несущих угрозы жизни и здоровью, — лучший способ преодолеть фобию, — пояснял я, разминая свои ноги. Я вполне был готов бегать за этим жуком. В моем расслабленном сознании в этом действительно виделся значимый смысл.

— Зачем это? — всё так же не понимал собеседник.

— Вы, Абураме, используете их. Мы можем оказаться на миссии. А если я во время боя отвлекусь или слишком резко отреагирую? Не говоря уже о том, что учусь на ирьенина. Если надо помочь кому-то из ваших, я могу напортачить.

— Зачем сейчас? Не отдыхал ли ты? Не разгружал ли ты своё сознание? — уточнил Шино.

— Ну, — задумался я, — сейчас есть возможность.

— Нет её, — покачал головой в несогласии Абураме. — Время у тебя будет, торопление не поможет. Жук летает долго, но устаёт, как бы умел ни был. И его словят. Если бы отдыхал вовремя, был бы неуловим.

Я оценил аналогию одноклассника, плюхнувшись назад на примятую траву.

«Отдыхая жук

Наполняется силой

Иначе никак»

Я с интересом посмотрел на Шино, неожиданно проговорившего хайку.

— Не только Сора-кун любит стихи, — пояснил он.

— Только когда расслаблен, — опустил я свой затылок на зелень.

— Что же мешает Соре-куну? — продолжил разговор Абураме.

— И всё же неплохо получилось тебя разговорить, — хитро улыбнулся я, наблюдая за тучками на небе.

Шино на секунду замолчал.

— Отвлёк от неудобной темы, — пояснил я свою фразу.

— Из-за жуков? — пропустил ещё толику удивления Абураме.

— Я мнительный, — признался собеседнику. — Склонен всё гиперанализировать: в моей голове уже которую минуту застряла картина того, как жуки ползают через плоть, прогрызая себе путь наружу.

— Не так устроено всё это, — тяжело вздохнул Шино.

— Уверен, что не так, но мозгу нужно пережить эти картины, — пожал я плечами. — Знаю свои слабости, через несколько дней уже буду выпрашивать с тебя детали твоих взаимодействий с кикайчу, пытаясь дополнить свои знания о чакре.

Шино же молчал.

— Я оскорбил тебя? — искренне поинтересовался, увидев реакцию юноши.

— Устал. Нормальный я, — пробурчал он.

— В рамках людей, шиноби или клана?

Шино помолчал ещё секунду, но всё же ответил:

— Действительно, обидно звучат слова твои, — согласился Абураме.

— Просто склонен говорить то, что думаю, — хмыкнул я.

Детство — замечательная пора, позволяющая расслабиться и общаться с многими. Оттого для Шино и не стало ограничением мои постоянные вздрагивания при кикайчу, да и не мешала моя хаотичность мышления. У него на тот момент уже был Киба, мог привыкнуть.

А ещё Абураме понравились наши собрания, на которые за компанию приходил его друг Инудзука.

Так ещё в детстве и сформировалась команда молодого Хокаге Узумаки. Я мог бы размышлять: уж слишком подозрительно, что все наследники основных провластных кланов оказались в одной группке. Одного возраста и в одном классе. Но людям свойственно постоянство: ровно за год до рождения многих из нас закончилась Третья Мировая Война Шиноби, и усталые ниндзя от войны перешли к мирной жизни, вкушая плоды собственных успехов.

Наше же объединение — чистая случайность, имя которой хайку. Не просто так мне в шутку запрещали сочинять трёхстишья около полигонов — чревато новыми знакомствами. Подтверждалось и не раз.

И жизнь была приятной обыденностью, насколько бытие курсантом располагало к этому.

Пока перед моим лицом не захлопнули дверь.

Лиса в последний раз проверил амуницию и отправился на свои постоянные дежурства.

Преимущество его подопечных заключалось в спокойствии. Это была заслуга Хамано-куна, предпочитавшего спокойный отдых и приучившего к своим привычкам ранее активного непоседу Узумаки. До их дружбы джинчурики предпочитал мелко бедокурить, доставляя жителям Конохи неудобства, чем стабильно усложнял жизнь оберегающим его АНБУ. Теперь же Наруто проводил время в компании, общаясь и играя с одноклассниками.

У Хамано было своеобразное расписание: даже заседания в кругу проходили с одинаковой периодичностью — дважды в неделю, по вторникам и субботам, практически без изменений. Поэтому Лиса знал, куда ему нужно было направиться для пересменки.

Он остановился на «своем холмике», разложив вещи. В двухстах метрах севернее группа детей уже обсуждала свои особенно важные новости. Тут же располагался привал наблюдателей.

Каждого наследника охраняет собственный клан. Обычно приходили одни и те же люди, поэтому АНБУ успели распределить обязанности с представителями знатных семей Конохи. Во время обычного времяпровождения Хамано и его компании они могли расслабиться — попить чаю, погреться на солнце, чередуясь в активном наблюдении.

— Лиса-сан, — поприветствовал того напарник. — У нас сегодня пополнение.

АНБУ и так всё понял, рассматривая удивлённых представителей кланов Абураме и Инудзука.

— Вижу, Волк, — кивнул он.

— Что же, располагайтесь, коллеги, — потянулся Нара, расслабленно лёжа на траве. — По графику сейчас очередь Лисы и Яманака.

Инудзука обменялась взглядом с Абураме.

— Чего? — вопрошала она. — А если там что-то случится? Вы совсем уже охренели?

Лиса не стал слушать новеньких: сегодня была его очередь активно наблюдать, и он стремился делать это ответственно.

Добравшись до своего любимого сука, он начал записывать, заранее подготавливая отчёт для Хокаге.

Появление Кибы Инудзуки вызвало удивление у присутствующих. Шикамару Нара сообщил новенькому, что здесь в основном ведут заумные разговоры и обмениваются колкостями — намекая на возможную незаинтересованность. Инудзука удивился участию джинчурики в такой деятельности. Узумаки успокоил его, заверив, что место группового идиота свободно и желающий может его занять.

Из-за возникшего недоразумения двое упомянутых вступили в словесную схватку, в которой Инудзука продемонстрировал склонность к злым подначкам. Нара признал, что для него, возможно, найдётся место среди присутствующих. Абураме попросил прощения за приведённого друга и сказал ему извиниться перед джинчурики. Хамано успокоил новоприбывшего, заверив, что подобное поведение в этой компании считается нормальным — пока не доходит до рукоприкладства. Яманака подтвердила, что ещё один, цитата, «мудак» круг не испортит. Инудзука согласился с условиями и устроился подальше от Узумаки.

Пометка: из-за склонности к стайному поведению представитель клана попытался занять место в иерархии, определив, на свой взгляд, самое слабое звено. Судя по одобрительным кивкам Нара и Хамано, Узумаки удалось отстоять свою позицию. Возможно зарождение конфликта между Кибой Инудзука и джинчурики.

Хамано отрекомендовал нового знакомого остальным ученикам. Его присутствие не вызвало сомнений у остальных членов группы. Абураме был принят в ряды.

— Ты снова своими пометками занимаешься? — хмыкнул с иронией наблюдатель от Яманака.

— Мне за них платят, — отшутился Лиса, продолжив наблюдение.

Круг начал делиться найденными новостями. Ученики продолжают демонстрировать рост аналитических способностей, обсуждение внутренней политики Конохи углубляется. Сохраняется отсутствие оппозиционности (за исключением Хамано), в обсуждении преобладает патриотическая атмосфера. Рисков для срыва джинчурики не наблюдается.

Хамано выразил сомнение в необходимости разделения генинов на тройки, рассуждая о том, что отряды по десять человек были бы эффективнее. Шикамару Нара продемонстрировал глубокое понимание тактики, объяснив однокласснику причины такого решения.

Пометка: общая оценка успеваемости наследника клана Нара, составленная его учителями, очевидно, недостоверна. В связи с ростом навыков джинчурики, начавшимся в подходящей среде, налицо недостаток стимулов к развитию у других учеников академии.

Хамано согласился с товарищем, но выразил сомнение в уровне смертности генинов, который можно было бы снизить. Яманака удивилась проявлению эмпатии у Хамано, на что получила ответ, что они сами скоро станут генинами, а сопереживание самому себе — “базовый навык здорового человека”. Хамано усомнился в наличии такого у Яманака, напомнив о её повышенном чувстве справедливости и стремлении защищать слабых.

— О, они опять… — тяжело вздохнул временный напарник Лисы.

— Было бы чему удивляться, — заметил с иронией оперативник АНБУ.

— Твой подопечный умеет выводить из себя. Не зря в нём подозревали бастарда из клана Нара.

Лиса промолчал на столь очевидную провокацию. Информацией он делиться не собирался.

— Да ладно тебе, — фыркнул Яманака. — Я тоже здесь наблюдаю «только» за малышкой Ино. Такой себе "секрет".

И всё же это оставалось секретом — для него это имело значение. Сорой Хамано действительно интересовались многие. Ребёнок, сумевший так быстро заручиться доверием наследников кланов и джинчурики. Удивляло лишь то, что всё это произошло не по его расчёту. Хотя, согласно его психологическому профилю, он осознавал целесообразность своих действий.

Но ему были в какой-то мере благодарны. Иноичи Яманака — за то, что вдохновил Ино активнее изучать психологию, основу их клана. Шикаку Нара — за увеличение активности своего сына. Чоуза Акимичи — за сбор компании друзей для своего сына. Третий — за исправление своей ошибки. А Лисе просто было весело за ним наблюдать: отличное разнообразие вне миссий «устрани / укради».

Яманака иронично заметила страх Хамано перед трудностями. Хамано возразил, что смерть — это не трудность, а, напротив, довольно простая вещь. Акимичи, почувствовав, что атмосфера стала слишком серьёзной, попытался её разрядить, намеренно заявив о своём нелепом наблюдении. Успешно.

Эти вспышки излишней серьёзности и фатализма — единственное, что напоминало о судьбе его подопечного. Неблагополучные семьи изредка способны взрастить смышлёных шиноби. Сам Лиса был тому примером. Однако того, что удалось установить после начала наблюдения за Сорой Хамано, было недостаточно для объяснения столь раннего взросления. Аналитики поделились своими выводами. Определённо, его отец раньше хуже себя сдерживал; после травмы черепа поведение юноши изменилось. Сора стал осторожнее и всё реже сталкивался с характером отца. Также присутствовала вероятность сексуального насилия над ребёнком в прошлом, но не в семье.

Дети начали обсуждать причины смены блюд в столовой академии. Нара предположил, что это связано с увеличением финансирования образования. Хамано выразил сомнение, заметив, что обычно работающие вещи не меняют просто так, и предположил рост случаев пищевых отравлений. Акимичи отметил изменение ассортимента продуктов в столовой, рассуждая о возможной смене подрядчика. Яманака согласилась с ним, связав ситуацию с внутренним конфликтом в стране Овощей. Абураме подтвердил предположение, поделившись информацией об изменении поставок в их клан. По его словам, новые лидеры страны предоставили скидки некоторым государствам, опасаясь их вмешательства. Узумаки пожаловался, что цены на рынке не снизились. Нара объяснил джинчурики, что частники, скорее всего, не получили таких условий.

— Ками, они меня иногда пугают, — ужаснулся наблюдатель от Яманака. — Их немного натренировать — и можно засовывать в аналитический отдел. Им же по одиннадцать лет.

Лиса соглашался лишь частично. Собравшиеся здесь дети с пелёнок готовятся к управлению кланами. Учитывая традицию передачи титула к двадцати годам, семьи стараются начать обучение как можно раньше. Но то, что их мысли направлены в верное русло — заслуга Соры-куна. Его мозг, стремящийся осмыслить травматичный опыт, стал предельно логичным по своей сути. Аналитики говорили, что это один из механизмов компенсации, позволяющий людям абстрагироваться от горя. Помогло также и то, что Хамано прочитал большую часть библиотеки и был одарён от природы.

Хамано спародировал раннюю реплику Яманаки, заметив, что она согласилась с Акимичи, но не с ним. Яманака возмутилась, указав, что Хамано лишь частично прав: он предполагал пищевые отравления. Хамано согласился, сказав, что мог бы спорить, но не хочет опускаться до искажения воспоминаний о своих действиях — он просто хотел подшутить. Яманака победно хмыкнула и предложила Хамано придумать повод посерьёзнее. Инудзука спросил у Нары, всегда ли они так себя ведут, и получил одновременное подтверждение от Узумаки, Нары и Акимичи. Абураме процитировал подходящее по смыслу хайку. Следующие двадцать минут компания сочиняла нарочито смешные стихи. Абураме признался, что теперь понимает странное поведение Хамано, но присоединился к развлечению. Инудзука пожурил его за неправильное понимание «странности» и оценивал стихи по десятибалльной шкале. После объявления о создании лучшего хайку Хамано сообщил о завершении собрания. Последующее наблюдение оперативником Лисой велось исключительно за Сорой Хамано. Слежка за джинчурики была передана оперативникам Волк и Сова в 17:31:13.

Пометка:

Чертики играются

в пустой голове —

надежда деревни.

Примечания:

Автор — аноним.

---

Наруто вчитывался в параграф. Боролся с собой, преодолевал усталость, внимание всё норовило ускользнуть — но он упорно шёл вперёд.

Когда-то было хуже. Он перепробовал многое: читал вслух самому себе, высыпался до той степени, когда глаза уже не хотелось закрывать, — но лучше всего сработал один способ. Он начал переписывать тексты вручную, строчку за строчкой, и метод оказался надёжным.

Тогда, в первый раз, Наруто делал это, чтобы проверить слова Соры, но, прочитав рекомендованную библиотекарем книжку для учеников Академии — «Интересные факты о твоей жизни», блондин добился другого результата. Впервые он смог подколоть Шикамару, и тот рассмеялся. И это, чёрт побери, было приятно.

Ведь все они — его друзья — были весёлыми, понимающими, простыми.

Ино, что своей заботой напоминала сварливую старшую сестру.

Чоуджи, добряк, иногда подкармливащий Наруто, когда рядом никого не было — всё, чтобы не принижать достоинство самого Узумаки.

Вечно иронизирующие занозы Шикамару и Сора, способные объяснить всё на свете.

Блондин искренне любил их всех.

Наруто перестал чувствовать себя одиноким, и в какой-то момент в нём зародился вопрос, которого он от себя никогда не ожидал: «А почему они со мной общаются?»

Они ведь учились с ним с первого класса. Но раньше они были частью толпы, которая избегала его. Но в какой-то момент — ПУФ! — и они появились.

И такие разные. Наруто долго искал причину — и нашёл нечто, что объединяло их всех.

Они были умными. Начитанными. Иногда у него буквально пухла голова от их разговоров — многих слов блондин раньше и не знал. И это про "простые" темы, а не когда Шикамару и Сора обсуждали деревню, а Ино — других людей.

Оттого все эти разговоры одноклассников о том, что «зазнайки приютили идиота», злили сильнее прежних издевательств. Сора говорил не обращать внимания на «умственно недоразвитых», как он их называл, но Наруто не мог игнорировать их слова.

Блондин много об этом думал.

Они, его друзья, не родились такими. Сора сам так и сказал: он просто не увидел причины ненавидеть Наруто, хотя ещё год назад был одним из тех одноклассников, которые смотрели на него исподлобья. И всё потому, что он читал — Узумаки был в этом уверен.

Действительно, ведь блондин следил за Сорой, месяцами поглощавшим медицинские учебники, видел, как Ино втихаря от других изучала книжки по «психологии», услышал, как Шикамару признался, что от скуки перечитал всё, что было дома, и наблюдал, как Чоуджи внимательно слушал лекции и конспектировал.

Наруто не хотел просто быть рядом с ними.

Он хотел быть таким, как они.

Он хотел стать одним из них.

Учёба давалась тяжело, но Наруто и не думал сдаваться. Его преследовал странный страх: в какой-то момент он им надоест — и его выкинут из компании. Сейчас, когда блондин был так счастлив, он не мог допустить этого. Наруто больше никогда не останется один и не будет ощущать той боли от одиночества — так он решил для себя.

В классе у него был доступ к чернилам и бумаге. И он — тот самый, кто раньше бегал за одноклассниками, пытаясь с ними подружиться — теперь тратил время на учёбу. Пока Сора пил чай с тем ирьенином, пока Шикамару и Чоуджи спали в тени дерева, пока Ино разговаривала с подругами — Наруто хотел их догнать.

Сначала было необычно видеть класс пустым. Было даже как-то тревожно наблюдать это место в таком состоянии. Но было тихо, и это позволяло Наруто лучше сосредоточиться.

Кроме него, в классе оставалась только одна странная девочка. В те моменты, когда у блондина совсем не получалось сконцентрироваться, он ловил себя на мысли, что засматривался на неё — на необычные розовые волосы, внимательный взгляд, читающий конспект, на её вечную грусть, которую он не смог сразу понять.

Со временем Наруто стал замечать, что с ней никто не общался. Хоть Сакура и старалась — во время занятий она отвечала на все вопросы Ируки-сенсея, пыталась помогать другим, поправляя их, — но в ответ постоянно слышала грубости и колкости по поводу внешности.

Наруто не мог не проникнуться к ней симпатией — ему показалось, что Сакура была такой же, как и он когда-то: изгоем в классе, страдающей от неуверенности. Узумаки видел в её глазах ту же тоску, что замечал и у себя.

Он пытался с ней разговаривать — приободрить, похвалить, но она реагировала так, будто не знала, что делать с чужой добротой. Наруто вспомнил себя во время того разговора в лесу с Сорой — как он тогда себя вёл — и ощутил схожесть.

Но она так хорошо справлялась! Наруто испытывал восхищение от того, с какой лёгкостью ей давался материал, который даже его друзья считали занудным. Он наблюдал за ней — и с каждым днём всё чаще ловил себя на мысли, что его мысли снова и снова возвращаются к Сакуре.

Он хотел ей помочь. Несмотря на колкости ребят, он всё равно сделает это — так, как когда-то помогли ему.

Рождение второго сына принесло столько удовлетворения в жизнь отца, что меня игнорировали до самого выпуска из академии. Я занимался своими делами, не подозревая о гениальности задумки пропитого чунина.

В день сдачи экзамена, когда я, уставший, возвращался домой сверкая новеньким протектором, мои ожидания рисовали мне картину сухих поздравлений старших и последующего кутежа с моими товарищами. Но никак не вручение официального листа об исключении меня из клана, подписанного отцом. Столько радости на лице этого недоразумения я не видел никогда. Он выдворял меня, ожидая моего плача и слёз, не оставляя мне и минуты на сборы. Рю аргументировал мне простым фактом того, что он снабжал меня всем необходимым до совершеннолетия, и оно не дарилось, от того принадлежало ему. У меня же не было настроения спорить. Самое ценное, обувь, и так была при мне, а деньги спрятаны в безопасном месте: кошельке на шее. Я покорился, не желая услышать последующих унижений собственной матери, направленных на мою защиту.

Захлопывая дверь, Рю заверил меня, что я смогу вернуться, если пообещаю отдать все деньги, потраченные на моё воспитание, а также низко поклонюсь, признав в нём главу клана. Хамано старший действительно был мелочным, он не забыл того, что зарплату за госпиталь я оставил себе. А еще слегка недальновидным, ведь я сразу побежал в резиденцию Хокаге заверять документ, освобождающий меня от клановой трудовой десятины.

Рю никогда и не смог заметить, что его сын не такой, каким он себе нафантазировал, а его цели и действия отличались от тех, что совершил бы сам Хамано-старший.

— Это что за…? — Учитывая пикантность ситуации, моё дело заботливый секретарь тут же отнес к Сарутоби. И через минуту я уже стоял перед Хокаге.

— Лорд Третий, — Поклонился я так низко, как только мог. — Прошу вас, подпишите документ. Как можно быстрее, пока моя мать не уговорила отца.

Хирузен закашлялся, услышав мой ответ.

— Сора-кун, я знаю, что ты особенный парень, но это, черт побери, семья. — Включил свой режим нравоучений Третий. — Я должен поговорить с Рю Хамано и узнать, что случилось — нельзя просто так выкидывать…

Для вежливости я выслушал всё. Не запомнил, ведь в этом не было смысла. Как всегда, речь была о воле огня, о кланах и семьях, что были ее носителями. О том, что мы — один великий народ. Одно и то же, слышанное мною годами. Такое же, как я сам позднее сочинял молодым интернам.

— Лорд Третий, что вы хотите за это? — Я сразу перешёл к бартеру. Весомая плата всегда звучала лучше любых самых жалостливых речей.

— Тебе негде жить! — Повысил голос Сарутоби, явно оценивший мою настойчивость.

— Я клянусь своей гордостью, — произнёс я самым льстивым голосом. — Я поставлю громадный бюст из латуни в вашу честь перед входом в госпиталь.

Да, я действительно выполнил свое обещание. Возможно, именно поэтому Учиха потом всегда заходил на приём через двор.

— Та на кой чёрт мне?.. — Схватился за голову Хирузен. — Хотя знаешь что? Хорошо. Держи. — Поставил он печать на запросе моего отца. — Но когда ты пожалеешь…

Да пусть простит меня дух Третьего, но я действительно не мог дослушать. Я выхватил листок с молниеносной скоростью и вприпрыжку понёсся в строевую. Добрым словом и всей показательной срочностью я смог получить свою заветную копию, оставив оригинал в части.

Впервые я вышел на улицу свободным человеком. Относительно свободным — ведь протектор намекал на мою принадлежность. Но воздух от этого не был менее сладким.

Светясь улыбкой, я побежал к месту встречи, заранее оговорённому с ребятами. На месте к тому моменту стояли только Наруто с Ино.

Недолго думая, я кинулся в объятия, смеясь и чуть ли не плача от удовольствия.

— Вот это я понимаю настрой! — Присоединился блондин, рукой поправляя честно заслуженный протектор. Пусть и не лучшим, он сдал эти экзамены. Хотя честно занял место в первой половине, он всё же оставался третьим с конца в нашей группе, обогнав двух лентяев. Но даже так Наруто был счастлив. Практика у него на удивление прекрасно шла, пусть в теории он всё ещё хромал. Общая атмосфера обучения и знаний придавала ему уверенности. — А то другим это очевидное и совсем не достижение. — Проворчал Узумаки.

— Сора, — окликнула смущённая моим поведением Яманака. — Что, во имя Ками, на тебя нашло?

— Ино, — посмотрел я на неё вновь, улыбаясь во все свои зубы. — Меня выгнали из дома! — слегка прикрикнул я от избытка позитивных эмоций.

— Что? — Ужаснулись оба, а я им протянул листок, показывая заветную печать.

— Ублюдок думал припугнуть меня, но не тут-то было. — Бахвалился я.

— Сора, — Схватилась пальцами за переносицу Ино. — Это не повод для радости. Тебе же негде жить.

— Да пристали вы с жильём-то! — Возмутился я. — Нас шесть лет учили обходиться без него, а теперь проблема, видите ли.

— Ты же не собираешься устраивать лежбище на полигоне? — Сделала выпад Яманака. — Не настолько же ты… — Но, увидев моё выражение лица, скривила свою физиономию. — О, Ками, ты же настолько.

— Не угадала. — Протянул я победно. — Уже сегодня заселяюсь в свою первую съёмную квартиру!

— Сора, это серьезно. — Всем видом показывал настрой Наруто. — Тебе есть где жить?

— А разве Ино меня не приютит? — Спросил я иронично, на что Яманака только закатила глаза. — Есть.

Ещё во время первой вылазки к Наруто я оценил местоположение района, считавшегося неблагополучным. Узнав цены на аренду около Узумаки, я только мог удовлетворённо ждать своего часа. Все удобства были, топили в зимний период адекватно, бойлер (а такие товары из страны Снега уже появились) можно было установить. А всё из-за того, что здесь, на Гребенчатой улице, якобы царил разгул мелкой преступности и, сказали по секрету местные, жил демон. Я не знал, ещё не знал причину, по которой около Наруто конфеты становились в три раза дороже, а аренда в шесть раз меньше, но стремился воспользоваться ситуацией. Преступности около дома Узумаки, на самом деле, не существовало, ведь АНБУ. Инсайдерская торговля всегда была самой выгодной.

Я заранее договорился с владельцем той квартиры. Ирония судьбы: я и так планировал сегодня перенести туда первые вещи. Но налегке было даже проще. Не было необходимости обосновывать свою жизнь вне «территории клана» перед её «главой». Теперь я был Хамано-изгоем, лучшим представителем своего семейства — потому и жил, где хотел.

— Давайте насладимся таким беспроблемным завершением академии и отметим наше первое звание, — предложил я двум блондинам, высматривая запаздывающую четвёрку из нашего круга. — Не обременяя вечер преувеличенными проблемами.

— Сора, — сделала ещё одну попытку Яманака, для которой забота о «младших», то есть парнях, оставалась излюбленным занятием. — Нам точно не стоит беспокоиться?

— Абсолютно, — заверил я её.

— Если всё нормально, я отлучусь минут на пятнадцать, — сказал Наруто извиняющимся тоном. — Мне ещё нужно увидеться с кое-кем.

Мы с Ино обменялись заинтересованными взглядами. Наруто за последние два года практически не общался ни с кем вне нашей компании. Но всегда есть «та самая знакомая». Та девочка с розовыми волосами, бывшая подруга Ино и нынешняя соперница за сердце Саске, вызывала в нашем блондине странную бурю эмоций. Учитывая её характер и поведение, я с лёгкостью определил «родительский инстинкт», коий многие путают с влечением. Но Наруто не слушал ни меня, ни моё мнение о его вкусах. Как и некоторые другие блондинки из нашей компании.

В конце концов, логика Узумаки отключалась в присутствии только двух людей в этом мире, и он вряд ли собирался встречаться с Учихой — в силу нелюдимости последнего. Его отношение к Саске давно выходило за рамки адекватного. Если бы не Сакура, я бы уже многое предполагал.

— Думаешь о том же, что и я? — Заговорщически прошептала Ино, провожая взглядом уходящего Наруто.

Я наклонился к ней и почти беззвучно проговорил, пародируя её тон.

— Нет, вряд ли. Мы не просто так постоянно ссоримся.

— Сора, — Цокнула языком она. — Не паясничай. Он ведь пошёл видеться с Сакурой. Я уверена.

В возрасте двенадцати лет весь мир кажется романтичным. Включаются те функции организма, от которых детский ум оберегал растущее сознание. Подростки просто не знают, что делать со своими позывами и справедливо замечают их вокруг.

— Харуно заинтересована в Учихе. — Напомнил я ей с лёгким вздохом. Ведь именно Яманака и выступала негласной болельщицей такого объединения. По моему мнению, полностью следуя личным корыстным интересам, у неё же был свой взгляд на эту ситуацию.

— Конечно, но Сакуре будет легче с Наруто, — поясняла она. — Характер Саске её задавит. Мне даже страшно представить, как она будет страдать, не зная, как с ним обращаться.

— Выдаёшь желаемое за действительное, — хмыкнул я. — И так мило спасаешь подругу от ловушки, подставляя себя под опасность.

У Ино уже выработался рефлекс: услышав слово «мило» от меня, её лицо начинало заранее кривиться.

— Это никак не связано с... — Пыталась пояснить Яманака, но я перебил её.

— Хай, Учиха-кун. — Махнул я рукой, привлекая внимание подростка.

— Дешёвая провокация, — нахмурилась Ино, не заметившая идущего за её спиной одноклассника. — Саске тут вообще ни к месту, чтобы ты знал. Я просто переживаю за подругу, — скрестила Яманака руки в любимом жесте.

— Хамано, — пробурчал с кивком Учиха, проходя мимо нас.

Такую реакцию я начал получать от последнего представителя благородного клана с год назад. Мне нравилась занимательная реакция Ино на присутствие брюнета, поэтому я нарочито акцентировал внимание на Учихе, здороваясь и прощаясь с ним. Через полгода тот стал мне отвечать вежливым кивком. А потом и короткое «Хамано». Что послужило серьезной обидой от Наруто, ведь его извечный соперник «признал меня», а не Узумаки.

Это было далеко от истины. Если после приветствия каждый раз на меня выливался бы поток неуместных вопросов и восхищений, невольно и я стал бы кривиться при упоминании времени дня. Учихе со мной это не грозило, от того тот смирился с проявлением базовой вежливости.

— А, Саске-кун, — всполошилась Ино. — Ты не так понял! Я имела в виду, что сегодня следует сосредоточиться на отдыхе! — кричала она уже отдаляющемуся подростку.

— Вас врать учили на дополнительных занятиях для куноичи? — Поддел я блондинку.

— Нет, нас учили травить всяких зазнавшихся мудаков. — Прошипела она.

— Чудо это, что убить друг друга не успели вы, оставшись наедине. — Кивнул подошедший Шино.

Он был единственным из компании, кто ещё хоть как-то замечал нашу манеру общения. Я подозревал, что это обычный укор от Абураме, не любившего излишнего шума, а дотошность не давала тому отступить.

К счастью, другие члены нашей группы понимали важность личного пространства, оттого не стремились решать мои проблемы за меня. Удовлетворившись моим заверением в том, что всё под контролем и есть план, мы потратили весь вечер на прогулку по центру Конохи.

Наруто так и не пришёл, поэтому мне пришлось идти к новому дому в одиночестве. К счастью, я успел забежать на рынок и купить всё необходимое для первой ночи — под едкие комментарии Шикамару.

Завтра было распределение на команды. От этого зависела моя выживаемость, но, к сожалению, повлиять на качество товарищей по службе я не мог. От того я не торопился, оставив остаток дня спокойствию.

Тем, что действительно могло повлиять, было обещание Сайто-сана встретиться со мной в ближайшие дни, предложив дальнейший план действий. Моего опыта, практических и теоретических знаний было достаточно на получение звания ирьенина ранга D, полноценного фельдшера. Но даже после достижения С класса, я оставался в поле ещё на добрый год. Политическая стабильность моей новой родины диктовала свои условия.

Моя квартира была стенка в стенку с квартирой Узумаки: чем ближе к демону — тем ниже цена. Означенная мной простаивала уже два года, потому хозяин чуть ли не доплачивал мне за аренду.

В тот момент подобный нюанс позволил мне найти Наруто. Он сидел на крыше своего дома, с выражением бесконечной скорби на лице. И я не мог пройти мимо.

— И почему ты не пришёл? — разместился я рядом с блондином, успев занести свои пожитки в дом. Тот настолько глубоко прибывал в своих размышлениях, что пропустил моё появление.

— А? — подал признаки сознания Наруто. — Что ты тут забыл? — буркнул он.

— Я же теперь без постоянного места жительства. Живу рядом — около тебя самая дешёвая квартплата. — Я даже осёкся, заметив, как усилилась тоска на лице моего одноклассника.

Наруто держал в руках протектор, задумчиво его разглядывая. Будто бы он оценивал всю свою жизнь.

— Ты же не собираешься его выкинуть? — Поинтересовался я, стараясь нащупать отправную точку для разговора.

—Нет, конечно! — Возмутился он. Говорить вещи, с которыми несогласны собеседники, — лучшая тактика привлечения внимания. Эмоциональная реакция почти гарантирована. — Ради чего я столько учился то?

— Ты об этом размышлял, — присвистнул я. — Позволь спросить, а с кем ты виделся?

— Та я просто решался, — потёр лоб Наруто. — Вы-то всё равно бы узнали, но…

— Давай по порядку. — Предложил я, подняв руку в успокаивающем жесте. Поскольку тема была связана с угрозой социализации Узумаки, нам предстоял душевный разговор. Друзей он ценил и боялся потерять. Особенно устрашало его сама мысль о том, что от него отвернутся.

Эти проявления уже не были такими критическими, как два года назад, но всё же оставляли свой след. Узумаки требовалось ещё с десяток лет, чтобы полностью преодолеть свои страхи.

— Со мной хотел поговорить Мизуки, — начал, решившись, Наруто. — Он угрожал мне: если я не сделаю кое-что, он расскажет вам мой секрет.

— Постой. — Попросил я сразу же Узумаки. Я не подозревал в том сенсее угрозу. К тому времени уже расслабился, поверив в отсутствие таких особ. Учитель академии — слишком очевидный вариант, учитывая нежелание чунинов оными становиться. — Ты помнишь, как я говорил осторожнее относиться ко всяким взрослым? Ты ж не сделал ничего такого?

Наруто слегка надулся в оскорблении.

— Нет, конечно! Я что, идиот — красть свиток из резиденции Хокаге?

— Ох, — Успокоился мой разум. — Продолжай, продолжай.

— Как уже сказал, не собираюсь делать того, что Мизуки хочет. — Повторил Наруто. — Но он поделился со мной причиной, по которой меня всегда сторонились. И я бы не хотел, чтобы вы узнали, но рано или поздно… — Стушевался вновь блондин, произнося каждое слово тише да тише.

— Ты эксперимент Орочимару? — Кинул я ему одну из своих лучших догадок, помогая собраться с мыслями Наруто.

— Что? Нет!

— Просто время твоего рождения примерно совпадало, да и отношение Третьего к тебе — как к внуку... Ну да ладно. Ты — Сенджу?

— Не знаю, наверное, нет. — Пожал плечами юный генин.

— Ты сын четвёртого Хокаге?

— Опять-таки, это не то, что хотелось бы скрыть, — иронично заявил Узумаки. — Во время моего рождения на деревню напал девятихвостый лис.

— Джинчуурики, — предположил я. Это была ставка Шино — именно он дал нам понимание, кто такие носители хвостатых, вычитав это из семейных библиотек. Единственный, кто поинтересовался по моей просьбе, в отличии от всех других ленивцев группы.

— Кто? — Вопрошал Наруто.

— Носитель хвостатого демона из чакры, — поделился я знаниями.

— Но Мизуки сказал, что я и есть тот демон, — аккуратно заметил блондин.

— Наруто, — перешёл я на серьёзный тон. — Никогда не верь словам педофила. И детей своих так учи. Ты не можешь быть самим лисом-демоном. Это не так работает.

— Постой... Вы знали? — осознал он.

— Предполагали. Я просто не верил в такое идиотское отношение к джинчуурики — изначально эмоционально нестабильным личностям. Самому стыдно за такую наивность. — Тяжело вздохнул я.

— Но, как же, вы должны… — Не понимал Узумаки.

— А ничего мы не должны. — Возразил я, вставая со своего места. — Если ты переживал из-за нашей реакции, то иди спать, Наруто. Завтра важный день, нужно хорошо показать себя перед наставниками.

— Да, — усмехнулся молодой генин, чьи глаза предательски заблестели. — Ещё один шажок к тому, чтобы стать Хокаге, даттебайо! — закричал он на радостях, к недовольному ропоту наших соседей.

— Да, да, — зевнул я, глядя на заходящее солнце. — А ты сказал кому-то про Мизуки?

— Хех, — Почесал пальцем щеку Наруто, виновато улыбаясь. — Забыл. Все эти переживания. Тогда идем к Хокаге?

— Лень. — Потянулся я. — Знаешь, тебе следует с этого дня пользоваться своим положением. Не волнуйся, я научу. — Заверил я.

— Сора, я уверен, что это было остроумно, но давай с объяснением — для меня, — иронично протянул Узумаки.

— Тебя постоянно защищают АНБУ. — Указал я пальцем на джинчурики. — Пусть работают. Тем более, это их прокол.

— Тогда они уже и так знают. — Пожал плечами Наруто.

— Не понимаешь ты военщину. — Пробурчал себе под нос так, что блондин не услышал. — Мы то этого не знаем, что они уже всё доложили. Нужно доложить — это самое главное.

— Ты же не хочешь в резиденцию идти.

— Не угадал, Наруто. Иногда выгодно притвориться идиотом. Особенно — исполнительным идиотом, — я откашлялся, готовя себя к своей шалости.

Я развернулся в сторону центра деревни, набрал полные лёгкие воздуха и закричал со всей силы.

— ЛИСА-САН!!! — призывал я своего старого знакомого, периодически возникающего в моей жизни.

И, будь я проклят, это сработало.

Моя съёмная квартира была маленькой, убогой, неудобной. Одна комната: кровать, стол, стул, шкаф. Санузел, в котором чудом уместились унитаз и душ. Необжитая площадь, давно покинутая людьми, и я — с вещами, набранными на рынке на первое время. Вместе с тем — идеальная обстановка. Я был один, отвечал только за себя. И всё это пространство — только моё и для меня.

Денег было впритык. Первые выплаты за миссии должны были начаться через две недели. До тех пор моих сбережений хватало только на рис и минимальные добавки к нему. Одно яйцо в день — мой предел. При этом я ещё планировал проводить свободные вечера в госпитале, набираясь опыта. Теперь мне не нужен был приказ Хокаге, чтобы укрыться от отца. Я и главный врач были единственными, кто решал моё участие. А с тем имел контакт Сайто-сан.

Предстояло огромное количество работы, но ради собственного благополучия — это было в удовольствие. В отличие от иллюзорных представлений моего отца, мои действия действительно обеспечили мне успех.

Я выспался, несмотря на вчерашнюю эпопею с Мизуки. Нас всё же заставили идти и давать объяснения, а сегодня с утра нужно было явиться в академию.

У меня не было шансов проспать — крик знакомого блондина, разнесшийся на всю округу, выгнал из меня всю оставшуюся сонливость.

— Я стану Хокаге, даттебайо!

Я потратил ещё минут десять, завтракая купленной мной лапшой быстрого приготовления и приводя себя в порядок. В наличии — одна сменная футболка, шорты и две пары носков: всё, на что хватил мой вчерашний бюджет. Если бы не подкачанное в результате тренировок тело, я был бы похож на выходца из концлагеря. В целом выглядел не беднее обычного.

К счастью, в период жизни генином у меня была возможность компенсировать недостаток гигиенических принадлежностей: я пользовался удобствами госпиталя, в котором подрабатывал. Стиральная машина, порошки, душ с тёплой водой и шампуни — всё, чего не хватало бедному юноше.

— Наруто, к чему такая извращённая активность с утра? — пожаловался я блондину, барабанившему в мою дверь.

— Сора! — не обратил тот внимания на мой тон, продолжая лучиться оптимизмом. — Мы не должны опоздать. Скорее, скорее! — подгонял меня Узумаки.

Я не стал вдаваться в подробности того, что не просил его следить за моим временем. Решил не портить Наруто настроение в этот день. В отличие от меня, у него ещё сохранялась идеалистическая картина мира, в которой зачисление в списки подразделения — праздник.

Как бы Узумаки меня ни подгонял, шли мы лёгким прогулочным шагом. Это позволило блондину поделиться всеми ожиданиями.

Он рассчитывал, что с самого начала нам будут давать тяжёлые миссии, чтобы мы могли зарекомендовать себя. Наруто в первую очередь думал о себе — это естественно и не страшно. Но вряд ли он представлял себе своё будущее.

Я же хотел потратить время на что-то максимально безопасное, по глупости не рискуя своей жизнью.

Узумаки мечтал, что в его подразделении будут только знающие, умные и хорошие люди. Как и все новобранцы, он представлял себе армию чем-то идейным — местом, где все будут такими же, как он.

Учитывая, что мы были выпускниками академии и видели всех наших потенциальных сокомандников, у Наруто было право на оптимизм. Я же знал, что даже самые милые люди превращаются в раздражитель, посиди с ними несколько дней в закрытом помещении. Один коллектив — это всегда, в первую очередь, конфликты, а уже потом — команда.

Мы расселись по своим местам, поздоровавшись с членами нашей компании, успевшими прийти до нас.

Меня не удивило, что Шикамару, Ино и Чоуджи оказались в одной команде. Так происходило уже три поколения среди наследников этого клана. Было жаль, что я не попал в команду с Шино — вот кому я, без сомнения, подставил бы спину. Да и Киба не такой уж ужасный, каким пытался казаться. Несмотря на то что мы в компании с ним особо не общались — не нашли общий язык — мы соблюдали нейтралитет. Он — из уважения к моему общению с Шино. Наруто, в свою очередь, проявлял такую же сдержанность к Абураме, несмотря на вечные ссоры с Инудзука.

Шикамару, наблюдая такую двойную дихотомию в нашей компании, как-то заявил: «У каждого Шино есть свой Киба, а у каждого Соры — свой Наруто». И в целом, так и можно было описать динамику взаимоотношений между нами четырьмя.

Я надеялся попасть в команду с Узумаки, рассудив, что джинчурики-то и не будут рисковать, направляя на опасные задания за пределы деревни. К сожалению, ему была уготована другая судьба — к его счастью и разочарованию. Я уже тогда подозревал, что седьмая команда будет своеобразным подразделением, но, да-да, никакого анализа не хватило бы, чтобы предсказать будущее.

На Наруто и Сакуру смотрели волком. Они же старались этого не замечать, подсознательно предвкушая будущее в этом странном любовном треугольнике. Даже Ино не сдержалась и цокнула языком.

— Ты же не думала… — начал я с иронией, обращённой к сидящей справа от меня куноичи, но был перебит.

— Ну что ты, я не способна на это, — вставила колкость быстрее меня Ино. — Иначе я бы поняла, что ты один остался с командой вне компании.

— Туше, — кивнул я. — Видимо, мы оба не получили того, чего хотели.

Ино развернулась ко мне с лёгкой саркастической улыбкой.

— В мире нет справедливости, — спародировала она мой голос.

— Кроме той, что придумали люди, — процитировал я фразу до конца. — У тебя даже так больше шансов, чем у Сакуры, не расстраивайся.

— Да я и не думала, — сбавила сарказм Яманака и слегка замялась.

— Ксо… с павлином в команде… — прокомментировал своё раздражение Наруто.

Я же посмотрел в сторону «павлина» и увидел, как тот сжал челюсть при фразе Узумаки. Наруто всегда умел начать любое дело с правильного.

— Не стоит так говорить про сокомандников, — сделал тому замечание Чоуджи.

— Тебе легко, ты с Шикамару и Ино, — устало потёр лицо блондин. — А у меня…

— А у тебя — Сакура, — подколол Нара. — Ты же так этого хотел.

Наруто тяжело вздохнул.

— Ну да, да, хотел, — пробубнил он, возвращаясь к своим мыслям.

Я бы разделял раздражение Узумаки на его месте. С одной стороны — нелюдимый гений, не собирающийся работать в команде, с другой — откровенно слабая духом Сакура. Я мог пожелать Наруто только умелого и ответственного командира, который сумеет вымуштровать тройку. Иронично, ведь речь шла о Какаши-сане.

Иронии в этом мире действительно было предостаточно, ведь та слабохарактерная превратится в настоящего розововолосого демона — моего основного конкурента за пост главного ирьенина госпиталя.

А Саске… судьба Саске была куда занимательнее — если «судьбой» можно назвать его вечное желание кого-нибудь да убить.

— Команда одиннадцать, Сора Хамано, — огласил Ирука, на секунду остановившись и перелистнув страницу.

Было ещё парочка нормальных ребят в нашем классе, так что у меня оставался шанс попасть в жизнеспособное подразделение.

— Кенджи Ямаширо, — продолжил чунин.

У меня перед глазами промелькнули все четыре раза, когда я ломал ему нос. Особенно последний — когда я сделал это «случайно» во время спарринга, заодно выбив ему коленную чашечку. Он получил заслуженно, но оттого дальнейшая служба не казалась проще.

— Что скажешь, Сора? — иронично спросил меня Шикамару.

— Азуми Кенсуке, — огласил третьего члена отряда Ирука.

Про неё я не мог сказать вообще ничего — пока мне не напомнили.

— Сенсей! — вскочила названная девушка. — Почему я должна быть в команде с вон тем? — указала она пальцем на меня.

— А, это же… — вспомнил я, пока Ирука отчитывал её за нарушение порядка.

— Да, да, та самая, перед которой лучше не извиняться — ведь всем от этого будет лучше, — вернула иронию в голос Ино. — И тебе тоже.

— Кажется, меня ненавидят, — устало потёр я висок. — Столько времени прошло.

— А ты думал, девушки быстро забывают свои обиды? — ухмыльнулась блондинка.

— Думал так же быстро, как и нормальные люди, — съязвил я.

— Кенджи тоже не забыл, — вставил своё Шикамару, указывая движением головы на искомого. Я, даже не оборачиваясь, ощущал, как меня прожигали взглядом.

— Азуми хотя бы сохранила своё актёрское мастерство, — пожал я плечами, наблюдая, как та насупилась после выговора Ируки.

— Командир отряда — Фуга Ямаширо, — закончил чунин.

Наруто вопросительно посмотрел на Шикамару.

— Да, это отец Кенджи, — улыбнулся Нара.

— Да твою ж… — только и могло вырваться из меня.

* * *

И всё же я был не прав.

Я ожидал искромётной мести старшего Ямаширо за все издевательства над его сыном. Этот немолодой военный сразу обозначил «слона в комнате»: он признал, что между нами, его подопечными, существует давняя нелюбовь. Но Фуга, по его заверениям, собирался её исправить — научить нас быть одной командой и относиться ко всем одинаково.

Я бы мог списать это на везение, но вечером Сайто-сан с лёгким смешком поделился подробностями ситуации. Оказывается, они были сокомандниками-генинами и давними друзьями. Мой сенсей и попросил его приглядеть за мной.

— Он сильный шиноби, а ещё у него талант к преподаванию, — пояснял он. — Поверь, он сможет многому тебя научить. И он подходит для твоего дальнейшего развития.

— Он же не ирьенин? — спросил я.

— Нет, нет, — махнул рукой мужчина. — Специализация — тайдзюцу и кендзюцу. Самое то для боевого медика.

— Особенности преображения чакры… помню, — кивнул я.

Это было относительной правдой: ирьенины могли овладеть любым ниндзюцу наравне с другими шиноби, но это оставляло свой след. Дело в автоматизме и времени, которое затрачивается на тренировки. Большинство медиков считало, что лучше быть узкоспециализированным, чем посредственностью во всём, особенно в своей основной стезе. Так думал и Сайто, потому и попросил своего друга продолжать развивать моё тай, отлично сочетающееся с техниками ирьенинов. Уже в те годы я мог разломать камень ударом кулака — всё из-за развитого контроля и хорошего понимания своего тела. Сенсей не просто так подпустил меня к медицинским ниндзюцу незадолго до выпуска. И, смею заметить, ловил я на лету.

Сам же Фуга был не против иметь в новосозданной команде генинов медика D-ранга. Что бы джонин ни говорил о равном отношении, отец всегда будет рад обеспечить сына дополнительными шансами выжить. И я был готов исполнять свою роль.

— Но могли бы предупредить, — укорил я Сайто. — Я же с Наруто уже писал коллективную жалобу.

— Хех, — чуть не подавился чаем ирьенин. — Ты ещё узнаешь, как начальство любит подтираться такими бумажками.

К незнанию Сайто Юкинобу, у меня даже не было сомнений. По обрывочным воспоминаниям, значимый период жизни я и был тем самым начальством. Моей целью было исключительно выражение собственного «фе» — иллюзий насчёт разрешения ситуации в нашу пользу мы с Узумаки не строили.

Хоть, каюсь, мы с ним торговались членами команды, в итоге решив, что можем и вдвоём, взяв в довесок Харуно. За неё я долго спорил, убеждая, что Саске будет лучшим вариантом, но уступил блондину.

— Ты нашёл себе жильё? — хоть Сайто и спрашивал, делал он это с пониманием того, что я бы с таким точно справился.

— Да, — коротко кивнул я, похитив ещё одну булочку с подноса. Я знал, что в ближайшее время буду думать в основном о еде, потому ценил эти бесплатные калории. Продукты, которыми я успел запастись, не были разнообразными, и организм то и дело испытывал голод. Прошёл не один месяц, прежде чем я смог окончательно встать на ноги и питаться так, как хотел.

— И есть на что жить? — продолжал свой приступ заботы ирьенин.

— Пока что есть, — кивнул я. — Накопления после моих смен в госпитале. Немного, но я всё распланировал.

— Я понял, — кивнул ирьенин, подставив поднос с булочками ближе ко мне. — Если что, готов дать тебе аванс.

Я улыбнулся. Учитель был смышлёным взрослым. Понимая, что такой, как я, не принял бы подачки (что, впрочем, было не совсем правдой), он замаскировал всё под честный «аванс» перед работой. Такие моменты заставляли меня с теплотой вспоминать Сайто, что было необычно для такого старого маразматика, как я.

По правде, я рассматривал людей, готовых помочь, как своеобразное личное достижение. Просить помощи не стыдно, ведь если тебе помогают — ты это заслужил. Справедливо это или ты просто пользуешься чужой добротой — не важно. Но я также понимал важность другой идеи, которой следовал всю жизнь.

— Спасибо, — кивнул я вежливо. — Но я верю, что человек должен отвечать за свой выбор. Если мне будет тяжело — а первое время мне точно будет тяжело — я должен пройти это сам.

— Закаляешь собственный характер? — улыбнулся ирьенин.

Хотел бы я ответить правду: я просто ему следую.

— Я обещаю, что при крайней нужде обращусь за помощью, — сказал я к удовлетворению мужчины. — Лучше уж обрадуйте меня наличием позиции для ирьенина D-ранга в госпитале.

— Будешь ходить в ночные смены, — поделился новостью Сайто. — Лечебное отделение, дежурный фельдшер, график — день через два. Потянешь?

— Куда я денусь, сенсей, — не подал я виду. Ведь представлял то количество сна, которого я не дополучу.

* * *

— Я же говорю: вероятность того, что никто из вас не попадёт в команду, была семьдесят шесть процентов. С этим я смирился. Но чтобы именно эти двое — наихудшая комбинация — девять из десяти тысяч! Вот это я называю невезением. — Делился я впечатлениями с Шикамару в нашем «выпускном круге», как мы его назвали. Мы соблюдали традицию собираться на той полянке — теперь уже в последний раз как необстрелянные. Завтра у всех будет тренировка в составе команды, а там и первые миссии. Мы договорились по возможности встречаться, но понимали, насколько редки будут такие события в будущем.

— Сора, ты неправильно считаешь, — тяжело вздохнул Нара. — Во-первых, ИноШикаЧо было очевидным: три из сорока пяти. При двух выпадениях вероятность того, что никто из нас не окажется в твоей группе, — восемьдесят семь процентов. А девять из десяти тысяч — это вообще про любую комбинацию, не только тех двоих. То есть такая «невероятность» случилась со всеми нами. Смысла просчитывать нет.

— Ты забываешь одну маленькую деталь, — помахал я пальцем. — Так что твои подсчёты неверны.

— И что же? — приподнял иронично бровь Шикамару.

— Ты считаешь не так, как мне нравится, — объяснил я. — Поэтому правильно так, как посчитал я.

— Типичное проявление твоей логики, — вздохнул Нара.

— В прошлом вероятности значения не имеют, — вставил своё Шино. — Нет смысла подсчёта.

— Не забываем, что это был не случайный отбор, — подсказала Ино.

— Да просто пожаловаться хочу, — пробурчал я. — А ты-то, Наруто, что молчишь?

— Знаешь, Сора… Чёрт с тем Саске, — мечтательно улыбнулся блондин. — Я в команде с Сакурой-чан!

— Что ж тебе так розовый нравится? — усомнился я в логичности мышления Узумаки.

— О вкусах не спорят, — пожурил меня Абураме.

Мне оставалось пожать плечами. На такую очевидную ложь всегда трудно ответить.

— Но то, что ваш командир так опоздал — это, конечно, занимательно, — усмехнулся Киба. История Узумаки рассмешила его больше всего.

— Да ну его, — махнул рукой Наруто. — Тоже мне, не понравились мы ему. Он мне тоже не очень… Я же молчал.

— Кто ты-то, а кто он, — ответил Киба. — Какаши — знаменитый джонин. Смотри, чтобы тебя не выперли в первый же день.

— Ерунда это всё, с возвращением двух третей, — устало потянулся Шикамару. — Так что не переживай.

— Конечно, я ему не поверил, — скрестил руки блондин. — Это было бы слишком тупо. Как миленький примет нас! Меня-то и последнего Учиху в шиноби — не пустить?

— А Сакура? — продолжал нагнетать Киба.

— А Сакура справится, — уверенно заявил Наруто.

— Ага, — с сарказмом протянул Инудзука.

— Сакура справится, — припечатала своё мнение Ино, остановив спор.

— Мы её так часто вспоминаем, что стоило бы уже и приглашать, — пробубнил Шикамару.

— Голосуем? — тут же предложил я.

За был только один голос, остальные — воздержались.

— Предательница, — показал язык в сторону Ино Наруто. — Она же твоя подруга.

— Так-то бывшая подруга, — закатила она глаза. — Я верю в её рост, но, Ками, я не вижу, как это может сработать.

— Ну, Киба-то прибился как-то к нам, — показал Наруто пальцем в сторону Инудзука.

— Ты что там вякнул, рыжее недоразумение? — сразу оскалился названный.

— Что слышал, блохастый, — угрожающе махнул кулаком Узумаки.

Их переругивания отлично разбавляли стандартное завершение наших посиделок: спор на повышенных тонах между мной и Ино. Шикамару же приходилось терпеть весь этот шум, но со временем он научился абстрагироваться, тратя время на сёги с Чоуджи и Шино. Я же с Яманака наслаждался шоу, перекидываясь тихими колкостями друг с другом.

В тот момент у меня была уверенность, что такими по-детски беззаботными я видел их в последний раз. Время до того, как первый из них кого-то убьёт или не вернётся с задания, исчислялось уже неделями — если не днями. Я сожалел, что этот мир был таким, но ничего поделать не мог.

— Ещё увидимся, — пообещал я всем, когда пришло время расходиться. Мне удалось скрыть свою слабую грусть за течением времени. — Наруто, пошли?

— А то, Сора, — радостно улыбнулся блондин.

Я не знал в лицо этого Яёи Ёсиоку, но мне хотелось его убить. Во время первого дежурства мне выдали карточки больных, лежащих на этаже. Семеро лёгких пациентов — кто с расстройством желудка, кто с истощением — ничего не предвещало беды.

Только вот господин ирьенин Ёсиока, явно пропустивший уроки каллиграфии в академии, оставил мне на изучение сложнейший из возможных шифров — каракули человека, который торопится и, как минимум, страдает тремором.

Господин Ёсиока должен был прийти с утра, и я надеялся, что у меня хватит сил не плюнуть ему в лицо. Пациенты хоть и были лёгкими, но я был обязан детально изучить своих подопечных. Это стандартная ответственность, уже успевшая зарекомендовать меня среди персонала госпиталя — то, на чём я решил строить свою карьеру. Господин Ёсиока был существенной преградой на моём пути.

Я сделал успокоительную дыхательную гимнастику и, кое-как встав, отправился на свой первый вечерний обход.

Мои обязанности были не такими уж сложными: проверить присутствие и состояние пациентов перед сном, сообщить время завтрака и утреннего обхода, проверить показатели градусников и пульсоксиметров, а также при непредвиденных обстоятельствах стабилизировать пациента до прихода дежурного ночного врача. Эти создания по обыкновению спят в ординаторской, соответствующее помещение находилось в другом конце корпуса. И ирьенин Кайбара был там ещё до моего прихода. Как сообщила медсестра, он отдыхал после двух предыдущих дежурств.

Причина, по которой я еле передвигался, была поэтически проста. Фуга-сенсей не соврал, когда пообещал сделать из нас одну команду. К сожалению, делал он это именно так, как умели на моей прежней родине.

Было очевидно, что мы с Кенджи и Азуми не были сработавшейся тройкой. Мы завалили входной тест нашего сенсея: у нас не получилось даже выдвинуться к цели в правильном порядке — там нас должен был остановить учитель. Задача была чёткой: выкрасть пакет документов. Но, к сожалению, я даже не узнал, какого цвета была эта папка.

Я пытался быть дипломатичным, призывал отбросить старые обиды, но, понятное дело, услышан не был. Ведь только у меня перед глазами стояла картина того, что сержант может сделать с новобранцами. Я быстро смирился с последствиями, понимая, что со своей стороны не смог бы наладить группу.

Хотя я великодушно позволил Кенджи командовать, прислушиваясь к его восхитительному плану, Азуми решила, что справится лучше. Ямаширо-младший чертыхнулся и сделал вывод: я, мол, тоже ему не нужен. К цели мы направились раздельно. Уже через полчаса сенсей сказал два заветных слова: «марш-бросок». Заботливый Фуга заранее подготовил утяжелители и рюкзаки, набитые кирпичами, которые мы должны были донести за двадцать километров за два с половиной часа. Чакра должна была облегчить мою боль, но я был уверен: джонин рассчитал вес именно так, как «надо».

Сначала, конечно, мы бежали наравне. Но из-за физиологических ограничений Азуми начала отставать уже на полпути. Было ясно, что мы не успеем, а на мои попытки подбодрить её сокомандница реагировала — но не так, как нужно было.

— Сора, если ты не закроешься прямо сейчас... — пообещала мне девушка. Но ускориться не могла.

— Да и к чёрту вас, — сказал Кенджи, совершив типичную ошибку: он ускорился, намереваясь прийти вовремя.

Я его проклинал в тот момент, но не винил. Все самоуверенные новобранцы одинаковы. Да и здесь не было правильного решения: задание уже было провалено. Я лишь знал, что когда Кенджи придёт первым, но без команды, он не будет отдыхать. Нет, я был уверен: сенсей тоже не оценит такой ход своего сына.

Решение остаться и бежать наравне с Азуми казалось мне правильным: я хотел сохранить силы для дальнейшего наказания.

Через десять километров она даже перестала меня проклинать и реагировать на подначки. Но на предложение забрать у неё рюкзак загорелась ненавистью — и мы всё же добрались до финиша.

Я был прав: всё это время Кенджи отжимался и приседал. Его замученный вид даже не обрадовал меня. Я знал, что в ближайшие часы буду выглядеть так же, как он.

— Просто ужасно. Вы провалились, — сурово проговорил сенсей. — Вы не допущены даже до миссий Е-ранга.

— Но отец... — попытался сказать запыхавшийся Кенджи.

— Сейчас я — джонин, — припечатал он. — А вы — генины, неспособные совершить базовый переход в срок. Убогое зрелище. Вы будете пересдавать каждый день, пока не справитесь. Команда должна добраться вместе, в срок и с полной экипировкой. Иначе вы не станете шиноби.

Я лишь смиренно слушал. Не хотел тратить силы на злость — она никогда не помогала в таких ситуациях. Логичнее было приберечь её на марш-бросок, который, очевидно, последует за речью.

— А теперь верните снаряды на место. Отдыхать сможете только после того, как доберётесь.

Я ненавидел это жаркое лето, знойное даже на закате, эту обувь, которая казалась мне самой удобной, этих людей, что бежали рядом со мной обратно. И это чувство подкатывающей тошноты. И то, что именно сегодня было моё первое дежурство.

Скорость Азуми — Кенджи усвоил первый урок — стала нашей. Мы добрались до старта. Они пошли отдыхать, а я поплёлся отмываться, переодеваться и в больницу.

Выпив литра два воды, я тяжело вздохнул, но направился на обход. Отказываться от работы в госпитале сейчас было неразумно — денег от миссий я ещё точно не увижу как минимум месяц. Я успокаивал себя, думая о том, как буду спать завтра. Мои мысли всё время возвращались к удобной кровати, которая утром казалась деревянной. Сон во время дежурства — это лишь дремота. Всё время ждёшь, что вот-вот запищит бипер.

— Акимичи-сан, да? — я с трудом разобрал знакомые кандзи и постучал в дверь палаты. — Меня зовут Сора, сегодня я дежурный фельдшер. Как ваше самочувствие?

— Всё отлично, — излишне жизнерадостно заверил пациент.

— Живот не беспокоит? — уточнил я, расшифровывая запись об остром пищевом расстройстве в карточке. — Температура вновь не поднималась?

— Нет-нет, что вы, — махнул он рукой. — Уже завтра точно на выписку.

Я хмыкнул, сделав пометку о том, что стоит заглянуть в палату через полчаса — если захочу реквизировать дополнительные калории. Не в обиду Акимичи, даже самые законопослушные пациенты любят приукрасить суп, когда уверены, что уже здоровы.

— Хотя, знаете что, — сказал я, принимая волевое решение. — Если вы поделитесь частью своей снеди, я закрою глаза на остальное.

Акимичи молчал. Потом задумался. И, наконец, решил.

— Пачка чипсов подойдёт?

— Зайду после обхода, — победно улыбнулся я. — Благодарю, Акимичи-сан.

В следующей палате лежали двое «симулянтов», как бы их назвали у нас. Общее истощение чакры — и, судя по всему, истощение запасов алкоголя. Успели выпить и пытались скрыть. Вполне успешно: запаха не осталось, но глаза выдавали. Этот взгляд я видел сотни раз.

Оценив, что пациенты были в адекватном состоянии, я коротко заключил:

— Повеселились — и хватит. Больше не пить, — строго проговорил я двум чунинам. — Отбой в десять. Кто будет шастать в коридоре — пеняйте на себя.

Они удивились, но восприняли мои слова всерьёз. Я понимал необходимость проверить их через полчаса: сейчас они выпьют «крайнюю», но не факт, что на этом остановятся.

Дальше меня ждала парочка генинов. От этих молодчиков я проблем не ожидал и быстро от них отстал. Не в том они ещё были возрасте, чтобы страдать от типичных армейских недугов.

Ещё один пациент мирно спал. Я его разбудил, опросил, проверил показатели — и пошёл дальше.

Последняя палата была пуста, окно распахнуто настежь. Присутствие пациента ещё ощущалось: постель смята и не застелена, стакан воды стоит, бублики рассыпаны. Поддавшись интуиции, я выглянул в окно.

— А что ты там делаешь? — спокойно спросил я пациента.

— Вишу, — флегматично ответил он.

— Ага, — кивнул я. — А зачем?

— Я устал лежать в больнице.

— Почему тогда не продолжил побег?

— Не могу, — всё так же нейтрально заметил шиноби.

Я сверился с карточкой пациента: чакроистощение. Ему даже двигаться было с трудом. Кидаться к нему и тащить силой обратно — не лучшее решение. Мог бы ещё и спрыгнуть.

— Залезешь назад? — предложил я ему.

— Не хочу.

— Почему? — поинтересовался я.

— Я после миссии так дома и не был, — поделился он. — А у меня молодая жена.

— Хочешь выписаться? — предложил я шиноби.

— Да.

— Тогда тебе нужно залезть назад. Я поговорю с врачом завтра. Но если подумают, что ты буйный — закроют в палате подольше, — успокаивающе проговорил я.

Пациент молчал. Думал.

— Не врёшь? — поинтересовался он.

Конечно же, я врал: с утра его переведут в другое отделение — на первый этаж, с решётками на окнах.

— Я не хочу каждую ночь тебя доставать, — поделился я.

— Понимаю, — согласился пациент и попытался залезть в окно.

— Не можешь? — с пониманием спросил я.

— Не могу, — подтвердил пациент.

Я вздохнул, но всё же помог шиноби.

— Сложно заснуть? — предположил я.

— Ага, — меланхолично кивнул он.

— Тогда поможем, — сказал я и достал шприц с димедролом.

К счастью, пациент пошёл на контакт, и уже через десять минут я записывал проведённые манипуляции, а он мирно сопел. Я поставил вопросительные знаки возле диагнозов: «алекситимия», «деперсонализация», «ПТСР», «астения», «апато-депрессивный синдром».

За полчаса я успел написать отчёт о произошедшем старшему медику и вновь обойти свой участок. Буйный спал, алкоголики тихо беседовали о жизни, Акимичи мирно хрустел чипсами, остальные отдыхали. И я последовал их примеру.

Я, конечно, не поспал так, как хотел, но любая лишняя энергия была мне необходима. Ведь с утра, как только я сдал смену, пришлось отправляться на полигон.

Тело ломило, мысли были чернее тучи — я был готов к продолжению службы.

Сокомандники, по моему скромному мнению, выглядели куда хуже меня. Всё из-за надежды в их глазах, что сенсей пошутил. Им не понять, что таких «шуток» в армейских структурах не бывает.

После лёгкой зарядки нас нагрузили — и мы отправились в путь. Вздохи и возмущения сопровождали меня, но вскоре Кенджи и Азуми могли только тяжело дышать.

Дождя давно не было. Пыль летела в глаза, заставляя откашливаться. Солнце пекло, пот лил ручьём.

Мы бежали в одну линию, глядя под ноги, стараясь не упасть. Каждый шаг отдавался болью в коленях, всё, что было ниже — уже не ощущалось. Только сырость промокших насквозь портянок.

Я заставлял мозг не думать. Худшее, что можно было сделать — пожалеть себя. Тело воспримет это как разрешение упасть и растечься по песку. Оставалось только убеждать себя, как всегда: это — ради выживания. Я справлюсь. Этим, другим — тяжелее, чем мне. Не я слабый, а мы преодолеваем нечто сложное.

Мне было легче: я знал, что это, для чего и как оно ощущается. Я помнил: если я уже не мог — значит, осталась половина пути.

Мы пробегали мимо других молодых команд, расслабленно тренировавшихся со своими сенсеями. Они не страдали той же проблемой, что и мы — скорее всего, не завалились так, как это сделали мы.

Группа наших одноклассников — друзей Кенджи — стояла у тропинки. Завидев нас, они рассмеялись.

— Что, накосячили в первый день? — делились они весельем.

— Завалитесь, — рыкнул Ямаширо-младший, стараясь не сбиться с дыхания.

— Беги, беги, Кенджи, — оскалился один из них. — Не так уж удачно вышло с отцом, а?

Я видел, как лицо сокомандника исказилось от злости, но, к моему счастью, он продолжил бежать.

— Нужно поднажать, — подгонял я их. — Не успеваем.

— Да ты что... — отозвался всё ещё злой Кенджи, но ускорился.

Азуми было тяжелее всего. В первый день она пришла по последнему писку моды. Сегодня же выглядела так, как должен выглядеть солдат: перемазанная в грязи и поту, уставшая, с синяками под глазами от недосыпа.

— Я не могу, — еле проговорила она, постепенно замедляя шаг. Прежней надменности и детской обиды в ней не осталось — выветрилась за эти полтора дня.

— Отдавай рюкзак, — сказал я через силу. Не хотел нести дополнительный груз, но ещё больше не хотел повторять забег завтра.

В отличие от вчерашнего дня Азуми согласилась — пусть и была не в настроении для благодарностей, да и не к месту они были. Всё ради выполнения задачи, а не ради галантности.

Я приглушённо охнул, навалив второй рюкзак на спину, сразу за предыдущим. Я держался нового ритма как мог и с облегчением заметил, что у Азуми получилось ускориться.

Мысли были только о том, когда я упаду и уже не смогу двигаться. Я обманывал организм, обещая ему холодный душ в конце пути. Что он может сделать больше. Всё тело кричало, что это конец, больше идти невозможно — но я каждый раз делал новый шаг.

Ещё через километр меня стошнило, но, игнорируя очевидные последствия насилия над телом, я продолжил путь.

— Сора, — нехотя обратился ко мне Кенджи. — Давай я второй до конца понесу.

Я не спорил и не язвил. Почувствовав облегчение, сравнял ритм дыхания. У нас был шанс добежать. В моей фляге оставалась ещё половина воды, и, увидев взгляд, полный жажды, я поделился с ним.

— Не успели, — сурово проговорил Фуга-сенсей.

Я лишь замычал от раздражения. Завтра — повторение.

— Но это не главное, — неожиданно продолжил Ямаширо-старший, подняв в воздух две металлические пластины — часть утяжелителей, что мы носили. — Вы потеряли оборудование.

Я, чертыхаясь, начал проверять себя — но понял, что прокол был не мой. Кенджи пришёл к такому же выводу. Азуми лишь поджала губы.

— Ты серьёзно?.. — возмутился Ямаширо-младший, догадавшись.

— Ваш отряд, — прикрикнул Фуга. — Потерял своё оборудование. Принять упор лёжа! — проговорил он командным голосом.

Я незамедлительно подчинился. Кенджи и Азуми же попытались снять рюкзаки.

— Кто вам разрешил снимать поклажу?! — проревел он своим сержантским тоном. — Сто раз — за каждую пластину. Раз!

Кое-как выполнив приказ, мы побежали назад. Сенсей не дал нам ни минуты на отдых, контролируя процесс лично — и не через тропинку, а через дебри.

К своему дому я добрался к закату: уставший, измотанный, грязный, ненавидящий этот мир. Кенджи, к моему удивлению, не стал выговариваться на Азуми — возможно, не было сил. Ведь завтра нас ждало повторение теста.

Я кое-как отмылся в холодном душе, умудрился поесть — пусть в горло ничего и не лезло — и упал на кровать, готовясь провалиться в небытие... как вдруг в мою дверь забарабанили.

— Сора! Ты дома? — донёсся голос Узумаки.

— Наруто... — промычал я спустя десять секунд, поняв, что тот не успокоится, пока не выговорится.

К счастью, он не ожидал от меня активной реакции. Он тараторил, как пулемёт, рассказывая про колокольчики, о том, как они справились, став работать командой, и про инфантилизм Какаши-сенсея. То, как учитель Наруто умело избегал обязанностей, кричало о многолетнем опыте военного разгильдяя. Я не стал вопрошать о несправедливости — просто слушал.

Я не заметил, как заснул сидя. Узумаки, скорее всего поняв моё состояние, донёс меня до кровати.

Я умудрился успеть. Атмосфера в нашей группе была депрессивной и подавленной. Азуми смотрела в пустоту, из взгляда Кенджи пропало то глубокое презрение ко мне. Теперь я ощущал, что можно было начать диалог.

— Он ничего не сказал про то, что мы несли рюкзак Азуми, — сказал я вслух, завоевав их внимание.

— Мы бы просто не выдержали второго наказания, — не согласился Ямаширо-младший.

Это было отличным началом новой попытки.

— Не хочу, — еле слышно пробормотала Азуми, глядя сквозь меня.

— Мы тоже, — с пониманием проговорил я. — Но у нас нет выбора. Вчера мы пришли практически вовремя.

— Без двух пластин, — поправил Кенджи.

— Мы можем помогать друг другу. С грузом — в том числе, — заключил я. — Без обид, Азуми, но ты самая слабая из нас. Нам нужно это компенсировать.

— Я не переживу ещё один раз, — всхлипнула та, шмыгнув носом. Кенджи тяжело вздохнул.

— Азуми. Ни манипуляции, ни хитрости, ни актёрская игра, даже искренняя жалость — не помогут ни тебе, ни нам. Вчера ты должна была это понять. Чтобы прекратить всё это, мы должны прийти вовремя и все вместе. Иначе мы будем повторять — пока не сможем. Из генинов по собственному желанию не уйти. Я не хочу бегать с кирпичами до конца своих дней.

— Я не буду нести её рюкзак всё время, — хмуро заметил Ямаширо-младший.

— И не придётся, — кивнул я. — Она выложится на полную. Иначе, если переложит на нас груз слишком рано — завтра мы повторим. И послезавтра. И через десять дней. Пока не научимся.

— Хорошо, — уже серьёзно сказала Азуми. — Но твой отец, Кенджи, редкостный ублюдок.

Он хотел поспорить, но лишь хмыкнул.

— А потом уже можем ненавидеть друг друга сколько влезет, — заключил я.

— Только тебя, Сора, — поправил меня Ямаширо-младший.

— Или только меня, — проговорил я безразлично, протянув руку Кенджи.

Сокомандник задумался — но пожал её.

— Вставать будешь? — обратился я к Азуми.

— Как же ты раздражаешь, — вздохнула та, но поднялась.

Пот снова полился рекой. По ощущениям, сегодня было тяжелее всего. Ступни горели, как и лёгкие. Злоба так и пыталась перехватить управление. Хотелось бросить всё и убежать в леса, начав новую жизнь в той самой стране Снега — с технологиями, прогрессом и, самое главное, прохладой, если название не врало.

Группа друзей Кенджи вновь стояла у дороги, гигикая и смеясь над нашей ситуацией. Один из них неудачно преградил мне путь — позволив утолить моё желание крови. Я пихнул его плечом, намекнув отойти.

— Ты что, охренел, мудак? — возмутился он, но был снова отпихнут Кенджи, бегущим за мной.

— С дороги, — злобно проговорил Ямаширо-младший.

— Кенджи? — удивлённо прикрикнул тот. — Что на тебя нашло?

Азуми, замыкавшая строй, отвесила подзатыльник жертве.

— На ухо не кричи, дебил, — отчитала девушка.

Парень, как и его сокомандники, застыли в удивлении, но успели кинуть реплику в догонку.

— Одинадцатые, вы точно охренели!

Я запомнил лицо говорившего. Сокомандник, увидев мой взгляд, хищно улыбнулся и проговорил:

— Хидео, из двенадцатой, — обозначил мне нашу цель.

Я улыбнулся в ответ, продолжая движение.

У меня была надежда, что сегодня мы успеем.

Мы вновь несли рюкзак Азуми во второй половине пути, но, к нашему удивлению, она перехватила его обратно, попросив отдать на последних двух километрах.

— Всё ещё нет, — уже не так сурово проговорил сенсей.

Я с сожалением посмотрел на пустую флягу, когда Кенджи, не спрашивая, кинул мне свою.

Путь назад даже не запомнился. Приведя себя в более-менее удовлетворительное состояние, я провалился в сон.

— Твою мать, у меня ноги отваливаются, — первое, что я услышал — это Кенджи, спокойно жалующийся Азуми.

— Я ненавижу эту жизнь, — вторила ему девушка. — Какого хрена я не могу просто охмурить богатого красавчика, чтобы нарожать ему детишек и жить в своё удовольствие?

— А нахер тогда ты ко мне лезла? — возмутился я.

— Поспорили на тебя, а ты, мудак, отказал. Ты представляешь, как я выглядела? — с претензией проговорила она.

— Как никому не нужная никто? — подсказал я ей.

— * * *

— выразила своё мнение Азуми.

— Так, завалились, — остановил спор Кенджи. — Сегодня должны справиться. Я * * *

делать это в пятый раз.

— Отцу своему спасибо скажи, — фыркнула девушка.

— Ага, моя мать каждый день ему говорит — не помогает, — съязвил мой сокомандник.

В этот раз мы бежали заметно быстрее. Тело привыкло к нагрузке и уже смирилось с тем, чего от него хотел мозг. Дыхание стало ровнее, песок не так раздражал, да и солнце не казалось таким испепеляюще ярким. Мы, во время пути, то и дело отвлекались на другие команды, подшучивая над их «мягкостью» и слабостью. Их тренировки действительно выглядели не такими изнывающе сложными, как наша деятельность.

Сами того не заметив, мы добрались до точки, где нас ждал наш учитель. Стояли тихо, ожидая, что он скажет.

— Команда, — огласил он сержантским тоном. — Сойдёт. Завтра — вольная тренировка. Свободны. Молодцы.

Этап первичной притирки был пройден. Мне оставалось пережить ночное дежурство, и я мог отдохнуть.

Соломенная шляпка — лучшее изобретение человечества. Лёгкая, с нежным ароматом скошенного сена и, главное, с отличной защитой от летнего солнца.

Я вытер пот со лба, изнывая от жары и монотонного труда. Нашим очередным заданием была прополка рисового поля под неусыпным надзором сенсея.

Было бы проще без него. Фуга-сан был убеждён, что любой труд должен чему-то учить. Три дня назад мы ещё балансировали чакрой на деревьях — чтобы привести их в порядок с помощью пилок и топоров. А потом нас бросили на рисовое поле: держаться на воде и вырывать бурьян. И если кто-то оступался...

— Стоп, — сказал Фуга-сенсей, заметив, как оступился Кенджи. — На дорогу.

— Твою ж… — прошипела Азуми, но всё равно подчинилась приказу.

Кое-что, конечно, изменилось. Теперь провалы отрабатывали мы вместе с сенсеем. Потому в планке мы уже стояли вчетвером.

— Возвращаемся, ребята, — спокойно проговорил Ямаширо-старший, присоединившись к нашему труду.

Балансировать на воде было сложно. Каждое вторжение рукой меняло потоки и отбивалось волнами, заставляя просчитывать порцию чакры, которую необходимо было вложить. Это утомляло; постоянный расход чакры доводил до предела, оттого мы были похожи на зомби — загорелых и перемазанных грязью.

Корни сорняков вырывались с комком слякоти, стекающей по рукам. Наша одежда давно пропиталась этим коктейлем, но мы и не протестовали. Мокрая она спасала от жары лучше.

Поверхность воды холодила босые ноги, но пиявки и очередной раунд упражнений не давали окунуться в мутную жижу.

— Сора, может, ты познакомишь меня со своими друзьями? — устало проговорила Азуми.

Я хмыкнул. Намерения сокомандницы были очевидны, да и она больше не скрывала своего характера перед нами. Познакомить её с парнями — всё равно что пустить лисицу в курятник: кого-то да не досчитаешься.

— Тебе же не подходил Чоуджи? — сыронизировал я. Конечно, я никого не собирался так подставлять.

— Ну, у тебя там есть ребята и поспортивнее.

— Перебираешь, и зря, — сказал я поучительно. — За двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь.

— Мне нужен только один, — проговорила она невинно. — Но такой увесистый заяц, достойный. Способный увезти меня из этого болота.

— Только жуки и олени, — хмыкнул я. — А они тебя за три секунды раскусят.

— Там есть ещё и собака, — игриво протянула Азуми.

— А вот это уже через Абураме, — пожал я плечами, решив слегка размять задубевшую спину. — Да и не потянешь ты матриархатный клан.

— И то правда, — тяжело выдохнула Азуми. — Засада.

Почему она не рассматривала Наруто как вариант, я даже не спрашивал. Ни деньгами, ни статусом, ни властью он не обладал. Уверен, Кенсуке до сих пор изредка сотрясается от упущенной выгоды. Хотя ей и не стоило бы — никто не способен видеть будущее.

— Азуми, почему бы тебе не работать активнее, раз есть силы на фантазии? — прикрикнул Ямаширо-младший. Такие размышления сокомандницы его жутко раздражали. Всё из-за попранной детской наивности: парень имел классический взгляд на дам и не подозревал о наличии таких корыстных особ.

— Не понять тебе страданий нас, бедняков, — фыркнула она, явно причисляя меня к этому ряду. Со временем Кенсуке научилась видеть во мне «собрата по несчастью» — такого же приспособленца, как и она сама, пытавшегося выжить в тяжёлом мире и избегать сложностей. В чём-то Азуми была и права.

— Достали! Ну ничего святого у вас нет. Один что-то философско-пессимистичное бубнит — аж повеситься хочется, другая про мужиков богатых фантазирует, — выплеснул он накопившийся стресс.

— Ну так-то у тебя под боком замечательный вариант, — сказал я, указав Азуми вырванным бурьяном в сторону Кенджи. — Семья обеспеченная, юноша спортивный, накачанный, удалой. Бери, пока есть.

Кенсуке задумалась, скривила лицо в сомнениях и ответила.

— На безрыбье… — протянула она неуверенно. — Хотя бонусы от того, что он сын сенсея…

— Бонусов не будет, — спокойно сказал Фуга-сенсей.

— Сдалась ты мне, змея подколодная, — раздражённо крикнул Кенджи. Я, заметив, что он ещё и смущение пытается скрыть, лишь ухмыльнулся.

—— Да ладно тебе, младший, — специально выбрала такое прозвище Азуми. Это злило нашего сокомандника: будто его видели только как часть его отца. В чём он не признавался, но Кенсуке, как злобно способная девушка, легко прощупала слабую сторону Кенджи. — Разве ты сам не фантазируешь об идеальной партнёрше? О той, кто будет ждать тебя дома, пока ты месяцами на «опасных и крутых миссиях»?

Да, её определённо задело сравнение со змеёй. Азуми считала себя просто умной девушкой, знающей о жестокости мира и не верящей в наивность и благочестивость. «Все люди злые», — говорила она, оттого и сильнее раздражалась от обличения своих порывов. Поведение Кенджи она считала лицемерным.

Сенсей позволял нам вариться в собственном болоте, не вмешиваясь, если приказы выполнялись и эффективность сохранялась. Ямаширо-старший, насколько я заметил, считал важным разрешать все конфликты до серьёзных миссий. Поэтому он давал всем возможность выговориться — независимо от темы.

— Именно так и будет, Азуми, — серьёзно сказал Кенджи. — Без всякого поведения вроде твоего.

Мой сокомандник тоже решил вступить в пикировку, сознательно провоцируя девушку.

— О, — улыбнулась Азуми, усилив силу и амплитуду, с которой вырывала сорняки. — Конечно, она будет нежной, женственной, сидеть у окна и ждать тебя, напевая романтические песни. И, разумеется, ни с кем не будет общаться, особенно с мужчинами, а ты всегда будешь для неё лучшим — просто так.

— Да, ведь все другие девушки, в отличие от тебя, нормальные, — выплюнул Кенджи.

Азуми замолчала. Её примеру последовал и Кенджи.

Мы продолжили работать. Несмотря на общее настроение, сенсей успешно привил нам автоматизм.

— Перерыв десять минут, — объявил командир, глянув на часы, и направился к дальней опушке, оставляя нам пространство.

Я понимал, почему сенсей смолчал. Он считал справедливым одинаковое отношение ко всем: защищая или останавливая сына, он разрушил бы атмосферу, которую так старательно создавал. Возможно, он верил, что любая травма сына должна быть преодолена им самим — так он станет сильнее. Или я просто занимался лишним, защищая сенсея вместо него. Сам Фуга никогда не объяснял своё поведение, не привык к такому. Мне же был важен результат его действий.

— Кенджи, почему ты это сказал? — спокойно спросил я, когда мы добрались до дороги и спрятались в тени деревьев.

— Ты слышал, как она вообще к нам, парням, относится? — вспылил юноша.

— Не к нам, а ко всем, кроме нас, — поправил я. — Она не скрывает перед нами своих порывов.

— Да какая разница, — буркнул Кенджи.

— Азуми, — обратился я к ней: она сохраняла пугающее спокойствие. Вот теперь я действительно мог поверить, что она испытывала негативные эмоции. Не сумев контролировать выражение лица, она решила не выражать ничего — на большее была не способна. — Ты же знала, что Кенджи так отреагирует. Зачем ты хотела вызвать у него такие эмоции?

Она повернула ко мне голову. Глаза блестели влагой, но она держалась.

— Лицемер-сан злится, потому что не хочет видеть правду, — спокойно и язвительно произнесла она.

Я жестом остановил Кенджи, который уже собирался ответить на её язвительность.

— Или боится, — предположил я.

— Да не боюсь я этих унылых фантазий, — парировал он.

— Тогда говори за себя, чтобы нам не пришлось додумывать, что ты думаешь, — резко сказал я. — Говори прямо.

— Да какое тебе дело до моих переживаний, а, Сора? — вскочил Кенджи.

— Есть дело, — сказал я, глядя Кенджи в глаза. — Не только до твоих, но и до Азуми. Вы можете ненавидеть меня, друг друга — я не прошу дружбы. Но если ты снова сорвёшься из-за обиды во время боя, мы просто подохнем. А я хочу жить, Кенджи.

Кенджи замолчал, хмуро уставившись на меня. За его спиной я заметил Фуга-сенсея, стоявшего в стороне. Я уже было напрягся, подумав, что время вышло, но он поднял руку в успокаивающем жесте — позволяя нам говорить дальше.

— Азуми? — позвал я. — У вас есть ещё пять минут. Скажи что-нибудь первой. Дай пример.

— Да-да, — закатила она глаза. — Меня бесит, какие вы мудаки.

— Азуми, — повторил я строже. Девушка вздохнула, но дала развёрнутый ответ.

— Меня задело, что ты сравнил меня со змеёй, Кенджи, и назвал ненормальной.

— Я не «младший», я сам свой, — буркнул юноша. — И ваши разговоры раздражают. Не все такие мудаки, как вы.

— Конечно, не все, — возмущённо сказала Азуми. — Я тоже, между прочим, сама своя.

— Разве ваши слова звучат хуже всего, что вы уже наговорили?

— Знаешь что, Сора? — обернулся ко мне Кенджи. — Ты достал своими речами. Кто ты такой вообще? То, что ты общаешься с клановыми, не делает тебя элитой. А то, как ты вел себя во время спаррингов, — это было просто паскудство. Ты знаешь, как было больно?

— Твои мелкие попытки испортить мне жизнь не были весёлыми, Кенджи, — спокойно ответил я. — Я пытался выжить, а ты всё думал, что мир крутится вокруг твоей обиды. В какой-то момент я просто молился, чтобы ты отстал от меня со своими бесконечными разборками.

— О, — ткнула в меня пальцем Азуми. — Меня злит твоя искренняя вера в то, что ты лучше всех. Ты только и показываешь, что всё вокруг — грязь, а ты — гений. Даже эта беседа, которую ты начал, бесит. Почему ты решил, что можешь на себя всё взваливать?

— Твоя мелкая манипуляция изрядно потрепала мне нервы. Бесит, как ты пыталась использовать меня ради своих споров — как будто я какой-то идиот, — сказал я. — Полегчало? — бросил я им обоим.

Они кивнули — неуверенно, но всё же.

— Не мешает прополке? — усмехнулся я.

— Да иди ты, — буркнул Кенджи, оскалившись.

— Тогда идём? — кивнул я. — Азуми? — позвал я, заметив, что она задумалась.

— О, не переживай. Просто поняла, насколько больше смогу сказать вам в следующий раз. Может, даже заранее запишу.

Я лишь закатил глаза. С этим можно было работать.

* * *

Я возвращался с войны с сорняками в приподнятом настроении. Футболка и портянки сушились на палке, которую я нёс на плече, а ботинки были связаны и болтались у меня на шее. Я шёл босиком по грунтовке, медленно и аккуратно — случайный камень не должен был испортить мой долгожданный выходной.

Следующее дежурство было через два дня, а миссия — послезавтра. Целый день отдыха. И, что ещё важнее, завтра мне должны были выдать первую зарплату из госпиталя.

Всего пятьдесят тысяч рё — по десять за каждое дежурство — и всё же это было больше, чем я получал за миссии. Те крохи, что платили за полноценный рабочий день, едва покрывали расход калорий. А ведь наш сенсей ещё и отказывался от своей части. Теоретически — при полной экономии и двадцати миссий в месяц — выжить можно. Без аренды жилья.

Конечно, не все миссии D-ранга были настолько низкооплачиваемыми. Но нам приходилось делить оплату — в отличие от опытных генинов, которые своей выносливостью покрывали работу всей тройки.

Аренда жилья обходилась мне в пятнадцать тысяч рё, и до получения зарплаты я мог потратить ещё столько же, оставив остальное про запас. Тридцать тысяч, накопленные с миссий, равнялись трём дежурствам — ещё одна причина, почему я мечтал переехать в госпиталь.

Хотел бы я кому-то объяснить цену образования — привёл бы в пример свои первые месяцы в роли шиноби.

В ближайшие две недели я мог бы даже позволить себе что-то действительно вкусное — и живот тут же напомнил о себе, требуя сочного бифштекса.

Добравшись до ворот, я поприветствовал постовых — тех самых, что почти никогда не менялись. Они были устоявшейся шуткой среди шиноби, что, по правде, было несправедливо. Если им платили за день как мне за ночное дежурство, я бы тоже любил тупую, безопасную и хорошо оплачиваемую работу.

Мне даже не пришлось приподнимать соломенную шляпу, чтобы показать протектор — меня и так узнали. А ведь я выходил из деревни всего раз пять. Опыт постовых был очевиден.

Шляпа была отличным бонусом от работодателя — едва ли не более ценным, чем сама оплата.

Меня слегка пожурили за внешний вид, но, поскольку в Конохе не было дисциплинарных взысканий, я спокойно направился в свой родной бедный квартал. Там я не выделялся. Но это не спасло — будущий Хокаге всё равно меня узнал.

— Сора! — закричал он, подбегая. — Собрание через пятнадцать минут! Быстрее, быстрее!

И потащил меня к полигону. А у меня, доводящего себя до чакроистощения целую неделю, не осталось сил сопротивляться оранжевому тайфуну.

Наруто переживал, что у меня не было времени увидеться с друзьями. Что я мог выпасть из компании и — самый страшный грех — пропустить собрание Круга, который сам же и основал.

— Добрейшего всем! — сказал я, махнув рукой. Мы пришли последними.

— Выглядишь своеобразно, Сора, — заметил Шикамару.

Увидев знакомую свежесть, я не смог удержаться. Сбросив ботинки с шеи и кинув палку, я направился к речке и нырнул в неё, не думая ни о чём.

Глубина, холод на коже, чистота — всё было идеально. На мгновение я растворился в прохладной, обволакивающей воде.

— Мы тоже рады тебя видеть, — прокричала Ино с иронией.

— Не обращай внимания, — махнул рукой Шикамару. — С момента нашей первой тренировки она всё вспоминает тебя и мечтает снова поспорить.

— Подискутировать, — поправила Ино. — Но спорить не буду. Я скучала по нашей компании.

— Ох, Ино... — я лёг на спину, раскинувшись звездой. — Это так мило.

К сожалению, я не услышал, что ответила куноичи, и позволил себе ещё минуту полного расслабления — прежде чем вернуться в реальность.

Я вышел из воды и заметил, что все смотрят на меня, ожидая ответа. По лицам было видно: пока я пребывал в нирване, успел нарушить традицию — тот путь обмена колкостями, что годами повторялся. И дело было не только в том, что я не услышал. Сегодня я просто был не в настроении.

— Вода помешала, — пожал я плечами, направляясь к своему месту. — Но я действительно считаю это милым.

Ощущалась лёгкая неловкость, будто никто не был готов к такому повороту. Ино, уставившаяся на меня со смесью удивления и беспокойства, Шикамару, открывший глаза и анализирующий моё поведение, Шино, не сводящий с меня взгляда в ожидании, и Чоуджи, чувствующий интерес, но продолжавший жевать чипсы — все ожидали продолжения.

— Я же говорил, что он странно себя ведёт! — выкрикнул Наруто.

— Я устал, — взял у сидящего рядом Шикамару флягу и отпил воды. — Удивлён, что вы — нет. Джонины — настоящие звери. Мы только с четвёртого раза сдали марш.

— Марш? — Шикамару приподнял бровь.

— Утяжелители, груз, двадцать километров, два с половиной часа, — продолжал я объяснять, пока не оценил эмоции товарищей. — Нет?

— Не-а, — подтвердил мои мысли Киба.

— И как же тогда вас учат? — я знал, что у нас это был воспитательный момент, но передвижение было слишком важным элементом, чтобы его игнорировать полностью.

— Нас вообще никак, — удивил Наруто. Я помнил, что он что-то говорил про безалаберность, но это, в моем понимании, граничило с откровенным игнорированием обязательств.

— Командное взаимодействие наших техник, — коротко объяснил Шикамару. — Зарядки — да. Контроль чакры — да. Но никаких утяжелителей.

— То есть вы хотите сказать, что вы не держитесь на воде по восемь часов, обрабатывая рисовые поля? — спросил я риторически, ведь знал ответ. — Прекрасно. Объявляю заседание открытым.

— Хочешь об этом поговорить, Сора? — спокойно спросил Шино.

— Не-а, — махнул я. Жалобы никому не помогали, да и я неплохо держался. Наша тройка действительно была плохо сработана и заслуживала такие нагрузки. — Кто первый?

— Я! Я! Я! — вскочил с места Наруто. — С завтрашнего дня моя команда отправляется на миссию С-ранга! Мы первые, чтобы вы знали!

— Мы тоже завтра отправляемся, — поделился Шикамару.

— И мы, — заявил Киба.

— То есть новый этап обучения, — вздохнул я. — Значит, и мы скоро будем.

— Скорее всего, — пожал плечами Шикамару.

— Эй, то есть, мы не особенные? — возмутился Узумаки.

— Ты всегда особенный, Наруто, — поддел того Киба, начав очередной раунд их конфронтации.

Они тоже соскучились друг по другу, просто не могли открыто об этом сказать.

Акимичи, быстро глянув в мою сторону, пожал плечами и занял Шино разговорами, оставив разбираться с ситуацией Шикамару и Ино, сидевшими около меня.

— Сора, ради спокойствия других, более чувствительных членов моей команды… — тяжело выдохнул Нара. Он всегда быстро осознавал необходимость своего участия. — Ты устал из-за тренировок?

— Сенсей нас гоняет почём зря, миссии, ночные дежурства в госпитале… Я также умудряюсь стирать и готовить каждый день. Большую часть времени я думаю о вкусном окорочке и сокрушаюсь из-за отсутствия дополнительной фляги. Нам-то Фуга-сан подарил по одной. А ещё я очень люблю спать. — Подробнее я объяснил своё состояние. — Передай Чоуджи и Ино, что я справляюсь.

— Ну хоть какие-то зачатки чувства юмора остались, — вздохнула Яманака.

— Его не вытравить, — пообещал я им. — Без него не выжил бы.

— Ха. — произнесла девушка несерьёзно. — Сора, мы же друзья и я переживаю. Вот и всё.

— Я счастлив, честно. С каждым днём всё ближе к цели, — заверил я Ино.

— Работать в госпитале, знаем, — вернул свой саркастичный тон Нара.

— Нет, — улыбнулся я, помахав головой в несогласии. — Ничего не делать.

Шикамару хмыкнул.

— Ладно, это уважаемо.

— Лучше расскажите, как у вас дела, — перевёл я тему. — Обещаю, я не засну, как это было с Наруто.

Узумаки моментально повернулся к нам — и всё для того, чтобы подтвердить.

— Да, так и было. Но я не в обиде — он выглядел как скисший огурец.

— Усыпить лучшего друга своими разговорами — это достойно, — Киба явно не насытился и вернул внимание блондина к себе.

И они продолжили. И мы. Вечер выдался спокойным, а тело почувствовало возможность отдохнуть.

* * *

Полдня я развивал бурную деятельность.

Отоспавшись, я отправился за покупками. Аренду оплатил сразу, но с продуктами решил повременить: не знал, сколько продлится потенциальная миссия, боялся что свежие овощи и фрукты просто сгниют.

С другой стороны, я позволил себе излишеств. Два комплекта одежды при каждодневных нагрузках — смехотворны. Потратив с десяток тысяч рё, я мог теперь выйти в люди и работать, не думая о каждодневной стирке.

На встречу с Сайто-саном я пришёл уже не как оборванец, а как небогатый, но уважающий себя член общества: коротко стриженный и в чистых, светлых тканях. Для самого жаркого периода лета — самое то.

Ирьенин по нашей традиции подготовил чай. Но сегодня вместо обыкновенных булочек было нечто обворожительнее: тонко нарезанный мясной рулет и темпура с овощами. На десерт — моти разных оттенков и вагаси в количестве, котором я раньше на одном столе и не видел.

— Не очень подходит под чай, но к чему эти условности, — улыбнулся Сайто-сан, приглашая рукой за стол.

Ординаторская ещё никогда не казалась мне такой светлой и уютной. Я едва сдерживал порыв накинуться на еду, но все же сел, ожидая первую заварку чая.

— Ладно, вы меня подкупили, — согласился я, потянув куски рулета в свою тарелку. Аромат мяса сам собой вытянул из меня счастливую улыбку.

— Наш учитель, — начал спокойно ирьенин, добавив в голос толику мягкости, — был суровым шиноби. Первые полгода мы то и дело занимались до изнеможения, до автоматизма. Мы ненавидели свою жизнь, пока не началась война.

Я слушал и поглощал еду. В этот момент мне могли говорить что угодно, и я был бы внимателен. Кусочки мяса таяли в моём рту, и последние нотки раздражения и усталости испарялись из тела.

— Мы выжили, — продолжил Сайто, — в отличие от многих. Как бы тяжело ни было на тренировках, мы заметили, что на войне нам было проще, чем другим. И, честно говоря, все эти страдания того стоили. Пережить и не сломаться — такое дано не всем.

— А третий из вас? — Было некультурно говорить с набитым ртом, но я не мог остановиться.

— Умер, — с тенью грусти проговорил он. — Рак лёгких, пять лет назад.

— Курил? — уточнил я.

— Нет, но такое иногда случается, — откинулся на спинку кресла учитель.

Сам того не заметив, я уже поглотил половину рулета и, совершив подвиг воли, умерил темп. В выходной слечь с расстройством желудка — недостойно ирьенина.

— Но почему методы АНБУ? — уточнил я.

— М? — вопросительно приподнял бровь Сайто.

— У меня есть источники, — пожал плечами. — Других детей не тренируют в таком духе. Там — упор на индивидуализм и личную силу. У нас — команда. Так почему?

— Наш покойный сенсей был выходцем из этой системы, — отвечал всё так же мягко ирьенин. — Хотел передать свой опыт и отобрал нас. После войны наша команда разделилась, и Фуга пошёл по его стопам. Я же попал сюда, в госпиталь. Наш товарищ продолжил свою карьеру шиноби вне специальных сил до самой своей смерти.

— Ямаширо готовит своего сына, — заключил я, палочками выхватывая моти из общей тарелки.

— Да, расчёт вашей команды — что через полгода тренировок каждый пойдёт своим путём.

— Но сам-то Кенджи этого хочет? — не мог не уточнить я.

— Фуга не очень многословный отец, и это сыграло свою роль, — было видно, что сенсей подбирал слова аккуратно. — Он предложил сыну альтернативные пути в жизни — чиновника или торговца. Кенджи же подумал, что Фуга не признал его достойным пути шиноби. Он хотел оберечь сына от тяжёлой судьбы, но теперь, когда Кенджи-кун загорелся идеей доказать, моему другу оставалось только подготовить его.

— А Азуми?

— О, — улыбнулся Сайто. — Она тоже подходит для специальных сил — больше, чем кажется. Как и ты, но тебя я уже успел застолбить.

— О, благодарю, — хмыкнул я. — Но «талант к преподаванию» я оценил.

— Как и многие новобранцы АНБУ до тебя, — кивнул Сайто.

Чувство насыщения было превосходным, и не хотелось думать ни о чём. Я знал, что как только доберусь до дома, буду лежать на кровати и просто наслаждаться жизнью.

— Через два месяца Фуга слегка ослабит режим тренировок, и у нас получится заняться углублением твоих знаний, — продолжил сенсей. — Пока что тебя хвалят.

— Ещё бы, — подтвердил я. — Пациенты как дети, а с детьми я общаться умею.

— Угу, — хихикнул Сайто. — Так что, чаю?

— Это — ваше оружие. С этого момента вы за него отвечаете.

Я внимательно осматривал и взвешивал в ладонях танто в ножнах — подарок сенсея.

— Достаточно лёгкий, чтобы не мешал в бою. Короткий — идеален для узких пространств. В умелых руках смертелен. И обязан всегда быть в безупречном состоянии — это ваша зона ответственности.

После выходного Фуга признал физподготовку достаточной — и объявил, что мы переходим к следующему этапу тренировок.

— Способов вести бой — великое множество, — продолжал сенсей. — Я обучу вас тому, что передали мне. Сначала вы будете сражаться одинаково, специализация придёт со временем. Так вы научитесь понимать, чего ожидать друг от друга в бою.

Мы внимательно слушали, проникнувшись настроем командира.

— Индивидуальность — хорошее качество. Коноха славится своими сильными бойцами, но держится она на системе. На сотнях, которые молча выполняют свои задания. И вы станете одними из них, — закончил сенсей. — А теперь — стойка…

Он действительно обладал даром преподавания. Создав теневых клонов, он дал каждому копию себя. Как ухаживать за оружием, как с ним обращаться, базовые движения — всё это сопровождалось сухими, точными объяснениями, включая причины, что и как делать нельзя. Уже к обеду мы перешли к командному взаимодействию: построению, патрулированию и вступлению в бой. И тут теневые клоны отлично себя показали, отыгрывая для нас роль соперников и наглядных примеров.

Академия дала нам базу, и она пригодилась. Но Фуга учил нас глубокой кооперации — когда ты знаешь, как поступят твои товарищи ещё до того, как среагирует неокортекс. В рамках армейской подготовки это впечатляюще, но меня беспокоила одна деталь.

— Сенсей, если есть теневые клоны — зачем всё это? — с сомнением произнесла Азуми, озвучив мои мысли.

— Хороший вопрос, — кивнул Фуга. — Техника затратная и сложная, не каждый её осилит. Чакра между копиями делится поровну, а сами они хрупки и легко уничтожаются. Эту энергию куда разумнее вложить в ниндзюцу или гендзюцу — до них мы ещё дойдём. Но из личного опыта скажу: три живых шиноби лучше, чем один и пара его клонов.

— А если копий сотня? — поинтересовался Кенджи.

— Вы не хотите сталкиваться с людьми, способными даже на десяток, — позволил себе лёгкую улыбку Фуга. — Таких единицы. И на них вы не пойдёте втроём, даже будучи чунинами. В таких случаях у вас будет только два выхода: отступить или умереть. Ещё вопросы?

— Теневые клоны обладают полноценным сознанием? — не удержался я. Я слышал об этой технике, но доступные мне описания были скупы.

— Ограничено, — коротко ответил Фуга. — Если вы справитесь с тренировками на этой неделе, я проведу лекцию с демонстрацией. Пока же не отвлекайтесь. Возвращаемся.

Занятия не несли такой же нагрузки, к какой мы уже привыкли, но усталости от этого было не меньше. Через день мы выходили на базовые миссии D-ранга, а утро начиналось с зарядки с учителем — всё того же марш-броска с растущей нагрузкой. Десять километров — куда проще, но вполне достаточно для поддержания тонуса.

Мои друзья уже разошлись по своим миссиям, не отличающимся особым разнообразием. Охрана персон, караванов — ничего, что подразумевало бы настоящую опасность при джонине-наставнике. Как я заметил, Коноха вводила новобранцев в строй мягко, давая им адаптироваться и почувствовать себя шиноби. Она старалась это делать — ведь то, что произошло с Наруто, не было частью плана. Хатаке-сан, узнал я позднее, был хоть и ленивым, но своеобразным наставником: он предпочитал подвергать подопечных неконтролируемому стрессу, чем отличался от Фуги. Да и сам обладал воистину суицидальными наклонностями. Ужасающее сочетание для наставника подростков, но с результатом не поспоришь — его ученики стали выдающимися людьми.

У меня было несколько свободных вечеров, и один из них — после очередной тренировки — я провёл в довольно необычной компании.

— Ты смотри, смотри, — щупал пальцами ткань спецовки Кенджи. — Какая мягкая!

— Смотрю, смотрю, — кивнул я, заметив ценник в десять тысяч рё.

Нам нужно было оружейное масло, а ещё мы заинтересовались поясами с креплениями под танто — завязки были не очень удобны. Так нас и занесло в магазин снаряжения.

— Не стесняет движений и отлично защищает от ранений, — заверяла нас миловидная девушка.

— Надо брать, — удовлетворённо проговорил Кенджи.

— Да, ведь грядки в ней полоть — самое то, — не сдержал я сарказма.

— Тц, — цокнул он языком. — Я на секунду забыл, что общаюсь с единственным генином-скупердяем.

— Как скажешь, Кенджи, — вздохнул я и стал искать взглядом нашу ненаглядную сокомандницу. Она стояла перед зеркалом, а вторая продавщица активно презентовала ей баночки для «боевого макияжа».

— Ты не понимаешь, — заключил Ямаширо-младший. — Ты только представь: двенадцатые снова на солнышке греются, а тут мы — все такие, прям «ух!» — пробегаем.

— А потом через полгода выкидываем — ведь активно растём, а кофта за десять тысяч рё так врага и не увидела.

— Ну конечно, тогда стоит носить только обноски, как ты, — пробурчал он.

— Именно, — согласился я с ним, заинтересовавшись стойкой с ботинками. Мои уже были впритык, так что покупка казалась оправданной.

Девушка-продавщица быстро вычислила мой интерес и уже стояла рядом, пока я ощупывал варианты.

— Вот эти отлично пропускают чакру, вы даже не заметите разницы, — указала она на босоножки за тридцать тысяч рё.

Я ухмыльнулся её наглости. Вся обувь с лёгкостью пропускала чакру и без всяких уловок — энергия ведь была нематериальной. Проблема заключалась в привыкании к определённому типу обуви, а так шиноби и на деревянных недоразумениях бегали — кому как удобно. Тактика, рассчитанная на генинов, которые таких нюансов не знали, была выбрана удачно. Но, к её сожалению, я изучал чакросистему не просто так.

— Не люблю, когда камни и грязь попадают под ступни, — фыркнул я. — Ищу закрытый вариант.

— Тогда как насчёт нашего нового поступления? — не уступала продавщица, указывая на другой вариант. — Тонкая металлическая сетка защищает от любых неприятностей и выдерживает падение куная.

«Падение куная» и бросок куная были, очевидно, разными вещами.

— Кроме дождя и снега, — съязвил я, продолжив рассматривать варианты попроще.

— С нашим магазином сотрудничает известный фуин-мастер, способный решить такие мелкие трудности. И всего за полмиллиона рё, — заверила меня девушка. Мимолётно окинув меня взглядом с ног до головы, она продолжила: — Для шиноби Конохи есть возможность рассрочки.

— Благодарю, — посмотрел я на неё с еле скрываемым раздражением. — Откажусь.

Я всё же смог подобрать для себя попроще вариант: купил сапоги, как у меня, только на два размера больше.

— Эй, шпионка из Суны, мы идём! — окликнул я Азуми, не преминувшую ответить мне неприличным жестом.

— Ох уж эти девушки, — скривился Кенджи, глядя на баночки с косметикой.

— Ага, — я скептически взглянул на «крутую одежду», которую он держал в руках. — Девушки.

Спустя несколько минут мы вышли и, по заранее намеченному плану, направились к магазину данго. Это место было удивительно популярным среди куноичи, хоть были вполне доступны нормальные сладости. Но я не лез в традиции мира шиноби, смирившись с тем, что леплёные рисовые шарики с соусом — это деликатес на фоне других рисовых фигурок.

Мы устроились неподалёку от того места, где когда-то поймал меня Лиса-сан. Открытые веранды с этой точки казались даже уютнее, чем в моих воспоминаниях.

— Одежда — ладно. Но зачем тебе ещё два подсумка под сюрикены? — иронично спросила Азуми, оценивая покупки Кенджи.

— Уж кто бы говорил, — буркнул он, поглаживая свои покупки. — Для боевой эффективности денег не жалко.

— Полтора килограмма — каждый, если полный, — фыркнула девушка. — Эффективно, как всегда, Кенджи.

— Эффективнее макияжа, — ответил сокомандник колкостью.

— Ну, знаешь ли… — достала баночку девушка. — Вот этот фиолетовый отлично маскирует лицо и снижает видимость кожи в тёмное время суток. Мы это в академии проходили.

— А если правильно нанести фигурные линии, то это визуально меняет форму лица, — выдал я истинные мотивы куноичи.

— Просто дополнительный бонус.

— Конечно, было бы лучше использовать чёрный или коричневый, но они не такие красивые, — продолжил я.

— Ладно. — вздохнула девушка. — И в чём же твоя слабость? Ботинки? Выделяешься из команды — а так нельзя, сенсей не оценит.

— Пока что не имею денег на слабости, — пожал я плечами. — А ботинки удобные, рекомендую.

— Ты же вроде в госпитале подрабатываешь, — устало потянулся Кенджи. — Все деньги уже профилонил?

— Моя аренда и еда сжирают почти всё, — укусил я принесённое данго.

— Тебя что, родители заставляют платить? — удивился сокомандник.

— Арендодатель, — поправил я его, пытаясь найти вкус на пятьсот рё в сладости.

— Так его же из клана выгнали, — поделилась Азуми, обволакивая рисовый шарик в сладко-солёную жижу.

— А, — понятливо протянул Кенджи. — У тебя это семейное, я так понял.

— А у тебя — нет, — ухмыльнулся я. Младший на секунду задумался, о чём это я, и аж запунцевел от злости. Но сдержался — прогресс был налицо. — Откуда знаешь, Азуми?

— У Яманака со мной общие подруги. Ты ж не наивный — знаешь, как слухи ходят, — девушка аж закатила глаза от удовольствия, откусив данго.

— Ну и поделом тебе, — всё, что Кенджи смог придумать в ответ.

— А чего ты так перед двенадцатыми хочешь повыделываться? — вернул я внимание на насупившегося сокомандника. — Не помирился?

— Так там же Аясе, — поделилась Азуми. И вновь пояснила: — Слухи.

— А это уже не ваше дело, — заявил Кенджи, вкусив сладости. — Она хорошая, в отличие от вас.

— Ой, не верю, что я это говорю, — сказала Азуми, потерев висок. — Ты бы поаккуратнее с ней. Она не такая, как ты себе представляешь.

— Снова слухи? — раздражённо съязвил сокомандник.

Девушка облокотилась о стол, скрестила руки и уложила на них голову. Мило улыбнувшись сокоманднику, она ответила.

— Нет, мы просто очень хорошие друзья. А ты же знаешь, какая я милая.

Кенджи промолчал.

— Похожие люди… — начал я объяснять парню, но он меня перебил.

— Да-да, Сора, я понял, благодарю, без твоих объяснений я бы ни за что не справился, — буркнул Кенджи и поднял взгляд к небу. — Ками, столько мудаков вокруг.

— Похожие люди притягиваются, — повторил я свою фразу, отпив чая.

— Почему я не могу просто тебя побить? — зажмурился он. — Это было бы так прекрасно, — мечтательно проговорил генин.

— Потому что всем нам придётся отрабатывать это собственными страданиями, — кокетливо продолжила Азуми. — Поэтому мы теперь самые лучшие друзья, Кенджи-кун, — протянула она палочку данго к парню. — Скажи «ам».

— Скажу: «иди на* * *

», — отодвинул предложенную сласть сокомандник. — Какого вы так хорошо спелись, я понять не могу.

Мы с девушкой переглянулись и, вернув взгляд на Кенджи, я ответил:

— Это потому, что ты лёгкая цель, — сказал я очевидное. — А ещё мы, очевидно, из неблагополучных семей, привыкли к пассивной агрессии и умеем выживать с неприятными нам людьми.

— Что такое «пассивное», и почему агрессия такая? — всё же переспросил парень.

— Ам? — вновь предложила сласть Азуми.

— Всё, понял, — тяжело выдохнул парень, вновь отодвинув данго. — Может, мир?

— А это и есть мир, Кенджи-кун, — продолжала своим тоном девушка.

— Пожалуйста? — нехотя выдавил из себя младший.

— Сначала ам, — не отступала куноичи.

— Я все твои грехи прощаю тебе, Кенджи, — серьёзно кивнул я. — А с ней разбирайся сам.

— Ну, ам, — с детским упрямством проговорила Азуми.

Парень тяжело выдохнул, но всё же схватил с палочки один шарик.

— Видишь, не всё так страшно, — пожала плечами куноичи. — Просто не принимай близко к сердцу.

— И вообще, у меня в семье тоже не всё гладко, — уныло проговорил генин.

— Не засыпаешь, пока не прикажут? — с показной невинностью поинтересовалась куноичи.

— Ну да, чего я вообще начал, — с кривой усмешкой пробормотал Кенджи.

Ведь почувствовал близость к нам, но, на тот момент, не хотел в этом признаваться. Выращивание боеспособной команды убийц авторства Фуга-сенсея шло успешно. Система Конохи должна была работать дальше, и каждому из нас предстояло внести свою лепту.

* * *

Дежурство обещало быть лёгким. Крыло было практически пустым, записи Кабуто-сана всегда были выведены каллиграфическим почерком, а я был не слишком уж и уставшим. Быстро проверив трёх незадачливых пациентов, я удалился к своему лежбищу изучать свитки по теории ирьёдзюцу.

Учитель нас обрадовал тем, что послезавтра нам предстоит первая миссия С ранга — сопровождение каравана до столицы Страны Железа. Сенсей, к его чести, дал список всего необходимого для походных условий и пообещал обучить, как всем этим пользоваться в процессе.

Поскольку за неделю у нас было всего два залёта — за ненадлежаще почищенное танто и оставленное без присмотра снаряжение — Фуга удовлетворил моё любопытство и прочитал развернутую лекцию по технике клонирования.

Я мог признать: она была жуткой.

Если иллюзорные клоны были понятны — обман органов чувств наблюдающих — то наличие автономии мышления у созданных энергетических структур вызывало дополнительные вопросы.

В основы медицины и биологии было заложено понимание, что мышление происходит на физическом уровне — с помощью нейронов и связей между ними. Но теневые клоны обладали только чакрой, что роднило их с монстрами биджу. Если в случае с ними я был готов смириться — просто другая форма жизни — то клон был полноценной копией человека. Он мыслил, обладал ментальной связью с оригиналом, анализировал и, по всем принятым признакам, был живым.

Логический вывод: мозг в этом мире не играл той роли, к которой я привык. Это объясняло скорость реакции шиноби, преодолевающую теоретический предел в восемьдесят миллисекунд. Человек здесь, по всей видимости, был не физиологическим объектом, а энергетической структурой — совокупностью чакры. Мы были куда ближе к хвостатым зверям, чем к биологическому виду. Я допускал возможность условной жизни вне тела, а также — при сохранении структуры чакры — возрождения физиологически умерших. Все истории про богов смерти, с которыми контактировали шиноби, потенциально переходили из разряда легенд и бреда в разряд субъективных свидетельств. Я не видел способов подтвердить свои догадки в рамках гуманных экспериментов, но даже так рабочая теория моего существования переставала работать.

То, о чём я думал раньше — о решении парадокса моего существования теоремой бесконечных обезьян — не работало при новых знаниях. Я размышлял, что нейроны в голове маленького Соры случайным образом встали в правильный порядок, чтобы он стал воспринимать себя мной. В мультивселенной эта вероятность стремилась к ста процентам. Но там, в моём старом мире, чакры не было — если, конечно, этот мир вообще существовал, а не был иллюзией или искажёнными воспоминаниями.

Я предавался экзистенциальному кризису, окунувшись в него с головой. И, как это часто бывает, вывести меня из него помог другой человек.

В дверь постучали, и в проходе я увидел Якуши Кабуто, дежурившего в отделении до меня. Как и всегда, он приторно-невинно улыбнулся, объяснившись в причинах своего возвращения.

— Я забыл свою ручку, — почесал он затылок, в манерности совпадая с одним блондином.

— В десять вечера она крайне важна, семпай, — пошутил я, не отвлекаясь от свитков по медицине.

— Не смог выкинуть из головы, — признался Кабуто. Я ему поверил: забывчивость была ему не свойственна.

Приёмный сын бывшей главы Ирьё Бутай стал одной из главных неожиданностей в моей жизни. Причина была проста: я почти ничего о нём не знал — впрочем, мало кто знал. В то время я воспринимал его как типичного потомственного врача, голубую кровь авиценны, и он успешно поддерживал этот образ. Легко ориентировался в социуме, был душой компании, перспективным медиком, да и в нём отчётливо проступала расчётливость в связях. Главврач относился к нему как к названому сыну, открыто демонстрируя протекцию. Тогда Кабуто казался мне простым и понятным — особенно через призму моего прежнего мира. Там дети заведующих отделений не были шпионами террористов-отступников.

— Всё учишься, Сора-кун, — одобрительно хмыкнул Кабуто. Он, похоже, собирался задержаться на короткий разговор, и я был не против. Каюсь: дружеские отношения с любимчиком главы госпиталя казались мне слишком выгодными, чтобы ими пренебречь.

— Люблю использовать время с пользой, семпай, — улыбнулся я в ответ. — Столько ещё всего для изучения.

— Не просто так тебя хвалят, — покровительственно проговорил Кабуто, всем видом показывая, что принимает меня за кохая. Символические жесты в нашем общении были похожи на партию сёги: я легко демонстрировал готовность признавать его старшинство, подозревая в нём амбиции карьерного роста; он же — что жест был замечен и оценён. Ни я, ни он не были до конца искренни, да и наши предположения мало что значили. Будто два актёра с разными сценариями вышли на одну сцену. — Но не переусердствуй, иначе можешь быстро выгореть.

— Редко попадаются новые свитки и книги, — пожурился я. — Сложно остановиться, мир слишком интересен.

Так я тонко намекнул Якуши, что не против приобщиться к его литературным запасам, подозревая, что его мать оставила ему внушительное наследие. Сайто-сан старался давать мне материалы постепенно, чтобы обеспечить прочную базу под каждый следующий шаг. А я обладал достаточным любопытством, чтобы искать нестандартные знания даже «вперёд» своего формального образования.

— Не всё сразу, Сора-кун, — отсмеялся он. — Но я с тобой соглашусь: разгадывать тайны мира — это действительно увлекательно.

Я и не ожидал лёгкого согласия — был готов подождать, пока ко мне присматривались.

— Куда тебя привёл твой любопытный разум? — прислонился он к стене, вперив в меня взгляд.

Я хмыкнул: Кабуто чуть ли не открытым текстом поинтересовался, стою ли я вложений. Поэтому я поделился своими наблюдениями о первичности сознания в чакре, а не в мозге.

Похоже, ему понравилось — он с интересом включился в обсуждение.

— Серьёзный вопрос, Сора-кун. Вряд ли ты найдёшь ответ на него в медицинских учебниках, — пожал он плечами. — Возможна ли жизнь после физиологической смерти при сохранённой чакроструктуре?.. Никогда об этом не задумывался.

— Да, в рамках этичных исследований подобного не узнаешь, — кивнул я. — Так что остаётся только теоризировать.

Лишь позже я понял, почему на меня так иронично посмотрели.

— Не забывай отдыхать, — продолжал он играть заботливого семпая. — Я слышал, тебя гоняют почём зря. Фуга-сан довольно жёсткий.

— Всё, чтобы выжить, — вновь отшутился я. Право, я не подумал, что мои слова впоследствии воспримут так серьёзно.

— Ладно уж, я слишком задержался, — устало потянулся Кабуто. — Тихого дежурства, Сора-кун.

— А вам хорошего вечера, семпай, — пожелал я ирьенину.

Он почти забыл ручку, спохватившись уже у выхода.

Меня это позабавило. В голову даже закралась мысль, что она ему и не была нужна, но я всё списал на усталость Кабуто после работы.

Я поставил себе условный плюс в шкале дружбы с одним из «благородных» отпрысков. Не подозревая, что в глазах агента Орочимару я уже стал потенциальным кадром для вербовки.

---

Примечания:

Из канона, пожалуй, я изменил только одну вещь: все знают, что Кабуто был приёмным сыном Ноно Якуши, бывшей капитана медицинского корпуса. Признаю, лениво менять канон задним числом, только вот я посчитал неудачным обоснованием то, что об этом не знали другие ирьенины — в единственном, между прочим, госпитале деревни, где шиноби под шесть тысяч, а сама структура насчитывает не больше сотни человек. Больше такого не будет, честно.

Дождь лил днями, не переставая. Грунт уже не мог впитать всю влагу, и на поверхности то тут, то там возникали гигантские лужи. Дорога была настоящим месивом, но колёса повозок с горем пополам справлялись — как и наши ноги, окутанные грязью до колен.

Дождевики, купленные по рекомендации сенсея, не сильно спасали от влажности. Вспотевшие и уставшие, мы шагали, сохраняя формацию вокруг каравана. В любую секунду мы должны были быть готовы к нападению, и Фуга делал всё возможное, чтобы мы оставались на взводе.

Тепло и комфорт были исключительно нашей заботой. Костёр на привалах разводить было сложно, даже с катоном Кенджи, но сушить вещи было необходимо. Портянки я менял на каждом привале — ведь даже чакра не могла решить все проблемы гигиены.

Учитель не соврал — он показывал, как следить за собой в походных условиях и что необходимо делать. Полотенца и фляги было достаточно, чтобы привести себя в порядок, а проблемы с сандалиями сокомандников решал уже я.

Такой практики я и ожидал. Если от грязи они отмывались сами, то мацерацию кожи и воспаления приходилось лечить мне. Моих знаний Мистической Руки хватало, чтобы привести ребят в порядок за считанные минуты.

Кенджи и Азуми ругались и всё чаще посматривали на мои ботинки. Хотя раньше тот же Ямаширо-младший был уверен в необходимости пережить этот этап «взросления». Так шиноби называли период бытия генином, когда подростки ещё не привыкли или не придумали, как решить проблему ступней с помощью техник. Мода на сандалии прочно пронизывала культуру Конохи моей молодости, предоставляя шиноби дополнительную возможность «закалить характер». Я, к счастью, в этом не нуждался — мне и так нравился мой характер, без лишних страданий. Пусть многие и смотрели на меня как на «деревенщину», оставившего заскоки гражданских родителей.

С другой стороны, лечение грибковых инфекций было существенной частью заработка ирьенинов, оттого я и не спорил.

Спали мы практически в обнимку, связывая свои плащи в навес на ветках гигантских деревьев. Сокомандники уже на вторую ночь перестали стесняться, ценя тепло тел друг друга. Так что очередной совет Фуга-сенсея для дождливой погоды зашёл на ура.

Мы страдали и скучали по разнообразной еде, пережёвывая солонину и сухари. Рис, по мнению нашего наставника, был излишеством и занимал много места на выходе. Я не спорил, а просто мечтал о консервах.

Верхними путями мы бы добрались за три дня, но караван вынуждал нас растянуть путь на полторы недели. И мы послушно шли.

— А на рисовом поле было неплохо, — буркнул себе под нос Кенджи, вызвав смешок Азуми.

— Ничего, ещё дня два — и задумаешься о богатых невестах, — пообещала она.

Как оказалось, новая крутая форма Кенджи отлично впитывала влагу. Вернее, по рекламным заверениям, она должна была её отводить, но дождь не видел различий. Парень принял волевое решение и выкинул её на третьем привале. Девушка была не лучше, ведь её «водооталкивающая» косметика должна была смываться каждый вечер для сохранения здоровья кожи. К её сожалению, сделать это без масел было практически невозможно. Азуми старалась, но смогла только размазать краску по лицу. Нездоровый фиолетовый оттенок кожи сохранился вплоть до прибытия в город.

— Как скажешь, баклажан-чан, — тяжело вздохнул Кенджи.

В ту ночь парень проследил, чтобы девушка заснула первой, опасаясь за свою безопасность.

Всему виной была Страна Дождя, находившаяся недалеко от нашего маршрута. Проклятое самой природой место — неудивительно, что именно там и родился человек, вечно говоривший о боли.

Происшествий в пути не было, за исключением своеобразных «пограничников» за два дня до точки прибытия. Местные молодчики, увидев протекторы Конохи, быстро стушевались, пожелав хорошей дороги Фуге-сану.

Просили они немного — всего в полтора раза дороже миссии С-ранга в нашей деревне. Я бы и не удивился, если бы удалые парни были в доле охранного бизнеса, специально держа цены «чуть выше». Но, как оказалось, такая очевидная схема не практиковалась шиноби, считавшими ниже своего достоинства так вести дела.

И всё же мы добрались. Сама Страна Железа не сильно отличалась от нашей — да и в этом был плюс. Купальни были такие же роскошные.

Сенсей разрешил нам отдохнуть, уйдя по своим делам на весь вечер. Так что мы праздновали успешное завершение своей первой «серьёзной» миссии.

Мы сидели в халатах в общей комнате местного онсена и наслаждались чаем.

— Это не стоит тех денег, что мы заработали, — поделился своими наблюдениями Кенджи.

Я мог только угрюмо кивнуть — ведь пропустил четыре дежурства в госпитале. Я работал в убыток, но понимал необходимость этого этапа. Было бы не так сложно, передвигайся мы в повозках, как это делали другие участники каравана, но Фуга-сан видел в первую очередь необходимость нашего обучения.

И он был строг, но по-отечески справедлив — за исключением того случая, когда мы на пятый день пути полночь оттирали ржавчину с наших танто.

И у него, у нашего сенсея, всегда был план на нас.

— Миссия? — переспросила Азуми, пытаясь осознать предложение джонина.

— Полиции города необходима наша помощь, — кивнул Фуга, осматривая нас, выстроившихся по линии в экипировке. Он действительно дал нам отдохнуть и отоспаться, затребовав нас уже к обеду. — Группа преступников скрывается в лесах.

— Резковато, — хмыкнул я, впервые позволив себе съязвить сенсею. В такие случайности я не верил — не от опытных командиров специального назначения. Надеялся, что крещение кровью произойдёт куда позже, под конец полугодового курса обучения от Фуги. Но не верил, ведь понимал условия существования шиноби.

— Да, Хамано, — вперил в меня суровый взгляд сенсей.

Мораль предыдущей жизни бурлила во мне от негодования. И восемнадцатилетние не заслуживали этого, а подростки — и подавно. Их учили, их обрабатывали, их готовили. Как и меня когда-то. Привыкнуть к смертям и окопам можно в любом возрасте, но лучше делать это, слегка пожив.

— Наша задача — их выследить? — перевёл внимание на себя Кенджи. Мои сокомандники были удивлены моему необычному поведению. Они обеспокоенно смотрели на меня, боясь групповой физической отработки проступка, не понимая, что им грозит нечто куда серьёзнее.

Я глубоко выдохнул, успокаиваясь. Уже через секунду я вернул своё обычное нейтральное выражение, вырабатывавшееся мной за года общения с командирами.

— Сора, — позволил себе Фуга фамильярность, до этого момента им не проявлявшуюся. — Кенджи. Азуми, — обвёл он всех взглядом. — Задача: устранить.

Сокомандников будто пыльным мешком ударили. Вся пресловутая психологическая подготовка рушится именно в такие моменты. Легко реагировать правильно на нечто далёкое и нереальное. Сложнее — вспомнить уроки на практике.

— Если вы захотите, — тем же тоном продолжил сенсей.

Я удивился не меньше своих товарищей — ведь к подобной дипломатичности не был готов.

— Поясню коротко, — прикрыл глаза джонин, будто собираясь с мыслями. — Если вы хотите долго оставаться в поле, вам придётся убивать. Но есть шпионы. Есть врачи. Есть полицейские. Аналитики. Секретари. Только половина шиноби остаются до конца своих дней действующими бойцами. И многие уходят в неконтактные специализации ещё в молодости. Это не зазорно. Это возможно в наш мирный период.

— Но мы же столько тренировались, — сразу возмутился Кенджи. В его голосе прозвучала давняя и неугасшая обида на отца.

— Есть множество разных убийств, — вновь обвёл взглядом всех нас сенсей. — Самое благородное — убийство из защиты: родных, близких, деревни, страны. Когда идёт война, множеству людей приходится брать в руки оружие. Подходят они для этого или нет — это не призвание, это выживание. Для этого в первую очередь я вас и учил, и буду учить дальше — несмотря на ваш выбор.

Фуга посмотрел на сына и, увидев, что тот частично удовлетворился ответом, продолжил.

— Есть убийство из убеждения. Когда оно кажется справедливым: устранение предателей, насильников, убийц. Для этого необходимо призвание. И это — наш сегодняшний случай.

Фуга прошёлся вдоль нашего небольшого строя, давая нам время подумать.

— И есть убийство из приказа. Когда вам не нужно понимать причины. Для этого необходима покорность. Но я от вас не потребую такого. Разные структуры, в которые вы сможете со временем вступить — да. Но...

Он вновь сурово обвёл нас всех взглядом.

— Любое убийство уникально. И вам в конце с ним жить.

Я улыбнулся. Угроза раннего и целенаправленного опорочивания людей кровью стала понятнее.

Фуга сделал последнюю попытку спасти своего сына от участи быть инструментом войны.

Я бы и не назвал это манипуляцией. Честные слова в нужный момент способны сделать больше, чем тысяча лживых изречений. Сенсей пытался дать гордые рамки своему сыну, практически умоляя его не идти без необходимости на проливание крови. В рамках ветерана это выглядело именно так — максимальная забота, на которую был способен бывший АНБУ. Выбор. Но Кенджи, несмотря на его старания, не мог этого понять.

— Это не то, чему нас учили, — воспротивился сказанному парень.

— Я ваш сенсей и решаю, чему вас учить, — строго проговорил Фуга.

Моя улыбка стала горькой. У отца не получилось.

— Я шиноби, и я готов выполнить миссию, — упёрся Кенджи. Подростки часто так делают, пытаясь завоевать независимость от родителей. — Азуми, Сора? — обратился он к нам, ища поддержки.

— Они заслужили смерти? — уточнила девушка у взрослого.

— Так считает этот город, — кивнул Фуга. — Они убивали, насиловали, грабили и скрывались месяцами.

— И если мы их не остановим, они продолжат, — больше утвердила, чем спросила Азуми.

— Если не вы, то я, — заверил её Фуга. — Ваш выбор влияет только на вас.

Девушка пыталась найти для себя моральное оправдание, но, поделившись со мной позднее, показала, что её идеи были куда проще. Она знала (вернее, думала), что ей придётся остаться полевой шиноби. И чтобы выжить, ей пришлось бы убивать — всё как сенсей и говорил. А свою жизнь девушка ценила.

В чём-то мы действительно были похожи — а именно в наших семьях, ведь её ситуация до боли напоминала мою до исключения из клана.

— Мы должны, — давил своими убеждениями Кенджи.

Девушка неуверенно кивнула.

Я же не мог бросить двоих подростков в такой ситуации, а сенсею оставалось лишь смириться с неизбежным.

* * *

Фуга, как выяснилось, сделал черновую работу. Преступники уже были выслежены и разведаны — ночь джонин не терял зря. Да и не в этом состоял смысл нашей деятельности.

Уже к вечеру мы стояли на опушке, в полукилометре от временного обиталища бандитов.

Мы, как нас и учили, составили условную карту на земле, обозначая препятствия, пещеру и местоположение наших целей.

Быстрая рекогносцировка, проведённая добровольцем Кенджи, подтвердила информацию учителя. Их было пятеро: трое спали, двое стояли у входа. Поведение выдавало дозор.

— Мы их в два счёта: нападаем быстро, пока другие не проснулись. Они — обычные люди, а мы — шиноби.

Напыщенная самоуверенность вернулась к Кенджи в избытке. Для него, юного дарования, всё было просто. Он, в своём уме, противостоял отцу, не признающему в нём взрослого.

— Да, но можем сделать хитрее, — не стал я спорить с парнем. В таком состоянии и в тот момент это было бесполезно. — Заодно покажем сенсею нашу командную работу. Подождём, пока один из постовых отойдёт в кусты. Там я его устраню, а ты превратишься в него и тихо уберёшь второго. И тогда мы втроём одновременно закончим со спящими.

— Хочешь быть первым? — возмущённо спросил юноша.

— Нет, — заверил я его. — Ты просто лучше меня в превращении, а кровь на одежде тебе помешает, — слегка приврал я.

Он кивнул, и в общем и целом команда согласилась на план.

Не знаю, оценивал ли мои действия в таком ключе Фуга-сенсей или нет, но я подарил ему ещё одну надежду. Взяв на себя грех первого убийства на миссии, я поставил Кенджи в ситуацию, при которой ему предстояло рассматривать свежий труп. Не все выдерживают, а, учитывая то, что ему придётся ещё хладнокровно прирезать второго, притворяясь своим, парень мог оступиться и передумать.

Но джонин лишь хмуро смотрел на нас, пребывая в своих мыслях.

Я выждал свою жертву. И для меня это тоже был свежий опыт. Винтовки сделали войну обезличенной, и, видя искривлённые снарядами и пулями тела вблизи, я никогда ранее не участвовал в рукопашном сражении. Лёгкий мандраж присутствовал, но руки выполнили заученные движения, позволяя мозгу сильно не думать.

Клинок попал туда, куда было нужно, перекрыв дыхательные пути и повредив голосовые связки. Мужчине уже не суждено было издать ни единого звука. Обессиленной куклой он упал — перебитые позвонки не позволили ему сделать ничего.

Я скривился, видя этот испуганный и удивлённый взгляд, направленный на меня. Я ненавидел его — и ненавидел человечество в такие моменты.

Кенджи на секунду замер, неверяще глядя на упавшего. Мог его понять: сложно принять и осознать, что тело человека — то же самое мясо, и не сильно отличается в реакции на железо от мясного бифштекса. Я был уверен, что в его голове прошли неприятные аналогии, но парень сумел собраться. Применив технику, он двинулся вперёд.

Время, как и всегда, растянулось в восприятии. Кенджи шёл неуверенно, будто пьяный, но, к счастью, это сыграло на руку. Его «напарник» подумал, что он «догнался» и смеялся с этого до тех пор, пока танто не проткнуло и его тело.

Кенджи, как ошпаренный, выпустил оружие, позволяя ему остаться в теле падающей жертвы.

В тот же момент я устремился к сокоманднику. Это была точка наивысшего риска. Сейчас он был уязвим и не обращал внимания ни на что вокруг.

Кенджи тяжело дышал и пытался не смотреть на свои руки. Часть крови попала ему на лицо, и, в целом, выглядел он устрашающе — пока его не стошнило. Я мог только охранять его в момент слабости, ожидая, пока он не придёт в порядок.

Он всё же смог, и будь он годов этак двадцати пяти — я мог бы его и подбодрить. Но подростка за подобное хвалить было мерзко.

Азуми приблизилась к нам. Её лицо было каменным, но таило некий глубокий ужас при виде трупа. Она сжимала танто до белизны пальцев и старалась успокоить себя, глубоко дыша.

Мирный храп наших целей слышался из пещеры, и потому я счёл возможным напомнить им: не поздно остановиться.

— Пошли уже, к чёрту всё, — злился на самого себя Кенджи, выпрямляясь, вытаскивая танто и делая шаг в сторону убежища преступников.

Азуми слегка оступилась, её рука дрогнула, но хмуро последовала за ним.

Я тяжело вздохнул, но присоединился к юным убийцам.

Нам повезло, и цели спали мирно и спокойно, не подозревая о своей участи. Лучшая из возможных смертей — во время пребывания в грёзах. Мозг работает ещё некоторое время после физиологической смерти, и провести его в снах — благословение, недоступное многим.

Командная подготовка давала о себе знать. Не говоря ни слова, мы разделили цели, и, спустя целую вечность, наши танто обагровились.

Кенджи тяжело дышал. Издав гортанный звук, он выбежал из пещеры. Азуми, похожая на ледяную статую, последовала за ним. Этот взгляд был мне знаком.

Сенсей пропустил четвёртый пункт: убийство по прихоти. К счастью, мои сокомандники уж точно на такое были не способны. Не тот материал.

Я вытер своё танто и проделал то же с оставленным оружием ребят. Им было не до него, и моя ответственность как старшего заключалась в прикрытии проколов новобранцев. Оценив тела на признаки жизни, я забрал клинки и направился наружу.

Подростки сидели на траве, спиной к произошедшему. Сенсей медленно к ним подходил, а я — оценил, какой красивой была луна, восходящая прямо перед нами.

Я воткнул танто в землю за спиной сокомандников. Им лучше было сейчас не видеть их — отстранившись от содеянного. Отдышаться и начать привыкать жить с этим.

Приземлившись слева от парня и девушки, я достал флягу, сделав лёгкий глоток. Во рту всегда пересыхает, да и вода — отличный способ вывести из прострации людей. Базовые действия, доведённые до автоматизма. Хватательный рефлекс Кенджи сработал — он отпил и передал флягу дальше.

Сенсей выглядел чернее тучи, осматривая своего сына. Мне бы и самому было сложно наблюдать слом этой струны в душе близкого мне человека. Но он знал, что делал, и дискомфорт — не такая серьёзная цена за проступок.

Мы сидели с десять минут. Фуга явно дал подросткам осмыслить произошедшее и отойти от адреналина. И вот, убедившись, что они его услышат, он начал.

— Главное — не молчать, — сухо выдавил сенсей, с пониманием сказанного. Он не пытался выдать до безразличия очевидное. — Я не смог говорить в свой первый раз. И это было плохо. Просто озвучивайте то, что вы думаете. Четыре головы лучше одной.

Видя трудности сокомандников, я им подсказал.

— Они были людьми, — мои слова заставили слегка дрогнуть девушку и парня. Их взгляд, до этого момента направленный в пустоту, направился в мою сторону.

— Мы должны были это сделать, — спорил с собой Кенджи.

— Они были убийцами и насильниками, — тихо проговорила девушка.

— И всё же, людьми, — повторил я.

Мне никогда не нравилось обесчеловечивание. Ложь и ещё раз ложь. Редко встретишь человека, который заслуживает лишения такого статуса. Действия, которые делают убийство обоснованным, — чаще. Самый ужас в том, что они, мёртвые, были такими же, как ты. Я видел осознание этого единственным путём к психическому здоровью.

— Я не хочу убивать лишь из-за приказа, — озвучил я спокойно вслух. Смелое заявление для нашего общества, но я не ощущал угрозы от Фуга-сана. Да и, в конце концов, я на тот момент и так знал, что меня изучили вдоль и поперёк. И если мне разрешали говорить и жить, я не собирался игнорировать своё право.

— Слабак, — с горечью выговорил Кенджи. — Мы должны. Мы — шиноби.

Его лицо покраснело, и предательская влага стала скапливаться в уголках его глаз.

— Ты не слаб, Кенджи, — заверил я парня, к ещё большему эмоциональному раздраю. — Мне тоже не понравилось.

— Оно… всегда? — аккуратно спросила сенсея Азуми, чьё лицо тоже стало подрагивать.

— В большинстве случаев, — кивнул джонин. — Часть привыкает.

— А другие?

— Другие лежат в палатах госпиталя. Кто с алкогольной интоксикацией, кто в комнатах с решётками на окнах, — проявил я свой юмор, не раз спасший мою психику.

Фуга оценивающе посмотрел на меня, пытаясь осознать мою реакцию.

— Ты успел увидеть сдавшихся, — сделал он свой вывод.

Не нравился мне этот термин, но он был популярным среди шиноби. Токсичность воинской мысли не могла понять, что самим названием они делали людям только хуже.

— Травмированных, — поправил я взрослого. — Их никто не слушает. Всегда проще провести седацию и не тратить свои нервы. Но они так хотят выговориться. И иногда я им помогаю во время ночных дежурств.

Ведь в этом мире были только Яманака, занимающиеся людьми уже в крайних случаях.

— О чём они говорят? — с каждым мгновением Азуми оживала. Голос ещё дрожал, но взгляд уже фокусировался. Будто бы эта информация могла дать ей опору.

— О себе. О лицах, что они никогда не забудут. О запахе железа. О страхе. О отчаянии. О своих слабостях. То, что никому не интересно.

— Это сложнее, чем я думал, — сквозь всхлипы выдавил из себя Кенджи.

— Разве могли мы знать? — грустно проговорил я.

— Вы справитесь, — позволил себе нежность в голосе Фуга. Повинуясь веянию момента, он положил свою руку на плечо сына, пытаясь того поддержать.

Я нашёл это ироничным, ведь произошедшее сегодня позволило сенсею наконец почувствовать себя отцом. У него и у Кенджи появилось нечто общее, кроме крови.

Я же наблюдал за небом. Очередной душевный порыв завладел моим сознанием. Я достал из сумки свой блокнот и уголёк.

«Луна прекрасна

И только тишина

Выбивается.»

Капля крови, упавшая на страницу со стишком, была чрезмерно поэтичной.