В руинах (джен)

Дождь продолжался три дня. Не лил, нет. Натиска стихии не было. Были крупные тяжелые капли, которые день и ночь выбивали монотонную дробь по откосам окон. Непогода не ломилась в захлопнутые двери и закрытые окна. Она стучала, настойчиво, упрямо и совершенно невыносимо: как монстры из городских легенд, которые не смогут зайти в твой дом, пока ты сам не впустишь их. Что бы там ни барабанило по стеклу, к концу третьего дня я уже была готова впустить это. Обычно я любила дождливую погоду, но именно этот конкретный дождь меня нервировал. Возможно потому, что я все глубже и глубже погружалась в мрачные мысли, да к тому же еще и чувствовала себя совершенно одинокой и покинутой. А заняться было совершенно нечем.

Проект пришлось приостановить, и работа вновь перетекла с расположенные во дворе мастерские. Насколько я знаю, небольшие отряды по-прежнему ходили на запретную территорию, но не для того, чтобы расчищать ее — просто проследить за тем, как там обстоят дела. Нервничали все. Я практически носа не казала из своей комнаты, но всеобщая нервозность, царившая в Доме Розали в эти дни, все равно считывалась: по дробным шагам, которые звучали в коридорах, по странным сборищам во дворе прямо под настырным дождем, по обрывкам фраз и тону просачивающихся сквозь старые перекрытия голосов. На постоялом дворе больше не было мира и лада. Я не могла расслышать, о чем говорили люди, но настроение разговоров — иногда тревожное, иногда раздраженное, иногда обеспокоенное — невозможно было спрятать.

Меня, само собой разумеется, все игнорировали. Я много читала, много спала, штопала поврежденную одежду и писала отчеты для Ордена, лишь изредка, крадучись, спускаясь в общую кухню за небольшой порцией чего-нибудь съестного уже после того, как с ужином было покончено. Флайвил… он никак не давал о себе знать, а я старалась не думать о нем. Но меня беспокоило состояние Тайренна. Я надеялась, что мне удастся кого-то о нем расспросить, но подходящего шанса все не представлялось.

И вот однажды, когда ожидание и переживания стали совсем невыносимыми, я снова выскользнула из комнаты. Крадучись. Как воровка. Тайренну к этому времени уже должно было стать получше. Первоначальное заживление уже должно было наступить по моим прикидкам, и, хотя меня никто никогда не порол, я, по опыту других болячек, знала это ужасное ощущение, когда на ране начинала образовываться корочка, а новая кожа под ней еще не наросла. Надеюсь, эти умники хотя бы догадаются смазать коросты смячающим маслом…

Однако, реальность оказалась куда печальнее. Стоило мне лишь переступить порог чердака, как в нос ударил неприятный запах болезни и страданий. Слуховые оконца были закрыты, чтобы не впускать суровый, порывистый ветер, поэтому воздух внутри был тяжелым и спертым. Камин растопили на славу, но теплый воздух, исходящий от него, смешивался с холодным дыханием гуляющих по чердаку сквозняков, и меня поочередно бросало то в жар, то в холод. Как в лихорадке.

В этот раз вахту у постели Тайренна нес другой Хаммерит, и этот молодой парень — среди сподвижников Флайвила были в основном такие — был не особо разговорчив. Он посмотрел на меня с недоверием и пренебрежением, но вставать на пути не стал. Просто осенил себя святым знаком и начал бубнить под нос какую-то молитву.

Тайренн, по прежнему лежащий ничком, то ли спал, то ли был в беспамятстве. Он тяжело дышал, и из груди иногда вырывались свистящие звуки. Лоб горел. Простыни промокли от пота и источали тяжелый запах болезни, а губы покрылись белым налетом и кровили. Я откинула наложенные на спину компрессы, уже заранее зная, что меня ждет под ними. И не обманулась. Среди красной, воспаленной кожи багровели мокнущие раны — ужасное напоминание о перенесенной боли. Ни о какой корочке, разумеется, тут и речи быть не могло.

Я перевела взгляд на столик. Хаммеритская паскуда так и не притронулась к принесенным мной зельям.

— Придурок, — пробормотала я себе под нос.

Хаммерит посмотрел на меня с неодобрением и, на всякий случай, отодвинулся подальше.

— Почему вы не дали ему лекарство?

— Создатель не поощряет облегчение страданий наказанного, — высокомерно ответил тот. — Пусть несет свою кару. Если его лечить, то он не до конца искупит свой грех.

Я с трудом удержалась, чтобы не влепить оплеуху этому религиозному идиоту. Помнить о том, что я, вообще-то, не одобряю телесные наказания, становилось все сложнее.

— А если его не лечить, то скоро он сам встретится с вашим Создателем! — я почувствовала прилив ярости. — Вы что, не понимаете?

— На все воля Создателя, — пожал плечами Хаммерит. — Создатель милостив!

Я еще раз окинула взглядом раны и воспаленные ткани вокруг: молодой организм отчаянно цеплялся за жизнь. Как жаль, что моя магия умеет только наносить повреждения, а вот на лечение не способна. Было бы здорово помочь ему исцелиться, как когда-то помогла нам Исольде, но я так не умела. Моя магия могла только разрушать, так что придется, пожалуй, обходиться стандартными методами.

— Вскипяти воды. Кинь нитки и иголки в спирт. Найди острый нож и прокали его над огнем.

— Но Создатель…

— Считай, что это он меня послал, — отрезала я.

— Ересь, — прошипел сквозь стиснутые зубы Хаммерит, но повиновался.

Я, как могла, напоила Тайренна лечебным зельем. Юноша был в беспамятстве, поэтому мне пришлось аккуратно поить его с ложечки. Сбегав вниз, я принесла из комнаты свою аптечку и стерильные бинты. Установила в изголовье кровати переносную керосиновую лампу — лишний свет не помешает — и, дав еще один светильник в руки Хаммериту, принялась обрабатывать раны. Не то чтобы мне часто приходилось это делать, но таким вещам Хранителей обучали дотошно и тщательно, да и какой-никакой практический опыт обработки ран Элана у меня все же имелся.

Поэтому я тщательно промыла все. Иссекла начавшие загнивать ткани. Подумав, решила все же не зашивать раны, а покрыть их антисептической мазью. Накрыла спину чистой тряпицей. Обмыла лицо, шею и руки Тайренна прохладной водой и положила на шею охлаждающие компрессы.

Закончив, я собрала свои снадобья обратно в аптечку, а потом встала и посмотрела Хаммериту прямо в глаза.

— Ты тут ни при чем. И я тоже. Милостивый Создатель послал своего вестника, и тот вылечил болящего. Ты меня понял?

Парень кивнул.

— Я еще приду. Ухаживай хорошо. Раздобудь чистое белье и перестели постель. От этих грязных тряпок и здоровому станет плохо. Постарайся проветривать комнату хотя бы изредка. Пои, как только представится возможность.

Следующий визит к Тайренну я нанесла вечером, а потом еще наутро. К тому времени нездоровое воспаление почти спало — оставалось лишь несколько очагов, которые я продолжала обрабатывать, но была уверена, что в конце концов и они побледнеют. К обеду Тайренн пришел в себя и уже смог пить самостоятельно и ненадолго вставать с постели. После обеда дождь почти прекратился, и Хаммериты снова вернулись на запретную территорию, но сейчас мои мысли были далеки от того, что там происходило. Ненадолго оставив своего пациента, я сходила в город — за едой и новыми запасами лекарств, да к тому же еще и выклянчила у орденских алхимиков восстанавливающее силы снадобье.

Уже темнело. Все Хаммериты собрались на вечернюю молитву, и мы с Тайренном остались одни. Я сидела на стуле и читала вслух какие-то жития святых из книжек Флайвила просто чтобы убить время, а Тайренн дремал под монотонный звук моего голоса. Мысли витали где-то совсем далеко от текста, когда дверь тихонько открылась, и в комнату вошел Кузнец-в-Изгнании, на ходу снимая латные перчатки и скидывая блестящий в свете камина непромокаемый плащ. На полу осталась цепочка мокрых следов. Я подняла глаза поверх книжной страницы, но ничего не сказала. Просто молча смотрела, как он ставит молот на подставку, снимает шлем и бригантину, отстегивает наплечники и набедренники. В каждом движении чувствовалась скованность, как будто к рукам и ногам Флайвила привязали гири. Прежде чем грузно опуститься на стул, ему пришлось опереться ладонью о край стола.

— …Люди приходили к святому кузнецу и просили его оружие, и он давал им его с великой радостью, зная, что оно будет использовано для защиты и мира. Когда пришло время последнего вздоха, сам Создатель вознес его на небеса, где он продолжил свою работу в небесной кузнице, — я перевернула страницу и зевнула. — И до сих пор люди говорят о его подвигах и мудрости, и его имя остается в сердцах верующих, как символ веры и благочестия.

— Отличный выбор легенды, — произнес Флайвил таким бесцветным голосом, что я не поняла, похвалил он меня или сыронизировал.

— О чем ты? — подняла я бровь.

— Ты же только что прочитала это. «И поднял Августин свой молот, и обрушил на ученика своего, дабы не смел тот позорить учителя своей скверной работой».

— Да? Вот подонок! — я захлопнула книгу и аккуратно положила ее на край кровати, чтобы не разбудить Тайренна.

— Если б на моем месте был Витриол, он бы уже потащил тебя в Крагсклефт за хулу на святых заступников.

— Если он окажется на твоем месте, я уже буду далеко от Города.

Уголок рта Флайвила дернулся. Наверное, это должно было означать усмешку. Он кивнул головой в сторону сопящего на кровати Тайренна и спросил:

— Как он?

— Чуть не отправился к Создателю.

— Но сейчас ведь все в порядке?

Я подошла и села на соседний стул, заглядывая Флайвилу в глаза.

— Сейчас — да.

— Когда я уходил, с ним все было нормально, — он задумчиво взлохматил волосы на затылке. — Раны обработали как нужно. Больно, но не смертельно.

— Знаешь, я… Я против того, чтобы бить людей. Даже таких как ты, поэтому… считай, что я только что влепила тебе пощечину.

— Считай, что я схватился за щеку, — горько усмехнулся Флайвил. — И спросил: «За что?»

— Его дня три лихорадило, ты ни разу не появился! Еще чуть-чуть, и мне пришлось бы бежать к аптекарю за живыми опарышами, чтобы нормально почистить рану!

Кузнец посмотрел на меня с недоверием.

— Такого не должно было произойти. Все было сделано правильно. Поверь… поверь моему личному опыту.

Тайренн зашевелился на кровати, и я направилась к нему, оставив реплику без ответа. Наш разговор все равно был бесполезным. Я проверила температуру: если и есть, то не очень высокая, и разгладила складки на простыни. Потом прикрыла руки пледом: не хватало еще, чтобы простудился. Охлаждающий компресс на шее уже высох — надо бы заменить перед уходом. Когда я мешала в чашке смесь из уксуса и мятного масла, наблюдавший за моими действиями Флайвил подал голос:

— Можно мне воды, Касадра? — тихо попросил он.

Поджав губы, я зачерпнула воды из ведра и поставила кружку на противоположный конец стола, так, чтобы его нельзя было взять, просто протянув руку. Мелкая месть. Захочет — оторвет свой зад от стула. Даже если я и ухаживаю за Тайренном, то это вовсе не значит, что я нанялась в служанки к его наставнику. Флайвил приподнялся, потянулся и, не удержав равновесие, рухнул на пол. Вода разлилась, а жестяная кружка, звеня, покатилась по полу.

— Ах, чтоб тебя в Утробе демоны драли! — выругалась я, бросая все дела.

Еще один болезный на мою голову! Флайвил лежал на полу, но был в сознании. Он упал боком и теперь тщетно пытался подняться, как загнанный конь. Локти дрожали и подгибались, не в силах выдержать вес тела. Я помогла ему сесть, с опорой на ножку стола.

— Можно мне все-таки воды, пожалуйста?

Я снова метнулась за водой и помогла напиться, придерживая кружку: руки Кузнеца-в-Изгнании тряслись, зубы стучали о край посуды, а вода бежала по подбородку.

— Что с тобой?

— Ты спрашивала, где я был? — Флайвил с трудом ворочал языком. — Молился и держал пост. Перестарался.

— Вот уж правда: не согрешишь — не покаешься, — хмыкнула я. Не то, чтобы мне нравилось пинать лежачего, но… мне было совсем не жалко его. Или все же было?

— Много ты знаешь!

— Знаю, что ты высек кнутом своего воспитанника и бросил его! Этого достаточно!

— Это… Меньшее зло. Витриол готовил обвинение в злонамеренном саботаже. Другое преступление. Совсем другое наказание. Его могли бы забрать от меня. Пришлось сыграть на опережение.

— Почему ты мне сразу не сказал?

— А ты бы стала слушать?

— Все равно! Ты бросил его!

Флайвил поднял на меня глаза. Сейчас в них была только боль и бесконечная усталость, граничащая с выгоранием.

— Теперь, значит, готова выслушать и поверить?

Я кивнула.

— Я просто не мог оставаться здесь… после того, что я сделал. Я бы вмешался. Помог бы. Дал целебное зелье. Нельзя помогать тому, кого подвергли справедливому наказанию. Экзекуцию могут не зачесть… и повторить.

Я прикрыла глаза. Ненавижу Хаммеритов и их жестокую религию.

— Ты веришь мне?

Этот вопрос я оставила без ответа. Да я и сама его не знала. Рациональная и подозрительная часть моего разума шептала, что Флайвил вполне мог притворяться и наплести мне с три короба. Ему нужны союзники, а я, как выяснилось, тоже могу на что-то сгодиться. Конечно, он сейчас попытается выставить себя белым и пушистым человеколюбом, если это поможет завоевать мою поддержку.

Но мне так хотелось, чтобы он на самом деле сказал правду.

Я покормила Флайвила бульоном, оставшимся от ужина Тайренна и напоила его чаем с медом. Кровать была занята, а дотащить его до топчана в дальнем углу чердака, на котором обычно спал Тайренн, я была не в силах, поэтому просто подсунула ему под голову свернутую куртку, обложила одеялом и пледом, накидала побольше дров в камин и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.