Severus (джен)

Время приближалось к полуночи, когда в распахнутое окно влетел сыч.

Громко ухнув, птица опустилась на заваленную свитками и старинными манускриптами широкую столешницу и нетерпеливо вытянула вперед лапу.

Высокий волшебник, внимательно рассматривающий потрепанную, пожелтевшую от времени карту, выпрямился, затем перевел тяжелый взгляд на пернатого почтальона. В следующий миг, повинуясь невербальному приказу, послание упало, а длинные бледные пальцы хищно сомкнулись на свернутом в трубочку пергаменте.

Маг обошел стол и, не выпуская свитка, опустился в кресло. Судя по нетерпеливому огоньку, вспыхнувшему в его глазах, он ждал этих вестей, хотя теперь и не спешил прочесть послание. Вместо того чтобы сорвать печать и развернуть свиток, он прикрыл глаза и некоторое время сидел неподвижно. Волшебник выглядел словно получивший желанную добычу зверь, который совершенно уверен в том, что жертва никуда не денется, и, прежде чем вонзить в её горло острые клыки, стремится продлить удовольствие, предвкушая грядущий пир. Увы, наслаждение длилось недолго, а сладкие грезы прервало громкое уханье. Возмущенная птица решила напомнить, что проделанный ею долгий путь требует достойного вознаграждения.

Темные брови волшебника сошлись над переносицей, полные, красивой формы губы сложились в брезгливую гримасу. Маг открыл глаза и раздраженно затряс бронзовый колокольчик.

Не успело стихнуть эхо звонка, как дверь комнаты бесшумно распахнулась. На пороге появился низенький тщедушный человечек неопределенного возраста и какой-то бесполой внешности. Его по-бабьи толстые щеки были покрыты густой щетиной, а довольно широкие для столь скромного роста плечи по своей объемистости все-таки уступали первенство внушительной заднице.

— Покорми Гадеса, а потом можешь убираться. Ты мне сегодня больше не нужен, — процедил сквозь зубы хозяин кабинета.

— Да, мой лорд! — пискнул в ответ слуга. Низко поклонившись, он опрометью бросился к стоящему у стены комоду за совиным кормом.

Отдав приказ, маг будто бы забыл о существовании нелепого человечка и развернул наконец свиток. По мере чтения улыбка, появившаяся на его губах, становилась все шире, обнажая крупные белые зубы. Видимо, новости и в самом деле были хорошими, потому что он перечитал письмо ещё несколько раз, хотя на пергаменте было всего несколько слов:

Мой Лорд!

Ваш приказ выполнен в точности. Она, без сомнения, прочла Ваше послание. Но похоже, что маркиз также видел письмо. Надеюсь, последнее обстоятельство вас не прогневает.

Жду дальнейших приказаний.

Всегда преданный Вам нижайший и покорнейший Ваш

Слуга.

Наконец маг отложил в сторону свиток и плотоядно ухмыльнулся.

— Не прогневает? — повторил он чуть нараспев и поднялся. Затем, сделав несколько шагов по комнате, подошел к насесту, на котором уже подкрепившийся сыч устраивался на заслуженный отдых. — Пожалуй, на сей раз нет, — задумчиво проговорил он, поглаживая мягкие перья птицы.

Спустя несколько минут волшебник вернулся к столу и снова склонился над картой, хотя взгляд его затуманенных глаз был устремлен куда-то вдаль.

— Это даже хорошо, что Сен-Аман видел письмо, — пробормотал он, будто отвечая на собственные мысли. — Пожалуй, сейчас самый удачный момент для того, чтобы заявить о себе. Возможно, это заставит его вести себя более благоразумно и… — в темных глазах полыхнуло пламя, — не вставать на моем пути.

* * *

На благоухающие холмы Прованса опустилась теплая южная ночь.

Светлый замок спал, окруженный мощной сетью защитных чар, накрывавших его невидимым, но непроницаемым куполом не только от вторжения злоумышленников, но и от любых шпионских чар. Слабый свет виднелся лишь в окне кабинета маркиза.

— У хозяина сегодня гости, — конюх Этьен кивнул в сторону слабого огонька на одной из башен.

— Да уж, — проворчал в ответ шорник и по совместительству привратник Николя — белобрысый и рослый, на вид ему можно было дать лет сорок. — Как бы не было проблем от таких гостей!

Третий участник импровизированной посиделки у костра — Жан, приземистый черноволосый парень, задача которого состояла в том, чтобы помогать остальным слугам по мере необходимости, промолчал, но, судя по хмурому виду, он вполне разделял это мнение.

— Какие ещё проблемы? — изумился конюх. — Даже если этот мир полетит в тартарары, Монмирель будет стоять как стоял. Я ещё от деда слышал, что первый из Сен-Аманов позвал на строительство замка волшебный народ и расплатился с ними на совесть. Говорят даже, — он понизил голос, — отдал их Королю своего единственного сына, а всем известно, что нет прочнее вещи, оплаченной кровью. Вот оно как!

— Вот уж изверг! — выпалил вдруг Жан и, устыдившись своей несдержанности, насупился ещё больше и замолчал.

— Эй, придержи-ка язык! — рыкнул Николя. — Не ровен час, услышит кто-нибудь.

— Да что это ты так распереживался, — усмехнулся Этьен и погладил седые усы. — Мальчишка-то, небось, жив и сейчас. Живет среди волшебного народа припеваючи. Но вот для родного отца он все равно, что умер. Потому что с тех пор, как отдал его хозяин Королю, так никто его и не видел. Госпожа-то вскоре умерла от горя. Пришлось тогда мессиру брать вторую жену, но с тех пор будто бы на всех их потомках лежит проклятье. Никто из этого рода не может быть счастлив в любви, да...

После его слов повисло молчание, нарушаемое лишь треском огня да криками ночных птиц.

Потом Жан хрипло откашлялся.

— А госпожа Амалия… Получается, она тоже несчастна?

Николя метнул на разболтавшегося парня суровый взгляд, но на сей раз ничего не сказал.

— Может, и так, — задумчиво откликнулся конюх. — Как ей не быть! Хотя хозяин Рене хорошо к ней относится и очень балует, но… На то оно и проклятие, — философски заключил он и пошевелил палкой хворост.

Сноп искр взметнулся высоко в небо, пламя поднялось выше, испугав охотившуюся летучую мышь.

Жан проводил глазами её причудливый полет и внезапно сказал:

— Легенды легендами, но вот я сегодня на кухне слышал, что госпожа будто бы получила какое-то письмо и весь день проплакала. Её горничная сказала, что та даже гулять не пошла. Так, это… Я стало быть подумал, что из-за этой английской мадмуазель, но теперь… Может, это письмо ей написал её друг, которого она бросила, чтобы выйти замуж за мессира Рене…

— Меньше бы ты болтал, парень, — проворчал Николя, поднимаясь. — Тут полно домовиков. Наплетут хозяину о твоей болтовне, да с три короба от себя добавят, и пойдешь отсюда несолоно хлебавши. Ладно, пойду-ка факелы лучше проверю. Всё будет дело…

Когда его высокая фигура исчезла в темноте, Жан пробурчал:

— Мне он не нравится. Если кто и донесет на меня мессиру, то только он.

Этьен ничего не ответил. То и впрямь ли не расслышал, то ли сделал вид, что увлеченно проверяет, насколько готовы угли, чтобы запечь в них пойманную на закате рыбу.

* * *

— Не думайте, что я недооцениваю… — голос Рене сорвался, и, чтобы закончить фразу, ему пришлось сделать вдох, — …нашего врага. Однако, повторяю, Монмирель и его обитатели ему не по зубам. Даже если кому-то... — он поднял голову и пристально посмотрел в лицо сидящей перед ним молодой женщины, — это не кажется очевидным.

Та в ответ и не подумала отвести взгляд.

— Я и не собиралась ставить под сомнение защиту этого замка, — отозвалась она. — Но при этом я слишком хорошо понимаю, с кем мы имеем дело. — Голос её звучал негромко, но твердо. — Я не питаю никаких иллюзий. Признаться, это было бы очень странно, учитывая его любовь к пренебрежению писаными и неписаными законами. После того, что он сделал с… — Айрис бросила выразительный взгляд на силуэт сидящей у камина Амалии и замолчала, не закончив фразы. Впрочем, присутствующие и так прекрасно её поняли.

— Вот именно. — Рене порывисто поднялся из-за стола и подошел к супруге.

Услышав его шаги, та не пошевелилась, но лежащие на подлокотниках пальцы судорожно дернулись, впиваясь в мягкий бархат обивки.

— Амалия, — тихо сказал де Сен-Аман. Он опустил ладонь на её хрупкое плечо, вздрогнувшее от этого прикосновения, и мягко сжал его. — Уже поздно. Мне кажется, тебе лучше лечь.

В ответ маркиза лишь покачала головой.

— Нет, — возразила она. — Я хочу помочь. Может быть, я… смогу что-то подсказать. Найти нужный довод, если потребуется. Все-таки я… — она опустила голову ещё ниже, но заставила себя договорить: — я тоже знаю его.

Последние слова Амалия произнесла одними губами, но Рене услышал их и невольно скрипнул зубами, а на его бледном виске бешено запульсировала вена. Он хотел было что-то сказать, но его опередили:

— Сейчас речь не об этом, — хрипло заметила Айрис и встала. — Поскольку Риддлу нужна только я, не стоит подвергать опасности всех вас. А учитывая то, что он каким-то образом сумел преодолеть защиту замка и подбросить это письмо, эти стены не защитят и меня. Будет лучше, если я уйду.

— Ему не пришлось ничего преодолевать, — Рене резко развернулся и отошел к высокому стрельчатому окну, за которым разливалась чернильная тьма. — У него здесь шпион. Кто-то из слуг, я полагаю, но завтра буду знать наверняка. И ещё… — он немного помолчал, что-то обдумывая, а когда заговорил, в голосе его звенела сталь: — Подбросить письмо — это все, на что он сейчас способен, иначе… Он бы не упустил своего шанса, так что в данном случае прав я, а не вы. Повторяю: оставайтесь здесь, Айрис. Возможно, на данный момент Монмирель — единственное безопасное для вас место во всем мире. По крайней мере, пока мы не придумаем что-то ещё.

— И все-таки риск навредить вам всем есть. А поэтому я предпочла бы…

— Вы спорите уже почти целый час, — негромкий женский голос, внезапно прозвучавший из противоположного угла кабинета, заставил Айрис споткнуться на полуслове. — А все потому, что кое-кто одержим дьявольской гордостью. Я бы даже сказала — «фамильной», — Эйлин усмехнулась, поставила пустой коньячный бокал на маленький столик и многозначительно посмотрела на раскрасневшуюся в запале спора кузину. — Если кого-то здесь интересует мое мнение, то вот оно. Я считаю, прав Рене. — Она откинулась на высокую спинку кресла и пояснила: — Если бы Том мог сделать что-то большее, чем убедить кого-то из прислуги подбросить письмо, он бы сделал это. А значит, добраться до обитателей Монмиреля по-настоящему он не способен. — Эйлин бросила многозначительный взгляд на вздрогнувшую в своем кресле Амалию.

— Возможно, в данном случае Риддл просто предпочитает моральный садизм всем прочим его разновидностям, — не сдавалась Айрис. — Или просто ждет удобного момента, чтобы…

— Нет, — Рене не дал ей закончить. — Поверь, я знаю, о чем говорю. Кроме того, этой ночью вам в любом случае лучше всего остаться здесь, а завтра я выясню, кто пронес в замок послание Риддла, и тогда мы продолжим наш разговор. Пока же нам всем нужно отдохнуть. Доброй ночи, сударыни! — с этими словами он вызвал слуг, пресекая возможные возражения со стороны дам.

* * *

В спальне было темно, но свет зажигать Айрис не стала Сейчас, когда нервы напряжены до предела, хотелось побыть в тишине и в темноте. Просто подумать.

Она опустилась в кресло, плотнее закутываясь в халат. Несмотря на хваленое тепло летнего Прованса, её ощутимо знобило. Хотя, вероятно, всё дело в обыкновенной бессоннице. И конечно же, не иначе как по закону подлости, многорукая тварь решила вцепиться в неё как раз в тот миг, когда наконец появилась возможность выспаться — впервые за последние четыре месяца скитаний по маггловским отелям или домам, хозяева которых уехали в отпуск. Всюду приходилось спать вполглаза, чутко прислушиваясь к любому звуку и ежечасно ожидая, что охранные чары вот-вот оповестят о прибытии незваных гостей. Хотя на сей раз обошлось без эксцессов. Её предупредили. Но расслабляться не приходилось. Риддл любит поиграть с намеченной жертвой в кошки-мышки, но отступать не намерен. Любопытно, он всегда так настойчив или просто принял отказ за личное оскорбление?

Но при всей своей любви к клоунаде он действительно опасен. И что бы там ни говорил Рене, мысль, что своим присутствием она подвергает опасности Северуса и особенно — Амалию, выводила её из себя.

Если бы не Эйлин, маркиза, возможно, удалось бы переубедить.

«А чего ты ожидала? Что все будут смотреть тебе в рот, считая твое мнение единственно верным?»

Задумавшись, Айрис не успела ещё осознать, что за дверью кто-то стоит, как отточенный годами инстинкт самосохранения заставил пальцы сомкнуться вокруг древка волшебной палочки.

Конечно, в этом замке ей вряд ли что-то угрожает — Айрис склонна была согласиться в этом с Рене, — но все-таки оставалась сотая доля процента, что одержимый сразу несколькими маниями безумец, могущественный и в чем-то, наверное, даже гениальный, сумеет изобрести способ проникнуть сюда, невзирая на самую изощренную защиту. Не дыша, она следила за тем, как медленно поворачивается блестящая ручка, доходит до упора и…

Дверь приоткрылась, и Айрис с облегчением выдохнула, увидев на пороге Амалию.

— Я не помешала? — тихо спросила та, проскальзывая внутрь.

— Конечно же нет! Я не спала. — Айрис поднялась навстречу подруге и крепко сжала её в объятиях. — Давай, присядь! Хочешь чаю?

Амалия покачала головой и вдруг выпалила:

— Зачем? Зачем он это делает? Неужели только чтобы отомстить Рене?

Айрис усадила её в кресло, а сама устроилась на подлокотнике, положив руку на вздрагивающие плечи.

— Думаю, Риддл в самом деле испытывает к тебе какие-то чувства. Это не любовь, естественно, нет! Скорее это прихоть, желание во что бы то ни стало настоять на своем и одновременно причинить боль Рене.

— Он не отступится, — Амалия сжала ладонями виски. — Порой я думаю, что мне лучше умереть!

— Нет! Не смей! — Айрис встряхнула подругу за плечи. — Ты нужна своему мужу, подумай, что будет с Айллин! Ты нужна им и… мне!

— Я боюсь его, — прошептала Амалия. — После того, что он сделал с Лео! Со мной! — голос её сорвался. С тех пор как я узнала, что он убил Лео и, приняв его облик, овладел мной, я чувствую себя грязной! Скажи, как только Рене не тошнит от меня?! Как он может прикасаться ко мне, зная… — Голос её сорвался.

— Успокойся, пожалуйста, дорогая! Рене знал, что ты любила другого, когда женился на тебе, — Айрис прижала её голову к груди и успокаивающе гладила по спине, будто ребенка.

— Но… я не понимаю, почему он не убил меня, когда узнал, что под личиной Лео находился этот отвратительный монстр? После того, как получил письмо Риддла? О! — воскликнула она, высвобождаясь из объятий подруги. — Эта тварь, должно быть, не поскупилась на краски, расписывая во всех подробностях события той проклятой ночи! — выкрикнула она и впилась зубами в запястье, чтобы подавить рвущийся из груди крик.

— Почему ты не хочешь, чтобы Рене или я наложили на тебя Обливиэйт. Тебе бы стало легче.

Амалия подняла на неё взгляд покрасневших глаз.

— Потому что я тогда забуду, кто повинен в моих муках. И не смогу отомстить.