Иван Альбус Ефремов и Орден Сокола (джен)

...Под утро Ефремову приснился сон, будто бы его пялит Волдеморт, а он кричит от этого соколиным клекотом. Ну, наверняка опять бвбушка транслирует. Вот старая блядь, теперь и с этим хуепуталой Волдырем спуталась... С кем еще она, нитересно, трещится? С Малфоем или с тем неведомым гастарбайтером. Но пришла пора просыпаться и доктор стряхнул с себя остатки видений. Надо на головную площадку ехать, к Толе Вайссману, план обучения получать, хотя... При усовершенствовании рассматривают узкие вопросы скрещивая 2-3 темы ( шизофрения и сенильные психозы, сосудистые психозы и болезнь Альцгеймера и т.п.) Новаторы собственно раздувают какой-нить бред на одну из тем, придумывая им оригинальное разрешение, гипноз там эриксоновский или классический, а так хоть бери учебник общей психиатрии Самохвалова да читай по новой.

При звонке Толя наговорил, что сначала их не будут посылать на лекбазу в больницу, а все будет происходить в МОПе[1].

Учебный центр организовали в конференц-зале МОП, благо местные стулья были оборудованы подлокотниками для письма. Левше Северусу, однако, это мало помогало, слегка нарушая его конспирацию, так что он был вынужден орудовать мобильником. "Да, диктофон, встроенный. Оч мощный. А схемы срисую."

Выйдя из дверей учебного центра, Ефремов заметил возле своей машины огромного крылатого полутигра-полульва без гривы, который, привалившись к покрышкам, внимательно вылизывал хвост с подозрительной роговой пикой на хвосте. Ну да, такое чудище он видал в Выручай-комнате, только другой расцветки и вообще забыл как оно называется.

Инстинкт самосохранения заставил его пойти на попятную, прямо на копошащегося в дверях Снейпа. И на клюку его еще наскочил, вот незадача.

— Сев, там эта, монтирога...

— Мантикора, — поправил Снейп, но по глазам промелькнул призрак хорошо подавляемой оторопи.

Да тут и было от чего оторопеть: то ли от неожиданного наскока, то ли от удивления. Ефремов защелкнул шпингалет на двери и уже тащил спутника обратно в коридор.

— Там, там во дворе. У моей машины. Мы сейчас спасов... спасателей... вызовем, а сами через заднее крыльцо другим ходом, в другой переулок...

— Фак, — констатировал Северус.

Так же непонятно, то ли на присутствие страхолюдины, то ли на идею побега от него.

— Не чуди, Джон. Она перекусает... — Снейп запнулся, едва не сказав "маглов", — людей, как голубей. Ты стой там, а я... она меня испугается. Хоть заколдовать не смогу, от нее заклятия отскакивает, но шугану.

Ну да, Снейп был всеж-таки умертвием, о чем Иван периодически забывал.

— Про монтировку не забудь. Ту, что в машине. Можешь ей морду раскурочить...

— Нет. Им страшна только старость, болезни, клыки сородичей и клинок Годрика. Вокруг нее нечто вроде купола

Инстинкт самосохранения заставил его пойти на попятную, прямо на копошащегося в дверях Снейпа. И на клюку его еще наскочил, вот незадача.

— Сев, там эта, монтирога...

— Мантикора, — поправил Снейп, но по глазам промелькнул призрак хорошо подавляемой оторопи.

Да тут и было от чего оторопеть: то ли от неожиданного наскока, то ли от удивления. Ефремов защлкнул шпингалет на двери и уже тащил спутника обратно в коридор.

— Там, там во дворе. У моей машины. Мы сейчас спасов... спасателей... вызовем, а сами через заднее крыльцо другим ходом, в другой переулок...

— Фак, — констатировал Северус.

Так же непонятно, то ли на присутствие страхолюдины, то ли на идею побега от него.

— Не чуди, Джон. Она перекусает... — Снейп запнулся, едва не сказав "маглов", — людей, как голубей. Ты стой там, а я... она меня испугается. Хоть заколдовать не смогу, от нее заклятия отскакивает, но шугану.

Ну да, Снейп был всеж-таки умертвием, о чем Иван периодически забывал.

— Про монтировку не забудь. Ту, что в машине. Можешь ей морду раскурочить...

— Нет. Им страшна только старость, болезни, клыки сородичей и клинок Годрика. Вокруг нее нечто вроде купола, энергощита, — лекция по мракоборью как из геркиного учебника.

Ах да, монтировка не заколдованный меч.

— Я пойду к главному. Боюсь, на запасном выходе тоже кто-то есть, — наконец-то Ефремов начал мыслить здраво. — В общем, звони, если что.

Северус коротко кивнул. Пока не на втором этаже не хлопнула тяжелая дверь, он не сдвинулся с места.

...Ефремов напросился к главврачу, ссылаясь на неотложные дела. Толя Вайссман поминутно отвлекался, утыкаясь в ноутбук с глубокомысленным видом, давая понять, что не хотел бы продолжать морочить себе голову. Иван пробовал тянуть время, убеждая себя в том, что наконец-таки осеменил главного зернами рационального, переводить разговор в дружеское русло воспоминаний об общих приключениях под началом Шишкина и Абакумовой, лишь бы удержать начальника от случайного взгляда в окно... Но, видя, что шеф не в духе, раздосадовался сам и наслал на него заклинание забвения. "Ноги моей сегодня здесь не было!" — и со злорадной хвастливостью удалился. К неврологу. Пить чай. С шоколадными конфетами.

Наконец, раздался долгожданный звонок.

— Хеллоу, бадди!

— Джон, наша мурка наконец задремала ангельским сном, — усмехнулся Северус. — Выходи, почеши ее за ушком. У нас с ней для тебя подарочек.

На Ефремова слетела тень обиды, ибо охотничий инстинкт был уязвлён — даже в окно посмотреть не довелось, отвлекая вздорного Вайссмана и паникершу невролога. А как дохлятину утилизировать, так "Иван Львович, пожалуйте!" Примерно то же самое, как начмед отделения катастроф, чистоплюй не хуже Вайссмана, чурался пользовать травматологических пациентов после тех же самых катастроф, да хотя бы последний раз после обрушения параболического купола Басманного рынка. "Да я сам такой же начмед, абанамат!"

— Ну, и где твоя туша? И как мы её рубить... и, главное, чем?..

— Про дверь не забудь, — одними губами напомнил Снейп.

Ефремов повиновался и наколдовал запирающее заклятье, на автомате соображая, что курильщики столпятся в туалетах, Толик будет нервничать, да и вообще придется открывать резервный выход, ибо пациенты всё ж таки должны периодически покидать здание. Жигуль и зверюга находились на своих местах, просто издали она казалась растерзанной меховой шубой.

— Я нанёс на неё маскирующие чары, но не очень удачно, — повинился Снейп. — Она жива, только глубоко спит. Щит ослаб, оказывается это сила её мозга, а не крови. Во всяком случае, настолько, чтоб ты смог её прооперировать.

— Ты что, дал ей наркоз?! За-ачем?! Да ей башку с плеч, и на холодец с шашлыком!

— Успокойся, послушай. — Снейп поставил ботинок на холку мантикоры. — Я думал, как она здесь появилась. Больная мантикора всегда льнёт к человеку, особенно магу. Её поймали и телепортировали сюда. Когда я хотел её прогнать, я заметил, что у неё гнойник на хвосте. Я хочу, чтоб ты вырезал его.

— Ага, а тебе бы только дрянь всякую для зелий собирать! — в голосе Ивана звучало раздражение.

— Отнюдь. Гной мантикоры бесполезен, как нарыв на пальце. Просто исцелённая мантикора, можно сказать, станет твоим защитником. Ну, будет приходить к тебе иногда...

— Твою мать! Чего ты хоть ей надавал? — Иван изнывал и досадовал, ибо Сева посягнул на самое драгоценное из набора. Руки ему отовать! Слабая надежда на то, что новый друг использовал свои зелья, была не слишком оправдана, а посему отметалась почти сразу.

— Ну, начал я с нейро-лептиков, — Северус вернулся к будничному тону. — Четыре ампулы сожрала. Потом — опиум. Под язык вколол. Ну, ртом она кушает, вот и щита там не бывает.

Снейп не ахти как помнил названия опиатных анестетиков, но по ампулам узнавал и обзывал обобщенно опиумом. Мда, час от часу не легче. Ефремов обреченно нырнул в открытую дверцу машины, где стояла разверстая укладка.

Оперировать, так оперировать, раз наркоз уже потратили. "Почувствуй себя гнойным хирургом!" Перчатки, скальпель... целлофан. Не в весенней грязи же резать. Неторопливо разложил полиэтиленовый пакет на капоте, но стерильную салфетку расстилать не стал. Обойдется, тварь полосатая. Снейп подал ему конец мантикорьего хвоста, а сам уселся на звериной холке — точнее даже, на плечах, у основания крыльев, буркнув еще раз хвалебный отзыв о магловских зельях, которые единственные способны угомонить мантикору.

— Как хоть резать-то? — окликнул его Ефремов. — А то я ей сейчас лишнего отхвачу. Чай не кошка.

Да и кошку-то ему доводилось вскрывать еще на первом курсе, в рамках общей биологии. "И ведь, не дай бог, сдохнет, анестезиологи хреновы, — тогда кишки выну, Севке вместо шарфика намотаю!"

— Вскроешь роговой слой по центру...

Иван действовал под диктовку — у Северуса была более общирная практика препарирования мантикор. Пальцы, погруженные в колдощит, двигались как в застывшем холодце или на дне бассейна. Обмыл роговую пику спиртом, надломил — подгнившая скорлупа только хрустнула под скальпелем... тампонами и салфетками промокал операционное поле, ибо все-таки и кровь, и гной наплывали и заливали рану... все пошло в ход, даже бумажные носовые платочки. Но зельевар сидел просто сложа руки, соблюдая единоличную прерогативу Ефремова в вопросах лечения мантикоры.

— ..видишь там сосок, как на курином хвосте, только побольше? Вот его и режь. Весь, что есть. Только хвостовой позвонок не расковыряй.

— А если антибиотики поколоть? Я, конечно, гной уберу, постараюсь, но и выходить должно... — бормотал Иван себе под нос.

— Знаешь, я подумал... Мантикорья кровь целебна, как и у единорога. Когда еще случай представится. Не коли, я и так туда много чего намешал. А антибиотиков боюсь, вдруг они ммм... убивают эту пользу? Сделай надрез на бедре, на вене. Литра полтора мы соберем без ущерба для ее здоровья.

— Меньше надо. Ей плохо. В общем, пощупай ее, не сдохла?

Промыл скальпель от гноя, не потрошить же вторую упаковку Занес над бедренной веной. Снейп поднялся в машину, нашарил бутылку минералки, хлебнул, дал хлебнуть Ефремову, а остальное вылил под ноги.

— Ну, давай там, пошевеливайся, — подгонял Иван, пока колдун сцеживал бодро набегающую, почти хлещущую кровушку.Сам залил рану спиртом, присыпал стрептоцидом. И все равно потянулся к ампуле ампициллина.

— Мда... вот проснется, сбежит, а потом вернется... Мне кажется, припомнит она мне эту операцию... Или сдохнет она без жала, загрызет ее кто...

— Нет, не думаю. Без него она вряд ли пропадет. Зубищи-то мы ей не вырвали, — Снейп улыбался.

Явно что-то задумал. Хоть Северус и напускал на себя непроницаемый вид, опытный психолог все равно видел отблеск духа экспериментаторства подобно себе самому в те годы, когда он только-только начал орудовать психофармакологией. Вместо того, чтобы накладывать шов на вену, Снейп поводил над ней палочкой. Ранка затянулась. Ага, значит над раной вполне можно колдовать, ладно, учтем.

— А вот в рот тебе ноги! — взревел Иван геркиной божбой. — В рот ты ее заклясть не мог?

Снейп замолк.

"Ладно, понял. В манускриптах, как всегда, краски сгущают; на живую охотится не ходил, глупо рисковать при жизни не отважился. Ладно, найдем учебник и припишем с Джекой. В назидание потомкам. Другое дело, тут целый двор соглядатаев." Ефремов заботился не столько о соблюдении Статута о секретности, нарушенном еще Альбусом, а хрупком психосоциальном равновесии сослуживцев и жителей близлежащего дома. Алкаши запьют пуще прежнего, суициденты усуицидяться, сверхлюбопытных и сердобольных бабушек повезут в стардом... А всем остальным трудоспособным в дурку попадать не резон. И как, ходить по квартирам: "Здравствуйте, я из санэпидстанции, провожу травлю тараканов?" Да кто купится-то, тараканы сами в дефиците. Энтомологи считают, что это побочный эффект не разноообразных травилок, а переизбытка мобильников.

— Северус, я ей хвост не перебинтовал. Я думаю, а костероста ей?

— Это больно. Выпустим, накапаю. — Снейп был сух.

— Сейчас надо, пока под кайфом.

Ефремов вложил в ранку бинтовой тампон, обмотал пластырем. Стянул перчатки, скомкал полиэтилен, окроввавленные ватки, марлечки и бумажки, и понес в урну. Снейп методично уколдовывал сонную мантикору уменьшающим заклинанием. Усушив её до размеров доброй овчарки, он втащил её на капот и потопал к багажнику, унося укладку. Потом так же меланхолично подхватил крылатое тело и понес туде же. Долго рылся в тряпье, порвал что было на полоски и связал зверю сначала крылья, а потом лапы. Ничего, когда заклятье сойдет, сами полопаются.

— Да уж прости, накричал. Я спросить хотел, вот когда в церкви воду освящают... Освятят таз, а потом утверждают, что в реке вода посвятела. Ты так можешь на воде колдовать?

Снейп затолкал скотинку рядом с укладкой и замкнул багажник. А не задохнется? Но обгадится она — это сто процентов. Одно хорошо, никакое супертупостное ДПС не привяжется: "А что это вы перевозите? Редкое тропическое животное? А пожалуйте-ка в каталажку..." Снейп молча уселся на пассажирское сиденье. Ефремов навис над ним, протягивая лапищу:

— Забудь, бывает и на старуху проруха.

Снейп руки не пожал, но в ответ процедил:

— Обыкновенные симпатические чары. И пасторское вранье.

— Ну, насчет вранья не сомневаюсь. — Интересно же получается, попяры и врать здоровы, и колдовских методов не чураются. — Так как насчет водопровод заклясть? Щас, отцежу...

— Не выйдет. Артефакты нужны.

То ли он взъерепенился, то ли правда надо, не разберешь. Оставив Снейпа сидеть в машине с журналом (каждый раз можно было диву даваться, как здорово русский текст переворачивался в английский), Иван побрел к подвалу, где была и сторожка дворника, и проход к коммуникациям. С замками проблем не было — заклятие-отмычка. Проблему рисовали разве что мысли-опасения за моральную устойчивость Джека — ежели и тот во вкус войдет замки взламывать, будет вам злобное чмо похлеще Вольдеморта и Слизерина. Умение взламывать замки известным заклятием может соблазнить любого нечистого на руку человечка на большие шалости. Отыскать стояк с холодной водой — тоже не проблема. Разве что взмылился настукивать заклятье забвения «OBLIVIATE» на трубу: вода вроде как проточная, побольше бы наколдовать надо. И все равно, небось, жильцам кошмары про чудище сниться будут. А про потребителей бутилированной воды и говорить нечего, группа риска. Хорошо, хоть круг свидетелей сузился, и на том спасибо.

...Иван гнал по дороге и раздумывал на ходу, не сбросить ли чудище где-нибудь в Жулебино. Или срулить в Коломенское? Впрочем, подвергать магглов риску — нельзя. А трансгрессировать он не умел. Снейп вообще выпал в мрачный осадок, из которого он выйдет разве что в случае смертельной опасности. Да и то, придется на коленях упрашивать. Зря, не стоила эта наркота такой ссоры. Но уж характер не переделаешь, за жизнь уже не первый человек жаловался. Что говорить, лицо кавказкой если не национальности, то темперамента. Ах да, Герман же говорил про Ассамблеум. Да, вот, браузер мобильника, ага, закладки... http://webbboard.ru/member&id=702... нажимаем... Жигуленок со страшным скрежетом впилился в тесную аудиторию, переворачивая и ломая мебель. Да, Соболевский за потраву тоже по головушке не погладит. Снейп, то ли спящий, то ли притворяющийся таковым, распахнул обсидиановые глаза, но промолчал. Ага, значит опасность еще не смертельная. Что ж, теперь все обратно из багажника выгружать. Ага, ну конечно там все в дерьме, ясное дело. Мантикора ворчит, эдак скоро ее отходняк задерет. Снейп, спасибо Мерлину, снисходительно решился принять страдалицу на руки. Ну и закусай она его. Подхватив чемодан, Ефремов уменьшил автомобиль до размеров садовой тачки, и, держа за бампер, поволок к окну. Снейп с хлопком исчез, и стало можно вздохнуть спокойно, замести, так сказать, следы пребывания. Втащить хлам на окно оказось гораздо тяжелее. Минуты полторы болтанки и головокружения, и приехали. Вот они, ворота Хогвартса.

Падая на раскоряченные ноги, Иван с легкостью отбросил микро-автомобиль и выставил на вытянутой руке ларец с медикаментами. Лишь бы не переколотить. Снейпа не было. По всей видимости, убрел выпущать зверушку с сильной головной болью.

— Хагрид! — проорал он, привычно усилив голос рупорным заклятьем. — Ворота отворяй, да гостей привечай.

На следующий день они обреченно поехали на занятия. Для проведения лекций из первого наркодиспансера приехал плешивый старикан, доктор медицинских наук Марк Бурно[2]:

— Мы не должны терять человеческое достоинство! МЫ люди, а не обслуживающее быдло в белых халатах, не придаток к неврологическому молоточку и фонендоскопу, не рабы, обученные медицине, а ЛЮДИ! Понимаетее, люди, личности!

Ученики, смешанная группа платников и бюджетников в количестве 30ти человек благодарно заржали удачной шутке.

— Тепреь же поднимем вопрос, ПОЧЕМУ психология не очеловечивает психологов?! ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНО-ГУМАНИСТИЧЕСКИЙ ПОДХОД ДЖЕЙМСА БЮДЖЕНТАЛА: УРОКИ ДЛЯ ПСИХОЛОГИИ. Тут я позволю себе две цитаты, так сказать эпиграф нашей сегодняшней беседы. "...Не люблю шпионов и психологов... " Ф.М.Достоевский и "Любимой темой назидательных бесед опытных психологов с новичками были ужасы антропоморфизма — думать о наших испытуемых, словно они люди." Дж. Бюджентал

...О кризисе в психологии говорят постоянно, практически на протяжении всего времени ее существования. Однако, на мой взгляд, — воз и ныне там.

Как я понимаю, суть кризиса — в том, что психологии никак не удается увидеть в человеке ЧЕЛОВЕКА — живого, реального, подлинного. Психология запуталась в разнообразных теоретических конструкциях и абстракциях на любой вкус, вязнет и утопает в бесчисленных эмпирических частностях, деталях, безостановочно продуцирует наукообразные мифы и пародии на человека и тратит огромные силы на их обсуждение и верификацию. Но при этом никак не может постичь, "поймать" нечто существенное, главное, собственно человеческое. В картине мира научной психологии не хватает чего-то очень важного, существенного.

Еще яснее суть кризиса стала для меня при попытке ответить на такой "детский" вопрос: если психология — это "наука о человеческой душе", то становится ли осваивающий эту "науку" душевнее, человечнее? Мой опыт свидетельствует — НЕТ, в большинстве случаев не становится, скорее наоборот...

МОЙ ОПЫТ...

Много лет принимая участие в самых разных программах подготовки и переподготовки психологов (причем, в основном — так называемых "практических психологов", готовящихся к работе с живыми людьми), я наблюдаю не только огромные трудности в их "очеловечивании", но и достаточно явную обратную тенденцию:

рост манипулятивных устремлений и интереса к соответствующей оснащенности,

усиление "закрытости", жесткости и даже жестокости,

появление особого "психологического цинизма", опирающегося на "психологические объяснения" для оправдания своих действий и т.д.

Сочувствие и соучастие становятся специальными "техниками", зато заметно укрепляются способности быть улыбчивым, но безжалостным, поддакивающим (с использованием вербализации, ступени А, Б и т.д.), но безразличным и т.п.

Более того, за последнее время я был свидетелем нескольких драматических, даже трагических ситуаций, в которых именно люди, претендующие называться психологами и психотерапевтами, "в полном составе" повели себя наиболее безжалостно и бесчеловечно, при этом красиво объясняя свою безразличие-жестокость. А как раз "непсихологи" не остались безучастными, поддержали людей в беде и, по сути, спасли от гибели.

Конечно, среди психологов — разные люди, есть много добрых, великодушных, справедливых, сердечных. Но в целом это качества, с которыми они уже приходят в психологию, а не те, которые приобретают благодаря освоению психологии.

Если согласиться с этими выводами хотя бы отчасти, то неизбежно возникает следующий вопрос:

ПОЧЕМУ психология не очеловечивает психологов?!

Мне кажется, к ответу можно приблизиться, если понять, какие ценности и смыслы несет Психология, какой образ Человека и Мира она предлагает, как это все соотносится с реальной Жизнью?

Вряд ли возможны однозначные и исчерпывающие ответы, но рискну высказать свои соображения-гипотезы...

ПСИХОЛОГИЯ И ЖИЗНЬ

Если присмотреться к тому образу Человека и его Мира, который утверждается психологами (чаще неявно, но иногда очень даже явно!), то хочется спросить: Вы о чем, ребята?!! Там, где

в реальной Жизни сложность, глубина и бесконечность,

в Психологии упрощение, редукционизм и завершенность;

в Жизни противоречия и драмы,

в Психологии однозначность, логичность и закономерности;

в Жизни конкретность, индивидуальность и уникальность,

в Психологии абстрактность, нормы и типологии;

в Жизни постоянное движение и изменчивость,

в Психологии стабильность и однозначность;

в Жизни целостность и взаимосвязанность, континуальность,

в Психологии атомарность, полярности и структуры;

в Жизни свобода и личные выборы,

в Психологии детерминации и корреляции;

в Жизни тайна, сомнения и экзистенциальные вопросы,

в Психологии безапелляционность и простые ответы.

Перечень можно продолжить, но и так очевидно — живая реальность человеческой жизни и реальность психологии — это два радикально разных Мира, во многом даже — противоположных, противоречащих один другому.

К ЧЕМУ ЭТО ПРИВОДИТ?

На мой взгляд, современная психология способствует формированию у психологов такого "профессионального сознания" и такой "картины мира", которые почти с неизбежностью делают психолога в отношениях с живыми людьми более жестким, манипулятивным, потому что в "такой" психологии явно или неявно утверждаются ценности

силы и власти;

простоты;

нормальности (нормативности)...

Причем, желательно все это — в одном флаконе.

Другими словами, подготовка "практического психолога" зачастую развивает такое профессиональное сознание, в котором в качестве приоритетов:

ВЛАСТЬ — вместо ОТВЕТСТВЕННОСТИ;

ОДНОМЕРНОСТЬ — вместо ГЛУБИНЫ;

ИЗОЛИРОВАННОСТЬ — вместо МИРА;

ЗНАНИЯ-УМЕНИЯ — вместо ИНТУИЦИИ, МУДРОСТИ.

Упрощенная психология легко порождает простого, самоуверенного и легко вмешивающегося в жизнь психолога. Там, где многие "обычные" люди (во всяком случае — достаточно зрелые) будут сомневаться, будут осторожными — психолог знает, "как правильно", и действует в соответствии с законами и правилами, без оглядки на живого человека. Гуманитарный смысл психологии закрыт для большинства самих психологов, и это способствует развитию у них "психофобии" — боязни внимания к человеческому в человеке, и поэтому уход в структуры, факторы, компоненты и тому подобные наукообразные зашиты.

ОСНОВНЫЕ ГРЕХИ ПСИХОЛОГИИ

упрощение;

безапелляционность;

всезнайство;

детерминизм;

объективация;

неуважение, неверие в человека...

Современная научная (в значительной степени — и прикладная) психология представляет собой скорее карикатуру на человека, комиксы о жизни — простые, однозначные, с хэппи-эндом. Безлично-ориентированная психология создает МИФЫ о человеке, главный из которых — о человеке как "пассивном объекте" влияния различных сил, механизмов, факторов и т.д., никак не желая понять, что люди — "...прежде всего субъекты, а не объекты, актеры, а не куклы, и этот суверенитет — сущность нашей субъективности... это автономия человеческого существа, которая избавляет нас из клетки объективного детерминизма..."

Представление о человеке как о субъекте своей жизни является, как известно, одной из главных идей экзистенциализма, и естественно, что и в жизнеизменяющей терапии решающую роль играет признание и уважение субъектности клиента, ее актуализация и опора на нее в терапевтической работе. Бесполезно (а часто и вредно, "антитерапевтично") апеллировать к внешним по отношению к клиенту силам и "агентам влияния", так как это не только не способствует решению экзистенциальных проблем, но делает его более пассивным, слабым и безответственным.

Бюджентал считает, что зацикленность на поведении является проявлением "туннельного видения", а сам бихевиоризм получил имя "психологии" явно случайно

Более того, по мнению Бюджентала, объективизм и сциентизм бихевиоральной ("объективной", научной) психологии является следствием работы защитных механизмов самих ее создателей: будучи не в силах полноценно взаимодействовать с собственным внутренним субъективным миром, бихевиористы пытаются удержаться в рамках "объективных" критериев и измерений

При внимательном рассмотрении можно увидеть такие "комплексы человечности" и у представителей многих других психологических концепций.

Взгляд на человека и его жизнь, которые предлагает Дж. Бюджентал, бесконечно далеки от привычного "образа человека" в современной "научной" психологии — это гораздо ближе к Жизни, чем к Психологии.

ПОЭТОМУ так полезны могут оказаться для психологии УРОКИ Джеймса Бюджентала.

Из всех разнообразных уроков, преподанных Бюдженталом психологам, остановлюсь на трех самых важных для меня:

сложности и глубины;

доверия к "субъективному";

уважения и деликатности.

1. Урок сложности и глубины. Понять, говоря словами Ф.М. Достоевского, "человеческое в человеке" возможно, если приблизиться к ответам на существенные, экзистенциальные вопросы: Кто я такой? Ради чего Я живу? Как Я вижу этот Мир? Как и какой свой Мир я строю? Какое место в этом Мире Я пытаюсь занять?..

Бюджентал ясно осознает: человек по сути своей достаточно сложен и глубок, чтобы заслужить со стороны психологии такого же сложного и глубокого подхода к себе.

Важнейшим достоинством экзистенциального направления является стремление не только не уходить от самых главных вопросов о человеке, несмотря на их сложность, но как раз эти сущностные вопросы поместить в центр внимания. Именно экзистенциалисты не закрывают глаза на сложность и противоречивость человеческой природы, стремятся построить "психологию о главном" и в наибольшей мере преодолевают "грех упрощения", присущий современной психологии, которая так упорно пытается искать не там, где потеряла, а там, где светлее.

Экзистенциальный подход исходит из того, что каждый человек существует, осуществляя собственную жизнь. Жизнь человека насыщена множеством различных событий, на него влияют природные, социокультурные факторы и иные силы, но все это — лишь исходные обстоятельства и материал, "сырье", из которых каждый человек строит свою жизнь.

Собственно, если и можно определить "главное дело" жизни человека, то с экзистенциальной точки зрения состоит оно в том, чтобы прожить жизнь именно по-человечески, выбирая в каждый момент свой собственный, аутентичный путь. И поэтому, чтобы по-настоящему понять человека как человека, в "человеческом измерении", следует прежде всего понять главное: как именно и в какой мере он участвует в созидании своей жизни, как он "бытийствует" — переживает и осмысливает свою жизнь, отвечает на фундаментальные вопросы бытия, делает жизненные выборы, осуществляет решения, принимает за них ответственность и т.д.

За большинством частных психологических трудностей в жизни человека лежат более глубокие (и не всегда ясно осознаваемые) экзистенциальные проблемы — проблемы свободы выбора и ответственности, изолированности и взаимосвязанности с другими людьми, поиска смысла жизни и ответов на вопросы "Кто я есть?" "Что есть этот мир?" "Каково мое место в этом Мире?" и т.д.

Иными словами, экзистенциальная психология стремится сквозь внешний фасад жизни ("оптический Мир") разглядеть глубинные, собственно человеческие ее основы ("онтологический Мир"). Только опираясь на такое экзистенциальное видение, возможно понять, что мешает полноценному существованию человека, помочь осознать это ему самому и способствовать экзистенциальным изменениям в его жизни (не случайно еще одно название концепции Дж. Бюджентала — "жизнеизменяющая терапия"). Без этого любые перестройки в оптическом мире будут иметь лишь временный, косметический эффект.

Это не значит, что не надо отвечать на другие — пусть очень важные, но частные — вопросы. Это означает, что подлинный, собственно человеческий смысл любых частных вопросов может быть понят лишь ПОСЛЕ и в КОНТЕКСТЕ ответов на экзистенциальные вопросы — как составляющие Жизненного Мира данного человека, как проявления его аутентичного способа бытия, и потому частные вопросы — вторичные.

Вне этого экзистенциального контекста это будут просто факты, информация... А с другой стороны — не просто. Когнитивная простота психологии, реализованная в практической работе психологов, становится совсем не такой простой и безобидной. Бюджентал предупреждает, что главная опасность состоит не в том, что представители такой "упрощающей психологии" ошибаются, а в том, что они правы, но правота их односторонняя и разрушительная. "Человека можно низвести до уровня белой крысы или голубя. Человека можно превратить в машину. Редуцированные представления о человеческой природе могут быть использованы для управления людьми, к чему стремится Скиннер. Но останется ли человек человеком, если его превратить в бьющего по шарику голубя?".

Еще один аспект простоты психологии — взгляд на человека как на отдельного, изолированного индивида. Экзистенциалисты утверждают: Человек — это Мир Человека, мир человеческих отношений и взаимосвязей. Отсюда, например, понятно, что качество консультационной работы в экзистенциально-гуманистическом подходе определяется не только (и не столько) переменами на уровне индивида как такового, а теми изменениями, которые произошли во взаимоотношениях человека с его Миром, и прежде всего — с миром других людей. Смысл психологической помощи человеку состоит не в том, чтобы "вооружить" его для борьбы с социальным окружением, а, наоборот, чтобы поддержать его усилия по развитию своего Мира в направлении большей гармоничности и человечности. Иными словами, изменение качества взаимоотношений клиента с другими людьми является важнейшим критерием эффективности работы психолога.

Что бы мы ни узнали о человеке, что бы ни поняли — всегда есть нечто большее...

2. Урок доверия субъективному. Стремление психологии ко все большей точности, объективности — это путь не к более адекватному пониманию человека как Человека, а, наоборот, движение в обратную сторону, в сторону мифов, иллюзий и понятийных карикатур.

Признание Субъективности, доверие и опора на нее — это шанс адекватности и глубины, проявление честности и ответственности психолога, условие достижения "реализма в высшей степени".

СУБЪЕКТИВНОСТЬ в понимании Дж. Бюджентала — это психологическая основа бытия человека, его внутренняя жизнь, мир субъективных переживаний, "личная" реальность человека, в которой он живет наиболее подлинно, это "архетипическая родина" человека, откуда берет начало все самое важное в его жизни. И поэтому именно субъективность и происходящее в ней является для психолога исключительно важным — это, перефразируя Фрейда, "королевская дорога" постижения человеческого в человеке. Более того, настоящая, "жизнеизменяющая" психологическая работа возможна только в плоскости внутренней субъективной реальности. И чем серьезнее и острее проблема, над которой идет эта работа, тем основательнее необходимо погружение в субъективность "хозяина" проблемы — ему "не могут помочь никакие объективные манипуляции, сколько бы их ни было" [3, р. 4]. Любая активность во внешнем по отношению к субъекту мире имеет значение постольку, поскольку она затрагивает его субъективность.

Более того, по мнению Бюджентала, объективизм и сциентизм "объективной" (научной) психологии является следствием работы защитных механизмов самих ее создателей: будучи не в силах полноценно взаимодействовать с собственным внутренним субъективным миром, бихевиористы пытаются удержаться в рамках "объективных" критериев и измерений [1].

Если психолог использует свои собственные оценки, переживания или суждения и при этом претендует на их бесспорность, объективную обоснованность и т.д. — т.е. пытается выдать субъективное за объективное, — может возникнуть опасность ОБМАНА клиента. Использование этого типа взаимодействия требует от фасилитатора быть честным, осторожным и принимать особую ответственность за привнесение своей субъективности в процесс консультирования.

При всей очевидной значимости, информативности и полезности разнообразных форм объективного подхода можно сказать, что "слухи" о его больших возможностях в отношении адекватного понимания и решения собственно человеческих, экзистенциальных вопросов сильно преувеличены, в том числе — устами научной (сциентистской) психологии, объективно-ориентированных концепций в психотерапии и т.п.

Объективизация себя ведет к самоограничению и саморазрушению; в этом смысле "объективация" — путь к "омертвлению" живого начала в человеке.

Эта "экспансия объективного" вызывает у Бюджентала серьезную тревогу и сожаление: "Всеобщая озабоченность нашего времени и нашей культуры объективным — это раковая опухоль, которая может уничтожить нас как вид ... Сама по себе она не ядовита, но она растет, вторгаясь в другие, здоровые процессы, калеча и разрушая их. Требование сделать все объективным (или ясным — что есть форма объективации) разрушает многое невыразимое и тонкое".

Он утверждает: "...методы, которые привели к столь замечательным успехам в измерении и использовании неживой природы, были в девятнадцатом веке применены к человеческой природе. Мы стали думать о себе как об объектах, которые должны быть взвешены, измерены и подвергнуты анализу. А значит, мы не могли избежать взгляда на себя как на неживую природу, как на нечто безличное... "Победа над собой" викторианского девятнадцатого века стала "манипулированием собой" в веке двадцатом", но и в в двадцать первом необходимо следовать этим постулатам.

К сожалению, именно психология идет в авангарде наступления на субъективное. Как часто в "понятиях" реальный человек исчезает — остается иллюстрация к теории...

3. Урок уважения к человеку, деликатности и осторожности. Уважение к человеку, вера в его возможности является для Бюджентала не просто нравственным императивом, а естественно вытекает из отстаиваемого образа человека: если мы взглянем на человека на экзистенциальном уровне и признаем силу субъективности, то сможем с большим доверием отнестись к возможностям человека по строительству собственной жизни.

Клиент — это человек, который не справился с жизненными проблемами, но не потому, что не в состоянии это сделать (и поэтому я буду решать за него), а потому, что он пошел не своим путем, и следовательно, я могу помочь ему пересмотреть свой способ жизни, найти более аутентичный путь, вернуться к себе, реализовать свой потенциал.

Психология — наука слишком самонадеянная, самоуверенная. Постоянно приходится видеть, с какой легкостью, без тени сомнения психологи берутся "формировать", "корректировать", "консультировать", "работать с кризисами" и вообще "учить жить" — и при этом весьма уверенно и комфортно чувствуют себя в роли "инженеров человеческих душ". Как часто хочется задать им один из известных "гамлетовских вопросов" — а сумеют ли они сыграть хотя бы на флейте? Тем более, что многие из них совсем не так успешны в формировании и коррекции собственной жизни...

Экзистенциально-гуманистический подход (ЭГП) отстаивает иные приоритеты: уважительность и ответственность в отношении клиента, открытость, рефлексивность и критичность собственной позиции. Но и при этом надо ясно осознавать — нет никаких гарантий "успеха".

Я давно пришел к убеждению — чем дальше психолог продвигается по пути постижения подлинной природы человека, тем менее категоричен и более осторожен он в своих выводах, тем больше уважения проявляет он перед лицом сложности, неисчерпаемости, силы и красоты внутреннего мира человека. Тем настойчивее он стремится уйти от простых, легких, однозначных механистических взглядов и решений. А это, в свою очередь, вызывает у меня уважение и доверие к его идеям, выводам и открытиям.

Бюджентал проявляет подлинное уважение к природе человеческой, осознание бесконечности и принципиальной неисчерпаемости глубин его души и, соответственно, — готовность к деликатности и осторожности, когда дело доходит до влияния на человека, вмешательства в его жизнь.

Это очень честная и ответственная позиция. Но, к сожалению, — не слишком, на мой взгляд, популярная среди современных психологов (особенно среди тех, кто считает себя учеными), которые уже все про человека поняли.

Заключение: Главный урок ЭГП — психология не обречена на манипулирование, она может быть человечной.Психология мифов и карикатур, манипулирования и коррекции, формирования и технологий... — эта "мертвая" психология — психология уходящая. На смену ей приходит психология живая — жизнеизменяющая и жизнеутверждающая.Концепция Джеймса Бюджентала, его экзистенциально-гуманистический подход, — это психология с действительно человеческим лицом, психология мудрая, человечная.Реализация экзистенциального подхода в психологии (теоретической, а в еще большей мере — практической) позволяет получить принципиально новый, более глубокий и сущностный, более "человечный" взгляд на человека и условия его становления.

ЭГП занимает в психологическом мире определенную, четкую позицию, предлагает свои, специфические ответы на самые важные, ключевые вопросы. Эти ответы составляют принципиальную альтернативу ведущим психологическим парадигмам — и, соответственно, расширяют пространство выбора для самих психологов, способствуя росту их собственной свободы и усиливая возможности их профессионального и личностного самоопределения.

Мой нынешний взгляд на психологию — ту объективную и объективирующую "психологию", которая господствует сегодня, — весьма скептический.

Но именно Дж.Бюджентал и его подход дает мне надежду, что вырождение психологии — еще не финал...

Психология — это огромная совокупность знаний, исследований, описаний, систем практических и теоретических. Сама по себе психология никого не очеловечивает, как и Библия.

А вот практика психотерапии — да, может помогать очеловечиваться тем, кто хочет очеловечиться. И научная работа тоже многое даёт для духовного роста. Но конечно не всем, а тем у кого есть потребность расти духовно.

"Ну да ну да, ты это еще черному похметологу Касикову расскажи, вот и посмотрим, послушает ли тебя этот старый дурак или нет. Сам еще чего порасскажет типа про оттраханных обезглавленных гусаков, и это стыдливым девам..." — подумал Ефремов.— … А если вы будете относиться к пациентам как к ходячему набору симптомокомплексов, то и в вас никто не будет видать личности, — заключил Бурно.

— И как всё это можно слушать? — прошипел Снейп в сторону ЕФа.

— Так же, как ты слушал меня про гипноз.

— Да, но это был рассказ гипнолога об интересном для него.

— А вот ты сам интересное детям читал?

— Конечно. Это было зельеварение.

— И это точно было интересно?

— Разумеется. Но меня никто не слушал почему-то.

— Вот и академик Бурно считает, что это интересно. Только интересно оно всего одному человеку — ему самому.

— Да тебе самому пора на этих курсах лекции читать.

— Да вот рангом не вышел. Сначала я за диссер засел в 23 года, а потом мне стало не до диссера... Дочка родилась.

— Так ей уже 27, как мисс Лавгуд?

— За Невилла выдай, нормуль будет, — осклабился Снейп.

Ефремов же ответствовал не в пример печальнее:

— Я бы рад, да кабы она за кого пойдет?

Через месяц же усердных занятий мужики и вовсе опухли от учебы, Ефремов — потому, что все это он знал и ранне, а Сева — потому что на него вывалилась уйма непривычной информации. Психолого-педагогических вузов он не кончал, а был принят на добровольных началах Альбусом лет в двадцать и обучал детей фактически наобум, а на самом деле разводил двойную агентурную сеть. Педагогика была всего лишь прикрытием сидения под носом у Дамблдора. Пока мужики опухали от непомерной учебы, Джек опухал от чрезмерного занятия с группой поддержки Отрядом Дамблдора. Единственно, что он наподхватил новую дурную привычку лазить по ночам по запретному Лесу. Где-то заполночь по местному времени он возвращался, но однажды произошло не самое замечательное. Джека просто не вернулся вовремя, но на поиски бросился обеспокоенный Северус.

…Стоящий у подоконника Иван углядел в потемках долговязую фигуру Снейпа, волочившего на спине безжизненное и недвижимое тело, и внутри у него дрогнуло: "Джек? Джека, да что же ты..." Проклиная себя, авантюризм друга, бабушку и Волдыря, накинул наспех первую попавшуюся мантию и энергично пошагал навстречу известиям, какими бы они ни оказались. По коридорам, конечно же, шастал Филч и его надоедливая кошка, так что пришлось любезно улыбнуться первому и пустить обожающий взгляд в сторону второй, лишь бы ублажить сварливого дядьку. Неизвестно, что там придется делать дальше, но вот только приставаний Филча и не хватало. Его-то не заколдуешь, как маггла.

На пороге Малой Башни стоял Снейп и раздраженно вертел мобильник в пальцах:

— Почему у тебя телефон недоступен?

— Денежку забыл положить. Что с Джекой?

Снейп как будто и не слушал:

— ...Мог бы догадаться, в окно бы подняли...

— Так что там? — Иван присел на корточки к лежащему на земле другу, воткнул два пальца ему в шею. Ага, пульс. Хороший такой, ну не как у космонавта в безмятежном сне, а почаще; разве что потому, что температурка слегка высоковата. И перегаром не пахнет.

— Где ты его подобрал?

— На опушке. Хагрид пёсика спустил, и сам топчется. Сказал, что из Хогсмида, у мадам Розмерты надрался... теперь с Филчем поди объяснись... — то ли Снейп мысли читал, то ли просто хорошо знал режим завхоза. –Заклятье какое-то, Эннервейт не действует. Или зелья. Пока стабилен, потом не знаю, чего будет. Надо провести анализ крови.

— Может, мне помочь чем… ну, с реактивами… — Иван заглянул Северусу в глаза, в усталые красные глаза с отекшими веками. Ох, не просто он Джека подобрал, привирает… повоевал немало, наверное.

Северус ухмыльнулся:

— Спасибо. И сам не переломлюсь.

Иван Львович только взвалил аномально спящего Джека на плечи, и потащил ко входу. Чего уж там, Филч не Филч, надо делать что-то, а не палочками водить, да просто физические усилия отвлекали от дурных мыслей. Наверняка потому же Северус не стал навораживать магических носилок. Или правда, чтоб не драматизировать ситуацию.

Но Филч как будто ждал их в коридоре, и перво-наперво принялся брюзжать, что это почетные делегаты так напились. Снейп, откинув капюшон мантии, зыркнул на завхоза в своей традиционной манере.

— Моргана милосердная! — заголосил дед, — да как же так можно-то?! Еще никто с того света не воротился!

Впрочем, подхватив кошку и бурча "отче наш", ретировался восвояси. "Не хватало, чтоб старикана кондратий хватил, потом мне отвечать... Ну и зачем, спрашивается, надо было палиться?" Миновав главного школьного фискала, процессия все-таки воспользовалась колдоносилками.

— А все потому, что кто-то ведет себя слишком по-гриффиндорски? — хмыкнул Снейп.

«Тоже мне, пионеры-ленинцы... Создадим себе проблему и будем радостно ее преодолевать…»

Занося носилки в «мужицкую» комнатку, они случайно потревожили дверь «молодежной», откуда незамедлительно вылез Гера, и, потирая сонные, почти неоткрывающиеся глаза, заявил:

— Что-то я жрать хочу…

— Да вечно ты жрать хочешь, оглоед! — рявкнул Ефремов. — Особенно в три часа ночи…

Было, конечно, не три, всего лишь перевалило заполночь.

— Мне таблетки пить… уснуть не могу… в голове воет от голода… — Гера вынул из кармана флакончик и пипетку, с голодухи он вовсе ничего не соображал.

— Эльфа призвать не пробовал?! — огрызнулся врач. — Он тебя накормит, напоит, сопельки вытрет и баиньки уложит!

Снейп устало обернулся, машинально совершая необходимые жесты палочкой, и проговорил:

— Джон, иди ты с ребятами на кухню. Все равно ты мало чем поможешь… ты у бадяги корень находишь и от аконита не отличаешь… был у меня один ученик, на тебя похожий…

— …который гриффиндорский декан сейчас, знаю. Умный мальчик. — Ефремов зыркнул на него черным взглядом, но круто развернулся к дверям «молодежной».

— Может, Невилла позвать? — невпопад сморозил Гера.

— Нет, Гургена. Жрать идем, — убитым голосом констатировал Иван Львович.

Гурген тоже не заставил себя долго ждать. Из «мужицкой» выкатилась мерцающая лунишка и увязалась следом за хозяином.

Трудолюбивая Винки с раболепным радушием встретила гостей: стоило им появиться на пороге, как их окружили подносы с любимыми лакомствами: сливочное пиво для Ефремова, печеный цыпленок с легким вином, которое Гурген находил сродни гранатовому и пироги с ромбоспином для Германа. Луна окунулась в бачок с отбросами и самозабвенно чавкала, сопровождая трапезу довольным уханьем.

После первого же пирога к Соболевскому вернулась способность внятно мыслить, только никому это было уже не нужно, все и так ясно. Ефремов пил молча и рассеянно слонялся по кухне. Точнее, наоборот, мысли у него были предельно сконцентрированы на одном. От него вообще исходили флюиды горечи и скатывались по углам комнаты вокруг него чернильными омутами.

А потом он вообще ушел через черный ход, возле ступенек которого были нагорожены огромные тыквы.

Сидеть дальше настроения не было никакого, и они последовали в Малую Башню, только коридорами. Проходя через башню Хаффлпафф, они наткнулись на Тедди Люпина, который хотел им что-то сказать, но сюськаться с таким мелким собеседником у них сил уже не было. Ограничились тем, что всучили ему лунишку, и отправили восвояси.

Коридор Малой башни злоухал мешаниной аптеки и кухни, как, впрочем, и нормальная зельеварная лаборатория. Только места мало — меньше, чем нужно. В "молодежной" возлежал Иван Львович и при появлении их мрачно заявил, что по предварительным анализам содержащее в крови Джека зелье, весьма токсичное и вообще очень похоже на то, которым однажды отравили Драко Малфоя, о которого кровь делается сначала перламутровой, а потом вообще прозрачной, а потом грядет слепота, а потом кома, а потом понятно что, и вообще по его, Ивана Львовича мнению, это полная анемия, только вызванная химически, только более сильнодействующим веществом, чем тот раз, про который рассказывал Снейп, и все произойдет гораздо скорее. А сейчас у Джека поднялся жар и вообще это больше напоминает нейроинфекцию. То есть одно другому почти противоречит, но соображений с точки зрения классической медицины он не видит, в магической токсикологии он вообще ноль без палочки. И вообще, Северус сказал, что дал ему порошок безоара в виде скоропомощного средства, а паллиативное[3] противозелье готовится от силы неделю, а симптоматика прогрессирует.

Короче, товарищ Ефремов находился в весьма прибитом состоянии, то есть еще не успел переварить услышанное, разложить по полочкам и подвергнуть цепочке логических умозаключений, а посему вывалил новости как есть.

— Ну а что, если ему сделать плазмоферез или гемодиализ? Я же не врач, я не знаю, что лучше... — предложил Гера.

— Гемодиализ — это совсем другая вещь, там сложнее. И дольше. Кровь проходит, грубо говоря, через систему мембран, имитирующих мембраны почечных канальцев, и из нее таким образом извлекаются токсичные вещества искусственные или просто отходы обменных процессов, скопившиеся в силу нарушения работы выводящих систем. Но чем, гад, эти зелья связываются, поможет ли вообще? Вот лежу сам и думаю.

— А гемодиализ убирает как раз только низкомолекулярные соединения, оставляя высокомолекулярные, антитела или еще там чего он не уберет. Это можно сделать только с помощью плазмофореза. Я за плазмоферез.

— Ну вот, Гурген, и какого черта ты в фельдшерскую группу не пошел? Училище-то то же самое, а мозги пропадают, дружок.

— Да все равно, в институт поступать буду. Мне работать надо. Больше научусь.

— Ладно, чего собственно, я тебя ждал, спросить... как ты думаешь, кто сейчас у вас дежурит?

— Медсёстр, — ангельски улыбнулся Гурген, воззрившись на Ивана щенячьим взглядом.

— Это хорошо.

Ефремов наподхватился к Снейпу, а Гурген переглянулся с Германом:

— Откуда ты про плазмоферез знаешь? Тебе делали?

— Неее, один грузин, мой знакомый друг. Дебил он, правда. Он мне что сказал: «Ты с этими армянами не связывайся, они все как один колдуют. Ты, наверное, с армянами водку пил, а она заговоренная была. Вот пойдешь, тебе плазмоферез сделают, заклятье сойдет, и ты и армян забудешь, и меня забудешь…» Ага, щас. Для меня грузины такие же друзья, как и армяне.

— Ага, а все грузины поголовно воруют, — насупился армянин.

— И что, Галлеоныч у нас колдует и ворует, значит?

— Да. И колдует, и ворует.

— А ведь и правда.

...Трансгрессировать в четвертую психбольницу не составило труда, Иван Львович периодически заглядывал к Шишкину по своим делам, так что дорожку туда не забывал и вполне себе представить мог. Так как Снейп не смог копаться у товарища в голове (Иван просто воспротивился такому обороту и блокировал сознание), трансгрессировать пришлось как всегда по-ассамблейски. Приземлились у порога шишкинского корпуса, трансфигурировали мантии в халаты, сколдовали носилки и двинули в отделение с черного хода, заставленного огромными бидонами для обедов. Звонок прозвенел громко и настырно — из двери показалась брыластая морда седоволосого армянина.

— Бари гишер, Гагик Ашотыч.

Армянин неопределенно недобро воззрился на Ефремова. Тот продолжал:

— ... Мы тут спецпациента привезли, от Виктор Иваныча, сам понимаешь... карту заводи, сам понимаешь как.

Глаза Гагика Ашотыча смягчились, подовольнели и залоснились.

Собственно, это и был пресловутый Медсёстр, то есть медбрат с сорокалетним стажем, сутяга и взяточник. От остальных медицинских братьев отличало его то, что он закончил четыре курса медвуза по специальности стоматологии и чрезвычайно этим фактом гордился, требуя привилегий для себя и нещадных наказаний для провинных, а точнее, для невинно оклеветанных. Каждый свой донос он комментировал: "Я — рыба благородная, осётр, которая всегда идет против течения." А сослуживцы комментировали за глаза: "Ну вот, Медсёстр наш икру мечет. Словесную, мелкозернистую. Кверулянтскую. В армянском соусе." А Шишкин складывал эти доносы в папочку и вздыхал своему заместителю: "Да, сам я по натуре интернационалист, но Ашотыч — скотина." И уволить тоже не мог, хоть тот обязанностями своими зачастую пренебрегал, но в случае чего и до горздрава добирался. А уж перейдя на почетную и заслуженную пенсию и вовсе распоясался.

… Медсёстр приоткрыл дверь и жадновато оглядел будущего пациента, звеня ключами в кармане. Тем же временем Снейп шелдарахнул его заклятьем в лоб — «Империо! Так! Теперь ты будешь делать то, что мы с Иваном прикажем тебе!» — глаза Ашотыча сделались стеклянными и испуганными, а движения деревянно-неверными и спастически отрывистыми, как будто под хорошей дозой аминазина или галоперидола.

— Ключи от реанимации! — скомандовал Иван.

Медсёстр показал связку из кармана и тусклым, тихим и деревянным голосом заявил, что нету. Иван же не помнил дороги, да и за годы его отсутствия много что могло поменяться.

— Живо веди нас туда!

Процессия двинулась обратно на улицу, а точнее в подвальный коридор, соединяющий корпуса между собой. В принципе, эта самая реанимация работала только на протяжении рабочего дня, пока шли процедуры — эст, инсулиновая шокотерапия и плазмоферез, пациенты отлеживались в течение пары часов, и их переводили обратно в палату. Если случалось что-то серьезное, вызывали скорочей и больных «не при голове» перебрасывали в обыкновенную клиническую больницу, а потом возвращали обратно. Морг, по словам Гургена, вообще прикрыли на ремонт на неопределенное время, так что инфраструктура клиники заметно пошатнулась. Небольшая подчистка памяти охраннику, и микро-кавалькада оказалась на третьем этаже, спокойно вскрыли двери заклятьем, и наконец-то водрузили бесчувственного Джека на койку с зеленым клеенчатым матрацем.

— Ашотыч, ты на плазмоферезе ассистировал? — Медсёстр утвердительно кивнул. — Ну, пошел трудиться!

Заминку у дверей процедурной ликвидировал сам Ефремов, а Ашотыч убито пошел за спиртом, ватой и кровезаборным мешочком. Ефремов включил эксфузионную установку и принялся подготавливать руку Джека к уколу. Медсёстр, конечно, забыл жгут, поэтому руку пришлось перетянуть носовым платком. «Ну, минут десять на один мешок, плюс еще полчаса на сепарацию… Часов до пяти утра уложимся, наверное» — прикидывал в уме врач.

— Скотина, физраствор тащи! И два зажима!

«Скотина» приносила и складывала, смазывала и вкалывала… Видеть беспрекословно подчиняющегося Медсёстра было лестно. Чем бы ему еще удружить, какую подлянку подкинуть, чтобы начальство потом его по головушке погладило? Процедура пошла вроде бы своим чередом — Ашотыч тупо уселся в углу палаты, а Иван, оставив Северуса наблюдать за больным, сам отправился крутить кровь в центрифуге, периодически переговариваясь через стенку:

— Сев, а как ты думаешь, у волшебников кровь разная или у всех одинаковая?

— В каком смысле?

— Ну, у вас в Святого Мунго переливание делают?

— Делают, наверное. Я-то Альбусу Персивалю сам делал, когда у него рука была обожжена… Только у него кровь необычная, которая любую кровь принимает… И у Поттера тоже.

— А, четвертая группа, что ли, как у меня?

— Это у больших волшебников бывает, между прочим.

Хм, в ряду «больших волшебников» Ефремову оказаться было приятно и лестно, ну хотя бы на уровне кровяных телец и прочих ангигенов…

— …Останови ему кровь! — это Снейп орал на Ашотыча. — Ферула! Тергео!

Ефремов выскочил в палату, там шла возня и неразбериха: Джек ворочался, Медсёстр зажимал ему локоть пятерней, трубка с иглой и зажимом валялась на полу, кровь стекала с руки и, скатываясь с клеенки темно-бордовой дорожкой, капала на пол. Снейп бестолково махал палочкой, не имея возможности точно прицелится на рану. Ого, да это же сколько же выхлестало-то! Ефремов как дикая кошка подскочил к койке, подбирая трубку, отпихнул нерадивого медбрата и резво намотал из нее жгут на предплечье. Снейп наконец получил возможность коснуться ранки палочкой.

— Да, Севка, тут уже физраствором не зальешь, потеря приличная. Ашотыч, группа крови у тебя какая?

— Третья.

— Ну и гуляй. А у тебя, Северус? — Ефремов только потом сообразил, что тот, собственно, может и не знать. Или назвать какой-то колдомедицинский термин, который хрен поймешь как на АВ0 перевести. Все одно тарелку доставай и смешивай, чтоб узнать.

— Первая. — Снейп ухмыльнулся. — Ты что, забыл, что у меня отец маггл? Мне в 10 лет аппендицит резали. Вот и знаю.

— Ох. И хорошо, что первая, Джеку только она и подойдет. Идеальный донор, да реципиент неважнец. — Впрочем, донор тут вроде как живой мертвяк. Хотя вроде ест-пьет, на двор ходит… пульс бьется. Ить не синяя же у него кровушка в конце концов? — А ну палец себе наколи!

Сгоняли Ашотыча за иголкой, накололи. Гемоглобин, вишь, нормальный вроде. Только вязковата, наверное, ну ничего, разбавим. Не заказывать же.. Серологию разве что не проверишь, да, впрочем, с чего это ей и быть, учителям в любом Хогвартсе справка нужна, что здоров… Теперь на соседней койке лежал Снейп, которого напоили глюкозой прямо из флакончика, вслушиваясь в урчание кровезаборника под аккомпанемент рассуждений Ивана. Тот по большей части разговаривал сам с собой, будто сказку рассказывал, аутотренинг такой проводил. Никак телепат у него сейчас в пациентах, нечего ему пока дергаться. Хотя оба были в напряжении: Джек тоже был под капельницей — под надзором Медсёстра ему возвращали собственные кровяные тельца, разбавленные физраствором взамен слитой плазмы.

— У вас что, наследование магии — аутосомно-рецессивное что ли? Раз скрещиваются с плодовитым потомством — это отвечает критерию вида. Значит, их можно просто представить как отдельные расы. Те же китайцы и негры. Но тут забавнее, ибо метисация вроде пока не выявлена. Это свидетельствует о том, что генов мало. С другой стороны, если аутосомно-рецессивное, генов много… А что, нет, все-таки полигенный признак, рецессивное состояние аллеля дает мага — например, группа из восьми, или комплементарное, с локализацией в разных хромосомах. Наследование может быть не связано с кровью, а, например, с особенностью электрических процессов в периферической нервной системе. Вон как искрят и зажигают, во всех смыслах же! Хотя все действительно сильно сложнее, чем описал дедушка Мендель... А ведь в биологии всё развивается не по законам, а вопреки им. Особенно в генетике. На генотип может повлиять всё: от солнечного света до чиха в нужный момент. Генотип перестроится — и вуаля. А уже всякие белки будут синтезироваться на этой самой матрице, которая получится. В жизни законы Менделя не соблюдаются практически никогда. Потому что плейотропия. Потому что спонтанные мутации. Потому что такова природа вещей. Собственно, для менделеевских законов подходят только случаи наличия пар генов, полигенное, или с супрессией — уже неменделевское получается. И если виноват "гормон волшебства", значит так встали гены, ответственные за его синтез. А гены могут встать как угодно. Возможно, с генами-супрессорами и активаторами... Только там этих генов не 5-10, а где-то порядка 200. Получится как раз калейдоскоп в чистом виде. То есть появляения маглокровок это не есть вылезание рессива в охренеть-каком-поколении от нормального себе генетического колдуна. А может и вылезти! Мы знаем, что волшебников меньше, чем магглов. Таким образом спокойно предполагаем, что наследование волшебства есть рецессив. И наследование не моногенное, а полигенное. И ребёнок будет волшебником только в том случае, если все аллели этих генов у него в рецессиве. Таким образом, если маг и магесса получают потомство — вероятность того, что оно будет не-магом почти нулевая. НО! Все помнят про спонтанные мутации — их частота порядка 10^-7, но о ней забывать нельзя. Плюс если это рецессив, есть вероятность супрессорной мутации — один или несколько генов захотят вернуться к нормальному состоянию. И так получатся тоже магглы в семье волшебника…

— Сквибы.

— Ну да и хер бы с ним. Все равно я в генетике слаб.

… Джек так и не просыпался, хотя вел себя беспокойно, так что Ашотычу приходилось трудиться за санитара, привязав его к койке. Время поджимало: на часах был шестой час, где-то в семь в реанимации должны были появиться людишки. Переливать цельную кровь решили струйно, даже Снейп изъявил желание ускорить процесс колдовством, хотя палочку еле держал. Ефремов вообще опасался, что тот вот-вот развоплотится и дематериализуется. На исходе пакета хуже стало как раз Джеку: он побелел до синевы, лицо заблестело от холодной испарины, дыхание стало частым и прерывистым, шея стала изгибаться в судорогах. Не хватало, чтоб его еще и стошнило. «Черт, мы же про резус-фактор забыли! Конечно же, получайте теперь добрую анафилаксию!»

— Ашотыч, скотина! Адреналин, кордиамин, кофеин и преднизолон! Живо! А еще лед и грелку.

— Льда нету, грелки тоже, — меланхолично отвествовал Медсёстр.

— Лед и грелку куда? — поинтересовался Северус.

Ефремов сверкнул глазами:

— Да где ты ее возьмешь, в пизде?!

— Наколдовать. Охлаждающие и согревающие чары, — словно первокласснику, втолковывал Снейп.

— А, колдуй… Холод на руку, тепло в ноги…

Медсёстр копошился невероятно медленно, так что Иван ворвался в лекарственный шкаф сам. Возвратившись с бобовидным лоточком в руках, обнаружил Снейпа, завалившегося на и без того дважды больного Джека, и Ашотыча, силящегося его оттащить. Иван, не выпуская лотка из левой руки, переместил колдуна по воздуху на место, а сам занялся шприцами. Не хватало димедрола и эуфилина, но Ашотыч вдруг по собственной инициативе трудолюбиво принялся приводить в чувство своего повелителя. Видать, заклятие подвластия имело побочный эффект: не оставлять колдуна, его наложившего, в жизнеугрожающей ситуации. Лекарства пришлось призвать по воздуху, наугад, не разбирая этикеток, все формы, какие есть.

— Эй, Гагик Ашотыч, возьми, — сжалился Иван, подсовывая тому ватку нашатыря.

Снейп, с намазанными руками и лицом, чихнул и очухался.

— Ну и гадость же! Терпеть этого не могу, всегда у маглянок отбирал…

— Это еще зачем?

— Ведь одна капля этой дряни в котел — и любое зелье превращается в водичку.

— А в организме?

— Никого не поил.

— У нас это алкашам дают, с водой. Помогает через раз.

— Ну так зелье же уже успело вред нанести, вряд ли его так просто этими каплями восстановишь. Все равно противозелье нужно.

— Ага, специфический антидот.

Снейп шарил по карманам одежды в поисках палочки.

— Колдовать я тебе больше не дам, — предупредил Иван, и вместо этого вручил дозу кордиамина. — Пей.

— …мужики, хорош ругаться, голова же болит… — простонал Джек, дернулся, приподнял голову: — И руки развяжите, я ж небуйный.

Иван опустился на кровать рядом с товарищем, занявшись вязками:

— Ты в реанимации, дружок.

— В Мунго что ли в вашенском? — обернулся он к Снейпу.

— Не, у меня на старой работе. Мы тут все взмылились, пока тебя в чувство приводили, — ответил Иван.

— А это что за мурло? — ткнул пальцем на седого армянина.

— А, медбрат, ассистент наш… — подал голос Снейп. — Он не проболтается, уж я гарантирую. Он в подвластии.

— Так, мужики… Время десять минут седьмого, пора сруливать, — огласил время Ефремов. — Ты, буйжахпер-джян, собирай-ка ты все, что в шкафу лежит, и в какой-нибудь ящик складывай, понял? И еще: как бы мне ему чего покошмаристей внушить взамен этой возни?

— Как меня Нагайна укусила, — с ноткой гордости предложил Снейп. — Или любую посиделку в Лютном переулке, с него хватит.

Остальное было дело техники: для Снейпа — сконцентрироваться, пока на лбу не появился белесый проблеск мысленитей, Ефремову же — подхватить ее и ввинтить ее в лоб нерадивому Гагику Ашотовичу. Вот уж картина маслом: приходит смена на работу, на месте его нет, смену сдавать некому; обнаруживается он черт-те где, с окровавленной лапой, шкаф разорен… и, главное, объяснить ничего не может. Подтерли за собой присохшую лужу, слабосильный еще пока, но уже раздухарившмйся, Джек даже шкваркнул сектумсемпрой по заколдованному медбрату.

— Джек, это моя палочка! — ревниво потребовал Снейп. Отобрал.

— Ты умеешь колдовать? Ты же вроде только мобилой орудовал? — вскинулся Иван.

— А, про хендик не спрашивай, где он был, там его уже нет, — хмуро покачал головой Джек, явно не намеренный расказывать приключения. — Нехорошо это совсем, теперь всем шестерым номер менять... И ссылка на Ассамблеум была в закладках...

Новый коммуникатор купить и привести к рабочему виду проблемой не было, куда мрачнее было оставить его в лапах Сами-понимаете-кого и его товарищей

— Ты ведь ему мою кровь перелил, — решил сменить тему и вернуться к предыущей Снейп. — А я колдун.

— Так я думал, это генетическое, как раса... Ведь если китайцу кровь негра перелить, он ведь так китайцем и останется... Или что, это гормональное? Тогда встает проблема рецепторов... Если они генетически не заложены, то хрен вам эти гормоны подействуют...

— У человека есть ряд рецепторов к тем веществам, которых в норме в его организме нет и никогда не вырабатывается — например, имеются в том числе специфические рецепторы к каннабиноидам, — парировал Джек.

— Во чертяка, не всю еще медицину пропил за 25 лет!

— В трактатах Леонар да Щеботанского написано, что колдуна от простеца отличает такой алхимический элемент, как "мидихлориан"...

— Слушай, Северус, давай мне твою симку, на моей денег нет...

— Да какие проблемы...

...Через пару минут они были у ворот Хогвартса; Снейп снял ненужный ему уже Фиделиус с Хагрида, несмотря на вящее возмущение Ивана — в общем, гнул свою оглоблю. Но сам не решился пока что идти через полный людей двор без пятновых чар — ну, просто потому что для этого поколения он чужак. На первом этаже Малой башни их ждал Тедди Люпин, со спящей луной на руках. Иван Львович вымученно улыбнулся, забрал фамилиара и наставительно высказался:

— Почему не на уроках? Занятия уже начались...

— Я вам зверушку хотел отдать...

— Какой у тебя урок?

— Трансфигурация, вместе со Слизерином. А потом чары с Гриффиндором.

— Я тебе что говорил? Не смей прогуливать, сейчас же иди в класс, и извинись перед профессором за опоздание.

— Я поговорить хотел...

— Некогда мне, родной. Не сейчас.

— Но это очень важно...

— До вечера подожди, хотя бы до вечера... — отмахнулся профессор головологии.

В открытой "молодежной" копошился Гера, расковыривая шкаф, выкидывал носки, ботинки, мешочки с землей, бормотал и бранился на все лады... Ефремов заглянул в проем:

— А ты почему не в теплицах?

— Удобрение для цапня ищу. На призывные чары не откликнулось, видать застряло где...

— Да ты же спишь на ходу!

Гера поглядел на Ефремова испытующим взглядом, тот сразу оценил ситуацию и приоткрыл дверь пошире, чтобы было видно Джека и Снейпа:

— Справились. — Только и выдохнул последний.

Гера расплылся в облегченной лыбе:

— Ну вы там два доктора Хауса! Айболиты-на-все-руки.

Конечно, ему не терпелось выпытать новости, но уж больно они все были заморенные.

— А ты тоже с инета скачиваешь? — поинтересовался Джек.

— А это еще про что? — любезничал Иван.

— А, фантастика медицинская про больницу, начмеда и его отделение. Работает на всех специальностях подряд, от терапевта до хирурга... — возвестил Гера.

— И как раз это про тебя, — подначил Джек.

— Да уж мне только не хватало... А ты, Герка, скажи мне кто такой начмед, а то давно что-то я такого сленга не слышал.

— Да завотделением, как ты.

— А вот и неправда, начмед это начальник медицинской, замглавврача по лечебной части. Иногда я и начмеда замещаю, когда тот в отпуску. Но прав ты только в этом.

Снейп занес ящик в комнату и поставил его в шкаф с холодильным заклятьем, но когда оставшиеся мужики зашли, тот уже разливал по стопкам из большой пластиковой бутылки.

— Себе тоже не забудь, — напомнил ему Иван.

— Это еще чего за бурда? — вытаращился Джек.

— А, гематогенчик жидкий для поднятия тонуса, — ухмыльнулся Ефремов, вспомнив, как они с Северусом собирали мантикорью кровь. — Пей давай, и всем спать, утром тебя долечивать будем, а то сами скопытимся.

— Да какое утром, если к обеду встанем, и то хорошо.

«Да,— опомнился Ефремов, — у него же явная диссеминация внутрисосудистого свертывания, надо же меры принять, пока не уснул. 200 мг преднизолона внутривенно. А то кто знает, как мантикорья кровь действует. Да и желтуха видна. Только потом надо будет его предупредить, чтоб ему больше кровь не переливали, а то хана. Хотя, может, и зельями ДВС[12] откачаем, тогда будет все нормально»

Перед тем, как лечь, Иван спросил у своего друга:

— А как ты вообще туда попал, там где был? И где ты, кстати, побывал-то?

— Да где-где, в пизде… В Годриковой лощине. Как попал, говоришь, да так просто… поднял бумажку с земли посреди леса, а меня благодаря какому-то инклудусу из листа мне в лоб чего-то выстрелило, да в лощину утащило.

— Ладно, ты не переживай, спать ложись… Дорасскажешь потом после лечения, а ты так отдыхай сейчас типа того.

— Да не могу я отдыхать спокойно, когда мой телефон эта сука гастарбайтер-молдаванин уволок. Там же и кулон цитриновый был, куда я без цитрина…

— Ну так ты палочкой поколдуй, пока кровь в течение времени не употребилась печенью и почками…

— Так это мало, Вано. И кулон жалко, пямять о жене бывшей…

— А за это время телефон тебе подберем. Такой же глофишь как у тебя, только лучшей модели. А я цитрин тебе раздобуду и подарю. Ну будет подарок от меня.

— Ладно, не проедай мне мозги, все, спать хочу, — наконец отрубил Джек.

[1]Московское Объединение Психиатров, Психотерапевтов, Психологов и соцработников

[2]Марк Евгеньевич Бурно (род. 14 марта 1939) — врач-психиатр, психотерапевт, доктор медицинских наук, профессор кафедры психотерапии и медицинской психологии Российской медицинской академии последипломного образования. Автор метода психотерапии творческим самовыражением. Является членом Независимой психиатрической ассоциации, редакционной коллегии издаваемого этой ассоциацией «Независимого психиатрического журнала» и журнала «Консультативная психология и психотерапия». Ведет занятия по арт-терапии в первом наркологическом диспансере г.Москвы.

[3] паллиативный — относящийся к полумерам

[4} бадяга — пресноводная губка, какие, соответственно, корни у животного, хоть оно трижды бесскелетным?

[5] фельдшеров готовят в медучилищах на фельдшерском факультете.

[6] бари гишер (арм.) — доброй ночи

[7] кверулянт — кляузник, сутяга

[8] аллель — Аллели (аллеломорфы) (от греч. ἀλλήλων — друг друга, взаимно) — различные формы одного и того же гена, расположенные в одинаковых участках (локусах) гомологичных (парных) хромосом; определяют варианты проявления одного и того же признака. В диплоидном организме может быть два одинаковых аллеля одного гена, в этом случае организм называется гомозиготным, или два разных, что приводит к гетерозиготному организму.

[9] Ферула, тергео — кровоостанавливающие заклинания.

[10] АВ0 — международно признанная классификация групп крови

[11] — буйжахпер (арм., пренебр.) — медбратец

[12] — диссеминация внутрисосудистого свертывания, гематологический синдром, комплекс симптомов, в результате которого по всей крови рассеянно нарушается противосвертывание крови и образуются кровяные сгустки, могущие привести к тромбозу, и сопровождающееся перефирическим кровотечением.