Потерянные факты, имеющие отношение к моей жизни (джен)

Разбудил меня телефон. Я спросонок едва не уронил его, но все же сумел кое-как удержать и нажать кнопку приема вызова.

— Да?

— Дениска, хорошо, что я дозвонилась до тебя, — прозвучал из трубки голос Лауры. — Не ходи сегодня на работу.

— Лаура, но…

— Шефа сегодня не будет. И вчера его не было — он улетел на какую-то конференцию, мне Аллиана по секрету сказала.

Аллианой звали прелестную и очень ответственную нимфу. Она идеально вела дела фирмы, совмещая должность секретарши шефа и делопроизводителя, однако, вопреки расхожему мнению как о секретаршах, так и о нимфах, со всеми мужчинами фирмы поддерживала ровные дружеские отношения.

— Дениска, не ходи, — настаивала Лаура. — Я… я вчера раскинула на тебя карты. Извини, больше ничего сказать не могу, но на работу не ходи.

Лаура попрощалась и положила трубку, а я задумался. Не верить Лауре оснований у меня не было, прорицатель она хороший, и раз говорит, что чего-то делать не стоит, лучше ее послушать. В принципе, я вообще мог бы из дома не выходить, раз и Лаура, и Вачовски в один голос твердят о поджидающей меня опасности, но… Но запаса продуктов у меня не было, и прежде чем запираться в доме, мне надо было купить хоть какой-нибудь еды.

Я нехотя вылез из кровати, и через несколько минут, приведя себя в порядок и доедая на ходу бутерброд из остатков хлеба и сыра, стал собираться в магазин, размышляя о том, во что умудрился ввязаться.

Вачовски не сказал мне вчера ничего определенного, заявив, что эта информация не подлежит разглашению, ибо следствие все еще ведется, но по тем вопросам, которые он задавал, понять можно было многое. Например, что дело тянется уже очень давно и имеет явный привкус черной магии. Еще было ясно, что Вачовски почему-то считает, что именно я должен был стать очередной жертвой.

Я уже собирался выходить из квартиры, но успел только дотронуться до дверной ручки, как на меня обрушилось новое видение.

Сквозь пульсирующую боль тяжело падали слова и застывали на теле расплавленным свинцом.

— Ты плохо проверил все факты, Вуддор.

— Но мессир, я…

— Я просил человека, а ты кого мне подсунул, идиот! Ты вообще знаешь, чем люди от оборотней отличаются?

Жарко, невыносимо жарко и душно, тело сотрясает кашель, он выворачивает наизнанку легкие.

— Ты должен быть наказан, Вуддор. Но ты умрешь не зря. Прощай.

Языки пламени застилают взор, оплетают горло, плетьми бьют тело, а сквозь боль, ставшую нестерпимой, глухо доносятся слова заклинания…

Я очнулся с дичайшей головной болью, тело била крупная дрожь, во рту ощущался привкус крови. Я кое-как поднялся, добрел до ванной и, открыв воду, стал умываться. Случайно глянув на себя в зеркало, я едва не заорал от неожиданности: оттуда на меня глядело нечто с глубоко запавшими, обведенными черными кругами глазами, кровавыми потеками на лице, да еще и щелкающее зубами. После умывания нечто приобрело знакомые черты, по крайней мере, кровь удалось смыть, да и дрожь прошла.

— Трындец, — прокомментировал я, трясущимися пальцами набирая номер Вачовски. Кажется, я еще и сорвал голос во время последнего видения.

Ответил лейтенант практически сразу, словно ждал моего звонка. Молча выслушал мой рассказ, потом в очередной раз велел сидеть дома.

— Я хотел за едой сходить, — признался я. — У меня в доме нет ни крошки.

— Далеко? — кисло поинтересовался он.

— Пара кварталов.

— Хорошо, но потом никуда.

Я заверил заботливого лейтенанта, что выполню его приказ, и пошел закупаться. Я медленно брел в сторону ближайшего маркета, по прихоти судьбы стоящего неподалеку от здания фирмы, не обращая особого внимания на происходящее вокруг.

Машина вылетела из-за поворота и, почти не сбавляя скорости, понеслась в мою сторону. Я обернулся, рефлекторно отскочил подальше от дороги и на кого-то налетел. В воздухе запахло какой-то медицинской гадостью, и мир померк.

Когда я очнулся, меня накрыло острым приступом дежа-вю: тело болит, голова раскалывается, во рту железистый привкус. Правда, в этот я был не один… либо у меня начались слуховые галлюцинации.

— Этот гаденыш звонил эльфу. Нет, не при мне — я просто в его телефон глянул. Нет, не ошибаюсь — что я, номер его не помню. Хорошо. Да, я постараюсь. Хорошо, сейчас запишу.

Голос показался знакомым, но вспомнить его обладателя мешала головная боль. Послышались приближающиеся шаги, в бок потыкали чем-то твердым. Среагировать я не успел — тело было все еще слишком тяжелым и неповоротливым.

— Господин лейтенант? — а вот сейчас голос был очень похож на мой. — Нет, со мной все в порядке, но не могли бы вы приехать… Нет-нет, действительно в порядке. Да, конечно. Вы знаете старую мельницу? Да, за городом. Я жду вас там. Я все объясню, но времени мало…

В бок опять ткнули, на этот раз сильнее, заставляя непослушное тело перевернуться.

— Что за дела у тебя были с Вачовски? Отвечай, живо!

Я с трудом разлепил глаза и поморщился — свет из окна слепил, и на его фоне силуэт мужчины был похож на куклу из театра теней.

— Ни… ни… никаких…

Я вспомнил свое видение на берегу реки и хрипло рассмеялся. Маняня, мир ее праху, тоже говорила правду, но не успела сказать ее полностью.

— Еще смеешься, падаль? — сорвался на крик стоящий надо мной, и в этот миг я его узнал. — Ненавижу вас, тварей. Сдохнешь — туда тебе и дорога!

Он отошел от меня, через пару секунд скрипнула дверь.

— Заберите его. Можете особо не церемониться — главное, чтоб живым доехал.

Два вошедших амбала разом отбили охоту сопротивляться. Они подхватили меня под руки, подняли и повели к двери.

— Мракович, а ведь ты скоро умрешь, — прохрипел я.

— Что?

Он подскочил ко мне.

— Тебе перережут горло, — глядя ему в глаза, с удовольствием произнес я. — Даже моего слабого дара достаточно, чтобы сейчас увидеть это.

— Мразь, — завизжал мой коллега и ударил под дых. — Ты сдохнешь раньше!

Амбалы поволокли меня дальше, а за их спиной бесновался менеджер по работе с корпоративными клиентами фирмы «Кощеев и Ко»:

— Тебя, тварина, вообще по кускам найдут!..

Я улыбнулся и облизал сухие губы с коркой запекшейся крови. Судя по всему, у меня опять шла кровь носом.

— Умыться можно? — спросил я, не надеясь на ответ.

— В машине, — пробасил один из амбалов. — Там вода есть.

Воды было достаточно и чтобы умыться, и чтоб напиться. В машине нас было четверо — кроме меня и амбалов имелся водитель, изредка с любопытством поглядывающий на меня в зеркало заднего вида.

— Мы едем за город? На старую мельницу?

— Ты б молчал, а? — вполне доброжелательно откликнулся медведеподобный амбал. — Все равно мы тебе не ответим, а ежели будешь слишком много вопросов задавать, велено бить.

— А почему не бьешь? — я допил последние капли воды из бутылки и вздохнул: поесть я так и не успел.

— Ты Мрачка разозлил, — ответил амбал. — Визжал он как поросенок на кактусе, мы прям заслушались.

— Так может, остановишь машину, и я выйду?

— Отлить, что ли? Учти, сбежать лучше не пробуй — Мрачок на тебя поводок кинул.

— Отлить, — согласился я, с тяжелым вздохом похоронив и без того слабую идею побега.

Поводком именовалось заклинание, параметры которого менялись в зависимости от пожеланий накладывающего его мага. Например, душить того, кто попытается удалиться от машины на несколько метров. Или от одного из сопровождающих. Впрочем, для того, чтоб надеть и активировать амулет, магом быть не требовалось. Дезактивировать заклинание может либо наложивший его, либо тот, кто знает ключ-слово. Был еще вариант перебить вектор заклинания, но это мог бы сделать очень сильный маг.

Старая мельница стояла на берегу реки. Даже когда меня вывели из машины, я не сразу увидел ее — разросшиеся ивы и вишня окружали ее со всех сторон. Меня подвели к небольшой дверце, распахнули ее и подпихнули в спину, дескать, давай, спускайся.

— Добрый день, Серов, — приветствовал меня Вачовски.

Выглядел он, прямо скажем, не очень. Одежда порвана и измазана в чем-то буром и черном, светлые волосы сосульками падали на плечи, под глазом наливался красками свежий кровоподтек, а руки были прикованы к стене толстыми цепями так, что свести ладони вместе Вачовски не смог бы, даже если бы очень постарался.

— Поговори мне еще, — неодобрительно пробурчал медведеподобный и подтолкнул меня к противоположной от Вачовски стене. — Давай, ликан, шевели лапами. — Он нацепил на меня кандалы, и я едва не задохнулся. — Уж извиняй, брат, но у меня приказ, — он сочувствующе засопел, проверил, хорошо ли закрепил оковы и вышел.

— На вас тоже блокирующие нацепили? — благожелательно спросил Вачовски. — Вижу, что я прав.

За всю свою щедрую на приключения жизнь мне еще ни разу ни приходилось ощущать на себе действие блокирующих оков. Они не тянули из тела магию или силы — они просто замыкали внутренние резервы, препятствуя как проникновению потоков магии извне, так и исторжению их. Действовали они и на умение оборотней к перекидыванию, точнее, к осознанной смене облика. А вот мою способность они не отнимали, но я все равно не мог сменить облик — присутствие Вачовски странным образом успокоило меня.

— О, у нас гости, — весело произнес Вачовски. — Я уже заждался тебя, Барвин.

Из двери, ведущей, судя по всему, внутрь мельницы, вышел мой шеф, глава фирмы «Кощеев и Ко» Барвин Велизарович Кощеев. Выглядел он как всегда превосходно: темные с сединой на висках волосы идеально уложены, сухопарая фигура облачена в модный костюм, ботинки начищены до блеска, в темных глазах, обрамленных короткими, но густыми ресницами — вежливый интерес.

— Как давно ты знаешь? — спросил он, растянув тонкие губы в гримасе.

— Как только увидел на этом юноше следы присутствия твоих амулетов, — ответил Вачовски. — Это же очевидно.

Кощеев оскалился и пробормотал под нос что-то явно неодобрительное.

— Отпусти его, Барвин, — чуть подавшись вперед, попросил Вачовски. — Тебе же нужен только я. А он пообещает уехать отсюда и обо всем забыть.

Кощеев подошел ко мне вплотную и протянул руку. Я шарахнулся от него насколько позволяла длина цепей, но он без труда вытащил у меня из воротника большую булавку с навершием-цветком.

— Не пообещает, — Кощеев брезгливо скривился и отошел, сломав булавку. — Ты сдохнешь на алтаре, Фион, а его найдут рядом, с ритуальным ножом и следами проведения темномагического обряда. Неудачного.

— Да ладно тебе, Барвин, в его досье напрямую сказано о том, что мальчик не может быть ритуалистом, — рассмеялся Вачовски. — Более того — его потоки образуют узор, не совместимый с любыми проявлениями жертвенной магии.

Кощеев недоверчиво уставился на него, видимо, подозревая в розыгрыше.

— Я сам собирал досье, Барвин. А ты знаешь, я в этом не терплю небрежности. В отличие от твоих помощников.

— Заткнись! — процедил Кощеев.

— Тебе нужен именно я, — словно не слыша его, продолжал Вачовски. — Все еще мечтаешь уложить меня, да? Не на ложе, так на алтарь?

— Заткнись, сукин сын! — Кощеев, размахнувшись, ударил Вачовски с такой силой, что голова того мотнулась.

— А вот родителей моих ты зря упомянул, — улыбка Вачовски из доброжелательной стала угрожающей. — Теперь тебе точно не уйти.

— Это тебе не уйти, Фион. Даже если зад подставишь, все равно сдохнешь, — выплюнул Кощеев. — Мне все едино обряд твоего очищения проводить, так кто мне помешает попользоваться тобой?

— Ты сам, — уже без улыбки произнес Вачовски. — Ты же у нас все еще блюдешь себя, да? Боишься силу растерять…

— Я велел тебе заткнуться!

Голова Вачовски вновь мотнулась от пощечины, но он упрямо произнес:

— Отпусти мальчика, Барвин. Я обещаю тогда не сопротивляться. И… забуду про аркан последнего вздоха.

Кощеев бросил на меня полный ненависти взгляд, резко развернулся и вышел прочь, бросив напоследок:

— Оба сдохнете, и ты, и твой щенок!

Я молчал. Молчал и Вачовски, привалившись к стене и закрыв глаза. Мне было не понятно, зачем он злил Кощеева, зачем просил отпустить меня — ведь сразу было понятно, что все его просьбы пропадут втуне.

— Когда Барвин злится, его можно прочитать, — не открывая глаз, тихо произнес Вачовски. — Даже сейчас, — он дернул рукой, и цепь зазвенела, — я могу сделать это. Точнее, не прочитать, а просчитать.

— Вы его так хорошо знаете?

Вачовски хорошо знал Кощеева. Точнее, долго, еще со времен студенчества — учились вместе. Когда Хэлкафион Вачовски приехал защищать диплом в университет Кенателя (в его родном Рунарте не было специалистов по магии холода, а именно в ней специализировался Хэлкафион) его соседом по комнате оказался совсем еще юный Барвин Кощеев, будущий риатуалист и артефактор, и молодые люди подружились…

— Барвин еще тогда грезил великими арканами, но говорил, что даже самые светлые из них слишком близко подошли к черте, за которой начинается темная магия, а потому его увлечение никогда не перейдет в плоскость практики, — рассказывал Вачовски. — Но знал он о них много, вникал даже в мельчайшие подробности. Так что едва я понял, что выбор жертв и порядок способов умерщвления не случаен, я сразу вспомнил о Барвине. А когда совпало место его нынешнего проживания и две последних жертвы, заподозрил и просил официального перевода в этот город.

— Две последних?

— Знаете, сколько есть способов убить человека? — огорошил меня вопросом Вачовски. — Вижу, что просто не задумывались об этом. А я запомнил все, — теперь он смотрел на меня с горечью. — Если бы все смерти произошли в одном месте и примерно в одно время, это бы сразу насторожило полицию, а так… Я вел одно дело, — он поморщился. — Впрочем, не важно какое, важно то, что я случайно встретил приятеля из соседнего города, мы разговорились, он попросил помощи в расследовании. Мне показалось, что наши дела связаны, я запросил материалы сначала по городу, потом по области. И так сумел связать множество незакрытых дел и нескольких уже завершенных. Пол и возраст жертв варьировался, способ умерщвления ни разу не совпадал, но было несколько деталей, благодаря которым становилось ясно — это дело рук одного мага. На данный момент ему осталось собрать три смерти — перерезать горло, расчленить и принести в жертву. Причем для последней нужен сильный маг, — и он улыбнулся. — Это должен быть я.

— Две, — поправил я Вачовски. — Две смерти — скоро он убьет Мраковича.

— Вот как, — Вачовски снова закрыл глаза и откинул голову назад, привалившись затылком к стене.

На этот раз он молчал долго, я даже успел задремать, однако проснулся, едва он меня окликнул.

— Денис, — на губах Вачовски была мечтательная полуулыбка.

Она притягивала взгляд, и я перестал замечать и боль в затекших руках, и разбитые губы, и грязь на теле эльфа.

— Раз нам суждено умереть, я не хочу… Я думал промолчать, но перед смертью лучше облегчить душу.

Я слушал его, не веря своим ушам. Мне хотелось проснуться, забыть этот то ли кошмарный, то ли эротический сон. В мрачном темном подвале прекраснейший эльф признавался мне в любви. Он говорил о том, что его сразу покорила моя хрупкость, что он мечтал о каждой новой встрече со мной, что хотел заключить меня в свои объятья и целовать тонкие запястья и ласкать мое нежное тело. Он говорил, а я молча хватал ртом воздух, вытаращив глаза.

— Денис, — он подался ко мне и нежно прошептал: — Я хочу тебя.

Я отшатнулся назад, больно ударился затылком об стену и сменил облик.