Рассыпая пепел (гет)

Гарри покинул палату, оставив Гермиону в замешательстве. Интересно, чего она ждала: что он будет отнекиваться? Искать любой повод, чтобы отказаться? Это странно. Во-первых, он всегда готов прийти ей на выручку, а во-вторых, Гермиона вполне себе симпатичная, даже красивая.

В сто пятой палате горел свет, Гарри заглянул внутрь — больной не спал, лишь мрачно глядел на мерцающие огоньки лампы. Гарри присел на стул и спросил:

— Почему вы не спите?

Тот медленно моргнул, с трудом разлепил губы и ответил:

— Я жду.

— Чего?

— Смысл ожидания в том, чтобы не пропустить момент, иначе это уже не ожидание, а напрасная потеря времени.

— Так чего же вы ждёте?

— Когда произойдёт то, на что я надеюсь.

— И на что вы надеетесь?

Старик посмотрел на Гарри и вновь уставился на огоньки.

— А ты почему не спишь, аврор?

— Я на дежурстве, мне не положено.

— Но ты с большим удовольствием провёл бы это время в постели, видя сладкие сны, а не беседуя со мной? — произнёс старик.

— Верно.

— И ты надеешься, что когда-нибудь срок твоего вынужденного бдения выйдет?

— Да, так и есть.

— Вот и я надеюсь, что, наконец, закончится то, что мне не нравится. И не хочу пропустить момент, когда это случится.

— Вы ждёте смерти? — догадался Гарри. — И хотите встретить её лицом к лицу и наконец избавиться от мук?

— Смерть не всегда дарует избавление, господин аврор, — заметил старик. — Иногда совсем наоборот.

— Что, так много нагрешили и думаете, что попадёте в ад?

— А ты?

— Я не думаю о смерти и не жду её, — холодно ответил Гарри.

— Напрасно, — старик скривил губы в саркастической усмешке. — Жизнь — вещь чрезвычайно хрупкая. Сегодня ты ходишь по улице, напыщенный как индюк, строишь планы, самодовольно улыбаешься своей ничтожной персоне, а завтра — раз, и ты всего лишь мешок из кожи, набитый костями и несбывшимися надеждами. Думать о смерти стоит всегда, потому что она маячит за твоей спиной.

— Было время, когда я много думал о ней, теперь оно закончилось, — твёрдо сказал Гарри. — Сейчас я не вижу смысла в том, чтобы тратить свою жизнь на пустые размышления.

— Это говорит одновременно о твоей смелости и глупости. Впрочем, гриффиндорцам свойственны оба этих качества. Я ведь угадал?

— Да, я из Гриффиндора, хотя шляпа уговаривала меня поступить на другой факультет.

— У Годрика была репутация глупца, у Хельги — гусыни, Ровена была спесивой, и только Салазар считался истинным магом — хитрым, стойким и живучим. Таким и должен быть настоящий волшебник.

— Волшебники бывают разные.

— Да, и где они? Измельчали под этим вашим Статутом о секретности. Тратят все силы, чтобы только не раскрыть себя. Трусы! Жалкие крысы!

— Мы слишком опасны. Магглы нас не примут…

— Магглы должны знать своё место! — зло воскликнул старик. — Если уж судьба обидела их настолько, что не дала ни капли волшебной крови, пусть не путаются под нашими ногами. Мы должны править этим миром по праву сильного, а не наоборот, господин аврор.

— Я вижу, нам с вами согласия не достичь.

— Не думаешь ли ты, глупец, что способен разубедить меня во время досужей беседы? — презрительно спросил старик. — Ничего у тебя не выйдет.

В это время в соседней — сто четвёртой — палате раздался громкий стон.

Гарри рванул туда и обнаружил Фатму, склонившуюся над больным.

— Что с ним?

— Приступ, — ответила она. — Бедняга, ещё дня три и отмучается. — Она заботливо укрыла несчастного. — Я дала ему успокоительное. — Медсестра посмотрела на Гарри так, будто ждала одобрения.

Он кивнул, и Фатма улыбнулась.

— Как твое дежурство? Ты решить не спать?

— По правде говоря, мне не положено. То есть я могу вздремнуть, но не больше двух часов, — объяснил Гарри.

— Но ведь тебя никто не проверять?

— Да, — пожал он плечами.

— Тогда ты можешь пойти спать прямо сейчас?

— Могу, но мне не хочется.

— А чего тебе хочется, Гарри? — с придыханием спросила Фатма, подходя ближе.

Гарри уставился на её покачивающиеся бёдра, затем перевёл взгляд выше — до тонкой талии, потом ещё выше — до туго обтянутой белой тканью, полной груди, нежной шеи, и остановился на свежих, чуть влажных губах. Ему очень захотелось проверить, каковы на ощупь эти волнующие формы и на вкус — этот слегка приоткрытый рот, но что-то не давало ему поддаться порыву. Какое-то важное, незавершённое дело.

— Мне надо кое-что проверить, — хрипло сказал он и быстро вышел из палаты.

Ноги сами понесли Гарри к выходу, возле которого могли прятаться давешние авроры, однако там уже никого не было. Оперативная группа покинула место преступления. Он отправился обратно, остановился перед сто седьмой палатой и неуверенно постучал.

Никто не ответил. Гарри полминуты размышлял о том, насколько неловко будет вломиться внутрь, ведь там, возможно, происходит то, что никоим образом его не касается.

Всё же он решился и открыл дверь. Палата была пуста. Наверное, Гермиона ушла, как только обнаружила, что авроры снялись с места. Он сел на кровать и разочарованно пнул тумбочку.

До конца дежурства оставалось всего ничего, и Гарри решил, что имеет полное право поспать.

* * *

Проснулся он от навязчивого ощущения, что кто-то на него неотрывно смотрит. Так и есть: на стуле сидел пожилой человек и буравил его карими глазами.

— Вы кто? — Гарри потянулся за палочкой, но не обнаружил её.

— Прошу меня извинить, вы ведь Гарри Поттер, верно? — вежливо поинтересовался человек.

— Да. — Гарри сел и помотал головой, разгоняя сон.

— А я — Самюэль Хоуп, сын Асвальда Хоупа, который имеет оплаченный пансион в больнице святого Мунго. Вы не подумайте, что я плохой сын, просто отец сам настоял, что ему лучше быть в лечебнице, где осуществляют каждодневный уход за колдунами в летах…

— Простите, мистер Хоуп, я, видимо, не совсем понял…

— Я тоже, как бы это сказать, в некотором замешательстве, ибо сегодня стосемидесятилетний юбилей, соберётся вся семья, а нас, Хоупов, немного-немало около сотни, и будет несколько затруднительно объяснить, почему я не сумел доставить отца, дядю, деда, прадеда и прапрадеда домой.

— Что? При чём здесь все эти люди?

— Понимаете, какой казус: я пришёл сегодня забрать отца на его юбилей и вместо него вижу в палате вас, — закончил Хоуп и укоризненно посмотрел на Гарри.

— Подождите, разве вы не забрали его вчера? — удивился Гарри.

— Нет.

— Тогда где же он?

— Меня этот вопрос в равной степени интересует.

— Бред какой-то. Вы спрашивали у медсестёр? Тут есть одна — Фатма. Она дежурила в отделении.

— Я посещаю отца дважды в неделю и знаю всех медсестёр в Мунго. Никого по имени Фатма я не встречал.

— Это странно.

— Совершенно с вами согласен.

— Один момент, — Гарри встал, прошёлся туда-сюда и остановился у окна. — Мистер Хоуп, когда вы видели вашего отца в последний раз?

— Вчера, двадцатого сентября. Я пришёл проверить в добром ли он здравии и способен ли выдержать аппарацию.

— Двадцатого… А сегодня, надо полагать, двадцать первое? — с усмешкой произнёс Гарри.

— Вам нельзя отказать в логике, мистер Поттер.

— Вы ошибаетесь. Сегодня двадцать третье, значит, вчера было двадцать второе.

— Что вы, мистер Поттер, как я могу перепутать такую знаменательную дату? Двадцать первое сентября — день рождения Асвальда Хоупа! Даже в Пророке об этом пишут! — Он протянул Гарри газету.

В ней действительно была напечатана небольшая поздравительная заметка, где Асвальда назвали старейшим магом современности.

— Она позавчерашняя, — заявил Гарри.

— Нет! Уверяю вас, сегодняшняя. Утром сова принесла.

— Так. Давайте-ка спросим у кого-нибудь другого! — Гарри рванул из палаты.

В коридорах никого не было, он спустился на первый этаж и наткнулся на ночного сторожа.

— Тэдди! — крикнул Гарри, и сторож испуганно вздрогнул. — Какое сегодня число?

— Двадцать первое сентября, — на автомате произнёс тот. — А что вы тут делаете? — поинтересовался он, подозрительно прищурившись.

— Как «что»? Я тут дежурю!

— В каком смысле?

— В таком, что у меня наряд на дежурство! Мы вчера заходили к тебе с Фатмой, помнишь?

— С кем?

— Ну, медсестра… турчанка. Красивая такая. Мы приходили после того, как приезжали авроры на ложный вызов.

Тэдди быстро заморгал, нахмурил брови, потом, когда окончательно понял, что не в состоянии увязать воедино всю услышанную от молодого аврора информацию, скривился; но тут подоспела помощь:

— Тэдди!

— Мистер Хоуп! Вы сегодня рано, — обрадовался сторож, как радуются знакомому человеку, внезапно появившемуся в непонятной ситуации.

— Я специально приехал, зная, что папа встаёт в семь утра, но не застал его! — с болью в голосе сказал мистер Хоуп. — Вы не видели моего отца?

— Нет. Я дежурил в аптеке. Давайте спросим у Мэгги, она сегодня была в ночь, — предложил Тэдди.

— Да, точно! — вспомнил Гарри. — Мэгги ведь тоже была вчера.

Оба — сторож и Хоуп недоумённо посмотрели на него, потом все двинулись искать медсестру. Напрасно Гарри надеялся, что хохотушка Мэгги прояснит ситуацию. Напротив, после её слов всё стало ещё запутаннее. Выяснилось, что никто не видел никакой Фатмы, и сегодня действительно двадцать первое сентября, к тому же, про дежурство Гарри она слышит впервые, потому что никаких распоряжений относительно него из аврората не поступало. А самое главное, за всю ночь не произошло никаких эксцессов, не говоря уже про вторжение авроров, которое, случись оно на самом деле, Мэгги бы точно запомнила. Старый Хоуп был на месте и спал в своей палате под номером сто семь.

Они посмотрели на Гарри так, будто заподозрили, что он, по меньшей мере, съел мистера Хоупа на завтрак.

Тогда Гарри, разгорячённый всеобщим недоверием, заявил, что есть ещё один человек, с которым он разговаривал вчера. Теперь уже вчетвером они отправились в сто пятую палату. Увы, там ситуация повторилась — больной ни за что не хотел признаваться, что беседовал с Гарри, и, вообще, делал вид, что ему все надоели.

У Гарри голова пошла кругом: сначала Дженкинс с лекцией, потом Гермиона со своим зельем, все эти люди, Хоуп…

Да что, чёрт возьми, происходит?!

— Журнал! — вспомнил он. — Расходный журнал в аптеке! Там записывается число. Я должен на него взглянуть.

— Да что же вы никак не уймётесь, мистер Поттер. Вы лучше скажите, где старик Хоуп! — потребовал Тэдди.

— Не знаю! Я его в глаза не видел.

— Что я скажу родным? — взмолился Хоуп.

— Вчера, когда вы его навещали, как выглядел ваш отец? — решил взять ситуацию под контроль Гарри.

— Я нашёл его очень бодрым, насколько может быть бодрым человек в таком возрасте.

— Вы уверены, что никто из ваших родных не забрал его раньше вас?

— Это совершенно исключено. Видите ли, у отца скверный характер, и поехать куда-либо он соглашается только со мной.

— Надо обыскать всю больницу.

Так и было сделано. Они осмотрели каждый закоулок Мунго, потревожили и перебудили всех пациентов, но Хоупа так и не нашли. Гарри сбился с ног и на некоторое время потерял из виду своих товарищей, поэтому упустил тот факт, что является для них главным подозреваемым в этом странном исчезновении. Поэтому несколько удивился, когда в палату, где он беседовал с очередным пациентом, вошли два аврора и с глубоким осознанием своей правоты заявили:

— Гарри Джеймс Поттер, вы задержаны до выяснения обстоятельств похищения Асвальда Хоупа.

* * *

В аврорате Гарри сразу проводили в камеру, где он томился, наверное, часа два, которые провёл с большой пользой: кричал, злился, крушил ни в чём не повинную мебель, требовал встречи с адвокатом и другими важными людьми, пока, наконец, не был вызван на допрос.

Старший аврор Дженкинс пригвоздил его взглядом и выдерживал долгую театральную паузу, необходимую для того, чтобы подозреваемый понял всю бесперспективность отпирательств.

Потом начал задавать вопросы, однако ни паузы, ни запугивания, ни обещания выпустить на волю, в случае чистосердечного признания, на подозреваемого не подействовали, потому что Гарри решил хранить стойкое молчание. В самом деле, что он мог поведать старшему аврору? То, что застрял в двадцать первом сентября, или то, что все вокруг ведут себя неадекватно, или что люди бесследно исчезают безо всякой причины? Конечно, нет. Гарри счёл благоразумным подождать развития событий. Взбешённый Дженкинс, не добившись ни слова, велел отправить его обратно в камеру, где Гарри пробыл до вечера. А вечером случилось то, чего он никак не ожидал. Вернее, ждал с нетерпением, но не догадывался, что события примут такой внезапный поворот.

Открылась дверь камеры, и охранник по имени Майк, с которым Гарри всегда был в дружеских отношениях, заявил:

— Поттер, иди за мной.

Коль скоро Гарри решил принять выжидательную позицию, он смиренно последовал за Майком. Его привели в комнату для свиданий, где с явным нетерпением дожидалась Гермиона. Она кинулась Гарри на шею и жарко зашептала:

— Я знаю, у них ничего на тебя нет; ты всё делаешь правильно. Боже, я так волновалась!

— Спасибо, что пришла. Хоупа так и не нашли? — Гарри покосился на Майка, тот тактично отвёл взгляд.

— Нет. Пропал бесследно. Однако кем надо быть, чтобы обвинять в его похищении тебя! — возмутилась Гермиона.

— Я сам ничего не понимаю.

— Что ты делал в Мунго?

— Я был в наряде. Меня туда отправили, но никто этого, почему-то, не подтверждает. Даже Дженкинс, который сам меня наказал, делает вид, что ничего не было. Помнишь, я рассказывал про странные события, которые со мной происходят?

— Нет, — мотнула головой она.

— Как же? Я говорил про лекцию и про то, как мы вместе, — тут Гарри понизил голос, — влезли в аптеку?

— Я ничего такого не помню, — удивилась Гермиона.

— Ладно, — сокрушённо пробормотал Гарри.

Всё опять начинается заново — никто ничего не помнит!

— Ну а то, что тебе надо сдавать экзамен в Центре подготовки колдомедиков, — это ты помнишь?

— Конечно. Я выбрала Вивос Редитум — самое сложное зелье.

— И у тебя есть все ингредиенты?

— Да.

— И даже девственная кровь?

— Ну, ты же знаешь, — смущённо улыбнулась Гермиона.

Взгляд Гарри, видимо, твердил об обратном, но Гермиона поняла его по-своему. Она потянулась к Гарри через стол, нежно взяла его лицо в свои ладони, бросила быстрый взгляд на Майка, и совершенно без всякого замешательства поцеловала Гарри в губы. А потом как ни в чём не бывало села обратно, совершенно довольная собой.

— Я, наверное, пропустил что-то важное, — спустя несколько ошарашенных мгновений, вышел из ступора Гарри. — Ты не могла бы… повторить?

Вообще-то, он хотел сказать: «объяснить», но другое слово выскочило внезапно, как кролик перед мчащимся поездом и поскакало вперёд, в надежде на быстроту ног. Да и каким образом можно интерпретировать поцелуи? К тому же такие недвусмысленные. И Гермиона, конечно, не стала ничего объяснять, а просто облокотилась на стол и вытянула трубочкой розовые губы. Гарри ничего не оставалось, как воспользоваться ситуацией и ответить на столь явный призыв. Впервые в жизни он целовал Гермиону, и это было чертовски приятным занятием. Он даже позабыл, что находится в тюрьме, и ему грозит срок за преступление, которого он не совершал. Однако выразительное покашливание Майка вернуло его к действительности. Гермиона оторвалась от него и прошептала:

— Завтра я вытащу тебя отсюда, и мы займёмся любовью по-настоящему.

— По-настоящему? — уточнил Гарри.

— То есть, когда не надо собирать недостающий компонент для зелья, — растолковала она с лукавой улыбкой.

— А Рон? — спросил Гарри.

— Что Рон? — не поняла Гермиона.

— Вы с ним не… — он замялся, придумывая подходящее выражение.

— Ты что, до сих пор ревнуешь, Гарри Поттер? — усмехнулась она.

— Я?

— Это было давно и неправда, — Гермиона непринуждённо пригладила ему волосы, хотя Гарри показалось, что она своими лёгкими движениями ставит на место съехавшую крышу.

— Свидание окончено, — пробасил Майк. — Пойдём, Поттер.

Гермиона посмотрела на Гарри таким откровенно любящим и тревожным взглядом; что у Гарри в груди оборвалось и ухнуло в пропасть понимание: ведь завтра она, как и все окружающие, ничего не будет помнить!

— Постой! — воскликнул он, словно пытаясь в отчаянии удержать убегающий миг.

— До завтра, Гарри, — сказала Гермиона. — Всё будет хорошо.

— До завтра, — пробормотал он.

Гермиона обняла и поцеловала его на прощание. Обратно в камеру Гарри шёл, стараясь сохранить в памяти эти поцелуи.

* * *

— Эй, Майк! — позвал Гарри, когда они проходили через центральный коридор.

— Чего тебе? — дружелюбно отозвался тот, ведь они были приятелями.

— Глянь-ка, жена твоя.

— Где? — удивился Майк и в тот же миг получил крепкий удар в солнечное сплетение, а когда согнулся пополам, получил ещё один — по шее.

— Ты меня прости, пожалуйста, — сочувственно сказал Гарри. — Но у меня другого выхода нет.

С этими словами он забрал у бедняги палочку и двинулся к единственно возможному выходу.