Туманность Андромеды (гет)

Рабастану Лестрейнджу снился Азкабан. Он снова видел себя в камере, где провел в общей сложности пятнадцать лет. Только камера как будто становилась все меньше, тяжелые серые стены сдвигались вокруг него, грозя раздавить, и он наконец проснулся от удушья, весь в поту, тяжело хрипя и мечтая о смерти.

Сделав пару глотков из бутылки огневиски, стоящей у изголовья, и утерев холодный липкий пот со лба, он немного пришел в себя и снова попытался заснуть. И опять увидел во сне тюрьму. Только в этот раз он слышал крик брата, над которым склонилась фигура в черном саване, сдвинув капюшон и угрожающе раскрывая пасть — такое действительно однажды случилось, Руди чуть не поцеловал дементор. Он молил о помощи и просил у кого-то прощения — но все было тщетно, никто не приходил, а дементор наклонялся над ним все ниже и ниже. Рабастан был рядом — так близко — он царапал каменные стены ногтями, разбивал кулаки в кровь, но не мог добраться до Руди, не мог ничем помочь… И от осознания собственного бессилия Рабастан плакал, плакал, как в детстве, кричал, но на его крик приходили только призраки отца и матери. Они холодно смотрели на него, словно он в чем-то был перед ними виноват.

Их мать погибла вместе с отцом, когда Руди и Басти были еще совсем мальчишками. В тот страшный день авроры вломились в дом Лестрейнджей и крушили все, до чего могли дотянуться — они пришли, потому что узнали, что Темный Лорд, который уже тогда был объявлен вне закона, скрывается здесь. Найгерт Лестрейндж, отец Рабастана и Рудольфуса, как было отлично известно аврорам, входил в круг единомышленников Темного Лорда еще со школьных времен и одним из первых стал Пожирателем смерти.

В Азкабане Рабастан снова и снова видел, как зеленый луч срывается с палочки одного из авроров, и мать, как подкошенная, падает на пол. Все вокруг заливает зеленый свет. А потом в комнату врывается отец — он убивает двух противников на месте, но третий оказывается проворным и хитрым — попадает отцу в грудь красным лучом, и тот валится с ног... Рабастан помнил сумасшедший блеск в глазах аврора, который уже занес палочку над ним и братом — и в этот момент появился Темный Лорд. Он парализовал аврора и оставил его на полу, сказав, что они с братом могут сделать с ним все, что захотят. И мальчишки тогда выместили на поверженном весь свой ужас и всю боль…

Призраки родителей растаяли, словно исчезая в тумане, и он провалился в глухую темноту. Но и там не было покоя — ему слышались душераздирающие крики и стоны — это были голоса Лонгботтомов, которые он не забудет, не перестанет слышать до самой смерти. Раньше он и не представлял себе, что человек может так кричать…

— Забери мою душу… — взмолился он, сам не зная, кому. Но знал, что никто не сжалится и не разорвет этот бесконечный круг, что он теперь до самого конца — а может быть, и после — обречен снова и снова переживать самые страшные дни своей жизни. И нет ему избавления…

Рабастан проснулся, стуча зубами от озноба — нет, в Малфой-мэноре было тепло, да и на дворе стояло лето. Это был азкабанский холод, который узники, пропитавшись им насквозь, уносили с собой навсегда.

Он встал и, пошатываясь, поплелся в ванную. Полежав в горячей воде около получаса, но так и не избавившись от ощущения, что в груди, рядом с сердцем — комок льда, Рабастан быстро вытерся и опять завалился на кровать, прихватив еще одну бутылку огденского — первая была уже почти пуста.

— Черт! — ругнулся он, пролив немного виски на грудь, но вытирать не стал — не хотелось.

Ему вообще ничего не хотелось. Только напиться так, чтобы ни о чем не думать и ничего не помнить.

Так повторялось каждую ночь. Зелье Снейпа в сочетании с огневиски помогало забыться, но на следующий день голова была такой тяжелой и мутной, что каждое действие давалось Рабастану с огромным трудом.

Он уже и не знал, что хуже — мучиться в Азкабане или на свободе. Одно он ясно понимал — что никогда больше не станет самим собой — прежним.

* * *

Утром, как и всегда, Рабастан поднялся с жутким похмельем.

— Пьянь... — с отвращением оглядев в зеркале помятое лицо, синяки под глазами и пятна от пролитого огневиски на рубашке, процедил он сквозь зубы, подавляя желание швырнуть в стекло бутылкой.

«Пойти вечером в Лондон прогуляться, что ли? — подумал он. — Просто чтобы не пить. Хватит уже.»

В тяжелом походном плаще, с надвинутым на лицо капюшоном он медленно шагал по Косому переулку, потом свернул в Сумеречный. Красными огнями светились окна борделя — Рабастан посмотрел на них с вялым любопытством, но не остановился и не зашел. Может быть, объятия женщины — пусть даже продажной — избавили бы его от мертвящего холода внутри, но он не был уверен, что сможет быть с женщиной, что еще сохранил способность заниматься любовью.

Встав неподалеку от публичного дома, он наблюдал за местными обитателями — шваль и шушера, которых стыдно и по имени-то называть — но теперь Лорд принимает их в свою армию. Воры, оборотни, рецидивисты… Ни одного представителя древнего благородного рода, как раньше. Рабастан понимал, что эту войну Темный Лорд точно не выиграет, как бы он этого ни хотел, и сколько бы тысяч черни он ни собрал под свои знамена.

Внезапно он заметил, что неподалеку аппарировала женщина. Каштановые волосы, собранные на затылке в тяжелый узел, чуть тронуты сединой, шарф почти закрывает лицо, только глаза видно. Что ей нужно в таком мрачном и унылом месте?

Рабастан пошел за ней, и в его памяти всплывали смутные обрывки воспоминаний, но он никак не мог поймать ускользающий образ. Незнакомка держалась гордо и холодно. Спина прямая, в движениях грация и властность — неповторимое сочетание, выдающее чистокровную волшебницу.

Черт. Вот и вляпалась — он видел, как Скабиор, оборотень без стыда и совести, обезоружив женщину, когда та вышла из аптеки, выхватил у нее сумку. И, кажется, намеревался поразвлечься. Рабастан моментально среагировал:

— Круцио! — его захлестывал гнев, какого он давно не чувствовал. Он знал, что оборотня сейчас жжет, словно огнем, но не отпускал заклинания.

Незнакомка отшатнулась — шарф, прикрывающий лицо, соскользнул, и он увидел ее.

Андромеда.

Рабастан застыл, не веря своим глазам. Сколько лет прошло… Воспоминания врывались в мозг, сметая ужасы пережитого, сметая боль, горечь, холод и пустоту Азкабана, наполняя его грудь живым, чистым теплом, которое было в его жизни лишь однажды.

В детстве.

Он плохо помнил, что произошло потом. Она попросила его прекратить мучить оборотня, и он послушался. Помог Андромеде собрать оброненные вещи и вернул ей палочку. Она его поблагодарила и разрешила проводить себя до «Дырявого котла» — видимо, после нападения бандита не чувствовала себя в состоянии аппарировать. Но он так и не показал ей своего лица. Догадалась ли она, что это был Рабастан? Тот самый Басти Лестрейндж, мальчик, с которым они когда-то вместе бегали по парку в загородном поместье Блэков, ели за одним столом сахарную вату, учились в одной школе, спали под одной крышей и мечтали поскорее стать взрослыми…

— Спасибо, — еще раз поблагодарила его Андромеда, и Рабастан кивнул ей.

— Прощайте, — единственное, что он смог сказать в ответ.

Очутившись в Малфой-мэноре, Рабастан сбросил плащ и уселся в кресло перед камином. Когда-то давно он любил вот так сидеть в доме Блэков... Андромеда, едва заметным касанием дотронувшись до его макушки, желала ему спокойной ночи, и уходила к себе.

Он не заметил, как уснул, погрузившись в воспоминания детства.

Этой ночью Рабастан впервые за долгое время спал без сновидений, не прибегая к помощи зелий или выпивки.