Чужая память (джен)

Ему снилось что-то отвратительное и до тошноты мерзкое. В какой-то момент тошнота стала настолько реальной, что, проснувшись, Поттер схватил воздух ртом и, глубоко дыша, резко сел. Привкус рвоты, подкатившей к горлу, мгновенно исчез. Боясь вызвать повторное ощущение, Гарри, вместо того, чтобы лечь обратно, лишь удобнее устроился в кровати, подложив под спину одну из декоративных подушек. Мир вокруг казался ему расплывчатым, но надевать очки совсем не хотелось. Конечно, он бы давно мог исправить зрение, ведь даже магглы — и те, кажется, весьма преуспели в данном вопросе. Но Гарри Поттер по-прежнему оставался верен своим очкам в знаменитой круглой оправе. Ему нравилась возможность одним легким движением руки сбежать в мир, где есть лишь только такой вот калейдоскоп красок и невнятных контуров. Его личный мир, в который никто, ни одна живая душа при всем желании не сможет попасть и внести в него что-то свое. Но надеть очки все же пришлось.

Антипохмельное зелье пить отчаянно не хотелось. Зная, что Джинни наверняка уже ушла на работу, Гарри решил лечить больную голову и тошноту так, как когда-то лечил себя Сириус.

Путь на кухню за новой бутылкой, как назло, пролегал мимо кабинета. Кое-как сумев не поддаться желанию вновь окунуться в чужую память, на обратном пути Гарри все же не устоял и, закрыв за собой дверь, аккуратно переместил омут памяти на стол. Бутылка бренди так и осталось нетронутой, а головная боль забылась в тот же миг, когда в руку лег флакон с воспоминаниями.

― В последний раз, ― тихо произнес он самому себе, выливая серебряную субстанцию в чашу и уже привычно погружаясь туда лицом.

Оказавшись на залитой солнцем лужайке, Гарри в точности знал, что сейчас произойдет. Это воспоминание он не любил точно так же, как и его истинный владелец, но именно здесь он мог побродить по весенней школе. Не обращая внимания на студентов, Поттер любил прогуливаться по залитому солнцем лугу и каменным дорожкам. Несколько раз он пытался пройти дальше, чем позволяло воспоминание, но неизбежно натыкался лишь на плотный белый туман.

Сегодня, даже не глядя на разворачивающуюся неподалеку драму, Гарри просто шел вдоль лужайки к небольшому фонтанчику у входа в школу.

― Грязнокровка! ― донесся издалека рассерженный голос молодого Снейпа, но Гарри только лишь горько усмехнулся. Теперь, спустя больше двадцати лет, когда и из его рта вылетало множество слов, о которых можно жалеть до конца жизни, Гарри очень хорошо понимал этого Снейпа и искренне ему сочувствовал. Будь это возможно, Гарри, безусловно, постарался бы донести до этого худого обиженного парня, что делать дальше и как выпросить прощение за свои слова.

Занятый своими мыслями, он даже не заметил, что основное действие уже закончилось. Как он успел убедиться ранее, мародеры не смогли воплотить свои унизительные угрозы в жизнь ― помешала мадам Хуч, проходящая мимо и оштрафовавшая всех участников издевательств на пятьдесят баллов. Со Снейпа, впрочем, тоже сняли баллы. За оскорбление.

Засмотревшись, как потихоньку расходятся пристыженные Хуч студенты, Гарри заметил Снейпа, который привычно сел под деревом, потирая ушибленную руку и старательно сдерживая слезы обиды и гнева. Проклиная себя за идиотизм, он не спеша подошел к Снейпу и сел рядом.

― Глупо ждать, что ты меня услышишь, но мне правда жаль, что мой отец был таким подонком, ― произнес он и протянул руку, желая похлопать молодого Снейпа по плечу, но та, ожидаемо скользнув по воздуху, на миг размыла контуры Снейпа, создав легкую рябь в его очертаниях.

Сам Снейп, как показалось Гарри, внезапно дернулся, будто почувствовал невесомое прикосновение, и нахмурился.

Удивившись, Гарри вновь протянул руку и точно так же, как и в первый раз, провел ею по призрачной щеке, создав рябь и не чувствуя под пальцами ровным счетом ничего, кроме легкого ветерка. А вот Снейп, похоже, вновь что-то ощутил и, поморщившись, провел рукой по щеке, словно отгоняя невидимую муху.

Это воспоминание должно было завершиться, но Гарри давно уже научился задерживаться в нужном моменте на столько, на сколько считал нужным. Прочитав несколько книг, посвященных сохранению памяти, он даже научился останавливать воспоминание или, если нужно, прокручивать его в ускоренном режиме. Заинтересовавшись произведенным эффектом, он отмотал время назад до того момента, когда Снейп подошел к дереву.

― Чтобы их дементоры поцеловали! Сволочи! ― услышал Гарри, глядя, как Снейп, злобно бросив сумку на землю, садится рядом с ней. ― Ненавижу, ― твердил он, глядя на блестящую воду Черного озера, ― ненавижу.

― Понимаю, ― шепнул Гарри, вновь неосознанно пытаясь дотронуться до руки парня. ― Очень хорошо понимаю, что ты чувствуешь. Но знаешь, быть школьником, даже таким неудачливым, как ты или я, куда лучше, чем быть мной теперешним. Все эти собрания, работа, дети вот…

Фраза так и осталась незавершенной, а слова застряли в горле, когда он увидел, что Снейп точно так же, как и в первый раз, дернулся и нахмурился. Не веря в то, что это происходит на самом деле, Поттер замер, а спустя пару секунд огорченно вздохнул, когда Снейп вновь дотронулся до щеки, прогоняя муху, которую Гарри, видимо, не заметил в первый раз. Спустя еще несколько секунд Поттер понял, что сейчас произошло. Воспоминание удлинилось, открывая ему скрытые ранее границы.

Растерянно и в то же время с большой радостью Поттер продолжал наблюдать за новыми деталями чужой памяти вплоть до того момента, пока эту сцену не сменила следующая. Приложив небольшое усилие воли, чтобы не остаться в памяти Снейпа подольше, Гарри заставил себя вернуться в реальность.

Воспоминание о сегодняшнем путешествии, пусть даже и такое незначительное, где Снейп сидел под деревом и злился, было с особым трепетом перемещено в новый флакон. Свои воспоминания Гарри хранил отдельно и теперь, с грустью глядя на очередную занятую ячейку в шкафу, не хотел верить, что скоро лишится возможности погружаться в память самого смелого человека из всех, кого он знал.

Стук в дверь выдернул его из раздумий, и, подняв глаза, Гарри тут же наткнулся взглядом на крайне недовольное лицо жены. Джинни, вернувшись с работы пораньше и не найдя Гарри в гостевой комнате или на кухне, догадалась пойти в кабинет и последние десять минут просто стояла в дверном проеме, ожидая, когда на нее обратят внимание. К ее немалому возмущению, Гарри даже не заметил ее появления и явно удивился, когда она наконец обнаружила свое присутствие.

― Я бы уже давно выбросила эти воспоминания, если бы не была уверена, что ты наделал копий! ― прошипела она ему в лицо. ― Ты обещал, что завяжешь с этим. Ты пропадаешь там все больше, Гарри! Ты скоро начнешь путать реальности! ― возмущалась Джинни, с каждым словом повышая голос.

― Скоро перестану! ― огрызнулся Поттер, словно ее слова могли задеть его за живое.

На самом деле гнев Джинни лишь изредка вызывал у него чувство вины и больше смешил. С покрасневшими от гнева щеками она была до невозможности похожа на свою мать. Все его эмоции в данный момент были связаны лишь с тем, что флаконов с новыми, дополненными деталями становилось все больше.

― Воспоминания начали раскрываться, ― пояснил он, когда Джинни недоверчиво фыркнула на его фразу. ― Когда такое происходит, это означает, что скоро начнется окончательный распад. Отдавая свои воспоминания кому-либо, волшебник всегда проводит четкие границы, где должна начинаться и заканчиваться демонстрируемая сцена. Срок годности одного воспоминания колеблется от семи до сорока лет в зависимости от силы волшебника. Истончаясь, означенные границы начинают постепенно размываться и показывают чуть больше, чем было запланировано. Эдакий бонус, открывающийся под самый конец. Понимаешь?

― Даже вникать в этот бред не собираюсь, ― ответила Джинни, поджав губы. ― Но если они скоро исчезнут, я буду только рада. Может, ты и пить бросишь еще? Или мне нужно дождаться начала распада твоего мозга, чтобы ты перестал уничтожать запасы спиртного?

Гарри в ответ только покачал головой. Спорить с Джинни было заведомо глупым и бесполезным занятием, как и пытаться объяснить, что пьет он не так уж и много. Бренди помогало снять напряжение, расслабляло и дарило спокойствие, которого в последнее время становилось все меньше.

Вздохнув, он молча поставил пробирку с памятью Снейпа обратно на полку, чтобы вернуться к ней в более спокойной обстановке. Закрыв дверцы шкафа заклинанием, Гарри вновь усмехнулся своей привычке и задумался над тем, сколько у него еще осталось времени до того момента, как поблекшие серебряные нити окончательно растают в воздухе.

* * *

Новое дело на работе не оставляло возможности заняться этим вопросом вплотную. Как назло, именно тогда, когда счет шел буквально на недели, Гарри Поттер был загружен настолько, что, приходя домой, сразу же ложился спать, не в силах заниматься чем-либо еще. Так, решив, что тратить время на дорогу до дома и будничные разговоры с Джинни слишком неосмотрительно, Поттер завел привычку брать флаконы с памятью с собой на работу. Там, выкраивая себе хотя бы полчаса времени, обычно предназначающегося для обеденного перерыва, он аккуратно выливал содержимое в одолженный в соседнем отделе омут памяти.

В этот раз первым для просмотра Гарри выбрал воспоминание, где Снейп сидит в кабинете директора. Этот отрывок Поттер знал так хорошо, что при желании мог пересказать по памяти каждое слово. Периодически он приходил сюда из чувства ностальгии по школе и по самому Дамблдору. Не один раз Гарри вспоминал, как он подростком сидел напротив директорского стола в уютном, продавленном кресле и слушал мудрые речи.

Сейчас, глядя на худое, изможденное лицо Снейпа, он впервые подумал, что профессору в этом воспоминании всего тридцать восемь лет и что это даже по маггловским меркам не так уж и много. Тем не менее Снейп с темными кругами под глазами выглядел гораздо старше своего возраста. Наблюдая за его действиями, Гарри насвистывал песенку, что тихо звучала из старого радио, и едва не подпрыгнул от радости, когда Снейп вдруг начал постукивать пальцами по столу в такт мелодии. В прошлый раз это воспоминание закончилось гораздо раньше.

― Я так устал, ― тихо прошептал Снейп, откидываясь на спинку кресла и массируя виски двумя пальцами. ― Я устал настолько, что перспектива закончить жизнь в брюхе Нагайны скорее дарит спокойствие, чем пугает. Надеюсь, что хотя бы на том свете я смогу выспаться.

― Не следует забывать, ради чего вы живете, Северус, ― строго произнес Дамблдор с портрета. ― Постарайтесь выжить.

Глядя на портрет снизу вверх, Снейп лишь хмыкнул и, покачав головой, вновь вернулся к работе.

Гарри старался запомнить все происходящее с жадностью туриста, впервые вырвавшегося в чужую страну, но спустя секунду мир вокруг схлопнулся и исчез, чтобы через секунду повториться заново.

Не желая слушать, как Снейп беседует с портретом Блэка, Гарри перешел в следующую сцену, надеясь, что в ней новой информации будет больше.

Рождественский бал на четвертом курсе, казалось, был совершенно недавно. В воспоминании снег и холод не ощущались, и Гарри даже на несколько секунд залюбовался снежинками, падающими с неба. Неподалеку от него сейчас Снейп рассказывал Дамблдору о желании Каркарова сбежать, едва возобновится жжение в метке.

— Вот как? — мягко сказал Дамблдор. Мимо шли, хихикая, Флер Делакур и Роджер Дэвис. — А вам не хочется к нему присоединиться?

— Нет, — Снейп проводил глазами удаляющихся студентов. — Я не такой трус.

— Нет, — согласился Дамблдор. — Вы несравненно храбрее Игоря Каркарова. Вы знаете, я иногда думаю, что мы проводим распределение слишком рано…

Гарри медленно подошел к Снейпу, все еще пытающемуся понять смысл слов директора.

― Вы самый смелый человек из всех, кого я знал, сэр, ― произнес Гарри, глядя Снейпу прямо в глаза и запоздало отмечая, что стал немного выше своего бывшего преподавателя. ― Вот правда, ― усмехнулся он, ― наверное, на моем месте вы бы не прятались трусливо в чужой памяти от реальной жизни. Джинни права. Но, помимо этого, ей не понять, что это такое — мучиться от чувства вины и не иметь возможности сказать вам все эти слова в реальной жизни. Ваш портрет молчит, а мастера разводят руками, не зная причины такого безмолвия. У меня нет выбора, понимаете?

Говоря все, что приходит в голову, Гарри все ждал, что воспоминание закончится. Строго говоря, оно должно было закончиться, едва Дамблдор отойдет от Снейпа, но тот по-прежнему стоял посреди снежного двора с пораженным видом.

― Я бы выбрал Когтевран, ― одними губами произнес Снейп. Судя по всему, он уже оправился от удивления, и в глазах его заплясали искорки озорного веселья. ― Вот честное слово, ― все так же тихо говорил он самому себе, ― сейчас я бы прислушался к словам матери и выбрал Когтевран. Стал бы ученым и никогда, ни за что на свете не сунулся бы в пожиратели и уж тем более в учителя.

Заметив еще нескольких студентов, запрыгнувших в пустую карету, Снейп устремился к ним, а Гарри, прежде чем успел что-либо подумать, вновь оказался в своем кабинете.

― Ты скоро свихнешься, друг, ― мрачно сказал Рон, похлопав Поттера по плечу в знак приветствия.

Узнав от сестры, что Гарри все еще на работе, Рон без труда смог проникнуть в его кабинет и теперь ждал, пока он соизволит покинуть чужие воспоминания.

― Джинни попросила меня поговорить с тобой, но почему-то мне кажется, что это будет пустая трата времени. Что с тобой происходит, дружище?

― А что было с тобой, когда ты ушел из аврората? ― ощетинился Гарри. ― Что было, а? Совесть? Амбиции? Трусость?

― Семья, ― спокойно ответил Рон. ― Не хочу я, чтобы мои дети росли без меня. Ты прекрасно знаешь, что я ушел, когда родилась Рози, и только одному Мерлину известно, почему эта причина для тебя не аргумент. Ты вот хотя бы знаешь, какой любимый цвет у твоей дочери?

― Лиловый, наверное, ― наобум ответил Гарри. ― У детей каждый день новый цвет любимый. Я защищаю их жизни, когда ловлю преступников!

― Ну-ну, ― усмехнулся Рон. ― Ну, а там-то ты кого ловишь? Зачем тебе этот конкретный преступник? Он уже умер давно, ― сказал он, махнув рукой в сторону омута памяти.

Крыть было нечем. Скривив губы, Поттер оглянулся и, наложив на кабинет запирающее заклинание, жестом фокусника извлек из ящика бутылку виски. Не говоря ни слова, он вопросительно приподнял правую бровь, а Рон точно так же молча кивнул и наколдовал пару простеньких стаканов. Гарри Поттеру всегда нравилось то, что иной раз Рон способен был понять его даже без слов.