Асимметричное шифрование (гет)

«Нам столько раз приходилось прощаться».

«И за это я люблю тебя ещё больше».

Фелисити размешивает сахар в утренней порции кофе, которая удержит её сознание в теле ещё несколько часов. Наверное, удержит. Той ночью в горах слова, слетающие с их губ, звучали по-другому. Оливер благодарил за отчаянную попытку. Она же просила не прощаться навсегда. А сейчас реплики путаются в её голове, создавая какофонию образов. И в том, что должно было стать утешением, звучит приговор.

Патрулирование города продолжается. Фелисити нужна команде в полной боевой — хакерской — готовности. Первые недели она справляется с видимым трудом, но потом наступает перелом, и, после очередного кошмара, девушка фактически переезжает в убежище. Там легче. Она замечает внимательные взгляды Джона, в них — такая понятная боль от потери Оливера и беспокойство за неё саму. Фелисити занимается повседневной (еженощной) рутиной, вгрызаясь в карты, сводки полиции и отчёты со списками несправедливо освобождённых из Айрон-Хайтс. Система УДО не делает улицы безопаснее. Несколько раз они с Лорел обсуждают проблемы современного гуманизма в свете здравого смысла, и Фелисити ловит себя на мысли, что разговаривает с Чёрной Канарейкой, а не с Лорел Лэнс. Поднимающееся из недр памяти сравнение с Оливером подёргивается дымкой печальной нежности. Выходит, маска не скрывает личность, а создает нового человека, отделаться от которого не так-то просто.

— Похоже, я лишь порчу ваши воспоминания о нём. Возможно, вам не стоит думать, чем стал Оливер. Оставлю вам эту роскошь.

Звук удаляющихся шагов Ниссы аль`Гул отражался от стен лаборатории, а Фелисити пыталась плотнее укутаться в пальто. Было холодно. Так холодно, что по животу пробегали мурашки, а кончики пальцев и губы онемели. В здании Палмер-Тек прекрасно отлаженная автоматическая система контроля климата, тут полным полно высокочувствительных приборов и их прототипов, а значит, дело в другом.

Как только за Дигглом и Лорел захлопнулась дверь, Фелисити поднесла сжатые в кулачки ладони ко рту, чтобы отогреть их, как в детстве. Дыхание срывалось. Тело била крупная дрожь.

Такая же дрожь охватила Джона, когда, вернувшись домой, он обнаружил пропажу жены и плачущую дочь. Фелисити в безмолвном ужасе пыталась прикачать малышку, но ничего не выходило: ребёнок чувствовал настроение взрослых и жалобно, пронзительно кричал. Сара хотела к матери. Фелисити хотела крепко-крепко зажмуриться и никогда не открывать глаз, чтобы не видеть такого Оливера. Нет, не так. Облачённый в чёрное, с непривычно коротким ёжиком волос и мрачным взглядом, напротив стоял Аль Сах-хим.

Лорел не собиралась сдаваться. Не хотела отдавать Ниссу без сопротивления, даже в обмен на Лайлу.

— Не смей ко мне прикасаться.

Тщательно обдуманные слова вылетели сами собой, выдавая кипящую внутри ярость. Фелисити едва сдерживалась, чтобы не плюнуть в лицо вплотную подошедшего убийцы, который вознамерился обыскать её, как уже проверил остальных. Момент истины. Они поставили всё на то, что где-то в этих чёрных одеждах осталась частичка Оливера Куинна, и теперь пришло время вскрывать карты.

Согласный кивок незнакомца напротив обдал Фелисити таким знакомым теплом. Он не позволит, чтобы до неё дотронулся другой мужчина. Не после случившегося на атласных простынях Нанда Парбат. Удивительно, но ей против всякой воли начинает нравиться Аль Сах-хим. В одном он даже лучше привычного Оливера: этот не станет настойчиво подталкивать Фелисити в объятия Палмера, внутренне воя от боли и морщась при каждом взгляде в их сторону.

Она очень хорошо помнит, как Малкольм вновь заявился в убежище без всякого предупреждения и права, заявляя, что они нужны Оливеру. Что произошедшее накануне — вынужденные меры. Всё внутри протестовало — Малькольм же! — но в памяти то и дело всплывал тот тяжёлый кивок, просчёт, непозволительный с точки зрения логики, тактики и стратегии. Просчёт, который можно объяснить, только если принять за аксиому: Оливер жив и намерен защищать любимых людей до последнего. Сомнительность методов — его личный выбор, оправданный крайне жесткими условиями. Фелисити твердит это снова и снова, пока не теряет сознание на каменном полу подземелий. Перед тем, как глаза наполняет тьма, она видит лицо Аль Сах-хима, будто высеченное из камня.

Фелисити кажется, что Оливера Куинна никогда не существовало.

На обратном пути в Старлинг-сити она размышляет о том, каким видит Барри окружающий мир. Как выглядят люди, здания и природа, если проноситься мимо них на сверхскорости? Фелисити прижимает подушечку указательного пальца к стеклу иллюминатора, затем убирает палец и смотрит, как исчезает ободок, оставленный теплом её тела на высоте в тридцать пять тысяч футов. Потом повторяет процесс, словно мантру, словно обряд, словно жертвоприношение. Колечко конденсата неизбежно истаивает, как и нимб над головой того, кто когда-то был героем для города и для Фелисити Смоук.

Кулак Диггла, влетевший в скулу человека, которому Фелисити никак не может подобрать имени, не приносит облегчения. Она чувствует смущение, усталость, неловкость, тревогу, вину, но легче не становится, пока она не ставит перед… Оливером кружку с кофе. Когда облачённый в глухой чёрный костюм мужчина поднимает взгляд, Фелисити вздрагивает. В этих ледяных глазах — пожар.

Огненный шторм, который она сама раздула из едва тлеющих угольков и пары слабых искорок.

Её вина? Нет, её гордость. Теперь он не имеет никакого права проиграть даже такому безжалостному противнику, как Рас аль`Гул. Стрела мёртв, но на защиту того, что любят, иногда встают в такой спешке, что выбирать девиз и имя некогда. Да и не за чем. Нужно просто победить, остальное сделает Фелисити, благо костюм Атома они с Рэем разрабатывали вместе. Она прекрасно знает, как управлять этой штуковиной, стоящей почти столько же, сколько сама компания.

О внезапной гибели Палмера и новой должности Фелисити в качестве президента Палмер-Тек они узнают где-то на полпути между Старлинг, теперь уже Стар-сити, и небольшим городком, в котором решили обосноваться на первое время. «Первое время» для Оливера и Фелисити звучит как «первозданный рай» и растягивается всего лишь на пять месяцев. Не нужно оглядываться, чтобы узнать, следят ли за тобой. Не нужно проводить ночи на крышах, стройках, заброшенных заводах или стоя на бомбе. Правда, возникают новые сложности. Фелисити обнаруживает, что приготовление пищи лучше доверить Оливеру, даже если речь идёт об омлете на завтрак. Так вероятность того, что завтрак пройдет успешно с первого раза, равна ста процентам.

Есть ещё кое-что, с чем смириться сложнее. Скука. Пустота там, где раньше ключом била энергия. В доме, пронизанном солнечными лучами, Фелисити мучительно не хватает холодного света, пластмассы и металла, наполняющих любое логово мстителей. Она, как наркоман, срывается раз за разом, помогая команде отслеживать и находить. Оливер не подаёт вида, что замечает её компьютерных самоволок, но вечерами Фелисити легко читает в его позе у окна — прямая спина, сложенные на груди руки, слегка наклонённая набок голова, — недоумение. Тело Оливера требует привычных нагрузок, и он подряжается помогать соседям с ремонтом, газонами, собаками…

Безмятежная идиллия не может длиться вечно. Когда на дружеском ужине речь заходит о рецептах для мультиварки и очередях в детские сады, Фелисити вырывается из-за стола. Ей надо побыть в тишине и успокоить сердцебиение. Ночное появление в доме встревоженных Лорел и Теи, просящих Оливера вернуться и навести порядок в городе, такого эффекта не вызывает. Фелисити ожидала, что это произойдёт.

Через несколько дней после возвращения в Стар-сити, Фелисити просыпается на рассвете в пустой постели. Подушка Оливера валяется на полу, отброшенная в дальний угол комнаты. Наверняка сам он получил экстренный вызов от Диггла и решил, что справится сам. Или же вышел на привычную за последние месяцы утреннюю пробежку. Фелисити улыбнулась, вспомнив, с каким выражением лица её мужчина говорит, как же ему непривычно, бежать не от опасности и не к ней. Рутина, дающая ощущение защищённости. Нечто нормальное в их безумной жизни.

Паззл сложился лишь под Рождество, когда мама в радостном волнении показала ей найденное в лофте кольцо. Фелисити тут же метнулась к Тее, выяснять, правильно ли она поняла ту оговорку в день, когда Оливер показывал команде ещё пустой кандидатский штаб. Да, Тея знала. И ещё она несколько раз находила брата в убежище в совершенно неурочное время. Нахмурившись, Тея пояснила — Оливер выглядел странно. Странно даже для вернувшегося в город героя, который официально мёртв и при этом баллотируется в мэры, скрываясь за своим настоящим именем. Кандидат на место первого человека в Стар-сити с пустым лицом колотил по деревянным стойкам, не останавливаясь. Так, словно вернулся с острова не годы назад, а только сейчас.

— Ему снились кошмары, — сцепив пальцы, наконец сказала Тея. — Олли потом рассказал. Кошмары о ночи, когда Слейд убил маму. То есть… — Девушка выдохнула, поднимая взгляд на Фелисити, и продолжила: — Ему снилось, что Слейд убивает тебя. Что Олли стоит связанный, на коленях, а рядом с ним — ребенок. Твой и Оливера. Мальчишка лет десяти, темноволосый, с голубыми глазами. И Слейд убивает тебя так же, как убил маму.

Прошедшее со смерти Мойры Куинн время изменило Тею, но в её голосе звучит застарелая боль.

— Видела бы ты лицо Олли после этих кошмаров. Я помню, как упала мама, помню её волосы на траве и мёртвые глаза. Она лежала прямо перед Оливером, между нами и Слейдом, словно и после смерти хотела защитить своих детей. И если он видел на её месте тебя…

«Ребёнок, — думала Фелисити. — Там был не только Слейд, одним своим появлением перенесший остров на улицы родного города Оливера. Не только я, мёртвая или живая. Там был ребёнок, видевший смерть матери и бессилие отца, и это подкосило Оливера сильнее всего остального».

Фелисити бьётся о стекло газовой камеры всем телом, невольно цепляясь взглядом за красные всполохи на прозрачной поверхности — рефлексы от алого платья. Фелисити кричит, уже зная, что Оливер не услышит. Красный — цвет с самой большой длиной волны среди видимого спектра; она надела это платье для возлюбленного, но он не услышит. У цвета жизни, страсти и Рождества нет ни единого шанса во владениях Дэмиана Дарка.

Когда Оливер разбивает стекло, она без сил падает в его руки. Сейчас неважно, почему Зелёная Стрела уже несколько месяцев хранит коробочку с кольцом, всё никак не решаясь задать тот самый вопрос. Фелисити и без всяких вопросов знает, чего хочет. Она хочет быть Наблюдателем в городе, которому не выжить без защитников. Да, Оливер может стать мэром, не самым искушённым в политике и ведомственных интригах, но самым осведомлённым о настоящей жизни Стар-сити.

И самым несгибаемо-упрямым, восторженно думает Фелисити, наблюдая за тем, как огни празднично украшенной ели играют на лице коленопреклоненного перед ней — на глазах всего города — мужчины.