До тысячи слов (джен)

Кровь — это то, что делает людей живыми и тёплыми. Благодаря сердцу густая алая жидкость непрерывно циркулирует по венам и артериям, наполняя человека жизнью. Если прислушаться, то биение сердца чем-то напоминает тиканье часов, оно словно бы отсчитывает данное на эту самую жизнь время. Как и любое живое существо на этой земле, каждый имеет свой отведенный отрезок времени — у кого-то он достигает ста лет, а кто-то погибает, не успев покинуть утробу матери.

Франкенштейн всегда имел цель, ради которой хотел задержаться в этом мире как можно дольше. Он стремился к познанию и обретению силы не для удовлетворения собственных амбиций, а для защиты тех, кто этого никогда не оценит. Тем не менее, невзирая на осуждение со стороны себе подобных, однажды человек смог обвести вокруг пальца саму смерть. С тех пор его мир раскололся на «до» и «после».

* * *

Сила… Для человека это возможность выжить. Однако в стремлении стать сильнее нет никого страшнее людей. Методы, которыми человечество добивается силы, зачастую противоречат тому, что сами же люди называют моралью. На этот счёт у них есть удобное высказывание: «Цель оправдывает средства».

Так, в погоне за очередным достижением, Франкенштейн обрёл то, к чему отчаянно стремился, но это так и не принесло ему долгожданного успокоения. Напротив, то, что создавалось людьми, и то, что он посчитал правильным отнять у них — несло в себе хаос неупокоенных душ и невероятную разрушительную мощь. Человек считал себя ответственным за детище, порожденное его знаниями.

С первым прикосновением к Темному Копью его жизнь наполнилась тысячами других жизней, а сам он обратился в бегство от тех, кого хотел защитить. Его мир перевернулся и будто бы ожил, наполняясь непрестанным гулом чужих голосов. Это враз сделало его кровь темнее безлунной ночи — тогда Франкенштейн навсегда потерял покой. Или думал, что навсегда…

* * *

Риск — это старый приятель человека, вместе они дали отпор смерти, вместе они обрели силу. Это ни с чем не сравнимое чувство опасности, ходьба по краю пропасти — всё это могло сойти за отчаяние. Однако Франкенштейн всегда привык быть честным с собой. Его новый мрачный сожитель, разделивший с ним тело и всегда безрезультатно пытавшийся захватить его душу, лишь добавлял ему ещё капельку безрассудности.

С течением всё такого же привередливого времени он научился жить бок о бок со своим мерзким (возлюбленным) оружием. Потому, когда Франкенштейн решился действовать, дальнейший исход его уже никак не волновал. Лишь гулко стучащее сердце, разгоняющее адреналин в крови, выдавало его волнение. Франкенштейн знал, что там, на том острове, его часы могли остановиться. Не привыкший отступать, он широко улыбнулся и двинулся вперед. В тот день его мир был исполнен какой-то безумной радости…

* * *

Боль — это доказательство жизни и неизбежная ее составляющая. У нее, как и у многих других чувств, есть не одна ипостась. В его жизни самое частое проявление боли имело физический характер. Когда человек направлялся на остров с готовностью встретить ту барышню, от которой успешно избавился еще несколько веков назад, он никак не ожидал, что сработают рефлексы и инстинкт самосохранения одержит верх.

Вынужденный в очередной раз спасаться бегством, израненный, Франкенштейн, сам не ожидая, положил начало тому, во что никогда не верил. Своё спасение он нашел там, куда пришёл с намерением убивать. Впервые его сердце замерло, а время остановилось. Несколько долгих секунд он смотрел в глаза цвета спелой вишни, ещё не осознавая того, что его мир в очередной раз пошатнулся.

* * *

Вера — это одна из основ существования человечества. Её понятие, казалось бы, столь же древнее, как само человечество. Однако люди сами создали для себя богов, поэтому Франкенштейн был далёк от этого, отдав предпочтение науке и здравому смыслу. Но все это было ровно до того часа, когда человек решился добровольно вручить свою душу, подливая темную кровь в чай, существу невероятной силы, в надежде на то, что его примут и во второй раз.

Ироничные подначивания от своего назойливого соседа по телу он игнорировал. Таков был выбор Франкенштейна, и отступать было не в его правилах. Колени легко коснулись пола, и он самозабвенно поцеловал протянутую ему ладонь. Из тонкого пореза на запястьи струйками стекала кровь. Он плавным движением провел языком от самых кончиков пальцев, наслаждаясь жизнью, которой делился с ним тот, кого теперь до скончания веков человек будет звать своим Мастером.

Отсчёт времени для него начался сначала, и Франкенштейн слышал единый стук двух сердец, чувствуя, как что-то неразрывное теперь связывает их, словно тонкая нить. Он ступил в новый мир, созданный только для них двоих, забывая о том, что у него был мир «до».